На чтениях г. Бердяева, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907

Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. В. Розанов

На чтениях г. Бердяева[1]

В Петербурге, то в зале Тенишевского училища, а то в Университете в заседаниях философского общества, то на ‘средах’ Вяч. И. Иванова[2] — сего ‘поэта страсти нежной’, — Н.А. Бердяев читает эту зиму[3] ряд лекций, посвященных литературе, философии, мистицизму и религии. Везде, где он обещает быть, залы бывают переполнены. Лектор читает хорошо, но не отлично. Каждое слово бывает сложно, но нет разрисовки речи настоящего врожденного или многоопытного оратора. Чтения на вечерах г. Иванова — почти частные, в Университете — для избранных, но в Тенишевском училище было вполне публичное. Однако и на этом чтении ‘для всего Петербурга’ нас приятно удивило отсутствие шумящей молодежи, — той молодежи, студентов и курсисток, которые стеной стояли и на лестнице, и в проходах на лекции С. Н. Булгакова о Чехове в том же зале год тому назад[4]. Многим, но не всем известно, что Булгаков и Бердяев были когда-то ‘кумирами молодежи’, — причем Булгаков ‘оставил штат за собою’, а Бердяев… не то оставлен был этим ‘штатом’, не то сам распустил его и вообще разошелся с молодежью[5]. На меня ложится хорошее впечатление от его лекций. Нравится состав слушателей и отношение их к лекции. Что-то не модное, но умное и задумчивое. Нет ‘подъема нервов’, работает живая мысль. В особенности нет этого шиканья и топанья, которое оглушало меня на лекции С.Н. Булгакова. И временами превращало ‘ученое чтение’ в ученую конюшню.
Бердяев, как и Булгаков, оба составляют крупное и важное течение литературной и общественной жизни, которое хорошо определяется заглавием одной из книг С.Н. Булгакова: ‘От марксизма к идеализму'[6]. Когда-то оба были марксистами. И стали ‘разочарованными марксистами’. Оба сделали шаг от ‘исторического материализма’, т.е. от материалистического истолкования истории и материалистических идеалов в жизни общественной и политической, — к высшим запросам души, ума, совести. Оба расстались с марксизмом, экономизмом, без гнева, без мести, но нельзя скрыть — с некоторым высокомерием… Кажется, обоих вытолкнуло из лагеря ‘многоопытных энономистов’ то, о чем Некрасов обмолвился вещим словечком:
Без благородной скуки тайной.
Сделаем комментарий к Некрасову… С ‘экономистами’ весело, здорово, &lt,работно&gt,, гигиенично, сами они — наиболее здоровая часть населения и интеллигенции. Но… ‘скучно’ с ними и у них, ибо и они сами и все у них — это что-то бескрылое и недалекое. Возвращаюсь к лекциям.
Они не имеют того ‘энергизма’, какой есть во всяком чтении С.Н.Булгакова, натуры бурной и буйной, гипнотизирующей слушателя и срывающее у зала то гиканье и аханье, какое превращает иногда ‘ученое чтение’ в нечто совсем другое. Но чтения Бердяева одухотвореннее, умственно разработаннее, тоньше. Видно, что его натура более пассивная и размышляющая, нежели натура Булгакова, более стремительная, и даже стремительная до удара кулаком по столу (жест, к которому он не раз прибегал). Я все соединяю этих чтецов, так как литературный их путь ‘от марксизма к идеализму’, в сущности, один, и только они двое так определенно и выпукло идут по нему. Зато менее культурный ум Булгакова более прям и честен: ударить-то он ударит по столу, напугает, но поведет прямо, прямою улицею, без переулочков, без ‘путания’ и уклончи-востей. Пассивная, одухотворенная, эстетическая натура Бердяева, напротив, знает уклонения, путаности, ‘подпольный мир’ философии, морали и, может быть, политики. Бердяев привлекательнее, Булгакову можно более довериться. Чтения Булгакова слушать не хочется, а когда он кончил, хочется ему пожать руку, сказав: ‘Хорошо, брат’. Бердяева, напротив, дремля[7] или опустив голову, слушаешь, заслушиваешься, мелькают около ‘средних мыслей’ или ‘обыкновенных мыслей’ глубокомысленные афоризмы, интригующие намеки, и вся вообще умственная ткань его узорна, тонка, изящна: а когда он кончил — учтиво поблагодарить его за удовольствие и проститься, сказав: ‘Вам, Иван Иваныч — направо, а мне — налево’. С Бердяевым вообще надо говорить ‘попридерживаясь’, слушать его ‘попридерживаясь’ и, словом, все дела с ним иметь ‘попридерживаясь’. Таково впечатление от формы ума его, от стиля его речи, от него au total[8]. Ну и что же? Ведь он и не зовет никого быть с собою, а только открыл ряд лекций: это — безусловно интересно. И как любитель умственной культуры, в стороне от шумной политики, я не могу удержаться от привета ему, и от указанья обществу, что на этих бесшумных, одухотворенных лекциях оно переживет несколько хороших умственных ощущений.
Он порицал шумных политиков и экономистов, приравнивая наиболее ‘красные’ их оттенки, между прочим, к ‘инквизиторам’… ‘Красные’ дьяволы и ‘черные’ дьяволы одинаково скверно пахнут, одинаково опасны для человечества. Я, однако, делаю ту классификацию: что ‘красные дьяволы’ — с копытами, а черные — с когтями. Интересно, что православие признает существование обоих пород в ‘пекле’… Далее, мне представляются ‘копытные’ дьяволы сговорчивее, благодушнее, ограниченнее своих ‘черных’ братьев, с которыми решительно нельзя иметь никакого дела. ‘Копытные’ дьяволы, именуемые в науке ‘социалистами’, иногда мне даже представляются простыми ‘оборотнями’: одел шубу волосами наружу и нося вид чёрта — они имеют человеческое нутро, человеческую душу, человеческую ограниченность, человеческую досаду, вообще наши маленькие и недалекие чувства, маленькие и недалекие мысли, без этой скверной адской метафизики, какая есть у когтистых дьяволов и являет у них печать ‘пекла’. Папу ни поколотить, ни оспорить нельзя, ни назвать его ‘дураком’, а марксистов всех можно и колотить и ругать и они это принципиально допускают и навсегда допускают, до скончания века: что же это за ‘черти’??! Да это ‘мы’ же, наши братья: только мы носим свои, шубы волосами книзу, а они волосами кверху, и от этого кажутся страшными как мы кажемся более невинными, чем, может быть, есть на деле. С этою частью воззрений Бердяева я решительно не согласен[9].

Комментарии:

[1] Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР РГБ, фонд В. Я. Брюсова (386, к. 58, ед.хр. 28. лл. 1-2).
[2] Речь идет о заседаниях организованного по инициативе Бердяева в 1907 году ‘Религиозно-философского общества’. На одном из первых его заседаний (21. XI, 1907) Розанов выступил с докладом ‘О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира’, которую Бердяев раскритиковал на следующем заседании в своей речи ‘Христос и мир’ (см. ‘Записки Спб. религиозно-философского общества’. Вып. II. Спб., 1908, с. 49-60).
[3] В Петербургской квартире В. И. Иванова, на ‘башне’ напротив Таврического сада (д. 25 на углу Тверской и Таврической) в 1905 — 1907 гг. проходили встречи русских интеллигентов, художников, поэтов, политиков, философов и мистиков. По словам Бердяева он был там бессменным председателем. Об этих ‘журфиксах’ Бердяев написал специальную статью ‘Ивановские Среды’ (Русская литература XX века. 1899-1910, под ред. проф. С.А. Венгерова, т. III, кн. VIII, М., 1917, с. 97-100). См. также ‘Самопознание’ (Париж, 1983, с. 176-179) и воспоминания дочери Иванова Лидии ‘Воспоминания, Книга об отце’ (Paris, 1900, с. 25-71).
[4] Еще в 1902 году Булгаков опубликовал в ‘Вопросах философии и психологии’ (кн. IV-V) статью ‘Душевная драма Герцена’, перепечатанную затем в сборнике ‘От марксизма к идеализму’.
[5] В 1898 году Бердяев был арестован и сослан в Вологду за революционную деятельность.
[6] ‘От марксизма к идеализму’. Сборник статей (1896-1903). Спб., 1903.
[7] Известно, что на лекции Соловьева об Антихристе присутствующий Розанов демонстративно свалился со стула, тоже, наверное, сделав вид, что задремал. (См. об этом в статье А.Блока ‘Рыцарь-монах’). Но статью о ней все-таки написал
[8] В целом (франц).
[9] В общей сложности Розанов написал о Бердяеве 12 статей, из них б о ‘Смысле творчества’ (М., 1916). Сам Бердяев говорит, что Розанов написал только об этой книге 14 статей (‘Самопознание’, гл. VI). Вообще, история взаимоотношений Бердяева с Розановым анекдотична. При встречах Розанов называл Бердяева ‘Адонисом’, ‘барином’, обращался к нему на ‘ты’. Бердяев вслед за Вл. Соловьевым, называет Розанова ‘Иудушкой Головлевым’, сравнивая его с ‘Федором Павловичем Карамазовым’, называет его ‘великим обывателем’, ‘гениальной бабой’ и ‘хитрым костромским мужичком’. И хотя Бердяев писал, что Розанов очень любил его семью (с Людией Юдифовной он действительно дружил ‘физиологически’) и больше других уделил внимание его творчеству, на вопрос Голлербаха: ‘Василий Васильевич, что вы думаете о Бердяеве?’, отвечал: ‘Ничего не думаю и думать не хочу’ (Голлербах Э. В. В. Розанов. Жизнь и творчество. М., 1991, с. 63).
Оригинал здесь: Библиотека ‘Вехи’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека