Миллионеры, Мур Франкфорт, Год: 1898

Переводы
Время на прочтение: 163 минут(ы)
Скачать в PDF

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ РУССКОМУ ВСТНИКУ.

МИЛІОНЕРЫ

РОМАНЪ

Ф. Мура.

(СЪ АНГЛІЙСКАГО)

Товарищество типо-литографіи Владиміръ Чичеринъ въ Москвъ, Марьина роща, соб. д.
1899.

ГЛАВА I.

— Извини, но его любовь къ ней никогда не вырождалась въ уваженіе, сказалъ лордъ Балисиди.
Анджела Браунъ разсмялась или кашлянула, ея мать надялась что кашлянула, но боялась что разсмялась. Однако, будучи женщиной склонною считать вещи пустяками и обманываться собственными надеждами, она пришла къ заключенію что въ смх который можно принять за кашель еще нтъ ничего особенно компрометирующаго. Поэтому она строго повернулась къ брату и сказала:
— Патрицій, здсь ребенокъ!
— Гд? спросилъ лордъ Балисиди.
— Здсь! откликнулась Анджела съ новымъ смхомъ напоминавшимъ на этотъ разъ трель драматическаго сопрано на высокой нот,— здсь, Патъ, это я!
— Ахъ, ты? ну, скажи же мн, милый ребенокъ, чего теб больше хочется: чтобы тебя уважали, или любили?
— Я хотла бы чтобы меня уважали вс кром того человка котораго я въ данную минуту люблю.
— Молодецъ! Устами младенцевъ… сказалъ лордъ Балисиди.— Гд ты почерпнула это, мой ангелъ, въ пансіон или здсь, въ Ривьер, куда ты пріхала заканчивать свое образованіе?
— Я никогда объ этомъ не думала до твоего вопроса, отвтила она принявъ скромный видъ.— Задай мн еще нсколько вопросовъ, Патъ! Я люблю отвчать на вопросы, это изощряетъ воображеніе.
— Этотъ разговоръ долженъ прекратиться, сказала леди Гленмеркъ,— я не понимаю какъ онъ начался.
— Онъ начался съ того что ты сказала Пату что ему слдуетъ жениться на комъ-нибудь, кого онъ могъ бы уважать,— на двушк съ деньгами, и привела въ примръ Теди Гранта и миссъ Перль Шимберъ изъ Чикаго, съ пятью миліонами доларовъ, тогда Патъ сказалъ что любовь къ ней Теди никогда не вырождалась въ уваженіе, а ты сказала что здсь ребенокъ, а онъ…
— Ну, такъ пусть этотъ ребенокъ уйдетъ, сказалъ лордъ Балисиди,— бги прочь, Анджела, и постарайся найти въ саду сплую ягоду земляники.
— Твоя просьба неудачна, дядя, твои вопросы лучше, земляника поспетъ только черезъ мсяцъ. Но, прекрасный братъ моей прекрасной матери, не находишь ли ты что твои дла требуютъ подробнаго и серіознаго обсужденія? Я хотла, бы помочь вамъ ршить задачу устройства твоей судьбы. Ты входишь въ годы, дядя, теб тридцать одинъ годъ что можно видть въ любой книг пэровъ Соединеннаго Королевства, самое искусное расположеніе твоихъ роскошныхъ, но рдющихъ кудрей надъ маленькимъ островкомъ лысины, къ сожалнію замтной среди каштановыхъ волнъ, не послужитъ теб ни къ чему, пока въ книг пэровъ выставлены года пэровъ, такъ что ты, единственный дядя моего дома и сердца…
— Анджела, уходи изъ комнаты сію же минуту! вскричала леди Гленмеркъ.
— Сейчасъ, мама, но я надюсь что мой уходъ не помшаетъ скорйшему ршенію длъ моего милаго дяди. Мама, онъ правда старится и приближается къ тому возрасту когда люди перестанутъ говорить о немъ какъ о легкомысленномъ юнош и начнутъ звать его старымъ гршникомъ. Поэтому умоляю васъ поторопиться, а затмъ до скораго свиданія, мамочка!
И благородная леди Анджела Браунъ сдлавъ пируэтъ и закончивъ его смлымъ ‘pas’ одной изъ любимыхъ артистокъ Palais de Varits которую она увидала какъ-то контрабандой и которой потомъ въ теченіе нсколькихъ недль каждый вечеръ подражала на своей постели, къ великому ущербу для ея пружиннаго матраса, вихремъ вылетла изъ комнаты.
Ея мать въ продолженіе нсколькихъ минутъ не могла вымолвить ни слова. Она не отрывала глазъ отъ двери въ которую исчезла ея дочь.
— Мн интересно знать, скандализуешься ты ею или гордишься? спросилъ лордъ Балисиди.
— Конечно, скандализуюсь! О, Патрицій!
И леди Гленмеркъ подняла руки движеніемъ которое сильно напоминало епископское благословеніе, хотя должно было означать совсмъ другое.
— Ужасно! повторила она посл многозначительной паузы (ея паузы бывали очень краснорчивы), ужасно!— Ахъ, мн слдовало представить ее еще въ тотъ сезонъ, вдь, ей девятнадцать лтъ!
— Бдная двочка! Не мудрено что она иногда и прорывается такимъ образомъ, она не виновата. Ты не позаботилась представить ее! И посл этого ты вроятно все-таки продолжаешь считать себя хорошею матерью? и вроятно даже не желаешь знать имени той молодой особы по чьей метод было исполнено это ‘pas’? Но я теб скажу его: c’est Babby Baiser du Palais.
— Du Palais? быть не можетъ! Какъ? тамъ?.. ахъ, да, Palais, т. е. какой-нибудь театръ!
— Babby Baiser — единственная артистка которая геніально исполняла это прощальное pas. Я не хочу этимъ сказать чтобъ Анджела плохо подражала ей,— вовсе нтъ! Напротивъ, сословіе пэровъ за послднее время поставило такъ много своихъ членовъ на сцену что я не вижу причины почему бы и Анджела не…
— Да, я напрасно не представила ее, повторила еще настойчиве леди Гленмеркъ:— впрочемъ, не въ этомъ дло. Патрицій, скажешь ты мн, зачмъ ты сюда пріхалъ?
— Конечно. Я пріхалъ сюда за тмъ же за чмъ и вс — играть и проводить время съ игроками.
— А я надялась… да у тебя есть деньги?
— Все равно что нтъ, я бдная бабочка порхающая за игорными столами.
Лордъ Балисиди обладалъ воображеніемъ Кельта, хотя былъ только ирландскій пэръ.
— Бабочка? въ недоумніи повторила его сестра. (Она двадцать лтъ была замужемъ за Шотландцемъ.)
— Да, бабочка среди кондоровъ, т. е. африканскихъ и Американскихъ богачей.
— Да, Америка!.. это возвращаетъ насъ къ началу нашего разговора, я ничего не имла бы противъ того чтобы ты женился на Американк.
— Да, но Американка имла бы противъ этого многое, возразилъ Патрицій.
— Ты все-таки пэръ, Балисиди, сказала леди Гленмеркъ превосходно изображая на лиц чувство достоинства, Анджела не сумла бы сдлать этого безъ утрировки.
— Да, я все-таки пэръ — ирландскій лордъ.
— Титулъ остается титуломъ. Люди живущіе въ стран съ республиканскимъ образомъ правленія не могутъ быть слишкомъ требовательны. Американскія двушки не разборчивы.
— Неужели? я вынесъ совсмъ другое впечатлніе, а я знавалъ многихъ изъ лучшаго общества Небраски и Монте-Карло. Мн, напротивъ, показалось что он слишкомъ разборчивы. Вотъ почему мн и не было удачи. Нтъ, милая сестра, Американки покупаютъ жениховъ высшаго разбора чмъ можетъ представить весь наличный составъ ирландскихъ пэровъ.
— Могу я васъ просить не унижать вашей — нашей фамиліи, лордъ Балисиди? сказала его сестра съ жаромъ котораго не могъ погасить двадцатилтній союзъ съ домомъ Гленмерковъ.
Братъ опустилъ голову.
Она почувствовала что обошлась съ нимъ слишкомъ строго. Его надо было ободрить, а не отталкивать. Она приняла мене героическій тонъ.
— Милый Патрицій, посмотри что сдлали другіе не имвшіе и половины твоихъ преимуществъ. Помнишь молодаго Раудона который былъ третьимъ сыномъ баронета — подумай, третьимъ!— и все-таки женился на Американк?
— Она была бостонка, а не Американка, сказалъ Балисиди.
— Ахъ, я думала… да вдь Бостонъ… ну, да все равно, принципъ остается тотъ же.
Леди Гленмеркъ знала что ей не безопасно пускаться въ географическія пререканія, она знала что атласъ ея юныхъ дней вышелъ изъ употребленія. Она недавно видла новую карту Африки, и на ней не было Лунныхъ горъ!
— Неужели ты хотла бы чтобъ я женился на миссъ Аметист Фамозъ? спросилъ лордъ Балисиди.
— Я не знаю, почему бы ты не могъ жениться на ней, такъ же какъ Альджи Раудонъ. Она была очень мила.
— Мила?! Зачмъ такъ зло смяться надъ человкомъ?
— Она была изъ хорошей семьи, а въ наше время это что-нибудь значитъ, ея отецъ былъ, кажется, чмъ-то въ американской арміи?
— Полковникомъ.
— Ну вотъ видишь! а можетъ-быть онъ пойдетъ и еще дальше, разв это плохо?
— Я такъ и ршилъ — чмъ дальше, тмъ лучше.
— Патрицій, ты меня сердишь. Ты знаешь что для тебя не осталось другаго исхода кром женитьбы, ты же вмсто этого ходишь засунувъ сигару въ ротъ, а руки въ карманы.
— Я предпочитаю засовывать ихъ лучше въ свои собственные чмъ въ чужіе карманы, какъ это длаетъ большинство съхавшихся сюда людей. Милая Патриція, я еще не дошелъ до того чтобы смотрть на женитьбу какъ на послднее убжище. До сихъ поръ я сумлъ прожить и безъ нея, а если мною когда-нибудь и овладетъ непреодолимое стремленіе въ этомъ направленіи, то я женюсь на двушк которая пойдетъ за меня, не справляясь, миліонъ ли у нея за душою или мдный грошъ. Я охотне попытаю счастья въ рулетку для поправленія своего состоянія, тмъ боле что у меня именно теперь есть предчувствіе что я сорву банкъ если онъ раньше не разоритъ меня.
Леди Гленмеркъ посмотрла на брата взглядомъ въ которомъ свтилось что-то похожее на презрніе и сказала.
— Я уврена что когда-нибудь увижу тебя умирающимъ съ голода.
— Зачмъ когда-нибудь? спросилъ онъ.— Ты видишь меня такимъ теперь. Не ты ли мн сказала что у васъ подаютъ чай въ четыре? а теперь половина пятаго. Я не лъ ничего съ утра.
— Чай подадутъ какъ только я позвоню. Валенсія Мертоунъ сказала что можетъ-быть зайдетъ. Мн хочется чтобы ты былъ съ нею любезенъ, Патрицій: у нея будетъ совсмъ большое состояніе, конечно для Англичанки.
— И она стоитъ его! съ воодушевленіемъ вскричалъ Патрицій.
— Вы всегда были съ ней друзьями, Патрицій.
— Да, и надюсь останемся ими до конца дней.
Леди Гленмеркъ покачала головой.
— Я хотла сказать вовсе не то.
— Да, ты хотла бы чтобы мы превратились въ двухъ влюбленныхъ. Милая сестра, мы совсмъ не намрены промнять хорошую дружбу на плохую любовь.
— То-есть, ты хочешь сказать что ты ея не стоишь?
— Я говорю это безъ малйшаго колебанія.
— Значитъ, ты вообще считаешь себя дурнымъ человкомъ?
— Вотъ Анджела, она намъ скажетъ свое мудрое мнніе по этому поводу.
Онъ повернулся къ молодой двушк которая только-что пробралась изъ сада къ окну и, перекинувъ руку черезъ подоконникъ, заглядывала въ комнату.
— Скажи мн, племянница, считаешь ты своего дядю плохимъ человкомъ?
— О, да! безспорно. Я всегда люблю думать о людяхъ самое лучшее и потому уврена въ томъ что ты плохъ, сказала Анджела.

ГЛАВА II.

Да, это не подлежало сомннію. Всякій человкъ, маломальски способный произнести сужденіе о какомъ-нибудь общественномъ вопрос, говорилъ что это не подлежало сомннію: единственная надежда лорда Балисиди заключалась въ женитьб.
Люди когда-то говорили то же самое объ его отц который доказалъ справедливость ихъ сужденія тмъ что женился не на той женщин. Люди говорили что онъ долженъ былъ жениться на двушк съ хорошимъ состояніемъ, а онъ женился на безприданниц и былъ восторженно встрченъ своими фермерами по возвращеніи изъ свадебнаго путешествія въ замокъ Балисиди. Даже и въ т времена за фермерами Балисиди числилось отъ десяти до шестидесяти лтъ недоимокъ, и когда владлецъ замка умеръ, то сыну его не осталось другаго наслдства кром возросшаго числа арендныхъ недоимокъ.
Когда молодой лордъ Балисиди вступилъ во владніе своимъ наслдствомъ, фермеры привтствовали его крикомъ: ‘Да здравствуетъ молодой лордъ! многія лта вашей милости!’ А затмъ поспшили на митингъ устроенный однимъ барышникомъ изъ Ульстера приказавшимъ имъ кричать: ‘долой помщиковъ!’ — и кричали тамъ до хрипоты.
Затмъ насталъ любопытный періодъ въ исторіи острова когда т кто не платили аренды убивали тхъ кто платилъ. Изъ фермеровъ лорда Балисиди не былъ убитъ ни одинъ.
Когда дла кое-какъ пришли въ порядокъ и помщики стали соображать свое положеніе, то они пришли къ заключенію что составляютъ предметъ притсненій всякаго правительства. Они сдлали глупость предположивъ когда то что такъ какъ одной изъ партій было выгодно взять ихъ сторону изъ опозиціи правительству, то эта партія будетъ считать своею священною обязанностью сохранять то же самое положеніе по отношенію къ нимъ и очутившись у власти. Однако, имъ скоро дали понять что политическая игра партій мало чмъ отличается отъ всякой другой игры.
Въ это-то время сестра лорда Балисиди, леди Гленмеркъ, и начала убждать его въ блестящей будущности которую можетъ открыть ему выгодная женитьба. Она часто намекала ему что ему будетъ гораздо полезне заняться достиженіемъ этой желательной цли чмъ дожидаться благопріятнаго оборота политическихъ событій, но теперь она почувствовала что однихъ намековъ мало. Она условилась съхаться съ нимъ въ Вильфранш, и въ первый же день своего прізда онъ пришелъ въ занимаемую лордомъ Гленмеркомъ виллу, гд у нихъ съ сестрой и завязался разговоръ объ его цнности на брачномъ рынк въ такое время когда бракъ вообще возбуждаетъ довольно умренный интересъ въ огромномъ большинств людей.
Лордъ Балисиди давно сообразилъ что если ему думать о женитьб, то лучше думать о женитьб на богатой невст. Онъ замтилъ также что рулетка прославившая побережье Средиземнаго моря предъявляетъ извстныя требованія къ нервамъ и ровно никакихъ къ уму человка. По счастливой случайности онъ обладалъ крпкими нервами, но къ своему уму относился подозрительно. Рулетка не разъ давала ему по нскольку сотенъ фунтовъ, но отъ умственной работы онъ никогда не видалъ такой выгоды.
Вотъ почему онъ ршилъ что и въ дл женитьбы не будетъ слушаться ума, а положится на счастіе какъ въ игр. Такой взглядъ на дло самъ по себ былъ бы достаточенъ чтобъ убдить многихъ людей въ неосновательности недоврія лорда Балисиди къ своему уму.
Теперь онъ стоялъ съ непокрытою головой на веранд виллы Паулины, глядя внизъ на зеленый склонъ холма и далекую лазурь моря, и впивалъ теплый воздухъ съ жадностью человка который только-что избжалъ ужасовъ англійской зимы и располагаетъ нсколькими свободными отъ рулетки минутами.
— Вотъ это жизнь!.. Я желалъ бы знать, сказала ли твоя мать Валенсіи Мертоунъ что я сегодня буду здсь?
Съ этими словами лордъ Балисиди кончившій свое вдыханіе чистаго воздуха повернулся къ племянниц сидвшей въ кресл и тихо насвистывавшей доносившійся снизу мотивъ какого-то оркестра.
— Можешь быть увренъ въ этомъ, весело отвчала Анджела,— непремнно! Но знаешь ли что женитьба на Валенсіи была бы для тебя лучше многаго другаго, Патъ. Я боюсь только одного — что ты въ конц концовъ начнешь уважать ее.
— Я уже длаю это и теперь, милая Анджела, сказалъ онъ,— но я пересталъ бы уважать ее если бъ она обратила на меня вниманіе.
— Прошу тебя не унижать своей, нашей, фамиліи, мой милый дядя, сказала молодая двушка, чуть замтно пародируя мать.
Она знала до какихъ поръ можетъ заходить съ дядей: онъ позволялъ ей звать себя Патомъ, но не позволилъ бы передразнивать мать, поэтому она строго держалась въ границахъ дозволеннаго.
— Да, лордъ Балисиди, я нахожу что вы придаете мало цны собственнымъ достоинствамъ и преимуществу принадлежать къ мужской половин рода человческаго. Знаешь ты, насколько въ Англіи больше старыхъ двъ чмъ старыхъ холостяковъ?
— Я не имлъ времени сосчитать ихъ. Анджела, я завтра же женился бы на Валенсіи если бы она согласилась на это, но она никогда не будетъ такъ глупа.
Анджела привыкла пользоваться довріемъ дяди и очень гордилась этимъ, онъ никогда не былъ откровененъ съ ея матерію. Она подошла къ нему черезъ всю веранду и взяла его за руку.
— Если бы ты женился на Валенсіи, ты взялъ бы лучшую двушку въ мір, прошептала она.— Что же касается того что она не пойдетъ за тебя, то почемъ ты можешь знать это? Я уврена что изо ста двушекъ ни одна не знаетъ, пойдетъ ли она за такого-то человка, прежде чмъ онъ не спроситъ ее объ этомъ. А еще врне то что изъ тысячи двушекъ только одна не хочетъ выйти замужъ, и я еще не встрчала этой одной.
— Я вижу, ты сильна въ ариметик, мой другъ.
— Это не ариметика, а философія… родъ философіи которой я начала учиться со времени моего выхода изъ пансіона. Удивительно какъ многому можетъ научиться молодая двушка при желаніи! Да, у меня спала бы гора съ плечъ если бы ты женился на Валенсіи. Попробуй, милый! я вчера замтила нчто что подаетъ мн надежду.
— Надежду?
— Да. Мама начала говорить о теб, о твоемъ скоромъ прізд и сказала что каковы бы ни были твои недостатки, ты во всякомъ случа человкъ принциповъ и т. д. Такъ Валенсія не сказала ни слова въ твою пользу, даже ни раза не упомянула что вы съ нею всегда были друзьями. Скажи она это, я поняла бы что теб нечего надяться.
— Да, это дйствительно философія! А я воображалъ что ты не думаешь ни о чемъ кром лошадей.
— И очень ошибся! хотя увряю тебя что человкъ изучившій лошадей не можетъ не пріобрсти основательнаго знанія человческой природы. Ахъ, вотъ и Валенсія! Еще одно слово: Патъ, берегись Джорджа Друмонда.
Лордъ Балисиди смясь обернулся къ ней, но она проскользнула черезъ окно во внутренній дворъ виллы гд высоко билъ фонтанъ въ мраморномъ бассейн. Онъ подождалъ минуту и пошелъ вслдъ за нею на встрчу Валенсіи Мертоунъ.

ГЛАВА III.

Онъ всегда думалъ о ней какъ объ одной изъ самыхъ прелестныхъ двушекъ которыхъ ему случалось встрчать, но теперь, видя ее среди этого мраморнаго двора, съ легкимъ румянцемъ на щекахъ, почувствовалъ что его представленіе о ней было далеко ниже дйствительности. До сихъ поръ она стояла въ его памяти на ряду съ другими молодыми двушками, теперь онъ видлъ что она представляетъ нчто совсмъ особенное. Какимъ образомъ онъ могъ забыть своеобразную прелесть ея внезапнаго взгляда? Какая-то искорка вспыхнула въ ея глазахъ когда она взглянула ему прямо въ лицо, потомъ она подала ему руку, и искорка перешла въ улыбку. Боже! чего же стоитъ его память если эта искорка почему-то напоминавшая полетъ птички въ воздух могла произвести на него впечатлніе чего-то новаго? Ему стало стыдно когда она воскликнула:
— Лордъ Балисиди! нтъ, я не удивляюсь нашей встрч, я знала что вы прідете.
Въ его отвт прозвучала сентиментальная неестественность.
— Да, стремленіе бабочки къ звзд!
Онъ удержалъ ея руку чуть дольше чмъ требовалось и не сводя съ нея глазъ постарался сказать свою фразу со вздохомъ влюбленнаго. Онъ былъ не совсмъ увренъ въ томъ какой оборотъ приметъ дло, но не мшало быть готовымъ на всякій случай.
Валенсія засмялась. До сихъ поръ она не слыхивала ни малйшаго намека на вздохъ ни въ одной изъ его фразъ.
— То-есть, вы хотите сказать — стремленіе бабочки къ огню?
— Къ огню? можетъ-быть, кто знаетъ? Я желалъ бы думать что мы подразумваемъ одно и то же, сказалъ лордъ Балисиди.
— Пойдемте на веранду къ чаю и къ мам, сказала Анджела:— ужь начинаетъ смеркаться, а загадки и притчи разршаются только по утрамъ.
Они молча обошли фонтанъ и вошли чрезъ стекляную дверь на веранду гд леди Гленмеркъ сидла за чайнымъ столомъ.
Они стали говорить о пріхавшихъ и ухавшихъ, о счастіи однихъ, о разореніи другихъ, объ искусств нырять молодаго Француза который, по общимъ отзывамъ, разыгрывалъ изъ себя такого же шута какъ и прошлогодній молодой Англичанинъ, причемъ Анджела въ качеств истинной патріотки стояла за Англичанина, увряя что со стороны людей смшно говорить будто Французъ могъ превзойти въ глупости Англичанина. Они говорили о необыкновенной красной серіи благодаря которой извстный шотландскій священникъ писавшій ‘Жизнь Джэнъ Шоръ для дтей’ выигралъ такъ много что, по собственному признанію, могъ передлать свою книгу для взрослыхъ и бросить свое служеніе. Они говорили объ англійскомъ романист который появился на прогулк въ пальто отъ лучшаго портнаго — въ первый разъ!— и блой соломенной шляп, ему въ этотъ день повезло счастіе и онъ ршилъ позволить себ такую роскошь. Они говорили о знатномъ банкрот который занималъ полдюжины комнатъ въ первомъ этаж ‘Метрополя’ и по вечерамъ угощалъ своихъ друзей роскошнйшими ужинами на которыхъ билось множество стакановъ.
— Все тотъ же старый перечень гадостей, сказалъ лордъ Балисиди когда его сестра коснулась какихъ-то скандальныхъ слуховъ.
Замчательно что леди Гленмеркъ всегда какимъ-то образомъ выводила на сцену скандальную хронику. Она длала это во имя нравственности: нужны же моралисту примры!
— Да, я не вижу перемны въ исторіяхъ вроятно потому что ея нтъ ни въ мущинахъ, ни въ женщинахъ, продолжалъ лордъ Балисиди.
— Мняются только одни миліонеры, авторитетно замтила Анджела.
Посл этой фразы наступило молчаніе, наконецъ, лордъ Балисиди сказалъ:
— Ты, кажется, хочешь сострить, двочка? въ чемъ дло и чмъ миліонеры мняются?
— Я и не думаю острить, добродушно отвчала Анджела:— они дйствительно мняются: прежде они появлялись изъ Америки и Ланкашира, а теперь прізжаютъ почти исключительно изъ Южной Африки. Посл этого мы будемъ получать ихъ изъ Коннаута. Впрочемъ, я говорю не на основаніи личнаго опыта.
— Надо полагать, замтилъ лордъ Балисиди, — но на основаніи чьего же?
— Мистера Кливланда. Онъ говорилъ это вчера по секрету мн,— у насъ былъ откровенный разговоръ. Онъ далъ нсколько полезныхъ совтовъ мн, а я ему.
— По поводу миліонеровъ? спросилъ лордъ Балисиди.
— По поводу многаго: мущинъ, манеръ и миліонеровъ, отвчала Анджела.
— Вроятно эти три вещи несовмстимы заразъ! сказалъ лордъ Балисиди.
— Нтъ, отчего же?! вскричала Анджела:— иногда и совмстимы, по крайней мр въ одномъ человк. Его имя мистеръ Друмондъ, Джорджъ Друмондъ.
— И онъ пріхалъ изъ Южной Африки? Я никогда не слыхалъ о немъ.
— Не мудрено! отвчала Анджела.— Видишь ли, онъ никогда не сплавлялъ ничего за двойную цну противъ стоимости, не предлагалъ поставить шпиль на собор св. Павла или выложить Вестминстерское абатство ксилолитомъ, вообще не сдлалъ ничего замчательнаго.
— Передъ нимъ широкая будущность, сказалъ лордъ Балисиди.— Ты увидишь, что онъ сдлаетъ когда начнетъ ‘думать о душ’, какъ говорятъ у насъ въ Ирландіи. Большинство миліонеровъ рано или поздно начинаютъ думать о душ и соборный причтъ охотно руководитъ ими въ этомъ направленіи. Или можетъ-быть твой пріятель согласится дать сотню-другую тысячъ подъ залогъ прекраснаго и уже заложеннаго ирландскаго имнія, арендаторы котораго шестьдесятъ лтъ не платятъ аренды? Можетъ-быть онъ хочетъ пріобрсти репутацію филантропа?
Валенсія разсмялась, и лордъ Балисиди взглянулъ на нее первый разъ съ тхъ поръ какъ разговоръ перешелъ на миліонеровъ вообще и Джорджа Друмонда въ частности. На лиц ея онъ не увидалъ ничего кром веселаго смха и ршительно не могъ понять, почему Анджела велла ему беречься Джорджа Друмонда.
— Джорджъ Друмондъ не глупъ, сказала Анджела.
— Напротивъ! Я вижу что онъ заручился твоимъ покровительствомъ, отвчалъ ей дядя.— Но что онъ сдлалъ еще кром этого?
— Онъ пригласилъ меня на свою яхту обдать въ четвергъ, сказала Анджела.— Валенсія тоже приглашена и еще нсколько милыхъ людей. Если ты сумешь понравиться ему, то можетъ-быть онъ позоветъ и тебя.
— Если бъ я могъ надяться, то конечно… Какимъ образомъ ты совтуешь мн снискивать его расположеніе? Я немножко мало знакомъ съ этого рода личностію.
— Съ какою личностію?
— Съ тою которая возвращается изъ Африки съ миліонами… Та которая детъ туда безъ гроша мн боле знакома. Можетъ-быть онъ любитъ чтобы въ разговор съ нимъ къ каждой фраз прибавляли ‘сэръ’? Это я пожалуй сумлъ бы.
— Мы съ участіемъ будемъ слдить за вашими успхами, сказала Валенсія,— и вамъ представляется удобный случай начать сейчасъ же, потому что вотъ и самъ мистеръ Друмондъ съ лордомъ Гленмеркомъ.
— Боже мой! вдь и въ самомъ дл! вскричала Анджела,— а чай усплъ уже двадцать разъ вскипть, и я съла послдній кусокъ пирога!
— Ужасно! воскликнулъ лордъ Балисиди и украдкою взглянулъ на Валенсію.
Да, на ея лиц вспыхнулъ чуть замтный румянецъ въ то время какъ лордъ Гленмеркъ, пожилой человкъ съ осанкою и бородой пророка, пропустилъ впередъ себя на деревянныя ступени терасы своего спутника, молодаго человка съ выбритымъ бронзовымъ лицомъ моряка.

ГЛАВА IV.

Онъ чувствовалъ себя не совсмъ ловко, по крайней мр такъ показалось лорду Балисиди. Да, положительно въ манерахъ Джорджа Друмонда была замтна какая-то застнчивость въ то время какъ онъ здоровался со своими знакомыми на балкон, а затмъ и съ Балисиди, посл того какъ леди Гленмеркъ назвала ихъ другъ другу. Опустясь на стулъ онъ сталъ внимательно осматривать подкладку своей морской фуражки. Онъ напомнилъ лорду Балисиди одного матроса которому подносили подарокъ за геройскій поступокъ. Балисиди помнилъ эту сцену: въ продолженіе всего времени пока говорились рчи матросъ старательно обрывалъ по кускамъ нашивку со своей шапки и, казалось, былъ весь поглощенъ своею работой. И это былъ человкъ который мсяцъ тому назадъ одинъ боролся съ сотнею обезумвшихъ отъ страха мущинъ на палуб тонувшаго парохода, пока женщины и дти не сли въ лодки, и добился того что экипажъ спасся весь до послдняго человка. При вид Джорджа Друмонда Балисиди живо вспомнилъ сцену подношенія подарка застнчивому штурману ‘Джесики’. Онъ не конфузился тогда на покосившейся палуб, хватая за горло безумныхъ ревущихъ людей и нанося направо и налво удары ложемъ своего револьвера, пока не овладлъ толпою и не бросилъ оружія за бортъ въ спокойномъ сознаніи своей власти.
Лордъ Балисиди, смотря на Джорджа Друмонда подъ вліяніемъ этого воспоминанія, сталъ задавать себ вопросъ, что онъ сдлалъ такого что давало ему поводъ мять фуражку и щипать ея подкладку. Какой геройскій поступокъ давалъ ему право быть скромнымъ?
Положимъ ему удалось собрать большое количество денегъ — миліонъ, а можетъ-быть и два, можетъ-быть даже десять миліоновъ фунтовъ — не все ли равно сколько посл того какъ нажитъ первый миліонъ? Никто не можетъ представить себ десять или двадцать миліоновъ. Есть дикари которые умютъ считать до восьми, но путаются когда приходится сосчитать десять человкъ. Мы развите ихъ. Мы довольно ясно представляемъ себ что можно сдлать на проценты съ одного миліона, но конкретная идея двухъ миліоновъ не можетъ существовать въ ум человческомъ чмъ бы она ни являлась въ мозгу математика, а лордъ Балисиди мене чмъ кто-либо умлъ отличать одинъ миліонъ отъ двухъ. Но онъ спрашивалъ себя, неужели въ жизни того человка который вертлъ фуражку миліоны именно и являлись актомъ соотвтствовавшимъ геройскому подвигу штурмана ‘Джесики’.
Онъ чувствовалъ что если Джорджъ Друмондъ не сдлалъ ничего важне этого, то онъ очень маленькій человкъ въ сравненіи съ матросомъ. Матросъ стукнулъ бы Джорджа по голов если бъ онъ попытался пробиться въ лодку прежде женщинъ и дтей. Но таковъ ли человкъ Джорджъ Друмондъ чтобы сдлать это?
Балисиди глядлъ на него и пришелъ къ заключенію что во-первыхъ, Джорджъ Друмондъ на палуб ‘Джесики’ стоялъ бы рядомъ и за-одно со штурманомъ, а во-вторыхъ, что если бъ онъ ршилъ проложить себ дорогу къ лодк, то онъ проложилъ бы ее.
— Миліонеры! вотъ невидаль! мысленно проговорилъ лордъ Балисиди.
Джорджъ Друмондъ не былъ биржевымъ героемъ. Онъ былъ человкомъ готовымъ длать все что долженъ длать человкъ и не боявшимся никого на земл.
Въ данную минуту онъ держалъ чашку чая (свжаго), который ему только-что налила Анджела и разговаривалъ съ леди Гленмеркъ. Балисиди отвелъ глаза отъ его лица и увидалъ что глаза Валенсіи въ свою очередь смотрли на его собственное лицо — пристально-серіозно-вопросительно.
Не хотла ли она этимъ взглядомъ спросить его о результат его изученія Джорджа Друмонда?
Онъ могъ бы сказать ей его.
Лордъ Гленмеркъ, фамилія котораго была Браунъ, выпилъ вторую чашку чая и началъ говорить.
— Завтра вечеромъ у насъ будетъ здсь молитвенное собраніе, сказалъ онъ, и Баллисиди замтилъ что его борода была полна крошекъ:— молитвенное собраніе въ половин восьмаго. Ты придешь, Балисиди?
— Ни за что, отвчалъ Балисиди:— я надюсь играть въ это время. Я не охотникъ до вашихъ молитвенныхъ собраній, это любительское исполненіе, совсмъ любительское. Гд вамъ соперничать съ професіональными артистками для которыхъ это дло всей ихъ жизни?
— Ты по обыкновенію высмиваешь людей, сказалъ лордъ Гленмеркъ: — мы не признаемъ спеціальныхъ учителей. Вс христіане, если только они христіане, стоятъ на одномъ уровн, какъ ученые, такъ и неученые. Ученіе — большое обольщеніе, не такое какъ богословіе, но все-таки обольщеніе. Мистеръ Друмондъ согласенъ со мною… да, въ значительной мр согласенъ. (Вс за исключеніемъ Валенсіи взглянули на мистера Друмонда, онъ же не глядлъ ни на кого кром нея.)
— А я все-таки думаю что оставлю у себя этотъ кубокъ, произнесъ мистеръ Друмондъ.
— Кубокъ Бенвенуто? съ участіемъ спросила Валенсія.— Да, я отъ души надюсь что вы оставите его…
— Нтъ, нтъ, вскричалъ лордъ Гленмеркъ,— вы отошлете его назадъ или расплавите, вы это сдлаете если искренно стремитесь къ распространенію истины.
— О, лордъ Гленмеркъ, зачмъ надо расплавлять кубокъ Бенвенуто Челини! вскричала Валенсія.
— Потому что частная жизнь Бенвенуто Челини не выдерживаетъ изслдованія, отвчалъ лордъ Гленмеркъ.
— Такъ и не изслдуй ея, замтилъ лордъ Балисиди.— Мистеръ Друмондъ, если вы будете собирать произведенія искусства только тхъ художниковъ чья жизнь не боится изслдованія, то ваша колекція будетъ не велика.
— Искусство — обольщеніе, сказалъ лордъ Гленмеркъ.
— Искусство всегда служило религіи, сказала Валенсія.
— Религія тоже — обольщеніе, провозгласилъ лордъ Гленмеркъ.
— Папа! это возмущаетъ даже нашъ слухъ, а мы уже почти привыкли къ теб, сказала Анджела.
— Религія пользующаяся помощію искусства не спасаетъ души человческой, отвчалъ лордъ Гленмеркъ.
— Если вы будете говорить о душ, вмшался Балисиди,— то я уйду. Вдь мы обдаемъ въ восемь, не правда ли? а теперь еще только половина шестаго.
— Это такъ же ужасно какъ разговоръ о сердц женщины, холодно замтила Анджела.
— Та тема еще глубже, не правда ли? спросилъ мистеръ Друмондъ.
— Несравненно! представьте себ вулканъ и известковую яму, отвчала Анджела.
— Или Атлантическій океанъ и блюдечко воды, замтилъ Балисиди.
— Однако, лордъ Кельвинъ со своею фортепіанною проволокой изслдовалъ глубину Атлантическаго океана, возразилъ Джорджъ Друмондъ глядя поверхъ цвтущихъ апельсинныхъ кустовъ на голубую даль моря.
— Что же, и у насъ есть романисты, сказала Анджела.
— Должно-быть душа одного изъ нихъ скитается гд-нибудь здсь по близости, иначе мы не говорили бы такъ туманно, сказалъ Балисиди.— Даже Гленмеркъ не можетъ слдить за нитью разговора, а ужь кажется онъ самъ кое-что смыслитъ въ проповдяхъ.
— Разв вы проповдывали? сказала леди Гленмеркъ окончательно сбитая съ толка, переводя глаза съ одного собесдника на другаго.
— Проповдывали? напротивъ — учили, отвчалъ ей братъ.— Милая Патриція, объясни своему супругу что твоя дочь хотла сказать слдующее: подобно тому какъ лордъ Кельвинъ изслдовалъ глубину океана, современные романисты изслдовали страшную глубину женскаго сердца.
— Да? я право не думала… во всякомъ случа… пожалуйста не принимайте слишкомъ серіозно словъ моего брата, мистеръ Друмондъ.
— Молитвенное собраніе будетъ въ половин восьмаго, снова началъ лордъ Гленмеркъ.— Я ожидаю значительнаго числа братій. Истина по-немногу начинаетъ распространяться даже и въ этомъ разсадник беззаконія. Я былъ въ Канн, испытывалъ его и долженъ съ горестью сказать что Каннъ отпалъ отъ вры, а во времена лорда Странмиля онъ былъ маякомъ!
— И предостерегалъ несчастныхъ, сказалъ Балисиди.— Воображаю какъ трогательно было зрлище бывшаго лорда-канцлера во глав митинга!
— Ницца можетъ еще быть центромъ вры, продолжалъ лордъ Гленмеркъ,— но для этого намъ надо сдлать еще очень многое. Не придете ли вы на наше собраніе, мистеръ Друмондъ? Ничто не можетъ быть проще нашего богослуженія: молитва, гимнъ, короткое поученіе и снова гимнъ.
— Не допуская пнія, вы тоже заставляете искусство служить религіи, лордъ Гленмеркъ, сказала Валенсія.
— Искусство? вскричалъ лордъ Балисиди.— Ахъ, Валенсія, вы должно-быть никогда не слыхали пнія этихъ гимновъ. Искусство!
— Мы поемъ сердцемъ, сказалъ Гленмеркъ.— Вроятно, музыканту не понравилось бы наше пніе, но мы поемъ не для музыкантовъ. Мы поемъ сердцемъ. Кто можетъ находить удовольствіе въ пніи артистовъ когда всмъ извстно что ихъ частная жизнь не выдерживаетъ критики?
— Ну, сказалъ лордъ Балисиди,— если есть на свт люди лишенные всякаго чувства снисхожденія и состраданія, то это именно участники молитвенныхъ собраній. Самая лучшая исполнительница сопрановой партіи въ Мессіи была m-me Герштейнъ, и она не понимала ни слова изъ того что пла. Съ ней проходилъ ее маэстро Альфріери, въ совершенств изучившій англійскую публику и ея вкусы. Онъ хотлъ перевести ей ея партіи на ея родной языкъ. ‘Я согласна пть и такъ, дорогой маэстро, сказала она, если вы меня поучите и скажете гд надо лукаво взглянуть на публику, гд послать поцлуй’. М-me Герштейнъ заставляла плакать всю Европу своимъ исполненіемъ Генделя.
— Она была дурная женщина, сказалъ лордъ Гленмеркъ.
— Однако, отъ ея пнія люди приходили въ боле религіозное настроеніе чмъ отъ твоей проповди, хотя ты не плохой проповдникъ если принять во вниманіе что ты только любитель и поздно началъ заниматься этимъ дломъ. Мой милый Андрей, увряю тебя что посл пнія вашихъ гимновъ я часто чувствовалъ себя худшимъ безбожникомъ чмъ посл одной изъ тхъ ночей которыя мы съ тобой когда-то на-пролетъ проигрывали въ баккара. А нравоученіе всего этого то что искусство, какъ замтила Валенсія, самый врный союзникъ церкви, и церковь это знала гораздо раньше чмъ Бенвенуто сталъ чеканить папскія чаши.
— Этимъ-то путемъ церковь и отпала отъ вры, сказалъ лордъ Гленмеркъ.— Мы надемся воздвигнуть новую церковь, Церковь истинную, согласную не съ людскимъ преданіемъ которое есть обольщеніе, а съ предначертаніями религіи откровенія.
—Я отправляюсь въ Монте-Карло, сказалъ лордъ Балисиди.

ГЛАВА V.

Джорджъ Друмондъ разговаривалъ съ Анджелою и ея матерью, такъ что лордъ Балисиди оказался въ саду возл Валенсіи. Лордъ Гленмеркъ ушелъ въ комнаты.
— Вы сейчасъ держали себя какъ пустой человкъ издвающійся надо всми и всмъ, а между тмъ вы не пусты и не имете обыкновенія издваться, сказала ему Валенсія.
— Я пустой человкъ, но дйствительно не имю привычки поднимать людей на смхъ, отвчалъ Балисиди.— Но когда я встрчаю человка въ род моего зятя Андрея который считаетъ что онъ и полдюжины его друзей называющіе себя Отрядомъ Гедеона одни во всемъ мір имютъ правильное понятіе о задачахъ вселенной и стоятъ на дружеской ног съ Провидніемъ,— я не могу оставаться спокойнымъ. Видите ли, я знаю своего зятя много лтъ, хотя мн всего тридцать, а ему пятьдесятъ. Онъ не всегда былъ воиномъ Гедеонова Отряда.
— Вроятно, вс подобныя вещи должны имть свое начало, сказала Валенсія.— Надо быть снисходительнымъ къ своимъ сосдямъ въ этомъ измнчивомъ мір. Кто знаетъ что будетъ съ нами самими черезъ двадцать лтъ? И мы быть-можетъ присоединимся къ какому-нибудь отряду и будемъ работать всми силами души и сердца на пользу ближняго. Во всякомъ случа атмосфера молитвеннаго собранія въ вилл Паулин въ половин восьмаго здорове атмосферы игорнаго казино въ половин девятаго.
— Вообще если о комъ-нибудь можно сказать доброе слово, Валенсія, то вы его скажете, замтилъ Балисиди: — должно быть можно его сказать и о маніи проповдывать.
— И о самомъ проповдник. Лордъ Гленмеркъ позволяетъ семь жить по-своему, а я знала случаи гд раскаяніе отца, облекало во власяницу и дочерей.
— Вроятно, въ такой годъ когда власяница была въ мод? Да, правда, Андрей порядкомъ боится Анджелы, не говоря уже о Патриціи. Впрочемъ, онъ, кажется, сначала длая попытки измнить ихъ образъ жизни, но увидалъ что изъ этого ничего не выйдетъ. Мы лучше оставимъ Андрея въ поко. Разкажите мн о себ. Кмъ вы увлекаетесь? кто за вами ухаживаетъ? Помните, вы когда-то были со мною откровенны.
Валенсія засмялась.
— Да, два года тому назадъ, сказала она:— мн было тогда только двадцать лтъ.
— Это значитъ что вы съ тхъ поръ научились не. доврять никому?
— Пожалуй, то-есть, нтъ! я не хочу сказать чтобъ я не могла довриться вамъ, если бы… то есть… однимъ словомъ, два года тому назадъ я считала что нтъ ничего легче какъ сказать кого я люблю, а кого — нтъ.
— А теперь вы находите что это не такъ просто?
Валенсія снова засмялась и замолчала.
— Милый Патси, наконецъ сказала она, — я пришла къ заключенію что сказать кого любишь — самая трудная вещь на свт, трудне даже чмъ сказать кто тебя любитъ.
— Въ такомъ случа вы дйствительно стали опытне. Честное слово, когда подумаешь какъ легкомысленно молодежь влюбляется и на основаніи этого женится, то удивляешься какъ хватаетъ одной коммиссіи по бракоразводнымъ дламъ на всю Англію.
— Хуже всего то что наше сердце такъ обманчиво въ этихъ вещахъ! Говоритъ ли оно когда-нибудь правду, Патси?
— Сомнваюсь. А въ самомъ дл, не правда ли, какой оно удивительный экранъ между нами и свтомъ?
— Три года тому назадъ я была такъ же уврена въ своей любви къ одному человку какъ въ собственной жизни, сама смерть казалась мн лучше разлуки съ нимъ,— и что же? Несмотря на это въ одинъ прекрасный день убранство любви въ которое я себя облекла распалось въ лохмотья! Когда я подумаю что черезъ мсяцъ посл того этотъ человкъ значилъ для меня не боле всякаго другаго въ людской толп, когда я вспомню что та же вещь случилась со мною и во второй разъ, что мое сердце которому я врила снова обмануло меня, то мудрено ли что мною овладваетъ ужасъ при одной мысли любить или быть любимою?
— Это очень понятно. Но мн жаль что вамъ пришлось вообще думать объ этихъ вещахъ.
— Думать объ этихъ вещахъ?.. Какъ же о нихъ не думать? или вы считаете меня созданною иначе чмъ всякая другая здоровая двушка? Неужели вы воображаете что я одна изъ тхъ Неестественныхъ созданій которыя думаютъ охотне о смерти чмъ о любви? Нтъ, Патси, я живу съ людьми, и у меня тоже есть сердце.
— Въ этомъ-то и горе! Сердце и есть нашъ настоящій врагъ. Я желалъ бы умть дать вамъ совтъ, но не умю. Я могъ бы сказать вамъ: ‘слдуйте правдивому голосу своего сердца’, но я не такъ глупъ. Мн было бы жаль видть такую хорошую двушку какъ вы одураченною собственнымъ сердцемъ.
— Именно, именно одураченной! Мое сердце одурачило меня два раза. Сдлаетъ ли оно то же самое и въ третій разъ? Не думаю… а впрочемъ… Богъ знаетъ…
— Да, Богъ знаетъ, и это все что можно сказать по поводу этого предмета.
Въ это время Джорджъ Друмондъ и Анджела подошли къ тому мсту гд они стояли.
— Вы доставили бы мн большое удовольствіе, лордъ Балисиди, сказалъ мистеръ Друмондъ, — если бы согласились присоединиться къ маленькому обществу которое соберется завтра вечеромъ на моемъ бот. Вы, кажется, сказали что не будете присутствовать на собраніи у лорда Гленмерка?
— Совершенно справедливо, мистеръ Друмондъ, отвчалъ Балисиди, — и я очень благодаренъ вамъ за приглашеніе. Я воспользуюсь имъ съ величайшимъ удовольствіемъ. Которая ваша яхта?
— Боже мой, онъ даже этого не знаетъ! вскричала Анджела.— Я уврена что во всей Ривьер нтъ другаго человческаго существа которое не слыхало бы о мистер Друмонд и его яхт ‘Красавиц’. Ее видно отовсюду.
— Какъ? большая шкуна ‘Красавица’? спросилъ Балисиди.— Я радъ что у васъ не паровое судно, я боялся очутиться на пароход.
— Мистеръ Друмондъ ясно сказалъ ‘ботъ’, улыбаясь замтила Валенсія.
— Онъ ни раза не упоминалъ о ‘Котл’, сказала Анджела.
— Я нахожу что на парусной шкун интересне плавать чмъ на чемъ бы то ни было другомъ, пояснилъ мистеръ Друмондъ,— хотя конечно, если вы хотите чувствовать себя независимымъ отъ всего что по-моему и составляетъ прелесть плаванія, то заводите пароходъ.
— Я скоре предпочту взять сразу сезонный билетъ между Дувромъ и Кале, сказалъ Балисиди.
— Такъ я жду васъ въ восемь часовъ, но надюсь что мы еще увидимся до тхъ поръ, сказалъ Друмондъ прощаясь съ Валенсіей и Анджелой у калитки виллы.
— Не правда ли, онъ божественный человкъ?! прошептала Анджела повиснувъ на рук дяди.
— Нтъ, я не назвалъ бы его божественнымъ, отвчалъ Балисиди.
— Ахъ! божественный — значитъ настоящій человкъ, быстро сказала Анджела.— Разв онъ не человкъ?
— Съ этимъ я еще готовъ согласиться, но позволь теб замтить что если ты привыкнешь выражаться…
— Знаю, все знаю, перебила его Анджела,— но всякій пойметъ что подъ словомъ божественный я вовсе не подразумвала святой, надюсь что онъ не святой!
— На этотъ счетъ можешь быть покойна, замтилъ ей дядя:— вдь сама же ты сказала что онъ южно африканскій миліонеръ?
— Да, но не правда ли что онъ славный малый?
— Правда. Я рдко встрчалъ такихъ славныхъ людей.
Говоря это лордъ Балисиди глядлъ на Валенсію. Ему показалось что глаза ея блеснули, но онъ не былъ увренъ въ этомъ. Во всякомъ случа щеки ея покрылись легкимъ румянцемъ.
— Какая удивительная вещь мнніе мущины о мущин! улыбаясь замтила она.— Сказавъ съ человкомъ десять словъ вы утверждаете что рдко встрчали такихъ славныхъ людей и — что еще удивительне — вы правы, хотя и основываете свое мнніе только на покро его воротничка, на способ завязывать галстукъ и можетъ-быть на шнуровк башмаковъ. Я знаю что папа однажды не взлюбилъ одного господина за то что тотъ носилъ слишкомъ длинные шнурки на башмакахъ.
— Я не знаю лучшаго способа судить о людяхъ съ перваго взгляда, сказалъ Балисиди.— А вы не полюбопытствовали узнать что потомъ сдлалось съ этимъ человкомъ?
— По странной случайности онъ поджегъ собственный домъ для полученія страховой преміи, отвчала Валенсія.— Да объ этомъ никто и не споритъ: мущины знаютъ мущинъ.
Они повернули къ тому мсту гд леди Гленмеркъ длала указанія садовнику, и здсь Валенсія простилась, она общала матери вернуться домой чтобъ хать съ визитомъ къ одной высокой особ пріхавшей наканун.
— Позвольте мн довести васъ, сказалъ лордъ Балисиди, и глаза леди Гленмеркъ радостно заблестли: ея братъ долженъ былъ понимать вс выгоды прогулки вдвоемъ съ богатою двушкой весною въ часъ сумерекъ, по склону холма спускающагося къ Средиземному морю.
— Съ восторгомъ! вскричала Валенсія.
Леди Гленмеркъ еще боле окрылилась духомъ отъ сердечности отвта молодой двушки, но Анджела упала духомъ по той же самой причин. Анджел было всего девятнадцать лтъ, но она знала что ни одна молодая двушка не выразитъ такъ откровенно своей радости идти въ обществ любимаго человка.
Однако, она немного утшилась мыслію что если двушка не любитъ человка сегодня, то это не значитъ что она не полюбитъ его завтра.
А надъ горою на синемъ бархатистомъ неб ярко горла звзда любви.
Анджела не теряла надежды.

ГЛАВА VI.

Валенсія и ея спутникъ не обмнялись ни однимъ словомъ сколько нибудь затрогивавшимъ предметъ ихъ недавняго разговора въ саду. Лордъ Балисиди не чувствовалъ особеннаго желанія выслушивать тайны Валенсіи. Онъ желалъ быть готовымъ ко всему, даже къ отдаленной возможности задать Валенсіи вопросъ — не согласится ли она выйти за него замужъ, и чувствовалъ что не будетъ въ состояніи сдлать это если молодая двушка будетъ продолжать поврять ему свою душу. Только послдній мошенникъ способенъ ограбить даму которая сама разказала ему сколько у нея бриліантовъ и гд они спрятаны.
Онъ говорилъ о своихъ арендаторахъ и ихъ уловкахъ, о напрасной надежд добиться чего бы то ни было отъ правительства и т. д.
— Когда-то я считалъ что радикалы посланы на землю діаволомъ, а консерваторы — Провидніемъ, но теперь нахожу что діаволъ послалъ и тхъ и другихъ, сказалъ онъ, и Валенсія засмялась точно такъ же какъ смялась его рчамъ шесть лтъ тому назадъ, будучи двочкой, это ободрило его и онъ принялся говорить о верхнихъ и нижнихъ жерновахъ на мельниц, сравнивая ирландскихъ помщиковъ съ зерномъ. Все равно, пояснялъ онъ, какой жерновъ наверху: мельница продолжаетъ молоть. Радикалы — одинъ жерновъ, консерваторы — другой. Та ли, другая ли партія наверху,— ирландскіе помщики растираются въ порошокъ между ними обими.
— И постепенно превращаются сначала въ муку, а потомъ въ хлбъ поддерживающій жизнь людей вертящихъ мельницу, досказала Валенсія.— Да, съ вами безъ сомннія поступаютъ дурно. Но отчего вы не писали своимъ арендаторамъ угрожающихъ писемъ въ отвтъ на т которыя они вамъ посылали?
— Угрожающихъ писемъ?
— Да, знаете, съ черепомъ и костями или даже съ изображеніемъ гроба…— впрочемъ, послднее хотя и изящно, но не безусловно необходимо, — и съ требованіемъ уплаты аренды подъ страхомъ получить пулю въ лобъ.
— Это никогда не приходило мн въ голову.
— Въ этомъ-то и была ваша ошибка, да, если бы вы, помщики, соединились и бойкотировали арендаторовъ такъ чтобы заставить ихъ, напр., ходить подъ охраною полиціи, тогда побда осталась бы за вами.
— Да, въ этомъ есть большая доля правды. Это никогда не приходило мн въ голову раньше.
— Жаль! О Патси, ошибка помщиковъ была въ сопротивленіи гомрулерамъ. Если бы вы вс вмст стояли за гомруль, то вы заняли бы такое положеніе которое дало бы вамъ возможность предписывать условія любой партіи или даже обимъ если на то пошло. Ну, да все равно, я хочу еще послушать разказовъ о людяхъ которые васъ разорили и которыхъ въ глубин своего сердца вы любите какъ отецъ любитъ своего блуднаго сына несмотря на т вчныя требованія денегъ грозящія ему банкротствомъ.
Разказы начались: одинъ — о лсник который, хвастаясь знатностію и богатствомъ своихъ господъ, уврялъ что алея ведущая къ ихъ замку иметъ 43 ирландскихъ мили въ длину, посл чего одинъ изъ слушателей замтилъ: ‘Ну, не хотлъ бы я быть у начала этой алеи съ пустымъ желудкомъ за часъ до обда’, другой — о конюх доказывавшемъ тотъ же фактъ нсколько иначе: ‘Ужь значитъ же они знатны когда барыни каждый день разодваются къ обду’, и т. д. въ томъ же род.
Валенсія смялась слушая его, и такъ они разстались у воротъ виллы, ни однимъ словомъ не коснувшись непостоянства женскаго сердца или чего-нибудь въ этомъ род. Посл ирландскихъ анекдотовъ трудно начать серіозный разговоръ.
Лордъ Балисиди чувствовалъ что мущина не можетъ сдлать худшей ошибки какъ стать на почву братской дружбы съ молодою двушкой. Никто не знаетъ что можетъ случиться впослдствіи: конечно, онъ можетъ и не влюбиться въ нее, но лучше быть готовымъ къ худшему, и конечно человку очень трудно убдить двушку раскрывшую передъ нимъ всю свою жизнь въ томъ что онъ любитъ ее не такъ какъ братъ сестру, а иначе.
Лордъ Балисиди свернулъ съ дороги змившейся по холму и сошелъ внизъ по тропинк огибавшей каменную стну какого-то сада, онъ слъ на краю обрыва и закурилъ сигару. Сначала онъ хотлъ ссть на поздъ и хать поиграть въ Монте-Карло, но теперь почему-то раздумалъ. Онъ задумчиво курилъ, слушая разные звуки стоявшіе въ тихомъ воздух. Изъ далекаго монастыря доносился колокольный звонъ и сливался съ громкимъ смхомъ компаніи Англичанъ хавшей по берегу. Онъ узналъ англійскій смхъ. Когда замолкъ колокольный звонъ, ему послышались звонки съ яхтъ, потомъ далеко заигралъ оркестръ, и опять нсколько колясокъ простучали по дорог. Налетлъ внезапный порывъ втра и донесъ звукъ волнъ бьющихся о берегъ и пріятный холодокъ съ моря.
— Жалкое Средиземное море безъ прилива! произнесъ Балисиди, и какое-то острое воспоминаніе промелькнуло въ его душ.
Почему жалкое?
Разв онъ зналъ двушку прелестне? Наврно нтъ. Она была прелестна, кротка, добра и честна.
Она должна была получить тысячъ двадцать фунтовъ въ день своей свадьбы и втрое больше посл смерти отца.
Его сестр было нечего напоминать ему о пріятной сторон женитьбы на Валенсіи. Онъ самъ думалъ объ этомъ уже нсколько мсяцевъ, съ тхъ поръ какъ созналъ что можетъ достичь независимаго положенія только посредствомъ женитьбы на двушк съ состояніемъ достаточнымъ для того чтобы поправить его полуразвалившійся замокъ и осушить обширное болото занимавшее около тысячи десятинъ имнія Балисиди, онъ зналъ, что есть люди, отцы и матери взрослыхъ дочерей въ глазахъ которыхъ его титулъ являлся блестящею приманкой. Но какую изъ дочерей такихъ родителей онъ возьметъ въ жены? Если явится необходимость жениться непремнно на немолодой, то онъ готовъ сдлать даже и это, но не длать этого было бы пріятне.
И вотъ этотъ тридцатилтній человкъ всегда легкомысленно тратившій вс свои деньги, человкъ чьи предки, по словамъ однихъ историковъ, до временъ Юлія Цезаря, а по словамъ другихъ, до дней Ноевыхъ бились, расточали деньги, спускали свои и чужія состоянія, перескакивали на лошадяхъ черезъ одн каменныя стны, разбивали себ головы о другія, составляли заговоры противъ законныхъ и незаконныхъ государей, занимали высшее положеніе въ стран въ одномъ году и изгонялись изъ нея въ слдующемъ,— этотъ человкъ, потомокъ такихъ людей, сталъ разчитывать и обдумывать возможность женитьбы на женщин не особенно отталкивающей и въ то же время способной заплатить значительную сумму за преимущество пользоваться титуломъ ирландской графини.
Онъ почувствовалъ отвращеніе къ себ, поймавъ себя на этихъ разчетахъ. Всякаго рода разчетъ былъ противенъ природ лордовъ Балисиди, а тмъ боле разчетъ въ дл женитьбы. Если бъ они немножко боле разчитывали въ этомъ отношеніи раньше, то ихъ потомку не пришлось бы длать этого теперь. Онъ долженъ былъ исправить ихъ ошибки и въ то же время сознавалъ унизительность устройства своихъ длъ такимъ способомъ.
Наконецъ, онъ ршилъ бросить мысль объ этомъ и пришелъ къ заключенію что скоре согласится заработывать деньги трудомъ чмъ ввести одну изъ этихъ богатыхъ двушекъ въ замокъ гд Балисиди пировали около десяти вковъ. А между тмъ принимая ршеніе работать, онъ шелъ на большую жертву: вс Балисиди ненавидли трудъ.
Но несмотря на этотъ заключительный выводъ онъ не могъ забыть что пріхалъ въ Ниццу, узнавъ о пребываніи Мертоуновъ въ Ривьер. И вотъ онъ сидлъ на земл въ ста шагахъ отъ ихъ виллы и перебиралъ въ ум разговоръ съ Валенсіей въ саду. Откуда у нея сомнніе въ своемъ сердц? Выраженіе этого сомннія шло прямо изъ сердца, страстная Дрожь слышалась въ ея словахъ, слышалось что-то похожее ча отчаяніе ребенка потерявшаго няньку въ толп или пробудившагося отъ сладкаго сна среди ночной темноты:
— Мое сердце одурачило меня два раза! неужели оно сдлаетъ это и въ третій?.. Богъ знаетъ.
Могъ ли у нея вырваться этотъ крикъ отчаянія если бы сердце ея не указывало ей на какого-нибудь опредленнаго человка? Врядъ ли.
Но кто же тотъ чье появленіе заставило заговорить сердце Валенсіи, а ее побудило признаться ему въ своемъ горькомъ недовріи къ этому сердцу и его совтамъ?
Онъ вспомнилъ серіозный тонъ которымъ Анджела сказала ему:
— Берегись Джорджа Друмонда!
Да, сердце Валенсіи говорило ей о Друмонд, и этимъ-то его внушеніямъ она и не довряла.
Балисиди спрашивалъ себя: что значитъ недовріе такой двушки какъ Валенсія къ голосу своего сердца? Значитъ ли это зарожденіе любви?
Онъ былъ не совсмъ увренъ въ этомъ, но за то онъ вполн убдился въ необходимости отложить свое предложеніе Валенсіи и, странное дло, почувствовалъ при этомъ какую-то радость, передъ его мысленными очами на фон неба изъ голубыхъ безднъ Средиземнаго моря выплыло прекрасное воспоминаніе съ большими умоляющими глазами и губами заставлявшими почему-то думать о звзд любви которую астрономы зовутъ Венерою.
— Что бы я далъ чтобъ она была здсь! прошепталъ онъ созерцая свтлое воспоминаніе.— На что мн вс красавицы когда она далеко-далеко! Ахъ, чортъ возьми, я самый несчастный человкъ въ мір!
И это была правда, потому что, пообдавъ въ отел, онъ похалъ въ Монте-Карло и выигралъ 250 фунтовъ, а всякій знаетъ что человкъ выигравшій небольшую сумму хочетъ выиграть большую и стало-быть несчастенъ.

ГЛАВА VII.

На блой палуб шкуны ‘Красавицы’ озаренной лучами луны ловкій морякъ Чарли Маппинъ только-что кончилъ подъ акомпаниментъ гитары извстную псенку Каролина Карри которою онъ услаждалъ слухъ гостей мистера Джорджа Друмонда. Большая часть гостей и экипажа съ воодушевленіемъ подтягивали ему хоромъ. Кончивъ псню солистъ и его достойный пріятель Бобъ Раскисъ разошлись по палуб въ противоположныхъ направленіяхъ, но сдлавъ два круга сошлись въ середин, ударили другъ друга по рукамъ и исполнили бшеный матросскій танецъ съ такою силой и энергіей что сотни электрическихъ лампочекъ унизывавшихъ спасти качались надъ головами и дрожали въ вод.
Каролина Карри была одна изъ многихъ псенъ проптыхъ матросами съ акомпаниментомъ то гитары, то концертино, то скрипки, въ одной изъ нихъ между куплетами даже играла волынка. Въ это время мистеръ Друмондъ съ десятью гостями сидлъ на одномъ конц палубы на складныхъ стульяхъ и качалкахъ посл недавно оконченнаго обда..
Праздникъ несомннно веселилъ не только приглашенныхъ, но и массу публики выхавшей на лодкахъ съ берега на боле близкое разстояніе. Повидимому этой публик было жаль пропустить хотя бы одну нотку.
Обдъ былъ великолпенъ. Очевидно Джорджъ Друмондъ держался самыхъ широкихъ взглядовъ на дло плаванія. Его поваръ былъ не изъ тхъ поваровъ которыхъ можно встртить на яхт гд придерживаются ‘простаго стола’, и дворецкій былъ несомннно человкъ со вкусомъ. Рубка, вся отдланная краснымъ деревомъ, могла вмстить человкъ двадцать пять за обденнымъ столомъ, такъ что компанія только-что покинувшая ее была не велика. Столъ былъ покрытъ розами, а сама комната, по мысли дворецкаго, была убрана спускавшимися съ потолка вдоль стнъ корзинами цвтовъ, вс электрическія лампочки были обвиты гирляндами ландышей, и свтъ былъ такъ мягокъ какъ въ гостиной хозяйки понимающей что слабый свтъ — лучшій другъ женщины. На крыш рубки стояли горшки цвтовъ — украшеніе мало согласовавшееся съ морскими правилами и стилемъ, по мннію мистера Друмонда, однако, онъ не хотлъ ставить преградъ цвточнымъ фантазіямъ своего дворецкаго, за то корабельный боцманъ не считалъ нужнымъ скрывать своего презрнія къ его затямъ.
— Вотъ фантазія: превратить яхту въ огородъ или зеленную лавку! ворчалъ онъ.
Дворецкій съ достоинствомъ молчалъ.
Теперь все общество сидло за кофе и сигарами, слушая звуки гитары, скрипки и концертино.
Публика на берегу, видя илюминацію яхты и слыша звуки матросскихъ псенъ, говорила что это — грубое, шумное и странное веселіе и спрашивала — чего же можно было ожидать отъ африканскаго миліонера.
Люди слышавшіе эти разсужденія прекрасно знали что они означали или зависть къ богатству миліонера, или досаду на невозможность присутствовать на праздник.
Сами же приглашенные остались очень довольны дивертисментомъ изъ матросскихъ псенъ и плясокъ. Затмъ экипажъ отправился пировать въ свою очередь, а гости группами (большею частію парами) разбрелись по палуб.
Лордъ Балисиди стоялъ по одну сторону Валенсіи, Джорджъ Друмондъ по другую. Лордъ Балисиди стоялъ спиною къ борту, а его собесдники смотрли внизъ на прозрачную воду сверкающую фосфорическими искрами. Недалеко отъ нихъ Анджела приводила мистера Мертоуна въ изумленіе своею мудростію, а на противоположной сторон палубы сидла на качалк молодая особа по имени Гвендоленъ Кардью, рядомъ съ которою угрюмо курилъ сигару господинъ носившій имя Сэтона Кливланда.
— Вы не краснорчивый собесдникъ, мистеръ Кливландъ, сказала миссъ Кардью.
— Это значитъ чтобъ я убирался? спросилъ онъ.
— Вовсе нтъ, нисколько, быстро отвтила она замтивъ его движеніе.— Если вы уйдете, я останусь одна, я не въ такомъ счастливомъ положеніи какъ Валенсія Мертоунъ которая можетъ выбирать. А кстати, не странно ли по-вашему что она до сихъ поръ еще не сдлала выбора?
— А она его не сдлала? сказалъ Кливландъ, понизивъ голосъ какъ длаютъ люди внезапно заинтересованные какимъ-нибудь вопросомъ.
— Я знала что могу занять васъ, сказала Гвендоленъ,— а вотъ вы нисколько не постарались сдлать то же для меня.
— Простите, я чувствую свою вину. Такъ вы думаете что она еще не сдлала выбора?
— Предположите что выбирать пока приходится еще ему, а не ей, мистеръ Кливландъ.
— Вы хотите сказать что онъ… я желалъ бы имть ваши глаза!
— Они не шли бы къ вашему цвту лица, мистеръ Кливландъ. Въ вашихъ волосахъ есть рыжеватый оттнокъ, тогда какъ мои глаза…
— Я говорю не о цвт ихъ, хотя я часто думалъ что ни у одной двушки не видалъ такихъ блестящихъ глазъ какъ ваши.
— До этой минуты вамъ не пришло ни раза въ голову сказать мн что-нибудь лестное. Изъ этого я вывожу что вамъ что-нибудь нужно отъ меня. Что именно?
— Я вижу что вы умнйшая двушка на свт.
— Это еще немного: двушки обыкновенно преглупыя созданія, къ тому же умная двушка не любитъ похвалъ своему уму: знаете ли, умъ большею частію есть антиподъ доброты.
— Это знаете вы, а не я.
— А разв вы не читали совта священника молодой двушк: ‘будь добра, мое дитя, а умъ оставь другимъ’.
— Нтъ, не читалъ. Это доказываетъ только что священникъ наканун былъ поставленъ втупикъ какою-нибудь умною двушкой.
— Вовсе нтъ, это доказываетъ что священникъ былъ не наблюдателенъ, иначе онъ написалъ бы: ‘будь хороша, мое дитя, а умъ оставь другимъ’. Вс знаютъ что хорошенькимъ живется всего веселе.
— Какъ же весело вамъ должно-быть жилось, Гвенъ!
— Эта фраза была бы очень любезна если бы вы не сказали ея въ прошедшемъ времени, мистеръ Кливландъ. Если мое веселіе было по-вашему въ прошломъ, то стало-быть прошла моя красота.
— Вы положительно умнйшая женщина въ мір, отвчалъ Кливландъ, не спуская нетерпливаго взора съ хозяина яхты и его собесдницы. Гвендоленъ поймала направленіе его взгляда и сказала:
— Да, со стороны судьбы жестоко было занести сюда эту яхту дв недли тому назадъ. До тхъ поръ вы положительно шли первымъ, и къ тому же отецъ былъ на вашей сторон.
— Врно! вскричалъ Кливландъ такъ громко что Гвендоленъ испуганно погрозила ему пальцемъ.— Мн все равно, пусть вс слышатъ, продолжалъ онъ, однако, гораздо тише:— врно, отецъ не разъ уже длалъ мн намеки, да и почему бы ему не желать имть меня зятемъ? Если кому и длаться хозяиномъ Мертоунъ-Голля, то конечно ближайшему сосду, меня знаютъ вс въ Браконшир.
— Это что же — выгода или помха?
— Ахъ! опять умныя рчи! простоналъ онъ.
Гвендоленъ весело засмялась: она заставила его почувствовать себя неловко. Она знала что остроуміе часто бываетъ непріятно людямъ.
— Простите меня, сказала она улыбаясь,— простите! я на минуту забылась. Да, да, я совершенно согласна съ вами и мистеромъ Мертоуномъ: вс знаютъ выгодную сторону соединенія двухъ имній. Союзъ душъ ничто въ сравненіи съ союзомъ земель. Да, судьба несправедлива къ вамъ!
— Кто такой этотъ Друмондъ? пробормоталъ Кливландъ.— Кто знаетъ о немъ что-нибудь кром того что онъ нажилъ состояніе въ южной Африк?
— Что еще надо знать людямъ въ наше время?
— Правда, согласился онъ,— вся Англія за послдніе два года помшалась на миліонерахъ, я не знаю чмъ это кончится.
— И потому хотите чтобъ я прервала эту милую бесду между нимъ и Валенсіей?
Онъ пристально поглядлъ ей въ лицо, потомъ нагнулся и прошепталъ съ гадкою усмшкой:
— Вы думаете, я не замчаю что мы съ вами плывемъ въ одной лодк, милая Гвенъ?
— Вотъ какъ! А я думала что мы на яхт, отвтила она. Но она поняла что онъ хотлъ сказать и знала что и онъ знаетъ что она поняла его.
Она знала что и до него дошли толки о томъ что осенью мистеръ Друмондъ казался сильно заинтересованнымъ ея красотою и умомъ, хотя въ послднемъ люди были не такъ уврены.
— Да, сказалъ мистеръ Кливландъ,— мы оба въ одной и той же лодк, и если въ лодк есть течь, то мы оба…
— Слава Богу! я знала что этотъ болотный пэръ не можетъ весь вкъ стоять около нихъ, ршительно сказала Гвенъ вставая съ кресла и указывая головою на лорда Балисиди который отошелъ отъ Валенсіи и направился къ Анджел.
Гвендоленъ прошлась раза два по палуб съ мистеромъ Кливландомъ и мало-по-малу свела разговоръ на тему объ Африк. Они разошлись во мнніяхъ по поводу бриліантовыхъ копей.
— Увряю васъ, вы не правы, говорилъ Кливландъ. Бриліанты находятся въ синей глин.
— А я слышала что лучшіе были найдены глубоко въ скалахъ, стояла на своемъ Гвендоленъ.
— Надъ вами посмялись, сказалъ онъ.
— Неправда! воскликнула она.— Да что мы споримъ о такой простой вещи которую мистеръ Друмондъ можетъ ршить въ одну минуту?
При звук своего имени мистеръ Друмондъ обернулся.
— Что я могу ршить въ одну минуту, миссъ Кардью?
— Простите что я перебила васъ, робко отвчала она, но мистеръ Кливландъ сейчасъ назвалъ меня глупою и вообще наговорилъ мн много лестныхъ вещей.
— И вы хотите чтобъ я ршилъ этотъ деликатный вопросъ? сказалъ онъ со скоростію которой она въ немъ не предполагала.— Милая мисъ Кардью, вы были совершенно правы, я ршу это сразу: вы очень умны.
Она была немножко озадачена такою находчивостію, она не любила ея въ другихъ и, какъ многіе умные люди, считала ее исключительно своею принадлежностію.
— Ахъ, нтъ! вскричала она, быстро оправясь отъ смущенія и красиво вскидывая ручки.— Нтъ, мистеръ Друмондъ, если бы вопросъ состоялъ въ этомъ, то мы знаемъ что ваша рыцарская вжливость оказала бы вліяніе на ваше ршеніе. Нтъ, мы просимъ васъ быть посредникомъ между нами по поводу гораздо мене спорнаго вопроса.
— Быть посредникомъ,— значитъ, помирить двухъ своихъ друзей и вслдствіе этого стать врагомъ обоихъ, сказалъ Друмондъ.— Однако, длать нечего, я готовъ и на это.
— О, нтъ, вамъ нечего бояться, я не буду браниться даже если вы ршите дло и не въ мою пользу, сказала Гвендоленъ и подошла такъ близко что встала почти между нимъ и Валенсіей.— Мы хотли спросить васъ только о мстонахожденіи бриліантовъ, мистеръ Друмондъ.
Она стала ясно и отчетливо излагать свою теорію и мнніе мистера Кливланда, а сама между тмъ придвигалась все ближе и ближе къ борту, такъ что когда Джорджъ Друмондъ началъ говорить, Гвендоленъ уже стояла облокотясь на перила между нимъ и его собесдницею. Она слушала не сводя глазъ съ его лица и лишь изрдка вставляя какое-нибудь восклицаніе для того чтобы показать какъ она заинтересована его поясненіями, хотя давно читала все это въ журнал.
Гвендоленъ отлично знала что двушка не должна стараться быть блестящею въ разговор съ мущиной, расположеніемъ котораго она дорожитъ, что съ мущинами лучше всего ладятъ не т двушки которыя кажутся имъ умными, а т которыя заставляютъ ихъ казаться умными самимъ себ. Она знала что чарующая собесдница пользуется среди мущинъ меньшимъ успхомъ чмъ очарованная слушательница.
Сэтонъ Кливландъ стоялъ и дивился ея самообладанію. Она играла роль очарованной слушательницы въ совершенств, и прежде чмъ Джорджъ Друмондъ кончилъ разказывать ей то что годъ тому назадъ разказалъ ей журналъ, мистеръ Кливландъ очутился по другую сторону Валенсіи и указывалъ ей на огни какого-то показавшагося вдали парохода который быстро шелъ по направленію къ бухт.
Когда Джорджъ разказалъ все что можно было разказать о добываніи бриліантовъ, Гвендоленъ продолжала задавать ему вопросы о величин и цнности южно-африканскихъ камней до тхъ поръ пока показавшійся пароходъ не подошелъ настолько близко что присутствіе его не могло остаться дольше незамченнымъ. Когда Друмондъ прервалъ разговоръ чтобъ указать ей на него, она сдлала нетерпливое движеніе и какъ будто нехотя обернулась глазами къ морю.
— Очень нужно было ему подойти такъ некстати! воскликнула она.— Вы говорили такія интересныя вещи!
Друмондъ бросилъ взглядъ на Кливланда и Валенсію погруженныхъ въ какую-то серіозную бесду и сказалъ:
— Да, многое на свт обладаетъ способностію являться какъ нельзя боле некстати, какъ разъ когда только-что успешь заинтересоваться.

ГЛАВА VIII.

Пароходъ приближавшійся подъ лучами луны оказался яхтою значительныхъ размровъ, и лордъ Балисиди стоявшій на корм съ Анджелой долженъ былъ согласиться съ нею что было что-то фантастическое въ молчаливомъ, призрачномъ ход корабля пробиравшагося по рейду между стоявшими на якор яхтами. Лунный свтъ серебрилъ высокія, стройныя блыя мачты и реи съ тщательно убранными парусами и такъ ярко блестлъ на мдныхъ трубахъ что он казались стеклами огромныхъ сверкающихъ цилиндрическихъ фонарей. Не было слышно ни шума машины, ни ворчанія винта, и только волна съ тихимъ журчаніемъ сбгала съ красиваго водорза. Яхта граціозно обогнула носъ большаго катера, послышался звонокъ съ мостика мгновенно остановившій ходъ, и безъ единаго слова команды якорная цпь загремла и якорь упалъ въ воду. На корм парохода красовалось имя ‘Глоріана’.
На вопросъ мистера Друмонда боцманъ сказалъ что видлъ эту яхту еще въ докахъ и что, насколько помнитъ, она длалась для мистера Исаака Ньютона изъ Америки.
Имя это вызвало смхъ среди общества ‘Красавицы’.
— Американцы присвоиваютъ себ нашихъ лучшихъ людей, сказала Анджела.— Исаакъ Ньютонъ! подумайте только объ американскомъ Ньютон!
— Мы должны смотрть на дло съ философской точки зрнія, замтила Гвендоленъ Кардью:— Ньютонъ напоминаетъ о философіи.
— Бэконъ тоже, вставилъ Балисиди.
Въ это время дворецкій и его помощники появились съ подносами въ рукахъ, гостямъ подали пуншъ приготовленный особымъ способомъ который дворецкій, по собственному признанію, перенялъ у одного американскаго собрата по должности, и Анджела, попробовавъ этотъ божественный напитокъ, воскликнула:
— Исаакъ Ньютонъ отомщенъ! Имя Ньютона велико и славно, но мы отдаемъ его безъ сожалнія за этотъ дивный нектаръ.
Черезъ нсколько минутъ гости спустились въ дв лодки ждавшія внизу чтобъ отвезти ихъ на берегъ, и веселый вечеръ мистера Друмонда пришелъ къ концу.
Джорджъ Друмондъ долго слдилъ за ними глазами, желая чтобы Валенсія обернулась и на прощаніе махнула ему рукою.
Сначала онъ ждалъ этого.
Но не успли лодки отъхать на тридцать футовъ какъ Гвендоленъ Кардью обернулась и послала ему прощальный знакъ. Тогда ему страстно захотлось чтобы Валенсія не сдлала того же самаго.
Его желаніе сбылось.
— Мистеръ Чернсайдъ, велите пожалуйста спустить шлюпку, обратился Джорджъ къ штурману.
— Сію минуту, сэръ, вы желаете съхать на берегъ? сказалъ штурманъ.
— Нтъ, я пошлю записку на эту паровую яхту. Я напишу ее пока будутъ готовить шлюпку.
Онъ пошелъ къ себ въ каюту, повернулъ кранъ электрической лампы, написалъ нсколько словъ на карточк и вложилъ ее въ конвертъ адресованный мистеру Исааку Ньютону, вернувшись на палубу онъ нашелъ шлюпку спущенною.
— Велите матросу спросить, на яхт ли мистеръ Ньютонъ и, если онъ на ней, передать ему это письмо, пусть подождетъ отвта.
Офицеръ взялъ записку и передалъ приказъ матросу дожидавшемуся у лстницы. Джорджъ Друмондъ стоялъ на мостик съ ночнымъ биноклемъ въ рукахъ и всматривался въ человческія фигуры двигавшіяся на палуб ‘Глоріаны’. Взглядъ его искалъ женщины, но не находилъ ея. Онъ былъ увренъ въ томъ что если на яхт есть женщина, то она должна быть въ эту минуту на палуб.
Онъ видлъ какъ шлюпка подъхала къ яхт и слышалъ окликъ. Одинъ изъ матросовъ взялъ его записку, отнесъ ее на мостикъ и, приложивъ руку къ козырьку, подалъ ее одной изъ фигуръ стоявшихъ у рулеваго колеса и курившихъ сигары. Джорджу Друмонду казалось что онъ слышитъ вопросъ получившаго записку и отвтъ матроса указавшаго рукою на его шкуну. Посл этого владлецъ ‘Глоріаны’ распечаталъ письмо, прочелъ его подойдя къ фонарю и немедленно сбжалъ на палубу, а оттуда спустился въ шлюпку которая тотчасъ же отчалила.
Джорджъ Друмондъ опустилъ бинокль.
— Я такъ и думалъ что не можетъ быть на свт другаго человка съ этимъ именемъ. Два Ньютона еще возможны, но два Исаака Ньютона…
Онъ сошелъ на палубу и ждалъ на верху лстницы пока шлюпка не вернулась и ея пасажиръ, высокій, худощавый человкъ, не показался на яхт.
— Богъ мой! вскричалъ незнакомецъ, нсколько секунда молча посмотрвъ на Джорджа:— Джорджъ Личфильдъ! Вотъ сюрпризъ! Какими судьбами…
— Пойдемъ въ рубку, и я теб разкажу все, сказалъ Джорджъ когда тотъ выпустилъ его руку, — а у меня есть о чемъ поговорить, другъ Исаакъ.
— Я слушаю какъ китъ, отвчалъ Ньютонъ.— Великій адмиралъ! подумать только! а между тмъ тому всего восемь лтъ. Посмотри на эту луну! Теб не кажется что тамъ по склону растутъ бананы? Я теперь видть не могу банановъ. А ты?
— Пойдемъ въ рубку, повторилъ Джорджъ.
Они вмст вошли въ нее, и Джорджъ освтилъ комнату.
— Что это такое — каюта корабля или оранжерея? воскликнулъ мистеръ Ньютонъ, съ удивленіемъ озираясь вокругъ.— Ахъ, такъ это у тебя былъ праздникъ? Я видлъ илюминацію. И съ дамами! есть дамы на яхт?
— Ни одной.
— Жена?
— И той нтъ.
— Отпросился въ отпускъ?
— Я совсмъ не женатъ.
— Я тоже. Дурно ли мы поступаемъ?— не думаю. Все это было хорошо когда Авраамъ переселялся изъ Ура Халдейскаго или когда пассажиры Mayflower нуждались въ колонистахъ, но теперь дло другое. Ты, я вижу, не стсняешься въ выбор яхты. Ты можешь себ позволять это?
— Такъ же какъ могъ позволить себ купить бананъ въ былое время.
— Ты стало-быть не дремалъ. По какой части?
— Южная Африка. А ты?
— Глянецъ.
— Глянецъ? Что такое глянецъ?
— Какъ? ты не слыхалъ объ универсальномъ глянц Колумбіи?
— Никогда.
— Гд же ты жилъ, несчастный?!. На теб есть сейчасъ крахмальная рубашка?
— Ну? что же изъ этого?
— Если твоя прачка знаетъ свое дло, то она непремнно употребляетъ универсальный глянецъ Колумбіи. Ты только-что написалъ мн записку, она была написана на бумаг покрытой универсальнымъ глянцемъ Колумбіи. Видишь эти филенки изъ краснаго дерева? Он отполированы и покрыты универсальнымъ глянцемъ Колумбіи. Онъ не годенъ только для стеколъ. Джорджъ Личфильдъ, этотъ глянецъ — я!
— И это дло идетъ хорошо?
— Мало сказать — хорошо! Ты давно не былъ у насъ въ Америк?
— Да, цлыхъ семь лтъ.
— Вотъ потому-то ты ничего и не знаешь. Люди бывающіе въ Штатахъ разъ въ семь лтъ никогда не знаютъ что длается на свт. Здсь, на этой сторон нтъ той толкотни, хотя я согласенъ что жизнь здсь пріятне. Старый другъ, я скромный человкъ и не хочу чтобы ты думалъ обо мн лучше чмъ я стою, но я могу сказать что у насъ нтъ аршина живописной мстности на которомъ бы не красовалось объявленіе о моемъ универсальномъ глянц съ прибавленіемъ ‘не годенъ для стеколъ’. Пусть всякій кому угодно пользуется мертвыми стнами домовъ моего отечества, мн для моего глянца давайте дивныя дла природы, прямо вышедшія изъ рукъ Провиднія. Ты не можешь влзть ни на одну порядочную гору въ Америк чтобы не увидать объявленій о моемъ глянц на каждой скал. Ты не продешь по необозримымъ преріямъ безъ того чтобы не слыхать что онъ не годенъ для стеколъ, чтобы какъ-нибудь забывшись не попробовать. Весь склонъ горъ къ Великому океану покрытъ имъ, и всякій корабль, проходя черезъ Золотыя Ворота, идетъ мимо одного изъ моихъ катеровъ съ блестящимъ блымъ парусомъ, надпись котораго велитъ ему разнести радостную всть по залитымъ солнцемъ островамъ океана. Ахъ, Джорджъ, другъ мой, съ годами мы забываемъ простыя истины которыя знали дтьми, но мы снова молодемъ душою, и наша вра снова воскреснетъ когда мы въ священномъ трепет стоимъ лицомъ къ лицу съ могучею природой и кстати видимъ что универсальный глянецъ Колумбіи составляетъ радость хорошей прачки. Не годенъ для стеколъ.
— И это выгодно?
— Джорджъ, все на свт выгодно если не жалешь денегъ на объявленія. Я обставилъ свой глянецъ порядочно и выручилъ съ него шесть миліоновъ доларовъ. Помилуй, я употребляю дв трети литературныхъ талантовъ Америки для составленія своихъ рекламъ, знаешь, напримръ, въ такомъ род: рисунокъ изображаетъ младенца на рукахъ матери, начинается исторія изъ домашней жизни,— длинная исторія. Какъ попалъ ребенокъ на колна матери, спрашиваете вы? Исторія вамъ объясняетъ это, но только въ послдней строчк: она употребляетъ глянецъ Колумбіи и потому день глаженья сократился у нея вдвое, такъ что она начиная съ обда можетъ проводить время со своимъ сокровищемъ. Понимаешь?
— Понимаю. У тебя всегда была живая фантазія, Ньютонъ. Значитъ, ты бросилъ банановое дло?
— Давнымъ давно. Оно сорвалось, видишь ли, я хотлъ добиться того чтобы со временемъ не осталось ни одного человка на нашей сторон который бы слъ за обдъ безъ банана. Меня подорвало ирландское населеніе: оно раздуло это въ національный вопросъ, стало кричать что картофель въ опасности и т. п. Ну, да все равно, я только выигралъ отъ этого: въ банан нтъ эластичности, а для пріобртенія состоянія нужно дло упругое, обладающее стремленіемъ къ расширенію. Глянецъ какъ разъ такое дло, глянецъ не ограниченъ никакимъ горизонтомъ. А теперь о теб, Джорджъ. Что же, ты нашелъ сбытъ своему сахару въ Южной Африк?
— Я и не пробовалъ его сбывать, Исаакъ. Я продалъ свою землю на остров вскор посл… посл…
— Можешь не опредлять точне времени. Я помню событіе о которомъ ты думаешь и очень жалю что ты еще думаешь о немъ. Дальше!
— Я продалъ землю при первомъ же удобномъ случа и затмъ нкоторое время странствовалъ.
— Да, твое сердце никогда не лежало къ сахару, не лежало даже къ паток. У тебя было довольно денегъ и безъ этого.
— И къ тому же я получилъ наслдство сейчасъ же посл… посл…
— Того же самаго событія? Мимо!
— Да, посл того же событія. Умеръ мой дядя, братъ моей матери, и оставилъ мн состояніе. Семь лтъ тому назадъ я считалъ это состояніемъ, я думаю что его не хватило бы на уплату твоего недльнаго счета за объявленія. Одно изъ условій завщанія обязывало меня принять его фамилію и бросить свою собственную.
— И ты конечно бросилъ? Вдь она не была связана ни съ какими рекламами.
— Да, я принялъ имя Друмонда, и этимъ именемъ ты меня и зови, хотя въ записк я подписался по-старому: иначе ты не узналъ бы меня.
— Конечно, нтъ. Что же, ты потерялъ это состояніе и нажилъ другое? Мн всего тридцать два года, а я уже потерялъ три и нажилъ четыре состоянія. Въ голов у меня еще три новыхъ плана.
— Нтъ, я просто плылъ по теченію и очень кстати попалъ въ Южную Африку. Тамъ я наткнулся на стараго товарища. Онъ былъ одинъ изъ тхъ умныхъ людей которые составляютъ состоянія другимъ и не могутъ составить себ, потому что не имютъ капитала, — геологъ. Онъ открылъ что на одной ферм хлбное дерево не шло потому что почва содержала золото, и никого не могъ убдить въ этомъ пока не встртился со мной. Я купилъ эту ферму и три смежныхъ съ нею за безцнокъ, а когда насталъ день консолидаціи, мы продали свои земли за три миліона. Моя доля равнялась 2.180.000 фунт. стерлинговъ и мн позволили миліонъ оставить въ акціяхъ.
— Великій адмиралъ! Зачмъ я въ то время не былъ тамъ вмсто того чтобы бгать вокругъ Скалистыхъ горъ съ горшкомъ клейстера и пачкою объявленій!
Мистеръ Исаакъ Ньютонъ всталъ со своего мста и провелъ платкомъ по лбу.
Джорджъ Друмондъ засмялся.
— Дай руку, другъ! сердечно вскричалъ Американецъ.— Ты стоишь своего счастья! Только, чортъ возьми, какъ же это случилось что у тебя парусная яхта? Съ парусами много возни и мало радости, они унизительны для нашего брата. Миліонеръ подъ парусами все равно что примадонна въ товарномъ позд. Посмотри на меня. ‘Глоріана’ вышла изъ Соутгамптона черезъ 22 часа посл самаго скораго почтоваго парохода и догнала его въ Бискайскомъ залив, изъ этого я вижу что мы — самый быстрый ходокъ въ Средиземномъ мор. Вотъ какъ! Да, милостивый государь, я считаю что нашему брату унизительно позволять втру нести себя куда угодно.
— А я люблю эту возню, сказалъ Джорджъ.
— Я вижу, ты не стоишь своего успха въ мір, замтилъ Ньютонъ.
— А разв онъ у меня есть? спросилъ Джорджъ.
— Есть ли онъ у тебя! Да не ты ли сейчасъ говорилъ о миліонахъ фунтовъ какъ будто это миліоны какихъ нибудь доларовъ, и посл этого еще спрашиваешь меня — есть ли у тебя успхъ! Вдь у тебя есть же миліоны?
— Миліоны то есть, да въ нихъ ли успхъ?
— Да что-ти въ самомъ дл… горячо началъ мистеръ Ньютонъ, но вдругъ замолчалъ и опустилъ глаза. Опускать глаза было не въ его привычкахъ и потому онъ сейчасъ же ихъ поднялъ. Онъ всталъ, подошелъ къ Джорджу, положилъ ему руку на плечо и сказалъ:
— Бываютъ раны, другъ, которыя не скоро залчиваются. Какъ жаль что не изобрли антисептической пульверизаціи для воспоминанія, — оно дало бы много денегъ! Ты все еще думаешь объ этой двушк.
— Нтъ, кажется, рана зажила, отвчалъ Джорджъ: — я думаю о ней теперь безъ горечи и злобы въ сердц.
— И прекрасно. За что теб досадовать на нее? Я говорилъ теб что рано или поздно она оставитъ тебя въ дуракахъ, и слава Богу что она исполнила свое намреніе раньше чмъ позже.
— Конечно. Я могу думать о ней безъ злобы.
— Ты не видалъ ее съ тхъ поръ, Джорджъ? и не слыхалъ о ней?
— Она писала мн семь лтъ тому назадъ какъ разъ передъ моимъ отъздомъ съ острова и говорила что умираетъ съ голода. Я послалъ ей денегъ. Посл, когда я былъ въ Англіи, я разыскалъ ее. Боже мой! что съ ней сдлалось за этотъ годъ! Старая исторія. Онъ бросилъ ее.
— Она сказала теб его имя?
— Она мн ничего не сказала. Ты слышалъ мою клятву въ то утро когда ты пришелъ ко мн съ извстіемъ объ ея побг?
— Слышалъ, всякій на твоемъ мст сдлалъ бы то же самое, но что же изъ того? Всякій знаетъ чего стоятъ такія клятвы. Въ продолженіе моей жизни я клялся убить по крайней мр трехъ людей, и слава Богу, вс они и до сихъ поръ живы и здоровы. Мщеніе, какъ и молоко, сладко только до извстной поры, а тамъ оно киснетъ. Великій адмиралъ! какъ подумаешь отъ чего насъ спасаютъ люди которыхъ мы клянемся убить! Время и свжій воздухъ открываютъ людямъ глаза.
Джорджъ помолчалъ и потомъ тихо промолвилъ:
— Да, время, свжій воздухъ и…
— Именно! смясь сказалъ Ньютонъ:— время, свжій воздухъ и… другая двушка, пожалуй, даже время и воздухъ можно оставить въ поко. Такъ она теб не сказала имени того человка?
— Нтъ. Вроятно, она еще любила его.
— Нтъ, Джорджъ, она еще любила тебя, а не его.
— Какъ, меня?
— Да, тебя. Вдь это было всего черезъ годъ посл того какъ она убжала? Она знала что въ твоемъ сердц еще есть досада противъ него, а ея земляки въ такихъ случаяхъ выражаютъ ее ножомъ. Ей вовсе не хотлось чтобы тебя повсили за расправу съ негодяемъ, хотя я думаю что у тебя даже и тогда не было мысли прирзать его.
— Я не знаю что бы я сдлалъ тогда. Богъ знаетъ что бы я сдлалъ и теперь, очутившись лицомъ къ лицу съ этимъ человкомъ.
Джорджъ стиснулъ зубы, сжалъ кулаки и взволнованно зашагалъ по комнат.
Ньютонъ взглянулъ на него съ удивленіемъ.
— Великій адмиралъ! прошепталъ онъ,— можетъ ли быть чтобы здоровый человкъ прожившій восемь лтъ на свжемъ воздух не умлъ владть собою при мысли о прошломъ?!
— Если бы ты зналъ чмъ для меня былъ этотъ ударъ, какъ я надялся на счастливую жизнь съ нею и какъ въ одно мгновеніе по капризу безсовстнаго негодяя мое счастіе разбилось, если бы ты могъ понять что я почувствовалъ увидавъ ее снова, женщину которую я любилъ и которую сталъ бы беречь и лелять всю свою жизнь, увидалъ ее больною, голодною, отверженною, опозоренною, то ты зналъ бы что я чувствовалъ уходя отъ нея и какъ я молилъ Бога никогда не ставить меня лицомъ къ лицу съ этимъ человкомъ. Даже и теперь я чувствую…
— Нтъ, нтъ! я не поврю что ты до сихъ поръ не увренъ въ себ.
— Честное слово, это правда. Я думаю что… что я… да что толка говорить о томъ чего не можетъ быть? Если я и встрчу этого человка, я никогда не буду знать что это онъ.
— Она умерла?
— Я ничего не знаю о ней съ тхъ поръ какъ ухалъ въ Африку. Я положилъ на ея имя сумму денегъ и не слыхалъ отъ своихъ банкировъ чтобы перестали приходить за процентами. Все равно, какъ бы то ни было, я никогда не узнаю имени этого человка.
— Надюсь. Знаешь, Джорджъ, когда Господь сказалъ: ‘не хорошо человку быть одному’, Онъ имлъ въ виду именно тебя. Ты тотъ самый человкъ. Теб слдовало сейчасъ же по прізд домой жениться на порядочной англійской двушк, вмсто того чтобы здить по блу свту съ глупою мыслію сдлать непріятность человку который оказалъ теб величайшую услугу. Разв онъ не спасъ тебя отъ женитьбы на этой Испанк которая отравила бы теб жизнь? скажи мн, радъ ты теперь или нтъ что Долоресъ убжала отъ тебя?
— Если бы ты видлъ ее такою какою ее видлъ я по прізд въ Англію, развалиной, отверженнымъ существомъ…
— Теб надо было идти къ ней съ женой: она не дала бы зародиться въ теб ничему кром состраданія къ несчастной, чья жизнь была разбита. Джорджъ, милый другъ, я боюсь что мой пріздъ растравилъ старую рану, мн очень жаль! И все это отъ того что у такихъ натуръ какъ ты одно время, безъ женщины, безсильно залчивать раны. Вмсто того чтобы думать объ этомъ человк, теб надо было думать о жен, о доброй, хорошей жен.
Онъ положилъ руку на плечо друга, но другъ молчалъ и не поднималъ глазъ.
— Можетъ-быть, наконецъ, медленно началъ Джорджъ,— можетъ-быть прежде чмъ ухать отсюда ты дождешься полнаго заживленія раны, полнаго моего выздоровленія.
— Какъ? Женщина? Благодареніе Создателю! Но ты не ошибешься на этотъ разъ?
Джорджъ покачалъ головою и улыбнулся.
Мистеръ Исаакъ Ньютонъ пожалъ ему руку и, не сказавъ больше ни слова, вышелъ на палубу и спустился въ шлюпку. Войдя на бортъ ‘Глоріаны’ онъ послалъ рукой привтъ своему другу.
Несмотря на то что было уже за полночь, Джорджъ Друмондъ остался на палуб и закурилъ сигару.
Луна, теперь готовая скрыться за холмомъ на которомъ между апельсинными деревьями мелькали блыя стны виллы Валенсіи, когда-то видла все что было тамъ на далекомъ Вестиндскомъ остров, видла какъ цловала его та двушка прощаясь съ нимъ вечеромъ наканун ихъ свадьбы, и та же луна видла его слдующею ночью одиноко стоящимъ на берегу съ глазами устремленными на море по которому измнница уплыла съ другимъ человкомъ.
Стоя на палуб и глядя на заходящую луну, Джорджъ, казалось, видлъ передъ собою на склон холма одинокую фигуру которая когда-то смотрла вдаль съ морскаго берега. Теперь эта фигура представлялась ему совсмъ чуждою и не имвшею съ нимъ ничего общаго. Онъ смотрлъ на нее какъ смотрятъ на плохой портретъ и едва могъ различать знакомыя черты. Онъ отвернулся отъ берега съ улыбкою: такъ мало симпатіи возбуждалъ въ немъ этотъ чужой несчастный человкъ.
А между тмъ онъ вышелъ изъ себя когда Ньютонъ напомнилъ ему о прошломъ, онъ позволилъ себ говорить безумныя вещи о мщеніи человку увезшему у него невсту наканун свадьбы. Въ то утро когда Ньютонъ пришелъ къ нему съ этимъ извстіемъ, онъ поклялся найти и убить этого человка и что же?— онъ былъ готовъ сдлать то же самое теперь когда Ньютонъ заговорилъ объ этомъ черезъ восемь лтъ!
Какъ объяснить эту внезапную вспышку давно, какъ ему казалось, заглохшей страсти? Возможно ли чтобы жажда мести пережила въ немъ чувство любви?
Онъ былъ смущенъ. Если бы за часъ до этого разговора, въ моментъ отъзда гостей, ему сказали что онъ будетъ держать такія рчи, то онъ засмялся бы и не поврилъ. Онъ поразилъ этими рчами даже Ньютона, а Ньютонъ провелъ нсколько лтъ въ Санъ-Франциско.
Но какъ ни велико было удивленіе Ньютона, а самъ Джорджъ въ данную минуту еще больше дивился своему внезапному переходу отъ самообладанія сдержаннаго Англичанина къ бшенству дикаря. И сколько онъ ни раздумывалъ, онъ понялъ причину своей дикой выходки такъ же мало какъ люди живущіе на склон считавшагося потухшимъ вулкана понимаютъ причину внезапнаго изверженія.
Онъ пошелъ спать не ршивъ этой задачи.

ГЛАВА IX.

— Я говорила теб: берегись Джорджа Друмонда, сказала Анджела на другой день утромъ дяд курившему сигару въ саду виллы Паулины. Онъ общалъ зайти за Анджелой и взять ее съ собою завтракать, выигравъ бездлицу въ рулетку онъ чувствовалъ себя такимъ богачомъ что готовъ былъ угостить обдомъ полкняжества. Его гостепріимство простиралось даже на родню изъ которой, впрочемъ, одна Анджела приняла его приглашеніе. Она умла очень недурно заказывать завтраки,— и дядя надялся что подъ его руководствомъ она со временемъ постигнетъ основные принципы составленія обда.
— Я говорила теб: берегись Джорджа Друмонда, наставительнымъ тономъ говорила Анджела стоя передъ дядей въ новомъ и прелестномъ утреннемъ плать. (Въ искусств выбирать платья она не требовала руководства.)
— Я очень благодаренъ теб, мой другъ, сказалъ лордъ Балисиди, — и непремнно принялъ бы мры если бы почему-то не почувствовалъ что не могу такъ серіозно отнестись къ… длу которое теб извстно.
— Мн извстно одно что ты никогда не найдешь и въ половину другой такой хорошей невсты какъ Валенсія, подъ словомъ ‘хорошей’ я, конечно, подразумваю ‘красивой’, прибавила Анджела.
— Я вполн согласенъ съ тобою, сказалъ лордъ Балисиди уныло покачивая головою.
— Это все оттого что ты выигралъ нсколько сотенъ фунтовъ въ Монте-Карло и вообразилъ себя богаче и независиме самого Джорджа Друмонда, вскричала Анджела.
— Нтъ, мое дитя, серіозно отвчалъ дядя,— нтъ, ты обижаешь своего нжнаго дядю. Дло въ томъ что когда я подумаю какъ Валенсія хороша — подъ этимъ словомъ я не всегда подразумваю красоту — и какъ я плохъ, то я чувствую что… что… ну, да ты знаешь что я чувствую.
— Я не имю понятія объ этомъ, воскликнула Анджела,— но, впрочемъ, можетъ-быть и лучше что ты не слишкомъ думаешь о Валенсіи. Замтилъ ты какъ они съ Джорджемъ Друмондомъ не смотрли другъ на друга вчера вечеромъ?
— Какъ, они не смотрли другъ на друга? Милая моя, какъ можно замтить отрицательную величину?
— Для людей глупыхъ которые ходятъ съ закрытыми глазами, это можетъ-быть и трудно, а для меня легко: я гляжу во вс глаза и очень довольна результатомъ. Я говорю теб что въ продолженіе всего обда они съ Джорджемъ Друмондомъ ни раза не взглянули другъ на друга, и это еще боле утвердило меня во мнніи что всякій кто остановитъ свой выборъ на Валенсіи сдлаетъ хорошо если остережется Джорджа Друмонда.
— Ты человкъ наблюдательный! Ну, а замтила ли ты какъ они ловко сошлись вмст посл концерта?
— Да, и замтила что ты особенно старался объ этомъ. Это мн и показало что у тебя нтъ серіозныхъ намреній относительно Валенсіи.
— А видла ты какъ Гвенъ Кардью и Кливландъ налетли на нихъ какъ разъ въ ту минуту когда они такъ славно разболтались другъ съ другомъ? Что это теб сказало?
— Это сказало мн только то что я давно знала — что Мистеръ Кливландъ негодяй, а что Гвенъ Кардью имла виды на Джорджа Друмонда. Она воображаетъ что такъ какъ онъ былъ вжливъ съ нею до прізда Мертауновъ и не отталкивалъ ея какъ могъ бы оттолкнуть, — что онъ серіозно влюбленъ въ нее. Ты знаешь исторію собаки въ кладовой, Патъ?
— Нтъ. Какой собаки и въ чьей кладовой?
— Исторія эта вотъ какая: жила-была одна молодая или, лучше сказать, уже не молодая особа, она была такъ умна что ни одинъ сколько-нибудь стоящій вниманія человкъ не посватался за нее, потому что кто же захочетъ жениться на умной двушк?
— Конечно, никто кром глупца. Ты собираешься остаться старою двой, Анджела?
— Не думаю. Разв ты когда-нибудь слыхалъ чтобы кто-нибудь называлъ меня умною кром членовъ моей семьи?
— Надо отдать теб справедливость — не слыхалъ.
— Меня обвиняли въ безыскусственности, въ легкомысліи, говорили что я должна быть очень осторожною, но ни одинъ чужой человкъ не заподозрилъ меня въ ум.
— Ты слишкомъ умна чтобы показывать свой умъ, мое дитя. Ну, разказывай дальше.
— Дальше? что? ахъ, да! такъ вотъ, когда эта не молодая особа увидала что одинъ изъ тхъ людей которые не захотли на ней жениться стоитъ и разговариваетъ при лунномъ свт съ прелестною молодою двушкой на которой былъ бы готовъ жениться всякій у кого была хоть капля здраваго смысла, то она сказала стоявшему рядомъ съ нею человку который и самъ былъ бы радъ жениться на той двушк: ‘Если онъ не хочетъ жениться на мн, то я сдлаю все что могу чтобы не дать ему жениться и на ней’. Съ этими словами она встала съ мста и съ дерзостію луннаго луча втерлась между тми двумя. Вотъ теб исторія собаки въ кладовой, а теперь пойдемъ!
— Да, ты смотришь въ оба, мой ангелъ, сказалъ лордъ Балисиди бросая окурокъ папиросы и весело глядя на смющееся личико племянницы.— Ты должна находить нашу землю презабавнымъ мстомъ жительства.
— Я нахожу ее прекраснымъ мстомъ жительства для человческаго рода, воскликнула молодая двушка.
— Ну, что же? отъ избытка сердца уста…
— Цлуютъ, докончила Анджела положивъ руку на плечи дяд и подставляя губки для поцлуя.
Онъ поцловалъ ее, потомъ звнулъ и снова потянулся въ карманъ за портсигаромъ.
— Надо сознаться, Анджела, сказалъ онъ,— что ты славная двочка и что тобою можетъ гордиться всякій дядя.
— Да, дядя съ фамиліей Балисиди, отвчала она: — я вышла въ родъ Балисиди и ничего не унаслдовала отъ Гленмерковъ, правда?
— Къ счастію, правда! Ты молодая двушка съ очень милыми, но дурными манерами, недурнымъ личикомъ и умніемъ одваться. На теб сегодня прехорошенькое платье.
— Я рада что оно теб нравится. А что ты подумалъ о вчерашнемъ плать Гвенъ Кардью?
— О, я много думалъ о немъ, я даже боюсь что моихъ мыслей было больше чмъ матеріи на ея плать.
— Гвенъ вообще воплощенное торжество искусства. Что же касается меня и моихъ туалетовъ, то честь принадлежитъ не мн одной: м-съ Беннетъ поучила меня какъ надо одваться для Ривьеры.
— Ты попала въ руки хорошей учительницы. Итакъ для Ривьеры какъ и для Cour de divorce существуетъ особый родъ туалета?
— О, да! М-съ Беннетъ говоритъ: мы не должны одваться такъ какъ будто только-что пріхали изъ Парижа чтобы насъ не сочли за Американокъ, но мы не должны носить и слишкомъ простыхъ туалетовъ, иначе скажутъ что мы убжали отъ мужей: сбжавшія жены всегда стараются одваться проще. Потомъ мы не должны носить высокихъ каблуковъ: подумаютъ что мы второстепенныя англійскія актрисы въ отпуску.
— М-съ Беннетъ долго жила здсь, сказалъ лордъ Балисиди, — но вдь и ты здсь не въ первый разъ.
— Да, но тогда мн было только восемнадцать лтъ, возразила Анджела.— Какъ жаль что молодая двушка можетъ быть жевятнадцати лтъ только въ продолженіе одного года!
— Теб будетъ еще грустне оставаться двадцатидевятилтней въ продолженіе шести лтъ, сказалъ дядя.
— Я не могу этого длать, отвчала Анджела, — я въ Книг пэровъ.
— Многія двушки охотно прибавили бы себ по нскольку лтъ ради удовольствія очутиться въ ней.
— А между тмъ ты поступаешь такъ какъ будто не вришь тому что говоришь.
— Какъ такъ?
— Конечно, ты даешь своему замку обвалиться, потому что считаешь что титулъ пэра не иметъ цны на брачномъ рынк. Меня очень заботитъ вопросъ о томъ какъ тебя пристроить, милый дядя. Я ежедневно чувствую тяжелую отвтственность за то что ты до сихъ поръ у меня на рукахъ. Увряю тебя, обязанности племянницы не шутка.
— Милая Анджела, ради Бога, дай мн отдыхъ хоть на полдня! По правд сказать, мн немножко надола забота твоей мамы и твоя о благополучіи моего бднаго тла и твоего паны — о спасеніи моей бдной души.
— Потому что ты самъ не видишь своей выгоды, Патъ. Впрочемъ, я знаю какъ безполезно говорить съ человкомъ чья голова уже ршилась на извстный поступокъ.
— Чья голова ршилась на извстный поступокъ?
— Ну, если не голова, такъ сердце. Конечно, по разчету составляются только mariages de convenance, а ты въ данную минуту мене всего думаешь о подобнаго рода вещахъ. Я прекрасно знаю о чемъ или, лучше сказать, о комъ ты теперь думаешь!
— Ты очень проницательна!
— Очень. Есть два способа сбивать людей со слда: одинъ — слишкомъ много говорить о молодой двушк, другой — вовсе не говорить о ней. Я замтила что ты ни раза съ прізда не упомянулъ имени Норы Макъ-Дервотъ…
— Боже милостивый! что же…
— И замтила что ты слишкомъ много думалъ о ней.
— Ты не ошиблась, мой другъ, сказалъ лордъ Балисиди посл долгаго молчанія,— я много думалъ о ней и жаллъ что ея здсь нтъ, но отъ моего сожалнія она не прідетъ сюда, да если бъ и пріхала, то я думаю что у меня хватило бы храбрости бжать отсюда.
Анджела весело засмялась.
— Нтъ, ты не убжалъ бы, сказала она,— ты храбрый человкъ, но не настолько чтобы сдлать это.
— Нтъ, именно настолько, отвчалъ онъ,— я уже ршился на это.
— Да, умомъ, но, какъ я теб уже замтила, твой умъ принимаетъ самое слабое участіе въ этомъ дл. Что же, ты убжишь, если я теб скажу что Нора прідетъ сюда на мсяцъ?
— Какъ? что ты говоришь? Нора — сюда? Нтъ, быть ни можетъ: это слишкомъ хорошо, т. е. я хотлъ сказать: слишкомъ ужасно!
— Что же, ты убжишь?
— Да… убгу… конечно, убгу.
— Конечно, убжишь, но только по истеченіи мсяца и притомъ съ нею вмст.
— Ради Бога, Анджела, скажи мн, неужели она въ самомъ дл…
— Въ самомъ дл… Валенсія вчера сказала мн что она звала ее и что Нора детъ. А теперь приди въ себя, пожалуйста: вотъ мы и на набережной, и вотъ на-встрчу намъ идетъ м-ръ Друмондъ съ какимъ-то господиномъ. Намъ неловко сдлать видъ что мы не замчаемъ его, да если бъ и было ловко, мы этого не сдлаемъ. Полно, Патъ, будь мущиной: въ конц концовъ вшаться еще не изъ-за чего. Здравствуйте, м-ръ Друмондъ!

ГЛАВА X.

М-ръ Друмондъ не нарочно устроилъ встрчу съ Анджелой и ея дядей на Promenade des Anglais, мало того, онъ даже сдлалъ чуть замтное движеніе, какъ будто бы хотлъ свернуть въ сторону, но инстинктъ Анджелы не позволилъ ей пропустить минуту. Она чувствовала что насталъ психологическій и драматическій моментъ для перерыва разговора съ дядей и выведенія на сцену новыхъ дйствующихъ лицъ. Она ршила дать ему обдумать и пережить сообщенное ему извстіе до новаго случая остаться съ ней на-един. А кром того… Джорджъ Друмондъ былъ человкъ на котораго указывали пальцами, и она знала что вс гуляющія дамы съ ума сойдутъ отъ зависти, увидавъ его съ нею. Что же касается того незнакомаго господина, то онъ какъ разъ годится для того чтобы завязать разговоръ съ дядей и дать ему время оправиться отъ впечатлнія произведеннаго на него слухомъ о скоромъ прибытіи Норы Макъ-Дервотъ въ Ривьеру.
Вотъ почему она и поспшила сказать: ‘здравствуйте, м-ръ Друмондъ’, и вс дамы слышавшія это и завидовавшія ея хорошенькому платью и близкому знакомству съ Джорджемъ Друмондомъ сказали что она самымъ безсовстнымъ образомъ вшается ему на шею.
— Здравствуйте, отвчалъ Джорджъ, подавая руку ей и ея дяд.— Вы благополучно добрались до берега вчера вечеромъ?
— Совершенно. Мы долго не могли спать и все думали о вашемъ веселомъ праздник который могъ бы продолжаться и до сихъ поръ, если бы не подошелъ этотъ отвратительный пароходъ: мы вс сбжались въ кучу смотрть на него, и старшіе воспользовались благопріятною минутой чтобы побросать насъ въ лодку и увезти спать, пока мы еще не опомнились.
— Позвольте мн представить вамъ владльца отвратительнаго парохода, сказалъ м-ръ Друмондъ:— м-ръ Исаакъ Ньютонъ изъ Америки, мисъ Браунъ, лордъ Балисиди.
Анджела чуть-чуть вздрогнула, но сохранила полное самообладаніе, она опустила пониже свой розовый зонтикъ, такъ чтобы краска появившаяся на ея лиц могла сойти за розовый отблескъ шелковой матеріи.
За то лордъ Балисиди покатился со смха.
— Теб будетъ не трудно объяснить что подъ словомъ ‘отвратительный’ ты подразумвала ‘очаровательный’, вскричалъ онъ.— Двушка которая говоритъ о хорошихъ женщинахъ и потомъ объясняетъ что на ея язык слово хорошая значитъ красивая можетъ дать такое же объясненіе и слову отвратительный.
— Назвавъ ‘Глоріану’ отвратительной, вы сдлали самую большую ошибку въ своей жизни, мисъ Браунъ, сказалъ м-ръ Ньютонъ.
— Я сама то же думаю, кротко отвчала Анджела,— но я больше ея не повторю.
— ‘Глоріана’ самая совершеннйшая вещь въ этомъ несовершенномъ мір, заявилъ м-ръ Ньютонъ.
— Я очень рада что вы такъ горячо любите свою яхту, сказала Анджела.
— Еще бы! Кто же станетъ самъ топить свой корабль?
— А въ особенности пароходовладлецъ, сказалъ Джорджъ Друмондъ,— они слишкомъ заняты потопленіемъ чужихъ. Нтъ, мисъ Браунъ, мн жаль что вы отказались отъ своего слова: по-моему, паровая яхта чудовищно отвратительная вещь.
— Если вы согласны съ нимъ, мисъ Браунъ, то говорите не стсняясь, посл этого я думаю что выдержу всякій ударъ судьбы, сказалъ Ньютонъ.
— Мы сердиты на ‘Глоріану’ только потому что ея прибытіе разстроило нашу веселую компанію, замтила Анджела.
— Вы сказали что, не будь этого, вы веселились бы до утра? спросилъ Ньютонъ.— Знаете, въ такомъ случа я радъ что мы помшали вамъ.
Анджела покачала головой.
— Ахъ, м-ръ Ньютонъ, сказала она,— вы не знаете что значило ваше прибытіе для нкоторыхъ изъ насъ.
— Я желалъ бы знать, знаетъ ли это кто-нибудь изъ вашихъ милыхъ друзей, спокойно сказалъ Ньютонъ.
— Вчера такъ рано разъхались, сказалъ Джорджъ, — что и мы сегодня съ утра поспшили на берегъ. Мы идемъ завтракать въ ‘Метрополь’.
— Въ такомъ случа мы можемъ соединить свои силы, такъ какъ и мы направляемся туда же, отвчалъ лордъ Балисиди.
— Какъ хорошо! съ милою радостью вскричала Анджела и увидала что Ньютонъ счелъ ее за это прелестнйшею двушкой въ свт.
Она подумала что онъ правъ и пошла рядомъ съ нимъ, предоставивъ Джорджа Друмонда своему дяд.
— Вашъ другъ такъ правильно говоритъ по англійски что сейчасъ видно что онъ Американецъ, замтилъ Балисиди.
— Да, онъ Американецъ и превосходнйшій человкъ въ мір, сказалъ Джорджъ.— Когда мы видлись съ нимъ въ послдній разъ, онъ былъ очень далекъ отъ обладанія паровыми яхтами. Онъ довольно безуспшно занимался ввозомъ банановъ въ Штаты. Можетъ-быть дло и разрослось бы настолько чтобъ удовлетворить обыкновеннаго человка, по Ньютонъ не обыкновенный человкъ, и это его не удовлетворило.
— И онъ искалъ другаго, пока не нашелъ того чего искалъ?
— Да, въ Америк состоянія наживаются довольно быстро.
— И теряются еще быстре, не правда ли?
— Знаете ли, человкъ способный нажить и потерять одно состояніе обыкновенно уметъ нажить и потерять и другое. Я встрчалъ людей которые послдовательно составляли и спускали по пяти огромныхъ состояній. Они поперемнно были то миліонерами, то нищими.
— И вашъ другъ въ данную минуту находится въ період ‘миліонерства?’ Ему не можетъ быть боле 30-ти лтъ.
— Ему тридцать два.
— Онъ еще много разъ можетъ испытывать удовольствіе лишаться состоянія.
— У него голова полна финансовыми планами.
— Удивительно! А у насъ въ Европ человкъ съ финансовыми планами обыкновенно обдумываетъ ихъ на свобод, въ богадльн или рабочемъ дом.
— Исаакъ Ньютонъ не мечтатель. Онъ не могъ не нажить денегъ, потому что слишкомъ хорошо знаетъ людей.
— А это единственное необходимое условіе?
— Да, пожалуй что такъ, потому что знаніе людей заключаетъ въ себ умніе писать объявленія. У моего друга положительный талантъ въ этомъ направленіи. Я самъ былъ дловымъ человкомъ, но никогда не могъ выдвинуться впередъ благодаря отсутствію этой способности.
— Какъ? Я думалъ что вы вообще повели свои денежныя, дла очень не дурно?
— Это правда, но все это была чистйшая случайность: одинъ мой школьный товарищъ посовтовалъ мн купить участокъ земли заключавшей въ себ, по его мннію, золото. Я послдовалъ его совту — вотъ и все.
— И доказали этимъ что тоже знаете людей, такъ какъ послушались именно того на кого можно было положиться. Скажите, ошибались ли вы когда-нибудь въ человк?
Джорджъ Друмондъ сразу принялъ серіозный видъ и минуту помолчавъ сказалъ съ какою-то неловкою усмшкой:
— Я ни раза не позволилъ себя обмануть мущин.
— О! я не говорю о женщинахъ! со смхомъ сказалъ Балисиди.— Я никогда не поврилъ бы человку который сказалъ бы мн что онъ понимаетъ женщинъ. Гд намъ знать ихъ когда он сами себя не знаютъ?
— Мн кажется что въ этомъ отношеніи я отсталъ боле другихъ и сталъ хуже чмъ былъ прежде, сказалъ Джорджъ.— Видите ли, лордъ Балисиди, я велъ одинокую жизнь почти съ шестнадцатилтняго возраста, сначала въ Южной Америк, потомъ въ Вестъ-Индіи и наконецъ въ Африк. Здшняя жизнь для меня совершенно нова и многое приводитъ меня въ смущеніе.
— Напрасно, жизнь можетъ быть очень забавною если на нее смотрть какъ надо, а смущаться ею не стоитъ.
— Я ршилъ задать вамъ одинъ вопросъ въ первый же разъ какъ увижу васъ, сказалъ Джорджъ.— Я знаю что мои миліоны въ вашихъ глазахъ не придаютъ мн ни мало вса и что вы будете со мною такъ же откровенны какъ если бы у меня не было ни гроша.
— Я отвчу на всякій вашъ вопросъ такъ же откровенно, какъ если бы вы были бдны какъ ирландскій помщикъ, отвчалъ владлецъ имнія Балисиди.— Знаете ли что одно слово ‘миліонеръ’ заставляетъ меня становиться на дыбы, хотя вроятно и среди нихъ есть порядочные люди, такъ, напримръ, я считаю васъ порядочнымъ человкомъ, такимъ порядочнымъ что даже по временамъ забываю про ваши миліоны.
— Объ этомъ-то я и хотлъ васъ спросить, сказалъ Джорджъ Друмондъ,— я желалъ бы знать, подхожу ли я къ людямъ которые длаютъ мн честь своимъ знакомствомъ?
— Напримръ, къ кому?
— Ну, хоть къ вашей сестр лэди Гленмеркъ и къ Мертаунамъ? Я желалъ бы знать какого рода та вжливость которую они мн оказываютъ. Смотрятъ ли они на меня такъ же какъ смотрятъ на какого-нибудь замчательнаго негра, или актера, или романиста, или анархиста? Когда они встрчаются съ этими людьми, они умютъ и съ ними обойтись такъ что т не чувствуютъ ни малйшей неловкости, но всякій можетъ видть, по крайней мр я могу, что ими руководитъ великодушіе, но что они не считаютъ этихъ людей жителями одного съ собою міра. Вотъ я и думалъ, не къ тому ли же типу надо отнести и ту вжливость которую они, а теперь и вы оказываете мн.
— Откуда у васъ могли взяться такія мысли? Кто вамъ вбилъ ихъ въ голову! Наврно какой-нибудь проклятый радикалъ! Ужь не вашъ ли американскій другъ съ паровой яхты? Хотя онъ кажется повыше этого сорта людей.
— Нтъ, нтъ! онъ никогда не задумывался надъ соціальнымъ положеніемъ и различіемъ людей. Нтъ, мн это приходило въ голову и самому, а кром того въ послднее время, съ тхъ поръ что я часто бываю въ обществ… мисъ Мертаунъ и мисъ Браунъ и другихъ, мн одинъ человкъ намекнулъ что я сдлаю большую ошибку предположивъ что вы вс смотрите на меня, какъ на равнаго. Мн сказали что я допускаюсь въ ваше общество именно какъ негръ или актеръ
— Кто-нибудь посмялся надъ вами, и наврно женщина, нтъ, это не можетъ быть Анджела! Она много дурачится, не знаетъ гд остановиться. Нтъ, это должна быть… кто можетъ быть способенъ на это?.. Неужели Гвенъ? Богъ мой! это Гвенъ Кардью, я по вашему лицу вижу что это она! И вы ей поврили? Впрочемъ, вы сами сознались что не знаете женщинъ. Если бы вы такъ же мало знали мущинъ, то вы были бы теперь бдне меня, а это много значитъ.
— Да, я готовъ признаться что это мн сказала мисъ Кардью, но по всей вроятности желая сдлать доброе дло.
— Да, доброе дло для самой Гвенъ Кардью.
— Но вы все-таки не высказали мн своего мннія по этому поводу. Не думайте что я разсержусь! Кром того, вы можете этимъ спасти меня отъ… большой глупости, вдь я могу сняться съ якоря въ какіе-нибудь полчаса.
— Мой милый Друмондъ, да вы положительно своего рода рдкость, сказалъ лордъ Балисиди.— Скромный миліонеръ — вещь небывалая въ наше время! Гд вы жили до сихъ поръ что у васъ могло остаться въ голов представленіе о сословной исключительности среди какого бы то ни было общества кром купеческаго? Вы наврно свалились съ другой планеты. Да поглядите вокругъ себя: кто теперь великіе люди? Конечно, какъ и всегда, люди власти и силы. Когда-то ими были помщики и называли себя аристократіей. Теперь бдняги совсмъ притихли! Посл войны на годъ или на два входятъ въ моду военные, но выше всхъ все-таки миліонеры. Мы терпимъ ихъ даже когда они нестерпимы, но когда случайно выдастся миліонеръ который въ то же время и человкъ — о, тогда его успху нтъ конца! Съ какой стати Гленмерки и Мертауны стали бы ласкать васъ если бы вы не были порядочнымъ человкомъ? Не думаете ли вы что они хотятъ занять у васъ денегъ?
— Нтъ, нтъ! Это мн и въ голову не приходило.
— Просилъ ли у васъ кто-нибудь изъ этого общества взаймы денегъ или подписи на вексел? не думаю. Неужели они станутъ посщать вашу яхту изъ-за вашего вкуснаго обда? Тоже нтъ, многіе изъ нихъ предпочтутъ простой кусокъ хорошаго бифштекса и стаканъ эля всмъ вашимъ тонкимъ кушаніямъ. Нтъ, мой другъ! изъ-за денегъ васъ любятъ только купцы и духовныя лица, имъ вы можете давать ихъ сколько угодно, не опасаясь оскорбить ихъ самолюбія, только не совтую вамъ проситъ у нихъ денегъ, какая бы нужда васъ ни постигла впослдствіи. Полноте, не будьте такимъ младенцемъ и не врьте ничему что станетъ вамъ разказывать объ обществ Гвенъ Кардью, да и вообще чмъ меньше вы будете врить барышнямъ, тмъ лучше для васъ. Гвенъ отличается поразительною недобросовстностію. Я не позволилъ бы себ давать вамъ подобные совты, если бы вы сами не признались что жили въ странахъ настолько же отдаленныхъ отъ общества насколько, скажемъ, принципы отъ Гвенъ Кардью. Однако, вотъ мы и у дверей отеля.
— Еще одно слово, лордъ Балисиди, только одно слово: она сказала мн вчера передъ самымъ отъздомъ что вы… что… нтъ! я лучше не скажу того что она мн говорила… хотя какая у нея могла быть цль?.. Ну, да все равно.
— Все равно… Я не любопытенъ, но только я скажу вамъ одно: Гвенъ Кардью только въ томъ случа, говоритъ правду, если это ей выгодно. Мы, мущины, плохо знаемъ женщинъ, но бываютъ женщины — и Гвенъ въ томъ числ — которыя прекрасно знаютъ и понимаютъ мущинъ. Они возводятъ это въ науку.
На этомъ разговоръ прервался, и они вмст вошли въ столовую.
За однимъ изъ маленькихъ столиковъ Анджела была дятельно занята заказываніемъ завтрака для мистера Ньютона и разсуждала по поводу яичницы съ лакеемъ-Швейцарцемъ на французскомъ язык котораго мистеръ Ньютонъ совсмъ не зналъ.

ГЛАВА XI.

Да, благодтельною совтчицей Джорджа Друмонда была дйствительно Гвенъ Кардью, вчерашній разговоръ съ нею навелъ его на мысли о неискренности общества.
Мисъ Кардью призналась ему что не разъ задавала себ вопросъ: ясно ли онъ понимаетъ условія которыми держится англійское общество и считаетъ ли онъ вс протянутыя ему руки руками истинныхъ друзей — истинными друзьями она называетъ только совершенно безкорыстныхъ друзей, такихъ которые остались бы друзьями человка если бъ у него не было ни копйки.
На это мистеръ Друмондъ сказалъ что никогда еще во время своихъ странствованій по блому свту не встрчалъ такихъ милыхъ и сердечныхъ людей какъ т которые теперь удостоили его своимъ посщеніемъ, что даже въ Іоганнесбург гд у него было много знакомствъ онъ никогда не чувствовалъ себя въ такомъ пріятномъ кругу.
Мисъ Кардью замтила что не знаетъ іоганнесбургскаго общества, но что вообще съ англійскимъ обществомъ знакома хорошо и знаетъ что нтъ ничего трудне какъ попасть въ него постороннему человку. Ее приводитъ въ негодованіе неискренность этого общества, съ тхъ поръ какъ она видла столькихъ хорошихъ и достойныхъ людей выброшенными за бортъ за то что они осмлились считать себя принадлежащими къ нему.
— Да, оно будетъ охотно сть ваши обды и пить ваши вина, сказала мисъ Кардью.
— И звать меня къ себ.
— Разумется! Пока у васъ ваши миліоны, вы можете быть уврены въ его расположеніи, но если вы хотите быть счастливы, то довольствуйтесь тмъ положеніемъ которое вы занимаете: вы можете доставить себ удовольствіе посмяться надъ людьми хвастающимися своею исключительностію. О, сколько я знаю примровъ дерзости этихъ людей! Я помню художника Винсента Кларенса: онъ писалъ портретъ леди Маргариты Вульстонъ. Они проводили вмст много времени въ имніи Вульстоновъ пока писался портретъ, и онъ вообразилъ что принятъ какъ членъ семьи, но убдился въ своей ошибк, сдлавъ попытку поцловать руку леди Маргариты. Его мгновенно вышвырнули за дверь. А примръ молодаго романиста Робсона имвшаго дерзость сдлать предложеніе дочери сэра Скотта! Она разсмялась ему въ лицо, хотя поздне и выражала сожалніе что онъ такъ ложно понялъ ея увлеченіе его произведеніями. О, да я могла бы привести вамъ тысячи примровъ!
— Съ меня довольно и этихъ, мисъ Кардью, сказалъ Джорджъ.— Мн хотлось бы врить искренности добраго отношенія ко мн людей которыхъ я встрчаю, и я надюсь что никогда не дамъ имъ повода наказать мою самонадянность.
— Я жила въ Индіи, продолжала она,— и поврьте мн, мистеръ Друмондъ, что кастовыя преграды Индусовъ ничто въ сравненіи съ тми которыя существуютъ въ ум англійскихъ аристократовъ по отношенію ко всмъ nouveau-riches, какого бы уваженія они ни заслуживали. Вы не сердитесь на меня за предупрежденіе, мистеръ Друмондъ?
— Нтъ, какъ можетъ онъ сердиться на мисъ Кардью? сказалъ онъ ей.
Конечно, сердиться ему было не за что, но огорчаться было чмъ, и ему горько было подумать что можетъ-быть его гости смотрятъ на него такъ же какъ стали бы смотрть на Негра достигшаго епископскаго сана или Армянина ухитрившагося остаться въ живыхъ подъ турецкимъ владычествомъ, или мисіонера требующаго для обращенія всего міра въ христіанство полмиліона въ безотчетное распоряженіе. Онъ чувствовалъ что и въ самомъ дл можетъ-быть эти люди, въ числ которыхъ было два пэра и одинъ баронетъ, смотрятъ на него не то чтобы съ презрніемъ,— нтъ, но еще хуже того — съ тмъ любопытствомъ которое заставляетъ человка подносить къ глазамъ черепаховый лорнетъ съ длинною ручкой. Конечно онъ для нихъ посторонній, ‘не свой’ человкъ: его фамилія никогда не появлялась ни въ одной Красной книг, его отецъ былъ чайнымъ торговцемъ въ провинціи, а самъ онъ разводилъ сахарныя плантаціи въ Вестъ-Индіи.
И въ то время какъ кипвшая въ его душ горечь начала было немного утихать подъ вліяніемъ милаго голоса и словъ Валенсіи стоявшей рядомъ съ нимъ у борта яхты, его добрая совтчица опять подошла къ нему и заговорила съ нимъ, между тмъ какъ другой человкъ началъ говорить съ милою двушкой, чьи слова казались ему такими успокоительными, а немного спустя его доброжелательница шепнула ему съ лукавою улыбкой:
— Я уврена что вы не хотите испортить вечеръ двумъ молодымъ людямъ?
— Испортить вечеръ? переспросилъ онъ.
— Вдь вы же наврно знаете что мисъ Мертаунъ и Сэттонъ Кливландъ… какъ бы это сказать?.. хорошіе друзья.
— Я надюсь что мы вс здсь хорошіе друзья, сказалъ онъ, стараясь не выдать впечатлнія произведеннаго на него ея словами.
— Да, конечно, но про эту парочку прошлымъ лтомъ ходили слухи что она помолвлена, лично я думаю что офиціальной помолвки еще не было, хотя вс знаютъ что это самое горячее желаніе ея отца: ихъ имнія раздлены только ручьемъ. Надо этому способствовать всми силами, не правда ли, мистеръ Друмондъ? Это была бы идеальная партія, и я имю основаніе думать что она не встртила бы ни съ чьей стороны препятствій. Посмотрите, пожалуйста, этотъ пароходъ идетъ прямо на насъ!
Вотъ что Гвендоленъ говорила ему въ то время какъ ‘Глоріана’ тихо, какъ призрачный корабль, входила въ бухту.
Онъ всю ночь думалъ объ ея словахъ и ршилъ спросить откровенно мннія лорда Балисиди по поводу обоихъ мучившихъ его вопросовъ. Теперь онъ узналъ это мнніе относительно одного, но удержался отъ разговора о другомъ. Если мисъ Кардью дала ему ложныя свднія о первомъ, то возможно что она дала ихъ и о второмъ. Во всякомъ случа онъ не могъ заставить себя спросить лорда Балисиди, близкаго знакомаго Валенсіи, правда ли что она и Сэттонъ Кливландъ помолвлены. Поэтому теперь ему не оставалось длать ничего другаго какъ отвчать на вопросъ который предлагала ему мисъ Браунъ относительно завтрака.
Да, ему кажется заслуженною ея похвала filet de poulet aux petits pois, но онъ долженъ также отдать справедливость и canap de volaille la neige de Corniche. Мисъ Браунъ согласилась съ нимъ и прибавила что очень недурны такъ же beignets de riz de veau la myst&egrave,re.
Вообще мисъ Браунъ была готова хвалить все что было на карточк и многое такое чего на ней не было, какъ, напримръ, судьбу которую такъ бранятъ поэты и философы и которая привела ее въ этотъ отель и посадила за столъ противъ самаго очаровательнаго человка котораго она встрчала за т полтора года что вышла изъ пансіона.
Очаровательный человкъ былъ мистеръ Исаакъ Ньютонъ.
— У него такой своеобразный способъ выраженія, шепнула она дяд.
Больше она ему ничего не сказала, но сдлала ошибку сказавъ и это, потому что, согласясь съ нею относительно своеобразности разговора мистера Ньютона, лордъ Балисиди въ то же время ршилъ что на обратномъ пути изъ отеля не племянница его, а онъ самъ займется изученіемъ оборотовъ его рчи.
Онъ зналъ что хорошенькія и оживленныя племянницы — большая отвтственность и никогда не видалъ своей племянницы такою хорошенькою и оживленною какъ въ то время когда она посвящала мистера Ньютона въ тайны карточки кушаній. Не ускользнуло отъ него и то что и мистеръ Ньютонъ положительно находилъ удовольствіе въ ея близкомъ присутствіи и съ интересомъ слушалъ ея вопросы о томъ — любитъ ли онъ или не любитъ кушаній о которыхъ онъ не слыхалъ никогда въ жизни.
— Слыхали вы исторію разбогатвшаго старьевщика который захотлъ полакомиться во французскомъ ресторан, мисъ Браунъ? спросилъ Ньютонъ и разказалъ ей какъ этотъ человкъ пришелъ къ Дельмонико съ намреніемъ състь самый лучшій обдъ, но такъ какъ карточка была на французскомъ язык, то онъ не умлъ спросить ничего кром супа, супа и еще супа. Когда же, наконецъ, усталый лакей самъ догадался принести ему остальныя блюда обда, то онъ уже не могъ ихъ сть посл проглоченнаго количества супа.
Употребленіе многихъ исключительно американскихъ оборотовъ и выраженій во время этого разказа и вызвало у Анджелы восхищеніе своеобразностію его рчи.
Лордъ Балисиди улыбнулся ей въ отвтъ, и вотъ какимъ образомъ случилось то что когда они посл изысканнаго завтрака снова вышли на Promenade des Anglais, то мистеръ Ньютонъ оказался рядомъ съ нимъ, а Джорджъ Друмондъ съ Анджелой.

ГЛАВА XII.

— Вроятно, Ривьера слыветъ самымъ нечестивымъ мстомъ во всей Европ, замтилъ м-ръ Ньютонъ увидавъ что никакія уловки не вернутъ ему мста около Анджелы.
— Да, это дйствительно самый веселый уголокъ Европы, сказалъ лордъ Балисиди.
— Джорджъ, кажется, считаетъ васъ лучшимъ руководителемъ для иностранца и потому оставилъ меня съ вами.
— Это льститъ моему самолюбію, м-ръ Ньютонъ. Онъ знаетъ что ничмъ нельзя такъ угодить человку какъ предположеніемъ что онъ на короткой ног со врагомъ рода человческаго. Да, я дйствительно знаю многое о самыхъ замчательныхъ образцахъ здшняго общества, но, напримръ, замчательне и хуже вотъ этого разукрашеннаго орденами господина не знаю никого и ничего.
— Что же, онъ думаетъ что обманываетъ ими кого-нибудь?
— Врядъ ли. Я знаю о немъ многое — не все, я не думаю чтобы былъ на земл такой человкъ который зналъ бы о немъ все. У него титулъ барона, хотя никому неизвстно въ какой части свта онъ получилъ его. Онъ не Еврей, хотя нкоторые люди не любящіе Евреевъ и увряютъ что онъ Еврей.
— Ему бы лучше было быть мене замтнымъ, сказалъ Американецъ.— Онъ должно-быть показывался на всхъ выставкахъ за послдніе годы? На немъ больше медалей чмъ на любой швейной машин.
— Онъ занимался одно время крупными международными торговыми сдлками на Балканскомъ полуостров — и занимался такъ удачно что вс ршили что онъ Еврей. Но потомъ онъ думалъ нажиться еще скоре пристроившись къ финансовымъ операціямъ въ центральной Америк и ошибся.
— И тогда люди ршили что онъ не Еврей? Онъ вроятно поработалъ и надъ революціями въ Южной Америк?
— Да, кажется, онъ нкоторое время пробовалъ счастья и въ этомъ направленіи, онъ говоритъ что Южно-Американцы страшные мошенники и въ то же время сокрушается со слезами на глазахъ о томъ что мошенничество плохо оплачивается.
— Вотъ почему его сюртукъ слегка лоснится по швамъ? А все-таки не мшало бы ему поубавить орденовъ.
— Да, онъ ухитрился купить или добыть вс ордена Европы которые только можно достать за деньги. Шутники говорятъ что у него есть цпь ордена Поцлуя Іуды состоящая изъ тридцати серебряныхъ медалей, алая лента Раавъ Іерихонской, мдная лира ордена Ананіи и Сапфиры и желзный браслетъ рыцарей Темницы, увряютъ что ему скоро пожалуютъ знакъ ордена Веревки на шею, и я со своей стороны полагаю что онъ вполн стоитъ его. Онъ съ нсколькими друзьями пробовалъ счастія и въ Россіи, но добился только того что его попросили убраться вонъ.
— И теперь онъ живетъ здсь?
— Да, пока не представится чего-нибудь лучшаго. Ахъ! вотъ еще обворожительная особа!
— Кто? эта шестипудовая блондинка?
— Да. Она ваша соотечественница, м-ръ Ньютонъ, и вамъ надо знать ее: это м-рсъ Дэзи Тонксъ.
— Какіе у нея свтлые волосы!
— Да, немножко слишкомъ свтлы для того чтобы быть настоящими, ее прозвали ‘волоокая Дэзи’ за ея большіе круглые глаза.
— А кто этотъ маленькій господинъ съ краснымъ лицомъ и записною книжкой въ которой онъ по временамъ что-то отмчаетъ?
— Онъ называетъ себя поэтомъ и когда-то написалъ книгу которая была такъ плоха что удостоилась хвалебной статьи въ ‘Олимпійскомъ Обозрніи’. За нимъ стоитъ самый изящный банкротъ за послднія пять лтъ. Вы видите какъ онъ одтъ? У него здсь вилла, а обды его славятся по всему побережью.
— А эта милая дама съ ребятами въ большой коляск, надюсь, она ничмъ не замчательна? По-моему, ничмъ не замчательныя женщины бываютъ самыя пріятныя.
— Я согласенъ съ вами, м-ръ Ньютонъ, эта дама очень мила. Она замчательна однимъ — плохимъ здоровьемъ. Она хвораетъ уже лтъ шесть.
— У нея есть мужъ?
— Есть. Онъ занимаетъ видное мсто и отличается самою нжною привязанностію… къ Англіи въ то время какъ жена его живетъ на берегу Средиземнаго моря. Онъ несноснйшій гордецъ и хотя консерваторъ, но обладаетъ самомнніемъ соціалиста. А вотъ другой гордецъ! онъ пишетъ романы которые до того скучны что люди считаютъ ихъ умными. Вамъ вроятно некогда читать романы, м-ръ Ньютонъ?
— Я слишкомъ много видлъ ихъ въ жизни чтобъ интересоваться ими въ книгахъ, сэръ. Когда человкъ проводитъ всю свою жизнь среди мущинъ и женщинъ и изучаетъ ихъ съ цлію улучшить свои дла, то романы кажутся ему немножко скучными. Впрочемъ, я получаю вс американскіе журналы благодаря объявленіямъ которыя помщаю въ нихъ и иногда, когда есть время, заглядываю и въ журналы.
— Да, вы, Американцы, времени не теряете.
— За то вы, Англичане, теряете его очень много. Я гд-то читалъ что Англичанинъ проводитъ десятую часть жизни за дой, и врю этому, потому что самъ видалъ Англичанъ которые проводили цлыхъ четверть часа за завтракомъ и двадцать минутъ за обдомъ.
— Я желалъ бы имть право сказать что то были исключенія, м-ръ Ньютонъ, но чувство добросовстности заставляетъ меня сознаться что я самъ видалъ подобные случаи. А много у васъ видовъ желудочныхъ страданій въ Соединенныхъ Штатахъ?
— Сосчитать ихъ врядъ ли возможно, но за то у насъ 1180 способовъ лченія отъ нихъ.
— Я желалъ бы знать: приходило ли хоть одному изъ вашихъ докторовъ въ голову прописать вамъ завтракать и обдать пятью минутами дольше?
— Нтъ, сэръ, и такой докторъ не долго остался бы въ живыхъ, потому что мы народъ свободный и не потерпимъ посторонняго вмшательства въ неотъемлемое право каждаго Американца наживать себ столько болзней сколько ему угодно!
Посл такого опредленія народной независимости представитель прогреса и представитель упадка, то-есть американскій миліонеръ и ирландскій помщикъ дошли до скамейки на которой уже отдыхали Джорджъ и Анджела. Увидавъ первую скамью съ удобною спинкой Анджела начала жаловаться на усталость, и ея спутникъ, въ своей невинности считавшій ее слишкомъ молодою для того чтобы пускаться на хитрости, сталъ упрекать себя за недостатокъ вниманія къ ней и слишкомъ скорую ходьбу.
Анджела милостиво улыбнулась и сла нарочно не на конецъ скамьи, а такъ чтобы рядомъ съ нею по другую ея сторону могъ свободно умститься еще человкъ. Между тмъ подошли ея дядя и мистеръ Ньютонъ, тогда она вжливо подвинулась еще немножко чтобы дать мсто тому изъ нихъ кто пожелаетъ.
Усталымъ оказался мистеръ Ньютонъ.
Анджела сейчасъ же обратилась къ нему.
— Я надюсь что дядя усплъ разказать вамъ все про здшнее общество? сказала она съ самою обворожительною улыбкой, мистеръ Ньютонъ до этого дня и представить себ не могъ какое могущественное орудіе улыбка въ умлыхъ рукахъ.
Анджела далеко не всегда улыбалась.
— Все? задумчиво переспросилъ мистеръ Ньютонъ.— Нтъ, не думаю чтобъ онъ сталъ разказывать мн все, вроятно онъ сообщилъ мн то что нашелъ нужнымъ сообщить такому новичку какъ я.
— Если вы и новичокъ, то вроятно только въ Европ, сказала Анджела.— Вообще трудно считать новичкомъ человка объздившаго весь свтъ, и притомъ же говорятъ что Нью-Йоркъ есть указатель къ изученію вселенной.
— Я готовъ согласиться что тридцать лтъ жизни въ Америк являются твердымъ основаніемъ для человка желающаго познакомиться съ жизнію, отвчалъ мистеръ Ньютонъ,— но мн кажется что если Нью-Йоркъ есть указатель къ изученію вселенной, то Ривьера есть въ своемъ род руководство къ изученію всхъ язвъ Европы. Вообще, по-видимому, чмъ прекрасне мсто, тмъ оно испорченне.
— Испорченъ только человкъ, вставилъ Джорджъ.
— Не думайте что увидавъ Promenade des Anglais вы увидали всю Ривьеру, сказалъ лордъ Балисиди.— Вамъ бросается въ глаза пошлость, странность и мишурность всего, потому что окружающая обстановка такова что на ней еще рзче выдляются эти черты, но увряю васъ что и въ Ривьер можно жить такъ же благочестиво какъ среди самаго густаго лондонскаго тумана.
— Ну, все-таки если бъ я пожелалъ заглянуть въ жизнь и строй настоящей англійской семьи, то я похалъ бы не въ Ривьеру, сказалъ Ньютонъ.
— Я конечно не судья въ дл людской испорченности, сказала Анджела,— но скажу что Ривьера самое пріятное мсто для проведенія трехъ зимнихъ мсяцевъ. А что касается дурныхъ людей, то… ахъ! вотъ идетъ папа!
— То-есть, противоядіе, докончилъ Балисиди.
— Я познакомлю васъ съ папой, мистеръ Ньютонъ, сказала Анджела.— Папа, позволь мн представить тебя мистеру Ньютону. Это мистеръ Ньютонъ, папа.
Мистеръ Ньютонъ всталъ и снялъ шляпу отвчая на рукопожатіе лорда Гленмерка.
— Вы изъ дома вры, надюсь? спросилъ тотъ.
— Нтъ, сэръ, изъ Соединенныхъ Штатовъ, отвчалъ Ньютонъ.
— Ахъ, а я надялся… сказалъ лордъ Гленмеркъ и грустно покачалъ головою, посл этого онъ подалъ руку Джорджу Друмонду со словами:— Я надюсь что вы отослали обратно Кубокъ Бенвенуто, мистеръ Друмондъ?
Джорджъ засмялся и покачалъ головою.
— Мистеръ Друмондъ и не собирается отсылать его, сказала Анджела.
— Вы пріхали сюда играть, сэръ? снова обратился лордъ Гленмеркъ къ Ньютону.
— Нтъ, сэръ, отвчалъ тотъ.— Видите ли, я долго занимался торговыми длами и пріхалъ сюда просто для перемны жизни.
— Вы искренно, отъ всей души жаждете перемны? и это вашъ первый день здсь? Позвольте мн поговорить съ Вами — всего какія-нибудь четверть часа, мистеръ Ньютовъ.
— Съ величайшимъ удовольствіемъ, сэръ.
— Что это, папа! вскричала Анджела.— Мистеръ Ньютонъ новый человкъ. Какъ теб не стыдно пользоваться его неопытностію?
Замчаніе пропало даромъ. Лордъ Гленмеркъ взялъ подъ руку мистера Ньютона и ушелъ съ нимъ сопровождаемый смхомъ лорда Балисиди.
— Вотъ вамъ и конецъ нашему веселому утру, сердито сказала Анджела.— Слдовало бы кому-нибудь взять на себя обязанность предостерегать людей отъ папы. Какую славу пріобртетъ вся семья! Хоть бы онъ подумалъ о насъ прежде чмъ ополчаться крестовымъ походомъ противъ бднаго человчества! Вотъ идетъ Валенсія съ отцомъ и мистеромъ Кливландомъ. Они осторожны, они подождали пока опасность миновала, они знаютъ что папа не выпуститъ часа два своей новой жертвы. Впрочемъ, за то онъ можетъ-быть приведетъ его съ собою къ намъ чай пить, прибавила она съ проблескомъ надежды,— а если нтъ, то приведите его вы, мистеръ Друмондъ, то-есть, конечно если онъ самъ захочетъ.
— Къ сожалнію, я долженъ сегодня попробовать свой новый парусъ, сказалъ Джорджъ раскланиваясь съ проходившими Мертаунами и Кливландомъ.
— Вотъ это всегда такъ съ парусными яхтами! съ досадою вскричала молодая двушка.— Вчная исторія: паруса не годятся, надо выписывать новые, новые не впору и такъ безъ конца. Вотъ и правда что съ паромъ ничто не сравнится.
Джорджъ разсмялся, а молодая двушка съ легкою морщинкой досады на нжномъ лбу взяла подъ руку дядю и, кивнувъ головой въ знакъ прощанія, отошла отъ скамейки.
— До свиданія, сказалъ лордъ Балисиди приподнявъ шляпу.
Онъ не смялся.

ГЛАВА XIII.

Джорджъ Друмондъ остался одинъ, но глаза его искали не лорда Балисиди и его племянницу, а незадолго передъ тмъ прошедшихъ Валенсію и Сэттона Кливланда. Валенсія мимоходомъ подарила его ласковымъ поклономъ и улыбкой. Ему показалось что и м-ръ Мертаунъ былъ готовъ остановиться и заговорить съ ихъ маленькимъ обществомъ, но что Кливландъ чмъ-то отвлекъ его вниманіе. Онъ ясно замтилъ со стороны Кливланда стараніе ускорить шагъ проходя мимо ихъ скамейки, и теперь вс трое были уже далеко и затерялись въ толп гуляющихъ.
У него было такое чувство какъ будто Валенсія дйствительно ушла отъ него навсегда съ Кливландомъ.
Что говорила ему вчера Гвендоленъ Кардью? Что самымъ горячимъ желаніемъ отца Валенсіи было видть ее женою этого человка? Положимъ, Балисиди сказалъ что Гвенъ врить нельзя и онъ самъ былъ готовъ думать это, но все-таки слова относительно Валенсіи были вполн правдоподобны: онъ часто читалъ о стремленіи представителей англійской аристократіи соединить и увеличить свои имнія посредствомъ браковъ съ сосдями. Что же могло быть страннаго въ желаніи м-ра Мертауна видть Сэттона Кливланда какъ можно чаще въ обществ своей дочери?
Что касается самого Кливланда, то Джорджу было совершенно ясно что онъ хотлъ чтобы на него смотрли какъ на человка постоянно состоящаго при Валенсіи. На лиц его читалось что-то въ род досады за нарушеніе правъ собственности каждый разъ какъ кто нибудь другой заговаривалъ съ Валенсіей въ его присутствіи. Джорджъ не разъ испыталъ на себ выраженіе этой досады. До сихъ поръ онъ обращалъ мало вниманія на досаду мистера Кливланда и продолжалъ разговаривать съ мисъ Мертаунъ какъ и когда ему хотлось.
Но теперь у него мелькнулъ вопросъ: что такое мисъ Мертаунъ? можетъ-быть она такъ же послушна какъ и красива? можетъ-быть и она раздляетъ стремленія своего отца къ соединенію двухъ имній?
Джорджъ сталъ припоминать вс случаи которые могли бы подтвердить ему что Валенсія дйствительно любитъ Кливланда, но не могъ припомнить ничего подобнаго. Въ то же время онъ не совсмъ доврялъ своей опытности и наблюдательности въ этого рода длахъ, да и Валенсія была не такая двушка чтобы показывать свои чувства всмъ и каждому. Кто знаетъ? возможно что и она желаетъ того же чего желаетъ ея отецъ.
И тогда этотъ тридцатилтній человкъ началъ серіозно обсуждать вопросъ о привлекательности Кливланда. Онъ въ самомъ дл думалъ что привлекательность мущины (съ точки зрнія мущины же) иметъ какое-нибудь значеніе для ршенія вопроса: любитъ ли его или нтъ извстная двушка.
Сэттонъ Кливландъ былъ высокій и представительный человкъ съ длинными усами. Онъ былъ отличнымъ наздникомъ, объздилъ почти весь свтъ, охотился за тиграми и пантерами Восток и Запад, имлъ свою яхту и могъ танцовать всю ночь на-пролетъ не наступивъ на ногу и не оборвавъ платья ни одной изъ танцующихъ съ нимъ дамъ. Въ его глазахъ правда было что-то что не нравилось Джорджу, но это было ничто въ сравненіи съ его прочими достоинствами способными, по его мннію, снискать ему восхищеніе и любовь женщины. Если женщинамъ не нравятся такіе люди какъ Сэттонъ, то какіе же имъ нравятся посл этого?
Да, если вопросъ перенести на почву привлекательности, то онъ не можетъ тягаться съ Кливландомъ. Къ тому же Кливландъ изъ хорошей семьи, и его родовое имніе граничитъ съ имніемъ Мертауновъ.
Эти размышленія были не совсмъ пріятны для Джорджа Друмонда. Если любовь есть дло логики, то на его сторон, безъ сомннія, нтъ ни одного шанса. Этотъ миліонеръ чувствовалъ что если бы Валенсія могла полюбить его, то никакъ не за его миліоны, а просто потому что онъ тотъ человкъ котораго она любитъ.
Когда онъ оглянулся вокругъ, то увидалъ недалеко отъ себя мисъ Кардью которая улыбнулась ему и торопливо простилась съ одною молодою новобрачною четой которую онъ иногда встрчалъ на Promenade des Anglais. Прежде чмъ онъ усплъ встать и уйти, она очутилась около него.
Не видалъ ли онъ мисъ Мертаунъ? Она общала ей придти съ нею гулять, по къ несчастію не могла выбраться изъ дома во-время и теперь опоздала.
— О, да, съ большою готовностію пояснилъ онъ,— какъ же: мисъ Мертаунъ только-что прошла со своимъ отцомъ. Если мисъ Кардью пойдетъ по тому направленію, то нагонитъ ихъ безъ особеннаго спха и усилій.
— Нтъ, мистеръ Друмондъ, я кажется не пойду, сказала мисъ Кардью съ привтливою улыбкой.— Мн сдается что я была нужна Валенсіи только для встрчи съ мистеромъ Кливландомъ. Вы знаете, иногда бываетъ удобно имть возл себя подругу чтобы сдать ей, напримръ, на руки отца, когда самой хочется спокойно поговорить съ кмъ-нибудь другимъ.
— Да, конечно, отвтилъ Джорджъ посл краткаго молчанія. (Онъ ршилъ не говорить ей что Кливландъ уже гуляетъ съ Мертаунами.) — Да, конечно, и поэтому мн кажется еще странне что вы, понимая это, стоите здсь.
— Гд я никому не нужна, хотите вы сказать?
— Вовсе нтъ, я не въ состояніи сказать такую вещь.
— Не лукавьте, мистеръ Друмондъ, вы хотите чтобъ я ушла и предоставила васъ вашимъ размышленіямъ. Хорошо, я общаюсь надодать вамъ только до прихода мамы. У васъ не хватитъ жестокости прогнать меня въ эту толпу чужихъ людей. Я общаю быть умною и доброю двочкой.
— Вы всегда были добры ко мн. Я много думалъ о томъ, что вы говорили мн относительно моего положенія здсь, мисъ Кардью. Ваше предостереженіе поспло во-время.
— Я очень рада этому, мистеръ Друмондъ. Я сегодня спать не могла отъ мысли что вы сочтете меня за дерзкую двчонку которая вмшивается не въ свое дло. Но увряю васъ что я много думала объ этомъ предмет прежде чмъ заговорить съ вами. Вдь я же слышу многое что говорится про васъ и отъ инаго положительно выхожу изъ себя: мн стыдно за женщинъ.
— Что же про меня говорятъ? Вроятно, все сводится къ тому же на что вы мн намекали, то-есть, что люди принимающіе меня какъ знакомаго и бывающіе у меня въ гостяхъ смются надо мной за то что я имю наивность считать себя равнымъ имъ?
— Нтъ, нтъ! это слишкомъ рзко, мистеръ Друмондъ, это говорятъ только худшіе изъ нихъ каковыми по обыкновенію оказываются женщины. Я не буду говорить о Валенсіи Мертаунъ, она милая двушка и, вроятно, въ глазахъ мущинъ только выигрываетъ благодаря своему чисто-женскому тщеславію, но я безъ досады слышать не могу ея разсужденій о своей семь и ея длахъ.
— Какого рода разсужденія?
— Какого рода? самаго обыкновеннаго среди нашей знати, на тему о введеніи свжаго капитала въ графства. Положимъ, у Валенсіи есть извстное оправданіе для подобныхъ разговоровъ.
— Что же она говорила?
— Вотъ видите ли, Мертауны не особенно пострадали во время земледльческаго кризиса: до сихъ поръ вс ихъ фермы заняты, вроятно, это и дало поводъ Валенсіи говорить съ такимъ презрніемъ о тхъ двушкахъ ея круга которыя не сочли униженіемъ выйти замужъ за людей изъ комерческаго міра. Униженіе! Да гд бы мы теперь были безъ купцовъ, мистеръ Друмондъ?
— Дйствительно, гд? Не будь ихъ, вы вроятно теперь гуляли бы съ людьми равными вамъ по положенію вмсто того чтобы сидть съ сыномъ провинціальнаго чайнаго торговца.
— Какой вздоръ! Вы отлично знаете что для меня не существуетъ предразсудковъ о знатности и различіи происхожденія. Я передовая изъ передовыхъ, у меня слишкомъ соціалистскіе взгляды для нашего круга. Но, право, я столько насмотрлась на пустоту, нелпость, невжество и дерзость нашей аристократіи что преклоняюсь передъ тми кто самъ себ заработалъ положеніе въ свт.
Джорджъ не улыбнулся, напротивъ, онъ почти строго смотрлъ на нее и думалъ: много ли на свт такихъ двушекъ какъ она? Онъ спрашивалъ себя, какъ онъ могъ хоть сколько-нибудь поврить ей вчера. Онъ хотлъ бы знать, въ самомъ ли дл она вритъ тому что онъ самъ своимъ умомъ добился своего положенія, и если вритъ, то неужели ей не приходило въ голову что этотъ же умъ доставившій ему богатство безъ труда разглядитъ и ее со всми ея хитростями?
Вотъ почему онъ такъ серіозно смотрлъ на нее.
— Я желалъ бы знать: многія ли двушки обладаютъ такими широкими взглядами на настоящее положеніе длъ, мисъ Кардью? сказалъ онъ.
— На настоящее положеніе длъ?
— Да, на такое положеніе длъ когда, напримръ, сынъ лавочника стоитъ у дубовой двери древняго замка и стучится въ нее слиткомъ золота которыми набиты его карманы. Разв положеніе длъ не таково, мисъ Кардью изъ Бракенширскихъ Кардью? Вдь вы, кажется, изъ Бракенширскихъ Кардью?
— Какъ вы умны! вскричала представительница Бракенширскихъ Кардью.— Вы замчательно врно описали ныншній кризисъ общества. Мистеръ Друмондъ, вы знаете такъ же хорошо какъ и я что человкъ со слиткомъ золота въ рукахъ получитъ доступъ въ замокъ какъ бы ни заржавла его дверь отъ вковыхъ предразсудковъ. Вотъ почему и глупо со стороны Валенсіи…
— Ахъ, мисъ Кардью, я долженъ просить васъ не переносить моихъ алегорій на личную почву, сказалъ Джорджъ вставая съ мста.— Если вы вздумаете подставлять дйствующихъ лицъ, то, пожалуй, мн назначите роль Креза со слиткомъ золота, что, говоря языкомъ Эвклида, приведетъ васъ къ абсурду, потому что я не стучался ни въ одинъ замокъ.
— Да, я знаю, хотя Валенсія и хочетъ всмъ дать это понять, ничего, на это не стоитъ обращать вниманія.
— Да, не стоитъ, и я очень прошу васъ не обращать вниманія на это. Когда вы увидите что я подойду къ дверямъ вашихъ Бракенширскихъ замковъ и ползу въ карманъ за золотымъ слиткомъ, тогда вы успете распредлить роли между вашими знакомыми. А! вотъ идетъ мистеръ Исаакъ Ньютонъ!
— Какъ? владлецъ паровой яхты? Разв вы знакомы съ нимъ?
— Онъ одинъ изъ моихъ самыхъ старыхъ друзей, хотя въ то же время изъ самыхъ новыхъ миліонеровъ. Не правда ли, онъ иметъ видъ человка только-что пріхавшаго изъ Чикаго, фабрики ныншнихъ миліонеровъ? Однако, онъ не изъ Чикаго, а изъ Инчополиса. Я надюсь что онъ позволитъ мн познакомить себя съ нкоторыми изъ моихъ друзей, хотя вообще землевладльцы Инчополиса очень исключительны въ выбор знакомствъ. Вотъ вамъ другая притча, мисъ Кардью: британскій герцогъ у воротъ чикагской фабрики стучащійся въ нихъ не слиткомъ золота, а обручемъ своей герцогской короны.
Онъ улыбаясь снялъ фуражку и поспшилъ на встрчу Ньютону который въ это время старательно раскуривалъ сигару длиною по крайней мр въ цлый футъ.
— Я хочу представить тебя еще одной барышн, сказалъ ему Джорджъ,— барышн которая избрала своею спеціальностію миліонеровъ собственнымъ трудомъ составившихъ себ состояніе. Но только помни что намъ сейчасъ же надо отправляться на яхту.
— Буду помнить.
Тогда Джорджъ подвелъ его къ мисъ Кардью, познакомилъ ихъ и, сейчасъ же вынувъ часы, извинился говоря что имъ пора хать. Онъ веллъ лодк пріхать за собою часъ тому назадъ, и она вроятно давно уже ждетъ у пристани. Мистеръ Ньютонъ усплъ только сказать что онъ счастливъ и гордъ знакомствомъ съ мисъ Кардью и надется что это не послдняя ихъ встрча.
— Что у нея на ум? Она иметъ видъ барышни постоянно ведущей какую-то игру, замтилъ Ньютонъ усаживаясь въ лодку.
— Ея игра такова что въ ней могутъ принять участіе двое, и я сегодня показалъ ей обращикъ моего искусства, отвчалъ Джорджъ.
— Понимаю! Ну, смотри, Джорджъ, держи ухо востро: по-видимому, вокругъ тебя собралась цлая толпа. Съ меня довольно и стараго Брауна съ его Отрядомъ Гедеона. Онъ заставилъ меня взять кресло перваго ряда на его три вечернихъ собранія въ продолженіе слдующей недли и быть его асистентомъ на двухъ экстренныхъ представленіяхъ подъ открытымъ небомъ. Вотъ условія моего контракта, Джорджъ. Но что за прелестная двочка! Знаешь, я просто чувствую себя лучшимъ человкомъ въ обществ такого свжаго, невиннаго созданія. И подумать что она дочь этого непозволительнаго стараго болтуна!
— Да, это наводитъ на грустныя размышленія.
— Да, старый Браунъ настоящій крючокъ и должно-быть беретъ хорошій процентъ съ каждой спасенной души, иначе онъ не могъ бы такъ одвать свою дочь. Я никогда не видалъ ничего лучше ея платья. А какъ мило и легко она заказала этотъ завтракъ! Однимъ словомъ, хоть я халъ сюда и не съ тмъ чтобы чувствовать себя добродтельнымъ и записываться впередъ на молитвенныя собранія, но я счастливъ, Джорджъ, и вполн доволенъ направленіемъ втра. Старый Браунъ пригласилъ меня съ тобою къ себ.
Въ это время лодка остановилась у борта шкуны.
— Я не совсмъ понялъ тебя, говорилъ Джорджъ сидя на палуб за стаканомъ вина противъ своего друга.— Кого ты называешь старымъ Брауномъ?
— А разв онъ не старый Браунъ? Вдь она назвала его мн своимъ отцомъ, а ты назвалъ ее мисъ Браунъ, не такъ ли? Я не разслыхалъ имени ея дяди, что-то въ род мистера Лорбали-Сиди? Во всякомъ случа, если фамилія барышни Браунъ, то и отца ея, вроятно, тоже.
— Вроятно, въ такомъ вид она и записана въ его документахъ, но ручаюсь теб что онъ никогда не подписывался этимъ именемъ, потому что онъ лордъ Гленмеркъ, пэръ Соединеннаго Королевства, Андрей Макъ-Ферсонъ Макъ-Кейль Клакмананъ Браунъ, шестнадцатый графъ Гленмеркъ въ книг пэровъ Соединеннаго Королевства, тридцать первый баронъ Кейльсгэфъ въ книг пэровъ Шотландіи, кавалеръ ордена св. Андрея и баронетъ. Вотъ теб его имя если ты хочешь знать его полностію.
Когда другъ его началъ свою рчь, м-ръ Ньютонъ подносилъ стаканъ къ губамъ, но на секунду остановился чтобы выслушать Джорджа. Эта остановка оказалась роковою для исполненія его первоначальнаго намренія. Стаканъ отступалъ все дальше и дальше по мр того какъ сыпались титулы лорда Гленмерка, и когда Джорджъ пересталъ говоритъ, то м-ръ Ньютонъ тихо поставилъ стаканъ на столъ, боле не довряя твердости своей руки.
Онъ посмотрлъ еще нсколько секундъ, молча, на своего друга, потомъ вынулъ изъ кармана платокъ и вытеръ имъ лобъ.
— Англійскій графъ! пробормоталъ онъ,— англійскій графъ! А я-то звалъ его старымъ Брауномъ.
Онъ всталъ со стула и застегнулъ сюртукъ.
— Вотъ что, Джорджъ, сказалъ онъ,— ты разумется желалъ мн добра, но ты подвелъ меня. Отвези меня на ‘Глоріану’, и ты сможешь полюбоваться видомъ ея кормы какъ только мой машинистъ успетъ развести пары. Передай мое почтеніе твоимъ друзьямъ и скажи что я исчезъ. Прощай, старый другъ!
— Сядь пожалуйста, сказалъ Джорджъ.— Чего ради теб исчезать?
— Настоящій графъ и его дочь… А мн въ моей невинности показалось что слово мисъ Браунъ звучитъ такъ безобидно: я зналъ ихъ цлыхъ девять штукъ.
— Да и эта такая же какъ другія.
— Но отецъ ея… его титулъ…
— Что жь изъ этого?
— Я опомниться не могу… А дядя ея простой ‘мистеръ’?
— Онъ лордъ Балисиди и записанъ въ книг ирландскихъ пэровъ.
— Вели имъ спустить лодку, Джорджъ!
— Садись на мсто, несчастный, и помни что ты Американецъ. Какъ? Ты называешь себя демократомъ и хочешь бжать отъ лорда? Ты первый изъ твоихъ соотечественниковъ въ которомъ я замчаю эту наклонность. Нтъ, настоящій демократъ тотъ кто признаетъ за послднимъ изъ гражданъ право выдать свою дочь замужъ за пэра. Гд ты жилъ до сихъ поръ что не знаешь современнаго положенія миліонеровъ? Не можетъ-быть чтобы въ Америк! Сила нашего вка это — мы, Исаакъ, мы съ тобой! Пэръ — ничтожество въ сравненіи съ нами. Когда правительство хочетъ дать понять человку что онъ глуповатъ для своей партіи, оно длаетъ его пэромъ. Когда оно хочетъ наказать политическаго дятеля за частую перемну лагеря, оно длаетъ его пэромъ. Мн говорили что многіе члены парламента получили отъ перваго министра предостереженіе и общаніе быть переведенными въ палату лордовъ если не начнутъ вести себя лучше, и они теперь трясутся отъ страха. Исаакъ Ньютонъ, пойми что нтъ такого перваго министра который могъ бы грозить миліонеру! Они не смютъ грозить намъ въ южной Африк, за предлами Трансвааля, потому что знаютъ что двое или трое изъ насъ могутъ купить достаточно земли чтобы создать цлое государство враждебное Великобританіи, и не смютъ грозить намъ дома, потому что знаютъ что мы можемъ купить вс газеты и ниспровергнуть самое сильное и щедрое правительство. Безъ насъ художники не могли бы продавать своихъ картинъ. Если бы мы не поддерживали театровъ, они не простояли бы и мсяца открытыми. Самой церкви пришлось бы плохо безъ насъ. Исаакъ Ньютонъ, миліонеры — сила ныншняго вка, хотя я самъ узналъ это только часъ тому назадъ.
Джорджъ съ громкимъ смхомъ откинулся на спинку кресла, но Ньютонъ не смялся: онъ стоялъ прислонясь къ одной изъ полированныхъ филенокъ рубки и, засунувъ руки въ карманы, не спускалъ глазъ со своего друга.
— Великій адмиралъ! воскликнулъ онъ посл минутнаго молчанія,— да разв Англія стала тмъ же чмъ стали Штаты? Гд же ваша аристократія?
— Наша аристократія работаетъ въ южно-африканскихъ рудникахъ, гоняетъ стада въ новомъ Ю. Валлис, стрижетъ овецъ въ Викторіи, разводитъ чай въ Индіи и маисъ въ Манитоб. Часть ея шла не столько впереди сколько въ рядахъ войскъ во время послдняго похода, часть здитъ въ широкополыхъ шляпахъ и съ винтовками за плечами охраняя границы государства которое въ конц концовъ станетъ такимъ же какъ ваше.
Мистеръ Ньютонъ вынулъ портсигаръ изъ кармана и только закуривъ одну изъ своихъ огромныхъ торпедоподобныхъ сигаръ смогъ говорить.
— Я немножко ошеломленъ, Джорджъ, вотъ въ чемъ дло! Не легко отдлываться отъ старыхъ понятій. Я выросъ съ представленіемъ объ англійскомъ лорд какъ о кутил съ орлинымъ носомъ, и вдругъ первый же, котораго я встрчаю, не знаетъ ничего кром молитвенныхъ собраній. Я думалъ что дочь англійскаго пэра сразу замораживаетъ васъ ледяною улыбкой аристократіи, и первая же изъ нихъ любезна какъ..какъ… какъ сама любезность. Ну что жь, Джорджъ? пожалуй не вели спускать лодку. Я останусь и пойду на встрчу опасности.

ГЛАВА XIV.

Драматическое контральто цло съ обычнымъ блескомъ и искусствомъ ‘Il segreto per esser felice’, а мужъ драматическаго контральто звалъ на мягкомъ кресл въ углу. Много разъ въ своей жизни слыхалъ онъ изящную бездлушку Доницетти, и для его ушей она стала пустымъ звономъ. Онъ могъ легко представить себ картину счастія и безъ ежедневнаго разоблаченія его тайны чрезъ посредство драматическаго контральто. Впрочемъ, онъ все-таки но временамъ испытывалъ минуты удовольствія, слушая трели пвицы на fa-di&egrave,se: он были такъ же чисты какъ всегда и такъ же постепенно и плавно переходили отъ crescendo къ diminuendo, а бравурные пасажи шли съ тою широтой и свободой которыя она одна умла влагать въ нихъ. Ему было пріятно думать что ея органъ еще не тронутъ рукою времени которое иметъ непохвальную привычку сдавливать даже самое идеальное горло пвицы-контральто, такъ что она начинаетъ пть вс фразы cantabile полутономъ ниже, а трелью напоминаетъ не столько жаворонка сколько ворону. Да, онъ пришелъ къ тому заключенію что можетъ смло разчитывать прокормиться еще лтъ десять благодаря голосу жены и, пожалуй, столько же съ помощію умлыхъ рекламъ, посл этого можно будетъ подумать и о развод. А пока онъ звалъ и соображалъ нельзя ли какъ-нибудь устроить игру въ бакара.
Когда замеръ громъ рукоплесканій привтствовавшихъ послднюю ноту романса, по пышнымъ комнатамъ княгини Зарянской пронесся слухъ что длинноволосый русскій піанистъ Мадеревскій собирается играть, и все общество снова хлынуло въ залу чтобы посмотрть на дуэль человка съ инструментомъ: исполненіе знаменитаго артиста говорило не одному только чувству слуха. Но такъ какъ лавина звуковъ грохотавшая подъ пальцами виртуоза не касалась вопроса о прокормленіи мужа драматическаго контральто, то онъ пошелъ въ самый отдаленный покой виллы и попытался вздремнуть. По-видимому, о бакара было нечего и думать. Онъ слыхалъ что музыка — пища любви и врилъ этому во время своего увлеченія женой, врилъ этому даже и теперь, но его любовь умерла отъ чрезмрнаго питанія, и онъ задавалъ себ вопросъ, какъ относится жена Мадеревскаго къ его музык.
Прежде чмъ онъ усплъ хорошенько углубиться въ свои размышленія, онъ былъ вызванъ изъ задумчивости легкими шагами Карла Гофмейера, американскаго антрепренера который тоже нашелъ возможнымъ прокормиться годикъ другой искусствомъ драматическаго контральто. Онъ надялся на содйствіе мужа и потому поднялъ съ нимъ вопросъ объ условіяхъ за цлый рядъ концертныхъ и оперныхъ представленій въ главныхъ городахъ С.-А. Штатовъ. Звуки борьбы происходившей въ концертной зал не мшали ихъ торгу.
Но-видимому, большая часть гостей княгини находилась или въ самой музыкальной зал, или толпилась у дверей, становясь на цыпочки и стараясь изъ-за головъ сосдей хоть однимъ глазомъ взглянуть на сражающихся. Прелесть садовъ окружающихъ виллу пропадала совсмъ даромъ для тхъ нсколькихъ человкъ которые остались среди розъ, апельсиновъ и миртъ, потому что Англичанинъ толковавшій о скачкахъ съ очаровательною дамой лично занимавшеюся выздкой лошадей не нуждался въ такой обстановк, точно такъ же какъ не нуждалась въ ней и другая дама пріхавшая изъ Бостона читать лекціи о необходимости учрежденія въ каждомъ муниципалитет школъ для дресировки мужей и краснорчиво убждавшая въ этомъ свою собесдницу. Професіональный соціалистъ излагавшій свои ‘воззрнія’ газетной репортерш и втайн надявшійся что въ своей замтк о ныншнемъ утр она среди титулованныхъ именъ упомянетъ также и его имя,— професіональный соціалистъ тоже пришелъ бы въ негодованіе если бы ему кто-нибудь сказалъ что терпнію его слушательницы много содйствуетъ красота пальмъ и ароматъ цвтовъ.
Воздухъ былъ полонъ благоуханія и мягкаго свта, солнце уже почти садилось, и въ дальней части сада музыка казалась положительно пріятною, хотя въ полной безопасности чувствовать себя можно было только за ршеткою сада на склон Тюрби.
— Я желалъ бы знать, любили ли вы когда-нибудь, съ непозволительною прямотой сказалъ Джорджъ Друмондъ. Онъ стоялъ на скат горы съ Валенсіей и разказывалъ ей о далекой Вестъ-Индіи, не спуская глазъ съ синяго моря и разстилающагося у подошвы горъ Монте-Карло.
Валенсія обернулась и поглядла на него, на лиц ея игралъ румянецъ. Она смотрла на него не говоря ни слова и не выдавая своихъ мыслей ни однимъ движеніемъ лица. Потомъ она перевела глаза на далекое синее море, по все-таки не измнила себ ни звукомъ, ни даже вздохомъ.
— Я получилъ отвтъ, сказалъ Джорджъ.
— Нтъ! быстро вскричала она, не отводя глазъ отъ моря.— Нтъ! это не могло быть любовно, это чувство умерло.
— Умерло?
— Умерло, погребено, забыто.
— Забыто? вы счастливы?
— Счастлива? можетъ-быть… но…
— Но что?
— У меня была товарка по школ, она тоже была счастлива. Она спала въ верхнемъ этаж когда загорлся домъ. Въ продолженіе десяти минутъ она стояла на краю раскаленнаго котла, потомъ принесли лстницу за которой послали Пожарные, и она была спасена. Она счастливо отдлалась, но съ этой ночи она вскрикиваетъ если внезапно зажгутъ спичку въ ея присутствіи. А теперь пойдемте назадъ въ виллу. Какимъ образомъ мы попали за ограду сада? Ахъ, да, я и забыла: вдь я хотла показать вамъ дорогу въ монастырь.
— Погодите, не уходите отъ меня, сказалъ онъ почти со страданіемъ въ голос.
— Не уходить отъ васъ? да разв я ухожу? Мы пойдемъ вмст.
— Не сейчасъ! еще одну минуту! Можетъ-быть мы никогда больше не будемъ вмст. Дайте мн поговорить съ вами одинъ этотъ разъ, а потомъ, если хотите, уходите навсегда.
Валенсія остановилась и посмотрла на него съ выраженіемъ нершительности.
— Хорошо, сказала она наконецъ,— я выслушаю васъ, м-ръ Друмондъ, сядемте на ту скамейку у стны.
Она сла на скамейку, это была деревянная скамья устроенная въ тни перегнувшагося изъ-за забора дерева.
Джорджъ стоялъ передъ нею заложивъ руки за спину. Нсколько минутъ онъ не ршался говорить. Звуки фортепіано слабо долетали до нихъ.
— Я знаю эту вещь, сказала Валенсія,— это Morgenstim Hiung изъ григовской сюиты Peer Gynt.
Посл этого она улыбнулась.
— Я спросилъ васъ: любили ли вы когда-нибудь, началъ онъ.— Я не знаю, зачмъ я задалъ вамъ этотъ вопросъ, я не долженъ бы задавать его вамъ, но онъ вертлся у меня въ голов въ ту минуту. Я стоялъ сзади васъ и видлъ всю прелесть и обаятельность сопровождающую васъ повсюду, всю вашу красоту и спрашивалъ себя: какъ я могъ очутиться съ глаза на глазъ съ вами, и возможно ли чтобы какой бы ни было человкъ, говорившій съ вами лицомъ къ лицу какъ я, могъ не полюбить васъ какъ… я, и не попросить у васъ, какъ я, позволенія сказать вамъ про свою любовь. Боже мой! какъ я люблю, люблю васъ!.. Ну, вотъ я сказалъ вамъ, и вы можете велть мн уйти, и я уйду. Ахъ, Валенсія, одна мысль что вы позволили мн сказать что я люблю васъ — дороже для меня чмъ любовь всхъ другихъ женщинъ въ мір.
Она взглянула ему въ лицо. Она была блдна, и губы ея дрожали.
Наступило долгое молчаніе. Наконецъ онъ заговорилъ:
— Я сказалъ вамъ все. Неужели у васъ нтъ для меня слова?
— Нтъ, нтъ, тихо проговорилъ она.— Что мн сказать вамъ?
— Что?.. Да такъ?.. Но вы по крайней мр не гоните меня?
— Гнать? Нтъ, я не хочу чтобы вы уходили.
— Боже мой! быть не можетъ! Неужели вы хоть сколько-нибудь, хоть каплю расположены ко мн?
Онъ бросился на скамью возл нея и положилъ свою руку на ея руку.
— Господи! сказала она.— Почемъ я знаю? что я могу сказать? Жалкая, жестокая насмшка судьбы! Кто скажетъ мн что это настоящая, истинная, безсмертная любовь, та любовь которая возвышаетъ и краситъ міръ,— кто?
Она встала со скамьи. Онъ продолжалъ сидть.
— Моя любовь! тихо началъ онъ.
Она остановила его.
— Не зовите меня такъ, сказала она, — вы не знаете: можетъ-быть черезъ годъ — какое?— черезъ мсяцъ вы будете дивиться своему ослпленію и спрашивать себя: какъ могли вы вообразить что я та двушка которую вы любите, нтъ, нтъ, не говорите. Я знаю это. Богъ видитъ что я это знаю. Сегодня можно думать что любишь человка, что не можешь жить безъ него, а завтра можно надъ этимъ же смяться.
— Ахъ, вы говорите…
— Я говорю о томъ что знаю, что видла собственными глазами, что, къ несчастію сама испытала. Вы спросили, любила ли я когда-нибудь? Нтъ, не любила, но два раза воображала, что люблю человка… двухъ разныхъ людей… каждый разъ другаго человка… Валенсія снова сла и громко смялась, но не своимъ обычнымъ чистымъ смхомъ, а смхомъ скоре походившимъ на рыданія.— Не правда ли, какъ смшно это звучитъ теперь? воскликнула она, не глядя на Джорджа,— каждый разъ другаго человка, и каждый разъ я думала что это настоящая любовь. Я разказала вамъ исторію спасенной отъ огня двушки которая теперь боится всякаго внезапнаго свта. Можете ли вы осуждать меня, если я теперь боюсь самаго слова любовь произнесеннаго въ моемъ присутствіи?
— У васъ есть сердце, Валенсія, сказалъ онъ.
— Въ этомъ-то и горе! вскричала она, сверкнувъ глазами.— У меня есть сердце. Это-то сердце и уврило меня три года тому назадъ что оно горитъ любовію къ одному человку, то же сердце годомъ поздне сказало мн что оно полно нжности къ другому, и на этотъ разъ я не могла сдлать ошибки какъ въ первый, когда я по неопытности приняла блуждающій огонекъ за солнечный свтъ. На этотъ разъ я не испытала того толчка который заставилъ меня проснуться въ первый разъ, нтъ! пробужденіе было постепенно: мн потребовался цлый мсяцъ на то чтобы разобрать что я совершенно равнодушна къ этому человку. Такъ вотъ то сердце которому вы, наврно, хотли посовтовать мн довриться. Какое безуміе! Я просто готова спросить, нужна ли вообще любовь и къ чему она.
— Ахъ, дорогая моя…
— Увряю васъ, я часто объ этомъ думаю. У меня были подруги, молодыя двушки, одна изъ нихъ жила рядомъ съ нами. Когда ей минуло девятнадцать лтъ, родители сказали ей что она должна выйти замужъ за такого-то человка. Она чуть не сошла съ ума. Она видла его всего два раза и ничего къ нему не чувствовала. Ей казалось что она ненавидитъ его, — это она сказала мн лежа въ слезахъ на моей постели. Я находила что на всемъ свт нтъ двушки съ которою поступали бы такъ возмутительно. Она вышла замужъ за этого человка съ горькими слезами и черезъ мсяцъ чуть не сошла съ ума отъ мысли что онъ долженъ ухать отъ нея на одну недлю. Въ утро его отъзда она съ новымъ потокомъ слезъ бросилась ко мн на постель и не хотла слушать никакихъ утшеній. Я знала другую двушку которая дала слово любимому человку. Она приходила ко мн почти каждый день и говорила мн о дивномъ счастіи любви которое, по ея словамъ, преобразило всю ея жизнь. Кром этого одного человка, для нея не существовало людей на земл. Она ежедневно повторяла что смерть съ нимъ лучше чмъ жизнь съ другимъ. Онъ дйствительно умеръ. Она цлую недлю пролежала почти безъ чувствъ и безъ движенія, Родные думали что она умретъ и увезли ее въ далекое путешествіе. Она не умерла, еще до возвращенія домой она стала невстой другаго, затмъ вышла за него замужъ и теперь — самая счастливая женщина которую я знаю. Какъ объяснить такія вещи, м-ръ Друмондъ? или вы думаете что это отдльные случаи? Можетъ-быть и мой опытъ былъ случайнымъ опытомъ? Васъ возмущаетъ мой скептицизмъ? Нтъ, это не скептицизмъ! Я врю что міръ полонъ добра, доброты и любви,— да, любви, я только говорю что не понимаю нкоторыхъ вещей которыя мн приходилось видть, а что касается любви, то… я боюсь ея. Я чувствую что когда она приходитъ, то приходитъ пожирающимъ огнемъ. М-ръ Друмондъ, я боюсь ея, страшно боюсь! Пойдемте назадъ въ садъ.
Валенсія встала и прошла нсколько шаговъ къ калитк сада, Джорджъ тоже всталъ.
— Я чувствую справедливость вашихъ словъ, сказалъ онъ:— у меня тоже былъ опытъ въ этомъ род.
— Я это знала. Я видла это по вашему лицу.
— Но ваше сердце? Я все-таки думаю о вашемъ сердц и хочу знать что въ немъ происходитъ въ настоящую минуту. Есть въ немъ хоть одна мысль обо мн?
На лиц Валенсіи появилось смущенное выраженіе.
— Я не знаю, сказала она, — я не врю своему сердцу посл того какъ оно два раза обмануло меня. Вы мн очень нравитесь, я никого не встрчала кто бы мн такъ нравился какъ вы. Удовольствуйтесь пока этимъ. Разв бы я стала говорить съ вами такъ какъ я сейчасъ говорила и поврять вамъ вс свои тревоги и сомннія, если бы не чувствовала къ вамъ большаго, очень большаго расположенія?
— Ахъ, моя дорогая, радость моя, съ меня будетъ и этого! я доволенъ.
— О, если бъ я могла сказать то же! съ горечью вскричала Валенсія,— если бы меня удовлетворяло мое чувство къ вамъ, если бъ я знала наврно что это любовь, настоящая любовь которая никогда не умретъ! Нтъ, я не врю своему сердцу. Что, если я приму свое чувство за любовь, а черезъ, мсяцъ или годъ увижу что это былъ только блуждающій огонекъ вмсто настоящаго огня? Какъ ужасно такое открытіе будетъ для меня, для васъ, — для васъ еще ужасне! Согласны вы ждать, пока я не уврюсь въ себ?
— Я могу ждать одинъ годъ, много лтъ, весь вкъ! говорю вамъ что самъ по опыту знаю блуждающій огонь. Пойдемте въ садъ!

ГЛАВА XV.

Они вернулись въ садъ.
Мягкія сумерки окутали горы, долины и море. La Turkic какъ будто спала подъ тнію пальмовыхъ листьевъ. Съ горной дороги доносился смхъ нсколькихъ велосипедистовъ, звукъ ихъ колокольчиковъ сливался со звономъ монастырскаго колокола. Внизу блестли огоньки Монте-Карло, а на мор далеко сверкали красные и зеленые фонари пароходовъ.
У воротъ виллы княгини стояла вереница поданныхъ экипажей, на терас и подъ колоннами подъзда происходилъ обмнъ прощальныхъ привтствій. Драматическое контральто съ мужемъ давно уже ухали и теперь ссорились дорогой изъ-за условій предложенныхъ американскимъ антрепренеромъ: артистка находила ихъ выгодными, а мужъ не допускалъ и мысли объ ихъ принятіи. Англійскій судья еще не узжалъ, точно такъ же какъ и соціалистъ, потому что разнесся слухъ о вроятномъ прибытіи лицъ англійской королевской фамиліи которымъ судья горлъ нетерпніемъ поклониться, а професіональный соціалистъ не поклониться.
Каждый изъ нихъ считалъ что для выполненія такого намренія стоитъ подождать.
Садъ былъ почти пустъ. Идя по але Джорджъ Друмондъ остановился и протянулъ руку Валенсіи, она подала ему свою, онъ подержалъ ее нсколько секундъ и выпустилъ не сказавъ ни слова.
На порог балконной двери ихъ встртилъ мистеръ Кливландъ.
— Гд вы пропадали? почти сердито спросилъ онъ Валенсію, длая видъ что не замчаетъ присутствія Джорджа.
Валенсія оставила его вопросъ безъ отвта.
— Гд папа? сказала она.
— Онъ искалъ васъ, отвчалъ Кливландъ.
— А я его, спокойно замтила Валенсія.— Ахъ, вотъ лордъ Балисиди! Отлично, онъ годится вмсто папы.
— На этотъ разъ я готовъ занять его мсто, сказалъ лордъ Балисиди, — но пожалуйста чтобъ это больше не повторялось.
Мистеръ Мертаунъ отыскался безъ большаго труда. Онъ, по-видимому, нисколько не тревожился на-счетъ дочери. Простившись съ княгиней они ухали домой въ сопровожденіи Сэттона Кливланда, четвертое мсто въ коляск занимала молодая двушка съ удивительными темно-фіолетовыми глазами и съ рсницами такой длины какой Джорджу никогда не приходилось видть, несмотря на то что онъ долго прожилъ среди креолокъ. Ее звали Норой, и она гостила у Валенсіи. Лордъ Балисиди и она старательно избгали другъ друга на музыкальномъ утр княгини, такъ старательно что обратили на себя вниманіе и дали поводъ къ разнымъ толкамъ и предположеніямъ.
За то мистера Ньютона нельзя было упрекнуть въ недостатк вниманія къ мисъ Анджел Браунъ, также какъ и мисъ Анджелу Браунъ въ холодности къ мистеру Ньютону. Они сидли вмст за чайнымъ столомъ и вмст ли мороженое. Имъ пришлось вмст слушать прекрасное исполненіе Il segreto драматическимъ контральто и вмст же съ невроятными усиліями удалось избжать фортепіаннаго соло Мадеревскаго и дуэта знаменитаго баса синьора Боккалеоне со знаменитымъ теноромъ синьоромъ Капоте.
Въ продолженіе всей предыдущей недли мистеръ Ньютонъ и Анджела много времени провели вмст, это было очень понятно, потому что мистеръ Ньютонъ серіозно отдался святому длу Гедеонова Отряда во глав котораго стоялъ ея отецъ. Конечно, въ качеств новопосвященнаго онъ исполнялъ еще самыя легкія обязанности, и роль его на митингахъ ограничивалась обыкновенно только держаніемъ зонтика надъ головою лорда Гленмерка, но и эту скромную обязанность онъ исполнялъ съ горячимъ рвеніемъ.
— Это очень мило со стороны мистера Ньютона, говорили нкоторые люди и прибавляли при этомъ что Анджела Браунъ одна изъ самыхъ милыхъ двушекъ во всей Ривьер. Какъ бы то ни было, но усердіе мистера Ньютона къ святому длу часто влекло его въ виллу Паулину, при этомъ онъ нсколько разъ путалъ часы и приходилъ гораздо раньше назначеннаго времени. Въ этихъ случаяхъ мисъ Браунъ занимала его до прихода отца, и это еще боле укрпляло его вру въ важность дла предпринятаго лордомъ Гленмеркомъ.
Какъ-то разъ въ угоду лорду Гленмерку онъ предоставилъ для молитвеннаго собранія свою яхту. Много народа желало видть ‘Глоріану’ считавшуюся лучшимъ ходокомъ на Средиземномъ мор, и мистеръ Ньютонъ ршилъ извлечь пользу изъ этого желанія. ‘Пусть выслушаютъ проповдь за удовольствіе видть яхту’, говорилъ онъ, но скоро увидалъ что на значилъ слишкомъ дорогую цну и сталъ бояться за успхъ своего предпріятія. Вдругъ ему пришло въ голову дать знать, что во время богослуженія яхта не будетъ стоять на якор въ Вильфранш, а совершитъ двухчасовую прогулку вдоль береговъ, при чемъ вс присутствующіе будутъ считаться гостями хозяина.
Результатъ былъ тотъ что яхта оказалась набитою биткомъ, лордъ Гленмеркъ сіялъ отъ радости. ‘Такое число слушателей, говорилъ онъ,— показываетъ что его труды на неблагодарной Почв Ривьеры не пропадаютъ даромъ’.
Въ этотъ день мистеръ Ньютонъ тоже былъ долженъ рано ухать отъ княгини и сопровождать лорда Гленмерка. Онъ храбро вынесъ насмшки Анджелы и улыбки знакомыхъ называвшихъ его ‘кающимся миліонеромъ’ и несмотря ни на что отправился туда гд общалъ быть. Онъ покинулъ виллу вскор посл того какъ Джорджъ вышелъ въ садъ, и многіе заключили изъ этого что онъ не такъ привязанъ къ мисъ Браунъ какъ они думали.
Другіе же боле глубокіе наблюдатели увидали въ этомъ ту силу характера и способность примняться къ обстоятельствамъ, благодаря которымъ мистеръ Ньютонъ, вроятно, и сдлался миліонеромъ.
Анджела ухала домой вдвоемъ съ матерью.
— Не будетъ ли это значить идти наперекоръ судьб, если я вернусь въ Ниццу не попытавъ счастія внизу за зелеными столами? сказалъ лордъ Балисиди Джорджу.
— Меня совсмъ не тянетъ туда, отвчалъ Джорджъ.— Боже мой! посл того какъ я побывалъ въ атмосфер… этого сада, этого дивнаго сада… идти въ душное казино?!
— Что вы нашли особеннаго въ этомъ саду? чмъ онъ отличается отъ другихъ? сказалъ Балисиди.
Джорджъ разсмялся.
— Тмъ что онъ гораздо выше Ниццы и ея садовъ, отучалъ онъ.
— Не знаю, можетъ быть, сказалъ Балисиди.— А все-таки скажите, что же кром игры остается такому несчастному какъ я?
— Не думаю чтобы вы этимъ способомъ пріобрли себ состояніе.
— Однако, я пріобрлъ этимъ способомъ больше чмъ какимъ-либо другимъ. А я видлъ какъ вы смотрли на эту двушку съ фіолетовыми глазами.
— На нашу соотечественницу мисъ Макъ-Дервотъ? А разв на нее не стоитъ посмотрть?
— Стоитъ посмотрть? Стоитъ! О, холодный Саксъ! На Нору Макъ-Дервотъ стоитъ посмотрть! Вы знаете поэму которую Рори Каригъ написалъ на нее? Рори — послдній изъ нашихъ бардовъ.
— Къ сожалнію, не знаю.
— Она на ирландскомъ нарчіи, но если бъ у васъ было сердце и если бы видли эту двушку такъ же часто какъ я, то вы запомнили бы всю псню отъ слова до слова.
— Можетъ-быть… если бъ я обладалъ вашимъ кельтскимъ воображеніемъ.
— Оно нисколько не помогло бы вамъ: воображеніе кельта въ голов Сакса ни къ чему не ведетъ, напротивъ, скоре портитъ дло. Человкъ который можетъ сказать что на Нору Макъ-Дервотъ стоитъ взглянуть и остановится на этомъ, такой человкъ не въ состояніи понять ирландской лирической поэмы проптой подъ акомпанементъ арфы.
— О!
— Да, не въ состояніи. Она сама — живая поэма, арфа съ которою она слетла — арфа ангела, а струны ея изъ золота. Вотъ что такое Нора.
— Я слыхалъ что струны длаются изъ кишокъ…
— Подержите меня кто-нибудь, или я его убью, умоляющимъ голосомъ воскликнулъ лордъ Балисиди обращаясь къ воображаемымъ слушателямъ.— И это типъ людей издающихъ законы для ирландскаго народа — человкъ который говоритъ о струнахъ изъ кишки на арф ангела! Я говорю вамъ что она слетла съ арфы ангела утренней зари въ то время какъ вс звзды пли хвалебный гимнъ.
— Я слыхалъ псню ‘Нора Крейна’. Она и есть гимнъ звздъ?
— И этой-то двушки я избгалъ весь день! Какое день? всю недлю! Вы должны были замтить это, Друмондъ. Я длалъ это добросовстно. О, мое сердце, мое бдное сердце! Замтили вы ея глаза? Это вовсе не глаза, это букеты фіалокъ пробужденные къ жизни пніемъ малиновки въ весенній день и прозрачные какъ хрусталь. И у нея нтъ ни гроша за душой, и родная сестра ея отца опозорила фамилію Макъ-Дервотъ тмъ что вышла замужъ за Англичанина содержавшаго магазинъ и упорствовавшаго въ своемъ низкомъ занятіи: онъ и слышать не хотлъ о прекращеніи торговли и перезд въ Ирландію. Презрнный! Онъ предпочелъ магазинъ и десять тысячъ годоваго дохода въ Англіи замку и голодной смерти въ Ирландіи! Мало того, онъ не удовольствовался однимъ магазиномъ, онъ увеличилъ свою вину въ двадцать пять разъ, и теперь иметъ двадцать пять магазиновъ! Несчастный!
— Онъ зналъ чмъ загладить вину. Англичане отворачиваются отъ человка у котораго одна лавка, по принимаютъ такого у котораго ихъ двадцать пять.
— Вы уврены въ томъ что это такъ? Должно быть въ основаніи этого лежитъ тотъ же принципъ, по которому одно убійство длаетъ человка негодяемъ, а тысяча — героемъ. Одна лавка — даетъ лавочника, двадцать — миліонера. Какъ бы то ни было, Макъ-Дервоты были слишкомъ горды чтобы признать м-ра Томпсона и принять его въ свою семью. И теперь на Нору возложена миссія сдлать блестящую партію и воскресить древнюю славу замка Дервота. Это нашъ общій удлъ въ Ирландіи. Я вдь тоже обязанъ сдлать блестящую партію и потому-то и бгаю отъ Норы всю эту недлю. Я хочу чтобъ она оправдала всеобщія ожиданія, но — честное слово!— размозжу голову тому негодяю который осмлится сдлать ей предложеніе. Нтъ, нтъ, пустите меня! Я хочу въ Монте-Карло: у меня шестьдесятъ золотыхъ и еще сколько-то серебра. Я чувствую что сорву банкъ сегодня.
— Не длайте этой глупости! Въ такомъ настроеніи вы скоре потеряете и послднее что у васъ есть. Подемте ко мн обдать, а посл отправимся въ оперу.
— Нтъ, мы слишкомъ близко отъ Монте-Карло, я говорю что это будетъ значить идти наперекоръ судьб. Когда мы въ Рим, то мы должны подражать римлянамъ.
— Да, но здсь не Римъ, а Ривьера.
— А въ Ривьер надо подражать Англичанамъ. Я чувствую что я наканун большаго счастія.
И онъ былъ правъ, потому что похалъ въ Монте-Карло, спустилъ вс свои золотые въ четверть часа и ухалъ давъ клятву больше никогда не играть.

ГЛАВА XVI.

Посл тщетныхъ попытокъ убдить Балисиди отказаться отъ вечера въ Монте-Карло Джорджъ Друмондъ вернулся въ Ниццу и пообдалъ въ плохомъ ресторан, но посл обда не пошелъ въ оперу, хотя она нисколько не меньше всякаго другаго мста способствуетъ размышленіямъ. Джорджъ Друмондъ чувствовалъ что ему надо на свобод обдумать положеніе въ высшей степени интересующаго его вопроса и ршилъ что удобне всего сдлать это по дорог изъ Ниццы въ Вильфраншъ, куда и отправился пшкомъ въ обществ одной только сигары.
Въ конц концовъ онъ очутился у ршетки виллы Валенсіи и стоялъ глядя на огоньки дома мелькавшіе сквозь листву деревьевъ. Созерцаніе дома въ которомъ жила Валенсія Мертаунъ казалось ему равносильнымъ созерцанію положенія его длъ въ настоящую минуту.
Онъ смотрлъ на домъ въ которомъ она жила и задавалъ себ вопросъ, въ какомъ дом живетъ онъ самъ? неужели въ карточномъ?
Судьба одинъ разъ уже была для него зодчимъ подобнаго зданія. Тогда онъ думалъ что оно простоитъ вкъ, но вмсто того оно свалилось ему на голову прежде чмъ онъ усплъ опомниться. Въ т дни онъ питалъ безусловное довріе къ своему зодчему, и этотъ ударъ ошеломилъ его. Подобно всмъ близорукимъ людямъ онъ тогда возропталъ и на судьбу, и на Провидніе, и на любовь, и что же? Не усплъ пройти годъ какъ онъ долженъ былъ сознаться въ томъ что этотъ ударъ былъ проявленіемъ величайшаго милосердія къ нему со стороны и судьбы, и Провиднія, и любви, на которыхъ онъ недавно сердился какъ избалованный ребенокъ.
Велика была благость той руки которая отвела его отъ этого времени дикихъ страстей, осыпала его богатствами и потомъ привела въ Лондонъ, гд онъ впервые встртилъ двушку которая теперь жила въ вилл Валенсіи и которая недавно отвтила на его рукопожатіе тамъ въ саду, куда доносились звуки монастырскаго колокола.
Онъ думалъ о томъ, хватитъ ли у него теперь вры въ судьбу чтобы спокойно уйти отъ этого дома, если черезъ недлю или черезъ мсяцъ двушка живущая въ немъ скажетъ ему что не любитъ его.
Ему хотлось знать, карточный ли домъ то чувство которое подсказываетъ ему что она этого не сдлаетъ и что снова подастъ ему руку, но не на минуту какъ подала подавно, а навсегда?
Онъ припоминалъ каждое слово своего разговора съ нею и старался вывести безпристрастное заключеніе, но скоро увидалъ что такъ же плохо справляется съ мыслями, какъ и съ чувствами. Онъ думалъ не о сказанныхъ ею словахъ, а о выраженіи ея глазъ въ ту минуту какъ она говорила ихъ, о румянц вспыхнувшемъ на ея щекахъ, о смнившей его блдности, объ улыбк напоминавшей слезы, о смх звучавшемъ какъ рыданіе. Онъ не могъ вспомнить ни одной ея фразы, но онъ ясно помнилъ всякую ея интонацію и доврчивое движеніе руки которую она ему протянула.
Нтъ, конечно, она любитъ его, онъ чувствовалъ что она его любитъ. Она слишкомъ честная двушка чтобы позволить ему говорить такъ какъ онъ говорилъ и самой сказать все то что она сказала, не чувствуя къ нему никакой любви. Обманувшее ее прежде сердце теперь говорило ей правду, и она должна убдиться въ этомъ, должна дня черезъ два придти къ нему съ тмъ чтобы больше никогда не уходить и не раскаиваться въ томъ что послушалась голоса сердца.
Нтъ, на этотъ разъ передъ нимъ не воздушный замокъ и не карточный домъ. Она любитъ его, она скажетъ ему это словами такъ же прямо какъ уже сказала ему выраженіемъ глазъ, румянцемъ щекъ и движеніемъ руки. Она любитъ его, и онъ самый счастливый человкъ въ мір.
Джорджъ отошелъ отъ виллы и нанявъ лодку приказалъ подвезти себя къ яхт. Тамъ онъ слъ на одно изъ креселъ палубы и продолжалъ свои размышленія не спуская глазъ съ берега, и вс эти размышленія касались удивительнаго счастія выпавшаго на его долю.
И въ самомъ дл, разв не удивительно было что такой человкъ какъ онъ достигъ такого счастія?! Вся предыдущая жизнь его была очень невесела: сначала онъ бился и работалъ какъ лошадь въ глухомъ городк среди непріятныхъ и противныхъ ему людей. Ахъ, какъ противны они казались ему теперь! Онъ вспомнилъ слова лорда Балисиди объ исключительности и кастовыхъ предразсудкахъ купцовъ. Купцы его роднаго города были полны этихъ предразсудковъ: торговцы сукнами смотрли свысока на чаеторговцевъ, то же длали и банковые чиновники — вс они держались чрезвычайно замкнуто. Такъ проработалъ онъ нсколько лтъ, и когда, наконецъ, ему выдался случай ухать въ Вестъ-Индію, то никто кром его дяди не пожаллъ объ его отъзд и не провожалъ его.
Потомъ онъ бился и работалъ въ Южной Америк и на Вестъ-Индскихъ островахъ и, наконецъ, случайно разбогатлъ въ Южной Африк.
Джорджъ всталъ со своего мста съ невольнымъ чувствомъ какого-то торжества. ‘Я побдилъ, я побдилъ!’ чуть слышно прошепталъ онъ, устремивъ глаза на берегъ.
Онъ чувствовалъ что иметъ право торжествовать. Сынъ мелкаго чайнаго торговца, презираемый даже чиновниками собственнаго города, достигъ такого положенія въ которомъ чувство торжества было боле чмъ позволительно.
Въ эту самую минуту мистеръ Мертаунъ, проводивъ до дверей обдавшаго у него Сэттона Кливланда, вошелъ къ своей дочери въ комнату носившую названіе библіотеки только потому что въ ней писались отвты на пригласительныя записки и хранились сигары мистера Мертауна. Валенсія съ озабоченнымъ лицомъ держала въ рукахъ пачку писемъ.
— Я, кажется, выкурю еще одну сигару, сказалъ мистеръ Мертаунъ: — моя послдняя сигара погасла прежде чмъ я усплъ докурить ее до половины.
— Что же, Сэттонъ, наконецъ, убдилъ тебя завести побольше собакъ, папа? Я согласна съ его доводами.
— Нтъ, мы теперь говорили не о собакахъ, отвчалъ ей отецъ доставая изъ шкафа ящикъ съ сигарами.
— Да?
Валенсія сла за письменный столъ и стала писать отвты, а мистеръ Мертаунъ взялъ нумеръ Спортсмена.
— Ты скоро кончишь, мой другъ? спросилъ онъ минутъ черезъ десять.
— Сейчасъ! мн осталась еще одна записка, отвтила Валенсія, — а что, ты уходишь спать?
— Нтъ, мн хотлось поговорить съ тобою.
— Поговорить? серіозно?
— Гмъ… смотря по тому какъ ты на это взглянешь.
Валенсія дописала послднюю карточку, вложила ее въ конвертъ и бросила на кучу другихъ. Посл этого она встала съ мста и вскричала:
— Ну, вотъ, теперь я готова на всякіе ужасы. Въ чемъ дло? опять что-нибудь по поводу Адольфа? (Адольфъ былъ лакей отличавшійся разсянностію.)
— Валенсія, Сэттонъ опять говорилъ со мною, началъ мистеръ Мертаунъ въ то время какъ дочь подошла къ нему и положила ему руки на плечи.
— О! тоскливо произнесла Валенсія и опустила руки.
Отецъ снова поймалъ ихъ и заглядывая ей въ лицо сказалъ: — Ты знаешь о чемъ онъ говорилъ и знаешь что я скажу.
— Да, знаю: ты скажешь что я хорошо сдлаю если выйду за него замужъ.
— Я не прошу тебя отвчать сейчасъ же. Я только хочу чтобы ты всегда помнила что твое согласіе на бракъ съ Сэттономъ Кливландомъ было бы счастливйшею минутой въ моей жизни. Мн казалось что осенью ты положительно подавала ему до нкоторой степени надежду.
— Можетъ-быть. Я вообще ничего не имю противъ него, но…
— Милая моя, это ‘но’ всегда существуетъ въ этого рода длахъ, это ‘но’ представляетъ собою недостатки всякаго мущины сравнительно съ идеаломъ всякой женщины и будетъ существовать до тхъ поръ пока люди останутся тмъ что они есть. Я знаю, у Сэттона были одна или дв исторіи, но ты не изъ тхъ женщинъ которыя…
— Если бъ я любила человка, если бъ я знала наврно — пойми папа, наврно — что люблю его, то я не побоялась бы этого.
— И была бы права: двушка выходитъ замужъ за человка каковъ онъ есть, а не каковъ онъ былъ. Я не позволилъ бы теб выйти замужъ за негодяя, Валенсія. А теперь я теб больше ничего не скажу, моя дорогая, я не хочу принуждать тебя ни въ какомъ отношеніи. Ты сама достаточно видла свтъ чтобы понять что самые счастливые браки бываютъ между людьми равными по общественному положенію. Иные думаютъ что богатство со стороны мужа или жены вознаграждаетъ за разницу положенія, но я знаю что это обольщеніе. Я зналъ людей, жизнь которыхъ была разбита благодаря женитьб на богатой, по неравной имъ по положенію двушк и обратно. Богъ видитъ что я не хочу торопиться выдавать тебя замужъ, Валенсія! Что будетъ съ нашимъ домомъ безъ тебя? что будетъ съ моею жизнію?
— Да и я не тороплюсь выходить замужъ, папа!
— Да, но самая мягкая форма этого неизбжнаго несчастія будетъ твой бракъ съ Кливландомъ. Мы сосди и составили бы одну семью. Что я сталъ бы длать, если бы ты вышла замужъ за далекаго, чужаго человка, куда-нибудь за границу или, чего добраго, въ Ирландію?
Валенсія засмялась.
— Напримръ, за Патси Балисиди? спросила она.— Этого можешь не бояться.
— Я и не боялся его до сихъ поръ, но я зналъ двушекъ которыя выходили замужъ за людей казавшихся наимене опасными. Ты знаешь что Нельсонъ говорилъ про море? То же самое онъ могъ бы сказать и про женщинъ. Въ примненіи къ женщин не существуетъ слова невроятный. Теперь я кончилъ. Я хочу какъ можно лучше устроить твое счастіе, моя родная, и свое также и потому хочу сохранить тебя вблизи отъ себя. Покойной ночи, голубка!
Валенсія поцловала отца, не сказавъ ни слова.

ГЛАВА XVII.

Валенсія не видала Джорджа Друмонда на слдующій день, потому что погода перемнилась. Мягкое синее небо покрылось дождевыми тучами, и туманъ окуталъ горы. Мать Валенсіи, обладавшая чувствительностію барометра, слегла въ постель отъ внезапной перемны погоды, и Валенсія отказалась отъ двухъ приглашеній для того чтобы провести день съ нею.
Такимъ образомъ въ ея распоряженіи оказалось много времени которымъ она и воспользовалась для размышленій. Серіозныя размышленія у молодыхъ двушекъ могутъ имть только одинъ результатъ — дурное расположеніе духа, и къ пятичасовому чаю мисъ Мертаунъ пришла въ такое состояніе что не знала куда дваться отъ самой себя.
Чего надо отъ нея этимъ людямъ?
Этотъ вопросъ она задавала себ съ самаго утра, даже раньше чмъ Нора Макъ-Дервотъ вошла къ ней въ комнату съ письмами и чашкой утренняго чая въ рукахъ, она провела такую ужасную ночь какая не выпадала ни на чью долю со времени того какъ герцогъ Кларенсъ разказывалъ свои сны тюремщику.
Такъ по крайней мр она сказала Нор, и когда та предложила ей истолковать ея сны по законамъ снотолкованія сообщеннымъ ей нкоей Шейлой Малоней, считавшейся самою искусною гадалкой въ Донегал, то Валенсія отвчала что, по ея мннію, Шекспиръ написалъ своего Ричарда III и вывелъ Кларенса единственно въ вид острастки тмъ несноснымъ людямъ которые каждое утро безпощадно угощаютъ окружающихъ обстоятельнымъ изложеніемъ своихъ сновъ.
Но Пора не засмялась. Ея большіе фіолетовые глаза стали еще больше, и она покачала головой. Если люди перестанутъ врить въ сны, то во что же имъ останется врить? Посл этого они, пожалуй, перестанутъ врить и въ примты.
Чего нужно отъ нея этимъ людямъ?
Этотъ вопросъ стоялъ въ голов Валенсіи и тогда когда Нора сдлала попытку разогнать туманъ у домашняго очага съ помощію лепешекъ собственнаго издлія, лепешекъ которыя она съ позволенія кухарки ухитрилась испечь на каминной лопатк за неимніемъ пирожной сковороды которой по странной случайности не оказалось въ числ посуды на вилл Валенсіи.
Но туманъ былъ такъ густъ что даже горячія лепешки и крпкій чай оказались безсильны разсять его. Валенсія стояла у окна и глядла на мокрые листья деревьевъ, удивляясь почему подъ ними не показывается фигура Джорджа Друмонда и страстно желая его появленія.
Вотъ все что вышло изъ ея размышленій. И чмъ больше билось ея сердце, тмъ сильне она не довряла ему. Ея тоскливое желаніе увидать Джорджа Друмонда такъ живо переносило ее въ т дни когда ей казалось что она любитъ человка котораго на самомъ дл она нисколько не любила.
Она не на шутку сердилась на Джорджа не потому, какъ она думала, что онъ не шелъ помогать ей уничтожать Норины лепешки — у Норы и у самой былъ недурной апетитъ,— а потому что онъ вызвалъ въ ней воспоминаніе о тхъ ненавистныхъ дняхъ. Она сердилась на него также и за то что онъ не Сэттонъ Кливландъ и что имніе въ Бракеншир принадлежитъ не ему. Вообще она была очень неразумна и сама сознавала это, а потому сердилась еще больше.
Джорджъ Друмондъ не появлялся, — если бы онъ и пришелъ, то Валенсія совсмъ не была бы рада,— но за то появился лордъ Балисиди. Валенсія увидала въ але его фигуру и въ первый разъ за весь день разсмялась.
Пора только-что собиралась взять новую лепешку.
— Оставь! ради всего святаго положи ее назадъ, вскричала Валенсія.
Нора съ шумомъ уронила вилку и еще шире раскрыла глаза.
— Ты меня до смерти перепугала, Валя, сказала она.— Отчего мн не състь этой лепешки? я къ нимъ привыкла. Он тяжелы только сначала, а потомъ къ нимъ, право, привыкаешь. Я знала одну маленькую двочку которая могла… что значатъ твои знаки? я говорю что знала двочку… какъ? гость? въ такой ливень?
— Это самъ Патси, воскликнула Валенсія.
— Нтъ, это не можетъ быть Патси, сказала Нора и затмъ почти шепотомъ продолжала:— какъ онъ сметъ являться посл своего общанія? Нтъ, я не выйду къ нему. Если бы дома знали что онъ здсь, меня ни за что не отпустили бы къ вамъ. Боже мой! и всего только три лепешки.
— Нора, мы не можемъ не оказать гостепріимства человку который пришелъ навстить насъ несмотря на такую ужасную погоду, сказала Валенсія,— но за то мы потребуемъ отъ него полнаго и подробнаго объясненія причинъ его легкомысленнаго поступка.
— Непремнно, ршительно заявила Пора.— Не пускай его сюда, Валя, пока онъ теб всего не объяснитъ, а я пока постараюсь смыть слды масла съ моихъ рукъ и… губъ, докончила она съ серебристымъ смхомъ.
— Бги, бги, мойся, сказала Валенсія,— и можешь быть уврена что я прогоню его если будетъ малйшая возможность.
— Зачмъ заходить такъ далеко? возразила Пора.— Довольно и того если ты подашь видъ что хотла прогнать его.
Валенсія пошла на встрчу гостю, а Нора убжала наверхъ.
Лордъ Балисиди отдавалъ человку свой плащъ и снималъ калоши.
— И сюда прізжаютъ люди спасаться отъ ужасовъ англійскаго февраля, сказалъ онъ подавая руку Валенсіи.
Человкъ исчезъ съ мокрымъ плащомъ.
— Какъ мило съ вашей стороны придти раздлить наше одиночество! сказала Валенсія.— Вы единственный человкъ который… но мн помнится что у насъ съ вами былъ уговоръ чтобы вы этого не длали пока Нора здсь.
— Вы по обыкновенію правы, отвчалъ Балисиди, — но я, кажется, могу объяснить вамъ почему я ршился на такое уклоненіе. Разв я дурно велъ себя за все время что Нора здсь?
— Напротивъ, нельзя было вести себя лучше вашего.
— Разв я сказалъ ей что-нибудь, кром ‘здравствуйте’ въ нашу первую встрчу съ нею?
— Ничего.
— Видите ли, я за это время выигралъ больше 200 ф. и съ такими деньгами искушеніе сдлать глупость было громадно. Когда у человка полны карманы денегъ, то онъ готовъ объясниться въ любви съ первою встрчною двушкой, а она со своей стороны по той же причин готова его слушать. Поэтому-то я и чувствовалъ что мн не дурно держать себя въ рукахъ. Остался ли я хоть на минуту въ одной комнат, съ нею на утр, у княгини?
— Я должна признать что вы были скромны самымъ подозрительнымъ образомъ. Но теперь…
— Теперь положеніе длъ измнилось. Я снова нищій и, слдовательно, не смю поддаваться искушенію говорить съ Норой о… о томъ что… вообще о чемъ бы то ни было кром самыхъ невинныхъ предметовъ, въ род погоды, bataille de fleurs и т. п. Вы понимаете?
— Мн кажется что я понимаю вашъ взглядъ на дло. Но какимъ образомъ вы достигли этого завиднаго права явиться сюда?
— Самымъ обыкновеннымъ. Посл того какъ я глядлъ на нее цлыхъ три часа, не смя подойти къ ней, мн оставалось только одно утшеніе — игра, черезъ какіе-нибудь четверть часа я потерялъ все, и теперь… теперь мн можно смло поручить хоть саму Венеру. Пока у меня были деньги, я могъ мечтать о томъ чтобы стать между Норой и тмъ миліонеромъ который долженъ посвататься за нее, но теперь вы сами видите что эта опасность миновала.
Балисиди говорилъ такъ серіозно и съ такимъ убжденіемъ что Валенсія разсмялась.
— Входите, входите, сказала она.— Я думала что ничто въ мір не заставитъ меня смяться сегодня, но вы меня разсмшили. Входите, но помните что я отвчаю за Нору пока она здсь.
— Нтъ, вы въ самомъ дл думаете что я способенъ сказать ей что-нибудь, чего бы не могъ слышать весь свтъ? Валенсія, вы должны бы знать меня лучше. Если вы хоть сколько-нибудь сомнваетесь во мн, скажите — и я сейчасъ…
— Входите!
Балисиди вошелъ и заставилъ вздрогнуть мисъ Макъ-Дервотъ погруженную въ чтеніе четвертаго тома ‘Исторіи биметализма’. Ей и въ голову не приходило ожидать гостей въ такую погоду.
— Вотъ теб Патси который пришелъ развлекать насъ, сказала Валенсія.
— Нтъ, Патси самъ пришелъ развлекаться, сказалъ лордъ Балисиди.
— О, сказала Нора не поднимая глазъ,— мы уже потеряли надежду когда-нибудь его видть, не правда ли, Валя?
— Нтъ, что касается меня, то я смотрла мене мрачно на его отсутствіе, сказала Валенсія.
— Какой сырой день! проговорилъ Патси посл нкотораго молчанія.
— Да, кажется, отвчала Нора глядя въ окно съ такимъ удивленнымъ видомъ, какъ будто она въ первый разъ замтила перемну погоды.
— Если бы вы вышли на воздухъ, то у васъ не осталось бы никакого сомннія на этотъ счетъ, сказалъ Балисиди.
— Я такъ увлеклась своимъ романомъ что ничего не замтила, сказала Нора.
— Какъ его заглавіе? спросилъ онъ.
— Заглавіе? Его зовутъ… онъ… Нора снова взяла книгу.— Ахъ! да это вовсе не романъ! вскричала она: — это ‘Исторія биметализма’, но увряю васъ, она веселе всякаго романа.
Валенсія засмялась.
— Вы биметалистъ, Патси? спросила она.
— Биметалистъ? повторилъ онъ.— Я даже не монометалистъ, потому что у меня нтъ ни копйки.
— У насъ осталось три лепешки, сказала Нора.— Я сама ихъ пекла на каминной лопатк за неимніемъ сковороды.
— Громъ и молнія! Цлыхъ три? вскричалъ Балисиди.— Да вы наврно ожидали гостей?
— Не видала ли Нора какого-нибудь сна? вы знаете, она вритъ что можетъ устроить свою жизнь по систем примтъ Молли, или Бидди… Какъ ее зовутъ, Нора?
— Шейла Малоней.
— Ахъ, да, конечно, Шейла Малоней, продолжала Валенсія.— Вы знакомы съ Шейлой Малоней, Патси? Въ сравненіи съ нею Іосифъ былъ грошевымъ гадальщикомъ — Іосифъ, патріархъ Іосифъ, сынъ Іакова!
— Ахъ, кстати по поводу Іакова — не Іосифа: баронъ Шмерцъ пріхалъ вчера вечеромъ и остановился въ Метропол, сказалъ Балисиди.
— Еще Крезъ? воскликнула Валенсія.
— Да, увряютъ что Друмондъ потому и ухалъ.
— Кто ухалъ? спросила Пора.
— Джорджъ Друмондъ, отвчалъ гость.— Когда настало утро, ‘Красавицы’ не оказалось въ бухт.
Валенсія сидла молча. Она не поблднла, но маленькая складка презрнія легла около ея губъ.
У Норы было слишкомъ много такта чтобы смотрть на нее, а у Патси — чтобы длать видъ что онъ не смотритъ.
— Какая ужасная погода! сказала Валенсія.
— Невозможная! согласился лордъ Балисиди.— Мистеръ Мертаунъ наврно въ клуб?
— Да, онъ вышелъ какъ разъ въ единственный промежутокъ между двумя ливнями, сказала Валенсія.— Нтъ, каково? еще гость!
— Кливландъ! Вотъ принесла нелегкая! пробормоталъ Балисиди, вставъ съ мста и заглядывая въ окно.
— Онъ не теряетъ времени, сказала Нора такъ тихо что одинъ Натси могъ ее слышать.
Сэттонъ Кливландъ вошелъ въ комнату.
— Отвратительная погода! произнесъ онъ, здороваясь съ присутствующими.
— Говорятъ, сухо отвчалъ Балисиди.
Онъ разчитывалъ на долгій разговоръ съ Норой, кто знаетъ? можетъ-быть наедин… Валенсія такъ находчива и мила что могла бы легко оставить ихъ вдвоемъ подъ предлогомъ домашнихъ обязанностей… и вотъ приходъ Кливланда испортилъ все!
— Да, погода отвратительная! снова повторилъ Кливландъ.— Говорятъ, Друмондъ пропалъ.
— Пропалъ? переспросила Валенсія.
— Да, вдь съ моряками это случается. За то баронъ Шмерцъ пріхалъ вчера вечеромъ. Вотъ это-то и ужасно въ Ницц: ее скоро заполонятъ миліонеры.
— Да, здсь нельзя шага ступить чтобы не встртить кого-нибудь изъ нихъ, сказалъ Балисиди.
— Я надюсь что миссисъ Мертаунъ лучше, освдомился Кливландъ.— Я встртилъ въ клуб вашего отца, и онъ сказалъ мн что она захворала.
— Она просто немножко устала, отвчала Валенсія.— А мистеръ Ньютонъ не ухалъ?
— Нтъ, Ньютонъ на мст, смясь сказалъ м-ръ Кливландъ,— онъ по обыкновенію сопровождаетъ съ зонтикомъ въ рукахъ лорда Гленмерка. Ньютонъ пріобрлъ новаго послдователя, Морсби. Онъ былъ докторомъ, но бросилъ практику.
Они проболтали вчетверомъ еще полчаса. Странное дло, отъ этого разговора сырой день казался Валенсіи еще мрачне, а Нора находила что она никогда въ жизни такъ не скучала какъ сегодня, хотя сначала ей было такъ весело!
Каждый гость очевидно хотлъ пересидть другаго. Такое состязаніе можетъ-быть дйствуетъ возбуждающимъ образомъ на противниковъ, но обыкновенно утомляетъ зрителей.
Наконецъ, они ушли оба вмст, и глаза Норы заметали лиловыя молніи.
— Противный, гадкій человкъ! вскричала она.— Зачмъ ему надо было придти когда мы такъ хорошо болтали втроемъ? Валя, никогда не смй выходить замужъ за мистера Кливланда!
— А по всей вроятности я именно за него-то и выйду, сказала Валенсія.
— Ни за что, Валя, понимаешь? ни за что! или по крайней мр не раньше чмъ Шейла Малоней погадаетъ теб! Сколько несчастныхъ браковъ она отвратила!
— Если не всегда можно сказать счастливъ или несчастливъ бракъ по истеченіи десяти лтъ, то какъ же можно судить о тхъ которые не состоялись? Да и вообще не все ли равно за кого выйти замужъ?
Съ этими словами Валенсія засмялась.
Нора была серіозна.

ГЛАВА XVIII.

И въ самомъ дл такое чувство было въ душ Валенсіи въ эту минуту. Выходя изъ комнаты она снова засмялась. Посл ея ухода Нора всплеснула руками и недовольно покачала головою. Она понимала Валенсію: врагъ рода человческаго не разъ нашептывалъ эти слова и ей въ т минуты когда дла Патси Балисиди съ его фермерами принимали особенно безнадежный оттнокъ.
Одваясь у себя въ комнат къ обду Валенсія опять повторила фразу сказанную ею при выход изъ гостиной, но прибавила къ ней только одно словечко въ значительной степени измнившее ея смыслъ:
— Не все ли равно за кого выйти замужъ теперь?
Она подошла къ окну комнаты и стала вглядываться сквозь вечернюю мглу туда гд блла даль моря, но гладкая морская даль не дала ей утшенія.
— Онъ ухалъ, сказала Валенсія снова отойдя на середину комнаты.— Неужели и теперь, когда весь трепетъ ея сердца выразился въ этой одной фраз, она все еще сомнвалась въ его правдивости?
Она испытывала только чувство глубокой усталости и тоскливое желаніе чтобъ эта борьба скоре кончалась. Есть ли на свт женщина которая была бы такъ измучена недовріемъ къ самой себ какъ она? Какъ легко начала она свою жизнь женщины! Когда три года тому назадъ съ нею заговорилъ о любви человкъ, приходъ котораго заставлялъ биться ея сердце и вспыхивать румянцемъ щеки, она думала что постигла тайну женской жизни, которая заключается въ любви. Люди такъ много шумятъ и толкуютъ объ этой тайн женскаго сердца, а ей казалось что здсь и тайны-то нтъ. Все было просто и свтло какъ день.
Увы! увы! не прошло мсяца, какъ она стала такъ же равнодушна къ этому человку какъ къ прохожимъ на улиц. Ея любовь къ нему была даже не достаточно сильна чтобы перейти въ ненависть, нтъ, она превратилась въ равнодушіе, самое обыкновенное равнодушіе.
Этотъ человкъ выказалъ себя въ самомъ глупомъ свт передъ нею и многими другими людьми, и это открыло ей глаза. Глупость свою онъ, по обычаю глупыхъ людей, сдлалъ очень замтно, и ей стало стыдно за него. Она хорошо знала что многія женщины до нея любили глупыхъ людей и знала что ихъ любовь не уменьшилась отъ стараній ихъ избранниковъ показать свою глупость всему свту. Такихъ женщинъ не унижало сознаніе что они не умли выбрать лучшій предметъ любви, потому что ихъ любовь была настоящею любовію, такою которая не знаетъ чувства униженія и смется надъ судомъ свта.
А ея любовь перешла въ равнодушіе и, слдовательно, не была настоящею любовію.
То же самое случилось во второй разъ, и Валенсія поняла что тайна любви не такъ проста и ясна какъ ей казалось.
А теперь она лежала на постели, спрятавъ лицо въ подушку и изнемогая отъ тяжести собственныхъ мыслей и сомнній. Она не умла истолковать себ языка своего сердца, языка который сначала казался ей такъ легокъ и понятенъ.
— Онъ ухалъ! ухалъ! повторяла она и не знала отчего ей такъ больно, отъ тоски ли по любимомъ человк, или отъ оскорбленнаго чувства что человкъ которому она хоть на минуту протянула руку нашелъ что не стоитъ просить ее во второй разъ.
Если бы Сэттонъ Кливландъ пришелъ къ ней въ эту минуту и повторилъ ей свое предложеніе, она приняла бы его.
Но онъ не пришелъ, и Валенсіи не оставалось ничего другаго какъ одться къ обду и сидть вечеръ съ отцомъ и Норой. Мистеръ Мертаунъ ничего не сказалъ о внезапномъ исчезновеніи ‘Красавицы’ и лишь упомянулъ о прізд нсколькихъ знакомыхъ.
Передъ тмъ какъ лечь спать Валенсія снова выглянула въ окно. Дождь и втеръ унялись. Тонкій серпъ убывающей луны блестлъ на неб и серебрилъ воду. Звздочки съ какимъ-то испуганнымъ и немножко пристыженнымъ видомъ выглядывали изъ-за разорванныхъ облаковъ.
— Да, онъ ухалъ, повторила Валенсія и снова засмялась смхомъ не похожимъ на смхъ.
Она заснула тяжелымъ сномъ полнымъ самыхъ странныхъ и безсвязныхъ грезъ.
Когда Нора, по обыкновенію, вошла къ ней утромъ въ своемъ обворожительномъ костюм, состоящемъ изъ накинутаго сверхъ ночной рубашки одяла и длинныхъ распущенныхъ волосъ, и спросила ее что она видла во сн, то подруга ея оказалась въ гораздо лучшемъ настроеніи чмъ наканун.
— О, всякую всячину! вскричала она.— Постой, дай вспомнить. Да, я видла себя въ Индіи — должно-быть въ Индіи, потому что кругомъ меня вс ходили въ индусскихъ одеждахъ. Я шла но этой Индіи и вдругъ очутилась на Бондъ-стрит — я знаю наврно что это былъ Бондъ-стритъ и помню что сказала мам которая шла рядомъ со мною ведя велосипедъ: ‘благо мы здсь, не зайти ли намъ къ Смиту купить новую амазонку? моя совсмъ износилась’. Она согласилась со мною, и мы только-что хотли войти къ Смиту, какъ на насъ налетлъ Патси верхомъ на Вандердекен, онъ хотлъ перескочить черезъ маминъ велосипедъ, но попалъ въ колесо. Насъ это, впрочемъ, не смутило, мы вошли сначала въ лавку, а потомъ въ примрочную комнату, но примрочная оказалась гд-то совсмъ не на своемъ мст, мы долго шли по какимъ-то темнымъ переходамъ и вдругъ очутились въ зал гд Патти пла ‘Home, sweet home’, тутъ же были индійскіе жонглеры, и какимъ-то образомъ оказалось что и я должна принять участіе въ одномъ изъ номеровъ програмы, а именно въ бо быковъ. Я совсмъ не знала что мн длать и слышала какъ разъяренный быкъ все сильне и сильне стучалъ и ломился въ дверь. Я могла только сказать: ‘войдите!’ и оказалось что это Жюли стучалась ко мн съ чаемъ. Ну, что же, можешь ты съ помощію Шейлы Малоней объяснить мн значеніе моего сна?
— Боже мой! вскричала Нора, — да неужели же ты не знаешь что это значитъ?
— Это значитъ по-моему что я была близка къ кошмару.
— На Патси была блая шляпа или черная? спросила Нора.
— Черная.
— Ахъ, черная? а какого цвта былъ быкъ стучавшійся въ дверь?
— Милая моя, я не могла угадать цвта по одному стуку, впрочемъ, я почему-то представляла его себ чернымъ.
— Безъ благо пятна на носу?
— Ну ужь этого положительно не знаю.
— А какъ Патти держала ноты?
— У нея вовсе не было нотъ.
— Хорошо. Теперь припомни вотъ что — припомни хорошенько, все зависитъ отъ этого: не было ли въ этихъ темныхъ переходахъ срой кошки съ разными глазами?
— Можетъ-быть и была, но я не могла ея видть въ темнот.
— Врно? дай мн честное слово что ты ея не видала.
— Ни малйшаго признака кошки ни срой, ни зеленой, ни розовой, ни красной!
— Ура! закричала ирландская красавица, вскакивая съ постели,— въ такомъ случа, если только ты вполн уврена въ томъ что не видала срой кошки, сонъ твой значитъ что мистеръ Друмондъ и его яхта въ цлости вернулась на свое мсто.
— Что за вздоръ! сказала Валенсія красня и улыбаясь,— я и сонъ-то весь выдумала…
— Иди сейчасъ сюда и смотри, сочинила ли я или нтъ, воскликнула Нора хватая Валенсію за руку.— Иди къ окну!
— Перестань дурачиться, Нора! я говорю теб…
— Изволь идти безъ разговоровъ!
— Я не двинусь съ мста. Уходи и бери свою ванну!
— Не уйду! мое самолюбіе задто! Будь покойна, милая, ты у меня пойдешь къ окну.
Съ этими словами она схватила Валенсію за об руки, стащила съ постели и съ громкимъ смхомъ заставила ее подойти къ окну, при чемъ, надо сознаться, встртила самое слабое сопротивленіе.
— Извольте смотрть, сказала она отдергивая занавску,— что это такое? Объясните мн что это такое, а потомъ и говорите что сны вздоръ!
Валенсія взглянула въ окно.
Внизу въ залив на своемъ обычномъ мст виднлась ‘Красавица’ съ распущенными парусами и сушилась на солнышк посл прогулки подъ дождемъ.
Валенсія тихонько вернулась къ своей постели.

ГЛАВА XIX.

На слдующій день Валенсія узнала все отъ Анджелы, а она въ свою очередь слышала объ этомъ наканун вечеромъ отъ мистера Ньютона который обдалъ въ вилл Паулин съ нею и съ ея матерью. Случилось это такъ: лордъ Гленмеркъ нашелъ что переговорить о предполагавшемся богослуженіи для матросовъ было всего удобне посл обда въ его вилл, но къ несчастію (Анджела выразилась нсколько иначе) лордъ Гленмеркъ не усплъ вернуться къ обду изъ Генуи, куда здилъ по одному важному длу, и такимъ образомъ послобденный разговоръ не состоялся.
Чтобы провести какъ-нибудь время до вечерняго позда съ которымъ ждали лорда Гленмерка, мистеръ Ньютонъ сталъ учить Анджелу и ея мать игр называемой ‘покеръ’ — презабавной игр которая доставляла много невиннаго развлеченія въ Штатахъ и даже пробралась въ Англію, хотя, конечно, была совершенно неизвстна въ Ривьер.
— Знаете ли, она напоминаетъ нсколько… впрочемъ, нтъ, она въ другомъ род чмъ ‘спуфъ’, поясняла леди Гленмеркъ,— но она основана на тхъ же принципахъ. (Валенсіи въ первый разъ въ жизни приходилось слышать о принципахъ и покер вмст, но она промолчала.)
— Нтъ! какъ можно? покеръ — гораздо интересне! вскричала Анджела,— это превеселая игра и по-моему самое лучшее препровожденіе времени во время долгаго путешествія. Я выиграла два шилинга да мама три съ половиною. Мистеръ Ньютонъ говоритъ что никогда въ жизни не испытывалъ такой неудачи въ игр.
(Мистеръ Ньютонъ не сказалъ ей что однажды сидя въ вагон проигралъ въ покеръ два дня и дв ночи и въ результат оказался обладателемъ 25.000 доларовъ.)
— Однако, онъ все-таки ршилъ не говорить объ этой игр пап, продолжала Анджела:— онъ немножко боится папинаго предубжденія противъ подобнаго рода занятій.
— Мн кажется что на этотъ разъ его страхъ довольно основателенъ, сказала Валенсія.— Покеръ и евангельская проповдь плохо вяжутся другъ съ другомъ.
Посл этого Анджела сообщила ей что мистеръ Ньютонъ разказывалъ какъ Джорджъ Друмондъ разбудилъ его въ пять часовъ утра предложеніемъ попробовать ‘Красавицу’ въ бурную погоду. Онъ записалъ свою шкуну на предстоящую гонку и хотлъ испытать ее въ бурю. Но мистеръ Ньютонъ нашелъ что кром катанія въ бурю есть и другіе способы весело проводить время и отказался отъ приглашенія. Вотъ какимъ образомъ онъ очутился вечеромъ въ вилл Паулин и занялся обученіемъ молодой двушки и ея матери способу сокращать время и отгонять демона скуки.
Валенсія выслушала этотъ разказъ и подивилась, какъ такой простой случай могъ быть такъ перетолкованъ многими людьми и въ томъ числ лордомъ Балисиди и Сэттономъ Кливландомъ, по всей вроятности слышавшими объ этомъ въ Клуб.
Къ чаю пришелъ съ лордомъ Гленмеркомъ и самъ мистеръ Ньютонъ, и Валенсія имла случай увидать какъ крпко утвердилось положеніе мистера Ньютона въ вилл Паулин, И невольно задала себ вопросъ, могъ ли бы онъ достичь этого какимъ-нибудь другимъ способомъ кром проявленія горячаго участія къ длу лорда Гленмерка? Она начала думать что онъ обладаетъ извстнаго рода смышленостію, тою смышленостію благодаря которой человкъ не только живетъ, но и умираетъ миліонеромъ.
Во всякомъ случа это былъ человкъ любопытный, и очень немногіе могли съ увренностію сказать что онъ пользуется маленькими слабостями лорда Гленмерка для достиженія своихъ собственныхъ цлей. Валенсія знала что есть люди, которые наживаютъ цлыя состоянія благодаря своему умнію пользоваться людскими слабостями, и если мистеръ Ньютонъ Не отвыкъ отъ этого и до сихъ поръ, то достаточная ли это причина чтобы чуждаться его?
Валенсія ршила что чуждаться его незачмъ, она имла возможность и время наблюдать перемны происшедшія въ англійскомъ обществ за послднія десять лтъ и знала что большинство людей нажившихъ миліоны настолько порядочны что сторониться отъ нихъ нечего.
— О, да, отвчалъ мистеръ Ньютонъ на вопросъ Валенсіи объ успхахъ ихъ общаго дла съ лордомъ Гленмеркомъ: — о, да, оно понемножку двигается, и я думаю что въ день расплаты мы не окажемся банкротами.
— Пап пришла въ голову ужасная мысль устроить молитвенное собраніе для матросовъ всхъ яхтъ, сказала Анджела.
— Напротивъ, мисъ Мертаунъ, это была счастливая мысль, возразилъ Ньютонъ,— хотя дйствительно вначал она казалась немножко дикою. Я навелъ кругомъ справки, и результатъ оказался блистательнымъ. Матросы ‘Глоріаны’ въ восторг и уже начали разучивать самые заманчивые гимны, каждая вахта поетъ по-очередно. Да и на другихъ яхтахъ, насколько мн удалось слышать, матросы считаютъ часы и минуты до этого счастливаго вечера.
— Ну, разв мистеръ Ньютонъ не удивительный человкъ? вскричала Анджела.— Это матросское собраніе сдлается въ Ницц ежегоднымъ событіемъ въ род bataille de fleurs или tir aux pigeons. Конечно, судьба предоставила Американцу показать намъ что мы исчерпали еще не вс способы увеселенія въ Ривьер.
— Нтъ, какъ вы добились этого, мистеръ Ньютонъ? это не секретъ? спросила Валенсія.
— Видите ли, мисъ Мертаунъ, отвчалъ Ньютонъ: — мой шкиперъ драгоцнный человкъ и пользуется большою любовію среди матросовъ благодаря своему умнію приготовлять одинъ сортъ грога. Кажется, это смсь изъ ямайскаго рома и краснаго вина съ прибавленіемъ лимоннаго сока, чуть-чуть кайенскаго перца и капли воды. Я поручилъ моему шкиперу пригласить выборныхъ со всхъ судовъ и потолковать съ ними по вопросу о молитвенномъ собраніи. Онъ потолковалъ съ ними, и результатъ получился въ высшей степени счастливый, большаго не можетъ требовать ни одинъ разумный человкъ. Вс они явятся на ‘Глоріану’ въ пробковыхъ нагрудникахъ на другой день посл гонки,
— Въ пробковыхъ нагрудникахъ? переспросила Валенсія.— Зачмъ имъ пробковые нагрудники?
— Этого я самъ хорошенько не знаю, отвчалъ онъ: — это фантазія моего шкипера. Онъ говоритъ что иначе не возьметъ на себя отвтственность угощать ихъ своимъ грогомъ, у него уже вышла какъ-то разъ непріятность по этому поводу.
Валенсія засмялась. Въ это время вошелъ въ комнату лордъ Гленмеркъ.
— Братъ Ньютонъ, началъ онъ,— я готовъ хать въ Ниццу, вы захватите зонтикъ?
Мистеръ Ньютонъ вскочилъ на ноги.
— Я принимаю на себя это обязательство, сказалъ онъ. Анджела надулась.
— Уходи, папа! Неужели ты не можешь оставить насъ въ поко? Ты вчно испортишь и разстроишь пашу компанію! Разв ты не видишь что мистеръ Ньютонъ насъ развлекаетъ? Кажется, у насъ здсь немного развлеченія. Мы соглашаемся каждый годъ на эту ссылку единственно ради тебя, и ты не позволяешь намъ даже такого невиннаго удовольствія какъ слушать разказы мистера Ньютона о его путешествіяхъ
— Я желалъ бы чтобъ у моей дочери было хоть на половину его усердія къ дламъ вры! торжественно произнесъ лордъ Гленмеркъ.— Братъ Ньютонъ, вы готовы?
— Братъ? какой онъ теб братъ? Я не хочу быть его племянницей! вскричала Анджела.
Мистеръ Ньютонъ стоялъ за спиной лорда Гленмерка и угрюмо улыбался пока тотъ объяснялъ своей дочери степени духовнаго родства. По словамъ лорда Гленмерка, духовный братъ отца отнюдь не становится дядей дочери. Анджела объявила что все это отъ начала до конца вздоръ. Мистеръ Ньютонъ не проронилъ ни слова и посл неудачной попытки лорда Гленмерка заставить свою дочь замолчать сейчасъ же взялъ шляпу и проповдническій зонтъ и заявилъ о своей готовности сопровождать свое начальство.
— Ахъ, какъ все это глупо! вскричала Анджела по уход мисіонеровъ.— И это онъ длаетъ каждый день! Я никогда не могу сказать съ мистеромъ Ньютономъ больше десяти словъ, я между тмъ это самый интересный человкъ котораго я встрчала: въ немъ столько содержанія!
— О, да, мистеръ Ньютонъ человкъ съ содержаніемъ, сказала Валенсія:— онъ прекрасно знаетъ мущинъ и ихъ слабости, да, по-видимому, знаетъ недурно и женщинъ.
Мало-по-малу набралось много гостей, въ числ ихъ пришли и Джорджъ Друмондъ и Гвендоленъ Кардью. Они вошли вмст, и мисъ Кардью приняла какой-то хозяйскій видъ по отношенію къ Джорджу, она очень искусственно и усиленно подчеркивала случайность своей встрчи съ нимъ.
Вс поняли что она хотла придать ей преднамренный оттнокъ, по крайней мр со стороны одного изъ нихъ, и большинство гостей вполн поврили этому, хотя преднамренность отнесли совсмъ не на ту сторону куда хотлось бы мисъ Кардью.
Джорджъ Друмондъ сначала какъ будто избгалъ Валенсіи и въ продолженіе получаса не обмнялся съ ней ни словомъ, а когда, наконецъ., они очутились лицомъ къ лицу, то это вышло совершенно случайно. Леди Гленмеркъ гуляла съ нимъ въ конц сада, а Валенсія провожала другаго моряка, майора Гарторна и его жену. Они собирались уходить и подошли проститься къ хозяйк. Въ это время Анджела съ веранды позвала мать. Леди Гленмеркъ извинилась передъ Джорджемъ и наскоро простившись съ Гарторнами поспшила въ домъ. Такимъ образомъ Джорджъ и Валенсія очутились вдвоемъ у ршетки сада.

ГЛАВА XX.

Проводивъ Гарторновъ, Джорджъ и Валенсія повернули назадъ и молча пошли по направленію къ вилл.
— Присядемъ на минуту, сказалъ Джорджъ подойдя къ скамейк стоявшей недалеко отъ веранды на которой Анджела занимала гостей.
— Съ удовольствіемъ, отвчала Валенсія,— съ тхъ поръ какъ ушелъ мистеръ Ньютонъ я ни раза не присла, за то я насидлась вчера: мы цлый день не двигались съ мста. Если бы насъ не навстили лордъ Балисиди и мистеръ Кливландъ, то мы были бы настоящими сиротами, хотя, по правд сказать, и они мало содйствовали нашему увеселенію.
— А мн пришлось мало сидть вчера, сказалъ Джорджъ:— я провелъ девять часовъ подъ-рядъ стоя на палуб моей яхты… Ну ужь и буря же была!
— Что за странная фантазія пришла вамъ вчера въ голову! съ усмшкой сказала она.— Вы знаете что здсь прошелъ слухъ будто вы ухали совсмъ.
Валенсія проговорила это съ улыбкой, но онъ не улыбнулся ей въ отвтъ.
— Я думаю о томъ что, можетъ-быть, и въ самомъ дл было бы лучше если бъ я ухалъ, серіозно сказалъ онъ.
— Кто знаетъ? сказала Валенсія посл долгаго молчанія. Ужь конечно, не вы и не я. У насъ съ вами нтъ руководителей въ этомъ вопрос. Наши сердца?.. они только и длали что обманывали насъ. То самое сердце которое сегодня повергнуто какимъ-нибудь событіемъ въ бездну отчаянія завтра будетъ чувствовать себя на седьмомъ неб отъ послдствій того же событія. Конечно, что-нибудь должно управлять людскими поступками, но только во всякомъ случа не сердце.
Валенсія взглянула на Джорджа, но онъ сидлъ наклонившись впередъ и опустивъ глаза въ землю.
— Вы думаете о какомъ-то событіи въ вашей жизни которое или подтверждаетъ, или опровергаетъ только-что сказанное мною, продолжала она.
Джорджъ слегка вздрогнулъ и поднялъ голову.
— Да, сказалъ онъ,— я думалъ о томъ что мн слдуетъ разказать вамъ объ этомъ времени моей жизни.
— Нтъ, нтъ, вскричала она,— не говорите мн ничего! Къ чему это поведетъ?
Валенсія говорила быстро, и тревожная нотка звучала въ ея голос.
— Нтъ, я разкажу вамъ, отвчалъ Джордъ,— моя исторія нисколько не трагичне той которую вы разказали мн два дня тому назадъ.
— Вы не можете сказать что трагично и что нтъ, перебила она его:— то что составляетъ трагедію для однихъ кажется комедіей другимъ.
— Я разкажу вамъ свою трагедію, или, если хотите, комедію, я думаю что въ конц концовъ это была комедія, спокойно началъ онъ.— Случилось это на одномъ изъ Вестъ-индскихъ острововъ. Она была испанская креолка — Долоресъ Зерайя. И зачмъ люди даютъ такія имена своимъ дтямъ? Само имя Долоресъ какъ будто зоветъ на себя проклятіе судьбы. Не правда ли?
Валенсія молчала. Ей показалось что-то неискреннее въ его голос. Онъ самъ какъ будто замтилъ это и продолжалъ совершенно другимъ тономъ:
— Бдная моя Долоресъ!
— Вы любили ее? спросила Валенсія.
— Я… да… да, я любилъ ее если отрицать справедливость вашей теоріи одной любви. Во всякомъ случа тогда я не сомнвался ни въ своей любви къ ней, ни въ ея ко мн. Мы были помолвлены, день свадьбы былъ назначенъ. Наканун его мы провели вечеръ вмст. Она обняла меня на прощаніе и засмялась счастливымъ смхомъ любящей женщины въ отвтъ на мои слова что черезъ нсколько часовъ мы будемъ навки принадлежать другъ другу… Черезъ нсколько часовъ мой другъ Ньютонъ пришелъ мн сказать что она бжала съ другимъ.
Валенсія была поражена и глядла на него испуганными глазами.
— И вы погнались за ними и убили его? да? прошептала она.
Онъ вздрогнулъ и посмотрлъ ей въ глаза. Какъ могла она знать что было въ его сердц въ то утро когда онъ схватилъ Ньютона за руку и поклялся убить этого человка?
— Таково было мое намреніе въ ту минуту какъ я узналъ о томъ какъ я былъ обманутъ… Таково же было оно и десять дней тому назадъ, когда пріздъ Ньютона вызвалъ въ моей памяти событія этого страшнаго утра. Это меня удивило. Боже мой! даже сейчасъ… сейчасъ…
Джорджъ вскочилъ и сдлалъ нсколько шаговъ по дорожк. Когда онъ успокоился, онъ сновъ слъ и, заглянувъ въ лицо Валенсіи, продолжалъ тихимъ шепотомъ:
— Валенсія, еще не такъ давно я желалъ встртиться лицомъ къ лицу съ этимъ человкомъ, а теперь… теперь я прошу васъ помолиться Богу чтобъ я никогда не узналъ его имени.
— Какъ? вы и теперь, посл столькихъ лтъ, могли бы убить его? Быть не можетъ! вскричала она.
— Не можетъ быть? сказалъ онъ.— Не можетъ быть? По вашему это было бы преступленіемъ? Не думаю! Богъ знаетъ… Ахъ, я чувствую что начинаю говорить вздоръ каждый разъ какъ вспомню объ этой несчастной исторіи! Десять дней тому назадъ я сдлалъ то же самое въ разговор съ Ньютономъ… Вотъ вамъ еще другой наглядный примръ того что человкъ самъ не знаетъ что у него въ сердц.
— Да, правда, прошептала она посл долгаго молчанія,— правда! Вы не знаете того что вы и до сихъ поръ любите эту женщину.
Джорджъ судорожно схватился за спинку скамьи.
— Нтъ, нтъ! вскричалъ онъ.— Все это давно умерло и погребено!
— Это вамъ только такъ кажется. На самомъ дл вы любите ее. Она умерла?
— Не знаю, можетъ-быть и нтъ. Но моя любовь къ ней умерла. Я люблю васъ, васъ, Валенсія!
— Вы любите ее. Боже мой! да разв я могла бы чувствовать къ ней ту ревность которую я чувствую если бы не была уврена въ томъ что вы ее любите!.. Поэтому-то вамъ и мила мысль убить этого человка. Кто онъ и куда онъ скрылся?
— Я никогда не слыхалъ его имени, и никто не умлъ мн назвать его. Она видла его всего два раза. Онъ увезъ ее въ Англію и тамъ бросилъ. Она написала мн письмо посл того какъ я ухалъ съ острова, мн переслали его въ Англію. Я пошелъ къ ней и старался узнать имя этого негодяя, но она не сказала мн его.
— Въ вашемъ голос звучитъ сожалніе. Да, я буду молиться чтобъ это имя осталось вамъ неизвстнымъ. И вы могли въ продолженіе всхъ этихъ лтъ на ряду съ любовію къ ней таить эту страшную жажду мести?
Джорджъ опустилъ голову.
— Я искалъ его только годъ, отвчалъ онъ,— потомъ мн казалось что все прошло. Я самъ удивился тому что эта жажда мести пережила любовь.
— Вы еще больше удивитесь когда въ одинъ прекрасный день откроете что эта страшная жажда мести есть часть той же вашей еще боле страшной любви. Нтъ! эта любовь совсмъ не похожа на мою, на ту о которой я вамъ говорила.
— Валенсія, дорогая, забудьте обо всемъ этомъ! Я люблю и могу любить только одну васъ.
— Пойдемте домой, сказала она: — на веранд почти никого не осталось.
Валенсія встала. Ея лицо было блдно, а губы крпко сжаты.
— Вы не покинете меня? почти жалобно сказалъ Джорджъ.
Она посмотрла на него. Ея глаза были полны слезъ. Это удивило Джорджа. О комъ она плачетъ: о той несчастной женщин чья жизнь разбита и загублена или о немъ и его страданіяхъ?
— Какое у васъ нжное сердце! сказалъ онъ.— Я больше ничего не скажу вамъ. Если вы не врите въ мою любовь къ вамъ, то мои слова васъ не убдятъ. Когда-нибудь вы будете должны мн поврить.
— Я никогда не сомнвалась въ искренности вашихъ словъ, сказала она со слезами въ голос, — но вы дйствительно сами себя не знаете. Мн жаль васъ, мн страшно жаль васъ: на свт нтъ любви безнадежне вашей. Эта женщина не можетъ быть для васъ ничмъ, вы это знаете и все-таки…
Джорджъ глубоко вздохнулъ.
— Вы правы, сказалъ онъ:— на всемъ свт нтъ любви безнадежне моей, а между тмъ мое сердце полно надежды. Гд есть слезы, тамъ и надежда. Вы меня любите, я это знаю. Это удивительно, но это такъ. Я увренъ въ этомъ и потому не теряю надежды.
— Вы ошибаетесь, сказала она.— Пора идти домой.
Они пошли рядомъ по дорожк между апельсинными деревьями по направленію къ веранд, на которой Анджела занимала человкъ двухъ мущинъ (усердно) и столько же дамъ (вяло). Мущины находили ее очаровательною двушкой, несмотря на мелькавшее иногда въ ихъ головахъ подозрніе что она очень умна. Дамы же обыкновенно называли ее дерзкою двчонкой которую жизнь когда-нибудь проучитъ.
Въ одномъ углу веранды сидли Нора Макъ-Дервотъ и Гвенъ Кардью и разговаривали съ Сэттономъ Кливландомъ. Его участіе въ разговор проявлялось постояннымъ желаніемъ не уступать въ остроуміи Гвендоленъ и въ то же время скрыть свое раздраженіе на отсутствіе Валенсіи и Джорджа Друмонда.
Однако, въ настоящую минуту никто кром самой мисъ Кардью не зналъ, какъ она умна. Никто не подозрвалъ что разговоръ ея предназначается не для ушей Сэттона Кливланда или мисъ Макъ-Дервотъ, а для ушей Валенсіи, и хотя Валенсія въ данную минуту слушала рчи совсмъ другаго человка, однако, Гвендоленъ не ошиблась въ разчет и врно предположила что избравъ Нору своею собесдницей доведетъ до слуха Валенсіи все что хочетъ въ тотъ же день.
Поэтому она стала смяться надъ глупыми вчерашними слухами объ исчезновеніи ‘Красавицы’ навсегда. Она дала понять что мистеръ Друмондъ еще наканун сообщилъ ей о своемъ план и получилъ ея одобреніе, хотя, впрочемъ, призналась что проснувшись на другой день утромъ и увидавъ дождь и бурю она почувствовала горькое раскаяніе и угрызенія совсти.
— Я никогда бы не простила себя если бы съ нимъ что-нибудь случилось, закончила она.— Даже и теперь, когда я вспомню какой опасности онъ подвергался, тогда какъ одно слово съ моей стороны могло остановить его, я…
При этомъ она отвернулась и поднесла платокъ къ лицу. Вдь все-таки она была слабая женщина, и глаза ея въ самомъ дл были полны слезъ. Впрочемъ, слабость ея нервовъ не переходила границъ, и эти слезы не вылились изъ ея глазъ и даже не мшали ей видть то что происходило въ саду.
— Ахъ, вотъ и онъ! вскричала она просіявъ при появленіи Джорджа съ Валенсіей. Теперь глаза Гвендоленъ блестли, и все ея лицо дышало радостію любящей и любимой двушки при вид избранника ея сердца.
Сэттонъ Кливландъ наблюдавшій за нею все время ршилъ что онъ не слишкомъ польстилъ ей въ тотъ вечеръ на яхт, когда назвалъ ее самою умною двушкой въ свт.
Нора Макъ-Дервотъ которая прекрасно видла что мисъ Кардью играетъ комедію и считаетъ своихъ слушателей гораздо глупе чмъ они были на самомъ дл ршила чта она самое противное созданіе какое ей случалось видть. Такимъ образомъ ея выводъ въ сущности немногимъ отличался отъ того къ которому пришелъ Сэттонъ Кливландъ совершенна другимъ путемъ
— Ну, мистеръ Друмондъ, сказала Гвенъ,— я готова и ухожу.
— Въ такомъ случа прощайте, мисъ Кардью, отвчалъ Мистеръ Друмондъ съ вжливымъ поклономъ.
Что ей оставалось длать посл этого? Только подать ему руку и мило проговорить:
— Мн не хотлось своимъ прощаніемъ прерывать вашъ разговоръ съ этою прелестною двушкой. Она прелестна, не правда ли?
— Совершенная правда! Прощайте! сказалъ Джорджъ.
Гвендоленъ похала домой съ Сэттономъ Кливландомъ и дорогою разказала ему что съ веранды видла въ саду прелюбопытныя вещи.
— Да, вы смотрли въ оба, отвчалъ Сэттонъ.— Я стоялъ къ саду спиною и слушалъ васъ. Вы распродлали все замчательно хорошо, Гвенъ. Я не удивлюсь, если вы еще и теперь сумете женить его на себ, хотя надо признаться что его ‘прощайте’ было… какъ бы это сказать?.. порядочнымъ щелчкомъ.
— Вы стояли къ саду спиной!— насмшливо проговорила она, умышленно пропустивъ безъ вниманія его послднія слова.— Я желала бы знать что бы вы увидали, если бы стояли къ нему лицомъ? Вы увидали бы молодаго человка и молодую барышню сидящихъ на садовой скамь и длающихъ видъ что они сравниваютъ растенія одного сада съ растеніями другаго. Вотъ и все что вы увидали бы.
— А вы?
— А я? О! я увидала передъ собою цлый романъ. Онъ началъ что-то говорить ей съ опущенною головой и съ устремленными въ землю глазами. Его разказъ, видимо, заинтересовалъ ее. Она сидла не прислоняясь къ спинк и внимательно слушала его. Какое-то ея замчаніе заставило его вскочить на ноги и судорожно сжать кулаки…
— Боже мой!
— Но затмъ онъ снова слъ, придвинулся къ ней ближе и заглянулъ ей въ лицо.
— Чортъ бы его побралъ!
— Посл этого встала Валенсія и, очевидно, дала ему понять что уйдетъ и оставитъ его одного, если онъ не перемнитъ разговора. И она это и сдлала бы, если бы не боялась обратить на себя общаго вниманія.
— Однако, они вернулись вмст и такъ мирно, какъ будто ничего не случилось. Ахъ, милая Гвенъ, не слишкомъ ли вы умны? Какая польза изъ вашей наблюдательности, если вы не можете примнить ее на практик? Къ чему, по-вашему, сводятся ихъ маневры на садовой скамь?
— Къ тому что если вы меня послушаетесь, то завтра же отправитесь къ Мертаунамъ и сдлаете предложеніе Валенсіи.
— Вы просто-напросто хотите оставить меня въ дуракахъ за то что я, по вашему мннію, дурно поступилъ съ вами въ август, хотя это неправда.
— Вы еще глупе чмъ я думала! вскричала Гвендоленъ, нетерпливо топнувъ ногою.— Вы думаете что я изъ чувств мести хочу заставить васъ поврить моему безкорыстному желанію оказать вамъ услугу? Ничуть не бывало! Но если вй воображаете что я не окажу вамъ услуги даже и тогда когда это въ моихъ личныхъ выгодахъ, то вы плохо меня знаете.
Онъ задумался надъ ея словами и помолчавъ немного отвчалъ.
— Нтъ, этому я готовъ поврить: вы способны оказать мн услугу если это въ вашихъ выгодахъ. Я наблюдалъ за вами все это время и понялъ вашу игру. Я уже говорилъ вамъ что мы оба плывемъ въ одной и той же лодк и что вы очень умны, хотя и не настолько насколько думаете.
— Очень вамъ благодарна. Поговоримъ теперь о вашемъ собственномъ ум: если у васъ его есть хоть сколько-нибудь, то вы должны видть что близится кризисъ, а всякій кризисъ выгоденъ для третьяго лица.
— Вы хотите сказать что этотъ Друмондъ и Валенсія поссорились?
— Я хочу сказать что если вы завтра отправитесь къ Валенсіи и сдлаете ей предложеніе, то сдлаете это въ самую благопріятную минуту и почти наврно получите согласіе.
— Съ какой стати ей соглашаться?
— Боже мой, до чего онъ тупъ! Вы спрашиваете съ какой стати она приметъ ваше предложеніе? Я отвчу: потому что она глупа. Да, да, молодыя двушки иногда бываютъ глупы, и вы прекрасно знаете это. Слушайтесь меня: во всхъ вашихъ длахъ съ барышнями полагайтесь больше на ихъ неразуміе чмъ на свой разумъ. А теперь довольно! Длайте какъ хотите. Я могу обойтись и безъ васъ и найду дюжину способовъ устроить свои дла. Вы мн удобны, но отнюдь не необходимы. Прощайте!
Гвендоленъ сошла у дверей своего пансіона, а Сэттонъ остался ошеломленный ея откровенностію. Онъ былъ такъ пораженъ, что въ продолженіе нсколькихъ минутъ не могъ приказать кучеру везти себя на вокзалъ къ слдующему позду въ Монте-Карло.

ГЛАВА XXI.

Джорджъ Друмондъ шелъ одинъ пшкомъ изъ виллы Паулины. Онъ съ обычною церемонностію простился съ Валенсіей и ея матерью, и об он съ обычною вжливостію пожелали ему успха на предстоящей черезъ два дня гонк.
Какъ могло случиться что онъ во второй разъ за послдніе дв недли потерялъ самообладаніе при воспоминаніи объ этомъ печальномъ эпизод его жизни? Ему казалось что разговоръ съ Ньютономъ въ вечеръ его прізда послужилъ ему урокомъ, онъ думалъ что въ другой разъ не выдастъ себя и мене всего ожидалъ отъ себя этого въ разговор съ Валенсіей. Вдругъ, прежде чмъ онъ кончилъ свой разказъ, она уловила на его лиц какой-то оттнокъ того слпаго бшенства которое овладло имъ въ день бгства Долоресъ и подумала что признаніе его будетъ состоять въ томъ что онъ убилъ человка. Эта двушка, жившая всегда только среди условій жизни признаваемымъ самымъ цивилизованнымъ обществомъ, изъ которыхъ убійство было, конечно, строго исключено, эта двушка въ одну минуту замтила и угадала что было въ его душ. Она сразу поняла что онъ жилъ надеждою когда-нибудь убить человка уговорившаго испанскую креолку на такой жестокій обманъ. Она показала ему что читаетъ въ его сердц лучше его самого, потому что самъ онъ думалъ что давно пересталъ желать этого. Но если она понимаетъ его лучше чмъ онъ самъ себя, то стало-быть правда и то что она сказала ему относительно его любви къ Долоресъ?
Можетъ ли это быть?
Нтъ, нтъ, неправда! Онъ видлъ Долоресъ по своемъ возвращеніи изъ Вестъ-Индіи и въ ея присутствіи не ощутилъ ничего, кром желанія настичь негодяя разбившаго ея жизнь. А съ тхъ поръ онъ ни раза и не видалъ ея, онъ даже не освдомился у своихъ банкировъ объ ея адрес. Неужели возможно чтобы въ его сердц все-таки жила любовь къ этой женщин? Нтъ, тысяча разъ нтъ!
Джорджъ неподвижно стоялъ на дорог и, смотря въ ту сторону гд свтился огонекъ въ одномъ изъ окошечекъ ея дома, повторялъ:
— Нтъ, нтъ! я люблю одну тебя!
Что же теперь будетъ? чмъ все это кончится? спрашивалъ онъ себя.
Чмъ кончится!? Да разв все уже не кончено? Разв слезы которыя онъ видлъ и отъ которыхъ ея милые глаза стали еще миле не положили конецъ всему? Разв она была не въ прав предположить что между ними стоитъ не преодолимая преграда? Разв она не имла права думать что онъ еще любитъ Долоресъ, когда онъ самъ такъ открыто и непроизвольно выказалъ ей свое горькое чувство обиды за измну Долоресъ и ненависть къ ея похитителю?
— Нтъ! снова вскричалъ онъ,— еще не все кончено!
Онъ говорилъ это, но въ то же время не могъ придумать никакого возможнаго конца, не могъ даже представить себ другаго случая сказать Валенсіи что любитъ ее и только ее!
Съ такими мыслями онъ спустился къ набережной и столкнулся лицомъ къ лицу съ лордомъ Балисиди.
— Я шелъ и раздумывалъ, не возьмете ли вы меня на свое попеченіе на весь остатокъ вечера, началъ Балисиди,— по крайней мр до такого часа когда будетъ поздно длать глупости. Или это слишкомъ трудная задача, и вы мн отвтите что глупому человку никогда не поздно длать глупости?
— Я можетъ-быть и сказалъ бы это, отвчалъ Джорджъ съ улыбкой,— но какимъ образомъ это можетъ относиться къ вамъ и къ вашему посщенію моей яхты?
— Подъ именемъ глупаго человка я подразумвалъ себя: я сдлалъ страшную глупость и выигралъ больше тысячи фунтовъ.
— Въ чемъ же глупость?
— Я шелъ къ вамъ…
— Позвольте: мн кажется что это еще не такъ глупо.
— Я шелъ къ вамъ, потому что не увренъ въ себ. Я боюсь что ршусь еще на новую глупость. Вы знаете что когда человкъ ршается на глупости, то обыкновенно приводитъ свое ршеніе въ исполненіе.
— Опытъ моей жизни показалъ мн обратное, а именно что человкъ длаетъ самыя большія глупости тогда когда хочетъ быть благоразумнымъ. Впрочемъ не въ этомъ дло, теперь некогда философствовать. Согласны вы отобдать на моей яхт? вотъ моя шлюпка.
— Отлично! Здшній берегъ не мсто для такихъ людей какъ я. Честное слово, Друмондъ, онъ опасенъ для человка съ 1.000 ф. въ карман. Теперь вотъ что: если я захочу въхать на берегъ до 12 ч. ночи, не пускайте меня. Если к начну бушевать, свяжите меня, а если вашъ экипажъ не сможетъ справиться со мной — что врядъ ли вроятно,— то пробуравьте дно у всхъ вашихъ шлюпокъ.
— Можете быть покойны! Но къ чему собственно вс эти предосторожности? Вдь вы все-таки когда-нибудь вернетесь на берегъ? Морская карьера не годна для… для богача съ 1.000 ф. въ карман.
— Пожалуйста не разспрашивайте меня больше теперь, я и такъ чувствую что мое ршеніе уже колеблется. Будьте тверды, станьте между мной и дорогой наверхъ и хватайте меня, если я вздумаю убжать.
— Мой матросъ слдитъ за вами.
— Я постараюсь совладать съ собой, но это трудно, страшно трудно, Друмондъ.
— Вовсе не трудно если вы стиснете зубы и мысленно будете напвать ‘Rule Britannia’. Прыгайте въ лодку!
Они вошли въ шлюпку и черезъ нсколько минутъ были на палуб ‘Красавицы’.
— Слава Теб, Господи! сказалъ Балисиди садясь на диванъ рубки:— на сегодняшній вечеръ я спасенъ отъ искушенія. Пожалуйста, Друмондъ, въ крайнемъ случа пробуравьте вс шлюпки!
— Будьте покойны!
— И какъ пришла вамъ въ голову счастливая мысль обдать сегодня у себя на яхт? продолжалъ Балисиди.— Вотъ и не врьте посл этого въ добрыхъ ангеловъ! Ахъ, Друмондъ, мы часто смемся надъ этими вещами, но, право, чмъ дольше человкъ живетъ, особенно здсь въ Ривьер, тмъ больше онъ убждается что въ этихъ старыхъ истинахъ есть доля правды. Если бы у васъ сегодня не явилось страннаго и безотчетнаго желанія обдать дома, то гд бы я теперь былъ?
— Вроятно, у Савони въ ожиданіи лучшаго обда.
— Вовсе нтъ! Я вроятно сидлъ бы теперь рука объ руку съ самою очаровательною двушкой Ирландіи и высказывалъ ей все что у меня на сердц.
— И посл этого люди сомнваются въ Провидніи! Я очень радъ что могъ спасти васъ отъ описанной вами ужасной судьбы, Балисиди, но мн кажется что вы слишкомъ мрачно смотрите на дло. Можетъ-быть до этого и не дошло бы?
— Нтъ, нтъ, наврно дошло бы! Мы, Ирландцы, такъ боимся услыхать отъ своихъ враговъ обвиненіе въ преувеличеніи что описывая вещи мы скоре не договариваемъ чмъ прибавляемъ. Я мало сказалъ: я увренъ что очутись я съ нею сейчасъ съ глаза на глазъ, я сталъ бы умолять ее выйти за меня замужъ, и она дала бы свое согласіе. Только подумайте объ этомъ!
— Да, здсь есть надъ чмъ призадуматься! Но позвольте, вдь вы сами были вчера въ вилл Валенсіи?
— Что такое вчера? вчера было другое дло, мой другъ: вчера у меня не было денегъ и мн нечего было бояться искушенія, безъ денегъ мн и въ голову не пришло бы сдлать ей предложеніе. Видите ли: на прошлой недл я выигралъ около ста фунтовъ, потомъ проигралъ все за исключеніемъ 30 золотыхъ и ршилъ что могу видться съ нею безо всякой опасности. Я могъ бы продолжать бывать у ней и до сихъ поръ, если бы злой рокъ не толкнулъ меня снова попытать счастія съ моими тридцатью золотыми. Я имлъ несчастіе выиграть 1.100 фунтовъ и очутился снова въ карантин. Въ день моего послдняго проигрыша я далъ клятву больше не подходить къ зеленому столу, но я сдлалъ ошибку: человку слдуетъ зарекаться не посл проигрыша, а посл выигрыша. Теперь я въ вашемъ присутствіи даю торжественное общаніе…
— Погодите до посл обда: тогда у меня будутъ свидтели. Что же, вы думаете подавить въ себ чувства ко времени слдующей вашей встрчи съ вашею прелестною соотечественницей?
— Подавить? и не воображаю! Вы слыхали исторію негра который пробовалъ остановить землетрясеніе свъ на него?
— Нтъ, не слыхалъ.
— Онъ почувствовалъ колебаніе земли и не могъ понять что это такое. Онъ закричалъ на нее: ‘Эй, ты, уймись!’ Но землетрясеніе не унималось. Тогда онъ разсердился и слъ на землю чтобы остановить землетрясеніе. Это не помогло, и землетрясеніе продолжалось, а когда оно прошло, то негръ изчезъ. Друмондъ, я совершенно этотъ негръ. Вотъ что: лучше дайте мн шлюпку и матроса чтобы свезти меня на берегъ!
— Къ сожалнію, не могу этого сдлать: лодка поднята, а матросы ушли пить чай. Сейчасъ подъдетъ Ньютонъ, и я хочу угостить васъ старымъ сотерномъ 1861 года.
— Въ такомъ случа я, пожалуй, подожду просить лодки, хотя, честное слово, съ вашей стороны жестоко не давать длать глупости человку выигравшему 1.100 фунтовъ. Если я еще когда-нибудь войду въ это казино, то пусть меня… благодарю васъ, да, я оботру лицо холодною водой.
Пока лордъ Балисиди вытиралъ лицо мокрымъ полотенцемъ, шлюпка мистера Ньютона причалила къ шкун, и самъ мистеръ Ньютонъ взошелъ на палубу.
За столомъ мистеръ Ньютонъ разказалъ что онъ пріхалъ съ собранія Гедеонова Отряда на которомъ было ршено разрушить казино и уничтожить рулетку въ Ривьер.
— Такъ что, видите, они наконецъ додумались и до дла, вопреки увреніямъ насмшниковъ которые говорятъ что оші занимаются глупостями и идутъ въ разрзъ съ направленіемъ и вкусами общества.
Посл обда онъ очень любезно предложилъ лорду Балисиди поучить его игр въ покеръ — и поучилъ его. Лордъ Балисиди оказался такимъ способнымъ ученикомъ что усплъ выиграть 200 фунтовъ прежде чмъ сознался что покеръ его любимая игра, да, самая любимая посл ирландской игры ‘spoil five’. А кстати, уметъ ли мистеръ Ньютонъ играть въ ‘spoil five?’ и если не уметъ, то не хочетъ ли поучиться? Игра эта въ высшей степени проста, по полна неожиданностей.
Мистеръ Ньютонъ поучился играть въ ‘spoil five’ и заплатилъ за урокъ около шестидесяти фунтовъ.

ГЛАВА XXII.

Красивое зрлище представляли яхты съ распущенными парусами крейсировавшія въ ожиданіи начала гонки. Дулъ свжій втеръ гнувшій мачты и натягивавшій снасти такъ что он пли какъ телеграфныя проволоки. ‘Если на какой нибудь яхт есть хоть одинъ слабый брусъ, то этотъ втеръ его отыщетъ’, говорили люди понимающіе дло, а не понимающіе вторили имъ. Несмотря на вс достоинства ‘Красавицы’ публика не разчитывала на то чтобъ она взяла первый призъ въ виду присутствія извстной яхты одного высокаго лица, многократныя побды которой сдлали его имя еще боле извстнымъ, если только это возможно.
Негодованіе вызываемое въ Англіи именемъ миліонера въ значительной степени утихаетъ, если этотъ миліонеръ самъ управляетъ парусною яхтой или самъ беретъ призъ на скачкахъ. Но миліонеръ обладающій паровою яхтой возбуждаетъ всеобщее презрніе, не столь сильное, конечно, чтобы не видать на ней толпы гостей или избавиться отъ ежегоднымъ подписокъ на богадльни, общества уничтоженія и общество поощренія различныхъ предметовъ представляющихъ большой интересъ для учредителей, на театры, на старые и новые клубы, на политическія и соціальныя движенія которыя сами плохо двигаются,— нтъ! Такому сильному остракизму общество не подвергаетъ даже самыхъ презрнныхъ миліонеровъ, но все-таки владлецъ парохода или электрической яхты есть несомннный предметъ насмшекъ.
Джорджъ Друмондъ какъ истый Англичанинъ (хотя и сынъ мелкаго чайнаго торговца), конечно, не завелъ себ паровой яхты, но Исаакъ Ньютонъ, въ качеств Американца, ничего не понималъ въ этихъ вещахъ и осмлился пріобрсти прекрасный пароходъ. Онъ получилъ отъ друзей принимавшихъ его благосостояніе къ сердцу предостереженіе что на свт нтъ вещи непопулярне паровой яхты, но въ отвтъ на это улыбнулся своею спокойною улыбкой и сказалъ что не можетъ пожаловаться на нежеланіе Англичанъ и Англичанокъ пить чай и шампанское на палуб его непопулярной яхты даже и при условіи все время слушать поученія самозваннаго проповдника.
Мистеръ Ньютонъ пригласилъ избранный кружокъ гостей провести день гонки на его яхт и ни отъ одного изъ нихъ не получилъ обиднаго отказа. Сначала онъ хотлъ было нанять оркестръ для увеселенія гостей, но Анджела принимавшая большое участіе во всхъ предпріятіяхъ мистера Ньютона (за исключеніемъ религіозныхъ) неодобрительно покачала головою, а Джорджъ Друмондъ высказался еще ршительне: та часть публики для которой предназначается это увеселеніе, говорилъ онъ, бжитъ отъ всякихъ впечатлній которыя могли бы ей напомнить partie de plaisir по Темз въ праздничный день. Такимъ образомъ благонамренная попытка мистера Ньютона прибгнуть для услажденія гостей къ помощи хотя бы одного изъ искусствъ не удалась.
За то ни одинъ изъ членовъ его генеральнаго штаба не ршился стснить его гостепріимства ни въ какомъ другомъ отношеніи: ему предоставили полную свободу относительно устройства завтрака, и онъ доказалъ что понимаетъ обязанности хозяина въ самомъ широкомъ смысл. Гастрономическія новости сезона? Кому же он нужны! Вс хотятъ рдкостей другихъ временъ года, и это прекрасно понималъ какъ самъ мистеръ Ньютонъ, такъ и его артистъ-дворецкій, такъ что когда гости взглянули на лежавшее на столахъ ‘menu’, то должны были сознаться что несмотря на толки злыхъ языковъ положеніе миліонера не лишено пріятности… для его знакомыхъ.
Часть общества собравшаяся на берегу и не получившая приглашенія отъ мистера Ньютона пришла въ ужасъ когда узнала что для угощенія его гостей оказалось мало рдкостей всей Европы и объявила что вся эта затя — полнйшая безвкусица. Публика смялась надъ мистеромъ Ньютономъ и его друзьями, но въ своихъ насмшкахъ была непослдовательна, потому что въ то время какъ одни вздыхали о глупости мистера Ньютона, позволявшаго дурачить себя шайк нищихъ-аристократовъ, другіе жалли этихъ нищихъ-аристократовъ за то что они стали жертвой и игрушкой честолюбиваго торговца преслдующаго свои личныя выгоды.
Между тмъ мистеръ Ньютонъ съ обычною скромностію исполнялъ обязанности хозяина по отношенію къ людямъ о знакомств съ которыми онъ и мечтать не смлъ три года тому назадъ.
— Я получилъ отпускъ на цлыя сутки, говорилъ онъ Валенсіи, — и хочу воспользоваться имъ какъ можно лучше. Знаменитый зонтикъ смирно и праздно виситъ на стн виллы Паулины, и врагъ рода человческаго можетъ сегодня торжествовать. Но завтра воскресеніе, и плохо мн будетъ если я съ вечера не окажусь на своемъ посту.
Въ эту минуту ‘Красавица’ поровнялась съ кормою ‘Глоріаны’, и мистеръ Ньютонъ крикнулъ ‘счастливый путь’ Джорджу стоявшему у руля.
— Пожелайте ему счастія, мисъ Валенсія! сказалъ Ньютонъ, но Валенсія молчала, прошло нсколько секундъ прежде чмъ она подняла руку и машинально повторила слова подсказанныя ей ея сосдомъ.
Мистеръ Ньютонъ который въ продолженіе двухъ недль замчалъ доброе расположеніе мисъ Мертаунъ къ Джорджу теперь не могъ понять ея холодности и испугался что ея самолюбіе было задто смлостію съ которою онъ позволилъ себ сдлать ей этотъ намекъ.
Въ это время мимо нихъ прошла большая яхта, царица гонки, поровнявшись съ ‘Глоріаной’ она вдругъ перешла на другой галсъ и проскользнула на вершокъ отъ ея носа напоминая своими надутыми парусами кучу снговыхъ сугробовъ.
За нею шла яхта майора Гарторна являвшаяся тоже серіозною соперницей ‘Красавицы’. Раздался пушечный выстрлъ возвщавшій что до начала гонки осталось пять минутъ.
На яхт Гарторна былъ новый большой верхній парусъ сильно помогавшій ея ходу. Но по мр того какъ втеръ свжлъ, взоры многихъ стали съ безпокойствомъ поглядывать на него.
— Имъ лучше бы его убрать, замтилъ шкиперъ ‘Глоріаны’, и какъ бы въ отвтъ на его слова съ мостика яхты послышалась команда, и трое матросовъ бросились по вантамъ. Но оказалось уже поздно: послышался трескъ, и верхній конецъ мачты снесло въ море вмст съ парусомъ бившимся какъ подстрленная чайка.
— Это на руку Джорджу! сказалъ Ньютонъ и сказалъ правду, хотя было бы лучше если бъ онъ промолчалъ.
Яхта Гарторна не могла участвовать въ гонк, остальныя же яхты, размривъ разстояніе, стали мало-по-малу стягиваться къ назначенной линіи. Издали казалось что вс он направляются въ одну точку и должны непремнно столкнуться.
Шкуна Джорджа шла сзади большой яхты. Джорджъ самъ правилъ рулемъ и зорко слдилъ за шедшею впереди яхтой. Вдругъ почти передъ самымъ сигналомъ яхта опять перешла на другой галсъ, и Джорджъ едва усплъ сдлать поворотъ чтобы не врзаться въ нее. Въ это время другая яхта которая шла нсколько сзади по другую сторону ‘Красавицы’ и не ожидала этого движенія врзалась носомъ въ бортъ ея палубы, проломила его и снесла часть снастей и самого Джорджа въ море. Все это случилось въ какія-нибудь пять секундъ.
— Боже мой! Джорджъ упалъ за бортъ! вскричалъ Ньютонъ
Прежде чмъ онъ усплъ отдать приказъ спустить шлюпку, раздался пронзительный женскій крикъ:
— Милый мой! Джорджъ! Онъ убитъ, онъ утонулъ!
Гвендоленъ Кардью стояла у борта яхты, заложивъ руки за голову и этимъ движеніемъ распустивъ по плечамъ волосы, шляпа ея упала на полъ, и вся фигура выражала отчаяніе. Гвенъ была мастерица выбирать удачныя позы.
— Они убили его, убили! продолжала она кричать, и люди мало знавшіе ее могли подумать что она сейчасъ бросится въ воду.
Сэттонъ Кливландъ засмялся.
Валенсія стояла далеко на корм. Она ни раза не взглянула на кричавшую двушку. Она не отводила глазъ отъ полосы пны тянувшейся за причинившей несчастье яхтой, и въ ту минуту какъ шлюпка ‘Глоріаны’ отчаливала отъ ея борта она увидала голову Джорджа вынырнувшую изъ воды. Она была непокрыта, а шапка кружилась въ водоворот на разстояніи нсколькихъ футовъ. Джорджъ подплылъ къ ней, поймалъ ее и, выжавъ изъ нея воду, надлъ ее на голову. Посл этого онъ поплылъ на-встрчу приближавшейся къ нему шлюпк, но все время не спускалъ глазъ съ ‘Красавицы’ остановившейся недалеко впереди.
— Ну, этотъ человкъ не пропадетъ, съ улыбкою замтилъ Балисиди.
— Да, онъ не потерялъ головы, сказалъ м-ръ Мертаунъ.
— Не только головы, но и шапки, прибавилъ Балисиди.
Валенсія засмялась неестественно громко.
То же сдлала и Нора.
Тмъ временемъ лодка подъхала къ Джорджу который влзъ въ нее безъ посторонней помощи и сталъ во весь ростъ, вода текла съ него ручьями, и въ своемъ бломъ костюм онъ имлъ видъ большаго снжнаго человка тающаго подъ жаркими лучами солнца.
Балисиди закричалъ громко ура которое подхватили сначала на ‘Глоріан’, а потомъ и на всхъ другихъ яхтахъ и даже на берегу. Джорджъ движеніемъ руки отвтилъ на это привтствіе и обратясь къ Ньютону сказалъ:
— Скажи на милость, куда ты меня везешь?
— Куда? На ‘Глоріану’, конечно.
— Чортъ побери ‘Глоріану! ‘ Вези меня къ моей яхт! Разв ты не видишь что еще осталась одна минута и что я могу опередить большую яхту? Смотри, она убрала верхній парусъ.
— Гребите къ шкун! приказалъ Ньютонъ матросамъ:— гонка только-что начинается. Дйствительно только-что прогремлъ сигнальный выстрлъ.
Матросы усердно налегли на весла, и черезъ минуту Джорджъ снова очутился на палуб ‘Красавицы’. Столкнувшаяся съ ‘Красавицей’ яхта не была для нея опасною соперницей, а большая яхта въ самомъ дл убрала верхній парусъ не разчитывая на серіозныхъ противниковъ, и прежде чмъ ея командиръ усплъ разглядть въ чемъ дло, шкуна улетла на цлыя четверть мили впередъ.
Вотъ какимъ образомъ случилось что шкуна ‘Красавица’ получила въ этомъ году первый призъ, выхвативъ его у самой скорой (англійской) яхты.
Черезъ нсколько часовъ Джорджъ, переодтый въ сухое платье, стоялъ на палуб ‘Глоріаны’ и принималъ поздравленія друзей и знакомыхъ объясняя имъ что упалъ только отъ силы толчка, а не отъ ушиба, и просто соскользнулъ чрезъ пробоину борта въ воду.
Въ его присутствіи никто не упомянулъ объ отчаянныхъ возгласахъ Гвенъ Кардью, но между собою публика ‘Глоріаны’ много говорила объ этомъ и находила что посл такого взрыва отчаянія со стороны мисъ Кардью Джорджу трудно будетъ отдлаться отъ женитьбы на ней. Люди хорошо знавшіе мисъ Кардью говорили даже что это неизбжно. Другіе покачивали головами и жалли бдную двушку.
Особенно ршительно высказалась по этому поводу Анджела Браунъ въ разговор съ Норой Макъ-Дервотъ.
— И ты думаешь что человкъ съ такимъ самообладаніемъ какое обнаружилъ сегодня м-ръ Друмондъ женится на двушк до такой степени не владющей собою, какою показала себя Гвенъ Кардью? сказала Нора.— Если бы ангелъ съ неба сталъ уврять меня въ этомъ, то я не поврила бы ему.
— Милая моя Нора, отвчала Анджела, — ангелъ явившійся къ теб съ такою встью долженъ былъ бы подняться снизу, а не спуститься сверху, я вообще нахожу что ангелы этого сорта принимаютъ боле дятельное участіе въ людскихъ длахъ. Такъ вотъ такой ангелъ сказалъ бы теб что то что ты считаешь недостаткомъ самообладанія у Гвенъ было величайшимъ проявленіемъ его. Да, да! Ты не видала какъ она въ одну минуту вытащила булавку изъ шляпы и шпильку изъ головы, а я видла! Да, видла, сама, своими глазами, и вотъ почему ея волосы распустились такъ какъ будто она готовилась снять съ нихъ фотографію.
— О, Анджела! нтъ, не можетъ быть! вскричала Нора широко раскрывъ свои фіолетовые глаза.
— Она уметъ хорошо продлывать такія вещи, очень хорошо, но все-таки не настолько чтобъ обмануть тхъ кого хочетъ. На людей ея игра производитъ ровно столько же впечатлнія какъ игра хорошей актрисы, ни на волосъ больше, а мы вс знаемъ что ни одинъ человкъ, т. е. человкъ въ настоящемъ смысл этого слова, никогда еще не женился на женщин только за ея умніе играть. Нтъ, милая, не бойся, Джорджъ Друмондъ не сдлаетъ ей предложенія. То что она сама разыграла глупую роль сегодня — еще не причина чтобы онъ разыгралъ глупую роль завтра. Если мистера Друмонда и одурачитъ кто-нибудь, то во всякомъ случа боле умная, актриса чмъ Гвенъ Кардью.
Нора молчала, она чувствовала что ей было бы смшно говорить въ присутствіи такой глубокой житейской мудрости.

ГЛАВА XXIII.

Гонка происходила въ субботу, а на слдующій вечеръ на ‘Глоріан’ было назначено молитвенное собраніе для экипажей всхъ яхтъ.
Лордъ Гленмеркъ былъ пораженъ и даже до нкоторой степени смущенъ числомъ собравшихся. Но онъ оправился посл дружескихъ словъ мистера Ньютона.
— Я не отойду отъ васъ ни на минуту, сказалъ мистеръ Ньютонъ,— не бойтесь! И кто позволитъ себ хоть одну шутку по вашему адресу, тотъ не получитъ ни капли грога.
Такъ какъ никто и не пытался шутить, то можно предположить что хозяину яхты не пришлось приводить въ исполненіе своей угрозы.
По окончаніи проповди лордъ Гленмеркъ вмст съ мистеромъ Ньютономъ съхали на берегъ, а гостямъ было предложено легкое угощеніе въ вид устрицъ, ростбифа и плумъ-пуддинга съ ромомъ (въ неограниченномъ количеств). Угощеніе подавалось съ небольшими промежутками отъ шести до одиннадцати часовъ.
Несчастныхъ случаевъ съ людьми не было.
Въ понедльникъ утромъ Гвендоленъ Кардью пришла въ виллу Валенсіи и спросила можно ли видть мисъ Мертаунъ. Человкъ сказалъ ей что мисъ Мертаунъ въ саду и что онъ сейчасъ доложитъ ей, но мисъ Кардью предпочла сама пройти въ садъ и поискать мисъ Мертаунъ.
Валенсія сидла въ бесдк и перебирала цвточныя луковицы которыя готовилась отослать для своего сада въ Англію, и была какъ будто нсколько удивлена приходомъ своей гостьи.
— Я предложила мам сходить къ вамъ самой вмсто того чтобы писать письмо, съ любезною улыбкой заговорила Гвенъ посл обычныхъ рукопожатій.— Она потеряла адресъ того господина который продаетъ маленькій шарабанъ, а такъ какъ шарабанъ этотъ намъ очень подходитъ, то она и хочетъ купить его. Не помните ли вы этого адреса?
Валенсія помнила адресъ и дала его, а также отвтила на вс вопросы относительно экипажа которые Гвенъ сочла нужнымъ сдлать для того чтобъ облегчить своей матери его покупку.
Покончивъ дловой разговоръ Гвенъ нашла что пора обратить свое вниманіе на боле легкіе предметы какъ, напримръ, на видъ изъ оконъ бесдки, на превосходство блой сирени передъ лиловою и, наконецъ, на событія прошлой субботы. Ахъ какой это былъ необыкновенный день! Что за завтракъ устроилъ мистеръ Ньютонъ! И какъ досадовали на все это люди не получившіе приглашенія, говоря что отецъ мистера Ньютона былъ простымъ пильщикомъ, а мать — фабричною работницей.
— Что можетъ быть глупе подобныхъ толковъ въ наше время?! воскликнула Гвенъ, и Валенсія согласилась съ нею, замтивъ что если бы даже все это было врно, то это нисколько не измнило бы общественнаго положенія мистера Ньютона.
Когда и этотъ вопросъ былъ исчерпанъ, мисъ Кардью опустила глаза и стала вертть перчатку съ жалкою, смущенною неловкостію. Затмъ она заговорила тихимъ, прерывающимся голосомъ:
— Я уврена что вы… вс вы… вс кто былъ на Глоріан… должны были… осуждать меня въ субботу…
— Съ какой стати всмъ было васъ осуждать? спросила Валенсія.
— Вы знаете… за мое поведеніе… за то что я такъ кричала. О, я знаю что это было глупо, страшно глупо, по я ничего не могла сдлать съ собою! Бываютъ моменты…
— Бываютъ, весело согласилась Валенсія.— Зачмъ намъ, говорить объ этомъ?
— Правда, незачмъ! Но мн все равно, ршительно все равно что объ этомъ говорятъ. Могутъ связывать наши имена съ мистеромъ Друмондомъ сколько угодно!
Валенсія молчала и какъ будто хотла этимъ молчаніемъ показать что дальнйшій разговоръ по этому поводу не находитъ въ ней сочувствія.
— Я желала бы быть такою какъ другія двушки которыя умютъ скрывать то что у нихъ въ сердц, если только у нихъ вообще есть сердце, въ чемъ я иногда сомнваюсь, продолжала Гвендоленъ.— Я часто думаю о томъ отчего я не похожа на прочихъ двушекъ, вроятно оттого что ддъ моей матери былъ женатъ на Венгерк. Какъ бы то ни было, я не могу измнить своей природы, я должна остаться тмъ чмъ она меня создала,— человкомъ который не уметъ сдерживать своихъ порывовъ и носится изъ стороны въ сторону какъ щепка по волнамъ океана.
Валенсія продолжала молчать и разсматривать свои луковицы.
— Да, я не жалю о томъ что я такова, снова заговорила Гвенъ.— Лучше оставаться такою чмъ походить на тхъ двушекъ которыя въ эту самую минуту — о, я знаю ихъ!— смются надо мною за то что я не сумла обдумать свои слова въ моментъ высшаго нравственнаго напряженія. Напримръ, Анджела Браунъ! Я уврена что она воображаетъ что отлично передразнила меня. Наврно она передразнивала меня вамъ?
— И не думала, отвчала Валенсія.
— Въ такомъ случа она наврно передразнила меня мистеру Ньютону. Эта двчонка никогда не пропускаетъ случая выказать свой умъ передъ мистеромъ Ньютономъ. Это его можетъ-быть и забавляетъ, но все-таки Анджела должна будетъ сдлать открытіе что мущины рдко женятся на двушкахъ которыя ихъ забавляютъ.
— Мн пора идти домой, сказала Валенсія.— Можетъ-быть вы пройдете къ мам?
— Вы не потеряли головы, Валенсія, когда Джорджъ Друмондъ упалъ въ воду, сказала Гвенъ.— Вы не такова чтобы глупо кричать когда любимый человкъ тонетъ. Я желала бы знать: есть ли еще человкъ кром меня который бы зналъ что вы любите Джорджа Друмонда?
Лицо Валенсіи мгновенно вспыхнуло и потомъ вдругъ поблло какъ полотно. Она взглянула холодными, равнодушными глазами на Гвенъ Кардью и сдлала шагъ по направленію къ двери.
Тогда случилась удивительная вещь: Гвендоленъ бросилась передъ нею на колна и, схвативъ ее за руку, начала говорить быстрымъ, взволнованнымъ шепотомъ:
— Отдайте мн его, отдайте, отдайте ради всего святаго! Онъ видлъ меня раньше, еще лтомъ, а съ вами познакомился только осенью. Онъ полюбилъ сначала меня, я знаю что онъ меня любилъ, но вы… вы отняли его у меня! Вы можете выйти за любаго человка, потому что вы богатая наслдница, и вы отняли у меня — единственнаго человка который хотлъ жениться на мн, который женился бы на мн и теперь, не будь васъ здсь. Но вы отдадите мн его, вы великодушны, вы не допустите моей смерти? А я клянусь что убью себя, и моя кровь падетъ на вашу голову… Нтъ, вы великодушны, вы спасете меня, вы…
— Встаньте! вскричала Валенсія.— Встаньте и уходите прочь! уходите, говорю вамъ! Джорджъ Друмондъ не принадлежитъ мн, и отдавать его вамъ я не могу. Я жалю что не могу назвать его своимъ, потому что тогда ни за что не уступила бы его вамъ, но онъ не мой! Я дала слово Сэттону Кливланду.
Гвендоленъ мгновенно выпрямилась какъ удочка съ которой рыба сорвала лесу.
Об двушки стояли другъ противъ друга. Гвендоленъ сразу успокоилась. ‘Какъ похоже было на Сэттона Кливланда послдовать ея совту и не сказать ей объ этомъ!’ думала она. Вслдъ за этимъ въ голов ея мелькнуло раскаяніе въ томъ что она напрасно унижалась передъ Валенсіей когда могла бы этого не длать.
— Вы выходите замужъ за Сэттона Кливланда? наконецъ проговорила она.— Это очень умно, и вы поступили правильно: у васъ есть обязанности. Намъ всмъ слдовало бы держаться своего сословія. Помщики должны жениться на дочеряхъ помщиковъ и искатели приключеній на искательницахъ приключеній. Вы поступили умно, а я разыграла глупую роль.
— Я должна васъ просить уйти, спокойно сказала Валенсія.
— Не слишкомъ презирайте меня, Валенсія, заговорила Гвенъ съ искреннею ноткой въ голос:— вы знаете какъ мы бдны, какъ мн трудно жить съ моею матерью, вы должны знать что мн минетъ въ август 32 года, и потомъ посмотрите…
Съ этими словами Гвендоленъ сняла шляпу и, сдвинувъ На бокъ свою роскошную косу, показала подъ нею цлую сть сдыхъ волосъ.
— Теперь вы знаете какъ тяжело мн живется, продолжала она,— и будете ко мн снисходительне. Мн по-невол приходится хитрить, потому что ничего другаго не остается длать. Я умна какъ лисица, но должна скрывать это, потому что знаю какъ мущины ненавидятъ умныхъ двушекъ. Двнадцать лтъ тому назадъ я этого не знала и любила щеголять своимъ умомъ, а между тмъ это погибель для двушки желающей найти себ жениха! Валенсія, милая, что же вы молчите? Скажите мн хоть одно доброе словечко!
— Я скажу вамъ доброе слово, Гвенъ, сказала Валенсія,— вотъ оно: выбросьте изъ головы мысль о мистер Друмонд: онъ не любитъ васъ, онъ любитъ другую.
— Да, онъ любить васъ.
— Нтъ, вовсе нтъ! онъ любитъ не меня, онъ любитъ другую женщину которой здсь нтъ.
— Кто она?
— Вы не знаете ея, и я ея не знаю. Онъ познакомился съ нею очень давно.
— О! я не боюсь такой соперницы! Я боялась и, простите, еще боюсь только одной васъ, Валенсія. Я видла какъ онъ смотрлъ на васъ… Но во всякомъ случа, полюбитъ ли онъ меня или нтъ, онъ можетъ жениться на мн, и я буду ему хорошею женой. Умная жена — хорошая вещь для мущины, особенно для такого какъ Джорджъ Друмондъ, жен позволяется быть умною, не то что двушк! А Сэттонъ Кливландъ… вы къ нему привыкнете и когда-нибудь сами удивитесь тому какъ полюбите его. А потомъ подумайте какое это счастіе, какая радость для вашего отца! Вы хорошая двушка, Валенсія, я никогда не была такою, даже во дни своей молодости, а теперь… Боже мой! когда женщина начинаетъ сдть, то она можетъ остаться доброю и хорошею только въ томъ случа если у нея есть мужъ, дти и родной уголъ. А не правда ли что я искусно прячу свои сдые волосы? Вотъ что значитъ умъ!
И Гвендоленъ засмялась горловымъ смхомъ. На лиц ея не было ничего похожаго на выраженіе смющагося человка. Валенсія подала ей на прощаніе руку, ея горло сжималось не отъ смха, а отъ сдерживаемаго рыданія.

ГЛАВА XXIV.

Валенсія сказала правду: она дала слово Сэттону Кливланду.
Онъ послушался совта Гвендоленъ Кардью и пошелъ въ виллу Валенсіи на другой же день посл разговора молодой двушки съ Джорджемъ. Валенсія согласилась и доставила этимъ большую радость отцу и матери. Сама она тоже чувствовала какое-то облегченіе при мысли что борьба кончена и что ей больше нечего опасаться измны со стороны собственнаго сердца. Какимъ облегченіемъ было просто сказать Кливданду что она согласна быть его женою! Точно гора свалилась съ ея плечъ: она знала что исполнила обязанность по отношенію къ отцу и по отношенію къ Джорджу который думалъ что любитъ ее въ то время какъ на самомъ дл любилъ Долоресъ.
Что касается ея собственнаго счастія, то она во всякомъ случа знала что не могла бы быть счастлива и съ Джорджемъ, все время чувствуя что онъ любитъ Долоресъ. Она устояла противъ недостойнаго искушенія выйти замужъ за Джорджа, а жизненный опытъ не разъ показывалъ ей что супружеское счастіе рдко зависитъ отъ степени любви до свадьбы, такъ что даже и съ этой точки зрнія ея бракъ съ Сэттономъ Кливландомъ могъ сулить ей лучшее будущее.
Однако, она была не настолько счастлива чтобы желать подлиться своимъ счастіемъ съ Норой или Анджелой. Она чувствовала что ни та ни другая не одобрятъ ея мудраго ршенія выйти замужъ за Сэттона Кливланда, даже и не подозрвая о предложеніи Джорджа Друмонда.
Итакъ въ продолженіе двухъ-трехъ дней Валенсія испытывала извстное удовлетвореніе отъ сознанія что поступила благоразумно. Она написала письмо, очень доброе и обдуманное письмо Джорджу въ которомъ говорила что ршила послдовать совту отца и выйти замужъ за Сэттона Кливланда. Сдлавъ это она снова почувствовала большое облегченіе похожее на чувство облегченія подсудимаго который видитъ что присяжные вернулись и знаетъ что муки неизвстности для него кончены, потому что судья произнесъ приговоръ: пожизненное тюремное заключеніе.
Она старалась убдить себя что справилась со своимъ обманчивымъ сердцемъ и что изъ этого должно выйти только одно хорошее. Ей и въ голову не приходило что природа не терпитъ подчиненія любви благоразумію.
Но эта истина озарила ее внезапно, какъ молнія, въ то время когда волны сомкнулись надъ головою Джорджа Друмонда, въ этотъ мигъ она чувствовала что любитъ его и что если онъ не покажется на поверхности воды, то она бросится въ море и утонетъ вмст съ нимъ. Въ эту минуту она поняла единственный смыслъ и содержаніе своей жизни. Она любила этого человка больше жизни, больше чести, больше своей души. Это была любовь, любовь истинная, вчная, всенаполняющая любовь! Она любила его, и весь остальной міръ былъ для нея ничто.
Двадцать секундъ въ продолженіе которыхъ Джордъ оставался подъ водой прошли. Она видла какъ онъ поймалъ свою шапку и выжималъ изъ нея воду и засмялась громче всхъ.
Она знала что любитъ Джорджа Друмонда. Завса спала съ ея глазъ, она любила его и была готова отдать весь остальной міръ за счастіе увидать его на одинъ день, на одинъ часъ, на одну минуту.
Вотъ что почувствовала Валенсія въ ту ршительную минуту. Но затмъ къ ней сейчасъ же вернулось сознаніе цпи которою она себя сковала. Человкъ которому она дала слово подошелъ къ ней и съ невыносимымъ для нея хозяйскимъ видомъ посовтовалъ ей пойти въ рубку и выпить вина для укрпленія нервовъ.
— Вы блдны какъ полотно, сказалъ онъ ей,— да, такъ блдны какъ будто бы увидали тнь Друмонда надъ водою. А вдь до этого было очень недалеко! Если бъ онъ во-время не нырнулъ… о, онъ молодецъ! Идемте!
— Я не хочу вина, сказала Валенсія:— у меня нервы такъ же крпки какъ и у васъ. Пожалуйста, уходите!
Но онъ настаивалъ, и тутъ въ этотъ часъ откровеній она увидала что ненавидитъ его такъ же сильно какъ сильно любитъ Джорджа, ей даже казалось — до того она стала не логична — что оба эти впечатлнія составляли одно цлое и что любовь къ Джорджу Друмонду заключала въ себ ненависть къ Сэттону Кливланду.
Но Кливладъ настаивалъ, и уставъ противорчить Валенсія машинально пошла за нимъ въ рубку и проглотила полрюмки бенедиктина.
И всю ту ночь, и весь слдующій день она слышала голосъ спрашивавшій ее куда двались ея умъ и благоразуміе. Она не могла заглушить этотъ ужасный насмшливый голосъ.
Она часами лежала не засыпая и слыша только его, онъ звучалъ ей въ продолженіе всей воскресной проповди, а когда насталъ понедльникъ, то она почувствовала что этотъ голосъ сросся со всею жизнію.
На одну минуту ей пришла въ голову мысль что можетъ-быть она еще не такъ связана по ногамъ и по рукамъ, можетъ-быть ей еще можно пойти къ Сэттону Кливланду и, объяснивъ ему какъ она ненавидитъ его и любитъ Джорджа, просить его о возвращеніи ей ея слова.
На одну минуту эта мысль заставила радостно забиться ея сердце, но только на одну минуту, она тотчасъ же почувствовала всю невозможность такого поступка. Какъ она подойдеть къ отцу и скажетъ ему что она раздумала за эти три дня и хочетъ нарушить святое слово данное ему и Кливланду? Она всю жизнь считала что общаніе выйти замужъ такъ же свято какъ самый бракъ. Она чувствовала что такое общаніе можетъ быть нарушено только вслдствіе очень важныхъ причинъ, а не такихъ простыхъ доводовъ какіе она можетъ привести.
Нтъ, она связана съ Сэттономъ Кливландомъ! Она общала быть его женою и обязана сдержать свое слово. Таковы были ея чувства во время разговора съ Гвендоленъ Кардью, таковы они были и теперь когда она сидла съ Норою на веранд и когда ей доложили о томъ что мистеръ Джорджъ Друмондъ стоитъ у дверей виллы и спрашиваетъ, можетъ ли она принять его.
Сердце Валенсіи билось удивительно спокойно въ то время какъ она отдавала человку приказъ сказать мистеру Друмонду что она дома и провести его въ маленькую гостиную. Она сознавала что это свиданіе рано или поздно неизбжно и, отложивъ въ сторону свою книгу, сказала Нор съ совершенно естественною улыбкой:
— Мистеръ Друмондъ не далъ мн докончить главы.
— Да, сказала Нора,— но посл его ухода ты можешь начать новую.
Валенсія съ любопытствомъ посмотрла на нее, но нтъ, лицо Норы сохраняло совершенно невинное выраженіе.
— Я получилъ ваше письмо, началъ Джорджъ здороваясь съ Валенсіей.
— Я надюсь что оно не… впрочемъ, нтъ! Я знаю что оно огорчило васъ, сказала она,— но, знаете ли, то что огорчаетъ сегодня можетъ обрадовать завтра…
— Вы думаете что я все еще люблю женщину которая меня обманула.
— Ахъ, ради Бога, не будемъ поднимать этого ужаснаго вопроса! Пожалйте меня хоть сколько-нибудь! вскричала она.
— Что вы хотите этимъ сказать, Валенсія? пожалть васъ? Она долго смотрла на него не говоря ни слова. Она придумывала какой-нибудь умный отвтъ который показался бы ему убдительнымъ, но вс ея умственныя способности, все ея мужество вдругъ оставили ее. Вмсто того чтобы растолковать ему какъ хорошо она поступила послушавшись отца, вмсто того чтобъ уврять его въ томъ что онъ до сихъ поръ любитъ Долоресъ, Валенсія жалобно посмотрла Джорджу въ лицо и проговорила:
— Пожалйте меня, потому что я сдлала страшную, непоправимую глупость! Теперь я знаю что люблю васъ, только васъ.
Прежде чмъ она успла договорить, она очутилась въ его объятіяхъ. Онъ крпко прижалъ ее къ себ и покрывалъ поцлуями все ея лицо, не давая ей времени опомниться и сопротивляться, хотя она и длала нкоторыя слабыя попытки къ этому.
Наконецъ, онъ выпустилъ ее изъ своихъ объятій и остановился противъ нея съ счастливою и торжествующею улыбкой на лиц.
Валенсія стояла съ пылающими щеками и все также жалобно смотрла на него, потомъ вдругъ бросилась на кресло и залилась слезами.
— Валенсія, дорогая, голубка! О чемъ? вскричалъ Джорджъ бросаясь возл нея на колна и хватая ея руки.— Ради Бога, скажите мн хоть одно слово!
Валенсія вдругъ вырвала у него руки и вскочила съ мста.
— Уходите! вскричала она,— уходите! вы не смли цловать меня. Поцловали ли бы вы меня если бъ я была замужемъ? а я все равно что замужемъ. О, я сдлала глупость, но не думайте чтобъ я не сумла достойно перенести наказанія которымъ женщины платятся за свои глупости! Уходите, и если у васъ есть хоть капля жалости ко мн, то никогда больше не показывайтесь мн на глаза!
— Валенсія, дитя мое, что это за безуміе? сказалъ Джорджъ.— Вы говорите мн что любите меня и потомъ велите уходить вонъ. Неужели вы въ самомъ дл думаете что я такъ и оставлю васъ, такъ и позволю вамъ сдлаться на-вки несчастною?
— Вы должны, должны это сдлать, умоляющимъ голосомъ сказала она:— вдь я же сказала вамъ что дала слово другому человку! Я не смю слушать васъ, я не должна была видться съ вами сегодня. Зачмъ вы пришли?
— Валенсія, вы не можете сдлать и не сдлаете этого! Обязательство выйти замужъ за человка котораго вы не любите — есть жестокая насмшка надъ бракомъ.
— Кливландъ никогда не вернетъ мн моего слова, да я не стану и просить его объ этомъ. Я говорю вамъ что сдлала глупость не повривъ своему сердцу. Я не поврила ему и думала что вы любите ее, ту бдную женщину, какъ будто это могло составить какую-нибудь разницу! И я думала что поступила хорошо, честно и благоразумно. Я не знала правды до тхъ поръ пока вы не упали въ море, тогда я узнала что еслибы вы утонули, то и я бросилась бы вслдъ за вами.
— Дорогая моя! но я, слава Богу, живъ, и теперь вы будете жить для меня.
— Ахъ, вы не знаете какъ невозможно то о чемъ вы просите! Что я могу сдлать? Что? О! вы хотите натолкнуть меня на безчестный поступокъ. Я говорю вамъ что вы уже поступили въ высшей степени безчестно, но я не виню васъ: виновата я одна, и я терпливо снесу свое наказаніе. Теперь все что вы можете для меня сдлать — это уйти. Пожалуйста, уходите! Неужели вы думаете что я могу любить человка который совтуетъ мн пойти на безчестное дло?
— Валенсія, что вы говорите?.. Безчестное дло, милая…
— Я дала слово выйти замужъ за другаго человка и выйду. Я уже и теперь смотрю на себя какъ на его жену, вотъ почему ваши поцлуи были мн оскорбленіемъ, вотъ почему для меня унизительно оставаться съ вами вдвоемъ и говорить о любви. Кончимъ это, мистеръ Друмондъ! Я была слаба, но теперь я призову всю свою твердость. Вы должны уйти и никогда больше меня не видать, и вы сдлаете это, если вы хорошій человкъ и христіанинъ.
— Выслушайте меня, Валенсія. Неужели вы разобьете свою жизнь и мою, а можетъ-быть жизнь еще третьяго человка только во имя того чтобы сдержать общаніе данное въ минуту отчаянія?
— Я выйду замужъ за Сэттона Кливланда.
— Вы разобьете нашу жизнь зная что мы любимъ другъ друга? Нтъ, быть не можетъ!
— Я выйду замужъ за Сэттона Кливланда.
— Прощайте.
Джорджъ протянулъ ей руку.
Она подала ему свою.
Ея глаза были полны слезъ. При вид этой протянутой руки ею овладло страстное искушеніе забыть вс свои слова и общанія и броситься Джорджу на шею, она устояла противъ этого искушенія и спокойно подала ему руку.
Онъ вышелъ не сказавъ ни слова, а она въ слезахъ бросилась на диванъ.
Черезъ минуту она вскочила и шатаясь подбжала къ окну съ крикомъ:
— Вернись! вернись ко мн, Джорджъ!
Но Джорджъ былъ уже за ршеткой сада и не слыхалъ ея.
Вечеромъ пришелъ Сэттонъ Кливландъ.
Онъ нашелъ что Валенсія блдновата и какъ будто устала и поцловалъ ее.
Она безъ содроганія позволила ему поцловать себя. Вдь она же сказала что готова съ покорностію нести наказаніе за свой неразумный поступокъ.

ГЛАВА XXV.

На слдующее утро Валенсія сказала Нор что дала слово Кливланду. Нора такъ долго не могла вымолвить поздравленія что Валенсія засмялась.
— Сколько времени ты употребила на то чтобы понять что я выхожу замужъ за мистера Кливланда! вскричала она.
— Да я и теперь этого не понимаю, отвчала Нора.— Меня, напротивъ, удивляетъ какъ я могла тебя поздравить, и теперь, придя въ себя, я положительно беру назадъ свое поздравленіе.
— Нора, ты невжлива и, что еще хуже, безтактна, сказала Валенсія.
— Правда выше такта! вскричала Пора.— Нтъ, милая Валя, нтъ, ты никогда не выйдешь замужъ за мистера Кливланда.
— Нтъ, выйду, Нора. Ты помнишь что онъ еще осенью добивался моего согласія, а также и папа. Тогда я не могла его дать, а теперь дала. Это будетъ отличная вещь для обоихъ имній.
— Этого никогда не будетъ, Валя моя… Ахъ, какъ бы я желала чтобы Шейла Малоней была здсь! Она разказала бы теб какъ по-писаному, почему этого не можетъ быть. Я говорю это только зная тебя… и его.
— И это знакомство съ моимъ… и его характеромъ даетъ теб право утверждать съ такою увренностію что этой свадьбы не будетъ?
По-видимому, Валенсія слушала неблагопріятное пророчество съ гораздо меньшимъ неудовольствіемъ чмъ когда-то цари израильскіе.
— Я знаю тебя настолько хорошо что ручаюсь что ты выйдешь замужъ не за мистера Кливланда, а его знаю настолько что уврена что онъ женится не на теб. Скажи: ты никогда не выгоняла изъ дома черной кошки въ воскресеніе?
— Я слишкомъ люблю кошекъ чтобы гнать ихъ въ какой бы то ни было день.
— А не помнишь ли ты, не открывала-ли ты когда-нибудь въ комнат зонтика?
— Не думаю чтобъ я могла когда-нибудь сдлать такую безсмысленную вещь.
— И никогда не видала сороки сейчасъ же посл того какъ увидала ворону?
— Во всякомъ случа не за время нашего пребыванія въ Ницц.
— Ну, тогда все хорошо! Это подтверждаетъ мои слова: ты выйдешь замужъ не за мистера Кливланда, больше того, ты совсмъ и не хочешь выходить за него замужъ.
— Я никогда и не говорила что хочу. Я вообще не хочу выходить замужъ ни за кого.
— А за него меньше чмъ за кого-либо. Не отвчай: я не хочу заставлять тебя лгать, сказала Нора кладя руки на плечи подруги и смотря ей прямо въ глаза.— Если ты будешь стоять на своемъ, то я боюсь что разлюблю тебя.
— А не будетъ ли это немножко жестоко съ твоей стороны? сказала Валенсія и засмялась смхомъ довольно близко напоминавшимъ ея прежній, давнишній смхъ.
Посл этого Валенсія пошла наверхъ къ тому самому окну откуда открывался такой прекрасный видъ на заливъ и поглядла, не видно ли гд-нибудь шкуны. Да, шкуна есть, и шкуна ‘въ лубкахъ’, какъ выражался лордъ Балисиди. Артель рабочихъ занималась починкою борта, и работы повидимому было не мало. Сначала эта мысль доставила Валенсіи удовольствіе, но оно скоро смнилось чувствомъ нетерпнія. Пусть бы Джорджъ Друмондъ скоре исчезъ вмст со своею яхтой, исчезъ изъ этого залива, изъ ея жизни! Если бъ онъ ухалъ сейчасъ же, она постаралась бы его забыть и примириться со своимъ положеніемъ невсты мистера Кливланда. Съ его стороны жестоко оставаться. Или онъ такъ мало знаетъ и уважаетъ ее что допускаетъ съ ея стороны возможность колебанія и даже измны данному слову?
Валенсіи ни раза не пришла въ голову мысль что можетъ-быть и она мало знаетъ характеръ Джорджа и что и онъ можетъ-быть настолько упрямъ въ своемъ ршеніи что не захочетъ ухать даже и посл починки своей яхты. Она не задала себ вопроса что подумала бъ она сама о человк, который, выслушавъ отъ женщины признаніе въ томъ что она любитъ его и позволивъ себ держать ее въ объятіяхъ и цловать ее, сядетъ посл этого на свою яхту и велитъ поднять паруса.
Если бъ она подумала объ этомъ, то вроятно созналась бы что онъ показался бъ ей ничтожествомъ и ужь, конечно, не такого рода человкомъ, поцлуямъ котораго она могла бы радоваться какъ она — о, ужасъ и стыдъ!— радовалась поцлуямъ Джорджа Друмонда.
Проснувшись на слдующее утро, Валенсія еще разъ удостоврилась что ‘Красавица’ стоитъ на мст, и щеки ея вспыхнули отъ пришедшей ей въ голову мысли.
‘Что мшаетъ мн сейчасъ похать на эту яхту и сказать Джорджу Друмонду: я люблю тебя и пришла къ теб навсегда?’
Ничто не мшало ей сдлать это, ничто кром традиціи чести, чувства святости даннаго слова и преданія о сил характера Мертауновъ.
Она опустила занавску прежде чмъ краска успла сбжать съ ея лица. Традиція, чувство и преданіе составляли тройную цпь, разорвать которую было не легко.
Валенсія не подумала о томъ что, дозволивъ себ съ радостію остановиться на мысли о бгств съ любимымъ человкомъ, она уже разорвала каждое звено этой цпи.
Извстіе о помолвк Валенсіи дошло въ виллу Паулину черезъ лорда Балисиди который услыхалъ его отъ Кливланда.
Анджела была поражена. Лэди Гленмеркъ пришла въ негодованіе которое обрушилось главнымъ образомъ на брата и отчасти на Валенсію.
— Я никогда не думала что Валенсіи просто хотлось поскоре выйти замужъ, сказала она,— я никогда не поврила бы этому. Впрочемъ, ныншнія барышни… Хорошъ и ты! Впрочемъ, ныншніе мущины… Какъ могъ ты прозвать такой удобный случай? Она непремнно согласилась бы если бы ты сдлалъ ей предложеніе, она просто хотла поскоре выйти замужъ.
— Но вдь Патъ этого не зналъ, сказала Анджела.— И какъ могутъ мущины длать такія ошибки?
— Ты говоришь вздоръ, милая племянница, замтилъ Патъ.— Кто здсь ошибся? Во всякомъ случа не я. Да и вообще позволь теб замтить, мой другъ, что въ брачномъ вопрос трудно ршить что было и что не было ошибкой, раньше чмъ года черезъ два посл свадьбы.
— Я думала не о теб, Патъ, сказала Анджела.— Вс знаютъ что вы съ Валенсіей были слишкомъ дружны чтобы думать о свадьб и что въ предупрежденіе подобныхъ фантазій съ твоей стороны она пригласила сюда Нору которой, впрочемъ, ты тоже долженъ избгать.
— А разв я не избгалъ ея? Я только и длалъ что избгалъ ея, хотя не нахожу чтобъ изъ этого вышло много толка.
— Ты пропустилъ такой удобный случай! снова заговорила леди Гленмеркъ.— Сэттонъ Кливландъ!.. Впрочемъ, двушка… и притомъ отецъ… имнія раздлены однимъ ручьемъ…
— Но онъ довольно глубокъ для того чтобы Валенсія могла въ немъ утопиться, замтилъ Балисиди.
— Зачмъ ей топиться? спросила Анджела.— Если ужь на то пошло, она можетъ утопиться въ Средиземномъ мор.
— Нтъ, она бросится въ пограничный ручей и утопится въ немъ съ цлію связать оба имнія.
— А что ты скажешь о Джордж Друмонд? спросила Анджела.
— Ты, кажется, когда-то совтовала мн остерегаться его.
— Я думала тогда что знаю Валенсію.
— Въ этихъ случаяхъ необходимо знать и второе лицо, а иногда и третье.
— Пренебречь титуломъ! вздыхала леди Гленмеркъ.— Мн кажется что мистеръ Мертаунъ настолько богатъ что могъ бы не гнаться за нсколькими лишними акрами. Да, она хотла скоре выйти замужъ, а ты… пропустилъ единственный случай въ жизни!
— За что ты бранишь меня! Какъ могъ я помшать ея помолвк съ Кливландомъ?
— Кровь плотне воды, многозначительно произнесла леди Гленмеркъ.
— Знаю, но почему сравненіе удльныхъ всовъ двухъ жидкостей даетъ теб право бранить меня — не понимаю. Да, я врю что много молодыхъ людей смотрвшихъ на Валенсію съ какимъ-то благоговйнымъ страхомъ будутъ теперь досадовать на себя за то что не сдлали ей предложенія, думая что если она согласилась выйти замужъ за человка который, по ихъ мннію, гораздо хуже ихъ, то согласилась бы выйти и за любаго изъ нихъ. Но они жестоко ошибаются, такъ же какъ и т которые думаютъ что Валенсіи просто хотлось скоре выйти замужъ.
— Тогда отчего же она не выходитъ за мистера Друмонда? вскричала Анджела.
— Ты опять говоришь глупости, мой другъ, сказалъ ей дядя:— какъ можетъ двушка выйти замужъ за человка который ее объ этомъ не проситъ?
— А что же мшало ему просить ее?
— На этотъ вопросъ теб можетъ отвтить разв экспертъ, а я только обыкновенный человкъ.
Наступило молчаніе, посл котораго леди Гленмеркъ снова начала думать вслухъ:
— Положимъ, ей было пріятне выйти замужъ поближе, въ томъ же графств… Деньги? конечно, въ глазахъ нкоторыхъ людей… и гд это кончится?.. какъ будто он вознаграждаютъ за все!.. Древняя фамилія и роднится за деньги! О?
— Да, это такъ же нелпо какъ древняя статуя въ современной одежд, сказалъ Балисиди.— Вообразите себ Аполона Бельведерскаго въ шинели!
Леди Гленмеркъ тревожно взглянула на Анджелу.
Анджела смялась.
— А какъ поживаетъ мистеръ Ньютонъ? спросилъ ее дядя.
— Я не знаю такого человка, отвчала Анджела вспыхнувъ и презрительно поднявъ подбородокъ.
— Какъ? Исаака Ньютона? Поссорились?
— Поссорились.
— Богъ мой! Я и не воображалъ что дло зашло такъ далеко. Да какъ ты дала имъ настолько подружиться чтобы они могли поссориться? обратился лордъ Балисиди къ сестр.
— Я должна сказать что мистеръ Ньютонъ все время держалъ себя какъ настоящій джентльменъ, отвчала леди Гленмеркъ.
— Я считалъ его получше джентльмена, замтилъ ей братъ.— Ангелъ мой, разкажи мн что у васъ вышло.
— Тутъ нечего разказывать, начала Анджела.— Я сознаюсь что мистеръ Ньютонъ мн очень понравился когда въ первый разъ завтракалъ съ нами, но черезъ полчаса посл того онъ встртилъ папу, и съ этой минуты началось ухудшеніе. Я такъ и ждала этого. Я знала что надо быть желзнымъ человкомъ чтобы выдержать безъ вреда папины проповди.
— И на мистера Ньютона он произвели плохое дйствіе?
— Хуже не надо! Ему было мало приходить сюда каждый день и весело разговаривать съ нами — нтъ! Какъ только папа входилъ въ комнату, онъ мгновенно вскакивалъ, хваталъ зонтикъ и уходилъ не докончивъ разказа. А у него были преинтересные разказы про охоту въ Скалистыхъ горахъ.
— Знаю, слыхалъ.
— Да это еще все бы ничего, будь онъ благоразумне въ другихъ отношеніяхъ, но онъ оказался хуже папы.
— Что ты? быть не можетъ!
— Увряю тебя, хуже! Мы хотли послушать Мельбу въ ‘Ромео и Джульет’, и онъ общалъ прислать намъ ложу. Онъ не прислалъ ея и пришелъ сказать намъ что папа убдилъ его въ томъ что пвица играющая роль матери выходитъ на сцену въ настоящихъ бриліантахъ и что онъ не можетъ одобрить нашего посщенія оперы когда частная жизнь ея исполнителей не выдерживаетъ строгаго изслдованія.
— Это узковато!
— Узковато? только!.. но я простила ему и это. Посл того у насъ былъ длинный разговоръ о моемъ экипаж для bataille de fleurs. Мн хотлось получить призъ, и онъ общалъ мн достать рисунокъ художника Le Jeune и досталъ. Если бы ты видлъ что это была за прелесть! Онъ долженъ былъ заплатить за него по меньшей мр 50 фунтовъ. При этомъ онъ сказалъ: ‘Я полагаю что здсь такъ же какъ и у насъ молодой человкъ можетъ подносить дам цвты сколько ему угодно?’ — ‘Разумется, отвчала я,— и не только сколько угодно ему, но сколько угодно ей, что составляетъ гораздо большій заказъ’. Онъ засмялся и сказалъ что это отлично. Я была твердо уврена въ томъ что получу цвты и призъ, илюстрированную замтку въ дамскомъ журнал, какъ вдругъ вчера вечеромъ онъ приходитъ съ длиннымъ лицомъ и объявляетъ что папа считаетъ bataille de fleurs остаткомъ язычества и что поэтому онъ долженъ отказаться отъ своего намренія.
— И взять назадъ рисунокъ?
— И взять назадъ рисунокъ! Ну, это было выше силъ человческихъ, и потому я подошла къ портфелю, вынула рисунокъ, разорвала его на мелкіе клочки и сказала: берите вашъ рисунокъ! Я не желаю больше видть ни его, ни васъ.
— Громъ и молнія! А ты не находишь что это было нсколько свободное обращеніе съ чужою собственностію?
— Вроятно, но разв онъ не заслужилъ этого? Вдь я предостерегала его противъ папы.
— Ну, что же случилось дальше?
— Потомъ онъ началъ подбирать клочки и говорить какой-то вздоръ о разниц нашего положенія въ жизни. Я не захотла его слушать. Я сказала ему что съ папой они могутъ оставаться друзьями, но что мы ими никогда не будемъ и посл этого вышла изъ комнаты. Нтъ, нтъ, я не проронила ни одной слезинки!
— Быть не можетъ!
— Честное слово, ни одной, ни единой до тхъ поръ пока не пришла къ себ въ комнату.
— Да, но за то тогда…
— Такъ еще бы! Это могло довести до слезъ каменную статую! Ты только подумай: первый призъ, полстраницы, а можетъ-быть даже и цлая страница въ модномъ журнал… и вдругъ…
Воспоминаніе объ этомъ оказалось не по силамъ бдной Анджел. Она бросилась на диванъ съ котораго только-что передъ этимъ ушла ея мать и горько расплакалась, положивъ голову на его безчувственную ручку.
— Какъ! сказалъ ея дядя:— неужели дло зашло такъ далеко? Но слезы Анджелы поглощали все ея вниманіе.
— Ну, если оно зашло такъ далеко, то пойдетъ еще дальше, снова началъ дядя.— Исаакъ Ньютонъ замчательно умный человкъ если сумлъ заставить плакать такую хорошенькую и милую двушку. Онъ очень уменъ, и когда онъ сдлаетъ теб предложеніе, предварительно получивъ согласіе твоего отца, то ты не утруждай своей головы логическими разсужденіями о томъ, какъ и насколько ты его любишь, а просто спроси свое глупенькое женское сердце, любитъ ли оно его, и если оно скажетъ теб что любитъ, то не оглядывайся назадъ, не думай о тхъ которыхъ онъ когда-нибудь любилъ или можетъ-быть полюбитъ, не вспоминай о тхъ которые можетъ-быть когда-нибудь въ темныхъ углахъ цловали тебя и къ которымъ ты сама была неравнодушна, не думай ни о чемъ, а прямо бросайся къ нему на шею — и ты будешь счастлива. Вотъ теб совтъ твоего дяди который довольно пожилъ на свт и убдился въ томъ что сердце дано женщинамъ не затмъ чтобы разсматривать его въ микроскопъ для микробовъ. Если твое сердце велитъ теб броситься ему на шею,— бросайся!
— И брошусь, непремнно брошусь! воскликнула сквозь слезы Анджела.

ГЛАВА XXVI.

Лордъ Балисиди много раздумывалъ надъ событіями послднихъ дней, и совтъ данный имъ Анджел являлся выводомъ его разсужденій по поводу всего что онъ видлъ. Онъ никогда ни на минуту не сомнвался въ любви Друмонда къ Валенсіи или Валенсіи къ Друмонду, а между тмъ она дала слово Кливланду къ которому, какъ онъ твердо былъ увренъ, не питала ничего кром равнодушія.
Хорошая путаница вышла въ какіе-нибудь нсколько дней! Какимъ образомъ все это могло случиться?
Конечно, онъ былъ не достаточно знакомъ съ подробностями событій приведшихъ къ такому печальному концу, но онъ былъ увренъ что причиною того были съ одной стороны колебанія Джорджа Друмонда, съ другой — самоанализъ Валенсіи, онъ вспомнилъ все что Валенсія говорила ему о своемъ недовріи къ собственному сердцу и вспомнилъ сомннія Друмонда относительно равенства своего общественнаго положенія съ положеніемъ людей среди которыхъ ему приходилось вращаться.
Итакъ лордъ Балисиди былъ увренъ что фіаско въ судьб Джорджа и Валенсіи произошло отъ его недостатка ршимости и отъ ея излишней вдумчивости и началъ бояться чтобы съ его собственною судьбой не случилось чего-нибудь подобнаго. Онъ чувствовалъ что былъ очень остороженъ, слишкомъ остороженъ, непростительно остороженъ по отношенію къ Нор Макъ-Дервотъ. Онъ не давалъ себ слдовать внушеніямъ своего сердца въ то время когда у него были деньги и позволялъ себ навщать ее только тогда когда у него не было ни гроша въ карман, и теперь мысль о возможности потерять ее стояла передъ нимъ какъ грозный призракъ. Она не давала ему спать ночью, и онъ ршилъ что этого больше не должно быть. Позавтракавъ съ сестрой и давъ племянниц вышеупомянутый совтъ, лордъ Балисиди направился въ виллу Меритауновъ, ршась сдлать ту глупость которую пророчили ему вс его родные.
Онъ не усплъ сдлать и ста шаговъ какъ столкнулся съ самимъ Джорджемъ Друмондомъ. Лордъ Балисиди, какъ и вс Ирландцы, обладалъ большимъ тактомъ и сейчасъ же сдлалъ видъ что очень интересуется починкой яхты.
— Какъ подвигается работа? спросилъ онъ.— Я слышалъ что вы привезли 12 рабочихъ изъ Генуи. Я думаю что это въ сущности все равно что привезти одного рабочаго изъ Англіи. Мн нравится безсовстность съ которою эти Италіянцы увряютъ что умютъ строить корабли, да еще броненосцы, сдлайте милость! До чего это дойдетъ? Этакъ они, пожалуй, захотятъ утвердиться въ Африк когда всмъ извстно что Африка — британская колонія.
— Я хочу попросить васъ о большомъ одолженіи, Балисиди, сказалъ Джорджъ, оставивъ безъ вниманія его тактичную попытку завязать разговоръ объ интересномъ международномъ вопрос.
— Я готовъ для васъ сдлать все, мой другъ, отвчалъ Балисиди.
— Я хочу просить васъ отнести письмо мисъ Мертаунъ. Я знаю что у васъ есть причины избгать этой виллы, но можетъ-быть…
— Ни слова дальше, Друмондъ! Каковы бы ни были мой причины избгать ее, вс он исчезнутъ ради требованій дружбы. Я отнесу отъ васъ хоть дюжину писемъ, готовъ носить по письму каждый день! Гд первое? Давайте его.
— Я покажу вамъ сначала что я написалъ.
— Этого вовсе не нужно.
— Нтъ, я хочу чтобы вы были спокойны.
Джорджъ досталъ изъ кармана карточку и написалъ на ней слдующее:
‘Я долженъ видть васъ еще разъ. Я узжаю завтра. Ч приду къ вамъ въ 3 часа. Если вы не захотите меня видть, то велите сказать что васъ нтъ дома.’
— Вотъ! сказалъ Джорджъ.— Я думаю что вы сможете передать это со спокойною совстію.
— Я увренъ что.она васъ приметъ, сказалъ Балисиди,— и мы будемъ надяться что… что… Господи Боже! Скажите мн какъ могла произойти такая ужасная ошибка?
— Бдное дитя, бдная двушка! сказалъ Джорджъ.— Она просто сама не разобралась въ своемъ сердц. Въ минуту слабости, въ минуту сомннія въ себ и во мн она поддалась убжденіямъ отца поглощеннаго мыслію о соединеній двухъ имній и дала слово этому человку. А теперь она хоть и прозрла, но слишкомъ горда чтобы просить вернуть ей ея свободу.
— Вы говорите прозрла?
— Да, прозрла и увидала что любитъ одного меня! Она сама мн созналась въ этомъ.
— Тоже въ минуту слабости? Да, изо всего этого вышла порядочная каша! Хуже всего то что Валенсія настоящая представительница фамиліи Мертауновъ. Вы знаете ихъ девизъ? Verbum meum vinculum est.
— Но въ этомъ случа, когда наказаніе такъ несоразмрно?
— Эта мысль придаетъ ей только еще больше упрямства. Отчего вы не сдлали ей предложенія еще осенью?
— Тогда я еще не былъ увренъ въ томъ что имю на это право.
— Ну, что длать? Я передамъ ваше письмо, Друмондъ, и отъ души желаю вамъ счастія.
— Вы всегда были добры ко мн.
— Объ этомъ не стоитъ говорить. Къ тому же, я длаю это не столько для васъ сколько для нея. Вы, вроятно, думаете что знаете эту двушку, Друмондъ? Вы ея совсмъ не знаете, она выше всего живущаго въ мір. Я знаю ее цлыхъ двадцать лтъ, мы всегда были лучшими друзьями, и я чувствую что оказываю ей дружескую услугу стараясь спасти ее отъ Кливланда. Я могъ бы поразказать вамъ кое-что объ этомъ человк, но не стоитъ того. Мы, мущины, вс негодяи и должны стыдиться взглянуть порядочной двушк въ лицо. А кстати, это мн напоминаетъ что если я сейчасъ же не сдлаю предложенія той двушк которую люблю, то могу опоздать. Господи! пока я здсь разсуждаю съ вами о нравственности, другой человкъ можетъ-быть находится у ея ногъ. Двушки странныя созданія!
Балисиди быстро пошелъ дальше и нашелъ Нору у южной калитки сада. На ней было блое платье и шляпа съ широкими полями. Балисиди показалось что онъ никогда не видалъ ея такою красавицей, но онъ вспомнилъ что это казалось ему всякій разъ.
— Что вы здсь длаете? строго спросилъ онъ.— Назначили кому-нибудь свиданіе?
— Я всегда выхожу сюда дожидаться почталіона которому иначе пришлось бы длать обходъ въ четверть версты. А вы, вроятно, попали сюда мимоходомъ?
— Вовсе не мимоходомъ: я — почталіонъ и принесъ вамъ письмо которое вы ей сейчасъ передайте и потомъ поскоре вернетесь ко мн.
— А вотъ и настоящій почталіонъ! Я подожду и захвачу вс письма заразъ. Combien en avez vous aujourd’hui?
Почталіонъ передалъ ей два письма: одно ей самой, другое Валенсіи.
— Одно изъ нихъ порядкомъ попутешествовало по блу свту, замтилъ Балисиди, глядя на конвертъ.
Нора тоже стала разглядывать его по дорог къ вилл.
— Оно было сначала адресовано Валенсіи въ Бракенширъ, оттуда прохалось въ Шотландію, а оттуда уже было переправлено сюда, сказала Нора.— Это наврно счетъ: только одни счета никогда не пропадаютъ.
— Ну, то которое принесъ я — не счетъ, а просьба. А ваше изъ Англіи? равнодушнымъ голосомъ спросилъ онъ.
Онъ боялся, какъ бы въ этомъ письм не оказалось предложенія отъ какого-нибудь богатаго жениха.
— Да, мое изъ дома, отвчала Нора,— но я погожу его читать.
Нора боялась прочесть въ немъ приказаніе вернуться къ поблекшей пышности Дервотскаго замка во избжаніе искушенія выйти замужъ за Патси Балисиди.
— Я прочту его посл, повторила она еще разъ.
Дойдя до дома Нора передала человку письма Валенсіи, а сама вернулась въ садъ къ Балисиди.
Они пошли по але, и, какъ только дошли до тнистаго мстечка, Патси обнялъ и поцловалъ ее.
— Этого я не позволю длать, сказала Нора.— Мои родные были правы предостерегая меня отъ васъ. Вы за этимъ только и просили меня вернуться?
— Какъ сказать? Во всякомъ случа это хорошее вступленіе къ тому о чемъ я хочу съ вами говорить, отвчалъ Балисиди.— Послушайте меня, Нора, милочка моя: разв я не избгалъ васъ самымъ добросовстнымъ образомъ съ тхъ поръ какъ вы сюда пріхали?
— Избгали.
— Но вдь я хотлъ сдлать все къ лучшему, голубка.
— О, да, конечно къ лучшему! я не сомнваюсь, перебила она.— Но только зачмъ было въ такомъ случа вызывать меня сейчасъ? Это не называется избгать человка, Патси.
— Теперь политика министерства перемнилась, отвчалъ онъ.— Скажите сами, разв мало было всего случившагося для того чтобы напугать васъ?
— Напугать? чмъ? Патси, милый, когда вы со мною, то я ничего не боюсь.
— Мы думали, по крайней мр я думалъ что мы такъ и можемъ продолжать любить, но избгать другъ друга, потому-что у насъ нтъ гроша въ карман.
— Положимъ что все ‘избганіе’ было только съ вашей стороны.
— Такъ я же теперь и заглаживаю свою вину, радость моя, продолжалъ Балисиди, садясь на скамью и притягивая къ себ молодую двушку.— Да, такъ вотъ когда я увидалъ всю эту путаницу, то испугался. Что бы со мною было, моя Нора, если бы и мы надлали того же? А врьте мн, ничего другаго кром путаницы и не можетъ быть когда двое любящихъ людей не слушаютъ совтовъ своего сердца.
— Это истинная правда, сказала она, — только вдь мы съ вами нищіе.
— А разв мы отъ этого меньше любимъ другъ друга? Напротивъ, кажется, еще больше. Да ужь мы вовсе и не такъ бдны, потому что у меня въ шляпномъ футляр лежитъ около 1.200 фунтовъ, а этого при соблюденіи экономіи намъ хватитъ на цлый годъ.
— Патси, милый, какое счастіе!
— Да, этого намъ хватитъ на годъ, а потомъ… потомъ мы увидимъ что намъ длать дальше. Второй годъ никогда не бываетъ такъ важенъ какъ первый. Все дло въ хорошемъ начал. Я увренъ что судьба насъ какъ-нибудь устроитъ, а если даже нтъ, то тмъ боле намъ надо пользоваться возможностію провести счастливо хоть одинъ годъ нашей жизни. Тысяча двсти фунтовъ! Да у меня никогда не было столько денегъ въ рукахъ съ тхъ блаженныхъ дней когда недоимки не простирались выше чмъ на двадцать лтъ назадъ! и по всей вроятности никогда больше и не будетъ. Да я не увренъ въ томъ что и эти-то останутся, потому что если вы не согласитесь, то я могу поддаться искушенію уплатить ими часть моихъ долговъ.
— Патси, милый!
— Положимъ, я согласенъ что до сихъ поръ счастливо выдерживалъ это искушеніе, но теперь не ручаюсь за себя, во мн останется такъ мало жизненной энергіи что я могу и не устоять противъ искушенія.
— Не говорите такихъ ужасныхъ вещей, Патси! Я не поврю чтобы вы могли такъ непроизводительно тратить деньги.
— Я самъ не думаю этого, моя прелесть, но какъ поручиться? Вдь и я тоже человкъ.
— Какъ вамъ не стыдно за самого себя? а еще Ирландецъ!
— Мн очень стыдно, Нора моя! У меня только и есть что стыдъ! Большаго я не могу предложить вамъ, хотя и понимаю что этого очень мало для такой двушки какъ вы. Но если вы меня будете любить, то я буду чувствовать себя миліонеромъ
— Я люблю васъ, Патси, и готова выйти за васъ хоть завтра и потомъ сражаться со всею семьей Макъ-Дервотовъ.
— Ну, вотъ и слава Богу! Стало-быть дло кончено, и вы моя. Сердце насъ не научитъ худому! Завтра или самое большее послзавтра мы женимся, потому что чмъ дальше мы будемъ откладывать свадьбу, тмъ меньше у насъ останется отъ 1.200 фунтовъ. И заживемъ же мы, Нора!
— Теперь, сказала Нора,— я думаю что могу прочесть мое письмо и посмяться надъ ихъ увщаніями.
— Читайте и смйтесь, сказалъ ей Патси.— Теперь вы цлый годъ только и должны длать что смяться.
Нора разорвала конвертъ и прочла письмо. Оно было отъ ея матери и гласило что ея тетка, та самая которая опозорила семью Макъ-Дервотовъ выйдя замужъ за торговца, недавно писала въ замокъ Дервотъ и выражала надежду что прошлое, наконецъ, забыто. При этомъ она особенно освдомлялась о Нор. Такъ какъ за это время мужъ ея смылъ свое преступленіе тмъ что переименовалъ свои лавки въ склады, а себя въ ‘компанію’, то глава Макъ-Дервотовъ, то-есть Норинъ отецъ, посл долгаго и серіознаго размышленія ршилъ забыть прошлое и во имя интересовъ Норы открыть переговоры съ лондонскою родней. А въ письм дйствительно были намеки о возможности для Норы сдлаться теткиною наслдницей.
— Какъ хорошо что вы не прочли этого получасомъ раньше, замтилъ Патси:— вы никогда не согласились бы выйти замужъ завтра если бы знали его содержаніе.
— Если бы я прочла вамъ это письмо полчаса тому назадъ, сказала Нора,— и посл этого выслушала ваше предложеніе, то, конечно, отказала бы вамъ, потому что приписала бы это желанію стать мужемъ будущей наслдницы Смитъ и Ко.
— Да, будь вы одною изъ тхъ двушекъ которыя любятъ сомнваться и отчаиваться, вы такъ бы и поступили. А если бы я былъ человкомъ съ ‘высоко развитымъ’ чувствомъ чести, то я вернулъ бы вамъ ваше слово, узнавъ что вы стали богатою наслдницей. Слава Богу, чувство чести у меня развито не до такой степени, и я не подумаю возвращать вамъ вашего слова! Напротивъ, если вы и получите когда-нибудь наслдство — я только боюсь что это слишкомъ хорошо чтобы сбыться,— то я буду васъ любить точно такъ же какъ теперь и тратить ваши деньги какъ настоящій принцъ, ирландскій принцъ! А теперь бгите, напишите тетк почтительное письмо и разкажите Валенсіи о своемъ счасть.
— О моемъ счасть? Но его еще нтъ!
— Что? Какъ нтъ? Вы только-что удостоились получить, предложеніе отъ ирландскаго графа и говорите что ваше счастье еще не пришло? Однако, я ухожу и не буду дожидаться Валенсіи: я ея немножко побаиваюсь теперь. Вотъ идетъ Кливландъ.
Нора побжала въ домъ чтобы не встрчаться съ Кливландомъ. Она обыскала нижнія комнаты, но Валенсіи тамъ не было. Тогда она пошла на верхъ, въ маленькую розовую комнатку служившую молодымъ двушкамъ будуаромъ. Валенсія была тамъ, она только-что встала съ колнъ, и глаза ея смотрли съ тмъ виновнымъ выраженіемъ которое бываетъ у людей когда ихъ застанутъ молящимися вн церкви.
— Какъ? вскричала Нора.— Среди бла дня читать молитвы? Это дло плохо!
— О, Нора, милая Нора, я спасена! съ жаромъ воскликнула Валенсія.— Я благодарила Бога за то что Онъ спасъ меня пока еще не поздно.
— Спасъ тебя?! Отъ чего? спросила Нора широко открывъ глаза.
— Отъ ужасной вещи, сказала Валенсія.
— Мистеръ Кливландъ пришелъ къ теб, сказала Нора.
— Пусть идетъ! воскликнула Валенсія.— Пусть идетъ! Это будетъ въ послдній разъ.
— Что? Валя, милая, мн кажется, ты не совсмъ здорова и теб лучше его не видать. Я пойду къ нему и выдумаю что-нибудь, мн это ничего не стоитъ.
Валенсія нисколько не сомнвалась въ способностяхъ своей подруги въ этомъ направленіи, но снова повторила: ‘я выйду къ нему’, и пошла внизъ въ гостиную, оставивъ удивленную Нору въ будуар.
Когда Кливландъ вошелъ, Валенсія была уже въ гостиной.

ГЛАВА XXVII.

Кливландъ вошелъ посвистывая и вертя шляпу надтую на конецъ палки. Онъ не ожидалъ встртить въ этой комнат Валенсію съ письмомъ въ рукахъ.
— Вотъ какъ! вскричалъ онъ.— Мн сегодня везетъ: я уже давно не заставалъ васъ одну… Что случилось? Вы блдны какъ смерть. Постойте-ка, я сейчасъ постараюсь подкрасить близну вашихъ щечекъ…
— Остановитесь! крикнула ему Валенсія.— Не подходите ко мн.
— Что съ вами, Валенсія? сказалъ онъ.— Что это за комедія?
— Я хочу вамъ сказать чтобы вы уходили и никогда больше не показывались. Я стою въ одной съ вами комнат въ послдній разъ. Я спасена отъ васъ какимъ-то чудомъ, но все-таки, благодареніе Богу, спасена во-время.
Кливландъ нсколько секундъ молча смотрлъ на нее и, наконецъ, засмялся презрительнымъ, насмшливымъ смхомъ.
— Гд вашъ отецъ? спросилъ онъ съ видомъ человка который не удостоиваетъ говорить съ кондукторомъ и требуетъ начальника станцій.
— Этого я не умю вамъ сказать, отвчала Валенсія,— но скажу вамъ вотъ что: я больше никогда не останусь въ одной комнат съ вами. Богъ мой! и такому человку я позволяла держать меня за руку, цловать меня… Я ненавижу, я презираю себя за то что дала себя такъ одурачить.
Она ходила взадъ и впередъ по комнат, сжимая въ рукахъ письмо. Конвертъ его выпалъ у нея изъ рукъ и лежалъ на полу у одного изъ креселъ.
— Вы сегодня не любезны, проговорилъ, наконецъ, Кливландъ.— Скажите мн лучше что или, скоре, кто приводитъ васъ въ такое настроеніе.
Валенсія остановилась и взглянула ему въ лицо. Она не могла понять какъ она не замчала раньше грубости и жестокости его выраженія. Губы ея полуоткрылись, она какъ будто хотла что-то сказать, но не могла и снова зашагала взадъ и впередъ по комнат.
— Я не могу сказать всего, заговорила она:— я назову вамъ только имя. Вы спросили кто сказалъ мн… то что я знаю? Когда я назову имя, вы поймете все что я узнала. Это имя — Долоресъ Зерайя.
Лицо Кливланда вытянулось. Сначала онъ весь вспыхнулъ, потомъ сразу поблднлъ. Онъ стоялъ передъ ней неподвижно какъ живая статуя удивленія.
Наступило долгое молчаніе.
Наконецъ она сказала:
— Уходите!
Кливландъ не отвчалъ и не двигался съ мста.
— Уходите! повторила она.
Кливландъ глубоко вздохнулъ какъ бы очнувшись отъ долгаго обморока.
— Она была дьяволъ, настоящій дьяволъ! тихо проговорилъ онъ.
— Какая низость ругаться надъ трупомъ убитой жертвы! сказала Валенсія.
— Такъ она умерла? умерла? вскричалъ онъ.— Какъ же вы узнали объ этомъ? Это письмо…
— Она написала мн его еще осенью. Она умерла въ одной изъ лондонскихъ больницъ, и оно было найдено у нея подъ подушкой и отправлено ко мн. Сначала оно пошло въ Бракенширъ, оттуда въ Шотландію и, наконецъ, пришло сюда полчаса тому назадъ. Въ немъ она разказываетъ мн все, весь вашъ безсердечный и низкій обманъ. Она умерла, и вы, ея, единственный и несомннный убійца, произносите надъ нею вмсто надгробнаго слова: ‘она была настоящій дьяволъ!’ Она написала это письмо въ октябр. Что заставило несчастную такъ долго хранить его и медлить его отправкой — не знаю, быть-можетъ еще тлвшая искра любви къ вамъ, я слыхала что иногда самые негодные люди… во всякомъ случа, она тогда не отослала мн письма, но теперь оно дошло до меня и… спасло меня. Я спасена отъ васъ!
Въ продолженіе этой рчи Кливландъ усплъ совершенно придти въ себя.
— Милая Валенсія, сказалъ онъ, — я не врю чтобы вы хотли… Боже мой! да если бы можно было раскрыть прошлое любаго человка… Конечно, я раскаиваюсь… и все такое… поврьте, я говорю искренно: я глубоко сожалю… Во это было такъ давно, я былъ еще такъ молодъ… Конечно, если бы я могъ передлать то что сдлалъ… Но вдь я съ тхъ поръ перемнился… Нтъ, быть не можетъ чтобы вы говорили серіозно, Валенсія! Что длать? свтъ гадокъ, но мы все-таки живемъ въ немъ и…
Валенсія повернулась къ нему спиной съ восклицаніемъ не ужаса, а презрнія и подошла къ окну. Кливландъ не усплъ кончить фразы какъ она вздрогнула.
— Боже, онъ идетъ сюда! воскликнула она съ выраженіемъ безпомощнаго страха, какъ бы обращаясь сама къ себ.— Что если они встртятся? Нтъ, они не должны встрчаться!
Съ этими словами она бросилась къ двери, но взявшись за ея ручку остановилась. Выраженіе страха на ея лиц смнилось выраженіемъ нершительности.
— Я забыла, продолжала она тмъ же тихимъ голосомъ: — вдь онъ не знаетъ, не можетъ знать…
Съ этими словами она глубоко вздохнула и, тихо подойдя къ креслу, опустилась на него. На стол лежалъ нумеръ Фигаро.
Валенсія взяла его и машинально стала перелистывать его страницы.
Кливландъ ничего не понималъ и съ удивленіемъ смотрлъ на нее.
Слуга доложилъ о приход мистера Друмонда, и мистеръ Друмондъ вошелъ.
Такимъ образомъ въ комнат очутились рядомъ два человка являвшіеся главными дйствующими лицами трагедіи происшедшей семь лтъ тому назадъ и не подозрвавшіе объ участіи въ ней другъ друга. Объ этомъ знала одна Валенсія, и вотъ почему она встала и пристально посмотрла сначала въ лицо Джорджу, потомъ Кливланду и засмялась, когда они, здороваясь, подали другъ другу руку.
При звук ея смха оба обернулись и поглядли на нее.
— Не лучше ли вамъ уйти? спокойно сказала она обращаясь къ Кливланду.
Онъ взглянулъ сначала на нее, потомъ на Джорджа.
— Хорошо, я уйду, сказалъ онъ,— но прежде чмъ уйти я во избжаніе могущихъ произойти недоразумній повторю что вы дали мн слово выйти за меня замужъ и что я не собираюсь возвращать вамъ его. Я.останусь здсь въ дом до прихода вашего отца. Онъ знаетъ свтъ и жизнь, съ нимъ я могу говорить… Затмъ, обращаясь къ Джорджу, онъ продолжалъ:— Я не знаю зачмъ вы сюда пришли, но если вашъ разговоръ съ моею невстой сколько-нибудь повліяетъ на наши съ ней отношенія, то вы отвтите мн за это, мистеръ Друмондъ. Понимаете?
— Онъ сметъ говорить о томъ что потребуетъ съ васъ отчета! воскликнула Валенсія все съ тмъ же тихимъ смхомъ.
Сэттонъ Кливландъ съ бшенствомъ посмотрлъ на нее и вышелъ изъ комнаты хлопнувъ дверью.
— Вы сказали мн что любите меня, начала тихимъ шепотомъ Валенсія быстро подходя къ Джорджу.— Я врила вамъ, врю и теперь, но вы можете доказать мн это, какъ можно скоре ухавъ отсюда! Вы сдлаете это, вы должны это сдлать! Врьте мн, я знаю что такъ будетъ лучше для васъ, что это единственная вещь которая вамъ остается и которая спасетъ васъ отъ… спасетъ меня… Ахъ, я не могу вамъ сказать всего!.. Вы должны ухать.
— Какимъ образомъ разлука съ вами можетъ быть для меня лучшимъ исходомъ? спросилъ Джорджъ.
— И вы еще говорили что любите меня! съ упрекомъ вскричала Валенсія.
— Говорилъ и говорю теперь, Валенсія. Я люблю васъ всею душою моей и знаю что вы любите меня. Какъ же я могу оставить васъ зная это? Нтъ, нтъ! дайте мн поговорить съ тмъ человкомъ который только-что вышелъ отсюда и съ вашимъ отцомъ.
— Ахъ, вы ничего не понимаете! вы даже не понимаете что значитъ для меня просить васъ ухать.
— Я не понимаю ничего кром того что мы любимъ другъ друга, и этого съ меня довольно. Дорогая моя, скажите мн что у васъ на душ, и я докажу вамъ какая это бездлица въ сравненіи съ нашею любовію.
— Я не могу, не могу! Я могу только умолять васъ врить мн, врить въ то что я знаю что для насъ всего лучше. Милый мой, милый, если вы останетесь здсь, то я не буду знать ни минуты покоя и все буду бояться что… что случится то чего я боюсь больше всего на свт.
— И вы не можете сказать мн чего вы боитесь? Вы просите меня врить вамъ слпо, безусловно?
— Я не могу вамъ сказать ничего больше. Я умоляю васъ ухать какъ можно скоре. Вдь вы готовы на все для моего счастія? также и я для вашего. Я приношу для васъ такую жертву какой вы никогда и измрить не сможете. Если я вамъ скажу что буду счастлива только тогда когда вы удете, то вы должны мн поврить.
— Валенсія, скажите мн: вы все еще собираетесь стать женою этого человка?
— О, нтъ, нтъ! теперь это невозможно. Я уже сказала ему это. Богъ спасъ меня чудомъ.
— Боже мой! Но вдь сначала вы усылали меня именно изъ-за этого общанія? Оно одно и было преградой между нами? Теперь его нтъ, вы сами говорите что его больше не существуетъ, и все-таки требуете нашей разлуки…
— Да, требую, требую.
Валенсія бросилась на кресло и зарыдала закрывъ лицо руками.
Джорджъ долго смотрлъ на нее, потомъ началъ взволнованно ходить по комнат.
Рыданія ея становились все громче.
Джорджъ тихо подошелъ къ ней и опустился возл нея на колна. Онъ сталъ цловать руки закрывавшія ея лицо и, наконецъ, шепотомъ проговорилъ:
— Милая, дорогая, хорошо, я врю теб… я послушаюсь и уду.
Валенсія вскрикнула и обими руками сжала его руку. Онъ снова наклонился и сталъ покрывать поцлуями ея мокрыя отъ слезъ руки, потомъ вдругъ… вдругъ бросилъ ихъ и нагнулся впередъ.
Валенсія похолодла отъ ужаса: она увидала что онъ смотритъ не на нее, а на что-то лежащее рядомъ съ ея кресломъ на полу. Она знала что это былъ конвертъ отъ полученнаго ею письма который она уронила въ разговор съ Кливландомъ и забыла поднять.
Джорджъ мгновенно протянулъ руку и схватилъ его.
— Этотъ почеркъ… Я увидалъ его на полу… заговорилъ онъ сразу измнившимся голосомъ.— Я знаю его… какъ онъ попалъ сюда? Боже мой, я сразу перенесся въ прошлое… Долоресъ!.. Валенсія, продолжалъ онъ спокойне,— это письмо адресовано на ваше имя. Какъ оно попало въ ваши руки? почему? Что въ немъ написано? Гд она, гд Долоресъ?
— Она умерла… Ахъ, я была права: вы все еще любите ее!
— Она умерла?.. Бдная Долоресъ! Для меня она умерла уже нсколько лтъ тому назадъ. Теперь я вижу что никогда и не любилъ ея. Теперь я узналъ что такое любовь…
— И должны уйти!
Валенсія встала и стояла рядомъ съ нимъ у окна, глядя на синюю даль Средиземнаго моря.
Вдругъ онъ обернулся къ ней. Лицо его измнилось. На немъ появилось то выраженіе которое она видла только одинъ разъ въ жизни и которое молила Бога никогда больше не видать.
— Письмо это написано къ вамъ, сказалъ онъ.— Въ немъ есть что-нибудь про меня?
— Нтъ, въ немъ не упоминается и имени вашего.— Оно было писано еще въ октябр, быстро сказала она.
— Въ немъ не упоминается моего имени? Въ такомъ случа въ немъ упомянуто имя того человка который отнялъ ее у меня, и вы должны мн его сказать.
— Никогда и ни за что! воскликнула Валенсія.— Вы хотите чтобъ я послала васъ на смерть?
— Нтъ, вы мн скажете его прежде чмъ я уйду отсюда, тихо проговорилъ Джорджъ.— Она не хотла назвать его мн, а назвала вамъ… почему?
— Она хотла спасти меня отъ преступленія, а я хочу спасти васъ.
— Преступленіе! Въ чемъ тутъ преступленіе? Прежде чмъ я усплъ досказать вамъ свою исторію до конца, вы спросили: ‘и вы его убили?’ Слдовательно, вы сами понимаете и сознаете что человкъ оскорбленный такъ, какъ былъ оскорбленъ я, не могъ поступить иначе, а теперь называете это преступленіемъ!
— Боже мой, это какое-то безуміе! Джорджъ, неужели вы захотите убить меня?
— Валенсія!
— Да, меня! этимъ вы убьете меня! Одна мысль что любимый мною человкъ можетъ питать такое намреніе убьетъ меня.
— Валенсія, скажите мн его имя, скажите! У меня больше ничего не осталось въ жизни…
— И я думала что вы меня любите! съ глубокою скорбію въ голос сказала Валенсія.— Какъ я могла воображать что въ вашемъ сердц можетъ жить любовь ко мн на ряду съ этимъ страшнымъ чувствомъ? Настоящая любовь поглощаетъ все сердце, все существо человка и не оставляетъ мста ни для какой другой страсти. И я думала что вы меня любите!
Джорджъ бросился къ ней.
— Валенсія, простите! Я забылся только на одну минуту и то только потому что вы гоните меня отъ себя. Что же мн остается длать? Вы меня подняли и возвысили и потомъ вдругъ бросили. Не удивительно что я на минуту сталъ прежнимъ человкомъ. Но это было только на минуту! Теперь я не прошу у васъ ничего кром прощенія. Я ухожу, Валенсія. Прощайте! Не объясняйте мн ничего. Я врю вамъ.
Онъ протянулъ ей руку.
Она не взяла ея и пристально смотрла ему въ лицо. Джорджъ повернулся и, опустивъ голову, пошелъ къ двери.— Джорджъ!
Онъ остановился на мст, но не ршался взглянуть на нее.
— Джорджъ, скажите мн что вы все еще любите меня.
— Ахъ, моя любовь, моя радость…
Онъ проговорилъ это, все еще не поднимая головы.
— Я врю что вы меня любите, потому что довряете мн, и за это доврюсь и вамъ: я скажу вамъ все что знаю, и если вы меня любите, то въ вашемъ сердц не останется мста для мести.
Онъ съ удивленіемъ смотрлъ какъ она встала и подошла къ звонку. Онъ не понималъ что она хочетъ длать. Валенсія позвонила и сказала вошедшему слуг:
— Вы найдете въ библіотек мистера Кливланда. Пожалуйста, попросите его сюда на минуту.
Кливландъ вошелъ и.затворилъ за собою дверь.
— Мистеръ Кливландъ, сказала Валенсія,— мистеръ Друмондъ сейчасъ прочтетъ вамъ отрывокъ одного письма.
Съ этими словами она вынула письмо и подала его Джорджу.
— Прочтите его вслухъ… Я врю вамъ, сказала она. Джорджъ машинально началъ читать:
…’Я слышала что вы собираетесь выйти замужъ за человка который живетъ по сосдству съ вами. Выслушайте же со смертнаго одра одной изъ его жертвъ, что это за человкъ, и потомъ выходите за него замужъ если сможете, если посмете. Я обманула и бросила честнаго человка изъ-за него, изъ-за… ‘
— Боже!
Письмо выпало изъ рукъ Джорджа. Онъ опустился въ кресло и низко склонилъ голову.
— Милый мой! сказала Валенсія подходя къ нему, — я знала что могу положиться на вашу любовь ко мн.
— Что значитъ вся эта комедія? спросилъ Кливландъ.
— Уйдемъ отсюда, Джорджъ! сказала Валенсія.
— Не трудитесь! усмхаясь сказалъ Кливландъ.— Мн кажется, я начинаю понимать въ чемъ дло, хотя мн помнится что того человка отъ котораго она убжала звали не Друмондомъ. Друмондъ, я не такой негодяй какимъ кажусь. Я вижу что мн здсь не мсто и ухожу, но прежде попрошу васъ простить меня за ту гадость которую я съ вами сдлалъ въ Вестъ-Индіи. Но правд сказать, это оказалось дружескою услугой, потому что она была сама… ну, да что? она уже умерла. Валенсія, вы хорошая двушка, и я сталъ бы хорошимъ человкомъ если бы женился на васъ.
Онъ вышелъ изъ комнаты.
Дверь еще не успла затвориться за нимъ, какъ Джорджъ и Валенсія очутились въ объятіяхъ другъ друга.

ГЛАВА XXVIII.

Выйдя изъ виллы Валенсіи, Сэттонъ Кливландъ тихонько пошелъ по направленію къ Ницц. Онъ не могъ подавить въ себ глубокаго чувства недовольства и досады. До сихъ поръ онъ былъ очень непостояннымъ человкомъ и хвалился своимъ непостоянствомъ, по теперь онъ собирался серіозно остепениться женясь на Валенсіи. Онъ находилъ что для нея стоило быть постояннымъ. До сихъ поръ онъ не встрчалъ двушки ради которой, по его мннію, стоило отказаться отъ свободы, и ему было больно и обидно видть свои планы разрушенными ею, впрочемъ не ею, а Провидніемъ и еще кмъ-то другимъ.
Но кто былъ этотъ другой? Кто могъ написать Долоресъ осенью о затянной имъ ‘escapade’? Такимъ милымъ словомъ охарактеризовалъ онъ свое намреніе жениться на Валенсіи. Это слово вообще удобно для человка который любитъ развлекаться на чужой счетъ.
Кливланду не стоило большаго труда придти къ извстному заключенію по этому поводу. Сообщницей Провиднія на этотъ разъ была, конечно, Гвендоленъ Кардью. Она одна во всей Англіи знала объ его вестъ-индскихъ похожденіяхъ. Она слышала о нихъ годъ тому назадъ отъ его отца который разказалъ ей объ этомъ за недлю до своей смерти. Бдному старику тогда очень хотлось пристроить сына женивъ его на Гвенъ, и онъ счелъ своею обязанностію познакомить свою будущую невстку со всми его escapades какія онъ только могъ припомнить, для того чтобъ она впослдствіи держала его въ рукахъ.
Но посл смерти отца взгляды Сэттона значительно расширились, и ему стало казаться что Гвенъ не такая двушка ради которой можно обречь себя на вчное постоянство. Онъ сталъ держаться дальше отъ нея, и вскор разнесся слухъ объ его предполагаемой помолвк съ мисъ Мертаунъ.
Теперь ему стало ясно что Гвенъ тогда ршила помшать этому и написала Долоресъ письмо побудившее ту, въ свою очередь, написать Валенсіи.
Думая о конечномъ оборот дла онъ не могъ удержаться отъ злорадной улыбки: Провидніе, очевидно, не заботилось объ интересахъ своей сообщницы, и результатъ вышелъ совсмъ не тотъ котораго она желала. Теперь Гвенъ добивалась чтобъ онъ женился на Валенсіи для того чтобы самой получить Джорджа Друмонда. И онъ дйствительно женился бы на ней, не будь этого письма Долоресъ.
Но затмъ имъ овладли гораздо мене забавныя размышленія. Что скажутъ люди, когда узнаютъ о томъ что его помолвка съ Валенсіей разошлась?
Онъ мысленно перебиралъ всхъ своихъ знакомыхъ: одни будутъ смяться зло, другіе грубо и цинично, третьи насмшливо. Многіе скажутъ что ему досталось по-дломъ, многіе — главнымъ образомъ, религіозно настроенные люди — будутъ торжествовать надъ посрамленіемъ въ его лиц неврія въ Божіе правосудіе.
Благодаря всмъ этимъ мыслямъ, онъ вступилъ на Promenade des Anglais въ самомъ сердитомъ настроеніи. Вдругъ онъ услыхалъ за собою женскій смхъ и голосъ Гвендоленъ Кардью.
— Я не видала васъ цлыхъ два дня. Не встрчали ли вы гд-нибудь Джорджа Друмонда?
Кливландъ обернулся и, взглянувъ ей въ лицо, засмялся грубымъ, наглымъ смхомъ.
— Какъ же! сказалъ онъ,— встрчалъ. А у васъ съ нимъ назначено свиданіе?
— Нтъ, не то чтобы свиданіе, но мн все-таки надо знать гд онъ въ настоящую минуту.
— Онъ сидитъ теперь въ саду виллы Валенсіи, обнявъ за талію мисъ Мертаунъ и время отъ времени цлуя ее.
— Какъ? что вы хотите сказать?
— Именно то что сказалъ. Вы дьявольски умны, Гвенъ, даже немножко черезъ край! Вы, вроятно, думали что поступили очень догадливо написавъ Долоресъ осенью когда еще имли на меня виды?
— Неужели она написала ей? Не можетъ-быть! Мы знали бы объ этомъ раньше.
— Да, она написала ей, но письмо дошло до Валенсіи только сегодня. Оно было прочтено мн вслухъ по приказанію Валенсіи тмъ самымъ человкомъ который былъ женихомъ Долоресъ. Жаль что онъ не женился на ней!
— Кто же онъ?
— Джорджъ Друмондъ.
— Сядемъ!
Они сли на скамейку въ тни пальмы.
— Разказывайте, задыхаясь проговорила Гвенъ.
— Я разказалъ вамъ все. Друмондъ долженъ былъ жениться на Долоресъ которую я увезъ, а теперь женится на Валенсіи которая была моею невстой… И все это изъ-за вашей проклятой хитрости! Теперь я сдлаюсь посмшищемъ всей Ривьеры: пасторы начнутъ говорить проповди на мой счетъ, Babby Baiser сочинитъ про меня псенку… и все изъ-за васъ и вашего хваленаго ума!
Гвендоленъ молчала и задумчиво смотрла по направленію къ Cap Martin. Издали доносились звуки оркестра игравшаго ‘La donna е mobile’.
— Да, воображаю себ какъ это будетъ пріятно, продолжалъ-ворчать Кливландъ.— Лордъ Гленмеркъ скажетъ по поводу меня поученіе, а Ньютонъ въ это время будетъ скалить зубы, держа зонтикъ надъ его головою. Анджела Браунъ истощитъ по моему адресу вс стрлы своего остроумія… Не найдетъ ли вашъ умъ средства вывести меня изъ этого глупаго положенія? Я былъ бы вамъ очень благодаренъ.
— Вы можете выйти изъ него, вскричала Гвенъ, — и не только выйти, по еще посмяться надъ ними.
— Въ самомъ дл? какимъ же образомъ?
— Обвнчайтесь со мною завтра.
— Съ вами? да вы съ ума сошли!
— Ну, да, со мною. Неужели вы не можете понять что это единственный выходъ изъ той каши которую… заварили мы вс? Если вы женитесь на мн, то общество подумаетъ что вы бросили Валенсію, а не она васъ, и общій смхъ обратится на нее. Поняли?
Кливландъ долго смотрлъ на нее удивленными глазами и, наконецъ, разсмялся.
— Чортъ возьми! а вдь она права! Вотъ что, Гвенъ: я, честное слово, готовъ жениться на васъ завтра же если только это можно устроить такъ скоро.
— Предоставьте это мн!
Онъ предоставилъ это ей.
Они обвнчались, и свтъ сказалъ… не совсмъ то что они думали.
Онъ сказалъ что Гвенъ самая подходящая жена для Кливланда.
Такой злостной насмшки они и предположить не могли.
Слдующею новостію было объявленіе помолвки мисъ Анджелы Браунъ съ мистеромъ Исаакомъ Ньютономъ изъ Инчополиса.
Извстіе это было принесено лордомъ Балисиди Нор и Валенсіи черезъ нсколько дней посл того какъ мистеръ Мертаунъ примирился съ мыслію о помолвк своей дочери съ мистеромъ Друмондомъ.
— Ньютонъ находится въ состояніи остраго мозговаго разстройства, сказалъ лордъ Балисиди.— Онъ пришелъ ко мн по поводу Анджелы вчера ночью, и я посовтовалъ ему попытать сегодня счастія. Утромъ онъ явился къ Андрею Гленмерку, и Андрей заявилъ что не можетъ придумать ничего лучшаго какъ для духовнаго, такъ и для матеріальнаго благополучія своей дочери. Ньютонъ предложилъ положить на имя Анджелы миліонъ. Но Андрей боялся что его легкомысленная дочь только засмется надъ предложеніемъ такого серіознаго человка какъ Исаакъ Ньютонъ. Однако, онъ ошибся: Анджела бросилась къ нему на шею. Я совтовалъ ей сдлать это и очень радъ что она послушалась. Да вотъ они и сами идутъ сюда!
Дйствительно, на веранд показалась сіяющая Анджела подъ руку съ мистеромъ Ньютономъ, и начались поцлуи и поздравленія.
— Вотъ что, будущій дядюшка, началъ Ньютонъ,— вдь мн надо потолковать съ вами объ одномъ дл. Отчего вы мн раньше не сказали что владете тремя тысячами акровъ превосходныхъ ирландскихъ болотъ?
— Моя скромность мшала мн похвастаться этимъ, отвчалъ Балисиди.— Пусть другіе заботятся о распространеніи моей славы.
— Великій адмиралъ! да вдь я ищу такого человка уже цлыя пять лтъ. Я предсдатель Общества Вывоза Ирландіи въ Америку. Вотъ видите ли: въ Штатахъ теперь приблизительно пятнадцать миліоновъ Ирландцевъ, и каждый изъ нихъ, тоскуетъ по родной ирландской земл. Мы имъ дадимъ этой земли, дадимъ столько сколько ея можно перевезти черезъ океанъ. Мы разчитываемъ что въ каждомъ Ирландц патріотизма хватитъ приблизительно на 25 центовъ, и за эту сумму каждый изъ нихъ можетъ получить столько родной земли сколько ея войдетъ въ боченокъ вмстимостію въ 1/4 галона. Понимаете?
— Кажется, немножко начинаю догадываться.
— Вы видите что это дло страшно выгодно для всхъ: капиталъ общества равенъ двумъ миліонамъ доларовъ, при чемъ на долю землевладльца приходится 250 тысячъ.
— Погодите, дайте мн раздлить на пять. Я не умю считать доларовъ, сказалъ Балисиди.— 50.000 фунтовъ приходится на мою долю?
— Такъ точно. Нашъ ежегодный вывозъ земли изъ Ирландіи (а болотная земля ложится плотне всего) простирается до пяти тысячъ тоннъ. Высчитайте, какой она дастъ доходъ если ее продать по 25 центовъ за четверть галона! Каждый ирландскій патріотъ возьметъ по четверти галона, а ихъ у насъ по меньшей мр пятнадцать миліоновъ. Всей вашей Ирландіи не хватитъ на нихъ. Право, я напишу вамъ чекъ на сто тысячъ доларовъ въ счетъ будущей продажи.
— Нора, радость моя, приди въ мои объятія! вскричалъ Балисиди.— Я беру вашъ чекъ, Ньютонъ, хоть мн и горько продавать родную землю. Еще счастіе что она попадетъ въ ирландскія руки!
Краска смущенія еще не успла сбжать съ лица Норы какъ на веранду вошелъ человкъ и подалъ ей телеграму. Она распечатала ее и прочла вслухъ.
— Это отъ моей лондонской тетки, Смитъ и Ко, знаете? сказала она.— Я писала ей что ршила выйти замужъ за Патси, и вотъ ея отвтъ: ‘Сердечно поздравляю. Не хочу чтобы ты выходила замужъ съ пустыми руками и въ день свадьбы положу на твое имя двадцать тысячъ фунтовъ’.
— Я пройдусь по саду, сказалъ лордъ Балисиди.
— Наша свадьба будетъ не раньше трехъ мсяцевъ, ршительнымъ голосомъ сказалъ Ньютонъ.— Я не хочу чтобы говорили что дочь лорда Гленмерка сдлала msalliance. Я велю по телеграфу своему агенту купить мн первое свободное мсто въ сенат и это дастъ мн тотъ же титулъ который иметъ она: ‘Высокопочтенный {Honourable — титулъ членовъ парламента въ Англіи и сената въ Америк.} Исаакъ Ньютонъ сочетается бракомъ съ высокопочтенною Анджелою Браунъ’, и все будетъ прекрасно.
Онъ дйствительно ‘сочетался съ нею бракомъ’ черезъ три мсяца. Со времени своего отъзда изъ Ривьеры онъ сталъ относиться мене серіозно къ дламъ вры. Его тесть боится какъ бы онъ не оказался отступникомъ, и большинство раздляетъ его опасенія.
Анджела пользуется огромнымъ успхомъ въ Нью-Іорк. О послднемъ ея бал говорили вс газеты.

КОНЕЦЪ.

‘Русскій Встникъ’, NoNo 1—5, 1899

Мур Франкфорт
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Сверкающее колесо, Ла-Ир Жан Де, Год: 1908
  2. Робеспьер, Гальдемар Анж, Год: 1899
  3. Калеб Виллиамс. Часть третья, Годвин Уильям, Год: 1794
  4. В конец испорчен!, Дункер Дора, Год: 1889
  5. Парикмахер Тюрлюпэн, Перуц Лео, Год: 1924
  6. Гедеон Флис, Люси Генри, Год: 1883
  7. Чистые сердца, Гальт Мари-Робер, Год: 1884
  8. Калеб Виллиамс. Часть четвертая, Годвин Уильям, Год: 1794
Электронная библиотека