Когда господинъ Кальвари проходилъ по галере для больныхъ, ему бросилась въ глаза наклеенная на столб афиша крупными буквами извщавшая о гастроляхъ Мелины.
Каково, хорошенькая Мелина здсь!
Вернувшись домой, въ свою квартиру, онъ все еще думалъ о давнишней подруг. Онъ снова видлъ ее передъ собою въ удивительной непосредственности, какъ прежде лтъ десять тому назадъ, когда онъ пришелъ къ ней на квартиру въ первый разъ, когда лицо его горло отъ страха, а самъ онъ волновался и вмст съ тмъ радовался собственной смлости.
— Глупости! пробормоталъ Кальвари.— Мелина была въ моей жизни лишь блокурымъ интермецо. А за нею ихъ былъ цлый рой, русыя, черноволосыя, рыжія.
Онъ началъ рыться въ ящикахъ письменнаго стола. Среди старыхъ портретовъ, расходныхъ книгъ и пригласительныхъ похоронныхъ билетовъ онъ нашелъ то чего искалъ: старое письмо Мелины. Бумага уже пріобрла желтоватый цвтъ слоновой кости, чернила поблднли:
‘Милый! Вчера я тебя не видала, не вижу и сегодня. Если ты не придешь до завтрашняго дня, я сама приду къ теб. Навки твоя Мелина’.
Вотъ и все, но этого достаточно чтобъ опять узнать Мелину.
Кальвари съ насмшливою улыбкой перечелъ письмо. Вспомнитъ ли теперь Мелина кому она его написала? Ни за что не вспомнитъ, онъ готовъ держать пари что не вспомнитъ… Вдь и онъ въ жизни Мелины былъ только… черноволосымъ интермецо.
Посл нкотораго раздумья онъ взялъ перо и написалъ крупнымъ почеркомъ на обратной сторон письма Мелины:
‘Милостивая государыня! Я ставлю сто флориновъ противъ пустой коробки изъ-подъ вашей пудры что вы уже не вспомните кого именно осчастливили нкогда этими строками’
Онъ вложилъ письмо въ конвертъ и отослалъ его въ гостиницу въ которой жила артистка, радуясь что могъ доставить прежней пріятельниц безпокойные полчаса, онъ принялся читать вечернюю газету.
Онъ не дошелъ еще до мстныхъ извстій, когда въ передней раздался звонокъ. Въ комнату вошелъ длинноволосый молодой человкъ: про него нельзя было съ перваго взгляда сказать, лакей лц онъ, или драматическій артистъ. Судя по манерамъ, онъ могъ быть и тмъ и другимъ.
— Милостивый государь, вотъ письмо отъ m-me Мелины, отчеканилъ длинноволосый.
Затмъ онъ поклонился какъ маркизъ Поза передъ Филиппомъ II, покосился на зеркало и безшумно исчезъ.
‘Милый, старый другъ!’ писала Мелина. ‘У одной бдной статистки вчера родился сынъ. Въ пользу этого сына я заявляю притязанія на сто флориновъ которые выиграла съ васъ, и въ награду прощаю вамъ дерзость заключающуюся въ вашемъ письм. Все еще прежняя Мелина’.
Мелина! Театральное имя звучало въ ушахъ Кальвари точно шаловливая трель, потомъ разрослось въ шумную симфонію, подъ такты которой возставшія изъ мертвыхъ любовныя воспоминанія пошли въ его сердц торжествующею чередой…
Прежняя Мелина!
Господинъ Кальвари одлся очень старательно, тмъ временемъ ему припомнилось что въ жизни его была минута, когда онъ хотлъ сдлать большую глупость: онъ хотлъ жениться на Мелин.
Къ счастію онъ еще во-время одумался… Къ счастію? Ахъ, вдь человкъ иногда не знаетъ какой глупости онъ бываетъ обязанъ своимъ благополучіемъ!
Онъ отправился въ гостиницу Мелины. Въ первой комнат хорошенькая горничная стояла на колнахъ передъ огромнымъ дорожнымъ сундукомъ, она была такъ изящна, точно лопала сюда съ ярмарки въ Ричмонд.
— Артистка дома?
— Пожалуйте въ ту комнату…
Раздается легкое кокетливое восклицаніе, и вотъ передъ нимъ Мелина. Какъ она еще красива!
Правда, волосы ея которые прежде были блокурыми теперь стали рыжими, какъ на картинахъ Тиціана, подбородокъ покругле, но это чрезвычайно ей пристало. Фигура сдлалась полне, но въ глазахъ играетъ прежнее жизнерадостное веселіе…
Она протянула Кальвари маленькую выхоленную ручку которую тотъ поднесъ къ губамъ.
— Милости просимъ, милый, добрый другъ!
— Мелина!
Вотъ они сидятъ на диван и тихо разговариваютъ, то-есть, болтаетъ одна Мелина по обыкновенію милые пустяки. Кальвари жаднымъ ухомъ глотаетъ ея голосъ. Оба они какъ-будто немного взволнованы…
По мр того какъ на улиц смеркается, имъ приходятъ въ голову давнишнія, неразумныя воспоминанія.
— Вы помните? спрашиваютъ они другъ друга, и эти слова звучатъ подобно припву волшебной псни.
Мелина говоритъ ласковымъ мягкимъ голосомъ, при звук котораго по театральнымъ завсегдатаямъ всегда пробгаетъ пріятная дрожь.
— Да, я еще помню какъ это началось… Былъ ясный осенній день, мы гуляли вдвоемъ въ будапештскихъ горахъ. Помните? Мы были веселы какъ два шаловливые школьника. Но когда мы спускались, насъ захватилъ дождь, и мы спрятались въ маленькую харчевню… Помните?
Кальвари съ изумленіемъ взглянулъ на актрису которая вполголоса продолжала:
— Когда я стала затворять окно распивочной, случилась бда: стекло разбилось и порзало мн руку. Я испугалась, а вы хотли остановить кровь губами…
Актриса слегка отвернула широкій рукавъ пеньюара: на тонкой какъ шелкъ кож ея круглой руки виднлся полукруглый блый рубчикъ.
— Вы помните?
Кальвари взглянулъ на часы, къ крайнему его сожалнію ему нужно идти въ клубъ, гд его ждетъ товарищъ. Впрочемъ, онъ общаетъ придти въ другой разъ къ давнишней, доброй подруг съ боле продолжительнымъ визитомъ.
Выйдя на улицу, онъ остановился въ задумчивости. Онъ зналъ наврно что никогда въ жизни не ходилъ съ Мелиной въ будапештскія горы, а въ маленькія харчевни и подавно. Ранку на ея рук онъ тоже увидалъ сегодня въ первый разъ. Одного только онъ не зналъ: съ кмъ же спутала его Мелина?