‘Русская Мысль’, кн.XI, 1891
На литературных хлебах. Влад. И. Немировича-Данченко. Москва, 1891 г, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1891
Время на прочтение: 4 минут(ы)
На литературныхъ хлбахъ. Влад. И. Немировича-Данченко. Москва, 1891 г. Цна 1 руб. 25 коп. Сколько намъ извстно, это — первая большая повсть Влад. Ив. Немировича-Данченко, писавшаго до сихъ поръ только для сцены, если не считать, впрочемъ, маленькихъ и недурныхъ разсказцевъ, весьма малочисленныхъ. Повсть На литературныхъ хлбахъ очень проста: нкій молодой человкъ Алмазовъ съ трудомъ пробиваетъ себ дорогу на литературномъ поприщ. Онъ человкъ способный, честный, увлекающійся и искренно врящій въ высокое призваніе литературы и людей, посвятившихъ себя служенію ей. Ему удается пристроиться къ недавно возникшей ‘хорошей * газет и занять въ ея редакціи прочное положеніе постояннаго сотрудника. Онъ получаетъ въ годъ до двухъ съ половиной тысячъ. Но его не удовлетворяютъ ни такой заработокъ, ни лихорадочная газетная работа со дня на день, обязанность писать спшно и отрывочно ‘обо всемъ’,— таково общее заглавіе его статей, составляющихъ особый отдлъ газеты. На Алмазова нападаетъ тоскливое настроеніе, молодому человку хочется написать что-либо цльное, самостоятельное, имющее серьезное значеніе и дающее ему право считаться настоящимъ писателемъ съ настоящимъ литературнымъ именемъ. И Алмазовъ принимается сочинять повсть. Въ это время онъ знакомится съ молодою, красивою дамой, проживающею въ однихъ съ нимъ номерахъ, съ Еленою Павловной Кравцовой, служащей кассиршей въ огромномъ магазин нкоего аффериста Берже. Елена Павловна была замужемъ и развелась съ мужемъ, взявши на себя причину развода и получивши за то нсколько тысячъ рублей отъ мужа. Это барыня ловкая, дловая, разсчетливая, смлая и хорошо уразумвшая вс коммерческія премудрости, обезпечивающія успхъ грандіозныхъ предпріятій ея патрона Верже. Съ перваго знакомства съ Алмазовымъ она длаетъ попытку привлечь Алмазова на сторону Берже и воспользоваться его перомъ и газетой на пользу торговаго дла, ее интересующаго. Патронъ очень дорожитъ такою помощницей, ничуть не меньше, чмъ редакторъ дорожить сотрудничествомъ Алмазова. Но Берже цнитъ въ Кравцовой, повидимому, не одни ея коммерческія способности, она очень привлекательна, какъ женщина, и крупный гешефтмахеръ любить иногда отдохнуть отъ тяжести сложныхъ длъ, катаясь съ нею на тройк въ загородныя мста утхъ и забвенія… ‘Honni soit qui mal y pense’,— увряетъ Кравцова влюбившагося въ нее Алмазова, и увренія свои закрпляетъ неопровержимыми доказательствами для молодаго человка. Медовый мсяцъ ихъ любви совпадаетъ съ окончаніемъ повсти Алмазова, съ ея напечатаніемъ въ толстомъ журнал. За повсть заплатили хорошо, она понравилась, критика ее похвалила. Алмазовъ счастливъ, онъ настоящій писатель, романистъ, будущая знаменитость, его ‘номерная’ любовь превращается въ прочное сожительство ‘въ гражданскомъ брак’. Но для того, чтобы стать романистомъ и знаменитостью, надо писать романы, а чтобы ихъ писать, нуженъ досугъ, котораго мало даетъ постоянная газетная работа. И досугъ является къ услугамъ Алмазова. Вслдствіе измнившихся взглядовъ редактора и видимыхъ колебаній въ направленіи газеты, молодой человкъ покидаетъ это изданіе и вс способности сосредоточиваетъ на задуманномъ роман. Только не сообразилъ юный душою сочинитель, что задумывать романы много легче, чмъ ихъ писать. На заказъ, да на срокъ не пишется, а если и напишется, то выходитъ по большей части такая дрянь, какую насочинялъ Алмазовъ. Кром того, онъ упустилъ изъ вида, что для сочинительства мало одного досуга, нужны еще и средства для существованія, и спокойствіе духа на время писанія романа. За прекращеніемъ газетной работы исчезли средства Алмазова, пришлось жить на займы, чтобы не оказаться на хлбахъ у любовницы. Съ наростаніемъ долговъ, съ займами у ростовщиковъ пропали спокойствіе духа и благополучіе идилліи съ любимою женщиной. Но все это — временное, преходящее: будетъ конченъ романъ, его напечатаютъ и тогда… Романа не напечатали, редакція большаго журнала забраковала его и была такъ внимательна къ нелишенному таланта автору, что подробно и доброжелательно объяснила ему, почему такой романъ не пригоденъ для печати. А, между тмъ, нужда ростетъ, кровопійцы-ростовщики тянутъ жилы… На выручку Алмазова является, съ одной стороны, предложеніе напечатать его произведеніе, даже не читая его, въ уличномъ, ‘кабацкомъ’ листк, съ другой стороны — Берже предлагаетъ большія деньги за то, чтобы Алмазовъ взялъ на себя постоянное составленіе ‘иллюстрированнаго календаря’, — календаря-рекламы дли торговаго дома ‘Берже и Ко‘… Алмазовъ такъ запутался, что ему нтъ выхода,— или ползай съ головой въ Ежедневную Газету, или превращайся въ рекламныхъ длъ мастера на выгодной служб, ‘на литературныхъ хлбахъ’ у аффериста Берже… Подъ умлымъ и ловкимъ гнетомъ любимой женщины Алмазовъ пошелъ ‘на литературные хлба’.
Повсть написана хорошимъ языкомъ, просто и спокойно. Съ этой стороны единственный укоръ можетъ быть сдланъ автору лишь за нкоторую растянутость, — въ книг 444 страницы. Для такого несложнаго сюжета это многонько. По нашему мннію, нкоторыя несущественныя для дла подробности и эпизодическія отступленія могли бы быть сокращены и совсмъ исключены безъ ущерба для развитія основной фабулы. Мысль повсти ясна и симпатична: честное служеніе литератур не допускаетъ уступокъ и компромиссовъ, ибо всякая сдлка этого рода ставитъ писателя въ унизительное положеніе слуги гешефта, а не искусства. Лучше длать свое маленькое, но чистое литературное дло,— честно писать въ газет ‘обо всемъ’, съ покойною совстью и свободными руками, чмъ отдать, врне же — продать себя афферисту въ разсчет, что ‘на литературныхъ хлбахъ’ удобне будетъ сдлать нчто крупное, написавши хорошій романъ. Но для того, чтобы развитіе такой мысли не могло подать повода ни къ какимъ недоразумніямъ, автору не слдовало ставить своего героя въ безвыходное положеніе потому, прежде всего, что Алмазовъ не ‘герой’, а самый заурядный человкъ, далеко не высокаго полета. Въ Алмазов есть извстная, для всхъ обязательная, ‘порядочность’, которая и борется въ немъ нкоторое время противъ житейскихъ соблазновъ. Но быть подвижникомъ, мученикомъ, героемъ не по силамъ такимъ среднимъ людямъ, какъ Алмазовъ. Если бы для него былъ выходъ, если бы авторъ оставилъ ему свободу выбора, тогда мы не знаемъ, какъ бы поступилъ Алмазовъ. Авторъ поставилъ его въ такое положеніе, что запутавшемуся писателю приходится ршать только одинъ вопросъ: подъ какимъ соусомъ ему угодно быть съденнымъ? Онъ выбралъ наиболе вкусный, если не для него, то для любимой имъ женщины, и, быть можетъ, наимене грязный изъ предложенныхъ. Почему же, однако, онъ запутался? Кто виноватъ въ этомъ? Вотъ это обстоятельство представляется намъ недостаточно выясненнымъ въ повсти и какъ будто не совсмъ яснымъ для самого автора. Не влюбись Алмазовъ въ Кравцову, не сойдись съ нею на супружеское сожительство, онъ, быть можетъ, не попалъ бы въ безвыходное положеніе. Нельзя же, однако, такому человку, какъ Алмазовъ, сказать: ‘не бери подруги жизни…
… Кому волненья жизни суждены,
Тотъ стой одинъ передъ грозою,
Не призывай къ себ жены!’
Это не про него писано. Да, кром того, авторъ ничмъ не даетъ намъ разумть, что Алмазовъ не запутался бы такъ же точно и безъ Кравцовой. Правдоподобно только, что безъ нея онъ попалъ бы не ‘на литературные хлба’, а въ ‘литературную помойку’… Стало быть, Кравцова спасла его отъ худшаго и дала возможность выбрать изъ двухъ золъ меньшее. Но и это еще не послднее недоразумніе для читателя, такъ какъ читатель и, въ особенности, читательница нисколько не убждаются въ томъ, что выбранное Алмазовымъ, по милости Кравцовой, есть на самомъ дл ‘зло’. Мы убждены, что для многихъ сдланное Кравцовой покажется восхитительнымъ, одобрительнымъ, такимъ, ‘что дай Богъ всякому’. Календарь, придуманный коммерсантомъ Берже, издается для рекламы, и ему предстоитъ очень широкое распространеніе. Въ календар предполагается, однако, и литературное содержаніе, отданное въ распоряженіе Алмазова. Слдовательно, отъ Алмазова зависитъ сдлать это содержаніе общеполезнымъ въ лучшемъ смысл слова, воспользоваться рекламой для распространенія идей гуманности и справедливости, поставить обдлистаго торгаша съ его рекламами въ положеніе подводчика, на которомъ Алмазовъ будетъ разсылать добрый литературный матеріалъ во вс концы Россіи, а самъ, благополучно сидя ‘на литературныхъ хлбахъ’, покойно и неторопливо станетъ писать прекраснйшіе романы и повсти. Вотъ къ какому заключенію придутъ очень многіе читателя и читательницы. Не этого хотлъ, разумется, г. Немировичъ-Данченко.