‘Русская Мысль’, кн.X, 1890
Моряки. Очерки и рассказы. K. М. Станюковича. Спб., 1891 г, Станюкович Константин Михайлович, Год: 1892
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Моряки. Очерки и разсказы. K. М. Станюковича. Спб., 1891 г. Цна 1 руб. Въ этой книжк напечатано шесть произведеній г. Станюковича. Изъ нихъ четыре могутъ быть названы Очерками изъ быта моряковъ нашего военнаго флота. Это живыя сцены, написанныя очевидцемъ, правдивыя и привлекательныя какъ своею искренностью, такъ, въ особенности, тми добрыми чувствами, которыми он вызваны въ памяти автора. Въ жизни моряковъ, надолго оторванныхъ отъ родины и подчиненныхъ исключительно строгой дисциплин, много тяжелаго и дажё жестокаго. И автору морскихъ разсказовъ надо имть большой запасъ сердечной теплоты и истинной гуманности для того, чтобы въ изображаемыхъ имъ картинахъ не получили преобладающаго значенія мрачные тоны, чтобы подъ суровою оболочкой разсмотрть свтлыя явленія и показать читателямъ всегда я везд неизмнное преобладаніе добра надъ зломъ, отнюдь не извращая дйствительности сочиненными прикрашиваніями. Таковъ, именно, характеръ четырехъ очерковъ: Между своими, Въ штормъ, Непонятый сигналъ и Отмна тлесныхъ наказаній. Разсказъ Мрачный штурманъ есть уже цлая повсть, не особенно новая по содержанію, но интересная выведенными въ ней характерными фигурами самого героя и нкоторыхъ его товарищей въ дальнемъ плаваніи. Для людей, незнакомыхъ съ морскою жизнью, въ особенности любопытны прекрасно переданныя авторомъ подробности повседневнаго существованія моряковъ и оттнки ихъ разнообразныхъ настроеній, мастерски очерченныхъ. Исторія Мрачнаго штурмана очень проста. Онъ, немолодымъ уже человкомъ, влюбился въ легкомысленную двушку, дочь мелкаго чиновника, хлопотавшую лишь о томъ, чтобы какъ-нибудь ‘пристроиться’ — выйти замужъ и пожить въ свое удовольствіе. Заслуженный штурманъ, сдлавшій два кругосвтныхъ плаванія, женился въ разсчет получить покойное береговое мсто. Но не прошло двухъ лтъ, какъ его отправили въ третье плаваніе вокругъ свта, т.-е. разлучили съ молодою женой на три года. Когда онъ вернулся, то оказалось, что его Юленька готовится сдлаться матерью. Мрачный штурманъ все простилъ жен, полюбилъ чужаго ребенка потому, что ‘милая крошка’ ничмъ не виновата. И ‘онъ любитъ свою Юленьку попрежнему, балуетъ и вритъ ея преданности. А Юленька, всегда ласковая и нжная, знаетъ свою силу и держитъ подъ башмакомъ влюбленнаго мужа’… ‘Ея неврности сохраняются на этотъ разъ въ секрет’… Надъ штурманомъ заочно ‘глумятся’, но у себя дома онъ счастливъ своимъ невдніемъ продлокъ ‘ласковой и нжной* супруги. Совсмъ иное значеніе иметъ разсказъ Грозный адмиралъ. Это не повсть, а скоре отрывокъ изъ ‘семейной хроники’, это — портретъ, написанный мастерски и воспроизводящій передъ нами во весь ростъ одну изъ тяжелыхъ фигуръ ‘добраго стараго времени’. Такую фигуру нельзя выдумать и сочинить, ни даже прикрасить, ее надо знать и понимать, и необходимо обладать немалымъ талантомъ для того, чтобы изображеніе вышло врныхъ дйствительности, не возбуждая, притомъ, ни ужаса, ни отвращеніи къ данной личности. Чувства эти, несомннно, возникаютъ въ читателяхъ, но они тотчасъ же и всецло переносится на то ‘доброе старое время’, которое создавало подобныя ‘грозныя’ фигуры и давало имъ возможность выростахъ до ужасающихъ размровъ. О мало того, что былыя времена давали такую возможность, — они, съ своими обычаями, законами, со всмъ общественнымъ и домашнимъ строемъ жизни, настоятельно вырабатывали такіе тины, рзво для всхъ людей на повелвающихъ и повинующихся безъ разсужденій, на владыкъ и безсловесныхъ рабовъ, въ избивающихъ и избиваемыхъ по вол и прихоти власть имющихъ. Никакихъ опредленій размровъ власти и ея границъ не существовало, ни о какихъ легальныхъ или нравственныхъ сдержкахъ никакая власть даже представленія не имла и всякое сомнніе въ своей безграничности искренно почитала за самое тяжкое изъ всхъ преступленій, за священную обязанность почитала безпощадно карать осмливавшихся дерзновенно мыслить, будто могутъ существовать какія-то нрава личности, для власти неприкосновенныя. Въ общественныхъ и служебныхъ отношеніяхъ проявленія власти, до нкоторой, хотя и слабой, степени регулировались уставами и табелью о рангахъ: однихъ можно было пороть и избивать, по мр силъ и охоты, другихъ можно было только бить, но не пороть, третьихъ — только ругать, сколько и какъ угодно, но безъ явныхъ заушеній, четвертыхъ — разносить, но безъ явственнаго сквернословія, и т. д. Однихъ можно было бить и драть публично, другихъ- келейно или въ нарочито для того опредленныхъ мстахъ… И вс, скомые, побиваемые, опозориваемые и обругиваемые, съ убжденіемъ и подъ страхомъ горшаго, должны была сознавать одну обязанность — безпрекословнаго и безропотнаго перенесенія выраженій недовольства власть имющихъ, начиная съ унтера и боцмана… Въ отношеніяхъ же ‘патріархальныхъ’ помщиковъ къ крпостнымъ и семейныхъ домовладыкъ къ женамъ, дтямъ и домочадцамъ не существовало уже ровно никакой регламентаціи, ни даже того, что было когда-то установлено протопопомъ Сильвестромъ въ его Домостро. Въ разсказ Грозный адмиралъ г. Станюковичъ даетъ намъ картину семейнаго быта, сложившагося на такихъ-то, именно, основаніяхъ и началахъ. Прошедшій черезъ вс ступени подчиненности и начальствованія, испытавшій на себ вс виды дисциплины, начиная съсемейной и кадетской, и самъ давшій знать другимъ вс проявленія власти до высшей во флот, адмиралъ Ветлугинъ въ своемъ дом и въ семь распоряжается такъ, какъ привыкъ распоряжаться на корабл. Авторъ знакомитъ насъ съ ‘грознымъ адмираломъ’ въ то время, когда, онъ эскадрами уже не командуетъ, а гд-то ‘засдаетъ’ и очень критически относится во всякимъ новшествамъ, съ презрніемъ говоритъ о паровыхъ судахъ, съ похвальбою вспоминаетъ плаванія подъ парусами и сокрушается объ упадк дисциплины. Въ душ это человкъ непоколебимо-честный и крпко убжденный, онъ не терпитъ никакой неправды, никакой фальши, ненавидитъ карьеристовъ и стяжателей’, будь то казнокрады или искатели богатыхъ невстъ. По его убжденію, человкъ обязанъ жить службою и трудомъ, обязанъ служить’врой и правдой’ и вн службы вести себя, какъ надлежитъ благородному дворянину, не мудрствуя, не разсуждая, не отступая ни на іоту отъ разъ установленнаго кодекса, имъ, адмираломъ, одобряемаго и принятаго. Супруга адмирала уже старуха, дти вс взрослые, но онъ командуетъ ими какъ матросами и расправляется съ ними по-корабельному, избиваетъ кулаками провинившагося сына-офицера, поретъ до полусмерти линьками проштрафившуюся любовницу, отправляетъ въ дальнее плаваніе другаго сына, мичмана, дерзнувшаго выразить желаніе перейти въ университетъ. ‘Грозному адмиралу’ нельзя отказать въ томъ, совершенно особливомъ, уваженіи, которое намъ, больше по школьной привычк,— я думаю, — внушаютъ такъ называемыя ‘античныя добродтели’. Только отъ этихъ ‘античныхъ добродтелей’ тошно приходится жить на свт тмъ, на кого он обрушиваются своимъ деспотическимъ гнетомъ. Деспотическая власть такого домовладыки и pater familias, на римскій образецъ, какія бы добродтели ни украшали грознаго владыку, можетъ держаться лишь до тхъ поръ, пока члены семьи, по тмъ или другимъ побужденіямъ, преклоняются передъ нею. Но рано или поздно въ жизни такой семьи, не связанной взаимною любовью и взаимнымъ уваженіемъ, настаетъ время, когда ея члены, одинъ по одному, разбредаются врознь, и грозы владыки утрачиваютъ всякое значеніе, такъ какъ раздаются въ пустомъ дом. Это, именно, и случилось съ ‘грознымъ адмираломъ’, разогнавшимъ большую семью и доживавшимъ свой вкъ съ бывшею крпостною любовницей, ублажавшей его брюзгливую старость изъ-за денегъ. Грозный адмиралъ г. Станюковича есть типичнйшій представитель нын, кажется, совершенно и навсегда отжившаго вида главы семьи, сложившейся на устояхъ мрачной памяти крпостнаго права. Вокругъ главной фигуры повствованія искусною рукой автора сгруппированы не мене любопытныя и живыя лица членовъ такой семьи и ихъ слугъ, одинако трепещущихъ въ присутствіи владыки, за одно его обманывающихъ и спшащихъ уйти отъ него при первой возможности. Въ общемъ, это яркая, правдивая, честно написанная картина изъ весьма недалекаго прошлаго нашего общества.