‘Miserere (Песнь горя)’, Беляев Александр Романович, Год: 1911

Время на прочтение: 3 минут(ы)
Неизвестный Александр Беляев. Театральные Заметки.

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f)

‘Miserere (Песнь горя)’

— ‘Я люблю Тину!’ ‘Где Тина?’ ‘Я не ногу жить без Тины!’..
— ‘Тина, Тина, Тина’… несется изо всех уст …
Ради Тины женихи бросают невест, от тоски по Тине пьют без конца и молча уходят от жизни…
Кто эта Тина?
Реальный образ живой, обаятельной женщины, или символ?
Автор не дает прямого ответа.
Этель говорит: ‘Тина только одна на свете. Другой Тины нет, и все ее ищут…’
По той исключительной притягательности, которой пользуется Тина среди окружающих ее людей, можно подумать, что Тина только образ, символ, вероятно, счастья, — как Метерлинковская ‘Синяя птица’, за которой гоняются Тиль-тиль и Митиль.
Но, вот, заговорил ‘сумасшедший’ Шлейма и вернул нас на землю, к людям из плоти и крови: ‘Идеалы, — говорит он с упреком издыхающим о Тине, — вы променяли на девушек…’
Кто же Тина?
Тина — ‘Песнь горя’, как называется в подзаголовке пьеса. Песнь горя не о хлебе насущном, а о чем-то стоящем гораздо выше: о самых глубоких желаньях души…
Тина — тоска о заветном.
‘Я люблю Тину, а приходится жениться и жить с Зинкой’, — говорит Левка.
— Я всегда любил музыку, а приходится заниматься в конторе, — вздыхают за Левкой миллионы людей. И у каждого есть своя ‘Тина’, своя мечта.
Но будь Тина — для одних отвлеченный идеал лучшей жизни, для других — живой, реальный образ, тоска всех найдет отклик в ‘Песне горя’.
И не даром, эта пьеса в подзаголовке названа ‘Песнью’.
Вся ценность пьесы — в ее лиризме в задушевности ‘тоски по Тине’.
Выбросьте лиризм, — и получится скучная, почти лишенная действия, пьеса.
Г-н Аркадьев верно подошел к этой ‘сущности’ пьесы. В постановке была выдержана ‘музыкальность’. В дикции артистов чувствовались ритм и певучесть. Был не только ансамбль, но и ‘спетость’ в тонировке. И пьеса смотрелась без скуки, местами даже захватывая.
В пьесе выгодно развернулся весь состав труппы: для всех 37 ролей нашлись хорошие исполнители. B общем стройном хоре красиво выделялся полный глубокой страсти и тоски голос Левки (г. Харламов). Артист поражает и восхищает в этой роли богатством темперамента и свежестью, искренностью переживаний.
Остальных исполнителей трудно выделить из общего ансамбля. Хорош был г-н Аркадьев в роли Шлеймы, Чрезвычайно интересен Г. Нароков в своей роли Переца, вмещающейся на восьмушке листа.
Интересно задумана Тина у г-жи Отаровой. Для цельности образа было бы хорошо вести более сдержанно сцену на кладбище.
Красива заключительная сцена: свадебные танцы, — какая-то, даже не ‘Пляска жизни’, а ‘Толчея жизни’, — разъединяли Тину и Левку и они издали, в тоске, протягивают друг к другу руки.

_________

Интерес постановки в Лопатинском театре ‘Пляска жизни’ в значительной степени сосредоточился на участии в спектакле в первый раз в этом сезоне Д. И. Басманова, выступившего в роли графа Кучургава. Г. Басманов обнаружил большой запас сценической техники и опыта, но все же артист заметно отвык от сцены и это сказывалось в его тоне и голосе, благодаря чему исполнение в целом г. Басмановым роли Кучургина значительно проигрывало по сравнению с исполнением этой же роли г. Басмановым в предыдущие сезоны, когда ему приходилось играть чуть не ежедневно.
Прекрасно, до мелочей, сделана у г. Дагмарова-Жукова, кстати, бенефицианта, роль князя Базиля.
Изящная княжна г-жа Мунт.
Очень мало поставлены танцы г-жей Отаровой.

_________

Сегодня по уменьшенным ценам идет нашумевший ‘Жулик’. Завтра 27-го последний спектакль труппы, которая заканчивает сезон пьесой Л.Н. Толстого ‘Плоды просвещения’. Кстати, этот спектакль почти совпадает с годовщиной рождения великого писателя.

Смоленский вестник’. — Смоленск. — 1911. — No 187. — С.2

Комментарии

Пьесу русско-еврейского прозаика и драматурга Семена Соломоновича Юшкевича (25.11.1868, Одесса, — 12.11.1927, Париж), написанную в мягких элегических тонах, ‘Miserere’ в 1910 году в МХТ ставит Всеволод Мейерхольд. Через год в 1911 году ее ставит Д.И. Басманов.
После революции пьесы С.С. Юшкевича ставились в еврейских театрах Нью-Йорка в переводе на идиш: ‘Miserere’ и ‘Человек воздуха’ в 1925, ‘Мендель Спивак’ в 1926.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека