Молук и Нассур
Молук и Нассур
(Персидская повесть*)
Перевод с персидского, помещенный в Mlangs de littrature par Suard. Пр. Пер.
С французского С…
——
Молук и Нассур, Сюар Жан-Батист-Антуан, Год: 1808
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Я любил Нассура — и находил в нем блаженнейшего из сынов человеческих. Нассур был добр — и жители неба веселились счастьем добродетельного. С первыми лучами дня душа его пробуждалась для наслаждения: он видел перед собою детей, милых, цветущих юностью, блестящих красотою, осыпанных цветами здравия, и взоры его, еще оживленные лучами счастья, проливали отраду в прискорбную душу страдальца. Он верил дружбе и имел друзей, не требовал благодарности, и самое неблагодарное сердце привязывал к себе тесными узами благотворения.
Желание видеть чужие земли разлучило меня с Нассуром. Молук! сказал он, обняв меня в последний раз: ты будешь встречать людей, различных образом и нравом, услышишь их обвиняющих человека более, нежели фортуну, скажи им: научитесь любить, и будете любимы. — Нассур привязанный к друзьям своим, имеет друзей постоянных, и Нассур произносил слова сии без гордости.
Я странствовал несколько лет: видел цветущую Коразань, поля благословенной Кашемиры, удивлялся чудесам Испагани и благоговел к Ширазе пред величием Царя Царей — повсюду сопутствовал мне образ счастья и добродетелей моего Нассура. Возвращаюсь в отечество, лечу в его жилище. Куда ты, Модук? говорят мне, Нассур в единый день лишился детей своих, душа его не перенесла сего удара и стрелы отчаяния в нее вонзились. Слова сии возмутили мое сердце: я остановился, желая обнять мыслью несчастие моего друга, несколько минут стоял в размышлении, наконец, растерзанный скорбью, тихим шагом пошел к его жилищу — оно казалось пустынным. Я увидел Нассура вдали, неподвижного и бледного, приближаюсь, и сердце мое замерло. Нассур не имел лица человеческого: мрачный вид, угасшие взоры, холодный, суровый прием… казалось, что он перестал быть добрым. О Нассур! воскликнул я, какая в тебе перемена! — Я тот же, отвечал Нассур, ничто не переменилось во мне, но я оставлен, потому что несчастлив. Безумец! и я надеялся одною любовью привлечь и сохранить друзей! — Нассур! отвечал я? когда в душе твоей не угасла еще привязанность к друзьям, то могут ли друзья твои перемениться к тебе в своем сердце? — Все до одного меня оставили, воскликнул Нассур, в ту минуту оставили, когда нашли вокруг меня единую горесть! — Все Нассур? — Али не старался меня утешить, Бенассар плакал со мною только однажды, Замет сказал: Нассур! мы будем говорить о твоих детях, говорить каждый день и вместе проливать слезы. Но вижу ясно, печаль моя в тягость Замету. Начинаю говорить ему о моих детях, он не слушает, или уводит меня к своим, прельщает, мучит своим блаженством. Увы! в сем малом остатке Заметовой дружбы я нахожу одно страдание!
Как, Нассур! — воскликнул я блаженство друзей твоих для тебя несносно, а ты надеешься, что они будут сносить твои печали! они хотят утолить твою скорбь, а ты угрюмым лицом своим смущаешь их тихие радости, и ты же, Нассур, присваиваешь себе право делать упреки! Бог видит, хочу ли усиливать сии страдания несчастливца, но, друг мой, и самое несчастие имеет обязанности. — О Молук! страдалец, утративший надежду, страдалец, лишенный утешения… какие обязанности для него существуют?
В сию минуту приходят нам сказать, что море поглотило корабль, нагруженный сокровищами Замета. Нассур содрогнулся, устремил на меня быстрый взор, но сильно почувствовал несправедливость свою к Замету, потупил его в землю: тяжкое бремя упало с его сердца. Оставляет меня, летит в жилище Замета, скоро возвращается, взоры его, прежде померкшие и угрюмые, блистали. — Я видел Замета, говорит он, видел его детей, с рыданием объемлющих колени отца своего: я плакал вместе с ними! — Но участь их может ли перемениться? — Может, друг мой, и скоро, если Нассур имеет еще средство благодетельствовать людям. — Итак, Нассур будет наслаждаться счастьем Замета и детей его? — Молук, возлюбленный! я буду наслаждаться счастьем Замета и детей его!
О Нассур! не переставай быть другом людей, и чувство наслаждения оживет в твоем сердце. Вечная горесть не существует для смертного. Тысяча выходов из дома печали, но благость есть самый близкий и всегда отверзтый, она разлучает человека с самим собою, но только на время, только для того, чтоб после соединить теснее и новыми, сладчайшими узами! Человек одинокий сам уклоняется от радости. Пожертвования, которые делаем для людей, вознаграждаются их любовно. Фимиам питает пламень, его пожирающий, но пламень, извлекая из него ароматы, растворяет их благовонием воздушное пространство.
Сюар Ж.Б.А. Молук и Нассур: (Персидская повесть) / Перевод с персидскаго, помещенный в Melanges de litterature par Suard [t.3], С французскаго С….ъ // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 2. — С.132-136.