НОВАЯ ПОВСТЬ БРЕТЪ ГАРТА
‘МИЛЛІОНЕРЪ‘.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
Миллионер, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1888
Время на прочтение: 54 минут(ы)
Ну ужь теперь сомннія нтъ и не можетъ быть: онъ нашелъ золото.
Всего одну минуту назадъ оно мелькнуло передъ нимъ въ вид неуклюжаго куска темнаго кварца съ желтыми, металлическими жилками, минеральная порода была настолько мягка, что его остроконечная кирка могла пробить ея золотоносную сердцевину, но настолько тяжела, что не удержалась на кончик кирки, когда онъ пытался приподнять кварцъ съ красной земли.
Все это онъ ясно видлъ теперь, хотя и очутился, самъ не понимая, какимъ образомъ, въ нкоторомъ разстояніи отъ мста своего открытія, съ сердцемъ безумно бьющимся, съ тяжело вздымающеюся грудью. Онъ медленно и безсознательно пошелъ прочь, по временамъ останавливаясь и безсмысленно озираясь. Онъ надялся, что инстинктъ или сила привычки поможетъ ему опомниться и, однако, увидавъ сосда, работавшаго на смежномъ пріиск, попятился назадъ и затмъ повернулся къ нему спиной.
И однако всего лишь мгновеніе тому назадъ онъ готовъ былъ бжать къ нему и закричать: — провалиться мн на этомъ мст! а вдь я нашелъ! Но это мгновеніе прошло, и теперь ему казалось, что онъ не въ силахъ крикнуть, а еслибы и крикнулъ, то восклицаніе вышло бы принужденнымъ и искусственнымъ. Не могъ онъ также спокойно подойти къ сосду и хладнокровно объявить о своей находк: и вотъ частію по какой-то диковинной застнчивости, частію въ надежд, что если еще разъ взглянетъ на свое сокровище, то придетъ въ нормальное состояніе, онъ вернулся къ своей шахт.
Да, вотъ она! вотъ та жила, которую онъ такъ долго искалъ. Вотъ она тугъ передъ нимъ, наперекоръ насмшливымъ отрицаніямъ враговъ, вотъ практическія доказательства его теорій, награда его упорнаго труда. Тутъ, тутъ она! Но почему-то онъ не только не могъ припомнитъ первой радости открытія, а испытывалъ какое-то смутное сознаніе отвтственности и тревогу. Для человка въ его положеніи находка равнялась огромному богатству: быть можетъ нсколькимъ сотнямъ тысячъ долларовъ, если жилу разработать какъ слдуетъ!
Съ ршительной тревогой снова вышелъ онъ изъ шахты на солнечный свтъ и просторъ. Сосдъ все еще виднлся на смежномъ пріиск, но онъ, очевидно, пересталъ работать и задумчиво курилъ трубку подъ большой сосной. На секунду онъ позавидовалъ его наружному довольству. Въ немъ проснулось даже и необъяснимое желаніе бжать къ нему и смутить его безпечную бдность сообщеніемъ о найденномъ клад. Но и это ощущеніе быстро прошло, и онъ снова безсмысленно уставился на окрестность.
Какъ только-что открытіе его обнародуется, и его цнность будетъ опредлена, онъ пошлетъ за женой и дтьми въ Соединенные Штаты, онъ выстроитъ прекрасный домъ на противоположномъ холм, если она на это согласится, если она не предпочтетъ, ради дтей, поселиться въ Сан-Франциско.
Сознаніе потери независимости, перемны въ обстоятельствахъ, лишающей его свободы дйствія, начинало тяготить его среди веселыхъ проектовъ. Связь съ другими членами семьи, ослабвшая отъ разлуки и его личнаго ничтожества, должна вновь окрпнуть. Онъ долженъ помочь сестр Джэнъ, брату Уильяму, бднымъ родственникамъ жены. Было бы несправедливо сказать, что онъ думалъ объ этихъ вещахъ съ чувствомъ, чуждымъ великодушія: но все же онъ испытывалъ смущеніе и растерянность,
Тмъ временемъ, однако, сосдъ докурилъ трубку, выколотилъ изъ нея золу, внезапно всталъ и положилъ конецъ его нершительности, направясь къ нему. Владтель клада пошелъ было ему навстрчу, но затмъ нершительно остановился.
— Эй, Слиннъ! закричалъ сосдь доврчиво.
— Я самый, Мастерсъ, отвтилъ слабо Слиннъ.
— Чего вы тамъ застряли? Въ чемъ дло?
И вдругъ, замтивъ блдное и встревоженное лицо Слинна, прибавилъ:
— Вы больны?
Слиннъ готовъ былъ сказать ему о своей удач, но промолчалъ. Тревожный вопросъ подтвердилъ его сознаніе о своемъ физическомъ и умственномъ разстройств, и онъ побоялся показаться смшнымъ въ глазахъ товарища. Онъ сообщитъ ему поздне. Мастерсу не зачмъ знать,— кслда онъ нашелъ золото. Кром того, въ томъ состояніи смущенія и безпокойства, въ какомъ онъ находился, онъ путался торопливыхъ, практическихъ разспросовъ, если сообщить это такому человку какъ Мастерсъ.
— У меня голова кружится, сказалъ онъ, прикладывая руку во лбу.
Мастерсъ пристально оглядлъ его срыми, зоркими глазами.
— Знаете, что я вамъ скажу, дружище! если вы не бросите эту, Богомъ проклятую, шахту, то рехнетесь! Говорю вамъ, что вы идете на гибель.
Вотъ удобный случай сообщить ему все и оправдать врность своихъ теорій!
Но онъ опять промолчалъ, и къ смущенію его примшивалась какая-то странная боязнь умственнаго напряженія, связаннаго съ объясненіемъ. Онъ страдальчески улыбнулся я пошелъ прочь.
— Послушайте-ка, дружище! сказалъ Мастерсъ наставительно, вамъ слдуетъ пропустить рюмочку виски для ободренія. Пойдемте со мной! Чортъ побери! выпьемъ вмст въ послдній разъ! Не глядите такъ растерянно! Я хочу сказать… я поршилъ десять минутъ назадъ бросить эту чортову шахту и взяться за новый участокъ. Мн надоло попусту терять время и трудъ. Потому-то я и говорю, что мы выпьемъ въ послдній разъ. Вы знаете мою манеру: сказано, сдлано.
Это была правда. Слиннъ часто завидовалъ быстрот и ршительности Мастерса. Но теперь онъ съ чувствомъ облегченія поглядлъ ему въ лицо. Онъ уходитъ! И ему, Слинну, незачмъ объясняться.
Онъ пробормоталъ что-то о недосуг. Онъ боялся, что Мастерсъ захочетъ идти въ его шахту.
— Вы, вроятно, хотите отправить это на почту, сухо проговорилъ Мастерсъ. Почта отходитъ только завтра утромъ, и вы успете до тхъ поръ дописать письмо и вложить его въ конвертъ.
Слдуя за глазами Мастерса, Слиннъ въ крайнему своему удивленію, увидлъ, что держитъ въ рук недописанное письмо. Откуда оно взялось, когда онъ написалъ это, онъ ршительно не могъ сказать, онъ смутно помнилъ, что однимъ изъ его первыхъ движеній было написать жен, но что онъ это уже сдлалъ, объ этомъ онъ совсмъ позабылъ. Онъ поспшно спряталъ письмо въ карманъ жилета съ безсмысленной улыбкой. Мастерсъ глядлъ на него полупрезрительно, полусострадательно.
— Не положите въ разсянности письма въ древесное дупло, замтилъ онъ. Ну-съ, а затмъ… такъ какъ вы не желаете со мной выпить… счастливо оставаться.
И повернувшись Мастерсъ ушелъ.
Слиннъ наблюдалъ за нимъ, пока онъ не скрылся изъ вида, а затмъ съ облегченнымъ сердцемъ пошелъ своей дорогой.
Онъ былъ теперь одинъ съ самимъ собой и съ своимъ сокровищемъ. Единственный человкъ въ мір, знавшій въ точности положеніе его шахты, уходитъ навсегда. Врядъ ли этотъ случайный товарищъ послднихъ двухъ или трехъ недль, вернется въ эту мстность. Онъ остается теперь самъ-другъ съ своимъ кладомъ, пока не составитъ плана или не отыщетъ друга, которому могъ бы довриться. Замкнутая жизнь, привычка углубляться въ самого себя создали вокругъ него пустыню. А хотя онъ усидчиво выработалъ теорію нахожденія золота, но никогда не занимался методомъ и способомъ его обработки. И теперь, когда онъ всего боле нуждался въ своемъ ум, откуда такое странное помраченіе его умственныхъ способностей!
Терпніе! ему нужно только немного отдохнуть, чтобы совсмъ оправиться. На большой дорог у поселка стоитъ широкая каменная скамья подъ большимъ деревомъ — тнистое убжище, гд онъ часто дожидался прибытія почтовой кареты. Онъ пойдетъ туда и когда совсмъ отдохнетъ, вернется домой.
Но по дорог онъ завернулъ въ рощу и безъ всякой другой цли, повидимому, какъ найти дупло въ дерев.
‘Дупло въ дерев!’ Да! объ этомъ говорилъ Мастерсъ, онъ ясно это помнилъ, но что такое надо было сдлать съ дупломъ — этого онъ не помнилъ. Однако онъ сдлалъ это — положилъ туда письмо — и какъ разъ во-время, такъ какъ, дойдя до скамьи, повалился на нее какъ пластъ.
И теперь, странно сказать, смущеніе и безпокойство, овладвшія имъ съ той самой минуты, какъ онъ открылъ свое сокровище, оставили его, точно бремя, которое ему удалось свалить съ плечъ. Безграничное спокойствіе овладло имъ и сквозь него проносились чудныя виднія о найденномъ богатств, и они больше не тревожили его, а радовали, онъ создастъ счастіе и благосостояніе кругомъ себя. Не только жену, дтей, близкихъ и дальнихъ родственниковъ, но всхъ знакомыхъ облагодтельствуетъ онъ.
Солнце заходило какъ будто въ розовыхъ лучахъ его счастія. Затмъ наступили сумерки и смнились ночнымъ мракомъ. Онъ терпливо сидлъ, какъ бы не замчая этого.
Но когда на другое утро, при яркомъ свт солнца, показалась почтовая карета, при шум проснувшейся жизни кучеръ неожиданно остановилъ свою рзвую четверку около укромной скамьи подъ деревомъ. Почтальонъ слзъ съ козелъ и подошелъ къ тому, что казалось какой-то кучею платья.
— Онъ, кажется, не пьянъ, отвтилъ онъ на сварливый вопросъ пассажировъ. Не понимаю, что съ нимъ. Глава у него открыты, но онъ не говоритъ и не шевелится. Взгляните-ка, докторъ.
Грубый, совсмъ не профессіональнаго вида, человкъ вылзъ изъ кареты и, безпечно растолкавъ другихъ пассажировъ, наклонился надъ грудой платья.
— Онъ умеръ? спросилъ одинъ изъ пассажировъ.
Грубый человкъ мягко опустилъ обратно безжизненную голову.
— Нтъ, къ несчастію для него, онъ не умеръ, проговорилъ онъ коротко. Его хватилъ параличъ… и знатный. Хитро будетъ, коли онъ когда-нибудь теперь пошевелится или заговоритъ.
Когда Эльвинъ Мольреди объявилъ о своемъ намренія сажать картофель и садовые овощи на зеленыхъ скатахъ Лосъ-Гатосъ, золотопромышленники этого округа, и жители прилегающей деревушки, отнеслись къ этому съ презрительнымъ равнодушіемъ, которое питаютъ вс авантюристы ко всякаго рода буколическимъ затямъ и стремленіямъ.
Никто не протестовалъ противъ занятія двухъ скатовъ холма, который такъ мало общалъ въ смысл добычи золота, что говорили, что его прежній арендаторъ, Слиннъ, когда-то сошелъ съ ума или впалъ въ идіотизмъ отъ неудачныхъ поисковъ.
Единственный протестъ, страннымъ образомъ, явился со стороны первоначальнаго землевладльца — нкоего дона Рамона Альваредо, претензіи котораго на семи-верстное протяженіе холмовъ и долинъ, включая цвтущіе нын города Савименто и Красный-Догъ,— встрчались хохотомъ и насмшками всхъ рудокоповъ и скуатеровъ.
— Туда же, воображаетъ, что мы пришли сюда за семь верстъ киселя хлебать, чтобы его чортова земля давала ему доходы, какъ же! иронически замтили они.
Мольреди конечно было извинительно примкнуть къ общественному мннію, но по странному противорчію, свойственному человку, это не помшало ему пойти къ дону Рамону и предложить купить у него землю или же платить ему аренду продуктами.
Говорятъ, что донъ Рамонъ былъ такъ пораженъ этой уступкою, что не только отдалъ землю, но еще завелъ родъ дружбы съ простодушнымъ земледльцемъ и его семействомъ.
Врядъ ли нужно прибавлять, что на эту дружбу золотопромышленники взирали съ тмъ презрніемъ, какого она заслуживала. Ихъ презрніе было бы еще сильне, знай они мнніе дона Рамона объ ихъ промысл, которое онъ сообщилъ и Мольреди.
— Они дикари и хотятъ жать, гд не сяли, брать изъ земли и ничего не возвращать ей, кром своихъ драгоцнныхъ костей, язычники, поклоняющіеся тмъ самымъ камнямъ, которые они вырываютъ изъ земли.
— А разв не было испанцевъ, которые бы добывали золото? спросилъ добродушно Мольреди.
— Ахъ! были испанцы, были и мавры! отвчалъ донъ Рамонъ, сентенціозно, золото добывалось и кавалерами, но добра изъ этого никогда не выходило. Не пристало дворянину. пачкаться съ золотомъ, не говоря уже о проклятіи.
— Проклятіе! повторила Меми Мольреди съ двическимъ суевріемъ,— что это значитъ?
— Вы не знаете, другъ Мольреди, что когда эти земли были пожалованы моимъ предкамъ Карломъ V, то епископъ Монтерэ наложилъ проклятіе на тхъ, кто осквернитъ ихъ. Ну вотъ, слушайте дальше. Изъ трехъ американцевъ, основавшихъ вонъ тотъ городъ, одинъ былъ застрленъ, другой умеръ отъ лихорадки — отравленный, понимаете, почвой,— а третій съ ума сошелъ. Даже ученый {Донъ Рамонъ намекалъ на натуралиста Дуглоса, постившаго Калифорнію до золотой горячки и умершаго отъ удара на Сандвичевыхъ островахъ.}, прізжавшій много лтъ тому назадъ соглядатайствовать за деревьями за травами, былъ наказанъ за свое святотатство и умеръ неестественной смертью. Но, прибавилъ донъ Рамонъ съ степенной вжливостью, это васъ не касается. Черезъ меня вы здсь у себя, на своей земл.
И дйствительно казалось, что если не быстрое, то врное благосостояніе было результатомъ владльческаго покровительства дона Рамона. Картофель и овощи процвтали, роскошная почва вознаграждала за труды сторицей и даже солнце смялось надъ обычнымъ раздленіемъ временъ года, допуская необычайныя и преждевременныя жатвы.
Поселенцы, сидвшіе на соленой свинин и сухаряхъ, не смотря на презрніе къ труду Мольреди, не пропустили случая перемнить діэту. Золото, извлекаемое ими изъ земли, переходило въ его карманы взамнъ его боле скромныхъ сокровищъ. Избушка, пріютившая вначал его семью — жену, сына и дочь — была покинута для боле удобнаго и просторнаго дома на противоположномъ холм. Блый заборъ замнилъ простую грубую изгородь. Мало-по-малу первые признаки культуры — вывороченные комки красной земля, грудки хвороста, голая пашня и груды камня исчезли и уступили мсто зеленому ковру, превратившему въ оазисъ дикую пустыню. Только въ вод отказано было новому Эдему — и то количество, какое необходимо было для орошенія полей, привозилось изъ дальняго пруда скупо и съ большими издержками.
Въ виду этого Мольреди задумалъ вырытъ артезіанскій колодезь на солнечномъ скат позади своего дома, конечно не безъ серьезной консультаціи съ своимъ испанскимъ патрономъ и сильныхъ возраженій съ его стороны. Съ большой убдительностью донъ Рамонъ доказывалъ, что взрывать ндра земли было не только преступленіемъ противъ ггрироды, почти равнымъ съ устройствомъ шахтъ и туннелей, но и нарушеніемъ священныхъ интересовъ.
— Я и мои предки, Санъ-Діего упокой ихъ души! говорилъ донъ Рамонъ, осняя себя крестомъ,— довольствовалась колодцами и цистернами, наполняемыми небомъ въ опредленное время, скотъ, даромъ что безсловесный, умлъ тоже находить воду, которая ему была нужна. Но ты говоришь правду, прибавилъ онъ, вздыхая, что это было раньше, тмъ потоки и дождь были осквернены языческими машныами и отравлены ихъ пной. Ступай, другъ Мольреди, рой и буравь, если хочешь, но по-христіански, а не посредствомъ грховныхъ землетрясеній, производимыхъ дьявольскимъ порохомъ.
Посл этой уступки Эльвинъ Мольреди сталъ рыть свою первую артезіанскую шахту. Но безъ помощи пара и пороха дло медленно подвигалось. Огородъ не страдалъ тмъ временемъ, такъ какъ Мольреди нанялъ двухъ китайцевъ ухаживать за нимъ, пока онъ наблюдалъ за прорытіемъ колодца. Это пустое обстоятельство составило эпоху въ общественномъ положеніи фамиліи. М-съ Мольреди сразу получила серьезное значеніе среди сосдей. Она говорила про ‘рабочихъ’ мужа, она толковала о ‘предпріятіяхъ’ м-ра Мольреди, разумя подъ этимъ колодезь, и обуздывала грубоватую фамильярность своихъ покупателей къ хорошенькой Меми Мольреди, своей семнадцатилтней дочк. Простодушный Эльвинъ Мольреди съ удивленіемъ глядвъ на то, какъ всходили смена, зароненныя въ женскую натуру и дающія пышный цвтъ при первыхъ лучахъ солнца фортуны.
— Послушай-ка, Мальви, ты ужь очень носъ воротишь отъ молодцовъ, что ухаживаютъ за Меми. Точно она имъ не пара.
— Неужели ты хочешь этимъ сказать, Эльвинъ Мольреди, отвчала м-съ Мольреди съ внезапной суровостью, что думаешь выдать нашу дочку за простаго рудокопа, или же что я позволю ей выйдти замужъ за человка не нашего круга?
— Не нашего круга, безпомощно повторялъ Мольредя, уставясь въ изумленіи на нее и затмъ переводя глаза то на сына, то на китайцевъ, копавшихъ капусту.
— О! ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, рзво объявила м-съ Мольреди, нашъ кругъ — это Альфредо и его пріятели! Разв старый донъ не приходитъ къ намъ ежедневно и разв его сынъ не подходящій женихъ для Меми? И разв они здсь не первая фамилія… все равно, дворяне? Нтъ, предоставь Меми мн и занимайся колодцемъ, еще не родился мужчина, который бы что-нибудь смыслилъ въ этихъ длахъ или зналъ свои обязанности передъ своей фамиліей.
Какъ и вс мужчины вообще, Мольреди охотно соглашался съ мнніемъ, предоставлявшимъ мелочи жизни въ женскія руки, и пошелъ на свою шахту. Но въ это утро онъ былъ смущенъ. Онъ былъ слишкомъ преданный мужъ, чтобы не гордиться неожиданной проницательностью и сообразительностью жены, хотя, подобно всмъ мужьямъ, былъ нсколько этимъ озадаченъ. Онъ старался не думать объ этомъ. Но, глядя съ холма на свою небольшую усадьбу, постепенно расширявшуюся и процвтавшую подъ его управленіемъ, онъ почувствовалъ приливъ такого же честолюбія, какое проявила его дражайшая половина.
Въ самомъ дл, чмъ онъ хуже дона Рамона? Но, однако, въ душ онъ сомнвался, чтобы донъ Рамонъ съ этимъ согласился и вотъ, отравленный женскимъ тонкимъ ядомъ, онъ почти возненавидлъ своего стараго благодтеля. Онъ глядлъ на маленькій Эдемъ, гд его Ева только-что соблазнила его роковымъ плодомъ, и почувствовалъ, что навки утратилъ способность мирно и невинно имъ наслаждаться.
Къ счастію вскор посл этого донъ Рамонъ умеръ. Невроятно, чтобы онъ догадывался о любовныхъ планахъ м-съ Мольреди на счетъ его сына, наслдовавшаго отцовскому имнію, которое жестоко обкарнали родственники и кредиторы.
Миссисъ и миссъ Мольреди присутствовали на похоронахъ въ дорогомъ траур, выписанномъ изъ Сакраменто. Даже кроткаго Эльвина облекли въ черный сюртукъ, обличившій его добродушную, но безспорно вульгарную наружность. М-съ Мольреди открыто говорила о своей ‘потер’, объявляла, что старыя фамиліи вымираютъ и внушила женамъ вновь прибывшихъ въ Красный Догъ поселенцевъ мысль, что ея собственная фамилія въ родств съ Альваредами и что здоровье ея мужа не особенно крпко. Она выказывала материнское участіе осиротвшему дону Цезару. Сдержанный по природ, какъ и его отецъ, онъ былъ еще церемонне, удрученный своей потерей. И, быть можетъ, изъ застнчивости, чувствуя пристрастіе къ Меми Мольреди, онъ рдко пользовался любезнымъ гостепріимствомъ ея матери. Но онъ исполнилъ намреніе отца, продавъ за небольшую сумму Мольреди участокъ земли, арендуемый имъ. Мысль о покупк земли подана была м-съ Мольреди.
— Такимъ образомъ она останется въ роду, замтила эта хитрая особа и гораздо приличне, чтобы мы были землевладльцами, а не арендаторами.
Прошло нсколько недль, и вотъ разъ утромъ ее поразилъ голосъ мужа, доносившійся съ холма, откуда онъ опрометью бжалъ домой. Меми была въ своей комнат, гд надвала новое розовое ситцевое платье, въ честь ожидаемаго визита юнаго дона Цезара, а м-съ Мольреди подметала и прибирала въ дом въ виду того же событія. Что-то въ тон голоса мужа, а также и возвращеніе его домой въ необычный часъ, заставило ее бросить половую щетку и выбжать къ нему навстрчу изъ кухни. Она увидла, что онъ бжалъ черезъ гряды съ капустой, съ краснымъ и возбужденнымъ лицомъ и съ такими блестящими глазами, какихъ она не видывала у него уже долгіе годы. Она припомнила, хотя безъ всякаго умиленія, что такимъ именно видла она его, когда позвала, въ бытность его простымъ батракомъ на ферм ея отца въ Иллинойс, чтобы сообщить о согласіи ея родителей на ихъ бракъ. Воспоминаніе было тмъ неудобне, что онъ охватилъ ее обими руками и звонко поцловалъ въ увядшую щеку.
— Помилосердуй, Мольреди! воскликнула она, сгоняя передникомъ нчто въ род румянца, вспыхнувшаго на ея лиц, до того ли, когда гости могутъ прійдтя съ минуты на минуту.
— Мальви! я нашелъ его! и нашелъ здорово.
Она высвободилась изъ его объятій равнодушная, и блестящими, по хитрыми и наблюдательными глазами поглядла на него.
— Я нашелъ его въ колодц. Ту самую жилу, какой доискивались рудокопы. Теперь ты и Меми богачихи: золота видимо-невидимо.
— Подожди минутку.
Она поспшно оставила его и, подойдя къ лстниц, закричала къ его великому удивленію.
— Меми, сними новое платье.
Послышалось восклицаніе неудовольствія Меми.
— Теб говорятъ! еще строже сказала мать.
Меми стихла. М-съ Мольреди вернулась къ мужу. Перерывъ этотъ какъ-то потушилъ его радость. Онъ сразу угомонился и сталъ ждать, что она скажетъ.
— Ты никому еще не говорилъ?
— Нтъ. Я былъ одинъ, внизу, въ шахт. Видишь ли, Мальви, я никакъ не ожидалъ…
Онъ опять было развеселился.
— Я копалъ себ землю и ни на что не разсчитывалъ…
— Вотъ видишь, я была права, совтуя теб купить землю.
Лицо Мольреди омрачилось.
— Я надюсь, донъ Дезаръ не подумаетъ, началъ онъ, запинаясь, я думаю, можетъ быть, слдуетъ мн вознаградитъ его, знаешь.
— Глупости, ршительно проговорила м-съ Мольреди. Не будь дуракомъ. Ты нашелъ золото и, значитъ, оно твое — таковъ законъ. И ты купилъ землю безъ ограниченій. Кром того, теб и въ голову не приходило это!…
Она умолкла и вдругъ поглядла ему въ лицо.
— Или приходило?
Мольреди широко раскрылъ честные, свтлосрые глаза.
— Что ты, Мальви! вдь ты же знаешь, что не приходило, хоть побожиться!
— Не божись и слушай меня, и голосъ ея зазвучалъ повелительно.
— Прекрати всякую работу въ шахт, и отошли теперь же работника. Наднь сюртукъ и ступай съ первымъ омнибусомъ въ Сакраменто, да захвати съ собой и Меми.
— Меми! слабо повторилъ Мольреди.
— Прежде всего повидайся съ стряпчимъ Коль и съ моимъ братомъ. Джимомъ, продолжала она, не обращая вниманія на перерывъ. А Меми нужно провтриться и заказать себ приличное платье. Остальное предоставь мн. Я скажу что нужно Меми и снаряжу ее.
Мольреди провелъ рукой по спутаннымъ волосамъ. Онъ гордился энергіей и дятельностью жены, онъ и не мечталъ сопротивляться ей, но былъ немного разочарованъ. Волшебная радость открытія разсялась прежде, нежели онъ усплъ порядкомъ ослпить жену, или, врне сказать, она вовсе не была ослплена. Все вышло такъ практично и дловито, что ему стало скучно. И при томъ ему пріятне было бы самому сообщить дочери и видть, какъ вспыхнутъ ея щеки и засверкаютъ радостью глаза, чего онъ не видлъ у жены.
— Времени терять нечего, оказала она нетерпливо, замтивъ его колебаніе.
Быть можетъ, ея нетерпніе досадило ему, быть можетъ, еслибы она не отнеслась такъ самоувренно къ удивительному счастію, достававшемуся ей, онъ бы и не сказалъ тутъ же того, что было у него на ум. Какъ бы то ни было, онъ степенно проговорилъ:
— Постой-ка, Мальви, я не все еще сказалъ теб.
— Говори, поспшно пригласила она.
— Между обломками кварца я нашелъ кирку и жила какъ будто была открыта раньше, сбоку у подошвы холма виднются какъ бы признаки старой шахты, но только обвалилась и засыпана обломками.
— Ну такъ что жъ? презрительно спросила м-съ Мольреди.
— А то жъ, отвтилъ ея супругъ, какъ бы недовольно, что похоже, какъ будто кто-то открылъ ее раньше.
— И бросилъ, оставилъ для другихъ! Какъ это похоже на дло? перебила жена съ нескрываемой досадой. Вслй знаетъ, что съ этимъ холмомъ не стоило возиться и онъ былъ совсмъ заброшенъ, когда мы сюда пріхали. Это твоя собственность и ты за нее заплатилъ денежки. Ты, можетъ быть, собираешься вызывать черезъ газеты владльца жилы, Эльвинъ Мольреди? А ужь въ Сакраменто не подешь?
Мольреди вздрогнулъ. Онъ серьезно еще не подумалъ, что дйствительно кто-нибудь могъ раньше его сдлать это открытіе. Но по добросовстности характера немедленно принялъ это въ соображеніе. Да, вроятно, она права. Но онъ не сталъ вникать въ то, какъ бы онъ поступилъ, будь жена также добросовстна, какъ и онъ самъ.
— Ладно, сказалъ онъ просто. Я сейчасъ отправлюсь въ путь.
— И когда будешь говорить съ стряпчимъ Колемъ и Джимомъ оставь про себя эти глупыя исторіи про кирку. Нтъ никакой надобности внушать другимъ дикія мысли, только потому что он лзутъ теб въ голову.
Когда торопливыя приготовленія были окончены и м-ръ Мольреди съ Меми, въ сопровожденіи молчаливаго и скромнаго китайца, несшаго ихъ немудрый багажъ, пошли по большой дорог, на встрчу почтовой карет, отецъ тревожно и выжидательно взглянулъ въ лицо дочери. Ему хотлось насладиться свжестью и наивностью юношескаго восторга и радости Меми и отдохнуть отъ практическаго дальновиднаго реализма жены. На нжныхъ щечкахъ двушки игралъ живой румянецъ, полуоткрытый ротикъ двушки улыбался, а въ большихъ срыхъ глазахъ свтилось радостное изумленіе,— все такіе хорошіе признаки.
— Ну, Меми, весело быть богатой невстой?
— Что?
Она не слыхала вопроса. Нжнымъ красивымъ глазамъ рисовались полки съ разнообразнымъ товаромъ на ‘Дамаскомъ Базар’ въ Сакраменто, они читали восхищеніе на лицахъ у прикащиковъ, всматривались въ даль большой дороги, не детъ ли почтовая карета, и оглядывали, хорошо ли сидятъ новыя перчатки: короче сказать — они были заняты всмъ на свт, кром любящихъ взглядовъ человка, шедшаго съ нею рядомъ.
Онъ однако повторилъ вопросъ, тронутый ея прелестной разсянностью и охватилъ рукой ея тонкую талію.
— Я очень рада, па!
И ловко высвободилась изъ его объятій, ласково стиснувъ ему локоть, чтобы смягчить свое движеніе.
— Я вчера была уврена, что случится Я думаю, я похожа на пугало, прибавила она, но ма такъ торопила меня, она хотла, чтобы я ухала прежде, чмъ придетъ донъ Цезаръ.
— А теб не хотлось узжать прежде, чмъ онъ придетъ? лукаво спросилъ отецъ.
— Я бы не хотла, чтобы онъ меня видлъ въ этомъ плать, отвчала Меми просто. Потому, врно, ма и заставила меня переодться, прибавила она со смхомъ.
— Ну, я думаю, ты для него во всхъ нарядахъ хороша, сказалъ отецъ, внимательно наблюдая за ней. А теперь ты къ тому же и выгодная невста, прибавилъ онъ съ торжествомъ.
— Не знаю. Онъ былъ всегда богатъ, и его отецъ и ддъ были богаты, а мы были сначала бдны и его арендаторы.
Лицо отца измнилось, за удивленіемъ, съ какимъ онъ ее слушалъ, выражалась на немъ сначала боль, потомъ гнвъ.
— Неужели онъ говорилъ такія глупости? поспшно спросилъ онъ.
— Нтъ. Желала бы я, чтобы онъ это сказалъ! Теперь у меня могутъ быть женихи и получше его.
Они нсколько минутъ прошли молча, насупившись, и китаецъ могъ бы подумать, что они поссорились. Но вдругъ блые зубки снова засверкали въ полуоткрытыхъ устахъ.
— Слушай, па! это все не то! онъ меня любитъ и я его, и еслибы только ма не забрала себ въ голову новыхъ идей….
Она вдругъ умолкла.
— Какихъ новыхъ идей? тревожно спросилъ отецъ.
— О, ничего! я желала бы, па, чтобы на васъ были другіе сапоги. Всякій можетъ видть, что они смазные, а вы вдь больше не огородникъ.
— Что же я такое? засмялся Мольреди не то самодовольно, не то смущенно.
— Вы — капиталистъ, какъ я говорю, а ма говоритъ, что вы землевладлецъ.
Какъ бы то ни было, а новый землевладлецъ, когда достигъ скамьи на дорог подъ развсистымъ деревомъ, услся на ней, опустивъ голову на грудь и не то задремалъ, не то погрузился въ невеселыя, какъ будто, размышленія. Меми, къ тому времени опять повеселвшая, пошла бродить въ нетерпніи, что карета не детъ. Она забрела даже такъ далеко, что карет въ свою очередь пришлось дожидаться, когда она подходила.
Когда наконецъ Меми благополучно услась внутрь кареты, а Мольреди вскарабкался на козлы рядомъ съ кучеромъ, тотъ коротко замтилъ:
— Вы таки порядкомъ напугали меня минуту тому назадъ.
— Какъ такъ?
— Да вотъ три года тому назадъ я такъ же подъзжаю къ этому мсту, а на скамь сидитъ какъ разъ человкъ я какъ разъ въ той же поз, да и по росту, и по годамъ точь въ точь вы. Я соскочилъ съ козелъ и зову его садиться въ карету, а онъ! вотъ провалиться мн! и не пошевелится и не взглянетъ, и словечка не промолвитъ. Я обругалъ его безъ церемоніи и похалъ дальше. Но на другой день, когда я халъ назадъ, я, увидлъ, вотъ провалиться мн! что онъ уже сидитъ не на скамь, а валяется какъ снопъ на земл. Джимъ соскочилъ и подобралъ его. А докторъ Дюшенъ сказалъ, что это обманувшійся золотоискатель, разбитый параличемъ, и мы доставили его, какъ мертвый пластъ, въ окружную больницу. Съ тхъ поръ я какъ-то боюсь этого мста и когда сейчасъ увидлъ васъ въ такой точно поз, съ опущенной головой, какъ у того молодца, такъ меня всего и передернуло.
Въ томъ необъяснимомъ и суеврномъ смущеніи, которое овладло, лишеннымъ фантазіи, умомъ Мольреди, онъ чуть было не похвастался своей удачей передъ кучеромъ, чтобы доказать, что совсмъ не похожъ на того несчастнаго, но во-время удержался.
— Узнали вы, кто это такой? перебилъ одинъ нетерпливый пассажиръ.
— Выздоровлъ онъ или нтъ? прибавилъ другой.
Помолчавъ съ секунду, чтобы выраеить презрніе къ такому безтактному перерыву, кучеръ продолжалъ, обращаясь исключительно къ Мольреди.
— Я было принялъ васъ за его привидніе.
И, снова помолчавъ, безпечно прибавилъ:
— Говорятъ, онъ такъ и не поправлялся съ тхъ поръ, хотя бы на столько, чтобы сказать, кто онъ и откуда пришелъ. Его перевезли въ лечебницу для неизлечимыхъ идіотовъ и тамъ онъ и по сіе время.
Когда извстіе о томъ, что Мольреди открылъ золото распространилось, то произвело волненіе еще небывалое въ исторіи страны. Полнаселенія Краснаго Дога повалило на желтоватые холмы, окружавшіе холмъ Мольреди, и ихъ лагерные костры походили на костры арміи, осаждающей его мирное идиллическое жилище и готовящейся брать его приступомъ.
Къ несчастію для себя, они нашли, что различные участки уже снабжены подписями: ‘заняты’ для разработки руды отъ имени различныхъ членовъ фамиліи Альваредо. Это дловитое распоряженіе придумала м-съ Мольреди, какъ средство успокоить совсть мужа и вознаградить Альваредо надеждой на возможное обогащеніе.
Говоря правду, такое униженіе кастильскихъ отцовскихъ принциповъ было не по душ дону Цезару.
— Зачмъ вамъ самимъ разрабатывать ихъ, убждала м-съ Мольреди, вамъ стоитъ только продать тмъ, кто захочетъ, это единственное средство помшать аферистамъ завладть ими, не платя.
Донъ Цезаръ въ конц концовъ согласился, не столько, быть можетъ, убжденный дловыми аргументами жены Мольреди, сколько изъ желанія угодить матери Меми. Короче сказать — онъ получилъ такую сумму денегъ за нсколько акровъ земли, которая превосходила десятилтній доходъ дона Рамона съ цлыхъ семи миль.
Такой же неслыханной и безумной была реализація мсторожденія золота въ шахт Мольреди. Говорили, что компанія, наскоро образовавшаяся въ Сакраменто, заплатила ему милліонъ долларовъ, предоставивъ кром того дв-трети доходовъ съ рудника. Но съ упорствомъ, доходившимъ до нравственнаго убжденія, онъ отказывался включить домъ и картофельное поле въ продажу. Когда компанія уступила и на этомъ пункт, онъ съ такой же настойчивостью не соглашался на самыя безумныя предложенія.
Тщетно м-съ Мольреди протестовала, тщетно указывала она ему, что такое доказательство ихъ первоначальнаго скромнаго положенія въ обществ ляжетъ большимъ пятномъ на ихъ карьер.
— Если хочешь удержать землю, застрой ее и сравняй поле.
Но Мольреди былъ непоколебимъ, какъ скала.
— Это единственное, что я самъ заработалъ, надъ чмъ потрудился и добылъ изъ земли собственными руками, говорилъ онъ. Я съ этого началъ, да, можетъ быть, этимъ и кончу. Можетъ быть, я радъ буду вернуться сюда современемъ и благодаренъ за то, что могу пропитать себя на этомъ клочк земли.
Но вслдствіе непрестанныхъ просьбъ и убжденій, Мольреди пошелъ на компромиссъ и согласился, чтобы часть огорода превращена была въ виноградникъ и цвтникъ, роскошь которыхъ маскировала общую вульгарность мста. Другія усилія этой энергической женщины сгладить первоначальную грубость ихъ происхожденія были мене удачны. Ей пришло въ голову утилизировать мягкое произношеніе дономъ Цезаромъ ихъ фамиліи, и ‘Мольредъ’ замстилъ было Мольреди на ея визитныхъ карточкахъ.
— Наша фамилія, можетъ быть, испанская, доказывала она, стряпчій Коль говоритъ, что большинство американскихъ фамилій искажены и, почемъ знаешь, что твоя не въ томъ числ.
Мольреди, который могъ побожиться, что его предки переселились въ Каролину изъ Ирландіи въ 98 году, не въ силахъ былъ опровергать этого увренія.
М-съ Мольреди тотчасъ же усвоила себ испанскую вжливость, благодаря которой ея мужъ превратился въ ‘дона Альвино’ и иначе не называла его въ его отсутствіе. Но въ присутствіи его низенькой, плотной фигуры, морковно-рыжихъ волосъ, косыхъ срыхъ глазъ и вздернутаго носа, даже эта властолюбивая женщина отбрасывала титулъ. Въ город Красный Догъ составилась легенда, что когда одинъ знаменитый иностранецъ подошелъ къ Мольреди съ обычной формулой:
— Я, кажется, имю честь говорить съ дономъ Альвино Мольреди? то этотъ простодушный гидальго отвчалъ:— можете прозакладывать свои сапоги, чужакъ, и не проиграете, я самый онъ.
Хотя м-съ Мольреди предпочла бы, чтобы Меми оставалась въ Сакраменто до тхъ поръ, пока ей самой можно будетъ пріхать туда и отправиться въ ‘Штаты’, а оттуда въ Европу, она уступила желанію дочери ослпить городъ Красный Догъ до отъзда своимъ новымъ гардеробомъ и развернуть въ родимомъ гнздышк изящныя и пестрыя крылышки, на которыхъ она собиралась отлетть навки.
— Я не хочу, ма, чтобы они помнили обо мн, какъ о двчонк, бгавшей въ старыхъ ситцевыхъ платьяхъ, и говорили бы, что мн и одться-то не во что, пока я отсюда не ухала.
Было что-то до того похожее на мать въ этой тонкой прозорливости дочери, что тронутая родительница поцловала ее и согласилась. Результатъ былъ удачне, чмъ она ожидала. Въ нсколько недль своего пребыванія въ Сакраменто молодая двушка совсмъ освоилась съ послдними модами, превзойдя обычную въ этихъ случаяхъ способность молодыхъ американокъ.
М-ръ Мольреди съ гордостью и страхомъ глядлъ на свою дочь. Возможно ли, что это изящное созданіе, казавшееся безконечно выше его, точно отпрыскъ какой-то невдомой и старинной расы — его родная дочь? Возможно ли, что она дочь своей матери, которая даже въ молодости никогда не бывала такъ хорошо одта?
Поэтому естественно, что вышитое батистовое платье, которое было надто на Меми Мольреди въ одно лтнее утро, когда она прогуливалась въ Лосъ-Гатосъ, казавшееся слишкомъ дорогимъ и прихотливымъ для критическихъ женскихъ взоровъ, вовсе не представлялось такимъ пар откровенныхъ, насмшливыхъ глазъ, обращавшихся на нее по временамъ, въ то время какъ ихъ владлецъ, молодой человкъ лтъ двадцати пяти, прохаживался около нея. То былъ новый издатель ‘Туземныхъ извстій’, побывавшій нсколько разъ въ ихъ дом по приглашенію ея отца, познакомившагося съ нимъ на обратномъ пути изъ Сакраменто. М-съ Мольреди не мшала его ухаживанью.
— Когда я скажу, что мн жаль, что вы покидаете насъ, миссъ Мольреди, сказалъ молодой человкъ шутливо,— то вы поймете мое самоотверженіе, если я откровенно сознаюсь вамъ, что вашъ отъздъ будетъ для меня, какъ издателя и мужчины, значительнымъ облегченіемъ. Поэтическій отдлъ ‘Извстій’ совсмъ заваливается стихами, воспвающими васъ и, къ несчастью, я не могу отвергать ихъ, будучи самъ вашимъ поклонникомъ.
— Ужасно, когда служишь мишенью для взглядовъ цлаго околодка, сказала Меми, не выражая однако никакого ужаса на лиц.
— Они считаютъ, что очень почтительно относятся къ вамъ, когда называютъ васъ Меми, а нкоторые изъ вашихъ поклонниковъ,— люди зрлаго возраста и съ средневковымъ слогомъ. Я открылъ, что аматеры-стихотворцы не всегда бываютъ юношами. Полковникъ Кашъ такъ же убійственно владетъ римой, какъ и двухствольнымъ ружьемъ и такъ же мало бережетъ заряды. Судья Бутсъ и докторъ Вильсонъ оба открыли въ васъ сходство съ Венерой, а въ самихъ себ съ Аполлономъ. Но не презирайте этихъ поклонниковъ — миссъ Мольреди, прибавилъ онъ боле серьезно, у васъ будутъ ихъ тысячи, куда бы вы ни похали, но вы нигд не найдете боле честныхъ и почтительныхъ, чмъ ваши подданные въ ‘Красномъ Дог’.
Онъ умолкъ и затмъ прибавилъ еще серьезне:
— Что, донъ Цезарь пишетъ стихи?
— У него есть боле интересныя занятія, дерзко отвтила она.
— Могу себ представить, замтилъ онъ насмшливо, стихи были бы блдной замной другихъ преимуществъ.
— Зачмъ вы сюда явились? внезапно спросила она.
— Чтобы видть васъ.
— Глупости! Вы знаете, что я хочу оказать. Зачмъ вы оставили Сакраменто и пріхали сюда? Мн кажется, тамъ для васъ гораздо приличне быть, чмъ здсь.
— Я, можетъ быть, соблазнился примромъ вашего батюшки и захотлъ найти золотоносную руду.
— Люди, какъ вы, никогда ее не находятъ!
— Что это, комплиментъ, миссъ Мольреди?
— Не знаю. Но думаю, что вы примете за комплиментъ.
Онъ съ удовольствіемъ поглядлъ на нее, точно нашелъ неожиданно симпатичный ему умъ.
— Неужели? Это интересно. Сядемъ.
Въ своей безцльной прогулк они дошли до скамьи на большой дорог подъ развсистымъ деревомъ. Меми колебалась минутку, оглядла дорогу и, наконецъ, съ привычнымъ уже ей равнодушіемъ богатыхъ людей къ тому, что она можетъ запачкать платье, сла на скамью, держа зонтикъ на колняхъ двумя маленькими ручками. Молодой издатель не то слъ, не то оперся о камень и принялся чертить фигуры на песк тросточкой.
— Напротивъ того, миссъ Мольреди, я надюсь нажить здсь деньги. Вы узжаете изъ Краснаго Дога, потому что богаты, а мы пріхали сюда, потому что бдны.
— Мы? повторила Меми, лниво глядя на дорогу.
— Да. Мой отецъ и дв сестры.
— Очень жаль. Я могла бы съ ними познакомиться, еслибы мы не узжали.
И въ ту же минуту у нея мелькнула мысль, что если они похожи на него, то могли бы оказаться непріятно независимыми и насмшливыми.
— Вашъ батюшка въ какомъ-нибудь дл?
Онъ покачалъ годовой. И помолчавъ прибавилъ, какъ бы подчеркивая свои слова тросточкой на мягкомъ песк.
— Онъ разбитъ параличемъ и не въ своемъ ум, миссъ Мольреди. Я пріхалъ въ Калифорнію, чтобы розыскать его, такъ какъ впродолженіи трехъ лтъ мы не имли о немъ никакого извстія и нашелъ его всего дв недли тому назадъ одинокаго, безпомощнаго, никмъ невдомаго нищаго въ мстной больниц.
— Дв недли тому назадъ? Это когда мы похали въ Сакраменто.
— Очень вроятно.
— Вы, должно быть, очень огорчились?
— Очень.
— Вамъ, должно быть, очень тяжело?
— Бываетъ.
Онъ улыбнулся и положилъ тросточку на скамейку.
— Вы видите теперь, миссъ Модьреди, какъ необходимо мн богатство, котораго вы считаете меня недостойнымъ. А пока я долженъ устроиться какъ-нибудь здсь.
Миссъ Мольреди встала съ мста.
— Намъ пора идти, знаете.
— Почему?
— Потому что почтовая карета сейчасъ продетъ.
— И вы думаете, пассажиры насъ увидятъ?
— Разумется.
— Миссъ Мольреди, умоляю васъ, останьтесь.
Онъ наклонился къ ней съ такой серьезной мольбой въ голос и жест, что она покраснла. Съ минуту она не ршалась взглянуть на него, но когда взглянула, то разсердилась. Онъ смялся.
— Если вы хоть сколько-нибудь жалете меня, то не уходите, повторилъ онъ. Побудьте еще минутку и я — богатъ. Пассажиры разскажутъ въ Красномъ Дог, что мы помолвлены. Вс подумаютъ, что я пользуюсь довріемъ вашего батюшки, и новыя компаніи наперерывъ будутъ приглашать меня въ директоры. Число подписчиковъ ‘Извстій’ удвоится, поэзія удалится съ ихъ столбцовъ, и мсто ея займутъ объявленія, а я буду получать пятью долларами въ недлю больше, если не всми семью съ половиной. Не заботьтесь о послдствіяхъ для самой себя. Увряю васъ, что ихъ совсмъ не будетъ. Вы можете на другой же день опровергнуть слухъ, я самъ опровергну его… Мало того: ‘Извстія’ опровергнутъ его въ экстренномъ изданіи въ тысяч экземплярахъ по десяти центовъ за каждый. Побудьте еще минутку, миссъ Мольреди. Не уходите! о! не уходите еще! Вотъ они дутъ!.. Эхъ! это только донъ Цезаръ!
Дйствительно то юный отпрыскъ дома Альваредо, голубоглазый, смуглолицый и сутоловатый, скакалъ по направленію къ нимъ на дикой, почти не объзженной лошади, необузданныя и порывистыя движенія которой только сильне выдавали степенное и величавое спокойствіе всадника. Не смотря на свою шутовскую озабоченность, издатель ‘Извстій’ не могъ не полюбоваться такимъ превосходнымъ наздникомъ. Meми, самолюбіе которой было такъ задто, что она съ наслажденіемъ отдлала бы своего спутника, вынуждена была воздержаться отъ этого удовольствія.
Донъ Цезаръ приподнялъ шляпу и поклонился съ мягкой серьезностью — дам и съ солидной вжливостью — кавалеру. Въ то время какъ нижняя часть этого центавра вся дрожала, повидимому, отъ бшенства и стучала копытами о землю съ очевиднымъ желаніемъ растоптать юную чету, верхняя половина съ спокойнымъ достоинствомъ поглядывала то на одного, то на другаго, какъ бы въ ожиданіи объясненія. Но Meми была слишкомъ умна, а ея спутникъ слишкомъ равнодушенъ, чтобы объясняться. Легкая тнь пробжала по лицу дона Цезара. Какъ бы для усложненія дла въ этотъ моментъ съ трескомъ и стукомъ прохала почтовая карета. Съ женской проницательностью Меми схватила выраженіе лицъ кучера и почтальона, отраженное въ насмшливыхъ глазахъ ея спутника, говорившихъ о томъ, что онъ угадалъ, какое истолкованіе будетъ сдлано при вид ихъ пассажирами, которые даже оглядывались на юную чету съ очевиднымъ и многозначительнымъ любопытствомъ.
Юный испанецъ, чуждый какъ юмору, такъ и любопытству, пребывалъ невозмутимъ.
— Вы знакомы съ м-ромъ Слинномъ изъ ‘Извстій’, сказала Меми,— неправда ли?
Донъ Цезаръ никогда еще не встрчался съ сеньоромъ Эслинномъ. Онъ думалъ, что синьоръ Робинзонъ издаетъ ‘Извстія’.
— О! онъ былъ застрленъ! отвчалъ Слиннъ.— И я занялъ его мсто.
— Bueno! Тоже, чтобы быть застрленнымъ? Надюсь, что этого не случится.
Слиннъ зорко и быстро поглядлъ въ серьегное молодое лицо дона Цезара. Онъ, казалось, неспособенъ говорить двусмысленно. Какъ бы то ни было, такъ какъ у него не было серьезныхъ поводовъ желать возбудить ревность въ дон Цезар и очень мало охоты быть лишнимъ въ бесд втроемъ, и даже, чего добраго, въ тягость молодой особ, онъ простился съ нею. Съ внезапнымъ женскимъ противорчіемъ или же по какому-то тайному побужденію, Меми сказала, протягивая руку:
— Надюсь, что вы найдете квартиру для вашего семейства неподалеку. Мама желаетъ, чтобы на отдалъ внаймы нашъ старый домъ. Можетъ быть онъ будетъ для васъ пригоденъ, если недалекъ отъ вашей конторы. Переговорите объ этомъ съ ма.
— Благодарю васъ, непремнно, отвтилъ молодой человкъ съ непринужденной привтливостью.
Донъ Цезаръ наблюдалъ за нимъ, пока онъ не исчезъ изъ виду.
— Онъ человкъ семейный… этотъ вашъ соотечественникъ?
Ей показалось страннымъ, что простаго знакомаго называютъ ‘ея соотечественникомъ’… не въ первый и не въ послдній, конечно, разъ. Такъ какъ ни въ манерахъ, ни въ голос дона Цезара не было и слда ревности, она отвчала кратко, но неопредленно.
— Да, это грустная исторія. Его отецъ пропалъ безъ всти нсколько лтъ тому назадъ, и онъ только-что нашелъ его… безпомощнаго и разбитаго параличемъ… въ больниц, въ Сакраменто. Ему надо содержать его… а они очень бдны.
— И такъ, значитъ, они не всегда независимы другъ отъ друга… эти отцы и дти американцевъ?
— Нтъ, коротко отвтила Меми.
Неизвстно, почему манеры дона Цезара обижали ее. Его серьезная степенность, при всей мягкости и благовоспитанности, порою раздражали ее сильне даже, чмъ непочтительный юморъ Слинна. Она не безъ нетерпнія взяла зонтикъ, собираясь уходить. Но донъ Цезаръ уже сошелъ съ коня и привязалъ его къ дереву.
— Вернемся домой черезъ рощу, я приду за лошадью посл. Я не былъ бы такъ назойливъ, прибавилъ онъ съ гордымъ смиреніемъ, еслибы ваша матушка не показалась мн очень странной за все это время. Объ этомъ, Меми, я и хотлъ съ вами переговорить. Она совсмъ перемнилась. Можетъ быть, я не понимаю американскихъ матерей, можетъ быть… кто знаетъ?.. Я какъ-нибудь оскорбилъ этикетъ, не соблюдя должныхъ церемоній… Но вы говорили мн, Меми, что вовсе не нужно переговорить сначала съ нею, что это не въ американскихъ обычаяхъ…
Меми вздрогнула и покраснла.
— Да, заторопилась она, конечно, но ма была дйствительно сама не своя въ послднее время, быть можетъ, она думаетъ, знаете, что такъ какъ я теперь такая богатая невста, то слдуетъ посовтоваться съ нею на счетъ приданаго.
— Если такъ, то посовтуемся съ нею немедленно, милое дитя! А что касается приданаго, то пусть она распоряжается имъ, какъ ей угодно. Упаси Боже, чтобы кто-нибудь изъ Альваредо когда-либо гонялся за приданымъ. Да и на что оно намъ, моя крошка? Довольно того, что донья Мемита Альваредо не уступитъ въ знатности никакой богатйшей невст.
Меми не забыла, что всего лишь мсяцъ тому назадъ, хотя бы даже она была такъ же равнодушна къ этому человку, какъ и теперь, слова его наполнили бы ее восторгомъ! Даже и теперь они ее тронули… потому что ей пріятно было сознаніе, что ‘знатность’ была къ ея услугамъ, стоило захотть!
— Конечно, мой милый, пролепетала она съ дтскимъ удовольствіемъ, придававшимъ ея лицу такое прелестное выраженіе, что оно мшало вникнуть въ истинный его смыслъ и значеніе, конечно, во намъ незачмъ говорить объ этомъ теперь, и, быть можетъ, возстановить противъ себя ма. Она не хочетъ слышать о томъ, чтобы я теперь же вышла замужъ, и будетъ противъ нашей помолвки.
— Но вы узжаете?
— Я поду въ Нью-Іоркъ сначала и въ Европу, знаете, наивно отвчала Меми, еслибы даже мы и были помолвлены. Мн надо заказать себ приданое! Здсь и одться нельзя прилично.
Припоминая о розовомъ ситцевомъ плать, въ которомъ она впервые призналась ему въ любви, онъ сказалъ:
— Но вы и такъ прелестны. Для меня вы лучше не станете, и если я доволенъ, малютка, тмъ, какъ вы одты, то подемъ вмст заказывать туалеты, которые должны нравиться другимъ людямъ.
Она не ожидала такой настойчивости. Право же, когда такъ, то ей лучше было бы быть помолвленной съ человкомъ, въ род Слинна, тотъ бы понялъ ее. Онъ былъ гораздо умне, и ужь, конечно, практичне и больше зналъ людей. Когда Слиннъ обращался къ ней свысока, то съ юмористической снисходительностью боле опытнаго существа, а не съ дидактическими стремленьями опекуна. Но она этого не сказала, и ея хорошенькіе глазки тоже этого не выразили, какъ не выразили гнва, когда она разговаривала съ Слинномъ. Она кротко сказала:
— Я никогда не ожидала, чтобы вы, именно вы, захотли, чтобы жена ваша поступала не такъ, какъ требуютъ приличія. Но все равно! Не будемъ больше говорить объ этомъ. Можетъ быть, это васъ такъ стсняетъ и затрудняетъ, что лучше совсмъ оставить.
Не думаю, чтобы молодая особа намренно вывела такое не логическое слдствіе изъ словъ дона Цезара или, чтобы она предвидла дйствіе своихъ словъ, но ей свойственно было ихъ сказать и воспользоваться ихъ дйствіемъ. При такомъ несправедливомъ обвиненіи гордость его смирилась.
— Ахъ! неужели вы не видите, почему я хочу хать вмст съ вами? сказалъ онъ съ внезапной и неожиданной страстью. Вы красивы, вы добры, небу угодно было сдлать васъ и богатой, но вы дитя по неопытности и сами не знаете своего сердца. Съ вашей красотой, добротой и богатствомъ вы будете привлекать всхъ къ себ — какъ вы это длаете и здсь — потому что это естественно. Но вы будете безпомощны, малютка, если они закружатъ васъ и если васъ не будутъ связывать никакія узы.
Замчаніе это было, неудачно. Слова говорилъ донъ Цезаръ, но мысль она слышала уже раньше отъ матери хотя и съ другимъ выводомъ. Меми слушала дона Цезара съ сверкающимъ, но мечтательнымъ взоромъ. Должно быть есть правда въ томъ, что онъ сказалъ. Мать говоритъ это м-ръ Слиннъ, хотя шутя, но допускаетъ это. Передъ ней блестящая будущность! Вправ ли она лишить себя ея, поспшно и опрометчиво связавъ себя? Онъ самъ сказалъ что она неопытна. Она знала это, и однако, что же онъ-то теперь длаетъ, какъ не хочетъ воспользоваться ея неопытностью? Если онъ дйствительно ее любитъ, то долженъ согласиться на испытаніе. Она отъ него требуетъ того же и готова выйдти за него замужъ, если вернется свободной.
Въ этой мысли, казалось, было такъ много благородства, что она на минуту увлеклась ею и съ сострадательной нжностью улыбнулась ему.
— Вы согласны, Меми?
И торопливо обнялъ ее за талію.
— Нтъ, не теперь, Цезаръ, высвободилась она. Я должна хорошенько подумать, мы оба слишкомъ молоды не должны дйствовать опрометчиво, это будетъ нехорошо относительно васъ, вы слишкомъ мало видли двушекъ американскихъ, чтобы жениться на первой, съ которой познакомились. Когда я уду, вы больше будете вызжать. Вотъ у м-ра Слинна есть дв сестры, я не удивлюсь, если он умне и образованне меня… и каково мн будетъ, если я узнаю, что только данное слово удерживаетъ васъ отъ того, чтобы въ нихъ не влюбиться.
Она умолкла и опустила глаза.
То была ея первая попытка къ кокетству, такъ какъ, съ свойственнымъ ей очаровательнымъ себялюбіемъ, она была всегда прямодушна и откровенна.
— Если вы допускаете такую возможность для меня… то значитъ это возможно и съ вами!
Она поняла свою ошибку.
— Можетъ случиться, что мы больше не увидимся наедин, спокойно отвтила она, не будемъ тратить время на обвиненіе другъ друга. Условимся лучше, какъ намъ сообщаться другъ съ другомъ, если что-нибудь помшаетъ нашему свиданію. Вспомните, что и сегодня мы встртились случайно. Мама, вроятно, уже тревожится. Я должна идти домой. Каждую минуту можетъ кто-нибудь пойти меня разыскивать.
— Но мн надо такъ много сказать. Мы пробыли вмст такъ недолго!
— Вы можете написать.