Стефано Гардзонио.
Михаил Первухин — летописец русской революции и итальянского фашизма
Стефано Гардзонио.
Михаил Первухин — летописец русской революции и итальянского фашизма
Примечания
Примечания
Михаил Первухин — летописец русской революции и итальянского фашизма, Гардзонио Стефано, Год: 2006
Время на прочтение: 18 минут(ы)
При слове ‘императорский’ нечто поэтическое просыпалось в Тептелкине. Казалось ему — он видит, как Авереску в золотом мундире едет к Муссолини, как они совещаются о поглощении Юго-Славского государства, об образовании взлетающей вновь Римской Империи. Муссолини идет на Парий и завоевывает Галлию. Испания и Португалия добровольно присоединяются к Риму. В Риме заседает Академия по отысканию наречия, могущего служить общим языком для вновь созданной империи, и среди академиков — он, Тептелкин.1
Мечта героя вагиновской ‘Козлиной песни’ в своей парадоксальности содержит любопытную долю правдоподобия. Если не на восстановление Римской Империи, то на интервенцию фашизма и, в частности, Муссолини против Советской России и на восстановление Российской Империи все же надеялись некоторые представители русской эмиграции. Проблема отношений русской эмиграции (во всех ее идеологических разновидностях) к фашизму — вопрос сложный, противоречивый и нуждающийся еще в тщательных архивных разысканиях, хотя в общем можно отметить, что многие представители русской интеллигенции на чужбине, по крайней мере на первом этапе фашистской власти и, в особенности, до признания Италией Советской России, смотрели на Дуче и на некоторые эпизоды фашисткой эпопеи (как, например, на фиумские события) не так уж отрицательно.
Любопытный казус такой наклонности недавно раскрыт в переписке Амфитеатрова и Савинкова2, но среди русских писателей, возлагавших свои надежды на Муссолини, особое место принадлежит Михаилу Константиновичу Первухину (1870-1928).
Ретроспективно, в своей апологетической книге об итальянском фашизме он писал: Будущее — за фашизмом. И я, как первый русский, примкнувший идейно к фашистскому движению, как первый русский журналист, с самого начала этого движения в Италии почуявший его колоссальное значение и начавший пропагандировать фашистскую идею в русской среде, — считаю себя имеющим право сказать:
— ‘Будущее — за нами, фашистами!!’ 3
Журналист и писатель-прозаик Михаил Константинович Первухин4 окончил реальное училище в родном городе Харькове и ‘вследствие материальной необеспеченности в семье должен был тотчас после окончания средней школы идти в люди’5. Первухин переменил целый ряд профессий и, среди прочего, работал железнодорожником. В 1896 г. он начал печататься в ‘Харьковских ведомостях’ А. Ефимовича. Здесь он печатал ‘восточные легенды’ в духе Н. Каразина. Заболев чахоткой, Первухин переселился в 1899 г. в Ялту, чтобы лечиться. Здесь он вскоре стал редактором ‘Крымского курьера’ и руководил им в 1901-1906 гг. В Ялте он познакомился с А. П. Чеховым и Л. Н. Толстым, о которых впоследствии писал многочисленные мемуарные очерки, напечатанные в разных журналах и газетах русской эмиграции6. В 1906 г. Первухин был выслан из Крыма по приказу генерала Думбадзе как опасный мятежник. Сначала он переселился в Германию, в Берлин, где познакомился с Л. Андреевым7, потом, в 1907 г., приехал в Италию. Сначала он остановился в Венеции, где жил его брат Константин, известный художник-передвижник, потом переселился в Неаполь, на Капри и, наконец, в Рим. На Капри он общался с Горьким, о котором оставил интересные мемуары8, и познакомился с разными представителями русской эмиграции в Италии: А. Золотаревым, В. Л. Львовым-Рогачевским, А. Лозина-Лозинским, А. Н. Колпинской и др.9 В Риме Первухин скоро начал сотрудничать в различных русских журналах (‘Русская мысль’, ‘Современный мир’, ‘Образование’, ‘Пробуждение’ и др.) и стал редактором ‘Русского слова’ Ф. И. Благова10, ‘Речи’ и ‘Русских ведомостей’.
В Италии Первухин продолжал свою писательскую деятельность. Еще будучи в Ялте он опубликовал в 1903-1904 гг. повести ‘Обыкновенная история (Повестушка из ялтинской жизни)’ и ‘У самого берега синего моря’ (последнюю добродушно принял Куприн), в 1906 — ‘Русское студенчество’ (СПб.). В последующие годы Первухин напечатал многочисленные сборники рассказов, главным образом — приключенческого и фантастического жанра в духе Жюля Верна и Эмилио Сальгари11. Одновременно он сотрудничал со многими детскими и научно-популярными журналами: ‘Вокруг света’, ‘Природа и люди’, ‘Всемирная панорама’ и др.12 Живя в Италии, Первухин стал интересоваться итальянской литературой, писал стилизации в итальянском духе13 и переводил итальянских авторов, среди прочих — Пиранделло14. Одновременно он был активным деятелем русской колонии с явно демократическим уклоном и в таком духе начал сотрудничать с итальянской прессой.
Уже вскоре после Февральской революции Первухин стал активным противником большевизма и эту позицию усугубил после Октября, все ближе и ближе подходя к идейной позиции Вл. Бурцева, с которым сотрудничал до самой смерти.
С одной стороны, Первухин стал интенсивно печататься в изданиях русской эмиграции. В частности, он был корреспондентом ‘Общего дела’ В. Бурцева и рижской газеты ‘Сегодня’. С другой, во время революции и гражданской войны он состоял сотрудником некоторых итальянских газет, где публиковал статьи политического и литературного характера и где тщательно информировал о жизни русской колонии в Италии. Был он постоянным сотрудником римской газеты ‘L’Epoca’, в которой вел русский отдел.
В берлинском журнале ‘Русская книга’ была напечатана следующая характеристика Первухина, основанная на его письме к редактору журнала Александру Семеновичу Ященко: ‘М. К. Первухин, б. корреспондент из Италии ‘Русских ведомостей’ и ‘Речи’, живет в Риме (41 Clitunno, Roma, 36, Italia). За 1918-20 гг. напечатал большое количество статей в римских газетах ‘La Tribuna’, ‘L’Epoca’, ‘Il Giornale d’Italia’, ‘Il Corriere d’Italia’ и в миланском еженедельнике ‘La Domenica del Corriere’. В 1918 г. выпустил на итальянском языке книжку ‘I bolscevichi’ (в 250 стр.) в издании болонской фирмы Nicola Zanichelli. Весной 1920 г. в издании той же фирмы напечатал другую книжку под заглавием ‘La sfinge bolscevica’ (в 200 стр.). В 1920 посылает письма и корреспонденции из Рима в нью-йоркскую газету русских галичан ‘Прикарпатская Русь’ и в Париж в ‘Общее дело’, ‘Последние новости’ и ‘Свободные Мысли’. Во втором номере ‘Зеленой Палочки’ был напечатан его очерк ‘Сарана’. В настоящее время готовит для указанной выше итал. издат. фирмы две книги, одну — о Романовых, другую — о методах и результатах деятельности большевиков. Имеется на руках значительный материал по русским злободневным вопросам и беллетристика, в том числе и для детей, который он мог бы напечатать, если бы нашелся русский издатель’15.
Уже из этой характеристики становится очевидной двойная роль Первухина: с одной стороны, как зеркала русской революции для итальянской публики, с другой — как корреспондента-представителя русской диаспоры в Италии и как обозревателя итальянской политической жизни для русского читателя.
Что касается его первой роли, то очень интересные элементы для суждения можно извлечь из чтения двух его болонских книг. В них писатель включил самые значительные свои статьи, напечатанные ранее в римских газетах, в которых он сотрудничал в течение нескольких лет16.
Первая из них, ‘I bolsceviki’ (‘Большевики’)17, содержит предисловие академика, историка Евгения Шмурло и знакомит итальянского читателя с главными героями современной русской истории, от Ленина до Троцкого и Луначарского. Первухин приводит данные о разрухе и о зверских событиях революции и первого года большевистской власти. В разных главах, опираясь также на свои личные воспоминания, Первухин разоблачает отрицательную роль Луначарского, Горького и Парвуса. В заключение он повторяет идеи, выраженные Вл. Бурцевым в его брошюре ‘Проклятье вам, большевики!’
Остро полемический характер носит глава, посвященная В. Чернову, где министр Временного правительства выведен как провокатор и явный сотрудник большевиков. Очень сильна и антиукраинская направленность книги, которая совпадает по времени с большой антиукраинской кампанией, развернутой князем А. М. Волконским, бывшим военным атташе при российском посольстве в Риме, в будущем — католическим священником. Последний, кстати, в своей книге ‘Историческая правда и украинофильская пропаганда’ (Турин, 1920) ссылается именно на Первухина, потомка художника Левицкого, когда пишет, что известный портретист принадлежал по чувствам вполне общерусской семье.
Вторая книга, ‘Большевистский сфинкс’18, представляет собой пеструю картину революционной России глазами очевидцев. В книге использованы разные источники, в том числе — большевистская пресса и ленинские декреты, но главным образом она основана на рассказах русских беженцев. Таким образом она дает ценную информацию и о русской колонии в Риме.
Книга открывается интересным литературным материалом. Дело в том, что предисловие к книге обещал написать Леонид Андреев, но внезапная смерть не позволила писателю выполнить обещание. Вместо предисловия Первухин напечатал итальянский перевод известного андреевского призыва ‘SOS. Спасите Россию’. Ему предшествует перевод письма самого Андреева Первухину с впечатлениями писателя от предыдущей книги ‘Большевики’. Насколько мне удалось выяснить, итальянский текст письма Андреева остался незамеченным специалистами и, за неимением необнаруженного пока русского оригинала, он представляет собой, мне кажется, весьма ценный литературный документ. Приведу поэтому свой обратный перевод: ‘Нет, я не доволен тем, что Вы написали о большевиках! Я не доволен ни предисловием проф. Е. Шмурло, ни текстом, ни заключением. Ничем! Явно, что Вы написали книгу далекую от страждущей, окровавленной, распятой, умирающей России. Явно, что Вы работали в более-менее спокойной обстановке, что, когда Вы писали, Вы полностью контролировали свой ум и нервы. Следовательно, Ваша книга холодна, в то время как она должна была бы содержать весь огонь, весь крик возмущения, протеста, стон от боли, от терзаний русского народа.
Единственное оправдание, которое я могу Вам дать, это — то, что Вы рассказали итальянскому читателю о делах большевиков только в начале их криминальной деятельности, когда большевистский режим еще не проявил всего позорного бесчестья, всей своей звериной жестокости. Поэтому Ваша книга меня не удовлетворила. Напишите другую и позвольте мне снабдить ее своим предисловием. Я люблю Италию, знаю, что я довольно известен и в Италии. Поэтому я надеюсь, что мое предисловие не окажется бесполезным занятием. Надеюсь, что мой голос не будет совершенно vox clamantis in deserto’19.
Среди беженцев, свидетельства которых Первухин вводит в свои статьи, мы встречаем хорошо известных людей, как, например, профессора Вагана Тотомянца, оказавшегося кратковременным представителем Армянской республики в Италии, старого социалиста Швитау, довольно известного драматического актера Уральского, бывшего городского голову Петрограда при Керенском Григория Шрейдера (1860-1940) и Евпатории — Дувана. Но книга интересна и тем, что приводит многие любопытные рассказы малоизвестных или совсем неизвестных лиц, таких, как старовера В. Сироткина, бывших рядовых большевиков Ивана Клименко и Ивана Голунского.
Книга приводит данные о харьковском сумасшедшем доме, о социализации женщин в городке Хвалынске на Волге, о воспитании детей при большевиках, об эпидемиях в советских городах, о судьбе русского императора. Кроме того она содержит неполный перевод ‘Двенадцати’ Блока с явно неодобрительным комментарием, письмо С. Яблоновского, рассказ Сергея Гусева-Оренбургского о религиозной свободе при Советах, известный рассказ о двойнике Ленина, еврее Зедерблуме, якобы немцами посланном в Россию вместо настоящего Ильича. Первухин касается также проблемы антисемитизма, в котором обвиняет самих большевиков и украинцев20. Он приводит собственные воспоминания о встрече в 1905 г. с Победоносцевым и слова последнего о том, что в России для блага нации пресса всегда должна быть под контролем государства. Проект этот осуществят большевики.
Чтобы до конца понять позицию Первухина в годы революции надо учесть его тесную политическую связь с Бурцевым, которую верно отражает их уцелевшая переписка. Первухин сначала был связан с общей группой русских эмигрантов, которые печатались в журнале К. Качоровского и Б. Яковенко ‘La Russia’. Здесь он выпускал свои статьи под псевдонимом ‘Староверов’. Когда наступил разрыв между Яковенко и Качоровским и вообще возникли разногласия по поводу деятельности основанной в апреле 1918 г. ‘Лиги для возрождения родины в тесной связи с союзниками’21, Первухин начал все больше и больше уходить от идеи о прогрессивном и демократическом характере русской революции, для которой большевизм оказался лишь случайным и недолгим отступлением. Он решительно перешел в лагерь сторонников Колчака и Деникина, боролся против так называемой ‘антирусской пропаганды’, проводимой в Италии социалистами, а также представителями разных национальностей от украинцев до армян, и постепенно отошел от всех представителей так называемого ‘демократического лагеря’, предлагая себя в качестве информатора русскому посольству в Риме (т.е. министру Сазонову через посла М. Гирса)22. Уже в 1919 г. Первухин предлагает Бурцеву открыть в Риме ‘Бюро русской печати’ чтобы бороться против ‘антирусской пропаганды’.
В письме к Бурцеву от 9 августа 1919 г., Первухин вкратце описывает ситуацию в среде русской эмиграции в Италии, старается выяснить сущность отмеченной им ‘антирусской пропаганды’ и определяет свою политическую позицию. В частности Первухин объявляет себя непримиримым борцом против всех национальных движений, действующих в Италии (украинцев, армян, эстонцев и т.д.), и в то же время отделяет себя от всех деятелей русской эмиграции в Италии, которые не стали поддерживать Колчака и Деникина, от вышеупомянутых В. Яковенко и К. Качоровского — до старой эмигрантки-социалистки А. Колпинской, экономиста К. Вейдемюллера и Григория Ильича Шрейдера, бывшего при Керенском городским головою Петрограда. Именно последний, по мнению Первухина, пользовался в Италии широкой популярностью, полным доверием, и считался величайшим авторитетом по русскому вопросу, особенно в связи с его многолетней личной дружбой с министром-президентом Нитти, для которого Шрейдер был негласным консультантом по русским делам.
Дальше Первухин пишет о себе: ‘Я начал кампанию против большевиков еще летом 1917 года. В конце 1917 года мне удалось сделаться редактором русского отдела при большой римской газете ‘Эпоха’, и я широко использовал представившиеся возможности, энергично работая в течение всего 1918 года. Продолжаю сотрудничать и теперь, но вследствие изменившихся условий дела в самой газете мое влияние сильно уменьшилось: не дают свободы. Имею связи и с другими римскими и неополитанскими газетами, информирую итальянских журналистов, ведя агитацию в их среде.
Но все это делается по материальным причинам сравнительно слабо: чтобы добиваться положительных результатов, — нужна работа не одного человека, а настоящего бюро, кроме того, нужны и деньги. Я же никакими средствами не располагаю, и если и работаю для общего дела, то только, как говорится, вытягивая из себя жилы.
Что пропаганда в печати в защиту русского дела крайне нужна, — об этом, собственно, и говорить излишне: достаточно вспомнить существование анти-русской пропаганды и ее результаты.
Что можно сделать в этом отношении — обсудите сами. Мне же остается сказать только, что я целиком отдаю себя в распоряжение любой организации, которая задастся целью защищать в итальянской печати интересы и права России. Лично ни на что решительно не претендую: готов делать хотя бы и самую черную работу, лишь бы служить родному делу. За мною — 12 лет жизни в Италии, накопленные знания, некоторые связи, которые добываются здесь или с огромным трудом, или при помощи огромных затрат, — и, кроме того, — моя причастность к итальянскому журнальному миру, мое сотрудничество в ‘Эпохе’ и других изданиях, и, наконец, уже завоеванная известность. Вот, и подумайте, как все это можно использовать <,…>,. По моему мнению, воссоздание отделения Агентства является абсолютно необходимым. Наш посланник, М. Н. Гирс, зная меня и мою деятельность, уже писал об этом несколько недель тому назад г-ну Сазонову. Ответа от Сазонова до сих пор еще не имеется. Но если даже я и сделаюсь агентом телеграфного агентства, — этим дело не кончается: повторяю, у меня имеется много возможностей служить в итальянской печати русскому делу, если только найдутся потребные для этой работы денежные средства и поддержка центра. ‘Центр’ — это, разумеется, Париж, и в Париже — Вы и Савинков’ 23.
Упоминание Савинкова очень интересно и стоит связать его с тем, что с 1921 г. Первухин сближается с фашистами. Насколько он был принят фашистами пока трудно судить, но интересно привести следующий отрывок из его письма В. Бурцеву от 28 августа 1922 г.: ‘В Италии фашистская акция (кричат, что это реакция. Но это ложь!) — без пощады бьет большевиков. Положение большевиков (и социалистов) отчаянное. Понимаете, чем это пахнет? Ведь, в подлой игре Ленина-Троцкого — это была крупнейшая карта. Теперь эта карта бита. Настоятельно советую: немедленно снеситесь с Benito Mussolini, deputato, Camera dei Deputati, Roma, Piazza Montecitorio — предложите совместную работу. Хоть несколько Ваших писем статей в газете Муссолини, сделали бы большое дело! Напирать надо не на зверства и даже не на голод, а на ненависть самих рабочих в России к большевикам и еще на безнадежность заигрывания Нитти и Факта, Шанцер et similia с большевиками.
Посоветуйте Муссолини — Вас он может послушать — поставить у себя русский отдел. Ведь, большевистские агенты здесь тем и берут, что итальянская печать почти ничего дельного о России не говорит, а общество поражает своим диким невежеством. Сейчас надо доконать большевиков здесь. Грех пропустить момент.
Укажите Муссолини на меня: я мог бы взяться поставить русский отдел.
Без Вашего обращения к нему я толку добиться не могу, ибо большевистская пропаганда всех нас, антибольшевиков окрестила реакционерами’24.
С этого момента позиция Первухина уже определена навсегда, хотя она отражается гораздо умереннее в многочисленных его статьях в рижских газетах ‘Сегодня’ и ‘Слово’, где в 1922-1928 гг. он старается передать русскому зарубежному читателю уже сразу после ‘похода на Рим’ свою ‘объективную’ интерпретацию фашизма на основе богатой и свежей информации25.
Интересные статьи о фашизме Первухин посылает также П. Струве для ‘Русской мысли’. Среди них статья ‘Фашизм. Письмо из Италии’ августа 1922 г., т.е. накануне похода Муссолини на Рим. Струве отложил ее, и статья осталась неизданной. В ней Первухин описывает итальянскую ситуацию и зарисовывает главные черты фашистского движения и его вождя. В своей трактовке фашистского феномена Первухин ни на минуту не забывает о России и видит в фашизме единственную опору в борьбе с террором международного большевизма, учитывая слабость ‘умеренных’ европейских демократий. В конце статьи Первухин отмечает: ‘В нынешней своей стадии, фашизм, ведущий яростную борьбу с туземным большевизмом, ведущий кровавую гражданскую войну с туземными коммунистами, весьма неопределенно относится к русским большевикам. Тут как будто бы грубое противоречие. Но только ‘как будто’. Если противоречие и имеется, — то вина не со стороны фашистов, а со стороны всей итальянской буржуазии, которая загипнотизирована пышными обещаниями территориальных и иных концессий со стороны русских большевиков’26.
Позиция Первухина очень напоминает позицию белградской газеты ‘Новое время’, которая в те же годы вела весьма сочувственную пропаганду в пользу итальянского фашизма и его русских аналогов27. Важной разницей является, однако, отсутствие у Первухина антисемитских чувств, этим он оказывается гораздо ближе итальянскому фашизму, нежели его русским или немецким аналогам. Такое обстоятельство связано, конечно, с радикальными позициями писателя в молодости, которые подвели его к жесткому столкновению с русским антисемитизмом черносотенства28. Интересно также отметить параллель, которую Первухин проводит между фашизмом и русским сокольством29.
Первухин видит в признании Италией Советской России опасную предпосылку для укрепления коммунизма. Отсюда его кампания против итальянских предпринимателей, смотрящих на ‘Совдепию’ как на огромный и богатейший рынок, отсюда его надежда на фашизм. Он так кончает свою статью: ‘Фашисты, правда, еще медленно и туго, но начинают понимать, что коммунизм представляет международную опасность и что успешною борьба с коммунизмом может стать только тогда, когда она тоже сделается борьбою международною’30.
Проблему признания Италией Советской России в 1923 г. Первухин широко трактует в рижской прессе. Здесь он подтверждает свое доверие к Муссолини и в статьях ‘Фашистская Италия и большевистская Россия’ и ‘Почему признает Муссолини?’ развивает любопытную интерпретацию сближения Муссолини и Италии с Советской Россией. В первой, после констатации, что: ‘Уже по своему географическому положению — Италия лишена возможности вести прямую борьбу с большевиками ‘и что’ она могла бы принять известное участие в этой борьбе только в том единственном случае, если бы образовалась коалиция нескольких государств’, он далее отмечает: ‘Временные господа России, приближаясь к пропасти, в которую их тянет экономическая и финансовая катастрофа, хватаются за все, лишь бы сохранить власть и потому делают иностранцам такие уступки, каких не добьешься ни от какого другого правительства, обязанного соблюдать интересы не партии, а целой страны. Все державы накидываются на эти уступки. Почему же Италии воздерживаться в этом отношении? Чем она рискует, наконец? В крайнем случае, лишь тем, что новое русское правительство откажется признать данные большевиками концессии’31.
Во второй статье Первухин характеризует итальянские настроения, связанные с признанием Советской России и старается уловить в поведении фашистского правительства свидетельства того, что: ‘В Италии, учитывая положение дел в Советской России, — вообще не верят в возможность длительного существования нынешнего, то есть большевистского режима <,…>,’32. Таким образом, экономические связи Италии с Россией интерпретируются как временное и ограниченное явление в ожидании падения большевистской власти. С другой стороны, некоторое разочарование по отношению к поведению Муссолини компенсируется следующим предположением: ‘Столкновение большевистской России с другими государствами является только вопросом времени. Если большевики удержатся у власти — это столкновение неизбежно. И если оно произойдет, — то в нем непременно примет участие и фашизм, но не обязательно фашизм чисто итальянский, ибо он, по причинам географическим, может остаться и в роли стороннего наблюдателя событий’33.
Таким образом, или Советская Россия рухнет и экономические связи ей не помогут, а, быть может, лишь укрепят позиции Италии в ее связях с будущим, некоммунистическим правительством России, или предстоит война против Советской России, и такую войну может провести именно фашизм, но не просто итальянский фашизм, а уже международное движение, где, подразумевается, главную роль будет играть фашизм русский. С некоторым пророчески мрачным пафосом Первухин, кажется, вырисовывает политическую ситуацию Европы в тридцатые годы после укрепления немецкого фашизма. Здесь он, наверное, зависит от общих настроений зарубежного русского национализма и укрепляющегося русского фашистского движения. Такая позиция объясняет приближение Первухина к белградскому русскому национализму и к харбинскому русскому фашизму. Одновременно Первухин продолжает одобрять внутреннюю политику Муссолини и в своих корреспонденциях всегда готов подчеркивать эффективность разных политических и правовых мероприятий фашистского режима особенно против социалистов и масонов34. Само восприятие успехов Муссолини как ‘новый фазис фашистской революции’ приближает еще раз Первухина к белградскому ‘Новому времени’, где в этот же период восторженно объявляется ‘завершение фашисткой революции’, и интерпретируется оно как предпосылка для дальнейшей — победной борьбы с большевизмом35.
Кажется, прямых контактов с вождями фашизма наладить Первухину не удалось. По-итальянски его больше не публикуют, ‘Руль’ и ‘Последние новости’ его отвергают и он концентрирует свою деятельность на рижской прессе, но уже не на демократической газете ‘Сегодня’, а на более правой ‘Слово’ и на изданиях Вл. Бурцева. О проектируемом в Мюнхене крайне правом издательстве ‘Милавида’ пока мало известно. Мы о нем знаем по письму Первухина В. И. Немировичу-Данченко от 8 сентября 1928 г.36 Знаем также, что после смерти римского корреспондента ‘Нового времени’ композитора и музыковеда М. М. Иванова Первухин старался заменить его, выказав всю свою готовность поддерживать политическую линию газеты37.
Как писатель Первухин продолжает писать в русле позднего реализма (‘Обломки’. Берлин, 1922), пишет все время повести в итальянском духе (‘Фиамметта’), детские рассказы и интересные воспоминания о Толстом, Андрееве, Чехове, Горьком, Пуччини и др. В 1924 г. выпускает загадочный историко-фантастический роман ‘Пугачев-победитель’, изданный в Берлине с предисловием С. Кречетова. В этом романе Первухин применяет фантастический подход к историческому прошлому. Пугачев побеждает и как ‘анпиратор’ переселяется в Кремль. Как отмечает С. Кречетов в предисловии, здесь явно вырисовывается параллель с новым ‘университетским Пугачевым’, который принес с собой яд много сильней, учение Карла Маркса. Роман заключается словами императрицы Екатерины: ‘Россия будет! Великая, Единая, Неделимая! Будет — грозная всем врагам!’38
Последний роман Первухина ‘Жемчужное ожерелье. Из жизни богемы’ (1928) носит скандально-порнографический характер в духе русской беллетристики начала века и не без внимания к творчеству итальянского писателя Питигрилли (Dino Serge, 1893-1975), о котором сам Первухин писал в рижской прессе.
Задыхающийся от чахотки писатель умер в Риме в конце 1928 г. в полной нищете. О судьбе его архива и, в частности, его неизданной повести ‘Остров сирен’, посвященной жизни русских на Капри, и недописанного оккультного романа ‘Земной бог’ ничего не известно39.
1 Вагинов К. Козлиная песнь: Романы. М., 1991. С. 15-16.
2 См.: Амфитеатров и Савинков: переписка 1923-1924. Публ. Э. Гаретто, А. И. Добкина, Д. И. Зубарева // Минувшее: Истор. альм. 13. М., СПб., 1993. С. 73-158. Интересно также проанализировать политические статьи об Италии в белградской газете ‘Новое время’ за 1921-1927 гг. Вообще о филофашистских чувствах газеты М. А. Суворина см.: Шумихин С. Из истории белградского ‘Нового времени’: Письма М. А. Суворину 1921-1930 гг. // Новое литературное обозрение. 1995. No 15. С. 194-214.
3 Первухин М. К. Мысли о фашизме. Тяньзин: Наш путь, 1927. С. 2.
4 Сведения о жизни и творчестве М. К. Первухина можно извлечь из его автобиографических очерков — см.: Первухин М. Этапы жизни // Слово. 1926. 26 апр. No 133. С. 2, 28 апр. No 134. С. 2, 29 апр. No 135. С. 2, 30 апр. No 136. С. 2, Писатели о себе: М. К. Первухин // Литература и жизнь. 1928. No 2/3. С. 17-19, в автохарактеристике, напечатанной А. С. Ященко в журнале ‘Русская книга’ (1921. No 1. С. 28), а также в разных некрологах (напр.: П. П. <,Пильский П. М.>, Умер М. К. Первухин // Сегодня. Рига, 1929. 2 янв. No 2. С. 2, Варшер Т. Вместо венка Первухину // Сегодня. 1929. 20 янв. No 20. С. 2), и в рукописных источниках, как, напр., ‘Примечания к письмам М. К. Первухина’ А. А. Золотарева (см. дальше). О Первухине см. также нашу ст.: Garzonio S. L’Italia sui giornali e i periodici dell’emigrazione russa in Lettonia (Le corrispondenze da Roma di Michail Pervuchin // Res Balticae. 1996. Pisa, 1996. P. 201-217.
5 Золотарев А. А. Примечания к письмам М. К. Первухина // РГАЛИ Ф. 218. Оп. 1. Ед. хр. 115. Л. 4.
6 О них см. упомянутую нашу ст.: Garzonio S. L’Italia sui giornali e i periodici dell’emigrazione russa in Lettonia (Le corrispondenze da Roma di Michail Pervuchin). P. 213-214. В РО РГБ сохранились несколько писем Первухина к А. П. Чехову (Ф. 331. Оп. 55. Ед. хр. 16).
7 Знакомство Первухина с Л. Андреевым отражено в интересной переписке, хранящейся сейчас в РГАЛИ (Ф. 11. Оп. 339. Ед. хр. 171). Здесь, среди прочего, Первухин рассказывает о своем романе о русском среднем обществе 1908-1909 гг., где среди героев — ‘дикий дьякон’, мечтающий об уходе к староверам, рабочий-переплетчик и революционер, полуинтеллигент, который ‘уходит в робинзонство’ и даже ‘Василь Васильевич Розанов — антихрист, Смердяков и пророк, блудник и великий философ, ростовщик и Иеремия, — самый, по моему мнению, — страшный символ современной русской жизни’. (Письмо М. Первухина Л. Н. Андрееву от 16 марта 1914 г. // т. 11. Оп. 339. Ед. хр. 171). По утверждению Первухина, вещь была забракована М. Горьким.
8 Все, что Первухин писал о Горьком, пронизано крайне отрицательным отношением к великому писателю. Свои мемуары Первухин напечатал в эмиграционной прессе в разные годы. Неизданными остались очень живые записки о ‘гнусной роли’ Горького в русской каприйской колонии, находящиеся в архиве ‘Русского слова’ (РО РГБ. Ф. Р.С. Оп. 18. Ед. хр. 54).
9 О русской колонии на Капри и вообще в Италии Первухин писал неоднократно, печатая свои записки по-русски и по-итальянски. В 1913 г. на ‘Первом съезде русских культурных и экономических общественных организаций в Италии’ Первухина приветствовали как старейшего члена русской колонии, — см.: Протоколы Первого Съезда русских культурных и экономических общественных организаций в Италии. 27-30 марта. Рим, 1913 г. Roma: SocietЮ della Biblioteca Russa Leone Tolstoj, б. д. C. 42-43.
10 Об этом сотрудничестве существуют интересные материалы в РО РГБ: Ф. Р.С. Оп. 18. Ед. хр. 54, Оп. 18. Ед. хр. 55 (Письма М. К. Первухина к Ф. И. Благову) и Оп. 8. Ед. хр. 50 (Письмо М. К. Первухина к В. А. Никольскому).
11 Первухин печатался под разными псевдонимами: М. Волохов, М. Де-Мар, К.Алазанцев, Л. Томский, Украинцев и др. Среди его книг и брошюр стоит упомянуть: ‘Догорающие лампы: Сб. рассказов’ (Пб., 1909, — этому сборнику дал положительную оценку А. А. Амфитеатров), ‘Бой на воздушном океане. Рассказ воздухоплавателя’ (М., 1911), ‘Последний полет Гей-Люссака. Рассказ воздухоплавателя’ (М., 1911), ‘Зеленая смерть. Рассказ М. Де-Мара’ (М., 1912), ‘Колыбель человечества’ (М., 1912), ‘Свисташкино счастье. Рассказ’ (СПб., 1912), ‘Над краем лазурным. Рассказ М. Волохова’ (М., 1912). Этот последний рассказ посвящен о. Капри.
12 В таких журналах Первухин печатал не только свои рассказы, но и свои переводы. Ему принадлежит, напр., перевод романа Э. Сальгари ‘Трон фараона’ (‘Природа и люди’ за 1909 год). В письме, написанном в декабре 1907 г. А. А. Золотареву, Первухин рассказывает, как занимался итальянским языком именно на текстах Сальгари (РГАЛИ. Ф. 218. Оп. 1. Ед. хр. 115. Л. 13 об.).
13 Имею в виду, напр., рассказ ‘Старая земля’ (Русская мысль. 1914. Љ 8/9. С. 70-99), написанный под влиянием итальянского веризма.
14 Первухин писал, среди прочего, о футуризме, о римском диалектном поэте Трилусса и, конечно, о Пиранделло. Переводы новелл Пиранделло помещены в журнале ‘Современный мир’ (1913, No 6, 12).
15 Русская книга. 1921. No 1. С. 28.
16 Об итальянских книгах Первухина см.: Venturi A. Rivoluzionari russi in Italia. 1917-1922. Milano, 1979. P. 151-152. Отрицательно о Первухине писали тогда П. Тольятти и П. Гобетти.
17 Perwoukine M. I bolsceviki. Bologna, 1918.
18 Perwoukine M. La sfinge bolscevica. Bologna, 1920.
19 Ibid. P. V-VI.
20 В молодости Первухин подвергался преследованию со стороны черносотенцев и всю жизнь был убежденным врагом антисемитизма, даже когда его позиции сблизились с ‘Новым временем’ и с харбинским фашизмом. Поэтому он не связался с князем Н. Д. Жеваховым, самым убежденным представителем русского антисемитизма в Италии (о нем см.: De Michelis C. G. Il Principe N. D. Zevaxov e i ‘Protocolli dei Savi di Sion’ in Italia // Studi storici. 1996. N 3. P. 747-770).
21 Об истории журнала см.: Venturi A. Rivoluzionari russi in Italia. P. 159 и след.
22 См. копию записки М. К. Первухина для русского консульства в Риме от 18 июля 1919 г.: Hoover Institution Archives. Fond M. N. Girs. Box. 24. Folder 5.
23 Hoover Institution Archives. Fond B. Nikolaevsky. Box. 151. Folder 12.
24 Там же.
25 Здесь он заявляет: ‘В мои задачи отнюдь не входит обеление фашистов: остаюсь объективным’ (Первухин М. Фашисты // Сегодня. 1922. 2 нояб. No 247. С. 2).
26 См. Hoover Institution Archives. Fond P. B. Struve. Box. 26. Folder 17.
27 Фашизм был сразу воспринят ‘Новым временем’ одобрительно. В статье ‘Значение фашизма’ (1922. 15 нояб. No 468. С. 3) читаем: ‘Фашизм — это торжество здравого смысла нации. Протест против обмана и зла, которое внесено в мир учением социализма’. С явно филофашистских позиций выступали в газете известный антисемит проф. Т. Локоть, В. Гордовский, римский корреспондент М. Борецкий (М. М. Иванов), А. Погодин, Вяч. Новиков и сам Б. Суворин. В статье В. Гордовского ‘Русские фашисты’ (Новое время. 1922. 15 дек. No 493. С. 2) приводятся сведения о РООФ (Российский отдел ополчения фашистов) и выражается необходимость ‘создать фашистский интернационал’.
28 В неизданной статье для ‘Русской мысли’ августа 1922 г. Первухин писал: <,…>, у нас замечается тенденция приравнить фашизм к русскому ‘черносотенству’. Думаю, что это — грубо ошибочно* (Фашизм. Письмо из Италии // Hoover Institution Archives. Fond P. B. Struve. Box. 26. Folder 17).
29 См., напр., ст. ‘Творимая легенда’ (Сегодня. 1922. 31 окт. No 246. С. 2). Интересно отметить, что на это явление обратило свое внимание и ‘Новое время’, — см. анонимную статью ‘Славянское сокольство и русская эмиграция’ (Новое время. 1925. 21 нояб. No 1371. С. 2). О сокольстве см.: Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939. М., 1994. С. 73.
30 См.: Фашизм. Письмо из Италии // Hoover Institution Archives. Fond P. B. Struve. Box. 26. Folder 17.
31 Сегодня. 1922. 1 дек. No 271. С. 1.
32 Сегодня. 1923. 30 дек. No 290. С. 1.
33 Сегодня. 1922. 1 дек. No 271. С. 1.
34 См., напр., ст.: ‘Фашисты угрожают варфоломеевской неделей’ (Сегодня. 1925. 22 нояб. No 263. С. 2), ‘Новый фазис фашистской революции (Сегодня. 1925. 26 нояб. No 266. С. 3), ‘Муссолини искореняет масонство’ (Сегодня. 1926. No 24).
35 Имеются в виду, напр., ст. Вячеслава Новикова ‘Завершение фашистской революции’ (Новое время. 1926. 1 июня. No 1525. С. 1) и ‘Зарубежный съезд и фашизм’ (Новое время. 1926. 10 июня. No 1533. С. 1). В последней среди прочего читаем: ‘<,…>, если русская эмиграция желает сохранить свое национальное лицо, если она не хочет пройти мимо решительной борьбы с большевизмом, то она <,…>, должна сделаться фашистской’.
36 Издательство должно было иметь идейный характер, а компания сотрудников — быть ‘крепкой, стойкой и непримиримо антибольшевистской’ (см.: Письмо М. К. Первухина В. И. Немировичу-Данченко от 8 сент. 1928 г. // РГАЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 2. Л. 215).
37 В письме М. А. Суворину Первухин писал: <,…>, я позволяю себе обратиться к Вам с настоящим письмом, прося не отказать уведомить меня, не признаете ли Вы возможным принять меня в число постоянных сотрудников ‘Н. В.’ на общих условиях <,…>, мало-мальски серьезных принципиальных разногласий между ‘Н. В.’ и мною нет, да и не предвидится, ибо я такой же убежденный монархист, националист и, представьте, несмотря ни на что, — упорный империалист как и все сотрудники ‘Н. В.‘ <,курсив мой. — С.Г.>,* (Письмо М. К. Первухина М. А. Суворину от 21 октября 1927 г. // РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 3. Ед. хр. 197. Л. 1/1 об.).
38 Не удивительно, что рецензент ‘Нового времени’, римский корреспондент газеты М. Борецкий (т.е. М. Иванов), объявил роман Первухина лучшей книгой новой русской литературы после романа П. Н. Краснова ‘От Двуглавого орла к красному знамени’ (см.: Новое время. 1924. 19 авг. No 991. С. 2).
39 Об этих трудах Первухин упомянул в автобиогр. ст.: Писатели о себе. М. К. Первухин // Литература и жизнь. 1928. No 2/3. С. 18.