НА КРАЮ СВТА.
НА КРАЮ СВТА.
(ИЗЪ КОЛЫМСКАГО ДНЕВНИКА) *).
——
——
——
——
Фельетонистъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 40, 1884
На краю света, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1884
Время на прочтение: 6 минут(ы)
*) Среднеколымскъ находится подъ 67о 10′ с. ш. и 174о 50′ в. д. въ 11,105 1/4 верстахъ отъ Петербурга,— не боле и по мене! Въ Среднеколымск 1 церковь и 54 жилыхъ зданія, изъ которыхъ 5 юртъ. Дома построены изъ лиственичныхъ бревенъ, безъ крытъ и безъ стеколъ въ окнахъ, крыши замняются слоемъ земли, а стекла бумагой, налимьей колеей и толстыми льдинами. Въ этомъ город недавно было 300 жителей обоего пола, изъ нихъ 165 мужчинъ, изъ коихъ 52% приходится на нижнихъ чиновъ. Въ немъ, однако, 2 потомственныхъ дворянина, 12 чиновниковъ, 6 духовныхъ, 6 купцовъ и 36 мщанъ (Экономич. состоян. городскихъ поселеній Сибири, изд. Мин. Внутр. Длъ. С.-Петербургъ 1882 г., с. 280).
Декабрь. Городишко заносится снгомъ. Уныло, тоскливо кругомъ. 1 часъ дня и ужъ темно кругомъ. Въ большихъ Европейскихъ городахъ, гд рано темнетъ, день замняется яркимъ свтомъ газа и электрическихъ солнцъ. Жизнь кипитъ немолчно и еще длается усиленне и нервне. Вечеромъ читаются въ Европ лекціи, происходятъ разныя собранія, театры, клубы, гостинницы наполняются постителями. Ночь въ Европ полна удвоенной жизни. Здсь, въ Сибири, на полярномъ свер мракъ, смняющій день, производитъ подавляющее впечатлніе. Жизнь умираетъ, наступаетъ полусонное существованіе. И что возбудить эту жизнь?! Почты нтъ по 2 мсяца. Скоро новый годъ, а послдній нумеръ газеты отъ 15 августа. Въ Туруханскъ почта ходитъ хоть разъ въ мсяцъ. Зависть беретъ, когда подумаешь объ этомъ Туруханск,— счастливецъ! А здсь точно живешь въ 2315 году до P. X. А впрочемъ, можетъ, это и къ лучшему. Зачмъ почта? зачмъ газеты? По крайней мр, когда предложили здсь подписку на почтовую контору, обыватели такъ слабо отозвались, что самый просвщенный изъ нихъ ршился пожертвовать только одинъ рубль.
Да и зачмъ почтовая контора? Сиди дома и попивай спиртикъ. Такъ и длаютъ.
Въ эту минуту грустныя размышленіи мои были прерваны топотомъ лошадей на улиц, выбгаю — три парты, на одной изъ и ихъ казакъ,— почта! Въ мигъ поднялись на улиц радостные крики: ‘почта пришла! почта пришла!’ — и вс бросились къ полицейскому управленію (которое здсь представляетъ собою какую-то энциклопедію всевозможныхъ учрежденій: полицію, судъ, почтовую контору, казначейство нотаріатъ, акцизное вдомство — все, что хотите). Полетлъ и я туда, по дорог, почти незнакомые прохожіе поздравляютъ меня, ‘съ почтой васъ’!— точно французы другъ друга посл взятія Бастиліи… Вхожу въ полицію, — комната биткомъ-набита обывателями. Исправникъ распечатываетъ одинъ пакетъ за другимъ. Вдругъ, онъ вынимаетъ какую-то блестящую вещицу на ленточк: это давно провозглашенный въ газетахъ орденъ. Батюшка стремительно подходитъ и трижды торжественно лобызаетъ счастливца: ‘ну, братъ, поздравляю! теперь кати флягу’… Громкій взрывъ хохота ее стороны публики нсколько сконфузилъ его. Фляга вещь почтенная, въ ней три ведра спирту.
Въ мою комнату входитъ докторъ, едва на ногахъ (онъ всегда такой съ утра и до вечера).
— Ну, что новаго въ газетахъ? говорю я.
— Ничего хорошо, пишутъ: намъ будетъ прибавка жалованья — 1,200 вмсто 800 р.
— Поздравляемъ, значитъ, теперь вмсто 400 можно будетъ откладывать 600 р. въ пользу Бахуха.
Докторъ расхохотался.
Въ такомъ мст прибытіе всякаго новаго лица изъ служащихъ и особенно образованныхъ лицъ должно бы быть праздникомъ.
Русская колонія такъ мала, жизнь ведется такъ отчужденно, что естественно съ явленіемъ новаго человка, товарища по служб на этой окраин, видть только новую поддержку. Человческое лицо здсь должно радовать. Нигд по чувствуется такой жажды видть человка, какъ тамъ, гд нтъ людей. Нигд видъ человка не можетъ радовать такъ, какъ въ пустын. Но это такъ кажется, у насъ все наоборотъ.
— Ну, что, ждете еще помощника? обращаюсь я къ служащему.
— Да, ждемъ!
— И радуетесь?
— Чему радоваться!— радости мало, вдь я одинъ теперь рлокъ да лисицъ отъ инородцевъ въ подарокъ получалъ, а теперь они раздлятъ пополамъ, и ему нужно. Нтъ, времена ухудшаются!
Думали, что насъ никогда не коснется ни одно печатное извстіе, что мы будемъ счастливымъ исключеніемъ. Но эта сила, этотъ аргусъ покой жизни, какъ взоръ науки, какъ плодъ человческой любознательности, коснулся и насъ.
И эта печать бросила на насъ взоръ въ самое безутшное время. Она насъ застала во время голода. 2-го ноября прошлаго года ‘Сибирская Газета’ сообщала о голод у насъ въ стать ‘Голодъ въ Среднеколымск’, въ ней было сказано, что мука была только у двухъ-трехъ лицъ, и что они, пользуясь голодомъ, продавали ее по 8 р. пудъ, тогда какъ даже казенная стоила G р. пудъ.
По прочтеніи кто-то воскликнулъ:
— Господа, да вдь этотъ N. N.— нашъ докторъ!
— Послушайте, вдь это меня описали! обращался обличенный.
— Полноте, тамъ вдь не сказано, что вы.
— Нтъ, вдь я ужъ знаю, что это меня! И вотъ отъ огорченія опять выкатывается колымская фляга въ три ведра. О фляга, фляга, ты единственное проявленіе чувствъ въ радостяхъ и скорбяхъ!
Прошло нсколько дней, и волненіе, произведенное приходомъ почты, улеглось. Скоро наступилъ праздникъ Рождества. Колоколъ шести десятилтней деревянной церкви торжественно дребезжалъ. Вышелъ я на улицу, кругомъ пусто, изрдка лишь попадаются прохожіе, въ праздничномъ костюм, даже въ самые большіе праздники улицы нашего ‘города’ совершенно мертвы! Но я уже привыкъ къ этому и не удивлялся. Я удивило меня вотъ что: съ кмъ ни встрчался на улиц, у всхъ какой-то унылый видъ, — ходятъ, точно горе какое нибудь стряслось надъ ними. Наконецъ, повстрчался я съ однимъ знакомымъ, и тотъ тоже уныло глядитъ.
— Съ праздникомъ васъ, Николай Иванычъ!— говорю я.
— Спасибо! Только, какой ужъ тамъ праздникъ, разв это праздникъ!
— А что такое?
— Да разв вы но знаете?
— Что такое?
— Эхъ вы, да вдь ни капли водки въ город нтъ! Какой же это праздникъ безъ водки!
— Отца вашего совсмъ пьянаго домой отвели,— говорю я обывателю.
— Это онъ у исправника немного занялъ, а въ продаж то, поймите вы, ни капли нтъ! уныло заключилъ онъ и, повсивъ голову, побрелъ дальше.
Однимъ словомъ, кром двухъ-трехъ лицъ, весь городъ былъ въ траур по водк. И не только городъ,— верстахъ въ пятнадцати отъ города стояли, въ своихъ теплыхъ палаткахъ, нсколько десятковъ Чукчей, пригнавшихъ сюда на продажу оленей, чтобы имть, на что купить водку и прочее,— эти Чукчи были, если только можно, еще въ большей, отчаяніи… Чукчи безумно преданы водк, они считаютъ высочайшимъ блаженствомъ для человка — находиться въ томъ состояніи, когда вс мысли въ голов кружатся безпорядочнымъ вихремъ, а умъ освобождается отъ всякаго контроля, сирчь, когда онъ пьянъ… Итакъ, вс находились въ напряженномъ ожиданіи водки, водка была жгучимъ ‘вопросомъ дня’ для Среднеколымска. Но прошло Рождество, прошелъ и Новый годъ, а водки все нтъ. Уныніе росло съ каждымъ днемъ. Наконецъ, какой-то якутъ, пріхавшій въ городъ, оповстилъ, что водка детъ, что завтра она будетъ. Вс просіяли. Наступило и вожделнное ‘завтра’… Изъ-за лска, окружающаго городъ, показался караванъ верховыхъ лошадей, нагруженныхъ флягами спирта, по дв фляги на каждой. Чукчи, въ томъ святомъ восторг, который овладваетъ правоврными поклонниками Магомета при вид Мекки, бросились (даромъ, что крещеные!) къ лошадямъ и стали цловать эти фляги {Я нарочно подчеркиваю, читатель, этотъ рельефный фактъ.}, покрытыя холоднымъ инеемъ сороко-градуснаго мороза… Къ вечеру этого дня трудно, было найдти трезваго человка въ город, въ два часа въ кабак разобрали спирту на 90 р., не считая того, который ‘господа’ брали къ себ на домъ ведрами… За водку отдается все, за спиртъ продается все. Посл тяжкаго похмлья за глотокъ вина человкъ отдаетъ все цнное, дорогое, жертвуетъ даже семьей. Можно представить деморализующее значеніе здсь этого опіума свера!
Веселье длилось нсколько дней. Безшабашно, безсмысленно, съ красными воспаленными глазами, съ одурманенными головами ходятъ обыватели и творятъ нецлесообразное поступки, Люди бродятъ, какъ очумлыя животныя…
Въ-этомъ, однако ничего не было необыкновеннаго. Но вотъ разносится новость, фельдшера хватилъ ударъ. Желзный организмъ не вынесъ. Можно было бы подумать, что это хоть на минуту образумитъ остальныхъ, какъ грозное предостереженіе. Ничего не бывало. Городъ пилъ, и къ вечеру попрежнему бродили пьяные.
Зашелъ въ доктору.
— Слышали фельдшеръ-то?..
— Слышалъ. Это была правая моя рука! сказалъ докторъ. Съ горя онъ пропускалъ рюмку за рюмкой.
Такія картинки нашихъ сверныхъ угловъ наводятъ на глубокое размышленіе. Вино или спиртъ здсь единственное средство, возбуждающее жизнь, спиртъ единственное развлеченіе, единственное наслажденіе, единственная отрада! Немудрено, что его ждутъ обыватели и приходятъ въ величайшее уныніе, когда его нтъ. Спиртъ замняетъ все — художество, печать, чтеніе, театръ, музыку. Только въ забвеніи здсь человкъ чувствуетъ себя блаженнымъ. Чиновникъ, священникъ являются жертвою его, какъ и инородецъ. Пирушки и пьянство распространены и по всей Сибири, но нигд он не выражаются остре, болзненне, какъ въ глуши, на Свер, при 40—градусныхъ морозахъ. Жертвой его являются вс.
Странно, культурный человкъ долженъ бы поднять правы окружающей инородческой жизни, внести сюда свтъ, разумъ, сознаніе, утшеніе. Но увы! онъ самъ палъ и снизошелъ до слабости инородца.
А какой бы высокій подвигъ, какое святое подвижничество могло бы выпасть на долю образованнаго человка въ этихъ безутшныхъ углахъ! Сколько бы здсь могъ сдлать тотъ же самый медикъ, который самъ погрузился въ омутъ среды и теряетъ человческій образъ. Вдь мало того, что онъ могъ бы изучить инородческую среду и подарить науку замчательными вкладами и наблюденіями по антропологіи, онъ могъ бы быть здсь руководителемъ, учителемъ и утшителемъ. Высочайшая и благороднйшая человческая миссія спасти человка, поднять его могла бы выпасть на долю русскихъ людей на далекихъ окраинахъ Свера и Сибири.
Что могло бы спасти ихъ отъ скуки, отъ томленія, отъ страшной болзни, понятно, это — связь съ образованнымъ міромъ, умственная жизнь, хотя и въ глуши. Понятно, какое бы имла значеніе печать и доносящійся сюда ея голосъ. Вдь это было бы утшеніе, огражденіе человческаго существованія, сохраненіе погибающаго образа божія. А тутъ, глядишь, вопіютъ: Не надо намъ печати, а давайте водки!’