Мороз
Мороз
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Мороз, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1937
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Сегодня мороз. Рано утром я увидел в окно, что сад мой весь покрыт узорами инея. Все ветки орешника, берез, елок были покрыты пухлым белым нарядом.
Точно неведомый волшебник нарядил сад. Это было восхитительно, я не мог оторвать глаз от этого чуда природы.
Сороки, садясь на ветки берез, отряхали их и трещали, радостно поднимая хвосты, в тишине утра.
Какая волшебная красота! Странно… Избы, сараи и мой дом будто оделись в заячий мех. И мой ручной заяц, тоже побелевший в одну ночь, с радостью прыгал по первому снегу.
Тетушка Афросинья в желтом платке с узорами, Феоктист в тулупе с красным кушаком, дедушка-сторож, приятели мои, охотники — Павел Александрович, доктор Иван Иванович, Караулов,— елки, березы — все как-то было похоже на забавные игрушки, которые показывает фокусник…
Мы идем по саду к речке. В темной воде опрокинут соседний берег. В белом саване, задумчив, огромный Феклин бор.
— Смотрите-ка,— говорит Василий Сергеевич,— баки-то у Ивана Ивановича побелели.
Брови, усы у приятелей покрылись инеем, лица изменились.
— Вот пороша — что надо!— сказал охотник Герасим. — Пойдемте по бугорку — видать будет. Эвона следы, глядите, лисица прошла. В кустах держится. К деревне норовит. Хитрая. Куру украсть охота. Воровка.
У самого берега речки, где песчаный бугорок, остановился Герасим и смотрел на маленькие, как бы птичьи, следы.
— Чего это?— спросил Караулов.
— Редкостно,— ответил Герасим,— мышка белая, горностай. Летом не увидишь. Два рубля шкурка стоит. К Ивашову озеру есть, у Вепря тоже, а здесь не видано было. В глухих местах держатся.
Проходя по берегу реки, мы дошли до мельницы Ремжи. Весело шумели колеса, брызгая светлой водой. На фоне огромного елового леса маленькая мельница с помольцами и крестьянскими лошадьми радовала глаз.
На мосту мельниковы собаки с лаем прибежали к нам, весело прыгали и виляли хвостами. У мельника в избе было тепло. Большой самовар стоял на столе. Сидели помольцы.
Мельник, приветливо встретив нас, сказал:
— Герасим, вечор вверху боле восьми лосей прошло. Вот тута прямо, в руках. В горку. Я прямо притулился, около прошли. Эх, и здоровы! Думаю, батюшки, увидят — на рога бы не взяли. Вам бы быть. Лосины бы на всю зиму насолили.
— Да-с. Хорошо-с. Рядом лоси,— говорил Павел Александрович, смотря на меня,— а вы только прохлаждаетесь. Обеды, ужины, чаепитие, Герасим тоже. А охота рядом!
— Да нешто, Пал Лисандрыч, узнаешь, где ход их и кады? Зря глаза пучить. Кому ведомо? Вот надысь говорил Захар-угольщик — медведина под Любилками пудов на двадцать прошел, вот рядом. А правду ли сказал?
— Кажинную осень,— сказал мельник,— этот самый ведмедь здесь проходит, это верно. Я след видал. К старому Спасу, на Вепрь, держится след. Там, знать, заляжет на зиму в берлогу. Вепревские говорили: знать, любит слухать колокол Спасский, по нем время зимнее коротает. До весны счет держит. Видали его. Эх, велик. Вреда от его нет, тоже живот не обижает. Это не Миколка Кольцов, что у Спаса в алтаре хрест золотой уворовал. Зверь с понятием.
— Чего еще!— сказал помолец. — Он в котелке хотел хрест сплавить, а его огонь не берет. Настька, полюбовница его, в Переславль пошла и начальству сказала. А Кольцов видит — хрест не плавится, спугался да назад, в Вепрь, к Спасу: опять ночью залез, на алтарь и положил да домой. К нему начальство, обыск. Где хрест? Нет хреста. Миколка говорит: знать не знаю, ведать не ведаю. Начальство к Спасу. К попу. Поп говорит: ‘Три дня крест пропадал, а на четвертый на престоле лежит и сияет более прежняго…’ А Колька с перепугу сбежал после того, и посейчас нету…
Возвращаемся с мельницы домой.
Подходя к крыльцу, увидели деда, сторожа дома моего. Он, здороваясь, сказал:
— Вот ведь ушли, а поглядите-ка — у помойки за сараем что наслежено — волки были. В ночь приходили.
Все пошли к сараю смотреть следы.
— Верно,— сказал Герасим,— следы волчьи, пара была, вот ведь что. Опять те же ходят.
— Это что ж такое?— удивился Павел Александрович. — Сегодня с вечера садимся на чердак и оттуда их жиганем.
— В прошлом году сидели,— сказал Герасим,— Иван Иванович помнит,— так нет, хитры. Ружье, себя салом смазали… нет, не идут. Сидели, мучились, а как пошли спать — пришли. Утром следы, как сейчас. Это здешние. Из мохового болота. Хитрые до чего! Они всех знают здесь.
— Капкан надо поставить,— сказал Павел Александрович.
— Ставили. Не идут, не попадают. Вот до чего умственные. Их не проведешь.
— Ага, постойте, нашел!— сказал Павел Александрович за обедом.
Оп скроил и сшил себе белый чехол из простыни и ночью хотел засесть караулить волков.
Но к вечеру снег растаял — потеплело.
— Вот, в жизни всё так,— сказал он,— всё против. Мороз прошел…
— Это верно,— подтвердил Иван Иванович,— пациент солидный, фабрикант, говорит: ‘В жизни рюмки одной вина не выпил, а все убеждены, что алкоголик’. Вот что скажешь…
Мороз — Впервые: Возрождение. 1937. 19 ноября. Печатается по газетному тексту.