Мария Антуанетта
Мария Антуанетта
(Из новых Memories de Soulavie.)
——
Мария Антуанетта, Сулави Жан-Луи-Жиро, Год: 1802
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Мария Антуанетта тотчас по своем прибытии во Францию имела досады, которых не забывают женщины. Она должна была из благопристойности скрывать свое неудовольствие, и сделаться притворною. Мария Терезия хорошо знала версальский двор, но поступила весьма неосторожно, велев своему министру, господину Мерси, требовать, чтобы ее свойственница, принцесса Лотарингская и принц Ламбеск имели первое место после принцев Бурбонского дома на празднествах бракосочетания дочери ее с дофином.
Людовик ХV обратил это требование в важное дело государственной политики, желая угодить императрице и дофине. Зная, сколь вельможи двора его гордятся старинными правами своими, он требовал от них снисхождения в сем случае, обещая принять оное за доказательство их всегдашнего усердия к трону, и дружески упрашивал некоторых изъявить тем благодарность императрице, которая дарит Франции дочь свою.
Но вельможи не были уже так послушны Людовику XV, как лет за десять прежде, и король удивился странному упрямству герцогов. Самые придворные дамы, на которых он более всего надеялся, никак не хотели, чтобы лотарингская принцесса танцевала первая после принцесс крови, и даже отказались от бала. Госпожа де-Бульйон, не довольствуясь тем, позволила себе еще некоторые весьма колкие слова насчет новой политики, и так оскорбила короля, что он запретил ей ездить ко двору. Дофина брала живейшее участие в сем деле, достала копию с писем, которые Людовик писал о том к герцогам, заперла их в особенный ларчик, и надписала рукою: я вспомню. Но чтобы не расстроить бала, то принцесса Лотарингская согласилась танцевать вместе с герцогиней Дюрас, которая по своему месту должна была остаться при дворе.
Дофина, воспитанная в том мнении, что императорский двор есть первый в свете, не могла простить французским дамам, что они, в самый день свадьбы ее, не хотели уступить первенства собственной ее фамилии. Хотя госпожа Ноаль всячески доказывала ей, что обычаи французского двора строги и непременны, но дофина находила их смешными, и не хотела в своем доме принимать таких безрассудных и гордых женщин. С сего времени она мстила им при разных случаях весьма малодушным образом, и часто унижала придворных вельмож, говоря, что они знатностью своей обязаны проискам, и что истинное французское дворянство живет не в Версалии, а по деревням, будучи осуждено на вечную праздность.
Первые четыре года, проведенные Марией во Франции, были единственными счастливыми годами жизни ее. Она пленяла людей своею блестящею наружностью, черты лица ее были правильны, цвет его нежен, глаза приятны (хотя часто болели у нее), рост самый лучший и стан очень стройный. Мария умела также пленять и своим обхождением, ласкою и веселостью. На кафедрах, в академиях, в лучших обществах, в журналах, прозою и стихами хвалили ее. Тогда умели еще во Франции говорить приятные вещи приятным языком и с остроумием счастливого времени Людовика Х|V.
Мария воспитывалась быть французской королевой, и знала еще в Вене наши моды, обычаи и все обряды, но приехав в Версалию, не захотела следовать никакому скучному для нее обыкновению, ходила пешком с двумя или тремя дамами без камергера, звала к себе обедать братьев Людовика, и сама у них обедала без всяких чинов. Она показывалась добродушной, человеколюбивой, сочувственной. Олень во время травли ранил своими рогами бедного крестьянина: Дофина спешила оказать ему всевозможную помощь, утешала жену его, посадила ее с собой в карету, и определила ей пенсию.
Мария любила музыку и весьма уважала хороших музыкантов, знала латынь, немецкий, итальянский язык, и скоро выучилась говорить по-французски с величайшей приятностью. Кардинал Роган, быв еще министром при венском дворе, тайным образом описывал ее характер не совсем хорошими красками: копию сего письма отдали дофине, которая за то никогда не любила кардинала.
Мария Терезия советовала ей иметь доверенность к герцогу Шуазелю, который ввел ее в союз в Францией. Через несколько месяцев после бракосочетания дофины он был свержен герцогом Ришилье и госпожой Дюбарри, а место его занял герцог д’Эгильйон, главный враг австрийской партии. Мария, сидя в маленьком кабинете, нарочно для нее приготовленном, видела в Версалии чрезвычайное заседание перов и торжество неприятелей Австрии, видела унижение парламента, который был главною опорою Шуазеля, судилище, грозившие герцогу д’Эгильйону судьбою генерала Лалли, казненного по воле Шуазеловой, было уничтожено. Дофина не смела вступиться за несчастного министра, зная, что Людовика ХV уверили, будто Шуазель, отвращая разрыв с венским двором, отравил ядом дофина, и хочет умертвить самого короля, чтобы править Францией под именем молодого, неопытного государя и с помощью Австрии. ‘Король (сказали Марии) решился пожертвовать герцогом Шуазелем, чтобы спокойно окончать дни свои в объятьях госпожи Дюбарри, которая, по его мнению, более всех должна охранять жизнь его. Он страшился такого министра, которого все считали предприимчивым, честолюбивым и привязанным к австрийскому дому.
Венское министерство предвидело все возможности, и Мария Терезия, отпуская дочь свою, дала ей на всякий случай особое наставление. Но дофина, не имея ни больших талантов, ни твердого характера, не могла противиться тонким хитростям старых придворных, и не воспользовалась советами Шуазеля, который еще не допустив ее до Версалии, ездил к ней на встречу, чтобы во всем условиться с ней.
Дофина, видя в первый раз госпожу Дюбарри, похвалила ее красоту и любезность. Какую должность имеет госпожа Дюбарри при дворе? Однажды спросила она с притворным неведением у своей надзирательницы, госпожи де Ноаль. Эта дама отвечала, что госпожа Дюбарри должна угождать королю и забавлять его. Если так, сказала дофина, то я буду ее совместницей. Между тем спесь и надменность сей женщины стали для Марии несносны, все праздники и забавы при дворе были только для Дюбарри, дофина оставалась в тени — и немедленно отомстила ей по смерти Людовика ХV, уговорив супруга своего заключить ее в монастырь.
Взаимная ненависть двух партий, друзей и противников Австрии, вместе с участием, которое брала королева в сей вражде, были первою виною бедствий для королевской фамилии и для государства. Рассказывают, что в самую ту минуту, как Мария Антуанетта, приехав в Версалию, вышла из кареты и ступила на мраморное крыльцо, ударил страшной гром, от которого весь дворец затрясся. ‘Дурной знак по мнению старых моих современников!’, сказал герцог Ришелье. Громовой удар без сомнения ничего не значит, но Ришелье постарался, чтобы он сделался несчастным предвестием.
Молодой дофин не менее супруги своей огорчался тем, что Людовик ХV удалял его от дел. Расточительность Дюбарри казалась ему бесстыдством: она нарочно требовала от короля таких драгоценных вещей, каких дофина не имела, и при всяком случае явно изъявляла ненависть свою к Марии и к дофину, которые вели скромную, примерную жизнь, и старались только нравиться друг другу. Дофина, угождая во всем Людовику, искала между тем слабых его сторон, чтобы, по наставлению матери, со временем править им, но никогда не умела исполнить того обширного политического плана, с которым отправили ее из Вены в Версалию. Не думая о том, что французы с малолетства Людовика Х|V отвыкли от женского правления, которое никогда не бывало спокойно во Франции, она хотела играть ролю, и вооружила против себя все королевское семейство. Тетки Людовика, которые после смерти королевы были во дворце хозяйками, весьма огорчились тем, что Мария отправила их в Бельвю и Медон, как набожных старух, которые отказались от света, и которым нечего делать при дворе. Мадам (жена графа Прованского) не могла забыть того, что Шуазель предпочел ей эрцгерцогиню, и чрез то удалил ее от французского трона, ибо прежде хотели женить на ней дофина. При дворе говорили, что если бы король двумя годами ранее сослал Шуазеля, то мадам была бы французскою королевою.
Мария обходилась гордо с обеими невестками, которые платили ей такой же гордостью, и утверждали, что Савойский дом не уступает Лотарингскому. Французские королевы со времен Людовика ХIV отличались набожностью, скромностью, тихой жизнью, и не вмешивались никогда в государственные дела. Мария Антуанетта не следовала сему примеру, и беспрестанно ссорилась с невестками, королевскими тетками и с принцессою Луизой, которая в самом монастыре брала живейшее участие в славе дома своего.
Королевские тетки были добрые француженки, неудовольствие заставило их забыть политику: они явно осуждали двор и нравы его. Чем прекраснее, любезнее, смелее и легкомысленнее была королева, тем гордее показывались тетки, и тем более хотели унизить ее важным тоном первых времен Людовика ХV. Вероятно ли покажется, что сии принцессы, по ненависти своей к ней, сами разглашали насчет нее ветрености множество соблазнительных анекдотов?
За то и королева со своей стороны любила шутить над ними. Уверяют, что она подсылала к графине д’А* * тех молодых ветреников, которые повредили ее доброму имени!
Мария, находя везде противоречие и малое уважение к ее достоинству, не полюбила Францию, предалась склонности своей к насмешкам, и через то умножила число своих неприятелей. Она думала, что ей все позволено, и раздражила нетерпеливый характер французов, любя наряды и ветреные забавы, окружила себя легкомысленными людьми, которые привели в подозрение добродетель ее. Друзья королевы были ненавидимы многими вельможами и знатными. Следствием сего было то, что первыми и злейшими неприятелями двора в народном собрании 1789 года оказали себя придворные.
Сулави Ж. Л. Ж. Мария Антуанета / (Из новых Memoires de Soulavie), [Сокр. пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. —— 1802. —— Ч.2, No 6. —— С.115-124.