Н. И. Пирогов в Севастополе, Малис Юлий Германович, Год: 1907

Время на прочтение: 24 минут(ы)

Изданіе Русскаго Хирургическаго Общества Пирогова.

Cевастопольскіе письма
Н. И. ПИРОГОВА

1854-1855.

Подъ редакціей и съ примчаніями Ю. Г. МАЛИСА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. Меркушева, Невскій просп., No 8
1907.

Оригиналы ‘Севастопольскихъ писемъ’ были переданы сыномъ Николая Ивановича Пирогова, Владиміромъ Николаевичемъ, Русскому Хирургическому Обществу Пирогова. Послднее возложило на насъ порученіе приготовить эти письма къ печати. Въ виду того, что въ 1899 г. вдовою Н. И., нын, покойною А. А. Пироговой, Севастопольскія письма уже были, изданы, мы прежде всего сличили и сврили то изданіе съ оригиналами. Оказалось, что въ изданіи А. А. Пироговой письма были сильно сокращены и не мене сильно искажены, частью невольно, а частью вольно. Вслдствіе этого изданіе Севастопольскихъ писемъ въ полной ихъ неприкосновенности представлялось крайне желательнымъ. А между тмъ Русское Хирургическое Общество Пирогова не могло обезпечить матеріальной стороны изданія. И вотъ на помощь Обществу пришло книгоиздательство Ф. Павленкова и взяло на себя осуществленіе изданія, за что мы и приносимъ здсь отъ лица Русскаго Хирургическаго Общества Пирогова искреннюю признательность почтенному книгоиздательству.
Въ настоящемъ изданіи, кром писемъ къ А. А. Пироговой, помщено еще бывшее уже въ печати ‘севастопольское’ письмо Н. И. къ K. К. Зейдлицу, а также перепечатанъ ‘Историческій обзоръ’ дятельности Крестовоздвиженской Общины, опубликованный Пироговымъ тотчасъ по его возвращеніи изъ Крыма въ ‘Морскомъ Сборник’ за 1856 г. Наконецъ, всему этому предпосланъ составленный нами очеркъ дятельности Н. И. Пирогова въ Севастопол.
Къ книжк приложены портретъ Н. И. того времени и семейная группа — Н. И. съ своими обоими сыновьями,— воспроизведенная съ дагерротипа. Оба эти снимка предоставлены въ наше распоряженіе глубокоуважаемымъ Владиміромъ Николаевичемъ Пироговымъ. Остальными приложеніями являются группа сестеръ милосердія, репродуцированная изъ ‘Русскаго Художественнаго Листка’ Тимма, видъ Севастополя и планъ окрестностей Севастополя, перечерченный спеціально для настоящаго изданія. Наконецъ, приложено также и fac-simil одного изъ писемъ.
‘Севастопольскія письма’ освщаютъ личность Пирогова съ двухъ сторонъ. Прежде всего мы видимъ предъ собою врача-гражданина, беззавтно преданнаго интересамъ своихъ больныхъ и съ неукротимой энергіей борющагося за эти интересы. Какъ защитники Севастополя грудью отстаивали осажденный городъ, такъ и Пироговъ грудью отстаивалъ жизнь и здоровье защитниковъ Севастополя. Съ другой стороны, въ каждой строк этихъ писемъ виденъ образцовый семьянинъ, глубоко любящій своихъ близкихъ.
Рядомъ съ крупной фигурой великаго врача-севастопольца въ ‘Письмахъ’ ярко вырисовывается скромный, глубоко симпатичный и свтлый образъ ‘севастопольской сестрички’, какъ воплощеніе всхъ лучшихъ сторонъ русской женщины.

Ю. М.

С.-Петербургъ,
13-го ноября 1906 г.

Н. И. ПИРОГОВЪ ВЪ СЕВАСТОПОЛ

Къ началу Восточной войны 1854—55 г.г. мы застаемъ Н. И. Пирогова въ Петербург на каедр госпитальной хирургіи въ Императорской Медико-Хирургической Академіи, куда онъ перешелъ изъ Дерптскаго Университета. Это былъ самый блестящій періодъ его научно-практической дятельности. Н. И. занималъ созданную имъ же каедру госпитальной хирургіи, завдывалъ громадной хирургической клиникой, состоялъ также консультантомъ большихъ петербургскихъ больницъ Обуховской, Маріи Магдалины и Петропавловской, и, наконецъ, имлъ первую хирургическую практику во всей столиц. Кром того, онъ несъ обязанности директора анатомическаго института, учрежденіемъ котораго Медико-Хирургическая Академія была всецло обязана Н. И. Пирогову.
Еще до Крымской кампаніи Н. И. Пироговъ заявилъ себя, какъ выдающійся военно-полевой хирургъ, участвуя въ Кавказской экспедиціи 1847 года, гд онъ первый съ успхомъ примнилъ анестэзированіе на пол сраженія при подач первой хирургической помощи раненымъ и вотъ, какъ только эхо пушекъ, громившихъ Севастополь, болзненно разнеслось по всей Россіи, Н. И. Пироговъ тотчасъ же заявилъ о своей готовности ‘употребить вс свои силы и познанія для пользы арміи на боевомъ пол’. Поданная имъ въ этомъ смысл просьба, однако, все странствовала по разнымъ инстанціямъ, а желанный отвтъ все не приходилъ. Въ то время, какъ въ Севастопол раненые гибли тысячами, первый хирургъ во всей стран, европейская знаменитость, Н. И. Пироговъ долженъ былъ просить, какъ милости, чтобъ его послали на театръ военныхъ дйствій. Дло, видимо, тормозили и онъ уже начиналъ отчаиваться въ успх своей просьбы. Но совершенно неожиданно дло приняло благопріятный для него оборотъ. Н. И. Пироговъ получилъ приглашеніе явиться къ великой княгин Елен Павловн, которая тотчасъ объявила ему, къ великой его радости, что взяла на себя разршить его просьбу. Затмъ великая княгиня объяснила знаменитому хирургу свой гигантскій планъ организовать женскій уходъ за ранеными и больными на пол битвы. Великая княгиня задумала не боле не мене, какъ собрать сестеръ милосердія и отправить ихъ на поле сраженія и въ военные госпитали. Въ заключеніе великая княгиня Елена Павловна предложила Н. И. Пирогову самому избрать медицинскій персоналъ и взять управленіе всмъ дломъ на себя. Къ вечеру того же дня великая княгиня прислала ему собственноручную записку съ извстіемъ, что просьба его удовлетворена.
Чтобы правильно оцнить всю ту массу добра и благодянія, которую долженъ былъ принести несчастнымъ севастопольскимъ страдальцамъ проектъ великой княгини Елены Павловны, нужно знать, что такое умлый женскій уходъ за больнымъ со стороны сестеръ милосердія. Объ этомъ можетъ судить лишь тотъ, кто знакомъ съ дятельностью сестеръ милосердія не по наслышк только. Каждый врачъ, которому приходилось работать съ сестрами милосердія, долженъ преклониться предъ ихъ дятельностью. Здсь ярко выступаютъ вс лучшія стороны женской натуры: ‘сестричка’ окружаетъ больного атмосферой нжной заботливости, проникнутой сердечнымъ сочувствіемъ къ его горю и страданіямъ, она уметъ угадывать и предупреждать желанія больного, она терпливо выслушиваетъ его безконечныя жалобы и всегда находитъ въ своемъ женскомъ лексикон слово утшенія, она уметъ внушить ему бодрость и заставить его забыть его безпомощность и оброшенность. Таково благотворное нравственное вліяніе сестры милосердія на ввреннаго ея попеченіямъ больного. Съ другой стороны, мягкость движеній при манипуляціяхъ надъ больнымъ, прирожденная ловкость движеній, чистоплотность, аккуратность и исполнительность длаютъ такой женскій уходъ за больнымъ идеальнымъ. Сестра милосердія является благодаря этому незамнимой помощницей для врача, въ особенности для хирурга. Къ этому присоединяются еще поражающія каждаго наблюдателя выносливость и неутомимость въ работ сестры милосердія, какъ выраженіе эластичности женской натуры. Личность врача, подъ руководствомъ котораго работаютъ сестры, играетъ, конечно, немаловажную роль. Знающій и любящій свое дло врачъ встрчаетъ въ сестр милосердія неутомимую помощницу.
Женскій уходъ въ больницахъ существовалъ тогда уже и въ Европ (діакониссы), а также и у насъ (сердобольныя вдовы въ Маріинской больниц, Свято-Троицкая Община). Но доставить раненымъ и больнымъ на самомъ театр военныхъ дйствій, на перевязочныхъ пунктахъ и въ полевыхъ лазаретахъ, ближайшихъ къ полю сраженія, благодянія женскаго ухода,— объ этомъ никто и не помышлялъ.(Эта смлая и совершенно новая мысль возникла въ Крымскую кампанію у великой княгини и великой женщины Елены Павловны. Императоръ Николай Павловичъ сомнвался въ успх задуманнаго великой княгиней предпріятія, но, уступая ея просьбамъ, согласился допустить такой неслыханный экперименты. Великая княгиня обратилась тогда съ воззваніемъ къ патріотизму русскихъ женщинъ и собственной рукой въ госпитальной клиник Пирогова наложила повязку на оперированнаго съ цлью доказать, что подобнаго рода помощь ближнему не можетъ имть ничего предосудительнаго. Русскія женщины откликнулись на призывъ великой княгини и изъ всхъ слоевъ общества явились желавшія самоотверженно принять на себя высокія и трудныя обязанности сестеръ милосердія. Такимъ образомъ, великой княгиней Еленой Павловной была основана ‘Крестовоздвиженская община сестеръ попеченія о раненыхъ и больныхъ’. ‘Первымъ Крестовоздвиженскимъ сестрамъ,— говоритъ Н. И. Пироговъ,— пришлось прямо итти въ огонь страшной Крымской войны’. Ему и предложила великая княгиня вести ихъ въ этотъ огонь и руководить ихъ дятельностью. Принимая это предложеніе, Пироговъ ‘принужденъ былъ признаться, что онъ только разъ въ жизни, и то лишь поверхностно, въ свое пребываніе въ Париж, посщая госпитали, увидлъ тамъ женскую службу, и боле по инстинкту, нежели по опыту, онъ былъ убжденъ въ великомъ значеніи женскаго участія’. Съ другой стороны, Пироговъ былъ также а priori убжденъ, что нравственный контроль сестеръ милосердія, благодаря женскому такту, ихъ чувствительности и независимому отъ служебныхъ условій положенію, гораздо дйствительне можетъ вліять на отвратительныя злоупотребленія госпитальной администраціи, чмъ разнаго рода оффиціальныя комиссіи. А какова была эта администрація въ Крымскую кампанію и что творилось въ госпиталяхъ Севастополя въ начал войны,— это намъ достаточно полно рисуетъ одна маленькая фраза, сказанная впослдствіи Пироговымъ казанскому профессору Н. О. Ковалевскому и приводимая послднимъ въ его юбилейной рчи: (‘Въ то время, когда вся Россія щипала корпію для Севастополя,— говорилъ H. И.,— корпіей этой перевязывали англичанъ, а у насъ была только солома’.
Новое, вызванное великой княгиней къ жизни, учрежденіе было встрчено соотвтствующими административными сферами не особенно сочувственно. Люди стараго закала предвидли, что этимъ можетъ быть подорвано ненасытное хищничество госпитальной администраціи. Какъ единственный аргументъ противъ новаго института, эти ‘старые гршники’, по выраженію Пирогова, позволяли себ длать различные двусмысленные намеки. Но вскор самоотверженная дятельность сестеръ заставила всхъ преклониться предъ ними. ‘Я защищалъ — читаемъ мы въ ‘Письмахъ’,— мысль введенія сестеръ въ военныхъ госпиталяхъ, противъ дурацкихъ нападеній старыхъ колпаковъ и моя правда осуществилась на дл’. Вс дйствія сестеръ въ отношеніи госпитальной администраціи и попеченія о больныхъ были таковы, что самые лживые языки и злйшіе враги новизны не могли ршительно ни къ чему придраться. И если вначал лица изъ высшаго военнаго круга позволяли себ хотя и невинныя шутки врод того, что ‘голубая лента на ше сестры и ея голубые глазки напоминаютъ о неб’, то впослдствіи они стали относиться къ сестрамъ съ полнйшимъ уваженіемъ. Безукоризненное во всхъ отношеніяхъ исполненіе своихъ непосильныхъ обязанностей всми сестрами категорически требовало подобнаго уваженія. ‘И замчательно — говоритъ Пироговъ,— что самыя простыя и необразованныя изъ нихъ выдляли себя боле всхъ своимъ самоотверженіемъ и долготерпніемъ въ исполненіи своихъ обязанностей’. Одна изъ. такихъ сестеръ посщала по собственному желанію наши форты и была извстна, какъ героиня. Она помогала раненымъ на бастіон подъ самымъ огнемъ непріятельскихъ пушекъ. Многія сестры были контужены и ранены.
Первый выборъ большей части сестеръ не могъ быть, конечно, по тогдашнимъ обстоятельствамъ, вполн удачнымъ. Поэтому, роль руководителя молодой общины, взятая на себя Пироговымъ, была не изъ легкихъ. Сестры преимущественно были набраны въ Петербург, при томъ съ большой поспшностью. Одна изъ сестеръ, довольно образованная, ‘отличалась невыносимымъ талантомъ къ смутьянству и сплетнямъ’, начальницы отдльныхъ отрядовъ, старшія сестры, различныя по своимъ характерамъ, не могли уживаться рядомъ и надо было такъ распредлить сестеръ, чтобы устранить возможность столкновеній. Первая главная начальница Общины А. П. Стаховичъ испортила не мало крови Пирогову. ‘Темный невжда и злой интриганъ-монахъ былъ данъ въ священники и духовные отцы сей женской Общин’. При такихъ условіяхъ, понятно, что Пирогову приходилось входить въ различныя женскія дрязги, устранять столкновенія, мирить и проч. /Община сестеръ милосердія — замчаетъ справедливо Пироговъ — ‘почти, можно сказать, была съимпровизирована бдствіями военнаго времени и поэтому имла свои слабыя стороны, но, несмотря на то, она отличалась въ уход за ранеными и больными, презирая вс злоупотребленія администраціи, вс опасности войны и даже самую смерть’. Въ общемъ Пироговъ съ восторгомъ отзывается о дятельности сестеръ. ‘О самоотверженной дятельности сестеръ милосердія въ Крымскихъ госпиталяхъ,— читаемъ въ письм Н. И. къ Зейдлицу,— надо спрашивать не меня, такъ какъ я не безпристрастенъ, ибо горжусь тмъ, что руководилъ ихъ благословенной дятельностью, но самихъ больныхъ, которые пользовались ихъ уходомъ’.
Такой же отзывъ даетъ о дятельности сестеръ и кіевскій профессоръ Гюббенетъ, авторъ ‘Очерка медицинской госпитальной части русскихъ войскъ въ Крыму въ 1854—1856 гг.’, который, впрочемъ, тоже, ‘не безпристрастенъ’, потому что не особенно благоволитъ къ Пирогову и въ Крыму сталъ почти въ оппозицію къ нему. ‘Только очевидецъ,— пишетъ Гюббенетъ,— могъ составить себ врное понятіе о самоотверженіи и героизм этихъ женщинъ (сестеръ милосердія). Съ рдкимъ мужествомъ переносили он не только тяжкіе труды и лишенія, но и явныя опасности. Он выдержали бомбардированіе съ геройствомъ, которое сдлало бы честь любому солдату. На перевязочныхъ пунктахъ и въ госпитал он продолжали длать перевязки раненымъ, не трогаясь съ мста, не смотря на то, что бомбы то и дло летали кругомъ нихъ и наносили присутствующимъ тяжелыя раны’.
Въ октябр 1854 года Пироговъ съ отрядомъ врачей выхалъ въ Крымъ. Непосредственно за нимъ былъ отправленъ первый отрядъ сестеръ милосердія (I отдленіе) въ состав 28 сестеръ съ главной начальницей всей Общины А. П. Стаховичъ. Впослдствіи уже, кром сестеръ милосердія, въ Крымъ были отправлены императрицей Маріей Александровной сердобольныя вдовы, которыя тоже были отданы въ вдніе и распоряженіе Пирогова.
Назначеніе Пирогова въ Крыму состояло, по словамъ (профессора Гюббенета, главнымъ образомъ въ томъ, чтобы устроить надлежащимъ образомъ хирургическую часть, чтобы сортировать и отдлять разнородные случаи ранъ, чтобы высказать свое мнніе на счетъ важнйшихъ недостатковъ и несообразностей въ дл призрнія больныхъ и своимъ авторитетомъ и неутомимой дятельностью поднять и довести его до возможной степени совершенства. Вмст съ тмъ въ кругъ его обязанностей входила научная и наставническая дятельность по отношенію къ молодымъ военнымъ врачамъ. Тутъ представилось его дарованіямъ и опытности широкое поле для введенія новыхъ цлесообразныхъ способовъ операцій, тутъ открылась для него возможность уяснить значеніе многихъ явленій при леченіи ранъ, распространить и провести въ жизнь свои воззрнія на счетъ показаній къ операціи, на счетъ хирургической терапіи и послдовательнаго леченія. Такой вполн правильный взглядъ на назначеніе Пирогова въ Севастопол явился уже послдовательно, какъ вытекающій изъ его разносторонней и, кипучей дятельности, проявленной имъ въ Севастопол/ какъ результатъ этой дятельности.
Оффиціально же собственно Пироговъ былъ командированъ по высочайшему повелнію въ распоряженіе главнокомандующаго ‘для ближайшаго наблюденія за успшнымъ леченіемъ раненыхъ’. Это создало Пирогову совершенно особое положеніе среди военной и военно-врачебной администраціи. И тмъ не мене какую войну, непрерывную и безуспшную съ этой самой администраціей пришлось ему вести, какую борьбу утомительную и безплодную вынести.
12-го ноября 1854 года Пироговъ прибылъ въ Севастополь.
‘Я никогда не забуду,— разсказываетъ онъ въ своихъ ‘Началахъ общей военно-полевой хирургіи’,— моего перваго възда въ Севастополь, это было въ позднюю осень въ ноябр 1854 года. Вся дорога отъ Бахчисарая на протяженіи 30 верстъ была загромождена транспортами раненыхъ, орудій и фуража. Дождь лилъ, какъ изъ ведра, больные и между ними ампутированные лежали по двое и по трое на подвод, стонали и дрожали отъ сырости, и люди и животныя едва двигались въ грязи по колна, падаль валялась на каждомъ шагу, изъ глубокихъ лужъ торчали раздувшіеся животы павшихъ воловъ и лопались съ трескомъ, слышались въ то же время и вопли раненыхъ, и карканье хищныхъ птицъ, цлыми стаями слетавшихся на добычу, и крики измученныхъ погонщиковъ, и отдаленный гулъ севастопольскихъ пушекъ. Поневол приходилось задуматься о предстоящей судьб нашихъ больныхъ, предчувствіе было неутшительно. Оно и сбылось’.
Теперь посмотримъ, что происходило за это время на театр военныхъ дйствій, въ Крыму и подъ Севастополемъ. Но прежде всего скажемъ нсколько словъ о самомъ Севастопол, подъ стнами котораго разыгрывалась вторая Иліада.
Прекрасный портовый городъ, Севастополь расположенъ по обимъ сторонамъ своей бухты. Большая бухта раздляетъ такимъ образомъ городъ на дв части — на Сверную и Южную стороны. Въ свою очередь, Южная сторона раздлялась глубоковрзывающейся узкою Южной бухтой, расположенной недалеко отъ входа съ Севастопольскій рейдъ, перпендикулярно къ Большой бухт, тоже на дв части: на Городскую сторону къ западу отъ Южной бухты и на Корабельную сторону къ востоку отъ Южной бухты. Самый рейдъ до начала обороны защищался 8-ю батареями, изъ которыхъ 5 были расположены на Южной сторон: батарея No 10, Александровская, No 8, Николаевская и Павловская (на Павловскомъ мыск, на Корабельной сторон), и 3 батареи на Сверной сторон: Константиновская, Михайловская и батарея No 4.
Противъ этого-то порта, какъ главнаго пункта Крымскаго полуострова, союзники направили вс свои силы., Съ 2-го по 6-е сентября 1854 года союзныя войска въ числ свыше 62,000 человкъ высадились на крымскій берегъ близъ Евпаторіи и направились къ Севастополю. При Альм (8 сентября) непріятели были встрчены нашей арміей. Посл проиграннаго нами Альмскаго сраженія (потеря съ нашей стороны боле 5,000 человкъ) вс ждали быстраго штурма Севастополя съ Сверной стороны. 11 сентября произошло знаменитое потопленіе 7 кораблей Черноморскаго флота. Вмсто предполагаемаго штурма, непріятель сдлалъ обходное движеніе, подступилъ къ Южной сторон и повелъ правильную осаду. Въ короткій промежутокъ времени, отъ перехода непріятеля на Южную сторону до начала осады, Севастополь былъ приведенъ въ оборонительное положеніе знаменитымъ Тотлебеномъ при безпрерывной работ днемъ и ночью всего города, не исключая женщинъ и дтей. 5 октября непріятельскія осадныя батареи и корабли открыли свои дйствія противъ Севастополя — началось такъ называемое первое бомбардированіе Севастополя (убыль 2,000 человкъ). За этимъ быстро послдовало дло при Балаклав (9 октября) и сраженіе при Инкерман (24 октября) — убыль около 11,000 человкъ.
Вся масса раненыхъ отправлялась изъ Севастополя главнымъ образомъ въ Симферополь, составлявшій узловой пунктъ всхъ дорогъ отъ осажденнаго города. Госпитальныхъ помщеній Симферополя не хватило на огромное количество раненыхъ и послдніе были размщены въ оставленныхъ казенныхъ зданіяхъ и частныхъ домахъ. Несчастные, наполнявшіе дома, были лишены почти всякаго ухода. Многіе валялись безъ матрацовъ, въ грязнйшемъ бль, на грязномъ полу, безъ всякаго разбора и присмотра. Воздухъ здсь былъ страшно испорченъ, раны смрадны и воспалены. Недоставало ни умовъ, ни рукъ, чтобы хоть немного привести этотъ невообразимый хаосъ въ извстность и порядокъ. Для того, чтобы упорядочить положеніе этихъ несчастныхъ и уходъ за ними, Пироговъ оставилъ первую партію сестеръ въ Симферопол и ихъ попеченіямъ поручилъ раненыхъ и больныхъ, размщенныхъ здсь.
По прізд въ Севастополь, Пироговъ немедленно представился главнокомандующему князю Меньшикову. Описаніе его первой встрчи съ ‘судьбою Севастополя’, какъ Пироговъ называетъ Меньшикова, дышетъ ироніей и сарказмомъ. Фигура Меньшикова, этого прославленнаго остряка,— совершенно непригоднаго къ возложенной на него роли, стоитъ предъ нами, какъ живая.
Пироговъ первоначально поселился на Сверной сторон на батаре No 4, и въ виду наступившаго затишья въ осад, занялся разборкой раненыхъ подъ Инкерманомъ, находившихся въ севастопольскихъ госпиталяхъ въ числ около 1,500 человкъ. Втеченіи этого времени онъ упорядочилъ положеніе этихъ раненыхъ, распредлилъ больныхъ по отдленіямъ и произвелъ также не мало послдовательныхъ операцій, въ особенности резекцій локтя. Здсь онъ впервые сталъ примнять свою гипсовую повязку для иммобилизаціи поврежденныхъ конечностей, которыя можно было надяться спасти и сохранить, не прибгая къ ампутированію.
Въ январ 1855 года осада стала ожесточенне, число раненыхъ стало увеличиваться, а перевозка ихъ съ Южной стороны на Сверную черезъ бухту при 6—10? (мороза, безъ теплой одежды, чрезвычайно вредно вліяла на раненыхъ. Тогда Пироговъ принялъ на себя завдываніе главнымъ перевязочнымъ пунктомъ въ Севастопол, на Городской сторон, и временными лазаретами, устроенными также на Городской сторон, въ Николаевской батаре и въ частныхъ домахъ, и переселился со своимъ отрядомъ на Южную сторону. Здсь онъ организовалъ правильную помощь раненымъ.
Отрядъ врачей, во глав котораго находился Н. И., ‘его штабъ’, какъ онъ выражался, состоялъ изъ шести человкъ, прибывшихъ сюда на средства великой княгини Елены Павловны, а именно: Тарасова, Каде, Пабо, Беккерса, Реберга и Тюрина, изъ двухъ, прикомандированныхъ къ Н. И. изъ петербургскихъ госпиталей — Обермиллеръ и Хлбникова, и двухъ, прикомандированныхъ изъ полковъ — Доброва и Пастухова. Кром того, въ отряд находился лекарскій помощникъ Калашниковъ, сопровождавшій Пирогова на Кавказъ и бывшій съ нимъ подъ Салтами, и фельдшеръ Никитинъ.
Къ этому времени въ Севастополь прибыли 2 партіи сестеръ милосердія — 2-е Отдленіе — со старшей сестрой Меркуровой и 3-е Отдленіе — со старшей сестрой Е. М. Бакуниной, о которой Н. И. говоритъ съ восторгомъ.
Уже съ перваго момента личность великаго ‘хирурга мыслителя’ и его отношеніе къ длу произвели на сестеръ неотразимое впечатлніе. Страстная и кипучая дятельность Пирогова, проникнутая беззавтнымъ желаніемъ облегчить страданія раненаго и больного ‘человка’, должна была неизбжно и невольно увлекать каждаго. ‘Нельзя было не послдовать его великому примру, пишетъ въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ Крымской войны’ одна изъ сестеръ милосердія, А. М. Крупская:— какъ родной отецъ о дтяхъ, такъ онъ заботился о больныхъ, и примръ его человколюбія и самопожертвованія сильно на всхъ дйствовалъ, вс одушевлялись, видя его, больные, къ которымъ онъ прикасался, уже какъ бы чувствовали облегченіе’. Въ воспоминаніяхъ другой сестры, столь отличившейся въ Севастопол, Е. М. Бакуниной, мы встрчаемъ слдующія строки: ‘И вотъ собрались Доктора и, разумется, первымъ явился неутомимо работающій, живой, одушевленный и возбуждающій и въ другихъ одушевленіе и ревность къ труду, Николай Ивановичъ Пироговъ’.
Съ самаго начала осады главный, такъ называемый перевязочный пунктъ, былъ устроенъ въ прекрасномъ по архитектур и положенію на берегу залива севастопольскомъ дом Дворянскаго Собранія. Просторный, изящно-отдланный танцъ-залъ, буфетъ и билліардная комната Собранія были превращены въ операціонныя и перевязочныя. Первое время здсь не оставляли раненыхъ за исключеніемъ выдающихся оперативныхъ случаевъ, а потомъ стали оставлять оперированныхъ и тяжело раненыхъ. Послднее обстоятельство привело къ тому, что здсь стали развиваться рожа, гангрена и проч., между тмъ, какъ вначал ничего подобнаго не было. Поэтому Пироговъ прежде всего распорядился очистить Дворянское Собраніе, а оперированныхъ и больныхъ перевелъ частью въ Николаевскую (казематированную) батарею, частью въ два новыхъ помщенія для нечистыхъ ранъ (дома купцовъ Гущина и Орловскаго), гд Пироговъ и устроилъ гангренозное отдленіе. Дворянское Собраніе чистилось и провтривалось втеченіи 6 недль. Главный перевязочный пунктъ былъ перенесенъ на это время въ Инженерный домъ (Инженерный дловой домъ, у самой Артиллерійской бухты). На вс эти лечебные пункты Пироговъ распредлилъ извстное число врачей и сестеръ милосердія. До этой минуты,— разсказываетъ Н. П.,— мн не случалось почти совсмъ быть въ столкновеніи съ оберъ-медиками, но когда я взялъ на себя попеченіе о главномъ перевязочномъ пункт и о всхъ госпиталяхъ, сейчасъ же начались разныя контры между мною и администраціей. Теперь (писано въ 1876 г.) никто не можетъ себ представить всю отвратительность и тупоуміе тогдашняго оффиціальнаго администрировавшаго медицинскаго персонала. Эти господа сразу смекнули, куда поведетъ учрежденный мною нравственный присмотръ и контроль административнаго попеченія надъ руководителями госпитальныхъ порядковъ. Дла эти поручены были мною сестрамъ-женщинамъ и моимъ собственнымъ помощникамъ. Это смутило г.г. администраторовъ и они стали громко роптать на превышеніе власти (съ моей стороны), и только благодаря благосклонному вниманію генераловъ Сакена и Васильчикова я обязанъ тмъ, что, несмотря на вс интриги, за сестрами былъ удержанъ весь надзоръ за госпиталями… М. Бакунина вела вс дла присмотра за уходомъ больныхъ съ такимъ тактомъ, энергіей и совстливостью, что полученный успхъ оказался блестящимъ и для всхъ здравомыслящихъ людей неоспоримымъ. Все, что прежде удерживали и не выдавали, и теперь еще старались удерживать, но Бакунина, пунктуально исполняя мои и другихъ медиковъ предписанія, настоятельно вытребовала недоданное. Не удивительно, что подобное вмшательство и такая дятельность женщинъ не могли быть пріятны г.г. командирамъ и оффиціальнымъ инспекторамъ’.
Въ каждомъ отдльномъ лечебномъ пункт Н. И. раздлилъ сестеръ, чтобы придать стройность ихъ работ, на три группы: на сестеръ перевязывающихъ, аптекаршъ и хозяекъ. Сестры перевязывающія помогали врачамъ при операціяхъ и перевязкахъ, а также совмстно съ фельдшерами занимались приготовленіемъ перевязочнаго матеріала. На рукахъ сестеръ-аптекаршъ находились вс необходимыя лекарства, приготовленіе которыхъ не терпло отлагательства. Он обязаны были наблюдать за правильной раздачей лекарствъ и контролировать дйствія фельдшеровъ. Сестры-хозяйки надзирали за чисткой блья, за дйствіями служителей и вообще за содержаніемъ больныхъ.
Пироговъ въ Севастопол выработалъ первый прекрасную систему сортировки раненыхъ въ тхъ случаяхъ, когда они поступали на перевязочный пунктъ сотнями. До того на перевязочныхъ пунктахъ господствовали страшный безпорядокъ и хаосъ. ‘Желая помогать всмъ разомъ,— говорилъ Н. И.,— и безъ всякаго порядка перебгая отъ одного раненаго къ другому, врачъ теряетъ, наконецъ, голову, выбивается изъ силъ и не помогаетъ никому’. Система Пирогова состояла въ томъ, что прежде всего раненые раздлялись на 4 главныя категоріи. Первую группу составляли смертельно раненые, безнадежные, которые поручались священнику и сестрамъ милосердія, этимъ страдальцамъ сестры старались доставлять послдній уходъ и предсмертныя утшенія. Во вторую категорію входили раненые, требующіе безотлагательной оперативной помощи тутъ же на перевязочномъ пункт. Третья категорія обнимала собою тхъ раненыхъ, которые подлежали операціямъ на слдующій день или поздне, а пока, слдовательно, должны были быть отправлены въ госпиталь. Наконецъ, четвертая категорія заключала легко раненыхъ, которыхъ перевязывали и отправляли обратно въ части. Благодаря введенію такой простой и весьма разумной сортировки, рабочія силы не разбрасывались, и дло помощи раненымъ шло быстро и толково. Многіе врачи, бывшіе ученики Пирогова, работавшіе въ отрядахъ войскъ, расположенныхъ кругомъ Севастополя, познакомившись съ этой системой, приняли ее также.
Идея сортировки раненыхъ представляетъ видную заслугу Пирогова въ военно-полевой хирургіи. ‘Я горжусь этой заслугой,— писалъ впослдствіи не безъ горечи Пироговъ,— хотя ее и забылъ сочинитель ‘Очерковъ медицинской части въ 1854—1856 г.г.’ Дйствительно, проф. Гюббенетъ, авторъ только что названнаго сочиненія, описывая сортировку раненыхъ на севастопольскихъ перевязочныхъ пунктахъ, ни разу не обмолвился, что эту сортировку ввелъ Пироговъ.
Во второй половин февраля 1855 г. произошла смна главнокомандующаго. Мсто князя Меньшикова заступилъ князь Горчаковъ.
Какъ только новый главнокомандующій прибылъ въ Севастополь, Пироговъ тотчасъ же подалъ ему докладную записку, въ которой доказывалъ, что ‘мы теперь также мало приготовлены принять и устроить большое число раненыхъ, какъ и въ начал осады посл Инкерманскаго сраженія’, и предложилъ дв главныя и по его убжденію единственныя мры для предупрежденія подобнаго неустройства. Первою мрою должна была служить совершенная эвакуація (опорожненіе) городскихъ госпиталей путемъ безпрерывной транспортировки раненыхъ и больныхъ. Второй необходимой мрой являлось устройство госпитальныхъ палатокъ на безопасномъ мст на Сверной сторон Николаевскую батарею, какъ единственное въ город безопасное помщеніе, казематированное и блиндированное, могущее принять 800 больныхъ, Пироговъ совтовалъ предоставить исключительно для поданія первой помощи раненымъ, которыхъ уже немедленно слдовало отправлять въ кроватяхъ и на пароходахъ на Сверную сторону и тамъ размщать въ госпитальныхъ палаткахъ. Госпитальныя палатки, числомъ около 400 съ 20-го койками каждая, тоже не должны были принимать боле 2,000 больныхъ, а прочія койки должны оставаться пустыми на случай нужды. Какъ только число больныхъ превыситъ 2,000, излишекъ долженъ быть сейчасъ удаленъ постоянной транспортировкой. Дале въ докладной записк Пироговъ указываетъ на отсутствіе вина, хинина и т. п. и вообще изображаетъ то безотрадное медицинское положеніе нашей арміи, которое достигало геркулесовыхъ столбовъ неустройства. Такъ напр., на требованіе хины и хинина, отправленное въ Херсонъ въ декабр 1854 г., не было, еще никакого отвта въ март 1855 г. Въ декабр 1854 г. при сильномъ мороз и самой дурной погод перевозили больныхъ и раненыхъ въ татарскихъ арбахъ въ Симферополь и Перекопъ, непокрытыхъ, безъ шубъ, оставляя ночевать подъ открытымъ небомъ. Такія транспортировки продолжались отъ 10 до 12 дней. Въ войскахъ господствовали тифъ, ‘крымская лихорадка’ и были спорадическіе случаи холеры.
Между тмъ военно-медицинская администрація находила все къ лучшему въ этомъ лучшемъ изъ міровъ и генералъ-штабъ-докторъ Шрейберъ, ‘хотя уже сдой и рябоватый, видлъ все въ розовомъ свт’.
Втеченіи февраля мсяца были заложены наши передовые редуты: Селенгинскій, Волынскій и Камчатскій. Это давало поводъ къ очень жаркимъ ночнымъ стычкамъ. Въ виду важности Камчатскаго люнета, находившагося впереди Малахова кургана, было нсколько кровопролитныхъ длъ у него. Поэтому 4 марта главный перевязочный пунктъ былъ снова перенесенъ изъ Инженернаго дома въ очищенное и провтренное Дворянское Собраніе.
‘Это прекрасное строеніе, пишетъ Бакунина,— гд прежде веселились, открыло вновь свои богатыя краснаго дерева съ бронзой двери для внесенія въ нихъ окровавленныхъ носилокъ, большая зала изъ благо мрамора съ пилястрами изъ розоваго мрамора чрезъ два этажа, а окна только вверху. Паркетные полы. А теперь въ этой танцовальной зал стоитъ до 100 кроватей съ срыми одялами и зеленые столики, все очень чисто и опрятно. Въ одну сторону большая комната, это — операціонная, прежде бывшая билліардная, за ней еще дв комнаты, въ другую сторону еще дв комнаты съ прекрасными съ золотомъ обоями и въ нихъ тоже койки’… {Бакунина, Е. М. Воспоминанія сестры милосердія Крестовоздвиженской Общины. Встникъ Европы 1898 г. 3—5.}.
Въ Инженерномъ дом, откуда теперь вынесенъ былъ перевязочный пунктъ, оставляли и туда переносили изъ другихъ пунктовъ трудныхъ ампутированныхъ. Николаевская батарея, превращенная въ это время въ огромный госпиталь, заключала въ себ 600 раненыхъ, которыхъ приносили туда съ главнаго перевязочнаго пункта. Въ домахъ Гущина и Орловскаго помщалось гангренозное отдленіе подъ завдываніемъ лекарскаго помощника Калашникова. Сюда направляли тхъ страдальцевъ, раны которыхъ испортились отъ антонова огня, или состояніе которыхъ сдлалось не только безнадежнымъ, но и вреднымъ для другихъ’.
‘Кто знаетъ,— говоритъ Н. И.,— только по слухамъ, что значитъ это memento mon — отдленіе гангренозныхъ и безнадежныхъ больныхъ въ военное время, тотъ не можетъ себ представить вс ужасы бдственнаго положенія страдальцевъ. Огромныя вонючія раны, заражающія воздухъ вредными для здоровья испареніями, вопли и страданія при продолжительныхъ перевязкахъ, стоны умирающихъ, смерть на каждомъ шагу въ разнообразныхъ ея видахъ: отвратительномъ, страшномъ и умилительномъ,— все это тревожитъ душу даже самыхъ опытныхъ врачей, посдвшихъ въ исполненіи своихъ обязанностей’. Неудивительно поэтому, если сестры находили, что на дверяхъ дома Гущина должна быть та же надпись, что и на дверяхъ ада Данта: ‘Lasciate ogni speranza, voi chi’ntrate’.
Въ это время Пирогову приходилось и жить и работать подъ пушечными выстрлами въ буквальномъ и ужасномъ смысл этого слова. Крыша дома, гд онъ жилъ, была пробита бомбой. Въ домикъ напротивъ Артиллерійской бухты, гд квартировалъ Пироговъ, вскор посл его отъзда, влетла бомба и отбила весь уголъ гд стояла его кровать. Одну изъ боковыхъ комнатъ Дворянскаго Собранія пробило бомбой изъ непріятелькой канонерской лодки, близко подошедшей ночью. ‘Если уже въ обыкновенной жизни,— писалъ Пироговъ изъ Севастополя,— человкъ можетъ преспокойно умереть каждую минуту, т. е. 1440 разъ (въ сутки), то возможность возрастаетъ здсь, по крайней мр, до 36,400 разъ въ сутки (число непріятельскихъ выстрловъ)’. Эта сторона дла не имла, однако, никакого вліянія на расположеніе духа Пирогова, напротивъ, онъ былъ тмъ, боле расположенъ къ бесдамъ и шуткамъ, чмъ боле кровавой и утомительной была работа на перевязочномъ пункт. ‘Кровь, грязь и сукровица,— писалъ Н. И.,— въ которыхъ я ежедневно вращаюсь, давно уже перестали дйствовать на меня, но вотъ что печалитъ меня, что я не вижу утшительныхъ результатовъ, не смотря на вс мои старанія и самоотверженіе, хотя я безпрестанно твержу моимъ младшимъ товарищамъ по наук, которые еще боле меня упали духомъ, чтобъ бодрились и надялись на лучшія времена и результаты’.
Наступили грозные дни второго бомбардированія Севастополя (съ 28 марта по 8 апрля). Пироговъ со своими помощниками перехалъ на постоянное жительство въ Дворянское Собраніе. Все это время Пироговъ и его помощники, не раздваясь, оставались безпрерывно на перевязочномъ пункт. ‘Нельзя не удивляться выносливости Пирогова въ эти незабвенные и ужасные дни,— говоритъ въ своихъ воспоминаніяхъ Каде. Когда мы (ассистенты), посл краткаго отдыха въ платьяхъ рано утромъ являлись на перевязочный пунктъ, я помню, что неоднократно уже заставали Н. И. оперирующимъ при помощи фельдшера, сторожа и сестры милосердія’.
Во время этой бомбардировки число раненыхъ, прошедшихъ черезъ руки Пирогова, доходило до 5,000 человкъ. Ниже читатели найдутъ, какъ онъ самъ еще подъ свжимъ впечатлніемъ пережитаго описываетъ (1856 г.) главный перевязочный пунктъ въ Дворянскомъ Собраніи и ‘неусыпную’ дятельность медицинскаго персонала на немъ.
Нкоторое наглядное представленіе о той ‘неусыпной’ ‘дятельности, которую проявилъ Пироговъ въ Севастопол, можно себ составить, если принять въ соображеніе, что однхъ ампутацій произведено было Пироговымъ лично или подъ его наблюденіемъ до 5,000, тогда какъ безъ его участія сдлано было всего только около 400. Но, конечно, не въ оперативной дятельности лежалъ да и долженъ былъ лежать центръ тяжести пребыванія Пирогова въ Севастопол. ‘Кто думаетъ,— читаемъ мы въ ‘Письмахъ’,— что я похалъ въ Севастополь только для того, чтобы рзать руки и ноги, тотъ жестоко ошибается: этого добра я ужъ довольно передлалъ’. Обладая выдающимся организаторскимъ талантомъ, Пироговъ имлъ въ виду, стремясь на театръ военныхъ дйствій, поставить тамъ правильно все дло помощи раненымъ и, больнымъ, внести порядокъ и систему въ этотъ хаосъ, обусловленный съ одной стороны ‘беззаботностью славянской и непредусмотрительностью’, а съ другой — недобросовстностью, интригами и личными счетами. Въ этомъ, смысл ‘содйствовать къ улучшенію участи раненыхъ’,— вотъ чего страстно желалъ Пироговъ, и эта задача была вполн ему по плечу и только ему. Но эта его дятельность не только не встрчала сочувствія и поддержки, но и вызывала сильнйшее противодйствіе со стороны военно-медицинской администраціи, для которой Н. И. Пироговъ являлся своего рода enfant terrible. Высшія же власти, совершенно лишенныя широты взглядовъ, были неспособны оцнить но достоинству Пирогова и его гигантскую работу на пользу севастопольскихъ раненыхъ.
Маленькой иллюстраціей къ только что сказанному служить такой фактъ. Въ Симферопол скопилась такая масса раненыхъ, что на каждаго имвшагося здсь врача приходилось по 180 и по 200 перевязочныхъ больныхъ. ‘Если бы положить самое меньшее 5 минутъ на перевязку каждаго,— пишетъ Пироговъ,— то нтъ физической возможности, чтобы врачъ осмотрлъ всхъ, между тмъ въ Крыму теперь слишкомъ 400 военныхъ и гражданскихъ врачей, а больныхъ всего около 20,000, слдовательно, приходилось бы только по 50 больныхъ на каждаго врача, если бы дятельность ихъ была распредлена равномрно,— вотъ образчикъ нашей распорядительности, вотъ чего я добивался у правительства, чтобы оно обратило вниманіе на такіе вопіющіе недостатки, а про меня разгласили, что я хочу быть главнокомандующимъ!’
Одними изъ немногихъ, цнившихъ и понимавшихъ все значеніе самоотверженной дятельности Пирогова, были начальникъ севастопольскаго гарнизона Остенъ-Сакенъ и начальникъ штаба князь Васильчиковъ. Въ приказ по севастопольскому гарнизону отъ 26 апрля 1855 г. первый указываетъ на неисчислимыя заслуги въ особенности операторовъ и сравниваетъ службу операторовъ со службой на батареяхъ и траншеяхъ. Помимо своего ходатайства о наградахъ медицинскихъ чиновъ, начальникъ гарнизона ‘считаетъ пріятной обязанностью свидтельствовать о подвигахъ медицинскихъ чиновниковъ передъ севастопольскимъ гарнизономъ и изъявить живйшую душевную признательность свою завдующимъ перевязочными пунктами: севастопольскимъ — академику профессору д. с. с. Пирогову и корабельной стороны — ординарному профессору хирургіи к. с. Гюббенету’. ‘Полную благодарность’ онъ объявилъ въ числ прочихъ всему отряду Пирогова вплоть до лекарскаго помощника Калашникова.
Не смотря на вс происки и массу неблагопріятныхъ условій, неизсякаемой энергіи Пирогова удалось создать правильно организованную хирургическую помощь раненымъ защитникамъ русской Трои. Введенный и широко поставленный Пироговымъ женскій уходъ сестеръ милосердія круто измнилъ весь строй госпитальной жизни къ небывалому и невиданному до того времени благополучію больныхъ. Слдуя указаніямъ своего великаго руководителя, слишкомъ хорошо знакомаго по горькому опыту съ госпитальными порядками и безпорядками, сестры заботились о доставленіи больнымъ надлежащей порціи пищи и непремнно хорошаго качества, смотрли за чисткой и смной блья, наблюдали за прачешными, слдили за частой перемной соломы въ матрацахъ и неотступно требовали отъ госпитальной администраціи, чтобы все то, что полагалось и отпускалось на больныхъ, дйствительно было выдаваемо. Опытъ, вынесенный Пироговымъ при превращеніи имъ авгіевыхъ конюшенъ Петербургскаго 2 военно-сухопутнаго госпиталя въ благоустроенную клинику и при искорененіи царившаго тамъ ‘воровства, не ночного, а дневного’, служилъ ему прекраснымъ оружіемъ въ его борьб съ севастопольскими казнокрадами. Улучшенная обстановка и идеальный уходъ, по крайней мр, по самоотверженности и гуманному отношенію къ больнымъ, въ первое время просто поражали несчастныхъ страдальцевъ, совершенно непривыкшихъ къ этому. Раненый матросъ, удивленный, со слезами на глазахъ задаетъ ухаживающей за нимъ сестр вопросъ: ‘Матушка, откуда вы явились?’ Когда сестра проходила по палатамъ, до нея долетали слова: ‘Вотъ сестра идетъ, ахъ, дай Богъ ей здоровья,— да и тмъ, кто прислалъ ихъ сюда, кто досмотритъ насъ хорошо — сестра, кто покормитъ, напоитъ, какъ мать ребенка — сестра, кто постарается блье чистое дать — сестра, все сестра да сестра’. Эти и иные трогательные эпизоды, рисующіе взаимное отношеніе больныхъ и сестеръ, мы встрчаемъ на страницахъ безыскусственныхъ воспоминаній сестры милосердія А. М. Крупской.
Не мудрено, что имя Н. И. Пирогова, которому больные севастопольскихъ госпиталей были обязаны всми этими реформами, было очень популярно среди нихъ. Этому еще способствовала доступность, отличавшая всегда П. И. Больные знали, что могутъ обращаться къ нему со всевозможными жалобами, претензіями и съ самыми наивными просьбами, что онъ всегда выслушаетъ ихъ и сдлаетъ для нихъ все, отъ него зависящее. Объ оперативномъ же искусств знаменитаго хирурга простодушные севастопольскіе герои были столь высокаго мннія, что считали Пирогова способнымъ просто чудеса творить. Прелестную иллюстрацію этого мы находимъ въ ‘Воспоминаніяхъ’ той же Крупской. ‘Однажды,— разсказываетъ она,— на перевязочный пунктъ несли на носилкахъ солдата безъ головы, докторъ, стоя въ дверяхъ, махалъ руками и кричалъ солдатамъ: ‘Куда несете? Вдь видите, что онъ безъ головы’.— Солдаты отвчали: ‘Ничего, ваше благородіе, голову несутъ за нами, г. Пироговъ какъ-нибудь привяжетъ, авось еще пригодится нашъ братъ-солдатъ!’ Въ Севастопол сложилась также легенда, будто бы Пироговъ здилъ въ непріятельскій лагерь на небывалую консультацію.
А какіе ужасные моменты приходилось переживать Пирогову, какъ человку и хирургу, которому дороги его оперированные, можно судить по слдующему возмутительному факту безграничной небрежности военной администраціи. Въ одну ночь въ апрл Пироговъ получилъ предписаніе изъ штаба перевести всхъ раненыхъ и ампутированныхъ, въ числ 500 человкъ, посл второй бомбардировки города изъ Николаевской батареи на Сверную сторону. Пирогова уврили, что тамъ все уже приготовлено для ихъ пріема, самъ онъ не имлъ времени отлучиться съ перевязочнаго пункта, куда постоянно подносили свжихъ раненыхъ. Оказалось на дл, что тамъ, куда повезли этихъ ампутированныхъ, не существовало даже никакого приготовленнаго зданія для ихъ принятія.. ‘И вотъ,— разсказываетъ Н. И.,— всхъ этихъ трудно оперированныхъ свалили зря, какъ попало, въ солдатскія палатки… До сихъ поръ съ леденящимъ ужасомъ (писано въ 1876 г.) вспоминаю эту непростительную небрежность нашей военной администраціи. Но этого было мало. Надъ этимъ лагеремъ мучениковъ вдругъ разразился ливень и промочилъ насквозь не только людей, но даже и вс матрацы подъ ними. Несчастные такъ и валялись въ грязныхъ лужахъ. Можно себ представить, каково было съ отрзанными ногами лежать на земл по три и по четыре человка вмст, матрацы почти плавали въ грязи, все подъ ними и около нихъ было насквозь промочено, оставалось сухимъ только то мсто, на которомъ они лежали не трогаясь, но при малйшемъ движеніи имъ приходилось попадать въ лужи. А когда кто-нибудь входилъ въ эти палатки-лазареты, то вс вопили о помощи и со всхъ сторонъ громко раздавались раздирающіе, пронзительные стоны и крики, и зубовный скрежетъ, и то особенное стучаніе зубами, отъ котораго бьетъ дрожь. Врачи и сестры могли помогать не иначе, какъ стоя на колняхъ въ грязи. По 20 и боле ампутированныхъ умирало каждый день, а ихъ было всхъ до 500. Отъ 10 до 20 мертвыхъ тлъ можно было находить межъ ними каждый день, и не многіе изъ нихъ пережили дв недли посл этой катастрофы’.
Благодаря представленіямъ Пирогова, возмущеннаго до глубины души такимъ безчеловчнымъ отношеніемъ къ жизни и здоровью сотенъ людей, было сдлано строгое разслдованіе, больныхъ положили на койки, положили и двойные матрацы, но ‘прошлаго не воротишь, и страшная смертность продолжалась еще дв недли посл’.
Положеніе перевязочныхъ пунктовъ и госпитальныхъ помщеній на Южной сторон становилось съ каждымъ днемъ все боле и боле опаснымъ. Непріятельскія батареи посл занятія нашихъ передовыхъ редутовъ осыпали бомбами и главный перевязочный пунктъ на Городской сторон, гд былъ Пироговъ, и другой перевязочный пунктъ на Корабельной, гд былъ Гюббенетъ. На послдній пунктъ были между прочимъ доставлены тяжело раненые плнные французы, которымъ и длали ампутаціи подъ градомъ французскихъ бомбъ. Плнные просили извстить соотечественниковъ, что своими выстрлами они дйствуютъ противъ своихъ же братьевъ, даже затмъ подтвердили это на бумаг за общей подписью, но бумага все-таки не была отправлена, потому что опасались, какъ бы непріятель не подумалъ, что плнныхъ принудили подписать ее.
Въ виду такого положенія въ послднихъ числахъ мая главный перевязочный пунктъ былъ перенесенъ на Сверную сторону въ Михайловскую батарею, а раненые были по предложенію Н. И. эвакуированы въ окрестности Севастополя къ сверу: въ палаточные госпитали (изъ суконныхъ палатокъ) близъ деревни Бельбекъ (въ 6 верстахъ отъ Севастополя) и на Инкерманскихъ высотахъ, въ 3 верстахъ отъ Севастополя.
1 іюня 1855 года Пироговъ, измученный физически и нравственно, ухалъ изъ Севастополя въ Петербургъ. Вмст съ Пироговымъ ухалъ и его отрядъ врачей. Сестры остались, но, разумется, отсутствіе Пирогова отразилось на внутренней сторон ихъ работы.
‘И теперь, посл отъзда Пирогова,— пишетъ Е. М. Бакунина,— работали непрерывно, аккуратно, но не было того оживленія, той живости, того душевнаго участія!’
6 іюня союзныя войска ршились произвести штурмъ Севастополя. Съ громадными потерями этотъ первый штурмъ былъ отбитъ. Опять наступило затишье. Положеніе Севастополя длалось отчаяннымъ. Тотлебенъ, русскій Вобанъ, какъ его называли французы, былъ раненъ, а душа севастопольской обороны, Нахимовъ, былъ убитъ. Малаховъ курганъ, ключъ къ Севастополю, на которомъ въ самомъ начал осады палъ Корниловъ, въ конц ея сдлался могилой для Нахимова. Сраженіе при Черной рчк (4 августа) послужило толчкомъ къ усиленію непріятельскихъ дйствій противъ осажденнаго города. 24 августа началось такъ называемое шестое бомбардированіе Севастополя, а 27 августа непріятель пошелъ, на штурмъ и овладлъ Малаховымъ курганомъ. Это ршило участь Севастополя. Въ ночь на 28 августа городъ былъ оставленъ, и все переселилось на Сверную сторону.
Отдохнувъ нсколько лтомъ въ Ораніенбаум, Пироговъ въ сентябр снова вернулся въ Севастополь.
Здсь ему пришлось увидть ‘дв знаменитыя развалины: Севастополь и Горчакова’. Видъ каждой изъ этихъ развалинъ будилъ далеко неодинаковыя чувства. По прізд Пироговъ прежде всего засталъ множество раненыхъ посл штурма Малахова кургана. Несчастные кучами лежали въ палаткахъ на Сверной сторон. Другихъ приготовляли къ отсылк въ Симферополь или въ Бахчисарай на крестьянскихъ телгахъ.
Теперь весь вопросъ попеченія о раненыхъ и больныхъ сводился къ дальнйшему ихъ транспорту изъ Симферополя, куда прежде всего направляли всхъ раненыхъ. Въ этомъ пункт скопилось свыше 13,000 больныхъ и раненыхъ. Въ город не хватало мста и въ госпиталяхъ его царствовалъ такой безпорядокъ, происходили такія неурядицы и злоупотребленія, что въ результат послдовало высочайшее назначеніе слдственной комиссіи.
Пироговъ перенесъ свою дятельность изъ занятаго непріятелемъ Севастополя въ Симферополь и старался всми силами упорядочить госпитальный уходъ за больными и ихъ дальнйшій транспортъ. Для помщенія больныхъ были построены бараки изъ досокъ, лишенные всякихъ удобствъ, не имвшіе даже половъ, вслдствіе чего въ нихъ постоянно поднималась невозможная пыль. Бараки эти не защищали больныхъ ни отъ холода, ни отъ дождя. И бараки и квартиры для сестеръ милосердія были холодны, сыры и совершенно не имли вентиляціи. Госпитальная же администрація во глав со своимъ начальникомъ ген. Остроградскимъ, какъ всегда, желала, чтобы врачи находили все удовлетворительнымъ и очень неохотно отпускала дрова, теплую одежду и горячую пищу. ‘Я долженъ былъ,— разсказываетъ Пироговъ,— неустанно жаловаться, требовать и писать. При этомъ частомъ писаніи мн невозможно было всегда обдумывать слова и выраженія, какія считаются умстными въ оффиціальныхъ бумагахъ, и чрезъ это нсколько разъ выходили непріятности. Нкоторыя мои выраженія въ письменныхъ моихъ просьбахъ оказались ‘не, соотвтственными’ или недостаточно вжливыми. Особенно обидчивымъ на этотъ счетъ показалъ себя начальникъ госпитальной администрацій г. Остроградскій. Однажды посл неоднократныхъ и напрасныхъ моихъ просьбъ къ нему о томъ, чтобы онъ снабдилъ насъ дровами для отопленія нашихъ ледяныхъ бараковъ и помщеній сестеръ, Остроградскій напалъ на одно мое ‘неприличное выраженіе’ въ письм (‘имю честь представить на видъ’) и пожаловался на меня князю Горчакову и вслдствіе этой жалобы мы дровъ не получили, но я зато получилъ рзкій выговоръ сперва отъ Горчакова, а поздне отъ самого государя’.
Организація транспорта раненыхъ и больныхъ находилась въ весьма неприглядномъ положеніи. Транспортируемые глубокой осенью и зимою за 400, 500 и даже 700 верстъ раненые и больные зачастую гибли вовремя продолжительной перевозки, лишенные всякаго ухода, или же платились своими конечностями. Больные съ отмороженными въ транспортахъ ногами наполняли крымскіе госпитали.
Для того, чтобы обставить по возможности лучше транспортъ раненыхъ, которыхъ отправляли изъ Симферополя въ Перекопъ, Екатеринославъ и Бериславъ, Пироговъ устроилъ особое отдленіе сестеръ (особый отрядъ) подъ названіемъ транспортнаго со старшей сестрой Бакуниной.
Отправляя Бакунину въ первый разъ сопровождать транспортъ, Н. И. поручилъ ей представить ему отчетъ, который заключалъ бы въ себ отвты и разъясненія на слдующіе вопросы. Вопросы эти, написанные собственноручно Пироговымъ, приведены въ ея ‘Воспоминаніяхъ’.
Вотъ эта ‘инструкція’, какъ ее называетъ Бакунина: 1) въ какой мр возможна перевязка раненыхъ на этапахъ и сколько, примрно, нужно сестеръ на каждую сотню раненыхъ?
2) какимъ образомъ утоляется жажда раненыхъ на пути и снабжены ли они или сопровождающіе транспортъ средствами, необходимыми для этой цли?
3) выдаются ли раненымъ, кром ихъ шинелей, еще каждому одяло или халатъ или же (трудно-больнымъ) полушубокъ?
4) какъ приготовляется пища на этапахъ и возможно ли снабдить этапъ теплыми напитками въ холодное время?
5) осматриваютъ ли транспортъ, растянутый иногда на цлую версту и боле, отъ однаго этапа до другого, врачи или фельдшера?
6) соблюдается ли порядокъ, назначенный въ снабженіи больныхъ пищей, т. е. кормятъ ли ихъ на тхъ этапахъ, гд изготовлено должно быть для этой цли?
На вс эти вопросы дйствительность давала самые печальные отвты!,
Сестры транспортнаго отряда должны были сопровождать транспорты и вести особые путевые журналы.
. ‘Проводить цлые дни и даже недли въ холод и сырости, вязнуть въ грязи на проселочныхъ этапныхъ дорогахъ, наблюдать за больными, разсянными въ этапныхъ аулахъ, иногда на протяженіи одной и боле верстъ, не всегда имя достаточно средствъ помочь больнымъ при внезапныхъ перемнахъ болзни, едва возвратившись назадъ, снова пускаться въ знакомый путь — вотъ въ чемъ состоитъ транспортная служба сестеръ’,— писалъ въ 1856 г. Пироговъ.
Несмотря на массу работы, Пироговъ находилъ время читать лекціи собравшимся въ Симферопол врачамъ.
Въ декабр Пироговъ отправился въ Петербургъ и по пути постилъ госпитали въ Перекоп, Херсон и Николаев.
Крымская война легла мрачной и гнетущей тучей на отзывчивую душу Пирогова. Среди массы тяжелыхъ, страшныхъ и возмущающихъ душу впечатлній, пережитыхъ Пироговымъ въ Севастопольскую оборону, когда по справедливости каждый мсяцъ считался за годъ, однимъ изъ немногихъ свтлыхъ лучей являлась трогательная и самоотверженная дятельность русской женщины-сестры милосердія. Отмтить это отрадное явленіе — вотъ было первое, о чемъ заговорилъ Н. И. посл Крымской войны. Въ ‘Историческомъ обзор дйствій Крестовоздвиженской Общины сестеръ попеченія о раненыхъ и больныхъ въ военныхъ госпиталяхъ въ Крыму’ Пироговъ представилъ яркую картину этой благотворной и святой дятельности, этого ‘святого’ служенія. Рисуя своимъ соотечественникамъ высоко симпатичный и свтлый образъ сестры милосердія, Пироговъ одновременно съ этимъ познакомилъ, выпустивъ ‘Историческій обзоръ’ отдльной брошюрой на нмецкомъ язык, и иностранцевъ съ тмъ, что такое была ‘севастопольская сестричка’. Своей дятельностью на перевязочныхъ пунктахъ осажденнаго Севастополя и въ Крымскихъ госпиталяхъ Пироговъ оправдалъ свои слова: онъ дйствительно ‘употребилъ вс свои силы и познанія для пользы арміи на боевомъ пол’. Но большинство людей, среди которыхъ ему пришлось дйствовать въ Севастопол, обладали слишкомъ низкимъ нравственнымъ цензомъ. Гуманный ‘хирургъ-мыслитель’ и человкъ живого дла, для котораго выше всего стояли жизнь и здоровье ввренныхъ ему раненыхъ и больныхъ, столкнулся съ бездушными ‘чиновниками’, для которыхъ везд и во всемъ преобладали ихъ личные интересы. Понятно, что между Пироговымъ и этими людьми должна была завязаться упорная борьба. Противники Пирогова старались изо всхъ силъ противодйствовать всмъ его начинаніямъ и вредить ему, какъ только и гд только это было возможно. Другія же лица не умли или же не хотли, за весьма малыми исключеніями, понять и оцнить все значеніе дятельности Пирогова. ‘Вотъ почему онъ изъ Севастополя не вышелъ тмъ колоссомъ геніальности ума и самоотверженія предъ правительствомъ и народомъ, какимъ онъ дйствительно былъ’ — говоритъ о Пирогов въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ о Восточной войн’ д-ръ Генрици.
По возвращеніи изъ Крыма Пироговъ вскор оставилъ каедру хирургіи въ медико-хирургической академіи и принялъ предложенное ему мсто попечителя Одесскаго учебнаго округа.
Участіемъ Пирогова въ Крымской кампаніи закончилась его оффиціальная хирургическая дятельность. Севастополь — вотъ послдняя страница блестящаго и многосторонняго періода служенія Пирогова хирургической наук въ роли наставника, клинициста и военно-полевого хирурга.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека