Манифест английского короля о войне с Пруссиею
Манифест английского короля о войне с Пруссиею
Подписано: Георг, король.
Граф Минстер.
———-
Манифест английского короля о войне с Пруссиею, Английская_литература, Год: 1806
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Георг III, Божией милостью король соединенного королевства Великобритании и Ирландии, защитник веры, герцог Брауншвейг-Люнебургский, первый сокровищехранитель и курфюрст Священной Римской империи, и проч. и проч.
Двор прусский обнаружил неприятельские намерения, которые скрывал под дружескими уверениями.
Нота, врученная 4 апреля бароном Якобием Клестом английскому министру, гласит, что двор его принял в свое владение курфюршество Ганноверское, и что пристани Немецкого моря и Любекская заперты для британского флага.
Сие объявление опровергает уверения, которыми берлинский кабинет до сих пор старался прикрывать свои поступки, и показывает сверх того, какие его прусское величество по системе политической присваивает себе права на признательность всех держав северных.
Будучи лишен таким образом древнего наследства моего рода, я обижен в правах моих. Я, как монарх самодержавный, принял меры, которые предписывает достоинство моей короны. Но долг мой, относительно меня самого, Европы и всех моих подданных требует, чтобы я, как курфюрст Брауншвейг—Люнебургский, обнаружил чувствования свои и мысли о неправедном похищении моих Немецких областей.
Не нужно доказывать, сколь противен поступок сей праву народному и законам Немецкой империи. Нарушение оных так очевидно, что нет надобности в доказательствах. Правила священнейшие справедливости и чести, все обязанности, на которых основана вообще взаимная безопасность государств и особенно каждого общества, попраны ногами таким образом, что свет едва ли может поверить тому, если я не объявлю о событиях, коих истина доказывается подлинными бумагами, собранными по моему повелению.
Поступки двора берлинского со времен занятия курфюршества его войсками в 1801 году, — его недружественное поведение, когда продолжались переговоры о вознаграждениях после Люневильского трактата, — объявление, изданное им, когда Франция готовилась завладеть курфюршеством, — наконец тягостные условия, на которых он соглашался ввести свои войска вместо французских, подали ганноверскому правительству многие причины избегать посредничества Пруссии, даже в то время, когда между ею и Францией едва не доходило до разрыва. Происшествия, которые помещали экспедиции, назначенной по соглашению между Великобританиею, Россиею и Швециею, прибыть на положенный срок в Ганновер, послужили поводом пруссакам занять курфюршество, которое французы принуждены были оставить. — Сей поступок сопровожден со стороны Пруссии весьма дружественными уверениями. Она предложила ганноверскому начальству отправлять дела по—прежнему от моего имени, и собрать рассеянное войско. Область Ганноверская, бывшая в самом несчастном положении, ощутила сугубое бремя от многих податей, которые потребованы прусским войском, несмотря на то состояние, в каком французы оставили ее.
По окончании военных действий в Южной Германии, надлежало ожидать нападения на Север. Император всероссийский, желая отвратить опасности, которым Пруссия могла подвергнуться, войска свои, под начальством графа Толстого, и корпус барона Беннигсена, вследствие соглашения в Потсдаме заключенного, поручил его прусскому величеству, и обещался сверх того в случае нужды поддавать всякую помощь. Совсем нельзя было полагать, чтобы Пруссия воспользовалась сим случаем, и чтобы обещание, данное Англиею в рассуждении вспомогательных денег, она употребила на исходатайствование у Франции условий, противных тем выгодам, для которых обещана помощь. Однако это случилось. Тайный договор, которого следствия начинают обнаруживаться, подписан графом Гаугвицом и генералом Дюроком 15 декабря 1805 года, то есть в то самое время, когда Пруссия обязана была Франции объявить войну, если бы сия держава не приняла предложений, которые граф Гаугвиц должен был ей сделать по силе Потсдамского соглашения.
Спустя семь дней (22 декабря) берлинский кабинет предложил английскому послу, какие надлежало сделать распоряжения вместе с прусскими генералами, относительно позиции соединенных войск в Нижней Саксонии, вследствие чего отправлен подполковник барон Круземарк с письмом к ганноверскому правительству, чтобы убедить его отпустить съестные припасы для продовольствия французского гарнизона, в Гамельне находившегося.
Надлежало содействовать исполнению сих распоряжений (подписанных 4 января, но не иначе, как впредь до окончательного решения), ибо нужно было предупредить, чтоб французская войска чего—нибудь не предприняли против Ганновера в продолжение переговоров. Неужели двор берлинский не знал, каким образом граф Гаугвиц окончил сии переговоры? неужели прежде подписания трактата ему не известна была цель его? неужели сей министр по своей воле располагал совестью своего государя?
В 7—й день января берлинский кабинет возвестил ганноверскому правительству, что вследствие трактата, подписанного и подтвержденного обеими сторонами, Немецкие мои области не будут заняты французскими войсками, что часть сих войск, которая оставалась еще, будет выведена, и что области, до тех пор, пока мир между Англией и Францией не решит судьбы их, приняты будут под покровительство войск его прусского величества, и под его исключительное управление. От ганноверского правительства требовано, хотя и без успеха, чтобы оно повелело всем своим чиновникам впредь почитать себя подчиненными прусской управляющей комиссии, а более никому.
Бумага, отправленная 25 января к министру прусскому, и назначенная для оправдания сего поступка, подписана собственною рукою короля прусского. Она оканчивается сими словами: ‘Думаю, не нужно упоминать, что области должны быть весьма довольны сею переменою. Мои желания исполнятся, если управление — которое принял я на себя, руководствуясь бескорыстными намерениями — послужит ко благу страны и ее жителей, и если сим угожу его британскому величеству, которому как в сем, так и во всех случаях, желаю изъявлять опыты моего почтения, доброхотства и дружбы, сколько обстоятельства дозволять будут’.
События прошедшие и опасение впредь могущих случиться не дозволили мне долго колебаться, какие меры принять надлежало курфюршеству, моему правительству дано повеление не входить ни в какие переговоры, клонящиеся к тому, чтобы новое нашествие французов на Ганновер предупредить занятием сей области пруссаками.
Торжественное объявление против сего поступка, сделанное моим министром, осталось без успеха. Король прусский занял большую половину курфюршества в то время, как войска мои оставляли твердую землю, его повеление исполнено в противность моим выгодам.
Легко было предвидеть, что граф Гаугвиц, будучи в Париже, найдет средство заключенные между Франциею и Пруссиею условия, и подтвержденные обеими договаривающимися сторонами, направить к истинной, давно предположенной цели. Это и случилось. Войска французские заняли Аншпах (которому назначено быть заменою по трактату 15 декабря) в тот самый день, в который маркиз Луккезини мог прибыть в Берлин с известием, что Франция требует исполнения статей, заключенных в Вене.
Ответ британского кабинета, на сообщение от 25 января, получен в Берлине уже тогда, как государственный министр барон Гарденберг уведомил английского посла о неприятельских поступках, принудивших меня прервать сношения с таким двором, который мог так много забыться.
Нота прусская от 4 апреля не содержит в себе ни одного доказательства, которое оправдывало бы поступок, ничем неизвиняемый. Она уверяет в мирных расположениях Пруссии, но сии расположения тогда только были б искренни, когда б основывались на справедливом нейтралитете. Нота, врученная 14 октября министру французскому от берлинского кабинета, когда Пруссия казалась оскорбленною насильственным вторжением в Аншпахскую область, свидетельствует, что сей кабинет до того времени благоприятствовал Франции. Поступки его показывали еще менее беспристрастия. Дозволив перейти французским войскам, бывшим в Ганновере, через свои области, он объявил, что с оружием в руках будет противиться переходу войск российских. Франция силой провела свои войска через Прусские области, и потом притворно приносила извинения, которые можно почитать новою обидою. Она ясно видела, к чему клонится неудовольствие Пруссии, которое в самом деле казалось прекращенным, когда его величество император всероссийский лично начал вести с королем переговоры.
Тогда Пруссия потребовала от Великобритании обещанных ей вспомогательных денег, и подписала в Потсдаме договор, которого условия конечно исполнила бы в точности, если я забыл долг свой, я согласился на сделанное мне предложение уступить курфюршество Ганноверское, и взять за него какую—нибудь Прусскую область.
Пруссия утверждает, что по окончании военных действий в Моравии, от нее не зависят средства обезопасить свою монархию и северные государства. Она, по—видимому, хочет уверить, что против воли своей должна была увеличиться, и сделаться не предметом, но орудием мщения врагов моих.
Такое признание не приличествует великой державе. Всей Европе известно, что прежде Аустерлицкого сражения, Пруссия точно могла дать мир Европе, если б только сделала то, чего требовали от нее существенные выгоды ее, и честь оскорбленной монархии. Она ничем не извинит себя, для чего пропустила этакой случай. Даже после 2 декабря, разве она не имела 250,000 человек войска, которое помнит еще победы, одержанные под предводительством Великого Фридерика, — войска, находящегося в самом лучшем положении, и подкрепляемого всею российскою армиею, которой два корпуса состояли под повелениями короля прусского?
Без сомнения, она подвергалась некоторым опасностям, но ее положение предписывало презирать опасности, и охранять честь государства. Владетель, колеблющийся в выборе, разрушает основание, на котором утверждена военная монархия, Пруссия теперь уже должна чувствовать, что она потеряла свою независимость.
Нота 4 апреля утверждает, что Франция почитала курфюршество завоеванною областью, и что войска французские готовы были войти в нее для окончательных распоряжений, а курфюршество Ганноверское, как составная часть Немецкой империи, не вмешивалось в войну Англии со Франциею, хотя и было неправедно занято сею державою, которая однако часто давала знать, что возвратит Ганновер, если ей обещают нечто другое. Франция наконец принуждена была оставить курфюршество, 40,000 человек союзных войск охраняли его, когда граф Гаугвиц подписал трактат, располагающий судьбою моих владений. Правда, корпус войск российских тогда находился в повелениях его прусского величества, однако начальствующий оным генерал, как честный человек, не усомнился бы сражаться с тем, кто вздумал бы напасть на союзников его государя. Не будем говорить о французском гарнизоне, охранявшем Гамельн, гарнизоне немногочисленном, не имевшем средств защищаться, и находившемся в опасности. В то самое время как союзники хотели осаждать Гамельн, Пруссия обещаниями своими склонила оставить план сей.
Приписываемое Франции намерение решить судьбу курфюршества было бы противно несколько раз повторенным ее объявлениям, оно было бы противно военным обыкновениям, — ибо никогда прежде заключения мира решительно не располагают завоеванными областями, а особливо когда хотят показать наклонность к миролюбию.
Пруссия не имела права судить, могла ли Великобритания не впустить неприятеля в курфюршество. Англия, как сильная держава, нашла бы средства с честью окончить войну, которую ведет за свои выгоды. Но трудно понять, по какой причине Пруссия утверждает, что ее действия удалили неприятельские войска из курфюршества, и обезопасили Север: после вероломных поступков берлинского кабинета, прусские войска столь же чужды будут курфюрществу, как и французские.
Пруссия не должна бы говорить о своих пожертвованиях в такое время, когда только думает о своем распространении, а особливо если она не полагает в числе пожертвований потерю своей независимости и пренебрежение своих обязанностей, отказавшись от одной из старинных областей своего дома и от подданных, которые тщетно просили ее защиты. Впрочем, ее пожертвования не имеют ничего общего с системою моей политики, и не дают никакого права присваивать себе господства над моими немецкими подданными, которых верность до сих пор осталась непоколебимою, и которые всегда пребудут верными моей особе и фамилии государей, несколько веков сряду пекшихся об их счастье.
Ясно, что поведение Пруссии не происходит от свободной воли ее государя, но есть следствие влияния, которое неприятели мои имеют на кабинет сего монарха. Однако все дворы и все государства, кои могут судить о случившихся происшествиях, и о системе, принятой кабинетом прусским, согласятся, что поступок, сделанный против государя, соединенного с его прусским величеством узами крови и дружбы, опаснее явных неприятельских действий.
Будучи уверен в справедливости моего дела, взываю ко всем державам Европы, кои для собственных выгод должны воспрепятствовать утверждению системы, грозящей политическим разрушением одной из составных частей Немецкой империи, и подвергающей всю империю неизбежной опасности. В качестве курфюрста, убедительно требую законной помощи от Немецкой империи и от ее августейшего начальника, равным образом от России и Швеции, как держав, поручившихся за целость Конституции, — держав, прежде объявивших и ныне объявляющих о достохвальной готовности своей охранять мои владения.
Наконец торжественно протестую от моего и наследников моих имени против насильственного нарушения прав моих на курфюршество Брауншвейг—Люнебургское и области от него зависящие, — и в качестве курфюрста повторяю объявление, поданное министром моим в Берлине, что никакая замена, никакое вознаграждение не заставят меня забыть, чем я должен моему сану, любви и приверженности моих ганноверских подданных. Никогда не отступлюсь от курфюршества.
Дано в Виндзорском дворце, 20 апреля 1806, царствования нашего в 46 лето.
Георг III, Мюнстер Э.Ф.Г. Манифест английскаго короля о войне с Пруссиею / Георг, король, граф Минстер // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.27, N 12. — С.287—300.