Москва и Казань в начале XIX-го века, Второв Иван Алексеевич, Год: 1842 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 25 минут(ы)

МОСКВА и КАЗАНЬ ВЪ НАЧАЛ XIX-го ВКА.

Записки Ивана Алексевича Второва *)

*) Выдержки изъ этого отрывка интересныхъ записокъ И. А. Второва были приведены покойнымъ М. . де-Пуле въ стать: ‘Отецъ и сынъ’ въ ‘Русскомъ Встник’ 1870-хъ годовъ, но въ виду особеннаго интереса этого разсказа мы, по совту академика Л. Н. Майкова, печатаемъ вновь эти записки, притомъ въ боле полномъ вид и по подлинной рукописи автора, сообщенной намъ покойнымъ Александромъ Николаевичемъ Яхонтовымъ. Ред.

I.
Воспоминанія московской жизни моей.— Первый слухъ о кончин императора Павла и о восшествіи на престолъ Александра Павловича.— Его торжественный въздъ въ Москву и коронованіе.
[Писано въ 1822 г.].

Пріятно вспоминать подъ старость юны лта.

Прошло уже сорокъ лтъ тому назадъ, какъ я въ первой! разъ пріхалъ въ Москву, а теперь еще помню, какъ будто было это вчера, такъ сильно врзалось впечатлніе въ моей памяти. Тогда былъ я молодъ, здоровъ, свободенъ и веселъ, но небогатъ.

Одно это пугало меня, какъ я буду жить въ столиц, при недостаточномъ состояніи, какія найду знакомства и пріобрту-ли что для образованія себя по непреодолимой, склонности моей отъ самаго дтства къ наукамъ и просвщенію? Я предполагалъ пробыть тамъ нсколько мсяцевъ и возвратиться въ свое жилище къ роднымъ моимъ и знакомымъ, но вмсто того прожилъ въ Москв и Петербург два года такъ пріятно и весело, что это время было лучшею эпохою во всю семидесятилтнюю жизнь мою.

Въ Москв у меня знакомыхъ было только 4 дома нашихъ симбирскихъ помщиковъ: именно Степана Григор. Мельгунова, Николая Алексев. Дурасова, Александра Дмитр. Карпова, бывшаго въ Симбирск губернатора, и Ивана Петровича Тургенева, которые знали коротко меня и любили, пятаго дома хозяина Павла Иванов. Комарова я никогда не видалъ, но по знакомству его съ моею сестрою съ нимъ переписывался.

1801 года января 28 числа утромъ, въ воскресенье, въхалъ я въ огромную Москву. Прозжая улицами, смотрлъ на красивые дома и на толпы людей идущихъ и дущихъ. Вотъ, думалъ я, городъ, о которомъ мечталъ такъ много и который ограничивалъ вс мои желанія. Здсь никто меня не знаетъ. Позволитъ-ли состояніе мое завести знакомства? Можетъ быть, никто не удостоитъ меня и своего вниманія.

Остановился на Тверской улиц въ Цареградскомъ трактир (тогда еще не называли гостинницами), на застав при възд въ городъ взяли у меня отставной указъ мой и велли получить его обратно отъ здшняго коменданта. Я послалъ моего человка за симъ указомъ, но онъ, возвратясь, сказалъ мн, что должно взять его не отъ коменданта, а отъ оберъ-полицмейстера, къ которому * надобно явиться лично самому.

Итакъ, нарядившись въ мундиръ, похалъ я къ оберъ-полицмейстеру едору едоровичу Эртелю. Дожидаясь выхода въ его канцеляріи, видлъ какъ изъ внутреннихъ комнатъ полицейскіе офицеры провели какихъ-то двухъ дамъ подъ черными капорами, съ заплаканными глазами. За ними тотчасъ вышелъ и г. Эртель, въ полной униформ, потребовалъ мой пачпортъ, прочиталъ его и спросилъ меня, долго-ли я пробуду въ Москв? и учтивымъ образомъ возвратилъ мн его, сказавши, чтобъ я изволилъ росписаться. Дло кончено.

Я похалъ вновь знакомиться съ извстными мн людьми, былъ у господъ: Мельгунова, Дурасова и Карпова, потомъ у Павла Ивановича Комарова, нашелъ въ немъ прекраснаго образованнаго человка лтъ въ 40. Онъ былъ холостъ, богатъ и жилъ въ собственномъ дом съ зятемъ своимъ, несчастнымъ обгорлымъ слпцомъ, Андреемъ Алексевичемъ Соколовымъ, который былъ женатъ на сестр его и о которомъ я буду говорить посл. Оба они обласкали меня какъ роднаго, потому боле, что оба полюбили сестру мою, бывшую прежде въ Москв съ сестрою Павла Ивановича, бригадиршею Цызыревою, и стояли у него въ дом. Я у него обдалъ и онъ пригласилъ меня непремнно перехать къ нему изъ трактира. Вечеромъ пріхалъ къ Ивану Петровичу Тургеневу, который жилъ въ университет и былъ его директоромъ.

Здсь весь вечеръ провелъ я въ самомъ пріятномъ обществ. Хозяинъ самъ почти не вставалъ съ постели отъ болзни: съ нимъ бесдовали другъ бдныхъ — Иванъ Владиміровичъ Лопухинъ и лучшій поэтъ нашъ — Иванъ Ивановичъ Дмитріевъ, которыхъ видлъ я первый разъ, но въ комнатахъ дтей его, коротко познакомившихся со мною еще въ Симбирск, Андрея Ивановича и Александра Ивановича, нашелъ я многихъ молодыхъ писателей, извстныхъ по сочиненіямъ въ издаваемыхъ тогда журналахъ, помню только князя Якова Козловскаго и В. А. Жуковскаго, да пожилаго уже Максима Ивановича Невзорова.

Меня пригласили въ театръ университетскаго пансіона, и я похалъ вмст съ дтьми г. Тургенева, играли драму Добрый сынъ’, переведенную питомцами изъ Беркенева ‘L’ami des enfants’, и прекрасно! Актеры, переодтыя актрисы и полный оркестръ музыкантовъ — были вс пансіонные воспитанники. Зрители — большая часть родители, родственники и знакомые воспитывающихся въ пансіон дтей у гг. Тургеневыхъ, два брата были тутъ-же въ пансіон. И такъ первый день моего прізда въ Москву я провелъ самымъ пріятнымъ образомъ.

Въ трактир ночевалъ я только одну ночь, а на другой день перехалъ на житье къ П. И. Комарову въ домъ его, состоящій близь Сухаревой башни, въ приход Св. Троицы, въ Троицкой улиц.

Пріздъ мой въ древнюю нашу столицу былъ въ самомъ начал сырной недли. Вс публичныя увеселенія были открыты: театры, маскерады и собранія наполнены людьми, мн удалось видть почти всхъ жителей московскихъ и вс ихъ увеселенія.

29 января, во вторникъ, отъ Ст. Григ. Мельгунова присланъ мн визитерной билетъ въ Благородное собраніе. Въ 8 часовъ вечера похали мы туда въ карет съ П. И. Комаровымъ, Елизаветою Матвевною Ратьковою и ея дочерью, двицею Елизаветою Михайловною. Входъ въ освщенныя комнаты, особливо въ огромнйшій длинный залъ, наполненные лучшимъ дворянствомъ обоего пола, былъ поразителенъ. Въ тотъ вечеръ до четырехъ тысячъ персонъ, собранныхъ въ одномъ дом, одтыхъ въ лучшее платье, особливо дамы и двицы, украшенныя брилліантами и жемчугомъ, составляли для меня восхитительное зрлище, какимъ я никогда не наслаждался. Здсь видлъ я всхъ красавицъ московскихъ, всхъ почетнйшихъ людей вка Екатерины Великой и даже Елизаветы императрицы, каковы, напримръ, двое братьевъ — едоръ Андреевичъ и Иванъ Андреевичъ графы Остерманы и проч.

Кавалеры вс, безъ исключенія, въ мундирахъ со шпагами и башмакахъ, подъ пудрою. Какая вжливость, учтивость и благопристойность!.. Ежели по тснот вы кого, или васъ кто нечаянно заднетъ, то всегда съ пріятною миною и уклончивостію извиняются. Французскій языкъ больше въ употребленіи, нежели русскій.! Въ такомъ множеств людей нтъ грубаго шума, какой слышанъ въ маекерадахъ или другихъ общихъ собраніяхъ, но какой-то пріятный гулъ и шорохъ отъ движущихся массъ народа. Залъ великолпный и обширнйшій освщенъ множествомъ люстръ и разноцвтныхъ въ стаканчикахъ огней. На внутреннихъ верхнихъ балконахъ вокругъ всего зала, поддерживаемыхъ множествомъ коллонъ, два оркестра музыкантовъ, одинъ инструментальный, а другой роговой музыки, а внизу, возл стнъ, сдлано возвышеніе о двухъ ступеняхъ, окруженное перилами, и по обимъ сторонамъ мягкіе диваны, для сидящихъ зрителей. Посреди зала въ нсколько круговъ танцуютъ, а по возвышеннымъ переходамъ между сидящихъ на диванахъ, какъ равно и по залу, прогуливаются. Въ другихъ комнатахъ играютъ въ карты, въ конц зала, на противной сторон буфета, на высокомъ пьедестал стоялъ мраморный бюстъ Екатерины Второй, тогда безъ всякаго освщенія, а по вступленіи на престолъ Александра Павловича былъ всегда освщаемъ.

Конфекты, мороженое, лимонадъ и аршадъ во всхъ мстахъ и во всхъ комнатахъ подносятъ богато-одтые оффиціанты съ медалями, означающими номеръ. Цна умренная и платятъ мелкимъ серебромъ. Здсь можно видть вс ордена кавалерскіе, военные, придворные и штатскіе мундиры, всхъ полковъ и всхъ губерній, не только русскіе, но и другихъ государствъ.

Въ густой блестящей толп вдругъ встртился я съ знакомыми лицами, узнали другъ друга, обрадовались какъ ближніе родные и не разлучались до самаго разъзда изъ собранія: это были Василій Николаевичъ и Анна Васильевна Пановы, едоръ Михайловичъ, его дочери Капитолина и Марья едоровна Тимашевы. Любезная Анна Васильевна записала мн приходъ и урочище дома своей квартиры, всякой день посл того я видлся съ сею почтенною женщиною. Она иметъ въ Москв много знакомыхъ и родныхъ, мы часто здили съ нею къ ея знакомцамъ на обды и вечера. Чрезъ нее познакомился я коротко съ четырью домами: господъ Ладыженскихъ. Дмитрія едор. и Андрея едоровича, тетки ея, любезной старушки Анны Петровны Кроткой, урожденной княжны Волконской, Григорья Борисовича Кошелева и брата Вас. Никол., Алекся Николаевича и Елизаветы Борисовны Пановыхъ. У всхъ ихъ бывалъ я часто и посл отъзда изъ Москвы Анны Васильевны.

Сырная недля доставила мн случай видть вс увеселенія московскихъ жителей, всякой день были спектакли, маскерады и катанья, я былъ везд. На катань нсколько тысячъ каретъ, колясокъ, возковъ и саней тянутся въ два ряда, а на Москв-рк катаются на ледяныхъ горахъ. На прощальный день, въ послднее воскресенье, въ маскерадныхъ залахъ Петровскаго театра, съ 10-ти часовъ утра, начинается денной маскерадъ. а съ 8-ми часовъ вечера — ночной. Многіе остаются въ обоихъ, обдаютъ или завтракаютъ въ семъ дом. Денной маскерадъ для меня былъ занимательне ночнаго, потому-что въ немъ можно видть день и ночь вмст. Первый залъ съ прихода длинный и большой, освщенъ солнечнымъ свтомъ, изъ него входишь въ огромный круглый залъ, называемый ротонда, тамъ ночь, ни одного окна, окруженъ колоннадою, поддерживающею оркестры музыкантовъ, внизу кругомъ переходы, между каждой колонны висятъ люстры, которыхъ множество повліано съ потолка, сдланнаго куполомъ. Множество горящихъ восковыхъ свчъ въ люстрахъ ярко освщаютъ всю ротонду, и слдовательно представляютъ ночь среди дня. Людей обоихъ половъ наполнено въ обихъ залахъ чрезвычайное множество разныхъ состояній: дворянства, купечества и иностранцевъ, одтыхъ въ разныя маскерадныя платья и съ разными каррикатурными масками, многіе безъ масокъ, но непремнно въ доминахъ или венецьянахъ и въ шляпахъ. Въ обихъ залахъ танцуютъ нсколько круговъ, а по переходамъ ротонды и въ боковыхъ комнатахъ играютъ въ карты, ходятъ изъ однхъ комнатъ въ другія или сидятъ. Въ 12 часовъ ночи заиграютъ на трубахъ и вс танцы прекращаются. Тутъ начинается разъздъ и оканчивается уже часовъ въ шесть утра, когда разсвтаетъ. Посему можно заключить, какое бываетъ многочисленное собраніе людей и разныхъ экипажей.

Въ великой постъ уже не бываетъ ни спектаклей, ни маскерадовъ. Въ благородномъ собраніи съзжаются обыкновенно, какъ и прежде, по два раза въ недл (кром первой и страстной недль), во вторникъ и четвертокъ, но только уже танцевъ не бываетъ. Сіи великолпныя и также многолюдныя собранія называютъ концертомъ. Тутъ играетъ музыка, а члены и визитры сидятъ, ходятъ, разговариваютъ, а большая часть играютъ въ карты. При жизни царствующаго тогда императора Павла запрещены были названія клубовъ, вмсто того при мн было два прежніе клуба подъ названіемъ Академій, музыкальной и танцовальной. Первая для дворянства. а вторая для купечества и иностранцевъ. Въ нихъ читаютъ газеты и журналы, играютъ въ карты и на билліард, обдаютъ и ужинаютъ, иногда бываютъ и балы, на которые съзжаются и дамы.

Я былъ въ обихъ Академіяхъ визитромъ. Въ музыкальной старшинами и членами лучшіе люди изъ московскаго дворянства. Тутъ видлъ я многихъ извстныхъ писателей, изъ которыхъ часто* бывалъ Владиміръ ВасильевичъИзмайловъ, онъ небольшаго роста, худощавъ, физіономія не взрачная, но умная и добрая. Николай Михайловичъ Карамзинъ быль старшиною Академіи, но я, бывши три раза въ сей Академіи, не видалъ его, и что еще удивительне, ни въ одномъ публичномъ собраніи, ни въ театр, нигд не случалось видть сего любимаго мною писателя. Онъ вызжалъ только въ знакомые ему частные домы. Два раза случалось, что я нсколькими минутами не заставалъ его въ дом Ивана Петровича Тургенева. Сынъ его, Андрей Ивановичъ, сказывалъ ему о желаніи моемъ съ нимъ познакомиться и общалъ вмст со мною хать къ нему, однако-же за разными отвлеченіями этого не случилось до тхъ поръ, когда я пріхалъ къ нему одинъ.

Я часто бывалъ въ домахъ Ст. Григ. Мельгунова, Николая Алексевича Дурасова, Александра Дмитріевича Карпова, часто обдалъ у нихъ и имлъ случай узнать многихъ богатыхъ и знатныхъ жителей московскихъ, наконецъ, увидалъ и любезнаго автора — Николая Михайловича Карамзина.

Февраля 14-го числа въ четвертокъ объявлено было афишами, что первый разъ еще въ Россіи будутъ давать концертъ славную ораторію г. Гайдена: Сотвореніе міра. Въ большомъ кругломъ зал Петровскаго театра (ротонд) собрано было около трехъ-сотъ лучшихъ музыкантовъ и пвцовъ, которыми дирижировали гг. Денглеръ и Керцелли. Кантаты и речитативы переведены были съ нмецкаго H. М. Карамзинымъ. Купивши билетъ для входа (5 р_еассиг.)/пріхалъ я въ 5 часовъ вечеромъ съ Андреемъ и Александромъ Ивановичами Тургеневыми, въ ротонду, тамъ было уже большое собраніе изъ лучшей московской публики кавалеровъ и дамъ. Концертъ еще не начинался, мы ходили по залу, встрчались съ знакомыми и разговаривали. Вдругъ, подходитъ ко мн Андрей Ивановичъ и говоритъ — хочу-ли я видть Николая Михайловича Карамзина?

Онъ подвелъ меня къ переходамъ и указалъ на человка, стоящаго возл колонны въ медвжьей шуб, крытой темно-зеленымъ казимиромъ. Физіономія его показалась мн боле доброю, нежели остроумною, ростомъ около 8 вершковъ. Я долго смотрлъ на него, воображалъ себ вс его творенія, какія читалъ я съ восхищеніемъ, представлялъ себ и то, какъ сіе милое лицо улыбалось, съ непріятнымъ ощущеніемъ читая язвительную на него сатиру въ од: Въ честь моему другу {Эта сатира написана Павломъ Ивановичемъ Кутузовымъ, бывшимъ тогда кураторомъ университета, и напечатана въ ‘Иппокрен’, 4-й части, на страниц 17, гд вс его сочиненія поименованы какъ развратныя и подвергали автора опасности. Второвъ.}.

Андрей Ивановичъ хотлъ меня тутъ-же познакомить съ нимъ, но я, почти за неприличное, отклонилъ его, условясь хать съ нимъ вмст къ нему на другой или на третій день. Начался концертъ: все собраніе слушателей, которыхъ было около трехъ тысячъ, кто гд ходилъ, стоялъ или сидлъ, тутъ всякой и остановился. Шумъ отъ шарканья и разговоровъ утихъ, вс устремились на оркестръ, восхищались музыкою и пніемъ, я чувствовалъ пріятную гармонію, но не могу изъяснить моихъ чувствованій.

Ни на другой, ни на третій день не удалось мн быть вмст съ А. И. Тургеневымъ у г. Карамзина, а былъ я у него одинъ 23-го февраля, въ субботу. Онъ стоялъ на квартир въ каменномъ дом портнаго Шмита, на Никольской улиц. Я пріхалъ къ нему по утру, часовъ въ 10, и нашелъ его только что возвратившагося съ утренней прогулки, которую обыкновенно длаетъ онъ каждый день. Онъ встртилъ меня ласково, и когда сказалъ я о себ, то онъ отвчалъ, что уже меня знаетъ по словамъ А. И. Тургенева, и читалъ мои сочиненія, напечатанныя въ двухъ журналахъ. Мы сидли съ нимъ въ диванной его комнат, пили кофе, говорили о литератур, о Симбирск и о старшемъ его брат, Василь Михайлович, знакомомъ мн по Симбирску.

Не изъ лести, а отъ чистаго сердца я сказалъ ему, что, не зная его лично, давно уже почиталъ и любилъ его за сочиненія, которыя всегда читалъ я съ восхищеніемъ. Онъ спрашивалъ меня, гд я учился? Какъ старшина музыкальной академіи, предлагалъ мн записаться членомъ оной. На стол у него лежали напечатанные листы ‘Московскаго журнала’, издаваемаго имъ въ 1791 и 1792 годахъ. Книгопродавцы перепечатывали его вновь, съ позволенія издателя, и онъ самъ разсматривалъ корректуру. Вдругъ вошелъ къ намъ въ комнату какой-то французскій графъ-эмигрантъ, который пріхалъ тогда въ Москву: начали говорить по французски, и изъ разговоровъ ихъ замтилъ я, что они познакомились прежде во время путешествія H. М. по Европ. Я, побывши нсколько, раскланялся и вышелъ, удостоясь его привтствія, чтобы посщать его чаще.

Въ другой разъ посщеніе мое къ нему было кратковременно и неудачно. Недли черезъ дв посл того вошелъ я къ нему въ ту-же комнату: на лвой сторон, у окна, гд прежде сидли мы съ нимъ, и на моемъ мст сидлъ Иванъ Ивановичъ Дмитріевъ, а напротивъ его, въ правой сторон отъ двери, сидлъ хозяинъ, обвязанный платками, съ болзненнымъ лицомъ, возл его стояли два лекаря и готовились выдергивать у него больные зубы. Онъ встртилъ меня сими словами:

— ‘Извините меня, милостивый государь, видите въ какомъ я положеніи, прошу васъ въ другое время’.

Такой пріемъ огорчилъ меня и заставилъ, извинясь ему взаимно, выйти. За дверью слышалъ я, что г. Дмитріевъ спрашивалъ его обо мн, не Урусовъ-ли я? Не усплъ я перейти еще чрезъ залъ, какъ Николай Михайловичъ выбжалъ за мною и, назвавъ меня по имени, извинялся, что онъ не узналъ меня, что дня чрезъ четыре онъ будетъ здоровъ, и просилъ тогда къ себ, что онъ всегда будетъ радъ моему посщенію. Я изъявлялъ ему сожалніе о его болзни и о безвременномъ моемъ посщеніи и ухалъ довольнымъ. Посл того, во все время моего пребыванія въ Москв я не былъ у него и нигд не видался съ нимъ, потому что весною жилъ онъ на дач, а потомъ уже женился на первой супруг его, урожденной Протасовой.

Московская жизнь моя въ первые дни доставила мн много пріятности въ разсужденіи новыхъ предметовъ, новыхъ знакомствъ, но для чувствительнаго сердца, существующаго безъ цли, безъ плановъ и надежды, была отравою одна мысль о будущей безъизвстности и о бдномъ положеніи моего состоянія въ свтскихъ пышностяхъ. Позволитъ-ли достатокъ мой быть часто въ тхъ домахъ, которыми я здсь такъ много обласканъ? Одни перезды въ отдаленныхъ разстояніяхъ обширнаго города составляютъ уже для меня ощутительныя издержки. Впрочемъ, гостепріимные хозяева везд почитаютъ за одолженіе, когда прідешь къ нимъ на обдъ или на вечеръ, и пеняютъ, что не часто къ нимъ прізжаю, такъ что все-бы время моего проживанія въ Москв могъ я никогда не имть своего обда, что точно и было со мною.

Часто бывалъ я въ театр, въ маскерадахъ и почти ни одного благороднаго собранія не пропускалъ по визитернымъ билетамъ, всегда легко мн доставляемымъ отъ почтенныхъ членовъ его, особливо посредствомъ С. Г. Мельгунова и любезной Анны Петровны Кроткой. Въ семъ собраніи, какъ я сказалъ прежде, бываетъ лучшее и блестящее общество, и наблюдается боле нежели гд-нибудь благопристойности и вжливости. Здсь, между знакомыхъ и незнакомыхъ, наблюдательный философъ можетъ съ любопытствомъ разсматривать разныя физіономіи, изучать характеры и нравы общества, вслушиваться въ разговоры занимательные, умные и смшные до глупости. Много молодыхъ людей, прекрасно образованныхъ и скромныхъ, но едва-ли не больше глупыхъ, втренныхъ шарлатановъ, избалованныхъ счастіемъ и богатствомъ. Я много замтилъ такихъ, которые, тщеславясь купленными малтійскими орденами, выказывая свою модную прическу, большое жабо до нижней губы и высокіе воротники на мундирахъ. Вс такіе шарлатаны въ очкахъ, не для пособія зрнію, а для моды.

Тогда въ общія собранія иначе нельзя было появиться какъ не въ мундир. Были и фраки для частныхъ домовъ, но особаго покроя въ род французскихъ кафтановъ, однобортные и съ стоячимъ воротникомъ, и непремнно треугольная шляпа. Въ толп молодыхъ щеголей я рдко слыхалъ умные разговоры, вотъ напримръ, въ Благородномъ собраніи изъ числа трехъ модниковъ, сидвшихъ подъ оркестромъ, одинъ лтъ двадцати говорилъ другимъ:

— ‘Я-бы теперь уже былъ полковникомъ, если-бы батюшка мой не упустилъ случая попросить NN, а онъ съ нимъ очень знакомъ’.

Въ ту минуту проходитъ мимо ихъ молодой блднолицый мальтійскій кавалеръ, мечтающій полковникъ вскакиваетъ съ мста и почтительно кланяется ему, называя вашимъ сіятельствомъ, а этотъ сіятельный едва удостоилъ его кивнуть головою и прошелъ мимо. Въ другой разъ слъ я возл своего знакомаго Г. Волкова, рядомъ сидлъ модный щеголь, съ превеликимъ жабомъ, причесанный и одтый довольно каррикатурно, я вслушался въ разговоръ его, онъ ропталъ, для чего такъ долго не умираетъ отецъ его, чтобъ онъ могъ располагать имніемъ, жить веселе и путешествовать за границу, ‘что здсь увидишь и узнаешь!’

— ‘Я недавно былъ въ Казани и въ тамошнемъ Благородномъ собраніи, гд было четыре человка съ половиною, а нкоторые влзали на хоры смотрть на меня’.

Каковъ молодецъ! И подобные имъ глупцы роптали на строгость правительства, жаловались на оберъ-полицмейстера Эртеля, за его дерзости на разныя запрещенія своевольной глупости богатыхъ избалованныхъ шарлатановъ, на треугольныя шляпы, парадныя платья и проч., и проч.

ГЭртель человкъ благоразумный, онъ никогда но выходилъ изъ благопристойности, исполнялъ въ точности волю своего монарха и свою обязанность по совсти. Что оставалось ему длать, какъ не то, какъ онъ однажды поступилъ? Это случилось при мн въ Благородномъ собраніи, одинъ молодой щеголь, изъ лучшей фамиліи, одтъ былъ такъ каррикатурно, что воротникъ у мундира торчалъ выше головы, а жабо его галстуха закрывало нижнюю губу. Г. Эртель подходитъ къ нему и съ вжливостію напоминаетъ ему о непристойности такого наряда, не говоря уже о воротник мундира, потому что такихъ было еще много, кром его, по крайней мр, приказываетъ ему перевязать свой галстухъ, онъ общалъ исполнить, но спустя нсколько времени опять встрчается съ нимъ и въ томъ-же вид, и опять далъ то-же общаніе. Въ третій разъ, уже спустя долго, г. Эртель замтилъ то-же и, подойдя къ нему, сказалъ:

— ‘Вы не хотите меня послушать?’

— ‘Да помилуйте, ваше превосходительство, со мною здсь нтъ камердинера, кто будетъ мн перевязывать галстухъ? ‘

— ‘А! Такъ у васъ нтъ камердинера’, сказалъ Эртель и, подозвавъ полицейскаго офицера, приказалъ взять ослушника.— Бднаго франта вывели подъ-руки изъ собранія. Благоразумные одабривали оберъ-полицмейстера, а глупые роптали на него.

Слухъ о кончин императора Павла I.

14-го числа марта въ четвертокъ, часа въ три пополудни, во всемъ город сдлалось необыкновенное движеніе. Сначала шептали и боялись говорить открыто, что императоръ скончался, потомъ увидали, какъ вс полки, стоявшіе въ Москв, повели въ Кремль присягать новому императору Александру I. Я похалъ въ Кремль узнать подробне и на Никольской улиц, въ книжныхъ лавкахъ, встртился нечаянно съ симбирскимъ моимъ знакомцемъ, Николаемъ Андреевичемъ Дудинымъ, и въ его карет похали съ нимъ не въ Кремль, а на его квартиру, тутъ читалъ я и манифестъ о восшествіи на престолъ государя Александра Павловича. Г. Дудинъ разсказывалъ мн, какъ онъ былъ у Дмитрія Александровича Гурьева, и при немъ вошелъ къ нему пріхавшій изъ Петербурга курьеромъ князь Долгорукой, и первыя слова его были:

— ‘L’Empereur est mort!’

Весь день и вечеръ говорили только о сей перемн, во всхъ домахъ, куда ни прідешь.

На другой день, 15-го марта, было гулянье въ Кремл, множество каретъ, саней, пшихъ и конныхъ наполняли весь Кремль. Это гулянье было издавна въ обыкновеніи и принято отъ того, что прежде ходили туда покупать вербу для будущаго вербнаго Воскресенія. Москву можно уподобить республик, по образу жизни, мнніямъ и свобод.

Чрезвычайнымъ удивительнымъ и страннымъ показалось, что многіе изъ щеголей-шарлатановъ, какъ пшихъ, такъ и верховыхъ, были уже на семъ гулянь въ круглыхъ шляпахъ, о чемъ прежде боялись и думать, потому что всмъ полицейскимъ служителямъ приказано было, не смотря на лица, срывать круглыя шляпы, на комъ увидятъ, и тутъ-же разрывать или изрзывать ихъ. Теперь полиція смотрла равнодушно на сей запрещенный нарядъ. Надобно сказать, что вмст съ курьеромъ, привезшимъ извстіе о кончин государя, пріхалъ и новый оберъ полицмейстеръ въ Москву, г. Каверинъ, которому велно тотчасъ смнить прежняго г. Эртеля, кого многіе боялись, какъ строгаго блюстителя строгихъ повелній покойнаго государя.

Другой предметъ еще толковъ, разговоровъ, тайныхъ и явныхъ для московскихъ жителей былъ о смн господъ оберъ-полицмейстеровъ. Каверинъ, принимая должность отъ Эртеля, требовалъ, подробнаго отчета въ денежной сумм, у него находившейся. Эртель не хотлъ дать ему и говорилъ, что суммы вврены были ему отъ государя императора по секрету, а потому и отчетъ долженъ онъ дать лично новому императору. Каверинъ прибгнулъ съ жалобою къ главнокомандующему въ Москв, графу Ивану Петровичу Салтыкову, которому Эртель отзывался тмъ-же и принужденъ былъ показать ему свой отчетъ, гд написаны были лица самыя знатныя и почтенныя изъ московскихъ дамъ, которыя получали большія суммы за ихъ шпіонство. Главнокомандующій съ первыхъ строкъ отчета не захотлъ дале знать сей тайны, и оправдалъ г. Эртеля.

Боле недли во-всхъ домахъ, гд я бывалъ, только и было разговоровъ, толкованій и даже угадываній тайныхъ лицъ. Москва также славится и сплетнями, какія бываютъ въ провинціяхъ.

24-го марта былъ день Святыя Пасхи. Мы были у заутрени въ своей приходской Троицкой церкви. При конц службы отъ множества народа и стсненнаго воздуха со мною сдлался обморокъ, я не помню, какъ вынесли меня изъ церкви. На открытомъ воздух я опомнился и наслаждался прекраснйшимъ зрлищемъ: вс церкви отъ подошвы до самаго верха снаружи освщены были плошками и разноцвтными фонарями, особенно глава и крестъ Ивана Великаго казались украшенными брилліантами и разными блестящими цвтными каменьями.

Во всю недлю Пасхи бываетъ здсь гулянье подъ Новинскимъ: множество каретъ, колясокъ и дрожекъ со зрителями туда съзжаются, множество пшихъ и конныхъ тамъ прогуливается и смотрятъ на простой народъ, качающійся на разныхъ качеляхъ, и заходятъ иногда въ балаганы, гд представляютъ разные фокусы, показываютъ зврей и другія рдкости, балансируютъ на канатахъ и проч., и проч.

Наступающая весна радовала меня, что я буду имть много пріятности и удовольствія въ прогулкахъ по окрестностямъ Москвы. Мое здоровье, молодость и свобода позволяли мн наслаждаться всми возможными удовольствіями въ жизни. Я имлъ хорошее знакомство, не было большой нужды и въ деньгахъ, потому что игралъ въ коммерческія игры довольно счастливо: любезный хозяинъ мой, Павелъ Ивановичъ, держалъ мн всегда половину. Игры были тогда: бостонъ, три и три и пикетъ, а въ вистъ почти никто не игралъ, кром стариковъ и старухъ. По такимъ достоинствамъ молодые люди здсь принимаются лучше, нежели по учености. Знатные и лучшіе дома для нихъ всегда открыты.

Правда, я бывалъ и въ такихъ домахъ, гд боле любятъ ученость и свднія, напримръ, въ дом И. П. Тургенева, у дтей котораго всегда находилъ благовоспитанныхъ, ученыхъ и скромныхъ молодыхъ людей, и наслаждался съ ними поучительною бесдою. Тутъ познакомился еще съ двумя умными молодыми братьями, Паисіемъ Сергевичемъ и Андреемъ Сергевичемъ Кайсаровыми, изъ нихъ первый служилъ тогда плацъ-адъютантомъ въ Москв, а другой въ Руничевомъ полку поручикомъ. Ума и остроты сего послдняго служитъ доказательствомъ слдующее: разговоръ былъ о г. Карамзин, который тогда женился на первой супруг Протасовой. Молодые литераторы шутили надъ женитьбой философа и хотли, чтобы изъ нихъ кто-нибудь написалъ стихами или прозою церемоніалъ его свадьбы. Андрей Кайсаровъ на другой-же день принесъ къ Тургеневу пьесу, имъ сочиненную, подъ названіемъ: ‘Бракосочетаніе г. Карамзина’, гд весь обрядъ свадьбы и внчанія написаны собственными словами г. Карамзина, выбранными изъ его сочиненій, стихами и прозою. Шутка острая, но безвредная, надъ которою врно и самъ Карамзинъ отъ души смялся. Везд показались списки съ этой пьесы и вс забавлялись ею съ удовольствіемъ.

Въ начал 1802 года, вышедъ въ отставку, Кайсаровъ похалъ вмст съ Александромъ Ивановичемъ Тургеневымъ заграницу и оба тамъ слушали лекціи въ геттингенскомъ университет, а возвратясь въ Россію, Андрей Кайсаровъ былъ профессоромъ въ Дерптскомъ университет, потомъ въ 1812 году вызвался въ петербургское ополченіе и убитъ подъ Витебскомъ.

Пріятныя и поучительныя бесды были также въ домахъ Семена Дмитріевича Ситникова, любезнаго и почтеннаго, умнаго старика, Григорія Борисовича Кошелева, которыхъ я любилъ и уважалъ и они меня любили. А чаще всхъ бесдовалъ въ уединеніи съ добрымъ, умнымъ и несчастнымъ слпцомъ Андреемъ Алексевичемъ Соколовымъ, который во всю бытность мою въ Москв былъ лучшимъ моимъ другомъ, и съ которымъ по разлук боле шести лтъ, мы переписывались. Я общалъ говорить о немъ, и вотъ часть его біографіи:

Ему было не боле 30-ти лтъ отъ роду, какъ я съ нимъ познакомился, но въ какомъ ужасномъ положеніи! Лицо его обезображено, огонь выжегъ глаза и волосы, кожа на лиц и рукахъ была ничто иное, какъ тонкая плна, покрывающая тло, еще гніющее отъ обжога, къ симъ мстамъ ежедневно прикладывали цлительныя примочки, особливо близь самыхъ глазъ, волосы на бород и голов не растутъ уже. Кром слуги, который водитъ его и прислуживаетъ ему, никто не видитъ лица его, онъ носитъ парикъ и закрываетъ лице до нижней губы, на бород, вмсто волосъ, видна тонкая съ румянцемъ блая кожица, и въ семъ положеніи онъ не только не безобразенъ для разговаривающихъ съ нимъ, но по пріятному произношенію его, по уму и свдніямъ, даже чрезвычайно любезенъ и привлекателенъ.

Ихъ три брата: старшій, Иванъ Алексевичъ (съ которымъ я познакомился въ Петербург), былъ рекетмейстеромъ, тайный совтникъ, средній — горнымъ офицеромъ, а сей послдній въ молодости служилъ въ гвардіи, а потомъ въ межевой канцеляріи землемромъ. Лтъ за пять передъ симъ, какъ я съ нимъ познакомился, онъ женился на родной сестр П. И. Комарова, имлъ свой домъ въ Мщанской улиц, и не прожилъ года съ любимою женою. Въ день имянинъ было у него много гостей, которые пировали до полуночи, и какъ скоро разъхались, то хозяева почувствовали въ комнатахъ запахъ дыма. Андрей Алексевичъ встревожился, побжалъ осмотрть, но, вышедши въ сни, едва не задохся отъ дыма, вдругъ пламя бросилось въ двери и загорлся весь домъ. Онъ въ ужас прибжалъ опять въ комнаты, желая спасти жену свою, схватилъ ее и понесъ на рукахъ изъ покоевъ, но выходя изъ дверей сквозь пламя не могъ вынести на дворъ, упалъ съ нею въ сняхъ, уже въ безпамятств. Съ тхъ поръ онъ ничего не помнитъ и не знаетъ, что происходило. Сдлалась тревога, сбжался народъ и полицейская команда, но весь домъ и вещи, какія были въ немъ, все превратилось въ пепелъ. Ихъ вытащили уже обгорлыхъ, жена его лишилась жизни, а онъ едва дышалъ, не имлъ даже подобія человческаго: глаза лопнули отъ жара, волосы, лицо и руки обгорли, но корпусъ мене поврежденъ, видно потому, что на немъ было суконное платье, его перенесли въ домъ къ П. И. Комарову.

Боле трехъ дней онъ былъ въ безчувственномъ положеніи, оставался только признакъ жизни, между тмъ жену его схоронили и могила была не закрыта, въ ожиданіи его кончины, чтобы поставить и его гробъ съ нею вмст. Благодтельный и искусный докторъ, г. Фрезъ, поддерживалъ жизнь его разными лекарствами. Боле двухъ недль отчаявались въ его жизни, но молодость спасла его отъ смерти и оставила надолго еще страдать отъ незаживающихъ ранъ. Здоровье его поправили, а зрнія лишился онъ навсегда.

Прежде, сказываютъ, онъ былъ собою прекрасный мущина, бывалъ всегда въ лучшемъ обществ, образованъ ученіемъ и съ обширными свдніями. Сіи качества остались въ немъ понын, надобно прибавить къ тому, что, при его ум, онъ имлъ доброе, чувствительное сердце, и въ теченіи пяти лтъ привыкъ къ бдственному своему положенію, нравъ имлъ веселый и снисходительный. Я никогда не забуду тхъ пріятнйшихъ вечеровъ, какіе проводилъ я съ нимъ, наслаждаясь умною, поучительною его бесдою. О прошедшемъ разсказывалъ онъ съ горестнымъ воспоминаніемъ, но о несчастій своемъ никогда, такъ больно было ему напоминать!.. Говоря о себ, всегда прибавлялъ: тогда я былъ еще живъ. Посл несчастія онъ отставленъ отъ службы съ полной пенсіей, жилъ въ дом своего шурина Комарова, имлъ при себ комнатнаго слугу и нанятаго секретаря, который читалъ ему книги и писалъ подъ его диктовку письма, подписывалъ самъ ихъ ощупью. Онъ любилъ меня, какъ искренній другъ, какъ ближній родственникъ, что доказываютъ его умныя, краснорчивыя письма, ихъ боле 20, храню я какъ рдкость. Я столько-же любилъ его, кажется, по сходству нашихъ чувствованій и склонности.

Теперь протекло уже боле десяти лтъ, какъ я прервалъ съ нимъ переписку, а разстались уже 20 лтъ (писано въ 1822 году).

Не знаю, живъ-ли онъ и гд находится. Ежели судьба приведетъ меня когда въ Москву, то я найду его самого или его могилу и окроплю слезами {Я былъ въ Москв въ 1837 и 1839 году, и къ удивленію моему нашелъ его еще живымъ, точно въ такомъ-же темно-зеленомъ сюртук и подъ зонтикомъ. Свиданіе наше было самое пріятное, прежнія раны его на рукахъ превратились уже въ какую-то твердую кору. Онъ не узналъ меня по голосу и едва вспомнилъ прошедшее, въ 70 лтъ память его ослабла, онъ попрежнему ходитъ по комнат. И. А. Второвъ.}.

Въ разсяніи, праздности и прогулкахъ человкъ иметъ боле недосуговъ, я рдко записывалъ въ журналъ свой вс происшествія, со мною случившіяся, и рдкости, мною виднныя. Прекрасное время весны и лта вызывало меня на прогулки: большую часть Москвы и ея окрестностей обходилъ я пшкомъ одинъ, а иногда зжали вмст съ семействомъ Елизаветы Матвевны Ратьковой или съ П. И. Комаровымъ въ карет. Вотъ помню я нкоторыя прогулки:

Весною въ Кремл и по набережной Москвы-рки. Тутъ множество бываетъ разнаго званія кавалеровъ и дамъ. Съ Воробьевыхъ Горъ любовался я видомъ всей обширной Москвы, съ ея улицами, огромными зданіями и движущимся народомъ. Зрлище прекрасное!.. У Симонова монастыря бывалъ нсколько разъ, поврялъ описаніе H. М. Карамзина, искалъ хижины, гд жила его ‘Бдная Лиза’, и видлъ только бугры и ямы, признаки бывшихъ жилищъ, видлъ и тотъ прудъ или небольшое круглое озеро, осненное березами, въ которомъ утопилась бдная Лиза, смотрлъ на многія надписи, начертанныя на деревахъ по-русски и по французски, ихъ трудно было читать, и потому не могъ разобрать тхъ стиховъ, о коихъ мн сказывалъ А. И. Тургеневъ:

Погибла здсь въ пруд Эрастова невста,

Топитесь, двушки, и вамъ тутъ много мста.

Бульваръ среди города, отъ Тверскихъ до Никитскихъ воротъ, гд всякій вечеръ прогуливается лучшая московская публика. Среди широкой улицы сдлана перспектива, боле версты длиною, укатанная ровно и усыпанная пескомъ, на обихъ сторонахъ ея, во всю длину, посажены деревья, а об стороны улицы и площадь заставлены каретами прізжающихъ туда для прогулки дамъ и кавалеровъ, которыхъ всегда бываетъ по нскольку тысячъ. Тутъ можно видться съ знакомыми, ходить, сидть на разставленныхъ по всему проспекту софахъ, а въ галлере, построенной на бульвар, пить чай, лимонадъ и оршадъ, лакомиться конфетами и мороженымъ.

Въ воскресенье, апрля 21-го числа, пользуясь прекрасною погодою, похалъ я съ семействомъ Е. М. Ратьковой въ поле за Тверскую заставу, къ Петровскому подъздному дворцу. Это огромный замокъ, построенный возл большой дороги, верстахъ въ трехъ отъ заставы, окруженный стнами и башнями въ азіатскомъ вкус. Дворецъ выкрашенъ подъ кирпичный цвтъ, съ проблами. Придворный лакей показывалъ намъ вс внутреннія комнаты дворца. Я не сосчиталъ, сколько перешли мы всхъ покоевъ, скажу только, что около часа безпрестанно переходили мы изъ комнаты въ комнату. Тутъ нтъ никакихъ пышныхъ украшеній, кром прекрасной мебели. Огромный круглый залъ, простиравшійся во всю высоту дворца съ куполомъ, украшенъ барельефами лпной работы, изображеніемъ всхъ русскихъ владтельныхъ князей, царей и императоровъ, отъ Рюрика до Александра I.

Близъ самой Тверской заставы, на обширномъ, открытомъ пол, по воскресеньямъ бываетъ чрезвычайное множество народа разныхъ состояній смотрть на псовыхъ охотниковъ, которые прізжаютъ сюда съ наловленными зайцами и съ борзыми собаками длать такъ называемые сатки, т. е. сажать пойманныхъ зайцевъ и травить ихъ собаками. Тутъ бываютъ между охотниковъ большіе споры объ отличіи своихъ псовъ, ссорятся, а иногда доходятъ и до драки.

Для меня любопытно было видть движеніе огромной массы людей во вс т стороны, куда бгутъ зайцы, и за ними собаки, толпа людей туда-же, съ восхищеніемъ, крикомъ и восклицаніями. Тутъ глупыя дти, разныхъ возрастовъ, отъ 15 до 70 лтъ, составляютъ, такъ сказать, одну душу въ тиранскомъ удовольствіи: смотрть, какъ бдный заяцъ старается избгнуть мучительной смерти, какъ его схватываютъ собаки и терзаютъ зубами, какъ иногда онъ вырывается, оставляя кровавые куски плоти своей, его опять догоняютъ и оканчиваютъ страданіе ножемъ. Такое кровопійственное зрлище утшаетъ народъ. И это человки, одаренные умомъ и чувствами, невжды и просвщенные!

Мая 1-го числа, среда. Этотъ весенній мсяцъ встртилъ я здсь съ унылыми, осиротвшими чувствами, вспомнилъ прошедшее время, когда въ юности моей встрчалъ его на утренней прогулк въ пол, при солнечномъ восход.

Посл обда хозяинъ мой, П. И., далъ мн свою карету и я похалъ одинъ на гулянье въ Нмецкіе Станы. Тамъ было до 4 тысячъ каретъ и боле ста тысячъ народа, разныхъ состояній. Мстоположеніе сихъ Становъ прекрасное, по рощамъ и долинамъ. Тутъ множество надгробныхъ камней съ нмецкими надписями, везд палатки, домики, галлереи и разныя увеселенія для черни, всего лучше надобно гулять тамъ пшкомъ или верхомъ, а сидящіе въ каретахъ подобны заключеннымъ въ клткахъ невольникамъ, надобно глотать пыль и хать поневол, гд тихо, гд прытко, и притомъ никто близь гулянья не можетъ остановиться или выхать изъ цпи каретъ, тянувшихся на нсколько верстъ, полицейскіе драгуны не пускаютъ и бьютъ кучеровъ, которые отважатся своротить въ сторону. Надобно, не дозжая, оставить карету и выйти пшкомъ.

Мая 2 числа въ четвертокъ. Праздникъ Вознесенія Господня. У обдни былъ я въ церкви Никиты Мученика на Басманной улиц, гд славятся лучшіе въ Москв пвчіе г. Колокольникова и гд каждое воскресенье бываетъ създъ лучшей московской публики, не для моленія, но боле…

Примчаніе. Здсь прерывается имющійся у насъ отрывокъ. Ред.

II.
Мои воспоминанія о Казани.

За тридцать лтъ до сего времени (1842 г.), когда я въ первый разъ познакомился съ Казанью, положеніе города было тогда не въ такомъ вид, какъ впослдствіи. Оно измнялось, украшалось и опять упадало отъ разрушительныхъ пожаровъ. Прежде не было прозда отъ грязи по Проломной улиц, даже самыя лучшія части города, какъ улицы Воскресенская и Покрово-Грузинская, прозжающими по нихъ экипажами въ сырую погоду закидывало грязью, а въ сухое время засыпало пылью пшеходцевъ. Посл ужаснаго пожара 1815 года, уничтожившаго почти половину города, началъ онъ постепенно возрастать и поправляться, воздвигались новыя зданія, срывались крутизны горъ, засыпались овраги, мостились улицы камнемъ и сосновыми полигонами. До 1842 года нарядилась и украсилась Казань, какъ невста, такъ что была первымъ лучшимъ городомъ посл столицы, но роковой день 24 августа 1842 года разрушилъ лучшія его зданія и уничтожилъ цлыя улицы, превратившіяся въ чистое поле. Это извстно всмъ, многіе города и об столицы приняли участіе и своими пожертвованіями способствовали казанскимъ жителямъ въ бдственномъ ихъ положеніи, извстно и то, какія пособія доставилъ сердобольный отецъ-монархъ для дтей своихъ, раззорившихся отъ пожара.

1812 года, января 10 числа, пріхалъ я въ Казань. Въ Ляцкой улиц былъ тогда домъ Анны Васильевны П…: кто не зналъ ее изъ старожилыхъ Казани? Кто не любилъ ее за пріятный умъ. ловкость и любезную привтливость въ обращеніи? Многіе и теперь помнятъ эту милую женщину. Съ ранней молодости и до старости моей она благодтельствовала мн и моему семейству, какъ ближайшая родственница, и была мн другомъ до конца жизни своей.

У ней остановился я въ дом, и она познакомила меня съ лучшимъ казанскимъ обществомъ, съ домами почтенныхъ Николая Михайловича и Авдотьи Сергевны М—П…. Катерины Алексевны Б…. Дмитрія Александровича и Варвары Алексевны Б…. едора едоровича и Анны Николаевны Ж … Натальи Ипатовны Ю…. едора едоровича и Катерины Петровны Г…. Василья Ивановича, Николая Васильевича и Александры Николаевны Ч…. Василья Петровича и Александры Петровны Л…—

Противъ квартиры моей былъ домъ Н. И. Ю…. и первый визитъ мой сдланъ къ ней, какъ знакомой со мною только по переписк, а къ тому я прежде познакомился съ ея сыномъ, Николаемъ Ивановичемъ. Второй визитъ былъ къ К. А. Б…. которую, какъ равно и дтей, никогда не видалъ, но знакомъ былъ также по переписк заочно съ дочерьми ея, Варварою Александровною и Анною Александровною. Он ввели меня въ комнату, гд увидлъ я больную старуху лтъ семидесяти, съ азіатскимъ умнымъ лицемъ, которая сидла въ ниш на своей постел, она приняла меня ласково, благодарила за небольшую услугу, мною оказанную дочерямъ ея. Пріятный разговоръ ея со мною доказывалъ высокую образованность. Мн сказывали, что она была крестница императрицы Екатерины и воспитана при двор ея. Третій визитъ былъ къ В. И. Ч., съ которымъ я за годъ предъ симъ познакомился на срныхъ водахъ и въ деревн дочери его А. В., ко всмъ прочимъ здилъ я вмст съ Анною Васильевною, и ею рекомендованъ былъ, всми принятъ и обласканъ, какъ нельзя лучше.

Проживши дв недли въ Казани, я часто въ сихъ домахъ обдалъ и бывалъ на вечерахъ, но чаще всхъ посщалъ домы К. П. Г…. которая была уже знакома со мною до прізда въ Казань, Д. А. Б… и В. И. Ч…. потому что обращеніе ихъ со мною было просте и безцеремонне. Впрочемъ всми почтенными лицами, здсь означенными, я былъ обласканъ тогда, какъ зазжій гость. Посл того неоднократно прізжалъ я въ Казань и пользовался ихъ гостепріимствомъ: познакомился и съ другими лицами.

Лтомъ и весною любовался прелестными окрестностями Казани, осматривалъ монастыри, древности Кремля и разныя зданія, особенно университетъ казанскій, который не былъ еще доведенъ до такого совершенства, какъ нын. Кабинеты: зоологическій, орнитологійскій, минеральный, нумизматическій и другіе только что начинали пріобртать собранія вещей, принадлежащихъ каждому кабинету, но библіотека замчательна была уже рдкими книгами, присоединеніемъ къ ней двухъ библіотекъ, князя Потемкина и господина Полянскаго.

Попечителемъ университета былъ тогда Михаилъ Александровичъ Салтыковъ, библіотекаремъ Петръ Сергевичъ Кондыревъ. Знакомство мое съ ними и профессорами К. . Фуксомъ, Г. Н. Городчаниновымъ и B. М. Перевощиковымъ доставило мн случай видть вс рдкости тогдашняго университета: особливо подробне разсматривалъ я во время бытности моей въ Казани, 1819 года мая 12 числа. Тогда прозжалъ чрезъ Казань въ Сибирь Михаилъ Михайловичъ Сперанскій, вмст съ нимъ и его сопутниками, изъ коихъ помню одного Г. Цейера, пробылъ я боле трехъ часовъ въ университет. Вс комнаты и заведенія показывали тогда ему господа профессоры: Г. П. Солнцевъ, К. . Фуксъ, П. С. Кондыревъ, баронъ Е. В. Врангель и Н. И. Лобачевскій. Особенно долго пробыли мы въ библіотек, въ которой, какъ выше сказано, книги были пожертвованы княземъ Потемкинымъ Екатеринославскому училищу, откол переданы въ собственность Казанской гимназіи, другія также пожертвованы той-же гимназіи г. Полянскимъ и потомъ уже поступили въ университетъ. О семъ другомъ благотворител, какъ о замчательномъ лиц и какъ о казанскомъ уроженц и помщик, я скажу боле.

Василій Ипатовичъ Полянскій былъ родной братъ Н. И. Юшковой, человкъ образованный, извстный императриц Екатерин и знаменитому фернейскому философу Вольтеру. Онъ путешествовалъ по Европ, что въ тогдашнее время почиталось необыкновеннымъ. Выписываю о немъ изъ переписки Вольтера съ императрицею.

1) Ферней, 1771. Мая 25.

‘Въ пустын моей теперь находится вашъ подданный г. Полянскій, уроженецъ казанскаго вашего царства. Не могу довольно хвалить его вжливость, благоразуміе и признательность къ милостямъ вашего императорскаго величества. Сказываютъ, что и Аттила былъ казанскій-же уроженецъ, если это правда, то надобно полагать, что сей бичъ Божій былъ прелюбезный человкъ! {Si la chose est vraie, il se peut fort bien que le flau de Dieu ait t un tr&egrave,s aimable homme.} Я въ томъ и не сомнваюсь, ибо Онорія, сестра глупаго императора Валентіана III, въ него влюбилась и очень желала выйти за него замужъ’.

2) Ферней, декабря 3, 1771 года.

‘Господинъ Полянскій длаетъ мн иногда честь своими посщеніями: онъ приводитъ насъ въ восхищеніе описаніемъ о великолпіи двора вашего, о вашей снисходительности, о непрерывныхъ трудахъ и множеств великихъ длъ вашихъ, кои вы, такъ сказать* шутя производите г. Полянскій иметъ большое желаніе увидть

Италію, гд онъ могъ-бы боле научиться служить В. И. В., нежели въ сосдств къ Швейцаріи и въ Женев, онъ даже ожидаетъ на то вашего повелнія и на сей случай щедротъ. Онъ сколько умный, столько и добрый человкъ, коего сердце съ истиннымъ усердіемъ привержено къ вашему величеству’.

Императрица отвчаетъ Вольтеру въ письм отъ 30-го генваря 1772 года:

‘Господину Полянскому, принятому подъ ваше покровительство (votre protg), приказала я доставить деньги для его путешествія въ Италію, думаю, что онъ получилъ ихъ въ самый сей часъ’.

3) Ферней, 11-го декабря 1772 года.

‘Я получилъ печальное для меня извстіе, что тотъ Полянскій, который, по вол вашей, путешествовалъ и котораго я столько любилъ и почиталъ, возвратившись въ Петербургъ, утонулъ въ Нев, если это правда, то я очень сожалю. Частныя несчастія всегда будутъ случаться, но общее благо вы устроиваете’.

4) 3-го генваря 1773 года.

‘Г. Полянскій увдомляетъ меня, что онъ не утонулъ, какъ мн о томъ сказывали, но, напротивъ, въ тихомъ пристанищ, и что в. в. пожаловали его секретаремъ академіи’.

Императрица пишетъ къ нему отъ 20-го февраля — 3-го марта нов. штиля 1773 г. {Вольтеръ не жаловалъ нашего штиля. Онъ говоритъ: ‘Votre chronologie grecque и est pas meilleur que la notre: vous comptez vos jours par des victoires’.}:

‘Вашъ баронъ Пеллембергь въ арміи, а г. Полянскій секретаремъ въ академіи художествъ (des beaux arts): онъ не утонулъ, хотя и часто перезжаетъ чрезъ Неву въ карет. У насъ зимою безопасенъ бываетъ такой перездъ’.

Кстати помщу я здсь странный анекдотъ о кончин г. Полянскаго, слышанный мною отъ В. П. Чемесова, а ему разсказанный самимъ г. Полянскимъ за день до своей смерти.

Во время путешествія его по Европ пропало у него ружье, съ надписью на ствол его имени, когда онъ возвращался въ Россію, то въ небольшомъ нмецкомъ город увидлъ нсколько экипажей у одного дома, узналъ, что тутъ жила ворожея, старая нмка, и изъ любопытства зашелъ къ ней. Она разливала кофейную гущу, и по фигурамъ отливавшагося кофе предсказывала своимъ постителямъ будущую судьбу. Любимецъ Вольтера не врилъ ни пророкамъ, ни колдунамъ, смялся внутренно надъ предсказаніями ворожеи, однако-жъ, загадалъ, найдется-ли пропавшее ружье его. Ворожея, разливши кофе, сказала ему, что пропавшая у него вещь найдется не прежде, какъ за три дня до его смерти.

Онъ возвратился въ Россію, жилъ въ Петербург, потомъ въ Казани, забылъ о своемъ ружь и о своемъ гаданіи. Спустя много лтъ посл того, когда онъ былъ уже въ преклонныхъ лтахъ, пріхалъ къ нему одинъ знакомый изъ казанскихъ жителей, возвратившійся отъ Макарьевской ярмарки, и сказалъ ему, что тамъ въ тульской лавк увидалъ онъ ружье, съ подписью на ствол: Василія Полянскаго, купилъ его и привезъ къ нему.

Онъ вспомнилъ давно прошедшее, узналъ свое ружье и, можетъ быть, преслдуемый воображеніемъ или по разстроенному уже здоровью, точно умеръ чрезъ три дня посл находки своей.

Жаль, что нигд не напечатано его біографіи. Я видлъ только портретъ Полянскаго, и другой Державина, казанскаго-же уроженца, которые хранятся въ библіотек университета.

Обращаюсь къ моимъ ‘Воспоминаніямъ’: прізжая нердко въ Казань, я пользовался учеными бесдами просвщенныхъ профессоровъ университета и бывалъ на ихъ лекціяхъ, бывалъ и на литературныхъ вечерахъ Александры Андреевны Фуксъ. Здсь воспитывались двое дтей моихъ. Я полюбилъ городъ и его почтенное общество, перехалъ и самъ на житье въ Казань. Теперь осталось живыхъ здсь изъ всхъ почтенныхъ людей, съ которыми я познакомился въ 1812 году, не боле трехъ человкъ, прочіе вс уже переселились въ вчность и могилы ихъ, съ надгробными памятниками, разсяны по разнымъ монастырямъ и на общемъ кладбищ.

Сколько я пережилъ родныхъ, друзей и знакомыхъ, близкихъ къ моему сердцу!.. И ты, безцнный, лучшій другъ и благодтельница Анна Васильевна, покоишься на петербургскомъ кладбищ, Давно-ли ты заботилась обо мн. какъ о ближайшемъ родственник! когда я страдалъ въ Петербург отъ тяжкой болзни, и посщала умирающаго почти ежедневно? Давно-ли читалъ я твои умныя, горестныя письма, въ которыхъ ты описывала свою безотрадную жизнь, потерявъ двухъ любимыхъ сыновей своихъ, одного оплакивала смерть, а другаго несчастіе, свои горести и болзни? Теперь ты соединилась съ ними обоими, хотя и пережилъ тебя несчастный.

Благодарныя слезы облагодтельствованныхъ тобою и болзненные вздохи о твоей кончин свидтельствуютъ о превосходныхъ качествахъ твоего сердца. Въ продолженіе сорокалтняго знакомства моего съ тобою я былъ свидтелемъ, какъ ты помогала втайн бднымъ, сострадала и облегчала горести несчастныхъ, но при всемъ томъ и ты имла своихъ враговъ при жизни! Превосходство ума и талантовъ предъ другими рождало зависть, злословіе и клевету. Добродтели твои приписывали къ корыстнымъ видамъ, а слабости, свойственныя всмъ людямъ, низкимъ порокамъ. Кто не зналъ коротко твоихъ достоинствъ, могли врить злословію твоихъ завистниковъ.

Почитаю за долгъ самый священнйшій истиною словъ моихъ оправдать твою память. Мертвымъ не льстятъ. Они не услышатъ ни хвалы, ни порицанія. О живыхъ моихъ знакомцахъ я не смю ничего сказать, кром душевной благодарности за ласки и благосклонность ихъ ко мн.

Писано въ ноябр 1842 года.

И. А. Второвъ.

Сообщ. 14-го декабря 1889 г. А. Н. Яхонтовъ.

‘Русская Старина’, No 4, 1891.

МОСКВА и КАЗАНЬ ВЪ НАЧАЛ XIX-го ВКА.

Слухъ о кончин императора Павла I.

II.Мои воспоминанія о Казани.

Читайте также:

II.
Мои воспоминанія о Казани.