На крыш міра.
На крыш міра.
(Очеркъ).
М. Сабинина.
‘Юный Читатель’, No 10, 1904
На крыше мира, Сабинина Мария Войцеховна, Год: 1904
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Среди странъ, привлекающихъ къ себ вниманіе путешественниковъ, одно изъ первыхъ мстъ занимаетъ Памиръ. Первыя попытки постить эту любопытную страну были сдланы очень давно: китайскій путешественникъ Сюань-цзанъ побывалъ на Памир еще въ VII-омъ столтіи по Р. Хр., а итальянецъ Марко-Поло поднимался на памирскія высоты 600 лтъ тому назадъ, но несомннно, что лишь въ конц XIX столтія началось боле основательное изученіе мстности, называемой Памиромъ, что означаетъ на туземномъ язык ‘Крыша міра’.
Главными изслдователями являются англійскіе и русскіе путешественники, такъ какъ Памиръ лежитъ въ Средней Азіи и на свер почти незамтно спускается къ Ферганской долин, составляющей русскія владнія, а на юг приближается къ Индіи, принадлежащей англичанамъ.
Люди, побывавшіе на Памир, описываютъ его, какъ высокое и обширное плоскогорье, занимающее площадь въ 85 кв. верстъ и поднимающееся на 12.000 и 14.000 футовъ (3—4 версты) надъ уровнемъ моря, на свер оно переходитъ въ узелъ, отъ котораго во вс стороны разбгаются громадные горные хребты.
Русскій путешественникъ, Ивановъ, говорить, что, на вопросъ, ‘какова страна Памиръ?’ туземцы даютъ очень опредленный отвтъ: ‘тамъ просторныя ровныя долины межзу низкими горами, тамъ такъ высоко и холодно, что ничего кром травы не растетъ, дровъ нтъ, хлба сять нельзя, живутъ только киргизы, яки {Дикій быкъ, живущій на среднеазіатскихъ плоскогорьяхъ.}, да архаръ {Горный баранъ.} съ медвдемъ, тамъ ничего нтъ, а земля какъ ладонь — вотъ каковъ Памиръ’. Иногда же туземцы прибавляютъ къ этому, что и самое слово Памиръ произошло отъ слово бамъ — крыша, такъ какъ Памиръ и выше всхъ странъ, и плоскій, словно крыша среднеазіатскихъ домовъ.
А теперь обратимся къ описаніямъ образованныхъ путешественниковъ и посмотримъ, что разсказываютъ они о высокомъ и холодномъ памирскомъ плоскогорь.
Нашъ талантливый и смлый изслдователь Туркестана, А. Н. Федченко, еще въ 1870 году добрался до Алайскихъ горъ, которыя составляютъ сверную границу Памира и поражаютъ величественной красотой снговыхъ вершинъ. За этимъ хребтомъ лежала таинственная крыша міра, изученіе которой неотразимо влекло къ себя молодого путешественника, преждевременная смерть помшала ему постить Памиръ и полюбоваться громадными ледниками, сбгающими съ горнаго узла, который зовется у туземцевъ ‘Ледяной горой’.
Обширная равнина Памира перескается многочисленными горными хребтами, мстами они перепутываются и безпорядочно переплетаются другъ съ другомъ, мстами идутъ въ одномъ направленіи и даютъ начало ркамъ, которыя служатъ, стокомъ для влаги, выпадающей на горные склоны въ вид жождя и снга. Самымъ большимъ изъ такихъ стоковъ является рка Аму-Дарья, берущая начало на Памир и орошающая своими водами пустынныя мстности, по которымъ она протекаетъ.
Но ни многочисленныя рки, ни обильные лтніе дожди не могутъ оживить Памира, не могутъ измнить его унылаго безотраднаго вида. ‘Страна смерти’, ‘суровый и пустынный Памиръ’, ‘скудная природа’, вотъ какъ отзываются о знаменитой ‘крыш міра’ почти вс путешественники.
Благодаря своей высот, Памирское плоскогорье отличается очень холоднымъ климатомъ и самыми тяжелыми, суровыми условіями для всего живого. Лишь немногія растенія да особенно выносливыя животныя могутъ приспособляться къ сильнымъ стужамъ и метелямъ, къ раннимъ осеннимъ заморозкамъ и жестокимъ леденящимъ втрамъ, которые чуть ли не круглый годъ гуляютъ по узкимъ долинамъ и ущельямъ плоскогорья. Сухое памирское лто очень непродолжительно, и уже съ начала августа на землю начинаютъ падать крупные хлопья снга. Весной, правда, Памиръ оживаетъ и зеленетъ, его долины и горы покрываются ровнымъ травянистымъ ковромъ, на зеленомъ фон котораго мелькаютъ желтые лютики, нжно-голубыя незабудки, пушистые одуванчики и красный макъ… Это пестрое одяніе весны несказанно украшаетъ Памиръ и заставляетъ путника забыть на время пронзительные втры, обнаженные песчаные бугры и обширныя глинистыя пространства безъ всякой растительности. Значительно бдне Памиръ кустарниками и деревьями. На неприступныхъ высотахъ кое-какъ гнздятся между камней пирамидальный тополь или оршина, встрчается дикій миндаль, абрикосы, но самое распространенное дерево на памирскихъ хребтахъ, это жалкій, корявый и низкорослый кленъ. Лсовъ или рощъ нтъ на всемъ Памир, и группы въ 10 или 20 деревьевъ составляютъ уже рдкость. Впрочемъ, и этихъ представителей древесной растительности можно встртить главнымъ образомъ на западныхъ склонахъ Памира, большая же часть его долинъ представляетъ собой луга да степныя пространства, поросшія высокимъ, пушистымъ ковылемъ.
Какъ ни суровъ климатъ Памира, все-же это плоскогорье не лишено обитателей, не мало разнообразныхъ животныхъ населяетъ памирскіе хребты и долины, немало птицъ и зврей приспособились къ природнымъ условіямъ этой мстности и научились, добывать себ тамъ все необходимое для жизни.
Среди памирскихъ луговъ водятся бурые медвди, очень большіе и сильные. Путешественники охотятся за ними въ большинств случаевъ удачно. Но особенно распространенъ на Памир другой хищникъ — степной срый волкъ, всюду неотступно слдующій за стадами архаровъ. Доврчивые горные бараны подпускаютъ къ себ своихъ враговъ такъ близко, что временами значительная часть стада попадаетъ на зубы кровожаднаго хищника, и пастбище архаровъ зачастую пестретъ черепами и скелетами погибшихъ животныхъ.
Несмотря на эту жестокую расправу волковъ, архары все-же очень многочисленны, и Ивановъ пишетъ, что во время своего путешествія на Памиръ онъ встрчалъ тысячныя стада дикихъ барановъ, покрывавшихъ собой большія горныя площади. Такъ какъ это красивое животное не отличается ни осторожностью, ни сообразительностью, то охота за нимъ чрезвычайно проста: если неожиданно выйти изъ канавы или изъ-за камней къ групп архаровъ, то они словно удивятся и будутъ стоять на мст, какъ-бы ожидая, что станетъ длать человкъ, вдругъ появившійся передъ ними. Услышавъ выстрлъ, бараны слегка шарахнутся въ сторону и снова замрутъ на одномъ мст.
Иначе поступаютъ громадные козлы, или ‘кіики’, живущіе въ скалистыхъ горахъ и отличающіеся большой осторожностью. Вотъ что разсказываетъ Ивановъ о кійкахъ: ‘Карабкаясь по верхушкамъ недоступныхъ скалъ, они зорко вглядываются во все окружающее и лишь только завидятъ человка, стараются уйти отъ него подальше. Поэтому туземные киргизы, охотясь на кійка, прибгаютъ къ хитрости: водятъ съ собою яка, постепенно приближаясь къ кійку, который, довряя этому животному, подпускаетъ къ себ охотника довольно близко’.
Другой извстный путешественникъ, Грумъ-Гржимайло, упоминаетъ еще о лисицахъ, шакалахъ, суркахъ, зайцахъ и дикобразахъ, которыхъ онъ встрчалъ въ различныхъ мстностяхъ Памира, оживлявшихся кром того пньемъ и порханьемъ птицъ, довольно интересныхъ и разнообразныхъ. Заросли ивы по берегамъ большихъ ркъ оглашаются крикомъ куликовъ, въ камышахъ и осок водятся фазаны, утки, коровайки, а надъ ркой безъ устали носятся- чайки, мартыны и ласточки. ‘Если-же вы пробираетесь узкимъ ущельемъ на большой высот’, говоритъ Грумъ-Гржимайло, ‘и потомъ вдругъ покажетесь на ярко-освщенной солнцемъ зеленой площадк, то васъ непремнно встртитъ дружное карканье, покойно гулявшихъ здсь прежде воронъ. Встревоженныя птицы съ шумомъ и довольно неуклюже разлетаются въ стороны, занося во вс уголки свое волненіе и тревогу. Мирно ворковавшіе гд-то голуби вдругъ пріутихли, засуетились мелкія пташки, которыхъ въ такихъ мстахъ всегда много, и мрно поднялся съ какого-то камня громадный могильникъ’.
Есть на Памир и пресмыкающіяся, жабы, ящерицы и зми, есть тамъ шмели, осы, слпни и разныя мелкія мошки, которыя милліардами носятся надъ болотистыми берегами озеръ, но среди этого разнообразнаго животнаго міра, какъ и везд, самымъ интереснымъ существомъ является человкъ, сумвшій пробраться на Памирскія высоты и пріютиться въ его долинахъ и ущельяхъ. Главную часть населенія Памира составляютъ. киргизы, некрасивый народъ монгольскаго племени съ широкими скулами, маленькими глазами, постоянно больными отъ песчаной пыли, съ потрескавшейся, кожей лица и дурными зубами. Жалокъ духовный міръ этого бднаго кочевника, слабо и хило его тло, изнуренное жизнью въ разрженномъ и слишкомъ сухомъ горномъ воздух. Большинство мстныхъ жителей страдаетъ удушьемъ, неправильнымъ сердцебіеніемъ, малокровіемъ и нервными припадками.
Есть, однако, свои радости и у этихъ бдняковъ, заброшенныхъ въ неприступной и уединенной стран. Такой радостью является для киргизовъ наступленіе весны, а вмст съ ней — и начало кочевки. Лтомъ киргизъ со всмъ своимъ скарбомъ уходитъ ‘въ горы’, т. е. поднимается, на 2 или 3 тысячи футовъ выше того мста, гд живетъ зимой. Сборы на кочевку начинаются уже ранней весной, едва успютъ развернуться дочки деревъ, и земля покроется зеленымъ пушкомъ. Вотъ, какъ описываетъ Грумъ-Гржимайло радостное настроеніе киргизовъ, готовящихся къ своимъ лтнимъ скитаньямъ.
‘Это громадный праздникъ для нихъ. Этого дня они ждали всю нестерпимую и долгую зиму. Замкнутый на зиму въ глиняный квадратъ, служащій ему защитой отъ снжныхъ бурановъ, киргизъ, наконецъ, на свобод. Уже при сборахъ въ дорогу онъ зря суетится. Его точно бьетъ лихорадка. Онъ ходитъ безъ всякой нужды, безъ всякой видимой цли толкнетъ въ бокъ собаку или загонитъ овцу. Постоитъ, постоитъ и вдругъ захохочетъ очень шумно и глупо’. Вс хлопоты и труды во время сборовъ лежатъ на обязанности женщинъ, которыя ставятъ кибитки, навьючиваютъ лошадей и верблюдовъ, присматриваютъ за дтьми. Мужчины ограничиваются тмъ, что безумно скачутъ на истощенныхъ лошаденкахъ и подгоняютъ нагайками утомившихся верблюдовъ. Вообще киргизы не отличаются трудолюбіемъ: цлыми днями они безцльно снуютъ изъ угла въ уголъ или же сидятъ неподвижно вокругъ своего очага. ‘Да что имъ и длать?’ спрашиваетъ Грумъ-Гржимайло. ‘Хлба земля не даетъ, а скотоводство не требуетъ усиленныхъ хлопотъ. Стада ихъ тутъ же на глазахъ пасутся и не избалованы заботливымъ уходомъ. А запасовъ у нихъ нтъ никакихъ, да и какіе запасы возможны при безпрерывныхъ передвиженіяхъ. Наконецъ, для домашнихъ работъ есть у нихъ жены’.
Гораздо интересне и красиве другое племя памирскихъ обитателей, таджики, близкіе родственники персовъ. Высокій, стройный станъ, красивыя черты лица, выразительные глаза, густыя брови и борода, сильно отличаютъ таджика отъ киргиза. Но еще рзче разница ихъ нравовъ и обычаевъ. Таджики добродушны, привтливы и терпливы, въ работ они прямо поражаютъ выносливостью и трудолюбіемъ, благодаря чему недурно устраиваются даже на тхъ безплодныхъ скалахъ горнаго Памира, которыя составляютъ ихъ родину. ‘Куда ни взгляни, здсь одинъ только камень’, говоритъ Грумъ-Гржимайло. ‘И жизни здсь нтъ никакой. Растеній бездлица, да какъ имъ и рости въ полутьм тснинъ и ущелій. Какъ забрался сюда человкъ, и зачмъ онъ сюда забрался? кто его знаетъ. Но мы видимъ, что онъ здсь поселился. Соколинымъ взоромъ отыскалъ онъ гд-нибудь на неприступной выси площадку съ сажень, точно на крыльяхъ забрался туда, примостилъ къ скал убогую саклю (хижину), потомъ освободилъ отъ обломковъ откосъ, натаскалъ сюда горстями земли, измельчилъ 2—3 камня и засялъ на этой земл дв горсти пшеницы, а то ячменя. Не довольствуясь этимъ рядомъ невроятныхъ усилій, кладя одинъ камень къ другому, онъ провелъ къ себ на гору воду, а берега такого канала засадилъ тополями да ивой. Человкъ этотъ таджикъ’.
Это оригинальное племя горцевъ живетъ очень дружно, никому они не завидуютъ, за многимъ не гонятся и бываютъ вполн довольны, если тяжелымъ трудомъ добудутъ себ простое суконное платье, деревянную обувь да незатйливый обдъ изъ молочныхъ и мучныхъ блюдъ.
Какъ ни тяжелы условія жизни постоянныхъ обитателей Памира, все же горцы легче переносятъ ихъ, такъ какъ съ дтства живутъ среди все тхъ же лишеній и той же скудной природы. Но прямо-таки невыносимы кажутся они путешественникамъ, впервые попавшимъ на удивительную ‘крышу міра!’ Лишь неудержимое стремленіе извдать новыя впечатлнія, узнать и описать новыя мста, ознакомиться съ бытомъ людей, живущихъ особой, замкнутой жизнью,— заставляетъ отважныхъ изслдователей пускаться въ далекій и опасный путь. Прекрасное представленіе о томъ, что приходится въ этихъ случаяхъ выносить людямъ, даетъ намъ разсказъ капитана Громбчевскаго о его путешествіи на Памиръ въ 1889 и 1890 годахъ.
Выхавъ вмст съ двнадцатью спутниками изъ плодородной и живописной Ферганской долины, Громбчевскій въ іюн дохахъ до Заалайскаго хребта и долженъ былъ повернуть назадъ, такъ какъ вс склоны горъ были еще завалены рыхлымъ снгомъ, а долины затоплены бушующими горными потоками. Окольными путями и почти черезъ два мсяца добрались путники до того мста, гд можно было подняться на вершину хребта и затмъ спуститься въ долину, лежавшую за этими горами. Большое затрудненіе во время перехода представляли ледники, на которыхъ зіяли такія большія трещины, что черезъ нихъ пришлось длать настилки изъ досокъ. Въ одной изъ рчныхъ долинъ путешественники три дня шли по дорог, буквально усыпанной трупами животныхъ, распространявшими вокругъ страшное зловоніе. Это были печальные остатки домашняго скота туземцевъ, разоренныхъ набгами жестокихъ сосдей. Медленно и съ большой осторожностью подвигалась экспедиція и лишь въ конц іюля поднялась на Памирское плоскогорье, гд путники уже застали глубокую осень. Пришлось терпть стужу, съ великими трудностями доставать изъ-подъ снга топливо, ночевать въ палаткахъ при 20 градусахъ мороза и питаться исключительно тмъ, что удавалось добыть охотой.
Упомянувъ о бдной растительности и однообразной суровой природ, Громбчевскій говоритъ о величественной красот громаднаго озера Яшиль-Куля, протянувшагося въ длину боле, чмъ на 30 верстъ. Туземцы объясняютъ происхожденіе этого озера чрезвычайно оригинальной легендой:
‘Въ старинное время на томъ мст, гд теперь находится озеро, существовалъ громадный городъ, населеніе котораго такъ погрязло въ грхахъ, что забыло даже о священномъ обыча гостепріимства. Однажды, наканун священнаго праздника Хайдъ, пришелъ въ городъ странникъ. Онъ обошелъ вс дома, но никто изъ жителей не пустилъ его къ себ. Странникъ уже выходилъ изъ города, собираясь заночевать въ пол, но почти на окраин города постучался еще въ одинъ домъ, гд жила старушка. Женщина эта пригласила странника къ себ на ночь и, чтобы угостить его, зарзала послднюю козу. Утромъ въ день Хайда странникъ приказалъ старушк посмотрть, что длается въ город. Выглянувъ за ворота, старушка, къ ужасу своему, увидла, что города не существуетъ, а на мст его бушуютъ волны большого озера. Домъ же старушки оказался на мысу, со всхъ сторонъ окруженномъ водою, и только узенькою тропинкою связанномъ съ окрестными горами. Когда старушка впопыхахъ вернулась въ комнату, чтобы сообщить о случившемся страннику, то его, конечно, не оказалось: странникъ исчезъ’.
Во время своихъ дальнйшихъ скитаній Громбчевскому пришлось особенно много вытерпть отъ невроятной стужи. Правда, самые сильные холода настигли путниковъ уже за Памиромъ, въ Тибетскихъ пустыняхъ, но эти сосднія мстности имютъ такъ много общаго въ климат, что и ‘на крыш міра’ Громбчевскій въ разгар зимы чувствовалъ бы себя нисколько не лучше. А каково ему приходилось, можно видть изъ слдующихъ словъ самого путешественника: ‘Морозы держались на 35 градусахъ и сопровождались ужасными втрами, переходившими къ полудню въ ураганъ. Было такъ холодно, что выбитая втромъ слеза, не успвая скатиться, замерзала на рсницахъ. Снга не было. Родники вс замерзли. Воду для чая мы добывали, оттаивая ледъ, бдныя же наши животныя оставались непоенныя’.
Несмотря на вс тягости далекаго и опаснаго пути, капитанъ Громбчевскій благополучно закончилъ свои странствованія по Тибету и Памиру, доставивъ нашимъ ученымъ обществамъ драгоцнный матеріалъ въ вид коллекцій, описаній, географическихъ картъ и фотографическихъ снимковъ мстностей, многое сдлано и другими изслдователями, въ особенности братьями Грумъ-Гржимайло, но таинственная ‘крыша міра’ остается все еще мало изслдованной, и молодымъ энергичнымъ ученымъ тамъ найдется надъ чмъ поработать, найдется о чемъ разсказать потомъ и юнымъ, и старымъ читателямъ.