Мужчина-девочка
Мужчина-девочка
Гюи де-Мопассана
————————————————————
Мужчина-девочка, Мопассан Ги Де, Год: 1883
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Как часто нам приходится слышать: ‘Он прекрасный человек, но это — девочка’. Вот потому-то я и хочу сказать несколько слов о ‘мужчинах-девочках’ вообще.
‘Мужчина-девочка’ — это зараза нашей страны, потому что, мы, французы, собственно говоря, все немного ‘мужчины-девочки’, то есть изменчивы, фантастичны, невинно-вероломны, непоследовательны ни в поступках, ни в убеждениях, порывисты и слабы, как женщины. Но самый возмутительный тип ‘мужчины-девочки’ это, несомненно, — бульварный парижанин, поражающий вас самой изысканной внешностью. Под нею-то именно предательски скрыты все чары этой странной смеси.
Наш кабинет депутатов полон ‘мужчин-девочек’, являющихся там самыми усердными исполнителями самих противоположных требований. Неподражаемо любезные, в самых изысканных и милых выражениях, они дают самые несбыточные обещания, потому что только они умеют так легко и, сами того не подозревая, изменить убеждение, воспламениться новою идеею, быть искренним в мимолетных верованиях, позволять обманывать себя так же, как и они обманывают других, положительно не помнят на другой день о том, что настоятельно требовали вчера.
Газеты также полны ‘мужчин-девочек’. Там, может быть, их больше, чем где-либо, но там они, по крайней мере, на месте. Разумеется, хороший газетчик должен быть ‘девочкою’, то есть быть всегда готовым к услугам публики: обладать эластичностью мысли, попадая в такт малейших оттенков льющегося неудержимым потоком, игриво разнообразного, изменчивого общественного настроения. Иностранцы, наши антитипы, как говорила г-жа Абель, — устойчивые англичане, тяжелые немцы, не без основания смотрят, да и всегда будут смотреть на нас с удивлением и некоторою долею презрения. Только они считают нас ветреными, но это не то: мы ‘девочки’. Вот почему нас и любят, несмотря на наши недостатки, вот почему к нам охотно возвращаются, несмотря на все плохое, что о нас говорят: это любовные ссоры.
Если вы встретили ‘мужчину-девочку’ в обществе, — он очаровал вас в пять минут. Его улыбка только для вас, он весь преисполнен внимания только к вам. Расставаясь с ним, вам кажется, что вы знали его уже десятки лет. Вы чувствуете к нему полное доверие, вы с удовольствием сделаете для него все, что бы он ни пожелал. Даже предложите ему денег, если они ему нужны: он увлек вас, как женщина.
Узнаете ли вы о каких-либо неблаговидных поступках по отношению вас, — при встрече вы не упрекнете его: так он мил! Если он извиняется, вам хочется просить у него прощение: вы верите ему, когда он лжет. Сколько бы раз он ни надувал вас ложными обещаниями, все-таки остаетесь так же благодарны, как будто он перевернул весь мир, чтобы услужить вам. Если он восхищается чем-нибудь, то делает это в таких искренних выражениях, что невольно убеждает вас. Он вчера еще только обожал Виктора Гюго, котораго сегодня называет ‘ослиным ухом’. Он был готов на дуэль за Золя, а сегодня изменил ему для Барбье д’Оревильи. И уже если он восхищается, то не допускает никаких возражений, он ударит вас за одно только слово.
За то, уж если он возненавидел, то нет границ его презрению, и малейшее противоречие также вызовет его на драку.
Послушайте-ка двух настоящих девочек:
— Как, ты поссорилась с Юлией?
— Да. Я закатила ей пощечину!
— А что она тебе сделала?
— Она насплетничала Полине, а та передала Гонтрену… Ну, понимаешь?
— Да ведь вы, кажется, жили вместе, на улице Газель.
— Нет, мы жили вместе четыре году тому назад на улице Бред, только мы поссорились из-за чулок. Она вообразила, что я надевала ее шелковые чулки: никогда ничего подобного! Ну, я и закатила ей трепку! А она ушла.
Но если в следующее воскресенье вы поедете в Сен-Жермен, то вы увидите двух женщин, сидящих вместе в вагоне. Одну из них вы узнаете сейчас — это враг Юлии, а другая оказывается сама Юлия. Они наперерыв забрасывают друг друга любезностями и всевозможными предложениями: ‘Ну, скажи же, Юлия! Слушай, Юлия!’ и т. д….
Такова же и дружба ‘мужчин-девочек’. Три месяца он не может расстаться со своим милым, дорогим Жаком. Только Жак, только он умен, развит и благовоспитан, только он и значит что-нибудь в Париже. Они везде вместе: обедают, гуляют, всюду вместе, они не могут расстаться.
Заговорите-ка с ним о Жаке три месяца спустя.
— Этот лантрыга-то! шарлатан! мерзавец! О, я его хорошо узнал! Ни капли порядочности! Невежа и т. д.
Еще три месяца спустя, и они уже живут вместе. Потом, в один прекрасный день вы узнаете, что они дрались на дуэли и затем там же, на месте поединка, со слезами на глазах бросились друг другу в объятия. Теперь они опять живут вместе лучшими друзьями в мире, всегда готовые переломать друг другу кости после самых искренних сердечных излияний.
Представьте же себе, какое интересное зрелище представляет из себя союз настоящей девочки с ‘мужчиною-девочкою’!
Он ее бьет, она его царапает. Наконец, они устают, не могут видеть друг друга и не могут расстаться, соединенные какими-то непонятными им узами сердца. Она обманывает его, и он это знает, рыдает и прощает. Он принимает ложе, оплаченное другими, и искренно считает себя безупречным. Он обожает ее и презирает, ни на минуту не сознавая, что она настолько же имеет право презирать его.
С утра до вечера они обвиняют друг друга в самых гнусных поступках. Беспощадно бранятся, осыпают друг друга упреками, а потом, измученные до последней степени, бросаются в объятия и сливаются в безумных поцелуях.
‘Мужчина-девочка’ честен и плут в одно и то же время. Он больше, чем кто-либо, чувствителен к оскорблению чести и в то же время лишен простого чувства порядочности. Он делает гадость, совершенно не отдавая себе в этом отчета, это раб своей восприимчивой натуры, увлекающей его бессознательно для него самого. Надуть ростовщика не только позволительно, но это даже своего рода шик, так же как и не платить долгов, исключая предосудительного в обществе — карточного. Он будет без малейшего упрека совести эксплуатировать лучших друзей и вызовет на дуэль человека, упрекнувшего его в недостатке деликатности.
Таково, к сожалению, большинство и русских.
Текст издания: журнал ‘Пробуждение‘, 1908, No 18.