Мнение по поводу комедии М. А. Маркова ‘Прогрессист-самозванец’
Мнение по поводу комедии М. А. Маркова ‘Прогрессист-самозванец’
10 сентября 1865 г.
Член Совета Главного управления по делам печати
И. Гончаров.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Мнение по поводу комедии М. А. Маркова ‘Прогрессист-самозванец’, Гончаров Иван Александрович, Год: 1865
Время на прочтение: 5 минут(ы)
И. А. Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах
Том десятый. Материалы цензорской деятельности
СПб, ‘НАУКА’ 2013
‘Прогрессист-самозванец’. Комедия, соч<,инение>, г-на Маркова.
В отзывах князя Долгорукова к графу Адлербергу о комедии ‘Прогрессист-самозванец’ (содержание которой уже известно Совету Главного управления по делам печати из доклада г-на цензора драматических сочинений), а также и в этом самом докладе упоминается, что в комедии ‘нет ничего противного цензурным правилам’, но между тем и прежняя, и нынешняя театральная цензура не находят удобным допустить пиесу на сцену. Это кажущееся противоречие становится понятным только по прочтении вполне самой пиесы. В ней два представителя старших поколений рвутся изо всех сил доказать ложь и вред новых стремлений и начал представителя нового поколения, грубого, безнравственного и весьма недалекого господина, и оба успевают так плохо, что совсем уронили бы дело, если б оно нуждалось в такой защите.
Напротив, старый председатель палаты, дядя героя, защищая вообще слабо, грубо и вяло старые начала, убеждения и старых писателей, договаривается до того, что упрекает молодое поколение в неуважении чинов и орденов и чем же защищает последние? Вовсе не тем, что они свидетельствуют о той или другой заслуге, а просто потому, что они, как из слов его видно, служат какой-то игрушкой для стариков:
Там что ни говори, всё будет труд напрасный,
И всё захочется нам синей после красной (ленты) (стр<,аница>, 105).
А после синей красной вновь,
И мира всё не даст душе судьбина злая:
Всё будет ум сверлить и сниться голубая!
Так же искусно он защищает и все старые начала и порядки: подобная защита породит, конечно, улыбку, но не в пользу старого.
Другой защитник старого, генерал, делает еще хуже. Тот наивно сознается, что ‘густых эполет нельзя носить’ (стр<,аница>, 41), что офицер, встретя его в мундире и ленте, ‘чуть не толкнул и не сказал дурака’, — что это подает дурной пример и ведет к заключению, что ‘начальник колпак’. Далее представляет <,страницы>, 45, 48, 49), что офицеры одеваются ‘разгильдяями’, с презрением обращаются к начальству и проч. и проч., вспоминает примерную дисциплину при В<,еликом>, к<,нязе>, Константине Павловиче и двенадцатый год и, наконец, упоминает даже имя царствующего Государя (стр<,аница>, 49).
Всеми этими тяжелыми и неловкими упреками отсутствию дисциплины автор, во-1-х, открывает зрителю глаза на то, что происходит в среде военного быта, потому что в обществе это не всем заметно, а во-2-х, дает публике право спросить: да кто же виноват в этом отсутствии дисциплины — слабость или неспособность начальства? Наконец, если уже распущенность нравов в крайних молодых людях дошла до того, что коснулась и военного быта, то зрители легко поймут, что не сатира и не комедия, притом такая плохая, помогут упрочить надлежащий дух и дисциплину в войске и что поэтому военное звание затронуто напрасно.
Так как этих бросающихся в глаза мест немного, то их можно было бы исключить, но тогда возникает вопрос: почему автор избрал в герои военного? Затем ли, чтобы он напился пьян, играл с шулером в карты и искал жениться ради только богатого приданого?
Этого бы, конечно, не спросили, если бы автор снял типически верный и художественный снимок с представителя военного звания нашего времени, как сделал в свое время Грибоедов в Скалозубе, но у автора нет такого таланта, и оттого нехудожественные изображения дурных поступков выведенного им офицера покажутся всякому преувеличениями, даже ложью и клеветой, — и зрителю, носящему военный мундир, будет неловко присутствовать в театре. Кроме вышесказанного, в пиесе противного цензурным правилам ничего нет.
Комедия написана бойким стихом, и в ней есть несколько живых сцен: если автор дорожит постановкой своей пиесы на сцену, то, кажется, ему есть одно средство провести ее — это изменить мундир героя на фрак, под которым кроется вся необъятная масса людей, не носящих мундира, следовательно, и не предстоит опасности лично задеть то или другое звание или сословие в обществе.
Мне кажется, это более обобщило бы и цель комедии, ибо инициатива ложного прогресса принадлежит фрачному миру, в котором разнообразно и обильно разыгрываются все его жалкие и комические проявления. На военном звании они отразились слабо и односторонне: беспорядок в одежде и упадок дисциплины — вот всё, что автор нашел для своей характеристики военного псевдопрогрессиста. Больше ничего и нельзя найти, ибо во всем прочем военный ничем не будет отличаться от невоенного: к чему же тут мундир?
В том же виде, как комедия написана, теперь, я полагаю, согласно с мнением г-на цензора драматических сочинений, она для представления на сцене неудобна.
10 сентября 1865 <,года>,.
Автограф: РГИА, ф. 776, оп. 3, No 11, 1865, л. 1-2 об.
Впервые опубликовано: Военский. С. 602—604, по записи отзыва Гончарова в журнале заседаний Совета Главного управления по делам печати (РГИА, ф. 776, оп. 2, No 1, 1865, л. 25 об.-28).
В собрание сочинений включается впервые.
Печатается по автографу.
Документ относится к цензурному прохождению комедии М. А. Маркова ‘Прогрессист-самозванец’ для представления на сцене.
Как утверждал К. А. Военский в предисловии к своей публикации цензорских документов Гончарова, в его распоряжении были принадлежавшие П. Я. Дашкову ‘копии с подлинных рапортов’, написанные ‘рукою Гончарова’ (Военский. С. 578). Данные копии не обнаружены, но сличение публикаций Военского с имеющимися автографами Гончарова и с секретарскими записями их в журнале заседаний Совета показывает, что напечатанные Военским тексты близки к последним, но претерпели некоторую редактуру публикатора. О судьбе находившихся у Военского писем и отзывов Гончарова см.: Романова А. В. Автографы И. А. Гончарова // Рус. лит. 2011. No 1. С. 65—67.
Михаил Александрович Марков (1810—1876) — поэт, беллетрист, драматург, автор лирических стихотворений, стихотворной повести ‘Мятежники’ (1832), посвященной польскому восстанию 1830—1831 гг. (в подавлении которого он участвовал), повестей, пьес и воспоминаний. Успешно продвигаясь по военной службе под покровительством Я. И. Ростовцева, Марков с конца февраля 1855 г. стал флигель-адъютантом Александра II, близость ко двору обеспечивала ему высокую поддержку и в литературной деятельности. Его комедия ‘Прогрессист-самозванец’ была анонимно напечатана в типографии Главного управления военно-учебных заведений в Петербурге в 1863 г., но для постановки на сцене театральной цензурой и Советом Главного управления по делам печати (в соответствии с мнением члена Совета Гончарова) не была разрешена. По значительности положения автора при дворе в дело оказались вовлечены шеф жандармов, начальник III Отделения Василий Андреевич Долгоруков (1804—1868), а также министр двора Владимир Федорович Адлерберг (1790—1884), о чем упоминается в начале документа. Благодаря вмешательству Адлерберга и личному указанию Александра II пьеса игралась один раз, 15 декабря 1862 г., под названием ‘Дядя и племянник’ в московском Малом театре (без объявления в печати и без указания года и театра в афишах). После авторской переработки пьесы было дано еще несколько спектаклей (под первоначальным названием) в 1866 г. А. И. Герцен на основании письма из Москвы рассказал о ‘секретной’ постановке пьесы в заметке ‘Передняя тешится и полиция тоже’, опубликованной в ‘Колоколе’ (1863. No 161. С. 1329— 1331) (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1959. Т. 17. С. 329-330).
С. 143. …из доклада г-на цензора драматических сочинений… — Имеется в виду Георгий (Егор) Иванович Кейзер фон Нилькгейм, состоявший в должности цензора драматических сочинений при Главном управлении по делам печати в 1865—1888 гг.
С. 144. …Там что ни говори, всё будет труд напрасный, // И всё захочется нам синей после красной (ленты) (стр. 105). // A после синей красной вновь, // И мира всё не даст душе судьбина злая: // Всё будет ум сверлить и сниться голубая!— Имеются в виду ордена, метонимически названные в цитате по цветам их лент. Синюю ленту имел орден Белого орла, учрежденный первоначально в 1325 г. польским королем Владиславом I, после присоединения Королевства Польского к России в 1815 г. им награждались польские подданные Империи, а с 1831 г. орден стал всероссийской наградой. Красную ленту имел орден Святого Александра Невского (учрежден в 1725 г.), красную ленту с желтой каймой — орден Святой Анны (учрежден в 1735 г.), красную ленту с черной каймой — орден Святого равноапостольного князя Владимира (учрежден в 1782 г.), красную ленту с двумя белыми полосами — орден Святого Станислава (учрежден в 1765 г. польским королем Станиславом Августом Понятовским, с 1831 г. стал всероссийской наградой). Голубую ленту имел орден Святого апостола Андрея Первозванного (учрежден в 1698 г., награжденный им считался также кавалером орденов Александра Невского, Белого орла, Анны первой степени и Станислава первой степени).
С. 144. …вспоминает примерную дисциплину при В<,еликом>, к<,нязе>, Константине Павловиче и двенадцатый год… — Великий князь Константин Павлович (1779—1831), второй сын императора Павла I, в 1812—1813 гг. командовал гвардией, поддерживая в ней жесткую дисциплину, с конца 1814 г. стал главнокомандующим польской армией в Варшаве и фактическим наместником Царства Польского.