Мои воспоминания об Александре Викторовне Потаниной, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1895 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Мои воспоминаня объ Александр Викторовн Потаниной.
(Читано на литературно-музыкальномъ вечер въ память А. В. Потаниной, въ зал городской думы, 8 марта 1895 г.).

Мое знакомство съ А. В. Потаниной было непродолжительно, и въ каждую изъ нашихъ встрчъ было всегда довольно коротко, потому-что мн случалось ее видть лишь въ промежуткахъ между однимъ конченнымъ и другимъ начинаемымъ вновь путешествемъ. Тмъ не мене, я усплъ узнать и оцнить ее вполн достаточно для того, чтобы навки быть ей благодарнымъ, а иногда и удивленнымъ ею.

Какъ смотрятъ на того человка, который привезетъ изъ далекихъ чужихъ странъ какихъ-то невиданныхъ красивыхъ птицъ, какую-то никому неизвстную до тхъ поръ породу животныхъ или наскомыхъ, какя-то невдомыя семейства травъ, растенй, цвтовъ, великолпныя орхидеи, какихъ-то чудесныхъ змй, жучковъ, бабочекъ? Смотрятъ на того человка съ большимъ почтенемъ и любовью, потому-что онъ даетъ новые матералы для нашего знаня, а иногда и для нашего любованя, раздвигаетъ нашу мысль, расширяетъ наши горизонты. Точно такъ-же, а можетъ съ еще большимъ почтенемъ и любовью смотрлъ я, со времени моего знакомства, и на А. В. Потанину, въ той области, которая мн была особенно интересна и дорога: область народнаго художественно-бытового творчества. Я слышалъ давно уже и много про то, что такое были для нашей науки путешествя Г. Н. Потанина, и какую роль играла всегда въ нихъ его жена, я слыхалъ много разъ, какая это была совсмъ особенная, неутомимая и непоколебимая женщина, не отступавшая никогда отъ принятаго намреня: быть помощницей, товарищемъ, совтницей, другомъ своего мужа, не только во всхъ его житейскихъ и домашнихъ его длахъ, но также и въ его интеллектуальныхъ, научныхъ предпрятяхъ и трудахъ, я слыхалъ, съ какой энергей, твердостью и самоотверженемъ она выполняла это чудесное дло. Но сфера географи, естественныхъ наукъ, путешествй и открытй настолько была далека отъ моей собственной дятельности, отъ моихъ задачъ, что я никогда не воображалъ, что мн когда-то придется быть въ дловыхъ сношеняхъ съ этой высоко-замчательной русской женщиной, что мн придется съ самой личной, такъ сказать, съ самой эгоистической точки зрня радоваться на ея труды, разысканя и открытя, и когда-то говорить о нихъ публично.

——

Мн привелось познакомиться съ А. В. въ 188B году, незадолго до начала третьяго путешествя мужа и жены Потаниныхъ въ Центральную Азю. Произошло наше знакомство совершенно случайно. Печатая превосходныя описаня своихъ путешествй, и для того разбирая свои путевыя замтки и наброски, Г. Н. Потанинъ заинтересовался подробностями одного религознаго обряда дикихъ сибирскихъ язычниковъ Амурскаго края: задушенемъ веревками медвдя, при чемъ народъ тутъ тянетъ веревки въ разныя стороны. Разыскивая подходяще факты, подобнаго-же рода, въ миологи и религозныхъ преданяхъ другихъ народовъ, Г. Н. съ удивленемъ встртилъ, однажды, у знаменитаго французскаго археолога Дидрона разсказъ о скульптурномъ барельеф одной древней французской церкви романской эпохи, т. е. X, XI или XII в. по P. X. На этомъ барельеф былъ, по разсказу Дидрона, представленъ какой-то зврь, похожй на медвдя, удушаемый веревкой, которую народъ тянетъ въ разныя стороны. Какъ извстно, на древнихъ европейскихъ средневковыхъ церквахъ и соборахъ, не только романскаго, но даже готическаго времени, нердко встрчаются изображеня, идущя еще изъ языческой народной древности, и Г. Н. желалъ знать, какъ объясняютъ эту сцену археологи и историки искусства. Для этого, Г. Н. и пришелъ ко мн въ Императорскую публичную библотеку, надясь получить у насъ нужныя ему свдня. Мы познакомились съ нимъ и хорошо сошлись, что, само собою разумется, иначе не могло быть съ такимъ симпатичнымъ, интереснымъ и полнымъ знаня человкомъ, какъ Г. Н. Потанинъ. Въ одну изъ нашихъ бесдъ, вдругъ приходитъ къ намъ и А. В., которая кончила свои занятя въ общей читальной зал публичной библотеки, и собиралась воротиться домой съ мужемъ. Отъ этой маленькой, ничтожной случайности произошло наше знакомство. Какъ я былъ благодаренъ потомъ этой случайности! Не будь ея, Потанины, бывше тогда уже на мази къ отъзду, ухали-бы въ свое далекое-далекое путешестве, а оно продолжалось цлыхъ три года, и, кто знаетъ, можетъ быть я такъ никогда и не узналъ-бы А. В. Но что это была бы за потеря для меня!

Впечатлне, произведенное на меня А. В., было совершенно особенное. Она не была красива, по въ ней было что-то такое, необыкновенно-притягательное для меня. Въ ея лиц была какая-то страдальческая черта, которая длала мн ее необыкновенно симпатичною, хотя мн вовсе не было извстно, ни тогда, ни теперь, были-ли у ней въ самомъ дл страданя въ жизни. Но это были какя-то исключительныя черты, глубоко нарзанныя на ея блдномъ, серьезномъ лиц, и я не могъ смотрть на нее безъ особеннаго чувства, совершенно необъяснимаго и мн самому. У ней былъ взглядъ такой, какой бываетъ у людей, много думающихъ, много читавшихъ, много видвшихъ и проводящихъ свою жизнь въ томъ, что много видятъ, много читаютъ и много думаютъ. Иногда этотъ взглядъ казался разсяннымъ и потеряннымъ, но все таки необыкновенно сосредоточеннымъ и углубленнымъ. Я такихъ людей и таке взгляды люблю, признаюсь, и съ тми людьми непремнно знакомлюсь — и близко. У нихъ и шутки, и веселости, все какя-то серьезныя, не похожя на то, что обыкновенно видишь у другихъ. У нихъ, цлый день всякое лыко въ строку: милаго, грацознаго порханя и пустяковины у нихъ нтъ въ завод.

И вотъ, такимъ-то образомъ я тотчасъ-же постарался познакомиться съ этой особенной женщиной, въ которой я сразу чувствовалъ какую-то необыкновенную прочность душевную и надежность умственную. Мы сразу познакомились и стали точно будто старинные знакомые. Мы стали видаться. Посл разговоровъ общихъ, я сталъ разспрашивать ее, когда, скоро-ш они дутъ, въ какя именно азатскя мста, и что она, Александра Викторовна, намрена въ особенности наблюдать или изслдовать? Она постоянно отвчала мн: ‘Куда я ду? Зачмъ? Помогать мужу. Что онъ укажетъ, чмъ онъ самъ будетъ заниматься, тмъ и я. Ему нельзя поспть все сдлать — у него столько хлопотъ, столько работы, вотъ я и вздумала длать все, чего онъ не поспетъ… Да сверхъ того, путешествя, наблюденя — мн только радость’.— ‘Конечно, конечно, Александра Викторовна, отвчалъ я,— ничуть не сомнваюсь, что главная ваша цль именно эта, и вы ее чудесно исполняете. Заслуги вашего мужа — велики и несомннны, вс ихъ глубоко цнятъ. Но мн кажется по всему, что у васъ есть тоже и своя собственная задача, исключительно вамъ принадлежащая: задача этнографическая, вещевая. По вашимъ разговорамъ, по тому, какъ вы интересуетесь тми предметами, каке я вамъ показываю изъ нашихъ собранй, библотечныхъ — , громадныхъ, и моихъ собственныхъ — капельныхъ, но все-таки кое-что заключающихъ, я не могу не думать, что въ этнографической области г.,ы многое свое собственное преслдуете, замчаете, заносите на свои листики…’ И дйствительно, Александра Викторовна съ необыкновеннымъ, совершенно особеннымъ интересомъ разсматривала костюмы, наряды, орнаменты, рисунки и фигуры множества предметовъ домашней и ежедневной жизни, преимущественно азатскихъ народностей, которые я ей показывалъ въ атласахъ и великолпныхъ увражахъ нашей библотеки, уже напечатанные, все въ краскахъ, или-же въ рисункахъ отъ руки, но тоже въ краскахъ, мн принадлежащихъ. Въ то время я еще былъ полонъ горячаго интереса и восхищеня, вспоминая нашу чудесную Московскую Всероссйскую выставку 1882 года (т. е. выставку, виднную мною всего за годъ до знакомства моего съ Григ. Ник. и Алекс. Викъ Потаниными). Я былъ тогда просто пораженъ неизмримымъ богатствомъ азатскихъ предметовъ, полныхъ красоты и оригинальности, на этой выставк, на нихъ я не могъ насмотрться тамъ. Множество предметовъ оттуда было у меня тогда-же срисовано, много самимъ или молодыми хорошими рисовальщиками, по моей просьб или заказу. И я показывалъ Алекс. Викъ эти рисунки: тутъ были рисунки превосходныхъ ковровъ изъ Терской области, изъ Дагестана, изъ разныхъ мстностей Свернаго Кавказа, рисунки хивинскихъ шитыхъ тебетеекъ (ермолокъ), кока искахъ поясовъ съ серебряными чеканными и эмалевыми бляхами, туркестанскихъ халатовъ, киргизскихъ узорочныхъ стременъ, хивинскихъ и бухарскихъ ковровъ, мозаичныхъ (изъ цвтныхъ кожъ) мужскихъ и женскихъ сапоговъ изъ Казани, казанскихъ-же шитыхъ золотомъ и серебромъ шапочекъ, верблюжьихъ поясовъ изъ Туркестана, и т. д. и т. д. Сверхъ того, я чуть не благоговлъ передъ изданемъ Симакова, ‘Искусство Средней Ази’, которое вышло въ свтъ тоже всего за годъ до моего знакомства съ Потаниными — въ 1882 г., и котораго, буди сказано мимоходомъ, никто у насъ не хотлъ тогда знать, да и теперь не хочетъ знать, невзирая на вс мои вопли и стенаня въ печати, и еще боле невзирая на то, что это издане, по красот вншности, но важности содержаня, по новымъ художественнымъ матераламъ, длаетъ намъ громадную честь передъ всей Европой, которая насъ за то и оцниваетъ по достоинству. Нопо французской пословиц, ‘nul n’est proph&egrave,te en son pays’, а иностранцы еще не успли по порядку и въ подробности втолковать и разъяснить намъ, что вотъ сколько у насъ есть важныхъ и хорошихъ вещей. Ну, да это ничего, авось всему придетъ своя очередь.— Итакъ, вс эти восточныя превосходныя вещи, узнанныя мною въ 1882 г., сильно радовали и восхищали меня также и въ 18S3 г., и я радъ былъ радехонекъ, находя себ теперь новаго партнера, который, вмст съ немногими другими, вистовалъ мн, и съ которымъ мн можно было всласть восхищаться и восторгаться народнымъ творчествомъ и красотой. И это была женщина! Не истинное-ли чудо? Но въ одну прекрасную минуту среди нашихъ радостей и ликованй съ Алекс. Викъ, заговорилъ тоже и Григорй Николаевичъ, до тхъ поръ хранившй строгое молчане, но, невзирая на свое какъ-будто невозмутимое лицо, горячо любовавшйся на энтузазмъ, знане и сердечное участе жены въ важныхъ и хорошихъ народныхъ длахъ. Онъ вдругъ заговорилъ: ‘А вы не смотрите, Влад. Вас., что она все скромничаетъ. Только мужъ да мужъ все длалъ. Выспросите, сколько у ней у самой нарисовано въ путешестви подобныхъ-же вещей, да еще какихъ интересныхъ’… Ну, конечно, я тотчасъ-же усердно присталъ къ моей собесдниц, и она принуждена была, сколько ни отговаривалась, со всми обязательными скромностями, ‘худымъ рисованьемъ’ своимъ, ‘самоучествомъ’ и прочимъ тому подобнымъ,— принуждена была принести мн на другой день то, что у ней было зарисовано, въ дорог и на стоянкахъ, то перомъ, то карандашомъ, то красками, изъ разныхъ любезныхъ и дорогихъ мн азатчинъ. Эти рисунки такъ и остались у меня навсегда съ тхъ поръ. Отъ меня они конечно перейдутъ на хранене въ Императорскую публичную библотеку. Вотъ они передъ вами. Но только пожалуйста не смущайтесь, господа, ихъ малымъ мастерствомъ и художественностью. Дло тутъ не въ этихъ качествахъ, впрочемъ очень почтенныхъ и всегда желательныхъ. Если бъ за 20, за 15, за 10 лтъ раньше, люди, окружавше Ал. Викъ въ ея молодости, да и она сама, съ ними вмст, могли отгадать, кто она такая будетъ впослдстви, куда судьба будетъ ее бросать, каке важные, наиинтереснйше предметы она будетъ видть и описывать, вроятно ее постарались-бы совсмъ иначе поучить рисованью. Да, но вотъ бда. Никто ничего впередъ не знаетъ. Пословица говоритъ: ‘Зналъ-бы, гд упадешь, подостлалъ-бы соломки’. Но ничего впередъ не знаешь, соломки никакой никогда не подостлано, гд надо. Однакоже, и безъ соломки Александра Викторовна надлала много полезнаго и хорошаго. Изъ ея путешествй второй половины 70-хъ годовъ были ею привезены: очень любопытные рисунки узоровъ, вырзанныхъ изъ желза съ насчкой серебряной, и украшающихъ сдла, подпруги и стремена киргизовъ Семипалатинской области, около озера Зайсана, дале, рисунки женскихъ серегъ изъ окрестностей города Хами, въ Восточномъ или Китайскомъ Туркестан, наконецъ, вышитыхъ золотого и серебряною битью красныхъ суконныхъ женскихъ шапокъ изъ тхъ-же мстностей. Узнавъ эти рисунки и видя ихъ точность и врность, я сталъ упрашивать Александру Викторовну обращать внимане, въ предстоящемъ ей путешестви, на всяческе узоры, рисунки и украшеня бытовыхъ предметовъ тхъ народовъ Средней Ази и вообще далекаго Востока, которыхъ она собиралась постить, и не только обращать внимане, но и зарисовывать ихъ со всею возможною точностью. Она раздляла мое мнне о важномъ значени не только для художества, но и для истори культуры и религи, многихъ изъ подобнаго рода украшенй, и потому общалась. Въ особенности я просилъ ее присматриваться какъ можно внимательне къ вышивкамъ по полотну нитками, которыя могутъ ей встртиться въ Средней Ази. Данныхъ у меня не было для того, чтобы сказать, что такя вышивки непремнно должны находиться въ Средней Ази, но право предполагать тамъ подобныя вышивки — я имлъ, видя рисунки среднеазатскихъ тканыхъ ковровъ, каке я встрчалъ еще въ 1870 году, въ среднеазатскомъ отдл всероссйской выставки въ Соляномъ городк, въ Петербург, а потомъ на всеросейской выставк 1882 года, въ Москв, наконецъ, въ издани Симакова (особенно важную и характерную роль играютъ здсь фантастическя птицы, стоящя парами въ профиль, одна къ другой лицомъ, голуби, птухи, павлины,— и всадники, сидяще на коняхъ не въ профиль отъ зрителя, а лицомъ къ нему). Сверхъ того, я просилъ Алекс. Викторовну обращать внимане на то, нтъ-ли какихъ эмалей на разныхъ, бытовыхъ предметахъ и украшеняхъ въ Монголи, Тибет, Кита и Средней Ази вообще. Къ этому я былъ въ особенности побуждаемъ тмъ, что нкоторые англйске археологи и изслдователи восточнаго искусства, разсматривая индйскя и персидскя эмали, начинали высказывать, хотя и робко и нершительно, предположеня о томъ, что эмаль происходитъ не изъ арйской какой-бы то ни было родины, какъ, прежде предполагалось, не изъ среды индйскихъ и персидскихъ народностей, а изъ среды народностей тюркскихъ. Я разсказывалъ Алекс. Виктор., въ общихъ чертахъ, положене настоящаго вопроса, важность его ршеня и указывалъ на необходимость новыхъ матераловъ прямо изъ среды азатской жизни. Сверхъ общаго интереса, у меня былъ при этомъ и интересъ особенный. Въ то время, въ первой половин 80-хъ годовъ, мы, нсколько человкъ, были сильно заняты приготовленемъ къ изданю А. В. Звенигородскаго: ‘Исторя и памятники византйской эмали’, и вопросъ о томъ: откуда идутъ на свт эмали, предшествовавшя византйскимъ, много занималъ насъ. А. В., улыбаясь своею тихою, кроткою улыбкою, сказала: ‘Извольте, общаю всмъ этимъ заняться, все сдлаю для вашихъ вопросовъ, что могу. Пришлю или привезу вамъ что только можно’. И она исполнила свое общане.

Мои ожиданя не обманули меня. Александра Викторовна Потанина ничего не забыла, все сдлала и привезла съ собою изъ третьяго путешествя съ мужемъ но Центральной Монголи (продолжавшагося съ 15-го августа 18S3 г. по 22 октября 1886 года), документы но художественно-этнографической части, чрезвычайной, значительной важности. Я ихъ получилъ отъ нея весной 1887 года.

Это было цлое (хотя и маленькое, но очень характерное) собране рисунковъ, съ изображенями эмалей на разныхъ предметахъ женскаго убора (преимущественно убора головного) изъ провинци или княжества Ордосъ, а также изъ нкоторыхъ мстностей Сверо-Западнаго Китая (мстечко Тао-Тунза). Нкоторыя изъ этихъ эмалей находились на тарулг (налобник, по-монгольски), другя на подвскахъ и другихъ украшеняхъ монголокъ, у китаянокъ-же эмали оказывались на той металлической скоб, которая проходитъ сквозь деревянную подставку, на которую намотана коса китаянки. Какого происхожденя эти эмали, и заимствованы-ли он китайцами отъ монголовъ, или монголами отъ китайцевъ, покуда сказать трудно, но вроятне всего, что он идутъ отъ тюркскихъ племенъ, занимавшихъ мстность Ордоса раньше монголовъ, переселившихся туда, по преданю, лишь въ XIII вк по Р. Хр. Въ настоящее время большинству даже китайской орнаментики лучше знатоки восточнаго искусства, какъ напримръ Owen Jones, приписываютъ происхождене древне-тюркское. Но, какъ-бы ни было, эти рисунки монгольскихъ и китайскихъ эмалей, до 80-хъ годовъ настоящаго столтя вовсе неизвстныхъ въ Европ, сдлались достоянемъ науки: я сообщилъ эти рисунки профессору Кондакову, писавшему текстъ въ упомянутомъ мною выше издани А. В. Звенигородскаго: ‘Исторя и памятники византйской эмали’, онъ призналъ ихъ важность, рисунки эти напечатаны въ великолпной этой книг, и авторъ про нихъ говоритъ въ своемъ текст: ‘Рисунки эмалей монгольскихъ, изображенныхъ на нашей таблиц 26-й, сдланы въ Монголи путешественницей А. В. Потаниной, и принадлежатъ В. В. Стасову. Въ этихъ рисункахъ являются элементы, извстные намъ въ Европ на пространств отъ VI по X столте по P. X. {Т. е., прибавимъ мы отъ себя, въ эпоху господства, въ Европ романскаго, родомъ азатскаго стиля, принесеннаго въ Европу, начиная со временъ такъ-называемаго ‘переселеня народовъ’.} и типы, твердо установившеся въ Сверной Инди около IX вка. Эмалью украшаются у монголовъ преимущественно серебряныя ювелирныя издля: подвсныя бляшки, дадемы изъ бляхъ съ большими пряжками надъ лбомъ, съ поднизями изъ жемчуга и коралловыми украшенями, а также подобные головные уборы и повязки. Жемчужина или кораллъ составляетъ центръ, кругомъ условная схема цвтка (какъ въ бухарскихъ тканяхъ) расцвчена самими листками, желтыми почками, или-же волюты кругомъ зерна налиты синею эмалью, иногда въ синемъ круг лиловая сердцевина и т. д. Издлй этихъ, видимо, нисколько не коснулось вляне арабскаго стиля, и уже поэтому они заслуживаютъ быть разсмотрнными среди древнихъ типовъ азатскаго искусства…’

Но, кром этого важнаго вклада въ науку народной цивилизаци и этнографи, А. В. Потанина привезла мн изъ своего 8-го путешествя еще одинъ предметъ, сильно меня поразившй. Это именно былъ небольшой платокъ, носимый у пояса жителями восточнаго склона Тибетскаго нагоря (Западный Сычуань). Онъ вышитъ по блой бязи синими нитками, въ крестикъ, подобно нашимъ обычнымъ крестьянскимъ вышивкамъ, и даже въ самыхъ узорахъ представляетъ нкоторое сходство съ нашими народными узорами. Такъ, напримръ, средняя звзда иметъ величайшее сходство со множествомъ подобныхъ же звздъ, вышитыхъ крестикомъ на русскихъ полотенцахъ, платкахъ и т. д. Она 8-ми угольная, какъ и наши, и наполнена, въ четырехъ своихъ углахъ блыми крестами, равно какъ ими-же наполнены, какъ у монголовъ, такъ и у насъ очень часто, цвтки, входяще въ составъ орнаментистики. Въ четырехъ мстахъ, кругомъ главной фигуры, помщены изображеня свастики, т. е. креста съ загнутыми краями, а эта свастика относится къ числу древнйшихъ фигуръ восточной орнаментаци, перешедшихъ впослдстви и въ Европу. Свастика принадлежитъ не одной буддйской Инди, а также Инди боле раннихъ временъ, и гд былъ ея первоначальный корень — того до сихъ поръ неизвстно. Но, какъ-бы ни было, на разсматриваемой мною вышивк, по середк, между свастиками, помщены четыре фигуры, которыя суть т-же самыя, которыя мы видимъ на эмаляхъ монгольскихъ головныхъ уборовъ, и которыя носятъ тамъ назване орбальджинъ — бабочка. Въ общемъ-же, звзда эта воспроизводитъ собою одну изъ чрезвычайно распространенныхъ символическихъ фигуръ древняго и новаго Востока. Она представлена на стр. 184 тома сочиненй А. В. Потаниной, и, по объясненю Гр. Ник. Потанина (объяснене рисунковъ), ‘предохраняетъ отъ молни, и для того изображается на флагахъ судовъ, на потолкахъ въ жилыхъ комнатахъ, выбривается на темени дтей, отливается на храмовыхъ медаляхъ, рисуется на бубнахъ, на деревянныхъ торцахъ для гаданья въ кумирняхъ и проч.’ Въ свою очередь свастика тоже есть сильно распространенная символическая фигура,— знакъ огня и солнца, и также фигура, служащая для предохраненя отъ бдъ. Мы всего этого и многаго подобнаго-же не могли-бы и подозрвать, глядя на русскя вышивки и держа ихъ, безъ всякихъ объясненй отъ кого-нибудь, въ своихъ рукахъ, но ихъ, древнее, религозное значене мало-по-малу начинаетъ разъясняться и указываетъ на древнйшя связи Росси съ Востокомъ, на происхождене съ Востока многихъ такихъ предметовъ, которые мы привыкли считать коренными и издревле русскими.

Я тотчасъ-же сталъ просить А. В. вывезти изъ будущаго 4-го ея путешествя по Монголи и Тибету какъ можно больше образцовъ такого-же вышиванья, я слишкомъ ясно видлъ ихъ важность. Ал. Викъ еще новый разъ исполнила мою просьбу, со всегдашнею своею добротой, заботливостью и обязательностью. Въ 1892 году она собрала цлую коллекцю монгольскихъ вышивокъ, нарочно для меня. Но эта коллекця представляла еще боле значительности и важности, чмъ впервые привезенный въ 1887 году платокъ: многе изъ предметовъ коллекци были вышиты не только крестикомъ, а и въ клтку (шитье двустороннее), т. е. такимъ способомъ, что шитье выходитъ совершенно одинаково и съ правой и съ двой стороны, а это признается древнйшимъ русскимъ шитьемъ. ‘Такя вышивки, говоритъ Г. Н. Потанинъ въ ‘объяснени рисунковъ’ тома сочиненй своей глубоко-уважаемой супруги, встрчаются только въ провинци Сычуань, къ сверу отъ города Ченъ-Ту (столицы этой провинци), и до Чжао-Хуа, по р. Цзянь-лу-узяну и до Лунь-аи-Фу, по р. Бо-цзяну, и сверне’… Какое ихъ употреблене на практик? На это отвтъ даетъ мн одно письмо Гр. Ник. Потанина, написанное мн въ юл прошлаго 1894 года, вслдстве моихъ вопросовъ. Онъ пишетъ мн: ‘Открыте вышивокъ въ Сы-Чуан и оцнка ихъ интересности принадлежитъ, среди членовъ нашей экспедици, исключительно моей жен. Если-бы она не обратила на нихъ вниманя, я ихъ не замтилъ-бы. Районъ распространеня этихъ вышивокъ — очень ограниченный. По нашей дорог черезъ провинцю Сы-Чуань мы встрчали ихъ только на пространств отъ ‘Хуа-Чжоу на свер до Я-Чжоу на юг. Длинныя широкя вышитыя полосы (около 3 аршинъ длины) для чего предназначаются, точно не знаю. Только это не полотенца и не части одежды. Я думаю, что это подзоры къ столамъ. Китайцы подвшиваютъ къ краямъ верхней доски у столовъ, особенно тхъ, которые стоятъ передъ божницами — полосы цвтной матери. Вышивокъ другой ниткой, кром синей, намъ не встрчалось Платки также не принадлежатъ къ платью. Это не носовые платки. Они употребляются, чтобы что-нибудь покрывать. Идетъ китаецъ съ дтьми въ новый годъ постить свою тещу или старшаго брата, онъ несетъ съ собой подарки: фрукты, печенья, вермишель и проч. Эти подарки уложены въ корзинку, и сверху прикрыты подобнымъ вышитымъ платочкомъ или другимъ какимъ лоскутомъ. Если есть классификаця тканьевыхъ предметовъ, эти платки попадутъ въ одну группу не съ носовыми платками, а съ ‘воздухами’. Длинныя и узкя полоски — пояса. Не удалось намъ пробрсти набрюшника (о которомъ вы спрашиваете) съ такими-же вышивками, но бываютъ, я самъ видлъ таке набрюшники на китайцахъ. Ихъ носятъ мужчины, какъ взрослые, такъ и дти, послдня на голомъ тл, первые поверхъ всего остального платья, чтобы щегольнуть узоромъ. Такой набрюшникъ иметъ подкладку, въ которой вырзано устье, такъ что набрюшникъ пробртаетъ видъ кармана, въ немъ носятъ мелкя деньги и другя мелкя вещи. Особый способъ складываня платковъ съ загнутыми уголками (о которомъ вы спрашиваете) не иметъ другого значеня, кром какъ проявлене эстетическаго вкуса. Вышивки идутъ на подарки, которыми крестьяне сопровождаютъ праздничныя и свадебныя поздравленя. Платокъ складывается только для того, чтобы сконцентрировать вышивки, чтобы для глаза вышла боле красивая фигура’.

Эти драгоцнные для русской этнографи новые документы я получилъ уже посл смерти Александры Викторовны. По ея порученю, супругъ ея Григорй Николаевичъ Потанинъ привезъ мн всю эту коллекцю весной 1894 года, посл того какъ предалъ земл, въ Кяхт, тло дорогой своей жены, спутницы и помощницы.

Я придаю очень высокое значене этому открытю Александры Викторовны: оно проливаетъ новый свтъ на нкоторыя подробности домашняго быта русскаго народа и на древня связи нашего отечества съ Востокомъ. Тому 20 лтъ назадъ, въ своемъ сочинени ‘Русскй народный орнаментъ’ (С.-Петербургъ, 1872 г.), я пробовалъ указывать на сходство русскихъ народныхъ вышивокъ, во-первыхъ, съ орнаментикой древнихъ русскихъ рукописей XII, XIII и XIV вка, а во-вторыхъ съ финскими вышивками и древне-персидскимъ орнаментомъ. Теперь, благодаря А. В. Потаниной, горизонтъ этого вопроса широко раздвигается и уходитъ въ еще большую сдую древность. Конечно, потребуются еще усиля многихъ изслдователей, чтобъ ршить предметъ этотъ во всей полнот и подробности, нужны для того еще многе и многе матералы, но честь почина и открытя навсегда будетъ принадлежать той, чью память мы сегодня чествуемъ.

Ея прахъ почетъ въ Кяхт, на границахъ Росси и Ази. Я подумалъ, что въ ближайшемъ къ тому мсту научномъ русскомъ центр хорошо было-бы хранить память о великой заслуг нашей путешественницы и изслдовательницы, и съ этою цлью я упросилъ А. В. Звенигородскаго, издателя упомянутаго мною выше великолпнаго изданя: ‘Исторя и памятники византйской эмали’, подарить экземпляръ этой книги, не находящейся въ продаж, въ музей Иркутскаго отдленя Русскаго Географическаго Общества, такъ какъ въ этой книг помщены впервые вывезенные ею изъ Монголи рисунки восточно-азатскихъ эмалей, и разсказывается объ этомъ ея открыти. Пусть и люди далекихъ сибирскихъ нашихъ мстностей знаютъ, видятъ и читаютъ, что сдлала не только для нашей, но и для европейской науки, одна изъ русскихъ женщинъ, однажды долго среди нихъ жившая. Другя будущя изданя отдадутъ, конечно, однажды всю честь и выскажутъ всю благодарность А. В. также и по части открытя древне-азатскихъ народныхъ вышивокъ, прототиповъ и предковъ нашихъ русскихъ народныхъ вышивокъ.

——

Господа! А. В. Потанина принадлежитъ къ новой пород женщинъ въ Европ: къ числу тхъ женщинъ, которыя сбрасываютъ съ себя цпи вкового моральнаго, рабства и пробуютъ примкнуть къ той-же интеллектуальной дятельности, на которой мужчина уже столько столтй проявлялъ всю свою силу дарованя, ума, иногда геня. Мн кажется, въ иныхъ отношеняхъ справедливо будетъ сказать, что современная женщина стоитъ выше современнаго мужчины. Мужчина — тотъ уже давно отвоевалъ себ свое мсто, нрава, признане дятельности. Женщина-же должна еще всего этого достигать, бороться, завоевывать. Но кто бодро идетъ впередъ, кто стремится храбро и сильно, кто починаетъ, кто завоевываетъ себ право, боле интересенъ въ т минуты, чмъ тотъ, кто уже стоитъ прочно, и свободно дйствуетъ. Женщинъ, стремящихся и дйствующихъ, теперь, ко всеобщему нашему счастю, уже много, и число ихъ все боле и боле увеличивается. Между все возростающею ихъ массою, во всхъ отрасляхъ интеллигенця и культуры, я укажу только на двухъ, по роду дятельности схожихъ съ А. В. Потаниной. Одна изъ нихъ — гречанка, другая — француженка. Об дйствовали лишь немногимъ ране ея. Первая, Софя Шлиманъ, была женой знаменитаго Шлимана, открывателя Трои, Микенъ, Орхомена и другихъ великихъ остатковъ древности. Шлиманъ былъ вначал купецъ, жилъ у насъ на Васильевскомъ Острову, и никто о немъ не имлъ ни малйшаго понятя. Но вотъ онъ страшно разбогатлъ, сдлался почти миллонеромъ, и тутъ-то принялся за то дло, которое было его мечтой съ юныхъ лтъ, съ отрочества, чуть не съ дтства: открыть древнюю Трою, воскресить ‘Иладу’. Онъ отлично выучился классическимъ языкамъ, прочиталъ цлыя библотеки объ интересовавшемъ его предмет, совершилъ множество путешествй, казавшихся ему нужнымъ приготовленемъ, и, наконецъ, приступилъ къ своей колоссальной работ. Труда, усилй, неудачъ, неподлокъ, была безмрная громада, но онъ со всмъ справился, все преодоллъ. И кто-же ему помогалъ? Женщина. И какая женщина? Молодая, изящная — говорятъ, настоящая древняя красавица гречанка, страстная любительница веселй, баловъ, всего молодого, живого и увлекательнаго, и все-таки серьезная на дло, могучая, энергическая помощница своего мужа. Подоткнувъ подолъ грубой работнической одежды и засучивъ рукава, она работала лопатой какъ самый простой работникъ, рыла, копала, перебрасывала груды земли и камней, и тутъ-же вмст надсматривала за работами и за рабочими, вела дневникъ и счеты, производила уплаты, и такъ безъ конца. А когда вдругъ выныривала изъ земли какая-нибудь драгоцнная находка, она, затаивъ ее отъ толпы наемныхъ, часто жадныхъ и опасныхъ работниковъ, и ничуть не подавая вида, распускала ихъ на отдыхъ, а сама, закутавъ свою новую драгоцнность въ свой платокъ съ плечъ, украдкой уносила ее къ себ въ баракъ, или палатку, и укладывала подъ надежные замки. Въ своей ‘Автобографи’ Шлиманъ не находилъ потомъ словъ, чтобъ похвалить свою милую помощницу, свою дорогую жену — красавицу, эту въ Аинахъ богачиху, танцорку и бальную даму, а тутъ — храбрйшаго и неутомимйшаго между всми работника-женщину. Когда онъ умеръ, она напечатала его превосходную и важную бографю.— Другая такая женщина была — Жанна Дьелафуа, жена знаменитаго путешественника и открывателя Сузъ и многихъ другихъ городовъ древне-персидскаго царства. Она тоже сопутствовала мужу всегда и повсюду, сама работала, сама распоряжалась, напечатала нсколько превосходныхъ и важныхъ книгъ объ открытяхъ мужниныхъ и своихъ собственныхъ, и вмст съ мужемъ привезла въ Парижъ и поставила въ Луврскомъ музе цлыя громадныя стны съ цвтными барельефами (изъ маолики), изображающими шестве древнихъ гвардейцевъ-персовъ царя Даря. Заслуги ея были такъ серьезны и велики, что французское правительство дало ей орденъ Почетнаго Легона. Вотъ какя были предшественницы, въ 60-хъ и 70-хъ годахъ, у нашей А. В. Потаниной. Вотъ къ какому племени и пород она примыкаетъ.

Господа! У насъ нтъ ордена Почетнаго Легона, и крестовъ у насъ женщинамъ не даютъ. Но у насъ уже начинается ‘легонъ почетныхъ женщинъ’, и, кажется, онъ скоро выростетъ широко и могуче. Въ немъ одною изъ первыхъ, первоначальныхъ, будетъ, однажды, наврное, считаться та, чей портретъ, среди креповъ и пальмъ, стоитъ теперь вотъ передъ вами всми. Позвольте-же мн предложить вамъ, господа, провозгласить этой нашей дорогой женщин.

Слава, слава, слава!

В. Стасовъ.

‘Сверный Встникъ’, No 4, 1895

Мои воспоминаня объ Александр Викторовн Потаниной.(Читано на литературно-музыкальномъ вечер въ память А. В. Потаниной, въ зал городской думы, 8 марта 1895 г.).

Читайте также:

Мои воспоминаня объ Александр Викторовн Потаниной.
(Читано на литературно-музыкальномъ вечер въ память А. В. Потаниной, въ зал городской думы, 8 марта 1895 г.).