Матрос 30-го Черноморского экипажа Петр Кошка и другие доблестные защитники Севастополя, Голохвастов К. К., Год: 1893

Время на прочтение: 16 минут(ы)

0x01 graphic

МАТРОСЪ 30-го ЧЕРНОМОРСКАГО ЭКИПАЖА ПЕТРЪ КОШКА и ДРУГІЕ ДОБЛЕСТНЫЕ ЗАЩИТНИКИ СЕВАСТОПОЛЯ.

ИЗДАНІЕ 2-Е.

К. Голохвастова.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Книгопродавца Т. . КУЗИНА.
1895

МАТРОСЪ ПЕТРЪ КОШКА.

I.
Причина Севастопольской войны.

‘Не посрамимъ земли Русскія — ляжемъ ту, костьми, мертвые бо стыда не имутъ’!
Такъ говорилъ знаменитый Великій князь Святославъ, обращаясь къ своей малочисленной дружин, во время своего ‘сиднія’ въ Доросток (Силистрія), будучи окруженныхъ со всхъ сторонъ многочисленнымъ греческимъ войскомъ, предводимымъ императоромъ Цимисхіемъ.
И эта небольшая горсть, воодушевленная словами своего знаменитаго полководца и своимъ мужествомъ, стойко выдержала осаду многотысячной греческой арміи и флота, съ его губительнымъ греческимъ огнемъ, чмъ и привела своихъ враговъ въ изумленіе, такъ что самъ императоръ, заключивъ съ Святославомъ миръ, лично поспшилъ выразить ему свое уваженіе.
То было слишкомъ тысячу лтъ назадъ.
Прошли вка, много перемнъ произошло на Руси, появилась цивилизація, съ ея желзными дорогами, телефонами, во всхъ мстахъ, начиная со столицы и кончая деревней, завелись школы, потомки славянъ давно уже сбросили съ себя прежнюю національную одежду и облачились въ общую европейскую, но сердце русскаго, осталось прежнимъ, и одинаково бьется, какъ прежде подъ тяжелой кольчугой Святослава-воина, такъ и теперь подъ фракомъ или ‘спинжакомъ’.
Никогда не измнится славянская натура, какъ ею не верти, по прежнему она останется преданною вр отцовъ своихъ царямъ и своей матушк родной земл, что и доказываютъ послднія войны ныншняго столтія: Кавказъ, Севастополь, Плевна, Балканы и иные!
Вотъ о такихъ герояхъ, я и поведу рчь, въ цломъ ряд разсказовъ. Разсказывалъ я про Архипа Осипова, теперь пришла очередь, вспомнить и про извстнаго матроса Кошку, а съ нимъ и о другихъ удальцахъ, оказавшихъ на ряду съ львиною храбростью рдкіе примры истинно христіанской любви къ ближнему и великодушія.
Французскимъ императоромъ въ то время (1853 г.), былъ племянникъ Наполеона I, извстнаго своимъ нашествіемъ на Русь, въ 1812 году, Наполеонъ III-й.
Успхи русскаго оружія въ Азіи возбудили во французахъ и ихъ союзникахъ англичанахъ, зависть, въ особенности въ англичанахъ, которыя начали сильно опасаться за свои Азіятскія владнія, почти смежныя съ нашими.
Какъ французы, такъ и англичане, желая отвлечь наши силы отъ Азіи, начали подстрекать турецкаго султана, чтобы онъ началъ противъ русскихъ непріятельскія дйствія, общая ему за это свою помощь.
Турки ужъ не разъ до того времени испытывали надъ собою силу русскаго оружія и еще недавно, 1829 году, султанъ, подписавшій миръ ‘на вчныя времена’, внимая подстрекательствамъ союзниковъ, посл нкотораго хотя колебанія, началъ постепенно нарушать прежніе съ нами договоры. Возобновились обычныя дйствія турокъ: притсненія православныхъ въ ихъ владніяхъ на Балканскомъ полуостров и въ Іерусалим.
Государь Императоръ Николай Павловичъ, желая справедливо и миролюбиво уладить это дло, послалъ въ Константинополь адмирала князя Меньшикова для окончанія съ султаномъ всхъ этихъ недоразумній, при чемъ посолъ предъявилъ, ему слдующія наши вполн законныя требованія:
1) Чтобы православное вроисповданіе на всемъ Восток пользовалось ненарушимой защитой султана, какъ было издревле.
2) По общанію султана, возобновить куполъ на храм Гроба Господня въ Іерусалим и сохранить православнымъ вс права со всми прочими христіанскими исповданіями.
3) Разршить постройку, православнаго храма въ Іерусалим и пріюта для бдныхъ и больныхъ богомольцевъ. Вс эти требованія были настолько скромны, что султанъ былъ готовъ исполнить ихъ, но такъ какъ французамъ и англичанамъ непремнно хотлось войны, то они, чтобы принудить къ этому султана, послали на турецкія воды дв свои эскадры.
Тогда Николай Павловичъ видя, что требованія его не исполняются, повеллъ Высочайшимъ манифестомъ своимъ войскамъ занять для вразумленія турокъ, Молдавію и Валахію, но только съ тмъ, чтобы не начинать пока военныхъ дйствій. Но эта мра, ни къ чему не привела. Подъ вліяніемъ домогательствъ союзниковъ, султанъ собралъ верховный совтъ (по ихнему Диванъ), въ которомъ участвовало 280 совтниковъ и правителей, и посл оживленныхъ споровъ, шерифъ торжественно провозгласилъ: ‘Да сдлаетъ Аллахъ, мечъ султана острымъ’! И война была объявлена.
На это императоръ Николай отвтилъ Высочайшимъ Манифестомъ своему врноподданному народу, заключительныя словакотораго я здсь привожу:
‘Россія вызвана на брань, ей остается, возложивъ упованія на Бога, прибгнуть къ сил оружія.
‘Мы твердо убждены, что наши врноподданные соединятъ съ нами теплые мольбы ко Всевышнему: да благословитъ десница Его оружіе, нами поднятое за святое дло, находившее всегда ревностныхъ поборниковъ въ нашихъ благочестивыхъ предкахъ. На Тя, Господи уповахомъ, да непостыдимся во вки!’ Но до обнародованія этого Манифеста, начались уже военныя дйствія на Балканскомъ полуостров.
Дло началось съ того, что 15 октября огромное скопище турокъ, напало на нашъ пограничный постъ св. Николая, охраняемый четырьмя сотнями гарнизона, изъ которыхъ 300 погибли, а остальные, видя, что имъ не устоять противъ многочисленной вражеской силы, сожгли свои запасы и кинулись на пробой сквозь турецкія толпы.
Посл этого неровнаго боя, остались въ живыхъ только 24 человка, на половину израненыхъ и внесшихъ только свой значекъ. Остальные со своими женами и дтьми полегли на мст. Въ числ перерзанныхъ, былъ и священнослужитель іеромонахъ Серафимъ, павшій въ полномъ облаченіи, съ крестомъ въ рукахъ.
До этого кроваваго событія, въ Европ думали, что все какъ нибудь обойдется и не совсмъ врили въ неизбжность войны, да и союзники опомнятся отъ своего безумнаго. намренія помогать притснителямъ христіанъ, но русская кровь была пролита и вся Россія вздрогнула отъ негодованія.
Война началась.
Первымъ началъ работу нашъ славный Черноморскій флотъ. Посл цлаго ряда блестящихъ длъ, эскадра Нахимова уничтожила турецкій флотъ подъ Синопомъ, а сухопутныя наши войска громили турокъ за Дунаемъ и въ Малой Азіи.
До 1854 года, война шла только съ одними турками, которымъ уже приходилось довольно не сладко, но вмшались французы и англичане.
Наполеонъ III разсудилъ, что его знаменитый дядя, Наполеонъ І-й Бонапартъ, вступая въ предлы Россіи съ одной только стороны, т. е. съ западной границы, поступилъ неправильно! Послдствія этой неправильности были таковы, что всю его разноязычную армію выгнали изъ Москвы и по морозу проводили его по свойски.
Однимъ словомъ великій полководецъ сдлалъ крупную ошибку, и его мене знаменитый племянникъ ршилъ исправить ее, а вмст съ тмъ, отомстить и за двнадцатый годъ!— Вотъ почему, союзники поршили напасть на Россію сразу, со всхъ сторонъ. Для этого, довольно многочисленная часть. союзнаго флота направилась въ Балтійское море, подъ крпости Кронштадтъ и Свеаборгъ.
По Свеаборгу непріятель открылъ такую канонаду, что ядра и бомбы сыпались въ крпость дождемъ и произошелъ даже такой невроятно рдкій случай: одно непріятельское ядро попало въ каналъ нашего орудія и засло въ немъ.
Но бомбардированіе это было неудачнымъ: флотъ отступилъ и направился къ Аландскимъ островамъ. Тамъ только удалось взорвать имъ укрпленные казармы, посл чего, адмиралъ Непиръ, командующій этимъ флотомъ, объявилъ своимъ соотечественникамъ, что непремнно будетъ завтракать въ Кронштадт и обдать въ Петербург.
Но самохвальство такъ и осталось самохвальствомъ: — простоявъ понапрасну нкоторое время около нашей твердыни, флотъ направился прибрежіями Финскаго залива, громя изъ своихъ орудій, виднвшіяся у береговъ деревни.
Впрочемъ, Непиру неудалось воспользоваться трофеемъ этой побды и онъ принужденъ былъ удалиться во свояси.
Другая небольшая союзная флотилія, направилась въ Блое море, прямо къ Соловецкому монастырю.
Подойдя къ обители, командиръ флотиліи потребовалъ отъ монаховъ покорности, и немедленной сдачи. Но не испугались врага святые отцы, и отвтивъ: ‘Не быти по сему’ и надясь на Божію помощь, приготовились къ защит.
Всей боевой силы въ монастыр было немного: маленькій гарнизонъ, чуть ли не изъ одной роты сами монашествующіе и артиллерія, состоящая изъ четырехъ малогоднымъ къ употребленію старинныхъ пушекъ.
Средствъ для защиты было очень мало, но Господь защитилъ хранимую имъ обитель, и непріятель посл неудачной бомбардировки, потерпвъ пораженіе, принужденъ былъ удалиться.
Но еще большая неудача постигла третью союзную флотилію въ далекой Сибири.
Подступивъ подъ Петропавловскую крпость, флотилія попробовала бомбардировать ее, но отступила съ большимъ урономъ, захвативъ съ собою въ плнъ матроса Удалова.— Но и этотъ, единственный плнникъ, не захотлъ пережить своего позора, и на пути въ Лондонъ, оснивъ себя крестнымъ знаменіемъ, бросился черезъ бортъ въ море!
И такъ, походы союзниковъ на наши прибрежныя границы окончились полнйшею неудачею, но за то, на Крымъ двинулась огромная непріятельская сила.
То былъ огромный флотъ, состоящій изъ 400 военныхъ судовъ, влекущій за собою барки, и плоты переполненные сухопутными войсками.
Вся эта армія, въ количеств 70,000, съ громадной артиллеріей двигалась по направленію къ г. Евпаторіи.
Далеко впереди, верстъ на 14 въ ширь и глубь, двигался безконечный лсъ мачтъ, шелестя на тихомъ Южномъ воздух, своими флагами и вымпелами. Затмъ выравнялся онъ въ длинную, линію, немного пониже Евпаторіи, противъ селенія Кангуганъ, дохнулъ клубами благо дыма и паровъ, и черезъ минуту воздухъ застоналъ отъ гула огромныхъ морскихъ орудій и первыя ядра съ визгомъ и воемъ полетли на нашъ берегъ.
То непріятель обстрливалъ берегъ, чтобы удобне высадить свои войска.
Перекрестился русскій богатырь, и невольно произнесъ послднія слова Манифеста:
‘На Тя, Господи уповахомъ, да непостыдимся во вки!’

II.
Сиротка Даша.

Еще одна такая побда — и у моей королевы не будетъ арміи!
Такъ воскликнулъ герцогъ Кембриджскій, племянникъ англійской королевы, обозрвая поле сраженія на рк Альм. Верхомъ на своемъ боевомъ кон этотъ извстный полководецъ съ злобою на сердц окидывалъ взглядомъ необозримыя поля у р. Альмы, усянныя словно яркими цвтами, трупами англичанъ въ красныхъ мундирахъ.
Союзники побдили! Но во что вскочила имъ эта побда?
Наша пхота, малочисленная въ сравненіи съ союзными войсками, и далеко уступающая имъ своимъ вооруженіемъ, шагъ за шагомъ отстаивала каждую пядь своей родной земли.
Не будемъ говорить о подробностяхъ этого дла, такъ какъ цль этой книжки совсмъ иная, но только упомянемъ, что альминское дло, стоило намъ боле 5,000 человкъ выбывшихъ изъ строя убитыми и ранеными, а союзникамъ обошлось потеря въ 4,000 человкъ.
Сравнительно малую потерю непріятеля можно объяснить тмъ, что у нихъ съ артиллеріею, было вдвое больше чмъ насъ, слдовательно, нашимъ войскамъ приходилось нашему солдату бороться одному противъ двоихъ, надо было бы потерять 8,000 или имъ въ дв съ половиною, а потери наши почти одинаковы.
Много отличились въ этой битв полки: Тарутинскій, Бородинскій, Владимірскій и Казанскій, Минскій и Московскій, дйствовавшіе своимъ фронтомъ съ такимъ мужествомъ, выше какого и ожидать было невозможно. Много способствовали своимъ примромъ и ихъ храбрые начальники. Такъ, напримръ, у генерала Горчакова 2 бывшаго всегда впереди, было убито подрядъ дв лошади и у самого его шинель была вся прострлена. Много было убито нашихъ полковниковъ, капитановъ, а также офицеровъ, дравшихся въ рядахъ со своими солдатами какъ львы. Много пострадала и наша артиллерія, у которой перебита была вся прислуга и лошади, и солдаты на себ вывозили орудія.
Въ самомъ начал этого знаменитаго сраженія, рано утромъ изъ Севастополя двигалась небольшая лошаденка, по бокамъ которой висли дв корзины, изъ которыхъ выглядывали: боченокъ, горлышки бутылокъ и еще какія-то свертки.
На этой же лошадк верхомъ, халъ довольно красивый мальчикъ, въ блой фуражк, въ матросскомъ бушлатик, надтомъ очевидно съ чужого плеча, такъ какъ онъ былъ широкъ для него и въ штаны изъ толстаго солдатскаго сукна, вправленные въ высокіе голенищи сапогъ.
Вдали слышенъ былъ грохотъ начинающагося боя и на горизонт подымались клубы не то облаковъ, не то дыма.
По дорог его нагоняли конныя и пшія войска, спешившія на Альму, къ, мсту побоища. Держась края дороги, мальчикъ будто незамчалъ ихъ, задумчиво устремивъ свои голубые, свтящіеся добротою и далеко не дтскимъ умомъ глаза, въ морскую даль, въ которой виднлся темный лсъ мачтъ вражескаго флота.
— Гляди ребята!— острили пхотинцы, глядя на хавшаго матросика,— морская кавалерія въ аріергард!
Мальчикъ не отвчалъ ничего, и только съ добродушнымъ любопытствомъ, оглядывалъ загорлыя лица усачей пхотинцевъ.
То шли мимо его герои Олтеницы и Метати, смуглые отъ южнаго солнца съ подобранными за поясъ шинелями и съ касками на головахъ.
И шли они подымая ногами цлыя, тучи пыли, батальонъ за батальономъ, шелестя въ воздух своими прострленными въ прежнихъ бояхъ знаменами и жолнерными значками. хали впереди ихъ, покачиваюсь слегка на своихъ сдлахъ, командиры, давно уже покинувшіе свои семейства, среди которыхъ имъ такъ было хорошо.
— Здравія желаемъ, Ваше Превосходительство!..— слышится гд-то далеко позади, и этотъ возгласъ, сопровождаемый грохотомъ барабановъ и звуками музыки, становится все ближе и ближе.
Здорово молодцы!— послышался позади мальчика, чей-то мощный возгласъ.
Снова раздалось громкое ‘здравіе желаемъ’. Татарская лошаденка подъ матросикомъ испугалась и шарахнувшись въ сторону, чуть не угодила въ канаву, со своимъ всадникомъ.
Мальчикъ поспшилъ соскочить на землю и отвести ее въ сторону. И было вовремя: мимо его пронесся вскачъ, сдой генералъ въ сопровожденіи многочисленной свиты.
Онъ узналъ его. То былъ главнокомандующій князь Меньшиковъ.
Вотъ, и мсто битвы.
Мальчикъ невольно остановился и заглядлся на невиданное имъ до сей поры зрлище.
Въ дали на огромномъ пространств, переполненномъ дымомъ, грохотали орудія и трещала ружейная перестрлка. Казалось, что это былъ огромный котелъ, на которомъ все кипло.
Лицо мальчика поблднло, и сердце его забилось подъ срымъ матроскимъ бушлатомъ. Онъ видлъ среди дыма массы людей, конныхъ и пшихъ устремлявшихся съ бшеной отвагой другъ на друга, сосднія высоты тоже дымились, изрыгая изъ своихъ орудій кучи ядеръ.
— О, Боже,— прошепталъ онъ,— сколько страданій.
Вдругъ слышитъ онъ, что то съ шумомъ пронеслось надъ его головою, и угодило прямо въ стволъ какого то дерева, переломило его верхушку и затмъ плюхнулось въ траву.
— Бомба, братцы, бомба!— слышались голоса, и нсколько идущихь людей, бросились въ стороны.
— Бомба!..— подумалъ мальчуганъ, соскочивъ съ лошади.
Но, не усплъ онъ схватиться за уздцы, какъ раздался оглушительный взрывъ, и онъ услышалъ, какъ мимо его ушей прожужжало нсколько осколковъ, не причинивъ ему, между прочимъ, никакого вреда.
— Тутъ опасно,— подумалъ онъ, удерживая испугавшуюся лошадь.— Надо бы подальше куда нибудь.
Взявъ лошадь за уздчку онъ повелъ ее назадъ.
— Охъ братцы! послышался чей то стонущій голосъ.
— Ишь вдь, зацпила Таки бормотали солдаты проходя мимо.
Въ другомъ мст опять стонъ послышался. Видно зацпила ни одного а двоихъ, а можетъ и больше.
— Братцы! заговорилъ вдругъ мальчикъ очутившись около раненаго. Отнесите ихъ вонъ туда. Ради Бога прошу васъ!
Въ голос его и въ прекрасныхъ глазахъ было столько мольбы, что нсколько человкъ поспшили поднять раненыхъ и отнести подъ кустъ, гд мальчикъ съ лихорадочной торопливостью, привязывалъ уже свою коняку.
— Что ты хочешь длать съ ними?— спросилъ одинъ изъ солдатъ, помогая поудобне положить раненаго.
— Идите съ Богомъ, я ужъ какъ нибудь сама… Самъ управлюсь,— поправился вдругъ мальчикъ, замтно смутившись.
Солдаты незамтили этой легкой ошибки и, взваливъ на плеча ружья, пошли догонять свою роту.
Снять съ лошади корзину, вынуть изъ нея боченокъ и небрежно бросить на траву, затмъ вынуть свертки было дло одной минуты.
Одинъ изъ раненыхъ все еще стоналъ, а другой уже лишился чувствъ.
— Не умеръ ли онъ?— подумалъ матросикъ, замтя, что затылокъ послдняго былъ въ крови.
Надо, было непремнно привести его въ чувство. Быстро снявъ свой бушлатъ и засучивъ выше локтя рукава, мальчикъ вынулъ изъ корзины кувшинъ съ водой и чашку, откупоривъ пробку кувшина, налилъ въ нее воды и началъ быстро промывать рану.
Къ радости мальчика, осколокъ содралъ только кожу съ волосами, не повредивъ черепа, и потому рана не была опасна, и явилась надежда, что солдатъ будетъ живъ.
Обложивъ голову его корпіею и умло перевязавъ ее бинтами, этотъ молодой фельдшеръ, поспшно нацдивъ въ стаканъ спирту, влилъ нсколько капель ему въ ротъ.
— Живъ! Ну хорошо… Теперь перейдемъ къ другому… Гд у тебя задло?— обратился онъ ко второму раненому.
— Охъ!.. вотъ тутъ…— стоналъ онъ, указывая на правый бокъ.— Страсть какъ садануло… Дыхнуть даже трудно…
— Сейчасъ… Повернись — вотъ такъ Нужно было снять мундиръ.
Но какъ-же его снять, если человкъ шевельнуться не можетъ.
Вопросъ разршился, впрочемъ, скоро и, не долго думая, мульчуганъ взялъ въ руки ножъ, не жаля казеннаго мундира, распоролъ его такъ, гд было необходимо, и разрзалъ блье.
— Ишь, какъ течетъ, и не остановить…— бормоталъ мальчикъ, причемъ его красивое, съ женскимъ профилемъ лицо сдлалось озабоченнымъ…— Потерпи землякъ, я сейчасъ промою, а потомъ корпію туда воткну.
Опять началась работа… Нжныя блыя руки дятельно и торопливо обмывали рану, причемъ воротъ сорочки у мальчика разстегнулся, что тотъ не замтилъ, но зато получившій облегченіе раненый замтилъ блую двичью грудь.
— Охъ, матушка!— заговорилъ солдатъ, посл сдланной ему перевязки:— Спасибо теб… Это Ангела послалъ Господь на утху нашу.
— Ты можетъ, встать теперь?— спросилъ ‘мальчикъ’, съ смущеннымъ видомъ, застегивая воротъ рубашки.
— Трудно, но попробую.
— Ты выпей немного водки… Бодре будешь. У тебя не много кожу содрало, съ мясомъ и крови порядочно вышло… Дойдешь до лазарета, тамъ докторъ все какъ рукой сыметъ.
Говоря, это мальчикъ, или какъ читатель догадался, двушка, наливъ чарку, поднесла ее къ своему паціенту.
Солдатъ выпивъ, почувствовалъ себя бодре, и хотя съ трудомъ поднялся на ноги.
— Спасибо, теб, благодарю…— говорилъ онъ, глядя на свою избавительницу со слезами на глазахъ,— не ты бы, я можетъ быть, и кровью истекъ… Скажи мн, за кого Бога молить, чье имя поминать?
— Коли пойдешь и увидишь, что несутъ раненыхъ посылай прямо сюда,— проговорила двушка, избгая прямого отвта.
Но солдатъ, неотступно просилъ, сказать ему свое имя.
— Дарья, — сказала она наконецъ.— Но только ради Бога не говори ни кому, что я не мужчина…
— Исполню твою волю… Никому не скажу… Но пока живъ буду, не забуду въ молитвахъ моихъ…
И солдатъ, опираясь на ружье, съ легкимъ стономъ поплелся къ перевязочному пункту.
Дарья, принявъ мры, чтобы не узнали ея пола, снова наклонилась надъ раненымъ съ перевязанной головой. Затмъ успокоивъ его, она снова обратила вниманіе на все боле и боле усиливающееся побоище.
Она глядла не на то, какъ вдали куча всадниковъ въ красныхъ мундирахъ (англійская кавалерія) врзалась въ колонну срыхъ пхотинцевъ… и какъ пхотное карре, задымившись отъ сильныхъ залповъ, отразила отъ себя этотъ натискъ… Ее это не интересовало.
Она только видла одно, что масса раненыхъ, которыхъ или несли на носилкахъ или сами кое-какъ брели, двигались все стороною помимо избраннаго ею перевязочнаго пункта.
— Не на пути я стала!— подумала она сокрушенно.— Мн слдовало взять лве… Но какже этого я оставлю?
Вотъ видитъ она, двое солдатъ съ касками сдвинутыми со лба на затылокъ, тащатъ на ружьяхъ раненаго…
— Сюда! Сюда!— крикнула Дарья, махая своей блой фуражкой.
Солдаты не слышали и продолжали свой путь. Дарья побжала къ нимъ.
— Вонъ, туда несите, туда,— кричала сна, еле переводя духъ отъ быстраго бга.
— Ншто тамъ дохтуръ?— освдомился единъ изъ несшихъ.
— Да, да, тамъ… несите скоре!
Солдаты послдовали за нею, и опять началась у Дарьи работа?
Вскор и вс запримтили у того кустика кляченку худую, а около мальчика въ блой фуражк,— разложившаго вокругъ себя свою не хитрую аптечку, и поползло, да заковыляло туда со всхъ сторонъ изувченное, да порубленное вражескими саблями наше воинство.
Съ засученными по локоть рукавами, съ разгорвшимся отъ хлопотъ и жары красивымъ лицомъ, хлопоталъ проворный мальчишка, суетясь среди боле и боле прибывавшихъ страдальцевъ. Безъ устали, перевязывалъ онъ горячія раны, нацживалъ изъ боченка чарку вина и подносилъ, къ запекшимся губамъ раненаго.
Изумленно глядли на него суровые усачи гренадеры и каждый, глядя на колыхавшуюся подъ его. рубашкой высокую, грудь и откидывающуюся по временамъ, отъ усталости прекрасную головку, угадывали въ немъ что то женское.
— А то Господь Ангела послалъ съ престола своего, намъ на утшеніе — говорили они.
Но кто была эта, принявшая на себя такой повидимому непосильный трудъ, и передъ подвигомъ которой могло бы преклониться все человчество?
Въ Севастопол, въ такъ называемой Сухой Балк, въ ветхой небольшой лачужк жила эта двочка, извстная каждому городскому жителю подъ именемъ сиротки Даши.
Съ малыхъ лтъ лишилась она отца черноморскаго моряка и матери, посл которыхъ лачужка эта досталась ей по наслдству.
Росла и хорошла Даша подъ попеченіемъ женъ матросскихъ, а выросши она брала на себя посильную работу на офицеровъ и на ‘дядюшекъ’, какъ она называла старыхъ сослуживцевъ своего покойнаго отца.
Кто знаетъ, можетъ быть, и весь вкъ прожила Даша въ своемъ уединенномъ домик за вчнымъ своимъ шитьемъ, да штопаніемъ, можетъ быть и замужъ бы вышла за какого-нибудь матроса, и никто бы не зналъ о существованіи Дарьи Александровой:
До той поры жила она подъ общими попеченіями довольно счастливо, и ни за что не промняла бы своей лачуги даже на палаты блокаменныя, но вотъ пронеслась всть о приближеніи враговъ, и словно со дна моря выросъ цлый лсъ мачтъ союзнаго флота!
И узнавъ, что ея ‘дядюшки’, т. е. весь гарнизонъ и морскія команды получили приказъ выступать на защиту Севастополя, Даша почувствовала, что и въ ней забилось отцовское наслдіе — богатырское сердце Черноморца.
Захотлось и ей послужить святому длу, но… На что можетъ быть пригодна она, полуразвившаяся двушка?… Вдь не изъ пушекъ же ей палить и на врага со штыкомъ идти?
И видно внушилъ ей Господь мысль великую:
Не долго думая, бросила она избенку отцовскую, продала, всю свою рухлядь, а на вырученныя деньги купила старую клячу, да боченокъ спирту, нащипала корпіи сколько могла и наполнила ею дв корзины, въ аптек накупила разныхъ примочекъ, мазей, пластырей и другихъ необходимыхъ лекарствъ, достала у дядюшекъ старый матросскій бушлатъ, блую фуражку и прочее, платье и, переодвшись, двинулась туда, гд лилась уже кровь православныхъ въ защиту Русской земли!
Кончилась битва.
Усталая Дарьюшка, отправивъ послдняго раненаго, еле держась на ногахъ отъ усталости, но за то довольная успхомъ своего дла, собрала свой ‘Лазаретъ’ въ корзины и двинулась дале, вслдъ за отступающими войсками къ Качскимъ высотамъ, и на другой день, снова возобновила свою дятельность,
Вскор узнала про Дарьюшку вся армія! Много потомъ еще присоединилось къ ней другихъ женщинъ и двушекъ, и съ помощью ихъ еще усердне заработала Дарьюшка.
Узналъ объ ней въ далекомъ Питер и Самъ Государь, и прислалъ ей медаль золотую, а Сама Царица пожаловала ей золотой крестъ, съ надписью: ‘Севастополь’, вс старослужащіе поднесли ей Икону Спасителя, какъ знакъ, во имя кого послужила она своимъ братьямъ.
Итакъ, читатель, надюсь не постуете на меня за то, что я познакомилъ васъ съ первой сестрой милосердія.

III.
Дальн
йшія событія.

Не наше дло судить, почему мы проиграли сраженіе при р. Альм, но эта дорого стоющая побда дала возможность укрпиться на нашихъ берегахъ.
Въ 7 часовъ вечера, по Севастополю. пронеслась смутная всть объ отступленіи нашей арміи, а въ 9 часовъ вечера прискакалъ курьеръ къ адмиралу Корнилову съ печальною встью, что сраженіе проиграно и войска наши отступаютъ.
Тогда адмиралъ Корниловъ, собралъ на совщаніе другихъ адмираловъ и капитановъ кораблей и произнесъ имъ слдующую рчь,
— Армія наша дралась храбро, но потерпла пораженіе, непріятель идетъ на Севастополь: флотъ его можетъ сжечь въ бухт наши корабли. Предлагаю! всему нашему флоту выйти въ море, напасть въ непріятельскій флотъ и стараться разбиты его, а при неудач, схватиться на абордажъ, т. е. сцпиться съ самыми сильными непріятельскими кораблями и взорваться на воздухъ! Этимъ мы спасемъ армію и Севастополь!
Но тутъ всталъ герой Синопа адмиралъ Нахимовъ, который въ своей рчи выразилъ невозможность борьбы 14-ти кораблей съ флотомъ въ десять разъ сильнйшимъ.
Посл Нахимова, говорилъ капитанъ. Зоринъ, выразившій необходимость затопить корабли на фарватер, но Корниловъ не раздлялъ этого мннія.
Объ этомъ совщаніи, было доложена главнокомандующему князю Меньшикову, который, согласившись съ послднимъ мнніемъ, пригласилъ Корнилова привести его въ исполненіе, т. е. преградить входъ въ рейдъ затопленными кораблями…
Тяжело было выслушать такое вызванное крайнею необходимостью приказаніе его свтлости, жаль ему было этихъ кораблей, съ которыми онъ молодецки еще недавно рыскалъ по волнамъ Чернаго моря, громя турецкій флотъ!
Жаль ему было разстаться съ этими грозными деревянными богатырями обреченными къ славной гибели, среди которыхъ былъ и славный герой Синопа корабль ‘Три Святителя’. Жаль ему было настолько ихъ, что онъ ршился отвчать Главнокомандующему, что онъ, Вице-адмиралъ и генералъ-адъютантъ, не можетъ привести въ исполненіе эту мру, считая оную самоубійствомъ.
— Ну такъ отправляйтесь въ Николаевъ, а я поручу это Станюковичу,— отвтилъ князь {А. Л. Хрущовъ. Записки объ оборон Севастополя.}.
Корниловъ остался и исполнилъ волю его свтлости.
Къ разсвту 11-го сентября входъ въ бухту, былъ загражденъ пятью затопленными кораблями и двумя фрегатами.
Дятельно начали готовиться Севастопольцы къ защит. Подъ указаніемъ храбраго и искуснаго инженера Эдуарда Ивановича Тотлебена, принялись въ особенности укрплять южную сторону Севастополя. День и ночь кипла работа, въ которой принимали дятельное участіе женщины и даже дти, таскавшія въ подолахъ своихъ рубашенокъ землю. Матросы волокомъ тащили снятыя съ потопленныхъ кораблей орудія и утверждали ихъ на батареяхъ, саперы прорзывали въ насыпяхъ амбразуры. Такъ росъ грозный Севастополь не по днямъ, а по часамъ, подобно мощному богатырю, готовый до послдняго издыханія отстаивать себя отъ иноземной вражеской силы!
О, еслибы всталъ изъ земли старый витязь Святославъ и взглянулъ на потомковъ своихъ славныхъ дружинниковъ… Онъ увидалъ бы, что и тысяча лтъ не измнила славянской удали!
За это время, пока укрплялась южная сторона Севастополя, французы и англичане хозяйничали по всему прибрежію Чернаго моря.
Будемъ говорить короче.
На другой день посл того, когда наши суда были потоплены, французы съ удивленіемъ увидли, что бывшіе наканун въ рейд суда вдругъ исчезли и входъ черезъ него, повидимому, оставался свободнымъ… Но это имъ такъ казалось, потому что поверхъ воды выглядывали концы мачтъ затопленныхъ судовъ. Тогда только поняли изумленные враги, что тутъ, повидимому, творится, что-то не совсмъ ладное.
Теперь французскій главнокомандующій предполагавшій атаковать сперва сверную сторону, измнилъ свой планъ и, давъ отдохнуть войскамъ на Бельбек, направилъ ихъ черезъ Мекензіевъ лсъ и Черную рчку къ южной сторон, которая въ то время была еще совсмъ не укрплена.
Французы заняли собою Федюхины горы, остановившись тамъ на бивуакахъ, а англичане заняли Балаклаву.
Но какъ они ее заняли?
Вотъ какъ: Подъ самой Балаклавой, англійскій авангардъ былъ встрченъ ружейнымъ огнемъ и гранатами. Англичане торопливо выстроились въ боевой порядокъ и въ тоже время 20 судовъ {Свднія эти, какъ и многіе другія, заимствованы изъ ‘Исторіи обороны Севастополя ген.— Хрущова’, изъ ‘Бсдъ о Севастопольской оборон Л. Погосскаго’ и другихъ.} ихъ вытянулись передъ Балаклавой — и съ моря и съ суши открылась канонада по городу.
Вся эта многотысячная армія громила хижины и развалины, и, замтя, что никто уже больше оттуда не стрляетъ, доблестные Джонъ-Були, съ громкимъ крикомъ ура бросились ‘въ штыки’, безпрепятственно вошли въ городъ и возстановили въ немъ свое побдоносное знамя!
Побда полная! Ура!… Но однако, гдже непріятель?
Пошли побдители искать ‘непріятеля’, нашли и почесали только свои затылки…
Балаклавскимъ гарнизономъ оказался (замтьте, противъ нсколькихъ тысячъ арміи и флота)! 60 человкъ изнуренныхъ ранами и болзнями грековъ, 30 человкъ отставныхъ солдатъ и 4 полупудовыхъ мортирки вотъ и вся сила, которую побдила Британская армія!
— Неужели вы думали остановить собою цлую армію,— накинулся англійскій начальникъ на командующаго гарнизономъ капитана Стамати.
— Мы думали и только думаемъ объ исполненіи своего долга!— отвтилъ капитанъ.
О такихъ ‘побдахъ’ даже изъ Лондонъ сообщать казалось было бы совстно, но телеграмма помчалась туда и возбудила восторгъ тамошней публики…
Наконецъ, въ Севастополь для подкрпленія начали прибывать полки: Московскій, Бородинскій, сотня казаковъ и одна батарея.
Прибылъ и казачій, наказной атаманъ Хомутовъ съ отрядомъ изъ 17 дивизіи, а за нимъ пришли еще невиданные въ Севастопол странные пхотинцы, одтые въ рваные черкески, въ папахахъ, съ мрачными загорлыми усатыми лицами и съ накинутыми на плечи лохматыми бурками…
Ни у кого изъ нихъ не было на ногахъ сапогъ, а ихъ замняли кожаные лапти, (постолы), прикрпленныя къ ногамъ сыромятными ремнями.
Пошли эти диковинные люди своею легкою не слышною поступью въ городъ и выстроились на площади.
Подъхалъ къ нимъ генералъ, поздоровался и крикнулъ:
— Полы завернуть!
— Авже ни якъ нэ можно Ваше Парвасходытэлство!— отвтилъ нихъ предводитель, сдой какъ лунь старикъ.
— Это почему?
— Бо богацько такихъ, що зовсімъ безъ штанівъ… Дюже не прігоже будэ!— проговорилъ старшина, косясь на смотрвшую на его ‘війско’ публику, среди которой преобладали дамы.
Генералъ улыбнулся, махнулъ рукою и похалъ дальше. Онъ зналъ, что это за войско, и разсудилъ, что и взыскивать было нечего.
То были знаменитые пластуны или какъ ихъ иначе называютъ, ползуны. Люди, не имющіе понятія, что такое страхъ, и со злобы кусающіе ружье свое, если оно даетъ промахъ… Люди-зми, неслышно подкрадывающіеся среди невозмутимой тишины, когда всякій шорохъ долженъ быть слышенъ, къ врагамъ и ворующіе часовыхъ съ ихъ постовъ… Люди не улыбающіеся и суровые, мало разговорчивые и читающіе вмсто молитвы какія-то заклинанія, которыя по ихъ мннію избавляютъ ихъ отъ пуль. Это черноморскіе пшіе казаки, изумлявшіе иностранцевъ своею холодною храбростью и не произносившіе ни одного стона, какъ бы не была сильна полученная ими рана.
Въ конц сентября, Севастополь былъ укрпленъ, на немъ было уже 340 орудій и 32 полевыхъ, 24,000 человкъ гарнизона. Начальство надъ бастіонами приняли по отдламъ: генералъ Аслановичъ, адмиралы: Новосильскій, Истоминъ и Панфиловъ. Самъ Карниловъ былъ повсюду и ободрялъ солдатъ. Однажды, обратясь къ Московскому полку, онъ весело сказалъ имъ:
— Помните, московцы, на васъ смотрятъ Царь и Россія. Работайте такъ, чтобы Москв было любо принять васъ, какъ настоящихъ московцевъ!
— До смерти постоимъ, Ваше Превосходительство!— отвтилъ полкъ.
И вс блестяще сдержали свое слово.

IV.
Смерть Адмирала Корнилова.

Союзники раскинули свой лагерь въ разстояніи около трехъ верстъ отъ нашихъ укрпленій, французы заняли мстность отъ Сарданакиной балки, а англичане — отъ этой балки до склона высотъ къ Инкерману.
Къ ночи на 5-е октября французскія батареи были вооружены 73-я большими пушками.
Но
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека