Мои Петербургскія сумерки (*).
Т.
‘Встникъ Европы’. Часть LI, No 9, 1810
Мои петербургские сумерки, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1810
Время на прочтение: 5 минут(ы)
(*) Сочиненіе Николая Страхова, издателя Сатирическаго Встника, Переписки Моды, Карманной книжки и проч. 2 Части, въ Санктпетербург, 1810.
Ненадобно судить о книгъ по названію, которое иногда у господъ сочинителей принимается не въ обыкновенномъ значеніи, а иногда и совсмъ ничего не значитъ. Мы подумали было тоже о Петербургскихъ сумеркахъ, но по счастію скоро вспомнили объ Авл Гелліи, которой назвалъ книгу свою Аттическими ночами, потому только, что писалъ ее по ночамъ въ области Аттической.
Сумерки составлены изъ отдленныхъ подъ разными заглавіями статей: сентиментальныхъ, сатирическихъ, топографическихъ, историческихъ и моральныхъ. Не ищите въ нихъ ни взаимной между собою связи, ни плана, ни послдовательнаго порядка. Отъ Надежды незапный переходъ къ Осени, отъ Осени къ Невской улиц.
Отъ Фейерверковъ къ Обелиску Румянцова, отъ Переплетчика къ Памятнику Суворова, отъ Кандитеровъ къ Потемкину, отъ Городской полночи къ Ивану Великому и такъ дале. Это галлерея картинъ разной величины, разныхъ родовъ, и не одинакаго достоинства,
Сатирическія статьи, безъ сомннія, понравятся всмъ тмъ, кои съ удовольствіемъ читали Сатирической Встникъ и Переписку Моды. Он имютъ очевидное преимущество передъ другими статьями, и показываютъ съ выгодной стороны дарованіе сочинителя: слова въ нихъ по большей части правильне, мысли свободне, нежели въ другихъ мстахъ той же книги. Вотъ описаніе такъ называемаго Бульвара:
‘Предки наши {Часть I, стр. 29.} теряли жизнь сидючи, а нын насталъ вкъ потери оной стоючи, ходя и вн дома. Прогулка располагаетъ всмъ образомъ жизни до такого степени, что всякому прізжему и давно здсь небывавшему непремнно нужно прежде всхъ мстъ идти на бульваръ. Тамъ онъ узнаетъ, что нын просыпаются въ XI часовъ утра, начинаютъ прогулку въ II часа за полдень, продолжаютъ до IV, садятся за столъ въ V, кончатъ обдъ въ VI часовъ, потомъ, кто черезъ два, кто черезъ три часа, но почти вс, бгутъ на бульваръ, гд остаются лтомъ до II, а зимою до IX часовъ. Тамъ онъ узнаетъ, что нын дошли до умнія не токмо терять ночь, но и время сна, которой проводя въ другихъ упражненіяхъ, принуждены занимать на оной отъ каждаго угара жизни по пяти часовъ и боле. Отъ того происходитъ, что нын въ столицахъ совсмъ нътъ утра.
‘Но посмотримъ, что длается на бульвар? Красавицы сносятъ туда свои личики на показъ, дурныя и старыя ищутъ тхъ, которые бы ихъ уврили въ противномъ тому. Молодые мущины промниваютъ свои сердца, вмсто вчерашнихъ черныхъ глазъ, голубымъ, вмсто вчерашняго орлинаго, маленькому носику. Модные слпцы въ очкахъ пришедши всхъ смотрть, стараются между тмъ всхъ уврить, что они ничего невидятъ. Прізжіе думаютъ найти здсь тхъ, до которыхъ имютъ дло. Праздные врятъ, что набредутъ на какой нибудь щастливой случай. Среди тсноты и толчковъ ученые надются придумать какую-нибудь важную истину. Игроки ищутъ денежныхъ понтеровъ, или богачей, которые имя на рукахъ бостонъ всегда играютъ на восемь. Стихотворецъ прибгаетъ вылчить инфламмацію произшедшую въ язык отъ того, что онъ никому не усплъ еще прочесть своихъ прекрасныхъ стиховъ. Сластолюбецъ двигается, чтобы помочь сваренію желудка, а облнившійся богачь думаетъ удивишь всхъ знакомыхъ тмъ, что онъ вышелъ на воздухъ. Растовщикъ и закладчикъ навдываются, кто на дняхъ боле прочихъ проигралъ или промоталъ. Болтуны спшатъ все пересказать, любопытные все узнать, а безпечные все забыть.
‘И такъ бульваръ для праздныхъ людей есть средство никогда не быть съ самимъ собою, женой, дтьми, старыми пріятелями, длами и совстію, врной способъ вмсто десяти добрыхъ длъ и десяти полезныхъ мыслей ни одного не сдлать и ни одной не имть. Бульваръ сдлался сходьбищемъ, куда идутъ торговать щастіе, покупать веселіе, прицниваться къ найму друзей, нанимать и наниматься любишь.’
Замченныя слова и фразы показались намъ сомнительными. Строгіе читатели можетъ быть найдутъ въ предложенной выписк еще что-нибудь, требующее поправки. Прибавимъ, что правописаніе въ Сумеркахъ весьма неправое. Прихотливый наборщикъ ставилъ буквы по своему произволу, а корректоръ не поправлялъ ошибокъ, вроятно, чтобы позабавишься надъ его простотою. Г-ну Сочинителю, напечатавшему Сумерки собственнымъ иждивеніемъ, надлежало бы посмотрть за исправностію. Въ прочемъ теперь найдено, что Орографія не есть необходимая наука. Стихотворцы наши сочиняютъ знаменитыя трагедіи, эпопеи, оды, не имя понятія объ орографіи и другихъ частяхъ грамматики. И такъ оставимъ млочи и выпишемъ изъ Сумерекъ еще статью, по которой читатели могутъ судишь о достоинств книги.
Ч. I. стр. 59. ‘Недавніе и ныншніе нравы и обычаи’. Въ недавнія времена Русскіе пріучались только къ Европейскимъ обычаямъ, а нын собственныхъ своихъ совсмъ не помнятъ и не знаютъ.
‘Дворяне не учили дочерей своихъ даже и Русской грамат, опасаясь, чтобы онъ не научились писать къ мущинамъ, но нын и страхъ сей миновался, и переписка сдлалась не нужна, потому что мущины безотлучно находятся при дочеряхъ.
‘Недавно дворянскія дти выучивали не дале букваря, а съ псалтыря на вки разставались со чтеніемъ книгъ: но нын он столь твердо выучиваютъ Французской языкъ, что совсмъ забываютъ природной, а чтеніе начиная со сказокъ, продолжаютъ до непонимаемыхъ ими философическихъ системъ.
‘Дарованіе и достоинство молодаго человка состояло въ томъ, чтобы онъ умлъ быть въ компаніи, имлъ бы хорошую фигуру и чинъ для четырехъ лошадей. Но нын почитаютъ съ великими дарованіями того молодаго человка, которой путешествовалъ въ чужихъ краяхъ, которой на вопросы по Русски отвчаетъ по Французски, за низкіе поклоны притрогивается только къ заду шляпы, привтствующихъ не слушаетъ, отъ подходящихъ отворачивается, не узнаетъ сестръ и братьевъ, безъ очковъ ничего не видитъ, безъ переводчика ничего не разуметъ, разсказывая о Французскихъ обрядахъ, ко всякому слову прикладываетъ у насъ въ Париж, а хвалимое Русское удостоиваетъ однимъ тфуй, тфи и тфа! Другіе молодые дворяне ищутъ военной службы для того, чтобы скоре оставить родительской домъ, завести хватскую коренную лошадь и къ ней на пристяжку завивную, имть страшныя бакенъ-барты, сыскать великой кредитъ на честное слово, великое множество любовницъ на пустыя увренія и великое множество домовъ на рекомендательныя письма. За это блаженство потачливыя матери тихонько отъ отца пересылаютъ сынкамъ тысячныя вспоможенія, а отцы въ явь продаютъ знатную часть имнія для оплаты ихъ долгомъ. Наконецъ отецъ беретъ промотавшагося сына въ отставку, а мать женитъ его на богатой.
‘Не давно во многихъ честныхъ домахъ и самыя взрослыя двицы спрашивали и узнавали, какъ должно одться по модъ, а нын и та изъ нихъ малолтная, которая не выучила еще Французскихъ складовъ, уметъ уже, если не себя, то по крайней мр куклу нарядить съ ногъ до головы въ послднемъ вкус. Не давно двицы носили платье, а нын платьемъ щеголяютъ. Недавно хвалили рукодлье, нын моду. Недавно двицы имли только два полезныя вызда: церковь и домъ родственниковъ или друзей, а нын ежедневно родители трясутъ ихъ въ каретахъ, знакомятъ со множествомъ домовъ, развозятъ по гостямъ, театрамъ, зрлищамъ, маскерадамъ, гуляньямъ, однимъ словомъ, употребляютъ вс средства на то, чтобы скоре отъучить ихъ отъ куколъ и заставить вмсто всхъ выбрать одну живую, то есть мужа.’ и проч.
Во многихъ мстахъ попадаются мысли опытнаго писателя, коротко знакомаго съ человческимъ сердцемъ и съ обычаями своего времени. ‘Изъ числа вредныхъ знакомыхъ также и т (Ч. I стр. 106), которые, вкравшись въ довренность, длаются подобны разбойникамъ и ворамъ, изъ коихъ первые грабятъ у насъ добродтели и полезныя правила жизни, а другіе крадутъ наше время, занятія и упражненія… Пустыя знакомства безчисленны. Одна щепотка взятаго табаку, вымолвленное слово или пошедшій дождь, были единственными причинами ничтожнаго ихъ основанія. Бываютъ пустыя связи знакомствъ по учености, которыя продолжаются до перваго спора. Наинесноснйіше изъ пустыхъ знакомцевъ т, которые безпрестанно приходятъ единственно для того, чтобы къ себ звать и пнять за непосщеніе.’
Теперь читатели имютъ понятіе о главномъ том Петербургскихъ сумерекъ. Пускай же судятъ, можно ли было ожидать его по началу книги. Первая статья начинается такъ: ‘Надежда! первородная дщерь Творца и вчности, предобрученная невста души и сердца!’ а оканчивается слдующимъ образомъ: ‘Предобрученная невста души и сердца человческаго, Надежда! пріиди и озари омраченной мой духъ, пріиди и даруй мн перо изъ тхъ крыльевъ твоихъ, которыя возносятъ насъ къ слав и вчности!’ Всякой совстный и знающій свое дло учитель непремнно долженъ остерегать учениковъ своихъ отъ подобныхъ восклицаній, которыя тмъ боле опасны для неопытныхъ, что подъ благовидною наружностію не заключаютъ иногда въ себ никакого смысла. Въ слдующихъ строкахъ есть мысли, но онъ слишкомъ уже подслащены сентиментальнымъ сиропомъ: ‘Иногда въ свтлую осеннюю ночь (Ч. I. стр. 17) лучи луны играютъ на капл слезы грустнаго, разлученнаго любовника’. Тяжко воздыхая, воспоминаетъ онъ любезную его сердцу, воспоминаетъ, какъ нкогда въ осеннія вечера вмст съ нею сматривалъ онъ на луну. Отъ рсницы слезою омоченной, мы словно посылаетъ онъ лучь къ озрачку своей милой’. Сія свтлая нить чрезъ дальнія страны отъ глаза къ глазу стремится, сближаетъ и связуетъ собою воображенія и сердца!’ Перекинувши пять страницъ, найдете ‘Тамъ (рчь идетъ о большомъ бульвар и Невской улиц) иногда опечаленной ищетъ въ библіотекахъ отрады и мудрости, а здсь (т. е. въ Невскомъ монастыр) сердце отдленное отъ жизни и ощущенія, благоговйно трепещетъ подъ бременемъ книги небеснаго утшенія и вчныхъ радостей.’
Но пора вспомнитъ, что такими выписками легко можно вооружить противу себя толпу непріятелей, и подать случай кому-нибудь изъ досужихъ господъ журналистовъ, во имя Бога, Вры и Отечества, написать на насъ новую Филиппику.
Къ отличительнымъ признакамъ Петербургскихъ сумерекъ принадлежитъ еще и то, что книга сія напечатана не чернилами, а какою-то краскою синяго цвта.