Мнніе Фонтенеля о Кант.
(Изъ Св. Пчел.)
‘Встникъ Европы’. Часть XIV, No 1, 1805
Мнение Фонтенеля о Канте, Фонтенель Бернар Ле Бовье, Год: 1805
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Еслибъ Ученые, особенно занимающіеся тми или другими Науками, писали только для Ученыхъ же, своихъ собратій, тогда мн не трудно было бы отгадать причину, для чего они употребляютъ языкъ техническій, священный. Однакожъ все еще любопытные спросили бы, къ чему служитъ такой непонятной способъ сообщенія между людьми, равно просвщенными, равно надутыми своимъ знаніемъ, слдственно равно неспособными чувствовать достоинства другихъ.
Опытъ показываетъ, что Ученые, на примръ: Литтераторы и Поэты, подобно другимъ людямъ, восхищаются, видя возрастающее число свидтелей торжества ихъ, цнителей ихъ дарованій: они пожинаютъ для сянія, обогащаются для расточенія, тмъ боле наслаждаются удовольствіемъ обладанія, чмъ щедре надляютъ другихъ своими сокровищами.
Теперь опять спрашиваю, какое имютъ намреніе т, которые появляются въ мір подъ завсою непроницаемою, говорятъ къ Публик языкомъ таинственнымъ, неизвстнымъ Публик? Кажется, не ошибаюсь, думая, что угадываю сіе намреніе, котораго, по несчастію, ничмъ оправдать не можно, цль его есть — придать себ боле важности пышными прикрасами. Обыкновенная хитрость всхъ шарлатановъ! Noi siamo tuttі сiarlatani.
Фонтенель, отзываясь съ похвалою объ ученомъ Лемери, которой озарилъ Химію новымъ свтомъ и изтребилъ варварской языкъ ея, говоритъ: ‘Теперь живетъ въ Германіи человкъ, почитающій себя тмъ боле чудеснымъ, тмъ боле глубокомысленнымъ, чмъ мене понимать его можно. Сей человкъ, сей Философъ называется — Кантъ. Это еще не все. Философъ Кантъ есть начальникъ школы, иметъ учениковъ, которые присягаютъ въ врности къ своему Учителю, признаютъ его единственнымъ своимъ повелителемъ, презираютъ вс другія правила и ученія, и всегда готовы защищать ungibus et rostris своего наставника. Сіи господа суть настоящіе фанатики, которые, подобно всмъ фанатикамъ, отреклись отъ здраваго разсудка, отвергли чувство истины, слпо привязались къ своей Философіи, никого не слушая и всмъ противорча. Слогъ ихъ крайне любопытенъ.
Одинъ изъ нихъ, при изданіи въ свтъ перевода Критической философіи, изобртенной Кантомъ и основанной на крайнемъ правил знанія, начинаетъ предложеніе свое слдующимъ образомъ:
‘Философія въ послднія двадцать лтъ приняла совсмъ новой образъ, счастливымъ слдствіемъ сей перемны утверждается достоинство законодательницы человческихъ знаній. Кантъ, Геній несравненный, произвелъ сію перемну….’ Прежде безсмертнаго Канта неизвстны были ни начала Нравственности, ни начала Естественнаго Права, ни начала законовъ физическихъ Природы.
Не знаю, лучше ли объясняетъ ихъ самъ Кантъ. По крайней мр для достиженія къ сей блестящей цли, желательно, чтобы онъ или его ученики удостоили просвтить наше тупоуміе, объяснили бы таинства своихъ открытій, сказали бы намъ на примръ, что они разумютъ подъ словами: аноргическая натура, атомистическая Механика, антагонизмъ дйствія, материальность употребленія высокихъ способностей, и проч.? Желательно, чтобы они объявили намъ, по чему до сихъ поръ ‘наука Діалектиковъ состояла изъ правилъ ложныхъ подъ наружностію истины?’ По чему Метафизика обязана бытіемъ своимъ Канту? Что значитъ ‘критика философическая и метафизическая,основанная на Философіи критической?’ Что значитъ ‘конечность средствъ политическихъ, которой законность зависитъ отъ формы, и которой форма опредляется правомъ состоянія?’
Сіи высокія трасцедентальныя, какъ называетъ переводчикъ, понятія, едва ли помстятся въ голов Французской — по крайней мр, мы такъ думаемъ.
По несчастію, мы привыкли заключать, что все непонятное для насъ худо выражено на нашемъ язык. По сей причин системы премудрыя, остроумнйшія и, можетъ быть, очень хорошія отсылаемъ обратно въ Германію, или оставляемъ въ поко въ книгахъ, потому что он написаны на такомъ язык, которой разбирать не имемъ ни охоты, ни времени.
Сюда принадлежитъ трактатъ, въ которомъ философически доказывается, что Система безсмертнаго Джона Бровна есть одна только истинная въ Физиологіи. Чтобы дать понятіе о его слог, скажемъ только, что онъ называетъ чувствительность жизненною пріемлемостію, и прибавляетъ: безъ пріемлемости нтъ жизненной дятельности, а безъ дятельности нтъ пріемлемости. Какое глубокомысліе! Дале слдуетъ: ‘Пріемлемость органическая зависитъ отъ органической дятельности, а дятельность равнымъ образомъ подчинена пріемлемости, изъ того слдуетъ, что сіе начало синтетическое содержитъ въ себ два противуположныя начала, изъ которыхъ можно вывести дв Физіологическія системы, діаметрально противуположныя!!!’
Снизходительные наши читатели, можетъ быть, не назовутъ сего, говоря словами Боало, сугубою чепухою, но захотятъ потребовать отъ насъ объясненія. Мы были бы въ крайней нершимости, удовлетворить ихъ желаніе, и готовы даже сказать о Кант и Бровн то, что Фонтенель сказалъ о Химіи, относительно ея состоянія до Лемери. ‘Это священной языкъ древней Египетской Богословіи, понимаемой одними жрецами, и по видимому не заключающій въ себ никакаго смысла.’ Но мы помнимъ правило Цицероново: ‘говоря о славныхъ мужахъ, надобно быть скромнымъ.’