Мое знакомство с Тургеневым, Савина Марья Гавриловна, Год: 1915

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Мое знакомство съ Тургеневымъ.

(Изъ воспоминаній М. Г. Савиной.)

Въ 1879 году, затрудняясь въ выбор пьесы для бенефиса и отыскивая что-нибудь ‘литературное’, я напала случайно на ‘Мсяцъ въ деревн’ Тургенева. Роль Врочки, хотя и не центральная, мн очень понравилась, но пьеса въ томъ вид, какъ она напечатана, показалась скучна и длинна, тмъ не мене я твердо ршила ее поставить. Необходимо было сдлать значительныя сокращенія, на что, конечно, потребовалось согласіе автора. Пославъ Ивану Сергевичу телеграмму въ Парижъ, я очень скоро получила отвтъ: ‘Согласенъ, но сожалю, такъ какъ пьеса писана не для сцены и недостойна вашего таланта’. О моемъ ‘талант’ Тургеневъ не имлъ никакого понятія, и это была банальная любезность. Пьесу сыграли съ огромнымъ успхомъ, автора вызывали безъ конца, о чемъ я на другой день ему телеграфировала. Онъ отвчалъ: ‘Успхъ приписываю вашему прекрасному таланту и скоро надюсь лично поблагодарить васъ’. Скоро онъ дйствительно пріхалъ въ Россію и былъ встрченъ восторженно. За нсколько дней до его прізда въ Петроградъ ко мн явился нкто Топоровъ (повренный по дламъ И. С.) и между разговоромъ спросилъ, намрена ли я похать къ Ивану Сергевичу. Мн почему-то не представлялось это возможнымъ, т.-е. я просто не думала объ этомъ. Такъ, какъ-нибудь въ театр (вдь полюбопытствуетъ же онъ посмотрть свое произведеніе), при случа… Но Топоровъ заявилъ, что это — желаніе Ивана Сергевича, и предложилъ назначить часъ на второй день прізда. По мр приближенія этого часа мною овладло такое волненіе, что я ршила не хать, и… бгомъ спустилась съ лстницы, крикнувъ кучеру: ‘въ Европейскую гостиницу!’ Какъ я тамъ поднималась, какъ мн указали номеръ — не помню. Помню только, въ коридор у самой двери я натолкнулась на Топорова и взглянула на него, какъ на ангела-хранителя. ‘Идите, идите!— сказалъ онъ.— Иванъ Сергевичъ ждетъ васъ съ нетерпніемъ’. Когда мы вошли, какой-то господинъ всталъ, прощаясь, а Иванъ Сергевичъ, протянувъ об руки, направился ко мн. Чмъ-то такимъ теплымъ, милымъ, роднымъ повяло отъ всей его богатырской фигуры. Это былъ такой симпатичный ‘ддушка’, что я сразу освоилась и, забывъ свой страхъ передъ ‘Тургеневымъ’, заговорила, какъ съ обыкновеннымъ смертнымъ. ‘Такъ вотъ вы какая молодая! Я представлялъ васъ себ совсмъ иною. Да вы и не похожи на актрису’.
Конечно, я пригласила его въ театръ посмотрть ‘Мсяцъ въ деревн’, назначенный въ этотъ день. Но тутъ вышло недоразумніе: онъ почему-то думалъ, что я играю Наталью Петровну, т.-е. первую роль, и совсмъ забылъ о Врочк. ‘Дйствительно, вы очень молоды для роли Натальи Петровны, но — Врочка! что же тамъ играть?’ повторялъ онъ, озадаченный. Я стала описывать ему, какъ великолпенъ Варламовъ въ роли Большинцова, и вообще говорить объ исполненіи пьесы на первомъ представленіи. Онъ понятія не имлъ о нашей трупп и зналъ только Абаринову (игравшую Наталью Петровну), потому что она когда-то брала уроки пнія у М-me Віардо. Просидла я четверть часа и ухала, какъ въ чаду. Спускаясь съ лстницы, я долго видла наклонившуюся надъ перилами сдую голову Ивана Сергевича, привтливый прощальный жестъ и слышала, какъ онъ сказалъ Топорову: ‘очень мила!’ Я стрлой спустилась внизъ, покраснвъ отъ восторга, но на послдней ступеньк остановилась какъ громомъ пораженная: я ничего не сказала ему о его сочиненіяхъ! Эта мысль совершенно отравила все впечатлніе моего визита, и я возвратилась домой чрезвычайно огорченная.
Но каково же было мое удивленіе, когда черезъ часъ ко мн явился Топоровъ разсказать о впечатлніи Ивана Сергевича: ‘Ему особенно понравилось, что вы не упомянули о его сочиненіяхъ. Это такъ банально и такъ ему надоло’. Я расхохоталась отъ души и описала ему свой испугъ по поводу этого. Долго потомъ мы вспоминали со смхомъ этотъ эпизодъ.
— Пригласили вы Ивана Сергевича смотрть его пьесу, а куда же вы его посадите? Билеты вс проданы, да и въ публик ему появиться невозможно. Это будетъ сплошная овація, и пьесы онъ не увидитъ.
Положеніе было крайне затруднительное, но вывелъ меня изъ него тотъ же добрый Топоровъ: ‘Директорская ложа!’ Лучше ничего нельзя было придумать, и я тотчасъ отправилась къ начальнику репертуарной части Л. просить его послать директорскую ложу автору. Л., строгій формалистъ, сталъ втупикъ отъ моего предложенія и сказалъ, что ‘безъ барона (баронъ Кистеръ, бывшій тогда директоромъ Императорскихъ театровъ) ршить этого нельзя’, обратиться же съ этой просьбой къ барону онъ не считалъ себя въ прав. ‘Напишите вы отъ себя, а я пошлю письмо съ курьеромъ’. Я, конечно, ни на минуту не задумалась. Л. тмъ не мене предусмотрительно мн посовтовалъ просить ‘мсто’ въ лож, а не всю ложу. Черезъ часъ курьеръ привезъ билетъ и письмо барона, въ которомъ онъ черезъ мое посредство предоставлялъ свою ложу въ распоряженіе ‘маститаго литератора’. Съ какимъ замираніемъ сердца я ожидала вечера и какъ играла, описать не умю. Это былъ одинъ изъ счастливйшихъ спектаклей въ моей жизни. Я священнодйствовала… Мн совершенно ясно представлялось, что Врочка и я — одно лицо. Что длалось въ публик — невообразимо! Иванъ Сергевичъ весь первый актъ прятался въ тни ложи, но во второмъ публика его увидла, и не усплъ занавсъ опуститься, какъ въ театр со всхъ сторонъ послышалось: ‘автора!’ Я бросилась въ комнату директорской ложи и, безцеремонно схвативъ за рукавъ Ивана Сергевича, потащила его на сцену ближайшимъ путемъ. Мн такъ хотлось показать его всмъ, а то сидвшіе съ правой стороны не могли его видть. Иванъ Сергевичъ очень ршительно заявилъ, что, выйдя на сцену, онъ признаетъ себя драматическимъ писателемъ, а это ему ‘и во сн не снилось’, и потому онъ будетъ кланяться изъ ложи, что сейчасъ и сдлалъ. Кланяться ему пришлось цлый вечеръ, такъ какъ публика неистовствовала. Посл третьяго дйствія (сцена Врочки съ Натальей Петровной) Иванъ Сергевичъ пришелъ къ мн въ уборную, взялъ за об руки, подвелъ къ газовому рожку, пристально, какъ будто въ первый разъ видя меня, сталъ разсматривать мое лицо и сказалъ: ‘Врочка… я даже не обращалъ на нее вниманія, когда писалъ… Все дло въ Наталь Петровн… Вы — живая Врочка… Какой у васъ большой талантъ!’ Я, чувствуя себя ‘Врочкой’, т.-е. семнадцатилтней двушкой, услыхавъ такія слова, ничего не могла придумать умне, какъ подскочить, обнять и крпко поцловать этого милаго, чуднаго автора. Тутъ стояла моя мать, вся въ слезахъ отъ волненья, а въ дверяхъ уборной толпа, жаждавшая видть Тургенева вблизи. Я повела его за кулисы знакомить съ исполнителями. Онъ всхъ любезно благодарилъ, а Варламова поцловалъ. Вс вышли на сцену, антрактъ затянулся, но публика не волновалась, зная, что автора чествуютъ за кулисами. Къ концу спектакля оваціи приняли бурный характеръ, и когда авторъ, уставъ раскланиваться, ухалъ изъ театра, исполнителей вызывали безъ конца.
На другой день Иванъ Сергевичъ былъ у меня съ визитомъ, онъ все всматривался въ меня съ любопытствомъ и сказалъ между прочимъ, что манерою игры я напоминаю ему французскую актрису Декле, умершую отъ чахотки 24-хъ лтъ. Для нея была написана ‘Фру-Фру’. Черезъ нсколько дней Иванъ Сергевичъ ухалъ въ Москву, а по возвращеніи долженъ былъ участвовать въ литературномъ вечер въ пользу литературнаго фонда. Я тоже приглашена была читать. Я не знала, что выбрать для чтенія, и чрезвычайно волновалась, такъ какъ участвовали все литераторы съ Тургеневымъ и Достоевскимъ во глав. Вывелъ меня изъ затрудненія тотъ же добрый Топоровъ, предложивъ прочесть сцену изъ ‘Провинціалки’. Я пришла въ восторгъ отъ этой счастливой мысли и отъ души поблагодарила его. Когда я объявила распорядителямъ Гаевскому, Вейнбергу и Гайдебурову мой выборъ, вс похвалили, и вдругъ кто-то изъ нихъ спросилъ: ‘Вы будете читать съ авторомъ?’ Въ самомъ дл, съ кмъ же я буду читать сцену въ два лица? Мысль объ автор не приходила мн въ голову и совершенно ошеломила меня. Мн показалось это страшной дерзостью, и почему-то я сразу убдилась, что Иванъ Сергевичъ не пожелаетъ. Распорядители взяли этотъ вопросъ на себя, и на афиш появилось: ‘Сцена изъ ‘Провинціалки’, сочиненіе И. С. Тургенева, прочтутъ М. Г. Савина и авторъ’. Появленіе Ивана Сергевича въ первомъ отдленіи было встрчено оваціей, и онъ долго не могъ начать читать. Читалъ онъ вообще плохо, а тутъ еще взволновался. Нашъ номеръ былъ во второмъ отдленіи. Поставили столъ съ двумя свчами, положили дв книги, придвинули два стула и… надо было выходить. Теперь, столько лтъ спустя, у меня сердце замираетъ при одномъ воспоминаніи, а что было тогда!.. Иванъ Сергевичъ взялъ меня за руку. П. И. Вейнбергъ скомандовалъ: ‘выходить!’, за кулисами зааплодировали, публика подхватила, и я, оглушенная, дрожащая, вышла на сцену. Долго раскланивался Иванъ Сергевичъ, наконецъ, все затихло, и мы начали: ‘На долго ли вы въ наши края, ваше сіятельство?’ (этой фразой начинается сцена). Не успла я договорить, какъ раздался взрывъ аплодисментовъ. Иванъ Сергевичъ улыбнулся, мы выждали, чтобы публика утихла, и онъ отвчалъ. Тишина была въ зал изумительная. Вс распорядители, т.-е. литераторы и даже Достоевскій, участвовавшій въ этомъ вечер, пошли слушать въ оркестръ. Я совершенно оправилась отъ волненья, постепенно вошла въ роль и, по мннію Достоевскаго, прочла хорошо. Онъ сказалъ мн: ‘у васъ каждое слово отточено, какъ слоновая кость, но вашего партнера наполовину не слышно: невнятно…’ Вызывали безъ конца, но я вышла только разъ и то по настоятельному требованію Ивана Сергевича. Его забросали лавровыми внками, а Достоевскому, читавшему великолпно (въ особенности ‘Пророка’ на bis), поднесли огромный букетъ изъ розъ.
Въ публик, благодаря этому букету, произошелъ переполохъ, нашлись люди, уврявшіе, что это сдлано ‘нарочно’, что это ‘безтактно по отношенію къ гостю — Тургеневу’ и т. д. Въ результат — усиленныя оваціи по адресу обоихъ литераторовъ.
Къ постановк ‘Мсяцъ въ деревн’ относится еще интересный эпизодъ. Иванъ Сергевичъ подарилъ супруг одного своего пріятеля право на авторскій гонораръ за свои драматическія произведенія. Пріятель, дорожа расположеніемъ Ивана Сергевича, не могъ отказаться, но и не хотлъ воспользоваться этими деньгами. Дтей у нихъ не было, и онъ ршилъ взять ребенка на воспитаніе. Нашли двочку и вырастили ее на деньги, получаемыя за драматическія произведенія Ивана Сергевича. ‘Мсяцъ въ деревн’ не сходилъ съ репертуара, и я каждый годъ, возвращаясь изъ отпуска, начинала сезонъ моею любимой ролью. По поводу этого названные родители шутя говорили: ‘Врочка’ помогаетъ Любочк, это было имя двочки, за которою упрочилось названіе ‘тургеневской Любы’. Теперь это уже взрослая двушка, она служитъ учительницей въ провинціи.

М. Г. Савина.

‘Женскій сборникъ в пользу ялтинского попечительства о прізжихъ больныхъ…’, М., 1915

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека