‘Русская Мысль’, кн. X, 1886
На рубеже столетий. Исторический роман А. А. Шардина (П. П. Сухонина)…, Сухонин Петр Петрович, Год: 1886
Время на прочтение: 4 минут(ы)
На рубеж столтій. Историческій романъ А. А. Шардина (П. П. Сухонина), автора романовъ: ‘Родъ князей Зацпиныхъ’, ‘Княжна Владимірская’ (Тараканова) и др. Спб., 1886 г. На обертк книги мы читаемъ такую саморекомендацію автора: ‘Эти три романа, составляя какъ бы продолженіе одинъ другаго, представляютъ въ живыхъ образахъ самые интересные моменты русской исторіи, начиная съ татарскаго погрома до послднихъ годовъ царствованія Екатерины, передъ читателями рисуется русская политическая и народная жизнь во всей дятельности ея истиннаго развитія (?). Правдивость и врность жизни, въ соединеніи съ картинностью и занимательностью разсказа, несомннно составляютъ главнйшія ихъ достоинства’. Вашими бы устами да медъ пить,— скажемъ мы сочинителю этихъ хвалебныхъ словъ, такъ какъ мы-то изъ чтенія этихъ трехъ длиннйшихъ романовъ ничего не вынесли, кром самой подавляющей скуки. А читатель, не достаточно знакомый съ историческими личностями, изображаемыми г. Сухонинымъ, получитъ изъ его романовъ совершенно ложное представленіе о главнйшихъ дятеляхъ и событіяхъ былаго времени. Въ роман На рубеж столтій первенствующая роль принадлежитъ императриц Екатерин II, хотя не она собственно героиня романа. И авторъ не придумалъ ничего лучшаго, какъ расписывать на многихъ страницахъ, что думала императрица посл представленія ей Потемкина, напримръ, или посл бала, на которомъ увидала въ первый разъ кн. Петра Гагарина, или когда получила донесеніе о кровавыхъ событіяхъ въ Париж во время революціи. Эти послднія размышленія занимаютъ въ книг десять страницъ, и что это за размышленія! На седьмой страниц этихъ думъ мы читаемъ: ‘Судьба, показавъ мн идеалъ, сейчасъ же скрыла, отняла его. Онъ палъ на какой-то непонятной дуэли, сраженный какою-то темною рукой. Но могли ли раскаленныя мечты мои прекратиться за смертью Голицына? Ни въ какомъ случа! Молодыя вдовы, потерявшія любимыхъ мужей, поймутъ меня. Он знаютъ, какъ мучительны бываютъ иногда представленія воображенія, какъ томятъ они, мучатъ, туманятъ до опьяненія, до галюцинаціи… А такого рода думы, раскаляемыя силой своего представленія, невольно увлекаютъ, невольно заставляютъ видть человка не такимъ, каковъ онъ въ дйствительности’… и т. д. въ томъ же род. Каковы думы, таковы же и разговоры. Императрица держитъ рчь въ герою романа, юнош Чесменскому, на семи страницахъ. По примру матушки-государыни, и вс ея подданные, коли задумаются, такъ тоже не на шутку, а всякій по чину своему: Потемкинъ страницъ на шесть, Алексй Орловъ — на пять, Румянцовъ — на три-четыре, Чесменскій, въ качеств героя романа, раздумываетъ особенно часто и долго, смотря по важности обстоятельствъ. Такими-то неумренно-длинными размышленіями и разсужденіями дйствующихъ лицъ заняты почти сплошь вс 20 печатныхъ листовъ книги. Романа, въ смысл любовной интриги, совсмъ нтъ, дйствія очень мало и въ основной фабул оно не иметъ никакого отношенія. Сущность дла заключается въ томъ, что посл смерти самозванки, такъ называемой княжны Таракановой или княжны Владимірской, знаменитой авантюристки, обманомъ увезенной изъ Италіи Алексемъ Орловымъ и умершей въ Петропавловской крпости, остался сынъ, который и былъ опредленъ въ военную службу подъ фамиліей Чесменскаго. Произведенный въ офицеры, онъ влюбился въ свояченицу князя Гагарина, Наденьку Ильину, но свататься не смлъ, зная, что за него, сына невдомыхъ родителей, не отдадутъ великосвтскую двицу. Арестованный за дуэль, Чесменскій бжалъ за границу, видлъ въ Париж ужасы революціи, понялъ всю фантастичность мечтаній иллюминатовъ, къ сообществу которыхъ принадлежалъ, и вернулся въ Россію, принося императриц покаяніе во всхъ своихъ заблужденіяхъ и прегршеніяхъ, содянныхъ по большей части только въ помыслахъ, кром бгства изъ-подъ ареста, конечно. Впалъ же юноша во вс прегршенія лишь потому, что неизвстные родители снабжали его недостаточными средствами для жизни при двор. Но и въ крайности нашъ герой не сдлалъ ничего дурнаго, ни даже неблаговиднаго. Онъ безукоризненно честенъ и добродтеленъ на удивленіе всей Европ. Самымъ тяжкимъ грхомъ оказывается желаніе мстить своему отцу, Алексю Григорьевичу Орлову, за смерть матери. Императрица въ пространной рчи доказываетъ явившемуся съ повинной молодому человку, что смерть авантюристки представлялась необходимостью, а поступокъ съ нею его отца былъ дяніемъ истинно-патріотическимъ, великою заслугой передъ Россіей и передъ всмъ человчествомъ. Чесменскій плачетъ, вызванный къ государын Орловъ рыдаетъ, и передъ растроганною императрицей происходитъ примиреніе отца съ сыномъ. Чесменскому общана рука Наденьки Ильиной… и всей исторіи конецъ.
Въ роман есть три-четыре боле или мене характерныхъ анекдота изъ тогдашней придворной жизни. Разсказано, напримръ, какъ петербургскій оберъ-полицеймейстеръ Рылевъ забралъ было банкира Сутерланда съ тмъ, чтобы, по приказанію императрицы, набить изъ него чучелу и отправить въ кунсткамеру. Сдуру онъ не разобралъ, что приказаніе относилось въ только-что подохшей собаченк, подаренной банкиромъ и прозванной его именемъ. Точный исполнитель высочайшихъ повелній не посмлъ отнестись критически къ неправдоподобному приказанію, бросился исполнять его безотлагательно и чуть-чуть не прославилъ царствованія Сверной Семирамиды дяніемъ, въ исторіи человчества небывалымъ. За глупость Рылевъ получилъ хорошую головомойку, но былъ оставленъ въ той же должности… за исполнительность. Или еще: фрейлина Семикова нарисовала какую-то каррикатуру на императрицу. Это дошло до государыни, и она приказала статсъ-дам Протасовой высчь виновную такъ, ‘чтобы цлую жизнь помнила!’ Семикову выпороли келейно, но — какъ Сидорову возу. Таковы были времена и нравы. При императриц Елизавет Лопухину на площади били кнутомъ, а Бестужевой отрзали языкъ… Но рядомъ съ такими анекдотами, почерпнутыми изъ журнала Русская Старина, въ роман г. Сухонина есть разсказы, достоврность которыхъ боле чмъ сомнительна, какъ, напримръ, повствованіе объ измнническомъ убійств кн. Петра Михайловича Голицына подкупленнымъ Потемкинымъ бретромъ Шепелевымъ, причемъ самъ Потемкинъ принималъ участіе въ убійств въ качеств секунданта. Вс такого рода, правдивыя и вымышленныя, приключенія служатъ, однако же, весьма мало къ оживленію скучнйшаго изъ русскихъ историческихъ романовъ. Они тонутъ и теряются въ нескончаемомъ многоглаголаніи и пустословіи, выбранные авторомъ безъ опредленной, руководящей мысли, они отнюдь не даютъ цльной, хотя бы и не вполн врной, исторической картины, а только путаютъ, сбиваютъ съ толку читателя. Мы говоримъ опять-таки о читател, лишь поверхностно знакомомъ съ дйствительною исторіей, знакомомъ только по учебникамъ, каково большинство русской публики. Такая публика, помимо необыкновенно скучнаго чтенія, получитъ отъ романовъ г. Сухонина совершенно ложное и отчасти превратное понятіе о событіяхъ и лицахъ, которыхъ касаются эти романы.