Н. Стороженко.
Монтень, Мишель, Стороженко Николай Ильич, Год: 1896
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Монтень (Мишель Montaigne) — один из величайших французских писателей (1533—1592), родился в своем родовом замке Монтене, близ Бордо. Отец его, человек богатый и классически образованный, хотел дать и сыну хорошее классическое образование. Ввиду нежного сложения ребенка изучение греческого языка было оставлено, но зато латинский изучался М. практически, как живой и как бы второй природный язык. Отец окружал мальчика самыми нежными попечениями: он не иначе просыпался, как под звуки тихой музыки, от него тщательно скрывалось все печальное и неприятное и т. д. Под влиянием этого искусственного, тепличного воспитания М. сделался на всю жизнь сторонником спокойствия и всякого рода комфорта и заботился больше всего о том, чтобы ничто не нарушало нравственного равновесия и ясности его духа. Таким образом в самом раннем периоде жизни М. были уже положены основы того культа собственной личности, того утонченного эпикуреизма, который составляет основную черту его миросозерцания. От семи до тринадцати лет мальчик в классической школе продолжал изучение древних классических языков и играл главные роли в латинских трагедиях. По окончании курса в Тулузе М. занял место советника в Cour des Aides в Перигэ, а когда она была упразднена, сделался членом бордоского парламента и пробыл в этой должности более десяти лет. К этому периоду жизни М. относится его сближение с Ла-Боэси, товарищем его по службе. Единственный раз в своей жизни М. заплатил дань молодости и полюбил своего друга с энтузиазмом, к которому вообще был мало способен. М. имел полное право говорить впоследствии, что души их слились воедино и что Ла-Боэси унес с собой в могилу его истинный нравственный образ. Тем не менее, М. был далек от того, чтобы разделять политические убеждения Ла-Боэси и его культ античной свободы, изложенный в его знаменитом памфлете о Добровольном рабстве (Discours sur la servitude volontaire). Он и тогда уже был поклонником золотой середины и существующего порядка вещей, который он считал необходимым для душевного спокойствия каждой отдельной личности. М. не чувствовал особой любви к своей юридической профессии: судьи казались ему казуистами и педантами, закон — искусно сотканной паутиной, в которой мог запутаться самый невинный человек, притом он радикально расходился с своими товарищами по службе во взгляде на смертную казнь и необходимость преследования гугенотов. Искренний католик, но не менее искренний и убежденный противник нетерпимости и смертной казни, он чувствовал себя неспособным произносить смертные приговоры над уголовными преступниками или нераскаянными еретиками и в подобных случаях предпочитал скорее изменять долгу присяги, чем долгу человечности. По мере усиления религиозных преследований положение его между двумя враждебными партиями становилось все более и более невыносимым, а умеренность делала его подозрительным обеим сторонам: по его собственному выражению, гибеллинам он казался гвельфом, а гвельфам — гибеллином. Поэтому, лишь только умер отец, М. поспешил выйти в отставку (1570 г.). Он удалился в свой замок под предлогом устройства дел, а в сущности — чтобы на досуге предаться литературным занятиям. До сих пор сохранилась испещренная латинскими надписями башня, служившая ему и библиотекой, и рабочим кабинетом. В это время М. был уже женат и имел детей. И в женитьбе он поступил так же рассудочно и обдуманно, как и во всем. Он женился перешедши тридцатилетний возраст, на женщине, избранной для него родителями, и отдал ей свое имя, состояние и уважение, но не сердце. Он думал, что можно ссужать себя другому на время, но отдаваться вполне следует только самому себе, и женился, по собственным его словам, лишь потому, что все люди женятся: если бы он следовал своим личным убеждениям, то убежал бы от самой мудрости, если бы она захотела стать его женой. Спокойствие духа, нравственная независимость и возможность предаваться любимым занятиям — вот те кумиры, которым М., не колеблясь, принес бы в жертву все свои привязанности. Поселившись в Chteau Montaigne, он принялся за обработку своих наблюдений над жизнью, людьми и собственной душой. Плодом этих наблюдений были его знаменитые ‘Опыты’ (Essais), первые две книги которых вышли в Париже в 1580 г. В конце того же года М. предпринял путешествие по чужим краям, продолжавшееся около полутора года. Он посетил Германию, Швейцарию, но особенно долго оставался в Испании. Дневник этого путешествия, писанный частью самим М., частью под его диктовку его секретарем, был впервые издан в 1774 г. и представляет любопытный материал для характеристики его личности. Развалина, пейзаж, местный обычай, религиозный спор, оригинальная черта нравов — ничто не ускользает от острой наблюдательности путешественника, сопровождавшего описания в высшей степени меткими замечаниями. Особенно интересен отдел, посвященный описанию Рима и его развалин и принадлежащий к лучшим вещам, когда-либо написанным о Риме. М. так влюбился в развалины древнего Рима, что почувствовал прилив детского тщеславия: ему непременно захотелось быть гражданином Вечного города. Он добился этого, хотя и не без хлопот, и перед отъездом из Рима получил патент на звание cives romanus, которым его наградил Senatus populusque romanus. На возвратном пути из Италии М. получил известие, что город Бордо избрал его своим мэром вместо герцога Бирона. Первым его побуждением было отказаться, так как хлопотливая и ответственная должность мэра по необходимости должна была не только отвлечь его от литературных занятий, но и в значительной степени стеснить так высоко ценимую им нравственную независимость, но мысль, что отказ может раздражить короля, утвердившего выбор города и приславшего М. поздравительное письмо, побудила его дать свое согласие и даже поторопиться возвращением во Францию. Выбор бордоских граждан оказался, однако, не совсем удачным. М. не принадлежал к числу тех людей, которые могли забыть свое я ради интересов общественных, в одном месте он даже хвалит себя за то, что, отдаваясь любви, дружбе и общественной деятельности, он ни на волосок не поступался своей личностью (sans tre dé,parti de soi de la largeur d’un ongle). Его управление отличалось, однако, качествами, весьма важными для тогдашнего смутного времени — осторожностью, гуманностью и терпимостью, по достоинству оцененными городом Бордо, избравшим его и на второе двухлетие. В конце второго двухлетия Бордо посетила моровая язва, унесшая чуть не половину населения города. В эту опасную годину М. оказался не на высоте своей задачи: не желая подражать героизму Курция и Регула, он благоразумно поспешил удалиться из города. Отказавшись от выбора на третье двухлетие, М. снова возвратился в свой замок, продолжал работать над своими ‘Опытами’, и в 1588 г. предпринял поездку в Париж для нового издания ‘Essais’. Здесь он познакомился с своей восторженной поклонницей и будущей издательницей своих сочинений, m-lle Гурнэ, которую он называл впоследствии не иначе как своей приемной дочерью, он сопровождал ее в Пикардию и некоторое время гостил в ее семействе. Когда М. умер, m-lle Гурнэ отправилась в замок М., чтобы утешить жену и дочь покойного, и осталась с ними больше года. Они передали ей все бумаги М., на основании которых она издала в 1595 г. первое полное собрание ‘Essais’, легшее в основу всех последующих изданий.
‘Опыты’ М. представляют собой высший фазис развития свободной мысли Франции в эпоху Возрождения. Что у Доле, Денерье и Рабле высказывается мимоходом, в виде намеков или под покровом более или менее прозрачных аллегорий, то у М. хотя и не сведено в стройную систему — ибо он был врагом всякой системы, — но выражено в целом ряде сентенций и обобщений. Оригинальность М. состоит главным образом в том, что в век энтузиазма и борьбы страстей, порожденных догматическим озлоблением, он представляет собой тип спокойного наблюдателя, сумевшего сохранить до конца дней своих нравственное равновесие и душевную ясность. Главное достоинство произведений М. — это искренность, жажда правды и честность мысли. М. очень хорошо знал, что, высказывая некоторые мнения, он роняет себя в глазах людей, но ради этого он ни разу не покривил душой. ‘Если хотят говорить обо мне, то пусть говорят одну правду, если же кто-нибудь изобразит меня лучшим, чем я был на самом деле, я встану из гроба, чтобы его опровергнуть’. ‘Опыты’ М. — это ряд самопризнаний, вытекающих преимущественно из наблюдений над самим собой вместе с размышлениями над природой человеческого духа вообще. По словам М., всякий человек отражает в себе человечество, он выбрал себя, как одного из представителей рода, и изучил самым тщательным образом все свои душевные движения. Хотя наблюдения над свойствами человеческой природы лишены у М. систематического характера, высказываются им мимоходом по случайным поводам, иногда с капризной непоследовательностью, тем не менее, у него есть своя точка зрения, с которой он рассматривает разнообразный мир душевных движений, страстей, добродетелей и пороков. Эта точка зрения — скептицизм, но скептицизм совершенно особого характера. Скептицизм М. — нечто среднее между скептицизмом жизненным, который есть результат горького житейского опыта и разочарования в людях, и скептицизмом философским, в основе которого лежит глубокое убеждение в недостоверности человеческого познания. Разносторонность, душевное равновесие и здравый смысл спасают его от крайностей того и другого направления. Признавая эгоизм главной причиной человеческих действий, М. не возмущается этим, находит это вполне естественным и даже необходимым для человеческого счастья, потому что если человек будет принимать интересы других так же близко к сердцу, как свои собственные, тогда прощай счастье и душевное спокойствие! Он осаживает на каждом шагу человеческую гордость, доказывая, что человек не может познать абсолютной истины, что все истины, признаваемые нами абсолютными, не более как относительные. Провозглашение этого тезиса было особенно благодетельно в эпоху ожесточенной борьбы религиозных партий, потому что подрывало самый корень фанатизма. Основной чертой морали М. было стремление к счастью. Тут на него оказали громадное влияние Эпикур, Сенека и Плутарх, в особенности два последних, его друзья и советники в трудные минуты жизни. Заимствования М. из Сенеки бесчисленны, но Плутарха он ставил еще выше Сенеки и называл своим требником. Учение стоиков помогло ему выработать то нравственное равновесие, ту философскую ясность духа, которую стоики считали главным условием человеческого счастья. По мнению М., человек существует не для того, чтобы создавать себе нравственные идеалы и стараться к ним приблизиться, а для того, чтобы быть счастливым. Считая, подобно Эпикуру, достижение счастья главной целью человеческой жизни, он ценил нравственный долг и самую добродетель настолько, насколько они не противоречили этой верховной цели, всякое насилие над своей природой во имя отвлеченной идеи долга казалось ему безумием. ‘Я живу со дня на день и, говоря по совести, живу только для самого себя’. Сообразно этому взгляду, М. считает самыми важными обязанностями человека обязанности по отношению к самому себе: они исчерпываются словами Платона, приводимыми М.: ‘Делай свое дело и познай самого себя!’. Последний долг, по мнению М., самый важный, ибо, чтобы делать успешно свое дело, нужно изучить свой характер, свои наклонности, размеры своих сил и способностей, словом — изучить самого себя. Человек должен воспитывать себя для счастья, стараясь выработать состояние духа, при котором счастье чувствуется сильнее, а несчастье — слабее. Рассмотрев несчастья неизбежные и объективные (физическое уродство, слепота, смерть близких людей и т. п.) и несчастья субъективные (оскорбленное самолюбие, жажда славы, почестей и т. п.), М. утверждает, что долг человека — бороться по возможности против тех и других. К несчастьям неизбежным нужно относиться с покорностью, стараться поскорее свыкнуться с ними, заменить неисправность одного органа усиленной деятельностью другого и т. д. Что касается несчастий субъективных, то от нас самих зависит ослабить их остроту, взглянув с философской точки зрения на славу, почести, богатство. За обязанностями человека по отношению к самому себе следуют обязанности по отношению к другим людям и обществу. Принцип, которым должны регулироваться эти отношения, есть принцип справедливости, каждому человеку нужно воздавать по заслугам, не забывая справедливости прежде всего по отношению к самому себе. Справедливость по отношению к жене состоит в том, чтобы относиться к ней если не с любовью, то с уважением, хотя и не нужно отдавать себя ей вполне, к детям — чтобы заботиться об их здоровье и воспитании, к друзьям — чтобы отвечать дружбой на их дружбу. Первый долг человека по отношению к государству — уважение к существующему порядку. Существующее правительство — всегда самое лучшее, ибо кто может поручиться, что новое общественное устройство даст нам больше счастья. Как в сфере нравственной М. не выставляет никаких идеалов, так точно не видит он их и в сфере политической. Желать изменения существующего порядка ради заключающихся в нем недостатков, значило бы, по мнению М., лечить болезнь смертью. Будучи врагом всяких новшеств, потому что они, потрясая общественный порядок, нарушают спокойное течение жизни и мешают человеку наслаждаться ею, М. — и по природе, и по убеждениям человек очень терпимый — сильно недолюбливал гугенотов, потому что видел в них зачинщиков междоусобной войны и общественной неурядицы. Если в своих политических убеждениях М. является самым затхлым консерватором, то в своей педагогической теории он выступает смелым и в высшей степени симпатичным новатором. Во главе ее он смело ставит великий принцип общечеловеческого развития. По мнению М., цель воспитания состоит в том, чтобы сделать из ребенка не специалиста-священника, юриста или доктора, но прежде всего человека вообще, с развитым умом, твердой волей и благородным характером, который умел бы наслаждаться жизнью и стоически переносить выпадающие на его долю несчастья. Этот отдел ‘Опытов’ М. оказал самое благодетельное влияние на всю позднейшую педагогию.
Отголоски идеи М. можно найти и в педагогических трактатах Амоса Коменского и Локка, и в ‘Эмиле’ Руссо, и даже в знаменитой статье Пирогова ‘Вопросы жизни’. Хорошее издание ‘Essais’ М. сделано Леклерком в 1826 г. Из новейших заслуживают внимания изд. Курбе и Шарля Ройе (П., 1874). Лучшая оценка м, как моралиста, принадлежит Прево-Парадолю в его ‘Moralistes franç,ais’ (П., 1864). См. еще Pagen, ‘Documents inedits ou peu connus sur M.’ (П., 1847—56), Grure, ‘La vie publique de M.’ (П., 1855): Feuillet de Conches, ‘Lettres iné,dites de M.’ (П., 1862), Bayle, ‘M., the Essayist’ (Л., 1858), Bimberet, ‘Les Essais de M. dans leurs rapports avec la lé,gislation moderne’ (Орлеан, 1864), Malvesin, ‘Michel M., son origine, sa famille’ (Бордо, 1875), Combes, ‘Les idé,es politiques de M. et de la-Boetie’ (П., 1882), Bonnefont, ‘Vie de M.’, Faguet, ‘Etudes sur le XVI siecle’, Gautier, ‘Etudes sur le XVI siè,cle’. В недавно вышедшей книге Стапфера (биографии М. в коллекции ‘Les Grands Ecrivains Franç,ais’) можно найти прекрасную оценку влияния М. на французскую литературу. Рус. переводы М.: ‘Опыты Михайлы Монтаниевы’ (перев. Сергей Волчков, СПб., 1762, едва 1/4 подлинника) и ‘Опыты’ в перев. В. П. Глебовой (с биографией) автора в ‘Пантеоне литературы’, 1891, No 3 и 6, 1892, No 2 и 9 и след.), Рабле и м, ‘Мысли о воспитании и обучении’ (М., 1896), О М. см. И. Л(учиц)кого, ‘Очерк развития скептической мысли во Франции’ (‘Знание’, 1873, No 11), Д. Мережковского,’Монтань’ (‘Рус. мысль’,1893, кн. II), ‘Монтень’ (‘Иллюстр. газета’, 1865, XV, No 5), О. Миллера, ‘Монтань и его взгляд на народную словесность’ (‘Отеч. записки’, 1864, No 7).
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрон, том XIXa (1896): Михаила орден — Московский Телеграф, с. 800—803.