Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880
НА МОЛОЧНОЙ ВЫСТАВК.
На молочной выставке, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Гремитъ военный оркестръ. Разставлены кадки съ масломъ, лежитъ сыръ, въ витринахъ за стеклами виднются также въ форм отшлифованныхъ кубиковъ куски масла, но ни молока, ни творогу со сметаной не видать. На выставленныхъ предметахъ картонки съ нмецкими фамиліями.
Проходитъ мать съ наряднымъ мальчикомъ.
— Мама, какая-же это молочная выставка, ежели на ней молока нтъ!
— Откуда-же его взять, душенька? Вотъ ежели-бы здсь были коровы выставлены, тогда было-бы и молоко. А то вдь это не коровья выставка.
Дв пожилыя женщины, очень просто одтыя. На головахъ — ковровые платки, въ рукахъ — носовые платочки, свернутые въ трубочку:
— Вотъ говорили: ‘сходи, сходи посмотри по своему рукомеслу выставку’, а что тутъ смотрть? Шутка-ли тоже съ Охты перли семь верстъ киселя сть! бормочетъ одна изъ нихъ.
— Я говорила, что не стоитъ. Вотъ теперь, за входъ-то зря заплативши, все равно, что по фунту кофію въ собаку и кинули, откликается другая.
— А вы думали, что здсь медвдя ученаго водить будутъ? ввязывается въ разговоръ купецъ.— Вдь тутъ выставка не для простонародья, а для господъ. Ваше какое рукомесло?
— Молочницы мы, коровъ на Охт держимъ.
— А, охтянки! Ну, здсь для вашей сестры блезиру не будетъ. Коли хотите еще по двугривенному растопить, то вонъ въ томъ отдленіи сыръ и масло пробовать можете. Молодецъ вамъ отворотитъ по кусочку и цну скажетъ.
— И этого вонъ можно масла попробовать, что въ кадк?
— Ни Боже мой! Нешто можно красу ворошить! Тамъ для пробы особенно есть, а это только для посмотрнія.
— Такъ какое-же тутъ посмотрніе, коли я даже разрза масла не вижу. Почемъ знать, что тамъ внутри-то. Сверху-то тоже можно замазать и хорошимъ масломъ, а въ нутро всякую дрянь положить. Механику-то мы знаемъ.
— Дрянь! Тутъ даже можетъ статься внутри кадки и дряни-то нтъ, а одна пустота и только сверху на доску намазанъ здоровый букивротъ пальца въ два — вотъ и вся музыка. Вдь тутъ не лавка, а выставка. Ходи себ да любуйся.
— Больно ужъ жирно за одно любованіе деньги платить.
— Не за одно любованье. Музыку слушать, за т-же деньги вонъ на тхъ всахъ себя свсить можешь, а домой придешь и похвастайся мужу: вотъ, молъ, у тебя какая жена-то — пятипудовая!
— Да во мн пяти пудовъ нтъ.
— Шали больше! Съ привскомъ будетъ. Идетъ парей на три гривенника, что съ привскомъ? Ну, пойдемъ, я тебя прикину. Выиграешь, такъ вдь окупишь, что сюда за входъ заплатила.
— Такъ вдь вшаться-то въ одеж надо, а на мн шуба съ ватной юбкой полъ-пуда потянетъ.
— А ты нешто хотла-бы, чтобъ тебя нагишомъ вшали? Здсь не баня. Здсь за этотъ манеръ сейчасъ за ушко да и на солнышко. ‘Комензи, молъ, мадамъ, въ желтый домъ’
— Фу ты, срамникъ, что выдумаетъ! плюетъ охтянка.— Да я на сто рублей вниманія не обращу, чтобъ безъ одежи… У меня тоже мужъ есть и единоутробныя дти. Дочку вотъ нон за столяра выдала.
— Твое при твоемъ и останется. Ну, пойдемъ къ всамъ-то. Такъ ужъ и быть, десять фунтовъ теб на одежу скину! Гд наше не пропадало! машетъ рукой купецъ,— Мн главное, чтобъ жен дома загадку загадать: ‘что, молъ, я на выставк длалъ?’ Она это сейчасъ начнетъ мозгами шевелить, и то и се придумывать, а ей въ отвтъ: ‘бабу на всахъ вшалъ’. Довольно ужъ намъ по нашему лабазному длу около всовъ возиться, пора и за человчину приняться. И удивлю-же я свою законную на каменномъ фундамент! весело крутитъ головой купонъ и хохочетъ,
— Да ты можетъ быть съ насмшкой? спрашиваетъ она.— Свсишь, а потомъ съ меня за провсъ и велишь деньги требовать.
— Ну, вотъ! Здсь вшаютъ всхъ даромъ. А коли въ теб меньше пяти пудовъ тянетъ, еще теб-же три гривенника на кофій пожертвую. Купеческое слово — не вру.
— Да какая-же теб-то корысть?
— Просто благороднымъ манеромъ побезобразничать хочу. Все-таки развлеченіе. А то вотъ часъ битый по выставк хожу въ тоск и инда скулы разорвалъ, звавши. Накачивалъ въ себя эту самую веселость въ буфет вливать — съ семи рюмокъ рябиновой даже не разобрало.
— Мавра Тимофевна, да свситься мн что-ли ужъ?.. спрашиваетъ свою товарку охтянка.
— Конечно, свшайся!— подзадориваетъ ее купецъ.— Три гривенника вдь теб ни пито, ни дено наваливаю, а отъ навала люди разживаются.
— Постой, пускай вонъ лучше Марфа Тимофвна поршитъ.
— Да свсься, потшь купца. Ну, что теб? Вдь убытка не будетъ.
— Какой убытокъ! Съ барышомъ домой вернешься. Ну пойдемъ!
Охтянки и купецъ подходятъ къ всамъ, надъ которыми гласитъ надпись: ‘Здсь каждый желающій можетъ получить свой собственный всъ безплатно’.
— Ну, вотъ видишь, твой собственный всъ при теб и останется, указываетъ купецъ на надпись, и обратясь къ стоящему у всовъ нмцу, спрашиваетъ:— Можно, господинъ нмецъ, бабу свсить? Занятно мн, сколько въ ней всу будетъ.
— Сдлайте одолженіе,— отвчаетъ тотъ.
— Ну, мадамъ, становись на платформу.
Охтянка пятится.
— Да, говорятъ, черезъ это люди сохнутъ. Свсишься, пожалуй, да и начнешь изводиться.
— Полно, усышки большой не будетъ. Да и куда теб тло-то? Вдь не на продажу.
— Мавра Тимофвна, ужъ вшаться-ли мн?— снова колеблется охтянка.
— Что? Теперь на попятный? Нтъ, ужъ назвалась груздемъ, такъ ползай въ кузовъ!— тащитъ ее за руку купецъ.— Шалишь! Ужъ коли я сторговалъ, то отъ своего не отступлюсь.
— Да ну тебя! Что присталъ словно банный листъ!— отбивается охтянка.— Отродясь не вшалась, а тутъ вдругъ вшайся для него. Свсишься, да и умрешь еще, пожалуй…
— А ты думаешь аридовы вки прожить? Ахъ, ты мякина, мякина! Ну, ладно, я самъ свшаюсь. Я вотъ смерти не боюсь. Вшай меня, господинъ нмецъ!
Купецъ вскочилъ на платформу.
— Само собою, коли ежели кто наливши глаза, то не страшно… говоритъ охтянка.
— Наливши глаза! А нешто ты мн ихъ наливала? Видалъ-ли я отъ тебя поднесенье-то? Выдержутъ-ли только меня всы-то, господинъ нмецъ?
— Возъ сна выдержутъ! Шесть пудовъ и три фунта!— возглашаетъ нмецъ.
— Постой, я духъ запру. Можетъ еще больше-будетъ! Ну?
Шесть пудовъ три фунта!
Въ собравшейся уже около всовъ толп хохотъ.