Марганцовое царство.
Марганцовое царство.
——
——
——
А. Спасо-Кукоцкй.
‘Русское Богатство’, No 4, 1902
Марганцовое царство, Спасо-Кукоцкий А., Год: 1902
Время на прочтение: 24 минут(ы)
— Станця Шаропань! Пересадка въ Чатуры!— кричалъ кондукторъ, проходя поздомъ.— Господинъ, вамъ вставать,— наклонился онъ ко мн. Я очнулся отъ дремоты. Было часовъ двнадцать ночи. Поздъ, подходя къ станци, замедлялъ ходъ. Я собралъ вещи и вышелъ на тормазъ. Станци не было замтно, но поздъ остановился.
— Носильщикъ!— крикнулъ я въ темноту ночи. Никто не шелъ.— Носильщикъ!— повторилъ я.
— Здсь нтъ носильщиковъ,— сказалъ мн мужчина съ нерусскимъ акцентомъ.
Забравъ вещи, я сошелъ на платформу. Ночь была унылая. Моросилъ дождь. Станця, которой я сначала не замтилъ, находилась внизу насыпи. Я вошелъ въ помщене, какъ мн показалось, третьяго класса. Квадратная комната, съ грязнымъ каменнымъ поломъ, была полна народу.
На мой вопросъ, гд здсь буфетъ, мн отвтили, что буфета на этой станци нтъ, я попросилъ указать мн залъ 2 класса, но такого тоже не оказалось. Длать было нечего. Я оглянулся, чтобы ссть, вс скамьи были заняты, на полу, вповалку лежалъ и сидлъ народъ, многе спали, позда въ Чатуры приходилось ждать три часа. На единственномъ стул, посереди комнаты, сидлъ старый грузинскй священникъ съ длиннымъ посохомъ въ рукахъ и, казалось, тоже дремалъ. Я поставилъ, гд стоялъ, свой чемоданъ на полъ и слъ на него. Было томительно скучно, время, какъ всегда въ такихъ случаяхъ, текло медленно, страшно клонило ко сну, но заснуть на чемодан не было никакой возможности. Нсколько разъ я вставалъ и выходилъ наружу. Ночь была все такая же промозглая, сверху не переставалъ сять дождь. Мокрыя доски платформы блестли при свт фонарей. Унылыя фигуры двухъ-трехъ ночныхъ дежурныхъ въ дождевыхъ кожанахъ молча бродили по платформ.
Наконецъ, раздался первый звонокъ, и вскор я былъ въ заднемъ вагон чатурскаго позда. Злой и усталый, я растянулся на лавк, ни мало не заботясь о томъ, что занялъ нсколько мстъ, и не замедлилъ заснуть. Проснулся я, однако, скоро, вроятно отъ того, что вагонъ немилосердно трясло и качало. Если бы я не зналъ наврное, что сижу въ позд, который везетъ меня въ Чатуры, на мсто частной службы, то спросонокъ могъ бы подумать, что нахожусь въ конк, настолько вагонъ по размрамъ и обстановк походилъ на коночный, вдоль стнъ шли деревянныя, ничмъ не обитыя и не раздленныя на мста лавки, пассажиры, сидвшя на нихъ, дремали въ неловкихъ позахъ или негромко разговаривали на незнакомомъ мн, гортанномъ язык. Рядомъ со мной какой-то грузинскй князь разсказывалъ по-русски, какъ онъ вчера игралъ въ винтъ. Здсь вс, казалось, были знакомы другъ съ другомъ. Когда я поднялся и слъ, разговоръ на минуту смолкъ, и вс посмотрли на меня, какъ новый человкъ, я, очевидно, привлекалъ на себя внимане чатурцевъ.
— Къ намъ изволите хать?— обратился ко мн блондинъ въ щегольской блой черкеск.
— Да, въ Чатуры.
— По марганцовому длу?
— Отчего вы такъ думаете?— спросилъ я.
— Да, въ Чатурахъ только т и живутъ, кто марганцемъ промышляетъ.
— Да… я ду въ контору К. къ управляющему У.
— А! знаемъ, хорошй господинъ, очень хорошй. Онъ тоже недавно въ Чатуры прхалъ, еще, пожалуй, году нтъ.
— И что же, хорошо у него идетъ дло?
— Да, какъ вамъ сказать? Теперь ничего, налаживается, а сначала его таки подковали.
— Какъ подковали?— удивился я.
— Да такъ!— засмялся грузинъ,— на первыхъ порахъ провели его нсколько разъ, у насъ такой народъ… пальца въ ротъ не клади. Ну, теперь ученъ сталъ…
— А вы сами,— продолжалъ онъ,— компанономъ въ дл состоите?
— Нтъ, компанономъ не состою… я ду только на время, ознакомиться съ этимъ дломъ.
— Скучать у насъ будете.
— Отчего такъ?
— Да такое у насъ мсто: марганецъ, марганецъ, и кром него ничего, грязь… развлеченй никакихъ. Да вотъ, поживете, увидите.
Мн не хотлось разговаривать, и я сталъ смотрть въ окно. Поздъ ползъ по самому берегу извилистой горной рчки, въ точности слдуя ея указанямъ, нердко онъ изгибался во французское S. Съ другой стороны онъ почти терся о стны скалъ, въ которыхъ было продлано узкое полотно дороги. Наступило утро, дождь пересталъ, но погода была хмурая. Поздъ шелъ тихо, казалось, не будетъ конца тридцати восьми верстамъ, отдляющимъ Шаропань отъ Чатуръ.
Но вотъ, прохали небольшой тоннель. На минуту въ вагон стало темно и запахло сыростью. Вскор паровозъ далъ долгй свистокъ: подъзжали къ Чатурамъ. Ущелье, которымъ все время шелъ поздъ, здсь нсколько расширялось и было окружено со всхъ сторонъ высокими, крутыми горами. Ландшафтъ поражалъ своею мрачностью, казалось, что поздъ възжалъ въ какую-то дыру, земля и постройки были черны, черны были самыя горы, почти голыя, мстами только покрытыя кустарникомъ.
Поздъ остановился у маленькаго, повидимому когда-то благо, но теперь грязно-сраго вокзала, почти рядомъ съ рельсами тянулись на далекое разстояне, уходя въ глубь мстечка, громадныя груды чернаго марганца.
Мн нужно было попасть прямо на квартиру въ У. я я спросилъ одного изъ пассажировъ, какъ туда пройти.
— Да они должны быть теперь тутъ, на своихъ всахъ,— отвтилъ мн тотъ.— Вонъ ихъ всы,— указалъ онъ въ сторону, да пойдемте, я васъ провожу.
Мы пошли, и черезъ нсколько шаговъ я увидлъ группу людей, стоявшую около одной изъ грудъ марганца.
— А вонъ, и самъ г. У.— сказалъ мой провожатый,— вонъ, гд люди стоятъ…
Въ это время отъ того мста, гд стояла кучка людей, отдлился высокй, плотный человкъ и развалистой походкой пошелъ мн на встрчу.
— Господинъ К.?— вопросительно обратился онъ во мн.
— Да, а вы — господинъ У.?
— Я самый.
Мы поздоровались.
— Въ самый разгаръ дла къ намъ попадаете, посмотрите, какая кутерьма идетъ!— Онъ указалъ на всы, къ которымъ въ это время подошла большая партя ословъ, навьюченныхъ марганцемъ, около нихъ суетились и кричали каке-то черные и оборванные люди.
— Это, видите ли, наша платформа,— пояснилъ мн управляющй,— и сейчасъ у насъ идетъ горячая премка руды. Однако, что же мы стоимъ, пожалуйте ко мн, я живу тутъ не далеко. Бурденъ!— крикнулъ онъ человку въ черкеск и папах,— возьми вещи.
Черезъ полчаса мы уже сидли за самоваромъ, и я слушалъ разсказы управляющаго про марганцовое царство.
На слдующй день У. предложилъ мн осмотрть рудники. Посл чая намъ подали лошадей подъ высокими кавказскими сдлами, и мы отправились.
Спустившись съ горы, мы въхали на главную и единственную чатурскую улицу, она состоитъ сплошь изъ грязныхъ лавокъ, еще боле грязныхъ духановъ и множества кузницъ, въ которыхъ идетъ горячая работа ковки вьючныхъ лошадей.
Выхавъ за Чатуры, мы повернули на лво, въ боковое ущелье и сразу очутились среди невообразимой толчеи, вся дорога была запружена вьючными животными, движене разбивалось на два встрчныхъ теченя: одна густая волна лошадей и ословъ направлялась изъ рудниковъ къ Чатурамъ, неся на спинахъ полные вьюки марганца, другая, съ порожними вьюками, текла обратно изъ Чатуръ въ рудники за новымъ грузомъ. Лошади шли быстро, высоко поднявъ голову и эластично покачиваясь на бабкахъ ногъ отъ давившей ихъ спину тяжести. Маленьке ослы, тсно скучившись, шли партями, рже попадались скрипучя арбы, ихъ везли быки или буйволы, эти громадныя темно-срыя животныя, похожя на какихъ-то допотныхъ чудовищъ, съ мохнатой шерстью и широкими костями, двигались медленно, неспша шагая толстыми, какъ бревна, ногами и опустивъ къ земл рогатую голову. Среди всей этой массы животныхъ приходилось хать шагомъ и лавируя, стукнувшись колномъ разъ-другой о вьюки, я убдился, что они тверды, какъ желзо.
Въ воздух висла густая пыль, поднятая копытами. Солнце жгло. Топотъ, скрипъ арбъ, ревъ ословъ и крики погонщиковъ сливались въ шумъ и гомонъ. Вмсто русскаго понуканя постоянно слышались непривычные для моего слуха возгласы: ‘аччь, аччь’, и характерный гортанный звукъ, которымъ персы погоняютъ ословъ.
Я халъ среди этого шумнаго потока людей и животныхъ и напряженно наблюдалъ новую для меня и своеобразную жизнь, мн казалось, что я попалъ въ мсто большой работы, гд сконцентрировано громадное количество энерги, эта энергя и кипучая жизнь были разлиты кругомъ и выражали степень крайняго напряженя.
Дорога шла по дну глубокаго ущелья, по обоимъ склонамъ котораго расположена большая часть рудниковъ, иногда она поднималась вверхъ и лпилась, какъ карнизъ, вдоль почти отвсныхъ стнъ горъ. По мр того какъ мы удалялись отъ Чатуръ, движене рдло, разбиваясь по боковымъ дорогамъ, которыя вели къ отдльнымъ рудникамъ. Но вотъ, мы перехали ручей, свернули съ главной дороги въ сторону и стали круто подниматься въ гору, здсь было совсмъ просторно, изрдка попадались отдльныя парти, шедшя съ рудниковъ въ Чатуры.
Наши лошади карабкались на кручу, тяжело дыша и опустивъ внизъ головы, встрчныя лошади спускались тихо и осторожно, садясь на зады и поддерживая поднятой шеей напиравше вьюки. Чмъ выше мы поднимались, тмъ глуше доносился до насъ шумъ толпы, обернувшись назадъ, можно было видть внизу черную ленту главной дороги, кишвшую движенемъ. Съ трудомъ достигли мы вершины подъема — и очутились какъ будто въ иномъ царств: кругомъ разстилался мирный и прелестный ландшафтъ. Глазъ отдыхалъ, бродя по широкому горизонту, на которомъ отчетливо вырзывалась снжная линя горъ, ея идеальная чистота поражала красотой посл грязи и черныхъ красокъ внизу. Здсь было тихо и спокойно, какъ везд, гд господствуетъ природа. Въ грудь вливался чистый горный воздухъ, тяжелая марганцовая пыль осталась внизу. Невдалек виднлась деревушка и зеленли разбитые вокругъ нея виноградники.
На рудник, куда мы скоро прхали, было мертво и пусто, работы были временно прекращены, и кром сторожа здсь никого не было. На расчищенной площадк лежалъ выработанный и сложенный въ кубы марганецъ. Мы сошли съ сделъ и направились осматривать главную штольню, въ ней было прохладно, сыро и темно. Сторожъ шелъ впереди и освщалъ путь лампой. Штольня велась образцово, и У. не безъ удовольствя замтилъ мн, что такихъ въ Чатурахъ немного, всюду видна была забота о безопасности рабочихъ, толстые дубовые столбы облегали стны и подпирали потолокъ. Дойдя до забоя, сторожъ освтилъ его, и я увидлъ мощные пласты марганца, залегавше въ толщ известняка.
Осмотрвъ рудникъ, мы сли на лошадей и направились обратно, спша къ обду. Кавказскя лошади осторожно и умло спустили насъ по крутому склону внизъ въ ущелье, мы снова очутились среди шума и движеня и черезъ полчаса, съ трудомъ обгоняя на узкой дорог вьючныя парти животныхъ, дохали до Чатуръ. Дома, съ наслажденемъ умывшись и освободившись такимъ образомъ отъ непрятнаго ощущеня грязи, я вышелъ на террасу, домъ стоялъ на краю Чатуръ, на высокой гор, и съ террасы все мстечко видно было какъ на ладони. Сюда глухо доносился шумъ рабочаго дня, крики, мычане, скрипъ, топотъ, свистки и пыхтнье паровозовъ — все сливалось вмст и ничто не было слышно отдльно. Нсколько оглушенный массой новыхъ впечатлнй, я пока только вбиралъ ихъ въ себя и не анализировалъ, атмосфера труда, разлитая кругомъ, дйствовала заразительно и вызывала желане присоединиться къ общей работ.
Чатуры, какъ крупный промышленный центръ, стали извстны недавно, еще лтъ десять тому назадъ грузинске крестьяне спокойно сяли на ихъ мст кукурузу и разводили виноградники, громадныя минеральныя богатства лежали въ земл, и никто не обращалъ особеннаго вниманя на эти дикя мста.
Въ настоящее время Чатуры не боятся соперниковъ въ добывани марганца. Мстечко лежитъ въ центр громаднаго бассейна мощныхъ залежей марганцовой руды прекраснаго качества, и нигд не добывается такого большого количества ея, какъ здсь, но способъ эксплуатаци поражаетъ всякаго, кто съ нимъ знакомится, своей примитивностью и грубостью. Рдкй рудникъ разрабатывается правильно, такъ какъ рдкй предприниматель знаетъ горное дло. Техники и горные инженеры встрчаются пока здсь въ вид исключенй. Штольни ведутся очень часто несогласно съ залеганемъ породы, при крайне небрежномъ крплени. ‘Сойдетъ, авось не задавитъ’. Таковы соображеня, руководящя очень многими марганцепромышленниками. ‘Авось’, конечно, не всегда оправдываетъ надежды, но сами предприниматели остаются цлы.
Все дло распадается на дв главныя операци. Сырую руду выбиваютъ въ штольняхъ и грубо очищаютъ чеками отъ приставшихъ постороннихъ породъ,— этимъ исчерпываются вс горныя работы. Съ рудниковъ руду перевозятъ въ Чатуры и грузятъ на платформы. Въ этой то перевозк и лежитъ центръ тяжести всего дла. Она представляетъ настолько большя трудности, что на нее затрачивается главная масса расходуемаго въ Чатурахъ труда. Вокругъ Чатуръ горы смыкаются кольцомъ, круты и перерзаны ущельями, дороги тяжелы для движеня и не везд безопасны. На чатурскихъ платформахъ лежатъ десятки миллоновъ пудовъ марганца, день и ночь позда отвозятъ его въ портовые города Поти и Батумъ, но груды не убываютъ, а растутъ, и если подумать, что вся эта масса свозится на спинахъ лошадей и ословъ, то можно составить себ приблизительное поняте о подобной работ.
До сихъ поръ почти не длалось попытокъ замнить этотъ варварскй способъ перевозки боле совершеннымъ. Одна французская фирма, пользуясь отвсомъ горы, устроила трубу, по которой руду спускаютъ внизъ, но это чуть ли не единственный примръ, при томъ мало помогающй длу. Положене вещей могло бы въ корн измниться отъ прокладки рельсовыхъ путей вдоль главной артери, по которой направляется движене и по обимъ сторонамъ которой расположены почти вс рудники.
Это дло ждетъ предпримчивыхъ людей и крупныхъ капиталовъ, а пока перевозка марганца замучиваетъ цлую армю чалвадаръ и стираетъ до живого мяса спины тысячамъ животныхъ. До тхъ поръ, пока машины не замнятъ лошадей, ословъ и быковъ, Чатуры останутся огромными конюшнями, содержащимися въ безобразномъ вид, и будутъ оказывать радушное гостепримство всевозможнымъ эпидемямъ.
Не смотря на первобытность премовъ, которые употребляютъ марганцепромышленники, дло у нихъ идетъ и приноситъ крупные барыши, это надо объяснять, съ одной стороны, большимъ спросомъ на марганецъ за границей, а съ другой — тмъ, что для перевозки руды къ услугамъ марганцепромышленниковъ всегда готово сколько угодно персовъ и татаръ, коренное грузинское населене брезгаетъ этой работой, какъ слишкомъ грязной, а на чадвадаръ смотритъ съ глубокимъ сознанемъ своего превосходства. Такимъ образомъ, возчики являются въ Чатурахъ чернорабочими, низшимъ классомъ, несущимъ на себ главную тяжесть работъ.
Представьте себ человка совершенно чернаго отъ марганца и грязи, марганцовая пыль вълась въ поры его кожи настолько прочно, что отмывается лишь съ трудомъ, такимъ образомъ, въ рядъ марганцовыхъ соединенй можно включить и живую разновидность, назване которой — ‘чалвадаръ’.
О чалвадарахъ должны бы, казалось, больше всхъ знать т, на кого они работаютъ, т. е. гг. марганцепромышленники, дйствительно, они обращаютъ нкоторое внимане на лошадей и ословъ, а слдовательно, и на чалвадаръ, такъ какъ въ ихъ глазахъ эти послдне точно такое же оруде перевозки, какъ и первые, такова ‘упрощенная’ точка зрня марганцепромышленниковъ.
Жизнь чалвадара слагается изъ весьма несложныхъ элементовъ. Его спецальность,— перевозка руды,— требуетъ очень мало ума и знанй и очень много выносливости.
Около четырехъ часовъ утра чалвадаръ начинаетъ свой рабочй день, взваливаетъ вьюки на спины животнымъ и отправляется въ горы на рудники. Съ нагруженными вьюками онъ спускается пшкомъ въ Чатуры, изъ Чатуръ опять на рудники, и такъ цлый день.
Движене, однообразное, какъ качане маятника, притупляетъ въ немъ всякй проблескъ мысли, способность чувствовать и воспринимать впечатлня вншняго мра подавлена въ немъ ощущенемъ физической усталости. Солнце накаляетъ атмосферу и жжетъ людей. Пыль и жаръ сушатъ слизистую оболочку во рту, и когда чалвадаръ своими гортанными криками погоняетъ ословъ, получается такое впечатлне, будто у него сильно болитъ гордо. Отъ той же пыли,— ужаснаго бича чатурцевъ,— почти у всхъ чалвадаръ блки глазъ воспалены, и ихъ краснота рзко выдляется на черномъ фон кожи. На лиц, съ запекшимися губами и размазаннымъ потомъ марганцемъ, лежитъ тупое и напряженное выражене, часто оно говоритъ о крайнемъ физическомъ изнурени или о болзни: различить трудно.
Между крайними классами чатурскаго мра,— марганцепромышленнивами, представителями капитала, и возчиками — не существуетъ никакихъ непосредственныхъ сношенй. Связующимъ звеномъ между ними является классъ подрядчиковъ, марганцепромышленники входятъ въ сдлки только съ ними и совершенно отстраняютъ отъ себя всякое попечене о жизни низшаго рабочаго населеня, они только тогда начинаютъ волноваться и вспоминать о его существовани, когда временами масса возчиковъ отливаетъ изъ Чатуръ, перекочевывая въ другя мста, тогда перевозка становится дороже, и марганцепромышленники заводятъ рчи на свою любимую тему, о трудности положеня.
— Помилуйте!— вопютъ они,— вдь мы поставлены въ совершенно исключительныя условя работы, никакя политико-экономическя теори тутъ не примнимы, такъ какъ здсь все совершается какъ разъ наоборотъ: здсь не рабоче зависятъ отъ насъ, а мы отъ рабочихъ! Сегодня есть возчики,— работа идетъ, а завтра имъ вздумается уйти,— и хоть на себ вези руду!
Однако, до сихъ поръ возчикамъ не вздумалось уйти, и марганцепромышленники не возили руду на себ. Очевидно, въ Чатурахъ, какъ и везд, царитъ желзный законъ капитала и гонитъ рабочихъ къ марганцепромышленникамъ, какъ бабочекъ къ огню.
Кажется, нигд, какъ здсь, несправедливость и насиле не облекаются въ такя голыя и беззастнчивыя формы: чалвадаръ не способенъ къ протесту въ силу своей крайней забитости и дикости. Плеть и палка имютъ здсь широкое примнене: колотятъ лошадей, ословъ и… людей, такъ какъ чалвадары люди, вопреки мнню чатурскаго ‘общества’.
Нердко, издали, съ террасы дома, мн приходилось быть безсильнымъ зрителемъ избеня: жертвой неизмнно являлся возчикъ, палачемъ — подрядчикъ. Бывало, придешь домой усталый, смоешь съ себя ненавистную марганцовую пыль и сядешь пить чай или читать газету съ намренемъ отдохнуть и позабыть на время о марганцовомъ царств со всми его прелестями. Вдругъ слышишь отчаянные крики, смотришь въ ту сторону и видишь безобразную сцену: подрядчикъ колотитъ возчика,— зрлище настолько обыкновенное, что многе безучастно проходятъ мимо. Иногда, однако, истязане продолжается такъ долго, что обращаютъ на него внимане. Въ такихъ случаяхъ колотившй спасается бгствомъ, а его жертву, избитую часто до потери сознаня, переносятъ въ сторонку: пусть, молъ, отлежится.
Правда, есть въ Чатурахъ полиця, есть нсколько десятковъ ‘стражниковъ’, пшихъ и конныхъ. Бываетъ, хотя рдко, что возчикъ пытается искать у нихъ защиты, но толку изъ этого не получается никакого. Мн однажды пришлось въ этомъ весьма наглядно убдиться.
Какъ-то разъ мн понадобилось навести справку въ полицейскомъ участк. Въ сопровождени служащаго, чеченца Бурдена я, не спша, поднимался по тропинк въ гору, на которой, въ сторон отъ Чатуръ, находился участокъ. Недалеко отъ него насъ опередила группа людей, сразу обратившая на себя мое внимане.
Впереди шелъ стражникъ, за нимъ грузинъ, очевидно подрядчикъ, съ сумрачнымъ и непрятнымъ лицомъ, до самыхъ глазъ заросшимъ черной бородой. Позади шли два чалвадара, взглянувъ на нихъ, я вздрогнулъ: у обоихъ все лицо и голова были залиты кровью, ручьи ея, смшиваясь съ марганцемъ, покрывавшимъ ихъ лица, были грязнаго, темно-краснаго цвта.
Я вошелъ въ помщене участка вмст съ этой группой.
За столомъ, покрытымъ зеленымъ сукномъ и заваленнымъ отнятыми у грузинъ кинжалами,— результатъ производившагося въ Чатурахъ разоруженя,— сидлъ письмоводитель, молодой, красивый грузинъ, съ блыми выхоленными руками. Мелькомъ взглянувъ на пришедшихъ, онъ обратился сначала ко мн. Я навелъ нужную справку, но медлилъ уходить, желая узнать, чмъ кончится дло. Къ сожалню, весь разговоръ происходилъ по-грузински, и я долженъ былъ прибгнуть къ помощи Бурдена, чтобы понять его смыслъ.
Во все время объясненя обвиняемый подрядчикъ стоялъ совершенно спокойно, не давая себ труда говорить, онъ только на все отрицательно моталъ головой.
Чалвадары находились, видимо, въ большомъ затруднени, такъ какъ отъ нихъ требовали объясненя, значитъ нкоторой работы мысли, несравненно боле трудной для нихъ, чмъ возка марганца. Имъ помогалъ стражникъ. Чалвадары, указывая на свои окровавленныя лица и на подрядчика, говорили, что это онъ избилъ ихъ. Подрядчикъ отрицательно моталъ головой. Письмоводитель, съ лица котораго все время не сходило выражене скуки и апати, почти не глядлъ на тхъ, съ кмъ говорилъ, в конц концовъ объявилъ возчикамъ, что если они хотятъ дать длу ходъ, то должны представить свидтелей.
Такимъ образомъ, избитымъ, вмсто больницы, куда бы ихъ слдовало немедленно отправить, предлагали спуститься внизъ въ Чатуры, въ этотъ пыльный адъ съ 35 жары, и, среди тысячи другихъ возчиковъ, отыскать свидтеля Абдула, убдить его бросить работу и идти давать показаня въ участокъ.
Я вышелъ, не дожидаясь исхода дла: онъ былъ ясенъ.
Для людей привилегированныхъ трудно понять безъ большого усиля ума, каке стимулы даютъ силу жить человку съ долей чалвадара. Въ его жизни нтъ,— не говорю о красот,— нтъ намека на удобство, нтъ покоя, а есть одна нищета, грязь и изнурене, и если бы онъ умлъ смотрть впередъ, то не увидлъ бы передъ собой никакого просвта.
При такой судьб низшаго рабочаго населеня Чатуръ, а главное, при томъ отношени къ нему боле сильныхъ классовъ, которое характеризуется двумя словами: эксплуатаця и презрне,— понятны и несудимы становятся крайнее невжество и дикость его нравовъ. Драка и убйство,— дв вещи, безъ которыхъ трудно было бы представить Чатуры. Сколько разъ, бывало, ложишься спать и уже начинаешь забываться сномъ, какъ вдругъ пробуждаешься отъ звука выстрла или дикаго крика, какъ будто кого-то ржутъ. Затмъ, нарушенное безмолве ночи возстановляется, но тишина кажется жуткой… Эти отзвуки ночныхъ драмъ говорили мн, что чрныя ночи, нависающя надъ марганцовымъ царствомъ посл знойнаго дня, тревожны и не даютъ полнаго отдыха измученному чатурскому люду. Нездоровый организмъ не можетъ, очевидно, спать здоровымъ сномъ.
Съ тхъ поръ, какъ Чатурами завладлъ ‘чумазый’, мстечко это стало неузнаваемо, было бы положительно мудрено загрязнить его въ большей степени, чмъ это сдлали гг. марганцепромышленники. Широко пользуясь для своего обогащеня рудоносной землей и народомъ, который для нихъ за грошъ гнетъ спину, они взамнъ производятъ миллоны пудовъ марганца — для Европы и кучи грязи — для Чатуръ. Правда, самый родъ дла,— добыча марганцовой руды,— таковъ, что грязь, врне пыль, при немъ неизбжна. Пыль сплошь покрыла мстность, уничтожила почти всякую растительность и наложила на все кругомъ тяжелый, мрачный отпечатокъ. Противъ подобнаго врага марганцепромышленники безсильны, и, конечно, никто не упрекнетъ ихъ въ этомъ. Но одна пыль была бы съ полгоря. Въ Чатурахъ есть гораздо боле вредныя и возмутительныя вещи.
Одна изъ замчательныхъ особенностей Чатуръ заключается въ томъ, что въ нихъ больше скота, чмъ людей, и потому больше конюшенъ, чмъ всякихъ другихъ построекъ. Если бы эти конюшни были выстроены не въ черт Чатуръ, а въ окрестностяхъ или хотя бы на окраинахъ, если бы он были просторны и содержались въ чистот и порядк, то не было бы причины особенно жаловаться на нихъ, но въ томъ и бда, что чатурскя конюшни не только не удовлетворяютъ ни одному изъ этихъ условй, но, наоборотъ, представляютъ изъ себя что-то безобразное, вс он сколочены на живую руку изъ тонкаго теса, набиты биткомъ животными и завалены навозомъ. Навозъ, котораго въ Чатурахъ чуть ли не столько же, сколько марганца, не умщаясь въ конюшняхъ, лежитъ въ кучахъ возл нихъ, его здсь никогда не вывозятъ и иногда только жгутъ въ кострахъ, вечеромъ среди массы маленькихъ огоньковъ, которыми расцвчаются Чатуры, часто можно видть тамъ и сямъ большое пламя такихъ костровъ… Для марганцепромышленниковъ и подрядчиковъ, конечно, не тайна, что подобныя конюшни пагубны для здоровья населеня, и тмъ не мене они пальцемъ не двигаютъ, чтобы, уничтожить эти заразныя гнзда и замнить ихъ постройками, хотя бы сколько-нибудь сносными въ санитарномъ отношени, приходится только удивляться, какъ имъ самимъ не тошно отъ той ужасной грязи, среди которой имъ же приходится жить и работать.
Оригинальность Чатуръ не исчерпывается, однако, однми конюшнями, другая особенность ихъ заключается въ томъ, что въ нихъ осламъ и лошадямъ отдано ршительное предпочтене передъ возчиками: въ самомъ дл, для первыхъ, правда очень скверныя, но все же есть помщеня, а для вторыхъ совсмъ нтъ никакихъ. Марганцепромышленники и подрядчики, будучи послдовательны въ своихъ взглядахъ на чалвадаръ, предоставляютъ имъ спать вмст со скотомъ въ конюшняхъ на навоз. Не удивительно посл этого, что отъ чалвадара плохо пахнетъ, и напрасно гг. марганцепромышленники выражаютъ свое неудовольстве по поводу этого: ‘Вдь, отъ него за десять шаговъ несетъ!— говорятъ они съ гримасой отвращеня,— пустишь въ контору на пять минутъ, такъ потомъ цлый часъ комнату провтривать надо’. Но вдь не кто другой, какъ сами же промышленники создали марганцовое царство такимъ вонючимъ. Однихъ себя имъ и слдуетъ за это винить. У марганцепромышленниковъ, впрочемъ, хватитъ духу не согласиться съ этимъ, они готовы умыть руки во всхъ этихъ безобразяхъ подъ тмъ предлогомъ, что ни конюшни, ни скотъ, ни бытъ чалвадаръ совершенно не входятъ въ кругъ ихъ вдня, со всмъ этимъ имютъ дло исключительно подрядчики, на нихъ и должна падать вся отвтственность. Неизвстно, что скажутъ подрядчики, но, наврное, они будутъ кивать на марганцепромышленниковъ.
Въ Чатурахъ нтъ ни одной столовой для рабочихъ, и трудно было бы сказать, чмъ и какъ они, питаются, вмсто столовыхъ есть гибель духановъ, съ дешевымъ виномъ и скверной пищей. Здсь, какъ и повсюду, народъ чтитъ день субботнй и посвящаетъ его богу разгула, поэтому духаны торгуютъ бойко, они служатъ для рабочаго люда мстомъ отдыха и сбора. Еще ощутительне даетъ себя знать отсутстве бань въ Чатурахъ, правда, такое назване здсь носитъ какой-то старый сарай, но это, очевидно, недоразумне, по крайней мр, при мн въ этомъ сара стирала блье чуть ли не единственная на вс Чатуры прачка, но чтобы когда либо въ немъ мылись, объ этомъ никто не слыхалъ. Марганцепромышленники съ цлью помыться нарочно здятъ въ Кутаисъ, что же касается возчиковъ, то по здшнимъ понятямъ для нихъ совершенно достаточно рки Квирилы, которая и предоставлена въ ихъ полное распоряжене. Эта рка въ общемъ похожа на вс остальныя горныя рчки, но протекая черезъ Чатуры, она пробртаетъ совершенно исключительныя свойства, дло въ томъ, что на ея дн покоится изрядное количество лошадиныхъ и ослиныхъ костей, а если пройти внизъ по ея теченю саженей триста-четыреста, то непремнно увидишь въ ней двтри полускрытыя водой, разлагающяся туши: въ Чатурахъ отъ изнурительной работы падаетъ масса вьючныхъ животныхъ, вывозить ихъ за черту мстечка и закапывать — слишкомъ длинная и хлопотливая процедура, и жители частенько практикуютъ боле простой способъ — прямо стаскиваютъ трупы въ Квирилу, здсь они застреваютъ въ камняхъ и медленно разрушаются. Въ этой то рк чалвадары моются и купаютъ своихъ лошадей.
Свжему человку все это воротитъ душу, но чатурцы, т ничего, пообтерплись.
До поры до времени все шло по хорошему: конюшни заполнялись навозомъ, чалвадары спали въ конюшняхъ, туши лошадей и ословъ гнили въ Квирил, и ничто не смущало совсти гг. марганцепромышленниковъ. Неизвстно, долго ли бы продолжался такой порядокъ вещей, не случись обстоятельства, напугавшаго чатурцевъ и обратившаго на мстечко внимане правительства.
Это досадное обстоятельство заключалось въ томъ, что чалвадары стали умирать, какъ сговорившись и съ необычайной поспшностью: сегодня захворалъ, а завтра умеръ. Сначала не обращали вниманя, но потомъ стали бояться заразы. Возникла мысль о чум и на почв страха скоро выросла въ убждене.
Чатурскй врачъ, съ которымъ я говорилъ на эту тему, объяснялъ загадку повышенной и быстрой смертности иначе.
— Скажите, пожалуйста, это, конечно, не чума?— спросилъ я его.
— Конечно, нтъ,— отвтилъ онъ.— Если бы чума забралась эти конюшни, то здсь такъ бы стали умирать, что скоро ни одной души не осталось бы.
— Такъ что же это такое?
— Воспалене легкихъ.
— Но почему же,— удивился я,— люди умираютъ такъ быстро? Вдь, кажется, воспалене легкихъ тянется самое меньшее дней 5—7?
— Да, видите ли,— пояснилъ докторъ,— чалвадаръ работаетъ до послдней возможности, пока его держатъ ноги, въ больницу является съ 40 температуры и черезъ день-два отдаетъ Богу душу. И ничего не подлаешь при такихъ условяхъ!
Борьбу съ эпидемей затрудняло также обычное въ такихъ случаяхъ недовре массы къ медицинской помощи, впрочемъ, справедливость требуетъ замтить, что чатурское общество сдлало все отъ него зависящее, чтобы заставить чалвадаръ сомнваться въ его гуманности, поэтому они предпочитаютъ болть и умирать безъ посторонней помощи, у себя въ конюшняхъ или просто гд-нибудь въ кустахъ. Очень хорошо помню такой случай: какъ то разъ, совершенно случайно я попалъ на вскрыте. Въ сторон отъ прозжей дороги, на рогож лежало тло возчика, два фельдшера въ черныхъ перчаткахъ копошились надъ нимъ съ инструментами, тутъ же былъ докторъ, поодаль стояли полицейске чиновники и стражники. Я подошелъ къ доктору и спросилъ его, что обнаруживаетъ вскрыте.
— Воспалене легкихъ!— отвтилъ онъ.
— Гд же нашли тло?
— А вонъ тамъ, въ кустахъ, не меньше мсяца пролежало въ нихъ!
Дйствительно, разложене было настолько сильное, что черепная кость уже обнажилась, запахъ былъ до такой степени невыносимъ, что вс, даже привычный докторъ, стояли, зажавъ носъ. Я не могъ выдержать больше двухъ минутъ и ушелъ. Въ этомъ, весьма обыкновенномъ для Чатуръ случа заслуживаетъ вниманя то обстоятельство, что тло пролежало въ кустахъ, въ нсколькихъ саженяхъ отъ прозжей дороги, на которой съ утра до вечера толкутся люди, пять — шесть недль! Чатурцы проходили мимо, не стараясь отыскивать причину сквернаго запаха, такъ какъ наврное думали, что это гнетъ оселъ или лошадь.
Стоустая молва подхватила слухъ о чум и донесла его до Петербурга.
Такимъ образомъ случилось, что на Чатуры, гд люди безпрепятственно копошились по горло въ грязи, обратила внимане столица.
Было произведено спецальное медицинское изслдоване чатурской эпидеми. Мстный врачъ не ошибся: чума оказалась эпидемей воспаленя легкихъ съ добавленемъ тифа.
Чатурцы не сразу поврили. Дйствительно, надо считать счастливой случайностью, что эпидемя явилась въ Чатуры въ форм воспаленя легкихъ, а не чумы или какого-нибудь другого опаснаго инфекцоннаго заболваня.
Первое предостережене было очень милостиво.
Въ общемъ итог всхъ волненй, порожденныхъ мнимой чумой, была вполн реальная польза: стоило только разъ копнуть навозную кучу, и вс долго скрытыя прелести Чатуръ стали выплывать наружу.
Изъ Петербурга былъ командированъ въ Чатуры полковникъ А. съ порученемъ привести ихъ въ надлежащй видъ и порядокъ, онъ принялся за дло энергично. Немедленно была уничтожена значительная часть конюшенъ, при чемъ новыя запрещено было строить въ черт Чатуръ. Первымъ слдствемъ этой мры было то, что много возчиковъ ушло изъ Чатуръ къ величайшему негодованю марганцепромышленниковъ. Полковникъ А обратилъ внимане на падающй скотъ: при немъ перестали бросать его въ Квирилу и начали вывозить изъ Чатуръ и закапывать. Онъ принялъ рядъ другихъ мръ и затмъ ухалъ.
Полковникъ А. усплъ положить только начало упорядоченю Чатуръ, но они загрязнены до такой степени, что для ихъ очистки и передлки нужна не мсячная, а долгая и большая работа. Я ухалъ изъ Чатуръ вскор посл описанныхъ событй и не знаю, насколько успла измниться ихъ физономя, думается, однако, что не лишнимъ былъ бы и второй визитъ полковника А.
Чатуры одинъ изъ такихъ центровъ, которые только при самомъ бдительномъ и неустанномъ надзор могутъ не представлять опасности распространеня заразы и эпидемй. Ужъ очень мало довря внушаютъ къ своей чистоплотности гг. марганцепромышленники.
Полковникъ А., узжая, долженъ былъ благодарить одного помощника въ своей дятельности по очистк Чатуръ: таковымъ явился пожаръ.
Однажды ночью меня разбудили, чтобы посмотрть на горвшя Чатуры. Я вышелъ на террасу и увидлъ великолпное зрлище. Внизу, въ ущельи, было разлито море пламени. Огонь бросалъ фантастическй отблескъ на окружающя ущелье черныя горы и отражался огромнымъ заревомъ въ неб, дальше тьма смыкалась еще гуще и непроглядне. На верхъ доносились крики, шумъ, трескъ… отчетливо виднлись силуэты суетившихся безполезно людей. Освщенная пожаромъ рка текла, какъ расплавленный металлъ, на небольшомъ островк видны были тсно столпившяся въ кучу животныя: огонь выгналъ ихъ изъ конюшенъ, и они спаслись посреди рки. Пожаръ длился всю ночь. На утро Чатуры имли другой видъ: на значительной площади огонь истребилъ конюшни, на мст которыхъ теперь была груда тлвшихся развалинъ.
Въ дни большой премки руды мн часто приходилось дежурить ‘на всахъ’, гд ее взвшивали и грузили на платформу.
Главнымъ дятелемъ здсь являлся всовщикъ Ноэ Месхи, высокй рыжй грузинъ, слывшй въ Чатурахъ за большого храбреца, благодаря такой репутаци, подрядчики опасались съ нимъ ссориться, и на нашихъ всахъ время проходило сравнительно мирно.
Только что пришла партя лошадей. Черный, какъ трубочистъ, чалвадаръ устанавливаетъ ихъ на площадк всовъ.
— Ракъ ква? {По русски: какъ зовутъ?} — задаетъ Месхи обычный вопросъ.
— Джафаръ,— хрипитъ возчикъ.
Секунда-дв, и лошади взвшаны.
— Цади! {Ступай!} — коротко командуетъ Месхи.
Лошади прямо съ всовъ съ трудомъ избираются на крутую груду марганца. Чалвадаръ при помощи плеча и рукъ опрокидываетъ вьюки и вытряхиваетъ изъ нихъ руду, затмъ онъ кладетъ ихъ на спину лошадямъ, садится на одну изъ нихъ и снова отправляется на рудники.
На поворот дороги, изъ-за груды марганца показывается передовой оселъ, а за нимъ выдвигается, какъ какое-то войско, цлое стадо и медленно подвигается къ всамъ. Месхи смотритъ на нихъ неодобрительно: онъ не любитъ ословъ, такъ какъ установить ихъ на площадку всовъ гораздо хлопотливе, чмъ лошадей, чалвадары тянутъ ихъ за уши, кричатъ и усердно награждаютъ пинками. Но вотъ, они установлены, и Месхи, пользуясь моментомъ, быстро переводитъ пальцемъ гирку всовъ.
— Цади!— кидаетъ онъ чалвадару, и тотъ гонитъ ословъ на платформу.
На груд марганца царствуетъ грузинъ Матэ, его дло заключается въ надзор за правильной свалкой руды и въ ея браковани въ случа недоброкачественности. Этотъ Матэ — забавная личность. Когда премки мало, онъ понуро стоитъ на вершин груды, длать ему нечего, и отъ скуки физономя его съ длиннымъ носомъ принимаетъ убитое выражене. Но нужно его видть, когда подвозъ великъ и когда груды марганца непрерывно штурмуются подъ предводительствомъ черныхъ чалвадаръ цлыми войсками ословъ и лошадей. Тогда Матэ приходитъ въ необычайное движене, безъ шапки, съ краснымъ и потнымъ лицомъ, онъ, какъ духъ, носится надъ марганцемъ, простирая палку, ругаясь и крича до полнаго изнеможеня, къ концу такого дня онъ теряетъ голосъ и можетъ говорить лишь хриплымъ шопотомъ, но за то доволенъ.
Посл достаточнаго количества ругани и толкотни принесенный партей марганецъ выгруженъ, и ослы въ безпорядк сползаютъ съ груды внизъ, оглашая воздухъ своимъ непрятнымъ крикомъ. Чатурске ослы имютъ крайне жалкй видъ: малорослые, худые, съ вытертой шерстью, нердко окровавленные. Къ этимъ безобиднымъ и полезнымъ животнымъ мстное населене относится съ какой-то странной нелюбовью и брезгливостью, обращаются съ ними жестоко, чалвадары, въ вид понуканя, колютъ ихъ шиломъ или чмъ нибудь острымъ, норовя попасть въ самыя чувствительныя мста: въ голову, животъ, шею. Грузину доставляетъ удовльстве рзать имъ уши и бить палкой. Въ противоположность осламъ, лошади здсь въ большомъ почет, чалвадары любятъ ихъ и, насколько позволяетъ нужда, берегутъ и ухаживаютъ за ними, эта любовь къ лошадямъ нердко облекается у нихъ въ наивныя и трогательныя формы: часто можно видть, какъ грязный, оборванный чалвадаръ ведетъ лошадь, украшенную цвтами,— обыкновенно, вплетеннымъвъ гриву краснымъ макомъ, иногда вмсто цвтовъ лошади увшаны множествомъ бубенчиковъ, бусами и тому, подобными украшенями, тшащими незатйливый вкусъ чалвадара, но стоитъ снять съ этихъ лошадей вьюки, и подъ ними обыкновенно обнаруживается стертая въ кровь спина: это является неизбжнымъ слдствемъ вьючнаго способа перевозки.
Большая партя ословъ уходитъ. Настаетъ перерывъ. Месхи откладываетъ въ сторону счеты и записную книжку, достаетъ грузинскй романъ и принимается за чтене. Я отъ нечего длать наблюдаю жизнь сосднихъ платформъ, тамъ то же самое, что и у насъ, около одной изъ нихъ копошатся два чалвадара: они заняты переноской на платформу сваленнаго около всовъ марганца, одинъ изъ нихъ маленькй и коренастый, другой — высокй, тощй старикъ, насыпавъ мшокъ рудой, онъ обхватываетъ его длинными, костлявыми руками, напрягается изо всхъ силъ и взваливаетъ его на спину товарищу, каждый разъ посл этой операци, онъ долго не можетъ отдышаться. Это, очевидно, больной человкъ, выражене лица типично для чалвадара: черное отъ марганца, съ запекшимися губами и воспаленными красными глазами, на немъ трудно что-нибудь прочесть, кром страданя. Въ нсколькихъ саженяхъ отъ нашей платформы кипитъ желзнодорожная жизнь: безпрерывно маневрируютъ товарные позда, нагруженные марганцемъ, извергая клубы чернаго, вонючаго дыма.
Полдень. Невыносимо жарко и душно. Громадныя кучи чернаго металлическаго марганца, накаленныя солнцемъ, усиливаютъ жару. Воздухъ насыщенъ дкимъ запахомъ навоза и мазута, которымъ здсь отапливаются паровозы. Иногда по ущелью проходитъ втеръ и поднимаетъ облака марганцовой пыли, она проникаетъ и въ будку при всахъ, спецально выстроенную для защиты отъ нея, лзетъ въ глаза, носъ, уши, отъ нея непрятно тянетъ кожу лица и сохнетъ во рту.
Около всовъ лежатъ и бродятъ подрядчики съ сонными, скучающими физономями, они всецло отдаются лни, такъ какъ занятя у нихъ нтъ никакого, разв иногда представится случай пнуть ногой подвернувшагося осла или съ размаху ударить его палкой, когда приходитъ ихъ партя, они нсколько оживляются, это заставляетъ ихъ встать и подойти къ Месхи, чтобы слдить за процедурой взвшиваня руды, затмъ, поставивъ въ неимоврно грязную записную книжку нужныя цифры, они снова погружаются въ бездйстве.
Около пяти часовъ пополудни дятельность на всахъ затихаетъ. Приходятъ послдня три лошади, ихъ привелъ чалвадаръ Хамза, этого возчика я отлично знаю и выдлилъ изъ среды всхъ остальныхъ, какъ прятное и рдкое исключене: онъ здоровъ и веселъ, и лошади у него, какъ и онъ самъ, крпкя и сильныя, Хамза разукрасилъ ихъ на славу, а одной изъ нихъ онъ повсилъ на грудь совсмъ особенное украшене — блестящй и искрящйся подъ яркими лучами солнца осколокъ зеркала.
— Здравствуй, Хамза!— говорю я ему.
Чалвадаръ широко улыбается. Хамза, Хамза,— отвчаетъ онъ, не понявъ русскаго привтствя и думая, что ему задаютъ обычный вопросъ объ имени.
Но вотъ и лошади Хамзы взвшаны, Месхи выходитъ изъ будки и закрываетъ всы. Премка кончена, и я спшу домой.
Съ террасы дома чрезвычайно удобно слдить за всей жизнью Чатуръ. Между пятью и шестью часами рабочй день затихаетъ. По набережной двигаются лишь отдльныя, запоздалыя парти съ послднимъ грузомъ, сплошной гулъ прекращается, теперь отчетливо слышны отдльные звуки: съ противоположной стороны доносятся рзке свистки локомотивовъ, слва грохочетъ труба Панасье, спуская внизъ руду. Въ рк плещутся, моя своихъ лошадей, чалвадары. Вдали показывается пассажирскй поздъ, это часъ сбора на вокзал всего чатурскаго общества, сюда рискуютъ видти даже мстныя дамы — жены желзнодорожныхъ служащихъ, которыя днемъ прячутся отъ пыли по домамъ.
Южная ночь надвигается быстро, но она не приноситъ здсь прохлады: жаръ спалъ, но воздухъ тяжелъ и душенъ: скученная масса конюшенъ съ громаднымъ количествомъ гнющаго навоза — неистощимый источникъ зловоня. Съ наступленемъ темноты въ ущель повсюду зажигаются огни: мстами видны пылающе, костры, духаны наполняются пошабашившими рабочими, начинается ночная жизнь, не смотря на усталость дня, Чатуры засыпаютъ поздно.
Всякй, кто прзжаетъ въ Чатуры, но не длается самъ марганцепромышленникомъ и не окунается съ головой въ интересы марганцоваго дла, непремнно долженъ испытать чувство одиночества. Причину этого явленя надо искать въ особенномъ склад мстнаго общества, это общество очень смшанное: верхи его составляютъ крупные промышленники, короли марганцоваго дла, ворочающе сотнями тысячъ, низы состоятъ изъ личностей, подчасъ темныхъ, родъ занятй которыхъ трудно поддается опредленю, они стеклись сюда съ разныхъ концовъ въ надежд ловить рыбу въ мутной вод широкой промысловой жизни. Но не смотря на эту смшанность, чатурское общество, въ сущности, чрезвычайно однородно, отдльныя единицы его, взятыя вмст, представляютъ нчто очень цльное и характерное, он связаны между собою замчательно прочнымъ цементомъ — полною общностью интересовъ. Основа, сущность жизни всхъ безъ исключеня чатурцевъ заключается въ марганцовомъ дл, они сосредоточили на немъ вс свои силы безъ остатка, оно — ихъ ide fixe, и весь остальной мръ, поэтому, для нихъ одно пустое мсто. Проходя по Чатурамъ, видишь только марганецъ и слышишь разговоры исключительно о немъ. Когда пытаешься самъ заговорить съ чатурцемъ о чемъ-нибудь постороннемъ, то непремнно ловишь на себ его разсянный и отчужденный взглядъ, и вамъ становится ясно, что онъ слушаетъ только изъ вжливости и вотъ-вотъ переведетъ рчь на обычную тему о цн на пудъ, о платформахъ и тому подобныхъ вещахъ, близкихъ сердцу каждаго марганцепромышленника.
Чатуры похожи на какое-то заколдованное мсто, вокругъ нихъ какъ будто очерченъ волшебный кругъ, въ предлы котораго не имютъ доступа никаке отголоски окружающей жизни. А между тмъ, какъ разъ въ то время, когда я былъ тамъ, весь мръ, волновали событя громадной важности. Трансваальская война была въ разгар, она не приняла еще хроническаго характера и не успла потерять интереса новизны, за ней повсюду слдили лихорадочно, интересъ газетныхъ сообщенй выросъ вдвое, поэтому немудрена, что, прхавъ въ Чатуры прямо изъ Петербурга, гд про эту войну зналъ и толковалъ всякй лавочникъ и извозчикъ, я былъ крайне поражнъ тмъ полнымъ равнодушемъ, съ какимъ къ ней относилось мстное общество, чтене газетъ не входитъ въ привычки чатурцевъ, въ мстныхъ органахъ печати они прочитываютъ только то, что иметъ непосредственное отношене къ состояню рынка и марганцовому длу, и потому смло можно сказать, что они знаютъ о бурахъ разв немного боле, чмъ о жителяхъ на Марс. За два мсяца всего однажды мн удалось слышать суждене о нихъ: богатый марганцепромышленникъ жаловался мн на трудности марганцоваго дла.
— Вс думаютъ,— говорилъ онъ,— что мы здсь загребаемъ золото лопатами, а между тмъ, положа руку на сердце, я затруднился бы отвтить, выгодно наше дло или нтъ, напримръ, въ этомъ году оно положительно невыгодно.
— Какя же причины?— спросилъ я.
— Причинъ много, да вотъ, эти буры еще стали намъ поперекъ горла! Вы удивляетесь?— замтилъ онъ мое недоумне,— тутъ дло очень просто: почти вс англйскя суда заняты теперь этой войной, и фрахтъ непомрно вздорожалъ.
Не удивительно ли, что и на эту войну марганцепромышленникъ умудрился посмотрть исключительно съ точки зрня марганца? И такое отношене встрчаешь въ Чатурахъ ко всему.
Къ тому же времени относится начало извстныхъ событй въ Кита, и эти событя, которыя тревожили всю Европу, оказались не въ силахъ поколебать устойчивый индифферентизмъ чатурскаго общества. Война на Дальнемъ Восток не вызвала въ Чатурахъ не только никакого обмна мннй, но даже не сдлалась предметомъ нареканй, а это очень важный симптомъ, такъ какъ марганцепромышленники любятъ приписывать вс свои неудачи дйствю независящихъ отъ нихъ обстоятельствъ, и если они не бранили китайцевъ, какъ бранили буровъ, то, значитъ, о первыхъ они думали еще меньше, чмъ о вторыхъ.
Вляне марганцовой промышленности на населене Чатуръ, длающее его духовную жизнь такой исключительной и убогой, можно отнести къ явленямъ гипноза. Сила этого своеобразнаго марганцоваго гипноза особенно печально сказывается на немногихъ интеллигентныхъ представителяхъ мстнаго общества, они присасываются всмъ своимъ существомъ къ грубому марганцовому длу и вскор измняются до неузнаваемости, отстаютъ отъ лучшихъ привычекъ образованныхъ людей, не дотрогиваются ни до одной книги и газеты, длаются чужды всякой идейной работ, такъ что отъ всей ихъ образованности въ конц концовъ остается одинъ дипломъ. Жаль видть, что даже люди высокой культуры, попадая въ марганцовое царство, бываютъ не въ силахъ внести въ чужой монастырь свой уставъ, а напротивъ, принимаютъ мстный цликомъ и почти безъ всякой критики. Таковы лучше люди въ Чатурахъ, остальные, составляюще большинство, стоятъ еще гораздо ниже. Чатурцы больше хищники, въ ихъ взаимныхъ отношеняхъ имютъ силу исключительно соображеня личной выгоды, желане построить свою удачу на неудач другого, это — спекулянты, боящеся ‘пропустить моментъ’, у которыхъ дловитость перешла въ сухость, осторожность — въ подозрительность, послдняя, впрочемъ, иметъ свой raison d’tre, всякй новичокъ въ марганцовомъ дл неизбжно, употребляя мстную терминологю, ‘поступаетъ въ науку’, которая зачастую обходится очень дорого, и никто не можетъ похвастаться, что самъ училъ, но ученъ не былъ. Кратко говоря, въ Чатурахъ боле, чмъ гд либо, homo homini lupus.
Двухъ мсяцевъ жизни въ Чатурахъ оказалось совершенно довольно, чтобы детально познакомиться съ марганцовымъ промысломъ и его представителями. Когда, наконецъ, я слъ въ тотъ же вагончикъ чатурскаго позда, въ которомъ прхалъ сюда, но съ тмъ уже, чтобы сдлать какъ разъ обратное, т. е. оставить Чатуры, я испыталъ чувство громаднаго облегченя, точь-въ-точь, какъ человкъ, долго пробывшй въ удушливой атмосфер и, наконецъ, вырвавшйся на свжй воздухъ. Выйдя на открытую площадку вагона, я смотрлъ, какъ постепенно Чатуры отодвигались вдаль, вскор он совершенно потонули въ темнот быстро надвигавшейся ночи, и маленькй поздъ, скрипя и качаясь на заворотахъ, бжалъ по ущелью, сжатому въ громоздкихъ горахъ, слившихся съ хаотической массой ночныхъ облаковъ. Наслаждаясь, какъ роскошью, чистымъ воздухомъ, о которомъ въ Чатурахъ можно было только мечтать, я перебиралъ въ ум вынесенныя изъ марганцоваго царства впечатлня и невольно сравнивалъ первое и конечное изъ нихъ. Сначала, неустанное движене, кипучая дятельность Чатуръ поразили мое воображене, и я увидлъ въ нихъ избытокъ жизни, но поздне мн пришлось убдиться, что если физическаго напряженя и энерги здсь больше, чмъ нужно, то, наоборотъ, съ духовной стороны эта жизнь поразительно монотонна и убога, она заставляетъ вспоминать слова великаго русскаго писателя, утверждающаго, что истинная жизнь не тамъ, гд много видимости, гд движутся и сталкиваются большя массы, ‘а тамъ, гд совершаются чуть-чуточныя дифференцальныя измненя сознаня’.
При оцнк Чатуръ, ихъ темныя стороны порождаютъ вопросъ: оправдываетъ-ли цль, преслдуемая этимъ промышленнымъ центромъ, т средства, какими она достигается? Не слишкомъ-ли дорого обходится людямъ улучшене качества стали? Если поговорить съ марганцепромышленниками, то отъ нихъ услышишь много утшительнаго: ‘Мы,— непремнно скажутъ они,— способствуемъ развитю горнаго дла, ростимъ русске капиталы и являемся поборниками интересовъ отечественной промышленности, мы ея столпы’. Не будемъ спорить, господа, съ вами, согласимся даже, что вы столпы… и, все-таки, это не устраняетъ нкоторыхъ сомннй. Было бы нелпо, если бы золотоносные пески разрабатывались не на мст,— а увозились съ этой цлью за три-девять земель, между тмъ это самое мы видимъ въ марганцовомъ дл: тамъ, гд марганца много, его не умютъ утилизировать — въ Росси нтъ ферромарганцовыхъ заводовъ — и сырую руду, содержащую въ среднемъ 50% этого металла, тащатъ на тысячи верстъ, платя за провозъ и остальныхъ 50% земли и другихъ никуда негодныхъ примсей. Заграничные заводчики, заплативъ за руду втридорога, раскладываютъ издержки въ цн продукта, послднй поступаетъ на рынки, между прочимъ и на нашъ, и потребитель съ лиховой отдаетъ то, что взяли марганцепромышленники. Въ конечномъ результат въ выгод оказываются марганцепромышленники, заграничные заводчики и еще казенная желзная дорога, но отнюдь не русскй потребитель.— Въ данномъ случа можно воспользоваться и другимъ критеремъ. Пышная культура нашихъ дней требуетъ громаднаго количества черновой работы, и съ этой точки зрня Чатуры вполн отвчаютъ требованямъ времени, нельзя отвертываться отъ нихъ только потому, что жизнь не выливается здсь въ красивыя, чистыя формы, это удлъ крупныхъ центровъ, а не тхъ, гд культуру вырабатываютъ вчерн и гд она иметъ еще видъ замарашки. Но если приходится мириться съ грубостью и неприглядностью чатурской жизни, то ни въ какомъ случа нельзя оправдывать ея безобразй, не вызванныхъ необходимостью. Марганцепромышленники слишкомъ широко примняютъ къ своей дятельности правило: цль оправдываетъ средства. Никакой благой цлью нельзя извинить, что Чатуры превратили въ конюшни и что жизнь законныхъ обитателей этихъ послднихъ и жизнь чатурцевъ имютъ много общаго. Борьба съ этимъ зломъ — весьма не легкая задача: сами чатурцы едва-ли способны измниться къ лучшему, захолустность же мстечка длаетъ крайне затруднительнымъ контроль надъ нимъ правительства и общественнаго мння. Все это заставляетъ опасаться, что Чатуры еще не малое время будутъ ‘во зл лежать’, а гг. марганцепромышленники такъ же долго будутъ обнаруживать удивительное смшене понятй, принимая заодно и тоже ословъ и чалвадаръ, себя и поборниковъ отечественной промышленности.