Меч и право, Лоуренс Джордж Альфред, Год: 1859 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 211 минут(ы)

МЕЧЪ И ПРАВО.

РОМАНЪ ВЪ ОДНОЙ ЧАСТИ.

Автора ‘Гай Ливингстонъ’.

I.

‘Дйствительно есть что-то особенное въ этомъ климат. Я думаю, немного такихъ мстъ, гд въ декабр можно пролежать на берегу и такъ наслаждаться воздухомъ, вкъ я въ-теченіе послднихъ двухъ часовъ’. Говоря это, Гарри Молин снова повернулъ голову въ морю и жадно потянулъ въ себя живительную прохладу, онъ даже чуть-чуть вслухъ не поблагодарилъ легкій втерокъ въ то время, какъ онъ пробжалъ по лицу его и слегка поигралъ волосами, оставивъ свжій слдъ на щекахъ, которыя всегда были такъ блдны, за исключеніемъ двухъ красныхъ пятенъ, появившихся за нсколько мсяцевъ, когда чахотка какъ-будто вывсила надъ нимъ свой флагъ съ надписью: ‘Нтъ пощады’.

Прелесть окружавшей картины легко могла объяснить его восторгъ.

Эти крутыя, прерывистыя горы на заднемъ план образуютъ передовыя укрпленія морскихъ Альповъ, которыхъ послдній уступъ составляетъ та скалистая крутизна, на которой лежатъ Молин и его товарищъ. Сосновыя рощи окаймляютъ небосклонъ, и между ними тамъ и сямъ, какъ часовые, торчатъ высокія ели, прямыя, непреклонныя и неустанныя, хотя не было имъ смны впродолженіе многихъ вковъ. Кругомъ вьются и ползутъ по стволамъ маслинъ дикій миртъ, шиповникъ и верескъ, стараясь прикосновеніемъ своимъ свжей юности вдохнуть новую жизнь въ старыя, срыя деревья. Такъ нкогда прекрасная еврейская двушка старалась согрть своею любовью дряхлаго, изнуреннаго въ бояхъ царя. И другіе цвты, несмотря на наступившій декабрь, наполняли воздухъ благоуханіемъ и придавали картин веселый колоритъ. У ногъ ихъ тянулась узкая полоса темнаго, волнообразнаго песку, а дале нанесенныя водою растенія слегка-колеблемыя моремъ, какъ борода, окаймляли эту, полную мечтаній, губу Средиземнаго Моря.

Молин цнилъ все это и любовался имъ на свой простой ладъ и выражалъ это такъ же. Товарищъ его не вдругъ отвтилъ ему, онъ лишь пожалъ плечами и поднялъ брови, какъ-бы желая выразить, что могъ поспорить объ этомъ предмет, еслибъ это не стоило слишкомъ-много труда. Не будучи вообще оптимистомъ, Ройстонъ Кинъ мене всего былъ чувствителенъ къ красот и благотворному вліянію неодушевленной природы.

— Ахъ, да!… Впрочемъ, я зналъ, что напрасно было бы искать въ теб сочувствія къ природ, продолжалъ Гарри уступчиво.— Я долженъ былъ махнуть рукой еще въ ту ночь, когда мы показывали теб видъ Альповъ съ террасы въ Берн. Ты до этого никогда не видывалъ Юнгфрау, которая въ тотъ вечеръ облеклась въ свою лучшую розовую одежду, бдняжка! и все, что ты сказалъ, было: ‘Не много толку въ этомъ вид’.

— Это было еще съ моей стороны уступка восторгу твоей жены, возразилъ Кинъ:— такъ-какъ слишкомъ-быстрое охлажденіе могло быть ды нея опасно, а не то, я бы выразился гораздо-рзче за то, что меня привели смотрть на горы запыленнаго и забрызганнаго въ дорог въ то время, какъ я нуждался въ бан, въ обд и другихъ потребностяхъ жизни.

Голосъ, произнесшій эти слова, былъ довольно-мелодичный басъ, но слишкомъ-вялъ, и медленъ, чтобъ быть пріятнымъ. Такой голосъ, казалось, легко могъ перейти въ иронію или сарказмъ, но едва ли былъ въ состояніи возвыситься до гнва, для повелительной рчи онъ былъ вполн-приличенъ, но, казалось, что онъ никогда не могъ ни просить, ни умолять. Онъ замчательно шелъ къ говорившему. Взглянувъ на Ройстона въ первый разъ, въ то время, какъ онъ лежалъ растянувшись такимъ образомъ, вы бы вынесли одно впечатлніе его роста и лни, но, при боле-продолжительномъ наблюденіи, широкая грудь, которая какъ-будто расширялась въ вашихъ глазахъ, угловатые мускулы, безъ малйшаго избытка приметы, способнаго измнить чистоту ихъ очертанія — все это разливалось передъ вами одно за другимъ такъ-что мало-по-малу вы сознавали бы размры его замчательной силы и удивлялись даже, что могли не вдругъ замтить ихъ. Лицо же его было гораздо-загадочне: оно имло смлыя и рзкія черты и было покрыто загаромъ до самыхъ корней свтлорусыхъ и курчавыхъ волосъ на голов и бород его, за исключеніемъ, однакожъ, верхней части лица, начиная отъ бровей, гд сохранилась первобытная близна, что представляло рзкую противоположность, подобно узкой полос снга, остающейся позднею весною на высокой черной скал. Врядъ-ли вы бы сказали, что въ чертахъ его недоставало выраженія, точно такъ, какъ нельзя не допустить въ хорошо-обученномъ солдат возможности произвольной дятельности, но въ вмст съ тмъ затруднились бы опредлить, какого рода было это выраженіе. Это не была суровость, еще мене зврскій или строгій видъ, лицо это было слишкомъ-безстрастно, чтобъ выражать то или другое, но между-тмъ его спокойствіе никакъ не могло быть принято за томность. Тонкія, узкія губы могли быть безжалостными, когда были сжаты, презрительными и наглыми, когда на нихъ блуждала адская улыбка, но огромные усы, охватывавшіе ихъ, какъ волна, и закрученные кверху, превращали все это въ одн догадки. Холодные, спокойные, темные глаза рдко сверкали или блестли, но когда вки сжимались, то въ нихъ отражался какой-то тусклый внутренній блескъ, подобно тому, который иметъ стеклярусъ и каменный уголь. Въ нихъ было одно странное свойство, это то, что они, повидимому, никогда не слдили за вами, а между-тмъ вы чувствовали, что никуда не можете укрыться отъ нихъ. Первое пожатіе руки Ройстона большею частью разршало вс сомннія: испытавъ, какъ онъ невольно-крпко сжималъ вамъ руку, вовсе не желая выразить тмъ свое радушіе, вы тотчасъ понимали, что въ немъ крылись страсти, которыя, быть-можетъ, трудно было возбудить, но, разъ возбужденныя, еще трудне усмирить и побороть.

Общественное положеніе его ясно обозначалось, да и дйствительно надо сознаться, что драгуна трудно не узнать. Я знаю очень-достойнаго приходскаго священника, имющаго громкую славу проповдника. Онъ въ-теченіе многихъ лтъ сильно, но тщетно старался избавиться отъ воинственнаго вида, который онъ вынесъ съ собою изъ королевскихъ гвардейскихъ драгунъ. Онъ идетъ по улицамъ своей деревни съ такой бодрой осанкой, будто за нимъ попрежнему волочится стальной палашъ, на поклонъ поселянъ отвчаетъ быстро, прикладывая палецъ къ шляп на военной манеръ, на гладко-выбритомъ лиц видны слды бороды, которая нкогда выкрашивалась и подстригалась съ искусствомъ истинно-садовническимъ. Обладаніе какъ-то неловко, будто чужой костюмъ, виситъ на этой прямой, воинственной фигур, отчего сильно терпитъ самое богослуженіе, но въ то же время кстати-приведенный текстъ, благія наставленія и строгіе укоры — все это льется съ странной непослдовательностью изъ устъ этого благонамреннаго, но неисправимаго солдата. Ройстонъ Кинъ не былъ исключеніемъ изъ этого правила, хотя онъ былъ недоволенъ, когда ему замчали это, и до нкоторой степени пренебрегалъ своимъ общественнымъ положеніемъ. Быть-можетъ, онъ занялъ его слишкомъ-рано и оно успло надость ему, теперь, не достигнувъ еще тридцати-четырехлтняго возраста, онъ уже нсколько времени былъ на половинномъ жаловань и имлъ дипломъ на майорскій чинъ за отличную службу въ Индіи. Молин служилъ нкогда подъ его начальствомъ въ томъ же кавалерійскомъ полку, что и положило основаніе ихъ тсной дружбы. Собственно говоря, связь ихъ не могла быть названа дружбой, такъ-какъ она состояла изъ безпрекословнаго повиновенія, доврія и уваженія съ одной стороны, и нкотораго покровительственнаго снисхожденія съ другой — нчто въ род древнихъ римскихъ отношеній между кліентомъ и патрономъ, тмъ не мене она пережила не одну боле-симпатичную и благовидную дружбу.

Про ‘хладнокровнаго майора’ (такъ товарищи Ройстона звали его вн служб говорили, что онъ лучше всякаго другаго съуметъ передлать на свой ладъ любаго новичка, однакожъ онъ не былъ любимъ всми. Эти ‘безбожные всадники’ встрчали его съ настоящею оваціею всякій разъ, какъ онъ посщалъ ихъ клубъ, или артель, они съ трогательною любовью и вниманіемъ прислушивались въ малйшимъ его словамъ, и когда не находили въ нихъ ничего смшнаго или замчательнаго, то приписывали это своей глупости и непонятливости. Они письменно сообщали, большею частью въ искаженномъ вид, т изъ его насмшекъ и остротъ, которыя могли запомнить, товарищамъ, имвшимъ несчастіе числиться въ отдаленныхъ отрядахъ, или прозябающимъ въ деревн съ друзьями. Самые честолюбивые, посл долгой домашней практики, старались подражать его манер закручивать усы, грясь у огня, хотя для нкоторыхъ изъ нихъ, которыхъ природа скупо надлила растительностью, это значило хвататься за тнь или бороться съ воздухомъ. Конечно, Молйн никогда не былъ такъ счастливъ, какъ въ его обществ. Какъ онъ ни любилъ свою хорошенькую жену, въ этомъ случа она теряла всякое вліяніе на него. Она вскор посл брака стала жаловаться на это полушутя и полусерьзно. Гарри въ то время испытывалъ во всей сил лихорадочное блаженство медоваго мсяца, однакожъ, онъ не сталъ защищаться противъ этого обвиненія, а только сказалъ: ‘Моя милая, я знаю его гораздо-боле тебя!’ Не знаю, многія ли жены допустили бы такую нелогичную и неудовлетворительную отговорку, но Фанни Молин удовольствовалась ею. Она была самое добродушное и благоразумное существо своего поколнія, никогда не доводила вещи до кризиса и не старалась бороться съ силою обстоятельствъ. Они жили другъ съ другомъ весьма-хорошо. Когда Кинъ былъ съ ними, что случалось не слишкомъ-часто, то она передавала ему вс дла по вншнимъ сношеніямъ ея мужа, сохраняя въ своихъ рукахъ контроль по департаменту внутреннихъ длъ, и такимъ образомъ они вдвоемъ управляли своимъ вассаломъ. Чрезъ нсколько мсяцевъ знакомства они стали большіе друзья, со стороны Ройстона это былъ одинъ изъ рдкихъ случаевъ, что онъ испытывалъ безкорыстное и неэгоистическое чувство въ особ ея пола, небывшей съ нимъ въ близкомъ кровномъ родств. Онъ, казалось, смотрлъ на нее, какъ на милое, но нсколько-избалованное дитя, которое можно было вдоволь лелять и осыпать ласками, но съ которымъ рдко можно было подлиться серьзными мнніями или посовтоваться. Благодаря ея обворожительности и нкоторому навыку, который онъ пріобрлъ въ отеческихъ и братскихъ отношеніяхъ, онъ замчательно-хорошо вошелъ въ свою роль. Само собою разумется, однакожь, что это было тогда только, когда они находились en petit comit, въ обществахъ же постороннихъ манеры его съ ней были строго-почтительны и сообразны, съ условіями свта. Это, однакожь, иногда сердило ее, и однажды она ршилась сказать: ‘Я бы желала, чтобъ вы научились обращаться со мной какъ со взрослой женщиной.’ Глаза Ройстона странно потемнли и изъ этого мрака блеснулъ взглядъ, заставившій ее отшатнуться отъ него тогда и томительно краснть всякій разъ, когда она вспоминала объ этомъ разговор наедин. Онъ нахмурилъ брови въ то время, какъ отвтилъ какимъ-то необычнымъ и сдержаннымъ голосомъ: ‘Мн кажется, что между нами все хорошо такъ, какъ оно есть, но женщины никогда не бываютъ довольны своей судьбою’. Она не хотла слишкомъ-близко разбирать его отвтъ и свои собственныя чувства, поэтому старалась убдить себя, что это была очень-грубая рчь, и что она должна была ею обидться. Между ними въ-теченіе нсколькихъ дней возникла нкоторая-холодность, дошедшая до церемонной учтивости. Но горделивое обращеніе вовсе не шло къ ‘ma mignonne’ (какъ Гарри любилъ называть ее) и совершенно не удалось ей, она имла видъ, какъ-будто примряла какой-нибудь праддовскій роброндъ, а потому они скоро обратились къ своимъ стариннымъ отношеніямъ и, какъ принцы и принцессы всхъ волшебныхъ сказокъ, стали жить весьма-счастливо.

II.

Кинъ провелъ нкоторую часть осени и зимы съ семействомъ Молин и до-сихъ-поръ держалъ себя совершенно-пристойно, удерживая Гарри въ предлахъ благоразумія, такъ-какъ, къ-несчастью, Гарри былъ весьма-общительнаго нрава, вовсе несоотвтствовавшаго его слабому здоровью и нжному сложенію. Будучи вообще любимъ въ свт, онъ, я полагаю, считалъ себя обязаннымъ къ взаимности, вслдствіе чего, несмотря на строгое приказаніе ложиться рано, онъ охотно просиживалъ до зари, если кто-нибудь поощрялъ его къ тому, а потомъ возвращался домой совершенно-трезвый, но спотыкаясь отъ одной лишь слабости. Онъ вовсе не былъ пьяницей, но между-тмъ количество стопъ, которыя онъ помогъ осушить въ то время, какъ ему было предписано ‘пить въ день не боле трехъ рюмокъ хересу’ составило, бы двойной рядъ гвоздей вокругъ гроба для человка выше его ростомъ. Натура, будучи женщиной, не терпитъ, чтобъ съ ней обращались небрежно и оставляли безъ вниманія ея увщанія, и потому она давала себя тяжело почувствовать на другое утро. Гарри всегда былъ совершенно боленъ посл каждой такой ночи. Если онъ въ подобныхъ случаяхъ чувствовалъ угрызенія совсти, то онъ, по-крайней-мр, искренно и какъ-то странно каялся въ душ, и это выражалось у него большею частью необыкновеннымъ изліяніемъ семейныхъ привязанностей. ‘Принесите мн моихъ дтей!’ (у него ихъ было двое щедушныхъ), кричалъ онъ, просыпаясь, совершенно такъ, какъ кто-нибудь другой спросилъ бы водки и соды, и, смшно сказать, присутствіе этихъ невинныхъ созданій имло за него такое же укрпляющее и освжающіе дйствіе. Потомъ онъ цлый день ходилъ къ люлькамъ и смотрлъ на нихъ, спящихъ, съ благоговніемъ старой богомолки, колнопреклоненной передъ наиболе-уважаемою ею святыней. Затмъ онъ уходилъ изъ дома и возвращался съ подаркомъ для жены, цнность котораго была строго-пропорціональна продолжительности и размрамъ минувшей провинности, такъ-что ея письменный столъ и ящикъ съ драгоцнными уборами вскор сдлались такъ же знаменательны, какъ ризница церкви Notre-Dame des Dunes. Подобныя умиротворенія были совершенно-излишни, потому-что это милое созданіе (жена его) никогда и не мечтала ‘бить лежачаго’ или извлечь какую-нибудь пользу изъ его слабости. Она все такъ же заботливо готовила ему завтракъ, въ какой бы необычный часъ то нибыло, все такъ же ласкала его и ухаживала за намъ, какъ-будго онъ былъ раненый рыцарь, воротившійся изъ какой-нибудь священной войны, а не сконфуженный гуляка. Одна строгая старая барыня сказала ей однажды, что прощать такимъ образомъ оскорбленія было безнравственно и предосудительно. Можетъ-быть, но я не думаю, чтобъ примръ этотъ могъ быть, опасно-заразителенъ. Что бъ ни случилось, всегда останется достаточное количество женскихъ дикеарховъ, надъ сдалищами которыхъ просто написано: ‘Nescia flecti’. Эти покаянія служили единственными исключеніями той замчательной легкости, съ которой Молин смотрлъ вообще на вещи, казалось, что въ его расположеніи не было мры для горя или заботъ. Охотясь четыре дня въ недл зимой и проводя шесть недль въ город во время сезона съ неизбжными эпизодами Эпсома и Гудвуда saumon la Trafalgar, букетовъ и оперныхъ представленій, проводя все остальное время въ году въ артели, отличавшейся своимъ замороженнымъ ‘испанскимъ’ — вс эти простыя удовольствія влекутъ за собою такія издержки, какія едва-ли могутъ быть покрыты полковымъ окладомъ жалованья. Хотя соблюсти вс эти условія съ пятьюстами фунтовъ въ годъ и притомъ, не впасть въ крайнее разореніе, конечно, уже само по-себ задача нелегкая, но и эта сумма, какъ скажетъ вамъ всякій военный, достается не безъ усиленныхъ трудовъ. Въ самыя тяжелыя времена Гарри никогда не тревожился изъ-за пустяковъ. Онъ ни въ какомъ случа не занималъ ни у одного изъ своихъ товарищей, и даже съ благодарностью, но съ упорствомъ отказывался отъ всякихъ предложеній подобнаго рода. Ни одинъ мухаммеданинъ не могъ сравниться съ нимъ въ спокойствіи и увренности, съ которымъ онъ смотрлъ, на свою будущность. Онъ возлагалъ надежды на самые невроятные случаи, какъ, напримръ, на-неожиданный доходъ или на то, ‘что ттка Агнеса отправится на тотъ свтъ’. Ттка же эта была вдова, строгость которой обратилась въ пословицу, и которая уже семь разъ прощала его, и посл каждой новой вины клялась въ вчной вражд къ нему и его потомству. Укрпляемый врою, онъ выслушивалъ выраженія участія друзей его съ веселой, успокоительной улыбкой, съ такою же наружностью принималъ онъ и угрозы кредиторовъ. Онъ не употреблялъ никакихъ хитростей и никогда не нисходилъ до обмана относительно послднихъ, но, какъ замтилъ одинъ изъ нихъ, удаляясь изъ казармъ, хотя безъ денегъ, но удовлетворенный: ‘Мистеръ Молин, кажется, глубоко чувствуетъ чужія нужды.’ Это было справедливо. Онъ принималъ участіе въ своемъ портномъ вовсе не потому, что былъ ему долженъ, но потому, что онъ былъ одинъ изъ ближнихъ его, находившійся въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, и отъ души сожаллъ, что не можетъ помочь ему совершенно-такъ, какъ какая-нибудь сострадательная, но безпечная душа скорбитъ, читая въ ‘Times’ разсказъ о случившемся несчастіи. Странно сказать, но онъ до-тхъ-поръ постоянно сводилъ концы съ концами: или лошадь получала призъ, или суровая ттка, затронутая за слабую струну сердца, неожиданно сдавалась, пораженная нечаяннымъ нападеніемъ въ то время, какъ считала себя вн всякой опасности. Даже послднее и самое тяжелое испытаніе — продолжительная хилость и частыя болзни не могли поколебать его неистощимаго запаса веселости. Онъ никогда не былъ не въ дух или требователенъ, и старался какъ-можно-мене быть въ тягость, но глубоко чувствовалъ малйшую вещь, сдланную для него, онъ даже умлъ быть благодаренъ за данный совтъ, намревался ли онъ принять его или нтъ. Повидимому, онъ столько же занимался своимъ собственнымъ здоровьемъ, сколько могъ бы заняться здоровьемъ перваго встрчнаго.

Надо сознаться, что бдный Гарри и ему подобные едва-ли бываютъ люди съ большимъ умомъ или сильнымъ характеромъ и твердой волей, они никогда или весьма-рдко возвышаются и становятся замчательными людьми. Едва-ли они вызовутся стать въ глав какого-нибудь движенія, произнося при малйшемъ повод ‘жизнь не шутка!’ Нтъ, они большею частью призваны играть второстепенную роль въ мірской битв и едва могутъ совладать съ командованіемъ мелкими отрядами, чтобъ не завести ихъ въ безвыходныя топи, подъ непріятельскіе выстрлы, если они приносятъ какую-либо пользу своему поколнію, то весьма-скромно и ненавязчиво. Тмъ не мене въ нихъ есть что-то привлекательное, привязывающее, что до-сихъ-поръ постоянно цнили и чему завидовали великіе и мудрые міра сего. Къ-тому жь, любопытно видть, какіе примры наружнаго противорчія самимъ себ являли крайніе представители этой категоріи людей, то-есть т, которые доводятъ nonchalanc до безчувственности, и, мягкость до женственности въ виду неизбжной опасности или неминуемой гибели. Во Франціи было немного ferrailleurs боле-страшнихъ, нежели завитые и набленые любимцы Генриха III, и солнце никогда не освщало боле-кроваваго поединка, какъ тотъ, въ которомъ Келюсъ, Шамбергъ и Можиронъ {Извстныя кровопролитныя дуэли между любимчиками Генриха III (mignone du conchette) Келюсомъ, Можирономъ, Шомбергомъ, Ривераносъ, д’Антрагомъ и Риваролемъ.} до конца мужественно поддержали свою честь. Хотя царь амалекитянъ среди довольства и нги шелъ къ своему концу, но тмъ не мене онъ остался твердъ и спокоенъ, когда прочелъ приговоръ свой въ глазахъ пророка, который повеллъ изрубить тло его въ куски въ Галгалахъ.

Requiescat in pace! {Міръ его праху.}

Небольшое молчаніе послдовало за нсколькими словами, которыми начался нашъ разсказъ, посл чего Ройстонъ Кинъ снова заговорилъ:

— Гарри, помнишь ты этого низкаго обманщика въ Париж, который съ такимъ восторгомъ отзывался о Дорад и ея прелестяхъ, описывалъ это мсто какъ-будто оно чрезвычайно-удобно для охоты и уговаривалъ насъ выбрать его предпочтительно передъ Ниццей?

— Да онъ вралъ порядочно. Я подозрваю, что онъ былъ пьянъ, отвчалъ тотъ.

— Нтъ, я теперь понимаю его. Онъ со скуки впалъ здсь въ горькую мизантропію и хотлъ вымстить ее на род человческомъ, поймавъ другихъ въ ту же западню. Это совершенно въ род злобнаго старика Хитфильда, который, когда завязнетъ по грудь въ волчью яму, никогда не закричитъ ‘берегись’, пока въ нее не попадутся еще человкъ пять или шесть. Я воображаю, какъ это зловредное животное теперь отвратительно издвается надъ нами! Я бы хотлъ, чтобъ онъ попался мн теперь въ руки: я бъ его… Онъ говорилъ объ охот и обществ. Между-тмъ, здсь на тысячу десятинъ лсу приходится одинъ тетеревъ. Что жь касается женщинъ, на которыхъ пріятно взглянуть, то я не встрчалъ еще ни одной со времени нашего прізда. Я, не думаю, чтобъ я могъ выдержать это долго.

— Мн очень-жаль, сказалъ Гарри: — я зналъ, что ты до смерти скучаешь, и все это по моей милости, но не хотлъ спрашивать тебя объ этотъ. Ты знаешь, что я ужасный эгоистъ.

Тоскливое выраженіе начинало уже появляться на его лиц, когда Ройстонъ перебилъ его.

— Полно ребячиться! Я хотлъ оставаться здсь почему бы то ни было, а не то, я бы этого не сдлалъ. Но теперь ты поправляешься и я мирюсь съ своимъ положеніемъ. Я даже не знаю, куда бы мн отправиться, конечно, еще не назадъ, въ Англію. Не говоря уже о трудности достать порядочныхъ лошадей посреди сезона охоты вовсе не желаю въ неудачный день слышать въ утшеніе слова: ‘жаль, что вы не были здсь въ прошломъ мсяц, никогда еще не было такого богатаго слда и изобилія лисицъ!’ И затмъ обыкновенно даютъ волю хвастовству, такъ-какъ ‘вы не можете длать никакихъ опроверженій. Похать разв въ Албанію? Мн хотлось бы убить что-нибудь до моего возвращенія.

Гарри, казалось, размышлялъ. Вдругъ онъ вполовину вскочилъ, хлопнувъ въ ладони и воскликнулъ:

— Я знаю, что я забылъ что-то!

— Нтъ, однакожъ, того страннаго обстоятельства, которое могло бы оправдать весь этотъ неприличный восторгъ, былъ ему отвтъ.— Ну-ка, сообщи, однакожъ, свою новость.

— Я забылъ сказать теб, что Фанни получила сегодня утромъ письмо отъ Сесили Трезильянъ — он, ты знаешь, очень-дружны — въ которомъ она проситъ занять для нея комнаты. Они теперь въ Париж и будутъ здсь чрезъ три дня.

Кинъ приподнялся на локоть и глядлъ съ удивленіемъ на своего товарища.

— Ты сущій перлъ, mon cher. Никто изъ насъ не умлъ еще вполн оцнить тебя. Я не думаю, чтобъ былъ въ мір другой человкъ, который, находясь въ подобныхъ обстоятельствахъ, могъ такъ долго не высказать этого извстія. Я предполагаю, что эта та самая Трезильянъ? Я помню, что слышалъ о ней въ Индіи. Эннеслей воротился изъ отпуска, въ которомъ находился по болзни, совершенно помшанный на этомъ предмет. Она, должно-быть, что-то сверхъестественное, потому-что воспоминаніе о ней длало даже его поэтичнымъ, когда онъ былъ въ трезвомъ вид. Я спрашивалъ о ней по прізд въ Англію, но мать ея въ то время опасно заболла, или сдлала что-то непозволительное въ этомъ род — словомъ, она выхала изъ Лондона и я не могъ видть ее.

— Мать дйствительно была больна въ то время, сказалъ Молин примирительно: — по-крайней-мр она умерла вскор посл этого, съ-тхъ-поръ миссъ Трезильянъ немного показывалась въ свт. Но ты не можешь себ представить, какое впечатлніе она произвела на всхъ въ т полтора сезона, что она вызжала. Ее прозвали ‘разборчивой невстой’, вслдствіе баснословнаго количества жениховъ, на которыхъ она и глядть не хотла. Кстати, по этому поводу есть премилый анекдотъ. Ты знаешь Маргета? Онъ теперь быстро идетъ къ своему паденію, но въ то время онъ былъ самая важная птица того года, хорошъ собою, находился долго подъ опекой заботливыхъ опекуновъ, его мать прекраснйшая во всей Англіи женщина и проч. Только Томъ Кэри забралъ его въ руки и вскор все пошло къ чорту! Они какъ-то разговаривали о приготовленіяхъ къ охот по болотахъ, собираясь выступить на слдующій день. ‘Мн, кажется, это все’ спросилъ Маргетъ, ‘или не забыли ли мы чего-нибудь?’ — ‘Подождите немного’ сказалъ Томъ и подумалъ: предусмотрительный человкъ, любящій комфортъ и заботившійся о немъ! ‘А-а!’ вдругъ воскликнулъ онъ. ‘Мн помнилось, что было что-то: сдлали ли вы предложеніе миссъ Трезильянъ?’ Говорятъ, Маргетъ сталъ въ-тупикъ. Онъ никогда не прекословилъ приказаніямъ своего ментора, поэтому онъ только жалобно проговорилъ: ‘Но я вовсе не желаю ни на комъ жениться’, и имлъ видъ какъ-будто сейчасъ заплачетъ..— ‘Да вы и слишкомъ-молоды для этого’ возразилъ Томъ ободрительно: ‘и я къ этому мене всего сталъ бы побуждать васъ. Это мн вовсе было бы несподручно. Но я не вижу, что это иметъ общаго съ нашимъ вопросомъ. Я готовъ побиться объ закладъ десятью пони противъ одного, что она откажетъ вамъ, но предложеніе сдлать необходимо, поврьте мн. Вс остальные порядочные люди прошли чрезъ это, и вы не имете права быть исключеніемъ, это было бы mauvais genre. Общественное положеніе иметъ свои обязательства, милордъ. Noblesse oblige и т. д.— вы понимаете?’ Маргетъ вовсе не понялъ этого, но отправился, какъ слдуетъ, сдлалъ предложеніе и получилъ отказъ гораздо-ршительне всхъ другихъ. Потомъ онъ похалъ въ Пертшайръ, но не убилъ ни одного тетерева и не поймалъ ни одной форели съ утшительнымъ убжденіемъ, что исполнилъ свои общественныя обязанности.

Ройстонъ Кинъ застоналъ просто.

— Отчего жъ она не пріхала ране? спросилъ онъ.— Какая роскошь въ этомъ Богомъ забытомъ мст поговорить съ умной, красивой женщиной, которая такъ разборчива!

— Быть-можетъ, она пріхала бы, еслибъ знала, какъ мы въ ней нуждаемся, отвчалъ Гарри.— Говорятъ она образецъ милосердія и нкоторыхъ другихъ добродтелей. Она детъ сюда для здоровья какой-то гувернантки или компаньйонки, которая живетъ при ней. Однакожъ она повременамъ неистово кокетничаетъ на свой величественный ладъ. Лучше поздно, нежели никогда. Я увренъ, что она понравится теб, а, можетъ-быть, и ты ей.

— Qui vivra verra! сказалъ Кинъ, приподнимаясь медленно.— Пойдемъ домой, да закутайся поплотне въ свой плэдъ, потому-что становится свжо.

III.

Въ Дорад есть терраса, обнесенная стною въ защиту отъ втра со всхъ сторонъ, кром южной, да, впрочемъ, и съ этой стороны онъ разв весьма-хитро и осторожно можетъ проникнуть изъ-за угла. Четыре небольшія тощія пальмы растутъ въ этомъ уголк, он здсь кажутся какъ-то сильно не на мст и будто томительно сознаютъ это: стоятъ съ смиренно-поникшей главой и какъ-то странно-болзненно вздрагиваютъ при малйшемъ втерк, какъ длаютъ азіатцы въ нашей стран снговъ и тумановъ. Но туземцы смотрятъ на этихъ несчастныхъ заморскихъ пришлецовъ съ гордостью, доведенной до фанатизма, показываютъ ихъ всмъ постителямъ, какъ живое доказательство превосходства тамошняго климата, и я думаю, охотно побили бы каменьями того непочтительнаго путешественника, который дерзнулъ бы сравнить ихъ священные стволы съ гигантами индійскихъ морей. Единственный тамошній гражданинъ, достигшій извстнаго почета (онъ дйствительно былъ хорошій портной), пожертвовалъ извстную сумму на украшеніе знаменитой аллеи, вмсто того, чтобъ снабдить ею благотворительныя упрежденія, и его сограждане прибили къ городской стн доску, увковчившую память о принесенной имъ общественной польз. Видъ съ этой террасы довольно-красивъ, простираясь на виноградники, сады и масличныя плантаціи до самаго берега, на заднемъ план острова упираются въ небосклонъ, ясный и голубой, или, если надъ моремъ стоитъ туманъ, то образуютъ дугу золотистой зыби, такъ-что общій видъ былъ бы веселый, еслибъ не грустные страдальцы, постоянно-посщающіе это мсто. Вы иной разъ увидите здсь такія фигуры и лица, отъ которыхъ по жиламъ вашимъ пробжала бы непріятная дрожь, еслибъ вы, подкрпивъ себя передъ обденной рюмкой absinthe встртили ихъ гд-нибудь на Boulevard des Italiens. Здсь же это мсто до того сдлалось ихъ достояніемъ, что человкъ, пользующійся цвтущимъ здоровьемъ, чувствовалъ себя какъ-будто не на мст, и я увренъ, что и эти ипохондрики видли его въ этомъ свт. Когда проходилъ такой человкъ, то вы могли замтить, кагь впалые глаза бросали на него взглядъ, исполненный зависти и укора и тонкія, изсохшія губы шептали двусмысленныя благословенія.

Выигрываетъ ли много характеръ уничтоженіемъ въ немъ другихъ, боле-порывистыхъ страстей, когда ихъ мсто занимаютъ два бса, изгнать которыхъ не могутъ ни годы, ни болзнь — скупость и зависть? Быть-можетъ, съ послдними мы имемъ наиболе дла, и тнь ихъ, хотя неясная и отдаленная, затемняетъ ландшафтъ у небосклона. Натура большинства изъ насъ такъ порочна и дурно устроена, что сомнительно, становимся ли мы много лучше и мудре съ годами, но когда зима наступитъ въ насъ и горячая кровь наша охладится, нтъ ли хоть тогда надежды на ясную погоду? Не-уже-ли можно дойти до того, что одинъ видъ цвтущей молодости, силы и красоты, оставленныхъ нами далеко за собой, долженъ расшевелить нашу желчь, какъ наглая выставка, и что самыя изысканныя яства на брачномъ пиру нашего ближняго не могутъ такъ пріятно щекотать нашъ вкусъ, какъ обдъ, вкушаемый нами на его похоронахъ? Нтъ, если мы должны уступить наше мсто, то отступимте же въ порядк, не оставляя за собой ни одного щита, изъ котораго непріятель могъ бы сдлать себ трофей. Если мы можемъ еще быть довольно-пылки, чтобъ ангажировать леди Вайолетъ Вавасуръ на туръ вальса и ждать, какъ взоръ ея пробжитъ по исписаннымъ ‘tablettes’, докол ‘самыя сладкія губки, на которыхъ когда-либо запечатллся поцалуй’, не найдутъ другаго отвта, кром страшнаго: ‘я приглашена’, тогда не стиснемъ ядовито немногіе оставшіеся у насъ зубы, даже, несмотря на то, что Барбазонъ Лесли, сдлавшійся еще красиве отъ шрама на гладкомъ лбу, устремляется по нашимъ слдамъ, опрокидывая наши дряхлые ряды, подобно тому, какъ онъ при Балаклав прорубался сквозь русскіе эскадроны. Станемте лучше сочувствовать его успхамъ въ то время, какъ онъ увлекаетъ свою прекрасную добычу подъ непріятельскими выстрлами, подобно тому, какъ Дундональдъ полонилъ фрегатъ подъ самыми батареями Вера-Круцъ. Non отта corripit aevum {Время не все похищаетъ.}. Разв гасконское вино утратило всю свою прелесть потому, что намъ уже не пить его на здоровье красоты? Разв мы должны угрюмо оставаться дома въ то время, какъ вс стремятся на турниръ потому только, что члены наши утратили гибкость до того, что мы не можемъ боле крпко сидть въ сдл и принять участіе въ mle? Но для насъ остается уголъ въ устланной подушками галере. Встань, товарищъ мой — note тесит console Manlio {Родившійся со мною въ консульство Манлія.} — мы пойдемъ съ тобой и возсядемъ возл красавицъ. Быть-можетъ, найдутся между ними такія добродушныя, что (въ промежуткахъ турнира) будутъ слушать, какъ, не такъ давно, шлемы и перья летли подъ ударами нашихъ копій. Я не возлагаю большихъ надеждъ на удовольствія, доставляемыя воспоминаніями прошедшаго. Но если мы между ними рдко находимъ жемчугъ и драгоцнныя раковины, то все же, безъ-сомннія, ‘на берегу давно-минувшаго’ мы соберемъ не однихъ морскихъ ежей и звздъ.

— Ну, полно, циникъ! ты довольно-силенъ, чтобъ быть великодушнымъ на этотъ разъ. Пощади же насъ и не закидывай рядомъ примровъ. Разв не достаточно, что мы сознаемъ истину этого грустнаго изреченія, которое поражаетъ нашъ слухъ на каждомъ шагу?

Не долговчны здсь избранники боговъ!

Райстонъ и его товарищъ проходили по террас, идучи домой, какъ вдругъ первый внезапно остановился.

— Ты продолжай идти, Гарри, сказалъ онъ: — для тебя слишкомъ поздно останавливаться: но я долженъ поговорить съ этимъ бднымъ Шатоменилемъ. Я увижу тебя за обдомъ.

Съ этими словами онъ направился къ креслу на колесахъ, которое провозили въ то время.

Сидвшій въ немъ былъ дюжій мужчина, на сколько можно было различить сквозь мха, въ которые онъ былъ закутанъ, голова его была опущена и опиралась на рукахъ, покоившихся на ручк костыля. Онъ, казалось, вовсе не замчалъ, что происходило вокругъ него и не пошевельнулся, докол Кинъ не заговорилъ съ нимъ. Тогда онъ медленно приподнялъ голову. Къ-счастью для насъ, по-крайней-мр для тхъ, которые одарены впечатлительнымъ воображеніемъ и слабыми нервами, немногіе видятъ подобныя лица два раза въ свою жизнь, а не то странныя вещи произошли бы въ области сновъ.

Черты его не были уродливы или обезображены, разв только одною нечеловческою блдностью, напротивъ, какъ он ни были вытянуты и изнурены, все же он сохранили еще ясные слды рдкой мужской красоты, которую не могла скрыть даже небритая серебристая борода. Но это было дикое лицо человка, измученнаго физическими страданіями до-тхъ-поръ, пока оно не приняло почти видимое и осязаемое подобіе врага человческаго рода — насмшливаго демона.

Линіи на лбу были такъ сильно обозначены и такъ ужасно явственны, что, какъ узоры, испещряющіе спину стрекозы, он, казалось, составляли буквы, которыя можно было бы прочесть, еслибъ дано было смертнымъ, посвященнымъ въ кабалистику, разбирать письмена божіи.

Посмотрите на него еще разъ, онъ стоитъ этого, въ-особенности, если вамъ любопытны контрасты и сравненія. Пять лтъ назадъ, этотъ увядшій, согнутый калка былъ самая беззаботная, отчаянная голова, самый блестящій паладинъ во всей алжирской армія, человкъ, про котораго, посл особенно-блестящаго подвига Сент-Арно, любившій его какъ свою правую руку, не могъ найдти большей похвалы, какъ написать въ своихъ депешахъ: ‘Les 3-те chasseurs se saut conduits en h&egrave,res, leu chef-d’escadron en-Chteaumesnil’ {Люди 3-го стрлковаго вели себя какъ герои, эскадронный командиръ ихъ — какъ Шатомениль.}. И дйствительно, между его предками едва-ли можно было указать на боле-храбраго воина, несмотря на то, что они честно бились со временъ Клодвига. Имя его хорошо знакомо въ Африк. Спаги до-сихъ-поръ говорятъ о немъ за бивачными огнями и дикіе бедуины осыпаютъ его гортанными проклятіями, причемъ губы ихъ блднютъ и дрожатъ отъ ненависти и сохранившагося страха. Они не могутъ забыть, какъ быстро и далеко они укрывались отъ него въ пустын за своими твердынями и не могли стряхнуть съ себя тонкаго облака клубившейся пыли, свидтельствовавшаго, какъ Арманъ съ своей врною стаей тснилъ ихъ по слдамъ.

Ревматическая лихорадка вслдъ за тяжелой раной, нанесенной пулею, поставила его на край могилы, и первое, что онъ услышалъ, когда сталъ поправляться, было, что онъ никогда боле не встанетъ на ноги.

Онъ отвтилъ на поклонъ Кина.

— Мой другъ, вы измнили въ прошлую ночь нашему клубу, а мы долго васъ ждали. Голосъ его былъ хриплый и глухой, размренный и тихій, какъ бы длятого, чтобъ скрыть стенанія, но отъ времени до времени слышался звукъ, показывавшій, какъ могучъ и веселъ онъ могъ быть, наввая какую-нибудь chanson boire, какъ чистъ и звученъ, когда, покрывая топотъ копытъ и стукъ палашей, онъ оглашалъ воздухъ крикомъ: ‘въ атаку!’ какъ вкрадчивъ и музыкаленъ, нашептывая въ маленькое прозрачное ухо, съ любовью приложенное къ его губамъ! Виконта де-Шатомениля теперь занимаетъ на свт только лишь одно — игра, большая, на сколько онъ можетъ найти ея. Это не препровожденіе времени, или развлеченіе, или преходящій лихорадочный припадокъ, но единственный интересъ его жизни. Вы скажете, что интересъ этотъ крайне недостойный и неудовлетворительный. Я согласенъ съ нами, не попробуйте поставить себя въ его положеніе. Ему еще нтъ сорока лтъ. Вс страсти зрлаго возраста еще были въ немъ, ни одно желаніе или побужденіе не было еще подавлено въ немъ естественнымъ или даже прежде временнымъ разрушеньемъ въ то время, какъ онъ былъ сраженъ и отрзанъ отъ всхъ предметовъ и цлей его прежней жизни, и въ такое время, когда уже было поздно обратиться къ новымъ. Представьте себ, какъ ревностно его сильная, горячая натура должна была ухватиться за нкоторыя изъ нихъ, какъ она должна была цнить поперемнно славу, удовольствія и опасности — понятія, сдлавшіяся для него теперь пустыми словами. Вы не смете теперь говорить съ никъ о женской любви. Дикія грезы о недосягаемыхъ океанидахъ были бы для него хуже всхъ страданій жестокаго ложа титановъ! Вспомните, что для него единственная перемна сцены — перездъ отъ однхъ водъ къ другимъ, смотря по его собственнымъ воззрніямъ, или, по мннію его доктора, относительно минеральныхъ источниковъ. Не забудьте также, что умнйшіе или самые пылкіе доктора дерзнули общать ему только облегченіе его страданій, о прекращеніи же ихъ они не говорятъ ни слова, и даже не могли предсказать, что конецъ настанетъ скоро. Ему не позволяютъ много читать, даже еслибъ онъ чувствовалъ къ тому расположеніе, чего нтъ на-самомъ-дл, такъ-какъ литературный Chasseur d’Afrique такая прихоть, какую природа еще никогда не позволяла себ. Поэтому, быть-можетъ, онъ ухватился за единственное средство, которое могло предостеречь его отъ худшаго, какъ, напримръ, положимъ, принимать laudanum въ пропорціяхъ, никогда непрописываемихъ и не разршаемыхъ медициной.

Всякій день, около полудня, слуга приводилъ его въ игорную комнату клуба и сажалъ за столъ, гд онъ, за исключеніемъ двухчасоваго отдыха во время обда, просиживалъ до полуночи, готовый сразиться со всми приходившими на всхъ оружіяхъ, какъ рыцари, которые имли обыкновеніе, по произнесеніи обтовъ, стеречь мостъ или проходъ. Считаю лишнимъ замтить, что переходъ отъ счастія къ несчастью нисколько его не озабочивалъ. Немного людей его закала дозволяютъ себ роптать на судьбу, это составляетъ преимущество и утшеніе roturier. Никто также не слыхалъ, чтобъ онъ когда въ чемъ упрекалъ противника или горячился съ нимъ. Ему, казалось, доставляло удовольствіе видть разочарованіе тхъ, которые постоянно ожидали отъ него грубой выходки, вызванной дурнымъ расположеніемъ духа: эти люди судили по его наружности или имли другія причины ожидать этого, но выигрывалъ ли онъ или проигрывалъ, этотъ странный полуутомленный и полунедоврчивый взглядъ никогда не повидалъ лица его. Во Арман де Шатомениль grand seigneur не слился съ солдатомъ, лагерная brusquerie не исказила манеры той придворной школы, въ которой онъ и весь родъ его были воспитаны, та школа, послдователи которой готовы поразить врага въ сердце сарказмами, но презирала заклеймить его площаднымъ ругательствомъ, которые никогда не мечтали бы во сн говоритъ съ женщиной съ покрытой головою, хотя он могутъ оставаться глухи, какъ жорновъ, въ мы мольбамъ и слегамъ. Лишь съ революціей рапира была замнена savate. Немногіе являлись подъ знамена его игры, потому-что трудно было съ нимъ тягаться.

Кинъ одинъ не отставалъ отъ него, и это обстоятельство, равно какъ нкоторое сходство во вкусахъ, объясняло ихъ дружбу. Онъ не слишкомъ заботился о проигранныхъ деньгахъ и столько же былъ на нихъ падокъ. Съ другой стороны, Ройстонъ обращался съ больнымъ съ избыткомъ уваженія, вовсе несвойственнымъ ему, у кого шишка уваженія, вроятно, была замнена впадиной.

Они еще продолжали разговаривать на террас, когда мимо нихъ прошелъ какой-то человкъ, слегка приподнялъ шляпу и потомъ громко, вздохнулъ, глядя кверху съ лицемрнымъ сокрушеніемъ, какъ-будто длятого, чтобъ вымолить прощеніе за подобное поклоненіе дьяволу. Это былъ Джемсъ Фуллартонъ, англійскій пасторъ въ Дорад. Положеніе этого несчастнаго праведнаго мужа было трудное и неестественное: онъ, кром заботъ о добросовстномъ исполненіи своего долга, еще долженъ былъ вести дружбу съ большимъ количествомъ людей, служащихъ Маммон, чтобъ сохранить свое мсто.

Говорятъ, что мои соотечественники пріобртаютъ необыкновенную свободу мыслей и дйствій, какъ только они передутъ черезъ каналъ, и подушка на пульпет пастора едва-ли можетъ быть набита розами, когда каждый членъ его паствы, считая въ томъ числ приверженцевъ высокой, средней и низкой церкви, считаетъ своей ежедневной обязанностью разршить: точно ли была соблюдена формула Quamdiu se bene gesserit {Насколько онъ хорошо себя велъ.}. Быть-можетъ, въ новомъ воздух и боле тепломъ климат, какъ въ парник, развивается въ насъ врожденный инстинктъ разрушенія. Взгляните на осанистыхъ почтенныхъ отцовъ семейства, на этихъ хозяевъ, которые дома впродолженіе четверти вка безропотно исполняли свои духовныя обязанности, готовыхъ нын возмутиться при вопросахъ о церковныхъ ризахъ, свчахъ и сборахъ: даже они не могутъ уйти отъ всеобщей заразы. Разъ, что зврь поставленъ на ноги, они будутъ отъискивать слды его съ упорствомъ самой искусной гончей и, настигнувъ его, бросятся съ такимъ же жаромъ, какъ и самыя молодыя въ свор собаки. Я помню, что былъ свидтелемъ подобнаго случая въ Шотландіи, гд священникъ говорилъ проповдь въ присутствіи ‘мужей’, назначенныхъ судить его способности. Прямо противъ него на низкой скамь сидла грозная троица, молчаливая, угрюмая и строгая. Самые округленные его періоды, самыя яркія картины, наиболе кстати приведенныя цитаты не могли прояснить тусклыхъ взглядовъ ихъ срыхъ глазъ, быть-можетъ, они сквозь все это проникали въ самые догматы. Свжій втеръ дулъ съ Нмецкаго Океана черезъ пурпуровыя горы, но онъ не освжалъ этого несчастнаго Воонаргеса. Какъ онъ потлъ, бдняга! Я не могъ этому удивляться, и хотя онъ проповдывалъ девяносто-пять минутъ и утомилъ меня до смерти, я не питалъ къ нему вражды и жаллъ его отъ глубины души. Мистеръ Фуллартонъ, однакожъ, избгалъ мелей и рифовъ съ большимъ искусствомъ, или ловкостью, нежели его собратья, и, судя по яркому цвту его широкаго выбритаго лица и объему чернаго жилета, заботы богослуженія не подйствовали разрушительно на его здоровье. Онъ былъ благонамренный, добросовстный человкъ, готовый трудиться неусыпно для своей паствы и своего семейства. За исключеніемъ нкоторыхъ склонностей къ gourmandise, о чемъ свидтельствовала толстая отвислая губа, и одного случайнаго недостатка характера, онъ имлъ такъ мало вншнихъ пороковъ, какъ только можно было желать. Для человка, неимющаго особыхъ глубокихъ видовъ, онъ имлъ довольно-большое количество приверженцовъ. Не будучи особенно пріятнымъ или поучительнымъ, онъ обладалъ нкоторою внушавшею легкостью и округленностью рчи, и имлъ расположеніе превращать свое кресло въ каедру нсколько чаще, нежели то позволялъ строгій вкусъ. Впрочемъ, я думаю, что лучшіе изъ насъ невольно заговорятъ о лавкахъ при открытіи ярмарки. У него была дюжая жена и нсколько щедушныхъ дтей. Никто такъ чистосердечно не дивился ему, какъ его по истин прекрасная жена. По участію, которое она принимала въ успхахъ мужа или другихъ выгодахъ, доставляемыхъ ей ея положеніемъ въ обществ, она одинаково могла бы быть женою краснокожаго, такъ-какъ время ея было совершенно поглощено заботами о дтяхъ и приготовленіяхъ для ея повелителя ихъ вкусныхъ блюдъ, которыя онъ любитъ. Но она представляла картину счастія, такъ-что никому не приходило на умъ жалть ее.

Съ первой встрчи пасторъ почувствовалъ какое-то нервное нерасположеніе, въ род предчувствія, къ Ройстону Кину. Онъ смотрлъ на него какъ на головню, которая готова воспламенить другихъ, но не можетъ быть сама вырвана изъ пламени. Послдній примтилъ движеніе его, когда онъ проходилъ, и улыбнулся, но не доброю улыбкой.

— Посморите на пастыря, мсь виконтъ, сказалъ онъ: — онъ видитъ, что волки бгаютъ кругомъ и дрожитъ за своихъ овецъ.

— По-крайней-мр одинъ изъ волковъ беззубый, отвтилъ Шатомениль.— Что намъ за дло до барановъ иначе, какъ en suprme? Однакожъ, солнце сло и я долженъ воротиться домой, а не то, моя проклятая боль отмститъ мн. До свиданія сегодня вечромъ въ клуб, не правда ли?

— Непремнно, но вы позволили мн проводить васъ до дома, сказалъ Кинъ, наклонясь надъ больнымъ съ тмъ изящнымъ учтивымъ видомъ, который къ нему такъ шелъ, и они удалились рядомъ, пока дошли до двери Шатомениля, разсуждая о переворотахъ счастія въ игр прошлой ночи.

IV.

Вы, безъ сомннія, уже примтили, что передъ вами отдльные камеи, которыхъ послдовательность разсказа едва-связываетъ въ одно ожерелье. Въ такомъ случа, разумется, слдуетъ выработать каждый отдльный характеръ по всмъ правиламъ метафизики и математики и потомъ перейти къ обратному доказательству и показать результаты. Но мн никогда не случалось еще извлечь изъ чего-нибудь корень, чтобъ не претерпть сильнйшую неудачу, и всякій можетъ говорить, писать и дйствовать не иначе, какъ согласно съ своимъ собственнымъ взглядомъ. Впрочемъ, эта наука едва-ли не трудне астрономіи. Кометы появляются тамъ и сямъ въ ненормальный времена и на мстахъ, гд имъ не зачмъ быть и все-еще попадаются люди, которые такъ дурно устроены, что движутся по прямымъ путямъ и въ сторону, вопреки всмъ правиламъ и принципамъ. Такъ, гд разнообразіе такъ безконечно, трудно судить точно по одному правилу о другихъ, а если вы на волосъ ошибетесь, то весь вашъ выводъ рискуетъ оказаться никуда негоднымъ. Кто-то сказалъ, что въ натур самой простой крестьянской двушки ‘есть уголки, къ которымъ умнйшій человкъ на свт не съуметь подобрать ключи’. Быть-можетъ, т, которые мечтаютъ — основательно, или нтъ — что они посредствомъ месмеризма изслдовали сердце хотъ одного ближняго до того, что это бдное существо, несмотря на все желаніи, не могло бы скрыть ни единой тайны — быть-можетъ, эти люди не хотятъ посвятить остальной міръ въ выгоды ихъ открытій. Въ такомъ случа, спрашиваю васъ: на много ли это подвинетъ насъ въ практик? Быть-можетъ, нкоторые люди, прослывшіе глубокими испытателями человческой натуры, были обязаны своей славой боле тонкому наблюденію явленій, представляемыхъ чувствами, инстинктивному знанію того, что любятъ и чего не любятъ, хорошей памяти и счастливому дару примнить вс яти способности въ надлежащую минуту, нежели глубокимъ умозрніямъ, созданнымъ на отвлеченныхъ началахъ. Какъ у самоучекъ-математиковъ исчисленія ихъ оказались правильны, но они не могли бы объяснить процеса, посредствомъ котораго дошли до нихъ. До-сихъ-поръ живъ замчательный создатель теорій, который утверждаетъ, что онъ взялъ физіологію женщинъ предметомъ спеціальнаго изученія. Сидя за письменнымъ столомъ или въ своемъ кресл, онъ укажетъ вамъ причины побужденія и ощущенія, которыя женщина непремнно должна ощутить въ данныхъ обстоятельствахъ такъ ясно, какъ искусный патологъ съ ножомъ въ рукахъ читаетъ о физическихъ тайнахъ крови или мозга: онъ вамъ сдлаетъ анализъ воды Fons lacrimarum {Слезный потокъ.}, какъ могли бы Летби, или Тэйлоръ разсказать вамъ составныя части вновь-открытаго желзистаго источника. Страшная власть — не правда ли? власть роковая, если она будетъ употреблена деспотически? И что же? я помню, вкъ хорошенькая и очаровательная женщина разсказывала, что она провела вечеръ въ обществ этого адепта, въ-теченіе котораго она сознавала, что онъ подвергалъ ее дйствію своихъ микроскопа, стетоскопа и другихъ машинъ его науки. Она говорила: ‘Это не слишкомъ меня безпокоило’, и вообще не казалась на столько проникнута чувствомъ страха или удивленіи, на сколько это было бы желательно. Дйствительно, если, при прощаніи, который-нибудь изъ нихъ былъ безпокоенъ, озадаченъ или пораженъ какъ-нибудь иначе, то я полагаю, что это была не очаровательная Маргарита. На сколько я его знаю, еслибъ спустить этого философа въ среду отлично-образованныхъ женщинъ, то я бьюсь объ закладъ сто противъ одного, что онъ имлъ бы мене успха, чмъ человкъ, нечитавшій ни Бальзака, ни Мишле, ни Канта. Тмъ не мене, какъ было сказано выше, въ наше время высокаго художества и высокаго сельскаго хозяйства я считаю, что съ высокою физіологіею можно уйти далеко. Поэтому за мои умозаключенія я громко кричу: теа culpa всмъ критикамъ, этикамъ, діалектикамъ, эстетикамъ и аскетамъ. Однакожъ, пока въ Дорад ожидаютъ Сесиль Трезильянъ, мы постараемся очертить ее.

Отецъ ея умеръ, когда она была слишкомъ-молода, чтобъ помнить его, и первыя четырнадцать лтъ жизни были почти вс проведены ею въ старомъ корнваллійскомъ замк, отъ котораго ея семейство заимствовало свое имя. Это огромное, неправильное строеніе, построенное на сваяхъ, стояло у входа въ лощину, образующую при своемъ начал сады, расположенные уступами, а дале, заросшую густымъ лсомъ и спускающуюся къ морскому берегу. На этомъ мст была небольшая бухта, вершина которой загибалась внутрь, въ вид обрыва. Казалось, будто черныя скалы поймали море въ западню и выступали впередъ, чтобъ задержать его навки, волны могли свободно приливать и отливать на извстное разстояніе, но уже никогда не бушевать и выходить изъ предловъ, когда ихъ братія, находившаяся въ открытыхъ водахъ, выходила на бой, то он могли только слышать ихъ ревъ и лишь слабо ударяться о преграды, въ которыхъ были заключены, но не соединяться съ ними. Въ-самомъ-дл, не было ничего замчательнаго, исключая мбели, черныхъ дубовыхъ карнизовъ и двухъ картинъ, къ которымъ относился разсказъ, имющій связь съ наслдственнымъ недостаткомъ, обратившимъ это семейство въ пословицу. Первая изъ нихъ изображала красивую двушку, въ придворномъ наряд временъ акова II, съ прекрасными карими глазами полузастнчивыми, полудоврчивыми, какъ у козы. Вторая изображала женщину среднихъ лтъ, капюшонъ ея темно-сраго плать далеко былъ надвинутъ на брови и изъ-подъ него глаза блестли на лишенномъ краски лиц съ напряженнымъ выраженіемъ безпомощнаго, доходящаго до агоніи страха, какъ-будто прикованные какимъ-то сверхъестественнымъ видніемъ. Вамъ становилось грустно, когда вы примчали, что то были портреты одной и той же особы.

Сэръ Юзъ Трезильянъ былъ человкъ съ сильными страстями и довольно-слабымъ умомъ, онъ немного тратилъ словъ и пріобрталъ друзей. Онъ никогда не проводилъ время въ обществ Мебель, его дочери, хотя любовь его къ ней было самое сильное въ немъ чувство, посл его безумной гордости, но онъ слпо доврялъ ей, столько потому, что онъ полагался на ея доброту и любовь къ истин, сколько и потому, что считалъ столь же невозможнымъ, чтобъ одна изъ Трезильяновъ унизилась или сдлала что-нибудь недостойное ея, какъ невозможно лун свалиться съ неба. Онъ, какъ видите, не былъ классикъ и никогда не читалъ про Эндиміона. Въ своихъ уединенныхъ прогулкахъ Мебель встртила сына одного сосдняго владтеля и они вскор полюбили другъ друга по хорошему старинному обыкновенію, но ни тотъ, ни другая не имли ни одной мысли, которая не была чиста и благородна, но они такъ боялись ея отца, что все-еще не смли просить его согласія на ихъ бракъ. Они была осторожны, но все же недовольно-осторожны и терпливы. Затмъ послдовали между ними свиданія сперва пополудни въ лсахъ, потомъ въ сумерки въ парк и вскор посл полудня въ саду. Наконецъ сэръ Юзъ Трезильянъ узналъ обо всемъ и услышалъ также, что имя его дочери произносилось кругомъ въ околодк боле, нежели легко. Въ этотъ день, когда солнце садилось, два человка стояли другъ противъ друга на томъ самомъ мст ровнаго газона, гд влюбленные въ послдній разъ разстались, и Артуръ Бемфильдъ долженъ былъ защищать, какъ могъ, противъ искуснйшаго бретера всхъ западныхъ графствъ Англіи. Бдный юноша! едва у него хватило бы духу употребить вс усилія противъ отца Мебели, къ тому же, еслибъ у него и было боле доброй воли и искусства, то это не могло бы много помочь ему противъ жаждавшаго его крови лезвія, которое такъ и ползало вдоль его рапиры и перескакивало черезъ ея ручку, какъ жало ядовитой зми. На шестомъ выпад противникъ тяжело стрясъ его съ своей шпаги на землю, смертельно раненаго. Онъ передъ этимъ тщетно старался начать объясненіе, но теперь эта правдивая душа хотла сдлать еще одно послднее усиліе въ пользу правды прежде, нежели сердце его перестанетъ биться. Онъ съ трудомъ произнесъ слдующія слова сквозь потоки крови, душившія его: ‘Мебель, я клянусь чиста, а я — что же я сдлалъ?’ Сэръ Юзъ всталъ на одно колно и положилъ голову Артура на другое — не изъ состраданія, но чтобъ внятне слышались слова его. ‘Я скажу теб, что ты сдлалъ’ произнесъ онъ: ‘ты клялся въ любви двушк изъ рода Трезильяновъ, какъ-будто бы она дочь простолюдина’. Убійца написалъ въ своей исповди все случившееся, что когда потихоньку опустилъ голову Артура на землю, губы умиравшаго озарила предсмертная улыбка. Не было ли то отраженіе отлетавшей души, которая стояла за дорог вчности, почти озаренная свтомъ тайны грядущаго, сознавая ничтожество земнаго червя, и не могла удержаться отъ презрнія?

Мебель сидла одна, когда отецъ ея воротился. Она не воображала, чтобъ что-нибудь было открыто, но какъ только она увидла лицо его, то пала на колни съ крикомъ: ‘Я невинна! право я не сдлала нечего дурнаго!’

Онъ ухватилъ ее за руку и поднялъ, глядя на нее прямо и пристально въ-теченіе нсколькихъ минутъ, потомъ онъ произнесъ свой приговоръ: ‘Ты виновна въ томъ, что навлекла стыдъ на нашъ домъ, но невиновна въ грх — я это знаю, а не то это отмстило бы лишь только вполовину’. И онъ извлекъ шпагу, которая не была вытерта съ-тхъ-поръ, какъ она напилась кровью Артура.

Мебель тихо выскользнула на полъ изъ-подъ его пожатія. Она была безмолвна, но въ глазахъ ея было то страшное выраженіе ужаса, которое осталось въ немъ навсегда. Можно было думать, что вторая картина была снята съ нея въ ту минуту, хотя она на самомъ дл была написана гораздо-позже. Съ-тхъ-поръ она ни разу, пока отецъ ея былъ живъ, не выходила изъ того флигеля замка, гд находились ея комнаты: и ни онъ, никто другой, за исключеніемъ двухъ горничныхъ, составлявшихъ ея прислугу, не видлъ лица ея. Сперва о ней пожалли, но потомъ забыли совершенно. Однажды настоятельница одного бельгійскаго монастыря, ихъ родственница, предложила принятъ Мебель, если она желаетъ, постричься въ монахини.

Быть-можетъ, сэръ Юзъ Трезильянъ былъ обрадованъ этимъ боле,— нежели хотлъ показать, такъ-какъ въ этомъ монастыр находились представительницы лучшихъ родовъ Европы, отвтъ его, однакожъ, былъ любезенъ:

‘Я благодарю игуменью’, писалъ онъ, ‘но мы, Трезильяны, привыкли выбирать въ дары самыя драгоцнцыя вещи, а не негодныя. Я не облегчу свой домъ отъ тяжелаго бремени, предложивъ его Богу.’

Онъ смягчился, однакожъ, умирая, и послалъ за дочерью. Она пришла весьма-неохотно. Онъ, я полагаю, приготовилъ очень-пышную и приличную рчь, въ которой намревался простить ее и дажелать ей нчто въ род благословенія, но увядшее лицо и дикіе, впалые глаза, невиданные имъ въ-теченіе 14-ти лтъ, испугали его и вытснили изъ головы всю его величавость, и упрямый тиранъ съ узкими понятіями превратился въ безумнаго, любящаго старца. Нсколько поздно — увы! чтобъ пособить горю!

Въ натур Мебель, повидимому мягкой и уступчивой, было черное пятно, которое могло образоваться только вслдствіе жестокости и суровости, это — совершенная неспособность къ прощенію и забвенію, которая подала поводъ къ грубому двустишію, извстному на протяженіи трехъ графствъ:

In Tresylian’s face

Fault finds no grace (*).

(*) Въ лиц Трезильяновъ вина не находитъ себ прощенія.

Поэтому, когда больной, сквозь рыданія молилъ ее поцаловать и простить его, унылый, однозвучный голосъ отвтилъ лишь: ‘Я могу поцаловать тебя, отецъ’ и, приложивъ свои ледяныя губы къ его лбу, она выскользнула изъ комнаты, какъ духъ, который исполнилъ то, зачмъ былъ посланъ, и спшитъ обратно къ своему мсту. Сэръ Юзъ не старался воротить ее, онъ посл этого едва говорилъ внятно, и пролежалъ немногіе часы, которые прожилъ посл того, обращенный лицомъ къ стн.

Очень непродолжительное время по смерти отца Мебель, казалось, находила удовольствіе блуждать по садамъ и лсамъ, чего она такъ долго была лишена, но прогулка эта съ каждымъ днемъ становилась короче и вскор она совершенно заперлась въ дом и видла только нкоторыхъ изъ близкихъ родственниковъ своихъ. Одинъ изъ нихъ, по ея просьб, написалъ второй портретъ ея, который былъ грубъ по исполненію, но должно быть былъ хорошъ по сходству. Она будто чувствовала родъ какого-то страннаго наслажденія, глядя на оба портрета и сравнивая ихъ между собою. Мозгъ ея былъ какъ-то темень и непостояненъ: но я воображаю, что она пересчитывала все то зло и вредъ, которые сдлалъ ей свтъ, и соображала, какое будетъ возмездіе за это. Я не сомнваюсь, что къ ней были добры, снисходительны и исполнены участія, но она не находила на земл утшенія довольно-сильнаго, чтобъ изгнать изъ ея памяти тотъ страшный взоръ, который преслдовалъ ее еще за пять минутъ до ея смерти.

Когда души соберутся со всхъ четырехъ концовъ неба, сколько тысячъ подругъ, думаете вы, привтствуютъ дщерь Гилеадскую?

Прежде нежели взглянули бы въ лицо Сесили Трезильянъ, то ужъ изгибъ шеи и положеніе, ея головы показывали, что она далеко не была избавлена отъ семейнаго недостатка, такъ тяжело наложившаго свою руку на ея предковъ. Однакожъ лицо ея не имло выраженія жестокаго или высокомрнаго, или даже слишкомъ-рзкаго. Носъ ея, съ легкимъ орлинымъ выгибомъ, не имлъ въ себ ничего особенно-строгаго, подбородокъ не казался ‘изваяннымъ изъ мрамора’ или ‘охваченнымъ въ сталь’, словомъ, сдланнымъ изъ чего бы то ни было, кром нжнаго тла съ красивой ямочкой, пунцовыя губки, когда надувались, рдко выражали боле нежели неудовольствіе, наконецъ, чудные синіе глаза, хотя хорошо умли выражать презрніе, но все же это не было ихъ любимымъ выраженіемъ, у нихъ было много другихъ. Голова могла бы показаться нсколько мала, еслибъ не блестящія массы темно-каштановыхъ волосъ, которыя со всхъ сторонъ далеко спуокались внизъ кругомъ ея, гладко и непрерывно, какъ глубокая рка при скат водопада. Любящія подруги говорили про нея, что цвтъ лица ея не былъ блестящъ, быть-можетъ, он правы, но краска не отвыкла, при случа, появляться или скрываться на ея лиц, смотря по времени года, какъ бы-то ни-было, чистая близна его никогда не могла быть принята за болзненную блдность. Необыкновенно-здоровое сложеніе постоянно было наслдственно въ род Трезильяновъ. Если вы желаете убдиться, свободно ли течетъ въ ней кровь, то сравните только ея щеку въ ненастный мартовскій день съ любымъ лицомъ: ‘кровь съ молокомъ’, когда сверный втеръ вызоветъ на немъ вс краски трехцвтнаго флага. Къ тому же лица, какъ говорится ‘кровь съ молокомъ’, начинаютъ выходить изъ моды въ наше время. Скромный, но врный приверженецъ Йоркскаго дома, я люблю вспоминать, какъ много сраженій со временъ Тоутана выигралъ цвтъ нашъ!

Если лицо Сесили было не безукоризненно, то вся фигура ея была именно такова. Еслибъ хоть одинъ размръ былъ не соблюденъ или преувеличенъ, то она никакъ, при своемъ рост, не могла бы казаться такъ легка и граціозна. Она могла перемнить двадцать позъ въ одно утро, и всякому постоянно казалось, что онъ избралъ бы послднюю, чтобъ въ ней списать съ нея портретъ: въ этомъ отношеніи она точно была неподражаема. Такъ, напримръ, я думаю, что женщины по часамъ въ своихъ комнатахъ упражнялись подражать ей въ особенной, свойственной ей одной, манер развалиться въ кресл, но самыя старательныя изъ нихъ доходили только до каррикатуры. Никто, однакожъ, не могъ обвинить ее въ томъ, что она изучала театральные эффекты. Если въ ней былъ нкоторый оттнокъ царской поступи и осанки, то скоре l’Eugnie, нежели la Statira.

Въ-самомъ-дл, она постоянно была совершенно естественна и, конечно, умне 99-ти женщинъ изо ста, но она вовсе не имла боле строгаго ума, геройства или самоотверженія. Она была очень-хорошо воспитана и, безспорно, имла прекрасныя правила, но, однакожъ, легко и мило уступала случайнымъ небольшимъ искушеніямъ, большихъ она еще не встрчала, такъ-какъ, хотя она не была чужда всякихъ мечтаній, но о страстяхъ только лишь читала и, быть-можетъ, видла во сн. Она испытала только одно раскаяніе, о которомъ вы узнаете позже (не очень-сильное, если взять во вниманіе вс случаи, которые она имла) и одно горе — смерть матери. Она чувствовала глубокое уваженіе ко всмъ служителяхъ господствующей церкви, но, между-тмъ, она мене чмъ кто-либо согласилась бы выйти замужъ и лицо изъ духовнаго званія, и смотрла на попеченія о приходскихъ школахъ и богадельняхъ, какъ на скучный и неудовлетворительный мученическій подвигъ. Никто такъ усердно не посщалъ вс богослуженія, хотя, былъ-можетъ, никто изъ самыхъ непостоянныхъ прихожанъ такъ сильно не скучалъ нкоторыми изъ тхъ проповдей, которыя она такъ внимательно слушала. Она готова была признаться вамъ въ этомъ за завтракомъ и потомъ, посл полудня, снова отправиться въ ту же церковь съ назидательнымъ, но нсколько-смшнымъ видомъ христіанскаго смиренія. Я увренъ, что она сознательно не хотла бы раздразнить самаго вялаго ребенка, а между-тмъ число мужчинъ, потерявшихъ чрезъ нея душевное спокойствіе, могло бы служить залогомъ противнаго. Нкоторымъ изъ воинственныхъ искательницъ приключеній, которыхъ можно назвать регулярными войсками, выдержавшими ужь три сезона, удались нкоторыя весьма-хорошія дла, потому-что они шли по ея слдамъ и, какъ загонщики посл облавы объискиваютъ кусты, подбирали несчастныхъ жертвъ, которыя въ минуты перваго отчаянья безпомощно кидались во вс стороны.

Если есть еще другія антитезы въ ея характер, то пускай он лучше будутъ сами говорить за себя впослдствіи, про лицъ же, сопровождавшихъ ее, немного есть что сказать.

Мистрисъ Денверсъ — или ‘Бесси’, какъ она любила, чтобъ ее называли — была послдняя гувернантка Сесили, уволенная съ полною пенсіею, которою она льстила себя, что заслужила въ качеств странствующаго цензора и дуэньи, но такъ-какъ и въ то время, когда она дйствительно имла въ рукахъ нкоторую власть, питомица ея никогда не обращала на нее за малйшаго вниманія, то едва-ли можно было ожидать, что она теперь будетъ имть на нее какое-нибудь вліяніе или контроль.

Дикъ Трезильянъ до безумія любить сестру, гордился ею я исполнялъ вс ея прихоти съ слпымъ повиновеніемъ, но когда онъ услышалъ, что долженъ будетъ сопровождать ее въ путешествіяхъ въ теченіе цлой зимы, то подумалъ, что она простираетъ свои права до предловъ тиранніи.

И не-удивительно. Драгунъ, потерявшій своего коня, гусь на перекрестк или какой-либо другой типъ безпомощности не представяетъ такой плачевной картины, какъ британецъ въ чужой земл безъ ресурсовъ въ самомъ себ и съ закоренлымъ отвращеніемъ во всякому другому языку, кром роднаго.

Въ этомъ случа несчастная жертва попыталась-было сдлать нсколько слабыхъ возраженій. Сесиль была почти такъ же удивлена, какъ нкогда пророкъ въ подобныхъ обстоятельствахъ, она заключила, что вьючнымъ и вообще животныхъ низшихъ разрядовъ было неприлично и непозводительно возражать или разсуждать, а потому довольно-повелительно положила этому конецъ.

Посл этого Дикъ Трезильянъ впалъ въ родъ отчаянія, въ которомъ пребывалъ до этой поры. Слабый лучъ солнца проникъ въ него, когда одинъ изъ его друзей, услышавъ, что онъ детъ во Францію, замтилъ, что ‘откуда привозятъ коньякъ’, но тотчасъ же затмили тучи, когда пріятель присовокупилъ: ‘я сомнваюсь, однакожъ, чтобъ теб удалось пить его тамъ боле нежели здсь’.

Этотъ грустный фактъ, если возможно, еще увеличилъ его меланхолію. Съ-тхъ-поръ, какъ онъ переплылъ черезъ каналъ, онъ провелъ минуты досуга въ какомъ-то хроническомъ проклинаніи своей судьбы, что, надо надяться, доставляло ему нкоторое облегченіе и утшеніе, окружавшіе же его не могли сознавать этого, такъ-какъ, должно отдать ему справедливость, что въ присутствіи сестры языкъ его хранилъ строгое молчаніе.

Какъ бы то ни было они, наконецъ, благополучно прибыли въ Дораду. Во Франціи никогда ничего не случается съ тмъ, что надлежащимъ образомъ уложено, кром кладей, отправленныхъ черезъ Boulage, которая подвержена романический неизвстности, свойственной корреспонденціи Вандербркена. Сестра довольно любила путешествія, они никогда не утомляли ее. Поэтому около полуночи, когда мистрисъ Денверсъ усталая и въ задорномъ расположеніи духа, пошла спать, несмотря на то, что она прошла черезъ рядъ гимнастическихъ упражненій въ род accolais съ Фанни Молин, и хлопотала, чтобъ узнать про охоту и другія удовольствія, могущія развлечь ея брата отъ его огорченій, она все не чувствовала большаго расположенія ко сну.

Ставни неизвстны въ этихъ климатахъ и мысли ея все еще носились въ прошедшемъ и будущемъ. Когда Рейстонъ Кинъ возвратился изъ клуба, онъ зналъ комнату, приготовленную для нея, она отгадала чья тнь это была, и въ то время, какъ онъ удалялся, посл остановки, продолжившееся минуту или дв, онъ махнулъ рукой по направленію къ ней движеніемъ, такъ похожимъ на поклонъ и, слдовательно, ничмъ неоправдываемымъ, что еслибъ силуэты могли быть горды или преувеличенно-строгихъ правилъ, то это могло быть нелегко забытымъ оскорбленіемъ.

V.

На другое утро погода была такая свтлая и теплая, что миссъ Трезильянъ вышла за террасу гостиницы очень-скоро посл чая. Она ждала своего брата, стоя наверху лстницы, ведущей на улицу, когда майоръ Кинъ прошелъ мимо. Еслибъ онъ даже о ней никогда не слыхалъ, то плавныя, нжныя очертанія ея чудной, величественной фигуры и небрежная граціозность ея позы — она стояла, облокотясь на каменную балюстраду — вроятно, не ускользнули бы отъ его глазъ, привыкшихъ съ любовью останавливаться и не пропускать ни одной прелестной черты женской красоты, подобно тому, какъ охотящійся на непозволенной земл устремляетъ взоры на сидящаго зайца. Но онъ въ своей оцнк не дошелъ еще до лица и чуть усплъ хорошенько разсмотрть ея фигуру, когда свжій ветеровъ подулъ изъ-за угла и обнаружилъ такую чудную ножку и щиколку, что он сосредоточили на себ все вниманіе Ройстона, онъ любовался ими до-тхъ-поръ, пока могъ смотрть на нихъ, не обративъ вниманія на себя Сесили. Эта ножка занимала его долго и потомъ до той минуты, пока онъ ее опять увидлъ.

‘Карамба!’ пробормоталъ онъ почти вслухъ. ‘Я не удивляюсь, что кто разъ видлъ это, не захочетъ смотрть потомъ ни на какую другую двушку’.

И онъ поспшилъ къ Молин. Онъ встртилъ ихъ на дорог.

— Я иду къ миссъ Трезильянъ, сказала Фанни.— Какая она счастливая! для перваго ея утра здсь такая прекрасная погода.

— Я думалъ это ваша спеціальность, сказалъ Кинъ.— Однако, я думаю, вамъ предстоитъ еще большее число изліяній: вы, вдь, сколько мсяцевъ не видались? Вчера вы, врно, не успли хорошенько и начать. Пожалуйста, вы ее въ своихъ изліяніяхъ-то не ушибите. А ты, Гарри, дйствительно намревался предсдательствовать при этомъ свиданіи двухъ сердецъ, вылупя глаза смотрть на ихъ восторги и вобще уничтожить ихъ невинныя удовольствія? Я право теб удивляюсь. Онъ никогда зло не длаетъ обдуманно, мистрисъ Молин, по онъ очень-легкомысленъ.

Фанни засмялась.

— Я думаю, я бы обошлась и безъ него. Но мы намриваемся предпринять большую прогулку посл завтрака и тогда онъ можетъ придти, и вы также, майоръ Кинъ, если вы будете себя хорошо вести.

— Я приму на себя какіе угодно обязательства, что ненарушу спокойствіе, но мн кажется, вы бы могли мн доврять посл такого долгаго знакомства. Вашъ мужъ, такъ легко возбуждающійся всмъ, дйствительно требуетъ строгой дисциплины. Я ему задамъ содовой воды въ вид предосторожности. Такъ, когда вы. достаточно времени пожертвуете дружб, вы разодньте хорошенько миссъ Трезильянъ? И хы начнемъ, не правда ли, съ замка. Встртить васъ тамъ часа въ два?

Гарри несовмъ такъ смотрлъ на это дло и потому былъ нсколько огорченъ. Но онъ уступилъ, какъ всегда, и покорно пошелъ за своимъ бывшимъ начальникомъ.

— Опиши мн брата, отрывисто сказалъ Ройстонъ, прошедши нсколько шаговъ.

— Я думаю онъ самый большій невжа во всей Великобританіи, отвчалъ Молин: — это его спеціальность. Онъ не получилъ хорошаго воспитанія и съ восьмнадцати лтъ старался забыть и то малое, что зналъ. Ты, помнишь, какъ всегда смялись надъ моими посланіями? А я могъ, когда угодно, держать съ нимъ пари въ двадцать-одинъ фунтъ стерлинговъ и наврняка выиграть. Говорятъ, что двое должны всегда помогать ему, когда садится писать какое-нибудь письмо, ибо не найдется такого молодца, который одинъ могъ бы удержать его въ границахъ, предписанныхъ грамматикой и правописаніемъ. Если же онъ начнетъ одинъ писать, то такъ спутается, что на второй же фраз пойдетъ блуждать, спотыкаясь на всхъ частицахъ и частяхъ рчи, подобно человку, попавшему въ лабиринтъ, наконецъ, истощивъ вс свои усилія и совершенно побитый, онъ кидаетъ перо. До слабости преданный сестр, онъ нсколько-упрямъ въ своихъ отношеніяхъ съ другими, и иногда не на шутку дуется, но вообще добрый малый и славно пьетъ.

— А! онъ славно пьетъ? сказалъ задумчиво Ройстонъ.— Иметъ ли это какое-нибудь отношеніе до его братской привязанности? Кажется, вс, которые любятъ миссъ Трезильянъ, неравнодушны къ вину. Аннесли былъ довольно-трезвый человкъ до-тхъ-поръ, пока не узналъ ее. Это странно! Я не думаю, чтобъ она ихъ поощряла?

— Конечно, нтъ. По-крайней-мр, я знаю, она часто старалась удержать Дика отъ водки. Это единственный пунктъ, гд она не могла никогда восторжествовать.

— Долженъ же человкъ имть свою волю хоть въ одномъ дл, замтилъ Ройстонъ:— въ противномъ случа, пришлось бы отрицать въ немъ всякую свободу дйствій. Повидимому, у него нтъ умственныхъ способностей, которыя могли бы отъ этого пострадать, а здоровье его врно еще немного испортилось. Это, впрочемъ, чисто-физическій вопросъ, все зависитъ отъ натуры.

Онъ дале не продолжалъ разговора и во все остальное время до назначеннаго часа былъ какъ-то необыкновенно-молчаливъ. Наконецъ они пришли въ назначенное мсто. Какимъ образомъ — не знаю,ришли но случилось такъ, что онъ не сказалъ Гарри ни слова о томъ, что видлъ за террас. Они прождали недолго, когда на извилистой дорог, огибающей гору, на которой стоитъ замокъ, показались три дамы. Дикъ Трезильянъ получилъ позволеніе отлучиться на цлый день и потому отправился съ своимъ курьеромъ по бекасамъ и бекассинамъ, захвативъ съ собою нсколькихъ туземцевъ въ проводники, несмотря на все ихъ нерасположеніе.

Сесиль можно было узнать по походк изъ десяти тысячъ женщинъ. Она, казалось, подвигалась безъ всякаго усилія, точно платье ея было воздушное и таинственно несло ее. Но, взглянувъ поближе и замтивъ, какъ прямо, легко и твердо ступала ея маленькая ножка, вы невольно отдавали справедливость ея узенькому дугообразному подъему и стройной, округленной щиколк, удивляясь только, что такія нжныя ножки имли столько силы. Она, очевидно, соразмряла свой шагъ съ шагомъ мистрисъ Данверсъ и всякій любитель скачекъ, увидвъ ихъ, невольно представилъ бы себ одного изъ важныхъ скакуновъ идущаго рядомъ съ пони конюха. И черная пуховая шляпка, съ чернымъ же перомъ, безъ-сомннія, была старообразна для миссъ Тревильянъ. Въ то время эти, раздражавшія нервы шляпы съ разноцвтными перьями, не были еще въ общемъ употребленіи, и даже страстный пилигримъ могъ надяться (при счастьи) пройти мимо пристани, или пррада, не встртивъ цлую стаю красныхъ корсаровъ, готовыхъ на него напасть. Ея срое бархатное платье неслишкомъ-затянутое, обрисовывало все-таки достаточно ея талію, и вообще, начиная отъ ея бантика на ше и до удивительныхъ ботинокъ, выказывавшихся по временамъ изъ-подъ полосатой красной юбки, не было ни подробности, которая не выдержала бы самую строгую критику. Ройстонъ Кинъ вполн это оцнилъ. Не было человка, который такъ издвался, какъ онъ, надъ старымъ изреченіемъ, что красота, когда она не украшена… и т. д. Пара перчатокъ не въ-пору, грязный воротничокъ или смятое платье исцлили его не отъ одной любовной горячки во дни его юности. Теперь онъ сталъ еще въ десять разъ разборчиве. Онъ вздохнулъ отъ удовольствія, какъ игрокъ въ крикетъ, мучимый жаждой, выпиваетъ первый глотокъ кларета, въ награду за двухчасовую успшную игру.

‘Какъ освжительно видть посл совершеннаго воздержанія сколькихъ недль женщину, занимающуюся своимъ туалетомъ и такъ еще хорошо занимающуюся!’

Онъ боле сказать не могъ, дамы уже подошли къ нимъ совсмъ-близко.

Посл представленій Мистрисъ Данверсъ объявили, что она устала и потому должна немного отдохнуть. Немного словъ будетъ достаточно, чтобъ описать ея наружность. Короткость, толщина и грубость — вотъ три главныя черты ея фигура лица, оконечностей и нердко самихъ ея рчей. Здоровье ея, дйствительно, было хилое, но она никогда не могла добиться до безвредной амбиціи многихъ больныхъ — казаться интересной. Болзнь придала ея щекамъ не блдность, а видъ какого-то тста, и не могла сдлать боле-нжными ея грубая черты, или исправить ихъ неправильность. Голосъ ея, конечно, не придавалъ ей ничего, быть-можетъ, это было причиной, что когда она тужила о чемъ-нибудь, то многіе жестокосердно негодяи называли это собачьимъ визгомъ. Это было очень-жалко, ибо немного найдется, даже въ ея класс женщинъ, которыя такъ бы жаждали и такъ дятельно старались привлечь къ себ вниманіе и сочувствіе. Въ эту минуту она была въ очень-дурномъ настроеніи духа, но майора Кина трудно было смутить и потому онъ заговорилъ съ ней прямо и любезно, что говорили они о погод — не стоитъ и прибавлять, зная, что они оба англичане. Покуда мистрисъ Данверсъ не соглашалась съ ройстоновымъ мнніемъ о погод, Сесиль, въ свою очереди, начала его разсматривать. Имя Ройстона ей было очень-знакомо, потому-что никто не могъ поговорить съ десять минутъ съ мистрисъ Молин, чтобъ о немъ не услышать. Хотя она утромъ только вскользь его видла, но она положила, что эта высокая фигура, съ огромными усами, закрученными l mousquetaire, не могла не могла быть иначе, какъ оракулъ Фанни. Странно было: она не имла никакой тни основанія для этаго, Сесиль такъ же не разсказала подруг своей встрчи. Быть-можетъ, у нихъ было и другаго много о чемъ толковать. Теперь она могла разсмотрть его поближе: лицо его повернуто въ ея сторону. Результатъ этого наблюденія былъ благопріятный. Когда же майоръ Кинъ стоялъ выпрямившись, то и его всегдашняя лнь не могла скрыть его огромныхъ размровъ и силы храбраго воина. А да будетъ извстно читателю, что глаза Сесиліи, хотя и не столь знающіе въ этомъ дл, какъ глаза доброй королевы Бессъ {Уменьшительное имя, которымъ англійскій народъ любилъ называть королеву Елизавету.}, любили останавливаться на такихъ милыхъ вещахъ.

— Гарри, сказала мистрисъ Молин:— пока я была сегодня утромъ въ Lion d’or (Золотой Левъ), зазжалъ мистеръ Фуллертонъ и просидлъ съ полчаса. Онъ очень заботится, чтобъ Сесиль скоре согласилась дирижировать нашимъ пніемъ въ церкви.

— Да, миссъ Трезильянъ, отвчалъ Молин:— съ-тхъ-поръ, какъ онъ услыхалъ о вашемъ прізд, онъ находится въ какомъ-то восторженномъ состояніи. Врно, онъ разсчитываетъ на ваши музыкальные таланты. Вотъ вамъ и невыгода европейской извстности! Отъ васъ всегда ждутъ, чтобъ вы что-нибудь сдлали въ пользу другихъ. Я надюсь, вы поможете ему оказать намъ эту милость. Вы не имете ни малйшаго понятія, что такое наше пніе. Напримръ, недли дв назадъ, мистеръ Роллестонъ и его жена вызвались дирижировать. Онъ не казался вовсе спортсменомъ, но, должно-быть, онъ былъ имъ: я никогда не слыхалъ и не видалъ боле художественнаго исполненія. Онъ отправился галопомъ и перегналъ всхъ на второмъ же стих, а тамъ жена его, дожидавшаяся терпливо, когда никого не было съ ней состязаться, такъ же пустилась и взяла призъ.

Сесили показалось это сравненіе нсколько-непочтительнымъ и потому она не улыбнулась. Кинъ, повернувшись, замтилъ это.

— Языкъ спорта сдлался твоей второй натурой, съ-тхъ-поръ, что ты взялъ призъ, сказалъ онъ.— Очень-нехорошо, съ твоей стороны, не отучаться отъ этого, такъ-какъ ты знаешь, что это не нравится мистрисъ Молин. Онъ, однако, правъ, миссъ Трезильянъ: это право несчастіе. Отсутствіе у насъ всякой музыкальности самое полное, такъ-что, еслибъ вы имли столько снисхожденія наградить насъ, то ваши просители всегда будутъ молить Бога, и т. д.

Случилось такъ, что этотъ призъ, эту вазу Фанни цнила боле всего на свт, какъ доказательство успховъ и ловкости своего мужа. Ни одинъ подарокъ, поднесенный популярному пастору, не приносилъ столько удовольствія его жен, какъ эта маленькая, некрасивая кружка, несмотря на то, что это былъ одинъ изъ самыхъ дрянныхъ призовъ на скачкахъ. Удовольствіе и удивленіе блестли въ ея хорошенькихъ карихъ глазахъ. Она не могла понять, что могъ находить интереснаго Кинъ въ предмет этого разговора, ибо съ-тхъ-поръ, какъ они ухали, Кинъ въ церкви блестлъ только своимъ отсутствіемъ. Мистеръ Фуллертонъ, даже полагали, нсколько разъ на него намекалъ, его проповди часто принимали индивидуальный и личный характеръ, но ему никогда не удалось имть счастье громить этого жестокосердаго гршника въ его присутствіи.

Ройстонъ поймалъ взглядъ Фанни и понялъ его, но лицо его не измнилось. Онъ дождался съ нетерпніемъ отвта Сесили, онъ не слыхалъ еще ея голоса.

— Мистеръ Фуллертонъ нсколько опрометчиво дйствуетъ, сказала она.— Мы очень-мало знакомы и я не думаю, чтобъ онъ когда-нибудь слышалъ, какъ я пою. Но я сдлаю все, что могу, въ будущее воскресенье. Каждый долженъ въ подобномъ случа помочь, сколько въ-состояніи.

— Д, и вы это сдлаете такъ прелестно!

Сесиль укусила себ губку и покраснла отъ злости. Ничто ее такъ не бсило, какъ грубая лесть и навязчивыя услуги мистрисъ Данверсъ.

Лицо Кина просіяло отъ удовольствія, причину этого понялъ одинъ Гарри. Онъ почти не разслушалъ словъ, но думалъ: ‘я зналъ, что я буду правъ, я зналъ, что голосъ не уступитъ остальному’. Когда они двинулись въ путь, то Кинъ пошелъ подл миссъ Трезильянъ, но они все еще хранили глубокое молчаніе.

Наконецъ онъ первый началъ разговоръ.

— Я надюсь, вы иногда длаете снисхожденіе и поете баллады? Я, сознаюсь, не очень люблю эти изъисканныя пьесы, въ которыхъ голосъ отваживается на опасныя tours de force, даже въ опер он на меня какъ-то непріятно дйствуютъ. Многіе изъ этихъ трудныхъ ученыхъ пьесъ вызываютъ во мн жажду убійства или самоубійства, смотря по тому, въ какомъ расположеніи духа нахожусь. Конечно, я ничего не смыслю въ музык, но я не думаю, чтобъ моя нелюбовь къ этимъ пьесамъ происходила отъ этого. Нтъ, я увренъ, что чистая натура человка возмущается противъ этихъ бравурныхъ мотивовъ.

Рдкое счастье выпало на долю Ройстона въ самомъ начал ихъ знакомства. Его слова вызвали чудную улыбку, появлявшуюся на губкахъ Сесили только, когда она чмъ-нибудь была очень-довольна.

— Мистрисъ Молин васъ познакомила, врно, съ моими вкусами? спросила она.— Я никогда не пробовала бравурныхъ пьесъ съ-тхъ-поръ, что я перестала брать уроки и даже тогда я принималась за нихъ очень-неохотно. Но за-то есть-нсколько простенькихъ романсовъ, которые я такъ люблю, что пою ихъ сама себ, когда я не въ дух, и мн становится легче. Вы врно предпочитаете старинные романсы? Мн кажется, въ т отдаленныя времена сочинители боле чувствовали, что они писали, и не заботились только о томъ, какъ лучше подобрать слова для музыки.

— Вроятно, отвчалъ Кинъ.— Если Чарльзъ Эдуардъ не принесъ никакой пользы въ другомъ отношеніи, то по-крайней-мр имъ вдохновлялись многіе поэты и написали сильныя, прекрасныя строки въ его честь, потому я не думаю, чтобъ онъ жилъ напрасно. Теперь нтъ боле такихъ приверженцевъ. Единственныя увлекательныя псни, которыя я когда-либо слышалъ въ этомъ род, были кое-какія мятежныя ирландскія. Въ нихъ дйствительно было одушевленіе, но уже слишкомъ-безграмотное. Сочинитель ихъ былъ, или хотлъ быть сосланъ. Мы вс очень восхищаемся гвельфами, по-крайней-мр, все порядочное общество, и это именно причина почему мы вовсе неодушевлены. Мы вс готовы умереть за престолъ, и т. д., но не видимъ близкой возможности, чтобъ наша преданность была подвержена испытанію. Такъ-что одинъ только Лауреатъ {Pota laureta — такъ называется въ Англіи придворный поэтъ, должность котораго въ настоящее время занимаетъ Теннисонъ.}, врноподданно пишетъ стихи и то въ извстныя эпохи и въ умренномъ ученомъ стил.

— Пожалуйста, не смйтесь надъ Теннисономъ, перебила Сесиль.— Должно быть это очень-легко, ибо такъ многіе стараются это длать. Но если только могу, то никогда ихъ не слушаю.

— Напрасное предостереженіе, отвчалъ Ройстонъ: — я никогда и не помышлялъ смяться надъ Теннисономъ. Я уважаю его не мене вашего, а читаю, врно, почаще. Я говорилъ только о его манерныхъ произведеніяхъ, впрочемъ, ихъ слишкомъ-мало, и я напрасно ихъ привелъ какъ сравненіе. Когда онъ возьмется за своего конька, то немногіе хвастуны прошедшаго вка могутъ съ нимъ составиться. Жалко, что не вс его хорошія пьесы переложены на музыку. Умный композиторъ, я думаю, много бы могъ сдлать изъ его стихотворенія ‘Дв сестры’ и Особенно изъ припва: ‘Шумитъ втеръ въ башн и промежь деревьевъ’.

— Этотъ романсъ никогда не сдлался популярнымъ, замтила миссъ Трезильянъ.— Несовсмъ, кажется, хорошо перекладывать на музыку хоть и сочиненную повсть о великомъ грх и гор. Я видла, нсколько времени назадъ, эскизъ картины, изображающей эту поэму. Убійца сидла на подушк, около трупа князя, голова ея опущена такъ низко, что одна изъ ея черныхъ прядей волосъ почти дотрогивалась его блокурыхъ локоновъ. У ней подъ лвой рукой виднлась рукоятка кинжала. Эта рукоятка и спокойное, блдное лицо трупа, вотъ все, что можно было ясно различить, ибо буря, свирпствовавшая въ то время, колыхала занавси окна и тмъ почти тушила единственную лампу, освщавшую комнату. Ея черты неясно выступали изъ мрака, и вамъ оставалось самимъ вообразить, какъ суровы, печальны и строги она должны были быть. Это былъ только эскизъ, но еслибъ картина была окончена, то она вышла бы поразительна и страшна.

— Хорошая идея, сказалъ Ройстонъ.— Быть-можетъ, дйствительно этотъ романсъ было бы неочень-пріятно пть, но все же я думаю лучше, чмъ нкоторыя изъ этихъ ужасно-сантиментальныхъ произведеній. Право, они немногимъ хуже тхъ романсовъ la Chlo и Strephon, которыми восхищались наши предки, но все же ихъ защищать нтъ никакой возможности. Если наши современныя Лауры находятъ Петрарковъ, то они обыкновенно безбородые юноши и зеленый, сафьянный футляръ съ золотымъ замочкомъ прикрываетъ ихъ откровенные возгласы. Т, которые пишутъ теперь любовные романсы для фортепьяно, должны воспвать призракъ. Вообразите себ, какъ оскорбитъ какой-нибудь господинъ умную женщину, напвая ей:

Будешь ли любить меня и посл, какъ теперь? (*)

(*) ‘Will уou love me then a now’.

— Да, сказала Сесиль:— они, говоря вообще, ужасно безсмысленны. Когда поешь ихъ, невольно краснешь, точно какъ-будто играешь, какую-нибудь очень-безобразную роль въ глупой комедіи. Они никогда не произведутъ на насъ такого сильнаго впечатлнія, вамъ, напримр, ‘Анна Лори’ (Annie Laurie) {Баллада, сочиненная Дугласомъ, шотландскимъ лердомъ. Онъ назывался также лердомъ финляндскимъ, въ частъ его побдъ и похожденій въ Финляндіи. Онъ убитъ въ сраженіи при Стейнкирк въ 1692 году.}.

— Странно, однако, какъ всегда эта старая псня представляется мриломъ для оцнки новыхъ романсовъ. Это мрило, однако, не совсмъ справедливо, въ сравненіи съ нимъ, большая часть нашихъ романсовъ кажется такъ слаба и изнженна. Ее писалъ — вы знаете, Дугласъ финляндскій въ послднемъ своемъ поход. Гораздо-прежде этого прелестная Анни дала обтъ врности Крегдору, и она должна была сдержать его, tant bien que mal, ибо этотъ обтъ былъ произнесенъ на пустынномъ берегу Манвельтона въ церкви Трона. Я бы желать знать, записала ли она эту псню въ свой альбомъ? Врно, записала и пла ее своимъ внучатамъ хриплымъ, дрожащимъ голосомъ.

— Какъ я сожалю, что вы мн это сказали! воскликнула Сесиль.— Я себ воображала совершенно-иную повсть и не такую грустную. Я всегда думала, что человкъ, написавшій эти строки, долженъ былъ кончить счастливо. Право, станешь ее презирать, если она могла когда-нибудь себ простить и забыть его.

Глаза ея блестли и щечки горли, когда она это говорила. Это минутное воодушевленіе длало ее такой хорошенькой, что Кинъ не могъ удержаться отъ восхищенія, въ его взор и холодной манер не было и тни сочувствія.

— Нтъ, не презирайте ее! сказалъ онъ.— Трудно было бы и ожидать отъ нея, чтобъ она ждала капрала шотландскаго полка. Удальцы, покидая отечество, знали, что они оставляли все, кром чести, конечно, ихъ любезныя остались съ другими предметами роскоши. Если врить исторіи, то ихъ немного было во всей бригад. По счастью (иначе мы бы не имли и псни) Дугласъ не узналъ о томъ новомъ удальц, которой осушилъ такъ скоро т свтлые голубые глазки. Онъ бы притомъ и не такъ весело и бодро сражался, еслибъ глаза могли видть, что длалось на другомъ берегу германскаго океана. Впрочемъ, быть-можетъ, эта исторія и несправедлива: рдкія мелодраматическія легенды справедливы.

— Я постараюсь не врить этому, но я боюсь, что вы уничтожили иллюзію.

— Не-уже-ли? отвчалъ Ройстонъ.— Я очень-сожалю. Еслибъ я только зналъ, что вы занимаетесь такими вещами! Право, я буду осторожне въ другой разъ. Мы слишкомъ опережаемъ, однако, нашъ главный корпусъ, не подождать ли ихъ тутъ? Отсюда славный видъ. Совсмъ забываешь, что въ нашемъ обществ два инвалида.

Говорилъ ли такимъ образомъ Ройстонъ на основаніи тхъ правилъ фейльетоныхъ романистовъ, которые въ каждомъ нумер оставляютъ героя въ какой-нибудь страшной опасности, или героиню на краю моральной бездны, для того, чтобъ наше любопытство не остыло до будущаго нумера? Если нтъ, то случай ему помогъ и онъ произвелъ именно тотъ самый эффектъ, котораго бы могъ желать.

Краска опять выступила на щечкахъ Сесили и на этотъ разъ она происходила отчасти отъ недовольства. Конечно, совершенно-прилично было дожидаться остальнаго общества, но ей пріятне бы первой высказать эту мысль. Кром-того, разговоръ начиналъ ее занимать и она слишкомъ любила предаваться удовольствію, чтобъ не сожалть, когда ее прерывали. Она думала, что майоръ Кинъ говорилъ нсколько эпиграмматически, и тонъ ироніи, пробгавшій, по всмъ его словамъ, не былъ столь навязчивъ, чтобъ могъ ее серьзно обидть.

Испытаніе, которое онъ только-что прошелъ, было не малое. Первыя впечатлнія не такъ легко производятся на женщинъ, въ род Сесили Трезильянъ, какъ на невинныхъ дебютантовъ. Но за-то он гораздо-важне и долговчне. Напрасно вы бы старались этимъ опытнымъ мняламъ спустить фальшивую монету, но за-то они тмъ боле цнятъ настоящее золото. Такъ всегда бываетъ съ тми, кому приходилось быть разъ царицею красоты. Долго посл того, что они перестали царить, ихъ окружаетъ какое-то царственное величіе. На лбу, достойно-носившемъ діадему, все виднется еще призракъ какой-то короны. При нихъ мы очень-робко или по-крайней-мр недоврчиво рискуемъ сказать какую-нибудь остроту, или колкость, чувствуя особливо, что плоскій каламбуръ былъ бы непростительнымъ святотатствомъ. Нашъ мечъ можетъ быть всегда наготов для другихъ, но предъ ними мы его преклоняемъ, какъ преклонилъ свой мечъ разбойникъ предъ королевою Маргаритою въ пустынномъ лсу. Мы чувствуемъ, что мы ступаемъ по земл, гд преклоняли колни, люди сильне, умне и лучше насъ, и сознаемъ, что алтарь, на который было принесено столько рдкихъ и дорогихъ жертвъ, иметъ право быть разборчивымъ въ качеств иміама.

Такое обаяніе прошедшей власти не мене окружало миссъ Трезильянъ оттого, что она сама отказалась отъ престола и никогда не была свергнута съ него.

VI.

Есть что-то освжительно-пріятное въ восторженной похвал изъ устъ прелестной женщины, другой, столь же, можетъ-быть, даже боле, одаренной отъ природы. Мн кажется, въ этомъ случа обнаруживается боле искренности, чмъ въ другихъ условныхъ изъявленіяхъ чувствъ, церемонныхъ любезностяхъ, принятыхъ въ обществ. Совершенно-простая и непривлекательная женщина можетъ также быть отъ души привязана въ своей прекрасной подруг, но быть такимъ жаркимъ сторонникомъ ея подобная женщина никогда не можетъ, потому-что тутъ не достаетъ того сословнаго духа, esprit de corps, который служитъ главнымъ двигателемъ въ противномъ случа, когда прелестная разскащица насчитываетъ довольно собственныхъ побдъ, чтобъ не завидовать, а вполн сочувствовать успхамъ столь же счастливыхъ подругъ.

Желали бы вы присутствовать невидимкою на одной изъ этихъ откровенныхъ бесдъ вдвоемъ на бивак, когда прекрасные бойцы, сложивъ веры, сообщаютъ другъ другу о своихъ побдахъ. Быть-можетъ, самолюбіе наше поплатилось бы за наше любопытство. Правда, преданіе о невидимкахъ ведетъ свое начало отъ временъ царя Гигеса, не подобное счастье безпримрно и не всегда сопровождало его кольцо. Разоблаченная Кампаста не всегда мила. По общему мннію, люди часто расположены говорить слегка и даже насмшливо объ особахъ, которыхъ они въ душ вполн уважаютъ. Если это правда, то и противное неподлежитъ сомннію. Завладвъ розаномъ изъ букета Эми или ленточкою отъ перчатки Еленъ, вы возвращаетесь домой съ самодовольною увренностью, что поступили довольно-дипломатично, ни словомъ, ни дломъ не подвергнувъ опасности свою хваленую свободу. А, быть-можетъ, часа два спусти, вы играли видную роль въ тріумфальномъ шествіи тней побжденныхъ за колесницею мнимой побдительницы. Безсознательная перемна краски въ лиц, непроизвольно-усиленное пожатіе руки, фраза, начатая небрежно и оконченная серьезною мольбою — все это обсужено въ избранномъ совт и принято къ свднію.

Очень-проницательны эти милые бархатные взгляды изъ-подъ предательскихъ рсницъ, и самый строгій стоикъ не укроетъ отъ нихъ своей раны. Персидскій витязь не дрогнулъ, не застоналъ, не ороблъ, когда стрла поразила его, но Амала тотчасъ же замтили кровь его на водахъ потока. Незваные постители Дереалій, даже мысленно нарушающіе эти таинства, должны необходимо нести за то пеню. Я не хочу быть нелюбезнымъ, или вселять недовріе въ мужскія сердца, но… не-уже-ли вы думаете, что вамъ отдаютъ всегда должную справедливость? Я, съ моей стороны, питаю сильное подозрніе, что слабость, иногда обнаруженная нами по увлеченію, и самыя нжныя вами чувства нердко служатъ предметомъ осмянія.

Очевидно, сочувствіе можетъ существовать только тамъ, гд желанія, надежды, разсчеты не сталкиваются враждебно. По счастью, подобныя столкновенія не часто случаются: довольно простора для каждаго. Слишкомъ-велико предложеніе нжныхъ чувствъ и привязанностей, чтобъ одна личность когла обратить ихъ въ свою монополію. Вообще говоря, свтъ въ этомъ отношеніи очень-выгодный бгъ, гд и бракованная лошадь можетъ выиграть призъ. Въ самую свтлую ночь блескъ луны не въ-состояніи ослпить насъ до того, чтобъ мы но различили на неб, кром ея, еще двухъ-трехъ яркихъ звздочекъ. Ботвель, Шатле и Риціо были не одни влюбленные въ Голируд. И будь шотландская королева еще втрое прелестне, все нашлось бы довольно взглядовъ, словъ и вздоховъ для нея.

Фанни Молин была превосходный обращикъ горячаго сторонника. За обдомъ, въ день первой ихъ встрчи съ Сесилью, она была вн себя отъ негодованія, когда майоръ Кинъ не хотлъ раздлять восторженнаго мннія ея о подруг. Онъ во всемъ съ нею соглашался, но похвалы его, хотя и ршительныя, были совершенно-спокойны, онъ укрпился за своимъ естественномъ и искусственно-пріобртенномъ хладнокровіемъ и мужественно выдерживалъ вс нападеніи своей милой противницы.

— Будьте благоразумны, сказалъ наконецъ Ройстонъ.— Какъ говоритъ Мандоне, проигравъ два первые робера: ‘ночь длинна и вина вдоволь’. Восхищеніе разовьется само-собою, дайте сроку. Я серьзно думаю прибавить еще одну къ числу поэмъ, вроятно, сочиннныхъ въ честь миссъ Трезильянъ. Не напечатать ли мн мои стихя въ ‘United srrice Gazette’? Они послужили бы къ чести нашего сословія. Со временъ Ловеласа, я полагаю, не бывало драгуна-римоплета. Я составилъ уже цлую строку, ‘О, Сесиль! скрой очи свои голубыя’.

— Я, кажется, прежде слыхала что-то подобное, сказала Фанни, смясь.— А, право, она стоитъ чего-нибудь получше подогретаго комплимента.

— Такъ вамъ этотъ стихъ знакомъ? Ничего нтъ удивительнаго. Нельзя же хотть, чтобъ человкъ былъ вмст оригиналенъ и восторженъ, когда ни то, ни другое не въ его природ. Впрочемъ, я вполн согласенъ, что ваша принцесса заслуживая все поклоненіе ей вассаловъ, чего ей здсь, по несчастью, не отъ кого ждать, хотя бы за одно изящество ея туалета. Это верхъ совершенства. Честь артисту, построившему ея шляпку. Я пью за его здоровье и жалю тлько, что это бургундское недостойно такого тоста. (Гарри, этотъ Кортонъ прескверный поставщикъ). Я бы вамъ совтовалъ вывдать адресъ ея башмачника, вы, можетъ-быть, довольно-коротко съ нею знакомы, чтобъ ршиться на подобный вопросъ? Это, должно-битъ, большой секретъ.

— Такъ вы не замтили, какъ она умна?

— Извините, сказалъ он въ отвтъ:— я могу только поручиться, что миссъ Трезильянъ очень-хорошо образована, такъ хорошо, что ей нтъ никакой надобности таскать за собою живую въ томъ поруку, въ лиц этой ужасной экс-гувернантки. Я никогда не могъ объяснить себ, что можетъ такъ привязывать очень-миленькихъ женщинъ къ самымъ отвратительнымъ гувернанткамъ. Быть-можетъ, покровительствоватъ тому, кто вами командовалъ, и раздавать милости тамъ, гд получали наказанія, иметъ свою пріятность: удовольствіе платить добромъ за зло. Иначе подобнаго факта объяснять невозможно. L mignonne, какъ можно было ожидать, перестала негодовать на своего собесдника, она только обратила на него взглядъ боле-долгій и пытливый, чмъ обыкновенно, съ выраженіемъ будто сожалнія въ ея добрыхъ, свтлыхъ глазахъ.

— Вроятно, вы не стали бы такъ надо всмъ насмхаться, еслибъ это для васъ было возможно, сказала она.— Я недовольно-умна, чтобъ подражать вамъ, но я вамъ нимало не завидую.

Холодное, суровое лицо Ройстона измнилось на мгновеніе, легкая краска мелькнула на немъ, но исчезла такъ же скоро, какъ дыханіе со стали. Уже не въ первый разъ безнамренно-выпущенное ею мткое слово задвало его за живое. Въ голос его не было и слда насмшки, когда онъ медленно отвтилъ:

— Вы мн не завидуете? и хорошо длаете. Вы считаете себя не довольно-умною, чтобъ быть циникомъ? Но будь школа, гд бы учили, какъ наилучше пользоваться своими дарованіями, я знаю, кому бы изъ насъ пришлось боле учиться.

Немного погодя, онъ заговорилъ снова обычнымъ своимъ тономъ, но о другомъ, совершенно-постороннемъ предмет.

Гарри не принималъ никакого участія въ разговор. Вообще вялый, онъ къ вечеру особливо чувствовалъ себя неспособнымъ на какое бы то ни было физическое или умственное усиліе. Въ подобное время онъ любилъ лучше всего отдыхать, лежа на соф, и присутствовать при подобныхъ преніяхъ жены съ Киномъ, изрдка ободряя ту или другую сторону улыбкой, но вообще, сохраняя самый осторожный и благоразумный нейтралитетъ. Въ настоящемъ случа у него были свои причины радоваться мннію, выраженному Киномъ насчетъ миссъ Трезильянъ. Родившееся въ его ум подозрніе насчетъ искренности словъ майора совершенно подтвердилось къ концу вечера.

Докторъ былъ человкъ неумолимый, но не безчеловчный и потому не могъ устоять противъ уговоровъ и ласкательствъ, съ какими паціентъ просилъ у него разршенія ‘выкуривать только одну сигару передъ тмъ, какъ идти спать’. Ожиданіе этой сигары поддерживало бднаго Гарри въ-теченіе многихъ безотрадныхъ дней лишеній тоски. Когда подходило опредленное для куренія время, онъ явно становился бодре, точно какъ верблюды, когда, едва влачась по колно въ сыпучихъ пескахъ пустыни, они почуютъ воду или завидятъ пальмовую чащу. Было ли причиною тому что-нибудь боле, чмъ успокоительное дйствіе никотина или. благоуханіе табака? Эта единственно-сохранившаяся привычка не составляла ли для бднаго больнаго звено, связывавшее горестное настоящее съ тмъ веселымъ временемъ, когда онъ отъ души наслаждался разгульною жизнію среди своихъ товарищей, когда онъ засмялся бы при мысли, что иное, кром сабельнаго удара, ружейной пули или дикаго звря могло бы привести его въ то положеніе, когда мы смотримъ на женщину единственно, какъ на ангела-хранителя? Гарри, наврно, не могъ бы отвчать на эти вопросы и сталъ бы въ-тупикъ, какъ передъ задачею изъ гидростатики или прямолинейной тригонометріи. Во всякомъ случа, палить ‘сигару’ было для него важнйшимъ происшествіемъ дня, церемоніей, которую онъ исполнялъ не съ безпечностью и втренностію выкуривающаго до дюжины въ день, а со всею торжественностію священнаго жертвоприношенія. По временамъ, какъ мы сказали выше, онъ отчаянно переступалъ границы благоразумія, но въ такомъ случа онъ не давалъ себ времени для размышленія, и потому тутъ не было того спокойнаго, обдуманнаго наслажденія: впрочемъ, эти кутежи становились все рже-и-рже, по мр того, какъ предостереженія со стороны его разстроеннаго организма становились боле-и-боле грозны.

Къ небольшому числу любезностей майора Кина принадлежали самопожертвованія, на которыя онъ ршался ради Гарри Молин. Ройстонъ отказывался отъ множества приглашеній для того, чтобъ провести съ товарищемъ этотъ торжественный часъ, и если день обогащалъ его какими-либо новыми счастливыми мыслями, онъ при этомъ непремнно длился ими съ товарищемъ. Но на этотъ разъ онъ былъ какъ-то очень-молчаливъ и даже нсколько разъ отвчалъ на-удачу и не впопадъ, какъ-будто мысли его блуждали вдалек, но, видно, он били довольно-пріятны, потому-что онъ два-три раза улыбался самъ-себ, и не такъ холодно, какъ обыкновенно. Наконецъ, посл долгаго молчанія, онъ проговорилъ отрывисто, безъ того, чтобъ имя миссъ Трезильянъ упоминалось передъ тмъ:

— Гарри, ты знаешь старую, избитую фразу, что есть женщины, за которыхъ стоитъ умереть? По-моему, мы сегодня видли такую, для которой стоитъ пожить, что значитъ гораздо-боле.

— Такъ она теб нравится? спросилъ Молин.

— Да… она… мн… нравится.

Слова эти выходили одно за другимъ, будто каждое изъ нихъ сперва точно взвшивалось, и на губахъ его появилась та же необычная улыбка.

Гарри былъ не вполн доволенъ, онъ предпочелъ бы подобному намеку боле точное объясненіе, но дйствуя согласно своему невозмутимо-спокойному произволу, онъ не почелъ нужнымъ предпринимать дальнйшія развдыванія, и пошелъ спать подъ впечатлніемъ, что ‘все къ-лучшему’, и что Ройстонъ на прямой дорог къ полученію награды за пожертвованія, принесенныя имъ дружб.

VII.

Суббота, ночь уже на исход, а Молин еще не собирается покинуть квартиру Кина. Во весь вечеръ онъ велъ себя съ необыкновеннымъ благоразуміемъ относительно крпкихъ напитковъ, правда и то, что съ такимъ невеселымъ, непоучительнымъ и незабавнымъ собесдникомъ, каковъ былъ Дикъ Трезильянъ, подобный проступокъ былъ бы непростителенъ.

Дику Трезильяну должно быть около двадцати-пяти лтъ, сложенъ онъ плотно, даже нсколько-тяжело, скоре выше средняго роста, даже несмотря на видимый уступъ его широкихъ плечъ. Для эстетическаго глаза на немъ слишкомъ-много мяса, такъ-что лтъ подъ пятьдесятъ онъ общаетъ быть очень-невзрачнымъ и неуклюжимъ, впрочемъ, въ немъ боле дятельности, чмъ можно бы предполагать съ перваго взгляда, въ чемъ вы убдились бы на опыт, еслибъ вздумали угоняться за нимъ по брюквеннымъ плантаціямъ въ теплый сентябрскій день. Лицо его, безъ претензіи на красоту само-по-себ, невольно наводитъ васъ на мысль о ней (одно изъ тхъ лицъ, которое заставляетъ подумать): сестра у него должна быть красавица, дйствительно семейное сходство Дика съ Сесилью поразительно до пародіи, но черты, у нея тонкія и нжныя, являются у него заплывшими и крупными до грубости. Будто одинъ и тотъ же видъ, но при ясномъ голубомъ неб, или сквозь подвижной туманъ, когда и скалы и деревья еще видны, но неясно, какъ пятна. Глава и волосы его на нсколько тней свтле чмъ у нея. Но главная разница въ очертаніи рта. У Сесили ротикъ такъ изящно выточенъ, такъ способенъ принимать всевозможныя выраженія, отъ нжнаго до горделиваго, что многіе считаютъ его лучшимъ украшеніемъ ея лица, у брата ея, напротивъ, самаго вялаго, неопредленнаго характера (или, точне, безъ всякаго характера), который и боле-умное лицо сдлалъ бы пустымъ и неодушевленнымъ.

Сложеніе Трезильяновъ нелегко поддается вредному вліянію неумренной жизни, и Дикъ образецъ сильнаго здоровья. Люди съ очевидною тупостью ума и чувства, не боятся нравственныхъ бурь, и разъ, что подобная машина удачно пущена, она, кажется, можетъ работать безъ конца, и вроятно бы дйствительно работала безъ износу, еслибъ не наклонность къ пьянству и другаго рода злоупотребленіемъ тлесныхъ преимуществъ, особливо свойственная этому классу людей. Еслибъ не этотъ уравнительный элементъ въ ихъ положеніи, они, вроятно, бы жили такъ же долго, какъ слоны и лягушки, и мы имли бы цлое поколніе старыхъ болвановъ, что было, безъ сомннія, страшнйшимъ наважденіемъ на нашу планету. Обращикъ подобной натуры, о которомъ идетъ рчь, длалъ ежедневно много движенія и, разумется, не имлъ никакихъ умственныхъ волненій, у него всегда было боле денегъ въ карман, чмъ онъ зналъ способовъ ихъ употребить, и что касается до серьезныхъ досадъ, то он возможны только при извстномъ столкновеніи понятій, а у Дика мозгъ не въ состояніи былъ удерживать разомъ боле одной мысли. Какова бы ни была господствующая мысль, она не терпла соперницы, даже близь своего трона, пока преемницею своею не свергалась и не уничтожалась въ свою очередь, какъ:

Убиваетъ жрецъ убійцу

И будетъ самъ убитъ (*).

(*) The priest that slays the slayer,

Ahd shall himself be slain.

Дикъ, разумется, никогда не обнаруживаетъ оригинальнаго соображенія, но за то всегда готовъ принять чужую мысль съ слпымъ довріемъ прозелита. Отсюда ясно, что онъ случайно можетъ находиться въ большомъ затрудненіи въ данную минуту, но за-то не знаетъ тоскливыхъ внушеній предвиднія или памяти. Въ послднемъ недостатк есть одно только исключеніе. Къ тому, кто разсердилъ, обидлъ или оскорбилъ его, онъ питаетъ какое-то тупое, неясное, безнамренное чувство, недоходящее до вражды, котораго онъ ни себ, ни вамъ не съумлъ бы объяснить. По счастью онъ довольно-безвреденъ и неподозрителенъ, потому-что примирить его положительно невозможно.

Ни одной mesalliance не бывало въ главной отрасли дома Трезильяновъ, но гд-то должно было быть пятно, звено неблагороднаго металла въ золотой цпи, о которой вдали только гршница и ея духовникъ. Быть-можетъ, сынъ грха не несъ клейма на чел своемъ и бодро выступалъ въ сред себ равныхъ, не вдая о безчестіи матери, но позоръ не скрылся въ потомств. Даже ошибки и пороки этого гордаго, упрямаго рода были странно искажены, исковерканы въ его представител. Гордость, напримръ, проявлялась главнымъ образомъ въ наклонности въ низкому обществу, гд онъ могъ царить надъ остальными и пользовался каждымъ случаемъ, чтобъ выказать свое превосходство, впрочемъ, надо отдать ему справедливость, безъ особой злобы или грубости. Онъ почти постоянно жилъ въ своихъ помстьяхъ и во время рдкихъ посщеній Лондона не простиралъ своего познанія свта дале посщенія разныхъ сомнительныхъ публичныхъ мстъ и крайнихъ предловъ полусвта. Вслдствіе чего онъ чувствовалъ себя неловко въ хорошемъ обществ, и старался вырваться какъ-можно-скоре на свободу, въ боле-сродную среду.

Отгадайте, почему я такъ долго возился надъ портретомъ, который можно бы очертить въ трехъ строкахъ? потому-что въ глазахъ людей, знавшихъ миссъ Трезильянъ, самая дрянная вещь, носящая ея имя, уже заслуживаетъ вниманія, потому-что есть люди, которые утверждаютъ, что обдлка ея платья, или бахрома ея мантильи заслуживаетъ лучшаго описанія, чмъ щитъ Ахиллеса, и говорятъ, что прядь ея темно-каштановыхъ волосъ достойне занять мсто между свтилами, чмъ царственные волосы Вереники. Плохая отговорка, сознаюсь, для невидавшихъ ее даже во сн.

Въ этотъ именно вечеръ Дикъ былъ совершенно-счастливъ. Кинъ повелъ его на охоту, единственный предметъ, о которомъ бднякъ могъ говорить, не срамясь на каждомъ шагу, подъ конецъ четвертаго стакана замороженнаго пунша онъ совершалъ рдкій разговорный подвигъ, переставъ отвчать односложными словами, онъ ршился на два-три замчанія, и даже отважился издваться надъ своими собесдниками за неумнье ихъ пользоваться мстными условіями охоты.

— Въ окрестности есть нсколько кабановъ, говоритъ онъ:— ихъ тутъ иногда стрляютъ и вы можете участвовать въ охот, если съ умете поладить съ сосдями. Странно, какъ вы этого до-сихъ-поръ не открыли!

— Да, что-то поговаривали о дикихъ свиньяхъ, сказалъ Ройстонъ равнодушно.— Но, видите ли, мы ихъ просто кололи въ Декал. Первый разъ, что я услыхалъ, какъ съ ними возятся здсь, я подумалъ почти то же, что Дирингъ, когда ему предложили застрлить лисицу въ Шотландіи. Томъ Дирингъ, вы врно знаете, который охотился тридцать сезоновъ съ йоркширскими и атерстонами, и зналъ имя, возрастъ и норовъ любой собаки, лучше чмъ членовъ своего немногочисленнаго семейства, я думаю, даже и происхожденіе каждой.

Дикъ постарался взглянуть такъ, какъ-будто онъ зналъ Диринга съ самаго дтства, но несовсмъ-удачно.

— Ну-съ, продолжалъ Кинъ,— они выбивали кусты и мужикъ преддожилъ ему извстное мсто, откуда всего удобне убить звря въ куст, какъ онъ выражался. Томъ нескоро постигъ весь ужасъ этого предложенія, но, понявъ въ чемъ дло онъ зажмурился, какъ буйволъ передъ нападеніемъ, и буквально бросился на несчастнаго съ дикимъ ревомъ. Онъ такъ же мало хотлъ употребить во зло свои руки, какъ невинный ребенокъ, но, вдь, дло не шуточное, когда дьяволъ вселится въ шестнадцать камней {Stones — англійскій всъ.} плотнаго мяса. Робинъ-Ойгъ не вынесъ натиска и не забывалъ его въ-теченіе той осени.

Трезильянъ расхохотался одобрительно, какъ онъ всегда длалъ, когда постигалъ боле половины разсказа:

— А тамъ-то, я думаю, знатная забава на нихъ охотиться? сказалъ онъ, разомъ приступая, какъ всегда, въ новому предмету.

— Недурная, отвчалъ Кинъ:— тутъ ужь не звай, пока идетъ потха, нужна только небольшая сноровка, чтобъ ихъ мастерски колоть. Иные говорятъ, что эта охота иметъ боле возбуждающее свойство, нежели лисья, ну, да у такихъ господъ врно лгкія не въ исправности. Правда, что она опасне травли на лисицъ. Нырнуть въ Смиту или Вилендину ничего не значитъ въ сравненіи съ паденіемъ навзничъ въ нуллахъ, съ разбитою лошадью подъ вами.

Молин быстро очнулся отъ раздумья. При знакомомъ индійскомъ слов, словно при звук военной трубы, кровь разыгралась въ его жилахъ и выступила яркимъ румянцемъ на щекахъ.

— Да, бывало, и мы не разъ летали за звремъ сломя голову въ бывалое веселое время, передъ тмъ, какъ завелась у насъ жена, да болзнь, да всякая другая дрянь. Дикъ, не разсказать ли вамъ, какъ я въ первый разъ кололъ кабана?

— Ты на это всегда готовъ, я знаю, сказалъ майоръ покорнымъ тономъ: я самъ виноватъ, зачмъ заговорилъ о подобномъ предмет. Ну ужь разсказывай, только, пожалуйста, поскорй.

Онъ не остановилъ его, однако, что наврно сдлалъ бы, иди рчь о чемъ другомъ и не безъ причины.

— Я ужь нсколько времени какъ былъ посвященъ въ таинства охоты на кабановъ, началъ Гарри:— но мн вовсе не счастливилось. Какъ быстро я ни мчался на своемъ удаломъ кон, все-таки старыя собаки поспвали прежде меня и наносили первый ударъ. За арабскихъ скакуновъ своихъ я платилъ не малыя деньги, и не жаллъ ихъ на охот. Признаюсь, я, наконецъ, совершенно упалъ духомъ и качалъ думать, что все это просто какая-нибудь штука, обманъ, разбой. Одинъ день, однако, намъ пришлось сперва пробираться по топкой, болотистой мстности, а потомъ быстро скакать по открытому мсту, что мн, съ моею легкою лошадью, было вовсе не такъ трудно. Когда мы нагнали звря, я былъ впереди всхъ, бросился на него, съ полною увренностью и, казалось, хорошо примтился прямо ему подъ лопатку. Но я не принялъ въ разсчетъ быстроты, съ какой мы неслись, и промахнулся ровно на три дюйма впередъ. Конь у меня былъ такой же молодой и горячій, какъ я самъ, ему и въ голову не приходило струсить и попятиться, но, по неопытности, онъ не съумлъ уберечься. Животное, почувствовавъ остріе, тотчасъ обернулось и начисто подрзало переднія ноги бднаго Емперора. Мы свалились вмст въ одну кучу, пика отскочила на нсколько саженъ въ сторону, и такъ я лежалъ лицомъ къ земл, безъ коня и съ правою рукой сильно-вывихнутою. Можете представить себ мое положеніе? Я самъ въ то время не могъ. Дьяволъ-то былъ слишкомъ пораженъ, Чтобъ сразу начать нападеніе, потому-что мы его таки порядкомъ задли. Стоя прямо Надо мною, онъ только хрюкалъ и скрежеталъ зубами, приготовляясь вернуть меня порядкомъ. Я чувствовалъ, какъ горячая пна капала на меня, пока я лежалъ неподвижно, притаивъ дыханіе. Я полагалъ, что ничего лучшаго нельзя было сдлать въ моемъ положеніи. Вдругъ послышался вблизи быстрый галопъ лошади, что-то пронеслось въ воздух надо мною, послышался какой-то глухой звукъ въ род удара по сбитой двери, потомъ животное медленно растянулось у меня на ногахъ, судорожно затряслось и околло. Баринъ, что сидитъ напротивъ васъ, проскочилъ надъ нами верхомъ и на-лету закололъ кабана въ спинной хребетъ. Будь онъ пораженъ въ какое-либо другое мсто, зврь еще усплъ бы сильно порвать меня передъ смертью. На чистоту было сдлано — не правда ли?

Гарри съ нкоторымъ волненіемъ выпилъ остатокъ зельтерской воды съ хересомъ и вздохнулъ. Онъ думалъ о томъ, какъ часто въ былые дни, когда здоровье и нервы еще ему не измняли, онъ осушалъ поболе и повкусне бокалы за шпоры и копье!

— Просто штука, замтилъ Кинъ:— поразительная, но ни мало неопасная, особливо съ такимъ врнымъ конемъ подъ вами, каковъ былъ бдный, старый Махмудъ. Да почіютъ въ мир твои славныя кости! Джильбертъ убилъ такимъ же способомъ вырвавшагося тигра. Подобной вещи удивляться можно, потому-что и чистой крови арабскія лошади неохотно идутъ не тигровъ. Впрочемъ, погоди! ты какъ-то живе обыкновеннаго окончилъ свою сказку, Гарри, благодаря частой практик, вроятно.

Глава Тризильяна были устремлены на говорившаго съ выраженіемъ какого-то тяжелаго, тупаго восхищенія. Вы могли бы разсказать ему самый высокій подвигъ великодушія и самоотверженія нравственнаго героя, и онъ бы васъ выслушалъ, не обнаруживъ не малйшаго сочувствія. Тлесную силу и отвагу онъ былъ въ состояніи оцнить. Физкческія достоинства Кина могли вполн поработить его ограниченный разсудокъ, впрочемъ, почва была заблаговременно приготовлена къ принятію смени. Дикъ имлъ нсколько военныхъ друзей и обдая съ ними въ гостиниц ‘Хвастуна’, онъ слыхалъ клубскіе анекдоты, въ которыхъ имя хладнокровнаго майора стояло на видномъ мст.

Послдній очень-хорошо понималъ смыслъ направленнаго на него взгляда, но онъ вовсе не льстилъ его самолюбію. Онъ ощущалъ, быть-можетъ, такое удовольствіе, съ какимъ мы находимъ у себя козырный тузъ, играя въ дурачки. Во всякомъ случа, совершенная, безусловная преданность Дика была также недурная карта въ игр, которую зативалъ Кинъ. Каковы бы ни были его мысли, лицо ничего не обнаружило. Онъ осушалъ стакан за стаканомъ вмст съ гостемъ, такъ-что, наконецъ огромное количество жидкости начало подмывать и такое испытанное прочное зданіе, каковъ былъ майоръ, но, несмотря на то, онъ не уронилъ себя ни видомъ, ни словомъ, ни поведеніемъ, и могъ бы безукоризненно присутствовать на вечер у любаго члена общества трезвости.

Нердко на позднихъ ночныхъ попойкахъ, гд троянцы и тиряне сражались съ бокаломъ въ рукахъ за честь своихъ мундировъ, спокойно-хладнокровное лицо, никогда непереходившее за предлъ приличной смуглой краски, и ясный, холодный, врный взглядъ наводили ужасъ на пировавшую тяжелую, и вселяли, если не довріе, то утшеніе въ сердца быстро-убывавшихъ гусаръ. Представители послдней знали, что хотя голова у нихъ въ огн и ноги не хотятъ боле ей повиноваться, все-таки есть одинъ непобдимый подвижникъ, который постоитъ за ихъ честь. Когда послдній изъ трехсотъ выборныхъ спартанцевъ погибалъ, онъ видлъ Оріада, стоявшаго твердо, безъ малйшей раны, и охотно-готоваго написать на щит своемъ ‘Побда’.

Когда въ бдномъ Дик, мужчина или женщина въ первый разъ возбуждали страхъ или восхищеніе, на него обыкновенно нападалъ родъ столбняка, отъ котораго пробудить его было чрезвычайно-трудно. Онъ сидлъ бы такъ до утра, безсмысленно выпучивъ глаза, съ чувствомъ совершеннаго внутренняго удовольствія, еслибъ Молин не обратился къ нему съ прямымъ вопросомъ:

— Какъ долго вы думаете оставаться въ Дорад? И есть ли у васъ какіе-нибудь дальнйшіе планы?

Спавшій съ открытыми глазами баронъ съ трудомъ пробудился и принялся дятельно искать отвта на дн своего стакана. По-счастью, поискъ его былъ успшенъ.

— Сесиль располагаетъ оставаться здсь два мсяца, потомъ мы подемъ черезъ Ниццу, Геную, Флоренцію, Римъ и Неаполь, и возвращаемся черезъ Италію.

Первыя названія онъ выучилъ наизустъ и проговорилъ довольно-бойко, но очевидно путался на послднемъ. Я думаю, онъ неясно представлялъ себ эту страну, стоянкою австрійскихъ войскъ, и смотрлъ на Гесперію какъ на маленькое владніе, или средней величины городъ на свер Европы.

Гарри чуть не задохнулся отъ сдержаннаго смха, но улыбку на устахъ его остановилъ во время повелительно-строгаго взгляда его бывшаго начальника.

— Черезъ Италію? сказалъ Кинъ, ни на волосъ не измняя выраженія лица.— Ну, я бы не совтовалъ вамъ долго оставаться тамъ: мсто небольшое и довольно-глупое, никакого общества ршительно. Остальные города будутъ для васъ занимательне, такъ-какъ для васъ они новы.

При послднихъ словахъ Кинъ привсталъ. Быть-можетъ, онъ считалъ, что на сегодня и для выгоды, и для славы сдлано довольно. Хладнокровный майоръ рдко позволялъ кому наскучать себ, не имя ясно въ виду соразмрнаго вознагражденія.

— Гарри, я намренъ выгнать тебя. Ты ужь и то слишкомъ засидлся, а завтра утромъ намъ много дла.

Молив несовсмъ-то понялъ, что за особая работа имъ предстояла завтра, но всталъ безпрекословно съ своего мста, Трезильянъ также собрался уходить. Дикъ сознавалъ, что онъ лично выказалъ себя въ этотъ вечеръ какъ-нельзя-лучше, и произвелъ самое выгодное впечатлніе на собесдниковъ. По всей самоувренности, сообщенной ему подобнымъ сознаніемъ и крпкими напитками, было недостаточно, чтобъ дать ему смлость наедин, tte—tte, съ Ройстономъ Киномъ.

Долго посл ухода гостей майоръ сидлъ передъ каминомъ, глядя пристально на горвшія дрова. Еслибъ онъ сейчасъ же пошелъ спать, невыносимое тупоуміе одного изъ ушедшихъ давило бы его ночью, какъ кошмаръ.

Кто изъ насъ не видывалъ лучшихъ картинъ пламеннаго заката, чмъ какія выставляются въ академіи? Какай живописецъ въ состояніи, хоть приблизительно, воспроизвести причудливыя перемны свта и тни, которыя увеличиваютъ прелесть и скрываютъ недостатки этихъ чудныхъ, блуждающихъ огней? Что-то въ этомъ род представляли миньятюры, бывшія въ ходу лтъ двнадцать назадъ, гд только часть прелестнаго личика и одинъ опасный глазокъ выглядывали изъ-за внца облаковъ, дававшихъ обширное поле воображенію. Въ-самомъ-дл не такъ-то безсмысленна древняя басня, сочетавшая Гефеста съ Афродитою. Миннезингеры и имъ подобные высоко воспвали любовь и, наврно, хорошо изучили свой предметъ, но будьте уврены, страстные романсы вывелись въ Германіи съ-тхъ-поръ, какъ тамъ стали вводиться голландскія печи. Дйствительно, завидно было бы пылкое воображеніе, которое съумло бы отъискать поэзію въ этихъ противныхъ, глазированныхъ кафляхъ?

Будучи гвебромъ въ душ, я самъ однажды разгорячился объ этомъ предмет въ присутствіи одного эксцентрическаго человка, который вскор заставилъ меня раскаяться въ моей излишней откровенности. Онъ былъ маленькое, бловолосое творенье, съ очками на носу, никто не зналъ, совершилъ ли онъ какое тяжкое преступленіе, и самъ онъ никогда не объяснялъ, какого оно было рода, но вс мысли его отзывались какимъ-то угрюмымъ раскаяніемъ, которое не длало его ни умне, ни добре, а только скучне. Можетъ-быть, впрочемъ, это была лишь мономанія, будемъ надяться, что такъ. На этотъ разъ, онъ выслушалъ меня совершенно-спокойно, потомъ голубыя стекла очковъ поднялись въ-уровень съ моими глазами, и я чувствовалъ, что владлецъ очковъ какъ-то странно смотрлъ на меня изъ-за нихъ. Грудь его имла тридцать-четыре дюйма въ окружности, и вслдствіе того голосъ отличался глубиною и торжественностью, онъ звучалъ неестественно, когда произнесъ медленно:

— Есть одно лицо, которое не оставляетъ меня въ поко здсь и, я думаю, будетъ преслдовать меня, когда я переселюсь въ приуготованное мн мсто. Я вижу его теперь, я буду вчно его видть, всегда при свт комелька.

Я былъ сильно взбшенъ, потому-то, дать мыслямъ новое и непріятное направленіе, во-всякомъ случа, безсовстное злоупотребленіе бесды tte—tte. Я это и сказалъ своему другу, а такъ-какъ онъ не захотлъ признаться въ своей вин или объясниться какимъ бы то ни было образомъ, то я удалился съ полнымъ убжденіемъ, что, будучи умнымъ человкомъ и оригинальнымъ мыслителемъ, мой другъ ни мало незабавный и непоучительный собесдникъ. Я, быть-можетъ, не простилъ бы ему и до сего дня, еслибъ, идучи домой, совершенно-безутшный (нтъ ничего обидне разочарованія въ любимомъ убжденіи, все-равно, что отправить домой любимую охотничью лошадь съ перебитыми ногами), я не припомнилъ, что у виновнаго на носу синія очки,— и слдовательно, если онъ черезъ нихъ смотритъ на огонь, то не удивительно, что онъ видитъ мало розовыхъ оттнковъ. Я возвратился и постучалъ у воротъ обвиненнаго, чтобъ, сообщить ему объ этомъ обстоятельств, облегчавшемъ вину его.— Могу похвастать, оно поразило его. Пріятель было-началъ объяснять, что онъ снимаетъ очки въ такомъ случа, но я ни слова не хотлъ слышать и оставилъ его, торжествуя свою побду и предварительно взбсивъ его изъявленіемъ совершеннаго своего прощенія. Съ-тхъ-поръ, если сидя наедин, ligna super foco large reponens Обильно накладывая дрова на очагъ.}, я вспоминаю объ этой неудачной выходк, мн достаточно вспомнить смшную фигуру ея виновника, чтобъ отдлаться отъ блднаго призрака.

Въ оправданіе этого длиннаго самолюбиваго отступленія, я не нахожу никакого извиненія, кром прибаутки, какую Молин присовокуплялъ къ своимъ заморскимъ разсказамъ. Главное дло въ томъ, что все это сущая правда.

VIII.

Въ ту же ночь на полотн миссъ Трезильянъ возсдалъ другой совтъ трехъ, почтенне и важне описаннаго нами.

Мистеръ Фуллартонъ былъ представителемъ мужскаго элемента и имлъ большой всъ. Въ послднее время пріобртеніе, увеличившее его духовное стадо, возвратило ему совершенно его веселое расположеніе духа, онъ зналъ, что даже въ матеріальномъ отношеніи оно будетъ ему поддержкой, впрочемъ, независимо отъ всхъ политическихъ соображеній, красота и прелести Сесили имли огромное вліяніе на него. Не приписывайте этому ложнаго значенія. Я увренъ, что въ его пораженіи не было ни одной мысли относительно какой бы то ни было женщины, которую нельзя было бы передать его жен и даже получить ея одобреніе. Несмотря на это, надо признаться, что мистеръ Фуллартонъ любилъ, чтобъ его духовныя дти были хороши собой — вкусъ, впрочемъ, неслишкомъ эксцентричный и необъяснимый. Есть въ нкоторомъ род склонность самой нашей природы боле сочувствовать судьб и развитію существа высокаго и прекраснаго, нежели такому, которое и уродливо, и неловко, и дурно. Даже въ отношеніи къ самымъ тварямъ мы можемъ испытать это, и изъ пятидесяти духовныхъ лицъ врядъ-ли найдется одно, которое бы возвысилось надъ прочими людьми.

Глядя на прекрасное лицо и роскошную фигуру, бывшія у него передъ глазами и чувствуя необъяснимое участіе къ обладательниц этихъ прелестей, сердце пастора прыгало отъ удовольствія.

Онъ, такъ-сказать, пировалъ, прихлебывалъ чрезъ-мру подслащеный чай и закусывалъ намазанной масломъ gallette, удерживая, однакожь, порывъ чрезмрной веселости въ границахъ приличія и повергая въ ногамъ своихъ собесдницъ роскошный букетъ своего цвтистаго краснорчія. Цвты эти наврное расцвли бы въ любой атмосфер, какъ бы несвойственна она ни была. Ревность его была такая смлая, непрерывная, что самый холодный пріемъ не могъ повредить ей. Правила и намренія его были, безъ сомннія, хороши, но они были такъ неуклюже высказаны, что напоминали каждому торгаша, навязывающаго свой товаръ.

Въ самые несвойственные часы и въ мстахъ, наимене тому приличныхъ, мистеръ Фуллартонъ всегда слдилъ хоть однимъ глазомъ за дломъ, передавая свое ученіе съ самоувренностью и любезностью, лично ему свойственными.

Иногда онъ принималъ интимно-разговорный тонъ, иногда театрально-эффектный, но ему никогда не приходило на умъ, что то или другое можетъ показаться смшнымъ или страннымъ. Ходили самые нелпые разсказы о такомъ исполненіи имъ своихъ обязанноетей. Такъ однажды за обдомъ онъ, говорятъ, слдующимъ образомъ, совершенно-неожиданно, обратился къ своему сосду, которому только что былъ представленъ: ‘Вы видите, чего недостаетъ намъ: больше вры’. Слова эти были сказаны, имъ совершенно такими тономъ и манерой, какими какой-нибудь gourmet могъ бы замтить, ‘что супъ былъ бы гораздо-лучше, еслибъ въ немъ было побольше перцу’, или мистеръ Чулеръ утверждаетъ, что ‘должно покровительствовать фермерамъ, сэръ’. Въ другой разъ, встртившись впервые съ очень-набожнымъ и богатымъ старикомъ (кажется, директоромъ акціонернаго банка), онъ началъ пытать его относительно его ‘Опытовъ’. Доврчивый старикъ, до нкоторой степени польщенный участіемъ, принимаемыхъ въ его благосостояніи, и убжденный, что все сообщенное имъ будетъ хранимо въ глубокой тайн, довольно-легко высказался. Мистеръ Фуллартонъ пришелъ въ такой восторгъ отъ слышаннаго, что неожиданно обратился къ смшанному обществу, въ которомъ находился, и крикнулъ: ‘Между нами есть благословенный, престарлый Барзилаи’! Лицо его сіяло, какъ у восторженнаго нумизмата, который нечаянно наткнулся на рдкаго Коммода или неоспоримаго Домиціана. Въ числ присутствовавшихъ было нсколько человкъ его образа мыслей, но нкоторые, даже изъ числа этой категоріи, заболли впослдствіи отъ усилій подавить смхъ. Несчастное существо, такимъ образомъ облеченное въ ‘почетный нарядъ’, далеко предпочло бы самый скандально-оскорбительный эпитетъ такой льстивой похвал. Онъ разстался бы съ большимъ дисконтомъ, съ половиной его паевъ въ банк (а билеты ихъ въ то время ходили очень-высоко: по 14%, теперь же вы можете достать ихъ очень-дешево), лишь бы только онъ могъ скрыться на этомъ мст въ своихъ башмакахъ. Эти послдніе были повидимому довольно-велики, чтобъ въ-самомъ-дл составить безопасное убжище. Этотъ случай дурно подйствовалъ на старика, онъ съ-тхъ-поръ ни о какомъ предмет не говорилъ на распашку на съ мужчиной, ни съ женщиной, ни съ ребенкомъ. Даже въ послднюю болзнь свою, хотя у него на ум должны были быть одна или дв мучительныя мысли, если только у него не было своего особаго мннія о томъ, подобаетъ ли разорять вдовъ и сиротъ, онъ не согласился выдать себя.

But locked the secret in his breast

And died in silence, unconfessed (*).

(*) Но замкнулъ тайну въ своей груди

И умеръ въ молчаніи, безъ исповди.

Присутствіе мистера Фуллартона было пріятно по-крайней-мр одному члену изъ собравшагося въ этотъ вечеръ общества. Мистрисъ Данверсъ готова была упиваться богословіемъ и, какъ вс неумренные люди, была неслишкомъ-разборчива относительно достоинства предполагаемыхъ ей напитковъ, лишь бы они были крпки и горячительны. Сочное и душистое краснорчіе, которому она внимала въ настоящее время, приходилось ей совершенно по вкусу и, кром того, случилось такъ, что личныя убжденія пастора совершенна совпадали съ ея собственными. По мр того, какъ вечеръ подвигался, она все боле-и-боле воодушевлялась и наконецъ не могла удержаться, чтобъ не объяснить, ‘какъ высоко она цнитъ преимущество быть въ обществ такого замчательнаго пастыря’. Послдній сдлалъ изысканный легкій поклонъ, который видимо былъ выработанъ посл продолжительнаго изученія, и выражалъ въ то же время и признательность и смиреніе.

— Если это преимущество, дорогая мистрисъ Денверсъ, то оно во всякомъ случа мало цнится многими изъ моихъ прихожанъ. Вы съ трудомъ поврите, какъ многихъ изъ моей паствы я едва знаю только во имени. Это составляетъ сильное искушеніе упасть духомъ. Я боюсь, что пагубный примръ майора Кина въ-самомъ-дл заразителенъ, и что его злые навты испортили многихъ — да, увы! слишкомъ-многихъ.

Онъ заключилъ свой періодъ протяжнымъ тяжелымъ вздохомъ.

Миссъ Трезильянъ сидла, отвалившись назадъ въ кресл. Большіе, глубокіе глаза ея, казалось, отражали порывистыя вспышки огня въ калин, когда онъ то ярко разгорался, то внезапно снова будто потухалъ. Она давно хранила молчаніе. Сказать правду, она сильно возбуждала въ себ набожность, чтобъ интересоваться рчью пастора, и когда это не удавалось ей, то, изъ учтивости, старалась хоть покивать видъ будто слушаетъ со вниманіемъ, но она чувствовала, что все чаще-и-чаще впадаетъ въ предлы грезъ. Вс такъ легко соглашались другъ съ другомъ! Смлое противорчіе, дкій сарказмъ, мткое возраженіе имли бы въ ту минуту большую цну, отнявъ приторность у этого вчно-текущаго меда. Послднія слова пастора пробудили ее за столько, что она томно спросила: ‘Что же онъ сдлалъ?’ Нельзя было предположить боле простаго вопроса и сдлать это боле небрежно, однакожь это показалось мистеру Фуллартону чмъ-то въ род возраженія. Онъ имлъ привычку выражать общія мста въ вид правилъ и не любилъ, когда у него требовали подробностей, полагая что это доказываетъ мелочность и узкій взглядъ на вещи въ его собесдник.

— Майоръ Кинъ, сказалъ онъ не безъ запинки:— былъ только одинъ разъ въ церкви и, кажется, отзывался посл того съ насмшкой о сказанной проповди. Между-тмъ я могу сказать, что я въ этотъ день имлъ успхъ боле обыкновеннаго.

Видъ глубокаго убжденія, съ которымъ пасторъ произнесъ эти слова, смягчалъ нсколько нелпое впечатлніе, которое должно было произвести его ребяческое тщеславіе.

Сесиль постыдилась бы признаться, до какой степени она въ ту минуту чувствовала себя склонною смотрть снисходительно какъ на проступки, такъ и на упущенія, на которыя въ другое время она смотрла бы какъ на смертные грхи.— А, мистеръ Фуллартонъ! смена, столь обильно посянныя вами въ этотъ вечеръ, начинаютъ уже приносить плоды, о которыхъ вы никогда не мечтали. Свекла и рпа не могутъ взойти на всякой почв. Пройдетъ много времени прежде, нежели соберется обильная жатва того и другаго на открытомъ склон, который въ продолженіе нсколькихъ вковъ, пока верескъ не былъ спаленъ была облачена въ непроизводительную, но царскую багряницу. Тмъ не мене миссъ Трезильянъ видимо наморщила брови. Было очень-похоже на то, какъ-будто Кинъ позабавился надъ ней, когда онъ притворялся, что интересовался видть ее въ глав хора.

— Очень-дурно съ его стороны не ходить въ церковь, замтила она посл небольшой паузы. Грхъ саркастическаго неодобренія еще недостаточно въ ней развился и она не могла произнести боле ршительнаго порицанія.— Однакожь, я сомнваюсь, чтобъ онъ могъ въ самомъ дл быть враждебнымъ вамъ. Вы знаете, что онъ почти живетъ съ семействомъ Молин и иметъ на нихъ большое вліяніе. А разв они не исправно посщаютъ церковь?

Мистеръ Фуллартонъ сознался, что посщаютъ.

— Но, сказалъ онъ,— постоянное обращеніе съ подобнымъ человкомъ должно скоро имть свои пагубныя послдствія. Я право счелъ своею священною обязанностью предупредить объ этомъ мистрисъ Молин, и съ прискорбіемъ долженъ сказать, что она приняла мое предостереженіе съ непростительною легкостью.

Стонъ участія со стороны мистрисъ Денверсъ тотчасъ раздался къ услугамъ пастора. Къ-счастію, обратившись къ ней съ намреніемъ поблагодарить ее за это взглядомъ, онъ не замтилъ улыбки на лиц ея воспитанницы. Она такъ живо представляла себ миленькую гримаску Фанни, соединявшую въ себ выраженія удовольствія, досады и насмшки въ то время, какъ она выслушивала отеческіе упреки пастора.

— Вы должны быть милосерды къ мистрисъ Молин, замтила она съ забавною важностью, длавшею ей честь въ подобныхъ обстоятельствахъ,— она большой мой другъ — вы знаете. Когда жена такъ любитъ своего мужа, то, конечно, извинительно, если она подчиняется его пристрастію въ пользу нкоторыхъ людей или противъ нихъ.

Пасторъ вдругъ просіялъ: онъ внезапно припомнилъ еще другой фактъ, который могъ привести противъ своей bte noire.

— Я забылъ сказать вамъ, что майоръ Кинъ иметъ страсть къ картамъ и, кром того, друженъ съ виконтомъ де-Шатоменилемъ. Noscitur a sociis {Узнается по сообщеніямъ.}. Духовный отецъ не былъ большой классикъ, но онъ умлъ приводить при женщинахъ и людяхъ отрывки изъ грамматикъ и Analecta minora, которые ни когда обличать его, какъ-будто цитаты изъ знаменитыхъ писателей.

— Не можетъ быть, чтобъ вы говорили объ этомъ калк, котораго возятъ въ кресл? спросила Сесиль.— Мы видли его сегодня только одну минуту, такъ-какъ онъ закрылъ лицо плащемъ, когда мы проходили. Я никогда не видала такой грустной развалины, и такъ пожалла о немъ, что боюсь теперь, чтобъ онъ не приснился мн.

Сожалніе это было бы еще гораздо-живе, еслибъ она отгадала страданія, поразившія Армана прямо въ сердце въ то время, какъ онъ закрылъ свои увядшія черты и блуждавшіе взоры, глубоко чувствуя, что подобные ему были недостойны взглянуть на нее во воемъ торжеств ея блестящей красоты.

— Отъявленный атеистъ и мотъ! былъ ей отвтъ.— Мы не можемъ смотрть на его жестокія страданія иначе, какъ на судъ, на явный судъ Божій, дорогая миссъ Трезильянъ.

Въ лиц одной изъ его слушательницъ выразилось сильное неодобреніе, съ легкою примсью презрнія въ то время, какъ она сказала:

— Рука Господня такъ тяжело легла на него, что человкъ, конечно, можетъ простить его.

Но мистрисъ Денверсъ бросилась на выручку ея любимца, обрадованная случаемъ доказать ему свою приверженность.

— Безъ-сомннія, это кара небесная. Гршно было бы сомнваться въ этомъ. Къ тому жъ, разв другіе не страдаютъ также?

Она воздла глава вверху, какъ-бы желая сказать: ‘можетъ-быть, есть боле-совершенные святые, но если вы хотите видть образецъ славныхъ древне-англійскихъ мучениковъ, то, me voici!‘

— Сесиль, душа моя! я удивляюсь, что вы не вдругъ поняли характеръ майора Кина. Вы намедни довольно-долго съ нимъ договаривали.

— Онъ не удостоилъ высказать мн никакихъ замчательныхъ еретическихъ убжденій, отвтила миссъ Трезильянъ съ небрежностію.— Быть-можетъ, они были преувеличены. Во всякомъ случа, я не думаю, чтобъ онъ могъ сдлать намъ большой вредъ. Разв вы не думаете, Бесси, что мы вн опасности? Дикъ не слишкомъ придерживается картъ, а религіозныя убжденія его такъ просты, что было бы трудно поколебать ихъ.

Было ясно, что она считала разговоръ объ этомъ предмет прекращеннымъ, но онъ имлъ страшную силу притяжанія для мистера Фуллартона. Одинъ изъ тхъ многихъ добродушныхъ людей, которыми особенно изобилуютъ эти полуанглійскіе города на материк, имлъ обязанность передать, или исказить ему одно изъ замчаній Ройстона насчетъ его проповди, и эта струна была весьма-чувствительна въ пастор. Онъ скоре простилъ бы существенное оскорбленіе, нежели униженіе его проповдей.

Что жь, или онъ былъ хоть на волосъ слабе и мнительне своихъ собратьевъ? Я не думаю. Вся людская философія не научитъ насъ перенести не сморгнувъ укушеніе комара. У самаго смлаго героя есть мстечко, которое подъ плющевымъ листкомъ укрылось отъ дйствія окаменяющей воды, мстечко неуловимое, едва-замтное, не слишкомъ-близкое ни къ голов, ни къ сердцу, но все же довольно-видное чтобъ служить цлью стрлъ Париса или копью Гагена. Цезаря мучила его плшивая голова онъ все боялся, довольно ли прикрываетъ лавровый внокъ. Много войнъ со времени той, которая обратила въ развалины Илліонъ, могутъ быть приписаны оскорбленному тщеславію, и много превосходныхъ христіанъ приходило въ такой же гнвъ, какъ царица языческаго неба по поводу spretae injuria format {Оскорбленіе изящнаго образа презрніемъ.}. (Вы, можетъ-быть, полагаете, что это исключительно женская слабость. Я видлъ одного первостепеннаго ирландскаго ученаго, который съ кровожадною злобой смотрлъ на ребенка своего лучшаго друга, когда это невинное дитя длало непріятныя замчанія насчетъ его наружности, намекая въ-особенности на форму носа, который далеко не былъ произведеніемъ Фидіаса. Посл того слышали, что онъ считалъ страшное избіеніе въ Вилеем печальною, но извинительною политическою мрою, и часто бываетъ склоненъ извинять и сочувствовать жестокимъ идумеянамъ). Оскорбленіе, нанесенное посланнику въ Тарент, было лишь частною выходкою грубаго пьяницы, но вс богатства города Фалантуса были недостаточны, для разсчета за уничтоженіе пятенъ при очищеніи замараннаго платья, и на улицахъ его было пролито достаточно крови для погашенія пожара нсколькихъ храмовъ, прежде нежели римляне почли себя удовлетворенными.

Судя по этимъ даннымъ, мы можемъ заключить, что мистеръ Фуллартонъ слегка заблуждался, думая (весьма-чистосердечно), что одна лишь чистая, полная самоотверженія ревность на благо паствы побудила его сказать: ‘Я поставлю себ въ обязанность разузнать о прошедшемъ майора Кина. Я увренъ, что въ глубин этого прошедшаго кроется что-нибудь невыгодное для него, и хорошо будетъ, въ случа надобности, быть вооруженнымъ доказательствами’. Если пасторъ самъ ошибался въ побужденіяхъ, руководившихъ имъ въ этомъ случа, то Сесиль Трезильянъ была проницательне. Отъ нея не ускользнули какое-то зловщее морганье глазъ и увеличившаяся краска на цвтущемъ лиц его, доказывающія нкоторое мірское негодованіе. Губы ея начало подергивать.

— Какъ непріятны должны быть нкоторыя Изъ вашихъ обязанностей. Я не сомнваюсь, что вы неправильно понимаете ихъ, но въ этомъ случа, быть-можетъ, слдовало бы совершенно убдиться прежде, нежели дйствовать наступательно. Еслибъ я была мужчина, даже духовнаго званія, то не думаю, чтобъ я охотно согласилась имть майора Кина открытымъ врагомъ своимъ.

Текстъ, которымъ пасторъ подкрпилъ свою рчь, выражавшую его ршимость не отсыпать отъ своихъ обязанностей, что бы ни случилось, полагаясь на правоту дла, мы не станемъ приводить здсь, тмъ боле, что онъ не былъ довольно-мтокъ чтобъ уничтожить духъ противорчія въ прекрасной противниц (какъ Сесиль разсердилась бы, еслибъ ей за десять минутъ сказали, что ей придадутъ подобное названіе!) Искушеніе отвтить колкостью было такъ сильно, что она, желая воздержаться, перешла въ гордую холодность.

— Вы совершенно меня не понимаете, мистеръ Фуллартонъ. Я никогда и не думала предлагать вамъ мои совты, это было бы слишкомъ-самоувренно съ моей стороны, тмъ-боле, что предметъ, о которомъ мы говорили, вовсе меня не интересуетъ. Стоитъ ли дале разсуждать объ этомъ? Я нахожу, что майору Кину и такъ уже сдлано слишкомъ-много чести.

Выраженіе скуки было на этотъ разъ такъ ясно на прекрасномъ лиц Сесиліи, что даже пасторъ, хотя онъ былъ цпокъ, какъ водяное растеніе, почувствовалъ, наконецъ, что онъ слишкомъ засидлся и рисковалъ своей популярностью. Итакъ, посл щедраго благословенія и просьбы придти на другой день прране въ церковь, онъ возвратился домой.

— Какой прекрасный человкъ и какъ хорошо онъ говоритъ! сказала Бесси Денверсъ со вздохомъ умиленія.

— Онъ говоритъ очень-много и становится очень-поздно, возразила Сесиль Трезильянъ съ радостнымъ вздохомъ.

IX.

На слдующій день мистеръ Фуллартонъ весело-самодовольный и полной надеждъ, съ высоты своей каедры окинулъ взоромъ собравшуюся паству, какъ фермеръ глядитъ въ август съ пригорка на золотыя колосья колеблющагося хлба. Въ-теченіе недли довольно-быстро стеклись постители и между всми царствовало общее смутное впечатлніе, въ которомъ, однакожъ, никто бы не сознался, а именно, ожиданіе услышить что-то необыкновенно-хорошее. Случилось въ первый разъ, что ожиданіе не было обмануто, замчательный фактъ, если взять въ-соображеніе, сколько неудовольствій постоянно происходитъ отъ неудачи затмній, процесій, изверженій Везувія, новыхъ оперъ и другихъ объявленныхъ приманокъ какъ естественныхъ, такъ и искусственныхъ. Великолпный голосъ миссъ Трезильянъ прекрасно выполнилъ свой долгъ, но не боле. Не покрывая другихъ голосовъ и не отдляясь отъ нихъ слишкомъ-рзко, онъ увлекалъ ихъ за собой къ мстамъ, съ которыми они одни никогда не могли бы справиться, словомъ, хоръ былъ весьма-строенъ, и въ то же время не чувствовалъ, чтобъ кто-либо управлялъ имъ. Въ Дорад жилъ уже около четверти вка пожилой англичанинъ съ-тхъ-поръ, какъ онъ разошелся въ мнніяхъ съ коммерческимъ судомъ. Безъ надежды и цли обгалъ Европу въ пріисканіи себ занятія, наконецъ поселился здсь и прозябалъ, какъ прозябаютъ водяныя растенія. Онъ добывалъ себ довольно-скудное пропитаніе тмъ, что служилъ чмъ-то въ род factotum прізжимъ соотечественникамъ, удовлетворяя довольно-ловко ихъ прихоти и потребности. Въ числ разнообразнымъ должностей его едва-ли не самая почетная и постоянная была должность клерка англійской церкви. Онъ далеко не былъ очень-набожный человкъ и примрныхъ правилъ, но онъ совершенно слился съ судьбою и интересами этого скромнаго зданія. Насмшка надъ его достоинствами, или сомнніе въ его долговчности, могли бы во всякое время вывести его изъ себя боле, нежели прямое оскорбленіе, нанесенное его особ. Правда, въ личности его не слишкомъ-много было достоинства, способнаго быть оскорбленными. Когда онъ былъ въ нетрезвомъ вид — что случалось довольно-часто — то онъ обыкновенно предлагалъ ршить вопросъ поединкомъ, и тогда его можно было умиротворить извиненіями или еще значительнымъ количествомъ крпкихъ напитковъ!

Въ настоящемъ случа соединенное дйствіе торжества и пнія — неумренность и испытанія не совсмъ притупили въ немъ хорошій музыкальный слухъ — странно растрогала отверженнаго старика. Мысли его обращались къ тмъ помраченнымъ имъ днямъ, когда у него были друзья и общественное положеніе, когда онъ былъ домохозяинъ, завдывалъ въ своей церкви ризницей, и даже честолюбиво мечталъ о ктиторств. Онъ ясно видлъ свою церковную скамью съ срыми источенными червями бортами, въ которомъ онъ просидлъ не одно послобденное богослуженіе, строго воздерживаясь отъ дремоты, какъ подобало почетному лицу въ приход. Онъ видлъ огромную коричневую галерею (бльмо археологовъ), въ которой помщался деревенскій хоръ. Взгляните на этотъ хоръ въ то время, какъ солнце чрезъ западное окно проливаетъ на ихъ головы свои лучи, докол даже полинявшія красныя подушки церкви кажутся пурпуровыми: съ какимъ безстрашіемъ они поютъ свои старые вычурные гимны, хотя каждый изъ нихъ сбился съ толку еще на второй строчк и посл долгаго нестсненнаго упражненія лгкихъ, подосплъ во-время къ сбору для финала. Онъ увидлъ кроткаго, сдаго старца, входящаго по ступенямъ каедры, поправляющаго и подтягивающаго непослушную ризу, которая скользитъ съ его плечъ, тмъ нервнымъ движеніемъ, которое, проистекая отъ застнчивости, обратилось въ привычку, составлявшую часть его натуры. Ясне прочаго онъ видлъ низкую, поросшую зеленью насыпь, окружающую стны алтаря, подъ которой покоилась та, кто излила на него вс сокровища рдкой, самоотверженной, доврчивой любви — дорогая, нжная жена, которая такъ гордилась немногими скромными талантами мужа, такъ была снисходительна къ его многочисленнымъ недостаткамъ, чья слабая, тонкая рука была всегда довольно-сильна, чтобъ удержать его отъ разоренія и безчестія, докол она не стали холодна и неподвижна. Она сама знала это, онъ помнилъ стонъ, сорвавшійся съ ея губъ, когда она думала, что была одна въ ночь, предшествовавшую ея смерти. ‘Ахъ! кто спасетъ его, когда меня не станетъ?’ Какъ несчастливъ и одинокъ онъ былъ долго посл того, какъ похоронилъ ее! Онъ непрерывно твердилъ эти послднія слова, которыя, обвивъ рукой шею, она произнесла съ намреніемъ утшить его: ‘Другъ мой, ты быль тать добръ, такъ удивительно-добръ со мной!’ Такъ продолжалось, докол духъ пьянства, хитро выбравъ удобное время, не поселился въ немъ и посл долгой борьбы не изгналъ оттуда ангела-хранителя. Странное возрожденіе! Воспоминанія, умершія уже за нсколько лтъ, увядшія отъ стыда, съ прежнею нжностью начали обвиваться вокругъ черстваго, разрушеннаго сердца. Эти картины прошедшаго были все еще живы и ясны, когда онъ почувствовалъ въ глазахъ какую-то влагу, сдлавшую неясными предметы, окружавшіе его въ-дйствительности, онъ почувствовалъ такое удивленіе, что этимъ разрушилось очарованіе: слезы уже почти забыли путь къ его глазамъ.

Вы найдете, можетъ-быть, не слишкомъ правдоподобнымъ, что старый прозаическій клеркъ могъ мечтать обо всемъ этомъ въ-теченіе трехъ послднихъ строфъ гимна? Но, вдь, самое спокойное воображеніе способно иногда не соблюсти единства времени, что жъ касается до пространства, то хотя, безъ-сомннія, ночныя сновиднія одарены боле-быстрыми и легкими крыльями, нежели ихъ дневныя соперницы, то все же между ними должна быть нкоторая аналогія, а, между-тмъ, говорятъ, что мы въ-теченіе нсколькихъ секундъ предшествующихъ нашему пробужденію, проходимъ чрезъ вс треволненія половины нашей жизни.

Сесиль была весьма-довольна результатомъ пнія. Она ощутила бы еще больше удовольствія, еслибъ не рзкое выраженіе одобренія на лиц Ройстона Кина. Очевидно было, что она была подвергнута испытанію. Его холодная улыбка цнителя выводила ее изъ себя. Она заставляла ее чувствовать въ ту минуту, какъ-будто она примадонна дебютирующая на новомъ театр.

Проповдь была въ тотъ день необыкновенно-краснорчива и многословна, проповдникъ не только чувствовалъ, что на него устремлены прекрасные глаза, но и видлъ врага своего на переднемъ план поля сраженія. Нтъ сомннія, что вс импровизаторы, будь они въ палат, на каедр или въ сенат, подвержены подобнымъ вншнимъ вліяніямъ. Это, конечно, не должно бы быть, но я увренъ, что оно такъ въ-дйствительности. Разв Джонъ Ноксъ былъ бы такъ пылокъ въ обличеніи, еслибъ злыя фрейлины не издвались надъ нимъ? Сомнваюсь, чтобъ проповдь, произнесенная въ любомъ братств, могла возвыситься до великаго, даже еслибъ допустить, что почтенные члены могли бы понять ее. Итакъ, съ каждымъ словомъ жалобне становился плачъ мистера Фуллартона о мірской сует и тщеславіи, ожесточенне, его осужденія противъ тхъ, которыя, отдлившись сами отъ стада, стараются еще сбить другихъ съ пути истиннаго. Жесть, сопровождавшій эти слова, немного черезчуръ ужъ выразительный былъ не нуженъ, чтобъ указать на предметъ его нерасположенія. Этотъ послдній сидлъ слегка склонивъ голову, ни одной улыбкой, ни однимъ движеніемъ онъ не показалъ, что намеки пастора были имъ поняты. По правд онъ едва-ли слышалъ одно слово изъ нихъ. Послдніе такты боле-сладкихъ звуковъ еще продолжали оставаться въ его ушахъ и длали ихъ неспособными воспринять какіе-либо другіе звуки. Энергическій пасторъ могъ бы направить на его преступную голову еще страшнйшія молнія и онъ не услыхалъ бы ни одного раската грома. Однакожь, самые нжные друзья должны когда-нибудь разстаться и для всхъ рчей есть конецъ, поэтому посл потока, продолжавшагося сорокъ-пять минутъ безостановочно, пасторъ распустилъ возлюбленныхъ слушателей переварить слышанное ими.

Толпа, вылившись изъ церкви, раздлилась и образовала небольшіе бесдующіе кружки. Миссъ Трезильянъ съ своей дуэнной присоединилась къ обществу Молин въ то самое время, какъ Фанни говорила Кину:

— Надюсь, что вамъ пойдетъ въ прокъ многое изъ сказаннаго въ проповди въ вашу честь.

— Разв вы думаете, что онъ намекалъ на меня? спросилъ послдній совершенно-равнодушно.— Я этого не примтилъ. Что жь, это, вроятно, забавляетъ его, а меня вовсе не трогаетъ.

Мистрисъ Денверсъ съ негодованіемъ фыркнула, форма выраженія протеста, къ которой ея носъ по своей конструкціи былъ въ высшей степени примнимъ.

— Миссъ Трезильянъ, позвольте, быть-можетъ, самому недостойному члену паствы выразить мнніе, что пніе сошло превосходно.

Прекрасные глаза ея блеснули какъ-то презрительно.

— Благодарю васъ, вы слишкомъ-добры. Но я думаю, что вы едвали имете право судить объ этомъ. Я желала бы слышать мнніе человка, на самомъ дл сколько-нибудь заинтересованнаго въ церкви. Вы напрасно намедни такъ трудились выдавать себя за такого человка. Вы знаете, что Листонъ сказалъ про пенни: ‘Дло не въ цнности вещи, а въ томъ, что досадно быть обманутымъ’. Разочарованіе не такъ пріятно, какъ очарованіе, майоръ Кинъ.

Ройстонъ былъ очень-доволенъ. Онъ боле всего любилъ видть, что женщина вызываетъ его на бой, въ такомъ случа, если только она стоила, чтобъ съ нею помриться, то онъ всегда старался вызвать ее на борьбу какъ-можно-скоре, чтобъ узнать, уметъ ли она попадать мтко. Онъ не выдалъ, однакожь, своего удовольствія, отвтивъ совершенно-равнодушно:

— Извините меня, я не могъ быть такъ дерзокъ, чтобъ претендовать на разочарованіе посл такого короткаго знакомства. Я ршительно протестую противъ этого обвиненія, я полагаю, что пребываніе въ Дорад и участіе въ подписк даютъ право быть членомъ прихода мистера Фуллартона. Онъ до-сихъ-поръ не счелъ нужнымъ публично отлучить меня отъ церкви. Я дйствительно принималъ участіе въ этомъ дл, будучи твердо намренъ отправиться въ церковь сегодня утромъ, и намренъ идти еще разъ.

Нечувствительнымъ образомъ они ушли впередъ отъ остальнаго общества. Она покачала головой съ лукавой недоврчивостью:

— Я не врю слишкомъ-быстрымъ обращеніямъ.

— И я тоже, но я и не говорилъ о нихъ. Я очень-люблю хорошее пніе и пошелъ бы всюду, чтобъ услышать его. Разв пасторъ намедни включилъ также лицемріе въ число прочихъ моихъ недостоинствъ? Я вижу, что онъ такъ добръ, что готовъ дать подробный каталогъ ихъ всмъ новопрізжимъ.

Сесиль, конечно, не говорила о немъ дурно въ тотъ вечеръ, поэтому для нея не было ни малйшей причины чувствовать себя виновной и пристыженной, однакожъ, она сознавала, что испытывала оба эти чувства когда отвтила:

— Я уврена, что, мистеръ Фуллартонъ никого неспособенъ очернить сознательно. Онъ могъ говорить иное изъ чувства долга, быть-можетъ, весьма-непріятнаго.

— Совершенно-такъ, возразилъ Ройстонъ:— я не пняю на него ни и одно побужденіе, проистекающее изъ его обязанностей. Если онъ считаетъ необходимымъ или полезнымъ внушить постороннимъ предубжденіе противъ меня, то онъ, безъ-сомннія, можетъ поступать въ такомъ дух. Вы, я вижу, думаете, что я не люблю его, право, нтъ. Онъ только кажется мн слишкомъ-маслянъ, какъ въ физическомъ, такъ и нравственномъ отношеніяхъ — вотъ и все. Превосходный священникъ для холоднаго климата! Представьте себ, какъ бы онъ былъ полезенъ въ арктической экспедиціи. Слдовало бы обратить ему въ жалованье расходы на печи Арнотта, я увренъ, что онъ отдляетъ лучистый теплородъ.

Миссъ Трезильянъ знала, что ей не слдовало бы улыбнуться. Но она была одарена несчастною способностью быстро отличать смшное, и борьба между долгомъ и юморомъ въ ней не всегда была успшна. Она, однакожь, не сдалась еще на этотъ разъ.

— Я не могу врить, чтобъ вы судили о немъ врно, сказала она.

— Можетъ-быть и нтъ, но есть много людей, которые едва-ли были бы проникнуты даже боле-сильными и краснорчивыми словами, нежели, напримръ, т, которыя мы слышали сегодня, еслибъ они были такъ произнесены. Эти проповдники никогда не хотятъ выучить, что когда прилично — вотъ-что хуже всего. Я зналъ одного гарнизоннаго пастора, который произнесъ однажды проповдь, написанную, я убжденъ въ томъ, по поводу какого-нибудь народнаго бдствія. Намъ кажется нелпо слышать, какъ человкъ предостерегаетъ насъ отъ какого-нибудь особеннаго грха и угрожаетъ намъ различными карами, если мы не избавимся отъ него, между-тмъ, какъ не можетъ быть, чтобъ онъ самъ когда-либо могъ почувствовать искушеніе совершить этотъ грхъ. Мы нуждаемся въ такомъ человк,— который съумлъ бы отъискать въ насъ безвредную сторону нашего характера, равно какъ и порочную часть его, и работалъ бы надъ нею. Такое лицо можетъ быть строго и рзко сколько ему угодно, все же мы будемъ внимать ему.

Онъ пріостановился на минуту и потомъ продолжалъ боле-серьбзнимъ тономъ:

— Я думаю, что даже мн могло быть нсколько-полезно, когда я былъ моложе, поговорить съ полчаса съ тмъ, кто написалъ: How Amyas threw his sward away {Въ перевод: ‘О томъ, какъ Аміасъ бросилъ свой мечъ.}.

Теперь Сесиль не могла доле не соглашаться съ нимъ, да и вовсе не хотла этого. Ей понравились послднія слова его боле всхъ сказанныхъ имъ до того. Вспомните, что она родилась и была воспитана въ благочестивой западной части Англіи, гд по-крайней-мр одинъ изъ тамошнихъ пророковъ быль почтенъ. Если вы желаете излить кому-нибудь вашъ энтузіазмъ къ еврейскому ректору {Еврейскій ректоръ, извстный романистъ Чарльзъ Книгслей, авторъ романа: ‘Westward ho! or the Adventures of sir Amyas Lee’ (На западъ, или приключенія сэра Аміаса Ли.}, то направьте туда ваще слдующее путешествіе. На протяженіи всего морскаго берега отъ Портсмута до Пензанса нтъ ни одной женщины, или двицы, жены или вдовы, которая стала бы вамъ противорчить.

Кинь увидлъ свое преимущество, но былъ далеко слишкомъ благоразуменъ, чтобъ воспользоваться имъ въ то время. Женщины вообще тонки, но не слишкомъ послдовательны въ своихъ сужденіяхъ, он съ обворожительною беззаботностью перемшиваютъ высокіе и низкіе тоны, и если не бываютъ неповинны ни въ чемъ другомъ, то за то, конечно, невиновны въ силлогизмахъ. Изъ этого слдуетъ, что во время пренія довольно-легко бываетъ запутать ихъ въ собственныхъ рчахъ. Когда это случится съ вами, то не осаждайте ихъ прямо словамъ, ‘Мн казалось, что вы сказали то-то или то-то’. Он лучше оцнятъ ваше самоотверженіе, нежели вашъ талантъ къ діалектие. Коринна любитъ, чтобъ ей противорчили, но терпть не можетъ, чтобъ ее убждали, и не страшится ни одного чудовища столько, сколько сжатой дилеммы. Она можетъ простить первую обиду, какъ незадуманную, но ‘еще одна такая побда — и вы погибли’. Вспомните, какъ часто великодушіе преуспвало тамъ, гд не удавалась строгость. Что сдлалъ этотъ благоразумной восточный Эмиръ {Изъ восточныхъ сказокъ.}, когда онъ нашелъ свою прекрасную молодую жену спящей въ саду, гд ей незачмъ было быть? Онъ осторожно положилъ свою обнаженную саблю поперегъ ея шеи и удалился, не пробудивъ ея дремоты. Холодное лезвіе было первое, что почувствовала Зулейка, когда проснулась. Я не могу отгадать, каковы ея были ощущенія, но когда она возвратила оружіе своему строгому повелителю, она трижды прижала губы въ синей стали и дала обтъ, который, по всей вроятности, сдержала, а Хуссейнъ-Бей никогда не былъ счастливе, какъ когда онъ снова прижалъ ее къ своей широкой груди молча и съ своей спокойной улыбкой глядя ей въ лицо.

Я полагаю, что наши сестры, вступая въ споръ, приносятъ меньше убжденія и жару нежели мы: поэтому, вроятно, бываетъ легче вывести ихъ изъ себя, что въ ту минуту довольно-забавно. Но будьте уврены, что это часто оскорбляетъ ихъ боле, нежели мы думаемъ, затмъ колесовать бабочку — жалкое препровожденіе времени и неслишкомъ-атлетическая забава. Слава, которую намъ доставляетъ подобная побда, такъ мала, что не можетъ вознаградить насъ за то горе, которое мы наносимъ и иногда случайно можемъ впослдствіи сами испытать. Разв Ахиллесъ способенъ гордиться силой свой десницы или остротой своего серпа, когда онъ склоняется въ пыли у трупа сраженной амазонки? О, нтъ! онъ отдалъ бы половину своихъ лавровъ, чтобъ закрыть эту страшную, зіяющую рану, чтобъ увидть, что гордыя губы ея хоть на минуту смягчили выраженіе неизмннаго презрнія, чтобъ уловить слабйшую дрожь въ длинныхъ блыхъ членахъ, которые никогда боле не должны были придти въ движеніе.

Торжественность приводимыхъ мною примровъ, между которыми безпрерывно встрчаются сраженія, убійства и внезапныя смерти, доказываютъ, что я считаю этотъ предметъ далеко непустымъ, искренно желаю предостеречь моихъ ближнихъ отъ искушенія, которое ежедневно представляется намъ. Хладнокровный майоръ поступилъ по этимъ правиламъ. Его добродушный смхъ открылъ переправу для отступавшаго непріятеля, когда онъ сказалъ:

— Я воображаю, какъ мой бдный характеръ былъ искаженъ намедни вечеромъ! Я хотлъ бы, чтобъ мистрисъ Молин была тогда съ вами. Она довольно-добра, чтобъ иной разъ заступиться за своихъ старыхъ друзей. Я никакъ не могъ ожидать, чтобъ вы могли взять на себя трудъ бранить человка, котораго такъ-недавно узнали.

— Конечно, нтъ, возразила Сесиль:— но я находилась не въ такомъ положеніи, чтобъ мочь опровергать что бы то ни было, даже еслибъ я этого я хотла. Ахъ! я вспомнила, что хотла поговорить съ вами о моемъ брат. Вы, я полагаю, уже довольно его знаете, чтобъ угадать, почему я безпокоюсь о немъ. Я почти принудила его похать со мной путешествовать, и онъ подверженъ здсь столькимъ искушеніямъ, которыхъ не имлъ дома. Пожалуйста, не поощряйте его играть въ карты или не завлекайте его ни къ чему другому. Я право не имю намренія сказать вамъ ничего грубаго или оскорбительнаго, поэтому вамъ не слдуетъ сердиться.

Она съ такою милою мольбою подняла глаза на своего собесдника. Онъ открыто встртилъ ея взглядъ. Каковы бы ни были его намренія, никто не могъ сказать, чтобъ майоръ когда-либо дружелюбно или враждебно не посмотрлъ всякому въ глаза.

— Я жалю, что вы считаете подобное предупрежденіе необходимымъ. Но если оно и такъ, то я даю вамъ слово, что онъ безопасенъ отъ меня. Я желалъ бы измнить ваше мнніе обо мн, если это возможно. Дадите вы мн надежду на это?

Остальное общество догнало ихъ, прежде нежели она могла отвтить, но Сесиль въ этотъ день не разъ спрашивала себя: не оцнила ли она въ короткое время ихъ знакомства Ройстона Кина ниже его достоинствъ?

X.

Существуетъ теорія, что каждая женщина, если только захочетъ, можетъ заставить-полюбить себя хотя, разъ въ жизни. Должно-быть, что это справедливо. Какъ иначе объяснить себ это огромное число женскихъ, непривлекательныхъ лицъ, неодаренныхъ даже спасительнымъ проблескомъ разума, которое можно встртить за столомъ и у гостепріимнаго очага ‘добрыхъ людей’?

Но что длаютъ мужья? Или они, постоянно видя передъ собою столь несовершенный образецъ творенія, лишаются наконецъ всхъ способностей сравнивать и различать и, какъ обитатели Австраліи и Тихаго Океана, принимаютъ за красоту такія особенности, отъ которыхъ боле-развитая цивилизація отступается^:въ ужас? или ихъ органъ зрнія претерпваетъ такое же измненіе, какъ у заключенныхъ, которые, ясно видя только во мрак своей темницы, боятся яркаго свта дня? Если ни одно, ни другое заключеніе несправедливо, то они подъ-часъ должны сочувствовать той печальной дилемм Біаса, которую горячій Альдрикъ проводить съ такою страшною ироніею — , , ‘, . (Который рогъ прониклъ пріенскаго мудреца?) Иные, конечно, вполн сознаютъ вншніе недостатки своей дражайшей половины, но рдкіе такъ откровенно сознаются въ этомъ, какъ тамъ беркширскій молодецъ, который, глядя во слдъ уходившей жен, задумчиво замтилъ: добрйшее созданіе! Вотъ уже двадцать лтъ, что я живу съ нею и чувствую, что съ каждымъ днемъ моя привязанность къ ней возрастаетъ боле-и-боле, и несмотря на то, я всегда считалъ ее за глупйшую женщину въ цлой Англіи. Еще мене нашлось бы такихъ, которые бы пожелали подражать грубой, откровенной рчи ‘Хозяина’ шотландской баллады, который, въ отвтъ на хвастливый разсказъ своей вдьмы-жены о томъ, какъ расцвла ея красота, когда она напилась ‘зелья изъ дикихъ травъ’, не запинаясь отвчаетъ:

Ye lee, ye lee, ye ill womyn.

Sae loud I bear ye lee,

The ill faured’st wife i the kingdom of Fife,

Is comely compared wi’thee.

‘Лжешь, баба, лжешь! говорятъ теб: лжешь! Самая безобразная женщина изъ царства Файфъ красавица въ-сравненіи съ тобою’.

Онъ врилъ всмъ чудесамъ Шабалка, но этого онъ не могъ допустить.

Безъ-сомннія, многія изъ этихъ ‘некрасивыхъ принцесъ’ одарены прекрасными нравственными качествами. Старая легенда повствуетъ, что на свт не было жены лучше ‘Мегъ съ широкимъ ртомъ’, несмотря на то, что ея мужъ женился на ней противъ воли, съ петлей на ше. Но эти качества лежатъ такъ глубоко подъ вншнею поверхностью, что требуется много времени, чтобъ оцнить ихъ. Первый шагъ къ обвороженію всегда былъ для нея загадкой, впрочемъ, существуютъ же въ кварц блестки, невидимыя для непривычнаго глаза, но говорящія опытному золотопромышленнику о близости богатой жилы.

Положимъ, что мы допускаемъ то предположеніе, съ котораго начала, но будетъ ли также справедливо и противное, то-есть, что каждая женщина можетъ любить разъ въ жизни, если только захочетъ? Девять женщинъ изъ десяти наврно отвтятъ намъ утвердительно, но на нкоторыхъ, грустныхъ и истомленныхъ лицахъ вы прочтет боле чмъ сомнніе, а губы, уже не столь алыя, какъ прежде, и рдко-оживляемыя холодною, ледяной улыбкою, повдаютъ вамъ совсмъ иную повсть. Найдти форму, вполн-соотвтствующую нкоторымъ фантазіямъ и причудамъ почти такъ же трудно, какъ найдти башмачокъ Сандрильйоны, итакъ, за отсутствіемъ этого волшебнаго башмачка, крошечная, блая ножка принуждена поспшно пробгать свой путь безъ обуви, а острые камни и иглы шиповника безжалостно рвутъ и терзаютъ ее.

На мужчинъ это не иметъ такого сильнаго вліянія. Они всегда находятъ могучее противодйствіе въ усиленныхъ физическихъ и умственныхъ занятіяхъ, противъ которыхъ никакимъ душевнымъ движеніямъ не устоять. Дйствительно, многія изъ знаменитостей, отличавшихся на поприщ войны и изящныхъ искусствъ, если не поэзіи, сошли въ могилу не испытавъ роскоши страстей. Можетъ-быть, они никогда и не ощущали недостатка въ этомъ чувств, которое, отсутствуя въ нихъ, могло бы сдлаться помхою. Если врить разсказамъ, то математика дйствительно должна быть весьма-могущественнымъ успокоительнымъ зеліемъ. Но съ женщинами бываетъ совсмъ иначе. Он не могутъ взбираться на крутизны никмъ не изслдыванныхъ пиковъ, или длать изобртенія по части артиллеріи, или командовать иррегулярными войсками, или представлять безошибочные билли о реформ, или наблюдать созвздія, или охотиться за дичью — словомъ, имъ неизвстно это тысяча и одно оборонительньное оружіе противъ чрезмрнаго преобладанія страстей. Разв рукодлія, письма къ подругамъ или сиротскія школы, или даже Кошины и Кревъ-Кри на столько занимательны, чтобъ заглушить голосъ природы? Если нтъ, то, безъ-сомннія, даже самая флегматическая изъ нихъ подъ-часъ груститъ и тоскуетъ, что ей не привелось въ жизни любятъ кого-нибудь, кром своего брата. Грустно подумать, что надъ хладную старость не будетъ свтлыхъ воспоминаній прошлаго, чтобъ согрвать и веселить. Но свтъ изобилуетъ такими поводами въ неудовольствію, даже самая невинная питомица Sacr Coeur могла бы обнаружить сожалнія и опасенія подобнаго рода, не боясь навлечь на себя излишній ноетъ и бичеванія.

Еслибъ мы вздумали счесть вс слышанные нами случаи, въ которыхъ женщины ‘совращались съ истиннаго пути’, и если не длали Msalliances, то по-крайней-мр заключали браки, необъяснимые никакими разумными побужденіями, то это, право, отняло бы у насъ цлый лтній день, даже еслибъ мы оставили въ сторон боле-мрачныя воспоминанія о гршкахъ, совершенныхъ посл брака. Въ этихъ послднихъ случаяхъ, быть-можетъ, полное, совершенное равнодушіе гораздо-опасне того ‘маленькаго отвращенія’, о которомъ говоритъ мистрисъ Малапропъ, но которое, во всякомъ случа, вслдствіе своей положительности, представляетъ боле средствъ къ противодйствію. Говорятъ, что летаргію гораздо трудне излечить, чмъ горячку. Конечно, он имютъ предъ собою печальные примры тхъ, которые въ-теченіе цлой жизни раскаивались въ своемъ заблужденія, но это никогда еще не останавливало ихъ, да никогда и не будетъ останавливать. Вспомните отвтъ двушки, собиравшейся сдлать первый дебютъ въ свт, своей, строго-нравственной матери, когда послдняя отказала ея просьб повезти ее на балъ, говоря, что ‘она убдилась въ безумств всего этого’.— ‘Я сама хочу въ этомъ убдиться’ былъ отвтъ. Немногіе изъ насъ, мужчинъ, могутъ дать себ отчетъ въ этомъ чувств, которое наши сестры приписываютъ безумію и порочности. Он видятъ, что вс вокругъ нихъ счастливы, трудно поститься, когда столь многіе пируютъ вокругъ. Тогда ими овладлаетъ стыдливое сознаніе своей неопытности — смутная, страстная жажда знанія — страхъ одиночества, все боле-и-боле укореняющійся и наконецъ ршимость, во что бы ни стало, обмануть хотя этого непріятеля, и такимъ образомъ он, подобно бдной леди Шалотъ, длаются безпокойными, безпечными и наконецъ возмущаются. Он безопасны на своемъ мст, но, вдь, дни чередуются за днями такъ однообразно-скучно, что поневол поддаешься искушенію испытать неизвстныя опасности. ‘Не во сто ли разъ лучше’ говорятъ он, ‘онъ сидть въ этой тсной атмосфер заколдованныхъ замковъ и волшебныхъ странъ, хотя на минутку вздохнуть на чистомъ воздух, мелькомъ взглянуть на міръ и жизнь и получить понятіе о настоящихъ радостяхъ и печаляхъ, которыя заставляютъ биться сердце каждой женщины, хотя бы за эти краткія мгновенія пришлось дорого заплатить, хотя бы всмъ этимъ обманчивымъ призракамъ, порожденнымъ нашимъ воображеніемъ, суждено быстро исчезнуть, хотя бы даже немедленно за этимъ послдовали проклятія и погребальныя дроги ожидали у воротъ?’

Если даже степенныя, хладнокровныя, престарлыя двы или матроны нердко длаютъ себ эти непріятные упреки, то, что же должно было происходить съ Сесильею Трезильянъ, въ которой кровь кипла и бродила ‘какъ весенніе соки въ молодыхъ дубовыхъ побгахъ?’ Не-уже-ли и ей сойти въ могилу съ сознаніемъ, что въ ней присутствовало такое сокровище любви и нжнаго чувства и съ еще боле горькимъ сознаніемъ, что ей не съ кмъ подлиться или некому завщать его? Она видла столькихъ друзей, и знакомыхъ счастливо-соединявшихся ‘брачными узами’, что она начала наконецъ завидовать той легкости, съ которою люди могутъ привязываться другъ къ другу, надъ которою она прежде такъ смялась. Много ‘только-что обвнчанныхъ любовниковъ’ видла она въ зеркал, но долго не появлялось въ немъ отраженіе ‘некоего рыцаря’. Нтъ, то не его броня блеститъ тамъ, въ чащи деревъ?

Надюсь, что это иллюстрированное изданіе довольно-старой истины не очень надоло вамъ, потому-что, было бы гораздо-проще сказать, что, такъ-какъ дни быстро летли въ Дорад и они находились въ постоянномъ столкновеніи, то Кинъ сталъ занимать ея мысли, гораздо-боле, чмъ она допустила бы это, еслибъ была въ силахъ противиться непродолжительному влеченію, потому-что, хотя она находила мнніе о немъ мистера Фуллартона пристрастнымъ, однако сознавала, что Ройстонъ не былъ предметомъ, вполн-достойнымъ ея юной любви. Онъ тщательно избгалъ въ ея присутствіи оспоривать чужія мннія или высказывать свои собственныя, и въ этихъ случаяхъ старался смягчать свою язвительную и презрительную улыбку. Раза два, когда имъ случалось расходиться въ мнніяхъ, она могла замтить, что онъ устроивалъ такъ, что кто-нибудь бралъ ея сторону и уже съ этимъ противникомъ выдерживалъ споръ до-тхъ-поръ, пока считалъ это нужнымъ.

Кром любезной учтивости, которою вообще отличалось его обращеніе съ прелестнымъ поломъ, это было единственнымъ признакомъ его уваженія въ ней лично. Она не замчала въ немъ ни малйшей искры лести, которую она слышала изъ сотни устъ и которая уже давно надола ей.

Но при всемъ томъ, она очень-хорошо знала, что относительно нкоторыхъ вопросовъ, обыкновенно считающихся вопросами первой важности, они расходились какъ полюсы.

Постоянная борьба духа съ плотью длала изъ сердца Сесили, что-то въ род спорнаго клочка земли, и если ей не всегда удавалось упрочить успхъ и преобладаніе за истинной стороной, то по-крайней-мр она употребляла вс усилія, чтобъ сохранить равновсіе. Лично, она недолюбливала мистера Фуллартона, но, казалось, смотрла на него, какъ на воплощеніе принципа, какъ на символъ отвлеченной идеи. Онъ былъ здсь представителемъ того учрежденія, которое она съ дтства привыкла уважать, и потому чувствовала какъ-бы обязанность почитать и поддерживать его, подобно тому, какъ Горингъ Вильмотъ и множество другихъ роялистовъ, неврившихъ ни въ Бога, ни въ чорта, присоединяли въ своемъ боевомъ крик церковь къ имени короля. (Правда, это нсколько-рзкое сравненіе, когда идетъ рчь о благонамренной двиц девятнадцатаго столтія, но въ-сущности, кажется, справедливо). Такимъ-образомъ, если она позволяла себ довольно-продолжительный tte—tte съ Киномъ, то посл бывала необычайно-учтива съ пасторомъ, если же посвящала цлый вечеръ обществу пастору то воинъ непремнно былъ въ выигрыш на другой день. Къ несчастью, только въ одномъ изъ этихъ случаевъ естественныя влеченія приносились въ жертву чувству долга.

Соперники еще никогда не приходили въ открытое столкновеніе. Не уваженіе и не страхъ побуждали ихъ избгать борьбы, но скоре чувство, въ которомъ ни одинъ, ни другой не могъ дать себ отчета, чувство, въ род того, которое одушевляетъ двухъ предводителей партій въ палат, когда они не хотятъ помряться силами по поводу какого-нибудь маловажнаго вопроса, но сохраняютъ свои силы для окончательнаго кризиса, когда представляютъ билль недоврія. Разъ только дло дошло-было до борьбы и то, впрочемъ, была только аванпостная стычка.

Однажды вечеромъ Кинъ зашелъ къ Трезильянамъ, подъ офиціальнымъ предлогомъ изустнаго посланія отъ мистрисъ Молин. Порученіе было самое пустое, но онъ, по примру боле-важныхъ пословъ, полюбивъ свое мстопребываніе, затянулъ дло. (Еслибъ, напримръ, для собранія конгреса была выбрана Женева, вмсто Парижа, то не были ли бы многіе запутанные вопросы разршены гораздо-скоре?) Когда, наконецъ, все устроилось, казалось, съ его стороны, было очень естественно попросить ее ‘спть хоть одну псенку’, а вы сами знаете, чмъ это всегда кончается. Ройстонъ, когда только могъ, старался избгать обязанности перевертывать страницы, онъ считалъ это добровольнымъ лишеніемъ себя выгодъ своего положенія, потому-что напряженіе вниманія, при всей своей незначительности, препятствовало ему вполн оцнивать музыку. Можетъ-быть, онъ былъ правъ. Вообще, можно принять за правило, что лицо, мнніемъ котораго всего боле дорожитъ сама пвица, должно искать не тотчасъ за ея прелестнымъ, блоснжнымъ плечомъ. Какъ бы то ни было, онъ уже давно примирился съ миссъ Трезильянъ относительно этого пункта. Итакъ, онъ придвинулъ свое кресло поближе къ фортепьяно, но такъ, чтобъ она не могла его видть, и пристально слдилъ за нею изъ-подъ полузакрытыхъ вкъ, впродолженіе всего времени, что она пла.

Я не удивлюсь, что во всхъ легендахъ, гд привораживаютъ и обвораживаютъ, начиная съ Одиссеи, , играла важную роль. Но скиталецъ могъ возразить въ отвтъ на предостереженія Цирцеи. ‘Разв мы не учились осторожности и самообладанію у Аины) цломудренной Тритониды? Разв десять лтъ подъ щитомъ, предъ стнами Трои, и тысяча верстъ морскихъ странствій не сдлали наше сердце столь же тврдымъ, какъ наши руки, а наши уши глухими ко всмъ прелестямъ псней? Но столько, по-крайней-мр, мудрости набрались мы съ сдинами, чтобъ презирать соблазнами, которые преодолли бы насъ, когда наши ланиты еще были алы. О, ты, прелестнйшее изъ всхъ божествъ! не устояли ли мы противъ твоихъ чаръ? Уйдемъ ли мы безъ вреда изъ Аеи, чтобъ погибнуть на остров Сиренъ?’ Но вотъ, изъ среды водъ уже выставляются зеленющіе холмы и далеко разносятся по гладкой поверхности моря сладкіе, чарующіе звуки, заставляющіе самыя волны притаивать свое дыханіе. Что же подлываетъ нашъ философъ? Эти знаки не похожи на повелніе ускорить ходъ корабля, и что означаютъ эти усилія освободиться? Быть-можетъ, къ-счастью героя, добрая пенька не поддастся его напряженнымъ усиліямъ, а Перибатъ и Эйрилохъ стараются крпче затянуть его узы, а восковыя печати закрываютъ уши этихъ закаленныхъ моряковъ, которые гребутъ такъ дружно, что океанъ реветъ и пнится подъ ихъ веслами, иначе, быть-можетъ, еще благородныя кости прибавились бы къ миріадамъ, который блютъ тамъ, на поляхъ, полускрытыя цвтами. Итакъ, дйствительно, ея предостереженія не были такъ неосновательны.

А чмъ мы лучше ‘хитрйшаго изъ смертныхъ’? Обдъ только-что кончился и вс отправились гулять, слушать соловья.

О, какое удовольствіе! Мн кажется, я ничего на свт такъ не люблю. Но я, я вытянулъ жилу, перепрыгивая чрезъ ту калитку, а вы, Эми (это моя кузина, которая поетъ), я, кажется, слышалъ, что вы кашляли сегодня утромъ. Надюсь, вы не будете на столько безразсудны, чтобъ рисковать выходить на сырой, ночной воздухъ? Наконецъ-то они ушли, а теперь, моя дорогая, милая, добрая Эми! раскрой поскоре извстную красную книгу и спой мн твою любимую псню, а тамъ мою, тамъ ‘Трехъ рыбаковъ’ и ‘Моодъ’, а тамъ, я полагаю, они ужь успютъ воротиться, они могутъ себ-восхищаться, сколько летятъ, мы также будемъ наслаждаться не хуже.

Какая перемна со временъ Давида! теперь сердца возбуждаются почти такъ же часто, какъ и укрощаются звуками псни и арфы.

Въ тотъ вечеръ Ройстонъ упивался ея голосомъ, который стучался въ врата его сердца — врата, такъ давно неотворявшіяся, что ихъ запоры успли заржавть въ своихъ скобахъ. Онъ слушалъ и слушалъ, и наконецъ имъ овладло какое-то неясное чувство семейнаго счастія, которое прежде ему было неизвстно. Въ первый разъ онъ почувствовалъ, что существовали обстоятельства, при которыхъ можно было обойтись безъ большой игры, безъ усиленной верховой зди, безъ волокитства (чтобъ не сказать хуже), безъ пьянства и другихъ сильныхъ ощущеній, которыхъ привычка почти превратила въ потребность жизни. Существовало два слова, которыя могли разсять вс его мечты, подобно тому, какъ огненныя слова на стн разсяли всхъ возлежавшихъ за столомъ Бальтазара ‘Ужъ поздно!’ Но онъ отвернулся и не хотлъ читать ихъ. Онъ ужь усплъ разубдиться въ существованія весьма-непріятной дйствительности, именно: въ присутствіи мистрисъ Денверсъ.

Эта прекрасная особа была что-то черезчуръ суетлива и вообще въ настроеніи мшать и себ и другимъ. Что-то переработывалось въ ея голов, судя по безпокойнымъ взглядамъ, которые она то-и-дло бросала на дверь.

Наконецъ дверь тихонько отворилась въ то самое мгновенье, когда Сесиль кончила ‘Ласточку’ и обнаружила мистера Фуллартона, стоявшаго на порог. Казалось, сцена, представившаяся его глазамъ, была не совсмъ ему по-нутру. Она носила такой отпечатокъ спокойствія и развязности, который казался ему при этихъ обстоятельствахъ ршительно-неприличнымъ и, кром того, онъ не могъ вполн отдлаться отъ неяснаго подозрнія (что бывало съ нимъ весьма рдко), что это посщеніе было несовсмъ-пріятно и своевременно.

Миссъ Трезиліанъ тотчасъ встала, чтобъ привтствовать незванаго гостя съ своею обычною спокойною учтивостью. Очень-мало словъ было размняно ею въ-теченіе послдняго часа, но, при всемъ томъ она сознавала — какая женщина не сознаетъ?— все вліяніе, которое она производила на своего слушателя. Это сознаніе длало ее счастливою. Итакъ, она, конечно, могла бы обойтись и безъ пастора.

Ройстонъ Кинъ такъ же медленно привсталъ. Вы знаете, существуютъ смси, которыя постоянно остаются въ жидкомъ состояніи при извстной температур, но, при малйшемъ прикосновеніи со вншнею атмосферою, длаются тверды, какъ камень. Такъ было и съ нимъ. Въ самый моментъ этого движенія вс нжныя чувства застыли въ немъ и онъ всталъ ужь человкомъ боле твердымъ и непоколебимымъ, чмъ когда-либо, неоживляемымъ никакимъ чувствомъ, кром гнва и досады на нарушеніе его наслажденій. Онъ зналъ, что не всегда былъ въ состояніи владть своими глазами, и еслибъ онъ провелъ рукою по лицу, въ то же мгновеніе ихъ выраженіе, вроятно, непріятно поразило бы вошедшаго.

— Сесиль, моя милая! сказала мистрисъ Денверсъ съ неловкимъ усиліемъ казаться совершенно-спокойною:— мистеръ Фуллартонъ былъ такъ любезенъ, что общалъ придти почитать намъ и растолковать нкоторыя мста, Я право не знаю, почему я забыла сказать вамъ. Я хотла сказать, но… Ея взглядъ довершалъ фразу. Ройстонъ, какъ и другіе, понялъ, что она хотла сказать, и вы можете себ легко представить, какъ онъ ее отблагодарилъ.

Сесиль покраснла отъ досады. Она такъ старалась не дать почувствовать мистрисъ Денверсъ зависимость ея положенія, что позволяла ей всякія вольности, и эта пріятная женщина не упускала случая пользоваться своимъ преимуществомъ. Но на этотъ разъ не было ни времени, ни мста для подобныхъ выходовъ, и потому Сесиль, можетъ-быть, сдлала бы видъ, что не поняла ‘намека’, еслибъ глаза ея не встртились съ глазами Кина. Саркастическое выраженіе не было въ нихъ такъ тщательно скрыто, какъ это обыкновенно бывало въ ея присутствіи. Еще не родился тотъ Трезильянъ, который бы уклонился отъ вызова, и потому она тотчасъ же отвтила, что вполн сознаетъ любезность мистера Фуллартона и очень сожалетъ, что онъ не пришелъ пораньше. Еслибъ Ройстонъ только могъ знать, какъ глубоко она презирала себя за это отсутствіе прямодушія, то онъ почувствовалъ бы себя вполн-отомщеннымъ.

Даже покуда она еще говорила, онъ медленно и осторожно закрылъ фортепьяно. Немного нужно бы ему времени, чтобъ снова принять свой обычный, равнодушный видъ, казалось, едва-замаскированный намекъ, который слышался въ словахъ Сесили, затрогивалъ его не боле торжествовавшаго взгляда мистрисъ Данверсъ.

— Тысячу извиненій, сказалъ онъ:— что такъ долго засидлся, и столько же благодарности за самые пріятные два часа, которые мн случилось провести въ дорог. Не подумайте, чтобъ я хотя на минутку удержалъ васъ отъ общества мистера Фуллартона и вашихъ религіозныхъ обязанностей. Вы знаете… нтъ, вы не знаете этотъ стихъ

Amundeville may be lord by day

But the monk is lord by night,

Nor vine nor wassail will stir a vassal

To question that Friars right (*).

(*) Амундвиль можетъ быть владыкой днемъ, но ночью властвуетъ монахъ, и ни вино, ни брага не побудятъ вассала оспоривать его право.

Онъ вышелъ не сказавъ ни слова, кром обычнаго прощанія. Ройстонъ имлъ совершенно особенную, ему лично свойственную манеру читать стихи, немного-однообразную, но выразительную вслдствіе глубины и силы его голоса. Что терялось въ рифм, выигрывалось въ метр. Эти слова, казалось, все еще звенли въ ихъ ушахъ, когда онъ уже притворилъ за собою дверь.

Когда звукъ его твердой, сильной поступи замеръ вдали, какое-то священное негодованіе озарило лицо пастора.

— Это похоже на майора Кина, сказалъ онъ:— выбрать текстъ изъ самаго богомерзкаго творенія этой сатанинской школы, но я все же думалъ бы, что онъ постыдится въ такомъ присутствіи принести стихи изъ ‘Дона Жуана’.

При этомъ страшномъ слов мистрисъ Данверсъ вскрикнула, какъ-бы ужаленная пчелою. Будь она католичка, она, наврно, принялась бы креститься, но потрудитесь представить себ ея взглядъ, исполненный священнаго ужаса? Глаза Сесили сверкали презрительнымъ гнвомъ, когда она съ притворною скромностью сказала:

— Какое преимущество быть начитаннымъ! Можно сообщить другимъ столько свдній. Вотъ и теперь мы съ Бесси никогда не отгадали бы, откуда приведены эти стихи, еслибъ вы не просвтили насъ. Они сами въ себ кажется довольно безвредны, и майоръ Кинъ былъ довольно-разсудителенъ, чтобъ оставить насъ въ нашемъ невдніи. Итакъ и Байронъ входитъ въ кругъ вашихъ занятій. Я полагала, что вы не занимаетесь свтскими писателями.

Пасторъ отвтилъ что-то, но очень-невнятно, и хорошо сдлалъ, потому-что довольно-трудно было бы найдти приличный отвтъ. Однако было уже поздно и потому онъ, безъ дальнйшихъ извиненій и отсрочки, принялся за чтеніе. Но онъ не имлъ успха. Совершенно неожиданно прервавъ потокъ своего медоточиваго краснорчія, онъ принялся за толкованіе, но и то окончилъ такъ внезапно-скоро, что мистрисъ Данверсъ возвратилась въ тотъ вечеръ въ свою комнату съ чувствомъ обманутаго ожиданія и истощенія въ род того, которое мы ощущаемъ, когда, разсчитывая на хорошій ужинъ, бываемъ принуждены удовольствоваться довольно-плохо снабженнымъ буфетомъ. Впродолженіе нсколькихъ минутъ по уход мистера Фуллартона, миссъ Трезильянъ сидла молча, склонивъ голову на руку. Наконецъ она прервала молчаніе.

— Бесси, моя милая! вы знаете, что я ни за что въ въ свт не хотла бы препятствовать вашимъ удобствамъ и планамъ, но другой разъ, когда вы захотите повторить это, то пожалуйста предупредите меня заране. Я постараюсь провести тотъ вечеръ у Фанни Молин. Мн это несовсмъ нравится и я уврена, что оно не принесетъ мн никакого добра.

Она сказала это такъ тихо, такъ осторожно, что мистрисъ Данверсъ была готова отвчать ей своимъ обычнымъ жалобнымъ голосомъ, но, взглянувъ ей въ лицо, удержалась. Выраженіе его было совершенно-ново для нея, но она была на столько проницательна, чтобъ отгадать его смыслъ и понять, что зашла слишкомъ-далеко. Опасно было шутить съ Трезильянами, когда ихъ брови были сдвинуты. И такъ она тотчасъ измнила тонъ и стала разсыпаться въ плоскихъ любезностяхъ и безконечныхъ извиненіяхъ, и подъ ихъ прикрытіемъ удалилась на покой. Право, пріятно подумать, что она очень-хорошо проспала всю ночь, хотя забрала весь сонъ, который долженъ былъ бы выпасть въ ту ночь и на долю Сесили.

Но что думалъ Кинъ обо всемъ случившемся въ этотъ вечеръ? Я боюсь, что, сходя съ лстницы, онъ сердечно проклиналъ пастора, но говоря вообще, онъ не былъ очень-недоволенъ. Какъ бы ни было, но небольшая прогулка въ клубъ совершенно возстановила его обычное хладнокровіе, и послдніе слды раздражительности исчезли, когда, входя въ игорную комнату, онъ замтилъ ‘воинственный духъ’, блуждавшій на истощенномъ лиц Армана де-Шатомениля.

XI.

Въ Дорад жила почтенная, пожилая и довольно-дородная вдовушка, которая составляла родъ звена между мстными жителями и прізжими. Родомъ англичанка, она была замужемъ за французомъ приличной фамиліи и съ состояніемъ, такъ-что ея привычки и привязанности принадлежали почти одинаково обимъ сторонамъ. Трудно было бы найти лучшій образецъ смшанной породы. Она давала у себя вечера, которые представляли столько удовольствій, сколько могутъ представлять подобныя собранія разнородныхъ элементовъ, то-есть очень-мало. Оба потока текли въ одномъ русл, нимало не смшиваясь и не теряя своихъ особенностей. Я подозрваю, что ошибка была съ нашей стороны.

Хотя мы, можетъ-быть, уже боле не разъзжаемъ по Европ ‘съ гордостью въ осанк, съ презрніемъ въ глазахъ’, однако и теперь въ путешествіи мы не упускаемъ случая поддержать и доказать дорогое намъ собственное достоинство, которое хотя и представляется у себя дома дорогимъ преданіемъ, призракомъ или слдомъ прошедшаго, однако на чужой сторон является только очень-угрюмою дйствительностью. Не случалось ли вамъ видть, какъ за многолюднымъ табль-дотомъ истинно-британская мать окружаетъ своихъ дочекъ двойною оградою, изъ себя и гувернантки, съ каждаго фланга, чтобъ сохранить ихъ отъ заразы, неизбжной отъ близкаго сосдства какого-нибудь любезнаго графа съ блокурой бородой, или виконтесы, которой глаза могутъ поспорить въ блеск съ ея брильянтами? Пусть будетъ вкъ такъ! Всякая нація иметъ своего рода тщеславіе, свою славу, свой продуктъ, который только ей лично свойственъ. О, бумажныя фабрики Манчестера! не завидуйте и не старайтесь соперничать съ бархатными производствами Генуи и Ліона: вы въ десять разъ полезне и въ сотни разъ благородне ихъ. Что до того, что Дамаскъ ревниво хранитъ тайну своей благовонной, тусклой стали, когда Шеффильдъ можетъ изготовлять до тысячи клинковъ въ часъ? Suum cuique tribuito. Пусть другіе стараются быть популярными, наше дло оставаться безукоризненно и недосягаемо-почтенными.

Итакъ, вс старанія бдной мадамъ Верзне произвести родъ entente cordiale безжалостно разстроивались. Когда англичане были въ сбор, они немедленно строились въ каре, слабйшіе въ центр, и, казалось, съ презрніемъ смотрли на вс приступы непріятеля. Отъ времени до времени какой-нибудь смлый галлъ пытался повторить похожденія въ заколдованномъ замк, съ твердою ршимостью, если не освободить заключенныхъ красавицъ, то по-крайней-мр оживить ихъ одиночество. Смотрите, какъ весело и развязно онъ выходитъ впередъ, бросая прощальный взглядъ на Адольфа и Евгенія, которые удивляются его смлости, но имютъ мрачныя опасенія насчетъ его успха! И онъ какъ-бы трубитъ въ рогъ предъ воротами, какимъ-нибудь удачнымъ комплиментомъ или блестящею шуткою. Медленно отворяются ревнивые створы. Онъ переступилъ заколдованную черту, вокругъ все безмолвствуетъ. Положимъ, что одна изъ семи будетъ довольно-снисходительна, чтобъ заговорить съ нимъ, но она все время будетъ находиться въ какой-то безпокойной раздражительности, будетъ постоянно оглядываться, какъ бы опасаясь, чтобъ неумолимая волшебница не выросла вдругъ изъ земли, а остальныя, между-тмъ, будутъ сидть не моргнувъ, не сдлавъ малйшаго движенія, только тснясь и прижимаясь другъ къ другу, какъ стая молодыхъ птенцовъ, надъ которыми кружится ястребъ. Можно ли ожидать, чтобъ человкъ былъ любезенъ при такихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ? Душа уходитъ въ пятки. ‘Тс!’ слышенъ шелестъ платья, что если какая-нибудь Калимба или Урганда совсмъ вблизи? Fuyons! И странствующій рыцарь отступаетъ съ поникнутымъ шлемомъ и запятнаннымъ оружіемъ — печальная противоположность съ тмъ preux chevalier, который только-что выступалъ впередъ съ военнымъ крикомъ, побждая и намреваясь еще побждать. Замчанія приведеннаго въ смятеніе посл этой неудачи, я боюсь, нимало не походили на комплименты, и непріятное слово bgueule играло въ нихъ немаловажную роль. Сесиль и Фанни Молин были, конечно, исключеніями изъ этого общаго правила необщительности, но всеобщая скука, царствовавшая на этихъ reunions заражала и ихъ, длая атмосферу невыносимо-тяжелою, требовалось огромное количество закваски, чтобъ поднятъ и сдлать легкою такую тяжелую и несвязную массу.

Къ-тому же, очень-непріятно стараться поддерживать разговоръ съ какими-нибудь двадцатью или тридцатью людьми, которые смотрятъ на васъ и слушаютъ васъ, какъ-будто это было какое-нибудь театральное представленіе, за которое они заплатили деньги и которое они, слдовательно, въ прав критиковать. Прелестныя подруги, посовтовавшись между собою, пришли къ убжденію, что на этотъ разъ удовольствіе другихъ слишкомъ-дорого стоило бы имъ самимъ и ршили остаться дома.

Рано утромъ на другой день миссъ Трезильянъ встртила Кина, ихъ бесда была очень-коротка, но прежде, чмъ разойтись, послдній сказалъ ей тономъ, недопускавшимъ сомннія:

— Вдь мы увидимся сегодня вечеромъ у мадамъ Верзне?

Она взглянула на него въ удивленіи, такъ-какъ была уврена, что онъ слышалъ отъ мистрисъ Молин о ихъ намреніи остаться дома, она сообщила ему это.

— Да, вчера вечеромъ она не намревалась хать, сказалъ Ройстонъ: — но сегодня раздумала. Минутъ десять назадъ, когда я былъ тамъ, она держала съ Гарри совтъ о томъ, что ей надть. Я не думаю, чтобъ онъ продолжился боле получаса, и тогда она хотла пойти къ вамъ и постараться уговорить васъ поддержать ея капризъ.

Надобно сказать, что единственная вещь, которую Сесиль осуждала въ la mignonne, была именно эта уступчивость всмъ желаніямъ мужнинаго пріятеля. Дйствительно странно, какъ склонны женщины побуждать въ возстанію противъ старой тиранніи, особенно, когда прелестная Carbonara замчаетъ, что эта мрачная тнь начинаетъ заслонять ея личную свободу. Мало того, даже когда порядокъ водворенъ и он должны покориться и вступить въ самое ршительное рабство, и тогда даже он не перестаютъ подстрекать своихъ подругъ къ ршительнымъ дйствіямъ. Вдь несомннный фактъ, что упорныя, старыя, норовистые лошади, ужо не мало лтъ ходящіе на двойныхъ поводьяхъ, поощряютъ и подучиваютъ свое молодое, втренное поколніе брыкаться. Не даромъ же, иначе, имя тещи сдлалось на сцен и въ нкоторыхъ семейныхъ кружкахъ синонимомъ чумы. Посмотрите, дня примра, на горничную вашей жены: она будетъ истрачивать дв трети своего жалованья и выручку за многія шелковыя платья (почти неношенныя), чтобъ доставить удовольствіе возлюбленному, пользующемуся весьма-дурною славою. Онъ уже высосалъ денежки у двухъ или трехъ изъ ея подругъ подъ тмъ же пустымъ предлогомъ будущаго брака, но этотъ предлогъ едва-ли обманываетъ бдную Абигайль, она сама уже начинаетъ опасаться за свою горькую судьбу. Онъ то стращаетъ, то ласкаетъ ее, но она знаетъ, что онъ все время сознательно лжетъ и, при всемъ томъ, не упрекаетъ и не жалуется. Правда, что если вамъ случится пройти поздно ночью мимо ея спальни, вы услышите сдержанныя тоскливыя рыданія, но тщетно было бы ее уговорить покинуть свои безумныя мечты, нтъ, она дрожитъ надъ своею сорною травою, какъ надъ прелестнйшимъ благоуханнымъ цвткомъ, и никакіе доводы не убдятъ ее разстаться съ нею. Но еслибъ вамъ удалось услышать эту же терпливую, мягкосердечную двушку въ подвальной верхней палат, когда разбирается поведеніе барина (особенно касательно иностранныхъ длъ), то развязность, зрлость и мужественность ея анаемъ просто захватили бы ваше дыханіе. Даже дорогая старушка, ключница, нянчившая васъ и любящая васъ боле своихъ собственныхъ дтей, напрасно пытается оправдать или опровергнуть приписываемые вамъ гршки, она разбита, опрокинута и, изнемогая подъ этимъ потокомъ брани, только бормочетъ себ подъ-носъ, что это клевета.

Рдкая женщина хорошаго семейства и съ воспитаніемъ длаетъ теперь изъ своихъ прислужницъ наперстницъ, но есть минутка, покуда щетка, лниво и слегка касаясь, скользитъ по длинной заплетенной кос, когда одного намека, одного замчанія, удачно вставленнаго, достаточно, чтобъ раздуть въ пламя искру супружескаго раздора. Я не знаю случая, гд бы такія важныя послдствія могли быть сопряжены съ такою полною безопасностью для первоначальнаго и главнаго двигателя, исключая разв системы Мадзини. Быть-можетъ, не одна вспышка, заглушенная посл значительныхъ потерь съ той и другой стороны, въ которыхъ монархія удерживалась только вслдствіе благоразумнаго употребленія картечи, обязана своихъ началомъ тайному вліянію этой кроткоокой, томной камеристки.

Сесиль, которой эти революціонныя наклонности были свойственны, какъ и другія слабости ея пола, была особенно раздражена этимъ новымъ доказательствомъ покорности Фанни.

— Мистрисъ Молин вольна составлять какіе ей угодно планы, отвтила она съ гордостью:— мн до нихъ такъ же мало дла, какъ ей до моихъ плановъ, она въ-прав мнять свое мнніе, сколько ей надумается, но только мн кажется, что въ настоящемъ случа это ршительно не стоило труда.

— Вы знаете, сказалъ Кинъ своимъ обычнымъ холоднымъ и протяжнымъ тономъ: — что мистрисъ Молин иметъ нечастную привычку предпочитать чужія желанія своимъ собственнымъ: это, можетъ-быть, очень-глупо и обнаруживаетъ только слабый характеръ, но, при всемъ томъ, эта привычка такъ укоренилась въ ней, что я сомнваюсь, будете ли даже вы въ-состояніи отговорить ее. На этотъ разъ я увренъ, что нтъ. Очень-жаль, что вы такъ твердо ршились обмануть ожиданія всего общества, я знаю, что многіе отказались отъ другихъ приглашеній, въ надежд услышатъ ваше пніе.

Теперь онъ нимало не опасался раздражить ее, иначе, онъ былъ бы гораздо-осторожне. Эту карту слдовало бы придержатъ къ концу. Миссъ Трезильянъ всегда съ удовольствіемъ представляла своя таланты жъ услугамъ любаго мужчины, женщины или ребенка, которые были въ состояній оцнить ихъ, она во всякое время готова была исполнить половину своего репертуара, чтобъ повеселить больнаго друга, она была также не прочь, при удобномъ случа, раскрыть свои таланты и вообще предъ публикою, лишь бы только партеръ былъ достоинъ примадонны, но ‘выказываться предъ какими-нибудь провинціалами’ ей и въ голову не приходило. Это замчаніе расшевелило къ ней всю ей наслдственную гордость, грозныя громовыя тучи собрались надъ ея бровями, глаза ея метали молніи.

— Мадамъ Верзне очень-дурно сдлала, объявивъ объ артист, который не принадлежитъ къ ея трупп. Надюсь, что публика не будетъ слишкомъ взбшена этимъ неисполненіемъ даннаго общанія и не переломаетъ скамеекъ, въ противномъ случа, она можетъ извиниться, какъ съуметъ. Я не подписывала никакого контракта, и потому моя совсть чиста. Ршительно я не намрена быть тамъ сегодня.

Грозно ударила молнія въ гранитную скалу, не она не отколола ни одного осколка, даже не оставила по себ слда. Ройстонъ только замтилъ, что, ‘слдовательно, сегодня не стоитъ говорить au revoir’, и, слегка приподнявъ фуражку, отошелъ въ сторону.

Жутко пришлось вскор бдной mignonne. Хотя Сесиль была морально и физически неспособна бранить кого бы то ни было, однако она была неумолима въ нершительности и подчиненію себя постороннему, непрошенному вліянію. Виновная и не пыталась защищаться, она только сказала: ‘Они оба такъ приставали ко мн, чтобъ я похала, и къ-тому же, я не желала разсердить Гарри’. И она стала ласкаться къ своей руководительниц тмъ милымъ дтскимъ образомъ, который какъ-то странно гармонировалъ съ ея материнскимъ достоинствомъ, такъ-что послдняя, наконецъ, начала дйствительно думать, что поступила съ нею слишкомъ-строго, даже жестоко,.и раскаяніе ея было такъ искренно, что она даже предложила своей подруг проводить ее и осчастливить своимъ присутствіемъ мадамъ де-Верзне. Я полагаю, что не одинъ Драконъ женскаго пола присудилъ бы ее за это непостоянство къ смертной казни — и справедливо. Эта глупенькая, маленькая Фанни только расцаловала ее и сказала, что она такая миленькая, добренькая ‘душка’. Ну, что будете вы длать съ такими слабодушными преступниками? Ихъ бы слдовало присудить къ шестимсячной каторжной работ подъ надзоромъ миссъ Мартино {Миссъ Гарріетъ Мартино, извстная англійская писательница. Въ числ ея сочиненій замчательны ‘Illustrations of Political Economy’ — цлый рядъ повстей, въ которыхъ она развивала различные экономическіе вопросы.}, пожалуй, и это не вполн вылечило бы ихъ. При всемъ томъ, это стоило миссъ Трезильянъ неимоврныхъ усилій самоотверженія: она вполн сознавала, что рисковала сдлаться жертвою злословія и насмшекъ Кина, такъ-какъ на этотъ разъ было мало нядвиди на пощаду съ его стороны. Только полное довріе, или совершенное равнодушіе могутъ допустятъ насъ такъ безпечно давать поводъ злымъ языкамъ потшаться на насъ счетъ.

Но, однажды ршившись принести себя въ жертву, она принялась обдумывать, какъ и чмъ украсить себя къ жертвоприношенію. Вдь, длали же это другіе и въ боле-важныхъ случаяхъ. Безъ-сомннія, Курцій исполнилъ свой послдній прыжокъ въ блестящемъ всеоружіи, пурпуръ, золото и самоцвтные камни блистали вокругъ Сарданапала, когда онъ запалилъ свой жертвенный востеръ въ Ниневіи, даже ничтожный, малодушный Неронъ пекся о мрамор, который долженъ былъ украсить его преступную могилу. Итакъ, въ этотъ вечеръ Сесили предстояло особенно-тщательно заняться своимъ туалетомъ, хотя онъ долженъ былъ быть такъ же простъ, какъ всегда, пышность и роскошь вообще не были въ ея вкус. Лиловыя ленты, которыми было обшито ея платье, сообщали его близн веселую пестроту, но, вмст съ тмъ, не бросались въ глаза, а напоминали мягкіе тоны полевыхъ колокольчиковъ. Нсколько куафюръ было отвергнуто прежде, чмъ ея выборъ палъ на четки изъ гладкихъ, серебристыхъ венеціанскихъ раковинъ, которыя прелестныя прислужницы Амфитриды не постыдились бы вплести въ ея темные, какъ ночь, волосы, внчая ее царицею Средиземнаго Моря.

Все это вмст составляло весьма артистическую картину. Такъ выразилась мадамъ де-Верзне, встрчая Сесиль съ распростертыми объятіями, такъ подумали и французы, когда глухой ропотъ удивленія пробжалъ по ихъ кружку при ея появленіи. Фанни также имла успхъ, хотя боле-скромный. Не было недостатка въ глазахъ, которые отвращались бы на мгновеніе отъ блестящей красоты ея подруги, чтобъ успокоить свой взоръ на нжныхъ дтскихъ чертахъ, окаймленныхъ шелковистыми каштановыми кудрями, и на прелестной маленькой фигурк, такъ легко и граціозно-скользившей въ легкой свтло-голубой, подобной облакамъ, драпировк платья.

Миссъ Трезильянъ предчувствовала, что въ этой толп могъ найдтись одинъ взоръ, хладнокровно встртить который ей было бы очень-трудно, и потому она уже заране приготовилась въ этой встрч. Она знала, что мистрисъ Молин передала ему о перемн, происшедшей въ ихъ планахъ, но послдняя скрыла отъ нея. Какъ она была удивлена странною улыбкою, которою майоръ привтствовалъ это извстіе! Итакъ, время летло и ничего не представлялось, что бъ хотя нсколько выступило изъ обыкновеннаго уровня подобныхъ вечеровъ. Сесиль откладывала свое пніе до-тхъ-поръ, когда уже нельзя было боле отказываться, и она была принуждена уступить общимъ просьбамъ. Даже во время пнія она не разъ бросала нетерпливые взгляды на дверь, но величавая фигура, въ-сравненіи съ которою вс остальныя казались такъ мелки и ничтожны, какъ нарочно не появлялась. Было ясно, что онъ не былъ изъ числа тхъ, которые отказались отъ другихъ приглашеній длятого, чтобъ услышать ея пніе. Когда, посл многихъ трудовъ и нравственныхъ усилій, намъ удалось превозмочь себя и достигнуть извстнаго настроенія духа — будь это энтузіазмъ, или самообладаніе, или твердость въ несчастіи, или героизмъ — то ничто не въ-состояніи такъ разсердить насъ, какъ отсутствіе повода, или случая для приведенія въ исполненіе принятой ршимости.

Возьмемъ самый обыкновенный случай. Вотъ, для примра, полковникъ Азахель, онъ совершенно готовъ къ единоборству, совсть и его сторонники шепчутъ ему, что ‘онъ прекрасенъ, какъ полночная звзда, и можетъ биться на смерть’, какъ вдругъ его противникъ приноситъ извиненіе — и все разстроивается. Потрудитесь только разобрать чувства храбраго карабинера. Разв результатъ хотя сколько-нибудь вознаграждаетъ его за вс лишенія и напрасный аскетизмъ впродолженіе долгихъ, скучныхъ мсяцевъ приготовленія, когда все мучное было для него какъ бы мерзостью, когда онъ ревниво хранилъ свои губы отъ оскверненія шампанскимъ или кларетомъ, когда, при первомъ удар часовъ, возвщавшихъ полночь, онъ бжалъ быстре Ченерентолы отъ самаго пріятнаго общества? Конечно, онъ чувствуетъ себя глубоко-оскорбленнымъ и обиженнымъ, и скоре, кажется, согласился бы, чтобъ противникъ совершенно побилъ его.

На этомъ же основаніи и миссъ Трезильянъ казалось, что, онъ очень-дурно съ нею обошелся, и она ршилась достойно отомстить. Впрочемъ, не одна она была озадачена и въ неловкомъ положеніи. Гарри Молин, при всемъ своемъ добромъ желаніи, ничего не могъ помять. Ройстонъ, вроятно, уговаривалъ Фанни хать, въ надежд привлечь туда и ея ‘insparable’, такъ-какъ безкорыстныя побужденія не были свойственны хладнокровному капитану. Итакъ, Гарри бродилъ взадъ и впередъ въ самомъ пустомъ, безутшномъ настроеніи духа и наконецъ очутился рядомъ съ Сесильею. Мн кажется, ему пришла въ голову неясная мысль, что ему слдовало въ нкоторой степени извиниться передъ нею за непонятное отсутствіе его друга, во всякомъ случа, онъ принялся сообщать ей свои предположенія, какъ только окружавшіе ея мужчины удалились, и оставили ихъ наедин. Они, впрочемъ, недолго заставили себя дожидаться, потому-что миссъ Тревильянъ имла совершенно особенное, только ей лично-свойственное, искусство, не говоря ни одного слова, давать знать тмъ, кто ее стснялъ, что ихъ аудіенція окончилась. Въ ея отвт былъ какой-то необычайно-сильный оттнокъ раздражительности и вспыльчивости.

— Какое странное, чарующее вліяніе майоръ Кинъ иметъ на своихъ друзей! Мн кажется, вы бы почли почти грхомъ забавляться въ обществ неосвященномъ его присутствіемъ. Не-уже-ли подчиненные сохраняютъ такое уваженіе къ своимъ начальникамъ даже вн службы? Это уже былъ бы заносить слишкомъ далеко вашъ esprit de corps.

Гарри засмялся своимъ обычнымъ, звучнымъ смхомъ, даже обвиненіе въ зависимости и безпомощности, которое въ состояніи взбсить большую часть людей, безвредно отразилось отъ непроницаемой брони его добродушія.

— Я врю, что вамъ, оно должно казаться очень-страннымъ, Но намъ бы слдовало пожить съ нимъ столько, сколько я съ нимъ пожилъ, чтобъ понять, какъ легко Ройстонъ пріобртаетъ вліяніе и какъ онъ способенъ ворочать нами.

— Конечно, я не въ состояніи понять этого. Этотъ pococurante слогъ такъ опошллъ теперь. Я терпть не могу притворства, но еще мене люблю я дйствительность. Мн кажется, что въ майор Кин это не притворство. Я не могу себ представить, чтобъ онъ когда-нибудь могъ измнить себ и обнаружить какое-нибудь душевное движеніе, какъ бы сильна ни была скрывающаяся въ немъ страсть. Вдь вы никогда не подмчали въ немъ ничего подобнаго? Сознайтесь-ка!

— Да разъ только случилось мн видть его въ подобномъ состояніи, возразилъ онъ задумчиво.— И я бы не хотлъ увидть этого во второй разъ.

Сесиль всегда любила поговорить съ Гарри Молин. Но въ настоящемъ случа, казалось, даже звукъ его голоса дйствовалъ на нее успокоительно, не она одна испытала благотворное вліяніе этого ласковаго нжнаго голоса. Быть-можетъ, и предметъ его рчи интересовалъ ее, хотя она и не сознавалась въ этомъ.

— Васъ не слишкомъ бы утомило разсказать мн этотъ случай, хотя онъ меня не особенно интересуетъ, но мн такъ надоли вс эта господа, что очень-малаго было бы достаточно, чтобъ развлечь меня.

На мгновеніе онъ, казалось, колебался.

— Не въ томъ дло, но я не знаю, хорошо ли я поступлю, разсказавъ вамъ это. Быть можетъ, онъ ничего не выиграетъ вслдствіе этого въ вашихъ глазахъ, хотя вина будетъ не на его сторон. Такъ ужъ разсказывать ли мн? Видите ли, дло было во время втораго изъ вашихъ индійскихъ сраженій. Въ первый разъ пришлось намъ оставаться впродолженіе двухъ часовъ праздными зрителями битвы, слдя за дйствіями пхоты и артиллеріи, которыя отлично длали свое дло. Сейки, отступая по всмъ направленіямъ, начали собираться въ кучу противъ нашего праваго фланга, такъ-что мы получили наконецъ поводъ выслать противъ нихъ три эскадрона и постараться опрокинуть ихъ въ трехъ отдльныхъ пунктахъ. Кинъ командовалъ нашимъ эскадрономъ. Никогда не видалъ я его въ такомъ восторг, какъ въ ту минуту, когда онъ получилъ это приказаніе. Я слышалъ, какъ полковой командиръ предупреждалъ его быть осторожне, не завлекаться слишкомъ-далеко (такъ-какъ предъ нами было обширное, неровное пространство), но, разстроивъ ихъ ряды и прорвавшись чрезъ линію, обогнуть ихъ и возвратиться на позицію. Ройстонъ выслушалъ и прижалъ руку въ козырьку, но я увренъ, что онъ не разслушалъ ни одного слова, все время, когда полковникъ говорилъ съ нимъ, онъ смотрлъ черезъ плечо, какъ-бы дорожа всякой секундой. Чрезъ нсколько мгновеній мы уже летли, и прежде чмъ я могъ сообразить мстность, были лицомъ къ лицу съ непріятелемъ, окруженные облаками пыли и дыма, такъ-какъ непріятель открылъ сильный огонь, когда мы приблизились къ нему на разстояніи ружейнаго выстрла… Однако, кажется, мн не слдовало бы этого разсказывать: это не совсмъ дамскій разсказъ.

— Пожалуйста, продолжайте! мн онъ нравится. О! какъ ярко заиграла при этомъ на ея щекахъ огненная кровь Трезильяновъ — эта кровь, которая кипла въ жилахъ столькихъ блистательныхъ воиновъ, но впродолженіе двадцати поколній ни разу не остыла на столько, чтобъ произвести одного государственнаго человка.

Онъ, между-тмъ, усплъ перевести духъ.

— Я постараюсь разсказывать какъ-можно-короче, но есть вещи, которыя трудно разсказать въ нсколькихъ словахъ. Въ первый разъ въ жизни шелъ я въ атаку, я полагаю, что всякій человкъ иметъ особенныя ощущенія при такихъ обстоятельствахъ. Я не чувствовалъ большаго страха — не до того было, но дымъ, шумъ и необыкновенное ощущеніе первой минуты произвели-таки на меня свое дйствіе: я былъ какъ въ угар и едва могъ усидть въ сдл. Когда мы были въ какихъ-нибудь полутораста шагахъ отъ сейковъ, ихъ огонь сталъ страшно отзываться. Вблизи за собою услышалъ я глухой, подавленный стонъ и, обернувшись увидлъ солдата, падавшаго чрезъ шею своей лошади, онъ былъ прострленъ въ горло. Еще нсколько людей было убито, наши стали какъ-бы колебаться, но все же не дрогнули. Въ эту критическую минуту раздался голосъ Ройстона, онъ былъ такъ чистъ и силенъ, что тотчасъ привелъ меня въ сознаніе, все одурявшее чувство исчезло предъ нимъ, словно обдало меня свжимъ воздухомъ.

‘Сомкни заднюю шеренгу! Не робей, ребята! Держи поводъ! воли, руби, впередъ!’

Когда эти послднія слова были произнесены, онъ уже былъ на тройной дистанціи передъ эскадрономъ, среди непріятеля. Началась страшная рзня, сейки дрались, какъ раненыя дикія кошки, одинъ изъ нихъ вцпился зубами въ мой сапогъ и волочился за мною, пока сержантъ, составлявшій мое прикрытіе, не изрубилъ его. Наконецъ мы пробились сквозь ихъ ряды. Когда, обогнувъ ихъ, мы построились въ линію, мн удалось увидть лицо Кина: оно такъ измнилось, что я никогда бы не узналъ его, каждая жилка дрожала страстью, а глаза… еще теперь а помню ихъ выраженіе. Намъ слдовало тотчасъ же отступать на прежнюю позицію, но было такъ асно, что Ройстонъ не намренъ этого длать, что я осмлился напомнить ему о данномъ приказ. Я не былъ старшимъ посл него, но изъ двухъ старшихъ минеровъ одинъ былъ совершенно неспособенъ (глупйшій человкъ, того я только встрчалъ), а другой жестоко раненъ. Ройстонъ обернулся ко мн съ страшнымъ проклятіемъ. ‘Какъ смете вы вмшиваться, сэръ! Разв вы командуете эскадрономъ?’ Тогда, поворотясь къ солдатамъ: ‘Довольно ли съ васъ? Мн еще мало’. Я увренъ, что онъ совершенно потерялъ голову, иначе, онъ не обошелся бы такъ со мною, еще мене сдлалъ бы это воззваніе къ солдатамъ, потому-что онъ придерживался строжайшей дисциплины и смотрлъ на людей, какъ на машины. Казалось, что злой демонъ, сидвшій въ немъ, вселился и въ другихъ, потому-что они вс разомъ прокричали ему отвтъ — то не было веселящее, честное ‘ура’ — нтъ, то былъ хриплый, голодный ревъ, подобный тому, который слышится изъ клтокъ дикихъ зврей предъ кормленіемъ. Одинъ старый сержантъ, строгій, благочестивый пресвитеріанецъ, скрежеща зубами, отвтилъ за всхъ: ‘Мы всюду пойдемъ за командиромъ! мы пойдемъ за нимъ и въ адъ!’ (Гарри все время говорилъ въ полголоса, но эти слова онъ произнесъ почти шопотомъ). Надюсь, что эти слова не причтутся на томъ свт бдному Дональду Макферсону, потому-что, когда мы возвратились назадъ, сдло его было одно изъ тринадцати пустыхъ сделъ. Итакъ, ни снова бросились въ атаку противъ сейковъ, которые уже начали собираться тамъ и сямъ въ черныя кучки и строиться въ каре. Это была страшнйшая свалка, всякій человкъ за себя, но я не смю сказать, чтобъ Богъ былъ за всхъ, я думаю, что я былъ не лучше другихъ: въ дл, мы вс думали, что исполняемъ свою обязанность, но я бы не желалъ имть столько жизни на своей душ, сколько Ройстонъ положилъ въ ту ночь. Вспомните, что и наши потери были значительны. Когда мы возвратились на позицію, я видлъ, что полковникъ не былъ доволенъ. Онъ мало увлекался поэзіею войны и не любилъ, чтобъ офицеры дйствовали независимо отъ его приказаній. Не слыша его словъ, я догадался по одному выраженію его стараго лица, что онъ грозно разразился надъ эскадрономъ. Когда я, спустя нсколько времени, поровнялся съ Киномъ, онъ какъ-то безсознательно на меня взглянулъ, казалось, онъ былъ занятъ одною мыслію. ‘Какъ подумаешь…’ сказалъ онъ — ‘казалось, естественно было ожидать отъ него какого-нибудь размышленія о случившемся или о справедливости начальства вообще — какъ подумаешь, какой хламъ эти торгаши продаютъ и называютъ его еще сабельнымъ клинкомъ!’ Это было родъ извиненія касательно сабли, которая была вся зазубрена, изогнута и притуплена, затмъ онъ освдомился, не былъ ли я раненъ. Я избжалъ даже малйшей царапины, но у него я замтилъ злую рану нсколько выше колна, по лвой рук также струилась кровь. ‘Ба!.. это ничего’, отвтилъ онъ на мои взгляда. Но еслибъ ятаганъ и выговоръ было бы еще во сто разъ остре, то и въ такомъ случа, сознайся Гарри на этотъ разъ, Le jeu valait bien la chandelle?

Посл этого дня намъ боле не случалось ходить въ такую жаркую атаку, по-крайней-мр не было ни одной, которая бы могла вполн разбудить дремавшія въ немъ страсти. А знаете-ли, мн теперь жаль, что я вамъ разсказалъ. Это не совсмъ забавная исторія, но ваша же вина, если я вамъ наскучилъ. Къ-тому же мадамъ де-Верзне никогда не проститъ мн, что я такъ долго отвлекалъ васъ отъ общества. Мн кажется, она удостоиваетъ меня подозрніемъ въ волокитств.

Яркая краска, выступившая на лиц Сесили, и ея сверкавшіе глаза дйствительно могли бы оправдать подобное подозрніе въ глазахъ посторонняго наблюдателя. Не доказываетъ ли это намъ, какъ осторожно должны мы выводить заключенія по наружности, обманчивость которой даже вошла въ пословицу? Я откровенно сознаюсь, что меня мучитъ раскаяніе, когда я подумаю, какъ часто я мысленно осуждалъ а оскорблялъ невинныхъ. Я увренъ, что во многихъ изъ этихъ случаевъ провинившіеся только распространялись о добродтеляхъ и недостаткахъ отсутствующихъ друзей. Такой предметъ для разговора вполн извиняетъ нкоторую степень одушевленія, особенно въ лицахъ, которыя всегда краснютъ, когда рчь хотя сколько-нибудь ихъ касается. Выборъ же мста для подобныхъ разговоровъ обыкновенно гд-нибудь на лстниц, на балкон или въ оранжере, составляютъ только климатическій вопросъ. Я ршительно объявляю себя сторонникомъ мнній мистера Веллера, ‘одн рпы’ недоврчивы. Vive la Charit!

Миссъ Трезильянъ помолчала съ минуту и потомъ сказала:

— Нтъ, это вовсе не даетъ мн дурнаго мннія о майор Кин. Вы справедливо замтили, что онъ, врно, не могъ превозмочь себя, но только какъ страшно должно быть, когда страсти, обыкновенно сдерживаемыя въ предлахъ благоразумія, разрушаютъ вс преграды и бушуютъ на свобод. Неудивительно, что вы не желали бы увидть это во второй разъ. Однако, какая громадная разница между описаніемъ сраженія, какъ его читаешь въ книг, и разсказомъ очевидца, игравшаго дятельную роль въ самой битв! Знаете ли, мн кажется, что вы имете неразвившійся талантъ разскащика. Вотъ вамъ эта мысль можетъ утшить васъ, даже если мадамъ де-Верзне заподозритъ вашъ характеръ.

Въ эту минуту Гарри съ удовольствіемъ и гордостью слдилъ за поведеніемъ своей жены, которая сидла на противоположномъ конц комнаты.

— Еслибъ я поддался искушенію, сказалъ онъ:— Фанни не въ прав была бы жаловаться. Ея поведеніе могло бы оправдать еще большаго гршника, чмъ я. Миссъ Миртлъ стала изъ-рукъ-вонъ хуже посл замужство. Только замтьте, какъ она вертитъ и крутитъ свой платокъ. А мсь де-Рибракъ и дла нтъ до ея валансьенскихъ кружевъ — не такъ ли? Право, я начинаю понимать чувства извстнаго мавра. Вы не должны удивляться, если завтра же ее найдутъ зарзанною или задушенною. Я нелегко поддаюсь ревности, но разъ, что…

— О, не будьте такъ кровожадны! смясь, возразила Сесиль:— вы наврно будете посл раскаяваться. Мы сдлаемъ ей порядочный выговоръ на возвратномъ пути. Еще не очень поздно?

Ей хотлось остаться наедин, чтобъ обдумать все, что слышала, и по правд сказать, во сн ли, на яву ли, вс часы этой ночи были полны мечтаній и сновъ.

Но гд былъ все это время Ройстонъ Кинъ? Онъ дйствительно желалъ уговорить ер явиться на’вечеръ у мадамъ де-Верзне, потомучто чувствовалъ въ ней на столько привязанности, чтобъ радоваться каждому ея успху, но посл утренней встрчи (хотя онъ все еще надялся, что доводы Фанни возьмутъ верхъ) онъ ршился не быть тамъ, а не въ его характер было легко отмнять однажды принятое ршеніе. Однако онъ не устоялъ противъ соблазна мелькомъ взглянуть на нее, какъ бы ‘на смотру’. Еслибъ Сесиль внимательно оглянулась кругомъ, идя садиться въ карету, то она, вроятно, примтила бы высокаго мужчину, отчасти, прятавшагося за колонну, глаза котораго буквально сверкали во мрак, когда онъ вонзилъ въ нее свои взоры, какъ бы упиваясь каждою ея чертою. Онъ постоялъ еще нсколько мгновеній посл того, какъ она уже ухала, и тогда медленно направился въ клубъ. Покуда о немъ шла рчь у мадамъ де-Верзне, Ройстонъ отличался въ экарт противъ Армана де-Шатомениля за честь Англіи. По обыкновенію, онъ игралъ отлито, но мало говорилъ и почти не слышалъ замчаній набитой публикою галереи. Правда, въ самые критическіе моменты, когда игра становилась праздною передъ нимъ, являлось нжное, гордое лицо съ внкомъ изъ раковинъ, блестящимъ въ бархатной кос, и оставляло въ туман всхъ этихъ намалваняихъ королей и королевъ.

Противникъ его замтилъ это, но не сказалъ ни слова до-тхъ-поръ, пока игра кончилась и они остались почти одни въ зал. Тогда онъ взялъ Кина за руку и, наклонивъ его нсколько къ себ, сказалъ почти шопотомъ:

Mon camarade, je me rappelle, d’avoir vu, il y a quelques ans, au caf de la Rgence, un homme, qui tenait tte aux checs, a quatre concurrens. Les habitus en disaient des merveilles. Mais ce n’toit qu’un bon bourgeois apres tut, et, nous autres, nous sommes plus forts que les bourgeois. Vous avez jou ce soir les deux parties que, dit le proverbe, c’est presque impossible d remporter simultanment, et je ne me tiens pas pour le seul perdant.

(— Нсколько лтъ назадъ, мн случилось видть въ Caf de la Rgence человка, который игралъ въ шахматы съ четырьмя противниками. Обычные постители кафе разсказывали про него чудеса, но это былъ только честный мщанинъ, а мы почище мщанъ. Сегодня вы играли дв партіи, которыхъ, какъ говоритъ пословица, невозможно одновременно выиграть, и я считаю не одного себя побитымъ).

Ройстонъ не чувствовалъ расположенія улыбнуться, но еслибъ онъ это сдлалъ, Арманъ былъ бы страшно раздосадованъ, но, вмсто того, онъ холодно отвтилъ, какъ-бы не давая себ труда вникнуть въ смыслъ его словъ.

Un compliment mrite toujours des remercimens. m. le vicomte, mme quand on ne le comprends. Pardon, si je vous engague de ne pas expliquer plus clairement votre allgorie.

(— Всякій комплиментъ заслуживаетъ благодарность, виконтъ, даже если его не понимать. Извините меня если я попрошу васъ не трудиться объяснять мн вашу аллегорію).

Тотъ взглянулъ на него съ выраженіемъ, которое можно было бы принять за сочувствіе.

— Parbleau! пробормоталъ онъ:— un si beau joueur mrit bien de gagper.

(— Чортъ возьми! такой славный игрокъ достоинъ успха).

XII.

Часто, лежа на холмахъ Керри, или Клары, въ осенній безоблачный день, когда не слышно шелеста втра, видимъ, какъ тяжелыя, угрюмая волны катятъ валъ за валомъ со взморья. Эти волны встники битвъ, происходившихъ тысячу миль на Западъ, въ которыхъ и он принимали участіе. Прежде чмъ придетъ почта, мы уже приготовлены услышать о бур, разразившейся опустошеніемъ надъ гранитными скалами Лабрадора или песчаными отмелями Нью-Фаудленда. Быть-можетъ, это самое избитое изъ всхъ классическихъ сравненій, но можно ли найти лучше параллель для прихотей человческаго сердца, какъ фазы глубокаго, обманчиваго, чуднаго моря?

Сесиль на другое утро посл вечера мадамъ де-Верзене весело встала въ какомъ-то безпокойномъ состояніи духа. Она не чувствовала боле никакой злобы къ Ройстону Кину, но ей было неловко и она не желала съ нимъ встртиться. Все, что она слышала и чувствовала, слишкомъ сильно на нее подйствовало, и она не могла тотчасъ опять принять на себя свой обыкновенный, хладнокровный видъ, такъ-что она очень-охотно приняла приглашеніе мистрисъ Фуллартонъ сопровождать ее на маленькую ботаническую прогулку въ горы. Эти скромные пикники играли важную роль у этой работящей и почтенной женщины. Каждая такая прогулка, со всми приготовленіями и воспоминаніями, доставляла ей удовольствіе на мсяцъ или на два. Миссъ Трезильянъ не успла отправиться съ мистрисъ Фуллартонъ и ея дтьми, но пасторъ долженъ былъ проводить ее до назначеннаго rendez-vous. Маленькая его дочь, Кети, осталась также, чтобъ исполнить временную должность дуэнны — формальность, которая, при теперешней скудной вр, не можетъ быть пренебрежена даже для женатыхъ пасторовъ. Квартетъ дополнялся погонщикомъ лошака, однимъ изъ тхъ необыкновенныхъ мальчиковъ, которые говорятъ всегда такимъ языкомъ, что его понимаютъ и сочувствуютъ ему только вьючныя животныя. Путь имъ предстоялъ довольно-длинный, и потому Сесиль посадила Кети передъ собою на лошака, а пасторъ шелъ около, разсуждая о различныхъ предметахъ строго и плавно, по обыкновенію. Такимъ-образомъ они перешли черезъ первую гряду горъ и спускались въ долину, когда, обогнувъ большую скалу, почти заслонявшую тропинку, они наткнулись неожиданно на Ройстона Кина. Онъ лежалъ растянувшись на земл, прислонившись головой въ узловатымъ корнямъ масличнаго дерева. Глаза его были полузакрыты, а въ губахъ торчала сигара, рдко-покидываемая имъ, когда онъ былъ одинъ. Странно было, что онъ именно избралъ это мсто для своей сіесты.

Сесиль старалась казаться совершенно-равнодушной, но эта сцена такъ ее раздражила, что она не могла не покраснть. Мистеръ Фуллартонъ очевидно пронялъ это за преднамренную западню. Еслибъ онъ выразилъ словами свои мысли, то, конечно, онъ привелъ бы приданный текстъ:— ‘и ты нашелъ меня, о врагъ мой!’

Если тутъ скрывалось какое-нибудь злое намреніе, то непритворное удивленіе, съ которымъ врагъ всталъ и поздоровался съ ними заслуживаетъ полной похвалы.

— Набираете ли вы новыя силы, миссъ Трезильянъ, посл вчерашняго торжества, или вы убгаете отъ всеобщаго энтузіазма? Я уже встртилъ нсколько французовъ, которые, просто, въ ребяческомъ восторг отъ вашего пнія. Я не совтую вамъ сегодня показываться на террасу, это можетъ возбудить въ васъ тщеславіе, а подобнаго рода искушенія очень-опасны, скажетъ вамъ мистеръ Фуллартонъ.

Сесиль такъ была уврена, что онъ непремнно сдлаетъ какой-нибудь намекъ на перемну ея намренія или на свое отсутствіе, что показалось страннымъ его молчаніе, какъ-будто онъ не вдалъ ни одного, ни другаго. Однако она нашлась и отвчала ловко.

— Вы напрасно такъ идеализируете вещи, майоръ Кинъ. Вечеръ былъ очень скучный. Я пла только разъ, какъ, вроятно, вамъ и было передано. Теперь мы отправляемся только помогать мистрисъ Фуллартонъ собирать дикорастущіе цвты. Я надюсь, вы не предупредили насъ.

Онъ посмотрлъ на нее своимъ холоднымъ, пронзительнымъ взглядомъ, котораго вынести было трудне всхъ его насмшекъ.

— Нтъ, цвты отъ меня безопасны, Я не довольно люблю ихъ, чтобъ беречь, а жалко рвать ихъ для того, чтобъ посл кинуть. Но я попросилъ бы позволять помочь вамъ въ вашей работ, еслибъ я не боялся испортить всю картину. Вы напоминаете мн теперь превосходную картину ‘Бгство въ Египетъ’, которую я давно когда-то видлъ. Недостатокъ въ этой картин — я помню, былъ толстый, раскраснвшійся осифъ, вовсе недостойный чудной Мадонны.

Говоря это, онъ отошелъ нсколько шаговъ и прислонился къ дереву съ явнымъ намреніемъ опять разлечься, надъ только это позволяетъ приличіе. Миссъ Трезильянъ не могла удержаться, чтобъ не выразить свое нетерпніе.

— Такъ-какъ мы отправились вовсе не для того, чтобъ позировать для карданы, мистеръ Фуллартонъ, то не лучше ли намъ не мшкать боле? Мы уже и такъ опоздали: врно, остальному обществу надоло ждать насъ.

Вы можете вообразить себ, съ какою радостью пасторъ ей повиновался.

Нсколько времени они хали почти безмолвно. Мысли Сесили были заняты также картиной, не мене-оживленной, хотя они существовала только въ ея воображеніи. Ея полузакрытые глаза какъ-будто не видли окружавшаго пейзажа. Передъ ними разстилалась пустынная каменистая равнина, сожженная палящимъ солнцемъ Индіи. Вдали виднлось нсколько пальмъ и каменистое ложе почти-пересохнувшей рки, на первомъ план всадники, въ мундирахъ легкихъ драгунъ, безмилосердо рубили толпу дикихъ солдатъ, съ варварскими и загорлыми чертами, въ блыхъ тюрбанахъ. Въ самомъ центр свалки возвышалась одна фигура, около конторой вс другія, казалось, группировались лишь, какъ аксессуары. Она ясно видла его загорлое, ршительное лицо, котораго каждая черта выражала неизъяснимую свирпость. Глаза его блестли какимъ-то убійственнымъ блескомъ. Все это она видла такъ ясно, что оно напомнило ей лицо того же человка, выражавшее, нсколько минутъ тому назадъ, когда она смотрла на него стоящаго подъ маслиной, одно безстрастное хладнокровіе. Ей казалось, она слышала его звонкій, повелительный голосъ, воодушевлявшій солдатъ, когда вдругъ голосъ гораздо-грубе прервалъ ея мечтанія.

— Halte l! (стой!)

Одно, что долженъ былъ знать этотъ несчастный погонщикъ лучше всякаго другаго, это, страшную непріязнь провансаловъ за малйшую тнь нарушенія правъ его поземельной собственности. Щекотливость собственника обыкновенно увеличивается въ обратномъ отношеніи къ объему его владній. Несмотря на то, мальчикъ, чтобъ выиграть какихъ-нибудь двсти ярдовъ, провелъ ихъ черезъ отверстіе въ низенькой каменной стн на полосу земли, принадлежавшую человку, который мене всего бы простилъ такое нарушеніе собственности. Жанъ Дюшенъ пользовался худой славой во всемъ околотк, и вполн ее заслуживалъ. Онъ былъ довольно-угрюмъ и сердитъ и въ трезвомъ состояніи, что случалось очень-рдко, но въ пьяномъ вид его слпая, дикая свирпость не знала границъ, а его огромная тлесная сила длала его опаснымъ противникомъ. Это зрлище сухощаваго великана, въ разорванномъ, запачканномъ плать, съ нечесанными, торчавшими во вс стороны волосами, было неочень-пріятное. Лицо его, раскраснвшееся отъ недавняго невоздержанія, своими багровыми пятнами, ясно говорило о распутной жизни. Подобныя личности можно видть много около гильйотины на картинахъ, изображающихъ событія французской революціи.

Странно! нельзя выговорить или написать эти два слова, чтобъ кровь у васъ не затлла, въ пальцахъ не почувствовали бы какой-то зудъ и не сводило кулаковъ. Безсмысленно, чтобъ подобное вліяніе имло воспоминаніе о факт, случившемся семьдесятъ лтъ назадъ, Однако это такъ. Вы можете до пресыщенія говорить объ угнетеніи, вы можете выставить все зло, перенесенное Жакомъ Бономомъ до дна возмездія, вы, наконецъ, можете привести ваше любимое сравненіе, что нужна была гроза для очищенія воздуха, но вы никогда не уврите насъ, что преступленія сословія — будь они во сто разъ черне — оправдываютъ рзню его невинныхъ членовъ. Еслибъ маркизы и мускетеры одни пострадали, то они носли бы весело отдать свою жизнь, какъ они это бы сдлали со всякой другой ставкой, проигравъ игру. Что касается духовенства, то, вдь, оно иметъ привилегію на мученическій внецъ. Но подумайте о тхъ прекрасныхъ матронахъ, молоденькихъ двушкахъ и нжныхъ mignones, которыхъ съ дтства такъ леляли, теперь заключенныхъ въ гнусныхъ темницахъ, какъ Abbaye. Вспомните, какъ имъ отказывали въ необходимыхъ потребностямъ жизни до-тхъ-поръ, пока всякій блескъ вымиралъ въ ихъ глазамъ и чудные волосы теряли свой лоскъ. Вспомните, какъ ихъ вели на смерть въ холодное, туманное, брюмерское утро, какъ издвалась и ругалась надъ ними толпа кровопійцъ и какъ он блднли не отъ страха, а отъ омерзенія, привтствуя Самсона и его сателитовъ, какъ друзей и спасителей. Вспомните также, что почти безъ исключенія вс тли на смерть съ терпливымъ мужествомъ, гордыя своимъ рожденіемъ они безсловесно предавали себя на жертву. Дюббари могла стонать на эшафот, но Роганы умирали безмолвно. Читая о жестокостяхъ Жакери, вы по-крайней-мр утшаемся тмъ, что эти лютые мужики небиты, какъ дикіе боровы, добрыми солдатами графа де-Фуа, но намъ неизвстно, чтобъ проклятая canallie 89 года чмъ-нибудь поплатилась. Конечно, мы вс согласны съ словами моряка, что не можетъ быть довольно-строгаго наказанія человку, который за что бы то ни было поднялъ бы руку на женщину. (Примутъ ли это къ свднію полисмены ратклифской дороги?) Но, право, когда подумаешь о dames de la halle и ихъ буйныхъ поклонникахъ, то не пожаллъ бы лучшихъ пяти лтъ жизни, чтобъ напасть на нихъ въ глав сотни солдатъ съ оружіемъ въ рукахъ. Тогда паролемъ бы было ‘Ламбаль’, и обошлись бы, мистеръ Карлейль, и безъ молота Тора {Томасъ Карлейль, знаменитый англійскій историкъ нашего времени, авторъ ‘Исторія французской революціи’.}.

Изъ всхъ нашихъ разсужденій это послднее можетъ быть самое несвоевременное. И хотя я чувствую себя гораздо-легче посл того, какъ высказался, но я отчасти чистосердечно въ этомъ раскаиваюсь. Revenons nos moutons, хотя во всей фигур Жана Дюшена (было очень-мало похожаго на овцу. Она, напротивъ, если вы помните, выражала ршительно воинственныя наклонности. Очевидно было, что погонщикъ чувствовалъ приближеніе чего-то недобраго, ибо черты его лица и то неправильныя и довольно-измятыя, совершенно искривилися и приняли выраженіе ужаса и угрызенія, совсти.

— Кто сметъ нарушать спокойствіе моей земли? Не-уже-ли вы думаете, мы засваемъ поля, чтобъ ихъ топтать вашимъ проклятымъ лошакамъ?

Онъ говорилъ грубымъ, крикливымъ голосомъ — доказательство частаго употребленія спиртовыхъ напитковъ — и на непріятномъ провансальскомъ язык, должно-быть, очень-измнившемся со времени трубадуровъ. Какъ ни коротка была его рчь, а онъ нашелъ случай употребить нсколько прилагательныхъ, которыя нигд не такъ страшно богохульны, какъ на юг Франціи.

Сесиль слегка вздрогнула отъ перваго восклицанія Дюшена, пробудившаго ее отъ ея мечтаній. Она, казалось, смотрла на этого разъяреннаго собственника какъ на непріятную остановку въ ихъ пути и взглянула на мистера Фуллартона, какъ-бы ожидая, что онъ уничтожитъ это препятствіе. Хотя пасторъ и неочень-хорошо зналъ пофранцузски, но онъ кое-какъ изъяснилъ ихъ сожалніе, если они невольно принесли какой вредъ, и желаніе тотчасъ удалиться.

— Не прежде, чмъ вы мн заплатите, отвчалъ Дюшенъ:— Quinze francs de ddommagement, et puis liiez tous les diables! {Пятнадцать франковъ за убытки, и потомъ убирайтесь ко всмъ чертямъ.}

Никто не ожидаетъ и не требуетъ, чтобъ женщины носили кошельки или какія-нибудь другія простыя, но полезныя вещи. Но отчего мистеръ Фуллартонъ въ этотъ день оставилъ свой кошелекъ дома — это навсегда останется тайной между нимъ и его совстію. Маленькое наше общество скоро уврилось, что у нихъ всего вмст было не боле ста-пятидесяти сантимовъ.

Даже короли и императоры, когда они подъ покровомъ инкогнито, часто подвергались самому крайнему безчестью только потому, что у нихъ не было нсколько серебряныхъ монетъ. Въ ежедневной жизни также пять шиллинговъ готовые, когда ихъ нужно, боле значатъ, чмъ многія сотни въ ожиданіи. И теперь живъ еще одинъ господинъ, который прогулялъ самое очаровательное свиданіе, когда-либо выпавшее на его долю оттого, что онъ далъ крюку около мили, но имя чмъ заплатить за проходъ кратчайшимъ путемъ. Съ того несчастнаго дня онъ всегда носитъ при себ такое количество мелкой монеты, что еслибъ Кола Псеуе, знаменитый плаватель, былъ бы такъ нагруженъ, то, вроятно, онъ пошелъ бы на дно, какъ камень. Несчастный, врно, длаетъ это изъ покаянія, подобно тому, какъ шотландскій король аковъ носилъ желзный поясъ. Но время остановокъ въ разговор вы слышите, какъ онъ ностукиватъ своею мдью въ карман, какъ въ древнихъ поэмахъ призраки постукивали дойми цпями. Но тщетно его раскаяніе. Вистъ и Венера никогда не прощаютъ разъ пропущеннаго счастія. Чудная птичка, которую онъ могъ тогда полонить, взмахнула крылышками и улетла съ торжествомъ. Издалека можетъ и теперь неискусный птицеловъ слышать ея звонкую, насмшливую трель, но она слишкомъ близко теперь неба, чтобъ могли на нее подйствовать вс его хитрости, она уже навки избгла всхъ возможныхъ стей.

Кети Фуллартонъ представила свои пятьдесятъ сантимовъ съ большимъ мужествомъ и доврчивостью, но эти достоинства маленькаго капиталиста, не смягчили Жана Дюшена. Онъ былъ теперь въ состояніи такой дикой свирпости, что ему было жалко, еслибъ ему выплатили тотчасъ требуемое.

Сконфуженный пасторъ началъ извиняться и общалъ устроить это дло, когда-нибудь посл, въ боле-удобную минуту. Дюшенъ дерзко перебилъ его:

— Tais toi, blagueur! On ne me floue pas ainsi avec des promesses, je men fiche pas mal. Au moins on me laissera un gage {Молчи, лгунъ! меня не надуешь общаніями. Наплевать мн на нихъ! По-крайней-мр вы мн оставьте какой-нибудь залогъ.}.

Его глаза, налитые кровью, забгали отъ одного предмета на другой, наконецъ они остановились на зонтик миссъ Трезильянъ. Зонтикъ былъ изъ простой шелковой матеріи, темно-сраго цвта, обшитый черными кружевами, но рзная ручка изъ слоновой кости придавала ему большую цнность. Прежде чмъ кто-нибудь догадался о его намреніяхъ, Дюшенъ уже грубо выхватилъ его изъ рукъ Сесили.

Почти въ то же мгновеніе Сесиль опустила на землю Кети и сама соскочила съ лошака. Ея глаза блестли такимъ злобнымъ блескомъ, что пьяный дикарь отступилъ назадъ шага на два и въ первый разъ въ жизни почувствовалъ нчто похожее на презрніе къ самому-себ. Она не могла произнести ни одного слова, даже еслибъ этого требовало спасеніе ея души, но ея молчаніе било довольно-краснорчиво, когда она повернулась къ мистеру Фуллартону. Трудно сказать,чего она отъ него ждала, конечно, не voie de Fait, по-крайней-мр, еслибъ эта ипотеза была ей предложена впослдствіи, когда она могла обдумать ее хорошенько, то она совершенно отвергла бы такую мысль. Быть-можетъ, она имла право ждать отъ него нравственной поддержки, если не физической.

Не станемъ затрогивать спорнаго вопроса о физической храбрости и трусости. Несомннна только та истина, что послдняя можетъ только существовать рядомъ съ нравственною твердостью, конечно, добродтелью самою высокою. Могутъ сказать, что передъ явной опасностью какой-нибудь мясникъ или гренадеръ не уступитъ никому изъ насъ. Можетъ-быть, я спорить не стану. Но не надо забывать, что бываютъ случаи — хотя и очень-рдко въ наше образованное время — когда самая изысканная bas-bleu пожелала лучше видть около себя сильнаго, храбраго и честнаго человка, чмъ глубокаго философа, умнаго разскащика или даже совершеннйшаго христіанина, на нервы котораго, однако, положиться нельзя. Мы не можемъ вс быть силачами, и нкоторымъ изъ насъ въ подобныхъ случаяхъ, при всей доброй вол, суждено быть и разбитыми и побитыми. Самый безстрашный человкъ, котораго я когда видлъ, имлъ такія слабыя мышцы, что даже нжные пальцы могло ихъ обхватить. Никакая женщина, какъ бы она не стояла честь своего пола, не подумаетъ худо о своемъ заступник, если, сдлавъ все, что могъ для ея защиты, онъ побжденъ и попранъ ногами. Вы знаете ихъ удлъ — утшать и даже лелять побжденныхъ, он съ равною готовностью щиплютъ корпію для раненыхъ и вьютъ лавровые внки побдителямъ. Но если он разъ видли человка, игравшаго роль труса, какъ онъ разсыпался въ приторно-краснорчивыя и сладкія общанія, он уже никогда не будутъ на него смотрть иначе, какъ съ выраженіемъ презрительнаго сожалнія. Он могутъ простить жестокость или дерзость, или даже измну, конечно, современемъ, но для этого непростительнаго грха у нихъ нтъ пощады, нтъ жалости. О дйствительно, этого рода преступленія перешедшаго за извстную границу, трудно извинить. Слабости можно побдить, если отъ нихъ нельзя избавиться. Если мы не можемъ быть запальчиво-храбры, то по-крайней-мр можемъ быть прилично-спокойны. Не всмъ имть притязаніе на крестъ за храбрость, но не трудно вести себя такъ, чтобъ не подпасть подъ военный судъ.

Видть лицо, искаженное страхомъ — вовсе-непріятітое зрлище, потому мы не будемъ рисовать портрета мистера Фуллартона, совершенно потерявшаго всякое присутствіе духа и бормотавшаго что-то о необходимости поспшнаго бгства. Грустно было смотрть, но далеко не смшно, какъ врно поняла положеніе его маленькая дочь. Она инстинктивно отошла отъ отца и прильнула къ Сесили, ища покровительства. Послдняя тотчасъ сообразила въ чемъ дло, и если ея взглядъ, кинутый на противника, было не очень-пріятно встртить, то еще невыносиме былъ взглядъ, направленный на ея неловкаго защитника. Взглядъ этотъ былъ такъ пронзителенъ, что онъ могъ проникнуть сквозь броню его самодовольства и терзать его впродолженіе многихъ дней. Она топнула своей маленькой ножкой по земл съ видомъ величественнаго презрнія. Съ подобнымъ жестомъ, бытьжожетъ, оттолкнула и скнеская амазонка мертвую голову великаго Кира.

— Я съ мста не сойду, пока, кто-нибудь не явится мн на помощь. Ахъ! я бы не пожалла…

— Не будьте неблагоразумны, миссъ Трезильянъ. Пожалуй потребуютъ исполненія вашихъ словъ.

Сесиль быстро повернулась, и чувство доврія и торжества отразилось на ея лиц! На скал, возвышавшейся надъ ними футовъ на десять, стоялъ Ройстонъ Кинъ. Даже человкъ съ гораздо боле мирными наклонностями отважился бы на большую опасность, чтобъ заслужить то, что общали ея глаза.

Однимъ взглядомъ онъ окинулъ всю сцену и понялъ въ чемъ дло, быть-можетъ, онъ слышалъ боле, чмъ хотлъ сознаться. Ловко соскочивъ внизъ, онъ пошелъ прямо въ Сесили черезъ огородъ съ такимъ невниманіемъ въ интересамъ и чувствамъ хозяина, что смотрть было пріятно.

— Кажется, роли измнялись въ древней картин. Васъ ограбили египтяне, миссъ Трезильянъ. Не попробовать ли свтскихъ средствъ? Вы несовсмъ-то были безопасны подъ защитой церкви… воинствующей.

Онъ нсколько остановился передъ послднимъ словомъ и произнесъ его съ непріятною торжественностью. Сказавъ это, онъ, не дожидаясь отвта, подошелъ въ французу и совершенно другимъ голосомъ, короткимъ и повелительнымъ проговорилъ: — Tu vas me rendre a?

Дюшенъ нсколько изумился приходу незнакомаго человка, и еслибъ онъ былъ въ-состояніи тогда думать, то никогда не вообразилъ бы себ, что можетъ съ нимъ бороться. Но теперь страсть и вино разгорячило его дикую кровь выше точки кипнія. Онъ заскрежеталъ зубами и пна показалась на губахъ.

— Le rendre toi bien d’Anglais? Je m’en garderai bien. Si ta telle demoiselle veut le ravoir, elle viendra demain me prier bien gentiment, et elle viendra… Seule {— Отдаатъ теб, собак, англичанину — какъ бы не такъ! Если хорошенькая барышня хочетъ подучить его назадъ, то она придетъ завтра хорошенько меня попроситъ. И придетъ она одна.}.

Ройстонъ Кинъ былъ пропитанъ самыми гордыми аристократскими предразсудками. Не было на земл человка, которому были бы боле чужды права свободы, равенства и братства. Кром-того, онъ принялъ на себя въ высшей степени повелительный тонъ, который пріобртается слишкомъ-часто нашими современными цензуріонами, когда они нсколько время покомандуютъ отрядомъ солдатъ. Онъ почувствовалъ теперь что-то необыкновенное, слыша, какъ грубый плебей оскорблялъ женщину, которую онъ ставилъ себ за честь уважать. Его загорлое лицо страшно поблднло, губы задрожали, такъ-что скрыть этого не могли даже его огромные усы. Холодъ пробжалъ по его жиламъ и онъ затрясся всмъ тломъ. Жанъ Дюшенъ думалъ, что это обыкновенные признаки страха, такъ часто замченные имъ въ своихъ противникахъ.

— Tu as peur donc? Tu tressailles dj, blancbec! Tonnerre de Dil tu as raison {Не дрожать, когда уврены къ побд. Посмотри назадъ!}.

Не слышно было въ голос майора, когда онъ отвчалъ, ни одного слда страсти. Онъ звучно, чисто раздавался въ воздух, какъ звукъ стали.

— On ne tressaille pas, quand on est sur de gagner. Regarde donc en arri&egrave,re {Ты трусишь? ты дрожишь уже, молокососъ! Да поразитъ тебя громъ божій! ты правъ.}.

Безсознательно французъ взглянулъ назадъ, ожидая съ той стороны новаго противника. Когда онъ повернулъ голову, Ройстонъ кинулся на него и выхватилъ у него изъ рукъ зонтикъ. Въ одну секунду онъ усплъ его вручить владтельниц и, возвратившись назадъ, ждалъ недвижимо нападенія, какъ мраморная статуя Кргаса.

Ему не пришлось долго ждать. Даже образованный галлъ не любитъ, чтобъ его перехитрили, и потому неудивительно, что успшная хитрость Кина совершенно взбсила Дюшена. Съ дикимъ кривомъ, подобно реву животнаго, потерявшему своего дтища, кинулся онъ на Кина. Тотъ пальцемъ не повелъ, покуда непріятель не приблизился, тогда, стремительно выпрямивъ лвую рулу, онъ нанесъ ему ударъ въ переносицу.

Одинъ ударъ… только одинъ, но такой, что еслибъ онъ былъ сдлалъ во времена олимпійскихъ и немейскихъ игръ, когда Пиндаръ и ему подобные были стенографами, то онъ наврно бы заслужилъ похвальный диирамбъ. Ударъ этотъ обрадовалъ бы угрюмаго гладіатора, учившаго хладнокровнаго майора, еслибъ пророкъ дожилъ до исполненія своихъ предсказаній, или еслибъ всть о земныхъ дйствіяхъ проникала въ подземное жилище умершаго бойца. Ничто рожденное отъ женщины не могло противостоять этому удару, и потому нельзя много винить Жана Дюшена, что онъ повалился на землю, какъ чурбанъ. Чрезъ мгновеніе побдитель уже стоялъ надъ нимъ, однимъ колномъ упираясь въ его грудь и обими руками душилъ его за горло.

Его лицо страшно измнилось, оно имло выраженіе, часто-видаемое впродолженіе шестидесяти вковъ, протекшихъ съ-тхъ-поръ, какъ Каинъ убилъ своего брата. Однако это выраженіе рдко описывали, ибо мертвецы не говорятъ ничего, кром тхъ повстей, которыя можно прочесть въ ихъ чертахъ, замершихъ навки въ ужас и отчаяніи. Это выраженіе видано было и на поляхъ сраженій, посл потерянныхъ битвъ, и на улицахъ городовъ, только-что взятыхъ штурмомъ и преданныхъ грабежу, въ пустынныхъ горныхъ проходахъ, въ темныхъ лсахъ и въ запертыхъ, угрюмыхъ комнатахъ, вообще везд, гд люди въ предсмертныхъ мукахъ ‘кричали и никто не приходилъ къ нимъ на помощь’. Необходимо было кому-нибудь вступиться, когда бсъ входилъ въ Ройстона Кина. Съ той минуты, какъ дла приняли другой оборотъ, мистеръ Фуллартонъ понемногу приходилъ въ себя, и теперь совершенно опомнился, онъ подошелъ къ майору съ увренностью положилъ ему руку на плечо и съ торжественнымъ тономъ продекламировалъ ‘не убей!’

Кинъ, какъ мы уже сказали, былъ въ какомъ-то бшенств, но и это не могло извинить его грубое, нетерпливое движеніе, заставившее такое важное духовное лицо отлетть на нсколько шаговъ. Суровыя губы только зло улыбнулись и жестокіе пальцы еще туже сжали горло несчастнаго, такъ-что лицо его почернло и искривилось судорожно.

Все это произошло такъ скоро, хотя мы и долго описывали, что Сесиль совершенно потерялась въ водоворот противоположныхъ чувствъ. Наконецъ, она увидла на-яву то выраженіе лица, которое со вчерашняго вечера она старалась себ вообразить. Она испугалась, но тотчасъ побдила себя, ея женскій инстинктъ подсказалъ ей, что ей надо было длать, она неспшно положила свою маленькую ручку на плечо Ройстену, и прежде, чмъ он догадался о ея близости, она шепнула ему такъ тихо, что онъ одинъ только слышалъ: ‘Ради меня!’ Эти два слова подйствовали лучше всякаго заклинанія.

Опять дрожь пробжала по этому сильному тлу и хоть разъ любовь одержала верхъ надъ ненавистью. Онъ выпустилъ свою жертву, хотя не вдругъ и какъ-бы нехотя, вставъ на ноги, онъ какъ-то странно, безсознательно закрылъ рукою глаза. Секундъ черезъ пять онъ совершенно переломилъ себя и сказалъ хладнокровне еще обыкновеннаго:

— Тысячу разъ виноватъ… Такъ легко забываешься иногда съ этой сволочью, когда она раздражаетъ васъ, но мн не слдовало забывать, что вы тутъ.

Она была не въ-состояніи говорить, а старалась улыбнуться, но реакція уже наступила. Въ этой блдной женщин, такъ жалостно-дрожавшей, трудно было узнать гордую Сесиль Трезильянъ. Ройстонъ пристально за нею слдилъ: и голосъ, и манера его длались все нжне-и-нжне, такъ-что, наконецъ, простыя слова обратились въ ласковыя выраженія.

— Не заставьте меня сердиться на себя боле, чмъ я того заслуживаю. Теперь уже нечего пугаться или безпокоиться. Еслибъ вы только мн простили!

Съ этими словами онъ помогъ ей ссть на лошака. Она почти безсознательно ему повиновалась, но счастливое чувство полнаго доврія къ нему мало-по-малу возвращалось.

Жанъ Дюшенъ нсколько привелъ въ себя и лежалъ, опершись на одной рук, трудно дыша и страдая еще сильно, но онъ привыкъ во всякаго рода потасовкамъ и потому несомннно было, что онъ выздороветъ скоро и отъ этихъ ударовъ. Никогда его еще такъ не отдлывали: одинъ страхъ заставлялъ его лежать на земл, онъ не смлъ двинуться съ мста, подобно высченной собак, въ присутствіи своего недавняго противника.

Остальные медленно отправились домой, ибо ненужно прибавлять, что и цвты, и rendez-vous были забыты. Когда они повернули за уголъ, заслонявшій землю Дюшена, Ройстонъ взглянулъ назадъ съ тоскливымъ желаніемъ воротиться. Хорошо было для нервъ Сесиля въ ихъ разстроенномъ состояніи, что она не замтила взгляда, достойнаго любаго парянина. Ахъ, эти неукротимые глаза! они блеснули тмъ же выраженіемъ, съ вкомъ, врно, Киркпатрикъ, ворочаясь, входилъ въ часовню, гд Редъ Кожинъ лежалъ, бормоча просебя: ‘I mak sicker {Я бы могъ ему лучше задать.}’

Никто не билъ расположенъ разговаривать, даже мистеръ Фуллартонъ не чувствовалъ себя способнымъ воспользоваться случаемъ ли приличнаго нравоученія. Наконецъ, когда дорога сдлалась такъ узка, что нельзя было идти боле двумъ въ рядъ, Сесиль прервала молчаніе и сказала Ройстону, который не покидалъ уздечки ея лошади:

— Вы можете себ вообразить, что я васъ уже поблагодарила, я не могу васъ теперь поблагодарить, какъ бы слдовало. Однако, странно, какъ это вы такъ кстати подоспли! Не-уже-ли васъ руководило предчувствіе?

Ройстонъ отвчалъ такъ тихо, что она почти должна была отгадывать слова по движеніямъ губъ:

— Разв вы забили послдній воинственный кликъ Наполеона — Qui m’aime me suit? {Кто меня любить, тотъ за мной послдуетъ.}

Неудивительно, что у него радостно забилось сердца, когда, онъ увидлъ, какъ Сесиль вдругъ вспыхнула и покраснла! Они почти достигли дома, когда онъ опять заговорилъ:

— Вы были щедры на общанія минутъ двадцать назадъ, еслибъ я васъ не остановилъ, миссъ Трезильянъ. Я бы желалъ имть что-нибудь, которое мн напоминало бы о сегодняшнемъ дл. Это ребяческое желаніе — не правда ли? Не дадите ли вы мн вотъ это? Я заслуживаю же получить что-нибудь за спасеніе этого хорошенькаго зонтика.

Онъ тронулъ при этомъ перчатку, которую ока только-что сняла, перчатка была хорошенькая, маленькая, съ фатой, и вышитая шелкомъ. Сесиль нсколько минутъ была въ недоумніи, согласиться ли за его просьбу, хотя ни за что не желала ему, въ чемъ бы то ни было, теперь отказать, она чувствовала то, что вс гордыя, чувствительныя женщины чувствуютъ, когда у нихъ просятъ въ первый разъ нчто, что можно выдать за gage d’amour. Дань, можетъ-быть, номинальная и сюзренъ очень-снисходителенъ, но все-таки оно основываетъ нкоторымъ образомъ вассальныя отношенія.

Ройстонъ, врно, понялъ причину ея нершительности и продолжалъ съ необыкновенною въ немъ живостью и откровенностью, происшедшихъ отъ того, что на этотъ разъ онъ былъ честенъ и истиненъ.

— Прошу васъ, врьте мн. Въ ту же минуту, когда я перестану цнить этотъ сувениръ, сколько онъ заслуживаетъ, клянусь вамъ честью, я вамъ его возвращу.

Ему было суждено торжествовать во весь день. Когда Сесиль была одна посл въ своей комнат, она-спрятала что-то съ совершенно-излишней заботливостью, ибо можетъ ли быть что безцнне, какъ разрозненная пара перчатокъ?

XIII.

Я, право, стыжусь сознаться, какъ глубоко Сесиль Трезильянъ была потрясена сценою, при которой она присутствовала. Страшный гнвъ Кина если не произвелъ въ ней чувства отвращенія, то по-крайней-мр наполнялъ ее опасеніями. Она только могла думать: ‘онъ пришелъ въ такой гнвъ только ради меня, и одного моего слова было достаточно, чтобъ его укротить’.

Въ наше время вс очень-энергично нападаютъ на прославленіе физической силы. Мн кажется, что нкоторые изъ ея противниковъ слишкомъ-строги. Впродолженіе многихъ, многихъ лтъ писатели романовъ и повстей упорно приписывали своимъ главнымъ героямъ полное тлесное совершенство и тогда никто не думалъ возставать противъ такого общественнаго и общепринятаго типа. Вотъ, наприм., плодовитйшій и даровитйшій изъ нашихъ писателей г. Джемсъ всегда приписываетъ своему jean premier уже по-крайней-мр скромныя атлетическія способности, такъ-что, когда онъ выходитъ въ открытый бой съ неизбжнымъ мерзавцемъ, то чувствуетъ себя совершенно спокойнымъ насчетъ того, что добродтель непремнно восторжествуетъ. И такъ-какъ эти обстоятельства случаются раза два-три въ теченіе всего разсказа, то нервный и раздражительный читатель избавляется отъ излишняго безпокойства и умственной работы этою пріятною сдлкою. Но мы все это измнимъ. Современный изящный вкусъ требуетъ, чтобъ главное лицо было занимательно, вопреки своему уродству, некрасивому лицу и чахотк или какой-либо другой боле-прозаической болешь Безъ сомннія, мы правы. Какой же прокъ въ успхахъ цивилизаціи, если они не исправляютъ нашихъ вкусовъ? Что намъ до привычекъ и обычаевъ англичанъ восьмнадцатаго столтія, или до тхъ сказокъ, которыя обольщали наше дтское воображеніе? Пусть нашъ девизъ будетъ: ‘впередъ’. Намъ извстны наслажденія, о которыхъ нашимъ предкамъ и во сн не снилось, и изобртенія, незнаніе которыхъ непростительно съ ихъ стороны. Мы такъ велики, что можемъ бытъ великодушны. Пусть они покоятся въ мир, эти добрые, честные, но коснвшіе въ своихъ заблужденіяхъ старики.

Правда, что еще существуютъ писатели, и не изъ самыхъ слабыхъ, которые все еще придерживаются старомоднаго обычая. Не говоря уже о Лансло и Аміас, я полагаю, что я ршился бы помриться силами съ любымъ изъ героевъ современныхъ романовъ, скоре чмъ съ здоровеннымъ, закалнымъ въ трудахъ Адамомъ Бидомъ. Но, кажется, этотъ вопросъ не касается ни религіи, ни морали, должно быть, что онъ относится къ области изящнаго вкуса. Ну, въ такомъ случа, говорятъ, что древняя Греція имла нкоторыя понятія по этому предмету, а она обоготворяла силу. Совершенно-справедливо, что поколотить кулачнаго бойца не составляетъ ни высоконравственнаго, ни славнаго поступка, во я утверждаю, что способность сдлать это составляетъ прекрасную и завидную принадлежность. И физическое, также какъ и нравственное развитіе, иметъ степени совершенства, и наконецъ, не тотъ же ли Перстъ создалъ и то и другое?

Но, что я сдлалъ? я возражалъ противъ критиковъ? Absit omen!

Я боюсь, они гораздо-чаще правы, чмъ авторы согласны допустить то, потому-что дйствительно очень-больно увидть маленькіе клочки своего паоса, заключенные въ кавычки и выставленные на смхъ всему свту (а мы-то не могли писать ихъ безъ слезъ), или услышать свою повсть, сжатую въ нсколько остроумныхъ и выразительныхъ фразъ, такъ-что ея слабыя стороны становятся безобразно-очевидными. Хуже того наши прямодушные друзья совершенно неосязаемы. Дйствительная жизнь представляетъ и безъ того довольно настоящихъ противниковъ, чтобъ намъ безпокоиться объ Юніус. Ни въ войн, мы въ любви неудобно хвататься за призраки.

Въ одномъ только вы можете быть уврены, что, какъ бы здравы ни были ваши доводы, унижающіе личную храбрость вы никогда не добьетесь единодушнаго женскаго приговора. Необыкновенно, должно-быть, то проявленіе умственнаго превосходства, которое дйствительно-заинтересуетъ большинство изъ нашихъ сестеръ, какъ самый обыкновенный подвигъ, обнаруживающій силу или ловкость. Не то, чтобъ он были совершенно неспособны оцнить прямоту чувства и блескъ разговора или какого-нибудь отличнаго таланта, во помните это избитое мсто:

Segnius irritant aiumum demina per eures

Quam quae, sunt oculis eubjecta fidelibus (*).

(*) То, что проникаетъ черезъ уши, не такъ сильно дйствуетъ на духъ, какъ то, что-представляется зоркимъ очамъ.

Если вы захотите имть доказательство справедливости мннія Горація, то отправьтесь на скачку въ Лорд и потрудитесь замтить трепетъ прелестныхъ зрительницъ, когда проскачутъ мимо павильйона или, еще лучше, въ Барвик замтьте пріемъ побдителя. Условность уже многое сдлала, но она еще не успла сгладить откровенную пылкую впечатлительную природу женщины. Рыцари уже лежатъ во прах, а ихъ мечи истлли, но дама и два остались почти тми же, что и въ старые дни, когда королева Шотландіи пвала:

How they revelled thro’ the summer night,

And by day made lanceshafts flee,

For Mary Beatoun, and Mary Scaatoun,

And Mary Fleming and me.

(Какъ пировали они цлую лтнюю ночь на-пролетъ и какъ дномъ ломались древки ихъ копій за Марію Битъ, и Марію Ситъ, и Марію Флеммингъ и меня).

Но извинитъ ли вся эта длинная тирада хотя сколько-нибудь Сесиль Трезильянъ? Конечно, нтъ. Бдная моя героиня! Совсмъ излишне было оно, это увдомленіе, что она не возвышалась надъ слабостями своего пола, потому-что, мн казалось, что она съ каждою главою становилась все боле-и-боле погршимою и слабою. Она была совершенно неспособна на ‘изліянія’, но теперь она ни мало не скрывала своего предпочтенія къ Ройстону Кину.

Мистрисъ Данверсъ была сильно. взбшена этимъ. Было бы несправедливо отвергать, что ею двигало отчасти искреннее участіе съ своей ci-devant воспитанниц, но къ этому примшивались идругія чувства.

Странно, какъ даже самая нравственная женщина можетъ потворствовать дламъ, которыхъ она не одобряетъ, покуда она неограниченно посвящена въ тайну, но какъ только отъ нея начинаютъ скрывать что-нибудь, тотчасъ же начинается ея противоборство, волшебное зеліе, усыплявшее чуткаго Грифона, теряетъ свою силу, хранитель сокровища пробуждается еще свирпе вслдствіе сознанія упущенія своего долга — и горе Аримаспію! Холодный, блдный, ясный мсяцъ выходитъ изъ-за тучъ, съ намреніемъ обнаружить каждую іоту прегршенія, нтъ боле надежды скрыться.

Итакъ Бесси, собравъ вс свои ничтожная силы, старалась противодйствовать и поперечить своему противнику. Планъ ея дйствія состоялъ въ томъ, чтобъ разжалобить. Это было послднее средство, къ которому прибгала ея стратегическая система, когда непріятель былъ слишкомъ силенъ, чтобъ отважиться противъ него на открытое сраженіе, она прибгала къ голландскому способу обороны: открывала шлюзы и старалась затопить непріятеля. Право, грустно сознаться, что и наводненіе ничего не помогало. Сесиль, какъ и съ самаго начала, отказывалась поврять ей тайны своего сердца и даже старалась избгать разсужденій по этому предмету.

Мистеръ Фуллартонъ также ясно предчувствовалъ отпаденіе этого прозелита, подававшаго такія блестящія надежды. Съ того несчастнаго вечера миссъ Трезильянъ продолжала обходиться съ нимъ попрежнему учтиво, но очень-холодно, такъ-что онъ не могъ не замтить, какъ онъ низко и безвозвратно упалъ въ ея мнніи. Должно быть, святой отецъ былъ въ отчаянномъ настроеніи духа, если онъ уже ршился подйствовать на ея непроходимо-худаго брата. Къ-тому же, что это былъ весьма-неблагоразумный шагъ и никто изъ хорошо-знавшихъ Дика Трезильяна не покусился бы на него. Онъ не только любилъ Кина и восхищался имъ, но имлъ еще слпую увренность въ своей сестр, которой ничто въ мір не было въ состояніи поколебать, даже свидтельство его собственныхъ чувствъ ни шло не подйствовало бы. ‘Все, что она ни длаетъ — благоразумно’, думалъ онъ и онъ цплялся за эту мысль, какъ многіе истинно-врующіе цпляются за врованія, которыя имъ непонятны. Потому, когда мистеръ Фуллартонъ изложилъ ему дло, онъ не разсердился (онъ-боле, чмъ оправдывалъ чувство долга пастора), но только упрямо, отказался вмшиваться. Послдній былъ такъ взбшенъ этимъ отвтомъ, что позволилъ себ произнести замчаніе, котораго постыдился бы всякій порядочный человкъ.

— Можетъ-быть, вы и правы, сказалъ онъ.— Майоръ Кинъ такой страшный противникъ, что несовсмъ безопасно было бы вмшиваться въ его дла. (Охъ ужь эти мн ‘мирные люди’! разъ, что они примуться! Право, мн кажется, что въ настоящую минуту самый раздражительный человкъ во всей Англіи — одинъ вліятельный Квакеръ).

Дикъ, по своему обыкновенію, долго не могъ вникнуть въ смыслъ сказаннаго, когда же ему удалось раскусить, то и его тупой, ограниченный разсудокъ понялъ всю нелпость и дурной вкусъ этой рчи. Сотня самыхъ дкихъ сарказмовъ не смутила бы такъ пастора, какъ взрывъ его честнаго, добродушнаго хохота.

— А! Вы думаете, что я его боюсь? Ошибаетесь: тамъ не рождаютъ трусовъ, откуда я происхожу. Я только разъ слышалъ такую рчь, на труроской ярмарк. Я попалъ не въ очень-хорошее общество и они выставили противъ меня дюжаго рудокопа. Онъ хотли, чтобъ я съ нимъ боролся, и когда я сталъ отказываться, онъ сказалъ именно то, что вы только-что сказали. Но я помню, вс его подняли, на смхъ. Насъ знали въ тхъ краяхъ. Лучше бы ему было не соваться, потому-что хотя онъ и озадачилъ меня сначала ‘шуточкой’, однако, я зналъ ихъ побольше его и наконецъ швырнулъ его о земь. Не думаю, чтобъ его заработки были хороши съ-тхъ-поръ.

Онъ остановился, брови его нахмурились и все выраженіе лица его измнилось такъ, что, наконецъ, оно начало походить на старинные портреты тхъ грозныхъ, злобныхъ Трезильяновъ.

— Я увренъ, что вы сказали это съ добрымъ намреніемъ, мистеръ Фуллартонъ, но не подумайте, что я буду благодарить васъ. Я думаю, мы съумемъ вести свои дла и безъ вашего вмшательства, и если вы довольно-благоразумна, то оставите насъ въ поко:

Итакъ, ясно, что эта попытка не удалась пастору.

Фанни Молин ‘также не была довольна оборотомъ, который приняло дло’. Эта бдная маленькая ‘бленькая’ не на шутку испугалась неукротимости того характера, который она прежде сама старалась пробудить, она не знала настоящей формулы заклинанія, которою можно было побудить его войти въ прежніе предлы, но теперь упрямый демонъ только бы сталъ издваться надъ ея заговариваніемъ. Хотя она страстно любила Сесиль, однако она слишкомъ привыкла уважать ее, чтобъ покуситься уговаривать или предостерегать ее, къ-тому же она уже испытала, какъ неудачно оканчивались эти попытки. Итакъ, она была силою принуждена сохранять нейтралитетъ.

Но положеніе ея мужа было самое неловкое. Онъ зналъ сущность и обусловливающія обстоятельства этого дла лучше всякаго иного и пожертвовалъ бы многимъ (‘правой рукой’, кажется, обыкновенно говорятъ), чтобъ предотвратить возможныя послдствія. Но онъ не имлъ довольно твердости духа, чтобъ принять ршительныя мры, которыя могли бы послужить въ пользу, въ-сущности онъ понималъ смутно, что дйствовать наступательно противъ стараго товарища было бы непростительною измною. Разсуждать же съ послднимъ было бы совершенно нелпо уже по той причин, что когда его чувства были хотя мало-мальски заинтересованы въ какихъ-либо предмет, то никакія дипломатическія уловки не могли вызвать его на разговоръ объ этомъ предмет. Итакъ, Гарри давило безпомощное сознаніе, которое еще боле увеличивалось, когда Дикъ однажды утромъ проронилъ въ его присутствіи нсколько словъ.

Дикъ наканун обдалъ tte—tte съ Киномъ посл трудовъ дня, проведеннаго на охот, и лицо его обнаруживало, что и ночь была проведена имъ очень тяжелая, чмъ онъ и не преминулъ похвастаться, подобно тому молодцу въ пьес Конгрева, который восхищается тмъ, что ‘напился пьянъ въ прекрасномъ обществ’.

‘Мы порядкомъ выпили’, сказалъ онъ доврчиво, ‘и майоръ лучше насъ всхъ. Онъ, кажется, самъ не помнилъ, что говорилъ и выболталъ мн боле о своихъ длахъ, чмъ всмъ извстно. Конечно, у меня всякій секретъ такъ же сохраненъ, какъ въ церкви’, и Дикъ сдлалъ неудачную попытку изящно прищурить одну изъ своихъ распухшихъ вкъ.

Молин отшатнулся отъ говорившаго съ чмъ-то похожимъ на сдавленный вздохъ, ему случалось слышать подобные отзывы и онъ помнилъ, что выходило изъ того. Такъ же опасно было врить, когда мужчины говорили о Кин, что онъ потерялъ голову, какъ когда женщины льстили себя, что его сердце неспокойно.

XIV.

Потрудитесь, читатель, припомнить романъ, которымъ вы нкогда восхищались, ибо вс восхищались хоть однимъ романомъ въ жизни. Вроятно, ярче всего въ этомъ воспоминаніи будетъ предчувствіе развлеки, овладвшее вами съ первой страницы. Въ т годы мы были вс безсмысленно-пылки и полны рыцарскихъ понятій, несбыточныхъ надеждъ и безграничныхъ стремленій, но, при всемъ томъ по временамъ, если не всегда, являлось сознаніе въ существованіи трудностей и опасностей въ жизни. Насъ не удивляло, когда на чистомъ неб появлялось блое облачко, и мы не нуждались въ пророк, чтобъ сказать, вотъ найдутъ черныя тучи и польетъ дождь. Дйствительно такъ и случалось, ибо тогда была продолжительная сырая погода. То было время очень-слезливое. Странно, однако, что это предчувствіе не безпокоило насъ особенно и не длало боле меланхолическими, напротивъ, оно казалось какъ-бы увеличивало наше наслажденіе, избавляя его отъ однообразія и приторности. Когда приходила развязка, то, конечно, мы не смотрли на нее въ томъ же свт, какъ теперь, и требовалось много времени, чтобъ придти въ теперешней нашей теоріи, что все въ лучшему на семъ свт. Это все повтореніе старой сказки омы Римача (Thomas the Rhymer) {ома Эрсильдонскій, прозванный римачомъ, жилъ въ конц ХX-го столтія. Онъ — любимый типъ шотландскихъ народныхъ преданій, какъ поэтъ и пророкъ. Вальтеръ Скоттъ восплъ его въ своей баллад ‘Thomas the Rhymer’ (ома Римачъ).}, вдь и мы вс когда-то были римачами. Влюбленный радостно идетъ рядомъ съ чудной царицей, хотя и знаетъ, что путь этотъ грозитъ опасностями. Какъ сладостно звучатъ серебряные бубенчики нарядной, блой лошади царицы! но сладостне еще тихій, мелодичный голосокъ. Они идутъ и вскор оставляютъ за собою міръ дйствительности и достигаютъ цли своего пути. Счастливо провелъ онъ годъ въ ея царств, точно сонъ кажется все ему и не оцниваетъ онъ всей прелести его окружающаго такъ полно, такъ всецло, какъ оцнятъ въ послдующіе скучные годы. Но пробужденіе пришло слишкомъ-рано. Еще странникъ не усплъ и подумать о скук, чудные цвты и плоды еще не поблекли, сладкое вино не потеряло своего букета, а время уже пришло ему отправляться. Страшный говоръ идетъ по всему царству, надо платить дань аду. Обманули на дань чернаго сборщика податей — и странникъ опять невредимъ въ Эрсильлон. Печальны кажутся ему эти срыя, голыя болота. А этотъ призракъ деревьевъ, эти хилыя, несчастныя ели не-уже-ли называются зеленымъ лсомъ? Богатыя клумбы цвтовъ не восхитятъ боле своей красой и благоуханіемъ того, кто видалъ сады роскошне и рвалъ розы пышне. Тамбуринъ и альтъ брянчатъ грубо для ушей, наслаждавшихся мелодіями сверхъестественныхъ артистовъ. Деревенскія красавицы кажутся грубыми, неловкими, земля дрожитъ подъ ихъ ногами, когда он оглянутся, какъ разнится ихъ тяжелый шагъ отъ легкихъ прыжковъ фей, порхавшихъ подъ страстные роковые звуки по цвтамъ и стеблямъ травъ, едва ихъ попирая. Свтлые локоны поселянокъ совершенно безцвтны и нтъ блеска въ ихъ блдныхъ глазахъ. Какъ можно ихъ сравнить съ тми гладкими, заплетенными косами, сверкавшими, какъ черныя зми, или съ тми огненными взглядами, блествшими во мрак лсовъ страны Эльфовъ. Не вдругъ постигаетъ недовольный сновидцъ, что онъ еще въ какомъ-то заколдованномъ кругу, наложенномъ на него въ ту минуту, когда онъ похитилъ роковой поцалуй, несмотря на вс предостереженія его возлюбленной. Что жь ему теперь осталось, какъ не загладить свою глупость уединеніемъ въ сромъ замк и поджидать, въ надежд, не появится ли опять зеленое платье и не раздается ли сладостный звукъ серебряныхъ бубенчиковъ. Нтъ, это напрасная надежда! Съ сдыми волосами и разбитымъ тломъ насъ не стоитъ обольщать.

Это сравненіе относится въ-сущности къ мужчин, и только отчасти его можно примнить къ Сесили Трезильянъ. Она сознавала, что чуждое ей вліяніе ежедневно беретъ все боле-и-боле надъ ней верхъ, но она не желала и не старалась противиться ему. За-то она и терзалась сомнніями и безпокоилась о самомъ существованіи факта. Какое чувство, странное и совершенно новое для женщины съ ея характеромъ, начало по-временамъ ее посщать? Въ эти минуты она сознавала, что ея взглядъ тмъ настойчиве и пристальне останавливается на настоящемъ, чмъ мене онъ сметъ заглянуть въ будущее. При всемъ томъ, на сколько она понимала, казалось, неминуемой опасности не было.

Это всегда такъ. Только когда мы несемъ что-нибудь драгоцнное, мы вполн оцниваемъ всевозможныя опасности пути. И теперь стали круче горы, глубже и мрачне овраги, чаще утсы, за которыми могутъ спрятаться разбойники, чмъ это было нсколько мсяцевъ тому назадъ, когда мы ихъ проходили, весело распвая беззаботную псню.

Ни уже сказали прежде, если читатель не забылъ, что въ прошедшей жизни Сесили Трезильянъ была одна черта, возбуждавшая укоры совсти: она никакъ себ простить этого не могла. Голосъ совсти, никогда неумолкавшій, началъ теперь по-временамъ громко раздаваться и въ немъ слышалось страшное слово — возмездіе. Такъ-какъ бдная наша Сесиль должна же когда-нибудь исповдать свои грхи, то теперь, кажется, кстати раскрыть тайну.

Года три назадъ, она проводила рождественскіе праздники въ одномъ загородномъ дом. Тамъ встртилась она съ Маркомъ Уорингомъ, она знала его жизнь. Уорингъ, по случаю семейнаго несчастія, кинулъ блистательную карьеру дипломата и пошелъ въ адвокаты. Онъ отъ-души ненавидлъ это ремесло, но занялся имъ потому, что оно общало дать ему средства содержать свое семейство. Онъ никогда не притворялся, что любитъ своя новыя занятія, но работалъ прилежно и съ успхомъ. Ни мало не ставилъ онъ себ этого въ заслугу, напротивъ, всегда говорилъ и, я полагаю, думалъ, что его поступокъ былъ самый обыкновенный, и онъ сдлалъ только то, что можно было сдлать въ подобныхъ обстоятельствахъ.

Все это обнаруживало въ немъ твердыя нравственныя правила, которыя отчасти нравились Сесили. Его откровенная, благородная наружность и простая, прямодушная манера выражать мысли, достойныя вниманія, сильнымъ и изящнымъ языкомъ, много способствовала тому хорошему впечатлнію, которое Маркъ Корингъ сдлалъ на нее съ перваго раза. Она ршилась заставить Марка полюбить ее, а когда она имла подобныя желанія, то, приводя ихъ въ исполненіе, она немного заботилась о благосостояніи того, надъ кмъ длала этотъ опытъ. Она не имла прямого намренія нанести кому бы то ни было вредъ, но эти невинныя прихоти и забавы часто производятъ боле несчастій, чмъ самыя систематическіе и чертовскіе замыслы.

Трудно сказать, когда начинаешь писать главу, чмъ она кончится, еще трудне предсказать конецъ любаго разговора или дйствія. Какой-нибудь характеръ, фраза или мысль, казавшіеся сначала неважными, пріобртаютъ мало-по-малу такіе громадные размры, что эффектъ, который они окончательно производятъ, почти такъ же неожиданъ, какъ и дйствіе заклинаній Алисы.

‘She crossed him thrice, that lady bold’,

‘He rose beneath her hand’,

‘The fairest knight on Scottich meld’,

‘Her brotter, Ettert Brand* (*).

(*) Она трижды перекрестила его, смлая жена, и возсталъ подъ ея рукою рыцарь, прекраснйшій изъ всхъ рыцарей шотландской земли, ея братъ, Этертъ Брандъ.

Такимъ-образомъ, когда Сесиль разговаривала съ Маркомъ Уорингомъ о его ежедневной жизни, сочувствуя ему въ его нелюбви къ своимъ тяжелымъ занятіямъ и сожаля о его одиночеств, она не воображала, какъ ея слова жгли стойкое, благородное сердце, понять которое ея надменная натура была недостойна. Чрезъ недлю посл ихъ перваго свиданія, она исторгла изъ его сердца всю любовь, на которую онъ былъ способенъ, а люди, подобные Марку Уорингу, любятъ только разъ въ жизни.

Подобные характеры, по-счастью, исключенія, ибо они очень-непрактичны и съ ними трудно ужиться. Ихъ обветшалыя понятія постоянно въ противорчіи и борьб съ общепринятыми предразсудками приличнаго и хорошо-устроеннаго общества. Иногда они даже на минуту задерживаютъ его легкій, условный потокъ. Эти люди не хотятъ видть, что изъ всхъ возможныхъ способовъ тратить время и мысль самый безумно-безполезный — терять ихъ на воспоминаніе о прошедшемъ. Однако — о мой прекрасный другъ, и циническій наставникъ, которому, за его мудрыя наставленія я столько одолженъ, что никогда не намренъ отплатить этого долга! умоляю тебя, не вдайся много съ этими ложно-направленными людьми. Невроятно, чтобъ они заразили тебя своими губительными ученіями и правилами, но они могутъ въ минуту недосмотра заставить тебя отступить отъ твоего любимаго правила — Nil admirari.

При всемъ здравомъ разсудк Маркъ былъ жалко-несвдущъ въ житейской мудрости. Онъ никогда не видлъ тхъ препятствій, которыя остановили бы другихъ. Могло ли быть что невроятне того, чтобъ царица красоты всего сезона серьзно согласилась раздлять труды и жизненную борьбу адвоката, только-что начинающаго свое поприще? Довольно и того скучнымъ комнатамъ Темпля, если солнце снисходитъ иногда ихъ посщать, идя къ западу. Но сосредоточеніе собственныхъ стремленій обольстило Уоринга гораздо-успшне, чмъ могло бы это сдлать самое неумренное тщеславіе. Оставляя въ сторон вопросъ о характерахъ, онъ думалъ, что женщина могла только унизить себя, выходя за человка, по рожденію стоявшаго на низшей ступени, а онъ зналъ, что кровь, которая текла въ его жилахъ, не уступала крови Трезильяновъ. Онъ былъ правъ: еслибъ только миссъ Трезильянъ любила его, то она охотно бы признала вс пункты этихъ простыхъ, рыцарскихъ правилъ. Мысль, что она могла унизиться до того, чтобъ шутить съ нимъ, и не приходила ему въ голову. Это повтореніе всегдашней ошибки. Мы мримъ чувства другихъ людей мриломъ нашей страсти и считаемъ очень-жестокимъ,если ошибемся, однако, какое-то предчувствіе, которое онъ не хотлъ анализировать, удерживало его отъ приведенія дла къ развязк. Наконецъ, ему надо было узжать. Наканун отъзда онъ откровенно разсказалъ Сесили вс свои планы въ жизни и просилъ ее раздлить его участь.

‘Разборчивая Невста’ такъ привыкла къ тому, что мужчины подобнымъ образомъ компрометировались, если она оказывала имъ малйшіе вниманіе, хотя безъ всякаго на то права, что эти сцены уже боле не имли на нее большаго вліянія. Предложеніе руки столь же мало потрясало ея нервы, какъ выстрлы — привычнаго коня. Теперь же въ первый разъ ей стало какъ-то неловко, она сердилась на себя, хотя она и не подозрвала всего объема причиненнаго ею зла. Ничего не могло быть нжне и добре ея отвта, но въ то же время ничего не могло быть и ршительне. На гладкой, голой скал не было ни трещины, ни травки, за которыя могло бы уцпиться отчаяніе въ своей страшной агоніи. Такъ рушилась надежда всей жизни Марка Уоринга, безъ вопля, безъ борьбы, какъ подобаетъ надежд сильной души умереть и исчезнуть въ глубин того великаго океана, который никогда не выдаетъ своихъ жертвъ.

Любопытно изучатъ современнаго влюбленнаго тотчасъ посл полученнаго имъ отказа или перенесенной неудачи. Иногда настроеніе его духа бываетъ тихое, меланхолическое. Помню такой случай, бывшій не очень-давно. Замчанія вообще о жизни и ея явленіяхъ, сыпавшіяся изъ устъ этого человка впродолженіе двухъ недль, изумляли тхъ, кто его коротко зналъ. Эти замчанія были пропитаны такой спокойной философіей, пріятной ироніею, безъ тни горечи, и блестли по временамъ такимъ юморомъ, что слушать ихъ было въ высшей степени пріятно и освжительно (погода въ то время стояла жаркая). Вс очень сожалли, когда онъ утшился, ибо съ-тхъ-поръ онъ не сдлалъ ни одного замчанія, которое стоило бы передать. Та, которая привела въ подобное состояніе нашего пріятеля, была очень умная женщина, хотя она съ нимъ поступила очень-дурно. Отъ ихъ близкой связи нкоторая часть ея разговорнаго таланта перешла, можетъ-быть, безсознательно къ нему, но она не могла развиваться на такой чуждой почв, на которой ей не чмъ было питаться. Другіе же люди, напротивъ, начинаютъ шумть, погружаются на-время во всевозможный развратъ, очевидно радуясь, что могутъ извинять свое поведеніе неудачей. Конечно, это нкоторымъ образомъ роскошь вмст удовлетворять свою злобу и свои страсти, зная, что въ то же время вс кричатъ: ‘бдный Чорли! Какая жалость! Это совершенно вина Фанни-Грей. Кать онъ страшно измнился съ-тхъ-поръ, какъ она съ нимъ такъ худо поступила!’, Третья — и это, вроятно, большинство — принимаютъ видъ совершеннаго равнодушія, и это имъ вообще очень-хорошо удается. Немногіе, очень-немногіе, зная, что ихъ счастье навки убито, умютъ перенести это мужественно и безмолвно. Къ этимъ-то послднихъ принадлежалъ и Маркъ Уорингъ.

Онъ слишкомъ былъ честенъ, чтобъ принять личину равнодушія, онъ билъ не того склада человкъ, изъ котораго выходятъ великіе актеры. Уорингъ поспшно пошелъ къ окну, чтобъ выраженіе лица не измнило ему, и повернулся только тогда, когда ему казалось, что онъ совершенно побдилъ себя. Но въ-сущности эта побда была далеко-неполная, ибо, когда глаза Сесили встртились съ его главами, ея щечки стали блдне его щекъ. Она прочла въ нихъ достаточно, чтобъ пожелать, отказаться отъ всхъ своихъ побдъ и воротятъ этотъ послдній успхъ. Она хотла сказать ему, какъ глубоко она сожалетъ объ всемъ случившемся и какъ она раскаявается, но не могла выговорить ни одного слова. Маркъ забылъ свое горе, когда увидлъ слезы, тяжело-висвшія на ея темныхъ, длинныхъ рсницахъ.

— Прошу васъ, не тревожьтесь, сказалъ онъ, твердымъ голосомъ:— моя наглость достойна гораздо-тяжелйшаго наказания. Вы не можете отвчать за мои безумныя заблужденія. Я готовъ просить у васъ извиненія, что я такъ поторопился, но только теперь я узналъ, что еслибъ я ждалъ еще семь лтъ, то отвтъ вашъ былъ бы тотъ же самый. Разстанемтесь друзьями. Мы встртимся съ вами нескоро, но я не думаю, чтобъ я васъ когда-нибудь забылъ, я надюсь, что вы вспомните обо мн, котгд вамъ потребуется врная рука или голова для исполненія вашихъ желаній или прихотей. Я былъ бы очень-счастливъ, еслибъ могъ вамъ служитъ. Теперь прощайте. Разница только та, что я уду сегодня, вмсто того, чтобъ ухать завтра. Я долженъ постараться воротить потерянное время и приняться попристальне за работу.

Улыбка, сопровождавшая эти послднія слова, долго преслдовала Сесиль. Она довольно знала Уоринга, и потому была уврена, что онъ не впадетъ къ глупую сентиментальность. Ей было несказанно-грустно представлять себ его одного въ мрачной комнат ночью, разбирающаго, изъ чувства долга, запутанныя судебныя дла и лишеннаго всякой надежды или интереса, могущаго его развеселять. Онъ уже давно разстался со всякой честолюбивой мыслью. (Много есть часовъ, которые идутъ правильно, хотя ихъ бой совершенно поврежденъ). Сесиль въ ту минуту и долго посл сердилась на себя, что она не нашлась сказать ни слова выразительнаго и кстати. Она молча и робко подала ему руку, глаза ея умоляли о прощеніи. Онъ взялъ ея руку и едва коснулся ее своими губами. Этотъ поцалуй примиренія былъ драгоцнне всего, что сотни вассаловъ повергали въ ногамъ гордой Трезильянъ. Они разстались.

Совсть Сесили была очень-несговорчива. Долго она отвергала вс извиненія въ несчастіи, ею причиненномъ, но время и перемна лучшія лекарства, и ея покаяніе почти уже кончилось, когда она пріхала въ Дорадъ. Въ послднее же время, однако, эти призраки укора начали являться ей чаще-и-чаше. Она теперь поняла, какъ долженъ былъ страдать Маркъ Уорингъ, она предугадывала всею горечь своихъ чувствъ, если окажется, что она обманулась въ Ройстон Кин. Это грустное воспоминаніе, казалось, являлось ей какъ предостереженіе, убждавшее ее воротиться съ пути, на который она вступила. Дйствительно, Сесиль Трезильянъ была совершенно отлична отъ другихъ женщинъ, иначе, когда ея сердцу грозила опасность, она бы никогда не нашла времени такъ часто думать съ сожалніемъ о томъ человк, сердце котораго она разбила.

Но когда женщина ршилась всю свою судьбу поставить на карту, гд регуляторъ, который могъ бы выучить ее умренности и осторожности? Ее не убдилъ бы ‘даже, еслибъ кто возсталъ изъ мертвыхъ’.

XV.

Ройстонъ Кинъ имлъ основательныя причины предугадывать, что любовь его кончится нехорошо, но онъ привыкъ съ малолтства всегда идти прямо къ осуществленію своей цли, не обращая вниманіе на преграды и возможныя послдствія. Изъ этого правила проистекало отчасти и его презрніе къ мелочнымъ затрудненіямъ и непріятностямъ.

Онъ самъ однажды высказалъ откровенно свою теорію и примненіе ея къ практик. Молин замтилъ ему эту страшную черту его характера и Ройстонъ отвчалъ: ‘Гарри, путешествуя, мы всегда помнимъ, въ какомъ город или мстечк мы размняли наши банковые билеты, но жизни не достало бы, еслибъ помнить, какъ мы израсходовали вс талеры и піастры’. Молин соглашаясь съ этимъ блестящимъ сравненіемъ, потому-что оно соотвтствовало и его взгляду на жизнь. Но въ-сущности, между обоими друзьями была огромная разница. Природная кротость одного и твердая, неостанавливающаяся ни предъ чмъ ршимость другаго, приводили ихъ въ почти одинаковымъ результатамъ.

Сесиль Трезильянъ нравилась Ройстойну боле всхъ женщинъ, которыхъ онъ когда-либо видлъ, и онъ положилъ въ своемъ ум, что она будетъ его. Очень-сомнительно, чтобъ, ршившись на это, онъ взялъ въ соображеніе и могущія быть послдствія. Онъ шелъ въ своей цля медленно, но твердо: мало-по-малу непріятель сдавался, и онъ наконецъ уврился, что успхъ почти несомнненъ. Но эта увренность не уменьшила его бдительности, чтобъ не упустить ни одного удобнаго случая, ни одного хорошаго хода. Игра эта ему была слишкомъ-знакома, онъ зналъ вс ея тонкости.

При всемъ томъ и его предостерегъ голосъ прошедшаго. Онъ рдко видалъ сны — но нтъ правилъ безъ исключенія — и однажды сновидніе его постило. Чтобъ понять это сновидніе, вы должны взглянуть, хоть мелькомъ, на прошедшее моего героя и терпливо позволить мн еще немножко пофилософствовать. Excuses du peu.

Есть сожалніе, которое иметъ силу тронуть и терзать сердце самаго холоднаго стоика, это сожалніе объ убійств живаго существа, которое любило насъ боле всего на свт. Счастливы т, кто можетъ сказать въ свое извиненіе, что это было дло неумышленное, невольное, что они не знали о любви убитаго до той минуты, когда уже было поздно, что они никогда ни дломъ, ни словомъ не оскорбили свою жертву. Но и надъ этими оправданіями, какъ и надъ всми другими, смется неумолимая Немезида. Я удивляюсь, отчего поэты и драматическіе писатели такъ рдко избирали эту грустную тэму? Очень-вроятно, что послднее слово Левелина, вздыхавшаго въ Ущельи Засадъ, было не имя жены, ребенка или друга, а имя его врнаго пса Гелерта и, быть-можетъ, никто не проливалъ такихъ горькихъ слезъ надъ могилами многихъ примрныхъ христіанъ, какъ т, которыми орошена была земля, подъ которой покоился Гелертъ {Извстная шотландская легенда и баллада о Левелин и собак его Гелерт (Story of Llewellyn and his dog Gelert).}. Мысль, что онъ убилъ Альбатросса, желая добра своимъ товарищамъ, не могла уничтожить укоровъ совсти ‘стараго моряка’, которые прильнули къ нему, какъ отравленная одежда, и сдлали его ‘удивленіемъ всего свта’ {(The Rime of the Ancient Mariner). ‘Пснь стараго моряка’, баллада Колериджа.}. Голосъ осужденія, слышавшійся въ вопляхъ морскихъ волнъ, не потерялъ своей горечи для несчастнаго Викинга отъ того только, что онъ пытался спасти Аріанну, когда смертоносная стрла, направленная имъ на непріятеля, поразила ее {‘The balad of Arianna’. Баллада объ Аріанн, Теннисона.}. Поступокъ Виргинія былъ очень-хорошъ, ничто не могло принести боле чести римскому отцу, но я сомнваюсь, чтобъ впослдствіи, когда онъ говорилъ на форум, народъ такъ тснился бы около него, что заслонялъ собою призракъ прекрасной, окровавленной головы и темно-голубыхъ глазъ, направленныхъ на него съ выраженіемъ ужаса. Я сомнваюсь, чтобъ восторженные клики его сторонниковъ могли изгнать изъ его памяти глухой, дрожащій стонъ. Во всякомъ случа, въ долгія зимнія ночи эти виднія часто посщали стараго трибуна, наполняя радостью призракъ приговореннаго децемвира.

Такого рода угрызенія совсти чувствовалъ и Ройстонъ Кинъ, стоя на колняхъ, нсколько времени назадъ, у постели умиравшей. Это была двушка только-что вышедшая изъ дтства и такой поразительной красоты, что она могла бы быть гордостью всякаго англійскаго семейства. Вы не прочтете напрасно исторію грха, горя и безчестья, непотерявшаго своего ужаса, потому-что она была сокрыта отъ глазъ свта. Довольно сказать, что обольститель Эмили Карлейль былъ столько же повиненъ въ ея крови, какъ и въ крови всхъ тхъ, которыхъ онъ убилъ въ открытомъ бою. Онъ просилъ ея прощенія, и вотъ что она ему отвчала:

— Мой Ройстонъ, я тебя давно простила! Я бы не могла не простить тебя, еслибъ даже и хотла. Я не имю права длать теб упрековъ, хотя я и очень старалась во всемъ раскаяться, но я боюсь, еслибъ опять пришлось переживать все прошлое: я бы не поступила осторожне или умне. Но, послушай меня: я знаю, ты можешь, если только захочешь, и другихъ заставить тебя полюбить почти такъ же, какъ я тебя любила — и ты этого захочешь. Сокровище мое! общай мн, ради меня пощадить хоть одну. Мн легче будетъ умирать, если я знаю, что ради моей просьбы будетъ спасена душа другой женщины, хотя я слишкомъ была слаба, чтобъ защитить отъ опасности свою душу. Можетъ-быть, это мн и поможетъ — если что-нибудь въ-состояніи мн помочь… тамъ, куда я теперь иду.

Даже Ройстонъ Кинъ содрогнулся отъ дрожавшаго шопота, полнаго ужаса, которымъ были произнесены эти послднія слова. Онъ далъ общаніе и повременамъ вспоминалъ его. Наконецъ пришло время исполнить это общаніе.

Майоръ провелъ весь вечеръ у Сесили Трезильанъ, занимаясь различными приготовленіями для пикника, долженствовавшаго быть чрезъ два дня. Онъ вступалъ раза два въ этотъ вечеръ въ борьбу съ мистрисъ Данверсъ, и энтузіастка, твердая въ своихъ принципахъ, но слабая умомъ, была совершенно разбита. Вообще онъ провелъ вечеръ очень-пріятно и легъ спать довольнымъ и веселымъ. Посреди ночи онъ проснулся (или ему казалось, что онъ проснулся) и вскочилъ въ испуг: онъ чувствовалъ присутствіе въ комнат чего-то посторонняго, чего не было, когда онъ ложился.

Изъ мрака ночи мало-по-малу выдалось лицо, наклоненное надъ его подушками. Онъ не могъ усмотрть очертаній всей фигуры, а видлъ одно лицо, приближавшееся все ближе-и-ближе въ его лицу. Эти черты, эти глаза ему были слишкомъ-знакомы, но въ нихъ видно было выраженіе упрека, котораго онъ никогда не видалъ у тихой, покорной Эмили Карлейль. Блыя губки хотя и не двигались, а лепетали укоръ: ‘все забыто: и я… и общаніе! А я страдаю… все еще страдаю!’ Грустное, жалобное выраженіе лица исчезло и оно освтилось какимъ-то страннымъ, блднымъ свтомъ, исходившимъ, казалось, изнутри, глаза пристальные и суровые краснорчиво выражали ужасныя страданія, въ нихъ ясно отражалось и презрніе къ самой-себ души, приговоренной къ огню неугасимому, и отчаяніе души, взиравшей далеко въ будущее и невидвшей конца неумолимому гнву. Наконецъ мракъ все закрылъ собою, и прежде, чмъ еще Какъ очнулся съ глухимъ крикомъ, онъ чувствовалъ, что видніе исчезло, что онъ одинъ.

Холодный потъ выступилъ на лбу его, точно пахнуло на него дыханіе могилы. Но страхъ былъ не господствующее въ немъ чувство, онъ слишкомъ-долго деспотически царилъ надъ этой скромной, доврчивой двочкой, чтобъ дрожать передъ ея призракомъ. Но какая-то странная грусть нашла на него, когда онъ сталъ думать о токъ, что она перенесла и, быть-можетъ, теперь переносила, и все для него. Нчто въ род великодушія и сожалнія мгновенно стснило его желзное, закаленное сердце. Онъ всталъ и облокотился на окошко. Ночь была лунная, звзды блестли. Ройстонъ нсколько минутъ напвалъ что-то въ полголоса, наконецъ началъ бормотать вслухъ:

‘Хорошо было бы хоть одинъ долгъ заплатить. Я далъ слово. Она стоитъ этой жертвы, хоть длятого только, чтобъ она не могла жаловаться. Пускай будетъ по ея желанію. Ей-богу, я завтра вечеромъ уду. Я скажу это Сесиль, какъ только ее увижу… Да! что жъ посл этого человкъ, если онъ и забывать не уметъ? Къ-тому же, я не знаю…’ Остальныя мысли и сомннія онъ даже не поврилъ и звздамъ.

Климатъ на все иметъ большое вліяніе. Неожиданная буря или туманъ, кстати поднявшійся, ршали часто судьбу битвъ, хотя счастливые полководцы не всегда соглашались это признать. Еслибъ на другой день погода была бы туманная, непривлекательная, то, можетъ-быть, все дло приняло бы другой оборотъ. Но это былъ одинъ изъ тхъ чудныхъ, свтлыхъ дней, которые заставляютъ больныхъ на минуту перестать сожалть объ Англіи съ ея комфортомъ и удовольствіями, покинутой ими изъ желанія продлить свою жизнь, хоть еще мсяца на два. Все было весело и празднично, съ зеленаго плюща, обвивающаго развалины стариннаго замка до ‘безмрнаго смха’ бирюзоваго моря. При такихъ обстоятельствахъ невроятно было, чтобъ Ройстонъ исполнилъ свои намренія. Часть ихъ онъ исполнилъ религіозно: онъ прямо отправился къ Сесили Трезильянъ и передалъ ей, что собирается ухать. Она не обнаружила своего неудовольствія и удивленія при этомъ извстіи, но говорила съ такой увлекательной казуистикой противъ необходимости такого поспшнаго и неожиданнаго поступка, что неудивительно, если она вскор убдила своего слушателя по-крайней-мр отложить свой отъздъ. Въ подобномъ случа извиниться тмъ, что ему ‘необходимо хать по непредвидннымъ домашнимъ обстоятельствамъ’ было бы слишкомъ-тривіально и нескромно. Такое извиненіе достаточно былобы для самаго взыскательнаго начальника, когда-либо управлявшаго областью или дивизіею, но оно не годилось для красавицы. Когда гордая красавица снисходитъ до просьбы и мужчина ей отказываетъ на-отрзъ, то, должно-быть, или онъ къ ней совершенно-равнодушенъ, или онъ сотворенъ иначе, чмъ другіе.

Видніе прошлой ночи совершенно изгладилось изъ его головы. Бдные призраки! они не могутъ бороться, говорятъ мистики, съ живыми людьми, если только послдніе не теряются и смло хотятъ доказать свое превосходство. Къ-тому же, они должны поневол исчезать съ первымъ лучомъ зари. А была ли когда-нибудь заря свтле чудной улыбки, заигравшей на губкахъ Сесили Трезильянъ, когда она догадалась, по выраженію ройстонова лица, что она побдила?

Такимъ образомъ пикникъ состоялся. Погода и все остальное носило какой-то праздничный характеръ и сама Бесси Данверсъ улыбнулась въ отвтъ на привтствіе Ройстона, когда вс собрались на назначенномъ сборномъ мст. Улыбка эта походила, однако, на т угрюмыя улыбки, которыми пуританки нкогда, въ рдкія минуты благоволенія, дарили Клавергаузу или Монтрозу и въ которыхъ, впрочемъ, впослдствіи, непремнно раскаивались. Очень-вроятно, что ‘зловредный человкъ’ и не оцнитъ этого снисхожденія, все его вниманіе было бы обращено на другой предметъ. Сесиль Трезильянъ поражала всхъ необыкновеннымъ блескомъ своей гордой красоты. Ея спокойный, почти хладнокровный видъ, бывшій ея отличительной чертой, теперь уступилъ мсто какой-то беззаботной веселости. Самый нарядъ высказывалъ желаніе пококетничать, а чудные, темно-голубые глаза своимъ блестящимъ, плутовскимъ выраженіемъ какъ-будто вызывали на бой. Шотландцы считаютъ такое расположеніе духа врнымъ признакомъ близкаго несчастія.

О, невинныя двы! остерегайтесь, не довряйте тому, что кажется такъ привлекательно съ перваго взгляда. Посмотрите: нтъ облачка на неб, сіяющемъ надъ Низейской Равниной, розы и лиліи наполняютъ воздухъ благоуханіями и весело раздается смхъ Перзеоны {Перзеона — греческое названіе Прозерпины.}, собирающейся съ подругами праздновать первое мая. Но подъ волнующейся травой вроется нчто ужасне еще змй. Мы, которые читали древнюю легенду, уже слышимъ раскаты приближающагося грома, мы знаемъ, что вотъ земля раскроется и явится Айдоней {Айдоней — прозвище Плутона.}, мрачный похититель, въ своей желзной колесниц. Тогда голубка начнетъ биться въ когтяхъ сокола, раздастся вопль о помощи, заглушенный дикимъ кликомъ торжества, испуганныя нимфы разбгутся въ смятеніи, краса ихъ веселаго кружка уже никогда къ нимъ не возвратится. Деметра {Прозвище Цереры.}, подобно другимъ заботливымъ дуэннамъ, отсутствуетъ, когда она всего необходиме, она гд-нибудь надсматриваетъ за полями или приноситъ жертвы въ храмахъ. Наконецъ она найдетъ свое невинное дтище, но уже царицею тней, достойной своего унылаго трона, блестящаго посреди тяжелаго мрака. Ея маленькая ручка, привыкшая вить такъ ловко гирлянды, теперь крпко, поцарски, держитъ свой золотой скипетръ, ея мрачнымъ, торжественнымъ главамъ чужда всякая радость. Она, которая нкогда горько плакала о смерти своей любимой птички, теперь слушаетъ равнодушно свистъ бича Мегеры и вопли мильйоновъ духовъ, стонущихъ въ невдомыхъ мукахъ. Ея красота никогда не была такъ блистательна, но въ ней есть отпечатокъ того строгаго, суроваго царскаго достоинства, приличнаго супруг царя ада. О, бдная мать! не проси теперь напрасно, осуши свои глаза, не плачь: это не поможетъ, уже поздно, теб не сманить ее назадъ, даже еслибъ Лидесъ {Аидесъ — греческое прозвище Плутона.} пустилъ свою царицу изъ ея владнія хоть на-время. Поздно! Чистые, непорочные плоды твоей земли потеряли всю свою сладость для тхъ губокъ, которыя разъ отвдали роковыхъ плодовъ.

Все общество, собравшееся на пикникъ, состояло изъ всегдашняго кружка: Молин и мистера Фуллартона съ семействомъ. Пасторъ былъ въ какомъ-то странномъ расположеніи духа, очень нервный и все о чемъ-то хлопоталъ. Вообще, по торжественному выраженію всей его фигуры, казалось, что онъ владлъ какою-то важною тайною, открыть которую онъ жаждалъ, но боялся. Это обстоятельство лишало его всегдашняго флегматическаго хладнокровія и угодливости. Онъ воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ и умолялъ миссъ Трезильянъ позволить ему быть ея кавалеромъ. Обычай требовалъ, чтобъ, при всхъ подобныхъ прогулкахъ, каждая дама, или двица, имла, по-крайней-мр, одного кавалера, кром обыкновеннаго погонщика муловъ. Кавалеры эти шли около своей дамы пшкомъ.

Сесиль немного удивилась этой просьб и особенно важному тону, которымъ она была сдлана, но въ эту минуту она была слишкомъ-счастлива и весела, чтобъ кому-нибудь въ чемъ-нибудь отказать, кром-того, она чувствовала, что въ послднее время въ ея обращеніи съ пасторомъ вкралась нкоторая небрежность, чтобъ не сказать презрніе. Она благосклонно согласилась, но быстрый взглядъ, выражавшій просьбу сочувствія, который она бросила Ройстону, не ускользнулъ отъ вниманія почтеннаго пастора.

Очевидно было, что мистеръ Фуллартонъ хотлъ передать своей дам что-то важное, но столь же было очевидно, что онъ не зналъ, какъ это сдлать. Тропинка, по которой они шли, повернула неожиданно и, проходя черезъ гряды горъ, сдлалась такъ крута и полна уступовъ, что у бднаго пастора, все обдумывавшаго, какъ приступить къ длу, совершенно занялось дыханіе, и онъ уже былъ не въ состояніи говорить. Прошли еще полмили. Положеніе его было самое отчаянное, онъ скользилъ на каждомъ шагу и такъ запыхался, что походилъ на человка, проработавшаго цлый день подъ знойнымъ солнцемъ. При всемъ томъ онъ настойчиво держался повода сесилина лошака, но въ этомъ случа искалъ боле самъ поддержки, нежели служилъ ей. Наконецъ тропинка превратилась въ нчто похожее на кривую, неровную чердачную лсенку и мулъ съ своимъ проводникомъ, спотыкнулся и упалъ. Животное, по остроумному обычаю себ подобныхъ, тотчасъ вскочило на ноги, но истощенный пасторъ не могъ сдлать такого tour de force и растянулся на земл. Ройстонъ Кинъ до этой минуты не пытался измнить порядка шествія. Сначала онъ шелъ около Фанни Молин и употреблялъ все свое остроуміе, чтобъ забавлять ее. Когда тропинка стала слишкомъ-узка для троихъ въ рядъ, онъ уступилъ свое мсто Гарри, который en voyage никогда добровольно не уступалъ другому беречь свою mignoneе. Ройстонъ теперь шелъ одинъ, тотчасъ за миссъ Трезильянъ и ея духовнымъ эскортомъ. Огромный контрастъ былъ между нимъ и этимъ усталымъ пшеходомъ. Кинъ шелъ легко, дышалъ свободно и на его лбу не видно было ни одной росинки.

Шикари Верхняго Гималая, Гиллисы Пертшира и Западной Шотландіи, охотники на кзъ Тироля и проводники долины Шамуни могли бы разсказать много повстей объ этомъ ровномъ, плавномъ шаг, которому было все-равно гора или равнина, гладко или круто, и сами нмецкія длинныя мили были ему ни почемъ.

Увидвъ паденіе лошака, Ройстонъ бросился впередъ, но, уврясь въ безопасности миссъ Трезильяцъ, онъ улыбнулся и, повернувшись къ пастору, поднялъ его съ выраженіемъ такой принужденной и торжественной нжности, что оно могло бы взорвать даже святаго.

— Я надюсь, что вы не очень ушиблись, мистеръ Фуллартонъ? Вы бы другой разъ были осторожне. Духъ бодръ, но плоть немощна. Могу ли я избавить васъ отъ вашей трудной отвтственности хоть на нсколько минутъ, пока вы оправитесь?

Еслибъ Кинъ былъ слабъ и малъ ростомъ, то очень-вроятно, что пасторъ, несмотря на свое священное званіе, неблагопріятность времени и мста, тутъ же бы бросился на него.

Миссъ Трезильянъ, вроятно, приняла бы сторону слабйшаго, еслибъ не несчастная ея страсть въ насмшк, которая всегда вводила ее въ искушеніе, она выразила съ приличною серьзностью свое сожалніе, что ея проводникъ потерплъ несчастье, служа ей, и такимъ образомъ истощивъ весь запасъ власти надъ собою, она уже была не въ-состояніи сдлать упрекъ ‘хладнокровному капитану’. Мистеръ Фуллартонъ засмялся и старался прикрыть свое неловкое положеніе шуткою, что, конечно, въ подобныхъ обстоятельствахъ длало ему много чести. Что же касается полусдержаннаго выраженія, которое приняло его лицо, когда онъ долженъ былъ идти сзади одинъ, то до этого повствователю, человку земному, нтъ никакого дла. Ройстонъ шелъ впереди съ Сесиліею.

— Я, право, удивляюсь, началъ онъ. съ презрительной улыбкой:— не-уже-ли женщинамъ никогда не надостъ надъ нами смяться, а намъ служить имъ посмшищемъ? Какое огромное удовольствіе долженъ былъ доставить Анн Австрійской Ришль, когда онъ танцевалъ предъ нею сарабанду. (Но Мазарини хорошо ей за это отплатилъ. Я очень радъ, что за кардинала отмстилъ шарлатанъ).— Ну, какъ вы могли позволить пастырю быть такъ безразсудно-отважнымъ? Подумайте только, у него большое семейство, ежегодно прибавляющееся и основывающее вс свои надежды на немъ одномъ. Еслибъ я былъ на мст мистрисъ Фуллартонъ, я бы затялъ съ вами процесъ. Такъ-какъ необходимо, чтобъ его преемникъ привелъ хоть какую-нибудь цитату, то я приведу вамъ стихи, которые онъ мн напомнилъ. Знаете исторію благо быка изъ Дункрагаюа, который такъ бодро пустился вверхъ въ гору:

But steep and flinty was the road

And sharp the hurrying pikemen’g goad,

And when we came to Dennan’s Row,

А child might scathless stroke his brow! (*).

(*) Но крута и камениста была дорога и остры стрекала преслдовавшихъ копейщиковъ, такъ-что, прибывъ въ Деннанъ-Ро и ребенокъ мотъ его погладить по лбу.

Тонъ его голоса и вся его манера ясно показывали, какъ измнились ихъ роли. Всы колебались и можно было предсказать скорый переходъ первенства и власти въ другія руки. Его прекрасная дама покачала головой, такъ-что перья на ея шляпк заколыхались, но вся сила упрека, содержавшаяся въ этомъ движеніи, уничтожена была взрывомъ серебристаго хохота, хотя и сдержаннаго.

— Я не хочу, чтобъ полагали, что я сочувствую вашимъ непочтительнымъ сравненіямъ. Я вовсе не нахожу ничего сходнаго между обоими предметами, еслибъ сходство даже и было, то, право, гршно копейщикамъ обходиться такъ безцеремонно. Какъ могла я полагать, чтобъ мистеръ Фуллартонъ такъ пострадалъ ради меня? Я не останусь въ долгу предъ вами и такъ же приведу цитату. Посмотрите, еслибъ я была такой злой, васъ вы думаете, то

За дурь я дорого плачу,

Сломалъ скиру я свою (*).

(*) Му loss may pay my folly’s tax,

I’ve broke my trasty battle-axe.

Костяная ручка ея зонтика (того самаго, который Ройстонъ спасъ изъ рукъ Дюшена) случайно запуталась въ уздечк, когда лошакъ спотыкнулся, и сломалась пополамъ. Кинъ взялъ кусочки изъ ея рукъ и съ-минуту смотрлъ на нихъ.

— Бдный зонтикъ! сказалъ онъ съ сожалніемъ: — не суждено было теб быть долговчнымъ. Не стоило, право, спасти тебя отъ злобы гршника, если назначено было принести тебя въ жертву неловкости праведнаго.

— Неправда, отвчала Сесиль: — тутъ виновата моя беззаботливость, но я не въ-состояніи перенесть сегодня еще новую неудачу. Будете ли вы меня очень-очень беречь?

Необычайная нжность, слышавшаяся въ ея голос, потрясла Ройстона. Огонь пробжалъ по всмъ его жилкамъ, кровь бросилась въ голову. Онъ не отвчалъ, только взглянулъ на нее и рдкая улыбка показалась на его губахъ.

Я старался вообще не утомлять васъ длинными разговорами, неимющими прямаго отношенія къ происшествіямъ нашей повсти. Основываась на этомъ правил, я опускаю и разговоръ, занимавшій моихъ героевъ, пока они достигли до вершины горнаго прохода. Вроятно, онъ былъ очень-интересенъ обоимъ, ибо они долго вспоминали каждое сказанное слово. Но воображеніе или память читателя, конечно, гораздо-лучше пополнитъ то, что опущено здсь.

На вершин горы наше общество остановилось. Картина, представлявшаяся ихъ глазамъ, дйствительно заслуживала этой остановки. Подъ ними мелкій лсъ тянулся до самаго моря, подобно широкой, бурной рк, тамъ-и-сямъ поднимались, точно волна, группа высокихъ маслинъ и елей и блестли, подобно островкамъ, разноцвтныя глыбы камней.

Вмст съ другими поднялся на вершину и пасторъ. Онъ уже пришелъ въ себя, сталъ опять почти такимъ не спокойнымъ, хладнокровнымъ, какъ всегда. Пока остальные молча любовались видомъ, онъ тотчасъ постигъ, что это была очень-удобная минута подйствовать на своихъ слушателей, чего онъ никогда не упускалъ изъ вода. Вставъ въ театральную позу, онъ простеръ руку и воскликнулъ:

Коль велики твои дла, Источникъ блага и добра! (*)

(*) How glorious are thy works, Parent of Good!

Слова эти были произнесены самымъ сладкимъ, приторнымъ голосомъ. При этомъ онъ взглянулъ покровительственно на окружавшую его картину и поощрительно на окружавшихъ людей. Казалось, онъ говорилъ своимъ взглядомъ: ‘вы можете теперь восхищаться: я испросилъ свыше благословеніе’. Ничего боле не случилось замчательнаго и они благополучно достигли назначеннаго мста.

Конечно, тутъ раздались восклицанія, что ‘невозможно было лучше найти мсто для пикника’. Но такъ-какъ то же самое говорилось, по-крайней-мр, о трехстахъ различныхъ мстечкахъ въ каждой образованной стран Европы, то, поэтому, не стоитъ описывать собственно картину того мстечка, гд расположилось наше общество. Завтракъ прошелъ очень-приличнымъ образомъ, какъ всегда бываетъ, когда устроено все заботливо.

Мистеръ Фуллартонъ, однако, такъ прилежно налегъ на шампанское, что жена его, столь умренная во всемъ и одна обращавшая на него вниманіе, начала невольно за него опасаться. Наконецъ, когда на-минуту общій разговоръ замолкъ, онъ обратился къ Ройстону. Слова его были отрывисты, голосъ глухо звучалъ и нижняя губа дрожала.

— Я получилъ сегодня извстіе изъ Неаполя, сказалъ онъ: — мой пріятель, между-прочимъ, говоритъ, что онъ тамъ встртился съ мистрисъ Кинъ.

Майоръ взглянулъ на говорившаго тмъ холоднымъ, равнодушнымъ взглядомъ, который такъ часто его выводилъ изъ терпнія.

— Не-уже-ли? отвчалъ онъ.— Я не зналъ, что матушка такъ далеко захала на югъ. Послднее ея письмо было изъ Рима.

Пасторъ нетвердой рукой поставилъ свой стаканъ на столъ.

— Я никогда не слыхалъ о вашей матери, сэръ, сказалъ онъ:— я говорю о вашей жен!

XVI.

Затвать ссору съ человкомъ надъ стаканомъ вина, или какимъ бы то ни было путемъ мшать ему пить, это такое нарушеніе приличіи, котораго даже мягкое сердце эпикурейца не можетъ смягчить или извинить. Въ этомъ случа онъ кротко, но съ твердостью говоритъ:

Natis in usum lаetitiae scyphis

Pugnare Thracum est. Tollite barbаrum

Morem: verecundumque Bacchum

Sanguineis probibete rixis (*).

(*) Предоставьте ракіянамъ противоборствовать порожденнымъ для веселья кубкамъ. Бросьте варварскій обычай и оградите стыдливаго Вакха отъ кровавыхъ столкновеній.

Духъ Банко было грубое привидніе, а не то, какъ бы силенъ ни былъ вызовъ, оно все же явилось бы Макбету во всякомъ другомъ мст, кром залы пиршества. Худшій поступокъ въ жизни жестокаго, вроломнаго монарха было поставить голову ‘Чернаго’ передъ осужденными Дугласами, и, быть-можетъ, пап Александру — хотя онъ до крайности былъ выше предразсудковъ — было трудно заслужить собственное первосвященническое отпущеніе за отравленное вино, которымъ онъ угостилъ Орсини и Колонну. Въ этомъ случа, какъ въ сотн другихъ подобныхъ ему, конечно, плохимъ оправданіемъ была политическая польза или необходимость, но что мы скажемъ о человк, который нарушаетъ гармонію свиданія единственно для удовлетворенія личной досады, или изъ удовольствія? Безъ-сомннія, съ подобныхъ поступковъ начинается списокъ преступленій, который ведется на неб. Я нахожу, что самый отвратительный поступокъ, когда-либо совершенный Эридой {Эрида — богиня раздора, погречески.}, было избраніе того исключительнаго момента для поднесенія золотаго яблока. Если она была принуждена быть навязчивою, то она должна была дождаться времени, когда олимпійцы были собраны въ конклав или, по-крайней-мр, когда они были по домамъ, а тревожить ихъ въ то время, когда они отдавали справедливость талантомъ Пелеева cordon-bleu, было безсовстно. Я бы очень желалъ, чтобъ оскорбленная и плаксивая нимфа-пророчица Энона встртила ее гд-нибудь на откос горы Иды и дала ей приличное наставленіе.

На этихъ основаніяхъ я смю надяться, что вс благомыслящіе читатели согласятся со мной, назвавъ поведеніе мастера Фуллартона совершенно-неизвинительнымъ. Было бы такъ легко сообщить его новость всякому, до кого она касалась, скромно, когда и гд оно было прилично, вмсто того, чтобъ, такъ-сказать, бросить ее, какъ раскаленное ядро посреди веселаго собранія. Въ другихъ обстоятельствахъ онъ, вроятно, избралъ бы боле-спокойный путь, но онъ уже нсколько времени вытерплъ отъ Ростойна Кина цлый рядъ оскорбленій, какъ истинныхъ, такъ и воображаемыхъ, и его собственное утреннее приключеніе переполнило чашу раздраженія. Это было то старое выводившее изъ себя чувство при мысли, что

Earl Percy sees my foil (*).

(*) Графъ Перси видитъ мое паденіе.

Каковы бы ни были послдствія, онъ не могъ ршиться упустить такого прекраснаго случая поставить въ-тупикъ своего невозмутимаго врага. Нечего и объяснять, какъ дорого онъ бы далъ, чтобъ увидть, что его поразительная власть надъ собою совершенно измнила ему хоть разъ. Къ-несчастію, наилучше-задуманные планы не всегда могутъ увнчаться торжествомъ. Пастору, конечно, удалось произвести нкоторый эффектъ и привести большинство общества въ то неловкое состояніе духа, которое въ просторчіи называютъ ‘желать провалиться сквозь землю’, но именно тотъ, ни кого ударъ былъ направленъ, казался спокойне всхъ.

Майоръ тряхнулъ головой съ быстрымъ движеніемх нетерпнія, какъ-будто для того, чтобъ согнать наскомое, свшее у него на лбу, кром этого, еслибъ судить по признакамъ досады со стороны Ройстона, то можно было бы подумать, что замчаніе мистера Фуллартона относилось къ видамъ миссіонеровъ, или китайской политик. Неизмнная краска на загорломъ лиц его ни на волосъ ни уменьшись, ни увеличилась, въ свтлыхъ, смлыхъ глазахъ его не было ни одного признака досады, стыда или смущенія, когда же онъ отвтилъ пастору, то брови его, столь легко способныя наморщиться при мене уважительномъ повод, въ этомх случа не показывали ни одной складки.

— Я довольно уважаю васъ, чтобъ полагать, что вы вовсе не знаете того, о чемъ вы говорите, мистеръ Фуллартонъ. Вы, конечно, не могли угадать, до какой степени этотъ предметъ разговора мн непріятенъ. Такъ-какъ онъ никому не можетъ нисколько быть интересенъ, то не лучше ли перемнить его?

Голосъ его былъ все такъ же холоденъ и умренъ, нсколько-саркастическое измненіе одно лишь разнообразило его глубокій и важный тонъ, но очень-тонкій наблюдатель могъ бы видть, какъ пальцы его стиснули ручку ножа въ то время, когда онъ говорилъ, какъ-будто ихъ пожатіе могло скомкать слоновую кость.

Нельзя было ожидать, чтобъ остальное общество могло соперничать въ спокойствіи съ ‘хладнокровнымъ майоромъ’. Плыть подъ чужимъ флагомъ довольно-удобное средство и часто весьма-прибыльное, но за-то обнаруженіе этого обмана влечетъ за собой какъ на суш, такъ и на мор различныя наказанія. Оно, разумется, придаетъ кому-нибудь видъ уличеннаго обманщика. Въ настоящемъ случа, такъ-какъ актръ, къ которому по праву относилась эта роль, ршительно отказывался играть ее, то она выпала на долю несчастнаго Гарри Молин, который, безъ сомннія, выполнилъ ее въ совершенств. Во всхъ маленькихъ затрудненіяхъ и тревогахъ, когда его слишкомъ тснили, онъ привыкъ укрываться за свой резервъ въ лиц la mignonne, увренный, что тамъ онъ встртитъ участіе, если не опору. Теперь онъ не смлъ этого сдлать. Онъ не ршался вытерпть упрека отъ этихъ глазъ, которые съ-тхъ-поръ, какъ они впервые высказали ему, что она его любитъ нжно, никогда не смотрли на него иначе, какъ съ довріемъ. Полусдавленный крикъ, сорвавшійся съ губъ Фанни, когда пасторъ сообщилъ свою новость, поразилъ прямо въ сердце ея вроломнаго мужа, и онъ чувствовалъ себя достойнымъ, чтобъ эти хорошенькія губки никогда боле ему не улыбались.

О, читатели мои вообще, въ-особенности же мужскаго пола! т, по-крайней-мр, которые имли терпніе дойти такъ далеко, замтьте, умоляю васъ, вс опасности, сопровождающія несоблюденіе обязанности взаимнаго супружескаго доврія. Какое право имемъ мы зам{нахъ’, которыя заключить ихъ вс, будь он въ десять разъ многособственныя,} {Это фргамент так отпечатан в журнале.} Подобное молчаніе изобилуетъ страшными опасностями. Въ нашемъ безуміи и слпот мы считаемъ себя безопасными, между-тмъ, какъ земля подъ преступными ногами нашими вся изрыта минами и готовится взрывъ, посл котораго останутся лишь наши disjecta membra {Разбросанные члены.}. Конечно, какой-нибудь каверзникъ, съ холоднымъ сердцемъ, начнетъ приводить примры, когда осторожно-задуманные и общающіе заговоры не удалась единственно потому, что нкоторыя подробности ихъ дошли до женскаго слуха. Быть можетъ, оно такъ, но я не вижу, какая надобность заговорамъ вообще удаваться. Да здравствуетъ конституція!

Правда, что это трогательное довріе было бы всегда нсколько-односторонне, такъ-какъ самая кроткая Гризельда скоре согласилась бы пойти на плаху, нежели отдать въ руки мужу нестсненный надзоръ за ея перепиской. Впрочемъ, я сохранилъ слабое воспоминаніе о семнадцатилтней новобрачной, которая въ медовой мсяцъ оказалась такъ слаба и порочна (selon les dames), что подвергла взглядамъ профана-мужа письма, полученныя ею отъ подругъ ея дтства, вмсто того, чтобъ прочесть лишь очищенное изданіе ихъ. Но она была воспитана въ настоящей тюрьм благопристойности суровою бабкой, строгимъ моралистомъ, на которую ни одинъ человкъ не смотрлъ безъ содроганія, и въ эти первыя недли посл своего освобожденія, она, вроятно, чувствовала какое-то упоеніе вслдствіе новаго ей чувства свободы. Кром-того, она была совершенно безъ ума отъ своего ‘Реджинальда’: все это, однакожь, не могло извинить ее, когда она предстала предъ судъ своихъ перовъ. Она жила довольно-долго, чтобъ раскаяться и возвратить до нкоторой степени свое утраченное женское достоинство, но умерла очень-молода — будемъ надяться, что естественнымъ путемъ природы. Она нарушила первый законъ боле многочисленнаго и вліятельнаго общества, нежели масонское. Примры нужны отъ времени до времени, и Vehme-gericht можетъ жалть о нарушител, но не иметъ права колебаться въ отмщеніи. Тмъ не мене, братья мои, наша обязанность ясна. Отдадимте въ руки женъ ключъ отъ нашей переписки и цензуру ея. Если, посл надлежащаго предостереженія, легкомысленные друзья наши будутъ, продолжать писать намъ въ выраженіяхъ, которыя не понравятся этимъ добрымъ, но щекотливымъ инспектрисамъ, то пусть они подвергнутся за это холоднымъ взглядамъ и намекамъ, исполненнымъ горечи, что случится въ первый разъ, какъ они постятъ насъ въ сезонъ охоты. По-крайней-мр совсть наша будетъ чиста и неосквернена, и мы до конца совершимъ наше странствіе sans peur, хотя, быть-можетъ, даже въ этомъ случа несовсмъ sans reproche. ‘Рабство’, какъ замтила Миггсъ, ветеранка весталокъ, ‘не наслдственно’, но есть натуры, которыя рдко развиваются въ этомъ спокойномъ и безславномъ состояніи. Подобные люди живутъ обыкновенно въ довольств до глубокой старости и умираютъ окруженные всеобщимъ уваженіемъ. Мн кажется, что здорово и достопочтенно быть до нкоторой степени подъ башмакомъ жены, только для этого надо, чтобъ мужъ обладалъ свойствами, длающими его чмъ-то среднимъ между Сократомъ и Жоржемъ Данденомъ.

Мистрисъ Данверсъ, безъ сомннія, открыто пришла бы въ тотъ восторгъ, которому подвержены вс мелкіе пророки, когда ихъ предсказанія случайно сбываются, но отъ этого удерживала ее природная застнчивость. Она страшно боялась дйствія, которое это открытіе могло имть на ея покровительницу. Поэтому никакой смертный не можетъ опредлить или угадать, какое именно значеніе она придавала сложнымъ кривляньямъ ея лица. Ощущенія ея, вроятно, растворялись въ припадк удивленія къ пастору, въ его новой роли обличителя открытаго проступка и защитника угрожаемой невинности: къ этому надо присовокупить неопредленное желаніе бросить въ Ройстона Кина свою собственную анаему. Дикъ Трезильянъ принялъ все это съ замчательнымъ хладнокровіемъ, чтобъ не сказать весело. Онъ кивалъ головой, и улыбался, и лукаво подмигивалъ Молин, какъ-будто-бы желая показать, что онъ давно зналъ все это, и дйствительно, онъ былъ на столько посвященъ въ тайны майора въ ту достопамятную ночь, когда полагали, что онъ потерялъ голову.

Кавими софизмами Ройстону Кину удалось скрыть свои намренія и заставить ихъ казаться хорошими даже предъ такимъ неподражаемымъ умомъ и легкими нравственными убжденіями — это могъ объяснить одинъ чортъ, который рдко измнялъ ему въ его предпріятіяхъ.

Мы оставили Сесиль напослдокъ. Прекрасная, гордая Сесиль! неуже-ли ты не была рождена для чего-нибудь лучшаго, нежели сдлаться жертвой всхъ этихъ минъ и контр-минъ, отдать ключъ отъ сокровищъ твоего сердца тому, кто недостоинъ поцаловать край твоей одежды, и наконецъ, чтобъ твоя власть надъ собою была такъ жестоко испытана длятого, чтобъ польстить оскорбленному тщеславію пустаго энтузіаста?

Она не дрогнула, когда слова, произнесенныя мистеромъ Фуллартономъ, коснулись ея слуха, но ее охватила какая-то тяжелая, леденящая слабость, такъ-что она почувствовала, что вс ея члены какъ-будто оцпенли и все передъ глазами стало смутно и туманно. Онмлость прошла почти немедленно, но все еще окружавшія фигуры казались ей искривленными и фантастически-преувеличенными, он, казалось, тряслись и кружились вокругъ одного неподвижнаго центра, какъ мертвые листья сыплются зимой вокругъ мраморной головы статуи, эта неподвижная точка постоянно оставалась ясною и неизмнною по своему виду въ то время, но все остальное было смутно и неопредленно. Центръ этотъ былъ — лицо Ройстона Кина.

Видъ этого лица, не дерзкаго и даже не суроваго, но невозмутимаго въ своемъ холодномъ спокойствіи, дйствовалъ на Сесиль какъ магическое укрпляющее средство, казалось, онъ умлъ какою-то магнитическою силою передать ей нкоторую долю своего необыкновеннаго самообладанія. Прежде, нежели онъ выговорилъ до конца свой отвтъ пастору, она уже откинула назадъ свою гордую голову старымъ, величественнымъ движеніемъ, какъ-бы сама презирая свою минутную слабость, никакой туманъ, никакая тнь не помрачали блестящихъ синихъ глазъ, теперь она могла спокойно говорить, не боясь ни одной фальшивой ноты. Опасность, которую она избгла, была не малая. Выказать смущеніе въ подобныхъ обстоятельствахъ поразило бы даже духъ боле-кроткій, нежели тотъ, которымъ отличались Трезильяны — чувствомъ непреодолимаго стыда. Вспомните, что какъ бы примтно ни было ея расположеніе къ Кину, никто не подозрвалъ, чтобъ они чмъ-нибудь были связаны между собой. Еслибъ она въ ту минуту измнила себ, то она вовки не простила бы этого Ройстону, какъ она никогда не прощала пастору. Теперь же, вслдствіе случайной несообразности, въ ту самую минуту, когда она узнала, что была обманута если не словами, то намреніемъ, когда она имла наиболе причинъ ненавидть и презирать врага, который ее такъ обезчестилъ, она почувствовала, что власть его надъ ея сердцемъ стала сильне, какъ-будто онъ оправдалъ право повелвать имъ.

Не до однхъ женщинъ, а до всхъ прекрасныхъ дикихъ созданій относится старый афоризмъ: ‘чмъ строже ихъ исправлять, тмъ сильне он любятъ своего укротителя’. Сесиль подумала: ‘нтъ на свт другихъ глазъ, которые могли бы такъ смло встртить мой взглядъ’, и гордый умъ склонился и покорился своему повелителю. Эта черта, въ одномъ отношеніи, напоминала собою іодольфа и Изольду, хотя, во многихъ другихъ, она такъ же рзво отличалась отъ нихъ, какъ добро отъ зла. Кто можетъ опредлить, какое обиліе счастія могло быть удломъ обоихъ, еслибъ они не встртились слишкомъ-поздно?

Эти два слова по-моему грустне всхъ, которыя когда-либо были произнесены или написаны, они поражаютъ струны столькихъ человческихъ страданій, что могли бы составить девизъ для ада не хуже, дантовскаго. Очень-немногіе могутъ слушать ихъ безъ трепета, хорошо еще, если они не производятъ горькой муки. Подобно тмъ ужаснымъ заклинаніямъ, которыя имли свойство, при произношеніи ихъ, длать блыми губы самаго смлаго мага, они имютъ страшную власть пробуждать мертвыхъ. Чу! они едва выговорены, какъ уже слышится движеніе на кладбищ, гд зарыта память о несчастіяхъ или преступленіяхъ, воздухъ наполненъ призраками, сторожъ можетъ закрыть глаза, если хочетъ, все же онъ будетъ не мене сознавать присутствіе этихъ блдныхъ духовъ, которые толпами стекаются для отмщенія. Много-много часовъ пройдетъ прежде, нежели узнаютъ то заклинаніе, которое заставитъ ихъ возвратиться въ могилы. Недавно я слышалъ слдующій разсказъ. Тотъ, о комъ шла рчь, утратилъ свою любовь посл того, какъ онъ долго добивался и наконецъ достигъ ея. Все-равно, подозрніе ли, недоразумнія или измна разлучили ихъ, но они были разлучены впродолженіе восьми долгихъ годовъ. Замтимъ: она раскаялась, или простила, и пришла къ нему принести ему свою исповдь. Когда она договорила, она взглянула ему въ лицо и не увидла въ немъ никакихъ признаковъ радости или радушія, но одинъ лишь взглядъ грусти, еще боле глубокій и мрачный. Руки, которыхъ объятія она еще не забыла, никогда боле не разверзались, чтобъ прижать ее къ груди. Онъ склонилъ голову на дрожавшія руки и тяжелыя капли, вызываемыя иногда у сильныхъ людей во время агоніи, начали, одна за другой, падать сквозь пальцы его. Въ былыя времена, онъ никогда ни на минуту не могъ вынести ея грустнаго вида, теперь же онъ сидлъ какъ-будто не слышалъ ее, между-тмъ, какъ она лежала у ногъ его, моля о прощеніи. Когда онъ могъ лучше совладать съ своимъ голосомъ, онъ отвтилъ:

‘Не разъ въ моихъ снахъ я видлъ тебя въ этомъ вид, и слышалъ слова, которыя ты теперь произносишь. Я тогда отвчалъ теб то, что отвчу теперь: я никогда не могу простить тебя. Я не могу быть увреннымъ, что ты снова не пріобртешь надо мной твоей прежней власти, я думаю, что ты все такъ же опасна, а я все такъ же слабъ, какъ прежде. Но я узналъ, что чмъ обворожительне ты будешь для меня, тмъ тяжеле будетъ твое бремя. Мысль о томъ, что я потерялъ въ это проклятое время воздержанія, вскор свела бы меня съ ума. Я уже привыкъ къ моему теперешнему бремени я не дамъ теб возможности сдлать его еще тяжеле. Мои слезы были слезы эгоизма и ребячества, он были пролиты за счастіе и надежды, которыя ты убила во мн восемь лтъ назадъ. Погоди: мы тогда разлучились съ личиною нжности, теперь также мы не должны разстаться въ злоб.’

Онъ поднялъ ее и приложилъ губы къ ея лбу. Поцалуй этотъ былъ спокойный, холодный и безстрастный, напоминавшій поцалуй, который мы даемъ другу, лежащему въ гробу. Они никогда боле не встрчались наедин. Злость беретъ, когда подумаю, какъ много времени употребилъ я, чтобъ описать событія и ощущенія, которыя заняли едва нсколько минутъ, но нельзя скоро разставить всхъ дйствующихъ лицъ драмы въ ихъ точныя положенія, разв если режиссръ ужь очень-опытенъ. Будьте такъ добры представить себ, что пикникъ кончился (но не въ замшательств) и шумно-пировавшіе на пути своемъ въ Дораду. Ничего достопримчательнаго не случилось боле посл извстія пастора, былъ начатъ разговоръ изъ общихъ мстъ, который и поддерживался одинаково, къ чести всхъ членовъ общества.

XVII.

Несмотря на вс старанія, которыя пасторъ ‘почелъ долгомъ’ приложить въ разысканію прошедшей жизни Ройстона Кина, ему не удалось открыть ничего такого, чего бы нельзя сказать о любомъ человк, прослужившемъ лтъ десять въ полку, пользовавшемся вообще лихою славою. Безъ-сомннія, еслибъ поглубже вникнуть въ дло, то нашлись бы и боле-важныя обвиненія, но единственные живые свидтели, которые могли бы доказать ихъ, имли довольно-побудительныя причины, чтобъ хранить тайну. Какъ въ успх, такъ и въ неудач хладнокровный майоръ не имлъ привычки длиться своею тайною со всмъ свтомъ. Что жъ касается того, чтобъ измнить своей или чужой тайн, то его губы были такъ же способны на это, какъ и губы фигуры, высченной въ могильномъ камн.

Но почтенному изслдователю и въ голову не приходило простирать свои розыски въ такую даль, какъ, напримръ, въ Неаполь, и потому онъ былъ чрезвычайно изумленъ слдующими словами въ письм, полученномъ имъ оттуда въ это утро. ‘Я постоянно встрчаю въ обществ одну даму, исторія которой меня очень интересуетъ. Она жена майора Кина, славнаго рубаки въ ост-индской арміи, но уже нсколько лтъ живетъ въ развод. Она никогда не намекаетъ даже о его существованіи, и я только совершенно-случайно узналъ эти подробности о ея предъидущей жизни, а также и что ея мужъ проводитъ зиму въ Дорад. Быть-можетъ, ты будешь въ-состояніи бросить слабый свтъ на причины ихъ развода. Я подозрваю, что вина не можетъ быть съ ея стороны: она очень-нжна въ обращеніи, хотя холодна, къ тому жь она красавица, въ тихомъ, пластическомъ род’, Дальнйшихъ догадокъ и выводовъ писавшаго не стоитъ приводить. Если только нмое, но горячее благословеніе можетъ пойти впрокъ тому лицу, кому оно предназначается, то, наврно, никто или, по-крайней-мр, весьма-мало людей были такъ обильно награждены, какъ этотъ корреспондентъ мистера Фуллартона. Причина этой благодарности уже объяснена.

Но онъ нанесъ этотъ мастерски-задуманный и подготовленный ударъ, не подумавъ о возможныхъ послдствіяхъ, теперь ему предстоялъ разсчетъ. Онъ не могъ не замтить, что потерплъ прчти fiasco. Человкъ, котораго онъ надялся совершенно смшать и уничтожить, встртилъ этотъ ударъ съ возмутительнымъ спокойствіемъ, и все, что можно было бы отъ него ожидать это — открытая борьба. Пасторомъ овладло непріятное сознаніе, что онъ возбудилъ противъ себя всеобщее неудовольствіе, не получивъ никакого успха, не получивъ даже удовлетворенія. Посл этого открытія никто, исключая мистрисъ Данверсъ, не смотрлъ на него съ прежнимъ выраженіемъ сочувствія и удивленія, а постоянная лесть этой примрной, но непривлекательной женщины уже прілась ему, несмотря на его жадность до подобныхъ лакомствъ. Онъ былъ довольно-проницателенъ, чтобъ понять, что миссъ Трезильянъ была оскорблена и разсержена его поступкомъ въ степени, недопускавшей никакого примиренія, но это не очень безпокоило его: онъ уже давно замтилъ, что вліяніе его надъ ней значительно упало.

Но вслдъ за всми этими мыслями въ его голов возникло съ непріятною ясностью предостереженіе Сесиль: ‘еслибъ я была мужчина, то я не желала бы имть Кина своимъ врагомъ’.

Копье уже было брошено въ вражескіе предлы и поздно было бы толковать о мир. Ужасъ овладлъ имъ при мысли о возмездіи, которое могъ бы потребовать безпощадный, необузданный гверильясъ. Правда, нельзя было себ представить, какой вредъ послдній могъ ему причинить, но, при всемъ томъ, онъ не могъ отдлаться отъ тяготвшихъ надъ нимъ неясныхъ опасеній. Занятый этими непріятными мыслями, онъ медленно плелся вдали отъ всего общества, какъ-бы составляя его аррьергардъ и, казалось, все боле-и-боле убждался въ справедливости старой пословицы, которая говорятъ: ‘не будите спящихъ псовъ’. Долго сохранилось въ его памяти, какъ съ внезапнымъ трепетомъ поднявъ глаза, при крутомъ поворот тропинки, онъ очутился лицомъ къ лицу съ Ройстономъ Киномъ.

Нсколько мгновеній они молча смотрли другъ на друга — служитель алтаря и воинъ. Какой разительный контрастъ они составляли въ эту минуту! Одинъ — разгоряченный, разстроенный, въ какой-то нервной раздражительности скоре походилъ на преступника, представшаго предъ судьей, чмъ на столбъ и утвержденіе господствовавшей церкви, другой — неподвижный и непроницаемый, какъ скала, о которую онъ опирался, съ едва-замтною блдностью на лиц, свидтельствовавшею о страшной душевной борьб, изъ которой онъ вышелъ торжествующимъ — имлъ осанку, которую можно было бы ожидать отъ него, еслибъ онъ засдалъ въ военномъ совт.

Нелпость его положенія поразила пастора, когда онъ очнулся отъ оцпеннія, въ которое повергла его неожиданность встрчи. Ему не шло казаться пристыженнымъ, итакъ, собравшись со всмъ достоинствомъ своего священническаго и личнаго характера, онъ сдлалъ неимоврное усиліе надъ собою и смло сказалъ:

— Я подозрваю, что вы хотите переговорить со мною, майоръ Кинъ. Я всегда готовъ выслушать все, что вы желаете сообщить или разъяснить мн. Мой долгъ, равно какъ и мое желаніе быть полезнымъ каждому члену моего прихода, какъ бы мало онъ ни былъ расположенъ воспользоваться этимъ преимуществомъ. Вы знаете, какъ я пекусь о благосостояніи всхъ порученныхъ моему духовному надзору, и потому я считаю лишнимъ говорить вамъ, какъ огорчало и безпокоило меня ваше поведеніе, не столько за васъ самихъ, сколько вслдствіе того вреднаго вліянія, которое оно оказывало на другихъ. То, что я услышалъ сегодня утромъ, представляетъ дло еще въ худшемъ свт, и потому я былъ бы очень-радъ услышать удовлетворительное объясненіе этому длу.

Его старое ‘ex cathedra’ настроеніе возвратилось къ нему съ этою длинною рчью, голосъ его, который становился все звучне и округленне, обнаруживалъ это. Не-уже-ли эта священническая самоувренность до того обезумила его, что онъ считалъ возможнымъ убдить этого угрюмаго гршника принести покаяніе и получить отъ него разршеніе своихъ грховъ?

Съ первой минуты ихъ встрчи Ройстонъ не измнялъ своего положенія. Прислонившись плечомъ къ острому углу скалы, огибаемому тропинкой, онъ занималъ часть этой тропинки, такъ-что никто не могъ бы свободно пройти мимо него. Маленькія облака дыма продолжали часто, но правильно вылетать изъ его рта, а правая рука крутила густой, темный усъ. Это движеніе его руки для тхъ, кто его зналъ, всегда означало бурю. Онъ не тотчасъ же отвчалъ, но, отнявъ сигару отъ рта, снялъ съ нея отдлившійся листокъ и принялся медленно и хладнокровно крутить его въ рук. Наконецъ онъ сказалъ:

— А вы недурно выкинули эту штуку сегодня утромъ. Сколько вы надялись получить за нее? Моя жена подъ-часъ бываетъ очень-щедра на общанія, когда хочетъ мн насолить, но она дурно платитъ. Право, вы бы могли сдлать повыгодне сдлку со мною. Я бы вамъ боле далъ, чтобъ вы держали языкъ за зубами.

Тонъ, которымъ онъ сказалъ эти слова, былъ совершенно-новъ для пастора, большая часть людей не позволяетъ себ употреблять его въ обращеніи съ самыми низкими подчиненными. Никакое описаніе не можетъ изобразить всей глубины его возмутительной дерзости. Даже холодная кровь мистера Фуллартона закипла отъ бшенства.

— Какъ смете вы говорить мн такія вещи? закричалъ онъ, дрожа отъ гнва.— Еслибъ не мое званіе…

— Довольно! грубо прервалъ тотъ.— Не трудитесь повторять эту чорствую отговорку. Вы хотите сказать, что еслибъ ваше званіе не ограждало моей безопасности, то я не посмлъ бы этого сказать? Не стоитъ лгать самому себ, а я не намренъ терять съ вами время. Я думаю, противное будетъ справедливе. Вы сами очень-хорошо знаете, что еслибъ не это званіе, то вы бы не покусились сдлать и половину того, что вы сдлали сегодня. Вы не тронетесь съ мста, прежде чмъ мы устроимъ это дло. Вы думаете, я позволю, чтобъ мои частныя дла снова послужили предметомъ вашей страсти къ театральнымъ эффектамъ?

Пасторъ побагровлъ, какъ пораженный ударомъ паралича, и только былъ въ состояніи пробормотать:

— Я не останусь ни минуты доле слушать ваши богохульныя оскорбленія. Если вы намрены заградить мн дорогу, то я пройду другимъ путемъ.

Scornfully

Не turned, but thrilled with priestly wrath, to feel,

His sacred arm locked in а gras’ of steel.

(Въ негодованіи, онъ обернулся, но закиплъ гнвомъ, почувствовавъ свою священную руку, сжатую въ желзномъ пожатіи).

И боле-храбрый человкъ, чмъ пасторъ, могъ бы затрепетать, очутившись на уединенной тропинк лицомъ къ лицу съ подобнымъ противникомъ и читая дикое значеніе этихъ убійственныхъ взглядовъ. Вспомните, что мистеръ Фуллартонъ считалъ Ройстона способнымъ на всякое земное преступленіе. Гнвъ уступилъ мсто смертельному ужасу, холодный потъ выступилъ на его блдномъ лиц, губы едва могли пробормотать безсвязную мольбу о пощад.

Угрюмое лицо солдата приняло презрительное выраженіе, даже въ самыя спокойная минуты онъ питалъ мало сочувствія къ чисто-физическому страху.

— Пожалуйста, не падайте въ обморокъ, сказалъ онъ:— къ этому нтъ никакого повода. Или вы думаете, что я убью васъ ‘яко же убихъ египтянина вчера’? Ну, вы знаете, что я питаю только очень-мало уваженія къ вашему званію, особенно когда его привилегіи употребляются во зло. Я бы угостилъ васъ еще лучше, чмъ я угостилъ ту пьяную скотину, испугавшую васъ до смерти, тамъ, между виноградинками. Но это не соотвтствуетъ моимъ планамъ. Слушай, если ты только осмлишься вмшиваться въ мои дла словомъ, дломъ или знакомъ, то я знаю еще лучше этого средство заставить тебя раскаяться.

Увидвъ, что нечего было опасаться за жизнь или цлость своихъ членовъ, пасторъ началъ пріобртать свое прежнее хладнокровіе и бросилъ ему смлый, но безсвязный вызовъ. Черты лица Ройстона ни на мгновеніе не измнились, презрительное выраженіе ихъ ни мало не смягчаюсь.

— Блестящія слова, возразилъ онъ въ отвтъ:— но только я разрушу ваши мыльные пузыри. Не думайте, что вы одни пользуетесь всми средствами тайной полиціи, и, нагнувшись къ нему, онъ шепнулъ ему на ухо нсколько словъ.

Они относились къ обвиненію, представленному на мистера Фуллартона, нсколько лтъ предъ тмъ, столь обстоятельному и представлявшему столько трудностей для опроверженія, что оно, несмотря ни на какіе защитительные пункты, едва не погубило его. Онъ очень-хорошо зналъ, что еслибъ оно было снова поднято здсь, на чужой сторон, гд малйшее подозрніе съ жадностью подхватывается и распространяется, то послдствіемъ этого была бы его окончательная погибель. Онъ былъ бденъ и притомъ имлъ большое семейство: неудивительно, что имъ овладло отчаяніе.

— Но вы знаете… вы знаете, задыхаясь, произнесъ онъ:— что это низкая, жестокая ложь.

Надобно отдать ему справедливость, что на этотъ разъ онъ говорилъ правду.

Съ холоднымъ спокойнымъ удовольствіемъ наблюдалъ майоръ муки своей жертвы.

— Мн дла ни до чего нтъ, я только знаю, что оно вроподобне многихъ сказокъ, которыя слышишь на каждомъ шагу. Къ-счастію, не вс на свт недоврчивы, а я видалъ, какъ люди ‘падали’ и при мене-очевидныхъ доказательствахъ. Ну, вы пойдете теперь своей дорогой, а я пойду своей. Я надюсь, что мы понимаемъ другъ друга, наконецъ.

Сдлавъ сверхъестественное усиліе, несчастный пасторъ усплъ пробормотать что-то о своей ‘ршимости исполнить свой долгъ’. Ройстонъ выслушалъ его съ самою презрительною улыбкою.

— Я посмотрю, сказалъ онъ:— я чувствую себя довольно-безопаснымъ. И теперь я оставляю васъ покончить это дло между вашими выгодами и вашею совстью.

Онъ повернулся на каблукахъ и удалился, не сказавъ боле ни слова. Долго еще посл того, какъ онъ уже исчезъ изъ виду, пасторъ стоялъ, какъ вкопанный, въ какомъ-то состояніи паническаго ужаса и безпомощнаго отчаянія. Право, и въ наши дни, когда все такъ выродилось, существуютъ окаменяющія вліянія, которыя могли бы поспорить съ головою Горгоны.

Между-тмъ, остальные медленно направлялись домой, правда, въ совершенно-другомъ настроеніи духа, чмъ были утромъ. Такъ же, какъ никакой человкъ не можетъ быть признанъ счастливымъ прежде смерти, такъ и никакая поздка или удовольствіе не можетъ назваться успшною прежде, чмъ настанетъ ночь, капризъ погоды составляетъ только одинъ изъ многихъ источниковъ неудачи, и явленіе такъ рдко оправдываетъ наши предсказанія, что мы мало имемъ право жаловаться на фальшивые и ошибочные барометры.

Право, стоитъ замтить, какъ часто пустяки представляютъ примры этой ходячей и освящнной временемъ жизненной притчи. Весело выводятъ корабль изъ гавани, красиво летитъ онъ подъ втромъ, человкъ на носу его, съ удовольствіемъ правитъ рулемъ, никакія предчувствія не возмущаютъ пассажировъ, они не могутъ не сожалть о тхъ, кто остается на берегу, какъ весело они машутъ въ знакъ прощанія своимъ друзьямъ, пришедшимъ пожелать имъ добраго пути! Посл плаванія, боле или мене-продолжительнаго, корабль возвращается въ гавань, въ тихіе торжественные часы заката. Даже густой мракъ, который начинаетъ обвивать его, едва можетъ скрыть печальные слды страшной перемны. Ни слда краски или позолоты на изношенной волнами обшивк. Порванныя паруса и снасти свидтельствуютъ о претерпнныхъ буряхъ, и — глядите! флагъ опущенъ до половины высоты мачты, корабль несетъ трупъ кормчаго. Посторонимся, чтобъ намъ не встртиться съ кмъ-нибудь изъ пассажировъ. Хуже всякой насмшки было бы освдомиться о результатахъ поздки.

Миссъ Трезильянъ, сопровождаемая братомъ, хала впереди всхъ. Дикъ могъ служить образцомъ въ своемъ род, такъ-что многіе, имющіе сестеръ-красавицъ, могли бы брать съ него примръ умренности и скромности. Онъ никогда не навязывался на разговоръ и не надодалъ своимъ присутствіемъ, когда видлъ, что оно было несвоевременно и стсняло, но за-то всегда былъ готовъ къ услугамъ, одного знака, одного взгляда Сесили было довольно, чтобъ привлечь его къ ней, и тогда онъ былъ счастливъ идти рядомъ съ нею, хотя бы даже не раскрывая рта, но въ настоящемъ случа онъ былъ что-то необыкновенно расположенъ болтать, и пустился въ различныя догадки и предположенія касательно только-что слышаннаго. Правда, онъ зналъ это и прежде, но ему было извстно только то, что Ройстонъ былъ женатъ, и женатъ несчастливо.

Сесиль ласково, но ршительно остановила потовъ его рчей.

— Я бы не желала ни говорить, ни слышать ни слова объ этомъ: оно не интересуетъ ни одного изъ насъ. Современемъ мы узнаемъ, что можно узнать, а до-тхъ-поръ было бы дурно длать предположенія. Никто не иметъ права вмшиваться въ дла майора Кина, если онъ хочетъ хранить ихъ въ-тайн. Я полагаю, что всякій, кто даже подумалъ сдлать это, почувствовалъ угрызеніе совсти. Я думаю, мистеръ Фуллартонъ скоро убдится въ этомъ, и я, право, не буду жалть его. За такія штуки слдуетъ наказывать. Замтилъ ли ты, какъ Фанни вскрикнула? Я еще не успла посмяться надъ нею, тропинка слишкомъ-узка, чтобъ хать двоимъ рядомъ.

Шутливый голосъ и манера, съ которою были сказаны эти слова, могли бы обмануть и боле-внимательнаго наблюдателя, чмъ добряка Дика Трезильяна. Онъ замолчалъ, но вскор его размышленія приняли самый розовый цвтъ, когда они остановились на мысли, что Ройстонъ ‘медлилъ назади для того, чтобъ раздлаться съ пасторомъ’.

Нсколько позади ихъ шелъ Гарри Молин, почтительно ведя подъ уздцы лошака своей жены. Право, трогательно было смотрть за это отсутствіе всякой самоувренности, на это смирніе, съ которымъ онъ ухаживалъ за женой. Дло въ томъ, что la mignonne уже давно простила его въ душ и едва могла удержаться, чтобъ не обнаружить этого словомъ или улыбкою. Ея мягкое сердце таяло при вид раскаянія преступника, и она ршила, что въ эти послдніе полчаса онъ умлъ бы искупить и боле-важное преступленіе. Но она откладывала объясненіе до боле-удобнаго времени, когда не будетъ предвидться помха, а между-тмъ, на основаніи строгой политической необходимости, elle le boudait… (Еслибъ какой-нибудь блестящій филологъ буквально перевелъ мн этотъ галлицизмъ, то я былъ бы ему очень обязанъ).

Представьте себ ощущенія человка, обороняющаго свой фрегатъ отъ сильнйшаго непріятеля, когда сквозь облака дыма онъ увидитъ линейный корабль подъ англійскимъ флагомъ, готовый выступить въ бой, или чувства командующаго постомъ, котораго невозможно боле отстаивать, когда онъ завидитъ первые штыки, сверкающіе на хребт холмовъ и возвщающіе о приближеніи подкрпленія, то вы получите понятіе о радости Гарри, при вид догонявшаго ихъ Кина. Когда онъ отступилъ и предоставилъ свой постъ Ройстону, это чувство такъ ясно обнаружилось на его лиц, что послдній не могъ скрыть улыбки, но голосъ его былъ далеко-нешутливъ, когда онъ обратился къ Фанни. Никогда не слыхала она, чтобъ онъ былъ такъ нженъ и серьзенъ.

— Я знаю, что вы сердитесь на своего мужа и на меня за то, что мы такъ долго держали васъ во мрак. Я долженъ помирить васъ съ нимъ, если не успю самъ заслужить прощенія. Онъ не могъ сказать вамъ ни слова, не нарушивъ даннаго имъ общанія, еслибъ онъ сдлалъ это, то, несмотря на громадность соблазна, онъ на-вкъ потерялъ бы мое довріе. А я вижу, что вы его уже простили, это хорошо. Ну-съ, что жь касается меня, то я, право, не знаю, зачмъ я не поврилъ вамъ эту тайну, когда познакомился съ вами. Гарри все вамъ разскажетъ и вы увидите, что на этотъ разъ я былъ мене виноватъ, чмъ другіе. Итакъ, вы видите, я вовсе не боялся, чтобъ вы дурно обо мн подумали. Быть-можетъ, человкъ всего неохотне сознается въ одной какой-нибудь важной глупости, особенно, если ему пришлось дорого поплатиться. Я думаю, не стоитъ жалть, что эта тайна была до-сихъ-поръ сокрыта для васъ, по-крайней-мр прошедшее принесло мн нсколько вполн-счастливыхъ часовъ, которые, иначе, были бы омрачены. Я бы очень желалъ, чтобъ вы меня простили. Мы были всегда такими добрыми друзьями, а у меня ихъ немного, особенно изъ женщинъ.

Еслибы онъ сказалъ это своимъ обыкновеннымъ голосомъ, то Фанни не такъ скоро поддалась бы просьб, но странное, грустное выраженіе его голоса глубоко тронуло ее. Прозрачная мгла заслоняла ея кроткіе глаза, когда она впродолженіе нсколькихъ минутъ, молча, смотрла на него и наконецъ протянула къ нему робкую, дрожавшую руку.

— Я бы не полюбила васъ мене, узнавъ, что вы были несчастливы, то проговорила она:— но мн никогда не слдовало бы сердиться на васъ за то, что вы не повряете мн свои тайны. Я думаю, что я недовольно-умна и опытна, чтобъ хранить тайны, только, я бы желала… я бы желала, чтобъ вы сказали это Сесили Трезильянъ.

Онъ отвчалъ ей на это своимъ холоднымъ раздражительнымъ тономъ:

— Я понимаю, что вы хотите сказать, но вы несправедливы относительно миссъ Трезильянъ, а мн длаете слишкомъ-много чести. Какія основанія имете вы предполагать, что я смотрю на нее иначе, какъ на прелестную знакомую, или что она питаетъ боле-сильное участіе къ сегодняшнимъ открытіямъ, чмъ къ неожиданнымъ встямъ о томъ, что кто-нибудь изъ ея друзей женился? Неожиданныя новости всегда непріятны, особенно, когда он такъ неловко объявляются. Я увренъ, что она не сказала ничего, могущаго оправдывать ваши подозрнія.

Фанни была плохимъ казуистомъ. Она рдко была уврена въ приводимыхъ ею фактахъ, а когда и была уврена, то не имла достаточно настойчивости и самоувренности, чтобъ воспользоваться выгодами своего положенія. Любимый ея доводъ былъ всегда ad misericordiam.

— Я бы желала врить вамъ вполн, жалобно сказала она:— но не могу, и это длаетъ меня несчастною. Вы должны убдиться, что вамъ необходимо ухать отсюда.

Ея неподдльная боязнь затронула Ройстона гораздо-сильне, чмъ самый ядовитый упрекъ или дкій сарказмъ, но онъ не захотлъ обнаружить своихъ мукъ.

— Три дня назадъ, возразилъ онъ:— я уже почти ршился хать, но теперь это не отъ меня зависитъ. Но вамъ не стоитъ пугаться: я недолго буду вамъ надодать, и покуда останусь здсь, я не имю желанія и полагаю, даже не имю власти длать вредъ кому бы то ни было.

Она съ участіемъ взглянула ему въ лицо, но не могла ничего боле извлечь изъ этихъ невозмутимо-спокойныхъ, непроницаемыхъ чертъ. Кинъ не хотлъ дать ей случая распространяться на эту тэму и, подозвавъ Гарри, обратилъ разговоръ на другой предметъ. Вдвомъ они старалась отвлечь въ другую сторону опасенія и любопытство mignone, до-тхъ-поръ, пока они въхали въ Дорасъ.

По дорог домой, они должны были прохать мимо террасы, тамъ одинъ, въ тни пальмъ, сидлъ Арманъ-де-Шатомениль. Большіе, быстрые глаза инвалида внимательно остановились на Сесили Трезильянъ, когда она прохала мимо. Онъ положилъ свою руку на руку майора, подошедшаго въ эту минуту, и сказалъ хриплымъ шопотомъ:

— Qu’as tu fait donc pour l’attrer ainsi? (Что ты сдлалъ, чтобъ ее такъ поразить?)

Ройстонъ, хладнокровно вынесъ пытливый взоръ.

— е n’en sais rien, seulement, on dit que je suis mari. (Право не знаю: говорятъ только, что я женатъ).

Еслибы алжирцу сказали, что Парижъ со всми обитателями поглощенъ землетрясеніемъ, онъ бы поднялъ свои мохнатыя брови точно съ такимъ же выраженіемъ удивленія, какое онъ принялъ теперь.

— Tu es mari? (ты женатъ?) пробормоталъ онъ:— А la quelle donc des deux doit on comptir, madame ou mademoiselle? (Кого же должно боле сожалть, madame или mademoiselle?)

И при всемъ томъ онъ не почувствовалъ непріязни къ Кину за то, что тотъ, вырвавшись, пробормоталъ:

— Je vous croyais trop sage m. le vicomte, pour vous amuser avec ces balivernes de romancier. (Я полагалъ, что вы слишкомъ благоразумны, чтобъ забавляться такими пустяками).

Фанни Молин и Сесиль провели вечеръ вмст tte—tte. Это доброе маленькое существо могло сокрушаться и каяться за другихъ (подобно тому, какъ въ полкахъ бываютъ добряки-офицеры, всегда готовые дежурить за товарищей).

На этотъ разъ порывы раскаянія были необыкновенно-сильны, хотя ея вина была, сравнительно, безконечно-мала и она встрчала только очень-мало сочувствія. Она уловила минутку, чтобъ вытянуть у Гарри вс подробности о брачныхъ неудачахъ Кина и желала подлиться ими съ подругою. Миссъ Трезильянъ и слышать не хотла. Она и не пыталась скрывать, какъ это ее интересовало, но сказала, что предпочитаетъ услышать это изъ устъ самого Ройстона. При всемъ томъ никогда она не была такъ ласкова и нжна въ обращеніи, и наконецъ ей удалось уврить Фанни, что вс были спокойны и что никакого вреда не было сдлано, такъ-что въ ту ночь la mignone проспала сномъ праведныхъ, никакія подозрнія или предчувствія не возмущали ея сна.

Эти храбрые женщины! какъ подумаешь, какія страданія он переносятъ, не проронивъ ни одной жалобы! какія муки он ревниво сохраняютъ отъ постороннихъ взоровъ! право, какъ блднютъ, въ сравненіи съ этимъ наши права на кресты за храбрость. Какъ много между ними такихъ, которыя, сжимая въ своей блой рук рукоятку кинжала, съ сладкою, тихою улыбкою и устами, которыя никогда не затрепещутъ, произносятъ самую коварную ложь, какъ святую истину. Paete, non angit!

Когда Сесиль возвратилась домой, мистрисъ Данверсъ уже ожидала ее съ готовымъ запасомъ утшеній и негодованія. Но Сесиль осадила ее тмъ ловкимъ манеромъ, на который она была такъ способна, и наконецъ осталась наедин. Тогда началась реакція, съ натурами, какова ея, эти муки, такъ ужасны, что воспоминаніе о нихъ сохраняется на всю жизнь.

Въ Дорад не было недостатка въ такихъ поклонникахъ и вздыхателяхъ, которые постоянно слдили за свтомъ въ окнахъ миссъ Трезильянъ. Какъ ужаснулись бы эти терпливые безуспшные астрономы, еслибъ ихъ острые взоры могли проникнуть въ ту сокровенную тьму, гд она терзалась, повергнувшись ницъ, съ лицомъ истомленнымъ внутреннею борьбою и осненнымъ ея распущенными волосами, ломая себ руки, въ агоніи поздняго раскаянія, упрековъ, страстныхъ, огненныхъ желаній и оскорбленной гордости, или еслибы до ихъ слуха могли долетть звуки глухаго, горькаго вопля, вопіявшаго къ небесамъ, какъ голосъ какого-нибудь прелестнаго заблудшаго духа изъ безднъ геены: Мой позоръ! мой позоръ!

Съ позволенія почтеннйшей публики, мы здсь опустимъ завсу. Одна изъ нашихъ куколъ боле не появится въ сегодняшнемъ представленіи. Когда героиня выходитъ на сцену, публика иметъ право разбирать ея ошибки и заблужденія также, какъ и добродтели, но, при всемъ томъ, я питаю такую любовь въ призраку моей прекрасной царицы Сесили, что не желалъ бы выказывать ее боле на-показъ безъ внца и въ униженіи.

XVIII.

Въ ту ночь, кром Сесили, еще не смыкалъ глазъ и другой человкъ. Ройстонъ не заснулъ до самаго утра. Онъ то сидлъ недвижимъ, погруженный въ мрачныя думы, то ходилъ взадъ и впередъ по комнат. Голова у него горла и онъ повременамъ высовывался въ окошко, чтобъ освжиться ночнымъ холоднымъ воздухомъ. Онъ напрягалъ вс свои умственныя способности, разбирая вс pro и contra, и въ комнат не переставалъ свтиться унылый, красный огонкъ его сигары.

Мн кажется, я уже слышу возраженіе изъ устъ, непривыкшихъ къ сопротивленію, противъ этого ужаснаго недостатка чувства. Прелестный критикъ! мы не станемъ теперь разсуждать о польз или вред никотина, служитъ ли онъ помощью мышленію, или только облегчаетъ горечью, но хоть разъ допустите силу привычки.

Не говоря уже о тхъ индійскихъ плнникахъ, которымъ позволяютъ выкурить трубку въ промежутки казни (ибо эти несчастные не пользовались выгодами воспитанія и не могутъ стать въ примръ образованнымъ народамъ), разв вы не знаете, что люди кончали свою послднюю сигару, подвергаясь одванію для гильотины? Говорятъ, что одинъ испанецъ попросилъ у духовника огня, чтобъ закурить свой papelito въ виду только-что вырытой могилы и роты солдатъ, готовыхъ его растрлять.

Когда начало разсвтать, Ройстонъ легъ отдохнуть, и проспалъ тяжелымъ сномъ, очень-долго. На другое утро первымъ его дломъ было написать записку миссъ Трезильянъ, прося ее встртить его въ назначенномъ мст и часу. Отвта не было. Несмотря на это, онъ былъ увренъ, что она придетъ. Свиданія для него не были новостью, онъ не разъ выходилъ на поединокъ, въ которомъ шансы жизни и смерти почти были равны, но никогда не чувствовалъ той нершительности и отчаянія, которыя теперь объяли его. Онъ пришелъ на назначенное мсто первый, но онъ недолго прождалъ, пока Сесиль показалась по тропинк, ведущей въ глубь лса. Когда она приблизилась, Кинъ не могъ не вспомнить первой ихъ встрчи на гор около замка. Шла она такъ же легко, какъ и прежде, чудная головка такъ же гордо возвышалась, но не нужно было очень быть наблюдательнымъ, чтобъ замтить перемну во всей ея фигур. Ея природная живость и вызывающая осанка, придававшія въ контраст съ величіемъ всей ея фигур столько очаровательности, исчезли, какъ онъ опасался, на-вки. Часто бываетъ, что эта ненатуральная серьзность бситъ васъ, если мы не можемъ приписать ее ни преступленію, ни горю. О, Лилія! многіе думаютъ, что твой внокъ изъ полевыхъ цвтовъ гораздо-лучше въ теб шелъ, чмъ брильянтовый уборъ, свадебный подарокъ могущественнаго барона. Очаровательная Евгенія! т лица, которыя никогда не отсутствовали на твоихъ пріемахъ въ старыя времена, никогда не появлялись при твоемъ двор съ-тхъ-поръ, когда ты стала женою Кесаря.

Когда они встртились, то оба казались спокойны, но кто можетъ сказать, сердце котораго изъ двухъ, Ройстона или Сесили, билось сильне и тревожне? Его рука, однако, была тверже, чмъ нжныя пальчики Сесили, дрожавшей, когда онъ пожалъ ей руку. Ройстонъ не выпустилъ ихъ до-тхъ-поръ, пока не заговорилъ:

— Каково бы ни было ваше ршеніе посл того, что я вамъ скажу, я всегда васъ поблагодарю за то, что вы пришли. Это на васъ походитъ, дать мн случай самому говорить въ свое оправданіе. По-крайней-мр насъ не будетъ раздлять клевета или недоразвитіе, выслушаете вы мой разсказъ?

— Я для этого и пришла, сказала Сесиль, садясь на пнъ сломанной втромъ маслины.

Она знала, что пришла минута, когда ей нужны будутъ вс ея нравственныя силы. Вспоминая впослдствіи это свиданіе, она никогда не забывала, какъ осторожно онъ развсилъ свой пледъ на дерев за нею, чтобъ не дулъ на нее втеръ. Солнце, какъ-будто было какое-то странное сочувствіе стихій, скрылось за чернымъ облакомъ и послышались отдаленные раскаты грома.

— Я недолго утомлю ваше терпніе, началъ Ройстонъ.— Я разскажу какъ-можно-короче, но, пожалуйста, не перебивайте меня, довольно-трудно говорить это. Зачмъ я женился — я не въ-состояніи вамъ сказать. Многіе спрашивали меня объ этомъ тогда же, и самъ я себя спрашиваю вотъ сколько уже лтъ, но удовлетворительнаго отвта я никогда не могъ придумать. Женщина, на которой я женился, была тогда красавица и партія была выгодная, но я видывалъ женщинъ прелестне и богаче, но никогда и не думалъ на нихъ покуситься. Я полагаю, что въ этомъ дл были виновны боле всего мое упрямство и безсмысленное удовольствіе вырвать призъ (и какой призъ!) изъ рукъ товарищей. Не прошло полугода, а я уже оцнилъ вс неудобства жить со статуею. Но я могу сказать не красня, что никогда я не помышлялъ ей измнить, а были искушенія, вспомните, мн было двадцать-два года, а въ т годы нелегко переносятся неудачи и разочарованія. Мы еще не были женаты и году, какъ умеръ одинъ офицеръ туземнаго полка, въ горахъ отъ delirium tremens. Вы должны знать, что въ подобныхъ случаяхъ назначается всегда коммиссія дая разсмотрнія бумагъ умершаго. Я не могъ не замтить, что въ послдніе нсколько дней жена моя что-то была очень-грустна и холодна со мною, но я и не подозрвалъ всей правды. Я не думаю, чтобъ я когда-нибудь былъ тикъ удивленъ, какъ въ ту минуту, когда президентъ коммиссіи принесъ мн связку ея писемъ. Я никогда не видалъ ея возлюбленнаго, онъ, должно-быть, былъ боле дуракъ, чмъ подлецъ. Подумайте: беречь то, что онъ долженъ былъ бы сжечь! Я не поблагодарилъ человка, принесшаго мн эти письма, и я никогда боле съ нимъ не говорилъ. Я прочиталъ только одно изъ нихъ, оно было написано скоро посл нашей свадьбы. Я пошелъ съ этимъ письмомъ въ жен. Она прослушала меня холодно, какъ обыкновенно, не отвергая истину моихъ словъ и не сознаваясь, но съ презрніемъ вызвала меня доказать фактически ея неврность до нашего замужства и посл. Я, конечно, этого сдлать не могъ, что бъ я тамъ ни думалъ. Я только могъ открыть и доказать цлый рядъ лжи и придирокъ, веденныхъ противъ меня ею и всмъ ея семействомъ, которыя опротивли бы самому безсовстному интригану. Я ей сказалъ, что я не проведу боле ни одной ночи подъ одною съ нею крышей. Она засмялась. Еслибъ вы только слышали этотъ смхъ, вы бы мн извинили и боле, чмъ я сдлалъ, и сказала: ‘вы не можете достать развода’. Она была права. Ршено было, что мы разъдемся безъ всякаго публичнаго скандала и будемъ жить особо. Но ея семейство этимъ не удовольствовалось. Они прислали во мн ея брата, думая устрашить меня. Это былъ немудрый шагъ. Я былъ тогда горяче и меня вызвали. Но, несмотря на все это, я раскаяваюсь, что не удержалъ своихъ рукъ отъ горла этого несчастнаго, задорнаго штафирки. Наконецъ все мирно устроилось, и съ-тхъ-поръ я ее не видлъ, хотя и слышу о ней по временамъ, какъ, напримръ, вчера. Это случилось одиннадцать лтъ назадъ, и она ни разу не представила мн возможности отдлаться отъ нея. Она постоянно ведетъ себя осмотрительно и осторожно, и такимъ образомъ мститъ мн понемножку, хотя я ей, кажется, ничего худаго не сдлалъ. Вотъ все, что я смю вамъ сказать и все это одна правда. Теперь судите меня.

Въ послднія минуты въ сердц Трезидьянъ происходила ужасная борьба. Можетъ ли мудрйшій изъ насъ прежде, чмъ сойдутся арміи, предсказать результатъ такого армагеддона?

Два раза она старалась говорить и не могла, наконецъ она отвчала едва слышнымъ, дрожащимъ голосомъ:

— Я не могу сказать, какъ я васъ сожалю!

Онъ закинулъ назадъ голову съ видомъ злости или презрнія.

— Я не принимаю ни на чемъ неоснованнаго сожалнія, даже отъ васъ. Не обманывайте себя. Я научился уже, какъ нести мое бремя, оно меня теперь почти не безпокоитъ, оно терзало меня боле въ эти три послднія недли, чмъ во вс одиннадцать лтъ. Я только желаю, чтобъ вы ршили: очень ли худо я сдлалъ, что скрылъ все это отъ васъ? и если мое преступленіе непростительно, то какое мн будетъ наказаніе?

Что-то боле упрека блеснуло въ ея глазахъ, съ секунду въ нихъ сверкнуло даже презрніе. Губы ея боле не дрожали и она напала говорить твердымъ, звонкимъ голосомъ:

— И вы не боитесь предложить мн этотъ вопросъ, вы, которые говорили мн такія рчи, которыхъ каждое слово было дерзостью съ вашей стороны? Однако вы не смете меня унижать въ своихъ мысляхъ до того, чтобъ сомнваться, какъ я повела бъ себя, еслибъ сначала знала всю правду. Или вы все еще забавляетесь на мой счетъ? Я думала, что вы великодушне.

Сумрачное лицо Ройстона сдлалось еще мрачне, хотя онъ и выучился быть нсколько боле-смиреннымъ, но даже и отъ нея онъ не могъ снести выговоръ.

— По-крайней-мр эти дерзости и оскорбленія были неумышленныя, возразилъ онъ.— Не-уже-ли вы еще не привыкли, что люди, видя васъ, теряютъ голову и говорятъ то, что ихъ страсть побуждаетъ сказать? И вы думаете, я теперь забавляюсь. Merci! Въ моихъ жилахъ течетъ нчто погоряче ледяной воды.

Голосъ его былъ отрывистъ до жосткости, тмъ не мене Сесиль ощутила родъ преступнаго торжества, когда услышала эти слова и примтила страстную дрожь, пробжавшую съ ногъ до головы по его желзному тлу. Лучшій образецъ женственности не могъ бы остаться нечувствительнымъ къ этому нмому сознанію ея власти, но она покачала головой съ видомъ грустнаго неврія.

— Вы слишкомъ унижаете ваше самообладаніе, но теперь ужъ слишкомъ-поздно для упрековъ. Прощаю вамъ все то зло, которое вы могли мн сдлать, даже въ мысляхъ или намреніяхъ. Я желаю, чтобъ прошедшее было похоронено на-вки. Что же касается будущаго, то я могу только сказать одно: мы должны разстаться и притомъ немедленно. Ужь давно пора было это сдлать.

Кинъ ожидалъ какой-нибудь отвтъ въ этомъ род и потому онъ не слишкомъ озадачилъ его. Посл минутнаго молчанія онъ сказалъ:

— Я не иначе спрашивалъ вашего ршенія, какъ съ намреніемъ повиноваться ему. Но не мшало бы подумать прежде, нежели окончательно произнести его. Вспомните, что если вы теперь прогоните меня отъ себя, то мы разстанемся не на нсколько дней или мсяцевъ, а на вки. Вамъ, по-крайней-мр, нечего будетъ опасаться преслдованій. Однако же трудно примириться съ изгнаніемъ. Не-уже-ли вы не хотите дать мн случай загладить ошибку, на которую вы жалуетесь? Я не могу общать вамъ, что буду взвшивать каждое слово и что мое обращеніе съ вами будетъ всегда натянутое и искусственное, но мн кажется, я предпочелъ бы сохранить вашу дружбу, нежели пріобрсть любовь любой женщины, и я неусыпно старался бы не оскорбить васъ. Ршимте ужь это съ-разу. Вамъ надо только сказать: ‘оставьте меня’ — и я клянусь вамъ, что приказаніе ваше въ-точности будетъ исполнено.

На эту карту Ройстонъ поставилъ весь исходъ игры, за выигрышъ которой онъ готовъ былъ продать свою душу, однакожь онъ говорилъ не съ жаромъ, хотя видимо отъ души, и спокойно ждалъ ея отвта съ лицомъ холоднымъ, какъ смерть. Сесиль не слдовало бы колебаться ни минуты — мы вс это знаемъ. Но твердая ршимость и стоическое самопожертвованіе, довольно-легкія по теоріи, часто бываютъ весьма-горьки и тяжелы на практик. Хорошо проповдывать страннику, что его дло идти впередъ и не останавливаться. Свжо и зелено растетъ трава вокругъ Алмаза-Пустыни, пріятно свшиваются надъ его свтлыми водами перистыя пальмы. Какъ уныло тянется вдоль небосклона срый сыпучій песокъ! Кто знаетъ, какъ далеко еще до слдующаго оазиса? Отдохнемъ еще часокъ у источника.

Сесиль была также неповинна въ преднамренномъ желаніи поступить дурно, какъ любая святая изъ списка двъ и мученицъ, но еслибъ она была изъисканно-сластолюбива, какъ сама маркиза Помпадуръ, она не могла бы почувствовать живе, что любовь ея вдесятеро увеличилась съ-тхъ-поръ, какъ стало преступленіемъ предаваться ей. Страстная энергія, которая такъ долго дремала въ ней, была наконецъ совершенно пробуждена и говорила о себ довольно-громко, чтобъ заглушить слабый, тихій голосъ, шептавшій: ‘избгай и остерегайся’. Правила ея были хороши, но они недовольно были тверды, чтобъ устоять. О, гордость Трезильяновъ! когда ты искусила столь многихъ изъ этого гордаго дома, то не-уже-ли для тебя настало время колебаться и измнить имъ въ то время, какъ дло шло о спасеніи прекраснйшаго потомка его? Она жалобно взглянула на небо въ страшной агоніи, въ глазахъ ея была мольба о помощи, но между нею и небомъ было суровое смуглое лицо, ни одна черта котораго не смягчалась.

Наконецъ она промолвила почти шопотомъ:

— Боже, помоги мн! Я этого сказать не могу.

Настало молчаніе, но не безмолвіе, ибо слышно было, какъ билось сердце Ройстона. Чрезъ нсколько минутъ Сесиль опять заговорила, но уже своей прежней, нжной манерой.

— Я знаю, вы будете добры и человколюбивы. Посмотрите, какъ я вамъ довряю!

Мысль о томъ, что ихъ интимность могла подйствовать на ея добрую славу, казалось, не приходила ей въ голову. Однако вспомните, что миссъ Трезильянъ не была уже боле романтической, невинной двушкой, врящей и надящейся на все. Она хорошо знала, какого рода любовь къ скандалу и зависть скрываются подъ гладкою поверхностью общества, въ которомъ она нкогда занимала такое видное мсто. Она знала, что были женщины, которыя дали бы половину своихъ брильянтовъ, чтобъ имть возможность порицать и терзать ее сколько захочется. Вроятно ли было, чтобъ он пропустили даже самый пустой намекъ?

La Rosi&egrave,re можетъ быть уврена — и это должно уменьшить чрезмрность ея торжества — что за каждую ея побду она сдлала себ смертельнаго врага. Не только во время ихъ могущества властители подвержены заговорамъ, но кинжалъ для нихъ всего опасне, когда они сложили свою власть. Не вс свергнутые и отказавшіеся отъ власти диктаторы такъ же счастливы, какъ Силла. Принять такую жертву безмолвно и безусловно, когда приносившая ее совершенно презирала послдствіями, превозмогало даже цинизмъ самого Ройстона Онъ схватилъ ея руку, какъ-бы желая обратить все ея вниманіе на свои слова, и почти невольно полились изъ его устъ краснорчивая слова роковаго предостереженія.

— Пустите меня идти одному по моему пути, пока еще непоздно. Трудно дотронуться до смолы не запачкавшись. Дитя, вы слишкомъ непорочны, чтобъ судить о вашей опасности. Еслибъ вы остались такъ же невинны, какъ ангелъ божій, все же свтъ осудилъ бы васъ.

Ея тонкіе пальцы нжно обвились около его таліи и она наклонила свою пылавшую щечку до-тхъ-поръ, что скрыла свою красноту въ его рук. Чрезъ минуту она взглянула ему прямо въ глаза и улыбнулась своей свтлой, доврчивой улыбкой.

— Большое счастіе нельзя купить иначе, какъ большой цной. Я не боюсь никакого укора, кром укоровъ моей совсти. Не думайте, что я обманываю себя и не вижу всей опасности, которой я подвергаюсь. Но если я невинна, то я не услышу и никогда не обращу вниманіе на то, что скажетъ свтъ, а если я виновна, то я не имю права жаловаться на его презрніе.

Ройстонъ, несмотря на все его грубое невріе, могъ бы упасть къ ея ногамъ и боготворить ее, но онъ не хотлъ сознаться въ своемъ восхищеніи, тмъ боле выказать свое торжество. Онъ поднесъ только къ своимъ губамъ ея ручку. Онъ не могъ поцаловать ручку помазанной царицы съ большимъ благоговемъ.

— Я бы желалъ быть боле достоинъ васъ.

Когда они шли безмолвно домой, то солнце вышло изъ-за облаковъ, но привычный наблюдатель могъ легко сказать, что этотъ миръ въ природ былъ недолговченъ. Буря только миновалась на-время.

XIX.

Не всегда пріятно быть свидтелемъ и слдить шагъ за шагомъ за магическими явленіями, которыя причиняютъ паденіе звздъ или затмваютъ ликъ луны. Будемъ довольствоваться одними результатами очевидными, отвергать которыхъ мы не въ-силахъ, и не станемъ вникать въ мелочныя подробности самаго процеса. Даже адепты преступной абракадабры не безнаказанно допытываются и скрываютъ ея секреты и тайны. Борода старика Мерлина сдетъ раньше времени. Преждевременныя морщины насупливаютъ бровь Канидія, хотя ужасу его каменныхъ очей повинуются цлыя толпы демоновъ и злыхъ духовъ. Майкель Скоттъ не находитъ успокоенія въ своемъ непробудномъ мертвомъ сн. Столбы Мельроза дрожатъ по временамъ, будто колеблемые невидимымъ землетрясеніемъ, и строгіе монахи, крестясь, въ страх и ужас, прислушиваются къ глухимъ стенаніямъ грознаго чародя, безпокойно метающагося въ своей подземной могил.

Такъ-какъ мы пишемъ повсть не въ трехъ томахъ, то мы, конечно, имемъ полное право не очень распространяться и не растягивать излишне эту часть нашего разсказа. Т же изъ читателей, которые придерживаются вкуса боле или мене испорченнаго, или гоняются съ жадностью за физіологическими изслдованіями, для тхъ довольно найдется пищи въ замысловатыхъ и вычурныхъ заморскихъ романахъ.

Сесиль была твердо убждена въ безопасности своего положенія. Трудно, однакожь, опредлить, до какой степени она заблуждалась, полагаясь на твердость своихъ правилъ и характера и разсчитывая на великодушіе Ройстона Кина. Впрочемъ, все это, мн кажется, не относится до матеріальной стороны вопроса. Легче ли намъ, когда мы разъ впали уже въ искушеніе, что намренія наши, когда мы впервые поддались дурному вліянію, были чистосердечны и предусмотрительны, если уже предупредить вину уже нтъ возможности? Старинная, угрюмая пословица повствуетъ, какъ выдлывается извстная хитровыложенная мостовая. Мильйоны людей ходили по ней впродолженіе шестидесяти столтій и, несмотря на это, она простоитъ до втораго пришествія — такъ часто она возобновляется.

Боле чмъ безразсудно было бы со стороны простаго смертнаго, обращаясь къ могучему и измнчивому океану, сказать ему: ‘вотъ твой предлъ и дале не смй распространять свои владнія’: это влачило бы имть притязанія на всемогущество, Планъ береговой плотины искусно начертанъ и вс работы произведены добросовстно, но въ одну ночь втры свирпютъ сильне обыкновеннаго, плотина не въ-силахъ боле противостоять ихъ напору, осаждающіе легіоны невидимой арміи готовятся на штурмъ.

Уже въ одномъ мст морской стны, за которой терпливые саперы долго работали, никмъ невидимые, пробита узкая брешь, расширяющаяся съ минуты на минуту, бгство становится невозможнымъ, жадныя волны врываются съ остервененіемъ въ ретраншаменты и съ бшенымъ неистовствомъ предаютъ все грабежу и опустошенію. Настаетъ утро — и на мст роскошныхъ пейзажей и цвтущихъ садовъ разстилается гладкая водная равнина, на поверхности которой виднются лишь обломки страшнаго крушенія да посинлые трупы утопленниковъ. Катитъ свои безпечныя волны Зюйдеръ-Зе саженъ десять глубины надъ развалинами затопленнаго Стоворна.

Стало-быть, мы не станемъ, входить въ мелочныя подробности постепенной и вмст съ тмъ страшно-быстрой деморализаціи бдной Сесили. Не словами была развращена Сесиль, потому-что, Ройстонъ все-таки былъ остороженъ и никогда не позволялъ себ въ ея присутствіи ни одного циническаго выраженія, однакожъ, несмотря на это, легко было замтить, какъ съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ улетало новое врованіе, глохло и умирало какое-нибудь новое священное чувство. Беззаботность, съ которою онъ всегда такъ настойчиво шелъ къ задуманной цли или мелькнувшей прихоти, опрокидывая по дорог вс преграды, раздлявшія добро отъ зла, казалось, незамтно перешла къ Сесили и заразила ее. Она рдко позволяла себ обдумывать свои поступки и еще рже обсуживать свои дйствія, однакожъ, со всмъ тмъ она не могла не сознавать и не чувствовать происшедшей въ себ перемны. Мысли, отъ которыхъ въ былое время она содрогнулась бы и съ ужасомъ отшатнулась бы назадъ (еслибъ она была въ-состояніи понять ихъ совершенно), теперь, когда она стояла къ нимъ лицомъ къ лицу, уже боле не пугали ее. Не думайте, ни на секунду, чтобъ эта нравственная перемна имла какое-нибудь вліяніе на ея наружность и поведеніе, во всхъ ея поступкахъ не видно было ни малйшихъ признаковъ одичалости или эксцентричности. Мелодрама можетъ имть большой успхъ на какомъ-нибудь заморскомъ театр, но была бы весьма-неумстна и непростительна въ нашихъ гостиныхъ. Миссъ Трезильянъ, пренебрегая нравственными обязанностями, очень-хорошо понимала положеніе свое въ свт, и, какъ самая строгая дуэна, исполняла вс требованія свтскаго приличія. Хотя она не всегда дорожила мнніемъ свта, однакожь ей и не снилось никогда возможность противостоять его насмшк, она мене била способна на какую-нибудь gaucherie нежели на преступленіе. Въ обхожденіи своемъ съ посторонними она нисколько не измнилась, разв только стала еще блестяще, еще очаровательне прежняго, и когда что-нибудь ее сердило или шло наперекоръ ея желанію, тогда только прилежный наблюдатель могъ бы замтить боле надменности въ проявленіи ея независимости.

Только когда ей случалось бывать наедин съ Ройстономъ измняла она себя совершенно. Грустно было видть, какъ слабое и прекрасное существо покорялось совершенно-вредному вліянію сильнйшей, испорченной натуры до того, что всякое проявленіе воли или свободы дйствія исчезло и поглощало ея личность. Она не сантиментальничала и не старалась высказывать свои чувства въ его присутствіи (напротивъ, въ эти минуты ея прелестное личико скорй принимало выраженіе очаровательной mine mutine, и ему ничто не могло противостоять), но ей и въ голову не приходило возможность противиться или опровергать когда-либо серьзно выраженное желаніе ея — любовника.

Вотъ оно, слово, вырвалось наконецъ, и горе мн! что я не въ прав уже его вычеркнуть. Впрочемъ, рано или поздно, оно должно было высказаться, такъ лучше же его высказать съ-разу.

Подводя настоящее положеніе Сесили подъ общую категорію существующихъ правилъ, жизнь ея должна была бы переполниться лихорадочными душевными волненіями и горькими угрызеніями совсти. Но — сказать ли правду? на-самомъ-дл она была неописанно-счастлива. Причиною тому было самое обыкновенное обстоятельство: ей не доставало времени заглянуть въ само себя. Даже когда она оставалась наедин, совсть ея не находила случая обнаружить свои права. Мысли ея были постоянно и исключительно заняты Ройстономъ, она припоминала каждое сказанное имъ слово, старалась угадать, что онъ ей скажетъ на предстоящемъ свиданіи.

Напрасно предполагаютъ, что нельзя заглушить голосъ совсти на нкоторое время, это дло весьма-возможное, но беззаботно сдланный долгъ, рано или поздно, придется уплатить, уплатить до послдняго гроша. Въ жизни, если ея хватитъ надолго, необходимо встртится свободная минута, и тогда поневол призадумаешься и заглянешь въ былое. Въ такую минуту вполн оцнишь мученія и пытку одинокаго заключенія’. Преступникъ отправляется на богомолье по святымъ мстамъ, преклоняется передъ сотнею различныхъ мощей и, можетъ-быть, никогда не достигнетъ того очищенія, которое въ силахъ изгнать Бринея.

Конечно, въ настоящемъ дл побдитель не употреблялъ во зло своего преимущества и нисколько не былъ взыскателенъ въ своихъ требованіяхъ. Странно было видть, какъ вс его манеры, вся его натура измнялась, когда онъ оставался наедин съ своей прелестной плнницей. Чмъ очевидне становилось ея порабощеніе, тмъ боле, казалось, становился онъ въ ней внимательне и предупредительне. Они какъ-будто приняли за правило говорить о всевозможномъ предметахъ, не касаясь своихъ чувствъ, и Ройстонъ разсуждала о различныхъ отвлеченныхъ и постороннихъ предметахъ если не умно, то по-крайней-мр добросовстно. Отзываясь о всхъ и о всемъ съ дкимъ сарказмомъ и ироніею, онъ откровенно и вполн доврялъ свои чувства только Сесили Трезильянъ. Вотъ тайна огромнаго вліянія тхъ людей, успхамъ которыхъ мы иногда такъ удивляемся. Часто за кулисами свтскаго приличія опытный глазъ случайно открываетъ или нжное сочувствіе или горькое разочарованіе. Тотъ только, кто это испыталъ, можетъ вполн оцнить то наслажденіе, когда, за вншней обстановкой, всми признанной холодной и отталкивающей, найдется всегда-готовая любящая ласка. Впрочемъ, у Ройстона это не была заученая роль актра, онъ только позволялъ Сесили заглядывать въ тотъ фазисъ своего характера, который былъ скрытъ отъ постороннихъ.

Второстепенные актры этой драмы обнаруживали гораздо-боле безпокойства и наружнаго участія, нежели главныя дйствующія лица. Когда Фанни Молин поняла, что Ройстонъ не намренъ былъ отступитъ, она ршилась серьзно переговорить съ своею подругою и предостеречь ее. Эта послдняя выслушала ее терпливо, но совершенно спокойно, она даже не допускала возможность опасности или необходимость предосторожности. La mignonne не убдилась, однакожъ, она уступила. Подсвъ къ Сесили, она обвила рукой ея талью и шепнула, прижавшись къ ней еще ближе:

— Не забудь одного, моя милая: если что-нибудь случится, я всегда буду думать, что я въ этомъ тоже виновата, и потому тебя никогда не оставлю, никогда!

Миссъ Трезильянъ склонила свою чудную лебединую шею, какъ-будто она намревалась приласкать голубку, покоящуюся у ней на груди, и долго и нжно прижала свои алыя губки къ щек своей подруги.

— Я бы не могла сдлать этого, отвчала она: — еслибъ я была виновна.

Гарри тоже не удержался и возсталъ противъ того, что онъ видлъ или предполагалъ. Конечно, майоръ отъ него бы боле выслушалъ нежели отъ кого другаго, онъ нисколько не былъ раздраженъ его вмшательствомъ.

— Любезный Гарри, сказалъ онъ: — не длай изъ себя старой сплетницы, придавая вры всякому скандалу или самъ выдумывая оныя. Если ты хочешь мучиться прежде времени, я помочь этому не могу, но, по-моему, это совершенно-излишне. Она можетъ сама себя сберечь очень-хорошо безъ того, чтобъ ты бралъ на себя роль льва. Впрочемъ, у ней на то есть братъ. Ты знаешь, есть вещи, о которыхъ я съ тобой никогда не говорю, а теперь мене, чмъ когда-либо, ты заслуживаешь мою откровенность. Однакожъ, послушай, ты не долженъ имть худшаго мннія о Сесили, нежели она этого заслуживаетъ: до сей минуты, клянусь теб, даже губы ея не осквернены мною. Теперь, я надюсь, ты доволенъ, ты въ первый разъ заставилъ меня идти противъ моихъ правилъ, оставь этотъ разговоръ ради самого чорта.

Хотя Гарри очень-хорошо зналъ безсовстный характеръ своего друга, однакожъ онъ былъ весьма-доволенъ, что ничего очень-дурнаго еще не случилось. Ростойнъ никогда не лгалъ.

— Я очень-радъ тому, что ты говоришь, отвчалъ онъ:— но худшее въ этомъ то, что люди станутъ говорить объ этомъ. Меи удивляетъ, что этотъ противный пасторъ не надлалъ еще боле непріятностей. Въ прошлое воскресенье я нарочно не ходилъ въ церковь, потому-что я увренъ былъ услышать личности въ его проповди…

Майоръ разразился своимъ рзкимъ, непріятнымъ смхомъ.

— Чтобъ эта мысль на будущее время не была помхой твоей набожности. Не изъ такихъ, небойся, не укуситъ, даже не залаетъ громко. Онъ меня долго будетъ помнить.

Дйствительно, съ того роковаго пикника пасторъ сдлался замчательно-молчаливъ. Даже когда жена его заговаривала объ этомъ или длала какіе-нибудь вопросы, относящіеся до этой исторіи, онъ сердито ей выговаривалъ или начиналъ длинную лекцію о женскомъ любопытств, которая всегда доводила бдную женщину до слзъ. Мистрисъ Данверсъ была крайне удивлена и обижена, что мистеръ Фуллартонъ такъ ршительно отказалъ ей въ своей помощи идти наперекоръ и постараться разстроить планы и намренія Кина. Онъ находилъ необходимымъ, говорилъ онъ, предупредить миссъ Трезильянъ и другихъ о настоящемъ положеніи длъ, но онъ думалъ, что дальнйшее вмшательство было бы излишне и превысило бы сферу его обязанностей. Странно было видть, какъ его эластичная натура дотол самостоятельная, вдругъ сжалась и съжилась съ-тхъ-поръ, что пророкъ на пути своемъ встртилъ льва!

Дикъ Трезильянъ, единственный человкъ, до котораго всего ближе относилось это дло и успхъ его, казалось, немного заботился о немъ. Онъ безпрестанно здилъ на охоту, когда же ему случалось бывать дома, то замтили, что онъ пилъ боле обыкновеннаго, былъ не въ дух, часто сердился безъ всякой причины и со всми ссорился.

Ройстонъ только приводилъ дйствительный фактъ, сказавъ, что репутація Сесили не носила на себ пятно безчестія. Дйствительно она не была виновна и стояла невредима посреди окружающей ее опасности. Была ли она обязана въ этомъ случа своему собственному благоразумію и несовсмъ еще заглохшимъ правиламъ нравственности, или воздержанію своего обольстителя — мы не станемъ, если читатели позволятъ, доискиваться. Порой не мшаетъ быть снисходительнымъ. Какъ она уцлла отъ зловщаго дыханія — непостижимо, и можно приписать только чуду. Сколько разъ вврялась она съ безграничною довренностью тому, который былъ столько же безпощаденъ въ любви, какъ въ гнв. Да не будетъ этотъ примръ служить извиненіемъ доврчивой увренности, или приманкой для другихъ послдовать ея отважности. Не доживемъ мы до Миленіума, я полагаю, и покуда не настало это блаженное время, ни ребенокъ, ни женщина не могутъ безопасно положить руку на логовище змія. Изъ баллады мы знаемъ, что леди Жаненъ была наконецъ счастлива, но она дорого купила свое счастіе, цлые мсяцы горя и стыда вытерпла она за т три розы, сорванныя ею въ бесдк Эльфовъ. Настоящую же причину воздержности Кина было бы весьма-трудно объяснить: не одно чувство, по всей вроятности, играло въ ней роль. Если память прошедшаго заключаетъ въ себ какія-либо наслажденія, о которыхъ стоитъ говорить (въ чемъ многіе премудрые и ученые люди позволяютъ себ сомнваться), то, конечно, между высшими наслажденіями такого рода занимаетъ первое мсто воспоминаніе безграничной любви существа высокаго и прекраснаго, котораго мы не обольстили, не обманули. Это одно изъ тхъ утраченныхъ благъ и богатствъ, на которыя мы можемъ оглянуться съ спокойствіемъ на сердц изъ глубины настоящей, удручающей насъ нищеты. Жемчужина эта такъ драгоцнна, что она, какъ-будто придаетъ своему обладателю нкоторое достоинство, которое никогда его не покидаетъ совершенно, даже если драгоцнность ускользнетъ изъ его огненныхъ объятій, слдуя за кольцомъ Поликрата. Увы! увы! мрачныя воды Мертваго Моря мене-великодушны синихъ эгейскихъ волнъ. Только на этихъ основаніяхъ можно себ объяснить удивительное хладнокровіе, которое даетъ возможность людямъ, съ виду неспособнымъ на такія вещи, смло пренебрегать жизнью во всхъ ея фазисахъ съ такимъ невозмутимымъ спокойствіемъ. Пріятно видть, какъ даже кокетство притупляется и отскакиваетъ отъ этой непроницаемой брони, и помышлять о томъ, какъ бы торжествовала умершая красавица надъ своими живущими соперницами, съ пренебреженіемъ осмивая ихъ паденіе. Даже въ случаяхъ гораздо-труднйшихъ, когда являются противники опаснйшіе магическихъ улыбокъ Эленъ, или магнитическихъ глазъ Флорансъ, и тогда невидимое присутствіе любимаго призрака, кажется, вдохновляетъ своего любовника и вселяетъ въ него сверхъестественное мужество. Вспомните повсть о ‘Рыцар прекрасной Аслоги’: какъ только ему случалось завидть въ облакахъ пыли сраженія призракъ золотыхъ прядей ея волосъ, все начинало валиться подъ его мечомъ, коня, всадника…

Ройстонъ на половину не былъ способенъ оцнить всего этого, впрочемъ, какое-то смутное и неопредленное чувство удерживало его отъ увеличенія своего преимущества до послдняго предла. Другое, боле-эгоистическое предчувствіе подйствовало на него, вроятно, гораздо-сильне. Былъ одинъ призракъ, отъ котораго хладнокровный майоръ никакъ не могъ избавиться, годами онъ являлся непосредственно посл всхъ его преступленій, и былъ, по правд сказать, ихъ лучшій мздовоздатель: его Немезидой было пресыщеніе. Онъ слишкомъ-хорошо зналъ, что прелестнйшіе цвты теряли свои краски и благоуханіе, какъ только они были сорваны и попадали къ нему въ руки, чтобъ не содрогнуться при одной мысли неминуемаго разочарованія. Это проклятіе лежитъ на многихъ ему подобныхъ, въ ту же минуту какъ выигранъ призъ, являются и сомннія въ его стоимости, и недостатки обнаруживаются съ часу на часъ въ томъ, что казалось сначала безошибочно и совершенно. Притворяться разочарованнымъ, есть ничто иное, какъ дтская игра, но дйствительность заставляетъ зрлыхъ людей скорй отвергать все другое, нежели неизбжное возмездіе. Очень-часто Кину поневол приходила мысль:

‘Ну что, если она мн тоже надостъ?’ и заставляла его останавливаться на нкоторое время и не побуждать Сесиль на тотъ шагъ, который долженъ былъ на вки соединить ихъ участь.

При другихъ обстоятельствахъ, можетъ-быть, терпнье его выдержало бы и доле, но тутъ, когда для ихъ свиданій встрчалось столько затрудненій и препятствій, Ройстонъ испугался постоянныхъ стсненій. Онъ поставилъ себ за правило никогда не идти открыто противъ принятыхъ приличій, не имя въ виду достаточнаго возмездія, потому онъ боле дорожилъ репутаціею Сесили, нежели она сама, и между другими зловредными уроками училъ ее осторожности. Имъ удавалось очень-рдко видться наедин. Когда мистрисъ Данверсъ находилась въ ихъ обществ, она ставила себ въ непремнную обязанность мшать и становится имъ поперегъ дороги, а ея неловкія попытки вмшательства были иногда невыразимо-раздражительны. Въ одинъ замчательный вечеръ она была какъ-то необыкновенно-навязчива и несносна. Майоръ долго крпился и удерживалъ себя, но его дикій нравъ скоро мало-по-малу взялъ верхъ, выраженіе лица его становилось все мрачне-и-мрачне и, наконецъ, стало темно, какъ полночь, когда онъ всталъ, чтобъ удалиться. Губы его были грозны, какъ сталь. Очевидно было, что онъ твердо ршился на что-то и намренъ былъ привести это въ исполненіе. Когда онъ подошелъ къ Бесси, чтобъ пожелать ей покойной ночи, онъ взялъ ея руку и на минуту подержалъ въ своей, не сжимая ее. ‘Вы такъ сильны въ богословіи’ сказалъ онъ, ‘что, вроятно, можете мн сказать, откуда этотъ текстъ, который съ часъ не выходить у меня изъ головы. Въ немъ говорится о комъ-то, который ослабилъ узы Оріона’.

Его манера и неожиданный вопросъ такъ сконфузили мистрисъ Данверсъ, что она совершенно растерялась и не нашлась, что отвчать: она допустила ‘обвиненію обойти проступокъ’ и оставила Ройстона въ томъ убжденіи, что она никогда не читала книгу ова.

На другой день онъ просилъ Сесиль бжать съ нимъ.

Она выслушала его спокойно, безъ страха, безъ гнва, безъ презрнія, однако прелестные глаза ея поднялись полные грусти и вопросительно взглянули на него, немногіе на его мст выдержали бы этотъ взглядъ.

— Обсудили ли вы этотъ шагъ для себя и для меня?

— Я все обдумалъ, отвчалъ Кинъ серьзно.— Я не стану васъ уврять, чтобъ вы въ этомъ никогда не раскаялись, но я знаю, что я никогда не буду сожалть.

Прошли дв безконечныя минуты, не слышно было ни клятвъ, ни обоюдныхъ общаній, все было тихо, только чистыя, непорочныя губки утратили на вки свою двственность.

Такимъ-образомъ въ нсколькихъ словахъ все было окончательна ршено, и на другой день Ройстонъ ухалъ изъ Дорада, чтобъ сдлать надлежащія распоряженія по всей дорог и облегчить ихъ бгство. Они предполагали изъ Марсели отправиться моремъ на Востокъ и сдлать своимъ начальномъ мстопребываніемъ одинъ изъ острововъ Греческаго Архипелага, оба чрезвычайно боялись посторонняго вмшательства и въ-особенности столкновенія съ Дикомъ Трезйльяномъ.

Въ тотъ вечеръ Сесиль оставалась одна дома (мистрисъ Данверсъ отправилась на какую-то братскую трапезу къ Фуллартономъ, гд все общество угощали легкимъ чаемъ и тяжелымъ поученіемъ discretion). Она отказалась на предложеніе Фанни остаться съ ней, отговариваясь, совсмъ безъ основанія, мучительною головною болью. Прощаясь съ нею, Сесиль вздрогнула, обвила ее руками и, казалось, на вки не хотла бы выпустить ее изъ своихъ объятій, но la mignonne была слишкомъ-невинна, чтобъ понять настоящій смыслъ прощальнаго поцалуя своей подруги. Самое грустное чувство изъ всхъ тхъ, которыя переполняли преступное, разбитое сердце двушки, было сознаніе, что чрезъ нсколько часовъ глубокій, непроходимый заливъ разлучитъ ихъ, можетъ-быть, навки, какъ пропасть, раздляющая Авраама отъ богатаго.

Миссъ Трезильянъ безсознательно опустилась въ кресло и приняла ту позу, въ которой вы разъ уже ее видли: полулежа и пристально глядя на пылавшіе уголья въ камин. Судя по наружности она казалась такъ же задумчива, такъ же лниво-граціозна, но, Боже мой! какъ далеки были т беззаботныя грезы, забавлявшія ея дтское воображеніе, отъ дикаго хаоса мрачныхъ мыслей, тяготившихъ ее въ настоящую минуту!

Все ея существованіе было такъ тсно связано съ Ройстономъ Киномъ, что жизнь вдали отъ него казалась ей невозможной. Ни малйшее предчувствіе о могущемъ быть съ его стороны непостоянств не приходило ей даже на умъ. Она наслдовала немалое количество той твердости и настойчивости въ преслдованіи задуманной цли, которыми такъ отличались многіе изъ ея предковъ. Была ли то добрая или злая цль, они преслдовали ее съ одинаковымъ упорствомъ, не допуская сомннія, не страшась опасности. Когда Сесиль врила, она врила безусловно, и даже съ собственной совстью не допускала никакихъ сдлокъ.

Покуда его мощная рука поддерживала ее, она чувствовала, что не боялась ни стыда, ни угрызенія совсти, но что будетъ, если эта поддержка измнитъ ей? Дня еще не прошло, что онъ ухалъ, а уже она смутно чувствовала какое-то безпомощное отчаяніе. Она хорошо знала пылкія страсти и надменный нравъ своего любовника, готовые всегда разразиться при малйшемъ намк о дерзости, или даже противорчіи со стороны другихъ, и очень-хорошо понимала, что человкъ съ такимъ характеромъ всегда стоялъ на рубеж жизни и смерти. При одной мысли, что она можетъ его лишиться, неукротимый духъ ея роблъ и болзненное воображеніе рисовало ей ужасныя картины томительнаго одиночества. Зловщій голосъ, который не разъ можетъ-быть, шепталъ на ухо не одному изъ ‘горестно-падшихъ Трезильяновъ’, казалось, тихо говорилъ ей: ‘ты тоже можешь умереть’. На Сесиль не на столько упала духомъ, чтобъ врить навтамъ злаго демона. Она не сожалла о прошедшемъ и погибшихъ съ нимъ блестящихъ надеждъ, она ршилась твердо встртить неудачи въ будущемъ, со всмъ тмъ на сердц у ней было страшно-тяжело. Вспомните отвтъ толстаго католика Дезадре (Des Adrets), когда дикій баронъ упрекалъ его въ трусости, когда тотъ два раза отъ опаснаго скачка съ башни, ‘Je vous le donne en dix’ (я держу пари десять противъ одного). Женской натур, какъ бы она ни была нравственно испорчена и равнодушна въ послдствіямъ, несвойственно, умышленно не содрогнувшись, броситься въ ту страшную пропасть, изъ которой еще ничье доброе имя не вышло чистымъ, незапятнаннымъ. Даже предразсудки не могутъ быть съ корнемъ вырваны безъ того, чтобъ не разбросать землю вокругъ нихъ.

Она, кажется, уже съ часъ сидла углубившись въ размышленіе и не слыхала, какъ портьера, отдлявшая ея комнату отъ передней, тихо была отдернута. Миссъ Трезильянъ привыкла всегда удерживать порывы своихъ впечатлній и никогда не позволяла себ никакихъ возгласовъ, но въ этомъ случа она едва удержалась отъ невольнаго крика, когда она подняла глаза.

Призракъ упрека, который не покидалъ ее цлые годы, до того времени, когда новое, сильнйшее вліяніе вытснило его изъ памяти, стоялъ теперь передъ ней, облеченный въ осязаемую форму дйствительности. Темная рама полурастворенной двери обрисовывала суровыя и горемъ пораженныя черты Марка Уоринга.

XX.

Не очень легко съ приличнымъ хладнокровіемъ встртиться съ глазу-на-глазъ съ человкомъ, съ которымъ мы бы мене всего желали столкнуться на земл. Впрочемъ, принимая все это въ соображеніе, Сесиль довольно-ловко вышла изъ затруднительнаго положенія и привтствовала неожиданнаго постителя довольно-дружественно. Маркъ пожалъ протянутую ему руку безъ особой поспшности, не удерживая ее секунды боле того, что требовало приличіе.

— Мн сказали, что я васъ застану однхъ. Такъ-какъ я только этого и желалъ, то, не теряя времени, я ршился васъ побезпокоить даже въ такой неурочный часъ. Вы, конечно, догадываетесь, что у меня на то важныя причины.

Миссъ Трезильянъ откинула назадъ свою гордую голову, какъ боевой конь при первомъ звук роковой трубы, она почуяла, что въ воздух запахло битвой.

— Вы будете такъ добры, что объяснитесь? сказала она, усаживаясь на свое мсто и указывая ему на стулъ.— Я уврена, что вы не намрены издваться надо мною или сердить меня безъ причины.

Уорингъ не воспользовался предложеннымъ ему мстомъ, но, скрестивъ руки, облокотился на спинку стула, пристально глядя ей въ лицо.

— Вы нисколько не ошибаетесь въ моихъ намреніяхъ, отвчалъ онъ:— я буду говорить коротко и ясно. Я пріхалъ изъ Ниццы, чтобъ спросить у васъ: на сколько справедливы толки тхъ, которые произносятъ имя ваше рядомъ съ именемъ майора Кина?

Никто не въ состояніи нанести смертный ударъ великодушію истиннаго приверженца, несмотря на всю его кротость. Горько и больно было бдной Сесили, что она не могла сказать правды и удовлетворить его, она медленно склонила голову и закрыла лицо руками, этого довольно было для Уоринга: онъ хорошо понялъ, что вс худшія его опасенія сбылись. На минуту голова его закружилась, ему сдлалось невыразимо-тяжело. И не удивительно: надяться онъ ужь давно пересталъ, но упованіе и вра, непокидавшія его досел, вдругъ рушились невозвратно. Во всякой религіи, будь она истинная или ложная, фанатикъ всегда счастливе, если не умне, неврующаго. Гршно потрясти въ основаніи простодушное врованіе, когда не въ силахъ замнить его лучшимъ. Голосъ Марка, глухой, хриплый, нетвердый, невольно высказалъ его внутреннія страданія.

— Боже милостивый! не-уже-ли дошло до того, что вы не находите словъ мн отвчать, когда я осмлился намекнуть о вашемъ безчестіи?

Она вдругъ подняла голову, покраснла до ушей, глаза ея блистали гнвомъ.

— Я даже отъ васъ этого не стерплю. Знайте навсегда: я не признаю вашихъ правъ меня допрашивать.

Ясные, голубые глаза Марка встртили фіолетовый блескъ сесилиныхъ глазъ твердо и спокойно. Зловщая молнія не ослпила ихъ.

— Выслушайте меня спокойно еще дв минуты, сказалъ онъ:— и потомъ отплатите мн за мою надмнность какъ вамъ будетъ угодно. Года три назадъ, васъ забавляло сдлать меня предметомъ своихъ испытаній. На сколько вы поступили безразсудно и не думая о послдствіяхъ — я никогда не старался узнать: это было бы потеря времени, софизмы кокетства слишкомъ утонченны для меня. Я знаю только одинъ результатъ всего этого. Прежде, чмъ я васъ встртилъ, я могъ бы предложить каждой женщин, которая бы сочла достойнымъ принять честную непорочную любовь. Теперь, еслибъ я даже я могъ покорить свою страсть, я бы только могъ предложить чувство немногимъ тепле дружбы, общать боле-было бы съ моей стороны низкимъ обманомъ. Не-уже-ли вы думаете, что я бы сталъ у божественнаго алтаря съ худшею ложью на устахъ, нежели Ананія? Вы ни за что считали, чтобъ удовлетворить своему тщеславію и прихоти, приговорить человка, кровь котораго еще не остыла, къ чему-то худшему, нежели пожизненное одиночество? Моя религія можетъ быть ложнымъ и пустымъ идолопоклонствомъ, но въ ней заключаются вс мои упованія. Я не буду стоять терпливо и безсознательно смотрть на образъ, которому я поклонялся и котораго боготворилъ, выставленный на позоръ и поруганіе всего свта. Что жъ, отвергаете вы теперь мое право вмшиваться?

Слова его были сурово-энергичны, хотя въ нихъ мало было краснорчія. Они такъ естественно вырвались изъ глубины могучей, переполненной души, что невольно произведя переворотъ въ чувствахъ Сесили, снова вернувшіяся угрызенія совсти подавили ея непреклонную гордость. Тихо и жалобно прошептала она: ‘Ахъ! пощадите, пощадите меня! я безъ того такъ несчастлива!’ и вмст съ тмъ глаза ея тоже просили помилованія. Въ твердомъ, мужественномъ характер Марка было много женскаго состраданія и нжности, онъ никогда не могъ видть даже плачущаго ребенка: не удивительно, что гнвъ его мгновенно исчезъ при вид сокрушенія существа, которое онъ любилъ боле жизни. Онъ въ ту же минуту забылъ о своемъ несчастьи, но не о томъ предмет, который онъ имлъ, въ виду.

— Простите мн, что я такъ рзко выразился. Мн бы слдовало отклонить вашъ вызовъ. Помните, я когда-то, лучше себя велъ. Но будьте терпливы и позвольте мн защищать право. Впрочемъ, еслибъ вы вняли голосу своей совсти и благоразумія, вамъ бы, легче было это сдлать, чмъ мн. Когда разъ ослпленіе существуетъ, то была бы пустая потеря времени доказывать, что предметъ его недостоинъ. Потому я не буду стараться чернить предъ вамъ характеръ майора Кина, впрочемъ, кром того, не въ моихъ правилахъ нападать на человка отсутствующаго. Скажу только, что мало столицъ въ Европ, гд бы не было слишкомъ извстно имя майора Кина. Изъ того, что я слышалъ, вина была боле на сторон его жены, когда они разъхались, но жизнь, которую онъ велъ съ-тхъ-поръ, не даетъ ему никакого права жаловаться или осуждать ее. Вспомните, что вамъ извстно дло только съ одной стороны. Но дло не въ томъ, знакомство съ нимъ-само-по-себ не беззаконно, но онъ женатъ и имя его примшенное къ вашему, вызываетъ безчестіе. Не можетъ быть, чтобъ вы такъ низко упали и равнодушно перенесли такое обвиненіе. Въ свою очередь я вамъ скажу, ‘пощадите меня!’ Не заставьте меня впредь не врить боле ничьей непорочности.

Сесиль могла только чуть-слышно выговорить: ‘поздно уже, слишкомъ поздно!’ Взглядъ смертельнаго ужаса, мелькнувшій на лиц Уоринга, показалъ ей, что предположеніе его зашло за предлы истины.

— Я хочу сказать, продолжала она, болзненно покраснвъ:— что я уже общала…

— Общали! повторилъ Маркъ съ неописаннымъ презрніемъ.— Дожилъ же я на свт до того, чтобъ слышать изъ вашихъ устъ такую чертовскую логику! Вы слишкомъ-хорошо знаете, что боле грха сдержать такое общаніе, нежели измнить ему. Я постараюсь васъ спасти, вопреки васъ самихъ. Выслушайте меня. Я не стращаю, я васъ хорошо знаю и увренъ, что такого рода доводъ былъ бы для васъ только сильнйшимъ соблазномъ преслдовать свои намренія. Я только вамъ скажу, что я намренъ длать. Вопервыхъ, я все разскажу вашему брату, если онъ не пойметъ своихъ обязанностей, или уклонится отъ нихъ, я исполню, что я считаю своими священнымъ долгомъ. Я порицаю и презираю вообще дуэли, но, несмотря на то, я стану между вами и майоромъ Киномъ. Онъ не будетъ владть вами, покуда я живъ. Когда меня не станетъ, дотрогиваясь до его руки, вы будете знать, что она омочена въ моей крови, и вся вина падетъ на вашу голову. Я увренъ, что, разлучивъ васъ, я длю добро обоимъ. Я отдамъ ему справедливость: тяжело и грустно будетъ ему видть, какъ вы станете изнывать. Есть предлы человческимъ страданіямъ, а вы слишкомъ-горды, чтобъ перенесть безчестіе.

Сесиль чувствовала, что въ каждомъ его слов звучало добро и правда и что онъ ни за какія блага ни на секунду не станетъ колебаться въ своихъ намреніяхъ. Она вспомнила, какъ, четыре дня назадъ, возвращаясь вдвоемъ съ прогулки, она встртила косой взглядъ пожилой фарисейки, и сколько въ немъ было ненависти и торжества.

Хотя они другъ другу объ этомъ не напомнили впослдствіи, однакожъ она видла, какъ яркій румянецъ гнва выступилъ на щекахъ Ройстона. Она уже перестала думать и заботиться о себ, но могла ли она не спасти его, когда еще было время? И еще не-уже-ли она недовольно сдлала вреда Марку Уорингу, чтобъ еще брать на себя отвтственность его смерти? Она никогда не допускала сомннія относительно результата, еслибъ эти два врага встртились.

Разсказываютъ, что волосы могутъ посдть въ самое короткое время отъ нравственныхъ тревогъ и сильнаго горя. Все это бредни да бабьи сказки. Когда Сесиль встала на другое утро, въ чудныхъ косахъ ея не видно было ни одного серебрянаго волоска. Наружныхъ признаковъ внутренней борьбы, покуда она продолжалась, не было вовсе, потому-что стиснутыя руки ея тщательно прикрывали лицо. Когда она подняла голову, лицо ея было блдне смерти и холодный потъ выступилъ на лбу. Когда она заговорила, голосъ ея звучалъ какъ-то глухо, въ немъ не оставалось и признаковъ прежней мелодіи.

— Вы правы. Правда всегда должна брать верхъ надъ всмъ. Теперь скажите, что мн остается длать?

Маркъ Уорингъ готовъ былъ отдать всю свою кровь, капля за каплей, чтобъ облегчить хотя бы одно трепетаніе ея разбитаго сердца, но ему и мысль не приходила на умъ отказаться отъ предположенной цли.

— Есть опасности, въ которыхъ одно спасеніе — бгство. Вы должны ухать отсюда прежде нежели майоръ Кинъ вернется, а онъ завтра будетъ назадъ.

Можетъ-быть, я забылъ вамъ объяснить одну замчательную особенность наслдственную въ род Трезильяновъ. Когда они брались за какое-нибудь дло, они не въ-состояніи были оглянуться назадъ. Придя Маркъ десятью часами позже, когда участь Сесили была бы окончательно ршена, вс его доводы остались бы тщетны. Какъ бы то ни было, разъ ршившись на что-нибудь окончательно, ей никогда не случалось длать дальнйшихъ возраженій.

— Да, я поду сказала она:— но я должна писать ему.

— Я думаю, вамъ слдуетъ это сдлать, отвчалъ Уорингъ:— и если вы мн дадите письмо, то я самъ его передамъ.

Послдній признакъ возратившейся краски исчезъ на лиц Сесили.

— Вы не знаете его: я не смю вамъ врить.

Онъ не понялъ причины ея страха.

— Даю вамъ слово, что какъ бы ни разсердился майоръ Кинъ, я снесу это терпливо и никогда не подумаю мстить. Съ моей стороны онъ въ безопасности.

Она горько улыбнулась, однако жь не безъ печальной гордости. Ей казалось, что она могла бы видть Ройстона, противоставленнымъ любому сопернику въ мір и никогда не дрогнуть за него.

— Вы едва-ли меня поняли: я безпокоилась не о его безопасности, но о вашей.

Маркъ былъ слишкомъ-храбръ и чистосердеченъ, чтобъ подозрвать въ этомъ намекъ, даже еслибъ онъ былъ сдланъ съ намреніемъ.

— Слдовательно не о чемъ боле и говорить, сказалъ онъ спокойно:— остается только назначить день и часъ вашего отъзда. Я оставлю васъ теперь, мы увидимся еще до вашего отъзда.

Сесиль Трезильянъ встала и взяла его за руку. На прекрасномъ лиц ея выражалось непреклонное намреніе.

— Я на васъ не сержусь ни за одно вами сказанное слово въ этотъ вечеръ: вы только выразили то, въ чемъ трусила признаться моя собственная совсть. Несмотря на это, завтра мы увидимся въ послдній разъ. Теперь мы съ вами квиты, вы справедливо со мною разсчитались. Я не знаю еще, какія страданія меня ожидаютъ, но я намрена остаться одна — одна на всю жизнь. Можетъ-быть, когда-нибудь я мысленно поблагодарю васъ за все вами сдланное, но теперь я не могу.

Тяжело было на сердц у Уоринга, однакожъ онъ долженъ былъ признаться, что въ словахъ ея была горькая правда. Вылечивая подобные недуги, докторъ работаетъ, не надясь на возмездіе или награду. Много время пройдетъ, покуда больной въ-состояніи будетъ, одолвъ чувство невольнаго страха, дотронуться до той руки, которая лечила его раны раскаленнымъ желзомъ.

Голосъ ея измнился, она продолжала почти шопотомъ, тихо и жалобно, будто наедин и не сознавая присутствія посторонняго.

— Я не могла, я не въ силахъ была его не любить, хотя я знала, что это было гршно. Если стыдно въ этомъ признаться, я еще не чувствую этого. Я бы только желала разъ ему сказать, одинъ только разъ, какъ безумно я его люблю! Теперь мн никогда не удастся шепнуть ему это, а написать я не посмю. Нтъ, онъ не забудетъ меня, какъ онъ забывалъ другихъ, онъ меня возненавидитъ, будетъ упрекать меня во лжи, въ обман, въ холодности… въ холодности… Боже мой! еслибъ онъ видлъ, что происходить у меня на сердц! Я сама въ него никогда не заглядывала до сей минуты, когда мы должны на-вки разстаться.

Какъ вы думаете: пріятно слышать такія рчи изъ устъ женщины, которую вы боготворили, хотя бы и безнадежно, впродолженіе нсколькихъ лтъ? Люди сходили съ ума отъ меньшихъ мученій, нежели Маркъ Уорингъ былъ принужденъ перенести. Но онъ понялъ, что только горе, доведенное до крайности, могло ожесточить на-время великодушную природу Сесили и сдлать ее равнодушной свидтельницей тхъ страданій, которыхъ она сама была причиной. Онъ отвчалъ ей тихимъ, твердымъ голосомъ, голосомъ, который мы употребляемъ въ тхъ случаяхъ, когда хотимъ успокоить припадокъ лихорадочнаго бреда.

— Перестаньте, пожалуйста! вы говорите вещи несообразныя. Мое присутствіе здсь вамъ не приноситъ никакой пользы. Вы-можете думать обо мн какъ вамъ угодно дурно, можетъ-быть, время смягчить ваше сужденіе, если же нтъ, я все-таки не буду жалть о томъ, что я сдлалъ сегодня. Я явлюсь за письмомъ въ минуту вашего отъзда. Прощайте. Молю Бога, чтобъ Онъ помогъ вамъ въ настоящую минуту и сохранилъ васъ въ будущемъ.

Онъ поднесъ ея руку въ губамъ и слегка до нея дотронулся съ тою самою строгою учтивостью, съ которой онъ прощался съ ней въ послдній разъ, три года назадъ. Секунду спустя, Сесиль была уже одна.

Она немного употребила времени оправиться отъ одуренія, и когда мистрисъ Данверсъ возвратилась домой, она была уже совершенно покойна и сосредоточенна. Не стоитъ описывать того шумнаго удивленія и восторга Бесси и выраженія, съ какимъ принялъ Дикъ Трезильянъ эту новость, долженствовавшую измнить вс ихъ планы. Его невозмутимое хладнокровіе и въ этотъ разъ не измнило ему. Онъ проворчалъ между зубами нсколько угрюмыхъ проклятій насчетъ ‘женщинъ, которыя никогда не знаютъ чего они хотятъ’, но все это онъ сдлалъ потому, что, по его мннію, необходимо было поворчать въ подобныхъ обстоятельствахъ, а даже нкоторымъ образомъ обязательно для его мужскаго достоинства. Во всякомъ случа, онъ, казалось, доволенъ былъ отъздомъ. Даже для его тупаго соображенія становилось очевиднымъ, что что-то очень-дурное тянулось къ развязк.

Цлыми днями онъ находился въ состояніи какого-то туманнаго опасенія, какъ онъ называлъ это, ‘не видя всему этому исхода’. Такимъ образомъ онъ принялся за свою часть приготовленія къ отъзду въ довольно-веселымъ видомъ. Мы не станемъ тоже приводить подробности прощанья Сесили съ la mignonne. Она была такъ рада при одной мысли, что подруга ея этимъ избгнетъ вреда, что она и не стала разспрашивать много о причинахъ, побудившихъ ее на тами внезапный отъздъ, и только позже узнала, что все это было дломъ Марка Уоринга. Нтъ необходимости припоминать, что разставанье не обошлось безъ слезъ, пролитыхъ, впрочемъ, только ее стороны Фанни Молин. Сесиль боялась еще плакать, она очень-сухо простилась съ мистеромъ Фуллартономъ, и пасторъ даже не попытался ей дать прощальное благословеніе.

Тяжелая дорожная карета, съ сотнями хитрыхъ затй, уложена наконецъ, и Карлъ, исправный почтальйонъ, утирая съ блокурыхъ усовъ капли прощальной рюмочки, подноситъ руку къ фуражк и произносить свое обычное ‘zi ces dames zont brtes’? {А что, эти дамы готовы?} Маркъ Уорингъ облокотился на дверцу кареты, чтобъ сказать ‘прощайте’, рука, которую онъ пожимаетъ, не отвчаетъ и не симпатизируетъ его пожатію, какъ ледяной осколокъ. Его грустный, пристальный взглядъ упрашиваетъ, но напрасно: въ безнадежныхъ, задумчивыхъ глазахъ Сесили не видно ни мягкости, ни доброты. Дорога, по которой имъ приходится хать на нсколько ль, та же самая, по которой долженъ возвращаться Ройстонъ Кинъ, ее мучитъ мысль, полная надеждъ и страха: не придется ли имъ встртиться?

Колеса двигаются, раздаются поспшныя прощанья, и Маркъ стоить на половину пораженный, безчувственный ко всему и сознавая только свое одинокое горе.

Когда карета обогнула уголъ террасы, они близко прохали того мста, гд сидлъ Арманъ де Шатомениль. Инвалидъ приподнялъ свою шляпу и привтливо раскланялся, но его лицо помрачилось и густыя брони его сердито опустились.

— On l’ trich donc, apr&egrave,s tout, пробормоталъ онъ:— Sang dieu! les absent ont diablement tort {Такъ его, однако, надули? Чертъ возьми! отсутствующіе всегда чертовски виноваты.}.

Какъ она ни была погружена въ эту минуту въ мрачныя размышленія, Сесиль никогда не забыла, что послдняго, кого, она видла въ Дорид, былъ израненный алжирецъ.

Малон и жена его стояли молча, покуда друзья ихъ не скрылись изъ виду, тогда Гарри тихо обернулся и взглянулъ на свою mignone. Онъ зналъ, что ихъ обоихъ безпокоила одна и та же мысль, потомучто ея милое лицо было блдне его собственнаго. (Никто изъ нихъ не угадалъ правды, и они не видли въ Марк Уоринг ничего боле, какъ стариннаго знакомаго Трезильяновъ).

— Ройстонъ возворотится чрезъ четыре часа, сказалъ онъ: — кто ему объ этомъ скажетъ? Я не возьму на себя.

Фанни хотла показаться безпечною, но она далеко этого не чувствовала.

— Я, право, не знаю, какъ это все уладится, но мн кажется, все къ-лучшему. Не можетъ же онъ убить одного изъ насъ: насчетъ этого я покойна.

Гарри не улыбнулся, вся его личность носила отпечатокъ серьзнаго безпокойства, рдко посщавшаго его.

— Нтъ, насъ онъ не обидитъ, но я боюсь, что это дло безъ крови не обойдется.

XXI.

Было уже за полночь, когда майоръ Кинъ возвратился въ Дорадо. Когда онъ прозжалъ мимо гостиницы, гд жили Трезильяны, онъ взглянулъ на окна ихъ комнатъ и былъ немного удивленъ, видя ихъ темными, однакожь подозрніе не запало ему въ душу. Вс приготовленія для предстоявшей поздки были имъ сдланы съ свойственною ему ловкостью и предусмотрительностью. Левантской пароходъ отправлялся изъ Марселя на третій день рано поутру, подставы были расположены по всей дорог съ такимъ разсчетомъ, чтобъ невозможно было ихъ догнать, а прибыть къ пароходу они должны были въ самый часъ его отъзда. На сколько можно было предвидть, все должно было окончиться благополучно и увнчаться успхомъ, и Ройстонъ не могъ себ объяснить причину того тоскливаго и недовольнаго чувства, которое преслдовало его всюду. Онъ прямо прошелъ въ себ въ комнату, не заглядывая къ Молин, ему было жарко и онъ былъ весь въ пыли отъ дороги, и въ такомъ положеніи предпочелъ заняться своимъ туалетомъ прежде, нежели поздороваться съ друзьями. Онъ едва усплъ переодться, когда лакей подалъ ему карточку Марка Уоинга, на которой карандашомъ написано было желаніе видть его, не теряя времени.

Даже хладнокровный майоръ замтно удивился, прочитавъ это имя. Ему хорошо извстна была исторія, тсно связанная съ этимъ именемъ, потому-что Сесиль ничего отъ него не скрывала, и эта исторія была одна изъ первыхъ ею расказана. Въ то время онъ не почувствовалъ особаго желанія посмяться надъ ней, но теперь, его губа презрительно подернулась.

‘Карамба!’ пробормоталъ онъ, ‘дло становится сложне. Какія причины выводятъ стараго любовника ensc&egrave,ne? Надюсь, онъ не намренъ заводить непріятности. Мн не время въ настоящую минуту съ нимъ ссориться и, кром того, это огорчило бы Сесиль. Ладно, ладно! мы узнаемъ чего онъ хочетъ.

— Скажи мистеру Уорингу, что я свободенъ и буду очень-радъ его видть.

Ройстонъ пошелъ на встрчу своему постителю и привтствовалъ его чрезвычайно-учтиво, хотя въ манер его слегка замтно было надменное удивленіе.

— Я не могу отгадать, чему я обязанъ за ваше пріятное посщеніе, сказалъ онъ.— Простите меня, если я васъ попрошу покороче объяснить мн ваше желаніе. У меня много дла сегодня вечеромъ и я едва могу располагать своемъ временемъ.

Уорингъ пристально поглядлъ нсколько секундъ на говорившаго, прежде чмъ отвтилъ. Какъ большее число людей его ремесла, онъ былъ великій физіономистъ, и въ это короткое время довольно измрилъ характеръ человка, который такъ удачно сдлался его соперникомъ. Онъ благородно сознавалъ, что хотя любовь Сесили не оправдывалась, но причины были уважительныя. Однакожь онъ дрогнулъ при одной мысли о той опасности которую Сесили удалось такъ ловко обойти.

— Да, я постараюсь быть повозможности кратокъ, отвчалъ наконецъ Маркъ.— Ни одинъ изъ насъ не захочетъ продлить это свиданіе доле необходимаго. Я общался вамъ передать письмо, когда вы его прочтете, мн останется сказать вамъ только нсколько словъ.

Ни одинъ мускулъ не дрогнулъ на лиц Ройстона, когда онъ взялъ изъ рукъ Уоринга письмо и, не моргнувъ и не измнившись нисколько въ лиц, узналъ на немъ руку Сесили. Это было сильнйшее доказательство власти надъ собой, которую когда-либо выказалъ Кинъ.

Письмо было недлинное, оно было написано на двухъ страничкахъ маленькаго формата, почеркомъ торопливымъ и мстами едва разборчивымъ. Твердый и красивый почеркъ ея утратилъ совершенно свой замчательный характеръ, по которому даже посредственный графологъ могъ длать удачныя заключенія. Можетъ-быть, въ этомъ заключалась причина, почему Ройстонъ читалъ это письмо вдвое тише обыкновеннаго. Покуда онъ читалъ, выраженіе его лица страшно измнилось, смертельная блдность опасной страсти разлилась на немъ, въ глазахъ его блеснула молнія, однакожъ онъ спокойно сказалъ:

— Вамъ извстно, что тутъ написано?

— Я счастливъ, что могу сказать, что это дло обошлось не безъ моего участія, отвчалъ Маркъ:— я употребилъ вс силы, чтобъ довести до того результата, который теперь вамъ извстенъ, и благодарю Бога, что достигъ его.

Покуда онъ говорилъ, Ройстонъ рвалъ на мелкіе кусочки письмо, которое у него было въ рукахъ, и медленно ронялъ ихъ на полъ. Можетъ-быть, онъ длалъ это невольно, безъ намренія, однако въ манер его было столько дикаго зврства, что, казалось будто жосткя пальцы его терзали живое существо. (Бдное письмо! каковы бы ни были его недостатки, конечно, оно заслуживало лучшей участи. Оно не могло служить примромъ сочиненія, но т изъ посланій, которыя имли боле всего вліянія на насъ въ извстное время, принося съ собою веселое или грустное извстіе, конечно, не могли бы возбудить соревнованія въ Монтегю или Шанон. Однакожь, онъ сдлалъ огромное усиліе надъ собой и спросилъ твердымъ голосомъ:

— Скажите, пожалуйста, вамъ надола жизнь, что вы пустились на подобную штуку, да еще пришли мн объ этомъ разсказывать?

Уорингъ сухо засмялся.

— Надола? Такъ надола, что еслибъ не предразсудки, которыхъ вы не въ состояніи понять, я. бы давно отъ нея отдлался. Но мн не приходится навязывать вамъ свою откровенность и я не хочу понимать тайный смыслъ вашего вопроса.

Въ эту минуту дьяволъ такъ сильно подстрекнулъ Ройстона Кина, что голосъ его даже измнился и сталъ хриплый и подавленный шопотъ.

— Я спросилъ потому, что намренъ убить васъ.

Взглядъ Марка встртилъ блескъ дикихъ глазъ майора, сверкнувшихъ какъ у голодной пантеры, съ выраженіемъ слишкомъ спокойнымъ для вызова, хотя, можетъ-быть, въ немъ едва можно было различить нкоторый оттнокъ презрнія.,

— Конечно, я буду защищать свою жизнь, сколько могу, будь это здсь или въ другомъ мст, но я не думаю, чтобъ она находилась въ большой опасности. Есть старинная пословица о людяхъ, которымъ угрожаютъ, ихъ убить не такъ легко, какъ обмануть женщину. Впрочемъ, кром непосредственнаго охраненія собственной личности, я предупреждаю васъ, что я не буду отвчать вамъ ни на одну обиду, ни на одинъ внэовъ. Драться съ вами на дуэли я не стану, а что касается до рукопашнаго боя, я не думаю, чтобъ даже вы хотли сдлать Сесиль Трезильянъ причиной драки, которая только прилична пьяномъ мужикамъ.

Хотя онъ былъ головой мене ростомъ и вообще не отлитъ въ такія колоссальныя формы, однакожъ, стоя противъ смуглаго великана съ своимъ крпкимъ тлосложеніемъ и смлой саксонской физіономіею, онъ не казался такимъ соперникомъ, котораго бы можно было презирать. Что касалось до совершеннаго безчувствія страха и пренебреженія послдствій, на сколько это могло затронуть твердое намреніе, хладнокровный майоръ нашелъ, наконецъ, себ равнаго. Даже тутъ, въ самую минуту грозной страсти, онъ былъ въ состояніи оцнить непреклонность, столь похожую на его собственный характеръ.

Припоминая это обстоятельство впослдствіи, онъ всегда соглашался, что противникъ его былъ гораздо-выше его въ эту минуту. Зврство и ярость казались мелочными и совершенно не у мста возл этой холодной и спокойной смлости. Онъ на минуту закрылъ лицо руками, и когда онъ опять взглянулъ на него, то выраженіе лица его было невозмутимо, какъ обыкновенно, хотя страшная блдность все оставалась. Кром-того, справедливость словъ Уоринга сильно на него подйствовала. Онъ чуть-внятно пробормоталъ: ‘Ей-богу, онъ правъ, во всякомъ случа,’ и прибавилъ въ слухъ:

— Ну, какъ видно, вы не хотите драться, такъ намъ боле почти не о чемъ говорить. Вы думаете, что вы можете мшаться въ мои дла и разстроивать ихъ какъ вамъ угодно. Ну, попробуйте. Я вамъ уже сказалъ, что мн сегодня вечеромъ много дла, теперь у меня будетъ однимъ боле, нежели я предполагалъ. Я желаю остаться наедин.

Маркъ пристально посмотрлъ на говорившаго, не трогаясь съ мста.

— Я очень-хорошо понимаю ваше намреніе: вы хотите послдовать за ней. Я полагаю это будетъ совершено-излишне. Вы дурно понимаете Сесиль Трезильянъ, если воображаете, что она два раза измнить свое ршеніе. Но вы можете причинить ей много горя и компрометировать ее еще боле, нежели до-сихъ-поръ. Теперь на пути вашемъ такія преграды, которыхъ вы не въ-состояніи одолть безъ открытаго скандала. Братъ ея иметъ уже сильныя подозрнія, онъ долженъ будетъ исполнить свой долгъ: можетъ-быть, онъ глупъ и доврчивъ, но онъ далеко не трусъ. Съ моей стороны, вамъ нечего бояться вмшательства: мое дло сдлано. Но, я умоляю васъ, остановитесь. Предположимъ самое дурное: вамъ удастся уговорить Сесиль на ея погибель, готовы ли вы обдуманно принять на себя послдствія этого преступленія? Вы имете гораздо-боле опытности въ этихъ длахъ чмъ я, можете ли вы мн назвать одинъ изъ такихъ случаевъ, который бы хорошо удался и не повлекъ за собой неминуемое раскаяніе съ обихъ сторонъ мене даже чмъ чрезъ годъ? Я не стану васъ уврять, чтобъ ваша будущность меня сколько-нибудь интересовала, но я убжденъ, что въ сію минуту я говорю съ вами какъ лучшій вашъ другъ. Вы оба грустно заблуждаетесь, если вы думаете, что Сесиль можетъ перенести безчестье. Я вамъ отдаю полную справедливость, вамъ будетъ невыносимо видть ее угасающею съ минуты на минуту, не имя ничего другаго въ виду, какъ безнадежную смерть. Ради самого Бога отступитесь отъ нея, покуда есть еще время. Преодолйте себя ршительно, а власть надъ собою и самоотверженіе придутъ своимъ чередомъ. Одиночество горько перенести — я это хорошо знаю, но на что же посл этого мужество, если оно не въ-состояніи нести свое бремя? Я все разсматривалъ съ дурной стороны, но я вамъ сдлаю одинъ вопросъ еще: вы можете уменьшить нсколько ея страданія, скрывъ ее отъ людскаго позора: въ состояніи ли вы оградить себя отъ пресыщенія?

Онъ говорилъ безъ малйшихъ слдовъ гнва или вражды, и тихіе и пріятные звуки его голоса незамтно прокладывали себ путъ къ сердцу Ройстона. Кром-того, послднее слово задло струну предчувствія, преслдовавшаго его съ той самой минуты, когда онъ предложилъ бжать, и теперь заставлявшаго его уже на половину раскаяваться въ своемъ намреніи. Но крпость не сдавалась еще.

— Все это время вы имли мысль улучшить свое положеніе въ мнніи Сесили. Оно весьма понятно, но я полагаю, что вы горько заблуждаетесь.

Вмсто того, чтобъ покраснть при этомъ намек, лицо Уоринга стало еще блдне и по немъ промелькнула болзненная судорга.

— Такъ, вы не въ состояніи понять безкорыстія? отвчалъ онъ. Передъ тмъ, что я вмшался, мн были извстны нкоторыя послдствія, я взвсилъ ихъ вс. Миссъ Трезильянъ думала, что она мн сдлала нкоторое зло, и я доврился ея великодушію, разсчитывая на опору съ ея стороны, когда я стоялъ за правду. Но я зналъ, что этотъ способъ годился только на разъ, и однажды уплаченный долгъ боле не возобновляется. Я боле съ ней никогда не буду говорить, можетъ-быть, никогда съ ней не увижусь на земл. Думаете ли вы, что я за это мене ее люблю? Слушайте, что я вамъ скажу, я думаю, что у меня гордости столько же, столько у остальныхъ людей, но я бы готовъ былъ броситься къ вамъ въ ноги, еслибъ я только думалъ, что это можетъ уменьшить на одну іоту ея стыдъ и горе.

Кинъ былъ окончательно побжденъ. Онъ былъ полонъ презрнья къ своей порочной страсти, сравнивая ее съ чистой, самоотверженной, рыцарской страстью Марка. Онъ поднялъ голову, которая, во все время разговора были опущена, и отвчалъ безъ запинки:

— Я долженъ извиниться передъ вами за нкоторыя вещи, сказанныя мною въ этотъ вечеръ, и я не оставлю васъ въ сомнніи лишней минуты. Я уду изъ Дорада завтра, но не въ слдъ за Сесиліей Трезильянъ. Скажу боле: если впослдствіи намъ выпадетъ случай видться, даю вамъ честное слово, я буду избгать его. Я бы желалъ возвратить многое изъ того, что мною высказано или сдлано, но ничего еще не случилось такого, чему нельзя было бы помочь. На сколько я могу предвидть свои намренія, клянусь, что она такъ же безопасна, какъ если бы она была моей сестрой.

Уорингъ тяжело вздохнулъ, какъ-будто огромное бремя снало съ груда его. ‘Я вамъ врю’, сказалъ онъ просто и всталъ, чтобъ удалиться. Онъ уже почти дошелъ до двери, но вдругъ обернулся и протянулъ руку: это побужденіе было совершенно неизъяснимое и невольное, потому-что онъ не могъ освободить другаго отъ чернаго и тяжелаго грха. Майоръ такъ стиснулъ ее въ своей рук, что нжнйшіе пальцы парализировались бы отъ этого пожатія, даже у Марка суставы и мускулы долго объ этомъ не забыли. Онъ проговорилъ между зубами, выпуская руку: ‘вы были достойны ея’.

Свиданіе окончилось такимъ образомъ мирно.

Несмотря на это, въ ту ночь Ростойнъ Кинъ немного имлъ покоя, онъ провелъ ее наедин — какъ? ни одинъ смертный не съумлъ бы сказать. На другое утро на немъ видна была справедливость, древняго афоризма: ‘нсть покоя гршнику’. Лицо его выражало окаменлое спокойствіе, но черты казались боле-рзкими и дикими, на лбу явились новыя морщины, которыхъ могло бы только навести добрыя десять лтъ. Могучая и страстная природа не легко отказывается отъ желаемаго предмета. Лиственницы и ели вытерпятъ осторожное переселеніе, потому-что он сносливыя растенія и уроженицы холоднаго пояса, но пересаживаніе рдко удается въ странахъ тропическихъ.

Гарри Молин вошелъ рано на слдующее утро въ комнату своего друга съ весьма-неловкимъ и озабоченнымъ видомъ. Вопервыхъ, онъ чувствовалъ какое-то обремененіе ума, которое всегда бываетъ достояніемъ тхъ остающихся на заднемъ план, когда въ обществ происходитъ большой переворотъ, касающійся только его главныхъ элементовъ. Въ этомъ случа не существуетъ обязанность по окончаніи тушить лампы. Кром-того, ему неизвстно было, въ какомъ расположеніи духа онъ найдетъ Ройстона, и онъ опасался какой-нибудь отчаянной выходки со стороны этого послдняго, которая испортила бы еще хуже, уже безъ того довольно-запутаннаго дла.

Первыя рзкія слова Кина отчасти успокоили его.

— Ну, все кончено, и я возвращаюсь прямо назадъ, въ Англію.

Гарри былъ такъ доволенъ, что онъ забылся и не удержалъ порыва радости.

— Не-уже-ли все кончено? Какъ я радъ!

— И я тоже, былъ отвтъ.

Говорившій, вроятно, хотлъ себя уврить, что онъ говорилъ правду, но грустное, безнадежное выраженіе его усталаго лица было яснымъ опроверженіемъ его словъ. Оно глубоко врзалось въ доброе сердце Молин, онъ почувствовалъ сильне, нежели когда-нибудь, трудность согласить свои прямыя обязанности съ увлеченіемъ старинной дружбы, со всмъ тмъ преступное сознаніе измны взяло верхъ. Онъ былъ на столько деликатенъ, чтобъ удержать себя отъ всякихъ вопросовъ, и только гораздо-позже узналъ кое-что изъ того, что случилось въ прошедшую ночь. Оно было описано въ одномъ изъ писемъ миссъ Трезильянъ къ его жен. Еслибъ онъ и старался узнать что-нибудь, врядъ ли бы его любопытство было удовлетворено: Кинъ берегъ чужіе секреты боле, нежели свои собственные, и онъ ни на что не разсказалъ бы секретовъ Сесили безъ ея вдома и позволенія. Если побудительное чувство такого молчанія не было слдствіемъ высокаго и утонченнаго пониманія чести, оно было, по-крайней-мр, полезное замщеніе недостатковъ другой какой-либо добродтели.

— Ты дешь въ Англію? продолжалъ Молин, погодя немного: — когда ты отправляешься и что ты намренъ длать?

Ройстонъ взглянулъ на него и замтилъ отраженіе собственной досады въ глазахъ своего врнаго подчиненнаго. Онъ понялъ, что въ немъ нашелъ онъ то сочувствіе, которое онъ былъ бы слишкомъ-гордъ просить у остальныхъ смертныхъ.

— Я ду сегодня же, отвчалъ онъ:— какъ видишь, я не могу терять времени. Я едва успю сказать теб, что я хотлъ, Гарри. Помнишь, мы говорили, какъ всего лучше проживать свои средства? Ну, я размнялъ послдній свой банковый билетъ, и я полагаю, что теперь нужно какъ-нибудь постараться спустить мелочь.

Гарри не могъ скоро отвчать, онъ какъ-то невнятно проговорилъ:

— Я бы желалъ… я бы хотлъ имть возможность теб помочь. На минуту на лиц Кина показалось то доброе, откровенное выраженіе, которое не возвращалось уже со дней его буйной молодости, когда онъ впервые вышелъ на борьбу со свтомъ — откровененъ, честенъ, безстрашенъ. Голосъ его тоже звучалъ какъ-то мягко, даже нжно.

— Старый другъ, пришло время сказать другъ другу, прости. Долго мы шли по одной и той же дорог доле, чмъ мн пріятно вспомнить. Но теперь пришло время расходиться, далеко другъ отъ друга, такъ далеко, что врядъ-ли придется намъ опять повстрчаться. Ты, вроятно, придешь меня провожать, но, можетъ-быть, тогда мн не удастся теб сказать нсколько словъ, которыя я бы не желалъ вставить несказанными. Я отдамъ теб полную справедливость: ни разу ты мн не отказалъ въ помощи, когда я въ ней нуждался, хотя часто у тебя въ это время было свое дло. Я увренъ, что ни одинъ человкъ не имлъ веселй товарища, или лучшаго заступника. Я ни сколько не сердитъ на тебя за то, что ты держался въ сторон послднія пять недль. Я ни разу во все это время не слыхалъ отъ тебя непріятнаго слова, но если одно, изъ мною сказанныхъ, разсердило, или обидло тебя — слушай: прошу у тебя прощенія отъ глубины души.

Несмотря на твердость Гарри, онъ не могъ отвчать внятно, но десять чувствительныхъ фразъ едва были бы столь краснорчивы, какъ молчаливое пожатіе его честной руки.

Попозже днемъ Кинъ пошелъ проститься съ la mignonne. Онъ сдлалъ это неохотно, съ болзненнымъ чувствомъ въ груди. Люди непреклонные и безпощадные въ-отношеніи къ своимъ подобнымъ имли часто слабость къ своимъ баловнямъ, даже когда эти послдніе принадлежали къ низшему роду творенія. Кутонъ гладилъ и ласкалъ свою собачку въ то время, когда рука его скрпляла смертный приговоръ, а пророкъ спокойно смотрлъ на дюжину пылавшихъ городовъ, или хладнокровно былъ свидтелемъ погибели народовъ отъ меча Омара и Али, и отрзалъ рукава своей ризы, чтобъ не разбудить спавшаго любимаго котнка.

Впрочемъ, когда два человка съ взаимнымъ согласіемъ стараются осторожно скрывать предметъ, который всегда боле занимаетъ ихъ умы, результатомъ всегда бываетъ напряженная осторожность и воздержаніе. Потому прощанія до извстной минуты были довольно формальны. Но въ ту минуту, когда онъ уходилъ, избытокъ чувств, могъ и при свиданіи его съ Гарри Молин, овладлъ имъ. Принимая въ соображеніе, что вкъ чародйства уже прошелъ, замчательно было, что два раза на день хладнокровный майоръ такъ близокъ былъ къ сантиментальности.

— Надюсь, что мы съ вами скоро увидимся, сказалъ онъ: — но нтъ ничего врнаго, даже, встрчи друзей. Я хочу поблагодарить васъ теперь за нсколько пріятныхъ вечеровъ и дней, проведенныхъ вмст. Я вамъ обязанъ въ жизни многими свтлыми днями. Мн пріятно думать, что ни дломъ, ни мыслью, я никогда умышленно ни вамъ, ни Гарри, не сдлалъ зла. Надюсь, вы будете продолжать жить съ нимъ счастливо и беречь его попрежнему. Можетъ-быть, въ послднее время я вамъ длалъ непріятности, но это все кончено, и я думаю, что наказаніе будетъ соразмрно съ виною. Прощайте. Не забывайте обо мн пока возможно, и пока будете обо мн помнить, не поминайте лихомъ.

Когда онъ кончилъ, онъ нагнулся, и губы его едва коснулись ея гладкаго лба. Когда мученикъ Карлъ поцаловалъ въ послдній разъ своихъ дтей передъ смертью, поцалуй его не былъ невинне и безгршне этого. Сдержанное рыданіе заглушило голосъ Фанни, когда она хотла отвчать, и прекрасные черные глаза, полные слезъ, не видали даже какъ онъ удалился.

Послдній визитъ Кина въ Дорадо былъ къ виконту де-Шатоменилю. Этотъ послдній не изъявилъ никакого удивленія о такомъ поспшномъ отъзд и выразилъ свое сожалніе самымъ учтимимъ привтствіемъ. Но въ самую минуту прощанья онъ удержалъ руку Ройсуона на секунду и сказалъ, пристально, глядя ему въ лицо:

— Ainsi, vous partez — seul? Je ne l’aurais pas cru, et, je l’avoue franchement, a me contrarie. N’importe, je connais votre jeu, et je ne vous tiens pas pour battu. Ce serait une betise, de dire — au revoir. Adieu, amusez vous bien {Такъ вы дете одни. Я бы этого не думалъ и, сознаюсь вамъ откровенно, это мн очень-непріятно. Впрочемъ, я знаю вашу игру и я не считаю васъ побитыми. Было бы глупостью сказать вамъ до свиданія. Прощайте, веселитесь хорошенько.}.

Ройстонъ нетерпливо покачалъ головой, онъ былъ слишкомъ-гордъ, чтобъ спасти свой кредитъ, утаивъ неудачу, и отвтъ его былъ поспшенъ и опредлителенъ:

— Vous me flattez, m-r le vicomte. Quand on perd on doit,au moins l’avouer loyalement, et payer l’enjeu. Cette foi j’ai tant perdu, que, je ne prendrai pas la revanche {Вы мн льстите, виконтъ. Когда проиграешь, то по-крайней-мр должно открыто сознаться въ этомъ и заплатить ставку. На этотъ разъ я столько потерялъ, что никогда не отъиграюсь.}.

Больше между ними ничего не было сказано, но Арманъ въ свое время получалъ отказы съ большимъ спокойствіемъ, нежели теперь сносилъ насмшки надъ неудачей Ройстона Кина.

Нсколько дней спустя объ этомъ говорили въ клуб, и одинъ изъ habitus рискнулъ нсколько хитрыхъ предположеній и два-три неприличныхъ замчаній. (Приходилось ли вамъ когда-либо слышать, какъ истый, развратный французъ осмиваетъ и топчетъ, въ грязь репутацію женщины? Для этого почти стоитъ превозмочь свое отвращеніе и послушать дьявольски-искусную клевету. Развратныя рчи нашихъ бдовыхъ вдовушекъ звучатъ благосклонно въ-сравненіи съ этимъ). Дикій характеръ стараго алжирца, который давно удерживался, наконецъ разразился въ отмщеніе:

— Tu mens canaille! C’est le meilleur loge de m-r Keane, que les manans, comme toi, ne puissent le comprendre. Quand mademoiselle — elle vaut mille fois tes soeurs et ta m&egrave,re. Si tu as le coeur de pousser l’affaire, je te donnerai raison sur mes bquilles. Pour le pistolet, ma main n’est pas encore percluse {Ты врешь каналья! Это лучшая похвала мастеру Кину, что такіе мужики, какъ ты, его не могутъ понять. Что жъ касается mademoiselle, то она въ тысячу разъ лучше твоихъ сестеръ и матери. Если ты вздумаешь потребовать отъ меня удовлетворенія, то я, несмотря за мои костыли, выйду противъ тебя. Рука моя еще не такъ разбита параличомъ, чтобъ не могла владть пистолетомъ.}.

Онъ протянулъ ее впередъ такъ же твердо и сильно, какъ въ былыя времена, когда она махала саблею съ утра до вечера и никогда не знала усталости.

Если тотъ, принимая въ разсужденіе современное разстройство инвалида, терпливо снесъ обиду, то товарищи его далеко не были такъ романически-доврчивы, и позоръ той ночи клеймитъ его до-сихъ-поръ. Будь у него хоть мдный лобъ, онъ не въ-состоянія скрыть позорнаго клейма, вчной улики въ томъ, что онъ переступилъ предлъ, отдлявшій человка отъ презрннаго раба..

Можетъ-быть, на свт было бы гораздо-мене зла, еслибъ клевета всегда наказывалась такъ сильно и скоро.

XXII.

Вскор посл описанныхъ нами происшествій наступило время всмъ намъ хорошо-памятное, когда боевыя трубы раздались съ Востока и Свера, когда Европа пробудилась, какъ вздохнувшій исполинъ, посл сорокалтняго спокойствія, чтобъ снять со стнъ старое оружіе и облачиться во ржавую броню.

То было время романическихъ происшествій, полное опасности для слабйшаго пола. Постоянно повторялись примры того страннаго противопоставленія, когда въ Брюссел, передъ битвою подъ Ватерлоо, отдаленный гулъ пушекъ при Катр-Бра мшался съ бальною музыкою у ‘герцогини’. Самая холодная скромность и самое изъисканное кокетство обращаются въ ничто передъ мольбою, произносимою, быть-можетъ, въ послдній разъ. То было время хулы и порицанія для англійскихъ джентльменовъ, спокойно-сидвшихъ по домамъ, даже непреодолимые чиновники иностранныхъ длъ едва удерживали свои прежнія преимущества. Какой успхъ могла имть сладкая фраза чиновника въ сравненіи съ простын краснорчіемъ воина, готоваго не сегодня, такъ завтра положить свою жизнь на алтарь славы и чести? Не одна прелестная побда, одержанная въ то время, осталась въ тайн, ибо побдитель уже не возвращался за наградой.

При похоронахъ Веллингтона легко было находить недостатки въ этой пышной церемоніи, но кто былъ въ-состояніи критиковать, когда гвардія выступала изъ Лондона въ срое февральское утро? Въ рядахъ ея было довольно старыхъ ветерановъ, и каждый изъ нихъ могъ досчитать нсколько сердецъ, любившахъ его нжно, но никто не заслуживалъ такого сердечнаго участія, какъ нарядные молодые офицеры, шедшіе весело и отважно съ обнаженными саблями, какъ-будто ихъ не поджидала зараза въ зачумленной Варн и цлые ряды голодныхъ могилъ въ мрачномъ Херсонес, но, безъ-сомннія, дома были лица грустне окаймлявшихъ дорогу, и толпа при дебаркадер была слабымъ представителемъ печальныхъ двъ, горевавшихъ дома.

Когда разнеслись первые слухи о войн, Ройстонъ Кинъ стрлялъ тетеревовъ на Гебридскихъ Островахъ, онъ поспшилъ въ Лондонъ безъ малйшаго отлагательства. Извстно, какъ въ подобныхъ случаяхъ безошибочно-вренъ инстинктъ хищниковъ. Цль его была записаться какъ-можно-скоре на дйствительною службу. Съ его протекціею и отличною репутаціею достигнуть этого было нетрудно, онъ вскор былъ назначенъ въ одинъ изъ дйствовавшихъ легко-конныхъ полковъ, но Кинъ не отправился на мсто назначенія съ передовыми отрядами и лто было въ полномъ разгар, когда онъ явился въ Крымъ.

Пріздъ его былъ встрченъ съ большою радостью. Многіе изъ бывшихъ такъ хорошо знали его лично, другіе радовались случаю, доставлявшему имъ возможность судить лично, заслуживаетъ ли онъ въ-самомъ-дл свою добрую славу. Вскор замтили, какъ поразительно измнился хладнокровный майоръ. Правда, случаи собесдничества съ нимъ были рдки, ибо артельные обды и пирушки существовали только въ памяти, въ вид призраковъ пріятнаго прошедшаго, впрочемъ, случались-таки изрдка дружескія бесды, гд раціонный ромъ замнялъ бордоскія и бургундскія вина. Но и на эти сходки Ройстонъ рдко являлся, а когда и приходилъ, то обыкновенно былъ очень-молчаливъ и даже частехонько пропускалъ удобный случай съострить. Онъ, повидимому, предпочиталъ уединеніе въ своей палатк самому соблазнительному обществу товарищей. Впослдствіи вспоминали, что обыкновенно заставали его одного въ палатк, съ револьверомъ или саблею въ рукахъ. Онъ отказался отъ двухъ мстъ въ штаб безъ всякой видимой причины, кром нежеланія упустить случай быть въ дл, рдкій день проходилъ безъ того, чтобъ онъ не побывалъ въ главной квартир, съ цлію узнать, когда, наконецъ, нарушится продолжительное бездйствіе кавалеріи. Прежняя ли кровожадность пробудилась въ немъ съ новою силою при благопріятныхъ обстоятельствахъ, тяготвшее ли надъ нимъ душевное бремя не дававшее ему покоя — никто не съуметъ сказать наврно. Опять скажу, не будемъ слишкомъ-глубоко докапываться первоначальныхъ причин.

Утромъ 25-го декабря между двухъ бурь наступило спокойствіе. Тяжелая кавалерія только-что возвратилась за позицію посл блистательной атаки на русскихъ уланъ. Въ легкой бригад слышится ропотъ неудовольствія, будто имъ не суждено дождаться очереди. Одинъ изъ близкихъ товарищей Ройстона Кина замтилъ ему, что-то въ этомъ род. Хладнокровный майоръ погладилъ гриву своего коня и отвтилъ съ бывалою улыбкой:

— Не тревожься, Джорджъ: я имю предчувствіе, что мы успокоимся прежде ночи. Взгляни, вонъ это похоже на дло.

Кинъ словно обладалъ духомъ пророчества: не усплъ он окончить фразы, какъ прискакалъ адъютантъ. Совершенная тишина царствовала вокругъ, пока послдній передавалъ порученіе, настоящій смыслъ котораго остался втайн, ибо мертвые не говорятъ, потомъ минута размышленія и съ дюжину фразъ между главными начальниками, и потомъ каждый всадникъ въ бригад уже зналъ, что ему длать. Многіе выводили недоброе, но справедливое предзнаменованіе изъ тучи, покрывшей крутыя черты ‘гордаго герцога’.

Кинъ чаще остальныхъ бывалъ въ огн и опытный глазъ его замтилъ и оцнилъ всю опасность предчувствія, но брови его не сдвинулись, а лицо странно прояснилось.

— Что я теб говорилъ, молодой человкъ? сказалъ онъ прежнему своему собесднику:— дло будетъ жарче, чмъ ожидаютъ, одно утшеніе, что оно недолго продлится.

Прежде чмъ онъ договорилъ, раздался звукъ трубы и со смхомъ на устахъ, какого давно уже на нихъ не видывали, хладнокровный майоръ повелъ свой эскадронъ на поле смерти.

Мы не станемъ описывать атаки. Есть восторженные люди, которые отдали бы вс почести, пріобртенныя ими мирною дятельностью за то, чтобъ сказать, что они участвовали въ этомъ подвиг. И кто можетъ оспоривать успхъ этой блистательной атаки? Подобной хулы, вдь, не примшивалось въ слав павшихъ подъ ермопилами. Я часто встрчаюсь въ обществ съ однимъ паладиномъ, участвовавшимъ въ этомъ страшномъ повтореніи ронсевальской битвы. Въ частной жизни онъ мало чмъ отличался, кром стремленія участвовать въ каждой азартной игр и страсти къ вальсированію. Все-таки я всегда смотрю на него съ большимъ уваженіемъ и почтеніемъ, хотя самъ онъ не могъ бы объяснить, что возбуждаетъ во мн эти чувства. Я думаю тогда о страшныхъ опасностяхъ, сквозь которыя это нжное, почти женственное лицо прошло безъ малйшей царапины, и мн такъ же мало пришло бы въ голову говорить съ нимъ слегка или непочтительно, какъ пуститься съ епископомъ О* въ разсужденіе о скачкахъ въ Дерби, или о новыхъ сплетняхъ противъ фаворитки. Будьте уврены, во многихъ англійскихъ домахъ будетъ семейный портретъ, которымъ дти будутъ всего боле гордиться. Желая показать незнакомцу величайшую славу своего дома, они пройдутъ мимо изображеній законниковъ, духовныхъ и свтскихъ сановниковъ и остановятся противъ воинственной личности, одтой въ легкодрагунскую форму. Вс предки уступятъ первенство тому, кто въ тотъ день участвовалъ въ числ шестисотеннаго авангарда.

Да, оставимте въ поко эту атаку. Самый бывалый литераторъ-алтынникъ не осмлится приссть къ письменному столу съ тмъ, чтобъ обратить въ продажный товаръ подвигъ неустрашимой отваги. Скажемъ только, что Ройстонъ Кинъ велъ себя, какъ всегда, и солдаты досел разсказываютъ о чудесахъ силы и ловкости, совершенныхъ въ тотъ день его саблею.

Ройстонъ, казалось, попрежнему былъ неуязвимъ, и сталь, и пуля щадили его, онъ выбрался изъ батарей безъ одной царапины и пробился черезъ многіе непріятельскіе отряды, получивъ только легкую, неглубокую рану. При одной изъ этихъ встрчъ съ непріятелемъ, онъ отдлился отъ остатка его эскадрона, который еще держался вмст, (даже полки, какъ извстно, перемшались въ этой страшной свалк), при немъ остался только сержантъ, составлявшій его прикрытіе. Во все время огонь изъ русскихъ батарей, стоявшихъ на высотахъ, становился все сильне-и-сильне, и жестокая картечь прорывала себ путь въ смшанной масс друзей и враговъ, длая тамъ-и-сямъ невзрачные проблы, какъ на поспвшемъ хлбномъ пол, побитомъ сильнымъ градомъ, добрый конь, бывшій подъ Киномъ, еще слишкомъ-недавно покинулъ Англію, чтобъ утратить что-нибудь въ быстрот или сил, онъ находился еще въ очень-хорошемъ положеніи и, подобно своему господину, удачно избгнулъ всякаго поврежденія. Еще триста саженъ — и они въ безопасности, на позиціи, куда уже двинулась тяжелая кавалерія, чтобъ прикрыть отступленіе товарищей, вдругъ темпларъ, летвшій во всю прыть, нырнулъ впередъ, какъ потопающій корабль, и, почти перекатившись черезъ здока, упалъ на землю, только судорожно подергивая своими членами. Дв картечи, образуя одну рану, пробили грудь у благороднаго коня и поразили прямо въ сердце.

Сержантъ былъ въ трехъ шагахъ отъ Ройстона, когда тотъ свалился съ лошади, тотчасъ же спрыгнувъ съ сдла, онъ въ одно мгновеніе былъ уже подл своего офицера, стараясь высвободить его изъ-подъ лошади.

— Вставайте, майоръ! сказалъ онъ ободрявшимъ голосомъ: — это ничего. Возьмите моего коня: онъ васъ донесетъ, а я и безъ него обойдусь.

Храбрый солдатъ, говоря это, едва стоялъ на ногахъ отъ сильнаго изнуренія, кровь струилась темно-багровыми потоками изъ глубокой раны на лвой рук его, несмотря на то, въ своемъ предложеніи онъ видлъ только исполненіе прямой обязанннсти, хотя люди и пріобртали мсто въ исторіи мене-великодушнымъ самопожертвованіемъ. Одна изъ самыхъ замчательныхъ особенностей хладнокровнаго майора состояла въ томъ, что онъ овладвалъ привязанностью и преданностью всхъ, съ кмъ находился въ сношеніяхъ, безъ всякой видимой причины, оправдывающей подобное вліяніе. Онъ строго наблюдалъ дисциплину, и обращеніе его съ подчиненными отзывалось всегда диктаторскимъ тономъ, несмотря на то, настоящій случай былъ только одинъ изъ примровъ восторженной къ нему преданности солдатъ.

Кинъ взглянулъ на говорившаго, лежа на земл попрежнему, и жестокое выраженіе лица его нсколько смягчилось.

— Ты добрый малый, Девисъ, сказалъ онъ, — но я не воспользовался бы твоимъ великодушіемъ, еслибъ и могъ. Теперь же мн и хвалиться нельзя своимъ отказомъ. У меня рука сломана и, кром-того, я сильно ушибенъ. Я и десяти секундъ не усидлъ бы на сдл. Сними мою правую перчатку и возьми съ руки кольцо, ты лучше заслуживаешь его, чмъ какой-нибудь казакъ. Сбереги его, оно подъ черный часъ дастъ теб фунтовъ пятьдесятъ и, пожалуй, выручитъ изъ бды. Возьми и эту вещь (онъ вложилъ руку за пазуху мундира, но вскор вытянулъ назадъ)… нтъ, ужь пускай она останется при мн, пока я живъ.

Тонъ и манера его были т же, какъ еслибъ онъ упалъ и ушибся на охот, и разговаривалъ съ добрымъ драгуномъ, подошедшимъ, чтобъ подать ему помощь.

Солдатъ взялъ кольцо, но не сходилъ съ мста. Ройстонъ замтилъ отрядъ непріятеля, мчавшійся прямо на нихъ, голосъ его снова принялъ обычный, повелительный тонъ.

— Слышалъ, что я сказалъ? Я веллъ теб хать. Эти черти налетятъ на насъ мене чмъ чрезъ минуту. Я не выпустилъ ни одной пули изъ своего револьвера, и могу еще уложить одного или двухъ изъ нихъ.

Привычка повиноваться скоре, чмъ чувство самосохраненія, заставила Девиса ссть на лошадь и удалиться безъ дальнйшихъ разговоровъ, но не безъ того, чтобъ нсколько разъ оглянуться назадъ. Онъ услыхалъ три ясные выстрла изъ револьвера Кина, двое изъ непріятельскихъ всадниковъ упали, третій пошатнулся въ сдл, остальные окружили лежавшаго съ опущенными пиками. Храбрый сержантъ не оглядывался боле, онъ только стиснулъ зубы и нсколько своротилъ въ сторону, чтобъ съ проклятіемъ раскроить черепъ остальному непріятелю.

Мсто, гд упалъ Ройстонъ, было такъ близко отъ линіи, занимаемой англичанами, что покончившій его непріятель не посмлъ оставаться доле, чтобъ ограбить его. Полчаса спустя, Девисъ съ двумя другими охотниками принесъ въ лагерь обезображенное тло лучшаго рубаки въ легкой бригад.

XXIII.

Онъ не умеръ. Хотя казаки и думали, что оставляютъ за собою трупъ, и докторъ, осмотрвшій его, ршилъ, что онъ не переживетъ ночи, Ройстонъ все еще жилъ. Его упрямая, живучая натура боролась съ ужасными муками и не хотла поддаться ранамъ, которыя могли бы лишить жизни и трехъ самыхъ здоровыхъ молодцовъ. Казалось, что надъ нимъ тяготла какая-то странная судьба, въ род той, которая была удломъ чернаго раба въ ‘Тысяч и Одной Ночи’, любимаго волшебной царицей. Его измученная душа дйствіемъ могущественныхъ чаръ была удержана еще на-время въ оболочк, совершенно-разрушенной и разбитой. Положеніе Ройстона было съ самаго начала безнадежное, его физическая слабость по-временамъ доводила его до безчувствія, но, при всемъ томъ, умственныя его способности оставались нетронутыми. Онъ узнавалъ друзей и говорилъ съ ними совершенно-спокойно. Никогда не слышно было отъ него ни стона, ни жалобы. Наконецъ, его послали въ Скутари, не потому, чтобъ надялись на его выздоровленіе, но желая доставить ему въ послднія минуты жизни возможное спокойствіе и удобство.

Перездъ былъ очень-затруднителенъ по случаю бурь. (Жестокій Эвксинъ не пожаллъ даже увчныхъ и больныхъ). Это путешествіе и трудный, хотя и короткій, путь изъ корабля въ госпиталь почти истощили послдній остатокъ силъ Ройстона. Когда его положили на постель въ небольшой комнат, назначенной для него одного, лекаря не могли сказать наврно, имли ли они дло съ живымъ человкомъ, или съ трупомъ. У нихъ было столько работы въ эту страшную эпоху, что они не могли удлить боле времени, чмъ необходимо нужно для каждаго больнаго, потому, безуспшно испытавъ вс средства привести въ сознаніе Ройстона, они оставили его одного въ безчувственномъ состояніи. Казалось, онъ никогда боле не откроетъ глазъ.

Наконецъ, они открылись, конечно, отуманенные смертною слабостью, голова его кружилась, въ ушахъ слышался какой-то гулъ, подобный воплю далекаго моря. Когда онъ началъ ясне распознавать окружающіе предметы, то замтилъ женщину, сидвшую на земл, около его постели. Голова ея была спрятана въ рукахъ, а сама она наклонялась то въ одну, то въ другую сторону и ни на минуту не переставалъ ея чуть слышный, горестный вопль. Если старыя сказки говорятъ правду, то подобную фигуру можно видть въ темныхъ уголкахъ домовъ, посщаемыхъ духами, и подобный вопль могъ раздаваться въ глубокую ночь по комнатамъ, бывшимъ свидтелями какого-нибудь страшнаго преступленія. Инстинктъ скоре, чмъ разумъ, открылъ Ройстону всю правду.

Губы, которыя подъ ударами русскихъ пикъ и потомъ во время самыхъ ужасныхъ мукъ ревниво хранили тайну своихъ страданій, не могли заглушить стона, когда они пролепетали имя ‘Сесиль Трезильянъ’.

Это была она. Блистательная красавица, два года царившая въ свт, ненасытимая побдами и презиравшая соперницъ, нжная аристократка, привыкшая съ дтства во всевозможной роскоши и вполн ее цнившая, теперь появляется предъ нами въ сромъ плать сестры милосердія, довольная переносить настоящую горькую работу и лишенія, присутствуя ежедневно при сценахъ, отъ которыхъ женщины, со всей ихъ храбростью, поневол отворачиваются.

Трудно опредлить, что именно побудило ее на этотъ шагъ. Та же скука и нетерпливая жажда дятельности, о которыхъ мы упоминали, говоря о Кин, вроятно, и тутъ играли большую роль. Къ этому, быть-можетъ, примшивались и укоры совсти, старавшейся найти себ исходъ въ такомъ покаяніи, какому предавали себя нкогда короли и побдители, когда они надвали платье пилигрима и умерщвляли свое тло постомъ и бичеваньемъ. Наконецъ, могло ее отчасти побудить и чувство какого-то неопредленнаго желанія не упустить послдней возможности увидть еще разъ человка, котораго она все еще любила. Вдь могла же она лелять его, подобно тому, какъ она ухаживала за другими больными, не прибавляя ничего въ тяготвшему надъ нею грху? Если она когда-нибудь питала такую мысль, то, конечно, ея наказаніе могло загладить всю вину въ ту минуту, когда неожиданно и безъ всякаго приготовленія она вошла въ эту печальную комнату и взглянула на лежавшую тамъ безчувственную, обезображенную фигуру.

Ройстонъ первый заговорилъ.

— Зачмъ ты здсь?

Если возможно было, чтобъ онъ чувствовалъ страхъ, то, конечно, его глухой, дрожавшій голосъ обнаруживалъ его.

Сесиль Трезильянъ вскочила съ пола, какъ-будто движимая электрическимъ токомъ. Она теперь смотрла на-него своими большими, грустными, но лишенными слезъ глазами. Вся горесть, ее поразившая, не могла сдлать ихъ жестокими или дикими и лишить ихъ чуднаго обаянія: Ройстонъ замтилъ ея побужденіе кинуться къ нему и одной рукой старался ее отслонить, а другой закрылъ свое изуродованное лицо.

— Не подходи близко, бормоталъ онъ: — я не вытерплю этого.

Ея женскій инстинктъ тотчасъ подсказалъ ей значеніе его словъ, онъ думалъ, что даже она должна, отшатнуться отъ него. Она громко засмялась (ибо почти помшалась отъ горя) и, ставъ на колни передъ его постелью, подняла своей рукой его голову, гладила его спекшіяся отъ крови волосы и поцалуями отирала его лобъ отъ смертнаго, холоднаго пота.

— Ты не смешь меня не допускать къ себ, лепетала она посреди своихъ ласкъ.— Не-уже-ли ты думаешь, что я тебя боюсь, тебя, моего Ройстона!

Радость, навянная великой побдой, хотя и гршной, освтила лицо умиравшаго. Страсть сдлала его голосъ даже твердымъ и сильнымъ.

— Я думаю это лучше того рая, о которомъ мы мечтали на остров Архипелага!

Не остановившись ни на минуту, нжный, но грустный голосъ отвчалъ:

— Да, это лучше. Тогда я умерла бы прежде и безнадежно, теперь нтъ между нами грха, незнающаго прощенія.

Глубокое молчаніе продолжалось до-тхъ-поръ, пока Ройстонъ собралъ силы, чтобъ продолжать:

— Ты помнишь перчатку? Посмотри, я съ ней не разставался.

Онъ вынулъ изъ-за пазухи стальной ажурный футлярчикъ, висвшій у него на цпочк на ше. Въ немъ хранилась перчатка Сесили, запятнанная его кровью. Съ этимъ-то сокровищемъ онъ не хотлъ разстаться, когда, лежа на земл, онъ поджидалъ нападенія казаковъ.

— Ты не думала, что я забылъ тебя, потому-что не отвчалъ на твое письмо?

Какъ уже случилось однажды прежде, такъ и теперь часть его твердости и силы воли, казалось, перешла къ Сесили. Она теперь сказала совершенно-твердымъ голосомъ:

— Какъ могла я ложно судить о твоемъ молчаніи, когда я сама просила тебя не писать? Я была очень-несчастна, думая, какъ ты будешь сердиться, но все же я не могла сдлать этого. Но я никогда не думала, чтобъ ты забылъ меня. Вдь забыть не легко. Разскажи мн о себ. Я слышала объ этой славной атак. Но эти ужасныя раны… какъ ты страдалъ, должно-быть!

Въ мутныхъ, почти безжизненныхъ глазахъ Ройстона блеснуло что-то въ род солдатской гордости.

— Да, двадцать-пятаго числа мы прямо помчались на непріятеля, я между другими. Вроятно, я страдалъ отъ боли, но теперь это все прошло. Я не чувствую ничего, кром счастья держать еще разъ твою маленькую ручку. Посмотри: я могу ее держать безъ стыда, мои пальцы не пожимали руки женщины съ-тхъ-поръ, какъ мы разстались.

Она видла, какъ произношеніе этихъ словъ было ему трудно и потому отказалась отъ удовольствія слышать его голосъ, который все еще былъ ей невыразимо-милъ. Она остановила его, когда онъ хотлъ продолжать. Но все-таки она же первая прервала молчаніе:

— Мой Ройстонъ! я боюсь… я боюсь, что ты въ большой опасности. Какъ долго намъ обоимъ предстоитъ страдать — одинъ Богъ знаетъ. Но не хотлъ ли бы ты видть пастора? Онъ бы могъ теб принести помощь, которую я не могу принести по своей слабости и немощи.

На изнуренномъ лиц Кина показалась мгновенная тнь прежней сардонической, презрительной улыбки.

— Уже поздно теперь всякая помощь мн отъ пастора. Къ-тому же, я не могу сосредоточиться теперь и подумать ни объ одномъ изъ моихъ грховъ, кром одного. Вс мои мысли заняты тмъ вредомъ, который я теб нанесъ.

Это была правда. Если были призраки укора, имвшіе право преслдовать Ройстона въ его послднія минуты, то присутствіе живаго укора заслоняло ихъ всхъ.

Глаза Сесили никогда не были такъ краснорчивы, но они ничего не выражали, кром отчаянія.

— Боже мой! Разв ты не видишь, что все, что я могу простить, я уже давно простила? Что будетъ со мною, если ты умрешь, не раскаявшись въ своемъ грх? Должна ли я продолжать жить съ надеждой, что мы навсегда разлучены? Если ты не имешь состраданія къ своей собственной душ, то пожалй хоть меня!

Вс прежнія его преступленія показались Ройстону сравнительно простительными, когда онъ увидлъ въ гор и униженіи блистательную красавицу, на которую онъ навлекъ столько несчастій и стыда. Укоры совсти, которые сильная воля и твердая душа такъ долго удерживали, наконецъ нашли себ исходъ въ трехъ едва-выговоренныхъ словахъ: ‘Боже, прости меня!’

Не правда ли, это выраженіе раскаянія очень-неудовлетворительно и недостаточно, особенно, если взять въ соображеніе жизнь Ройстона, котораго грхи превосходили число его лтъ. Однако слабая надежда, почерпнутая Сесилью изъ этого восклицанія, поддерживала ее съ-тхъ-поръ отъ совершеннаго отчаянія. Она перестала къ нему приступать, видя его усиливавшуюся ежеминутно слабость и надясь, быть-можетъ, что придетъ боле удобная минута.

Дйствительно, имъ надо было поговорить о прошедшемъ, въ которомъ оба участвовали, и о будущемъ, въ которомъ только одному изъ разговаривавшихъ приходилось жить. Но Ройстонъ врно разсчиталъ объемъ физическихъ силъ, и когда нашелъ, какъ каждое слово его утомляетъ, онъ сдлался такъ же бережливъ на слова, какъ скупецъ на деньги. Его правая рука все-еще твердо сжимала ея ручку, ея нжная щечка покоилась на его плеч, а другой рукой онъ тихо игралъ длинной, блиставшей каштановой прядью волосъ, выбившейся изъ-подъ ея узкаго чепца. Такъ они оставались долго, не слышно было ни одного слова, только раздавался повременамъ несвязный лепетъ ласкъ и нжныхъ восклицаній. Никто не входилъ въ комнату и не безпокоилъ ихъ, ибо въ ту ночь было довольно работы для всего Скутари. Мысль, что ихъ могутъ увидть, не приходила Сесили въ голову. Она всегда пренебрегала и презирала приличіями и мнніемъ свта, теперь же она еще въ десять разъ мене объ этомъ заботилась. Ея головка была наклонена и глаза закрыты, такъ-что она не могла видть, какъ углублялись впадины на лиц ея возлюбленнаго и какъ блдность его щекъ замнялась какимъ-то срымъ, пепельнымъ цвтомъ. Но Ройстонъ хорошо чувствовалъ приближеніе смерти, онъ зналъ, что ему нужно было длать.

Онъ поднялъ ея головку съ своего плеча и нжно сказалъ:

— Если мои часы сочтены, то тмъ боле причины, чтобъ мн было горько разстаться съ тобою хоть на часокъ. Но теб нуженъ покой и мн кажется, я бы теперь могъ заснуть. Не старайся меня уговорить, а оставь меня теперь. Когда ты посл будешь думать объ этомъ вечер, то вспомни, что мои послднія слова были: ‘я любилъ тебя боле всхъ’. Душа моя! простись со мною и приди завтра пораньше.

Онъ догадывался очень-хорошо, какъ долго продлится эта ночь и какое зрлище представится Сесили на другое утро, но онъ ршился избавить ее еще отъ новаго страданія и такимъ образомъ перенесъ одинъ все бремя агоніи. Его жизнь была полна длъ самой безразсудной храбрости, но, по правд сказать, этотъ подвигъ былъ внцомъ мужества.

Теперь, какъ и прежде, Сесиль была не въ-состояніи противиться его желаніямъ или приказаніямъ, къ тому же, физическое изнуреніе начинало превозмогать надъ нею и она тоже чувствовала, что пора идти. Она встала на колни безмолвно и ихъ уста встртились въ долгомъ, страстномъ поцалу. Такъ мало было жизни въ Ройстон, что его губы и отъ прикосновенія съ этими расцвтшими, алыми розами, остались такъ же ледяно-холодны.

— Я приду опять, пораньше, шепнула она.

Послдніе остатки силъ, просто сверхъестественныхъ, израсходовались въ нжномъ пожатіи руки Сесили, которымъ онъ съ нею простился. Чрезъ полчаса вошелъ въ комнату докторъ. Во всю эту ночь крики, стоны и другіе звуки, въ которыхъ выражаются предсмертныя муки человка, звенли въ его ушахъ, такъ-что, наконецъ, он устали отъ этого оглушительнаго шума. Но безмолвіе этой комнаты еще больше поразило его. Онъ съ минуту пристально посмотрлъ на недвижимо-лежавшаго человка и приложилъ ухо къ его губамъ. Неслышно было ни малйшаго дыханія, могшаго даже поколебать пухъ. Тогда онъ тихонько накрылъ простыней лицо умершаго, совершенно-спокойное, твердое, которое даже въ объятіяхъ смерти сохранило свое хладнокровное, гордое спокойствіе.

Когда это зрлище представилось глазамъ Сесили на другое утро, она не вскрикнула, не упала въ обморокъ, ни въ ту минуту, ни посл не показала она себя недостойной своего гордаго возлюбленнаго. Она не выказывала свое горе, не драпировалась имъ. Многія и кром нея взяли себ девизомъ ‘знаетъ сердце свое горе’ и до конца остались врными ему. Поистин он получили свою награду. Если осталось мало утшенія по сю сторону могилы и только туманная надежда по ту сторону, то что-нибудь да значитъ — избгнуть соболзнованій.

Мы не будемъ слдить дале за жизнію Сесили: излишне было бы подробно описывать ея службу въ госпиталяхъ, которую она покинула посл заключенія мира. Мы не станемъ также проникать въ то уединенное мсто, на далекомъ запад Англіи, гд она живетъ еще до-сихъ-поръ. Этотъ срый замокъ хорошо хранитъ свои тайны, хотя онъ и былъ свидтелемъ въ свое время горя и грховъ, которые заставили бы говорить и гранитъ. Много разбитыхъ сердецъ и разрушенныхъ надеждъ видлъ замокъ, старинное жилище Трезильяновъ де-Трезильянъ.

Я сознаюсь, что съ сожалніемъ вижу, какъ исчезаетъ эта граціозная фигура со сцены, недостойной ея царскаго присутствія. Гд видлъ я оригиналъ этого прелестнаго созданія, которое я старался изобразить хотя и очень-грубо? Быть-можетъ, и во сн. Но есть виднія, столь подходящія къ дйствительнымъ живымъ образамъ, что невольно кружится голова, когда захочешь отличить ихъ другъ отъ друга.

По несчастью, смерть каждаго человка дйствуетъ на остальныхъ вовсе не пропорціально достоинствамъ умершаго. Такъ случилось и съ Ройстономъ: его кончина вызвала боле сочувствія, чмъ онъ заслужилъ. Далеко и широко разнеслась молва о его геройской смерти. О немъ горевали не одни товарищи, люди, которые едва знали его, приносили дань сожалнія о смерти любимаго героя легкихъ драгунъ.

Маркъ Уорингъ въ мрачномъ уединеніи своей унылой комнаты заскрежеталъ зубами отъ зависти, онъ зналъ, кто будетъ боле всего оплакивать эту кончину. Замчаніе Армана де-Шатомениля было характеристично. Услышавъ, что его старый противникъ палъ на пол битвы, онъ нетерпливо хлопнулъ рукой по своимъ изуродованнымъ членамъ и пробормоталъ — ‘Sang dieu! Il avait toujours la main heureuse’ {Чортъ возьми у него рука была всегда счастливая.}. Гарри Молин до-сихъ-поръ не можетъ положиться на свой голосъ, чтобъ говорить о Ройстон, и другіе чудные глаза, кром глазъ la mignon, наполнились слезами, прочитавъ извстный списокъ умершихъ. Поистин великіе мужи пали во Израил и святые покинули нашу землю въ слав небеснаго величія, не вызвавъ столько сожалній, какъ смерть этого великаго гршника. Только дв женщины на земл (и имъ онъ ничего не сдлалъ худаго) открыто торжествовали, когда разнеслась всть о смерти Ройстона Кина, это были его жена и Бесси Данверсъ. Произнесемъ ли мы теперь нашъ приговоръ надъ Ройстономъ Киномъ? Онъ заблуждался и гршилъ такъ часто и жестоко, что даже заступничество кающейся гршницы, которая ниіогда не преклоняетъ колнъ въ молитв, не произнося его имени, врно не спасетъ его. Однако мы не бросимъ въ него камня.

Конечно, можно и должно противиться и побдить вс искушенія. Но есть люди съ особеннымъ характеромъ, которые, кажется, дйствуютъ всю свою жизнь подъ вліяніемъ обстоятельствъ, такъ-что можно справедливо предполагать, что они рождены, чтобъ служить предостереженіемъ и упрекомъ для другихъ. Сколько же подобные люди отвтственны въ своихъ дйствіяхъ — не будемъ разбирать этого важнаго вопроса, вспомнивъ, какъ ужасно путаются, становятся въ-тупикъ самые ученые богословы, рьяные противники Предопредленія, когда имъ представляется примръ фараона.

Было бы непріятно и безполезно стараться проникнуть въ тайну того мрака, который разстилается по ту сторону могилы Ройстона, немногіе были бы въ состояніи отличить въ этомъ мрак малйшій лучъ свта. Но мы столько же не имемъ права ограничивать милосердіе Всемогущаго Существа, какъ и спорить о справедливости Его гнва. Удержимся лучше отъ всякихъ сужденій и будемъ надяться

That heaven may yet have more mercy than ma

On such a bold rider’s soul (*).

(*) Что небо, быть-можетъ, окажетъ боле милости, чмъ человкъ душ такого смлаго бойца.

КОНЕЦЪ.

‘Отечественныя Записки’, NoNo 1—3, 1861