Мейерлинг, Адерер Адольф, Год: 1905 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 43 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

МЕЙЕРЛИНГЪ
ИСТОРИЧЕСКІЙ РАЗСКАЗЪ

Адольфа Адерера

(ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО)

Приложеніе къ журналу ‘Историческій Встникъ’

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина, Эртелевъ, 13
1905

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Я имлъ случай знать или мелькомъ видть большинство лицъ, замшанныхъ въ Мейерлингской драм, или, лучше сказать, въ Мейерлингской трагедіи. Когда нибудь поэтъ остановитъ свою мысль на судьб Виттельсбаховъ, и онъ будетъ Эсхиломъ этихъ новыхъ Атридовъ.

Императрицу Елисавету, передавшую сыну одного изъ Габсбурговъ атавистическую экзальтацію всхъ ‘своихъ’, я видлъ первый разъ, спустя нсколько лтъ посл ужасной войны 1875 года. Елисавета верхомъ на лошади скакала по нив, которая простиралась вдоль крутого обрыва. Тонкіе колосья, перемшанные съ макомъ, тянулись къ солнцу, чтобы согрться отъ холоднаго свернаго втра, дувшаго съ сосдняго моря. Углубленная въ воспоминанія о любимыхъ ею древнихъ поэтахъ, наздница, выпрямившись на своемъ большомъ кон, бока котораго кололи сотни колосьевъ, воображала себя скоре королевой амазонокъ, чмъ государыней обширной страны, столь же отдаленной отъ ея глазъ, какъ и отъ ея мыслей. Меня охватила дрожь, потому что красавица подъхала такъ близко къ крутизн обрыва, что мн показалось, будто ей не миновать его. Крикъ ужаса вырвался изъ моего горла. Въ ту же минуту лошадь однимъ прыжкомъ повернула и снова возобновила свою головокружительную скачку чрезъ золотистую ниву. Мстные жители мн сказали, что государыня всякій вечеръ предавалась этой неистовой забав, за которую всякій вечеръ владльцы полей требовали съ дворецкаго вознагражденія: императриц объ этомъ не говорили, чтобы не прерывать ея любимаго спорта. Будучи страстной наздницей, Елисавета подчинялась также таинственному вліянію моря, которое обожала. Въ ея распоряженіи находилась яхта, но она предпочитала маленькую лодку, на которой отправлялась по волнамъ одна, съ сыномъ мстнаго купальщика, пятнадцатилтнимъ мальчикомъ, и достигала сосдняго бережка, гд ее ожидали придворныя дамы, прізжавшія въ эту мстность въ экипажахъ. Въ лодк она повторяла стихи своего любимаго поэта — Генриха Гейне.

Эта женщина, вчно тревожимая несбыточными мечтами, безъ сомннія, желала бы нестись по волнамъ на кон, а не плыть въ лодк. Какая-то невдомая сила влечетъ всхъ Виттельсбаховъ къ невидимой цли, и они стремятся къ пропасти. Когда я впервые увидлъ австро-венгерскую императрицу, я думалъ, что она упадетъ въ пропасть, разверзшуюся предъ нею въ двухъ шагахъ.

Императора — Франца, какъ его зовутъ подданные — я видлъ однажды въ Вн, на площади, когда онъ по давней привычк длалъ утренній смотръ гарнизону, его сопровождалъ адъютантъ. Въ его голубыхъ глазахъ, опечаленныхъ пережитыми испытаніями, я замтилъ природную меланхолію: его затуманенный грустью взглядъ, казалось, говорилъ: ‘Къ чему вс эти легіоны?.. Судьба была и будетъ всегда сильне ихъ’.

Я еще видлъ его въ Бургъ-театр, который онъ усердно посщалъ до траура, быстро слдовавшаго одинъ за другимъ. На этотъ разъ съ нимъ былъ сынъ и невстка, эрцгерцогъ Рудольфъ и эрцгерцогиня Стефанія.

Наслдный эрцгерцогъ былъ высокаго роста, тонкій, нервный и лихорадочный, съ умнымъ, безпокойнымъ лицомъ, рзкими болзненно-судорожными движеніями.

Свтловолосая эрцгерцогиня Стефанія была въ тюлевомъ плать съ кружевной отдлкой, которое обнаруживало ея гибкую талію и красивыя плечи.

Наслдный эрцгерцогъ былъ разсянъ и безпокоенъ, онъ боле интересовался хорошенькими внками, красовавшимися въ ложахъ и креслахъ, чмъ комедіей, дававшейся на сцен. Эрцгерцогиня сидла справа отъ тестя, отъ восторга, возбуждаемаго ею въ толп, она казалась счастливой, но безъ спеси и гордости. Если бъ она сидла ближе къ зрителямъ, то слышала бы ихъ замчаніе: ‘Красивая у насъ будетъ императрица!’

Такова показалась мн эрцгерцогиня Стефанія въ Бургъ-театр, такою же она явилась предо мною въ трагически-знаменитомъ Мирамар.

Что касается красавицы Маріи Вечеры, то однажды вечеромъ въ Опер мн показала ее одна особа, состоящая при французскомъ посольств, и разсказала о городскихъ слухахъ на ея счетъ. Я увидлъ молодую женщину, не очень высокаго роста, довольно полную, съ матовымъ цвтомъ лица и нсколько толстымъ носомъ, слегка вздернутымъ. Ея лицо ничего не представляло бы замнательнаго, если-бъ не два срыхъ глаза, безподобной красоты и нжности.— ‘Бархатные глаза,— сказалъ я,— если только позволительно употребить такое пошлое сравненіе’.— ‘Бархатные или мрачные!’ — отвтилъ мой собесдникъ.

I.

Эрцгерцогъ Рудольфъ не слылъ въ Вн за образцоваго мужа. Внцы, отличающіеся легкимъ нравомъ, совсмъ не возмущаллсь разсказами, которые щедро расточала молва о его похожденіяхъ. Они говорили себ, что самъ отецъ наслднаго эрцгерцога, императоръ Францъ-Іосифъ, всми уважаемый и почтенный человкъ, иногда забывалъ свой долга мужа и отца съ венгерскими наздницами или французскими актрисами. Всмъ было небезызвстно, что герцога Рудольфа, посщавшаго инкогнито Парижъ, подъ предлогомъ ученыхъ и литературныхъ изысканій, рже видли въ Національной Библіотек, чмъ въ нкоторыхъ сомнительныхъ домахъ по сосдству съ этимъ памятникомъ работъ и науки. Внцы охотно называютъ себя нмецкими парижанами. Т и другіе особенно сходятся въ томъ, что одинаково питаютъ склонность къ женщинамъ. Никакой внецъ не удивлялся, если видлъ своего будущаго государя, ведущаго веселую жизнь, какъ большинство его будущихъ подданныхъ. Вс были ему благодарны за отсутствіе притворной строгости, которая могла бы показаться упрекомъ для большинства его соотечественниковъ.

Въ Вн быстро разнеслась такая исторія. Однажды Рудольфъ отправился со своимъ обычнымъ товарищемъ по увеселеніямъ къ дамочкамъ, живущимъ въ серіозномъ, буржуазномъ дом. Въ такихъ домахъ посл извстнаго часа дверь не открывается, и оттуда уже нельзя выходить: такъ требовала нравственность и офиціальныя правила. Безъ сомннія, наслдный эрцгерцогъ не скучалъ у этихъ дамочекъ, такъ какъ онъ засидлся гораздо дольше законнаго часа, въ который должны оканчиваться пиршества въ Вн. Полицейскіе сыщики, приставленные охранять принца, дали привратнику исключительное разршеніе нарушить обычай, такъ что честь, оказываемая наслднымъ эрцгерцогомъ дому, который охранялъ почтенный придверникъ, стоила добавочнаго наблюденія. Привратникъ пошелъ дальше въ охраненіи эрцгерцога. Онъ поднялъ съ постели свою жену и четверыхъ дтей — двухъ двочекъ и двухъ мальчиковъ — и далъ въ руки каждому по подсвчнику, когда ночью наслдный эрцгерцогъ показался на лстниц, то привратникъ и вс его домашніе, въ своемъ лучшемъ наряд и вооруженные свточами, отвшивали ему низкіе поклоны. Долго принцъ смялся надъ этимъ похожденіемъ, о которомъ стало извстно лично отъ него.

Народъ также любилъ эрцгерцога, потому что видлъ въ немъ хорошаго австрійца. Вопреки зловщимъ предсказаніямъ, которыя расточаютъ публицисты относительно неизбжнаго раздробленія Австро-Венгерской монархіи, несмотря на разладъ, обнаруживаемый въ различныхъ парламентахъ или сеймахъ крайне буйными сценами, въ Австро-Венгріи еще существуетъ много ‘австрійцевъ’, которые не хотятъ быть ни нмцами, ни славянами, ни мадьярами, а желаютъ остаться австрійцами старой Австріи. Въ одинъ прекрасный день стало извстно, что принцъ Рудольфъ взялся руководить литературно-художественнымъ изданіемъ, посвященнымъ описанію всхъ частей государства. Это было нчто въ род ‘энциклопедіи’ Австро-Венгріи,— синтетическій трудъ, предназначенный сблизить и соединить элементы, разъединеніе которыхъ, пугавшее однихъ и желательное для другихъ, проявлялось по временамъ. Каково же было удовольствіе внцовъ, когда въ одинъ прекрасный день подъ воротами, соединявшими площадь св. Михаила съ дворомъ Іосифа II, они прочитали на прибитомъ объявленіи слдующее: ‘Описаніе Австро-Венгріи съ иллюстраціями. Редакція въ первомъ этаж’. Съ этихъ поръ журналисты и писатели имли сотрудникомъ одного изъ самыхъ высокихъ лицъ посл императора. Литература, патріотическая и національная, водворилась въ старомъ Габсбургскомъ дворц.

Среди этой жизни, полной работъ, удовольствій и общей любви, эрцгерцогъ однажды вечеромъ отправился въ Бургъ-театръ: давали послднюю, присланную изъ Парижа, новинку. Едва Рудольфъ вошелъ, какъ замтилъ, что большинство зрителей и зрительницъ устремило свои взгляды на ложу перваго яруса, около сцены. Бургъ-театръ считается театромъ абонентовъ и завсегдатаевъ, которые почти вс были извстны другъ другу, и любопытство присутствующихъ должно быть объяснено неожиданнымъ явленіемъ, новымъ зрлищемъ. Дйствительно, ложа, на которую такъ вс смотрли, была занята двумя особами, впервые показавшимися въ театр ‘общества’. Поднялись разспросы: изъ одной ложи задавались вопросы въ другую, изъ кресла — въ кресло: судя по жестамъ очевидно было, что никто не зналъ двухъ иностранокъ.

Эрцгерцогъ повернулся къ лож. Его глаза долго не отрывались отъ боле молодой изъ двухъ женщинъ. Послдняя быстро замтила вниманіе, которое оказалъ ей наслдникъ престола. Женщин совсмъ не надо видть устремленныхъ на нее взглядовъ: она ихъ, такъ сказать, ‘чувствуетъ’. Въ ихъ лож показался молодой гвардейскій офицеръ. Дамы не слышали, какъ онъ вошелъ, а потому не замтили его присутствія, онъ обратилъ ихъ вниманіе на любопытство, какое он возбудили въ зрителяхъ, онъ назвалъ имъ по имени всхъ, собравшихся въ зал высокопоставленныхъ лицъ, какъ женщинъ, такъ и мужчинъ. Казалось, ему доставляла удовольствіе ревность, которую онъ возбудилъ въ присутствующихъ, выдавая себя за друга особъ, замченныхъ всми и въ то же время неизвстныхъ никому. Мужчинамъ очень льститъ знакомство съ хорошенькой женщиной: сколько удовольствія доставляетъ ему, а боле того ‘смака’, болтовня съ женщиной, которою любуются вс, но онъ одинъ ее знаетъ.

Офицеръ всталъ. Онъ вышелъ, чтобы появиться на минуту въ лож эрцгерцога Рудольфа. Покинувъ обихъ женщинъ онъ увидлъ въ коридор адъютанта наслдника, онъ попросилъ его слдовать за нимъ къ его высочеству: ходьба взадъ и впередъ адъютанта мимо ложи и прочія уловки не ускользнули отъ заинтересованныхъ присутствующихъ. Ясно было, что завязавшійся разговоръ между эрцгерцогомъ и гвардейскимъ офицеромъ касался двухъ незнакомокъ, и что первый спрашивалъ у послдняго подробныхъ свдній относительно его двухъ пріятельницъ. Затмъ взглядъ принца оторвался на мгновеніе отъ ихъ ложи, и разговоръ между нимъ и офицеромъ продолжался еще нсколько минутъ. Безъ сомннія, вопросъ шелъ о служб молодого офицера и его будущемъ: молодой человкъ предвидлъ повышеніе въ чинахъ, котораго совсмъ не подозрвали его друзья.

Когда послдній занялъ свое мсто въ оркестр, то не могъ избжать вопросовъ. Онъ на это не сердился, такъ какъ знать секретъ одному — чрезвычайно пріятно, заставляя упрашивать себя, его понемногу разоблачаешь. Въ этомъ случа поступаютъ, какъ т путешественники, которые вдругъ скажутъ вамъ: ‘Да, то, что вы разсказываете, напоминаетъ мн похожденіе одной маленькой тонкинской жительницы, которую я купилъ за пятнадцать франковъ на границ Юннана у пиратовъ, готовыхъ произвести надъ ней насиліе, ихъ было пятнадцать’.— ‘О ужасъ!— восклицаетъ дама,— и какъ вамъ удалось ее спасти?’ — ‘Очень просто!’. И путешественникъ начинаетъ свою исторію. Молодой гвардейскій офицеръ поступилъ также и разсказалъ не только то, что зналъ о незнакомкахъ, но даже боле.

Онъ сообщилъ, что дама постарше — баронесса Вечера, молоденькая же — одна изъ ея дочерей. Отца не было на свт. Онъ былъ венгерскій мелкій дворянинъ изъ окрестностей Пресбурга, и такъ или иначе, но принадлежалъ къ дипломатіи. Вечера былъ извстенъ въ молодости, какъ драгоманъ австрійскаго посольства при султан. Въ Константинопол онъ женился на молодой двушк, гречанк, г-ж Батаджи. Ея отецъ, уроженецъ Хіоса, ‘острова вина’, былъ истиннымъ потомкомъ царя Итаки, однимъ изъ тхъ предпріимчивыхъ и ловкихъ островныхъ грековъ, какихъ въ наше время находится мене въ самой Греціи, чмъ въ Марсели, Александріи и Неру. Сначала онъ служилъ въ одномъ парижскомъ банк — банк Лафитъ, затмъ возвратился на Востокъ, гд принялъ австрійское подданство, чтобы жениться на двиц Лорелль, которая ему подарила десятерыхъ дтей. Онъ велъ торговлю въ Константинопол и Смирн, и нажилъ громадное состояніе, что позволило ему дать блестящее приданое дочерямъ. Венгерскій дворянчикъ, баронъ Вечера, устроилъ недурное дльце, женившись на одной изъ нихъ. Но милліоны скоро были прожиты. Вечера умеръ тому два года въ Александріи. Его вдова и дв дочери — Марія и Ганни — прибывъ въ Вну, поселились въ кокетливомъ дом. Вс эти справки молодой гвардейскій офицеръ собралъ въ Александріи, откуда онъ началъ свое путешествіе по Нилу. Предъ зрителями находилась старшая изъ двухъ дочерей, шестнадцатилтняя Марія Вечера, очаровательный полураспустившійся цвтокъ. Судя по любопытству, какое возбудило первое появленіе молодой двушки въ Вн, город, въ которомъ, однако, не было недостатка въ обворожительныхъ женщинахъ, ей скоро предстояло сдлаться модной женщиной: ‘львицей дня’, какъ говорили французы пятьдесятъ лтъ тому назадъ,— ‘профессіональной красавицей’, какъ говорятъ англичане въ наше время.

Предположеніе оправдалось въ конц представленія. Вс поспшили къ перистилю и ожидали появленія новоприбывшихъ. Особенно женщины хотли разсмотрть поближе молодую двушку. Он нашли, что Марія Вечера была не мене хорошенькой и вблизи. Нкоторыя изъ нихъ отваживались утверждать, что ея носъ былъ нсколько коротокъ и недостаточно тонокъ, а лицо — чрезмрно широко, но вс были одного мннія относительно нжности ея взгляда, очаровательнаго рта и блестящаго цвта лица. Въ свою очередь явился и эрцгерцогъ Рудольфъ, онъ остановился. По вниманію, съ какимъ онъ разсматривалъ молодую незнакомку, самые непроницательные понимали, что онъ не нашелъ въ ней никакого недостатка и любовался всми совершенствами ея красоты, безъ исключенія.

Воспламененный красотою баронессы Маріи Вечера, Рудольфъ не замедлилъ приблизиться къ обимъ иностранкамъ при посредничеств молодого гвардейскаго офицера, который сообщилъ ему свднія о нихъ. Когда первое лицо, которое проситъ быть представленнымъ женщин, только что пріхавшей въ страну — король или ея будущій государь, то женщин это только можетъ льстить, и она не закроетъ передъ нимъ своей двери. Такъ было и съ баронессой Вечера. Чрезъ день посл встрчи въ Бургъ-театр, Рудольфъ явился въ домъ на Залезаніергассе и былъ принятъ.

Онъ сталъ являться туда часто. Съ простыми искательницами приключеній, сентиментальными модистками, женами чиновниковъ, гоняющимися за повышеніемъ мужей, и бездльными аристократками, вроятно, искусъ былъ бы сокращенъ: посл второго или третьяго свиданія эрцгерцогъ былъ бы проведенъ изъ салона въ интимныя комнаты. Ловкія же левантинки, не сговариваясь, поняли выгоду, какую представляла имъ эта неожиданная находка. Чего же он въ дйствительности хотли? Чего искать он пріхали въ Вну? Мужа для юныхъ баронессъ? Уже женатый эрцгерцогъ не могъ быть желаннымъ мужемъ. Какъ ни велика была женская самонадянность, но надо признать, что въ первые дни мать и дочь не предусматривали возможности развода, который поставилъ бы баронессу на мсто эрцгерцогини Стефаніи.

Имъ было достаточно, чтобы на нихъ простерлось покровительство наслдника престола: это была единственная цль, которую он мтили.

Благодаря его участію, изъ котораго он извлекли пользу, закрытыя двери дворцовъ самой высшей аристократіи на Герренгасс, Миноритской и Лобковской площадяхъ широко раскрылись для ихъ мелкаго дворянства. Не было такого вечера или введенныхъ въ моду княгиней Меттернихъ съ благотворительною цлью, представленій, для устройства которыхъ она набирала артистовъ изъ семействъ, группировавшихся, какъ рыцари Габсбурговъ, вокругъ императорскаго замка,— не давалось ни одного празднества, на которомъ не бывали бы об баронессы Вечера. Пригласить ихъ — значило быть увреннымъ въ присутствіи наслднаго эрцгерцога, до сихъ поръ показывавшагося лишь на необходимыхъ церемоніяхъ. Женщины чувствовали ревность отъ предпочтенія, выказаннаго наслднымъ эрцгерцогомъ семнадцатилтней двчонк, происхожденіе и родство которой было мало извстны. Он ей прощали, зная, что герцогъ капризенъ, и говорили себ: ‘Если двчонка сдастся, то она скоро ему наскучитъ, въ противномъ же случа онъ не привяжется къ ней такъ сильно и возвратится къ боле легкимъ похожденіямъ, которыя ему нравились’. Мужчины не оставались равнодушны къ красот Маріи, вниманіе наслднаго эрцгерцога, предметомъ котораго явно была она, длало ихъ осторожными. Они окружали ее уваженіемъ, съ цлью заслужить ея симпатію, но не желали какими ни будь знаменательными поступками или разговорами возбудить подозрнія слдившаго за нею эрцгерцога.

Были и такіе, которыхъ не останавливали эти соображенія, какъ, напримръ, графъ Алоизій Л., наслдникъ если, не короны, то, по крайней мр, одного изъ самыхъ знаменитыхъ именъ австрійской аристократіи и, можетъ быть, самый красивый, самый изящный, самый гордый изъ молодыхъ вельможъ двора Франца-Іосифа. Онъ открыто передъ всми выказывалъ къ Маріи Вечер такой пылъ, какой пожилые царедворцы называли неосторожнымъ и нескромнымъ. Онъ также бывалъ на всхъ празднествахъ, которыя украшала своимъ присутствіемъ красавица ‘двчонка’. Когда Рудольфъ, все-таки принужденный соблюдать нкоторыя предосторожности, оставлялъ свободное мсто возл красавицы, то Алоизій Л. спшилъ занять его. Онъ первый являлся приглашать на танцы Марію, велъ ее въ буфетъ и провожалъ до кареты. Молодыя двушки не безъ зависти смотрли на предпочтеніе, оказываемое Алоизіемъ Л. этой неожиданной соперниц. Он опасались, чтобы въ одинъ прекрасный день онъ не сдлалъ ея своей женой. Нмецкія страны привыкли къ бракамъ, продиктованнымъ единственно любовью. Тамъ, гд принцы женятся, если не на пастушкахъ, то на наздницахъ цирка, совсмъ неудивительно, что аристократъ самой высшей пробы женится на дочери мелкаго дворянина, потому что она красавица, и онъ ее любитъ. Аристократія, твердо установленная и неоспоримая, которая занимаетъ въ государств видное мсто, можетъ позволить себ сентиментальныя фантазіи, он мене унижаютъ ее, чмъ браки на деньгахъ, посредствомъ которыхъ пришедшая въ упадокъ аристократія разсчитываетъ подняться.

Около Маріи видли еще нкоего финансиста, введеннаго въ ихъ домъ однимъ изъ дядей молодой двушки, братомъ матери, однимъ изъ десяти дтей Батаджи. Двое или даже трое Батаджи жили въ Вн: два брата баронессы Вечера и сынъ одного изъ нихъ. Изъ двухъ братьевъ одинъ занимался денежными длами, другой спортомъ: денежныя дла и лошадиный спортъ близки другъ другу, все что, касается азартныхъ игръ или мошенничествъ, нравится левантинцамъ. Горбоносый банкиръ съ начинающимъ отрастать животомъ и рдющими волосами, другъ биржевика Батаджи, желалъ дворянскаго титула. Замтивъ благоволеніе, оказываемое наслдникомъ престола дамамъ Вечера, онъ не сомнвался, что, женившись на Маріи, найдетъ въ ея свадебной корзин, въ которую вложитъ свои деньги, желанный дворянскій патентъ. Онъ осыпалъ баронессу Вечера подарками, Марію вниманіемъ, а дядю Батаджи превосходными биржевыми свдніями и все шло какъ нельзя лучше.

Батаджи спортсменъ, весь отдавшись, лошадямъ, мало показывался у своей сестры. Напротивъ, его сынъ приходилъ ежедневно. Молодой, двадцатидвухлтній, Батаджи выказывалъ къ Маріи ревностную привязанность: онъ любилъ ее. Когда она обращалась къ нему съ благосклонными словами, все его лицо, на которомъ блестли два черные глаза, сіяло счастіемъ: когда же она отправлялась на балъ, гд его не было, онъ длался сумрачнымъ, скрежеталъ зубами, его ноздри раздувались, а по его глазамъ, въ которыхъ пробгала зловщая молнія, можно было угадать человка, готоваго на всякаго рода насиліе. Молодую двушку забавляла страсть двоюроднаго брата, она не считала ее серіозной. Говоря о немъ, она замчала: ‘Мой двоюродный братъ! Это — мой пудель. Если на меня нападутъ, то онъ укуситъ!’

Кто можетъ порицать Марію, что она такъ легко предалась заманчивой жизни, какую доставила ей Вна со дня ея прізда. Наслдный эрцгерцогъ не скрывалъ восторга, возбужденнаго въ немъ Маріей, у нея заискивалъ молодой вельможа, носившій высшее аристократическое имя, ея капризамъ предоставлялось богатство, а ей предлагалась сильная преданность. Ласкавшая ее дйствительность превосходила вс мечты, какими льстило себя самое тщеславное воображеніе. Застнчиво появившись въ Вн, гд ея не знали, Марія была принята тамъ улыбкой Фортуны и благосклонностью судьбы. Радость побды озарила ея молодое лицо и сдлала его еще обворожительне: счастье — вторая красота.

II.

Однажды Алоизій Л. съ озабоченнымъ видомъ сообщилъ Маріи извстіе о своемъ близкомъ отъзд за границу. Безъ личнаго ходатайства Алоизія, императоръ назначилъ его при одномъ изъ посольствъ военнымъ агентомъ вмсто прежняго, отозваннаго въ Австрію. Молодому дипломату было невозможно отказаться отъ назначенія своего государя: отказъ былъ-бы неповиновеніемъ, а воинъ всегда повинуется.

Прежде чмъ ухать, Алоизій хотлъ заручиться общаніемъ руки Маріи. Принявъ предложеніе сдлаться въ одинъ прекрасный день его женою, Марія Вечера должна была присоединиться къ нему въ столиц, куда его посылали. Это общаніе было дано ею среди обильныхъ слезъ.

Нсколько дней спустя, банкиръ увдомилъ своего друга, Батаджи, что неожиданныя дла призываютъ его въ Америку, можетъ быть, на долгіе мсяцы. Онъ также наскоро распрощался съ обими женщинами, но не потребовалъ отъ Маріи никакого общанія. Подробныя объясненія имъ далъ Батаджи, по его словамъ, при посредств надежной личности, банкиръ получилъ тайное предупрежденіе, которое, надо думать, принудило его къ столь внезапному отъзду. Въ случа его сопротивленія, правительство сунуло бы носъ въ его дла, и банкиръ предпочелъ ухать.

Оба эти отъзда, явившіеся одинъ за другимъ съ внезапностью грома, освтившаго безоблачное небо, взволновали Марію Вечеру, суеврная, какъ вс левантинки, она думала, что ее наказало небо за необычайное счастье.

— Богъ меня наказываетъ,— сказала она Рудольфу,— потому что вы простерли на меня ваше расположеніе, и онъ, по всей вроятности, нашелъ, что я отъ этого слишкомъ возгордилась… На мн женились бы ухавшіе. Мн стоило бы только ршить мой выборъ…

— Но, я также на васъ женюсь, если вы хотите, Марія.

Отъ этой неожиданности Марія, широко открывъ глаза, безмолвствовала. Рудольфъ въ боле энергичныхъ выраженіяхъ еще разъ повторилъ напрямикъ сдланное заявленіе. Затмъ онъ признался, что по его приказанію Алоизій Л. отправился за границу съ порученіемъ, а банкиръ покинулъ Австрію, онъ немогъ перенести, чтобы другой мужчина поднималъ глаза на Марію. И такъ какъ, не безпокоясь и даже не замчая его любви къ ней, молодая двушка общала свою руку другому, то кто бы онъ ни былъ, но это обязательство надо было нарушить, чтобы замнить другимъ. Не все ли ему равно, что онъ женатъ? Какъ многіе браки государей, разводъ нарушитъ заключенный бракъ дипломатическимъ путемъ, не касаясь склонности обоихъ супруговъ. Если затрудненія явятся со стороны императора или Рима, то эрцгерцогъ угрожалъ бы отречься отъ своихъ правъ на отцовское наслдіе, зная, что его царствованія нетерпливо ожидали т, кого унижалъ упадокъ Австро-Венгріи, и кто мечталъ объ ея возстановленіи, подъ управленіемъ молодого и ршительнаго государя, онъ не сомнвался, что его угроза остановитъ вс возраженія, и передъ его волей приклонятся.

Можетъ быть, женщина не столь нжнаго возраста, имющая хотя слабый опытъ въ жизни и людяхъ, раздумавъ, спросила бы себя, не внушены ли герцогу эти слова безумной страстью, и не былъ ли главной причиной всего планъ Алоизія относительно брака, о которомъ сообщили Рудольфу. Но нтъ. Есть ли на свт столь благоразумная и серіозная женщина, которая, видя у своихъ ногъ будущаго императора, устояла бы противъ этого соблазна, которая, увидавъ у себя подъ рукою императорскую корону, не овладла бы ей прежде всего, которая, ради мста среди королевъ и императрицъ, не забыла бы общаній любить и взаимныхъ клятвъ?

— Вы это сдлаете?— спросила Марія:— вы это сдлаете!— повторила она, не находя другихъ словъ для выраженія мыслей, съ трудомъ понимаемыхъ ею, которыя перепутывались въ ея семнадцатилтней голов. Рудольфъ отвтилъ ей уста къ устамъ, крпко прижавъ ее къ себ. Они были одни въ комнат, убранной по-восточному и украшенной низкими турецкими диванами. Никакой шумъ не доходилъ извн, чтобы напомнить имъ о дйствительности. Молодая двушка была опьянена грезами, которыя унесли ее къ сказочной будущности. Охватившее ее опьяненіе, мало-по-малу, отняло у нея мысль о сопротивленіи, о чувств самоличности и самосознаніи. Боле привычный повиноваться своей чувственности, а не повелвать ею, Рудольфъ не раздумывалъ долго. Онъ не спросилъ себя: свободно ли существо, которое онъ держалъ въ своихъ объятіяхъ, властно ли оно надъ своими дйствіями, и самъ онъ не злоупотребляетъ ли минутой безумія? Онъ чувствовалъ близость нжнаго тла, трепетавшаго въ его объятіяхъ, содрогавшагося, отъ его ласкъ, въ то время, какъ ротъ, который онъ осыпалъ поцлуями, полуоткрывался для нихъ, онъ видлъ, какъ ея прекрасные глаза, которые онъ такъ любилъ, безвольно полузакрывались. Чувствовалъ ли онъ, видлъ ли все это? Онъ ничего боле не видлъ… Желаніе уничтожило всякое другое чувство, кром жажды удовлетворенія этого желанія. Человческая мысль, казалось, пріостановилась въ опредленный моментъ, когда человкъ передаетъ жизнь другому существу такъ же, какъ она останавливается въ тотъ моментъ когда совершается тайна смерти…

III.

Если бы онъ примнилъ къ ней свои прежнія привычки пресыщеннаго развратника, желающаго всего и ничмъ боле не удовлетворяющагося, то, овладвъ хорошенькою семнадцатилтнею ‘двчонкою’, эрцгерцогъ, вроятно, устремился бы на другія жертвы. Конечно, его удерживало совсмъ не воспоминаніе принятыхъ на себя обязательствъ, какъ бы ни былъ по обыкновенію великодушенъ его умъ. Мужчины съ своимъ эгоизмомъ всегда найдутъ средства согласовать правила общей нравственности съ ихъ личными удобствами: то, что трудно бдному, простому гражданину, становится легкимъ для богача, тмъ боле для наслдника престола.

На этотъ разъ обладаніе женщиной не насытило его желанія. Когда Рудольфъ покидалъ объятія своей любовницы, онъ только и мечталъ о томъ момент, когда снова ее увидитъ. Что было въ ея тл и крови, что онъ желалъ ее еще и всегда? Покорила ли его противоположность, которая сталкиваетъ дв различныя расы, одну съ другою, лучше сказать, наталкиваетъ одну противъ другой? Покорила ли блокураго свернаго нмца черноволосая южная гречанка? Была ли это побда срыхъ глазъ надъ голубыми? Былъ ли это, какъ всегда случается, тотъ часъ, когда и мужчина, свысока относящійся къ женщинамъ, преклоняетъ колно предъ одной изъ нихъ — моментъ, когда Донъ-Жуанъ унижается? Или просто это было потому, что наслдникъ престола полюбилъ первый разъ въ жизни?

Съ каждымъ днемъ Рудольфъ сильне привязывался къ своей любовниц. Когда ему приходилось посл короткаго свиданія разставаться съ нею, онъ испытывалъ глубокую болзненную печаль, какъ будто какіе-то когти разрывали его тло кусками.

Эти короткія свиданія все чаще и чаще устраивались нкоей графиніей Ларишъ, ‘доброй хозяйкой’ любовныхъ интригъ Рудольфа. Рожденная баронесса Валлерзе, тхъ же лтъ, что и наслдный принцъ, эта женщина приходилась племянницей императриц Елисавет, какъ единственная дочь герцога Людвига Баварскаго, который имлъ ее отъ своего морганатическаго брака съ актрисой Генріетой Мендель. Еще ребенкомъ она была взята на воспитаніе императрицей Елисаветой. Назначенная придворной дамой, графиня вышла замужъ за графа Лариша, и Елисавета сама вела ее къ алтарю въ венгерскомъ замк Гдле. Рудольфъ очень любилъ общество этой двоюродной сестры, которая изъ его повренной превратилась въ посредницу его любовныхъ похожденій. Начитавшись Мольера, онъ удержалъ въ памяти ‘Фрозину’ и прозвалъ такъ свою двоюродную сестру. Въ настоящемъ случа ея услуги были ему нужны, и онъ не замедлилъ прибгнуть къ нимъ.

Своей предупредительностью и подарками, которые ей ничего не стоили, Фрозина добилась доврія баронессы Вечеры. Она прізжала за Маріей, брала ее то на прогулку, то съ визитомъ, то на торжество и немедленно передавала въ объятія ея любовника.

Такимъ образомъ, вскор графиня явилась для всей семьи, какъ бы посланницей Провиднія, избравшаго ее перевязать имъ рану, нанесенную ревнивой судьбою, и снова разлить надъ ихъ домомъ благоденствіе и радость. Дядя Батаджи не могъ утшиться посл отъзда своего пріятеля-банкира, и подъ предлогомъ своего знакомства со всми тайнами политики и финансовъ Фрозина давала совты относительно того или другого помщенія денегъ, той или другой спекуляціи. Никогда не видывали боле надежной и боле безкорыстной преданности, какъ ея. Батаджи, какъ добрый левантинецъ, совсмъ не безпокоился поглубже задуматься о причинахъ особаго расположенія графини къ его сестр и о сплетняхъ достигавшихъ его ушей. ‘Счастливцамъ всегда завидуютъ’, говорилъ онъ самъ себ. Такая основательная мысль вполн умиротворила его совсть.

Счастливцамъ? Дядя Батаджи былъ имъ наврно, баронесса Вечера, по всей вроятности, такъ же, какъ и Фрозина. Но оба любовника были ли одинаково счастливы? На первый взглядъ — да. Когда они находились въ безмолвныхъ аппартаментахъ графини Ларишъ, затянутыхъ блдно-голубой матеріей, имъ едва хватало времени поговорить, такъ они безконечно расточали другъ другу ласки и поцлуи. Однако, наступалъ часъ разлуки. Посл объятій разговоръ принималъ каждый разъ одинъ и тотъ же оборотъ.

Съ того дня, когда Рудольфъ торжественно общалъ Маріи сдлать ее своей женою, воспоминаніе объ этомъ общаніи не покидало ея. Преслдуемая этой мыслію, Марія приходила въ неистоство, видя, что общаніе не приводится въ исполненіе. Не то, чтобы она не довряла Рудольфу, но, будучи суеврной, она боялась неожиданнаго случая, который могъ бы нарушить обязательство. ‘Королева! Императрица!’ Эти два слова постоянно были у нея на губахъ. Она шептала ихъ безпрестанно, какъ старая женщина, бормочущая одну и ту же молитву. Когда она проходила мимо императорскаго дворца, или шла чрезъ его величественные дворы, она никакъ не могла понять, что еще не живетъ въ этихъ аппартаментахъ съ высокими окнами, недалеко отъ громаднаго зала, гд сіяетъ тронъ Габсбурговъ.

Наслдный эрцгерцогъ успокоивалъ свою любовницу совершенно искренно, безъ лжи и обмана. Дйствительно, онъ считалъ серіозной клятву, данную въ страстной лихорадк, и мечталъ сдержать свое слово, но чмъ сильне онъ объ этомъ думалъ, тмъ боле замчалъ, что поведеніе наслдника престола не можетъ быть тождественно съ поведеніемъ какого нибудь человка изъ толпы, и чаще всего онъ мене властелинъ надъ своей особой, чмъ послдній изъ мелкихъ гражданъ, мене свободенъ, чмъ послдній изъ его подданныхъ.

Однажды онъ отважно сообщилъ свой планъ отцу. На это императоръ ему сказалъ:

— Не съ ума ли ты сошелъ, мой сынъ?

А когда Рудольфъ возобновилъ попытку, то отецъ перебилъ его, сказавъ:

— Мой сынъ, я думалъ, что твои припадки безумія прекратились. Прошу тебя никогда не возвращаться къ этой исторіи. Не принуждай меня выселить съ территоріи имперіи эту искательницу приключеній, которая тебя сдлала глупцомъ.

Рудольфъ отвтилъ ему безъ гнва:

— Если ее выселятъ, я вмст съ нею отправлюсь съ австрійской территоріи.

Императоръ содрогнулся отъ непоколебимаго тона сына. Онъ долго смотрлъ на Рудольфа, который стоялъ предъ нимъ не шевелясь. Гнвно сверкавшіе глаза государя омрачились печалью.

Посл этого второго свиданія наслдникъ престола смутно чувствовалъ, что вокругъ него происходятъ различнаго рода козни и происки.

Онъ замтилъ, что за его малйшимъ шагомъ шпіонятъ. Каждый разъ, какъ онъ прізжалъ къ графин Ларишъ, то видлъ у дома господъ, по лицу и вншности которыхъ опытный глазъ сразу угадаетъ ихъ профессію. Въ то же время въ разговорахъ съ близкими къ отцу лицами или со значительными политическими личностями, онъ улавливалъ частые намеки на обязанность, которая выпадаетъ на долю будущаго государя. Патеры, начиная отъ придворнаго капелана до папскаго нунція, вс вмшивались въ это дло, они никогда не упускали случая вставлять въ свои разговоры различныя замчанія относительно примровъ, которые короли обязаны давать своему народу. Всмъ онъ отвчалъ коротко, сухимъ и рзкимъ тономъ, какъ человкъ, который хочетъ, чтобы его собесдники поняли тщетность вмшательства въ дла, не касающіяся ихъ.

Онъ не могъ сохранить этого пріема, когда однажды его мать, императрица Елисавета, потребовавъ его къ себ, сказала:

— Мой сынъ, мой любимый Руди, ты знаешь, что уже много лтъ я не длала теб ни малйшаго замчанія и не просила отъ тебя признанія въ твоемъ частномъ поведеніи. Можетъ быть, въ своемъ материнскомъ сердц я и порицала излишества, которымъ ты предавался. Я слишкомъ хорошо понимаю, какимъ искушеніямъ подверженъ человкъ, который по своему положенію стоитъ выше другихъ, располагая властью и всми средствами, и который даетъ отчетъ въ своихъ дйствіяхъ только самому себ. Сегодня съ тобою говоритъ не мать, а императрица. Ты готовъ совершить, мой сынъ, не только ошибку, но и преступленіе.

Рудольфъ при этомъ слов вздрогнулъ.

— Да, мой сынъ,— продолжала императрица, замтивъ это движеніе:— повторяю, что это — преступленіе. Какъ наслдникъ монархіи, изнуренной отъ столькихъ опасностей и угрожаемой столькими врагами, ты не имешь права нанести ей ударъ, который, можетъ быть, довершитъ ея погибель. Ты мечтаешь о развод? Я не говорю теб о печали, какую ты причинишь женщин, совсмъ не заслуживающей ея, ты самъ знаешь, въ какую скорбь ты ее повергнешь. Подумалъ ли ты о скандал, который загрязнитъ корону, въ скоромъ будущемъ долженствующую увнчать тебя? Габсбурги, отъ которыхъ ты происходишь, не заслуживаютъ быть такъ оскорбляемыми и презираемыми тобою. Умоляю тебя, Рудольфъ, отказаться отъ плана, который равнялся бы отступничеству отъ твоихъ обязанностей, какъ бы измн.

— Разв вы никогда не любили, мама?— спросилъ Рудольфъ.

— Я любила императора и новую родину, которую онъ далъ мн. Не думаешь ли ты, что я не знала о его заблужденіяхъ въ частной жизни? Я знала обо всхъ, добрыя души меня о нихъ предупредили, я прикидывалась, что не знаю о нихъ, жертвуя моими справедливыми чувствами оскорбленной жены для долга государыни и ради тебя, мой дорогой сынъ, императорскаго наслдника. Я могла бы отмстить. Я даже признаю право мести какой бы то ни было женщины, которою пренебрегаетъ мужъ. Я отрицаю месть у государыни, давшей жизнь будущему государю.

— Исторія полна брачныхъ разводовъ королей и императоровъ.

— Есть также императоры и короли убійцы и измнники. Прошлыя ошибки не оправдываютъ будущихъ. Теб надо длать то, что ты долженъ, а не то, что другіе длали. Твой долгъ несомнненъ, мой сынъ. Невозможно никакое колебаніе. Теб предстоитъ своей энергіей и добродтелью поддержать пошатнувшійся тронъ. На теб лежитъ обязанность предъ многими милліонами душъ, для которыхъ ты долженъ пожертвовать своимъ вкусомъ, склонностью, добрыми или злыми желаніями. Ты не имешь права безчестить себя, своихъ предковъ, родителей и подданныхъ безразсуднымъ поступкомъ, который покроетъ ихъ позоромъ.

Рудольфъ всегда выражалъ матери глубокую любовь и уваженіе, полное нжности. Первый разъ она говорила съ нимъ такъ строго.

— Я уврена, что ты передашь мои замчанія женщин…

— Которой я далъ слово.

— Она теб вернетъ его.

— Или умретъ.

— Если она тебя дйствительно любитъ, то пожертвуетъ безумными мечтами, какія она создала себ.

— Я зародилъ ихъ въ ея ум, я самъ ея искалъ. Ея руки просили, и я самъ умолялъ ее отказаться отъ всхъ предложеній, чтобы сдлаться моей женой.

— Надо, чтобы она считала себя съ этихъ поръ твоей вдовой. Ты долженъ для нея умереть, если хочешь жить для твоей страны, для твоей миссіи. Своимъ добровольнымъ отказомъ она обезпечитъ себ уваженіе тхъ, у кого душа возвышенна, а чувства благородны: лишь о нихъ однихъ мы должны заботиться. Она не увидитъ выраженія обязательнаго почтенія и офиціальныхъ привтствій, но она будетъ имть право гордиться исполненнымъ долгомъ. Ты долженъ дйствовать лучше другихъ, мой сынъ, потому что ты выше другихъ. Возвративъ теб свободу, эта женщина станетъ выше тебя, который выше всего свта.

— Вы приговорили бы меня къ безконечной печали и вчному несчастію.

— А мн разв весело? Разв я счастлива? Наши подданные имютъ право на счастіе, мы должны имъ его обезпечить цною всевозможныхъ страданій и всевозможныхъ жертвъ.

Рудольфъ замолчалъ. Императрица, которая все время сидла, теперь встала.

— Мой дорогой сынъ, мой любимый Руди,— сказала она мене увреннымъ голосомъ,— я теб недавно говорила, что не мать съ тобою говоритъ, а императрица. Такъ, нтъ, твоя мать также тебя заклинаетъ не довершать печали, которую она уже перенесла, не причинять ей горя, котораго она не сможетъ вынести. Я перенесла вс мои надежды, честолюбіе и гордость на дорогую мн голову. Единственное благо, которое меня привязываетъ къ жизни, это — ты, единственное счастье, которое я теперь ожидаю,— придетъ отъ тебя. Моя судьба, мое существованіе, можетъ быть, зависятъ и отъ твоей воли. Ты произнесешь мой приговоръ.

Императрица вышла изъ комнаты, и Рудольфъ даже не замтилъ ея ухода, настолько его поглотили слышанныя имъ слова. Барабанный бой и вскор послдовавшіе за нимъ трубные звуки вывели его изъ оцпеннія, въ которое онъ погрузился. Безсознательно онъ пошелъ по направленію къ звукамъ и приблизился къ окну. Приподнявъ занавсъ, онъ увидлъ прибывшій батальонъ, который, замщая смнявшуюся съ караула гвардію, явился охранять императорскій дворецъ. Офицеры привтствовали другъ друга. По ихъ команд солдаты выравнились. Появился императоръ. Онъ отвтилъ на привтствіе офицеровъ, прошелъ въ открытые ряды батальона, останавливаясь передъ солдатами и разговаривая съ ними. Затмъ онъ всталъ, и предъ нимъ прошелъ отрядъ. Смнившаяся съ караула гвардія направилась въ казармы, тогда батальонъ, который принялъ караулъ, вступилъ въ свои обязанности. Императоръ вернулся во дворецъ. Ежедневно, въ продолженіе сорока лтъ, какая бы ни была погода, Францъ-Іосифъ исполнялъ этотъ долгъ въ томъ же неизмнномъ порядк, лучше, чмъ когда либо, Рудольфъ теперь понялъ символическое величіе отцовскаго поведенія.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ тотъ же вечеръ придворная дама, въ сопровожденіи камергера, явилась къ баронесс Вечер и отвезла ее во дворецъ. Несмотря на свои вопросы, баронесса ничего не могла узнать отъ провожатыхъ, которые, впрочемъ, и сами не знали причины этого приглашенія. Взволнованная и обезпокоенная, она прошла чрезъ цлый рядъ залъ и прихожихъ, гд сидвшіе на скамьяхъ лакеи вставали съ своихъ мстъ, когда она проходила. Подымаясь съ лстницы на лстницу, переходя изъ однихъ аппартаментовъ въ другіе, они достигли, наконецъ, двери, предъ которой стоялъ офицеръ. Оба проводника, откланявшись, покинули баронессу Вечеру. Въ свою очередь ей поклонился и офицеръ. Онъ пропустилъ ее въ охраняемыя имъ комнаты и прошелъ вмст съ нею чрезъ три знаменитыхъ залы, гд наслдникъ собралъ вс охотничьи трофеи: здсь были первый убитый имъ медвдь, орлы, ястребы и его старая собака Блакъ, второй залъ былъ переполненъ оружіемъ: тамъ въ витрин хранилась его первая охотничья продырявленная шляпа, наконецъ въ третьемъ зал находились убитыя Рудольфомъ дв блыя серны.

За третьимъ заломъ, въ рабочемъ кабинет, точно также отдланномъ, стоялъ, ожидая ее, эрцгерцогъ Рудольфъ. Когда показалась баронесса Вечера, онъ поспшилъ ей навстрчу, сдлалъ офицеру знакъ удалиться и самъ проводилъ за руку баронессу до низкаго кресла, поставленнаго съ правой стороны широкаго письменнаго стола, заваленнаго бумагами. Самъ онъ слъ предъ столомъ въ кресло съ высокой спинкой, обитое кожей.

Тотчасъ же, не останавливаясь на пошлыхъ вжливостяхъ, онъ лихорадочно, началъ разговоръ, держа руку у глазъ и иногда останавливаясь, чтобы сдержать рыданіе или перевести духъ. Онъ сказалъ баронесс, вслдствіе какого горестнаго обстоятельства и какого непреодолимаго вмшательства онъ принужденъ просить у ея дочери возвратить ему торжественную клятву, которую далъ ей.

— Пусть она забудетъ меня!— сказалъ онъ.— Я же никогда ея не забуду. Габсбурги всегда будутъ покровительствовать ей и ея близкимъ. По приказанію императора князь Алоизій, просившій ея руки, будетъ призванъ въ Вну. Марія осталась достойна его.

(Рудольфъ лгалъ и зналъ, что лжетъ, но есть случаи, когда ложь обязательна).

— Князь Алоизій Л.,— сказала баронесса Вечера:— уже нсколько мсяцевъ, какъ намъ боле не пишетъ.

— Я знаю другихъ, которые желаютъ добиться этой чести…

— Одни изъ нихъ ухали, другіе отдалились отъ насъ. Мой племянникъ Батаджи одинъ остался вренъ моей дочери.

— Онъ женится на ней, мы осыплемъ ихъ обоихъ милостями. Онъ будетъ знать, что его жена едва не сдлалась императрицей, и, конечно, это не будетъ причиной его презрнія къ ней. Она можетъ быть счастлива съ любящей матерью и мужемъ, который ее обожаетъ. Я же никогда не узнаю счастья.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Марія Вечера слушала разсказъ матери, устремивъ глаза въ пространство и совершенно уничтоженная. Когда онъ былъ оконченъ, она сказала только эти слова: ‘Негодяй! негодяй! негодяй!’

Она бросилась на кровать, заливаясь слезами. Мать на минуту вышла, и она осталась одна. Открывъ ящикъ въ столик, въ которомъ лежали различные предметы, она схватила одинъ изъ нихъ: это былъ маленькій револьверъ съ серебряной рукояткой. Живя одн, об женщины всегда имли подъ рукою, возл кровати, револьверъ. Марія Вечера хотла убдиться, не испорченъ ли онъ, уврившись, что онъ въ порядк, она положила его на прежнее мсто, и снова въ отчаяніи опустилась на постель.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Нсколько дней спустя, въ Вн только и было разговора, что о примиреніи императора съ сыномъ и Руди съ эрцгерцогиней Стефаніей. Хорошо освдомленные люди — а такихъ всегда много — утверждали, что эрцгерцогиня послала въ Брюссель къ отцу, Леопольду II, слдующую депешу. ‘Возношу къ небесамъ мои молитвы. Ваша дочь снова безконечно счастлива. Стефанія (Ich jauchse ein Alleluia znm Himmel empor! Eure Tochter est wieder glcklich, unermsslich glcklich. Stephanie’). Съ другой стороны распространилось извстіе о помолвк баронессы Маріи Вечера съ ея двоюроднымъ братомъ Батаджи.

Такимъ образомъ, когда на вечер, данномъ нмецкимъ послаи никомъ, княземъ Рейссомъ, гд присутствовалъ императоръ Францъ!осифъ, эрцгерцогъ Рудольфъ, въ полковничьемъ мундир прусскихъ улановъ вошелъ съ эрцгерцогиней Стефаніей, улыбавшейся и съ счастливымъ лицомъ, то одинъ французъ, находившійся при посольств, сказалъ своему сослуживцу: ‘Эта исторія окончилась, какъ пьеса Скриба — свадьбами’. Когда же въ продолженіе вечера оба собесдника увидли въ одномъ изъ пролетовъ окна наслднаго эрцгерцога, разговаривавшаго съ Маріей, которую привезла съ собою графиня Ларишъ, то одинъ изъ нихъ произнесъ:— Э! да это мнимое примиреніе супруговъ — не очень-то прочно!

— О!— отвтилъ другой:— возвращаться снова къ своей прежней любовниц до ея брака съ двоюроднымъ братэмь — удовольствіе утонченнаго развратника.

IV.

За нсколько верстъ до Вны, на разстояніи отъ Парижа до Версаля, по южной желзной дорог, ведущей къ Тріесту и Италіи, прізжаешь въ маленькій городъ, называющійся, какъ много другихъ городковъ нмецкихъ странъ — Баденомъ. Еще со времени римлянъ, онъ прославился теплыми срными водами, и по воскресеньямъ внцы очень любятъ его посщать. Эта страна перерзана извилистыми долинами, окруженными высокими горами. Одной изъ любимыхъ прогулокъ путешественниковъ — такъ называемая ‘Еленинская долина’ (Helenenthal).

Изъ этой долины идетъ дорога, которая, слдуя за капризными извилинами ручья, направляется къ Святому Кресту (Heiligenkreuz), гд путешественники посщаютъ римскую часовню и красивый монастырь. Отъ Святаго Креста они направляются къ самой высокой гор въ окрестностяхъ: Желзнымъ Воротамъ (Eisern Thor), на вершин, которой возвышается башня, откуда открывается видъ на далекое разстояніе.

Съ дороги, которая ведетъ отъ Бадена къ Святому Кресту, видна почти треть пути, налво — другая дорога, направляющаяся въ деревню Алландъ. Путешественникъ, который, пятнадцать лтъ тому назадъ, отправлялся по этой тропинк, вскор встрчалъ деревушку, скоре нсколько домовъ, самое большое, отъ двадцати до двадцати пяти. Тамъ онъ не могъ не замтить окруженнаго великолпными деревьями,— стволы которыхъ прятались позади старой растрескавшейся стны,— сроватаго зданія, съ возвышавшейся надъ нимъ башней и колокольней. Это зданіе, которое мстные крестьяне называли замкомъ, своей колокольней и готической дверью возбуждало мысль о старомъ монастыр, превращенномъ въ жилище. Эта мысль была врна, Габсбурги устроили охотничій домъ въ покинутомъ монастыр. Впрочемъ, прогуливавшіеся удляли ему незначительное вниманіе, бросивъ бглый взглядъ на обрамляющій его лсъ, они продолжали свой путь, стремясь достичь вершины, которая сулила открыть предъ ними прекрасное зрлище. Теперь, напротивъ, вс проходящіе здсь — останавливаются. Предъ ихъ глазами возвышается готическая, совсмъ новая, блая каменная часовня, гд иногда, если дверь остается полуоткрытой, можно видть стоящую на колняхъ сестру кармелитку, позади стны попрежнему возвышаются деревья. Монастырь, обратившійся въ охотничій домикъ, снова вернулся къ своему прежнему назначенію: онъ сдлался убжищемъ для молитвы. Путешественникъ останавливается предъ нимъ, смотритъ на него и раздумываетъ, онъ въ Мейердинг, предъ таинственнымъ домикомъ, который прежде такъ мало обращалъ на себя вниманія, теперь же сдлался знаменитымъ: здсь былъ убитъ наслдный эрцгерцогъ Рудольфъ, 30-го января 1889 года.

Съ того дня, какъ Рудольфъ уступилъ настояніямъ матери, онъ снова вошелъ во вкусъ охотничьихъ волненій — его любимаго удовольствія. Во дворц нисколько не обезпокоились, когда онъ объявилъ чрезъ день посл бала въ австрійскомъ посольств,— это былъ понедльникъ, 28 января,— что отправляется въ Мейерлингъ, гд уже собрались приглашенные: его зять Филиппъ СаксъКобургъ, графъ Гойосъ и графъ Вальдштейнъ. Эрцерцогъ похалъ не въ придворномъ экипаж, а съ наемнымъ кучеромъ, которому онъ вполн доврялъ и пользовался его услугами для своихъ проказъ. Имя этого кучера было Іоганнъ Транкилини, но его прозвали Братфишемъ (жареной рыбой), потому что его наружность была далеко не обворожительна, что и вызвало это прозвище. Братфишъ обладалъ однимъ талантомъ, которымъ очень гордился: онъ свисталъ въ совершенств. Когда Рудольфъ однажды попросилъ его просвистать одну арію изъ оперы, то онъ былъ вн себя отъ радости. Этотъ-то Братфишъ и повезъ наслдника въ Мейерлингъ. Путешествіе длилось доле обыкновеннаго, такъ какъ толстый слой снга покрывалъ дорогу. Едва они пріхали въ Мейерлингъ, какъ Братфишъ снова отправился въ Вну. На другой день, во вторникъ, 29-го, Рудольфъ, подъ предлогомъ утомленія не пошелъ на охоту съ товарищами. Въ тотъ же день Марія Вечера, находившаяся въ Вн, отправилась вмст съ графиней Ларишъ къ издателю нотъ, на Грабен. Об дамы оставались въ магазин недолго. Когда он вышли, Марія стала озираться по сторонамъ. Вдругъ раздался пронзительный свистъ, Марія улыбнулась: она узнала Братфиша. Быстро вскочивъ въ экипажъ, она пожала руку своей подруги и похала. Склонившись къ окну дверцы, она стала смотрть, не наблюдаетъ ли за нею какая нибудь подозрительная личность, но вслдствіе ужасной погоды полиція грлась во внутреннемъ помщеніи полицейскаго поста. Да, она за нею не слдила, но зато ея двоюродный братъ, Батаджи, шпіонившій уже нсколько дней каждый ея шагъ, послдовалъ за нею въ Мейердингъ.

Въ тотъ же вечеръ, 29-го января, въ Гофбург долженъ былъ состояться большой обдъ въ честь эрцгерцогини Валеріи и ея жениха, эрцгерцога Сальватора. Эрцгерцогъ тоже общалъ присутствовать на обд. Въ полдень Рудольфъ телеграфировалъ эрцгерцогин Стефаніи, что утомился на охот и возвратится только на другой день. Совершивъ еще боле трудное путешествіе, чмъ наканун, Братфишъ привезъ Марію Вечеру въ Мейерлингъ.

Едва оба любовника соединились, какъ два другихъ неожиданныхъ гостя также пробрались въ замокъ: женихъ Маріи и ея дядя. Появленіе обоихъ Ватаджи вызвало въ Рудольф не мене, чмъ въ Маріи, удивленіе и возбудило въ немъ сильное раздраженіе такъ же, какъ и въ ней. Явившись сюда съ цлью сдлать послднюю попытку къ сближенію и постараться вернуть Рудольфа къ себ и снова овладть имъ, Марія увидла, что ревнивый женихъ препятствуетъ ея плану. Въ свою очередь эрцгерцогъ спрашивалъ себя: кто предупредилъ обоихъ родственниковъ Маріи? Можетъ быть, она сама? но зачмъ? Молодой родственникъ оправдалъ ее въ этомъ подозрніи.

Они довольно оживленно объяснялись. Причину своей поздки въ Мейерлингъ Марія объяснила желаніемъ попросить у наслдника престола милости для жениха, что было трудно исполнить въ Вн посл слуховъ, распространившихся тамъ. Батаджи-племянникъ прикинулся, что принялъ это объясненіе, и споръ утихъ.

Товарищи Рудольфа по охот, графъ Гойосъ и графъ Вальдштейнъ, уже возвратились. Не хватало только Кобурга, ухавшаго посл полудня въ Вну: онъ участвовалъ на Гофбургскомъ обд. Въ тотъ моментъ, когда императорская семья садилась за обдъ, Мейерлингскіе гости, соединившіеся вмст, благодаря непредвидннымъ обстоятельствамъ, находились за столомъ. Здсь были эрцгерцогъ Рудольфъ, графъ Гойосъ, графъ Вальдштейнъ, дядя Батаджи, женихъ Батаджи и Марія Вечера — всего, не боле не мене, какъ десять человкъ. Охотники проголодались и хорошо ли и пили. Въ камин пылалъ сильный огонь: въ немъ горли четыре огромныя полна, согрвая температуру небольшого зала, украшеннаго въ томъ же вкус, какъ аппартаменты наслднаго принца въ Гофбург, т.-е. развшенными по стнамъ охотничьими трофеями и оружіемъ, какъ огнестрльнымъ, такъ и холоднымъ.

Садясь за столъ, Рудольфъ нервно сказалъ:

— Я забылъ одно и извиняюсь предъ вами!

— Что такое?— воскликнули приглашенные.

— Скрипки! Я объ этомъ не подумалъ. Впрочемъ, у насъ есть Братфишъ!

Показался Братфишъ, котораго привелъ слуга.

— Ты намъ сейчасъ просвистишь свадебный маршъ изъ Лоэнгрина! Отличись!

Братфишъ просвисталъ свадебный маршъ изъ Лоэнгрина, въ то время какъ Рудольфъ вмсто акомпанимента стучалъ ножемъ по тарелк, заставляя собесдниковъ подражать ему.

Разговоръ велся обо всемъ понемногу: объ охот, о городскихъ и придворныхъ сплетняхъ, о генерал Буланжэ, котораго Парижъ избралъ наканун депутатомъ, о Бисмарк, о войн, о женщинахъ и о любви. Вс оживились. Наслдный принцъ, котораго раздражалъ насморкъ, схваченный на холод и вызвавшій воспаленіе горла, пилъ много, на столъ подавалось одно лишь шампанское. Все время съ помощью какихъ нибудь уловокъ или внезапно онъ переводилъ разговоръ на предстоящій бракъ, какъ будто его преслдовала упорная мысль.

— Признайтесь-ка, Батаджи,— обратился онъ къ жениху Маріи:— признайтесь, что это довольно необычный пріемъ хоронить холостую жизнь въ обществ невсты. Это довольно оригинально.

И, обернувшись къ Маріи, онъ прибавилъ:

— Благодарите меня. Согласно смшному обычаю всхъ молодыхъ людей, онъ, можетъ быть, пригласилъ бы одну изъ ‘этихъ дамъ’ Оперы или Бургъ-театра. Не правъ ли я, помшавъ этому безумію?

Марія отвчала лишь принужденной улыбкой.

— Ахъ, дружокъ, теб везетъ!— продолжалъ онъ, обращаясь къ молодому Батаджи:— я не скрываю, что завидую твоему счастью. Можетъ быть, теб говорили о план, который я составилъ, чтобы разрушить твой бракъ.Будья свободенъ,— я всми средствами оспаривалъ бы у тебя твою, невсту… Споръ окончился бы, безъ сомннія, исчезновеніемъ одного изъ насъ… Все это прошло… Я будущій императоръ, я обязанъ моему народу. По крайней мр, это утверждаетъ моя мать. Повинуемся ей… Дадите ли вы, по крайней мр, вашей невст счастье, котораго заслуживаетъ эта прелестная молодая двушка, красота которой завоевала вс сердца въ Вн, королева граціи, принцесса всхъ очарованій, которая едва не сдлалась императрицей!… Подумайте, если вы не исполните этого долга, вы совершите преступленіе — оскорбленія красоты… И мы съ вами расправимся, какъ съ уголовнымъ преступникомъ, у насъ къ вамъ не будетъ никакого состраданія.

Молодой Батаджи отвтилъ сухимъ тономъ.

— Не бойтесь, ваше высочество, я сумю обезпечить счастье моей жены. Я сумю также защитить свое.

— О! о!— воскликнулъ графъ Гойосъ:— онъ ревнивый!

— Да,— отвтилъ молодой человкъ, поднявшись:— я — ревнивый. И несчастье, трижды несчастье тому, кто бы онъ ни былъ, кто осмлится выказать непочтеніе къ той, которая завтра будетъ моей женой, а сегодня еще моя невста!

Эти гордыя слова были встрчены бурнымъ, конвульсивнымъ хохотомъ эрцгерцога.

— Ревнивый!— воскликнулъ Рудольфъ,— отнестись непочтительно къ его жен, къ его невст!… Такъ смотри же, почтительно ли я отношусь къ твоей невст!

Въ это время взявъ правой рукой Марію Вечера за талью, лвой же держа ея руки, онъ поцловалъ ее въ грудь.

— Ваше высочество,— воскликнулъ молодой Батаджи:— перестаньте! вы пьяны!… перестаньте!…

— Защити меня! Защити меня!— воскликнула Марія.

— Тебя защищать!— возразилъ наслдникъ престола:— онъ не осмлится! Полно! онъ хорошо знаетъ,— не правда ли?— что я былъ твоимъ любовникомъ и буду имъ еще,— не правда ли?— моя крошка Марія…

— Но защити же меня, защити же меня!…— кричала Марія.

Вс приглашенные со смущеннымъ взоромъ встали. Дядя Батаджи хотлъ помочь своей племянниц и вырвать ее отъ яростнаго безумія Рудольфа, графъ Гойосъ остановилъ его. Дядя Батаджи взялъ со стны изъ арматуры одно изъ оружія, графъ Гойосъ схватилъ другое — охотничью пику, и прежде чмъ первый сдлалъ шагъ, всадилъ ему въ животъ. Въ то же мгновеніе молодой Батаджи, вырвавшись изъ рукъ графа Вальдштейна, хотвшаго его удержать, схватилъ стоявшую на стол въ ведр со льдомъ бутылку шампанскаго и бросилъ ее въ наслднаго принца. Рудольфъ лежалъ лицомъ на груди молодой двушки, подставилъ подъ ударъ свой затылокъ, бутылка шампанскаго, брошенная съ яростной силой, ударившись объ него, разлетлась вдребезги, разбивъ черепъ наслднаго принца. Въ то самое мгновеніе Марія, которая теперь могла освободить свою правую руку изъ объятій Рудольфа, быстро поднесла ее къ карману своего платья, взяла маленькій серебряный револьверъ, съ которымъ никогда не разставалась посл разговора съ матерью, и нажала пальцемъ собачку, но движеніе принца, пораженнаго ударомъ бутылки, измнило направленіе оружія, и пуля, предназначенная Рудольфу, ударилась прямо въ сердце той, которую она должна была защитить.

Достаточно было минуты, чтобы уничтожить два существованія: третья жертва хрипла на полу. Графъ Гойосъ, графъ Вальдштейнъ, Братфишъ и лакеи — вс бросились на помощь къ наслднику престола, мозгъ котораго раскрошился на окровавленной скатерти. Онъ держалъ въ своихъ окоченлыхъ отъ смерти объятіяхъ Марію Вечеру и не выпускалъ ея. Помощь была безполезна: было слишкомъ поздно принять какія либо мры для спасенія его и Маріи. Молодой Батаджи стоялъ, устремивъ глаза, какъ окаменлый. Его дядя съ вываливавшимися внутренностями издавалъ жалобные крики.

Такъ иногда оканчивались въ прежніе вка оргіи великихъ убійцъ и пьянства ландскнехтовъ или нмецкихъ рейтаровъ, гд текло столько же крови, сколько вина. Гнвъ и опьяненіе обнаружили подъ блой и тонкой кожей варвара и дикаря, какимъ всегда и безконечно останется человкъ.

На другой день, въ сумерки, тло наслднаго эрцгерцога было перевезено во дворецъ и положено въ рабочемъ кабинет, гд за нсколько дней до этого онъ принималъ баронессу Вечера. Всмъ извстно, какая печаль, изумленіе и ужасъ сопровождали эти похороны. Обнародованные документы свидтельствуютъ объ этомъ.

Можетъ быть, вмсто всхъ офиціальныхъ рчей, надо было бы повторить короткую надгробную рчь, произнесенную когда-то наслднымъ эрцгерцогомъ надъ тломъ одного молодого гвардейскаго офицера, который упалъ мертвымъ на глазахъ Рудольфа отъ удара лошадинымъ копытомъ: ‘Я оплакиваю этого офицера,— сказалъ наслдный эрцгерцогъ:— не оттого, что онъ умеръ, а потому, что онъ кончилъ жизнь недостойно для своей храбрости. Онъ долженъ былъ умереть лучше’.

Когда похоронная процессія съ тломъ наслдника покинула Мейерлингъ, баронесса Вечера, привезенная полицейскими сыщиками, признала трупъ своей дочери, посл этого тотчасъ же, не давъ ей времени повидать брата, который страдалъ въ сосдней комнат, ее отправили въ Вну.

Затмъ слуги заказали столяру, жившему въ Святомъ Крест, простой гробъ, необходимо было, чтобы его доставили въ тотъ же вечеръ.

Дйствительно въ одиннадцать часовъ ночи предъ лавкой столяра остановилась охотничья карета. Изъ нея съ предосторожностью слуги вынули тщательно завернутый предметъ и внесли въ маленькій домъ. Оттуда раздалось нсколько ударовъ молотка и вскор появились слуги, держа въ рукахъ гробъ, покрытый траурнымъ покровомъ. Не было ни пнія, ни молитвъ: только среди ночной тиши раздавались глухіе шаги по мягкой снжной пелен.

Такъ состоялись похороны Маріи Вечера, которую отвезли въ монастырь Святого Креста.

На двойномъ камн, составляющемъ ея могилу, теперь возвышается гранитная глыба съ крестомъ на верху. На мраморной доск находится слдующая надпись: ‘Баронесса Марія Вечера, родилась 19-го марта 1871 года, умерла 30-го января 1889 года. Человкъ выростаетъ, какъ цвтокъ, и какъ онъ — сорванъ’. Часто на могил, окруженной металлической ршеткой, лежатъ свжіе цвты. Кто ихъ кладетъ или приказываетъ класть? Неизвстно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ то время, какъ мертвое тло дочери было такимъ образомъ ночью отправлено въ ея послднее жилище, баронесса Вечера, въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ сыщиковъ, была отвезена на станцію, гд сла на поздъ въ Венецію. Днемъ она получила приказъ безотлагательно выхать изъ Вны. Она имла время и ей разршили распроститься съ графиней Ларишъ. Она умоляла ее вручить императриц записку, которую привезла съ собою. Графиня взялась за это. Письмо, дйствительно достигло императрицы, и вотъ что прочитала императрица Елисавета:

‘Это вы убили мою дочь. Богъ отомститъ за меня!— Баронесса Вечера’.

ЭПИЛОГЪ.

Съ тхъ поръ судьба, повидимому, сразила свидтелей и исполнителей этой мрачной трагедіи.

Въ будущемъ Мейерлингъ явится, какъ новыя Микены съ своими окровавленными или преступными Атридами, даже оба пейзажа, которыми любовался путешественникъ, покажутся ему похожими.

Молодой Батаджи исчезъ, и его никогда боле не видли. Гд онъ? Живъ ли? Умеръ ли? Никто ничего не знаетъ, кром тхъ, которые позволили ему жить или его убили.

Баронесса Вечера также исчезла вмст съ дочерью Ганни: гд он? Подъ какимъ именемъ скрываются, если еще живы?…

Нсколько дней спустя посл трагической ночи, Батаджи умеръ въ Баден вслдствіе ранъ, нанесенныхъ ему графомъ Гойосомъ, теперь тоже скончавшимся, кучера Братфиша, который отвезъ Рудольфа въ Мейерлингъ живымъ, а привезъ обратно мертвымъ, боле не видли и, нсколько лтъ спустя, узнали, что онъ умеръ сумасшедшимъ въ больниц для умалишенныхъ на остров Вард, въ Америк.

Наконецъ, императрица Елисавета умерла подъ кинжаломъ убійцы, Луккени, посл своей сестры, герцогини Софіи Алансонъ, заживо сгорвшей на благотворительномъ пожар, посл своего зятя, Максимиліана І-го, разстрляннаго 19 іюня 1867 г. въ Кверетаро, любимаго двоюроднаго брата, короля Людвига Баварскаго, утонувшаго или утопленнаго въ Старибергскомъ озер, 13 іюня 1886 г., зятя, графа Трани, убившаго себя въ Цюрих, племянницы эрцгерцогини Матильды, заживо сгорвшей, и, наконецъ, своего дорогого сына.

Она умерла на Женевской набережной, тамъ, гд, совершенно забывъ о случившейся драм, путешественники проходятъ, чтобы переправиться чрезъ Леманское озеро.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я долго смотрлъ на чинаръ, позади котораго скрывался убійца, прежде чмъ броситься на императрицу, это — третье дерево на набережной, направо отъ гостиницы ‘Beau Rivage’. Первое время его показывали любопытнымъ зрителямъ, теперь же никто боле не спрашиваетъ, гд оно, это дерево сдлалось такъ же безразлично, какъ преступникъ и жертва.

Глядя на него, я вспомнилъ слова Мориса Баресса: ‘съ сердцемъ, пронзеннымъ тонкимъ остріемъ, императрица еще продолжала итти. Только на мостик парохода она упала и спросила: ‘Что такое?’… Она сама умирала и еще спрашивала: ‘Что такое?’

Одни говорятъ, что на этотъ вопросъ зврь, убившій женщину, ничего не отвтилъ, другіе увряютъ, что онъ прошепталъ: ‘Мейерлингъ!’

ПОСЛСЛОВІЕ.

Когда въ журнал ‘Minerva’ появился настоящій разсказъ о драм въ Мейерлинг, вс газеты не только парижскія, но и заграничныя, принялись резюмировать и оспаривать его.

Съ другой стороны, издатель журнала получилъ массу писемъ, особенно изъ-за границы. Однажды его постила нкая личность, близко стоящая къ политическому міру Австріи, и которую назвать я отказываюсь, она сказала слдующее: ‘Разсказъ, напечатанный вами, не во всхъ отношеніяхъ точенъ. Было бы очень легко указать автору на сдланныя имъ неточности. Такой, какъ онъ есть, этотъ разсказъ насъ очень стсняетъ’.

Но разсказъ уже появился: его не остановить.

Онъ сдлалъ свое дло.

Однако онъ встртилъ возраженія и противорчія. Такъ ‘Libert’, приведя главныя выдержки разсказа, писала слдующее:

‘Таковъ разсказъ Адерера о драм въ Мейерлинг — разсказъ, впрочемъ совершенно романическій, если врить одной личности, которая въ эту эпоху по своимъ обязанностямъ имла доступъ къ австрійскому двору и слдовательно лучше, чмъ кто либо, знала истину. По словамъ этой личности, вотъ какъ происходило дло. Было и убійство, какъ говоритъ Адереръ, но убійца не двоюродный братъ Маріи Вечеры, а близкій другъ эрцгерцога, графъ Вальдштейнъ.

‘Графъ Вальдштейнъ былъ очень влюбленъ въ Марію Вечеру, и въ тотъ день, когда она отправилась въ карет Братфиша въ Мейерлингъ, онъ предупредилъ ея дядю и попечителя, Батаджи, и взялъ его съ собою въ Мейерлингъ. Графъ явился туда, какъ посланный отъ императора съ безотлагательнымъ порученіемъ и проникнулъ вмст съ Батаджи въ комнату, гд лежали эрцгерцогъ и Марія. Тамъ, охваченный ревностью, онъ выстрлилъ въ Марію Вечеру и наповалъ убилъ ее, попавъ прямо въ сердце. Тогда Рудольфъ схватилъ свой револьверъ и серіозно ранилъ Баттаджи и графа Вальдштейна, тмъ не мене, послдній имлъ еще достаточно силъ, прежде чмъ упалъ мертвый на полъ, разбить бутылку шампанскаго о лобъ наслднаго принца, который упалъ и немедленно скончался. Графъ Вальдштейнъ умеръ чрезъ нсколько секундъ, что же касается Батаджи, то онъ скончался четыре мсяца спустя, вслдствіе полученныхъ ранъ.

‘Графъ Вальдштейнъ и Марія Вечера были похоронены въ ту же ночь въ Святомъ Крест. Тло же наслдника австро-венгерскаго престола было отвезено въ Вну и выставлено въ Гофбург. Одинъ изъ корреспондентовъ берлинскаго ‘Lokalanzeiger’, Изидоръ Фуксъ, находившійся въ то время въ Вн и видвшій эрцгерцога на парадномъ катафалк, говоритъ, что рана была на лбу, а не на затылк, и скрыта повязкой.

‘Что стало съ баронессой Вечера? По словамъ Адерера, она на другой же день посл драмы была выслана съ австрійской территоріи. Умерла ли она съ тхъ поръ? Ничего не извстно. Но большинство лицъ, замшанныхъ въ эту исторію, повидимому, подверглись удару судьбы… Еще недавно стало извстно, что прежній адъютантъ наслднаго принца Рудольфа, графъ Александръ Бамбелль, бывшій свидтелемъ драмы въ Мейерлинг, былъ заключенъ въ домъ умалишенныхъ’.

Такимъ образомъ, по словамъ ‘Libert’, убійство было. Вмст съ тмъ извстный журналистъ и главный сотрудникъ ‘Eclair’, г. Монторгейль, помстилъ содержаніе моего разсказа и расхваталъ его. Но, передавъ его одному лицу, по своему положенію и связямъ близко стоявшему къ австрійскому двору и знакомому съ свидтелями Мейерлингской драмы и ея подробностями, онъ услышалъ слдующій отвтъ.

‘Я сразу могу раскритиковать этотъ картинный разсказъ, сдланный во вкус драматическаго автора, во всякомъ случа остерегайтесь прочесть въ немъ страницу исторіи. Подождите нсколько дней, и я освщу вс эти вопросы французамъ, которые введены въ заблужденіе этими разсказами’.

Мы подождали. Нашъ корреспондентъ освжилъ свои воспоминанія бесдою съ однимъ ему близкимъ лицомъ, видвшимъ тло покойнаго наслдника, Рудольфа, находясь въ эти печальныя минуты возл императора. Онъ намъ писалъ:

‘Вна, 12-го марта.

‘Милостивый государь!

‘Вотъ факты во всей ихъ подлинности: если вы найдете нужнымъ, ознакомьте съ ними вашихъ соотечественниковъ.

‘Эрцгерцога Рудольфа сопровождали на охоту только его зять, герцогъ Кобургскій, и графъ Гойосъ. Г. Адереръ неправильно заставилъ фигурировать тамъ графа Вальдштейна. Вс эти лица охотились до очень поздняго вечера и возвратились по своимъ покоямъ, такъ какъ эрцгерцогъ обнаружилъ сильную усталость. Онъ покинулъ ихъ, чтобы отправиться въ свою комнату, гд безъ ихъ вдома находилась Марія Вечера, тайно привезенная Братфишемъ.

‘Общаго ужина не было, и въ продолженіе всей ночи въ Мейерлинг не находилось другихъ лицъ.

‘Утромъ герцогъ Кобургъ и графъ Гойосъ, удивленью, что эрцгерцогъ еще не всталъ, обезпокоились его молчаніемъ и велли открыть двери его комнаты. Они увидли на постели два трупа. Очевидно было двойное самоубійство. Обезумвъ и желая избжать скандала, они задумали замаскировать самоубійство несчастіемъ на охот, жертвой котораго сдлался наслдникъ. Они распространили этотъ слухъ, и, чтобы сдлать его боле достоврнымъ, приказали убрать трупъ Маріи Вечера, которая совсмъ не была раздта. Это было главной ошибкой, въ этомъ надо видть происхожденіе всхъ разсказовъ, которые съ тхъ поръ обжали весь свтъ.

‘Когда императоръ узналъ эту ужасную истину, онъ приказалъ, чтобы ему разсказали ее цликомъ, ничего не скрывая. Въ этомъ еще помогли ему найденныя въ Вн два письма эрцгерцога: одно было адресовано жен и дочери, и въ немъ эрцгерцогъ съ ними прощался, моля прощенія. Въ другомъ, въ род духовной, онъ длалъ нкоторыя личныя распоряженія.

Говорятъ, что въ одномъ изъ желзныхъ шкаповъ дворца существуетъ какой-то странный сундукъ, который будетъ открытъ чрезъ пятьдесятъ лтъ, и въ которомъ находятся подробности этой драмы: вся эта басня-тайна объясняется въ этихъ двухъ письмахъ, или, скоре, нтъ, тамъ ничего не существуетъ. Эрцгерцогъ нигд не оставилъ слдовъ или объясненій побудительной причины, которая заставила его принять это трагическое ршеніе. Онъ не далъ объясненія никому и ни въ какой другой рукописи. Въ этомъ заключается Мейерлингская тайна, давшая хорошій матеріалъ драматургамъ, романистамъ и психологамъ.

‘Эта драма была традиціоннымъ самоубійствомъ потерявшихъ голову любовниковъ, на вершин соціальной іерархіи достаточно трагическаго величія, чтобъ было необходимо придавать ей всу подробными аксессуарами.

‘Я разговаривалъ съ одной особой, которая мн ничуть не лгала. Она видла тло эрцгерцога, и черепъ его не былъ разбитъ.

‘— Кто ему разбилъ его? Женихъ Маріи Вечеры, ея двоюродный братъ ‘Батаджи’. Родственники г-жи Вечера были Бальтацци. У ея четырехъ сестеръ или не было дтей, или, были все двушки. Ея братьевъ знаетъ вся Вна: Аристидъ, женатый на баронесс Штоккау, и Гекторъ — на графин Угартъ, у нихъ дтей нтъ, самый младшій только что женился на внучк барона Габера, а старшій, Александръ, не женатъ.

‘Въ 1889 г. у Маріи Вечера не было двоюроднаго брата Бальтацци.

‘Что касается до дяди, убитаго ударомъ пики, нанесеннымъ графомъ Гойосомъ, то это могъ быть только Александръ или Генрихъ: кром этихъ двухъ лицъ, ни одинъ изъ Бальтацци не удалялся вслдствіе серіозныхъ ранъ, и хотя эта драма ихъ опечалила, но они не умерли отъ нея.

‘Исчезла также баронесса Вечера и ея вторая дочь, Ганни,— пишетъ Адереръ.— Онъ ошибается. Баронесса Вечера все еще живетъ въ Вн, и у нея только одинъ сынъ, гусарскій офицеръ. Ея вторая дочь, вышедшая замужъ за графа Биландта, умерла въ Рим, годъ спустя посл замужества.

‘А Братфишъ, котораго, по разсказу Адерера, упрятали въ домъ умалишенныхъ въ Америк, оставался кучеромъ и умеръ въ Вн въ 1892 г., просто отъ воспаленія легкихъ.

‘Эти замтки не имютъ очарованія и неожиданности игры воображенія, и я опасаюсь, не покажутся ли он вамъ немного срыми, но зато он врныя. Я посылаю ихъ вамъ для тхъ изъ вашихъ соотечественниковъ, которые интересуются исторіей, другіе пусть останавливаются на прелестяхъ вымысла’.

Газета ‘Libert’ въ свою очередь прибавила слдующія подробности: ‘Этотъ второй разсказъ — точная истина, это мнніе одного внца, въ настоящее время проживающаго въ Париж, и который долго находился въ дружественныхъ сношеніяхъ съ барономъ Вейленомъ. Послдній, прежній воспитатель и другъ принца, сообщилъ ему многія подробности драмы и ея причину. Вотъ разсказъ этой личности:

‘Я жилъ въ Вн въ эпоху, когда произошла ужасная Мейерлингская драма. Въ этотъ день, переходя около десяти часовъ утра чрезъ Гофбургскую площадь, я замтилъ на дворцовомъ двор человкъ тридцать, аристократовъ, явившихся за извстіями. Графъ Гойосъ пріхалъ въ карет: онъ былъ еще въ охотничьей одежд, его черты лица были взволнованы, а блдность необычайна. Онъ прямо поднялся къ императору, которому сообщилъ мельчайшія подробности о смерти эрцгерцога. Никто изъ придворныхъ не осмливался взять на себя отвтственность сообщить роковую новость императриц, которая выражала своему Руди настоящее обожаніе, а потому императоръ просилъ графа Гойоса немедленно отправиться къ ея другу, г-ж Шраттъ, и попросить ее пріхать во дворецъ, чтобы подготовить императрицу къ ужасному событію. Все это произошло между десятью и двнадцатью часами. При двор вс потеряли голову, и приближенные императора не знали, какія свднія сообщить журнальнымъ агентамъ. Первое объясненіе, распространившееся о смерти эрцгерцога, былъ апоплексическій ударъ: затмъ говорили о приключеніи на охот и наконецъ признались въ самоубійств. Императоръ дйствительно отказался скрывать истину, которая, какъ онъ зналъ, должна когда нибудь обнаружиться. Но во всхъ трехъ объясненіяхъ не было вопроса объ имени Маріи Вечера.

‘Дв недли спустя посл драмы, баронесса Вечера распространила въ литературныхъ и артистическихъ кружкахъ Вны разсказъ объ этой драм, въ форм рукописи листовъ въ сто. У меня была въ рукахъ эта рукопись, я прочиталъ ее, и тамъ не было намека на насильственныя дйствія противъ личности эрцгерцога. Баронесса энергично защищалась отъ участія въ поощреніи любовныхъ отношеній эрцгерцога къ ея дочери, которая нашла посредницу въ лиц графини Ларишъ-Валерзее, высокопоставленной дамы, которую давно уже и не безъ причины отдалили отъ двора. Баронесса Вечера особенно возставала противъ святотатственнаго пріема, съ которымъ было взято и погребено тло ея дочери. Вотъ слова баронессы:

‘Когда, на разсвт, графъ Гойосъ проникнулъ въ комнату эрцгерцога и обнаружилъ трупы, его первой заботой было заставить всхъ думать о несчастномъ случа на охот, а для этого надо было скрыть тло молодой двушки. Онъ приказалъ Братфишу заложить экипажъ и снести въ него совершенно одтый трупъ Маріи Вечеры, которую онъ поставилъ во весь ростъ возл себя. Братфишъ вскочилъ на козлы, и карета направилась въ Св. Крестъ, мстность, расположенную въ трехъ, четырехъ километрахъ отъ Мейерлинга, гд находится монастырь бенедиктинцевъ. Графъ приказалъ немедленно похоронить молодую двушку на кладбищ, гд теперь возвышается мавзолей, посщаемый всми иностранцами, прозжающими чрезъ Вну, сами внцы часто туда ходятъ, какъ на поклоненіе.

‘Что касается причинъ драмы — он тоже извстны. Уже давно эрцгерцогъ Рудольфъ и эрцгерцогиня Стефанія жили въ несогласіи. Говорятъ, что здоровье эрцгерцогини было не чуждо отдаленію принца, похожденія котораго служили пищей для скандальной хроники Вны. Даже былъ вопросъ о развод, но вмшательство папы мшало несогласію принять острый характеръ.

‘Наконецъ, императору удалось посл частыхъ свиданій съ сыномъ и невсткой примирить ихъ, и это событіе, какъ говорили, должно было получить офиціальное освященіе на большомъ обд, данномъ при двор 29 января. Въ этотъ день эрцгерцогъ былъ въ Мейерлинг. Онъ зналъ, что его отсутствіе до крайности разсердитъ императора, который никогда не проститъ обиды, нанесенной, какъ ему, такъ и эрцгерцогин Стефаніи, и въ томъ состояніи духа, въ которомъ Рудольфъ находился, неудивительно, что онъ думалъ о самоубійств и убилъ себя.

‘Я знаю отъ прежняго воспитателя эрцгерцога, барона Вейдена, что физическій и моральный упадокъ эрцгерцога Рудольфа выразился сильне, когда наступила драма. Прежде всего, онъ принесъ въ жертву все, даже свои обязанности наслдника престола и воина, ради любовныхъ похожденій, боле того, онъ отдавался оргіямъ, которыя самымъ плачевнымъ образомъ отразились на его нервной систем. Эрцгерцогъ особенно злоупотреблялъ шампанскимъ и коньякомъ. Баронъ Вейленъ, имвшій постоянныя сношенія съ Рудольфомъ, замтилъ, что онъ часто ему лгалъ. ‘Надо, чтобы моральная развращенность была очень велика,— сказалъ онъ,— если человкъ, занимавшій его положеніе, прибгалъ ко лжи. Въ тотъ день, когда я впервые получилъ это раздирающее сердце доказательство, у меня явилось убжденіе, что наслдный эрцгерцогъ былъ человкъ потерянный’.

‘Смерть Рудольфа глубоко поразила его прежняго воспитателя, онъ умеръ, годъ спустя посл эрцгерцога.

Въ свою очередь въ ‘Gill-Blas» появился слдующій разсказъ:

‘Баронесса Вечера, урожденная Бальтацци, и ея дв дочери не были приняты при внскомъ двор, куда согласно стариннымъ обьяаямъ Габсбурговъ допускаются лишь лица, имющія должность при двор. Баронессы Вечера не принадлежали даже къ тому обществу, изъ котораго происходили эти избранные: он относились къ той части общества полунаціональнаго, полуиностраннаго, которое стоитъ на третьемъ план свтской іерархіи. Это объясняетъ ихъ странно свободныя замашки, позволившія эрцгерцогу вступить чуть не въ открытую связь съ молодой двадцатидвухлтней двушкой. Общество принялось злословить, въ аристократическихъ кружкахъ жаловались на скандалъ. Императоръ не разъ былъ взволнованъ основательными жалобами эрцгерцогини, не разъ онъ старался убдить наслднаго эрцгерцога вернуться къ законной жен или, по крайней мр, соблюдать необходимую сдержанность. Но экзальтированный, романтичный и порывистый Рудольфъ чувствовалъ, какъ его страсть увеличивалась, соразмрно количеству настояній и увщаній. Онъ ршился отвтить на нихъ публичной оглаской. Съ этой цлью онъ пригласилъ на ужинъ въ одинъ изъ ресторановъ на Пратер около двадцати представителей блестящей молодежи. Вс явились на его приглашеніе, одинъ изъ адъютантовъ принялъ ихъ въ блестяще освщенномъ зал, изобильно украшенномъ блыми цвтами: камеліями, азаліями и блой сиренью, покрывавшими все, до стнъ включительно. Велико было удивленіе приглашенныхъ, когда въ залъ вошелъ наслдный эрцгерцогъ, ведя за руку Марію Вечеру въ бломъ шелковомъ наряд, украшенную померанцевыми цвтами и фатой. Это удивленіе смнилось остолбененіемъ, когда эрцгерцогъ въ конц ужина — довольно невеселаго — поднялъ свой стаканъ и выпилъ за здоровье будущей австрійской императрицы, устремивъ недвусмысленный взглядъ на царицу праздника.

‘Мене чмъ чрезъ часъ, предупрежденный императоръ, потребовалъ къ себ двухъ министровъ и трехъ близкихъ къ нему совтниковъ. Результатомъ этого совщанія была отправка императорскаго экипажа за матерью баронессы Вечеры и начальникомъ полиціи, которыхъ провели въ кабинетъ императора. Послдній хотлъ обезпечить дятельное участіе матери въ похищеніи дочери и ея скрытіи, по крайней мр, временномъ. Они условились относительно плана, который, казалось представлялся достаточно безопаснымъ, и въ немъ баронесса Вечера общала исполнить свою роль. Этотъ планъ самый простой… Офиціальный обдъ долженъ былъ задержать эрцгерцога въ Гофбург весь вечеръ до слдующаго дня. Съ другой стороны, согласно неизмнному обыкновенію эрцгерцога прізжать посл окончанія офиціальныхъ церемоній въ Мейерлингъ, молодая баронесса отправлялась туда и ожидала тамъ Рудольфа. Въ промежутокъ времени, который протекалъ между ея пріздомъ и появленіемъ эрцгерцога, было разсчитано похитить молодую двушку. Правда, что ее сопровождалъ адъютантъ Рудольфа и оставался съ нею до его прізда, но сообщники очень полагались на двухъ полицейскихъ сыщиковъ, выбранныхъ для совершенія похищенія. Молодую двушку вручили бы матери, ожидавшей ее въ нсколькихъ футахъ отъ охотничьяго дома, въ карет, запряженной сильными лошадьми. Баронесса отвезла бы дочь въ монастырь бенедиктинцевъ, находившійся въ десяти или двнадцати верстахъ отъ Мейерлинга, гд былъ данъ приказъ принять Марію и не спускать съ нея глазъ.

‘Немедленно возвратившись въ Вну, баронесса должна была вводить всхъ въ обманъ, показываясь повсюду и распуская слухъ о внезапномъ отъзд дочери въ Англію.

‘Тайна сохранилась въ совершенств, и въ назначенный день, около десяти часовъ вечера, два полицейскіе сыщика были спрятаны въ лск, граничившемъ съ Мейерлингомъ. Залъ освтился, и въ пролет оконной рамы отразились два силуета, одинъ мужской, другой женскій. Потомъ сыщики увидли двухъ субъектовъ, вышедшихъ въ садъ и медленно прогуливавшихся. Они приняли одну изъ фигуръ за адъютанта наслднаго эрцгерцога и, бросившись на юную баронессу, хотли зажать ей ротъ. При этомъ внезапномъ нападеніи у ея спутника вырвался гнвный возгласъ, и онъ такъ неловко выстрлилъ въ сыщика, что пуля скользнула между деревьевъ. Послдній, къ несчастью, былъ боле усерденъ, чмъ смышленъ, и въ свою очередь выстрлилъ въ Рудольфа почти въ упоръ, положивъ предполагаемаго адъютанта на мст.

‘По крику молодой баронессы поняли роковой промахъ. Растерявшіеся сыщики склонились надъ эрцгерцогомъ, чтобы посмотрть, не живъ ли онъ, а баронесса, воспользовавшись тмъ, что освободилась, подняла оружіе и выстрлила себ два раза въ ротъ. Въ это время пріхали герцогъ Кобургскій и графъ Гойосъ, посланные императоромъ тотчасъ же, какъ обнаружился отъздъ эрцгерцога.

‘Увидя эти два роковые результата, оба посланные не знали, что длать, и допустили собраться слугамъ вокругъ обоихъ тлъ. Въ свою очередь пріхала и баронесса Вечера, сопровождаемая Братфишемъ. Виновные сыщики, убившіе по неосторожности эрцгерцога, такъ быстро и безопасно исчезли, что на другой же день могли перехать границу.

‘Уже было поздно, когда прахъ баронессы былъ положенъ въ карету, предназначенную отвезти ее живую въ монастырь, и несчастной матери предоставили одной сопровождать трупъ дочери въ Вну. Оставивъ тло наслднаго эрцгерцога на храненіе слугамъ, графъ бросился во дворецъ предупредить императора.

‘Множество ошибочныхъ свдній, порожденныхъ разсказами этихъ запоздалыхъ свидтелей, распространили легенду въ тысячу разъ трагичне, чмъ сама истина. Легенда упорна… Фактъ обнаружился, лишь нсколько дней спустя посл смерти эрцгерцога, и императоръ былъ предупрежденъ о досадныхъ толкахъ, которые породило офиціальное молчаніе. Говорятъ, онъ печально пожалъ плечами и сказалъ:

‘— Слишкомъ поздно!…

‘Дйствительно было слишкомъ поздно уничтожить легенду: она уже проникла въ народъ.

‘Нашъ разсказъ все-таки вренъ въ главныхъ чертахъ… Эрцгерцогъ Рудольфъ умеръ не отъ собственной руки, еще мене виновенъ онъ въ убійств или покушеніи на самоубійство… Онъ погибъ жертвой того, что иногда называется неизбжностью рока, иногда неловкостью придворныхъ — согласно волнующемуся, различному общественному мннію.

Наконецъ, 30-го марта Монторгейль помстилъ замтку, которая, въ сущности — письмо, напечатанное ране въ ‘Есlаіг» и подписанное ‘Н.’

Кром того, Анри Бошанъ, прежній офицеръ при австрійскомъ двор, прибавилъ къ этому разсказу, котораго я не привожу, слдующія разсужденія:

‘Ужасъ и отчаяніе обоихъ друзей эрцгерцога при этомъ зрлищ достаточно объясняютъ, что мры, которыя предстояло предпринять, не теряя ни минуты, не были зрло обдуманы. По этой причин, въ виду избжанія скандала и соображеній религіозной щепетильности, явилась досадная идея дать паролемъ: ‘несчастный случай на охот’, и приказать увезти совершенно одтый трупъ двушки, что дало поводъ появиться всмъ этимъ легендамъ о похищеніи. Только 24 часа спустя, императоръ, зная, что общественное мнніе введено въ заблужденіе, далъ приказъ напечатать истину.

‘Но зло было сдлано. Была и, вроятно, всегда будетъ масса лицъ, упорствующихъ въ своемъ убжденіи, что дло должно было происходить иначе. Когда человкъ молодъ и наслдникъ имперіи, когда жизнь представляетъ столько соблазновъ, надо быть сумасшедшему, чтобы добровольно съ нею разстаться. Вотъ какъ размышляютъ многіе люди, не замчая, что въ этой-то самой логик они нашли бы объясненіе того, что имъ кажется необъяснимымъ.

‘Двойное самоубійство уже могло быть подтверждено въ Мейерлинг и, къ тому же, удостоврено двумя записками, найденными въ Вн въ письменномъ стол эрцгерцога. Въ одной изъ нихъ онъ обращается съ нсколькими прощальными словами къ жен и дочери, въ другой — отказываетъ деньги нкоторымъ лицамъ, находившимся у него въ то время.

‘Нтъ ни малйшаго сомннія относительно вопроса о двойномъ самоубійств, но всегда останутся загадкой психологическія причины этой драмы страстей. На этомъ-то романистъ можетъ развить свои тезисы и прикрасить на свой ладъ, съ условіемъ не имть поползновенія писать исторію’.

Приводя подробности о семь Бальтацци, Бошанъ говоритъ, что въ 1889 году ‘не было никакого двоюроднаго брата Бальтацци, и г. Адереръ, можетъ быть, намекалъ на одного изъ двухъ дядей, Александра или Генриха. Никто изъ этихъ господъ, хотя глубоко огорченныхъ трагической смертью племянницы, не былъ замченъ посл драмы отсутствующимъ, чего требовали мнимыя раны. Наконецъ, возможно ли серіозно допустить, чтобы убійца наслдника престола могъ спокойно жить среди внскаго общества, точно его дло было самое справедливое? Думать такъ — это не знать монархическихъ идей Австріи.

Наконецъ, какъ видно было въ первой замтк изъ ‘Libert’, лица, имющія ‘основательныя свднія’, сказали нашему сотруднику: ‘Это не Бальтацци убилъ эрцгерцога Рудольфа, а графъ Вальдштейнъ — неумышленно’. На это Бошанъ отвчаетъ:

‘Никогда никакой графъ Вальдштейнъ не былъ замшанъ въ это дло, ни прямо, ни косвенно, и если, какъ говорятъ комментаріи 10-го сентября, его слдъ не потерянъ такъ же, какъ и графа Гойоса, то было бы любопытно знать, куда привелъ бы автора этотъ слдъ.

‘Относительно воображаемаго графа Вальдштейна — не знаю, что же касается до графа Гойоса, то слдъ остановился бы у его могилы, такъ какъ онъ умеръ въ 1900 году, шестидесяти лтъ.

‘Среди окружавшихъ эрцгерцога лицъ близкимъ къ нему былъ только графъ Карлъ Бомбель, вице-адмиралъ, родившійся въ 1832 году. Графъ Бомбель былъ не адъютантомъ эрцгерцога, а гофмейстеромъ его двора, что не одно и то же.

‘Уже нсколько лтъ онъ былъ боленъ, и умеръ черезъ шесть мсяцевъ посл эрцгерцога, въ 1889 году, и хотя онъ былъ сильно потрясенъ трагической смертью своего повелителя, но никогда не слышно было, чтобы его умственныя способности пострадали отъ этого событія, при которомъ онъ совсмъ не присутствовалъ. Похороненный уже 14 лтъ, онъ не могъ быть тождественнымъ съ личностью, которая, по словамъ ‘Libert’, въ декабр этого года была заключена въ домъ умалишенныхъ.

‘Баронесса Вечера до сихъ поръ живетъ въ Вн. У нея остался только одинъ сынъ, гусарскій офицеръ. Ея вторая дочь вышла замужъ за графа Биландта и умерла въ Рим чрезъ годъ посл свадьбы.

‘Что касается Братфиша, то онъ остался извозчикомъ въ Вн и никогда не былъ сумасшедшимъ, онъ умеръ отъ воспаленія легкихъ 16 декабря 1892 года. Его сынъ и теперь находится извозчикомъ въ Вн.

‘Анри Бошанъ’.

Нсколько дней тому назадъ, когда я длалъ корректуру этой книги, я получилъ слдующій разсказъ, помщенный въ одной американской газет.

‘Маринеттъ (Висконсинъ), 14 іюня.

‘Одна здшняя городская газета ‘Star’ самымъ серіознымъ образомъ объявляетъ, что эрцгерцогъ Рудольфъ, наслдникъ австро-венгерскаго престола, не умеръ жертвой несчастнаго случая на охот, какъ объ этомъ объявили пятнадцать лтъ тому назадъ, но живетъ въ Соединенныхъ Штатахъ, и это не кто другой, какъ докторъ Гоффманъ, только что уволившійся отъ должности профессора Іовскаго университета. Его удаленія потребовали, вслдствіе отказа сообщить свое подлинное имя, посл того, какъ онъ признался, что имя, которое онъ носитъ, не его. Согласно этой газет, въ ту эпоху, когда случилась мнимая смерть эрцгерцога Рудольфа, тло одного субъекта, поразительно похожаго на него, было похоронено вмсто него, эрцгерцогъ же исчезъ изъ Австро-Венгріи и пріхалъ въ Соединенные Штаты, гд ‘Star’ сдлалъ открытіе, что онъ не кто иной, какъ докторъ Гоффманъ. Какъ извстно, эрцгерцогъ Рудольфъ изучалъ серіозно медицину и слылъ за лучшаго доктора въ Вн, поэтому длается понятнымъ, что, по прізд, въ Соединенные Штаты, ему было легко найти постъ профессора въ университет этой страны’.

Газета прибавляетъ, что профессоръ Гоффманъ неоднократно прізжалъ въ Манамини (въ Мичиган), гд живетъ одна дама высшаго общества, сестра командира одного австрійскаго броненосца. Самое любопытное въ этомъ дл то, что большинство высокопоставленныхъ лицъ этого города раздляютъ мнніе ‘Star»а. и убждены, что докторъ Гоффманъ и эрцгерцогъ Рудольфъ — одно и то же лицо. Съ другой стороны, его близкіе друзья считаютъ эти слухи смшными.

Профессоръ Гоффманъ 38 лтъ, онъ женатъ, отецъ одного ребенка и живетъ въ данный моментъ въ Іов’.

Теперь, когда я напечаталъ полностью вс статьи, которыя породилъ разсказъ, напечатанный въ ‘Minerva’, да будетъ мн позволено представить адресованное мною Монторгейлю коротенькое письмо, которымъ я отвчаю его корреспонденту ‘Н.’.

Дорогой собратъ!

Таинственныя событія, можно сказать, вс политическія и историческія событія, допускаютъ два толкованія: толкованіе офиціальное или государственное и другое — истинное.

Толкованіе государственное, разъ установленное, боле не двигается. Оно остается неизмннымъ въ своей лжи, и тмъ боле неизмннымъ, чмъ оно лживе. Другое толкованіе — истинное пробиваетъ себ путь не безъ труда среди различныхъ стей и ловушекъ. Терпливому и хладнокровному изыскателю предстоитъ заставить окончательно его принять и дать ему жизнь.

На другой день посл ужасной ночи января 1889 г. самые фантастическіе и противорчивые разсказы были пущены въ ходъ въ продолженіе двухъ дней, до тхъ поръ, пока не установилось государственное толкованіе: ‘двойное самоубійство’.

Сначала общественное мнніе склонилось предъ нимъ. Мало-помалу, благодаря нескромности, открытіямъ, признаніямъ, узналось истинное толкованіе: ‘убійство, совершенное во время оргіи’.

Въ данный моментъ въ кружкахъ, что называется, хорошо освдомленныхъ, нтъ ни одного лица, которое бы врило государственному толкованію, другое же везд принято.

Я его узналъ — вы мн позволите умолчать, изъ чьихъ устъ. Я первый написалъ то, что вс освдомленныя лица разсказываютъ другъ другу. Волненіе, произведенное моей статьей въ ‘Minerva’, и превзошедшее мои скромныя ожиданія, такъ же, какъ и усиліе остановить ее, доказываютъ, что я коснулся истины.

Мой разсказъ — не протоколъ. Если такой и существуетъ, то онъ запрятанъ въ архив, откуда, можетъ быть, онъ никогда не выйдетъ. Я не вижу, чтобы историки, которыхъ мы должны брать образцомъ, довольствовались печатаніемъ протоколовъ, и я не думаю, чтобы писателю было запрещено увлекаться тмъ, что онъ разсказываетъ.

Я прибавлю еще нсколько словъ: на другой день посл катастрофы былъ данъ пароль: ‘несчастный случай на охот’. Слдовательно, надо, чтобы существовалъ этотъ ‘несчастный случай’, а не ‘самоубійство’. При самоубійств церковь не разршила бы похороннаго обряда.

Такъ какъ истинное толкованіе — ‘убійство во время пиршества’ — начало распространяться, и такъ какъ боле не могли поддерживать толкованія о ‘несчастномъ случа на охот’,— настолько оно было не вроятно,— то посл похоронъ быстро, со всхъ концовъ, прошелъ слухъ о двойномъ самоубійств, съ безконечнымъ изобиліемъ подробностей, съ тхъ поръ это стало офиціальнымъ толкованіемъ.

Между тмъ воображеніе работало. Со всхъ сторонъ появлялись брошюры.

Одна изъ нихъ, написанная княгиней Одескальки, изобразила ужасную сцену, во время которой баронесса Марія Вечера, проводя ночь на 30-е января 1883 года со своимъ любовникомъ, ужасно и страшно его изувчила.

Оставляю въ сторон вс эти боле или мене фантастическіе разсказы, чтобы сопоставить съ ними только брошюру Артура Савата, долго и кропотливо изучавшаго ‘Мейерлингскую драму’. Онъ ее обсуждаетъ съ начала до конца, до послдней катастрофы, произведенной Бисмаркомъ, который хотлъ отдлаться отъ заклятаго врага.

Одни только освдомленныя лица знали истину: ‘убійство во время оргіи’. Малопочетная истина о наслдник престола, предъ которымъ открывалось столь прекрасное предназначеніе.

Это — истина, истина, которая относится къ сущности факта, не касаясь вншнихъ подробностей и побочныхъ обстоятельствъ, сначала посвященные говорили объ этомъ тихо, затмъ прошли года, и стали говорить свободне.

Я все это собралъ и въ свою очередь разсказалъ истину, не думая о политическихъ соображеніяхъ, не сдерживаясь, не волнуясь ею и не представляя ее столь потрясающей, какъ бы я могъ это сдлать.

Я прибавлю только еще одно слово. Одна высокопоставленная дама, положеніе которой позволяетъ знать настоящую истину Мейерлингской драмы, прочитавъ въ ‘Minerva’ эти страницы, сказала мн: ‘Вашъ разсказъ въ нкоторыхъ подробностяхъ близокъ къ истин и точенъ. Его можно упрекнуть лишь въ томъ, что онъ слишкомъ ‘поэтиченъ’. Настоящая истина гораздо мене поэтична’.

Что бы сказали представители офиціальнаго толкованія, если бы я прибавилъ къ этому разсказу нкоторыя подробности, преднамренно мною пропущенныя?

‘Историческій Встникъ’, т. 99, 1905

МЕЙЕРЛИНГЪИСТОРИЧЕСКІЙ РАЗСКАЗЪ

Адольфа Адерера

ПРЕДИСЛОВІЕ.

I.

II.

III.

IV.

ЭПИЛОГЪ.

ПОСЛСЛОВІЕ.

Читайте также:

МЕЙЕРЛИНГЪ
ИСТОРИЧЕСКІЙ РАЗСКАЗЪ