H. А. Лейкинъ
На невскомъ пароход.
На невском пароходе, Лейкин Николай Александрович, Год: 1874
Время на прочтение: 5 минут(ы)
H. А. Лейкинъ. Веселые разсказы. Санктпетербургъ. Изданіе книгопродавцевъ Колесова и Михина. 1874.
OCR Бычков М. Н.
Сумерки майской ночи переходятъ въ утро. Второй часъ. У пристани Минеральныхъ Водъ шипитъ пароходъ, наполненный возвращающимися домой постителями Русскаго Трактира, Минеральныхъ Водъ и Приказчичьяго клуба. Публика самая разнообразная и въ самыхъ разнообразныхъ позахъ: тутъ и стоящій у борта молодой прапорщикъ, украдкой, скашивающій глаза на личико смазливенькой дамочки, до половины прикрытое тюлевой вуалеткой, тутъ и солидный господинъ только-что помстившійся на скамейк и уже сладко дремлящій, опершись подбородкомъ на два своихъ жирныхъ кулака, держащихъ упертую въ полъ палку, тутъ и старая два, съ братцемъ-гимназистомъ, въ засосъ наслаждающаяся природой и то и дло восклицающаяся: ‘Грегуаръ, Грегуаръ, посмотри, что за прелесть эти берега!’, тутъ и усатые гостинодворскіе приказчики въ начищенныхъ ‘циммерманахъ’, и гладко бритые чиновники, въ пестрыхъ галстукахъ, тутъ и бодрствующіе, и дремлющіе, и трезвые, и пьяные. Пассажиры то и дло прибываютъ. Вотъ вошелъ жирный купецъ, съ жирной сожительницей, въ шолковой двуличневой косынк на голов, смахнулъ фуляромъ со скамейки пыль и плюхнулся рядомъ съ солиднымъ господиномъ, занявъ подъ себя и подъ сожительницу ровно два аршина мста.
— Григорій Иванычъ! я пужаюсь… — робко шепчетъ купцу сожительница и дергаетъ его за рукавъ.
— Такъ что-жь что пужаешься? Потерпи съ полчаса, и пройдетъ…— громко и не глядя на супругу, отвчаетъ купецъ.
— Говорятъ, что коли ежели на судн смертный гршникъ или убивецъ есть, такъ судно завсегда ко дну…
— Вс подъ Богомъ ходимъ…
— Тоже вотъ въ воду плевать не слдуетъ, а то безвремнно потонешь!..
— А ты не плюй…
— Волчій зубъ, въ ладонк, говорятъ, отъ потопленія-то хорошо носить…
— Дура и больше ничего!
Дремлющій солидный господинъ открываетъ глаза и строго говоритъ:
— Послушай, любезный, ежели ты будешь ругаться, то тебя высадятъ на берегъ.
— Не извольте безпокоиться, ваше высокородіе, мы промежъ себя, — отвчаетъ купецъ.
— Все-таки ссадятъ…
— Мы и сами у Лтняго сада вылземъ.
— Дуракъ!
Солидный господинъ отворачивается.
У борта, задомъ къ солидному господину, стоитъ юный мичманъ. Подъ правую руку онъ держитъ молоденькую двушку, въ бархатномъ казак, подъ лвую — пожилую даму въ шали.
— Полина, ты не боишься, мой другъ?— спрашиваетъ дама двушку.
— Нтъ, мамаша, мы вдь прошлый годъ привыкли на Черной Рчк. Я даже сама гребла.
— Помилуйте, чего-же бояться? Нева гладка, какъ стекло!— увряетъ мичманъ.
— Пожалуйста… вамъ хорошо говорить, коли вы такой безстрашный и къ тому-же морякъ! — перебиваетъ его дама. Вы, пожалуй, и въ море въ лодк пуститесь!..
— А страшно въ мор?— задаетъ вопросъ двушка.
— Ужасъ, но мы уже привыкли, — отвчаетъ мичманъ. Даже скучно, когда бури нтъ. Толи-ли дло: втеръ свищетъ, волны черезъ палубу, а за фрегатомъ гонятся акулы.
— Ахъ, страсти какія! Не говорите! Не говорите!— восклицаютъ мать я дочь.
— За фрегатомъ гонятся акулы и зубами щелкаютъ…
— Отчего-же вы въ нихъ изъ пушекъ не палите?
— Зачмъ-же? Намъ съ ними веселе. Мы имъ кидаемъ полнья дровъ, бомбы и он ихъ въ минуту проглатываютъ.
— Неужели и бомбы проглатываютъ?
— Какъ мы пилюли…
Пароходъ началъ отваливать.
— Стой! стой! отваливать-то еще успешь! — послышался на пристани голосъ и на пароходъ вошли двое мужчинъ. Одинъ изъ нихъ былъ лтъ тридцати, въ шляп на бекрень, въ свтломъ пальто и съ тросточкой, другой — лтъ сорока, въ чорномъ сюртук, въ фуражк съ заломомъ и съ зонтикомъ. Все въ нихъ такъ и задышало гостинодворскимъ пошибомъ. Расталкивая публику, ходили они по пароходу и отыскивали мста, гд-бы приссть, но мста вс заняты. Молодой былъ пьянъ, махалъ руками и ругался. Слышались слова: ‘я ей покажу, мерзавк! Я ей покажу!.. Что мочальный-то шиньонъ пришпилила, такъ думаетъ, что она и барыня? Стара псня!’. Пожилой останавливалъ его и говорилъ:
— Сеня! что за безобразіе! Оставь! Ну, что за радость при народ мораль на себя пускать! Брось!..
Пароходъ, между тмъ, тронулся. Не найдя мста, чтобы приссть, оба гостинодворца остановились противъ солиднаго господина.
— Я ей покажу, какъ отъ меня рыло воротить!— кричалъ молодой гостинодворецъ. Что она такое, спрашивается? Солдатская дочь и больше ничего! Важное кушанье! А мы, по крайности, купеческіе сыновья! Что въ приказчикахъ-то состоимъ? Такъ это потому, что у насъ тятенька съ вину слабы. Ахъ, ты подлая! Пусть только она у насъ по Гостиному, по задней линіи, пройдетъ, — сейчасъ на нее собакъ натравлю!
— Ну, и натрави, а теперь молчи! — сказалъ товарищъ.
— А думаешь, не натравлю? Натравлю? Къ мировому, такъ къ мировому! штрафъ заплачу?— плевать! Коли меня за сердце тронутъ, — я въ т-поры ничего не жалю. Видалъ ты это?
Молодой гостинодворъ вытащилъ изъ кармана малиновый фуляръ и кинулъ его въ Неву.
— Дуракъ, такъ дуракъ и есть! Вдь теб-же убытокъ-то…
— Плевать! Она думаетъ, что мы прогорли, что мы оголоштанили?… Шалишь! Куплю ее, перекуплю и выкуплю! Видалъ палку? Во!
Онъ переломилъ на колнк трость и кинулъ ее за бортъ.
Вокругъ ихъ начала собираться толпа. Многіе встали съ мстъ и спрашивали: ‘въ чемъ дло?’ Въ толп виднлась и старая два. Пересталъ дремать и солидный господинъ, морщился и шевелилъ губами, сбираясь что-то сказать. Гостинодворъ постарше, былъ какъ на иголкахъ и шепталъ:
— Сеня! помолчи хоть до Лтняго сада?… Ну, кому какое дло?
— Не хочу молчать! Пусть вс знаютъ! — кричалъ Сеня. — Ваше превосходительство, обратился онъ къ солидному господину, — разсудите наше дло: правъ я или: не правъ, такъ-какъ вы это при вашемъ степенств и солидарности можете… Извините, но я желаю…
Солидный господинъ пріосанился, погладилъ подбородокъ и важно сказалъ:
— Говори, говори, любезный…
— Были мы это, значитъ, на Минеральныхъ и встртили одну двицу. А я эту двицу шесть лтъ знаю. Махонькой двчонкой по Гостиному изъ магазина бгала, да подолъ трепала и не было ей иной клички, какъ Машка, да Машка. Завсегда кланялись: я ей апельсины покупалъ, медовымъ квасомъ поилъ, потому гд-же двчонк взять, которая ежели въ ученьи? И вдругъ встрчаемся съ ней на Минеральныхъ… Идетъ она съ офицеромъ и рыло отъ меня воротитъ. Нешто это порядокъ, коли я ей, можетъ статься, на двадцать пять рублей однихъ апельсиновъ стравилъ? Завсегда въ знакомств быть, въ клубъ со мной здить, ужины жрать и вдругъ каверзы строить! Само собой, я ей слово завинтилъ, а она мн: ‘коли вы ругаться будете, васъ выведутъ’. Нешто это порядокъ? А?
Гостинодворъ подбоченился и разставилъ ноги.
— Подайте на нее къ мировому!— прошамкалъ солидный господинъ.
— Съ мировому? Нтъ-съ, лучше я ей шиньонъ помну! Ахъ, она шельма!
Сквозь толпу протискалась старая два.
— Послушайте, вы читали ‘Подводный Камень’, Авдева?— обратилась она къ гостинодвору.
— Чего-съ?
Гостинодворъ скосилъ глаза.
— Читали ‘Подводный Камень’? Коли не читали, такъ прочтите. Тамъ подробно описано, что женщина не вольна въ своихъ чувствахъ.
Гостинодворъ, должно быть, не понялъ, въ чемъ дло, потому что дерзко произнесъ: ‘ошибаетесь, почтенная, мы по торговой части!’ и, ударивъ себя въ грудь, воскликнулъ: То-есть, ежели, я эту Машку теперь встрчу, — шиньонъ долой и въ сторону!
Онъ выхватилъ изъ рукъ товарища зонтикъ и бросилъ за бортъ парохода.
— Что за свинство! Вдь это мой зонтикъ!
— Плачу!
— Ты совсмъ взбсился… Зонтикъ девять рублей.
— Не вришь? Бери пальто въ залогъ!
Гостинодворъ снялъ съ себя пальто и кинулъ его товарищу въ лицо.
— Куда-жъ мн съ пальтомъ-то?…— произнесъ тотъ.
— Мало? бери сюртукъ!
Онъ снялъ сюртукъ и бросилъ его на полъ. Между пассажирами послышался ропотъ.
— Нужно его высадить! На общественномъ пароход, и вдругъ раздваться! Это чортъ знаетъ что такое!— слышалось всюду.
— Высадить, высадить! Высадить на Аптекарскій!— волновался солидный господинъ и направился къ шкиперу.
— Грегуаръ, Грегуаръ, посмотри, какая страстная кипучая натура!— говорила старая два своему спутнику-гимназисту, и закатывала глаза подъ лобъ, указывая на пьянаго.
Гостинодворъ стоялъ въ одномъ жилет, вынималъ изъ кармана брюкъ серебряныя монеты3 кидалъ ихъ въ Неву и кричалъ:
— Мы прогорли? Нтъ, шалишь! Мы оголоштанили? Нтъ, шалишь! Намъ только въ задоръ войдти, такъ мы съ любымъ офицеромъ поспоримъ! Ахъ, ты, подлая!
Пароходъ присталъ къ пристани Аптекарскаго острова. Къ гостинодвору подошли шкиперъ и помощникъ начали его выводить съ парохода. Онъ не упирался, шолъ на пристань и кричалъ:
— Думаете, что до города не съ чмъ дохать? Доду! Не токма что на яличника, а и на лихача хватитъ! Шалишь!
За нимъ слдовалъ товарищъ и несъ въ рукахъ его пальто и сюртукъ.
Пароходъ снова отвалилъ отъ берега и началъ удаляться. На пристани стоялъ гостинодворъ, махалъ руками и что-то кричалъ, потомъ снялъ съ себя жилетку, желая повидимому, кинуть ее въ воду… Передъ нимъ въ умоляющей поз стоялъ товарищъ.
— Ахъ, какая страстная и кипучая натура!— шептала старая два и закатывала глаза подъ лобъ.