СОЧИНЕНІЯ В. П. БОТКИНА.
ТОМЪ III.
Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Паровая типографія Муллеръ и Богельманъ. Невскій 148.
1893.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/text_1838_mozart-oldorfo-1.jpg)
Моцартъ.
1.
Моцартъ.
1.
2.
2.
‘Парижъ, 3 іюля 1778 г.
Моцарт, Боткин Василий Петрович, Год: 1838
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Если вы пойдете по берегамъ быстрой и прекрасной рки Молдау, шумно протекающей подъ густыми лсами Богеміи, то скоро увидите себя въ долин, образуемой семью холмами, на которыхъ гордо покоится старый городъ Прага. Идучи изъ Бунцлау, вы видите ее подъ собою, перерзанную своею широкою ркою, надъ которою возвышается позолоченная солнцемъ огромная бронзовая статуя св. Непомуцена, мелькающая сквозь зелень цвтущихъ острововъ и загородныхъ садовъ. Іоаннъ Вельфлинъ, родившійся въ мстечк Непомук, былъ нкогда викаріемъ пражскаго архіепископа. Король Вепцеславъ хотлъ однажды принудить его открыть тайну исповди своего Архіепископа. Вельфлинъ отказалъ, и Вепцславъ веллъ ночью вытащить его на мостъ чрезъ Молдау и бросить въ рку. Св. Непомуценъ есть покровитель и герой благородной и славной Богеміи, и статуя его, поставленная на мосту, тщательно сберегается, и усердіе украшаетъ ее разноцвтными лентами.
Когда постите вы этотъ живописный городъ Прагу, посмотрите Градчинскій замокъ, его залу Властислава, залу Испанскую, когда побродите по Венцеславовой церкви, надните себ на голову шлемъ этого короли-солдата, исцляющій отъ мигрени, когда подивитесь на картины Луки Кранаха и Гольбейна, а въ галлереи Комчореда на статуи Каповы, когда въ дом Премонгре полюбуетесь чудесными портрегами Зизки и Рагосци, когда взоры ваши поблуждаютъ по долин Шарка и вдоль но Блой гор, откуда Фридерикъ, прозванный зимнимъ королемъ, завистливо посматривалъ на Прагу: когда вы насмотритесь на хорошенькихъ двушекъ Вышграда и Гетца, словомъ, на все,— ступайте тогда на Кольмарктъ (Kohlmarckt) въ гостинницу ‘Трехъ львовъ’, велите показать себ маленькую комнату покрытую изорванными обоями. Потомъ взойдите на горку Косицъ, въ одинъ уютный домикъ, нкогда принадлежавши Дюссеку, гд найдете вы другую комнату, такую же темную и запачканную, какъ и въ гостинниц ‘Трехъ львовъ’, поврьте мн, Прага не можетъ. показать вамъ ничего интересне этихъ двухъ гадкихъ комнатахъ, въ нихъ Моцартъ написалъ два акта своего ‘Донъ-Жуана’.
Императоръ Іосифъ самъ просилъ Моцарта сочинить музыку на. сюжетъ изъ ‘женитьбы Фигаро’ Бомарше, отъ которой тогда сходила съ ума вся Франція. ‘Nozze di Figaro’ были сочинены и представлены въ Вн въ тотъ годъ, когда играна была ‘Cosa rara’ Мартина Спаньюоло. ‘Cosa гага’ принята была съ ужаснымъ восторгомъ, а оперу Моцарта поправилась только одному Іосифу. Въ Праг, напротивъ, ‘Женитьба Фигаро’ произвела энтузіазмъ неслыханый. На театр увнчали портретъ Моцарта, его мелодіи раздавались по всмъ улицамъ,— и одинъ изъ членовъ самаго высшаго дворянства похалъ къ нему въ Вну, пригласить его отъ имени города Праги пріхать къ землякамъ своимъ сочинить оперу. Моцартъ хоть и родился въ Зальцбурге, въ Баваріи, по былъ Богемецъ, потому что все семейство его было изъ Праги, и потому, какъ добрый Богемецъ, онъ всегда говаривалъ, что только въ Богеміи умютъ понимать его музыку.
Парижъ тоже слылъ музыкальнымъ городомъ, но Моцарта тамъ могли понимать всего мене. ‘Le Nozze di Figaro’, переведенные на французскій языкъ, были даны въ Париж въ 1793 году, правда — во время, не очень благопріятное для музыки. Опера не понравилась, музыку нашли слишкомъ сильною, слишкомъ сложною, слишкомъ длинною для комической оперы и слишкомъ живою и легкою для большой и важной оперы. Вдь только счастливому Ппччини удалось ‘плнить слухъ дикихъ парижанъ’ {Стихъ Пушкина изъ превосходной пьесы его ‘Моцартъ и Сальери’.}.
Но Моцартъ очень мало заботился о парижскомъ вкус, гд, говорилъ онъ съ своимъ открытымъ простосердечіемъ, ‘нтъ ни ушей для слуха, ни души для пониманія’, имъ отправился въ свою милую, прекрасную Прагу и слъ за работу. Пріятель его, аббатъ да Понте, составившій поэму ‘женитьба Фигаро’, вздумалъ сочинить оперу изъ испанской повсти Тирсо де Молипо ‘Il combinato di Piedra’ (каменный гость), и здсь этотъ длателъ сонетовъ, аббатъ да Понте, показалъ себя истиннымъ поэтомъ и особенно поэтомъ драматиче скимъ. Извстно, съ какой быстротою сочинилъ Моцартъ своего ‘Донъ Жуана’. Исторія увертюры ‘Донъ Жуана’, такъ часто разсказываемая, впрочемъ очень достоврпа. Опера была уже разучена, завтра назначено было представленіе, а увертюра еще не была написана. Моцартъ сидлъ съ своими друзьями, спокойно разговаривая, и казалось, совсмъ забылъ объ увертюр, когда пришли къ нему за пей. Времени терять было нельзя. Моцартъ ушелъ въ ближнюю комнату и принялся писать, попросилъ жену свою сдлать ему пуншу и ссть съ нимъ. Была полночь, когда онъ началъ. Тутъ, внимая грустной Анн, донъ-Жуапу, Эльвир, писалъ онъ, покуда отяжелвшая голова его не упала на бумагу. Дивная увертюра ‘Донъ-Жуана’ была окончена, занимавшаяся заря золотила вершину пражскаго собора, котораго длинныя кружевныя галлереи тянулись передъ маленькой комнаткой Моцарта. Было четыре часа утра. Опера Моцарта должна была идти въ семь часовъ вечера, переписчики едва могли къ этому времени кончитъ свою работу, партіи голосовъ не успли высохнуть, когда ихъ роздали въ оркестръ, и Моцартъ самъ пришелъ дирижировать увертюру, которой еще не успли разучить. Напряженное вниманіе, съ какимъ музыканты должны были играть эту увертюру въ первый разъ, сдлало чудеса, и Моцартъ никогда не могъ говорить безъ растроганности о могущественномъ, необыкновенномъ эффект, какой увертюра его произвела въ этотъ разъ на пражскую публику. Съ этого времени почти вс композиторы поставили себ въ обязанность сочинять свои увертюры только передъ самымъ представленіемъ, но Моцарты рдки, или, лучше сказать, единственны, а плохихъ, блдныхъ увертюръ расплодилось у насъ довольно.
Я думаю, что надобно внимательно изучить цлую жизнь Моцарта, чтобы имть врную идею объ огромности его таланта и величіи характера. Вдова его, вышедшая замужъ за датскаго статскаго совтника, выдала, назадъ тому нсколько лтъ, весьма любопытную книгу, которой нельзя читать безъ грустной думы о судьб этого бднаго великаго человка. Книга эта содержитъ въ себ всю переписку Моцарта съ семействомъ своимъ, во время частыхъ путешествій во Францію, Италію и въ разныя части Германіи, которую онъ прохалъ всю еще прежде, дитятею, съ отцемъ своимъ, показываемый везд за чудо, и за скудную плату играя на фортепьянахъ у знатныхъ вельможъ, потомъ молодымъ человкомъ, уже юношею съ глубокими думами, тщетно стучась ко всмъ дверямъ и понапрасну отыскивая покровителя, у котораго достало бы великодушія дать работы этому генію. Моцартъ съ грустію видлъ, что за недостаткомъ хлба, онъ долженъ будетъ измнить своему призванію, измнить слав, уже блеснувшей ему первыми лучами. Письма эти удивительны по простот и по твердости, какую показываетъ Моцартъ во всхъ неудачахъ и затруднительныхъ положеніяхъ своихъ. Моцартъ — ребенокъ, все улыбается ему, все удается. Отецъ водитъ его по внскимъ гостинымъ — добрый отецъ, честный музыкантъ, но человкъ жадный и ограниченный. Моцартъ не чувствуетъ всей низости своего положенія. Въ разукрашенномъ плать вводятъ его въ гостиную императрицы. Императоръ Францъ беретъ его къ себ на колна, принцы и принцессы удивляются ему: Оступится ли дитя на скользкомъ паркет, молодая двушка тотчасъ встаетъ и добродушно поднимаетъ его.— ‘Какія вы хорошенькія, говоритъ ей маленькій Вольфгангъ,— я женюсь на васъ’. Бдной,— прекрасной двушк не назначена была такая мирная участь! Это женщина, которую дитя съ такимъ простодушіемъ выбрало себ, была Маріяжнтуанета, будущая королева Франціи, въ тотъ самый день погибавшая на эшафот, когда Моцартъ, простой бдный музыкантъ, былъ всенародно увнчанъ и привтствованъ радостными криками внскихъ жителей.
Унизительное, трудное положеніе всего семейства Моцарта ясно видно изъ писемъ отца. ‘Сегодня’, пишетъ онъ къ жен своей,— ‘были мы у французскаго посланника, а завтра пойдемъ къ графу Гарраху. Съ шести до десяти часовъ, приглашены мы за шесть дукатовъ въ одно большое общество. Насъ приглашаютъ за четыре, пять, шесть, даже за восемь дней впередъ. А хочешь ли узнать какъ одтъ Вольфгангъ? На немъ самое тонкое синее сукно, шелковый камзолъ такого же цвта, и все обшито широкими двойными галунами. У сестры его платье изъ блой шитой тафты’. Съ любовію повиновался Вольфгангъ отцу своему, никогда не оставлялъ фортепьянъ безъ его приказанія, такъ много трудится онъ, такъ мало спитъ, что отъ изнеможенія опасно занемогаетъ, и едва усплъ выздоровть, какъ отецъ отправляется въ дорогу съ обоими чудесными дтьми своими, детъ въ Парижъ, въ Лондонъ, въ Голландію, везд наживая себ деньги посредствомъ этихъ бдныхъ твореній. Можно видть изъ переписки Гримма, какія трудности и тяжелые фарсы заставляли длать дтей этихъ: ‘Сюда пріхалъ теперь одинъ капельмейстеръ, Моцартъ, съ двумя премилыми дтьми. Одиннадцатилтняя дочь превосходно играетъ на фортепьянахъ, съ удивительною врностію выполняетъ она. пьесы самыя большія и трудныя. У ней есть братъ, которому въ феврал минетъ только семь лтъ, — это что-то чудное и сверхестественное, чему нельзя поврить, пока самъ не посмотришь и не послушаешь. У самаго искуснаго, опытнаго капельмейстера не можетъ быть такого глубокаго знанія гармоніи и модуляціи, такъ знаетъ онъ клависинъ, что если накроютъ его салфеткою, онъ продолжаетъ и подъ салфеткой играть съ одинакою быстротою и врностію’.
И маленькаго Моцарта ходили слушать также, какъ ходятъ по ярмаркамъ смотрть, какъ въ комедіи длинный верзила пляшетъ между двадцатью яйцами и не разобьетъ ни одного. Посл, во второе путешествіе, когда Моцартъ уже не длалъ предъ публикою прежнихъ штукъ и трудностей, никто и вниманія не обратилъ на человка, у котораго уже бродили въ голов ‘Женитьба Фигаро’ и ‘Донъ-Жуанъ’.
Въ это путешествіе письма отца моцартова тоже очень любопытны. Ребенокъ все еще приноситъ ему большой доходъ. Онъ пишетъ изъ Парижа къ одной дам въ Зальцбургъ: ‘Здсь не въ обыча, какъ въ Германіи цловать рука принцамъ, и говорить съ ними, когда проходить они къ обдн по версальскимъ комнатамъ или галлереямъ, не позволяется также кланяться кому-нибудь изъ королевской фамиліи и становиться передъ нимъ на колна, но надобно стоять прямо, не двигаясь. Вы теперь поймете, какое дйствіе произвело на французовъ, зараженныхъ своими обычаями то, что принцессы подошли въ галлере къ моимъ дтямъ, позволили имъ поцловать руки и сами разцаловали ихъ лобъ. Но всего больше удивило господь французовъ, когда въ большомъ концерт, въ день новаго года, насъ не только пустили до самой королевской залы, но Вольфгангъ даже удостоился чести быть во все время возл королевы, говорить съ ней, цловать ей руки и при ней сть разныя лакомства, который она давала ему со стола. Королева говорить по-нмецки также хорошо, какъ и мы, король не знаетъ ни слова, и она переводила ему все, что говорилъ нашъ бравый Вольфгангъ, я тоже былъ подл нея, а съ другой стороны короля, позади дофина и принцессы Аделаиды, стояла моя жена и дочь’. Въ другомъ письм пишетъ онъ: ‘Право, мн некогда даже писать вамъ за хлопотами. Мы заняты теперь на десять дней и приглашены еще впередъ, и до ныншняго дня я заработалъ ужь 75 луидоровъ’. Въ другомъ письм онъ. говорить: ‘Вчера дти славно поработали: я получилъ 112 луидоровъ, одинакожь 50 и 60 тоже деньги’.
Въ Лондон жизнь Моцарта нисколько не измнилась. Каждый день натягивалъ онъ свой синій камзолъ, цлыя ночи проигрывалъ на фортепьянахъ при двор и у знатныхъ вельможъ, и отецъ, вмсто луидоровъ, клалъ въ карманъ гинеи. Король англійскій былъ также очень благосклоненъ къ семейству Моцарта. Посмотримъ еще объ этомъ переписку: ‘Вчера вечеромъ въ 9 часовъ, мы играли въ присутствіи ихъ величествъ. Подарили только 24 гинеи, которыя получили мы въ королевской передней, но зато благосклонность высшихъ лицъ была истинно безпримрна. Спустя нсколько дней прогуливались мы въ Сент-Джемскомъ парк. Король съ королевою прохали въ карет,— и насъ тотчасъ узнали, поклонились намъ, — хотя мы были совсмъ въ другихъ платьяхъ, а-король даже спустилъ стекло и сдлалъ дружескій знакъ нашему мейстеру Вольфгангу’. Со всмъ тмъ, старикъ Моцартъ не забываетъ благодарить и небо за вс почести и гинеи, ниспосланныя ему. ‘Велите’, прибавляетъ онъ,— ‘отслужить три обдни въ церкви Лоретской Богородицы, еще три въ церкви Скорбящей Мадонны, дв Св. Франциску, да дв въ нашемъ приход Св. Іоанну Непомуцену’. Письма стараго музыканта оканчиваются всегда подобными приказаніями, и черезъ море въ Голландію онъ ршился перехать не иначе, какъ написавши прежде въ Зальцбургъ, чтобы попросили помощи у Мадонны и Непомуцена, покровителя Богеміи.
Старикъ былъ скупъ и жаденъ къ деньгамъ, со всмъ тмъ нельзя безъ участія смотрть на этого отца семейства, предпринимавшаго такія долгія музыкальныя путешествія съ женою и двоими дтьми, и который, надясь на Божію помощь, съ такою увренностью представлялся предъ королями Европы. И такъ-то жилъ молодой Моцартъ. Жадность и корыстолюбіе отца его не имли на него никакого вліянія. Слдуя за нимъ, увидимъ, что дарованіе его осталось чисто и благородно, — и разъ вышедши изъ отеческихъ пеленокъ, юный орелъ поднялся къ небу и уже не спускался внизъ.
И вотъ Моцартъ въ Италіи! Сонеты сыпятся ему на голову. Въ Милан Корилла воспваетъ талантъ синьора Амедео Моцарта. А этотъ синьоръ Амедео никто другой, какъ нашъ маленькій Вольфгангъ. Въ Рим папа жалуетъ его кавалеромъ золотыхъ шпоръ, eques aureaiae militiae. Въ Неапол возбуждаетъ онъ энтузіазмъ, играя къ Conserratorio alia pieta, и такъ велико удивленіе его благочестивыхъ слушателей, что они, видя чудесную бглость его пальцевъ, подозрваютъ его въ волшебств, и онъ долженъ снять свое кольцо для доказательства, что это не талисманъ, котораго тайная сила про изводитъ такія чудеса. Наконецъ, сочиняетъ онъ свою первую оперу ‘Mitridate’, ее играютъ въ Милан. Моцарту было тогда пятнадцать лтъ, и когда пальцы его уставали отъ писанья нотъ, онъ отдыхалъ, скача и прыгая по комнат. Опера имла большой успхъ и была представлена при крикахъ Evviva il maestrino! Правда, что отецъ принялъ вс свои обыкновенныя предосторожности для успха оперы, прибгнувъ къ помощи неба и Мадонны. За нсколько дней до представленія писалъ онъ къ жен и дочери, который оставались въ Зальцбург. ‘Въ день св. Стефана, часа два спустя посл Ave Maria, вы можете воображать maestro Amedec въ оркестр за фортепьянами, а меня въ лож простымъ зрителемъ. Въ это время помолитесь объ успх, и въ продолженіе оперы прочтите раза два Ave и Pater Noster’.
Въ этомъ очерк дтства Моцарта, слегка мною набросанномъ не видите-ли вы какого-то свта, который вводить васъ нкоторымъ образомъ въ глубины его генія? Дитя начинаетъ первыя игры свои въ самомъ живописномъ город этой Богеміи, которой исторія такъ походить на волшебную сказку, едва первое сознаніе открыло ему глаза, какъ онъ видитъ около себя вс чудеса: папы, императоры, короли, королевы, смотрятъ на него съ удивленіемъ, онъ переходить отъ одного трона къ другому, отъ Вны до Лондона, отъ Рима до Берлина. Какіе свтлые, золотые сны должны были лелять дтство этого ребенка, — каково-то будетъ пробужденіе. Да, въ это время сколько хотите называйте себя Моцартомъ, создавайте великія творенія, пусть удивляются вамъ при дворахъ, даютъ наживать деньги, чмъ пользовался отецъ великаго человка, а все не уйдете отъ унизительной жизни артиста. Артистъ не нашелъ уже въ другой разъ герцогини, которая бы добродушно подняла его, когда. его робкая, дрожащая нога поскользнулась въ присутствіи принцевъ. Да и самая эта благосклонность, какую оказывали ему, покупалась долгими ожиданіями, тяжелыми часами, потерянными въ переднихъ между лакеями. Потомъ, когда двери гостиныхъ наконецъ отворились ему, за какую цну доставалось ему вниманіе его великолпныхъ слушателей? Слдуя надутому уложенію церемоніала, къ нему не иначе относились, какъ въ третьемъ лиц {Съ людьми низкаго званія говорятъ въ Германіи въ третьемъ лиц, напримръ: кто ты? Wei seyder?}. Бдный музыкантъ, живописецъ, человкъ, у котораго нтъ ничего, кром его генія, былъ слишкомъ малою, ничтожною вещію, и не стоилъ, чтобъ прямо относились къ нему. Въ Англіи, если вы спросите, что это за люди, вамъ просто отвчаютъ: No body — никто. Германія, какъ видите, обращалась съ ними лучше, она признавала ихъ существованіе, по только въ качеств тней, какихъ-то отвлеченностей, она имъ же говорила объ нихъ самихъ, какъ о существахъ умершихъ, или отсутствующихъ, и Моцартъ часто имлъ удовольствіе слышать отъ императора Іосифа: онъ написалъ прекрасную оперу, великое твореніе, мы даримъ ему пятьдесятъ дукатовъ’. Видите, что награжденіе вполн соотвтствовало почестямъ,— почести достоинству.
Прежде, когда Моцартъ былъ ребенкомъ, съ нимъ охотно забывали вс требованія этикета, за то онъ долженъ былъ считать себя вполн вознагражденнымъ за труды сири. Принцесса Амалія, сестра прусскаго короля добрая, прекрасная принцесса, въ Ахен осыпала это ласками. ‘Но что-же въ томъ’, пишетъ старый отецъ, человкъ разсудительный, внимательно взвшивавшій цнность всхъ. вещей,— ‘что-жь въ томъ! У меня нтъ денгъ, и еслибъ вс ласки, которыя оказала она моему Вольфгангу, были луидоры, тогда-бы другое дло. Хорошо-бы, прибавляетъ добрякъ со вздохомъ, если-бы содержатели гостинницъ и почтальоны довольствовались вмсто денегъ поцлуями, тогда-бы все шло хорошо, въ послднихъ у насъ недостатка нтъ’. Посл, когда уже поцлуи прекратились, Моцартъ получалъ отъ покровителей своихъ жалованье нсколько основательнйшее. Зальцбургскій архіепископъ явилъ ему даже неслыханную благосклонность. ‘Идоленео’, ‘Титово милосердіе’, ‘Похищеніе изъ сераля’, три оперы, бывшія первыми лучами славы его, доставили ему почесть быть принятымъ за столъ служителей этого вельможи, который милостиво далъ ему должность своего камердинера.
Тяжела была въ это время жизнь Моцарта. Имя его уже наполнило всю Европу, повсюду всеобщій голосъ призналъ огромность таланта его. Десять лтъ жизни были наполнены славными трудами, композиторъ заставилъ забыть о маленькомъ фортопьянист. Моцартъ пріхалъ въ Вну уже великимъ человкомъ, знаменитымъ композиторомъ и нсколько разъ увнчаннымъ. Его пригласилъ сюда, покровитель его, архіепископъ зальцбургскій. Этотъ вельможа, большой любитель и знатокъ искусствъ, потому что владлъ хорошею картинною галлереею и имлъ свой оркестръ, ршился наконецъ принять славнаго мастера подъ свое особенное покровительство и обращаться съ нимъ со всевозможнымъ отличіемъ Моцартъ жилъ въ его дворц. Вотъ отрывокъ изъ письма, которое по прізд писалъ Моцартъ отцу своему: ‘У меня хорошенькая комната въ дом его святйшества. Утромъ, въ половин двнадцатаго садятся обдать, къ несчастно для меня, немного рано. За столомъ обдаютъ два камердинера, контролеръ, управитель, два повара и моя жалкая персона. Впродолженіи стола они длаютъ самыя грубыя шутки, со мною шутятъ мало, потому что я ни слова не говорю съ ними. А если уже необходимо надо говорить, всегда говорю очень серьезно, и тотчасъ ухожу посл обда’. Много горечи и огорченія показываетъ Моцартъ въ этомъ письм, онъ непремнно хочетъ дойти до императора, поправить свою жалкую судьбу. Но Моцартъ былъ неправъ, онъ напрасно жаловался, право, съ нимъ обращались, какъ съ великимъ человкомъ: въ то время, какъ въ Вн давали ему обдать въ кухн, въ Париж посылали Руссо сть въ людскую.
Я еще не говорилъ о второмъ путешествіи Моцарта въ Парижъ, гд лишился онъ своей матери. Бдность, угрожавшая имъ, принудила скудное семейство къ этой жестокой разлук. Подагра удержала въ Баваріи старика Моцарта, но кром этого онъ занималъ должность органиста у архіепископа въ Зальцбург, и не могъ оставить ее. Старою своею опытностью освщалъ онъ вс шаги своихъ дорогихъ путешественниковъ и напутствовалъ ихъ наставленіями. Въ Инширук надобно было остановиться въ гостинниц Креста, потому что содержатель ея любить артистовъ, а обдъ стоить только тридцать крейцеровъ, да и церковь близко — можно чаще молиться о благополучномъ путешествіи. Въ Аугсбург рекомендуешь онъ гостинницу ‘Трехъ царей’, гд обдаютъ городской органистъ и журналистъ, который можетъ написать что нибудь хорошенькое въ газет. Онъ говорить Вельфгаигу, гд долженъ онъ носить свой крестъ папскаго ордена и гд лучше спрятать его въ карман. Напоминаетъ ему, что мдные зальцбургскіе бауцены, въ Мюнхен не ходятъ, наконецъ онъ не забылъ ничего, все предусмотрлъ, такъ что Моцартъ могъ-бы хать изъ Зальцбурга въ Парижъ, зажмурясь, съ отцовскимъ письмомъ въ рук. И старикъ ужь заране радуется успхамъ своего сына, которые съ такимъ благоразуміемъ приготовилъ для него, какъ вдругъ отчаяніе овладваетъ имъ. Осмотрвши свою комнату, старый Моцартъ увидлъ, что сыну недостаетъ самой необходимой вещи: Вольфгангъ забылъ свое атласное исподнее платье сраго цвта. Отличнйшее платье, нарочно сшитое для параднаго костюма! Вы не можете вообразить тоски этого добраго отца. Еслибъ не подагра, онъ самъ повезъ-бы къ сыну въ Парижъ эту необходимую одежду.
Между тмъ Моцаотъ тихо и спокойно халъ во Францію, правда, что и претензіи его были не велики. Нсколько разъ въ дорог останавливался онъ, предлагая услуги свои нмецкимъ князьямъ, но ему везд отказывали, и часто даже съ грубостію. Но больше всхъ оказалъ ему пренебреженіе баварскій курфирстъ. Моцартъ предлагалъ ему сочинять для всякихъ пвцовъ, какихъ угодно будетъ ему выписать изъ Франціи, Германіи и Италіи. Кром того, онъ обязывался всякій день играть въ придворныхъ концертахъ и сочинять въ годъ по четыре оперы, дв serie и дв buffe. За все это просилъ онъ жалованья триста флориновъ (около тысячи рублей) и не требовалъ даже стола вмст съ служителями. ‘Куда! у него еще не было столько честолюбія! ‘Впрочемъ кушанье мн обходится не дорого, писалъ онъ къ графу Со, маршалу двора.— ‘Апетитъ мой не великъ, я пью воду и одну маленькую рюмку вина съ какимъ-нибудь плодомъ’. Курфирстъ и маршалъ нашли, что Моцартъ весьма безразсуденъ, и что проситъ тысячу рублей за четыре оперы, каковы, напримръ: ‘Титово милосердіе’, ‘Волшебная флейта’, женитьба Фигаро’ и ‘Донъ-Жуанъ’, — необыкновенно и ужасно дорого. Вмсто всякаго отвта графъ Со совтовалъ Моцарту сдлать путешествіе по Италіи. ‘Я сомнваюсь замтить вашему превосходительству и, отвчалъ Моцартъ — ‘что я полтора года провелъ въ Италіи, сочинилъ три оперы, и довольно тамъ извстенъ’. Тогда онъ спросилъ меня’, говоритъ Моцартъ въ одномъ изъ своихъ писемъ,— ‘скоро-ли я поду во Францію. Я отвчалъ ему, что хотлъ бы остаться въ Германіи, а онъ понялъ, что я напоминаю на Мюнхенъ, и сказалъ мн улыбаясь съ самодовольствіемъ: хорошо, оставайтесь съ нами. Я отвчалъ: ‘я остался бы съ охотою, еслибъ вашему превосходительству и его свтлости угодно было назначить мн что-нибудь за мои сочиненія. При этихъ словахъ онъ повернулъ на голов свой колпакъ и ничего не отвчалъ мн’.
Теперь хотите ли знать, что такое отецъ, любящій сына? Вы читали письма стараго Леопольда Моцарта, который возя везд сына думалъ только, какъ бы нажить нсколько талеровъ, и находить поцлуи принцессъ очень безплодными, вы видли его преклоняющагося передъ знатными, плачущаго отъ радости, когда они удостаивали его разговоромъ, дрожащаго отъ ихъ молчанія.— Услыша о такомъ пренебреженіи къ таланту сына, старикъ выпрямляется, гордо встаетъ и пишетъ къ сыну: ‘Ты везд можешь жить, только не въ Мюнхен. Не должно казаться такимъ жалкимъ и кланяться такъ, нтъ, никогда, никогда не должно!’ Съ этого времени старикъ, котораго отеческая гордость оскорблена пренебреженіемъ, оказаннымъ сыну въ Мюнхен, представляется какъ бы другимъ человкомъ. Теперь понятно, что не одному своему генію долженъ былъ Моцартъ возвышенностью мыслей, недавшихъ ему пасть подъ унизительными милостями, какія расточали ему въ его дтств. Онъ часто находилъ добрый совтъ у этого старика, которому чрезмрная набожность, скупость и мелочной умъ оставили еще довольно душевной теплоты и не помшали написать письма, мною приведеннаго. Вотъ его другое подобное же письмо къ сыну въ Парижъ: ‘Если ты когда нибудь основательно подумаешь о томъ, что я длалъ для васъ, когда вы съ сестрой были еще дтьми, ты мн отдашь справедливость, и согласишься, что я всегда былъ мужчиной, и никогда не терялъ бодрости. До сего дня мы были ни счастливы, ни несчастливы, слава Богу, положеніе наше всегда было посредственное. Намъ хотлось сдлать тебя счастливымъ, но судьба ршила не такъ. А меня до глубины сердца огорчилъ дурной конецъ твоихъ предложеній въ Мюнхен. Теперь, какъ день ясно, что въ твоихъ рукахъ заключается будущая судьба твоихъ старыхъ и, право, добрыхъ родителей и сестры, горячо тебя любящей. Отъ самаго твоего рожденія, да и прежде, могу сказать, что съ самой женитьбы, нужда сдлала мн жизнь очень горькою. Я долженъ былъ содержать два семейства, семейство матери и жены, да у меня отъ двухъ браковъ было семеро дтей. Сочти, сколько тратилось на родины, болзни, похороны, сколько мн было разныхъ другихъ расходовъ, и ты повришь, что я ни разу не истратилъ крейцера на свои прихоти, и только по особенной милости Божіей кой какъ перебивался безъ долговъ, а теперь я вошелъ въ долги. Все мое время посвящалъ я вамъ двоимъ, въ надежд, что вы когда нибудь станете сами добывать хлбъ и доставите мн спокойную старость, когда отдавши Богу отчетъ въ дарованныхъ мн дтяхъ, я логу заняться спасеніемъ души своей и тихо ждать смерти. Но воля Божія ршила иначе. На старости лтъ надо мн приниматься за трудную работу и давать уроки, за которые дурно платятъ. Другъ мой Вольфгангъ, о теб я не безпокоюсь и вполн надюсь на твою сыновнюю любовь. Богъ далъ теб здравый разсудокъ,— и онъ поведетъ тебя къ добру, если захочешь слушать его. Ты вступаешь теперь въ новый свтъ, и обстоятельства твои въ Париж совершенно различны отъ прежнихъ. Тогда жили мы въ дом посланника, я былъ здоровый, крдкій человкъ, а вы дти. Около себя видлъ я только людей знатныхъ, и избгалъ всякой короткости съ людьми моего ремесла. Теб, молодому человку 22-хъ лтъ, нельзя избжать связей съ молодыми людьми, а изъ нихъ много пуетыхъ и обманщиковъ. Я не говорю о женщинахъ. Тутъ то особенно нуженъ умъ и умренность, потому что въ этомъ случа сама природа врагъ намъ’ и проч.
Итакъ, Моцартъ въ Париж живетъ съ матерью въ четвертомъ этаж гостиницы Aymon въ улиц Gros-Chenet, очень доволенъ, что иногда обдаетъ у танцовщика Новерра, чрезъ покровительство Гримма принятъ къ г-ж я Эпипе, и особенно счастливъ тмъ, что нашелъ одну ученицу, которая платитъ ему по три луидора за двнадцать уроковъ. Тутъ было ужъ ни до королей, ни до принцевъ. Это не прежній Моцартъ, онъ выросъ, сталъ человкомъ, и человкомъ геніальнымъ, за то съ нимъ такъ и обращались: имъ пренебрегали. Надобно сказать однакожь, что ему отворились двери нкоторыхъ знатныхъ гостиныхъ. Между прочими Моцартъ былъ принять у герцогини Шабо. Хотите ли знать какъ? Моцартъ пошелъ къ ней съ рекомендательнымъ письмомъ отъ Гримма. Его заставили нсколько часовъ дожидаться въ передней, и наконецъ слуга вышелъ сказать ему, чтобы онъ пришелъ черезъ недлю. Въ седьмой день Моцартъ стоялъ у воротъ Hotel de Rohan. Это было осенью. Его опять заставили дожидаться сначала въ холодной не редней, потомъ въ большой зал безъ камина. Наконецъ, вошла герцогиня, приняла его чрезвычайно вжливо и попросила ссть за фортепіано, прося его не обращать вниманія на инструментъ, который немного испорчепъ. Моцартъ отвчалъ, что сталъ бы играть съ большимъ удовольствіемъ, по что пальцы его окостенли отъ стужи, и попросилъ герцогиню приказать провести его въ комнату, гд бы онъ могъ отогрться.— ‘Ахъ, въ самомъ дл, здсь холодно’, замтила герцогиня, и не обращая на него боле вниманія, сла въ кресло и стала разговаривать со многими господами, около нея собравшимися. ‘Я имлъ честь дожидаться еще цлый часъ’, писалъ Моцартъ отцу своему. ‘Окна и двери были отворены, одтъ я былъ очень легко, не только ноги и руки озябли у меня, я продрогъ весь, и голова начинала у меня болть. Мн не стало мочи отъ боли и тоски. Наконецъ, посадили меня за фортепіано,— за скверное, разстроенное фортепіано. Но меня всего больше взбсило то, что герцогиня не оставляла рисунка, которымъ занималась, что разговоръ ихъ шелъ попрежнему, и слдственно я игралъ для стола, стнъ и креселъ. Наконецъ терпніе мое лопнуло. Я началъ было варіаціи Фишера, сыгралъ половину и всталъ. Тутъ посыпались мн похвалы. Я отвчалъ, что только могъ, говорилъ, что нельзя хорошо играть на этомъ фортепіано, что мн было бы очень пріятно когда нибудь сыграть имъ на хорошемъ инструмент, но меня не слушали. Еще съ полчаса надобно было мн дожидаться, покуда пришелъ герцогъ. Онъ слъ возл меня и началъ слушать очень внимательно.— И я, я забыль тутъ о стуж, о головной боли,— я игралъ на этомъ скверномъ фортепіано такъ, какъ играю только,— когда я въ дух. Дайте мн лучшее фортепіано въ Европ и слушателей, которые ничего не понимаютъ, или не хотятъ понимать, которые не чувствуютъ со мною того, что играю, у меня про-# падетъ весь духъ. Однакожъ мн стали не вмочь вс эти визиты. Пшкомъ ходить далеко, грязь ужасная, здить въ карет стоитъ три, четыре ливра въ день,— и изъ чего? Этотъ народъ наговорить вамъ кучу комплиментовъ и все тутъ. Въ иной день пригласятъ меня,— играю, закричатъ: удивительно! неподражаемо! чудесно!— да и прощай’. Грустно и тяжело было бдному Моцарту. Для духовнаго концерта страстной пятницы сочинилъ онъ симфонію и много другихъ номеровъ. Если и теперь еще въ публичныхъ концертахъ парижскихъ (исключая одной консерваторіи) играются французскія кадрили, каковъ же былъ музыкальный вкусъ французовъ въ ту пору? Теперь въ Париж не хвалить Моцарта и Бетховена значить отстать отъ вка, у ныншнихъ французовъ есть по крайней мр претензія на эстетическое чувство,— а тогда и претензіи даже не было. Глубоко презирая французскія уши, Моцарть между прочимъ пишетъ о своей симфоніи: ‘Я надюсь, авось этимъ осламъ что нибудь понравится въ ней, я нарочно сдлалъ шумное начало, а это только имъ и надобно. Что за жалкій народъ!’
Находясь въ Зальцбург, отецъ не переставалъ однакожь ободрять его, поддерживать и коими совтами. Онъ просилъ его не пугаться недоброжелательства Киччини и Гретри, вспоминалъ ему о томъ, какихъ трудовъ стоило ему въ Италіи отдать на театръ свои три оперы и поставить ихъ, совтовалъ ему сочинять не спша, внимательно прочитывать съ Гриммомъ и Понерромъ поэмы, какія станутъ предлагать ему, пуще всего просилъ его давать прослушивать сочиненія свои знатокамъ и совтоваться съ ними. ‘Самъ Кольеръ длаетъ такъ, говорилъ добрякъ,— онъ прочитываетъ свои сочиненія друзьямъ и поправляетъ ихъ, если имъ не нравятся. Главное дло въ томъ, чтобы быть въ чести, да нажить деньги, будутъ деньги, подемъ опять въ Италію.— Смле!’
Но одно печальное событіе лишило Моцарта всей бодрости. У него умерла мать, и горесть отъ этой потери еще боле усилила отвращеніе его къ Парижу. Наконецъ онъ оставилъ Парижъ, съ твердымъ намреніемъ никогда не возвращаться, и отправился въ Мюнхенъ. Въ этотъ разъ принятъ онъ былъ лучше, и сочинилъ здсь Idomeneo. Опера имла огромный успхъ. Отсюда Моцартъ похалъ въ Вну, гд мы уже видли его за столомъ вмст съ слугами и поварами архіепископа. Вотъ, куда привела его слава!
Мать Моцарта умерла въ глазахъ его, когда писалъ онъ въ Зальцбургъ къ отцу слдующее письмо:
‘Печальную и непріятную новость скажу я вамъ. Это самое и помшало мн скоро отвчать на наше послднее письмо,— матушка очень больна. Она пустила было себ, по обыковенію, кровь, сначала это облегчило ее, но черезъ нсколько дней опять почувствовала жаръ и ознобъ и сильную головную боль. Болзнь ея все усиливалась, она съ трудомъ могла говорить, совсмъ почти потеряла слухъ, и баронъ Гриммъ прислалъ къ намъ своего доктора. Она очень слаба, горячка еще продолжается, теперь лежитъ она въ безпамятств. Меня обнадеживаютъ, но я мало врю. Много дней я ночей провелъ я между страхомъ и надеждою, а теперь я все предоставилъ вол Божіей. Сдлайте то же и вы съ сестрой. А все грустно, горько. Я готовъ ко всему, что бы ни случилось, потому что знаю, что Богъ устраиваетъ все къ лучшему (хотя и посылаетъ намъ иногда такія испытанія). Я убжденъ, что никакой докторъ, никакой человкъ, никакое несчастіе, никакой случай не могутъ ни дать намъ жизни, ни отнять ее, вс они суть только орудія воли Божіей. ‘Я принужденъ былъ сочинить симфонію къ духовному концерту, она сыграна была въ страстную пятницу, и принята съ громкими рукоплесканіями. Сначала прослушавъ репетицію ея, я ужасно боялся, потому что сроду не слыхалъ такой скверной репетиціи. Вы не можете вообразить, какъ два раза сряду уродовали, исковеркали мою симфонію. Я былъ въ отчаяніи, хотлъ реп