Илью сильно тревожилъ назначенный въ узд създъ представителей крестьянскихъ организацій.
Съ обычной партійной работой въ деревн справлялся онъ недурно. Самъ бывшій крестьянинъ, обтершійся въ город на завод, онъ умлъ говорить съ мужиками. Умлъ говорить съ ними и въ пол, во время перерыва въ работ, и въ трактир, и на базар, и на церковной паперти. Умлъ ловко, незамтно свернуть разговоръ къ вопросу о земл, о Государственной Дум. И мужики слушали его всегда съ интересомъ, съ вниманіемъ, и врили его словамъ.
Но въ теоретическихъ вопросахъ Илья былъ слабоватъ. Программныя тонкости ему давались съ трудомъ. И даже разногласія между соціалъ-демократами и соціалистами-революціонерами представлялись ему въ довольно туманномъ вид. Поэтому пуще всего боялся онъ теоретическихъ споровъ съ эсэрами. И когда узналъ, что на предстоящемъ създ будетъ представитель соціалистовъ-революціонеровъ, и что безъ дискуссіи дло тамъ не обойдется, совсмъ упалъ духомъ.
Цлую недлю ходилъ онъ на комитетскую явку. Все надодалъ секретарю, чтобъ дали ему на създъ кого-нибудь изъ интеллигентовъ. Секретарь объяснялъ ему, что деревенскихъ работниковъ у нихъ нтъ, что вс заняты въ город. Но Илья настаивалъ, грозился, что одинъ онъ на създъ не подетъ, и, въ конц-концовъ, добился своего. На помощь ему командировали на крестьянскій създъ студента Костина. Студентъ въ жизни своей ни разу не бывалъ въ деревн. О мужикахъ зналъ по Тургеневу, Глбу Успенскому да по ‘Аграрному вопросу’ Маслова. Въ деревню, на създъ согласился онъ хать, главнымъ образомъ, чтобы посмотрть, поучиться: въ крестьянахъ онъ видлъ одну изъ существенныхъ движущихъ силъ русской исторіи и радъ былъ случаю воочію познакомиться съ этой силой.
Вдвоемъ съ Костинымъ Илья чувствовалъ себя спокойно. Никакіе эсэры не были ему страшны теперь.
Създъ былъ назначенъ на воскресенье, съ полудня. Но пріхать въ село Волково слдовало пораньше: нужно было до създа кое-съ-кмъ повидаться, столковаться, выяснить положеніе.
Волково отстояло верстъ на пять отъ желзной дороги. Но поздомъ приходилось хать всю ночь.
Илья и Костинъ выхали съ ночнымъ, часовымъ поздомъ. Изъ предосторожности сли, въ различные вагоны: вмст хать было рискованно,— летко было привлечь къ себ вниманіе шпиковъ и навести, такимъ образомъ, охрану на слдъ.
Илья, свъ въ вагонъ, осмотрлся. Лицо одного пассажира, молодого человка въ пальто съ барашковымъ воротникомъ, показалось ему подозрительнымъ. Строго говоря, подозрительно было не лицо его, само по себ, а все его поведеніе. Молодой человкъ нсколько разъ мнялъ мсто, садился то къ двери, то къ окну, то поближе къ середин вагона, вглядывался въ лицо спутниковъ и съ особеннымъ интересомъ поглядывалъ на Илью. Въ то же время старался казаться безпечнымъ, разсяннымъ: то насвистывалъ псенку, то преувеличенно звалъ и потягивался.
Илья сразу сообразилъ, что это — агентъ, и притомъ неопытный агентъ, изъ начинающихъ. Первымъ движеніемъ его было перебраться въ другой вагонъ и предупредить Костина, но ршилъ, что лучше не двигаться съ мста и постараться усыпить подозрительность шпіона.
Принявъ это ршеніе, Илья ползъ на полку, вытянулся, будто для сна, подложивъ подъ голову пальто, и закрылъ глава. Неопытный агентъ долженъ былъ принять его за спящаго.
Хитрость Ильи удалась, какъ нельзя лучше. Спустя четверть часа Илья уже храплъ самымъ настоящимъ образомъ, убаюканный легкимъ покачиваньемъ вагона. А когда на разсвт онъ открылъ глаза, подозрительнаго молодого человка въ пальто съ барашковымъ воротникомъ уже не было въ вагон.
Въ Волков Илья выскочилъ на платформу одновременно съ Костинымъ.
Все было спокойно на крошечной станціи. Не видно было на платформ ни жандарма, ни шпиковъ, ни стражниковъ,— никакихъ признаковъ тревоги.
— Не пронюхали ничего!— шепнулъ Илья товарищу.
Но вспомнилъ о непріятномъ спутник, слдовавшемъ за нимъ въ вагон, и посовтовалъ благоразумно:
— Все-таки, лучше бы намъ пшкомъ пройти до села.
Студентъ поморщился:
— Далеко?
— Верстъ пять, не больше. Въ часъ дойдемъ. А если лошадь брать, замтятъ.
Костинъ покорился.
Сперва шли разъзжанной дорогой, по снгу, смшанному съ землей и пескомъ. Затмъ, Илья свернулъ въ сторону, на проселокъ:
— Здсь прямикомъ мы версты дв сократимъ.
Принялся разсказывать товарищу о мстныхъ длахъ. Въ разговор идти было легче. Но ноги все чаще и чаще проваливались въ рыхлый снгъ.
— Что за дурацкая дорога!— выругался студентъ, съ трудомъ вытаскивая застрявшую въ снгу галошу.
— Зимой проселки всегда такіе,— объяснялъ Илья.
Не это замчаніе не успокоило Костина:
— Тутъ самъ чортъ ногу сломитъ!— сердито ворчалъ онъ, стараясь не отставать отъ товарища и спотыкаясь, чуть не падая, на каждомъ шагу.
Дорога вилась полями, развтвляясь то вправо, то влво. Бжали вдаль борозды отъ полозьевъ крестьянскихъ санокъ. По об стороны отъ нихъ лежалъ пушистый, не тронутый снгъ, а по середин дороги снгъ былъ сбить конскими копытами, такъ что между бороздами отъ полозьевъ получалось углубленіе, врод канавки, и Костинъ никакъ не могъ сообразить, какъ идти по этой дорог. Пробовалъ идти по середин,— снгъ набивался въ низкія галоши, проникалъ выше ботинокъ, было холодно ногамъ, непріятно. По бороздамъ идти было какъ будто легче,— примятый, придавленный полозьями снгъ выдерживалъ тяжесть ноги, но опасно было довряться этому снгу: поминутно проваливался онъ,— безъ всякихъ видимыхъ причинъ, проваливался неожиданно и глубоко, и Костину приходилось употреблять вс усилія, чтобы не растянуться во весь свой ростъ.
Илья былъ обутъ въ высокіе сапоги и шагалъ увренне, смле, но и ему неудобно было идти по снгу безъ палки.
Измучились, выбились изъ силъ, пока дошли до села.
Костинъ нервничалъ, сердился на своего товарища, и на самаго себя, и на всхъ на свт, но своеобразная прелесть занесеннаго снгомъ села немного успокоила его.
Не было никакихъ красокъ въ картин. По блому фону четкими черными линіями вырисовывался узоръ деревьевъ, изгородей и избъ. И вся картина казалась изумительно тонкой, старинной гравюрой.
Вмст съ красками исчезла и перспектива. Отдаленная церковь съ круглымъ куполомъ и остроконечной колокольней казалась крошечной замысловатой моделью, такой близкой, что стоитъ сдлать два шага, протянуть руку,— и можно будетъ дотронуться пальцами до висящихъ въ пролет башни колоколовъ. Такимъ же близкимъ казался и лсъ, рисовавшійся полупрозрачнымъ кружевомъ за селомъ.
Все это было ново студенту, привыкшему къ городу и не вызжавшему зимой дальше подгороднихъ рабочихъ поселковъ. И эта тонкая картина-гравюра примирила его немного съ неудобствами пройденнаго пути.
— Мы сперва къ Максимову зайдемъ, — предложилъ Илья.
— Ведите, куда хотите,— отвтилъ Костинъ:— я тутъ никого, не знало.
Изба у Максимова была маленькая, низенькая, съ покривившимися окнами, неказистая и убогая снаружи, но довольно чистая внутри. Хозяинъ изъ окна замтилъ гостей и вышелъ на дворъ встрчать ихъ. Съ перваго взгляда онъ понравился Костину.
Это былъ мужикъ лтъ 30, средняго роста, худощавый и жилистый, съ безбородымъ рябоватымъ лицомъ, съ небольшими черными усиками. Глаза у него были живые, немного насмшливые. Движенія быстрыя, рзкія, но безъ излишней суетливости. Одтъ онъ былъ по-деревенски,— въ пеструю рубаху, въ огромные валенки. Поздоровавшись съ гостями, началъ грубовато и безцеремонно выговаривать Иль:
— Гд это вы таскались до сихъ поръ?— Ужъ полтора часа, какъ поздъ пришелъ!
— Да мы только съ машины! Самой прямой дорогой шли. Полями.
— То-то, что ‘полями’… А къ эсэрамъ ужъ съ часъ, какъ пріхалъ.
— Ну? А кто къ нимъ?— заволновался Илья.
— По имени не знаю, а только интеллигентъ.
— Изъ ‘генераловъ’ ихнихъ?
— Можетъ, и изъ ‘генераловъ’. Одтъ шикарно.
— Это намъ не страшно,— поспшилъ замтить Илья.— Товарищъ,— онъ указалъ на Костина,— и ‘генераламъ’ ихнимъ намажетъ!
Онъ старался не столько успокоить Максимова, сколько разогнать собственный страхъ. Теперь, передъ самымъ създомъ, эсэровскій ‘генералъ’ снова началъ казаться ему необыкновенно опаснымъ противникомъ.
Костинъ тщетно старался обсушить ноги у печки. Прислушивался къ разговору, и ему пріятно было, что Максимовъ,— котораго онъ сразу опредлилъ, какъ представителя ‘новой деревни’ и ‘революціоннаго крестьянства’,— выражается такъ, какъ вс говорятъ въ город. Это сильно облегчало агитатору лежавшую передъ нимъ задачу говорить на крестьянскомъ създ.
Максимовъ обернулся въ его сторону.
— Э, товарищъ! Да у васъ, никакъ, ноги промокли? Такъ вы во вкъ не обсушитесь… Разуться нужно!
Максимову было смшно,— какъ это человкъ не уметъ обсушиться у печки. Костинъ сконфузился, но послдовалъ дльному совту.
Крестьянинъ слдилъ за его движеніями, приглядывался къ нему, будто стараясь что-то припомнить. Вдругъ положилъ руку ему на плечо.
— Да вы, товарищъ, не Григорій Городской?
Подъ этой кличкой Костинъ выступалъ на митингахъ въ 1905 г.
— Откуда вы меня знаете?— съ удивленіемъ спросилъ онъ Максимова.
— На завод я васъ раза два слышалъ. Я въ деревн не такъ давно. Какъ выслали меня изъ столицы за забастовку, сперва я на Волг работы искалъ, да тамъ всюду безработица, голодъ. Потомъ, говорятъ, фабриканты черные списки другъ другу сообщаютъ, а я у нихъ ‘зачинщикомъ’ отмченъ. Однимъ словомъ, нигд работы найти не могъ. Вотъ и вернулся къ себ на родину. Тутъ хоть съ голода не помрешь. Сперва думалъ, съ тоски подохну, однако, и дло нашлось: стали мы съ Ильей организацію ставить. Ничего, идетъ дло на ладъ. Работникъ-то я плохой, и дла большого въ город не сдлалъ бы, а здсь темнота, люди такъ нужны, что и Максимову рады,— а Илья прідетъ,— и совсмъ свтлый праздникъ.
Слушая Максимова, Костинъ испытывалъ чувство, близкое къ досад и разочарованію: только что ршилъ онъ, что Максимовъ — представитель ‘новой деревни’, только что началъ изучать его, стараясь по немъ составить себ представленіе о ‘революціонномъ крестьянств’ вообще,— и вдругъ оказалось, что Максимовъ такой же рабочій, какъ т, съ которыми онъ постоянно встрчался въ город, и о деревн-то говоритъ этотъ рабочій, какъ о далекой, чуждой ему сред, гд онъ является гостемъ… Все же, за неимніемъ подлиннаго предводителя деревни, приходилось воспользоваться хоть Максимовымъ, чтобъ подготовиться къ създу. Костинъ началъ разспрашивать его. Узналъ, что създъ задуманъ уже давно, сразу посл разгона второй Думы. Предполагалось собрать създъ передъ выборами въ третью Думу. Отказались отъ этого плана только въ силу вншнихъ препятствій. Выборы прошли хорошо. Почти всюду въ уполномоченные были выбраны наиболе сознательные крестьяне. Составъ выборщиковъ тоже оказался лвый, но на губернскомъ собраніи не прошелъ ни одинъ изъ намченныхъ крестьянами кандидатовъ въ Думу. Противъ воли крестьянскихъ выборщиковъ даже отъ крестьянской куріи выбрали праваго, какимъ-то чудомъ затесавшагося въ число выборщиковъ изъ сосдняго узда.
Посл этого ршили не откладывать больше създа и немедленно собрать во всхъ уздахъ представителей волостей, чтобы ршить, какъ быть дальше. Такіе уздные създы должны были подготовить боле обширный общегубернскій създъ, а губернскій създъ долженъ былъ опредлить окончательно, возможно ли, при наличныхъ условіяхъ, выступленіе крестьянъ, и въ какія формы должно оно вылиться.
Весь этотъ планъ поразилъ Костина грандіозностью замысла и своеобразной стройностью. Онъ сказалъ объ этомъ товарищамъ, и лицо Ильи вспыхнуло и озарилось самодовольной улыбкой.
Собраніе уполномоченныхъ происходило въ помщеніи сельскаго правленія. Въ деревн это казалось наиболе естественнымъ мстомъ для обсужденія общественныхъ длъ.
Село было тихое, спокойное. Пятый годъ прошелъ въ немъ безъ волненій и безпорядковъ. Не было поблизости ни крупныхъ помщиковъ, ни заводовъ. И потому, несмотря на близость желзной дороги, въ сел не было иной полиціи, кром своей, деревенской,— старосты, десятскихъ, сотскихъ. Въ старостахъ второй годъ ходилъ умный и хитрый мужикъ Хрновъ, бывшій портъ-артурецъ, дружившій съ Максимовымъ, но умвшій, вмст съ тмъ, ладить и съ прізжавшими въ село властями. Десятскихъ и сотскихъ онъ держалъ въ подчиненіи и доноса съ ихъ стороны не боялся. Сельскій священникъ, добродушный и жадный старичокъ, политикой вообще не интересовался и ни во что не вмшивался. Учитель считался изъ ‘сочувствующихъ…’
Вс условія складывались такъ, что въ волковскомъ сельскомъ правленіи можно было собраться совершенно спокойно, не опасаясь провала.
Максимовъ пошелъ въ правленіе, узнать, скоро ли можно будетъ открыть собраніе. Общалъ вернуться за товарищами. Но заговорился и не могъ отлучиться. Послалъ къ себ на домъ десятскаго сказать прізжимъ, чтобы скорй приходили.
Съхалось изъ сосднихъ волостей человкъ тридцать. Были среди нихъ и недавніе выборщики, по большей части ужъ немолодые, степенные, съ длинными бородами и медлительной рчью. Были и старики патріархальнаго вида, и молодые парни. Оказались среди уполномоченныхъ и два сельскихъ учителя, и одинъ высланный на родину рабочій, и отставной солдатъ въ затасканной до послдней степени шинели.
Изъ села сошлись къ правленію мужики, желавшіе послушать, о чемъ будутъ говорить на създ. Староста распорядился сдвинуть въ середину горницы лавки для уполномоченныхъ, а волковцамъ указалъ стоять вдоль стнъ, чтобы не смшиваться съ уполномоченными и не мшать имъ.
Когда Илья и Костинъ, въ сопровожденіи десятскаго, пришли въ правленіе, вс были ужъ въ сбор. Хрновъ съ мдной бляхой на груди стоялъ впереди всхъ, у стола подъ образами. Ждалъ городскихъ.
Рядомъ со старостой стоялъ чисто, почти изысканно одтый молодой человкъ въ пальто съ барашковымъ воротникомъ, въ изящныхъ кавказскихъ буркахъ, вмсто валенокъ.
Илья покраснлъ и смутился, узнавъ въ немъ своего ночного подозрительнаго спутника. Не меньше того смутился и молодой человкъ при вид Ильи.
Переглянувшись съ Максимовымъ, Хрновъ открылъ собраніе. Сталъ за столъ, оперся обими руками о край стола и провозгласилъ торжественно и громко, слегка нараспвъ:
— Такъ что можно и къ длу приступать.
Обвелъ взглядомъ собраніе и спросилъ:
— Ждать, кажись, больше некого?
— И такъ съ утра ждемъ,— отвчали изъ толпы.
— Кого ждать-то?
— Коли такъ, уполномоченные пущай на лавкахъ сидятъ, а которые отъ себя послушать пришли, волковскіе которые, тхъ къ сторонк просимъ.
Выждавъ, чтобы вс заняли назначенныя мста, Хрновъ продолжалъ:
— А для порядку предсдателя выбрать нужно, какъ всегда водится.
— Ты же предсдателемъ и будь.
Но осторожный староста не хотлъ предсдательствовать на. крамольномъ собраніи, хотя, какъ ‘сознательный’, и участвовалъ въ създ. Отказался отъ предложенной чести и предложилъ выбрать Максимова.
Максимова и выбрали.
Рабочій поклонился собранію и, занявъ мсто за столомъ, рядомъ съ Хрновымъ, предложилъ:
— Нужно бы, старики, прежде всего проврить, съ какихъ деревень пріхали, а съ какихъ не пріхали. Потомъ вопросъ будетъ: какъ кого выбирали, какія полномочія, иначе — довренность какая — дана намъ отъ общества?
— Ладно, провряй!
— Я по списку выкликать буду.
— Выкликай!
— Изъ Михайловки есть кто?
— Я изъ Михайловки.
Поднялся съ лавки кряжистый старикъ. Илья хорошо зналъ его, такъ какъ не разъ толковалъ съ мужиками въ его изб.
— Васъ общество послало?— спросилъ Максимовъ.
— Опчество, все опчество. Я на сход опчеству сказывалъ, зачмъ създъ назначенъ. Опчество мн наказывало крпко стоять, а на чемъ поставимъ, все опчество отвчаетъ. И приговоръ положить хотли, да староста, сукинъ сынъ, печатку потерялъ, найти не могъ. А какъ безъ печатки приговоръ силы не иметъ, то на словахъ наказывали…
Илья улыбался, слушая старика. Думалъ: не даромъ шесть разъ зазжалъ въ Михайловку. Но Костина рчь старика обезпокоила. Наклонившись къ Иль, спросилъ его:
— Какая же это конспирація?
— А?— переспросилъ тотъ, не сразу понявъ студента.
— Я говорю: какъ можно такъ неконспиративно вести дло? Это безуміе!
Илья только рукой махнулъ вмсто отвта. Продолжался опросъ.
Выбраны уполномоченные оказались вс по-различному: почти столько способовъ избранія, сколько селъ и деревень было представлено на създ.
Изъ деревни Тепеницы пріхалъ на създъ молодой учитель. Въ удостовреніе своихъ полномочій представилъ резолюцію, скрпленную подписями членовъ мстной организаціи. Передалъ резолюцію предсдателю и принялся разсказывать:
— У насъ организація ршила деньги собирать на оружіе. Хотли партійные взносы установить, но убдились, къ сожалнію, что взносы въ деревн не привьются. Денегъ у крестьянъ на рукахъ нтъ. Поэтому мы иначе устроились. У одного изъ нашихъ членовъ оказалась машинка для рзанья дранки для крышъ. Мы ее починили, и теперь она принадлежитъ организаціи. Работаемъ по-очереди, или кто когда свободенъ. Мужики и изъ сосднихъ селъ даютъ заказы, а плата вся въ организацію поступаетъ. Въ этомъ род можно бы и въ другихъ деревняхъ завести: практично въ высшей степени.
— Это вы ладно надумали!— замтилъ одинъ изъ уполномоченныхъ.
— Ловко это врно!
А предсдатель спросилъ съ любопытствомъ:
— Много набрали?
— 23 рубля съ копйками, за два мсяца!— съ явнымъ выраженіемъ гордости отвтилъ учитель.
— Ловко!
Костинъ замтилъ, что собраніе пропустило безъ вниманія вопросъ о цли, съ которой собираетъ деньги тепеницкая организація. Заинтересовались лишь хозяйственной стороной дла.
Изъ остальныхъ уполномоченныхъ почти каждый хоть что-нибудь да разсказалъ о мстной работ. И когда опросъ уполномоченныхъ былъ законченъ, оказалось, что можно не терять времени на отдльные ‘доклады съ мстъ’, которыми начинаются обыкновенно създы. Фактически доклады съ мстъ были уже сдланы. Вырисовалось, въ общихъ чертахъ, положеніе ‘работы’ въ узд.
Работы!
Костину казалось, что онъ, дйствительно, знакомится съ результатами революціонной, партійной работы Ильи, Максимова и другихъ товарищей. То же казалось и представителю эсэровъ. Молодой человкъ съ барашковымъ воротникомъ былъ во время опроса уполномоченныхъ напряженно внимателенъ: старался учесть, насколько широко распространялась въ узд эсдэковская пропаганда. И не замчали, что то живое, то настоящее, что пробивалось въ рчахъ уполномоченныхъ, было одинаково далеко и отъ ихъ программъ и отъ привычныхъ для нихъ формъ организаціи и пріемовъ работа, что это было лишь ищущее выхода стихійное неудовольствіе, примитивное и слпое, само не вдающее, къ чему оно придетъ, во что выльется…
Максимовъ предложилъ перейти къ вопросу о Государственной Дум.
Первымъ сталъ говорить Илья. Началъ объ избирательномъ закон, о послднихъ выборахъ.
Но старикъ, представитель крестьянскаго общества деревни Михайловки, перебилъ его.
— Ты не съ того началъ. Ты сначала, съ самаго начала говори, какъ намъ въ Михайловк говорилъ!
— Съ первой Думы?— переспросилъ ораторъ.
— Съ самой первой и говори!
— Долго будетъ.
— Ништо, что долго. Спшить-то намъ некуда. По крайности, понятно все будетъ.
— Мн все равно… Могу хоть съ первой Думы… Какъ только собранье ршитъ?
— По порядку все говори!
— Съ первой Думы начинать лучше…
Настроеніе създа достаточно выяснилось.
— Ладно!— произнесъ Илья.
И началъ свою рчь заново. Началъ съ надеждъ и упованій, которыя возлагались крестьянами на первую Думу. Характеризовалъ составъ этой Думы. Напомнилъ наиболе яркіе моменты изъ ея дятельности. Разсказалъ о конц ея и объ исторіи съ выборгскимъ манифестомъ.
Говорилъ онъ грубовато, мстами даже нескладно. О многихъ событіяхъ, которыя казались Костину весьма существенными, не сказалъ ни слова. На иныхъ мелочахъ останавливался подробно. Но эта безпорядочность была здсь незамтна.
Илью слушали внимательно. Поддакивали ему. Подчеркивали отдльныя мста его рчи сочувственными замчаніями. И хотя онъ говорилъ о вещахъ, которыя всмъ были отлично извстны, подъ конецъ ему удалось захватить собраніе.
Онъ говорилъ о томъ, какъ было предъявлено второй Дум требованіе о выдач 55 депутатовъ, и въ томъ, что случилось въ послдующіе дни… Мужики слушали, затаивъ дыханіе, съ серьезными, угрюмыми лицами.
Въ это время подошелъ къ Костину представитель эсэровъ.
— Вы будете говорить посл товарища? Или мн предоставите слово?
— Все равно. Вы думаете возражать?
— Да. Но я предпочелъ бы посл васъ. Тогда я могъ бы отвчать сразу и вамъ, и вашему товарищу… Впрочемъ, возражать мн, пожалуй, придется немного. Я больше буду говорить для агитаціи.
— Тогда лучше полемикой не будемъ разбивать настроеніе. Я сейчасъ буду говорить, а потомъ уже — вы.
Костинъ не зналъ, о чемъ говорить. Его рчь о партіи и объ ея задачахъ большинству уполномоченныхъ не понравилась. Слишкомъ быстро онъ говорилъ и слишкомъ по-господски: не то, чтобъ слова употреблялъ непонятныя, а фразы получались у него слишкомъ гладкія, округленныя. Чужое это было, не свое, не привычное,— и потому утомляло и даже раздражало слушателей.
Но когда ораторъ перешелъ къ вопросу о братств крестьянъ и рабочихъ и сталъ доказывать, что крестьяне должны идти за рабочими и поддерживать ихъ, эта часть его рчи, видимо, произвела впечатлніе на собраніе.
— Вмстяхъ нужно!
— Это ты правильно, чтобы вмстяхъ всмъ!
Эти возгласы изъ толпы сперва смутили оратора. Но затмъ, уловивъ настроеніе слушателей, онъ началъ дальше и дальше развивать свою мысль, постепенно повышая тонъ, выдвигая на первый планъ наиболе рзкіе политическіе лозунги. И когда кончалъ, у него было такое чувство, что онъ справился вполн со своей задачей, и что говорить передъ крестьянской аудиторіей не такое ужъ головоломное дло.
Изъ уполномоченныхъ никто не бралъ слова. Илья усплъ на ухо объяснить Костину, что это — обычное явленіе: передъ чужими людьми крестьяне говорятъ неохотно, и трудно заставить ихъ высказаться посл городскихъ агитаторовъ.
Михаилъ, представитель эсэровъ, посвятилъ свою рчь вопросу о земл. Указалъ, какъ мало говорили о земл предыдущіе ораторы, подробно остановился на вопрос о значеніи земли для крестьянъ, ядовито, но безъ вншняго полемическаго задора, изобразилъ, какъ измняли соціалъ-демократы свою аграрную программу, начавъ съ отрзковъ и придя, въ конц концовъ, къ муниципализаціи. Затмъ перешелъ къ изложенію своихъ взглядовъ на земельный вопросъ. Нарисовалъ картину уравнительнаго землепользованья при воспрещеніи примнять наемный трудъ въ сельскомъ хозяйств. Говорилъ красиво и ярко, какъ опытный ораторъ, внимательно слдя за выраженіемъ на лицахъ слушателей.
Замтилъ, что первую — критическую — часть его рчи слушали со скукой. Поэтому поспшилъ сократить полемику и привелъ противъ эсдэковской программы далеко не вс извстные ему доводы, а лишь нкоторые, наиболе убдительные. Зато картину соціализаціи земли развилъ во всхъ подробностяхъ, не жаля яркихъ красокъ.
Сочувствіе крестьянъ было, несомннно, на его сторон и проявлялось въ теченіе его рчи настолько недвусмысленно, что Илья нервно кусалъ себ губы и то хватался за карандашъ, начиналъ что-то записывать, то откладывалъ бумажку въ сторону и только перебиралъ пальцами по столу. Онъ чувствовалъ себя совершенно безпомощнымъ противъ эсэровской соціализаціи, такъ какъ и муниципализація представлялась ему недоступной бездной премудрости.
Вспомнилъ, какъ въ 1905 г. ловко ‘посадилъ’ онъ одного эсэровскаго агитатора, противопоставивъ его соціализаціи эсдэковскій лозунгъ — поддерживать стремленія крестьянъ вплоть до конфискаціи всхъ земель, не предршая, однако, будущихъ формъ землепользованія. Тогда Илья просто бросилъ ему:
— Вы говорите о ‘Земл и вол’. А разв вы даете крестьянамъ по ихъ вол распорядиться съ землей? Нтъ! Какую-то аграрную программу имъ навязываете. Соціализацію предписываете. А мы даемъ землю, всю землю даемъ, и программы не навязываемъ. Пусть мужики сами и ршатъ, что съ землей длать. Ихъ земля, пусть же и воля ихъ будетъ! Мы, значитъ, землю и волю даемъ. А вы землю даете, а волю себ оставляете!
Тогда Илья только начиналъ работать. Теперь онъ понималъ, что эта рчь его была грубой демагогіей… Но какой произвела она фуроръ, какой успхъ, какую блестящую побду принесла находчивому оратору!
— Вотъ бы теперь такъ двинуть!— думалъ Илья.
Но тотчасъ же обрывалъ себя:
— Нельзя. Теперь и у насъ программа,— чортъ бы ее подралъ! Муниципализацію защищать нужно…
И съ надеждой и упованіемъ бросалъ взгляды въ сторону Костина.
Костинъ во время рчи Михаила длалъ замтки у себя въ блокъ-нот. Рчь эсэровскаго представителя не казалась ему ни сильной, ни убдительной. Все ея построеніе можно было разрушитъ, какъ карточный домикъ, выясненіемъ процесса дифференціаціи, происходящаго въ деревн.
Костинъ и посвятилъ свою рчь выясненію того, какъ выдляются изъ крестьянской толщи пролетарскіе элементы на одномъ полюс и буржуазные элементы — на другомъ. Коснувшись попутно вопроса о развитіи производительныхъ силъ,— показалъ, что соціализація земли явится тормазомъ для прогресса сельско-хозяйственной техники въ стран.
Осдлавъ любимаго конька, студентъ увлекся, и самъ заслушался своего краснорчія. Но въ собраніи было скучно. Мужики сидли неподвижные, безучастные. А старикъ изъ Михайловки не выдержалъ и крикнулъ:
— Это намъ ни къ чему!
Другіе поддержали:
— Не для того съхались.
— Не про насъ это.
— Ты, баринъ, про насъ говори!
Это былъ совершенный провалъ.
Представитель эсэровъ учелъ выгоды своего положенія, и посл Костина произнесъ рчь о сельско-хозяйственныхъ товариществахъ въ Даніи. И опять имлъ успхъ.
Костинъ хотлъ, было, отвчать ему. Но посл первой неудачи онъ слишкомъ волновался. Шепнулъ Иль:
— Вотъ, тутъ товарищъ, много чего говорилъ. Только это все для насъ неподходящее. Въ Даніи товарищества совсмъ другое дло. А что до соціализаціи, такъ изъ нея ничего не получится. Выдумки это одн. Взять хоть наемный трудъ… Не можетъ того быть, чтобы въ деревн безъ наемнаго груда обойтись. Невозможно это!
Представитель эсэровъ иронически пожалъ плечами и, поднявъ брови, спросилъ вжливо:
— Почему невозможно?
— А потому, что невозможно! Не выдетъ ничего. Волково, вотъ, пастуха держитъ. Шесть рублей за лто ему даетъ, да подпаску два рубля…
— Это врно,— вставилъ староста:— старику шесть, а мальчишк два. Это врно.
— Это я и говорю,— подхватилъ Илья,— нанимаютъ, значитъ. Вотъ теб и наемный трудъ. А они,— указалъ онъ пальцемъ на Михаила,— запретить хотятъ! Чтобъ не нанимать никого! Да гд же это слыхано? Какъ же обществу безъ пастуха быть? А? Вс общества пастуховъ нанимаютъ. А когда запретятъ нанимать — разореніе будетъ мужикамъ. Нельзя этого допустить. Поэтому я и говорю: неподходящая для насъ эта выдумка, которую товарищъ, предлагаетъ.
Михаилъ еле владлъ собой, такъ задло его выступленье Ильи. Поднялся и началъ съ язвительной улыбкой:
— Товарищъ, который говорилъ передо мною, либо не понялъ программы партіи соціалистовъ-революціонеровъ, либо — въ цляхъ полемики — извратилъ ее. Я не предлагалъ вовсе обходиться безъ пастуха. Скотоводство, съ моей точки зрнія, является необходимымъ элементомъ… то есть, необходимой частью сельскаго хозяйства. Но если мы признаемъ въ принцип… то есть, какъ правило, что наемный трудъ недопустимъ въ деревн, то нельзя отступаться отъ этого, ради пастуха. Вопросъ о пастух можетъ быть легко улаженъ и другимъ путемъ…
— Какъ? Какимъ путемъ?— добивался Илья, видя, что противникъ его теряетъ почву подъ ногами.
— Ну… хотя бы такъ, чтобы вс члены общества поочередно выполняли обязанности пастуха. Это даже лучше, чмъ ныншній способъ. Это дастъ возможность всмъ хозяевамъ ближе познакомиться со скотоводствомъ, расширитъ ихъ хозяйственный опытъ. Затмъ, сами хозяева будутъ слдить за скотомъ внимательне и добросовстне, чмъ человкъ, котораго общество нанимаетъ за нищенское вознагражденіе въ шесть рублей въ годъ. Затмъ…
Михаилъ увлекся своей мыслью. И чмъ дальше развивалъ ее, тмъ убдительне и ярче казалась она ему.
Но въ это время старикъ, сидвшій въ переднемъ ряду и не проронившій ни слова съ самаго начала собранія, — сердито перебилъ его:
— Пустое мелешь! Не можетъ этого быть, чтобы всякій за стадомъ ходилъ!
И какъ будто прорвало собраніе. Вс заговорили разомъ.
— Пастухъ долженъ каждую скотину знать!
— Какъ же я за стадомъ пойду, когда я не пастухъ?
— Да я не всякому-то скотину доврю!
— Этакъ онъ у насъ весь скотъ распустятъ.
— Ишь ты, выдумщики!
— Безъ пастуха!
— Ловко придумалъ!
— Этакъ безъ скотины останешься.
Кричали, махали руками. И весь шумъ криковъ и возгласови покрывался голосомъ Ильи:
— Вотъ она зсэровская программа! Я потому и говорилъ, что она для насъ не подходящая.
Михаилъ пытался спорить, доказывать свою правоту. Но понялъ, что его дло проиграно безповоротно, махнулъ рукой и отошелъ въ сторону съ равнодушно-презрительнымъ выраженіемъ на лиц. Утшало его сознаніе, что въ теоретическомъ спор онъ несомннно разбилъ своихъ противниковъ. А выхали они на ерунд, на демагогіи!
Работа създа продолжалась. Теперь говорили о постановк союзовъ на мстахъ, о возстановленіи связей между ними, о выписк газетъ. Говорили нестройно, переходя безпорядочно съ одного вопроса на другой, сваливая различные вопросы въ одну кучу. Въ рчи уполномоченныхъ вставлялъ свои замчанія и Илья. Его замчанія оказывались къ длу, всегда вносили что-нибудь новое въ споръ. Не разъ брали слово и Максимовъ и староста. Но Костинъ молчалъ.
И когда Илья вопросительно поглядывалъ въ его сторону, студентъ опускалъ глаза къ полу. Все, что происходило передъ нимъ, казалось ему непонятнымъ, далекимъ и чуждымъ. Чувствовалъ онъ, что его слова были далеки отъ жизни, отъ запросовъ, отъ мысли собравшихся сюда людей. Была между ними непроходимая пропасть…
Ужъ онъ не улавливалъ отдльныхъ словъ, не слушалъ отдльныхъ репликъ. Слышалъ лишь гулъ голосовъ, глухой и невнятный, какъ шумъ далекаго прибоя.
Казалось Костину, что мечется, бьется передъ нимъ слпая зажатая въ тиски мысль деревни. Мысль старая, какъ земля, и, какъ земля, тяжелая, непохожая на мысли шумнаго города. И не могъ онъ подойти къ этой мысли, приблизиться къ ней.
Позднимъ вечеромъ возвращались изъ деревни на станцію Михаилъ, Илья и Костинъ.
Такъ тиха, такъ хороша была лунная ночь, что Костинъ предложилъ идти пшкомъ. Попросилъ только Илью:
— Вы ужъ не старайтесь прямикомъ идти. Ведите по дорог! Да хорошо было бы палки съ собой захватить.
Обратная дорога оказалась легче, чмъ утренній путь отъ станціи. Не такъ вязли ноги, не такъ набивался снгъ въ галоши.
Подтолкнувъ подъ локоть товарища, подмигнулъ ему и указалъ на шагавшаго впереди представителя эсэровъ:
— Ловко мы имъ намазами? А? Всыпали!
Костинъ очнулся отъ задумчивости:
— Кому всыпали?
— Да эсэру! Я говорю намазали ему!
Костинъ ничего не отвтилъ. Вдругъ почувствовалъ крайнюю усталость во всемъ тл. И думалъ лишь объ одномъ,— добраться бы до станціи, вернуться бы поскоре домой, въ городъ…
И тихая лунная ночь, зачаровавшая его при выход изъ волковскаго сельскаго правленія, теперь давила его и казалась загадочно-жуткой…