Американецъ, намревающійся постить Европу, находитъ въ предлежащемъ ему морскомъ путешествіи случай и досугъ приготовиться къ новому зрлищу. Мгновенное прекращеніе всхъ явленіи и занятій жизни вседневной производитъ въ душ его способность къ пріятію новыхъ, живыхъ впечатлній. Обширное пространство, раздляющее оба земныя полушарія, подобно блой страниц въ жизни. Здсь нтъ постепеннаго перехода, какъ въ сухопутномъ путешествіи по Европ, гд мстный характеръ и населеніе земли непримтно сливаются съ другими. Съ той самой минуты, въ которую потеряешь изъ виду оставляемую землю, носишься въ пустомъ пространств до того мгновенія, когда вдругъ очутишься посреди волненія и новыхъ картинъ другаго Свта.— Путешествуя по сухому пути, продолжаешь исторію жизни своей непрерывно: картины природы смняются одна другою, люди и происшествія идутъ своимъ порядкомъ, и симъ смягчается дйствіе отсутствія и разлуки. Мы влачимъ за собою длинную цпь съ одного ночлега до другаго, но цпь сія непрерывна: мы можемъ въ памяти перебрать ее, звено за звеномъ, и чувствуемъ, что послднее все еще соединяетъ насъ съ отечествомъ. Но продолжительное морское путешествіе вдругъ отторгаетъ насъ отъ родины. Мы чувствуемъ, что снялись съ якоря, который приковывалъ насъ къ обыкновенной, постоянной жизни, что мы кинуты въ міръ волненія и грозныхъ потрясеніи. Мы видимъ не воображаемую, а дйствительную пропасть между нами и отечествомъ наполненную бурями боязни и недоумнія: разлука становится въ полной мрь чувствительною, возвращеніе сомнительнымъ.
Таковы были, по крайней мр, мои чувствованія. Когда послдняя синяя полоска моего отечества, подобно облачку, исчезла на горизонт, мн показалось, что я захлопнулъ книгу одного Свта со всмъ его содержаніемъ, и піонеръ имю время размыслить, пока раскрою другую. Къ тому должно прибавить, что отъ глазъ моихъ скрылась земля, заключавшая въ себ все, что мн дорого на сыт: какія перемны могутъ произойти въ ней, какія превращенія во мн самомъ — до обратнаго моего прізда! Кто изъ странниковъ, идущихъ въ безвстную, бурную даль, можешь сказать, когда онъ ворошится, и наткано ли ему на роду увидть вновь мсто своего рожденія и младенчества!
Я сказалъ, что море есть огромное, пустое пространство: это выраженіе неврно.— Человку, который можетъ грзить среди бла дня, и охотно предается мечтаніямъ, морское путешествіе представляетъ множество предметовъ для размышленія. Чудесныя явленія моря и воздуха отвлекаютъ душу отъ предметовъ житейскихъ. Я находилъ большое удовольствіе, опершись на перила палубы, или взобравшись при тихой погод на вершину большой мачты, цлый день смотрть на зеркальную поверхность лтняго моря, глядть на кудрявыя толпы раззолоченныхъ облаковъ, поднимавшихся на горизонт, воображать, что тамъ владычество Фей, и населять ихъ мечтательными существами, созерцать нжно катящіяся, серебристыя струйки, которыя тихо клубясь къ западу, кажется, хотятъ исчезнуть у сихъ счастливыхъ береговъ.
Съ пріятнымъ, смшаннымъ чувствомъ безопасности и боязни, смотрлъ я съ вершины мачты на чудъ морскихъ и ихъ неповоротливые прыжки. Толпы морскихъ тюленей клубились за кормою корабля, сверный китъ огромнымъ тломъ своимъ поднимался на морской поверхности, хищная акула стрлою бросалась сквозь синія струи. Въ воображеніи своемъ повторялъ я все, что когда либо слышалъ или читалъ о подводномъ царств, которое теперь находилось у меня подъ ногами: о стадахъ черепокожныхъ, обитающихъ на дн морскомъ, о грозныхъ чудовищахъ, населяющихъ хляби океана, и обо всхъ тхъ мечтательныхъ существахъ, которыя играютъ важныя роли въ расказахъ рыбаковъ и матросовъ.
Иногда появлялся вдали, на краю горизонта, блый парусокъ, и подавалъ предметъ къ пустымъ догадкамъ. Какъ привлекателенъ такой отрывокъ свта, стремящійся вновь присоединиться къ большой громад бытія! Какой знаменитый памятникъ изобртательности человческой, побдившей бури и волны, совокупившей между собою крайнія части Свта, открывшей дорогу къ взаимной мн избытковъ и наслажденій, распространяющей свтъ наукъ и удовольствія жизни благородной, и вновь соединяющей разсянныя племена рода человческаго, между коими природа, по видимому, провела непреодолимую преграду!
Въ одно утро примтили мы въ нкоторомъ отъ насъ отдаленіи что-то, плывущее по вол теченія. На мор возбуждаетъ вниманіе все, что только прерываетъ единообразіе водной поверхности. Оказалось, что это мачта корабля, который, вроятно, погибъ совершенно, ибо на ней примтны были еще обрывки платковъ, которыми люди привязали себя къ этому куску дерева, чтобъ волны ихъ не смыли. Не были слда, ни которому мы могли бы узнать имя корабля, бревно это, видно, нсколько мсяцевъ носилось по вод, сверху пристали къ нему кучи улитокъ, снизу висла длинная морская трава. Гд же люди? Подумалъ я про себя, бореніе ихъ давно уже кончилось — они погибли при грозномъ шум бури — кости ихъ тлютъ въ пещерахъ дна морскаго. Безмолвное забвеніе, подобно волнамъ морскимъ, залило ихъ, и никто не услышитъ повсти о ихъ гибели. Сколько вздоховъ слдовало за симъ кораблемъ! Сколько молитвъ возносилось къ небу въ въ оставленной стран родимой о благополучномъ его плаваніи! Невста, жена, мать неоднократно перебирали газеты, чтобъ узнать о судьб путниковъ по влажной стихіи. Ожиданіе перешло въ опасеніе, опасеніе въ боязнь, боязнь въ отчаяніе! Ахъ, любезные не дадутъ друзьямъ своимъ радостной всти! все, что знаемъ, заключается въ словахъ: ‘корабль отправился изъ гавани, и боле ничего о немъ не слыхали.’
Зрлище сихъ обломковъ подало, какъ обыкновенно, поводъ къ нкоторымъ печальнымъ расказахъ. Эти расказы особенно расплодились къ вечеру, когда свтлая дотол погода вдругъ начала хмуриться, и все предвщало одну изъ тхъ бурь, которыя нердко прерываютъ лтнее плаваніе. Мы сидли при тускломъ свт лампады въ кают, и всякъ расказывалъ, что зналъ, о кораблекрушеніяхъ и бдствіяхъ. Боле всего подйствовалъ на меня слдующій короткій расказъ Капитана:
‘Однажды,’ говорилъ онъ: ‘плылъ я на прекрасномъ, крпкомъ корабл, по Ньюфундландскому заливу. Въ это время случился обыкновенный въ тхъ странахъ туманъ, при которомъ и днемъ не видать далеко, а ночью корабль окруженъ самымъ густымъ мракомъ. Я засвтилъ фонари на мачтахъ, и поставилъ сторожеваго матроса, чтобъ смотрть за рыбачьими лодками, которые обыкновенно стоятъ на якоряхъ въ залив. При свжемъ втр, ходъ корабли былъ скорый. Вдругъ закричалъ сторожевой: ‘передъ нами парусъ!’ Но лишь только мы это услышали, какъ уже корабль нашъ перехалъ чрезъ судно: то была небольшая шкуна, стоявшая бокомъ къ намъ на якор. Люди заснули, не догадавшись засвтить фонари. Мы ударились прямо въ средину этого судна. Корабль вашъ своею величиною и тяжестью раздавилъ шкуну, и мы проплыли чрезъ нее. Въ ту самую минуту, когда она съ трескомъ погружалась въ бездну, увидлъ я, что двое или трое несчастныхъ полунагихъ бросились изъ каюты: они выскочили изъ коекъ, чтобъ въ ту же минуту погибнуть въ волнахъ. Я слышалъ ихъ отчаянный вопль, и тотъ самый порывъ втра, который принесъ къ нань сіи звуки, двинулъ насъ такъ сильно впередъ, что мы боле уже ничего не слыхали. Никогда не забуду этого вопля! Не скоро успли мы поворотить корабль на быстромъ ходу. Мы ворошились на то мсто, гд, сколько догадывались, бдное суднишко стояло на якор, нсколько часовъ разъзжали въ густомъ туман по разнымъ направленіямъ, давали сигналы, и прислушивались, не отдадутся ли клики спасшихся, — но все были тихо — мы ничего не видали и не слышали.’
Признаюсь, что этотъ расказъ на нсколько времени прекратилъ мои великолпныя мечты. Буря въ ночь усилилась. Море страшно волновалось. Шумъ бушующихъ волнъ быль ужасенъ, пропасти морскія то разверзались, то смыкались. Иногда казалось, что черныя облака надъ нами раздираются пламенными молніями, которыя, потухая въ лнящихся волнахъ, еще усугубляли наступавшій мракъ. Громъ ревлъ надъ бурнымъ пространствомъ моря, и раздавался между горами волнъ, повторявшими его раскаты. Видя, какъ корабль кружится и переваливается между зіяющими хлябями, то въ нихъ погружается, то поднимается вверхъ, я дивился, какъ онъ можешь сохранять равновсіе, и вообще держаться на вод. Реи (поперечныя мачты) касались воды, бугспритъ (передняя мачта) зарывался въ волнахъ. Иногда казалось, что громадная волна поглотишь его, и только искусный поворотъ руля спасалъ насъ отъ погибели.
Я удалился въ каюту, но грозная картина за мною послдовала. Свистъ втра въ снастяхъ казался мн могильнымъ воемъ, трескъ мачтъ, стонъ натягиваемыхъ веревокъ, при борьб корабля съ могучими волнами, были ужасны. Слыша, какъ волны бьются о корабль и ревутъ подл самыхъ ушей моихъ, я воображалъ, что смерть витаетъ вокругъ сей пловучей темницы, и ищетъ себ добычи: выскочи гвоздикъ, проломись дощечка, и она вторгнется насильно.
Ясный день, спокойное море и попутный втеръ разсяли, между тмъ, вс сіи мрачные помыслы. Невозможно на мор не чувствовать усладительнаго вліянія прекрасной погоды и благопріятнаго втра. Когда корабль на всхъ парусахъ, надуваемыхъ свжимъ втромъ, стрлою летишь но клубящимся волнамъ — онъ кажется могучимъ, кажется властелиномъ моря. Я могъ бы наполнишь цлую книгу мечтаніями морскаго плаванія, ибо для меня оно было безпрерывнымъ сновидніемъ — но пора причалишь къ земл.
Въ прекрасное, ясное утро, съ марса раздался живительный кликъ: берегъ! Колумбъ, увидвъ Новый Свтъ, не могъ ощутить того восхитительнаго чувства, которое преисполняетъ грудь Американца при первомъ его взгляд на Европу. Съ однимъ этимъ именемъ сопряженъ цлый міръ воспоминаній. Вотъ желанная земля, заключающая въ себ съ избыткомъ все, что онъ слышалъ съ младенчества, о чемъ размышлялъ въ лта образованія!
Съ этой минуты до вступленія на берегъ, чувствовалъ я какое-то лихорадочное движеніе. Военные корабли, подобно сторожевымъ исполинамъ, плавающіе подл береговъ, вдающіеся въ капалъ мысы Ирландіи, поднимающіяся къ облакамъ горы Валлиса — вс сіи предметы возбуждали мое вниманіе. Плывя вверхъ по Мереею (въ Ливерпуль), смотрлъ я на берегъ въ подзорную трубу. Глаза мои съ неизъяснимымъ удовольствіемъ останавливались на чистенькихъ загородныхъ домикахъ, окруженныхъ зеленымъ кустарникомъ и гладкими полянами. Я увидлъ развалины стариннаго Аббатства, обросшія плющомъ, а за вершиною холма, высокую сельскую колокольню,— все возвщало Англію. Теченіе и втеръ были такъ благопріятны, что корабль, не теряя времени, могъ войти въ гавань. Насыпь ея покрыта была людьми: одни изъ нихъ прогуливались праздно, другіе съ нетерпніемъ ожидали друзей или родственниковъ. Я безъ труда узналъ въ толп купца, къ которому адресованъ былъ нашъ корабль: расчетливый взглядъ и безпокойное движеніе ему измняли. Опустивъ руки въ карманы, онъ посвистывалъ въ раздумь, и расхаживалъ взадъ и впередъ по тсному пространству, которое уступила ему на сей разъ толпа, изъ уваженія къ мгновенной его значительности.— Между тмъ съ корабля и съ берегу знакомые привтствовали другъ друга. Особенное мое вниманіе обратила на себя молодая женщина, просто одтая, но необыкновенно привлекательная собою. Она подавалась головою впередъ изъ толпы народной, и пристально смотрла на приближающійся корабль, нетерпливо ища знакомаго лица. Она казалась печальною и встревоженною: вдругъ услышалъ я, что на корабл слабымъ голосомъ зовутъ ее по имени. Это былъ голосъ бднаго матроса, который разнемогался во всю дорогу, и возбудилъ участіе всхъ спутниковъ. Въ хорошую погоду, товарищи выносили его на палубу, и клали на воздухъ въ тни. Болзнь его въ послднее время такъ усилилась, что онъ не могъ оставлять своей койки: одно его желаніе было — предъ смертію увидться еще разъ съ женою. Когда мы вошли въ рку, его вывели на палубу, онъ держался за ванты, обратись къ берегу, но лице его до того измнилось, изсохло и помертвло, что и взоръ любви не могъ его узнать. Услышавъ звукъ его голоса, она взглянула на черты его, и однимъ взглядомъ прочитала въ немъ всю бдственную повсть. Она всплеснула руками, произнесла тихій жалобный вопль и залилась горькими слезами.
Поднялся шумъ, везд смятеніе и толкотня. Знакомые привтствуютъ другъ друга, друзья обнимается, купцы толкуютъ и совтуются. Одинъ я стоялъ въ одиночеств и бездйствіи. Друзья не встрчали меня, никто меня не привтствовалъ. Я ступилъ на землю праотцевъ моихъ, но чувствовалъ, что я въ ней странникъ бездомный.