Могучее средство, Козачинский Александр Владимирович, Год: 1939

Время на прочтение: 17 минут(ы)
Александр Козачинский

Могучее средство

Ах, водевиль, водевиль!

Первые публикации Александра Козачинского появились в 1923 г. в допровских изданиях ‘Голос заключенного’ и ‘Жизнь заключенного’. Автор был тогда под следствием. Мы с этими сочинениями вряд ли когда-нибудь ознакомимся (где же найдешь такую специфическую и давнюю периодику?), остается довольствоваться отзывами корреспондентов тех лет. Они хвалили. Ал. Светлов назвал допровский псевдоним Козачинского — Ал. Козаринский — и привел выдержку из письма заключенного к адвокату: ‘Печатают меня хорошо. (…) Ежедневно даю 200 строк. Работа по душе’.
После освобождения и переезда в Москву Козачинский сотрудничал в газете ‘Гудок’.
А в февральском номере ‘Знамени’ за 1938 год были опубликованы пять рассказов, написанных в августе-сентябре 1937 г. И они, и ‘Фоня’, датированный январем 1940 г., переиздавались неоднократно, правда, все равно мало кому известны.
‘Зеленый фургон’ — самое знаменитое произведение Александра Козачинского. Если кто и не читал повесть, то уж фильм смотрел обязательно (экранизировалась книга дважды).
Но вот водевиль ‘Могучее средство’ почему-то совсем потерялся. Он был опубликован в альманахе ‘Год XXII’ в 1939 г. и — как провалился: нигде о нем ни строчки, ни слова. Единственное упоминание обнаружилось в письме Козачинского к Евг. Петрову (письма готовятся к публикации А. Яворской): ‘С твоей критикой водевиля согласен ‘на все сто’. Даже приятно, когда критикуют так толково. Скажу одно лишь: я не только не видел ‘Эликсир молодости’, но и вообще никогда в жизни не видел водевиля (в драм. театре, вероятно, был раза три). (…) Сюжет этот я придумал сам и собирался сначала сделать из него серию маленьких рисунков с подписями для ‘Крокодила’.
Жаль, что смешная пьеса на вечно актуальную тему так прочно забыта. Но, с другой стороны, то, что не удалось отыскать ни одного упоминания ни в одной библиографии, ни одной рецензии на опубликованное произведение, дает повод надеяться на новые находки.

Наталья ПАНАСЕНКО

&lt,hr&gt,
Александр КОЗАЧИНСКИЙ

Могучее средство

Водевиль в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Д о к т о р Г у д б а е в — лет сорока, иногда важен, иногда суетлив.
Щ у п а к — молодящаяся особа лет 35-ти. Шляпа типа ‘извозчичий цилиндр’ с вуалеткой. Рыжая, довольно тощая лиса, пальто ярко-зеленого канцелярского сукна.
О т е ц р е б е н к а.
П а р а л и з о в а н н ы й с т а р и ч о к — небольшого роста, худенький. Длинная седая раздвоенная борода, черная касторовая шляпа с полями. Круглые очки.

Кабинет доктора Гудбаева. Слева — письменный стол, на столе Гудбаев пишет, повторяет вслух написанное.

Г у д б а е в. В беседе с нашим корреспондентом доктор Гудбаев сказал… Нет, не сказал, а сообщил… Нет, не сообщил, а заявил! (Отодвигая листок.) Превосходная мысль! Зачем ждать, пока к тебе придет корреспондент, когда самому можно написать беседу? Тем более, что корреспондент может и вовсе не прийти! А беседа в ‘Гигроскопическом вестнике’ была бы для меня очень кстати. Беседа — не статья! Беседа почетнее. Она дает двойную славу. А двойная слава — двойные деньги. Кстати, сегодня платить за костюм и за два пуда сырья для пилюль. Эти пилюли меня разоряют! (Продолжает писать, перечитывает.) Заявил о новых методах лечения усталых и изношенных организмов путем применения синтетических пилюль и вытяжек из молодых побегов сельдерея, полностью заменяющего дорогостоящий целебный корень женьшень. Ярким примером может служить… (Задумывается.) Кто же может служить ярким примером? Скажем, Иванов? Петров?.. Нет, нужна фамилия позамысловатей. Ну, можно будет выбрать в телефонной книге. Это мелочь. Главное — пристроить беседу. Как бы не заартачился этот ‘Гигроскопический вестник’! Придется звякнуть Ирине Варфоломеевне. У этой дуры везде знакомые.

Стук в дверь. Гудбаев поспешно надевает чалму.

Я занят, но войдите.

Входит мадам Щупак с трехколесной колясочкой под балдахинчиком. В коляске, полускрытый портьерками, сидит парализованный старичок. Она оставляет коляску на авансцене лицом к публике. Подходит к столу.

Щ у п а к. Доктор Гудбаев? Я к вам по рекомендации Ирины Варфоломеевны. Я пришла посоветоваться.
Г у д б а е в. Рекомендация Ирины Варфоломеевны для меня — все. Я глубоко уважаю ее за разносторонний ум и за стремление участвовать в научном прогрессе. Тем не менее, я могу уделить вам считанные минуты Научная работа почти не оставляет мне времени для частной практики. Разденьтесь.
Щупак снимает лису и кладет ее на череп.
Как фамилия?
Щ у п а к. Щупак.
Г у д б а е в. Возраст?
Щ у п а к. Мой возраст? Это не имеет значения (указывая на коляску). Вот больной.
Г у д б а е в. Разденьте.
Щ у п а к. Я должна вам сначала объяснить…
Г у д б а е в (строго, с достоинством). Не вы мне, а я вам буду объяснять… Давно болен?
Щ у п а к. Видите ли…
Г у д б а е в. Еще раз прошу, берегите мое время. Отвечайте на вопросы. Мальчик? Девочка?
Щ у п а к (испуганно). Ну, мальчик…

Из коляски высовывается борода парализованного старичка.

Г у д б а е в. Сколько месяцев?
Щ у п а к. Месяцев? Одну минуточку (берет со стола бумажку и карандаш, бормочет). Семьдесят, умноженное на двенадцать…
Г у д б а е в (не дожидаясь ответа, нетерпеливо). Сколько зубов?
Щ у п а к. Один.
Г у д б а е в. Один? Нижний, верхний?
Щ у п а к. Зуб мудрости.
Г у д б а е в (рассеянно). Мудрости? Так-так-так-так… Кормите грудью?
Щ у п а к. Позвольте вам, наконец, объяснить…
Г у д б а е в (не слушая ее). Чем кормите?
Щ у п а к. Чем помягче. Омлетом, фаршированной рыбой…
Г у д б а е в. Рыбой? Так-так-так-так. Говорит, играет, ползает?
Щ у п а к. Не говорит и не играет. Читает газеты…
Г у д б а е в. Газеты? Так-так-так-так. Какие газеты?
Щ у п а к. ‘Правду’, ‘Известия’, ‘Индустрию’.
Г у д б а е в (с некоторыми удивлением). Так-так-так-так… (Встает и подходит к коляске. Отодвигает занавесочку, видит старика, долго и пристально всматривается в него.) Так… Так-так-так. Фаршированная рыба… (Берет из коляски газету ‘Индустрия’.)
Щ у п а к (взволнованно). Доктор, это не мой ребенок, это мой сосед по квартире, персональный пенсионер, изобретатель. Мы были на пороге счастья! Он как раз изобрел такую вещь… Вы не можете себе представить… Это абсолютно секретно. (Оглядываясь по сторонам, шепчет ему на ухо.) Я узнала об этом совершенно случайно!
Г у д б а е в. Ну и что же?
Щ у п а к. Доктор, я вам открою всю душу. Он был безумно влюблен в меня. Он — человек культурный, одинокий, и я тоже женщина культурная и одинокая в последнее время. Вы не можете представить себе, доктор, как этот человек обожал меня!.. Сначала у него отнялся язык. Я, как всегда, зашла утром поболтать. Он, как всегда, сидит над чертежами. Как сейчас помню, рассказываю ему новость: наша соседка купила пальто под котик через знакомого пожарного в Гуме. А он смотрит на меня остолбенелым взглядом и спрашивает: ‘Зачем пожарному котиковое пальто?’. Ничего не понял! Я забеспокоилась и начала объяснять подробно. Тут я замечаю — он задрожал, весь как-то осунулся…
Г у д б а е в. И долго дрожал?
Щ у п а к. Пока я находилась в комнате. Затем трясущейся рукой написал мне записочку: ‘Дорогая мадам Щупак, у меня на нервной почве потеря речи, и впредь я лишен возможности быть Вашим собеседником’. С этого дня он замолк. Замолк навсегда! Но меня это не остановило. Не могу же я бросить человека, когда он кончает такое изобретение! Вы же понимаете, доктор, не сегодня-завтра премия, квартира, персональный ЗИС, а он останется один, без помощи. Как он в ЗИСе один ездить будет? Пусть, думаю, пока молчит. Там видно будет.
Г у д б а е в. Картина болезни почти ясна.
Щ у п а к. Увы, это только начало. На другой день стучусь к нему в комнату — не открывает. Стою под дверью, слышу шорох бумаг, кашель, вздохи, даже тиканье часов Мозер у него в жилетном кармане, а он меня не слышит! Целый час простучала. Хорошо еще — позвонили к нему четыре раза, он вышел открыть и показывает мне знаками: ‘Оглох, мол, ничего не слышу!’. Ну, не бросить же человека одного, без помощи! Пусть, думаю, пока не слышит. Назавтра — опять новости! Захожу за ним, чтобы на прогулку идти — мы с ним часто вместе гуляли до наркомата, там я его в скверике поджидала, а потом домой обратно гуляли. Он как раз собирался уходить, но при виде меня взгляд его помутился, борода затряслась, он снимает галоши, берет самопишущее перо и пишет записочку: ‘К сожалению, мадам Щупак, не могу вас сопровождать, ноги не действуют’. Вы поймите мой ужас! Вчера онемел, сегодня оглох, завтра ноги отнялись… Кто даст мне гарантию, что в один прекрасный день он не потеряет способность чертить?! Подумайте: денежная премия, квартира с газом и ванной, персональный ЗИС, дача под Москвой, — все это может остаться несбывшейся мечтой! А ведь мы были на пороге счастья, доктор! Он так был влюблен в меня! Да он и сейчас любит, только выговорить не может.
Г у д б а е в. Картина болезни совершенно ясна. Я считаю этот случай на редкость удачным! Прекрасный паралич! Исключительно благоприятная почва для применения моих синтетических пилюль. Не волнуйтесь, с тех пор, как существуют мои пилюли — старики встречают паралич с улыбкой.
Щ у п а к. Доктор, вы меня возвращаете к жизни! Я готова на любые материальные жертвы! У кого я только не была! И у доктора Гусарова, который лечит деградатами, и у профессора Чижикова, который пользует ионами верхних слоев атмосферы, и у доктора Баснословского — его пилюли самые мелкие в Москве, и даже у доктора Скоропостижного…
Г у д б а е в. Ну и как?
Щ у п а к. Да никак, только борода все растет и растет. Вы же понимаете, что это меня не устраивает!
Г у д б а е в. М-да… Этого недостаточно. Мы имеем изрядно изношенный организм. Его надлежит взбодрить, встряхнуть, освежить, обновить…
Щ у п а к (умоляюще). И омолодить!
Г у д б а е в. Можно и омолодить. Мои пилюли…
Щ у п а к (с воодушевлением). Я верю в ваши пилюли!
Г у д б а е в. Они повышают тонус, возвращают юношескую свежесть…
Щ у п а к. Доктор, умоляю, приступайте к лечению немедленно.
Г у д б а е в (вынимая коробочки с пилюлями). Начнем с главного. Мои пилюли… (Телефонный звонок, берет трубку.) Да… Да… Портной? Уже готов? Сейчас же еду (к Щупак). Срочный вызов. Буквально рвут на части.
Щ у п а к. Что, ваш портной… Готов?
Г у д б а е в. Еще не готов, но ему плохо. Я буду через пятнадцать минут. Ждите. Чтобы не терять времени, начнем курс лечения сейчас же. (Протягивает ей несколько коробок с пилюлями.) По одной пилюле через каждые три секунды.
Щ у п а к. Через три секунды?
Г у д б а е в. Да, через три секунды. Два рубля двадцать пять копеек коробка. (Уходит.)
Щ у п а к (спохватываясь, кричит вслед). А сколько пилюль в коробке?
Г у д б а е в (из-за кулис). Двенадцать.
Щ у п а к. Двенадцать! (Пауза.) Это мне вскочит в копеечку.

Начинает кормить старика пилюлями. Стук в дверь. Входит отец ребенка с трехколесной колясочкой, такой же точно, как у старичка. В коляске ребенок, скрытый портьерками.

О т е ц р е б е н к а (запыхавшись). Здесь запись первичных больных?
Щ у п а к. Здесь нет никакой записи. Здесь только по рекомендации и только за деньги.
О т е ц р е б е н к а. Странно… В таком случае рекомендуйте меня к доктору Овсянникову. Вот деньги. (Протягивает пять рублей.)
Щ у п а к (беря из рук деньги). Во-первых, здесь не Овсянников, а Гуд-баев. Во-вторых, доктор Гудбаев не примет вас за такую мизерную сумму.
О т е ц р е б е н к а. Пять рублей — мизерная сумма? Во всех поликлиниках такая оплата.
Щ у п а к. Так ото же вам не поликлиника!
О т е ц р е б е н к а. Как не поликлиника? Это — третий этаж справа?
Щ у п а к. Нет, это шестой этаж слева.
О т е ц р е б е н к а. Как же это я так проскочил? (Собирается уходить.)
Щ у п а к. Так зачем вам непременно доктор Овсянников?
О т е ц р е б е н к а. Да вот хочу посоветоваться насчет ребенка.
Щ у п а к. Так зачем вам советоваться с каким-то Овсянниковым? Доктор Гудбаев — прекрасный врач.
О т е ц р е б е н к а. И по детским?
Щ у п а к. По всем.
О т е ц р е б е н к а. Я безумно спешу. Если бы я знал, что здесь без очереди…
Щ у п а к. Конечно, без очереди! По моей рекомендации он вас сейчас же примет.
О т е ц р е б е н к а (ставит коляску с ребенком рядом с коляской старичка. Садится, снимает кепку). А где доктор?
Щ у п а к. Он будет с минуты на минуту. У него умирает портной.
О т е ц р е б е н к а (обеспокоенно). Так может быть, это долго?
Щ у п а к. Что вы! Максимум пятнадцать минут. Он просил меня подождать. А что с вашим ребенком?
О т е ц р е б е н к а. Понятия не имею. Кричит. Как только привезу его на заседание — начинает кричать.
Щ у п а к. Зачем же вы его возите на заседания?
О т е ц р е б е н к а. Ничего не поделаешь. Жена в Крыму в санатории, а няня кончила курсы шоферов и водит трехтонку с прицепом, вот мы и ездим по заседаниям. Нужно как-нибудь недельку перекрутиться, пока жена приедет. Все бы ничего, но докладчики обижаются. Говорят, что из-за детского крика ничего не слышно. На днях такая неприятность была, что решил, не откладывая, заехать к доктору. Не могу понять, в чем дело! Дома такой спокойный, веселенький ребенок, играет со мной, смеется, а на заседаниях — узнать нельзя. Что может быть? Как вы думаете? Желудочек, нервы? Что бывает у детей?
Щ у п а к. Может быть, зубки режутся?
О т е ц р е б е н к а. А ваш не кричит из-за зубов?
Щ у п а к (машет рукой). Какие там зубы!
О т е ц р е б е н к а. Может быть, неправильное питание? Как вы думаете?
Щ у п а к. А сколько он у вас весит?
О т е ц р е б е н к а. Не знаю точно, но довольно тяжелый. Вероятно, кило пять, десять. А ваш?
Щ у п а к. Кило пятьдесят-шестьдесят.
О т е ц р е б е н к а. Какой упитанный!
Щ у п а к. И мы живем на седьмом этаже без лифта! И вы думаете, это первый доктор, у которого я с ним? Я была и у доктора Гусарова — деградаты, и у профессора Чижикова — ионы верхних слоев атмосферы, и у доктора Баснословского — самые мелкие пилюли в Москве, и даже у доктора Скоропостижного… Вы не можете себе представить, как трудно было к ним пробиться и чего это стоило!
О т е ц р е б е н к а. А к обыкновенному доктору вы не обращались?
Щ у п а к. К обыкновенному?
О т е ц р е б е н к а. Да, к обыкновенному. В поликлинику.
Щ у п а к. Так, прямо в поликлинику?
О т е ц р е б е н к а. В поликлинику. За пять рублей!
Щ у п а к. Вы знаете, это мне не приходило в голову. И, кроме того, к обыкновенным врачам ведь обращаются обыкновенные больные! Нам с Ириной Варфоломеевной поликлиника ничем помочь не может. На меня действуют только новые методы. Обыкновенные лекарства бессильны перед моим организмом. Однажды Ирине Варфоломеевне нездоровилось, и к ней попал обыкновенный врач — из этих, как их — терапевтов. Что же, вы думаете, он ей прописал? Он ей прописал горчичник! Ирина Варфоломеевна и горчичник! Вы же понимаете — разве будет ставить горчичник чело век, у которого такие неограниченные возможности в медицинском мире? А вы говорите поликлиника! Кроме того, в поликлинику так легко попасть! А вы знаете, с каким трудом мне удалось проникнуть к доктору Гудбаеву? Только благодаря Ирине Варфоломеевне! Ведь доктор Гудбаев — виднейший представитель школы индейской медицины! Масса научных трудов. Его пилюли и вытяжки делают чудеса! Они повышают тонус, возвращают юношескую свежесть… Вы знаете (скороговоркой), я могу уступить вашему ребенку пару коробок, по два пятьдесят коробка… (Сует ему две коробки.)
О т е ц р е б е н к а. Зачем же моему ребенку юношеская свежесть?
Щ у п а к. Ирина Варфоломеевна принимала их вместе со своим ребенком, и оба стали неузнаваемы!
О т е ц р е б е н к а. Я бы пока воздержался.
Щ у п а к. Пожалуйста! Я вам их не навязываю. Давайте только попробуем. (Прячет в сумочку пять рублей, сует пилюли попеременно в обе коляски.) Сами попросите.
О т е ц р е б е н к а (бросаясь к коляске). Хватит! Хватит! Я так мало знаком с индейской медициной… Лучше я спущусь на третий этаж… в поликлинику… Который час? (Смотрит на часы.) Ах, черт! Опаздываю на заседание. Опять не успел к доктору! (Убегает, по ошибке увозит коляску со старичком.)
Щ у п а к (одна). Какой отсталый молодой человек! Разве может человека с кругозором удовлетворить обыкновенная медицина? Ведь у нее нет никаких новых методов! Овсянников! Даже не гомеопат!

Входит Гудбаев, неся на вешалке новый костюм, заколотый в газету.

Г у д б а е в (весело). Ну, как наш больной? Лед тронулся?
Щ у п а к. Вы знаете, доктор, я боюсь ошибиться, но мне послышался из коляски какой-то звук.
Г у д б а е в. Какой именно?
Щ у п а к. Нечго вроде ‘агу’.
Г у д б а е в. ‘Агу’? Ага! Это начинают действовать пилюли. Продолжим лечение! Сейчас я впрысну ему в мякоть ноги вытяжки из молодых побегов сельдерея.
Щ у п а к. Я выйду.
Г у д б а е в. Как вам будет угодно.
Щупак выходит. Гудбаев вынимает из кармана большой шприц, подходит к колясочке, откидывает занавеску, видит ребенка, падает, как доска. Из всех карманов сыплются пилюли. Поднимается, отряхивается.
Откуда взялся этот ребенок? Где старик? Не мог же он так помолодеть! Правда, он съел три коробки моих пилюль. Но ведь это же обыкновенный зубной порошок. Мел! Впрочем, это знаю только я один. Это необъяснимое происшествие могло бы прославить мои пилюли на весь мир. Но как я разделаюсь с мадам Щупак? Ей же нужен жених! Она же не согласится ждать, пока это дитя подрастет и закончит изобретение! (Стук в дверь.)
Щ у п а к (просовывая в дверь голову). Можно?
Г у д б а е в (торопливо задергивая занавесочки на коляске). Т-ш-ш! Он дремлет… Возьмите это… (Показывая на коляску.) И не тревожьте как можно дольше. Ему нужен абсолютный покой.

Щупак выходит на цыпочках, жестами благодаря доктора.

Г у д б а е в (один ходит по комнате. Пауза). Я боюсь мадам Щупак.

Стук в дверь.

Г у д б а е в (забегая за стол, дрожащим голосом). Кто там? Г о л о с о т ц а р е б е н к а. Доктор Гудбаев дома?
Г у д б а е в (надевая чалму). Я занят, но войдите.

Входит отец ребенка с коляской, из коляски торчит кусок бороды.

О т е ц р е б е н к а. Как я рад, что застал вас! Благодарю вас, благодарю! Ваши пилюли действительно могучее средство!
Г у д б а е в (удивленно). Мои пилюли?
О т е ц р е б е н к а. Ваша пациентка дала моему ребенку несколько штук. Я его совершенно не узнаю! Сегодня он ни разу не пикнул в течение заседания. А какой был доклад! Одни цифры! По правде говоря, я всегда недоверчиво относился к индейской медицине, но действие ваших пилюль меня переубедило. Посмотрите на это милое, тихое дитя! (Подходит к коляске, откидывает занавесочку, при виде старика падает, как доска.)
Г у д б а е в (обрадованно). Старик!
О т е ц р е б е н к а (с пола). Откуда взялся этот старик? Где мой ребенок?
Г у д б а е в (замечает в бороде старичка пилюлю, берет ее, подносит к глазам, нюхает, ест). Сколько он успел их проглотить?
О т е ц р е б е н к а (поднимаясь с пола). Увы, я не считал.
Г у д б а е в (наставительно). Вот что значит давать мои пилюли без дозировки!
О т е ц р е б е н к а. А вы считаете, что это от пилюль?
Г у д б а е в. Для меня это совершенно ясно!
О т е ц р е б е н к а. Невероятно!
Г у д б а е в. Невероятно? Вы не знаете моих пилюль, какое это могучее средство! Они ускоряют развитие, стимулируют возмужание. Организм созревает с фантастической быстротой. Лишняя пилюля грозит преждевременной дряхлостью. Но не волнуйтесь. Оставьте вашего сына у меня…
О т е ц р е б е н к а (перебивая). Доктор! Это же не мой сын! Это чужой старик!
Г у д б а е в. Я впрысну ему в мякоть ноги вытяжки из молодых побегов сельдерея, и это нейтрализует действие пилюль. Вы получите вашего ребенка обратно.
О т е ц р е б е н к а. Невероятно! (Падает в изнеможении на стул, закрывая лицо руками.)
Г у д б а е в (ободряюще похлопывает его по плечу). Ну-ну, не будем падать духом! Примите эту пилюльку, она вас взбодрит, встряхнет, освежит…
О т е ц р е б е н к а (вскакивая). Уберите ваши пилюли, или я вас так встряхну!
Г у д б а е в (отступает). Но-но, без рук! Можете обратиться в поликлинику! Посмотрим, как вам там из старика сделают ребенка!
О т е ц р е б е н к а. Я сам знаю, куда мне обратиться! (Убегает.)
Г у д б а е в (глядя на старичка). Не уйти тебе от мадам Щупак, старичок! Ничего, ничего. Зато попадешь в научную литературу! (Садится за письменный стол, достает беседу, перечитывает, делает поправки.) В беседе с нашим корреспондентом доктор Гудбаев… (вписывает) …известный специалист доктор Гудбаев заявил о новых методах лечения усталых и изношенных организмов… (вписывает) …о достигнутых им сенсационных результатах лечения усталых и изношенных организмов. Ярким примером может служить больной… (Обращаясь к старичку.) Как фамилия? (Машет рукой.) Эх, забыл спросить у мадам Щупак! (Вглядываясь в старичка, шутливо.) Молчишь? Не слышишь? Не ходишь? Жених! Так и запишем — жених мадам Щупак. (Пишет, читает.) Ярким примером может служить жених гражданки Щупак, у коего мною было установлено: 1) общая старческая дряхлость, 2) паралич конечностей, 3) потеря речи и слуха, 4) слабоумие, 5) старческий маразм, 6) разжижение мозга… Нет, пожалуй, хватит маразма! (Пишет, затем читает.) Результаты лечения этого больного посредством применения моих пилюль показывают, сколь назрел вопрос о создании Центрального Института Травы и Пилюли под моим непосредственным руководством. Вышеупомянутый больной безрезультатно применял все новейшие методы лечения. Однако лишь мои синтетические пилюли вернули ему здоровье. Они не только избавили его от вышеозначенных недугов, но также изменили до неузнаваемости всю его физическую конституцию. Прежде всего, к больному начал возвращаться дар речи. При этом нам пришлось столкнуться с любопытным проявлением старческого инфантилизма. Первым словом, которое произнес больной после приема моих пилюль, было ‘агу’. (Очень громкий стук в дверь.) Ох! Это мадам Щупак!

Быстро увозит старичка. В комнату врывается мадам Щупак с коляской. Одновременно из другой двери важно, с достоинством выходит Гудбаев, по дороге надевая чалму. Мадам Щупак молча наступает на него коляской. Гудбаев отступает.

Длинная пауза.

Г у д б а е в (пятясь). Ну, как наш больной?
Щ у п а к (злобно). Агу!
Г у д б а е в (прижатый к стене коляской). Не давите меня, мадам Щу-пак! Я вам сейчас все объясню.
Щ у п а к. Отвечайте на вопросы. Что это такое?
Г у д б а е в. Это ваш старик.
Щ у п а к. Это не мой старик! Это чужой ребенок! Вы воспользовались моей неопытностью! Все мои мужья умоляли меня иметь ребенка, но тщетно! Что я скажу в коммунальной квартире! Как я покажусь туда без старика, с ребенком на руках? Вы обещали взбодрить, встряхнуть, освежить, обновить… Это называется юношеская свежесть? Кто теперь будет кончать изобретение? Кто получит премию, квартиру из пяти комнат с газом и ванной, персональный ЗИС? Двухэтажную дачу под Москвой с водопроводом и канализацией? Вы мне за это ответите! Я позвоню Ирине Варфоломеевне! Я заявлю в поликлинику!
Г у д б а е в. Успокойтесь, мадам Щупак! Мои пилюли — могучее средство! Я сам не ожидал такой эффективности! Это же был совершенно обветшалый организм…
Щ у п а к. Но часы-то Мозера были на нем совершенно новые! А паспорт, а пенсионная книжка, а самопишущее перо — тоже обветшали?
Г у д б а е в (сухо). Мадам Щупак! Что вы имеете в виду?
Щ у п а к. Я имею в виду ваше могучее средство! Что же, оно омолаживает вместе со штанами?
Г у д б а е в. Да, со штанами. И с пиджаком! Короче говоря, — чего вы от меня хотите?
Щ у п а к. Отдайте старика!
Г у д б а е в. Ах, так! Пожалуйста! Через две минуты вы получите обратно и штаны, и пенсионную книжку, и старика. (Вынимает шприц.) Сейчас я впрысну ему в мякоть ноги нейтрализующее средство… (Увозит коляску.)
Щ у п а к (одна). Может быть, я немного погорячилась? Все-таки, Ирина Варфоломеевна такая культурная женщина и верит в индейскую медицину… (Заискивающе.) Доктор, мы, кажется, не поняли друг друга… Нельзя ли найти какой-нибудь компромисс в смысле возраста? Нечто среднее…

Гудбаев вкатывает коляску со стариком.

Г у д б а е в. После того, как вы намекали мне на самопишущую ручку, нам не о чем больше разговаривать. Забирайте вашу рухлядь и очистите помещение!
Щ у п а к (не сдаваясь). Ваши пилюли…
П а р а л и з о в а н н ы й с т а р и ч о к (из коляски). Обыкновенный зубной порошок! (Кряхтя вылезает из коляски. Обращается к Гудбаеву.) А я для вас припас пилюльку покрепче! Но сначала я должен извиниться перед мадам Щупак за то, что вводил ее в заблуждение. Уважаемая мадам Щупак! Я очень признателен вам за ту энергию и настойчивость, с которой вы возили меня по многочисленным лестницам: к доктору Гусарову за деградатами — на пятый этаж, к профессору Чижикову за ионами верхних слоев атмосферы — на шестой этаж, к доктору Баснословскому за самыми мелкими пилюлями в Москве — на восьмой этаж и, наконец, к доктору Скоропостижному — на одиннадцатый! С удовольствием могу отметить, что все эти средства не принесли мне ни малейшего вреда. Правда, неоднократно возникала опасность введения в мякоть моей ноги нейтрализующего средства из молодых побегов сельдерея. Но эта угроза мало беспокоила меня, ибо я знал, что вследствие крайней худобы ноги мои лишены того, что доктор Гудбаев называет мякотью, и поэтому непригодны ни для каких уколов. Прогулки в вашей коляске были для меня тем более приятны, что в последнее время из-за преклонного возраста гулять пешком мне было несколько затруднительно. Должен сознаться, я пользовался этим удобством незаконно, но вы сами принудили меня к этому, дорогая мадам Щупак! Я вынужден был притвориться парализованным, ибо видел в этом единственную возможность закончить свою работу над изобретением. Ваше участие в моей судьбе было столь активным и всепоглощающим, что не оставляло мне ни минуты для работы! Согласитесь, что ваше сообщение о пожарном, купившем себе котиковое пальто…
Ш у п а к (в отчаяньи). Вы меня не поняли!
П а р а л и з о в а н н ы й с т а р и ч о к. …не могло помочь мне в математических вычислениях! Эта история окончательно убедила меня в необходимости выбора между вашим милым обществом и моим изобретением. Тогда-то мне и пришла в голову спасительная идея паралича. И хотя много времени уходило в разъездах по докторам, я все же имел возможность спокойно размышлять за голубыми занавесочками этой коляски. Теперь изобретение закончено. Правда, это совершенно не то, что вы предполагали, мадам Щупак, и о чем вы сообщали по секрету всем посещаемым нами врачам.
Г у д б а е в (старичку). Уважаемый профессор! Я обращаюсь к вам, как работник науки к работнику науки…
П а р а л и з о в а н н ы й с т а р и ч о к. Я не профессор, а вы не работник науки.
Г у д б а е в. Уважаемый товарищ изобретатель! Если бы вы читали что-нибудь о тысячелетнем опыте индейской медицины…
П а р а л и з о в а н н ы й с т а р и ч о к. Как раз сегодня кое-что об этом я и прочитал. А вы читали сегодняшние газеты?
Г у д б а е в (вынимает ручной саквояж). Нет…
П а р а л и з о в а н н ы й с т а р и ч о к. Напрасно. Так вот, слушайте. Наркомздрав вынес решение о медицинских лженауках. Признано, что все эти деградаты, ионы верхних слоев атмосферы, мелкие и мельчайшие пилюли и пилюльки и так называемая индейская медицина, — да, да, доктор Гудбаев, индейская, — ничего общего не имеют с настоящей наукой!

Гудбаев быстро и бесшумно складывает в саквояж череп, чалму и шприц, высыпает массу пилюль в корзинку для бумаг под столом.

Отныне, мадам Щупак, вам придется обращаться в поликлинику, к обыкновенным врачам. Они вам будут прописывать скромные горчичники, честную салицилку и — может быть, хоть это отчасти утешит вас — стрептоцид.
(Телефонный звонок. Гудбаев делает движение к телефону, но отступает. Старичок берет трубку.)
Квартира доктора Гудбаева. Да, да, этого самого индейского. Откуда? Ага! Дома, дома (протягивает трубку Гудбаеву).
Г у д б а е в (испуганно, не беря трубки). Откуда? Из редакции?
С т а р и ч о к. Нет, из уголовного розыска. По жалобе отца ребенка.
Г у д б а е в (беспомощно опускается в коляску.) Так… так-так-так-так.
С т а р и ч о к. Не любишь?!

З а н а в е с

Альманах ‘Год XXII’. Вып. 15 (1939 г.).

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека