Человек на другом берегу, Лондон Джек, Год: 1911

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Человек на другом берегу.

Библиотека иностранной литературы

Джэк Лондон
Jack London

СМОК БЕЛЛЬЮ

Пер. Зин. Львовского

ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘МЫСЛЬ’
ПЕТРОГРАД.— 1924

1.

Еще до того, как Смок Беллью сделал заявку на анекдотический город на Тра-Ли,— провел почти историческое дело с яйцами, которое едва-едва не разорило Билля с Быстрых Вод,— выиграл состязание на собаках вниз по Юкону, что дало ему около миллиона долларов,— он расстался с Маленьким на Верхнем Клондайке. Маленький задался целью вернуться вниз по Клондайку в Даусон для того, чтобы закрепить за собой несколько сделанных им еще раньше заявок.
Смок со своей запряжкой собак свернул на юг. Его путь лежал на Озеро Неожиданностей и мифические ‘Две Хижины’. Он должен был пересечь верховья Индийской Реки, пройти незнакомую область за горами и спуститься к реке Стюарта. Где-то в этих местах, согласно слухам, находилось озеро Неожиданностей, окруженное зубчатыми горами и ледниками. Дно этого озера было усеяно самородками золота. Передавали, что старожилы, имена которых давным давно затерялись в чаще лесов, опускались в ледяные воды озера Неожиданностей и выходили из них со слитками золота в обеих руках. В разное время отдельные группы золотоискателей проникали в эту заповедную крепость и рыскали по золотому дну озера. Но вода была слишком холодна. Некоторые умирали в воде, захваченные сердечными конвульсиями. Некоторые умирали от скоротечной чахотки. И никто из тех, кто отправился сюда не вернулся… Все оставшиеся в живых проэктировали вернуться назад и высушить озеро, но никто не вернулся. Всегда случалось какое-либо несчастие. Один человек провалился в яму ниже Форти-Майль. Другой был убит и съеден своими собаками. Третьего раздавило свалившееся дерево. И много еще рассказов было в том же духе. Озеро Неожиданностей было сказочным местом. Его местоположение запамятовалось, а золотые слитки все еще устилали его неосушенное дно.
Две Хижины, не менее того мифические, были, однако, более доступны. На расстоянии пяти ночевок вверх по реке Мак-Квесчен от реки Стюарт стояли эти две древние хижины. Они были так стары, что, надо, думать, были сооружены еще до того, как первый более или менее известный золотоискатель вошел в Юконский бассейн.
Странствующие охотники на оленей, с которыми встречался Смок и с которыми он вступал в беседы, рассказывали ему, что в далекие, давно прошедшие времена, кой-кому удавалось набрести на эти хижины, но все тщетно искали ту золотоносную жилу, которую эксплуатировали искатели приключений прежних времен.
— Я очень хотел бы, чтобы вы отправились вместе со мной!— ревниво сказал Маленький пред отъездом.— Из того, что вам вдруг захотелось поездить, вовсе не следует, что надо идти на определенные неприятности. А без этих неприятностей дело не пройдет: такова уж страна, куда вы собрались. И, главное, кого бы я ни спросил, все в один голос говорят, что это — сказки!
— Все сойдет хорошо, Маленький,— сказал Смок.— Я объеду вокруг всей страны и через шесть недель буду назад. Дорога по Юкону наезжена, и первые сто или около того миль по Стюарту тоже, вероятно, наезжены. Несколько старожилов с Гендерсона передавали мне, что группы золотоискателей отправились по тому пути уже после ледостава. Если я пойду по их следам, то смогу делать по сорока или даже по пятидесяти миль в день. Если же мне удастся пройти по диагонали, то я, пожалуй, через месяц вернусь домой.
— Вот именно: если удастся! Это всего более и беспокоит меня. Ну, ладно, прощайте Смок! Смотрите, голубчик, не зевайте и захватите эту вашу невидимку, это — самое главное! И помните, что стыдиться нечего, коли придется вернуться, ничего не ‘поевши’.

2.

Неделю спустя, Смок очутился средь разбросанных по всем сторонам отрогов гор, к югу от Индийской реки. На перевале от Клондайка он бросил сани и навьючил своих волкодавов. Каждая из шести огромных собак несла на себе пятьдесят фунтов, и такой же груз лежал на спине Смока. Он прокладывал путь по девственному снегу, утаптывая его своими лыжами, а позади него, вытянувшись гуськом, шествовали собаки.
Ему полюбилась эта жизнь, полюбились — суровая полярная зима, дикое безмолвие, беспредельная снежная поверхность, которой не коснулась еще ни единая человеческая нога. Вокруг него, высоко в небо уходили ледяные громады гор, еще не получивших названия, еще не нанесенных на карты. Куда бы ни падал взор, он нигде не находил ни единого дымка, подымающегося над охотничьим привалом, в тихую неподвижность воздуха. Лишь он один подвигался средь великого покоя никому неведомых пространств. Полное одиночество нисколько не томило его. Ысе было любо ему: и работа втечении целого дня, и перебранки собак, и разбивка лагеря с наступлением долгих сумерок, и мерцаюшие звезды над головой, и пламенеющие блики северного сияния.
Но всего более он любил свой лагерь к концу дня, когда его взору открывалась картина, которую он всегда мечтал написать, и которую — он твердо знал это!— никогда в жизни не забудет: небольшой участок утоптанного снега, где горит его костер. Вот — его постель,— пара беличьих шуб, растянутых на свеженарубленных сосновых ветвях,— его палатка, натянутая парусина, несколько умеряющая жар от костра,— закоптелый кофейник и ведро на суке дерева,— мокассины, повешенные для просушки,— лыжи на снегу… А по ту сторону костра улеглись собаки, желающие согреться, жадные и голодные, косматые и продрогшие, с пушистыми хвостами, закрывающими их ноги от холода… А кругом всего этого, на некотором расстоянии,— стена обступившей тишины…
В такие минуты Сан-Франциско, ‘Волна’, О’Гара казались бесконечно далекими, затонувшими в непроглядном прошлом, казались тенями тех призраков, каких никогда и не бывало на свете.
Ему было очень трудно убедить себя в том, что он когда то знавал иную жизнь, неимеющую ничего общего с этой жизнью в пустыне. И еще труднее было признавать тот факт, что он лично принимал участие в суматошной жизни богемы в большом городе. Предоставленный самому себе, не имея ни единого собеседника, он думал много, и серьезно, и просто. Он приходил в ужас при мысли о потерянных годах, проведенных в городе — содрогался, когда думал о тщетности и бесплодии современной школьной и книжной философии, об явно выраженном цинизме художественных течений и литературных изданий, о подлом лицемерии деловых людей в их клубах. Они не знали, что такое — настоящая пища, настоящий сон и настоящее здоровье. И вот почему не были способны понять, что есть настоящий аппетит,— какую сладостную истому дает усталость,— как бурно и бешенно, подобно вину, переливается кровь по всему телу после выполненной работы.
И все время эта чудесная, мудрая, спартанская северная природа была так близко,— а он никогда не думал и не знал этого. И всего более его поражало то, что, будучи связан столь родственными узами со всем, ныне окружающим его, он никогда до сих пор не слышал ни малейшего призывного шопота, никогда не думал о том, чтобы искать эту природу. Но с течением времени и это стало ясно ему.
— Вот видишь, Желтолицый, теперь я понял в чем дело!
Собака, к которой были обращены эти слова, подняла очень быстрым движением сначала одну переднюю лапу, затем другую, вильнула хвостом и через костер расхохоталась.
— Герберту Спенсеру было уже около сорока лет, когда он впервые понял, в чем заключается его высочайшее призвание, и куда всего больше влечет его. Я не действую так медленно. Мне не пришлось еще дожить до тридцати лет, и я уже поймал свое! Вот именно здесь лежат мои желания и призвание. Знаешь, Желтолицый, что я скажу тебе: мне очень хотелось бы родиться волченком и быть братом тебе и всем тебе подобным.
Втечении многих дней он бродил по хаосу ущелий и перевалов, которые абсолютно не укладывались в какой-нибудь определенный топографический план. Иногда создавалось такое впечатление, точно все это и по веем направлениям разбросал какой-то космический шалун. Напрасно искал он ручеек или проток, который направлялся бы на юг по направлению Мак-Квесчена и Стюарта. А затем подул порывистый ветер с гор и принес с собой вьюгу, захватившую все мелкие и высокие перевалы. Находясь над линией лесов, без огня, он впродолжении двух дней бился над тем, чтобы спуститься в более низменные местности. К концу второго дня он подошел к краю огромнейшего палисадника. До того густо падал снег, что Смок не мог видеть основания стены и не рисковал поэтому спуститься ниже. Он завернулся в меха, собрал вокруг себя собак и укрылся вместе с ними в глубоких снежных сугробах, но не разрешал себе уснуть.
На следующее утро, когда буря стихла, он выглянул наружу с намерением осмотреться вокруг. Вне какого бы то ни было сомнения, внизу, на расстоянии четверти мили от него, находилось замерзшее, снегом покрытое озеро. Над озером, со всех сторон, подымались зубчатые вершины гор. Это вполне соответствовало описанию. Чисто случайно, он набрел на озеро Неожиданностей.
— Удивительно метко названо!— пробормотал он через час, когда спустился к озеру. Старые сосны были тут единственными деревьями. По дороге к озеру Смок наткнулся на три могилы, занесенные снегом, но все же заметные, благодаря рукодельным памятникам и совершенно неразборчивым надписям на них. В конце сосновой рощицы находилась маленькая, дряхлая хижинка. Он толкнул дверь и вошел. В углу, на том самом месте, где когда-то было ложе из сосновых ветвей, лежал скелет, завернутый в меха, теперь совершенно истлевшие.
‘Последний посетитель озера Неожиданностей !’ — таково было заключение Смока, когда он поднял кусок золота, величиной с два его кулака. Рядом с этим самородком стояла жестяная корзинка, полная кусками золота, величиной в орех, грязными, без каких-либо следов промывки.
Все, что он сейчас видел, до того, соответствовало рассказам, что Смок ни минуты не сомневался в том, что все золото, находившееся пред его глазами, взято ео дна озера. Озеро было покрыто льдом толщиной в несколько футов, значит, совсем недоступно,— вот почему Смоку ничего другого не оставалось как подняться по краю палисада и днем окинуть прощальным взором свою находку.
— Прекрасно, мистер Озеро!— сказал он.— Теперь вы изволите остаться здесь, и отлично! Я еще вернусь к вам, и чтобы осушить вас,— если только ‘невидимка’ но схватит меня! Правду сказать, я не знаю, как попал, сюда, но узнаю это, когда стану выбираться отсюда.

2.

Четыре дня спустя, в небольшой долине, близ замерзшего потока, под гостеприимными соснами Смок развел огонь. Где-то там, в белой анархии, лежавшей позади него, находилось озеро Неожиданностей,— но где именно, он не знал сейчас. В продолжении ста часов он пробивался вперед, напрягая все силы для борьбы со слепящим снегом, который заносил все вокруг, и при таких условиях не мог запомнить дороги, как и не мог сказать, в каком направлении лежит он позади. Все рисовалось ему, как в кошмаре. Он не сумел бы точно сказать, прошло ли с тех пор четыре дня или же целая неделя.
Он спал вместе с собаками, прошел через бесчисленное количество малых перевалов, кэньонов и небольших ущелий, и лишь два раза за все время ему удалось развести огонь и разогреть замерзшее оленье мясо. И только теперь он мог вдоволь поесть и разбить по настоящему стоянку. Снежный смерч миновал, и снова стало ясно и морозно. По внешнему виду страна снова приняла разумный, естественный характер. Проток, подле которого он сейчас устроился, выглядел также вполне естественно и, как следует, направлялся к юго-западу. Но само-то озеро Неожиданностей исчезло для него также, как оно в прошлом исчезало для всех искателей.
Пространствовав полдня вниз по течению, он вышел в долину, с более широким водным каналом, который по его убеждению был Мак-Квесчен. Тут же он подстрелил оленя, и снова каждая из его собак должна была понести на себе пятьдесят фунтов мяса. Спустившись по Мак-Квесчену, он набрел на санный путь. Последние снега замели путь, но под снегом залегала отлично укатанная тропа. Он сделал вывод, что на Мак-Квесчене расположены две стоянки, и что этот путь соединяет их. Ясно было, что он нашел Две Хижины. Ему надлежало теперь спуститься к реке.
Было сорок градусов ниже ноля. Когда он ночью расположился в лагере, он, засылая, думал о тех людях, которые открыли Две Хижины, и о том, удастся ли ему на следующий день добраться до них. Еще лишь едва-едва светало, как он вышел на дорогу и стал осторожно и внимательно нащупывать проложенную тропу, утаптывать лыжами свежевыпавший снег и тем помогать собакам не проваливаться.
И вот тут-то, на загибе реки, с ним приключилось нечто непредвиденное. Ему почудилось, что он одновременно услышал и почувствовал. Ружейный выстрел раздался справа, и пуля, пробив насквозь, на высоте: плеча, его меховую парку и шерстяную куртку, силой удара заставила его сделать полуоборот. Он покачнулся на своих лыжах, желая сохранить равновесие, и тут услышал второй выстрел. На сей раз стрелявший определенно промахнулся.
Смок не стал ждать больше, бросился по снегу к группе деревьев, которые росли на расстоянии ста футов на берегу и могли служить прикрытием. Еще и еще выстрелило ружье, и затем дало себя чувствовать неприятное ощущение чего-то теплого, текущего по спине.
Смок выбрался на берег и, вместе с последовавшими за ним собаками, спрятался между деревьями и кустарником. Сняв с ног лыжи, он поддался вперед и начал осторожно и внимательно осматриваться. Ничего не было видно. Вероятно, стрелявший лежал совершенно спокойно среди деревьев на противоположном берегу.
— Если через полчаса ничего больше не случится,— сказал он себе,— я вылезу и разведу костер. Иначе я отморожу себе ноги. Послушай, Желтолицый, что стал бы ты делать, лежа на морозе, чувствуя рану и прекращение циркуляции крови — с одной стороны, и смертельную угрозу выстрела — с другой?
Он отполз на несколько ярдов назад, утоптал снег, проплясал жигу, которая снова погнала кровь вдоль ног и, таким образом позволила ему вытерпеть еще е полчаса. В это время он ясно услышал звуки бубенчиков собачьих запряжек, и звуки эти доносились снизу по течению. Выглянув, он увидел сани, появившиеся из-за поворота реки. На санях был лишь один человек, державший в руке шест и погонявший собак. Первое впечатление при виде всего этого было потрясающее, потому что это был первый человек, с которым он встретился за последние три недели, с тех пор как расстался с Маленьким. А затем он подумал о злодее, спрятавшемся на противоположном берегу.
Не обнаруживая своего присутствия, Смок предостерегающе свистнул. Человек не слышал и продолжал быстро продвигаться вперед. Снова, и сильнее на этот раз, свистнул Смок. Человек крикнул на своих собак, остановил их и увидел Смока как раз в тот момент, как раздался ружейный выстрел, через момент после после того Смок выстрелил по направлению деревьев.
Человек на реке был поражен с первого же раза. Сильный удар пули заставил его покачнуться. Затем он тяжело откинулся на сани и, почти падая, пытался снять с плеча свое ружье. В то время, как он хотел приложить его к плечу, он наполовину скрылся из виду, начал медленно спускаться и присел на санях. Вдруг он выстрелил без прицела и подался назад, упав ничком на угол саней. Смок мог видеть только его живот и ноги.
Снизу снова донеслись звуки бубенчиков, но человек на санях не шевелился. На повороте показалось трое саней, в сопровождении нескольких человек. Смок хотел издать предостерегающий крик, но те увидели уже состояние передовых саней и торопились к ним. С противоположного берега не доносилось более ружейных выстрелов, и Смок, позвав собак, вышел из своего прикрытия. Тотчас же раздались восклицания со стороны только что прибывших, и двое из них, стащив рукавицы с правой руки, направили на Смока свои ружья.
— А, ну-ка, идите сюда, подлый убийца!— приказал ему один из них, человек с черной бородой.— И немедленно бросьте на снег ваше оружие!
Смок помедлил, затем бросил ружье и пошел к ним навстречу.
— Пойдите к нему, Луи, и возьмите его оружие,— приказал тот же чернобородый.
Луи, канадский француз, равно как и остальные четверо,— так про себя решил Смок,— повиновался приказу. Обыск дал лишь складной охотничий нож, который немедленно был забран у Смока.
— Ну, незнакомец, что вы скажете в свою защиту до того, как я застрелю вас?— спросил чернобородый.
— Скажу, что вы делаете страшную ошибку, полагая, что именно я убил этого человека!— ответил Смок.
Тут вскричал один из путников. Он шел вдоль тропы и нашел следы Смока, которые тот оставил, когда искал спасения на берегу. Человек стал объяснять смысл своего открытия.
— За что вы убили Джо Кинада? — снова спросил обладатель черной бороды.
— Так ведь я говорю вам…— начал Смок.
— А какая польза в том, чтобы разговаривать? Мы поймали вас на месте преступления. Вот тут следы ваших ног, когда вы отошли в сторону, услышав, что подъезжает наш товарищ. Вы спрятались за деревьями и выстрелили в него. Вы стреляли очень близко и не могли дать промаху. Пьер, пойдите и принесите сюда ружье, которое он бросил.
— Вам не мешало бы дать мне рассказать, как все случилось,— заметил Смок.
— Замолчите-ка!— прикрикнул на него чернобородый.— Я полагаю, что ваше ружье расскажет нам всю историю.
С этими словами человек начал рассматривать ружье Смока, причем выбросил и сосчитал заряды и проверил дуло и магазин.
— Один выстрел!— сделал он свое заключение.
Пьер, словно животное, раздувая ноздри, понюхал магазин.
— Выстрел сделан совсем недавно!— сказал он.
— Пуля прошла ему в спину!— заметил Смок.— Когда пуля попала в него, он был лицом ко мне. Как вы сами видите, стреляли с другого берега.
Чернобородый впродолжении нескольких секунд обдумывал это предположение и затем покачал головой.
— Ничего подобного! Этот номер не пройдет. Вы выжидали удобного момента, когда он повернулся к другому берегу, и тогда выстрелили ему в спину. А, ну-ка, парни, пусть кто-нибудь из вас пойдет вниз по тропе и посмотрит, нет ли следов, ведущих на тот берег.
Принесенный ответ гласил, что на той стороне снег лежит совершенно нетронутый. Нет даже ни единого следа лыж. Чернобородый, нагнувшись над убитым человеком, выпрямился с пушистым, меховым пыжем в руке. Разрезав его, он обнаружил в его центре пулю, проникшую в тело. Кончик пули сплющился, получив размеры полу-доллара. Противоположный же конец пули, в стальной рубашке, оказался цел. Человек сравнил пулю с пулями, извлеченными из ружья Смока.
— Тут, незнакомец, такие доказательства, что смогут и слепого убедить!— сказал он.— Пуля с мягким носом и стальной рубашкой на конце. И ваша пуля — с мягким носом и стальной рубашкой на конце! Она — 30—30, и ваша — 30—30! Она выпущена заводом Дж. и Т. Оружейной Компании, и ваша выпущена Дж. и Т. Оружейной Компании. А теперь, парни, нам надо перебраться на тот берег и посмотреть, как все это было проделано.
— Да ведь в меня самого стрелял кто-то спрятавшийся в кустах!— сказал Смок.— Поглядите вы на мою парку!
Ы то время, как чернобородый осматривал рану, один из его спутников открыл магазин ружья убитого. Для всех стало ясно, что ружье выстрелило только один раз. Пустой патрон все еще находился в магазине.
— Чертовски досадно, что бедный Джо не попал в вас по настоящему!— с досадой молвил чернобородый.— Но, надо сказать, что он все же недурно пробуравил вас. Идите, вы!
— Сначала поищите на том берегу!— настаивал Смок.
— Замолчите и пойдите сюда, а факты сами за себя будут говорить.
Они оставили тропу на том самом месте, где раньше это сделал Смок, проследовали на берег и стали смотреть меж деревьями.
— Вот здесь он танцовал для того, чтобы согреть ноги!— указал Луи.— А вот здесь полз на животе. Здесь, приподнялся на локте, чтобы выстрелить…
— И, клянусь богом, вот пустой патрон, который он выбросил!— сделал свое открытие чернобородый.— Парни, нам остается только одно…
— Вам не мешало бы спросить меня, каким образом я сделал этот выстрел!— перебил его Смок.
— Если вы снова начнете морочить, так я вам глотку заткну вашими же собственными зубами. Вы успеете попозже ответить на вопросы. Господа, мы — народ порядочный и поступающий по законам. И в данном случае мы должны поступить по всем правилам. Пьер, как по вашему: далеко мы зашли?
— Да я так думаю, что миль двадцать будет!
— Так! Мы заберем с собой имущество и самого бедного Джо и повезем его к Двум Хижинам. Мне думается, что то, что мы здесь видели, вполне достаточно для того, чтобы свернуть этому молодчику шею.

4.

Через три часа после наступления сумерок, убитый, Смок и его спутники прибыли к Двум Хижинам. При свете звезд Смок мог различить с дюжину хижин, недавно построенных и находящихся неподалеку от старой и более обширной хижины на том же покатом берегу реки.
Введенный как раз в старую хижину, он увидел, что там уже помещаются молодой мужчина гигантского роста, его жена и какой то слепой старик. Женщина, которую муж называл ‘Люси’, представляла собой стройную женщину чисто пограничного типа. Старик, как впоследствии узнал Смок, в продолжении многих лет охотился на реке Стюарт и окончательно ослеп минувшей зимой.
Точно так же Смок узнал, что стоянка у ‘Двух Хижин’ была устроена в прошлом году небольшой группой, человек в десять, которая прибыла на лодках, нагруженных провизией. Здесь они нашли слепого охотника и построились около него. Более поздние пришельцы, добравшиеся сюда по льду на собаках, утроили население. В лагере было очень много мяса, тут же обнаружили хороший и богатый золотоносный песок, который в настоящее время и эксплуатировали.
Через несколько минут в комнату собралось все население ‘Двух Хижин’. Смок очутился в углу, причем руки и ноги его были связаны ремнями из оленьей кожи. Он насчитал тридцать восемь человек, и все это был грубый и дикий народ, почти все пограничники или же выходцы из Верхней Канады. Схватившие его люди снова и снова рассказывали о том, как все произошло, и каждый из них оказывался в центре крайне возбужденной и злобной группы.
Уже стали раздаваться голоса:
— Предадим его суду Линча! Чего вы ждете?
Дошло даже до того, что одного огромного ирландца пришлось удержать силой, чтоб он не бросился на беззащитного пленника и не избил его.
Разглядывая присутствующих, Смок заметил знакомое лицо. То был Брек, человек, лодку которого он провел через пороги. Он очень удивился, почему тот не подошел к нему и не заговорил, но сам ничем не выразил того, что узнал старого знакомого. Несколько иопозже, когда Брек, закрывши лицо, сделал ему незаметный знак, Смок понял.
Чернобородый, которого, как Смок услышал, звали Эли Гардинг, положил конец спорам и разговорам о том, должен или не должен пленник быть немедленно предан суду Линча.
— Замолчите!— заорал Гардинг.— Закройте глотки! Этот человек принадлежит мне. Я поймал его и привез сюда! Неужели же вы думаете, что я возился с ним всю дорогу только для того, чтобы вы линчевали его? Никогда в жизни! Ведь это самое я мог проделать лично. Я привел его сюда на честный и беспристрастный суд, и, клянусь господом богом, что именно такой честный и беспристрастный суд состоится! Он связан очень крепко! Привяжем его к этому топчану до утра, а завтра подергаем его следствию.
Смок прогнулся. Он лежал лицом к стене, и вдруг почувствовав, как струя ледяного воздуха пронизала его плечи. Когда его привязали к топчану, этой холодной струи не было, и проникающее теперь в спертую атмосферу комнаты студеное дыхание пятидесятиградусного мороза с достаточной убедительностью говорил о том, что кто-то снаружи вытащил мох, который был заложен между щелями сруба. Он выгнулся настолько, насколько позволяли ему путы, вытянул вперед шею и почти прикоснулся губами к отверстию щели.
— Кто там?— прошептал он.
— Брек!— последовал ответ.— Будьте осторожны и не производите шума. Я хочу передать вам нож.
— Не стоит!— отказался Смок.— Я ничего не сумею с ним сделать. Мои руки связаны назад, и весь я притянут ремнем к крышке топчана. К тому же, вам никак не удастся просунуть нож в отверстие. Но что-нибудь надо сделать. Эти собаки хотят и в самом деле повесить меня, а ведь вы понимаете, что не я убил этого человека.
— Вам незачем говорить об этом, Смок. Если бы даже вы убили его, то у вас, вероятно, были бы основания. Но не в этом сейчес дело, Я хочу спасти вас. Здесь собрался отчаянный народ! Ведь вы сами их видели.
— Да!
— Они оторваны от всего остального мира, поэтому-то они установили и проводят в жизнь свои законы, которые признаются общими собраниями искателей. Вот недавно они наказали двух грабителей,— те украли продовольствие. Одного они прогнали из лагеря, не дав ему ни единого унца продовольствия и ни единой спички. Он прошел сорок миль, затем свалился, промучился два дня, пока не замерз. Две недели назад они прогнали из стоянки другого вора. Этому они предложили на выбор: либо он уйдет без продовольствия, либо за каждый суточный рацион он получит по десяти плетей. Он выдержал сорок плетей, а там лишился сознания. Теперь они взялись за вас и все, до последнего человека в лагере, уверены, что именно вы убили Джо Кинада.
— Человек, убивший Кинада, стрелял в меня. Его пуля повредила мне кожу на плече. Добейтесь отсрочки суда до тех пор, пока кто-нибудь не сходит на тот берег и не обыщет места, где запрятался злодей.
— Это не годится! Все население безусловно доверяет Гардингу и пяти французам, что были с ним. Кроме того, они никого еще до сих пор не повесили, и им досадно. Жизнь, надо вам знать, очень здесь монотонная. Ничего путного они пока что не добились, а гоняться за озером Неожиданностей им надоело. В начале зимы они делали кое-какие изыскания а теперь ничего не делают. Затем появилась цынга среди населения, и в общем все порядочно раздражены.
— И, что же, они хотят на мне выместить свое недовольство!— воскликнул Смок.— Скажите, Брек, каким образом вы попали в это богом проклятое местечко?
— Когда я сделал несколько заявок на Скво-Крике, я поставил там на работу людей, а сам поднялся по, Стюарту, в надежде набрести на Две Хижины. Они не приняли меня к себе, и я начал разработку повыше по Стюарту. Я только вчера вернулся сюда.
— И что: нашли что-нибудь?
— Мало! Но я придумал одно гидравлическое сооружение, которое, по моему, должно дать очень хорошие результаты, когда страна оживится. Хорошее дело будет!
— Подождите ка, Брек!— перебил его Смок.— Помолчите минуту. Дайте мне подумать.
В то время, как он обдумывал свою идею, к нему ясно доносился храп спящих в той же комнате людей.
— Скажите, Брек, они вскрыли мешки с провизией, которые были на моих собаках?
— Пару мешков открыли. Я следил. Они снесли мешки в хижину Гардинга.
— Нашли они там что-нибудь?
— Мясо!
— Очень хорошо! Поищите темную холстинку, перевязанную ремнями из оленьей кожи. Вы найдете там несколько фунтов самороднаго золота. Ни вы, ни кто либо другой еще никогда не видел в этих местах подобного золота! И вот что вам надо будет сделать! Послушайте!
Через четверть часа, получив все инструкции, и жалуясь на то, что он отморозил себе пальцы, Брек ушел. Смок, у которого, благодаря близости к отверстию, так и были отморожены нос и одна щека, стал растирать их одеялами впродолжении получаса, до тех пор, пока теплота и уколы вернувшейся крови не убедили его, что он в безопасности.

5.

— У меня имеется вполне определенное убеждение. Я не сомневаюсь, что это он убил Джо Кинада. Вчера ночью мы слышали все подробности. Какой смысл в том, чтоб опять выслушивать те же подробности? Я голосую: виновен!
Таким образом начался суд над Смоком.
Оратор, здоровенный, дюжий выходец из Колорадо, открыто выразил свое возмущение и недовольство, когда Гардинг высказал свое убеждение в том, что необходимо вести суд по всем правилам и законам и предложил одного из присутствующих, а именно Шенка Вильсона, выбрать судьей и председателем собрания. Население Двух Хижин представляло собой жюри, которое после непродолжительных прений постановило, что женщине Люси не предоставляется право голосовать за то: виновен или же не виновен Смок?
Пока все это происходило, Смок, посаженный в углу на топчан, прислушивался к тихому разговору между Бреком и одним из искателей.
— Не будет ли у вас продать мне пятьдесят фунтов муки? — спросил Брек.
— У вас не хватит песку уплатить мне столько, сколько я с вас спрошу!— последовал ответ.
— Я дам вам двести!
Тот покачал головой.
— Триста! Триста пятьдесят!
Когда дело дошло до четырехсот, человек покачал утвердительно головой и сказал:
— Идем ко мне в хижину и отвесьте песок!
Оба пробрались к двери и вышли. Через несколько минут вернулся один Брек.
Гардинг что-то показывал в качестве свидетеля, когда Смок увидел, как тихонько открылась дверь, и в отверстии показалось лицо человека, продавшего муку. Он гримасничал и делал весьма выразительные знаки кому-то, сидевшему сбоку, возле печки. Наконец, тот встал и начал протискиваться к двери.
— Куда вы, Сэм?— спросил его Шенк Вильсон.
— Я через минутку вернусь!— ответил Сэм,— У меня там одно дело…
Смоку разрешили задавать вопросы свидетелям, и как раз посреди перекрестного допроса с Гардингом, все услышали шум собачьей запряжки и визг полозьев по снегу. Кто-то из сидевших у дверей выглянул наружу.
— Это Сэм со своим товарищем!— объяснил выглянувший.— Они куда-то помчались… по дороге на реку Стюарт…
Втечении полуминуты никто не проронил ни слова, но все стали многознательно переглядываться. Какое-то волнение овладело всеми присутствующими в комнате. Одним уголком глаза Смок поглядел на Брека, Люси и ее мужа, которые втихомолку беседовали между собой.
— Ну, продолжайте, вы! — обратился Шенк Вильсон к Смоку. — Прекратите поскорее ваш допрос. Мы прекрасно знаем, что вы хотите доказать: что тот берег не был исследован. Свидетели не настаивают на этом. Мы так же не настаиваем. В этом нет никакой необходимости. Никакие следы не вели на тот берег. Снег не был примят.
— И все же на том берегу был человек!— настаивал Смок.
— Можете, сколько вам угодно, молодой человек, утверждать это. Тут нас на Мак-Квесчене слишком мало, и мы знаем о каждом из нас.
— А кто был тот человек, котораго вы ровно две недели назад прогнали от вас?— спросил Смок.
— Алонзо Мирамар! Он был мексиканец! Но причем тут этот вор?
— Не причем, если не считать только того, что о нем-то вы ничего и не знаете! Вот что, господин судья!
— Он направился вниз по реке, а не вверх.
— А как вы знаете, куда он пошел?
— Я видел, как он вышел от нас.
— И это все, что вы знаете о нем с тех пор, как он угнел?
— Нет, молодой человек, это не все! Я знаю, мы все знаем, что у него было продовольствия на четыре дня, но зато не было ружья, из котораго он мог бы стрелять! Если он до сих пор не добрался до какого-либо поселка на Юконе, то давно погиб!
— Насколько я представляю себе, вы имеете также полное представление обо всех ружьях в этой части страны!— ехидно заметил Смок.
Шенк Вильсон рассердился.
— Судя по тому допросу, что вы учиняете мне, вы, очевидно, полагаете, что я — обвиняемый! Пожалуйте сюда, следующий свидетель! Где француз Луи?
Пока Луи выступил вперед, Люси открыла дверь.
— Вы куда?— строго спросил ее судья.
— Я полагаю, что я вовсе не обязана торчать тут все время! — вызывающе ответила женщина! — Мне не дали право голосовать, а, к тому же, в моей комнате так много народу, что я не могу дышать.
Через несколько минут за ней последовал ее муж. Судья узнал об этом только по стуку захлопнутой двери.
— Кто там вышел?— перебил он рассказ Пьера.
— Билль Пибоди!— ответил кто-то.— Он сказал, что хочет о чем-то спросить жену и сейчас вернется.
Вместо Билля вернулась Люси. Она сняла шубу и устроилась возле печки.
— Я полагаю, что нет нужды в том, чтобы выслушать показания остальных свидетелей, — сказал Шенк Вильсон, когда Пьер кончил дачу показаний. — Мы заранее знаем одно: что все они в один голос повторят то, что мы уже слышали здесь. Послушайте, Соренсен, пойдите и приведите Пибоди, потому что мы сейчас будем голосовать приговор. А теперь, чужак, можете встать и изложить по вашему, что и как случилось. А мы тем временем пустим по всему собранию два ружья, аммуницию и пули, которые убили Джо Кинада.
Посреди рассказа о том, как он попал в эти места, дойдя до описания засады, которая была устроена на него самого и заставила искать спасения на берегу. Смок был прерван негодующим Шенком Вильсоном.
— Молодой человек, скажите: какой смысл в том, чтобы подобным образом обелять себя? Ведь мы таким манером только теряем драгоценное время. Конечно, вы имеете право лгать для того, чтоб спасти от петли свою шею, но у нас лично нет ни малейшего желания слушать такие глупости. Ружье, аммуниция и пуля, убившая Джо Кинада, — против вас… Что там такое? Кто там, откройте дверь!
В комнату ворвался мороз, ставший, благодаря комнатному теплу, определенной формой и субстанцией. Через открытую дверь донесся лай собак, который быстро затихал по мере того, как увеличивалось расстояние от удаляющихся саней.
— Это — Соренсен и Пибоди!— закричал кто-то.— Они немилосердно гонят собак и мчатся вниз по реке.
— Чорт возьми, что все это значит? — Шенк Вильсон с минуту помолчал и воззрился на Люси.— Надеюсь, миссис Пибоди, вы можете объяснить нам, в чем тут дело!
Она покачала головой и сжала губы. Тогда недоверчивый и неприязненный взор судьи остановился на Бреке.
— Я думаю, что новоприбывший, которого вы привели с собой, сумеет дать нам некоторые раз’яснения, если только ему заблагорассудится.
Теперь все взгляды направились на Брека, который почувствовал себя очень неловко,
— До того, как Сэм вышел отсюда, он о чем-то шептался с ним,— доложил кто-то.
— Послушайте, мистер Брек! — продолжал Шенк Вильсон. — Вы прервали заседание и теперь должны объяснить, почему все так случилось. О чем вы там шушукались?
Брек робко прочистил горло и ответил:
— Я хотел купить немного продовольствия.
— На что?
— На золотой песок, ясно!
— А где вы достали его?
Брек не ответил.
— Он бродил вокруг Стюарта, — ответил один из находящихся в комнате. — С неделю назад, когда он охотился, я прошел как раз мимо его стоянки. Должен сказать, что он держался тогда как-то подозрительно.
— Я не там нашел песок.— заявил Брек. — Там я только что разрабатывал проэкт одного гидравлического приспособления.
— Сходите-ка и принесите сюда ваш золотой песок,— приказал Вильсон.
— Ведь я же говорю вам, что я не здесь нашел песок.
— Все равно! Дайте нам посмотреть.
Брек сделал вид, точно отказывается, но со всех сторон на него устремились угрожающие взоры. Тогда он, казалось, против воли всунул руку в карман куртки. Извлекая на свет божий перечницу, он стукнул ею обо что-то явно твердое.
— Вытаскивайте все!— приказал Вильсон, и голос его загремел.
И Брек вытащил огромный самородок золота такого желтого цвета, какой до сих пор не приходилось видеть ни одному из присутствующих.
Шенк Вильсон задержал дыхание. С полдюжины человек, едва только заметив самородок, устремились к двери. Все очутились у выхода одновременно и долго ругались и толкались, пока выбрались, наконец, наружу. Судья высыпал все содержимое перечницы на стол, и при виде сырого самородного золота еще с полдюжины человек устремились к выходу.
— Куда вы? — спросил Эли Гардинг, видя, что Шенк Вильсон хочет последовать за ушедшими.
— За собаками, конечно!
— А вы же хотели повесить его?
— Еще хватит на это времени! Он подождет, пока мы вернемся, а пока я объявляю заседание отсроченным. Сейчас нельзя терять время.
Гардинг колебался. Он со свирепым выражением взглянул на Смока, увидел, как Пьер, стоя в дверях, делал какие-то знаки Луи, бросил последний взгляд на самородок золота и решился.
— Не советую вам удирать отсюда!— бросил он через плечо.— Впрочем, я думаю воспользоваться вашими собаками.
— Что случилось? Еще одна проклятая скачка за золотом?— спросил слепой старик смешным фальцетом, когда тишину комнаты нарушили крики людей, лай собак и скрип саней.
— Конечно!— ответила Люси.— Я никогда в жизни не видела подобного золота. Пощупайте-ка его, старичок!
Она сунула ему в руку огромный самородок. Он весьма мало заинтересовался им.
— Это была чудесная страна, где можно было охотиться,— заметил он, — но до тех пор, пока не набежали сюда эти проклятые искатели н не перевернули все вверх дном.
Открылась дверь и вошел Брек.
— Чудесно!— сказал он.— Нас только четверо и осталось в лагере. До того места на Стюарте, где я был, сорок миль, и самый быстрый доедет туда и обратно не меньше, как за пять-шесть дней. Нам, Смок, время удирать отсюда.
Брек просунул свой охотничий нож между ремнями, связывающими Смока, и при этом взглянул на женщину.
— Надеюсь, что вы ничего против этого не имеете?— сказал он с отменной вежливостью.
— Если тут может завязаться перестрелка, — начал старик,— то я хотел бы, чтобы меня сперва перевели в другую хижину.
— Делайте все, что вам нужно, и не обращайте на меня никакого внимания! — отозвалась Люси. — Если я недостаточно хороша, чтобы повесить человека, то я недостаточно годна и на то, чтобы сторожить его.
Смок поднялся на ноги и стал растирать онемевшие члены.
— Я приготовил для вас узел в дорогу! — сказал Брек.— На десять дней провизии, одеяла, спички, табак, топор и ружье.
— Ну, чужак, идите с богом, — ободрила Смока Люси.— Старайтесь итти горами и торопитесь, сколько бог силы даст.
— Но я думаю до того, как отправиться в путь, подкрепиться,— сказал Смок.— И, кроме того, я решил пойти вверх по Мак-Квесчену, а не вниз. Я хотел бы, Брек, чтобы вы пошли со мной. Мы бы с вами переправились на тот берег и поискали бы мерзавца, который, действительно, убил Джо Кинада.
— Если бы вы хотели послушать меня, вы бы отправились вниз по Стюарту и Юкону, — заметил Брек.— Когда вся эта компания вернется после осмотра моего гидравлического приспособления, настроение у нее будет не из важных.
Смок рассмеялся и покачал головой.
— Я никак, Брек, не могу оставить эту страну. Я очень уж заинтересован в том, чтобы остаться здесь. Мне надо здесь побыть, и тогда я добьюсь больших успехов. Я не знаю, поверите вы мне или нет, но надо вам знать, что я нашел озеро Неожиданностей. Вот оттуда-то я и вывез это самое золото. Кроме всего прочего, они забрали моих собак, и я думаю получить их теперь обратно. Будьте уверены, что я знаю, что мне надо делать. На той стороне схоронился какой-то человек. Он подошел совсем близко, когда задумал выпорожнить весь свой магазин в мою сторону.
Через полчаса, сидя за огромным куском оленины и отпивая кофе из большой чашки, Смок вдруг приподнялся на своем месте. Он первый услышал какие-то подозрительные звуки. Люси распахнула дверь.
— Алло, Спайк! Алло, Мефодий! — приветственно закричала она, увидя двух заиндевевших мужчин, которые склонились над чем-то, лежащим на их санях.
— Мы сейчас только с Верхней Стоянки!— сказал один из них, когда вошел вместе с товарищем в комнату. Они очень осторожно внесли большой предмет, завернутый в меха.— Вот что мы нашли по дороге! Я думаю, что он уже совсем замерз.
— Положите его здесь, на топчан!— сказала Люси.
Она наклонилась и откинула мех, открыв таким образом, лицо, на котором всего больше выделялись большие, черные, немигающие глаза и темная, поморщившаяся от мороза кожа, обтянувшая кости.
— Уж не Алонзо ли это?— вскричала женщина.— Несчастный человек, ведь он умирает от голода!
— Вот это и есть человек с другого берега!— вполголоса сказал Смок, обратясь к Бреку.
— Когда мы нашли его,— об’яснял один из приехавших,— он ел сырую муку и мороженную свинину. Когда же мы подняли его, то он забился и затрепетал в наших руках, как сокол. Посмотрите на него! Он совсем изголодался и, к тому же, почти совсем замера Он может каждую минуту умереть.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Через полчаса, когда лицо почившего человека снова покрыли мехом, Смок повернулся к Люси.
— Если вы ничего против того не имеете, я с’ел бы еще один кусок оленины. Я только попрошу вас, миссис Пибоди, сделать бифштекс потоньше и не очень прожарить его.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека