Н. А. ТЭФФИ. АВАНТЮРНЫЙ РОМАН
Н. А. ТЭФФИ. АВАНТЮРНЫЙ РОМАН
Н. А. Тэффи. Авантюрный роман. Изд. Возрождение, 1932.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Н. А. Тэффи. Авантюрный роман, Зайцев Борис Константинович, Год: 1932
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
Париж и русские в нем — вот место действия и персонажи нового романа Тэффи. Из ‘эмигрантской’ жизни много уже написано, в большинстве, правда, лубочно-бульварно, но появляются и произведения настоящей литературы (чем дольше мы проживем здесь, тем больше и больше писатели наши будут электризоваться здешней средой, от нее получать заряды. Это естественно. Одним ‘воспоминанием’ не проживешь).
‘Авантюрный роман’ именно к настоящей-то литературе и принадлежит. Размером он не велик. Написан мелкими, острыми, всегда живыми, иногда колкими, никогда не вялыми Тэффиными фразами. Самое тело этого произведения изящно. То блеснет, то взволнует, то вызовет улыбку печальный, и несколько сомнамбулический роман русской манекенши (коммерческий псевдоним ‘Наташа’) с парижским дансером и авантюристом. Свежо, остро чувствует себя автор в несколько новой форме. Занятно ему краткими, летучими чертами изображать и Гастона (‘белокурый, сероглазый, с пухлыми щеками и надутой верхней губой, как у детей, когда они что-нибудь очень внимательно делают’), и Наташу, и двусмысленную баронессу Вирх (‘Любаша’ — куртизанка высокого полета), и милых танцовщиц ‘Шура Мура’ — но внутреннее ядро романа не в этом. Может быть, и всегда в искусстве так. Кроме видимых обликов, драм, столкновений, есть нечто за сценой, трудно-рассказуемое, и обычно для автора самое дорогое. Этот второй план искусства очень силен в ‘Авантюрном романе’ — кстати, удачно подчеркивается разница между названием, как будто указывающим на совершенно внешнее — и этим тягостным, внедренным в самую сердцевину ‘внутренним’.
Тайна и одиночество в любви — мало об этом говорится в книге Тэффи (слова вообще упрощают), но горестный яд чувств этих сочится из романа, давая ему особую атмосферу. Действительный роман Наташи есть уж некоторый кошмар: как кошмар переживает она свою жизнь, любовь к Гастону, от которого оторваться не может, но в котором смутно, как бы в сонном предчувствии, ощущает тьму и гибель (он оказывается убийцей). Это видение ‘как бы во сне’ особенно нарастает во второй части. Странным образом весь колорит повествования и вся его ‘душа’ напоминают здесь ‘Сон’ Тургенева — один из загадочнейших, самых фантастичных его рассказов.
Да, ‘Авантюрный роман’ волнует не по-авантюрному! Сквозь всю занимательность, живость и блеск рассказа (обычные черты Тэффи) вводит он в иную область — очень властно и настойчиво завлекает. Небольшая книга овладевает читателем, как бы завораживает его. Жизненному кошмару последняя страница дает некое разрешение, тоже острое, и тоже двойственное, впрочем, как и часто у Тэффи: трагически-ироническое и умиленное.
…На третий день, когда тело Наташи прибило к берегу, к рыбачьей стороне за купальнями, море было спокойно и вечер, осененный ангельски-розовым крылом неба — благостно тих.
Нашли тело рыбаки, спустившиеся к берегу выправить сети.
Сынишка одного из них, увидев издали приподнятую головку Наташи, маленькую в облепивших ее коротких волосах, побежал к дому, радостно крича:
— Мальчика поймали! Мальчика поймали!
Этот серебряный детский голосок так чудесно прозвенел в вечернем воздухе, что стоявший на берегу толстый патер улыбнулся и повернул свое доброе лицо старой нянюшки к молодому другу.
…Он показал ему розовую даль, обещающую чудесное счастье и долго говорил о том, что день создан тоже по некоему образу и подобию, потому что рождается, живет и умирает. И что смерть сегодняшнего дня особо прекрасна, тиха и кристальна. Тихость моря и благость неба и даже мирный человеческий труд — вон там несут рыбаки что-то темное, должно быть, улов вечерний — и серебряный радостный голосок ребенка…
— Чудесна смерть твоя, отходящий день!
И так как был он не только сентиментальный поэт, но и священник, то подняв руки как бы для благословения, произнес последние слова, обращаемые на земле к отходящему:
— ‘In manus Tuas, Domine’.
‘Авантюрный роман’ прекрасный успех автора— и как опыт в иной форме, и как произведение, показывающее его со стороны необычайной (для внимательного читателя, впрочем, не столь необычна она в Тэффи — все же выразилась здесь сильнее, чем где-либо).
Современные записки. 1932, No 49.