Митрополит Филарет о значении языков греческого, латинского и еврейского в духовно-учебных заведениях, Катков Михаил Никифорович, Год: 1885

Время на прочтение: 7 минут(ы)

М.Н. Катков
Митрополит Филарет о значении языков греческого, латинского и еврейского в духовно-учебных заведениях

По поводу первого тома ‘Собрания сочинений и отзывов Филарета, митрополита Московского, по учебным и церковно-государственным вопросам’ уже было выяснено, с одной стороны, как желал поставить наше богословское образование митрополит Филарет, с другой — в какой несогласности и даже прямой противоположности с его взглядом стоят нынешние уставы духовно-учебного ведомства.
‘Священное Писание, — учил наш почивший великий архипастырь, — есть корень, на коем утверждаются и от коего получают жизнь и силу все отрасли богословских познаний’. Лучшее пособие для уразумения книг Ветхого и Нового Завета есть знание языков еврейского и греческого. Во всяком случае затруднения можно с большею пользой обращаться к подлиннику, нежели к переводам, которые вообще не выдерживают всей силы подлинника, особенно еврейского. Сношение изъясняемого текста с подлинником наипаче нужно для читающих Библию на языке славянском, уже несколько удаленном от общенародного разумения, и притом по переводу Семидесяти Толковников, не везде сходному с подлинником’. В период времени, к которому относились мнения и отзывы Филарета, митрополита Московского, помещенные в первом томе ‘Собрания’ (1809 — 1819 годах), знание классических языков в духовно-учебных заведениях находилось в таком состоянии, что, например, по ревизорскому отчету Филарета об уездном и приходском училищах Тверских, ‘учитель и инспектор Голубев нередко говорит к ученикам на латинском и бывает выразумен’. Сам Филарет о своей ревизии Новоторжского духовного училища передает следующее: ‘Начав с освящения седьмого дня, вошел я в разговор о священной истории и встречающиеся места Св. Писания заставлял переводить на греческий и латинский языки. Ученики переводили на греческий и латинский языки, не требуя назначения слов, а на последний некоторые переводили даже двояко, буквально и перифрастически для лучшей чистоты выражений‘. В тогдашних духовных семинариях и академиях воспитанники настолько осваивались с языком латинским, что на латинском языке слушали философские и богословские уроки. И, однако, почти во всех своих отчетах о ревизиях Филарет обращал внимание на необходимость более обстоятельного изучения древних языков в духовно-учебных заведениях.
В настоящее время от прежнего значения классических языков в духовно-учебных заведениях не осталось и следа. Нынешних воспитанников духовных семинарий опередили гимназисты, семинаристов не принимают без экзамена в университеты. А между тем новые уставы духовно-учебного ведомства, вместо того чтоб устранить зло, еще увеличили его.
Только что полученный нами второй том ‘Собрания мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского’, изданный под прежнею редакцией преосвященного Саввы, архиепископа Тверского, представляет новые данные в разъяснение и подтверждение вышеизложенного взгляда славного архипастыря. Этот том обнимает время с 20 марта 1819 года по 8 декабря 1839 года и останавливает на себе тем большее внимание, что за этот период уже появляются различные ‘реформаторы’, которые под предлогом ‘неподвижности и стереотипности’ устава духовных училищ предлагают ввести в него новые науки, совершенно чуждые богословскому образованию, как то: анатомию, хирургию, патологию, гомеопатию и сельское хозяйство (‘Собрание мнений…’, т. II, стр. 379 и 422).
Замечателен ответ Филарета (от 12 января 1837 года) различным непрошеным и непризванным реформаторам, которые укоряли устав духовных училищ в неподвижности. ‘Чтобы более оправдать сделанное в записке замечание о неподвижности устава духовных училищ, который назван в ней стереотипным, должно признаться, что он существует не только с 1814 года, как сказано в записке, но еще с 1809 года. В 1814 году сделаны в нем только некоторые исправления, которых надобность была почувствована и которые могло допустить еще сильное тогда мнение в пользу первоначального составления оного. Но справедливость требует при сем заметить и то, что выражение, способное вызвать улыбку, не всегда есть самое благоприятное основательному размышлению и верному определению предмета. Устав подвижный, в немногие годы изменяющийся несколько раз и изменяющий управление, всегда ли лучше неподвижного, стереотипного? Успехи наук требуют ли необходимо частого изменения устава училищ? И если непостоянство светских наук препятствует постоянству устава в светских училищах, то религия вечная, особенно взятая не в приготовительном состоянии, в каком она была во времена Ветхого Завета, но в совершенном раскрытии, в каком она является в Новом Завете, церковь, основанная на неподвижном камени веры, догмат неизменяемый не могут ли безвинным образом дать духовному учению и духовно-учебному устройству более постоянства, нежели сколько находит позволительным светский взгляд? Способ исправлять несовершенства училищного устава один ли только и есть, чтобы писать скорее новый устав, или может быть на время употреблен и другой, именно дополнение и исправление существующего устава особыми предписаниями и наставлениями преподавателям?..’ (‘Собрание’, стр. 388).
Еще с большею силой восставал Филарет против внесения в духовно-учебные заведения таких наук, которые совершенно чужды богословскому образованию. ‘Начальство духовных училищ, — говорил он, — по опыту многих лет примечает, что в духовных училищах курсами вспомогательных светских наук стесняются курсы наук собственно духовных, и намеревается в пользу сих последних сократить и уменьшить первые. Следственно, в духовных училищах теперь не до того, чтобы прибавить три или четыре курса наук, совершенно посторонних для духовного учения, как то: курс анатомии, хирургии, патологии, гомеопатии. Сие множество и резкая разность предметов неизбежным следствием должны иметь развлечение учащихся и то, что сохранивший склонность к духовным предметам не успеет в медицинских, а прельстившийся медицинскими охладеет к духовным, что образовавшийся быть хорошим священником не будет хорошим врачом и образовавшийся быть врачом не будет хорошим священником. Что говорит в сем случае соображение, то же самое сказал уже и опыт. Когда велено было преподавать некоторые медицинские науки в духовных академиях и семинариях, не замечено ни одного священника, который бы вследствие того сделался врачом, а несколько студентов Московской славяно-греко-латинской академии, прельстясь новостию предметов и поощрениями преподавателя, сделались врачами, но уже никак не захотели остаться в духовном звании’ (ibid., стр. 379). И кроме того, ‘надобно представить, как стал бы смотреть православный народ, если бы по проекту в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, среди святыни, в глазах столь многих тысяч богомольцев открылся анатомический театр, а потом подобные зрелища стали бы повторяться во всех семинариях и будущих священников увидели бы с ножами в руках над рассеченными телами человеческими. То, что стали бы принимать лекарства от сих священников, далеко не так вероятно, как то, что не стали бы принимать святого причащения чрез такие руки’ (стр. 381).
Таково же было мнение митрополита Филарета и по вопросу об обучении духовенства сельскому хозяйству. ‘Священник, просвещенный в вере, благоговейный в богослужении, честный в жизни, с усердием, человеколюбием исполняющий дела своей должности для прихожан, не будет ниже их оттого, что малосведущ в сельском хозяйстве. Не имеющего вышеозначенных качеств не возвысит знание сельского хозяйства’ (стр. 422).
По мнению такого компетентного авторитета в деле богословского образования, каковым, бесспорно, был и пребудет митрополит Филарет, духовно-учебные заведения того времени стояли совершенно правильно. Вот его свидетельство о тогдашнем состоянии, например, Московской духовной академии: ‘Совершив по воле начальства три одно за другим следовавшие обозрения сей академии и чрез то некоторым образом сделавшись свидетелем ее усилий к достижению совершенства, почитаю не только согласный с обстоятельствами, но и необходимым, по силе данного мне поручения, письменно предложить академическому правлению некоторые следствия из наблюдений, деланных над состоянием академии. В протекшие шесть лет нового своего существования академия, между тем как занималась воспитанием духовного юношества, проходила, можно сказать, и сама состояние собственного своего воспитания. Воспитание сие совершалось с благословением Божиим. Можно надеяться, что седьмым годом Академии начнется ее совершеннолетие’ (стр. 48 — 49).
В новом подвижном уставе духовно-учебных заведений не было решительно никакой надобности. Исправление и улучшение, например, в Московской духовной академии, по мнению Филарета, требовалось только в следующем: ‘По части богословия толковательного приметен недостаток филологических пособий, нужных для точнейшего определения внешнего смысла Священного Писания и для защищения оного от перетолкований. Академическому правлению предлежит попечение пополнить сей недостаток выпискою некоторых новейших по сей части книг, при употреблении коих, впрочем, твердо держаться надлежит апостольского правила: вся искушающе, добрая держите, от всякие злые вещи отгребайтеся. Часто у новейших немецких писателей искусная филология прикрывает худое богословие…’ ‘Язык еврейский, сколько можно было заметить в продолжение испытания, преподается основательно, может быть, однако ж, нужно еще новое усилие, чтоб академия по сей части могла образовать профессора самой себе’. Класс языка греческого требует новых усилий для его усовершенствования (стр. 49-51).
В прежних отчетах о ревизии Московской духовной академии Филарет-ревизор доносил: ‘В классе греческом есть отлично успешные. Класс еврейский отличался правильностию и основательностию познаний в языке. И тем не менее класс языков, — по Филарету, — был не в том еще состоянии, в каком должен быть в Академии ‘. И теперь, по окончании третьей ревизии Московской духовной академии, выражая надежду, что со следующим годом уже ‘начнется ее совершеннолетие’, он снова обращает внимание на необходимость новых усилий для усовершенствования познаний в греческом и еврейском языках…
О латинском языке в настоящем случае не упоминается, потому что воспитанники тогдашних духовно-учебных заведений, по словам самого Филарета, ‘отличались не только знанием латинского языка, но и искусством писать латинские стихи, для достижения сей славы ученики особенные усилия и большую часть времени употребляли на изучение латинских ораторов и стихотворцев, лучше могли говорить и писать на латинском, нежели на русском’ (стр. 158). Очевидно, что то была уже некоторого рода крайность, и Филарет предложил следующую меру: ‘Разрешить преподавание богословских наук на русском языке, а для поддержания классической учености, кроме чтения греческих и латинских писателей в классе словесности, продолжать на латинском языке преподавание наук философских’ (стр. 160).
Так настоятельно и многократно указывал и развивал наше великий святитель первенствующее значение древних языков в системе богословского образования. Без основательного знания классических языков для Филарета высшее богословское образование было совершенно немыслимо. Но различные непризванные и непрошеные ‘реформаторы’ оказались потом сильнее митрополита Филарета. Курсы анатомии, хирургии, патологии, гомеопатии и сельского хозяйства были признаны обязательными для наших богословов и совершенно ниспровергли ту систему богословского образования, которую так настоятельно рекомендовал и защищал Филарет.
Принимая во внимание совершенный упадок знания классических языков в нынешних духовно-учебных заведениях, мы заключили свою статью по поводу первого тома ‘Собрания мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского’ следующими словами: ‘Будем надеяться, что настоящее ‘Собрание мнений’, изданное по определению Святейшего Синода, наведет на мысль поправить ошибку, вкравшуюся в последнюю, столь благотворную в других отношениях реформу наших духовно-учебных заведений’.
К удивлению, ‘Церковный Вестник’ выступил с возражением против означенной статьи. »Московские Ведомости’, — говорит он, — пользуются всяким случаем, чтобы попечаловаться об упадке классицизма в наших духовно-учебных заведениях и высказать ту мысль, что лишь от знания латинского и греческого языков зависит всестороннее и глубокое богословское образование…‘ Не можем не заметить, что от ‘Церковного Вестника’ можно бы ожидать более точной передачи мыслей, какие он подвергает своему разбору. А главное: ужели редакция ‘Церковного Вестника’ в самом деле и по своему внутреннему убеждению считает возможным высшее богословское образование без основательного знания классических языков?! ‘Нападки ‘Московских Ведомостей’ — по мнению ‘Церковного Вестника’, — не совсем справедливы, когда оне сравнивают духовные академии с реальными училищами с одним классическим языком…’ В таком случае напомним редакции ‘Церковного Вестника’, что было напечатано несколькими страницами ранее в Церковном же Вестнике’. В ‘извлечениях из донесений экзаменационных комиссий о результатах поверочного испытания семинарских воспитанников, произведенного в духовных академиях в 1884 году’ (‘Церковный Вестник’ 1885 года, NoNo 25 — 26), содержатся следующие официальные данные о том, в какой мере древние классические языки изучаются в нынешних учебных заведениях духовного ведомства:
По древним языкам в С.-Петербургской духовной академии на поверочном испытании <...> недостатки, замеченные в ответах семинарских воспитанников, состояли большею частит в нарушении существенных частей грамматики.

В Казанской духовной академии у некоторых воспитанников семинарий, экзаменовавшихся по латинскому языку, замечен недостаток в основательном и отчетливом знании синтаксиса.

В Московской академии к числу недостатков экзаменовавшихся по древним языкам должно отнести следующее: а) недостаточное знание синтаксиса древних языков, что значительно препятствовало многим понять точную мысль писателя в данном месте, б) некоторые из экзаменовавшихся обнаружили недостаточное знакомство и с этимологией классических языков, наконец, в) некоторые обнаружили мало знакомства в лексическою стороной древних языков. Так, по греческому языку некоторые из экзаменовавшихся затруднялись в указании значения даже таких употребительных слов, как , .

Если даже лучшие воспитанники духовных семинарий не знают существенных частей грамматики, недостаточно знают синтаксис и этимологию древних языков и затрудняются в указании значения даже таких употребительных слов, как и , то какое же нужно редакции ‘Церковного Вестника’ еще большее доказательство совершенного упадка классических языков в нынешних учебных заведениях духовного ведомства?
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 1885. 1 октября. No 271.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека