Съ выраженіемъ ужаса и отчаянія сидлъ въ своей кроватк грехлтній малютка, мальчикъ. Сжавъ въ кулакъ об рученки, онъ немилосердно оралъ на весь домъ. Въ продолженіи нкотораго времени никто не слышалъ раздирающихъ его воплей, такъ какъ дтская находилась въ отдльномъ западномъ флигел господскаго дома, а нянька бесдовала съ садовникомъ подъ снью лавровыхъ кустовъ, окаймлявшихъ этотъ домъ съ восточной стороны. Ключница, которой случайно пришлось проходить мимо флигеля, услышавъ плачъ мальчика, бросилась къ нему и принялась его утшать. Дло въ томъ, что маленькій Джоржъ былъ ея любимцемъ, а няньку его она не особенно жаловала.
— Что съ тобой, голубчикъ! Что такое случилось? Чего ты испугался, Джорженька?— спрашивала она.
— Его… Такого страшнаго городового! Я видалъ его сегодня на морскомъ берегу, а теперь онъ приходилъ сюда, ко мн! Дженъ говорила вдь, что онъ непремнно придетъ!
— Полно, голубчикъ, городовые никогда не ходятъ въ дома къ хорошимъ дтямъ. Повернись лучше къ стнк и возьми меня за руку.
— А все-таки я видлъ его сегодня на берегу и онъ заходилъ теперь сюда!.. Гд же твоя рука, Гарнеръ?
Ключница сидла возл кроватки до тхъ поръ пока всхлипыванія малютки, постепенно ослабвая, смнились ровнымъ дыханіемъ безмятежнаго сна. Убдившись, что Джоржъ крпко заснулъ, она потихоньку отъ него ушла.
— Послушайте, Дженъ,— сказала она потомъ няньк,— зачмъ вы наговорили ребенку всякаго вздора про городовыхъ?
— Съ чего вы это взяли? я ничего подобнаго ему не говорила.
— Не сочиняйте пожалуйста. Ему даже приснился городовой!
— Мы съ Джорженькой встртили сегодня Тисдаля, когда катались на берегу моря на осл, въ колясочк. Должно быть отъ этого и приснился мальчику городовой.
— Ну, ладно! Надюсь, что вы не станете больше пугать ребенка своими глупыми розсказнями. Баринъ пока еще ничего объ этомъ не знаетъ, но если вы еще разъ когда-нибудь мн попадетесь, то и т. д. и т. д. и т. д.
——
Мальчикъ лтъ шести лежалъ въ кроватк и съ увлеченіемъ разсказывалъ себ самому сказки. Недавно только, замтивъ у себя эту невдомую до тхъ поръ способность, мальчикъ тщательно скрывалъ ее отъ окружавшихъ его взрослыхъ. За мсяцъ передъ тмъ мать не договорила ему сказку, такъ что пришлось придлать конецъ къ ней самому. При этомъ Джоржъ съ величайшимъ наслажденіемъ нашелъ, что приключенія, слагавшіяся у него въ голов, оказывались такими же новыми и занимательными, какъ въ настоящей сказк которую приходилось слышать впервые. Героемъ повствованія являлся храбрый принцъ, убивавшій каждый вечеръ передъ отходомъ ко сну страшнаго змя, который потомъ къ утру опять оживалъ. Съ теченіемъ времени роль сказочнаго героя перешла къ юному Джоржу, послдовательно превращавшагося въ принца, пашу, истребителя великановъ и т. п. (Какъ видите, у Джоржа имлось полное основаніе умалчивать, во избжаніе насмшекъ, о своихъ авторскихъ талантахъ). Сказки, которыя придумывалъ мальчикъ лежа въ постельк, незамтно переносили его въ Страну Сновъ, до того изобиловавшую необыкновенными приключеніями, что не было ни малйшей возможности упомнить изъ нихъ хотя бы даже половину. Бесдуя съ тнями, падавшими отъ ночника, самъ мальчикъ объяснялъ, что эти необыкновенныя приключенія начинались всегда въ одномъ и томъ же опредленномъ мст, а именно возл большой кучи хвороста, сложенной невдалек отъ морского берега. Джоржъ бгалъ сперва каждый разъ вокругъ нея въ запуски съ другими маленькими мальчиками и двочками. По окончаніи этихъ состязаній начинали совершаться дивныя событія: корабли быстро приплывали съ моря далеко въ глубь суши и превращались тамъ въ картонныя коробочки, зеленыя съ позолотой желзныя ршетки вокругъ роскошныхъ садовъ оказывались мягкими и гибкими какъ воскъ, такъ что разступались сами собой передъ мальчикомъ пока онъ помнилъ, что все это происходитъ во сн. Ему никогда не удавалось, однако, сохранять такое сознаніе доле нсколькихъ секундъ, не переносясь изъ міра грезъ въ міръ дйствительности. Тогда оказывалось, что Джоржъ, вмсто того, чтобы опрокидывать многоэтажные дома, переполненные взрослыми людьми (и подломъ имъ!), сидитъ себ преспокойно на громадной ступеньк большущей лстницы, зубря таблицу умноженія, которую требовалось выучить наизустъ до крестика, поставленнаго передъ четырежды шесть.
Для мальчика было до чрезвычайности интересно уже и самое начало сказочныхъ похожденій, предшествовавшее бганью въ запуски. Онъ понималъ тогда какъ нельзя лучше, что можетъ, если угодно, крикнуть готовящимся къ состязанію товарищамъ: ‘Все это только нарочно! Стоитъ мн только захотть, и я васъ сейчасъ же поймаю!’
Героиней всхъ диковинныхъ похожденій, начинавшихся у кучи хвороста, являлась особа такой красоты, что словами не разсказать и перомъ не описать. Она переселилась въ страну грезъ изъ стариннаго, давно уже распроданнаго изданія сказокъ Гримма. Красавица эта была свидтельницей всхъ геройскихъ подвиговъ Джоржа въ его схваткахъ съ буйволами, страшными змями, великанами и т. п. За такое участливое вниманіе она была наречена сразу двумя, наиболе нравившимися мальчику именами: Анной и Луизой, изъ которыхъ составилось для нея одно имя Анналуизы. При переход сказочныхъ приключеній въ сновиднія, Анналуиза превращалась въ одну изъ двочекъ, бгавшихъ съ Джоржемъ вокругъ кучи хвороста, не утрачивая при этомъ царственнаго своего титула и короны.
Однажды Джоржъ утонулъ при ней въ океан (дло происходило какъ-разъ на слдующій день посл того, какъ нянька дйствительно выкупала его въ мор). Утопая, Джоржъ воскликнулъ: ‘Бдная Анналуиза наврное будетъ жалть обо мн! Красавица, прогуливавшаяся тмъ временемъ тихонько по прибрежному песочку, возразила на это: ‘Ха, ха, ха! со смхомъ загоготала вдругъ уточка!’ Для бодрствующаго ума такого рода заявленіе не могло бы показаться вполн соотвтствующимъ обстоятельствамъ дла, но, при всемъ томъ, оно сразу же успокоило Джоржа и, безъ сомннія, являлось магическимъ заклинаніемъ, обладавшимъ чудодйственной силой. Морское дно немедленно поднялось и Джоржъ благополучно выбрался на сушу, причемъ у него на каждой ног оказался, вмсто сапога, огромный цвточный горшокъ въ цлый футъ поперечникомъ. Такъ какъ въ дйствительной жизни мальчику строжайше воспрещалось дотрогиваться до цвточныхъ горшковъ, то онъ, разумется, испытывалъ при этомъ случа тмъ боле сильное чувство торжествующей радости, не вполн подобающее послушному мальчику.
Дйствія взрослыхъ, которыя Джорженьк приходилось безропотно претерпвать, не предъявляя никакихъ притязаній понимать таковыя, перенесли вншній его міръ, по достиженіи мальчикомъ семилтняго возраста, въ мсто, именовавшееся Лтнимъ Оксфордомъ. Тамъ имлись громадныя зданія, окруженныя обширными степями и пересченныя безпредльно длинными улицами. Важне всего было, однако, существованіе въ этомъ диковинномъ мст молочной фермы съ маслобойней. Джоржу смертельно хотлось на ней побывать, такъ какъ ему казалось, что тамъ все обильно смазано превосходнйшимъ сливочнымъ масломъ, до котораго онъ самъ былъ большимъ охотникомъ. Онъ убдился въ правильности своихъ предположеній, когда нянька, пройдя съ нимъ однажды сквозь большую каменную арку, привела его къ чрезвычайно жирному толстяку, освдомившемуся: не угодно-ли ему скушать кусочекъ хлба съ масломъ и сыромъ. Джорженька привыкъ кушать во всякое время и всякій часъ, а потому скушалъ то, что ему было пожертвовано на ферм и, безъ сомннія, выпилъ бы также нкоторое количество буроватой жидкости, именовавшейся двойнымъ элемъ, если бы нянька не поторопилась увести его въ балаганъ на вечернее представленіе пьесы, которая именовалась ‘Духъ Пеппера’. Пьеса эта была самаго съ ногъ сшибательнаго свойства. Головы то и дло слетали съ плечъ и валялись всюду по сцен,— скелеты танцовали такъ усердно, что вс косточки у нихъ прыгали и колотились одна объ другую, а тмъ временемъ самъ мистеръ Пепперъ,— несомннно страшнйшій изъ злодевъ, размахивалъ руками,— драпировался въ какой-то длинный халатъ и разсказывалъ нараспвъ глухимъ басомъ про свои жестокія загробныя страданія. Необходимо замтить, что Джоржъ никогда еще до тхъ поръ не слыхалъ пнія мужчинъ. Нсколько взрослыхъ, сидвшихъ по сосдству, пытались объяснить мальчику, что иллюзія въ этой пьес производилась съ помощью зеркалъ и что тутъ нечего пугаться. Джоржъ не зналъ, что именно такое иллюзія, но ему было хорошо извстно зеркало съ ручкой изъ слоновой кости, лежавшее на столик въ уборной его мамаши. Онъ пришелъ отсюда къ логическому заключенію, что взрослые и на этотъ разъ умышленно говорятъ чушь, по своему крайне прискорбному обыкновенію. Въ антрактахъ мальчикъ старался пріискать себ какое-нибудь развлеченіе. Рядомъ съ нимъ сидла маленькая двочка, вся въ черномъ,— съ волосами, зачесанными наверхъ,— совсмъ какъ у двицы въ книжк, подаренной ему недавно въ день рожденія и озаглавленной ‘Алиса въ стран чудесъ’. Двочка взглянула на Джоржа, а Джоржъ взглянулъ на нее. Этого было достаточно для того, чтобы они оба почувствовали себя представленными другъ другу съ соблюденіемъ всхъ надлежащихъ формальностей.
— А вдь я обрзалъ себ палецъ!— объявилъ мальчикъ, обращаясь къ своей сосдк. Это было первымъ подвигомъ, совершеннымъ Джоржемъ при помощи перваго подареннаго ему перочиннаго ножа. Онъ немало гордился этимъ причиненнымъ себ самому нешуточнымъ порзомъ, имвшимъ видъ неправильнаго треугольника.
— На рану сверху наложили пластырь, но подъ нимъ прямо сырое мясо!— объяснилъ Джоржъ, показывая раненую свою руку.
— А вамъ не бойно?— освдомилась двочка, срые глазки которой были полны соболзнованія и сочувствія.
— Ужасно больно. Отъ боли у меня можетъ сдлаться даже столбнякъ!
— Стласно даже смотлть! Мн васъ очень залко!
При этихъ словахъ двочка прикоснулась указательнымъ пальцемъ къ рук мальчика и, для боле удобнаго ея осмотра, склонила на бокъ свою головку.
Нянька Джоржа въ свою очередь обернулась и, дернувъ его за курточку, замтила строгимъ тономъ:
— Вамъ, сударь, не слдуетъ разговаривать съ чужими двочками.
— Она вовсе не чужая! Она очень миленькая и мн нравится. Я показалъ ей теперь, какъ обрзалъ себ палецъ.
— Скажите на милость, вотъ еще что выдумали! Извольте сейчасъ же перемниться со мной мстами!
Она посадила мальчика на свое мсто и совершенно закрыла отъ него собою двочку въ черномъ плать. Тмъ временемъ взрослый, сидвшій позади, принялся снова докучать мальчику тщетными попытками объясненій, и приглашалъ его не пугаться.
— Увряю васъ, что я вовсе не пугаюсь,— возразилъ Джоржъ, окончательно приходя въ отчаяніе.— Отчего это только вы не изволите спать посл обда, какъ это длаетъ оріельскій профосъ?
Джоржа познакомили съ носившимъ это званіе, взрослымъ, который потомъ безцеремонно заснулъ въ его присутствіи. Джоржу казалось, что профосъ былъ самымъ важнымъ лицомъ во всемъ Лтнемъ Оксфорд, а потому онъ упомянулъ объ этомъ сановник именно съ цлью позолотить преподносимую пилюлю. Она не понравилась взрослому сосду мальчика, но все-таки онъ замолчалъ, и Джоржъ имлъ возможность, откинувшись на спинку сиднья, безпрепятственно восторгаться представленіемъ, шедшимъ на сцен. Мистеръ Пепперъ заплъ снова. Низкій звучный его басъ, адское красное пламя и длинныя разввающіяся одежды, все это смшивалось какъ-то у мальчика въ одно цлое съ маленькой двочкой, отнесшейся съ такимъ состраданіемъ къ его порзу. По окончаніи пьесы она кивнула головой Джоржу, а онъ, въ свою очередь, отвтилъ ей тмъ же. До самаго отхода ко сну мальчикъ воздерживался отъ излишней болтовни, а взамнъ того размышлялъ о новыхъ впечатлніяхъ: о звукахъ, цвтахъ, освщеніи, музык и о всемъ вообще виднномъ и слышанномъ, по скольку это оказывалось для него понятнымъ, причемъ грудной басъ стовавшаго мистера Пеппера сливался почему-то съ лепетомъ двочки въ черномъ плать. Ночью, лежа въ постельк, Джоржъ придумалъ себ новую сказку, изъ которой безсовстно удалилъ очаровавшую горнаго духа принцессу съ золотою короной и всми другими прелестями, которыя значились въ сказкахъ Гримма, и замнилъ ее новой Анналуизой. При такихъ обстоятельствахъ было совершенно естественнымъ и законнымъ, что, прибывъ въ большому штабелю хвороста, онъ нашелъ, что Анналуиза ждетъ его уже тамъ, съ волосами, зачесанными назадъ,— похожая какъ дв капли воды на Алису въ стран чудесъ. Тотчасъ же затмъ начались состязанія и всевозможныя дивныя приключенія.
Десять лтъ, проведенныхъ въ большомъ англійскомъ закрытомъ учебномъ заведеніи, не могутъ особенно поощрять мечтательность. Джоржъ пріобрлъ себ за это время, кром надлежащаго роста и соотвтственнаго объема груди, многое еще другое, о чемъ не упоминается въ училищныхъ отмткахъ. Онъ былъ обязанъ всмъ этимъ систем принудительныхъ игръ въ крикетъ и ножной мячъ, а также бганью, при которомъ его заставляли подбирать съ земли мелкіе предметы. Этими атлетическими играми занимались въ школ четыре или пять разъ въ недлю, причемъ мальчикъ, позволявшій себ манкировать такими забавами безъ медицинскаго свидтельства о болзни, или же письменнаго требованія со стороны какого-либо изъ учителей, подвергался за каждый разъ тремъ полагавшимся ему по закону ударамъ гибкой и хлесткой ясневой трости. Изъ восьмилтняго робкаго и застнчиваго ребенка, расплакавшагося посл разлуки съ мамашей такъ, что его должна была утшать лазаретная надзирательница, Джоржъ, къ десятилтнему возрасту, обратился уже въ забіяку съ крпкими мускулами, заводившему постоянныя драки съ своими товарищами въ приготовительной школ. Оттуда его перевели въ боле обширный міръ, населенный тремя стами учениковъ, обитавшихъ въ громадныхъ дортуарахъ у подошвы холма. Тамъ ему приходилось по нскольку разъ въ день смиренно обращать къ наказующему чело, бросавшее такіе бойкіе вызовы къ подготовительной школ. Джоржъ обратился въ рябца младшаго отдленія третьяго класса, ходившаго въ измятыхъ воротничкахъ и запыленной шляпенк. Онъ исполнялъ, вмст съ тмъ, должность легкаго резервиста при игр въ малый ножной мячъ. Его кое-какъ перетащили сквозь тинистое болото младшаго отдленія четвертаго класса, гд обыкновенно увязаютъ и накопляются малоспособные элементы школы. Онъ пріобрлъ тогда почетную второразрядную шапочку за игру въ ножной мячъ,— удостоился получить въ свое распоряженіе особый кабинетъ для научныхъ занятій съ двумя товарищами, и сдлался кандидатомъ на должность подирефекта. Въ этотъ ршающій моментъ Джоржъ встртилъ себ поддержку и поощреніе со стороны старшаго учителя, усмотрвшаго въ немъ матеріалъ для будущаго порядочнаго человка. Подъ особымъ надзоромъ старшаго учителя, онъ принялся работать систематически и не спша. Благодаря этимъ стойкимъ, разумно управляемымъ усиліямъ, Джоржъ, съ теченіемъ времени, удостоился чести сидть за столомъ префектовъ, съ правомъ имть при себ трость и употреблять таковую, разумется, съ должными ограниченіями. Подъ конецъ онъ достигъ полнаго расцвта своей славы, сдлавшись старшимъ ученикомъ въ школ, обязательнымъ предводителемъ въ атлетическихъ играхъ и старшиною въ своемъ флигел, гд, при содйствіи своихъ помощниковъ, заставлялъ семьдесятъ подростковъ, въ возраст отъ двнадцати до семнадцати лтъ, соблюдать должную дисциплину и приличія. Вмст съ тмъ онъ состоялъ верховнымъ арбитромъ при всхъ ссорахъ, происходившихъ среди щепетильныхъ учениковъ шестаго класса, ссорахъ, о которыхъ простымъ смертнымъ ни подъ какимъ видомъ не полагалось даже слышать. Онъ былъ пріятелемъ и естественнымъ союзникомъ Старшаго учителя, завдывавшаго всею школой и занимался въ особой отдльной комнат, гд, надъ разными приспособленіями для атлетическихъ игръ: веревкой, служившей для обозначенія границы, шеста для прыганья черезъ препятствія и т. п., помщались почетные кубки, выигранные имъ на ежегодныхъ состязаніяхъ, а также черная съ золотомъ шапочка, полагавшаяся ему какъ предводителю пятнадцати лучшихъ игроковъ въ ножной мячъ. Онъ прибгалъ уже въ употребленію настоящихъ бритвъ, которыя вызывали благоговйное уваженіе въ состоявшихъ при немъ рябцахъ. Въ корридор за его дверьми лежали полосатые, черные съ желтымъ, призовые столбы, съ торжествомъ выносившіеся на крикетное поле при состязаніяхъ съ другими училищами. Когда онъ выходилъ на эти состязанія въ черномъ своемъ джерси, блыхъ брюкахъ и черныхъ чулкахъ (парадной форм лучшихъ пятнадцати игроковъ),— съ новымъ призовымъ мячомъ подъ мышкой и старой заслуженной почетною своею шапкой, ухарски сдвинутой на затылокъ, мелюзга изъ младшихъ классовъ смотрла на него издали съ благоговніемъ, а игроки въ новыхъ почетныхъ шапкахъ демонстративно заговаривали съ нимъ, дабы показать, всмъ и каждому что ‘онъ’ обращаетъ на нихъ вниманіе. Случалось иной разъ, что Джоржъ возвращался къ столбу посл медленной, но замчательно благоразумной игры, въ продолженіи которой онъ лично ничего не сдлалъ (какъ это однажды и оказалось лтомъ, въ партіи, состоявшей изъ ста трехъ ударовъ и перебжекъ), но вся школа кричала ему тмъ не мене ‘ура’, а дамы и двицы, собравшіяся посмотрть на состязаніе, глядли преимущественно на Коттара,— на ‘старшину’ Коттара и говорили одна другой, указывая на него украдкой пальцемъ: ‘Вотъ это и есть Коттаръ!’ Приходящіе ученики сознавали, что хотя, разумется, пріятно прозябать дома въ обществ мамаши, но тмъ не мене было бы еще лучше вести обильную радостями жизнь полнаго пансіонера въ коттаровскомъ флигел. На Джорж Коттар лежала, главнымъ образомъ, отвтственность за такъ называемый духъ школы. Немногимъ вроятно извстно, съ какимъ страстнымъ увлеченіемъ посвящаютъ себя юноши, принадлежащіе къ извстному, опредленному типу, такой задач, когда она на нихъ возложена. Родной домъ представлялся Джоржу какою-то далекой страной, изобиловавшей лошадками для верховой зды, всевозможными удобствами для охоты и рыбной ловли, а также гостями мужескаго пола, препятствовавшими, какъ на зло, осуществленію задуманныхъ плановъ, тогда какъ школа являлась настоящимъ нешуточнымъ міромъ, гд происходили событія жизненной важности и возникали кризисы, которые надлежало улаживать безотлагательно и съ должной осмотрительностью. Недаромъ, вдь, у древнихъ римлянъ говорилось консуламъ: ‘Блюдите за тмъ, чтобы съ республикой не случилось чего-либо дурного’. Поэтому юный Джоржъ съ искренней радостью приступалъ по окончаніи каникулъ снова къ отправленію своихъ обязанностей. За нимъ стоялъ, держась, однако, нсколько поодаль, мудрый и философски спокойный старшій учитель, бывшій въ то же время и директоромъ школы. Онъ совтовалъ Джоржу являться, смотря по обстоятельствамъ, незлобивымъ, какъ голубь, или же мудрымъ, какъ змій. Скоре легкими намеками, чмъ словами, директоръ указывалъ ему, что мальчики и взрослые люди въ сущности одно и то же, такъ что человкъ, умющій управлять мальчиками, со временемъ выучится управлять и взрослыми. Другимъ верховнымъ правителемъ школы, вліяніе котораго Джоржъ уяснилъ себ лишь впослдствіи, былъ унтеръ-офицеръ, обучавшій молодежь фронту и фехтованію. Этотъ унтеръ-офицеръ, руки и ноги котораго двигались съ какою-то автоматической быстротою и правильностью, былъ свидтелемъ и очевидцемъ всхъ продлокъ и каверзъ десяти поколній школьной молодежи, которою управлялъ въ долгіе зимніе вечера на ученьяхъ, а также при занятіяхъ фехтованіемъ и военной гимнастикой. Тамъ, средй стукотни фехтовальныхъ дубинокъ, лязга рапиръ, звяканья пружинныхъ штыковъ, ударявшихся о нагрудники и безпрерывнаго хлопанья боксерскихъ перчатокъ, малорослый унтеръ-офицеръ Скофильдъ отиралъ съ себя потъ, сидя на деревянной лошадк, прыгать черезъ которую только что передъ тмъ обучалъ, и объяснялъ директору школы, какими таинственными путями можно опредлить, чуть-ли не закрывъ глаза, истинную цнность любого ученика.
Вообще же школа не ставила себ задачей развитіе эмоціональной стороны у своихъ питомцевъ. Она старалась, напротивъ того, держать ихъ, если можно такъ выразиться, въ черномъ тл,— выдлять изъ ихъ среды непригодные къ военной служб элементы, а боле пригодные выпускать прямо въ армію, безъ помощи дорого стоящихъ лондонскихъ спеціалистовъ по части подготовки къ экзамену, подъ гостепріимной кровлей которыхъ молодежь выучивается уже слишкомъ многому. Старйшина школы, Коттаръ, пошелъ общей проторенной тропою. За послднее полугодіе директоръ училища принялся съ нимъ заниматься усердне, чмъ когда-либо, отполировалъ его, какъ говорится, начистоту, научилъ, какого рода отвты боле всего нравятся извстнымъ экзаменаторамъ и дозволяютъ получить наилучшія отмтки, а затмъ передалъ молодого человка установленнымъ властямъ, которыя и перевели его однимъ изъ первыхъ въ Сандгерстское военное училище. Джоржъ обладалъ достаточнымъ благоразуміемъ, дабы убдиться, что очутился тамъ снова, какъ бы въ младшемъ отдленіи третьяго класса. Онъ съ уваженіемъ относился къ начальству, а потому и оно, въ свою очередь, стало относиться къ нему съ уваженіемъ. Коттаръ былъ произведенъ въ капралы и получилъ такимъ образомъ власть надъ цлымъ отдленіемъ юнкеровъ, обладавшихъ одновременно пороками взрослыхъ и мальчиковъ. Это было первымъ изъ многихъ случаевъ, когда ему весьма и очень пригодилась опытность, пріобртенная въ школ. Наградой ему послужили: цлый рядъ призовыхъ кубковъ, пріобртенныхъ на атлетическихъ состязаніяхъ, почетная сабля за хорошее поведеніе и, наконецъ, королевскій патентъ на чинъ поручика въ первоклассномъ армейскомъ пхотномъ полку. Онъ не зналъ, что всегда носилъ съ собою пріобртенный въ школ аттестатъ, являвшійся самъ по себ настоящимъ капиталомъ, но съ удовольствіемъ видлъ, что товарищи въ полку относились къ нему такъ хорошо и дружественно. Джоржъ не имлъ недостатка въ деньгахъ, а полученное имъ школьное образованіе наложило на него свой отпечатокъ и научило, чего именно порядочный человкъ ни подъ какимъ видомъ не долженъ длать. Благодаря той же школьной подготовк, онъ умлъ пользоваться своими глазами и ушами, держа вмст съ тмъ языкъ за зубами, а на парад далеко не портилъ общаго впечатлнія, которое производила его рота.
Автоматическая дятельность британскаго имперскаго механизма перенесла міръ Джоржа Коттара въ Остъ-Индію, гд ему пришлось извдать полнйшее одиночество въ оберъ-офицерской казарменной квартир. Ему полагались всего одна комната и одинъ сундукъ въ обозной повозк, перевозившейся на буйволахъ. Въ обществ полковыхъ офицеровъ поручикъ Коттаръ изучилъ съ самаго начала новую жизнь возможно обстоятельне. Въ сосдств полковой стоянки можно было достать кое какихъ лошадокъ по сравнительно умреннымъ цнамъ. Нашлись также, хотя и довольно плохенькіе остатки своры гончихъ. Затмъ можно было: играть въ крикнетъ, стрлять въ цль, хлопотать объ организаціи курса военной гимнастики и, благодаря всему этому, Коттаръ тянулъ свою лямку, не предаваясь чрезмрно отчаянію. Онъ смутно сознавалъ, что полкъ, расположенный въ Индіи, можетъ оказаться на дйствительной служб гораздо скоре, чмъ этого вообще ожидаютъ, и что оберъ-офицеру не мшаетъ, пожалуй, заняться добросовстнымъ изученіемъ своей профессіи. Маіоръ, принадлежавшій къ числу штабъ-офицеровъ новой школы, восторженно поддерживалъ въ немъ это убжденіе. (Маіоръ былъ низенькій черноволосый мужчина, преисполненный всяческихъ свдній). Онъ и Коттаръ собрали себ вдвоемъ порядочную военную библіотеку, читали, соображали и спорили о военныхъ вопросахъ по вечерамъ иной разъ до поздней ночи. Адъютантъ, напротивъ того, говорилъ Джоржу: ‘Познакомьтесь хорошенько съ солдатами вашего взвода, молодой человкъ, и они пойдутъ тогда за вами въ огонь и воду. Все, что вамъ на самомъ дл необходимо, ограничивается именно стариннымъ, шаблоннымъ правиломъ: узнайте хорошенько своихъ солдатъ’. Коттару казалось, что онъ достаточно хорошо познакомился съ солдатами своего взвода на ученьяхъ и во время игры въ криккетъ, но въ дйствительности онъ узналъ ихъ досканально лишь когда его командировали съ отдленіемъ изъ двадцати человкъ въ небольшую крпостцу съ оградой, сложенной изъ глиняныхъ комковъ. Крпостца эта стояла на берегу рки, черезъ которую былъ перекинутъ мостъ на судахъ. При половодь мостъ обыкновенно срывало и гарнизону приходилось тогда рыскать вдоль берега, собирая унесенные водою понтоны. Во всякое иное время длать было нечего, а потому нижніе чины пьянствовали, развлекались азартными играми и ссорились другъ съ другомъ. Это были плохенькіе солдаты, такъ какъ въ командировку съ молодымъ оберъ-офицеромъ обыкновенно посылаютъ худшихъ людей изъ всего полка. Коттаръ выносилъ дурное ихъ поведеніе настолько терпливо, насколько это было для него возможно, а затмъ заказалъ въ сосднемъ селеніи полдюжины паръ боксерскихъ перчатокъ (въ англійскомъ военномъ устав нтъ постановленія, запрещающаго офицеру принимать участіе въ различныхъ видахъ спорта, полезныхъ для здоровья).
— Я не сталъ бы порицать васъ за драки, если бы вы только умли пользоваться своими руками, но именно этого умнья вамъ и не хватаетъ. Возьмите-ка эти перчатки, и я покажу вамъ, какъ дерутся порядочные люди,— объявилъ онъ своимъ подчиненнымъ. Дло это вышло очень занятное, такъ какъ поручикъ имлъ возможность надлежаще проучить какого-нибудь непокорнаго молодаго негодяя и въ то же время выучить этого негодяя чему-нибудь путному. Солдаты по достоинству оцнили старанія юнаго своего командира. Вмсто того, чтобы осыпать товарища трехъэтажной бранью и проклятіями, угрожая его пристрлить, они могли теперь отойти съ нимъ въ сторонку и отвести себ душу боксомъ, хотя бы до полнаго истощенія силъ. Солдатикъ, котораго Коттаръ встртилъ однажды съ распухшимъ глазомъ, разсченной губою и нсколькими вышибленными зубами, объяснилъ:
‘Мы, ваше благородіе, пробовали сперва минутъ двадцать боксировать въ перчаткахъ, но никакого облегченія себ отъ этого не получили. Тогда, ваше благородіе, мы сняли перчатки и минутъ двадцать еще поработали безъ нихъ такимъ самымъ манеромъ, какъ вы насъ этому обучали, и это намъ страсть какъ помогло! У насъ, ваше благородіе, никакой драки не было. Мы просто занимались боксомъ такъ себ, на споръ’.
Коттаръ не счелъ возможнымъ разсмяться, но пригласилъ своихъ подчиненныхъ заняться также и другими видами спорта, Онъ заставлялъ ихъ по вечерамъ бгать вокругъ крпостцы въ однихъ рубашкахъ и брюкахъ по слду, обозначенному разбросанными бумажками и подбирать на бгу эти бумажки, а также обучалъ ихъ фехтованію на дубинкахъ. Туземное населеніе, обнаруживавшее большія симпатіи ко всмъ вообще видамъ спорта, заинтересовалось, наконецъ узнать, имютъ-ли блокожіе какое-нибудь понятіе о борьб. Явившійся съ этой цлью въ крпостцу туземный развдчикъ хваталъ солдатъ за шиворотъ и швырялъ ихъ на земь. Это возбудило у всего отдленія самое ревностное желаніе ознакомиться какъ можно обстоятельне съ пріемами борьбы. Солдаты платили собственныя деньги туземнымъ учителямъ атлетическаго спорта, что было, разумется, во всхъ отношеніяхъ гораздо производительне затраты жалованья на покупку пива, водки и т. п. Здоровенные рослые сосдніе крестьяне собирались громадными толпами вокругъ мста, гд происходили состязанія, и заливалась самымъ задушевнымъ смхомъ.
Отдленіе, которое прибыло въ фортъ въ обозныхъ телгахъ, запряженныхъ буйволами, вернулось оттуда въ главную квартиру пшкомъ, длая среднимъ числомъ верстъ по пятидесяти въ день. Въ немъ не оказалось ни больныхъ, ни арестованныхъ. Ни одинъ человкъ изъ всего отдленія не былъ отданъ подъ судъ. Вс двадцать рядовыхъ, прибывшихъ изъ командировки, вернулись въ казармы, вознося до небесъ своего поручика и съ нетерпніемъ добиваясь случая подраться съ какимъ-нибудь пріятелемъ.
— Какъ вы достигли такого результата, молодой человкъ?— спрашивалъ адъютантъ.
— Я спустилъ съ нихъ лишній жиръ и выработалъ у нихъ кой-какіе мускулы. Положительно никакой хитрости тутъ не было. Это такіе пустяки, что и говорить-то о нихъ не стоитъ.
— Если вы такъ на это смотрите, то мы дадимъ вамъ случай почаще заниматься такими пустяками. Поручику Девису приходитъ очередь отправляться въ командировку, но онъ не обнаруживаетъ къ этому особенной охоты. Угодно вамъ заступить его мсто?
— А вы убждены, что онъ не обидится? Мн бы не хотлось обойтись неделикатно съ товарищемъ.
— Пожалуйста не безпокойтесь на счетъ Девиса. Кром того, на этотъ разъ мы дадимъ вамъ самые, что ни на есть, подонки со всего полка, а вы постарайтесь уже изъ нихъ сдлать, что можете.
— Ну и прекрасно,— согласился Коттаръ.— Мн это будетъ все же интересне, чмъ бить баклуши здсь въ штабъ-квартир.
— Странное дло,— сказалъ адъютантъ, когда Коттаръ удалился опять въ пустыню съ двадцатью солдатами, еще худшими, чмъ была его прежняя команда.— Какъ это Коттаръ не догадывается, что половина здшнихъ двицъ и дамъ готовы были бы отдать все на свт за удовольствіе вести его за собой на буксир.
— Должно быть по этому самому г-жа Элери и утверждаетъ, будто я слишкомъ много уже заставляю работать хорошенькаго моего молодого офицерика,— объяснилъ ротный командиръ Коттара.
— Понятное дло!— насмшливо подтвердилъ адъютантъ.— Меня постоянно вдь спрашиваютъ: ‘Отчего онъ не выходитъ по вечерамъ на музыку?— Нельзя-ли пригласить его четвертымъ для партіи въ лаунъ-теннисъ съ двицами Гаммонъ?’ — То-ли дло молодой поручикъ Девисъ, который разыгрываетъ изъ себя осла передъ овцой, одтою ягненкомъ, хотя она по годамъ смло бы годилась ему въ матери.
— Никто не можетъ сказать про молодого Коттара, чтобы онъ интересовался какими-либо женщинами: блокожими, или же черномазыми. Жаль только, что такіе молодцы, какъ онъ, обыкновенно кончаютъ тмъ, что попадаютъ на удочку къ самымъ, что ни на есть, сквернымъ бабамъ,— задумчиво замтилъ маіоръ.
— Коттара не такъ-то легко подцпить! Мн довелось встртиться до сихъ поръ всего лишь съ однимъ молодцомъ того же сорта,— съ поручикомъ Инглесомъ, въ Южной Африк. Онъ былъ такой же какъ разъ юноша, тренированный на атлетическихъ играхъ и державшій себя всегда въ превосходнйшемъ физическомъ состояніи. Особеннаго барыша ему это не принесло. Его застрлили на берегу Вессельштрома за недлю до Магобской битвы. Интересно, однако, знать: удастся-ли Коттару привести свою команду въ человческій видъ?
Коттаръ вернулся шесть недль спустя пшкомъ съ своими питомцами. Если они не пріобрли такой высокой полировки, какъ предшествовавшая команда, то потому лишь, что представляли собою матеріалъ еще боле плохого качества. Самъ поручикъ Коттаръ не разсказывалъ о своихъ педагогическихъ подвигахъ, но солдаты говорили о нихъ съ восторгомъ, и отрывки этихъ разсказовъ доходили до полковника черезъ фельдфебелей, деньщиковъ и т. п.
Между нижними чинами перваго и второго отдленія обнаруживалось завистливое соперничество, но т и другіе единодушно обожали Коттара и выказывали свою привязанность къ молодому поручику, избавляя его отъ непріятныхъ хлопотъ, которыя солдаты умютъ такъ ловко причинять нелюбимому офицеру. Въ полку, какъ и въ школ, онъ не гонялся за популярностью, а между тмъ она сама шла къ нему. Онъ не выказывалъ ни малйшаго лицепріятія даже и въ такихъ случаяхъ, когда, на ротномъ состязаніи игроковъ въ крикетъ, самые, что ни на есть, лнтяи одержали въ послднюю минуту верхъ, благодаря неожиданно выпавшему на ихъ долю счастливому случаю. Солдаты относились къ молодому поручику почтительно, безъ навязчивой фамильярности, а онъ самъ умлъ, словно по инстинкту, разгадывать обманщиковъ, притворявшихся больными, чтобы отлынивать отъ службы, и выводилъ ихъ на чистую воду. При всемъ томъ солдатъ, которому на самомъ дл нездоровилось, или же который чувствовалъ, что у него на душ тяжело, безбоязненно шелъ прямо къ поручику Коттару, знавшему, что разница между запуганнымъ грустнымъ рябцомъ англійской школы и несчастнымъ новобранцемъ, только что поступившимъ изъ рекрутскаго депо, на самомъ дл очень не велика. Видя это, фельдфебеля начали сообщать Коттару такія вещи, которыя обыкновенно держатся втайн отъ молодыхъ офицеровъ. Старшій въ полку фельдфебель началъ, по собственному почину, помогать молодому поручику совтами мудрости, вынесенной изъ двадцатилтней службы. Эти совты очень пригодились Джоржу Коттару и впослдствіи, когда онъ былъ назначенъ полковымъ адъютантомъ. Тмъ временемъ слово молодого офицера считалось авторитетомъ въ казармахъ. При всхъ недоразумніяхъ, происходившихъ въ буфет или за чаемъ, оно имло ршающій голосъ. Денщикъ Коттара относился къ его вещамъ съ такимъ же почтительнымъ уваженіемъ, съ какимъ въ былое время рябцы смотрли на его бритвы. Даже самыя сварливыя вдьмы изъ числа солдатскихъ женъ, постоянно возбуждавшія обвиненія противъ товарокъ, укравшихъ будто бы у нихъ дрова или же не въ очередь занявшихъ мсто на плит, не ршались предъявлять такихъ жалобъ, когда Коттаръ назначался дежурнымъ по полку и по обязанности службы освдомлялся у нихъ утромъ: всмъ-ли он довольны?
— Понятное дло, что мн слдовало жаловаться,— разсказывала капральша Моррисонъ.— Я просто готова убить эту жирную корову, на которой женился О’Галлоранъ, но вы и сами вдь знаете, что тутъ ничего не подлаешь. Онъ пріотворитъ дверь въ комнату, стыдливо заглянетъ туда вдоль хорошенькаго своего носика и спроситъ такимъ нжнымъ шепотомъ: ‘Имются у васъ какія-нибудь жалобы’? Ну разв можно посл того, сами посудите, жаловаться, когда, съ позволенія сказать, такъ и хочется его расцловать? Должно быть я когда-нибудь это и сдлаю. Клянусь мужнинымъ капральствомъ, что женщина, которая подцпитъ этого невиннаго мальчика, будетъ страхъ какъ счастлива! Ну поглядите на него, двчата! Разв хватитъ у кого-нибудь изъ васъ духу меня порицать?
Коттаръ халъ верхомъ рысцею черезъ площадку, направляясь къ мсту, отведенному для игры въ поло. Онъ дйствительно производилъ впечатлніе недюжиннаго мужчины, когда, уступая разгорячившейся своей лошадк, пустилъ ее въ галопъ и заставилъ изящно перескочить черезъ глинобитную стнку, огораживавшую мсто, отведенное для игры. Далеко не одна капральша Моррисонъ питала къ молодому поручику такія симпатіи. Коттаръ устраивался, однако, такъ, чтобъ быть серьезно занятымъ по одиннадцати часовъ въ сутки. Онъ находилъ, что хихиканье двицъ и дамъ на площадк только мшаетъ играть въ теннисъ и, проведя однажды вечеръ на пикник въ саду, объявилъ маіору, что считаетъ вечеръ этотъ для себя безцльно потеряннымъ, чмъ заставилъ маіора расхохотаться. Офицерское общество у нихъ въ полку было по преимуществу холостымъ, хотя самъ полковникъ оказывался женатымъ. Коттаръ сторонился съ благоговйнымъ почтеніемъ отъ полковницы, которая сплошь и рядомъ употребляла въ разговор выраженіе ‘мой полкъ’, какъ всмъ извстно, чрезвычайно многозначительное. Офицерамъ хотлось, чтобы полковница взяла на себя раздачу призовъ, выбитыхъ на полковой стрльб, но она отказалась отъ этого наотрзъ вслдствіе того, что одинъ изъ удостоившихся приза былъ женатъ на особ, позволившей себ, по слухамъ, какъ-то подшутить надъ командиршей за широкою ея спиною. Офицерское общество поручило тогда Коттару какъ-нибудь умаслить разгнванную даму. Онъ выполнилъ это порученіе съ несомнннымъ успхомъ, такъ какъ полковница немедленно же уступила.
— Ей надо было только узнать обстоятельства дла: я объяснилъ ей ихъ, и она тотчасъ же согласилась,— объявилъ поручикъ своимъ товарищамъ.
— Н-да!— замтилъ адъютантъ,— иначе и быть не могло. Что жь, вы идете сегодня вечеромъ на балъ въ егерскій полкъ?
— Нтъ, благодарю васъ. У насъ съ маіоромъ будетъ сегодня сраженіе.
Дйствительно, цломудренный поручикъ сидлъ до полуночи у маіора. Тамъ вооружившись парою циркулей и часами съ независимой секундой, они поочередно передвигали маленькія раскрашенныя свинцовыя пластинки по карт масштабомъ верста въ дюйм. Вернувшись затмъ домой, Джоржъ погрузился въ безмятежный сонъ, полный самыхъ пріятныхъ, здоровыхъ грезъ. Молодой поручикъ замтилъ, при самомъ начал второго жаркаго сезона своей службы въ Индіи, что въ его снахъ обнаруживалась своеобразная особенность. Два или три раза въ мсяцъ сны эти повторялись, или же, напротивъ того, шли другъ за другомъ въ послдовательномъ порядк. Онъ уносился тогда въ царство сновъ всегда по одной и той же дорог, шедшей вдоль берега мимо большого штабеля хвороста. Вправо отъ дороги раскидывалось море, иногда, во время прилива, чуть не доходившее до нея, иногда же, въ отливъ, отступавшее такъ далеко, что едва лишь виднлось на горизонт. Онъ зналъ, однако, всегда, что это одно и тоже море. Направляясь по знакомой дорог, черезъ пригорокъ, покрытый короткой поблекшею травою, онъ могъ проникнуть въ долины, наполненныя всяческими чудесами и нелпостями. За этимъ пригоркомъ, увнчаннымъ чмъ-то врод уличнаго фонаря, ршительно все представлялось возможнымъ, но Джоржу казалось, что дорога до самаго фонаря извстна ему также хорошо, какъ учебный плацъ. Онъ съ нетерпніемъ ожидалъ всегда этого фонаря, такъ какъ, добравшись туда, былъ убжденъ, что будетъ прекрасно спать всю ночь, а безсонница въ жаркую погоду вещь очень непріятная. Бывало, закрывъ глаза, онъ видитъ передъ собою сперва очертанія кучи хвороста, возл которой тянется блая песчаная полоса прибрежной дороги, почти нависшей надъ чернымъ, измнчивымъ моремъ. Затмъ дорога эта поворачивала внутрь страны на пригорокъ, направляясь прямо къ единственному, стоявшему тамъ фонарю. Чувствуя себя чмъ-либо взволнованнымъ, Джоржъ говорилъ себ самому, что наврное туда доберется, если только закроетъ глаза и предоставитъ событіямъ идти своимъ чередомъ. Однако, разъ ночью, посл сумасбродно долгой игры въ поло, (термометръ показывалъ у него въ комнат въ десять часовъ вечера +35 по Цельзію) онъ такъ-таки и не могъ уснуть, не смотря на вс свои старанія разыскать хорошо извстный ему путь къ тому пункту, откуда начинался у него настоящій сонъ. Онъ увидлъ подъ конецъ кучу хвороста и торопливо устремился на пригорокъ, чувствуя позади себя безсонный, знойный удушливый міръ. Онъ благополучно добрался уже до фонаря и сгоралъ желаніемъ погрузиться въ дремоту, когда вдругъ передъ нимъ появился городовой, простой англійскій городовой, дотронувшійся до его плеча, прежде чмъ онъ имлъ возможность спуститься въ разстилавшуюся передъ нимъ туманную долину. Молодой поручикъ почувствовалъ себя тотчасъ же объятымъ ужасомъ,— безнадежнымъ ужасомъ, какой можно испытывать только во сн. Городовой объявилъ ему грознымъ, явственнымъ голосомъ, какимъ вообще принято говорить обитателямъ соннаго царства: ‘Я полисменъ День и возвращаюсь изъ города Сновъ. Не угодно-ли вамъ идти со мною?’ Джоржъ зналъ, что заявленіе полисмена совершенно справедливо. Какъ разъ подъ нимъ, въ долин, виднлись огоньки главнаго города Соннаго царства, гд онъ нашелъ-бы себ пріютъ, а между тмъ этотъ полисменъ обладалъ законнымъ правомъ не пускать его туда и вернуть обратно въ страну злополучнаго бодрствующаго состоянія. Открывъ глаза, молодой офицеръ убдился, что глядитъ на полосу свта, отброшенную на стн мсяцемъ и въ тоже время дрожитъ отъ страха. Ему пришлось неоднократно въ продолженіи жаркаго сезона встрчаться съ этимъ городовымъ и каждый разъ испытывать такой же самый ужасъ, что, впрочемъ, представлялось совершенно естественнымъ, такъ какъ появленіе городового всегда предвщало тяжелую безсонную ночь.
Другіе сны, совершенно уже нелпые, наполняли душу молодого офицера невообразимымъ счастьемъ. Вс вообще сны, о которыхъ сохранялось у него воспоминаніе, начинались возл кучи хвороста. Такъ, напримръ, тамъ, близь самой дороги, стоялъ на якор маленькій пароходъ, приводимый въ движеніе часовымъ механизмомъ. Только что Джоржъ успвалъ ссть на этотъ пароходъ, какъ онъ начиналъ уже мчаться съ изумительной быстротою по гладкой какъ зеркало поверхности моря. Это было до чрезвычайности интересно, такъ какъ молодой человкъ чувствовалъ, что находится на пути къ важнымъ географическимъ открытіямъ. Пароходъ останавливается близь лиліи, высченной изъ камня и совершенно естественно плававшей на вод. Прочитавъ на этой лиліи надпись: ‘Гонконгъ’, Джоржъ говорилъ: ‘Ну, такъ и есть! Я всегда ожидалъ, что Гонконгъ именно такимъ и окажется. Какъ все это великолпно!’ Прохавъ еще нсколько тысячъ верстъ (причемъ на пароходъ все время прибывали и съзжали съ него пассажиры), пароходъ этотъ остановился у другой каменной лиліи съ надписью ‘Ява’. Джоржъ снова почувствовалъ неизреченную радость, сознавая, что находится теперь на самомъ конц свта. Не смотря на это, маленькое суденышко продолжало мчаться все дальше, пока, наконецъ, остановилось въ глубокой прсноводной бухточк, выложенной со всхъ сторонъ рзнымъ мраморомъ, поросшимъ зеленымъ мохомъ. По вод тянулись цлыя тропинки лилій, накрытыя словно сводами изъ тростника. По одной изъ этихъ тропинокъ шла сквозь тростникъ особа, ради которой именно Джоржъ и прибылъ на самый конецъ свта. Ему было извстно, что теперь все уже пойдетъ для него какъ по маслу. Онъ чувствовалъ себя невыразимосчастливымъ и прыгнулъ за бортъ, чтобы разыскать эту особу. Какъ только ноги его коснулись воды, она зашуршала словно географическая карта, которую быстро развертываютъ, и превратилась ни боле ни мене какъ въ шестую часть свта, положительно даже невообразимую для человка. Острова тамъ были помчены желтою и синею краской, причемъ названія ихъ красовались на каждомъ крупными буквами. Моря сказывались совершенно невдомыми, и Джоржу настоятельно хотлось какъ можно скоре вернуться сквозь этотъ плавающій географическій атласъ въ уже извстныя ему мста. Нсколько разъ напоминалъ онъ себ самому, что спшить ни подъ какимъ видомъ не слдуетъ, но, не смотря на то, страшно торопился. Острова бжали и скользили подъ его ногами, проливы разверзались и расширялись, такъ что подъ конецъ онъ совершенно заблудился въ четвертомъ измреніи земного шара, безъ всякой надежды вернуться въ міръ трехъ измреній. Тмъ не мене всего лишь въ небольшомъ разстояніи отъ себя онъ видлъ этотъ знакомый ему міръ, съ рками и горными хребтами, нанесенными по картографическимъ правиламъ, принятымъ въ Сандгерстскомъ военномъ училищ. Какъ разъ тогда особа, ради которой онъ прибылъ въ ‘Бухту Лилій’ (таково было названіе этой бухты), устремилась къ нему бгомъ сквозь неизвданныя еще страны, чтобы показать ему тамъ дорогу. Она подала Джоржу руку, и они бжали вмст, пока не выбрались на дорогу, которая перекидывалась черезъ глубокія ущелья, шла по самой окрайн бездонныхъ пропастей и прорзалась туннелями сквозь горы. ‘Дорога эта ведетъ къ нашей куч хвороста’, сказала подруга Джоржа, и онъ, немедленно же успокоившись, слъ на верховую лошадку, такъ какъ сообразилъ, что предстояло прохать пятьдесятъ верстъ и притомъ очень скоро. Топотъ конскихъ копытъ звучно раздавался въ туннеляхъ и по извилинамъ скалъ, вдоль которыхъ лпилась дорога, опускаясь все ниже и ниже, пока, наконецъ, онъ услышалъ влво отъ себя шумъ прибоя и увидлъ при свт полной луны морскія волны, бшено ударявшія о песчаные утесы. Не смотря на быструю затруднительную зду, Джоржъ какъ нельзя лучше узнавалъ мстность: темнопурпуровые песчаные бугры, тянувшіеся отъ берега въ глубь страны, и гибкій лознякъ, въ листьяхъ котораго свисталъ втеръ. Мстами дорога была подрыта волнами, и море взбрасывало до него черные пнистые языки гладкихъ скользкихъ валуновъ, но онъ чувствовалъ, что со стороны моря ему угрожаетъ гораздо мене опасности, чмъ отъ ‘Чужихъ людей’ ихъ. ‘Они’ находились вправо отъ него на суш. Онъ зналъ, что окажется въ безопасности, какъ только достигнетъ пригорка, на которомъ находится фонарь. Ожиданія Джоржа оправдались! Онъ увидлъ въ полутора верст отъ себя близъ берега свтъ зажженнаго фонаря,— сошелъ съ лошади,— повернулъ направо,— спокойно дошелъ до кучи хвороста, убдился, что маленькій пароходъ вернулся въ то самое мсто, откуда передъ тмъ отправился въ путь и… Нашъ герой по всмъ вроятіямъ уснулъ, такъ какъ не могъ припомнить себ ничего боле. ‘У меня, право, обнаруживается желаніе заняться географіей этихъ мстъ,— сказалъ самому себ молодой офицеръ, принимаясь на другой день бриться.— Я описалъ нчто въ род полнаго круга. Какъ же это, однако, случилось? ‘Пятидесятиверстный Конный Путь’ (откуда мн извстно, чортъ возьми, что его называютъ именно Пятидесятиверстнымъ Коннымъ Путемъ?) выходитъ на Прибрежную дорогу за первымъ пригоркомъ, на которомъ стоитъ фонарь. Страна врод географическаго атласа лежитъ гд-то за этимъ Коннымъ Путемъ, дале, вправо за холмами и туннелями. Странная вещь, подумаешь, сны! Удивительно, отчего это они у меня такъ хорошо согласуются другъ съ другомъ?
Джоржъ Коттаръ продолжалъ съ обычной своей добросовстностью исполнять обязанности службы, а времена года, въ свою очередь, столь же добросовстно смняли другъ друга своимъ чередомъ. Полкъ его былъ переведенъ на другую стоянку, благодаря чему молодой офицеръ имлъ удовольствіе совершить двухмсячный походъ, въ продолженіи котораго имлъ много случаевъ охотиться за самой разнообразною дичью. Прибывъ на новую стоянку, онъ сталъ членомъ мстнаго лагернаго клуба и вооруженный короткимъ копьемъ охотился верхомъ на кон за грозными кабанами. Тамъ же ему довелось встртиться съ громаднйшей изъ индійскихъ прсноводныхъ рыбъ, махсиромъ, сравнительно съ которымъ европейскій сомъ могъ бы показаться селедкой. Знатоки дла не безъ основанія утверждаютъ, что тотъ, кому удалось вытащить махсира на берегъ, можетъ смло назваться рыбакомъ. Такая рыбная ловля казалась Джоржу столь же новой и увлекательной, какъ и выпавшая ему на долю ружейная охота за крупной дичью. Фотографъ снялъ съ поручика Коттара портретъ, предназначавшійся для его матери. Молодой офицеръ изображенъ тамъ сидящимъ на первомъ, застрленномъ имъ тигр.
Тмъ временъ адъютантъ произведенъ былъ въ слдующій чинъ и получилъ другое, высшее назначеніе. Коттаръ этому очень обрадовался, такъ какъ искренно уважалъ адъютанта и положительно не могъ себ представить, кмъ именно придется его замнить. Онъ остолбенлъ отъ удивленія, когда оказался самъ выбраннымъ въ адъютанты и когда полковникъ сказалъ ему при этомъ нсколько комплиментовъ, заставившихъ его покраснть. Положеніе адъютанта въ полку и старйшины въ школ представляетъ между собою много общаго. Между Коттаромъ и полковникомъ существовали приблизительно такія же отношенія, въ какихъ Джоржъ находился передъ тмъ, въ качеств старйшины школы, къ ея директору. Необходимо замтить, впрочемъ, что въ жаркомъ климат характеры утрачиваютъ надлежащую сдержанность. Длалось и говорилось много такого, что подвергало долготерпніе Джоржа тяжкимъ испытаніямъ. Ему самому случалось длать страшные промахи, изъ которыхъ помогалъ ему выпутываться потомъ старшій полковой фельдфебель, старавшійся ихъ замаскировать и тщательно о нихъ умалчивавшій. Лнтяи и неспособные негодовали на новаго адъютанта,— слабохарактерные пытались совлечь его съ праведнаго пути,— слабодушный относительно которыхъ Коттаръ былъ вполн убжденъ, что они ни за что не позволятъ себ поступковъ, не подобающихъ порядочному человку, приписывали низкіе коварные мотивы его собственнымъ поступкамъ, совершеннымъ безъ всякихъ заднихъ мыслей. Такимъ образомъ онъ извдалъ людскую несправедливость, и она произвела на него очень тяжелое впечатлніе. Онъ утшался, впрочемъ, во время парадовъ, глядя на многочисленные ряды въ ротахъ и соображая, какое сравнительно ничтожное число нижнихъ чиновъ лежитъ въ госпиталяхъ и сидитъ подъ арестомъ. При этомъ у него возникалъ вопросъ: доведется-ли ему когда-нибудь испробовать боевую машину, надъ усовершенствованіемъ которой онъ работалъ съ такой любовью и такимъ усердіемъ? Въ ежегодныхъ отчетахъ по стрльб въ цль его ножъ поднялся на десять или двнадцать нумеровъ выше чмъ въ прежнихъ спискахъ. Процентъ штрафованныхъ сталъ меньше, а средній объемъ груди сдлался больше, чмъ въ полусотн другихъ полковъ. Одновременно съ этимъ Коттаръ былъ убжденъ, что духъ, имющій для полка такое-же важное значеніе, какъ и для школы, оказывался у его солдатъ превосходнымъ. Для достиженія и упроченія всего этого адъютанту приходилось затрачивать не только цлый рабочій день, но зачастую также три или четыре часа ночи. Ходили слухи, будто онъ даже и во сн думаетъ о полковыхъ длахъ, но слухи эти оказывались лишенными основанія. На самомъ дл адъютанту Коттару никогда не грезился во сн полкъ. Умъ его, освободившись отъ занятій злобою дня, обыкновенно совсмъ переставалъ работать, или же, если ему случалось двигаться, приводилъ молодого офицера опять на знакомую береговую дорогу къ песчанымъ буграмъ,— фонарю, а иногда, въ сравнительно рдкихъ случаяхъ,— къ грозному полисмену ‘Дню’. Во второй разъ, когда ему пришлось вернуться въ невдомую шестую часть свта (сонъ этотъ повторялся многократно съ разными варіаціями на одну и ту же тему), Джоржъ зналъ, что ему стоитъ только сидть смирно, не трогаясь съ мста, и особа изъ Бухты Лилій непремнно явится къ нему на помощь. Такъ дйствительно и случилось къ величайшему его удовольствію. Иногда онъ попадалъ въ подземныя галлереи, вырытыя на большой гдубин въ ндрахъ земли. Его преслдовали тамъ какіе-то враги, а вмст съ тмъ до него доносились отзвуки громкихъ псенъ. Онъ зналъ, что ихъ пли люди, изнывавшіе въ страшныхъ мученіяхъ и начиналъ приходить уже въ отчаяніе, но слыша, что особа изъ Бухты Лилій идетъ къ нему сквозь подземныя галлереи, тотчасъ же успокоивался и начиналъ чувствовать себя совершенно счастливымъ, такъ какъ зналъ, что всякая опасность миновала. Имъ случилось иногда встрчаться другъ съ другомъ въ индійскихъ желзнодорожныхъ вагонахъ съ низкими крышами, останавливавшихся иногда въ саду, окруженномъ зелеными ршетками съ позолотой. Въ этомъ саду множество блокожихъ, съ хмурыми, враждебными лицами, завтракали за столами, покрытыми розами. Эти незнакомцы разлучали Джоржа съ его подругой, а тмъ временемъ голоса изъ подъ земли пли глухимъ басомъ псни, полныя отчаянія. Душа Джоржа томилась въ свою очередь тоже самымъ безнадежнымъ отчаяніемъ, пока ему не удавалось снова встртиться съ своей подругой. Это случилось, однажды, какъ разъ въ половин нескончаемо долгой знойной трагической ночи. Они пробрались вмст въ громадный домъ, стоявшій, какъ ему было извстно, нсколько сверне желзнодорожной станціи, гд пассажиры завтракали на стол, устланномъ розами. Домъ былъ окруженъ садами, въ которыхъ было до чрезвычайности сыро, такъ что съ листьевъ падали крупныя капли. Пройдя чуть-ли не цлую версту по выбленнымъ корридорамъ, они пришли въ комнату, гд лежалъ въ постели ‘Нкто’, больной. Джоржу было извстно, что самый ничтожный шумъ можетъ теперь вызвать неизреченно страшные ужасы. Это знала также и его подруга, стоявшая по другую сторону постели. Когда взоры ихъ встртились надъ постелью, Джоржъ, къ величайшему своему неудовольствію, убдился, что она была еще ребенкомъ,— маленькой двочкой въ башмачкахъ со шнуровкою и съ зачесанными назадъ черными волосами.
‘Какое страшное сумасбродство,— подумалъ онъ про себя.— Если Больной высунетъ голову изъ подъ одяла, двочка окажется, вдь, совсмъ безпомощною’.
Больной ночью кашлянулъ, и штукатурка съ потолка тотчасъ же посыпалась градомъ на пологъ надъ его постелью. ‘Они’, чужіе, немедленно устремились со всхъ сторонъ въ комнату. Джоржъ схватилъ двочку за руку и потащилъ ее сквозь душный сырой садъ, причемъ все время слышалось позади зловщее пніе голосовъ. Выбравшись изъ сада, молодой офицеръ и маленькая его подруга вскочили на лошадей и помчались по Пятидесятиверстной Конной троп вдоль песчанаго прибрежья. Они подгоняли своихъ лошадокъ шпорами и хлыстомъ до тхъ поръ, пока не дохали до пригорковъ, фонарнаго столба и кучи хвороста. Джоржъ вскрикнулъ отъ удивленія, замтивъ, что хворостъ былъ связанъ въ пучки. Зачастую во сн Джоржу приходилось разлучаться съ своею подругой и тогда каждому изъ нихъ въ отдльности предстояло испытывать приключенія самаго страшнаго свойства. Всего забавне и пріятне было, однако, имъ обоимъ, когда и онъ самъ, и она, явственно сознавали, что, все происходившее съ ними длается только такъ,— ‘нарочно’. Тогда они переходили черезъ глубокія быстрыя рки шириною по нскольку верстъ, не снимая съ себя даже обуви,— зажигали многолюдные города для удовольствія посмотрть, какъ они станутъ горть и обращались по дтски жестоко съ туманными призраками, попадавшимися имъ на встрчу во время странствованій. Имъ самимъ всегда за это доставалось поздне ночью: или отъ желзнодорожныхъ пассажировъ, завтракавшихъ на столахъ, усыпанныхъ розами, или же въ тропической горной стран, лежавшей въ дальнемъ конц Пятидесятиверстной Конной тропы. Если они были вмст, то это не особенно ихъ огорчало, но Джоржу зачастую доводилось слышать пронзительный призывный крикъ своей подруги: ‘Мальчикъ мой, мальчикъ!’ на другомъ конц свта и спшить къ ней на помощь, чтобы защитить отъ ‘чужихъ’, собиравшихся ее обидть.
Онъ съ нею иногда занимался изслдованіемъ темнопурпуровыхъ бугровъ, тянувшихся отъ берега внутрь страны, и она уходили туда такъ далеко отъ кучи хвороста, насколько у нихъ хватало смлости. Такія дальнія экспедиціи были всегда сопряжены съ серьезной опасностью. Тамъ всюду оказывались ‘чужіе’ и на земл, и подъ землею, гд они расхаживали съ зловщими пснями. Джоржъ и его подруга чувствовали себя гораздо безопасне на берегу моря, или же по сосдству оттуда. Джоржъ Коттаръ настолько хорошо ознакомился съ мстностью, гд разыгрывались его сны, что даже въ бодрствующемъ состояніи невольно признавалъ за ней нкоторую реальность, а потому могъ даже составить въ общихъ очертаніяхъ карту всей страны. Само собой разумется, что Джоржу была извстна фактическая ея призрачность, но тмъ не мене постоянство топографическихъ условій, служившихъ рамкой для его сновидній, приводило молодого офицера въ нешуточное изумленіе. Обыкновенные сны были у него столь же безформенными и неуловимыми, какъ это вообще подобаетъ настоящимъ здоровымъ снамъ, но лишь только ему случалось добраться до кучи хвороста, онъ тотчасъ же оказывался въ знакомыхъ мстахъ и зналъ, какъ нельзя лучше, куда его приведетъ та или другая тропа. Случалось, что проходили цлые мсяцы безъ того, чтобы можно было вспомнить какой-либо виднный за это время сонъ. За то иной разъ Джоржъ послдовательно видлъ пять или шесть сновъ, врзывавшихся у него въ памяти, и на другой день утромъ карта, которую онъ хранилъ у себя въ портфели, оказалась исписанной отмтками по послднее число, такъ какъ молодой адъютантъ былъ человкъ аккуратный и методичный. По мннію полкового начальства и старыхъ офицеровъ, существовала даже опасность, что онъ превратится въ вчнаго стараго холостяка адъютанта. Опасность эта оказывалась не шуточною, такъ какъ извстно, что если офицеръ попадетъ когда-нибудь въ подобную колею, то выбиться изъ нея ему трудне, чмъ семидесятилтней двственниц выйти замужъ.
Судьба позаботилась, однако, о томъ, чтобы доставить необходимую перемну декорацій, ввид маленькой пограничной зимней кампаніи, которая, по образцу большинства маленькихъ кампаній, разгорлась въ чрезвычайно непріятную и упорную войну. Полкъ, въ которомъ служилъ Коттаръ, былъ однимъ изъ первыхъ двинутъ на театръ военныхъ дйствій.
— Это стряхнетъ со всхъ насъ плсень и паутину, особенно же съ васъ, молодой мой краснокожій дикарь!— замтилъ маіоръ.— Мы увидимъ тогда, что именно сдлало для полка ваше попеченіе о солдатахъ. Вы вдь заботились о нихъ, словно насдка о своихъ цыплятахъ!
Этому опыту суждено было длиться цлыхъ четыре мсяца и въ то время, когда разгоралась война, Коттаръ чуть не плакалъ отъ радости. Солдаты его полка оказывались въ физическомъ отношеніи пригодне для военнаго дла, чмъ нижніе чины всхъ другихъ частей войскъ. Сухіе, или же промокшіе до костей, сытые, или голодные, они всегда чувствовали себя въ прекраснйшемъ расположеніи духа, гд бы ни приходилось имъ стоять лагеремъ, или на бивуакахъ. Вмст съ тмъ они слдовали всюду за своими офицерами съ находчивостью, быстротою и разумнымъ повиновеніемъ превосходнйшихъ игроковъ въ ножной мячъ. Убдившись въ этомъ, офицеры заставляли ихъ совершать подвиги, граничившіе почти съ невозможнымъ, подобно тому, какъ это длаетъ здокъ, убдившійся въ превосходныхъ качествахъ своего коня. Они оказались отрзанными отъ своей базы, но, нисколько не смущаясь, проложили себ туда путь обратно. Они взбирались на холмы, занятые непріятелемъ и выживали его оттуда, съ отчетливой правильностью хорошо дрессированныхъ охотничьихъ собакъ. Во время отступленія, англійской колонн приходилось идти очень медленно, такъ какъ движеніе ея затруднялось множествомъ больныхъ и раненыхъ. Непріятель, гнавшійся за англичанами по безводной долин на протяженіи цлыхъ восемнадцати верстъ, сильно напиралъ на арріергардъ. Полкъ Коттара, изъ котораго какъ разъ и состоялъ этотъ арріергардъ, покрылъ тогда себя величайшею славой въ глазахъ всхъ спеціалистовъ военнаго дла. Идти впередъ сравнительно не трудно, но далеко не каждый полкъ съуметъ отступать, когда непріятель насдаетъ ему на хвостъ. По возвращеніи изъ этой экспедиціи полкъ Коттара долженъ былъ производить набги на непріятельскія селенія, большею частью подъ жестокимъ огнемъ горцевъ, засвшихъ за завалами, и разрушать возведенные изъ глины редуты. Когда, наконецъ, враждебныя пограничныя племена были усмирены, полкъ этотъ удалился послднимъ съ театра войны. Простоявъ еще съ мсяцъ на одномъ мст въ лагер (что, вообще говоря, очень дурно вліяетъ на духъ войскъ), онъ выступилъ оттуда въ четырехрядной колонн къ прежней стоянк съ псней:
Обойдутся здсь безъ насъ,
Мы начальству тутъ не нужны.
Право, братцы, все одно,
Гд стоять намъ суждено,
Вдь куда мы ни придемъ,
Про насъ всюду люди скажутъ,
Ай-да молодцы,
Бравые ребята!
Въ оффиціальной военной газет Коттаръ прочелъ, что во время кампаніи обнаружилъ, при исполненіи всхъ своихъ обязанностей, ‘большое мужество, хладнокровіе и распорядительность’, помогалъ раненымъ подъ непріятельскимъ огнемъ и взорвалъ подъ таковымъ же огнемъ ворота непріятельскаго редута. Въ результат получилось производство въ капитаны и патентъ на маіорскій чинъ, не считая ордена ‘За отличныя заслуги’, пользующагося, впрочемъ, въ войскахъ не особенно лестной репутаціей, такъ какъ полагаютъ, будто онъ загораживаетъ навсегда дорогу къ ордену Викторіи.
Относительно помощи раненымъ Джоржъ объяснилъ, что оба эти раненые люди очень увсистые и тяжелые, такъ что ему самому было удобне ихъ унести, чмъ кому-нибудь другому. ‘Въ противномъ случа я, разумется, поручилъ бы это дло кому-нибудь изъ моихъ солдатъ. Что же касается до взрыва воротъ, то это чистые пустяки. Какъ только мы подбжали вплоть къ самой стн, никакой опасности намъ больше не угрожало’. Эти объясненія, не смотря на всю свою искренность, не въ состояніи были воспрепятствовать солдатамъ привтствовать Коттара восторженными бшеными ‘ура’ каждый разъ, когда онъ имъ попадался на глаза. Они не помшали также и офицерскому обществу дать обдъ новопожалованному маіору наканун его отъзда въ Англію (въ числ барышей, которые удалось Коттару, по собственнымъ его словамъ, сорвать съ кампаніи, находился также и годичный отпускъ на родину). Докторъ, нагрузившій себя уже достаточнымъ количествомъ спиртныхъ напитковъ, прочелъ стихи, въ которыхъ говорилось о благородномъ клинк, рубившемъ вражьи шлемы и т. д. Произнесено было множество спичей, превозносившихъ достоинства Коттара. Когда онъ въ свою очередь всталъ съ мста, чтобы произнести свою первую еще (такъ называемую двственную) публичную рчь, поднялись такіе восторженные крики, что онъ ограничился слдующимъ заявленіемъ: ‘Было-бы совершенно безцльно говорить съ вами, господа, въ то время, когда вы обработываете меня такимъ образомъ. Выпьемьте-ка лучше еще по стаканчику!’
Можно не безъ удовольствія провести двадцать восемь дней въ южныхъ моряхъ на паровомъ судн, идущемъ ровнымъ ходомъ, въ обществ дамы, убдительно доказывающей, что весь остальной міръ достигаетъ вамъ только по плечо. Пріятное ощущеніе сохраняется даже и въ томъ случа, если упомянутая дама (какъ это бываетъ сплошь и рядомъ) оказывается на десять лтъ васъ старше. Пароходы, поддерживающіе сообщеніе съ Остъ-Индіей освщены къ тому-же не такъ ярко, какъ пассажирскія суда заатлантическихъ кампаній. На носу можно поэтому лучше наблюдать свченіе моря, а на корм, гд управляютъ рулемъ по старому способу безъ сложныхъ механическихъ приспособленій, все окутано таинственнымъ мракомъ и тишиной.
При такихъ обстоятельствахъ съ Джоржемъ могло бы случиться нчто ужасное, еслибъ его не выручило мелочное на первый взглядъ обстоятельство. Оказалось, что онъ былъ незнакомъ съ основными принципами игры, въ которой его заставили принять участіе. Поэтому, когда въ Аден мистриссъ Зюлейка принялась ему разсказывать про материнское свое сочувствіе къ его благосостоянію, медалямъ, патенту и т. п. Джоржъ понялъ ея слова въ буквальномъ смысл и наивно повелъ рчь о собственной своей матери, разстояніе отъ которой становилось съ каждымъ днемъ на пятьсотъ верстъ меньше. Онъ распространялся о доброт своей мамаши, прекрасномъ ея характер, говорилъ о своемъ отц, родномъ дом и т. п. въ теченіе всего времени, пока пароходъ шелъ по Чермному морю. При этомъ онъ убдился, что бесдовать съ женщиной въ продолженіе цлаго часа безъ перерыва несравненно легче, чмъ ему казалось это первоначально. Мистриссъ Зюлейка, покинувъ тему о материнской привязанности, принялась говорить о любви, разсматривая этотъ предметъ съ теоретической, отвлеченной точки зрнія, какъ нчто заслуживающее изученія, и, однажды посл обда, въ сумерки, потребовала, чтобъ Джоржъ поврилъ ей сердечныя свои тайны. Молодой маіоръ охотно выполнилъ бы ея желаніе, но у него не оказывалось подобныхъ тайнъ и вмст съ тмъ онъ не зналъ, что на обязанности его лежало при такихъ условіяхъ проявить нкоторую изобртательность. Мистриссъ Зюлейка выразила ему свое изумленіе и недовріе, а затмъ стала задавать вопросы, съ которыми бездна обращается къ бездн. Выяснивъ себ такимъ путемъ все необходимое, чтобы составить окончательное сужденіе, дама эта, въ которой было очень много истинно-женственнаго, снова заняла по отношенію къ Джоржу материнскую позицію (молодой человкъ даже и не замтилъ, что его собесдница временно покидала эту позицію).
— Знаете-ли что,— сказала ему Зюлейка гд-то на Средиземномъ мор,— вы, Джоржъ, милйшій мальчикъ, съ какимъ мн вообще случалось встрчаться когда-либо въ жизни, и мн очень бы хотлось остаться у васъ хоть сколько-нибудь въ памяти. Когда вы станете постарше, вы будете меня вспоминать, но мн было бы пріятно, чтобъ вы вспоминали меня и теперь. Вы сдлаете какую-нибудь двушку очень счастливой!
— Надюсь, что сдлаю!— серьезнымъ тономъ замтилъ Джоржъ,— но вдь спшить женитьбой и всякими тому подобными длами, я думаю, не къ чему. Время, вдь, надюсь, еще терпитъ…
— Ну, это, знаете-ли, будетъ зависть отъ обстоятельствъ! Вотъ ваши мшечки для бобовъ, приготовленные на конкурсъ. Кажется, что я начинаю уже старться, такъ что меня не занимаетъ больше вся эта ‘томаша’.
Общество на пароход занималось разными видами возможнаго тамъ спорта и Джоржъ Коттаръ состоялъ членомъ распорядительнаго комитета. Ему самому не пришло въ голову замтить, съ какимъ совершенствомъ были сшиты эти мшечки, но одна изъ его спутницъ замтила это и улыбнулась. Самому Джоржу мистриссъ Зюлейка очень нравилась. Онъ находилъ, что она, хотя и старовата, но замчательно милая женщина и притомъ необычайно благоразумная. Въ ней не было даже и тни безразсудства.
Черезъ нсколько ночей посл того, какъ пароходъ миновалъ уже Гибралтарскій проливъ, Джоржъ снова увидлъ достопамятный сонъ. Особа, ожидавшая его возл кучи хвороста, стала уже изъ маленькой двочки взрослой двицей съ черными волосами, взбитыми наверхъ и зачесанными назадъ. Онъ тотчасъ же узналъ въ ней двочку въ черномъ плать, бывшую его подругой за послднія шесть лтъ, и почувствовалъ такую же неизреченную радость, какъ и тогда, когда встрчался съ нею въ невдомыхъ странахъ шестой части свта. ‘Чужіе’ по какимъ-то причинамъ, признаваемымъ достаточными въ Царств Сновъ, относились къ нимъ дружественно, или, быть можетъ, куда-нибудь ушли на эту ночь, такъ что Джоржъ съ своею подругой могли странствовать совершенно свободно по ихъ владніямъ, начиная отъ кучи хвороста и вдоль всего Пятидесятиверстнаго Коннаго пути. Молодые люди зашли такъ далеко, что видли уже передъ собою, нсколько лве вдали, домъ Больного,— прошли черезъ желзнодорожный вокзалъ въ саду, гд стояли уже столы для завтрака, убранные свжими розами и, переправившись черезъ рку, вернулись мимо города, сожженнаго ими когда-то ради шутки, къ большимъ пригоркамъ, раскидывавшимся за фонарнымъ столбомъ. Всюду, куда бы они ни шли, ихъ сопровождало зловщее подземное пніе, но въ эту ночь имъ не суждено было испытать паническаго страха. Никого, кром нихъ, кругомъ не было, а на послдокъ, въ то время, какъ они сидли возл фонарнаго столба, держа другъ друга за руку, подруга Джоржа обернулась къ нему и поцловала его. Онъ сразу же проснулся, съ изумленіемъ поглядывая на шевелившіяся еще занавски дверей его каюты, и готовъ былъ присягнуть, что дйствительно ощутилъ на губахъ своихъ поцлуй.
На слдующее утро пароходъ сильно качало въ Бискайскомъ мор, и пассажиры были вслдствіе этого не въ дух. Джоржъ, напротивъ того, съ утра выкупался, побрился и явился къ завтраку такимъ свженькимъ, бодрымъ и благоухающимъ, что нкоторые изъ спутниковъ молодого офицера невольно обратили вниманіе на блестящіе его взоры и общій сіяющій видъ.
— Вы сегодня чертовски принарядились,— саркастически замтилъ одинъ изъ его сосдей.— Ужь не оставилъ-ли вамъ кто-нибудь наслдство здсь въ самой середин Бискайскаго залива?
Джоржъ съ ангельской улыбкой попросилъ себ соусу и кротко возразилъ:
— Дло въ томъ, что на меня, вроятно, дйствуетъ близость родины и всего, что съ нею связано, а потому я чувствую себя сегодня утромъ въ самомъ праздничномъ настроеніи. А вдь пароходъ-то маленько покачиваетъ?
Мистриссъ Зюлейка не выходила изъ своей каюты до самого конца путешествія. Сойдя на берегъ, не простившись съ маіоромъ Коттаромъ, она, тутъ же на пристани, страстно расплакалась, безъ сомннія, отъ радости, что встртила своихъ дтей, какъ нельзя боле походившихъ, по собственнымъ ея словамъ, на ихъ отца.
Джоржъ немедленно же похалъ въ родное свое графство, наслаждаясь первымъ продолжительнымъ отпускомъ со времени поступленія своего на службу. Онъ убдился, что дома ршительно все осталось по старому, начиная съ кучера, встртившаго его на желзнодорожной станціи, до благо павлина, радостно устремившагося къ коляск съ каменнаго забора, которымъ была обнесена гладко подстриженная лужайка. Дома ему пришлось уплатить ввозную пошлину всмъ и каждому по порядку старшинства: сперва матери, потомъ отцу, затмъ ключниц, которая плакала и воздавала хвалу Богу,— дворецкому и т. д. и т. д., заканчивая младшимъ лсничимъ, который, во времена ранней молодости Джоржа, состоялъ мальчишкой при псарн, а потому назвалъ его и теперь по старой памяти барчукомъ, за что получилъ строгій выговоръ отъ грума, обучавшаго въ свое время Жоржиньку здить верхомъ.
— Ничто здсь не перемнилось,— проговорилъ вздохнувъ, съ облегченнымъ сердцемъ, Джоржъ, усаживаясь при послднихъ лучахъ заходящаго солнца за обдъ съ своими родителями и глядя, какъ кролики прыгали но лужайк подъ кедровыми деревьями, а крупныя форели въ пруду близь парка являлись къ берегу за обычнымъ своимъ ужиномъ.
— Мы ужь пережили, голубчикъ, вс предстоявшія намъ перемны,— нжно отвтила ему мать.— Теперь, привыкая къ твоему росту и смуглой окраск (ты страшно загорлъ, Джорженька), я вижу, что и ты, мой милый, нисколько не перемнился. Вылитый отецъ, какъ дв капли воды!
Отецъ съ восторженной радостью глядлъ на сына, которымъ имлъ полное основаніе гордиться: ‘Самый молодой маіоръ во всей арміи, сударь, и долженъ былъ бы, собственно говоря, получить орденъ Викторіи!’ Дворецкій съ профессіональной маской равнодушія слушалъ разсказы молодого барина про войну, какъ она ведется въ настоящее время, и недоумвающіе разспросы стараго барина. Отецъ Джоржа вышелъ въ отставку, когда ружья Мартини-Генри являлись новинкою, а скорострльная пушка Максима не была еще изобртена.
Отецъ и сынъ вышли на терассу покурить среди роскошныхъ розовыхъ кустовъ. Тнь стараго помщичьяго дома ложилась на дивную англійскую листву, являющуюся единственной свжею зеленью на всемъ свт.
— Великолпно! Клянусь Юпитеромъ, это великолпно!— восклицалъ Джоржъ, глядя на зеленющіе густые лса, раскидывавшіеся за небольшимъ паркомъ, гд блли загородки для фазановъ. Золотистый вечерній воздухъ былъ насыщенъ сотнями дорогихъ сердцу родныхъ звуковъ и запаховъ. Джоржъ почувствовалъ, что родительская рука сжимаетъ ему руку.
— Это разумется, недурно, но вдь ‘hodie mihi, eras tibi’. Надюсь встртить тебя въ одинъ прекрасный день съ невстою подъ-ручку. Впрочемъ, ты, можетъ быть, уже и запасся невстой?
— Можете успокоиться на этотъ счетъ, папаша. Я держался всегда въ сторон отъ двицъ…
— Быть не можетъ!— воскликнула съ изумленіемъ г-жа Коттаръ.
— Мн некогда было, мамаша, съ ними заниматься. На офицера наваливаютъ въ наше время столько работы, что большинство моихъ товарищей въ полку такъ и остаются холостяками.
— Но вдь ты долженъ былъ встрчаться съ сотнями барышень въ обществ, на балахъ и т. п.
— Я, мамаша, плохой дамскій кавалеръ. Я даже не танцую.
— Не танцуешь? Что же ты длалъ въ такомъ случа съ своей персоной? Быть можетъ, ставилъ бланки на чужихъ векселяхъ?— освдомился отецъ.
— Иной разъ приходилось длать и это, но, какъ я уже вамъ говорилъ, у насъ теперь на служб приходится усердно работать, чтобы держаться на уровн своей спеціальности. Мн доводилось всегда такъ умаяться за день, что потомъ не было ни малйшей охоты отдавать себя на мученіе разнымъ барышнямъ на добрую половину ночи.
— Гмъ!— съ недовріемъ замтилъ отецъ.
— Учиться никогда не поздно,— добавила мать.— Теперь, по случаю твоего возвращенія домой, мы должны будемъ устроить кое-что для нашихъ друзей и знакомыхъ, если только ты, мой голубчикъ, не собираешься ухать отъ насъ немедленно въ Лондонъ.
— Нтъ, мн и здсь хорошо, а отъ добра добра не ищутъ. Надюсь, что у васъ найдется что-нибудь, на чемъ бы я могъ прокатиться верхомъ, если мн придетъ такая фантазія?
— Думаю, что найдется,— съ усмшкой возразилъ отецъ.— За послднія шесть недль моей милости позволяли здить только на пар старыхъ гндыхъ подъ предлогомъ, что всхъ остальныхъ лошадей надо поберечь для молодого барина. Вообще мн напоминаютъ тысячей способовъ, что я теперь долженъ удовлетвориться уже вторымъ мстомъ въ дом.
— Ахъ, они изверги!
— Отецъ вовсе не имлъ въ виду жаловаться, милочка! Естественно, что каждому хотлось тебя чмъ-нибудь порадовать къ твоему прізду. Вдь это должно быть пріятно и теб самому.
— Разумется! Все это восхитительно! Нигд не можетъ быть лучше чмъ въ Англіи человку, который выполнилъ заданную ему работу.
— Это совершенно врно, сынъ мой.
Они прогуливались взадъ и впередъ по терасс до тхъ поръ, пока не начали отбрасывать на нее отъ себя длинныхъ тней при лунномъ освщеніи. Мать Джоржа вернулась тогда въ гостиную и сыграла на піанино псни, наиболе нравившіяся ея сыну, когда онъ былъ еще мальчикомъ. Затмъ подали свчи въ массивныхъ серебряныхъ подсвчникахъ, и Джоржъ отправился въ приготовленныя для него въ западномъ флигел дв комнатки. Одна изъ нихъ была когда-то его спаленкой, а другая дтской. Онъ уже раздлся и легъ въ постель, когда къ нему пришла мать. Она сла къ нему на постель, и они бесдовали другъ съ другомъ боле часа, такимъ образомъ какъ вообще должны бесдовать англійскія матери съ сыновьями, если только британскому государству предстоитъ какая-либо будущность. Съ изумительной хитростью, свойственной даже самой наивной женщин, г-жа Коттаръ задавала вопросы и подсказывала отвты, которые должны были бы вызвать, казалось, какіе-нибудь симптомы смущенія на молодомъ лиц, покоившемся на подушкахъ. Никакихъ такихъ симптомовъ, однако, ей не удалось подмтить: Джоржъ отвчалъ на вс вопросы прямо и безъ запинокъ, не сморгнувъ, какъ говорится, глазомъ и не учащая дыханія. Мать благословила его, поцловала въ губы (которыя не всегда являются материнскою собственностью) и ушла. Потомъ она сказала мужу что-то такое, вызвавшее у него недоврчивый смхъ.
На слдующее утро, къ услугамъ Джоржа оказывалось все и вся въ дом, начиная съ самаго рослаго шестилтняго жеребца, у котораго ротъ, по увренію грума, былъ нжне лайковой перчатки, до младшаго лсничаго, осматривавшагося словно безцльно кругомъ, держа въ рукахъ любимую удочку Джоржа и объявляя, что тамъ вотъ, пониже гати, держится славная четырехфунтовая штучка. ‘Такихъ у васъ въ Индіи, Джоржи… то есть я хотлъ сказать, господинъ маіоръ, не найдется’… Ршительно все казалось Джоржу прелестнымъ и восхитительнымъ, не смотря на то, что мамаша усадила его съ собою въ ландо, въ которомъ запахъ кожи напомнилъ ему воскресныя поздки въ дни юности. Она зазжала съ нимъ ко всмъ сосдямъ, верстъ на десять кругомъ, а потомъ отецъ отвезъ его въ сосдній городъ и заставилъ тамъ полдничать въ клуб, гд познакомилъ его какъ будто нечаянно, по меньшей мр, съ тридцатью отставными воинами, сыновья которыхъ не были самыми молодыми маіорами во всей арміи и не удостоились почетнаго отзыва въ оффиціальной военной газет. Затмъ Джоржъ, въ свою очередь, вспомнилъ старыхъ своихъ пріятелей, и родительскій его домъ оказался переполненнымъ офицерами той категоріи, что живетъ въ дешевыхъ квартирахъ гд-нибудь въ Зутзи или въ Промптон, на площади Монпелье. Все это были прекраснйшіе, но небогатые молодые люди. Мать Джоржа благоразумно усмотрла необходимость пригласить барышень для развлеченія этимъ молодымъ людямъ, а такъ какъ недостатка въ барышняхъ по сосдству не было, то въ родительскомъ дом Джоржа поднялось такое воркованье и порханье, какъ на голубятн весною. Барышни ссорились другъ съ другомъ изъ-за ролей въ любительскихъ спектакляхъ,— пропадали безъ всти въ саду, когда надо было являться на репетицію,— завладвали всми наличными лошадьми и экипажами, въ особенности же телжкой и жирнымъ пони хозяйки дома (Джорджъ никакъ не могъ усмотрть ничего забавнаго въ такихъ продлкахъ),— падали въ пруды подъ предлогомъ занятія рыбною ловлею,— устраивали пикники,— играли въ лаунъ-теннисъ,— сидли въ сумерки парочками у воротъ и т. п. Вообще, Джоржъ находилъ, что он въ немъ лично нисколько не нуждались и могли прекрасно забавляться безъ него.
— Клянусь честью,— сказалъ онъ, глядя вслдъ послдней изъ удалявшихся милыхъ барышень,— он увряли меня, будто провели здсь время очень пріятно, а между тмъ на самомъ дл не выполнили вдь и половины своей программы.
— А все-таки имъ было здсь очень весело,— до чрезвычайности весело!— замтила ему мать.— Вс он смотрятъ теперь на тебя, голубчикъ, какъ на благодтеля человчества.
— Надюсь, что теперь насъ оставятъ, по крайней мр, въ поко?
— Разумется, мой милый. Я хочу, впрочемъ, познакомить тебя съ одною близкой моей пріятельницей. Она не могла сюда пріхать, пока въ дом у насъ была такая суматоха. Дло въ томъ, что она не отличается особенно блестящимъ здоровьемъ, въ первое же время посл твоего прибытія сюда ея въ здшнихъ мстахъ не было. Ея фамилія Ласи.
— Я что-то не помню этой фамиліи. Она должно быть не изъ здшнихъ?
— Да, не изъ здшнихъ. Она пріхала сюда изъ Оксфорда уже посл отъзда твоего въ Индію. Мужъ ея умеръ еще въ Оксфорд, и она потерпла тогда какіе-то денежные убытки. Они купили усадьбу ‘Сосны’, что на Бассетской дорог. Сама она очень милая женщина, и я очень люблю ихъ обихъ.
— Вы, кажется, сказали вдь, что она вдова?
— Да, но у нея есть дочь. Кажется, вдь я говорила уже теб объ этомъ, милочка?
— Способна она тоже падать въ пруды, таращить глаза, хихикать и говорить при каждомъ слов: ‘Ахъ, маіоръ Коттаръ!’, какъ остальныя барышни?
— Нтъ, эта двица въ нсколько иномъ вкус. Она очень спокойнаго характера и хорошая музыкантша, а потому прізжаетъ сюда всегда съ своими нотами… Она сама композиторша и работаетъ обыкновенно по цлымъ днямъ, такъ что теб не придется…
— Вы говорите про Миріамъ?— освдомился, подходя къ нимъ отецъ.
Жена придвинулась къ своему супругу такъ, чтобы могла вслуча надобности подать ему сигналъ локтемъ (необходимо замтить, что отецъ Джоржа былъ плохой дипломатъ).
— Да, Миріамъ очень милая двушка,— продолжалъ отецъ.— Она прелестно играетъ и великолпно здитъ верхомъ. Она здсь въ дом общая любимица и обыкновенно называетъ меня…
Онъ почувствовалъ, что жена легонько толкаетъ его подъ бокъ и, не понимая въ чемъ дло, но по обыкновенію подчиняясь распоряженіямъ начальства, немедленно же умолкъ.
— Какъ же называетъ она васъ, папаша?
— Всевозможными ласкательными именами. Мн Миріамъ очень нравится.
— Миріамъ, да вдь это какое-то еврейское имя!
— Вотъ еще что выдумалъ! Пожалуй, ты посл того и самъ себя назовешь евреемъ! Она изъ герфордширскихъ Ласи. По смерти своей тетки…
Онъ снова остановился, повинуясь опять-таки сигналу, поданному локтемъ.
— Да вдь ты почти ея и не увидишь, Джорженька. Она цлый день остается съ матерью, или занимается музыкой. Кром того, ты собирался, кажется, завтра въ Лондонъ. Помнится, ты говорилъ что-то о собраніи въ Институт?— замтила мать молодого офицера.
— Неужели ты подешь теперь въ Лондонъ? Что за безразсудство!— возразилъ было отецъ, но тотчасъ же снова замолчалъ.
— Я дйствительно собирался хать, но еще не принялъ окончательнаго ршенія,— объявилъ маіоръ Джоржъ Коттаръ.— Чего ради мамаша старается сплавить меня прочь отсюда ввиду того, что двица-музыкантша съ больной своей матерью собирается осчастливить ее своимъ пріздомъ?— думалъ Джоржъ. Ему въ сущности не нравилось, что незнакомыя двушки позволяютъ себ называть его отца ласкательными именами. Во всякомъ случа онъ будетъ глядть въ оба на этихъ дерзкихъ выскочекъ, поселившихся всего лишь семь лтъ тому назадъ въ родномъ его графств.
Мать Джоржа съ величайшимъ наслажденіемъ прочла на лиц его вс эти мысли, сохраняя все время сама видъ самаго милаго и наивнаго равнодушія.
— Он прідутъ сюда сегодня вечеромъ. Я посылаю за ними экипажъ. Во всякомъ случа он прогостятъ у насъ не доле недли.
— А я все-таки, быть можетъ, уду въ Лондонъ. Не знаю, право, какъ мн и поступить,— сказалъ нершительнымъ тономъ Джоржъ, выходя изъ комнаты. Въ военномъ институт предполагалось прочесть докладъ о доставк патроновъ войскамъ на пол сраженія. Докладъ этотъ долженъ былъ прочесть профессоръ, воззрнія котораго до чрезвычайности не нравились маіору Коттару. По выслушаніи доклада, безъ сомннія, начнутся оживленныя пренія, въ которыхъ, пожалуй, могъ бы принять участіе и онъ самъ.
Посл полудня молодой человкъ взялся тмъ не мене за удочку и отправился на рчку попытать счастья между форелями.
— Боюсь, что ничего путнаго у меня не выйдетъ, мамаша. Гостившіе здсь горожане, а въ особенности барышни, такъ запугали форелей, что он въ продолженіи нсколькихъ недль не станутъ подплывать къ берегу за кормомъ. Не думаю, чтобы какая-нибудь изъ этихъ барышень на самомъ дл интересовалась рыбною ловлей. Он топаютъ ногами и кричатъ на берегу рки, разсказывая каждой рыб за версту еще о своихъ противъ нея замыслахъ, а потомъ бросаютъ ей какую-то несчастную муху. Клянусь Юпитеромъ, что такое поведеніе смертельно бы меня оскорбило, если бы я былъ рыбой.
Дла обстояли, однако, не такъ плохо, какъ онъ предполагалъ. Черныя мухи вились надъ ркою и рыба оказывалась тамъ вовсе незапуганной. Закинувъ во второй разъ удочку, Джоржъ вытащилъ форель въ три четверти фунта всомъ. Это разохотило его заняться рыболовствомъ. Онъ постепенно подавался внизъ по теченію, пробираясь чуть не ползкомъ сквозь тростники и осоку, плотно прижимаясь къ живой изгороди изъ боярышника, между которой и берегомъ оставался промежутокъ всего лишь въ какихъ-нибудь полъ-аршина и выбиралъ такія мста, откуда могъ видть рыбу, оставаясь для нея самъ невидимымъ. Онъ ложился на брюхо и забрасывалъ крючокъ съ насаженной синею мухой бочкомъ сквозь пестрыя тни, падавшія на заливчикъ, огражденный съ трехъ сторонъ нависшими втвями деревьевъ и устланный по дну крупнымъ гравіемъ. Иногда ему приходилось прятаться въ густой высокой трав, едва лишь выставляя изъ нея голову. Джоржъ зналъ, впрочемъ, эту рчку, какъ свои пять пальцевъ, еще въ то время, когда былъ маленькимъ мальчикомъ. Старыя, коварныя рыбы, прятавшіяся между корнями деревьевъ, а также крупныя, жирныя форели, державшіяся пониже быстринъ въ глубокихъ яминахъ, гд медленностью движеній напоминали карповъ, въ свою очередь, падали жертвою опытной руки, умвшей заставлять крючокъ, съ его наживой, такъ ловко и естественно подражать движеніямъ мухи, кладущей на воду яйца. Все это до такой степени заняло Джоржа, что къ тому времени, когда ему слдовало бы уже одваться къ обду, онъ оказался верстахъ въ восьми отъ дому. Ключница позаботилась, впрочемъ, о томъ что бы, ея любимецъ не вышелъ изъ дому съ пустыми руками и, прежде чмъ замнить на своей удочк синюю муху блой ночной бабочкой, Джоржъ выпилъ полбутылки превосходнаго бордосскаго, закусивъ тартинками, пирожками и тому подобными вкусными вещами, которыя изготовляются женщинами для своихъ кумировъ и на которыя мужчины смотрятъ какъ на нчто подобающее уже по закону, а потому не заслуживающее вниманія. На обратномъ пути онъ шелъ, покуривая трубку, причемъ вспугнулъ выдру, охотившуюся за прсноводными ракушками,— кроликовъ, вышедшихъ изъ кустовъ полакомиться клеверомъ и блую сову, которая, исполняя обязанность городоваго, схватила за шиворотъ маленькую полевую мышку. Мсяцъ ярко уже свтилъ, когда Джоржъ, разобравъ свою удочку на части, пробрался домой сквозь хорошо извстныя ему прогалины въ заборахъ. При этомъ ему пришлось обойти кругомъ всю усадьбу. Молодой человкъ зналъ, что можетъ безнаказанно нарушать, когда ему вздумается, вс законы и обычаи родительскаго дома, но, не смотря на то, свято соблюдалъ правило, которому привыкъ подчиняться еще въ отрочеств: посл рыбной ловли надлежало войти черезъ заднюю садовую калитку, вымыться и почиститься на черной кухн и явиться передъ свтлыя очи родителей и старшихъ лишь приведя себя въ совершенно приличный видъ.
— Клянусь Юпитеромъ, теперь половина одиннадцатаго! Ну, что же, можно будетъ извиниться, сказавъ, что удачно рыбачилъ. Гостьямъ къ тому же меня, разумется, въ первый вечеръ вовсе не нужно. Он, вроятно, легли уже спать.
Проходя въ то время какъ разъ мимо открытыхъ венеціанскихъ оконъ гостиной, онъ возразилъ себ самому: ‘Нтъ, они и не думали еще ложиться. Во всякомъ случа вс они чувствуютъ себя какъ нельзя лучше’.
Джоржъ видлъ, что его отецъ и мать наслаждаются ‘far niente’ въ своихъ излюбленныхъ креслахъ. Онъ могъ различить также спину молодой двушки, сидвшей за піанино, возл большой пестрой вазы во вкус попурри. Находя, что въ саду, при свт мсяца, божественно хорошо, маіоръ удалился за кусты розъ, чтобы докурить тамъ свою трубку. Прелюдія закончилась, а затмъ раздался сквозь открытое окно голосъ съ бархатистымъ нжнымъ тембромъ, который Джоржъ въ дтств называлъ ‘сливочнымъ’. Это былъ звучный, замчательно врно поставленный контральто. Псня, которую слышалъ Джоржъ, приведена здсь дословно:
За гребнемъ пурпуроваго холма,
Гд свтится одинъ лишь фонарь,
Знаете-ли вы дорогу въ благодтельный городъ,
Лежащій у самаго Моря Сновъ?
Въ город томъ несчастливецъ можетъ сложить съ себя горе,
А больной забыть про свои страданія.
Мы же бодрствуемъ, пожалйте насъ!
Да, пожалйте насъ, пожалйте!
Мы должны уходить съ полисменомъ Днемъ.
Насъ не пускаютъ въ Царство Сна!
Утомленные люди отворачиваются отъ книгъ и тетрадей,
— Отъ царскихъ внцовъ и тюремныхъ оковъ,— отъ молитвъ и плуга,
Мы видимъ,— видимъ передъ собой благодатный городъ,
Но не можемъ туда войти.
Злополучные изгнанники, мы должны возвращаться къ бодрствованію,
Чуть не отъ самыхъ воротъ этого города!
Мы бодрствуемъ, пожалйте насъ!
Да, пожалйте насъ, пожалйте!
Мы должны уходить съ полисменомъ Днемъ.
Насъ не пускаютъ въ Царство Сна.
Когда замолкъ послдній отголосокъ этой псни, Джоржъ замтилъ, что во рту у него страшно пересохло и почувствовалъ тамъ, въ нб, какое-то необычайное біеніе кровеносныхъ сосудовъ. Ключница, почему-то вообразившая, что молодой баринъ непремнно упалъ въ воду и простудился, поджидала его на лстниц, а такъ какъ онъ прошелъ мимо г-жи Гарперъ въ свою комнату, не замтивъ ея и не отвчая на ея окликъ, то она, разумется, убдилась въ справедливости своихъ догадокъ и наговорила такихъ ужасовъ, что мать молодого офицера поднялась въ свою очередь къ нему наверхъ и постучалась въ двери.
— Что съ тобою, голубчикъ?— спросила она.— Гарперъ говоритъ, что ей показалось, будто ты…
— Пустяки, мамаша, со мною все обстоитъ благополучно. Пожалуйста только не надодай мн теперь!
Джоржъ не узнавалъ звука собственнаго своего голоса, но это обстоятельство казалось ему мелочнымъ и ничтожнымъ по сравненію съ важными матеріями, о которыхъ онъ разсуждалъ.— Понятно и совершенно очевидно, что все въ данномъ случа сводилось къ чисто случайному совпаденію. Сомнваться въ этомъ было бы не только сумасбродствомъ, но даже полнйшимъ безуміемъ. Молодой человкъ доказалъ это къ величайшему удовольствію маіора Джоржа Коттара, ршившагося хать на слдующее же утро въ Лондонъ, чтобы слушать докладъ о снабженіи войскъ патронами на пол битвы, но какъ только означенное доказательство было представлено, душа и тло, сердце и мозгъ Джорженьки принялись радостно твердить: ‘Это и есть двушка изъ Бухты Лилій,— двушка изъ шестой части свта, съ Пятидесятиверстнаго Коннаго пути,— двушка, съ которой я встрчался у кучи хвороста. Я ее знаю’!
Онъ не спалъ цлую ночь. Утро встртило его словно закоченвшимъ въ кресл. Пытаясь обсудить при солнечномъ свт положеніе длъ, Джоржъ вынужденъ былъ признать таковое ненормальнымъ. Сознавая, что во всякомъ случа нельзя обойтись безъ пищи, онъ сошелъ внизъ завтракать, ршившись держать въ ежовыхъ рукавицахъ сердце, бившееся такъ, какъ если бы оно собиралось выскочить изъ груди.
— Ты по обыкновенію пришелъ поздно,— сказала ему мать,— Имю честь представить вамъ моего сына, миссъ Ласи!
Рослая двушка въ черномъ плать взглянула на молодого офицера. Джоржъ, въ свою очередь, убдившись, что она ни о чемъ не догадывается, словно забылъ такъ тщательно усвоенныя имъ правила англійской благовоспитанности. Устремивъ пристальный взглядъ на молодую двушку, онъ принялся хладнокровно и критически ее разсматривать. Дйствительно это были знакомые ему черные волосы, взбитые наверхъ и зачесанные назадъ. Онъ узнавалъ даже въ этой прическ своеобразный изгибъ надъ правымъ ухомъ. Это были ея срые глазки, стоявшіе такъ близко другъ отъ друга,— ея коротенькая верхняя губа,— энергическій подбородокъ и скромная постановка головы. Онъ какъ нельзя лучше помнилъ этотъ маленькій изящный ротикъ, такъ нжно поцловавшій его при послднемъ свидань въ Царств Сновъ.
— Голубчикъ Джоржъ!— замтила ему мать изумленнымъ тономъ, чтобы выручить Миріамъ, покраснвшую до ушей подъ его пристальнымъ, испытующимъ взоромъ.
— Прошу… прошу меня извинить,— проговорилъ онъ наконецъ.— Не знаю, предупреждали-ли васъ мамаша, но я по временамъ бываю глупъ какъ пробка, особенно же пока не усплъ еще позавтракать. Это… это у насъ фамильный недостатокъ…
Молодой человкъ прилежно занялся изслдованіемъ горячихъ яствъ, стоявшихъ на сосднемъ столик, радуясь, что Миріамъ ничего не знаетъ и ни о чемъ не догадывается.
Все, что говорилъ Джоржъ въ продолженіи завтрака, напоминало бредъ человка, находящагося въ такъ называемомъ тихомъ умопомшательств. Мамаш его тмъ не мене казалось, что ея сынокъ никогда еще не выглядлъ такимъ красавцемъ. Каждая двушка, а тмъ боле такая умница какъ Миріамъ, безъ сомннія, должна была пасть передъ нимъ ницъ и провозгласить его своимъ кумиромъ. На самомъ дл, однако, Миріамъ была очень недовольна молодымъ офицеромъ. Никто еще не позволялъ себ таращить на нее глаза такимъ образомъ. Поэтому она ушла назадъ въ свою раковинку тотчасъ же, какъ Джоржинька сообщилъ, что раздумалъ хать въ Лондонъ и готовъ предоставить себя въ распоряженіе миссъ Ласи, если только у нея не найдется лучшаго препровожденія времени.
— Прошу васъ не мнять ради меня вашей программы. Я разсчитываю работать, такъ что буду занята цлое утро.
‘Не понимаю, чего ради Джоржинька ведетъ себя такъ странно!’ со вздохомъ замтила себ самой его мамаша. ‘Вдь Миріамъ двушка съ замчательно тонко развитымъ чувствомъ, совершенно, какъ и ея мать’.
— Вы, если не ошибаюсь, пишете музыкальныя пьесы? Должно быть очень пріятно чувствовать у себя такую способность! (‘Поросенокъ, ахъ, какой поросенокъ!’ — думала тмъ временемъ Миріамъ), Кажется, что, возвращаясь вчера вечеромъ съ рыбной ловли, я слышалъ ваше пніе? Вы пли что-то такое, если не ошибаюсь, про Море Сновъ? (Миріамъ содрогнулась до глубины души, на столько противнымъ нашла она это замчаніе). Славная псня, страхъ какая славная! Какъ могли придти вамъ на умъ такія вещи?
— Вы, моя дорогая, должно быть только положили ее на музыку? Такъ вдь?— замтила мать Джоржа.
— Нтъ, я увренъ, что миссъ Ласи сочинила также и слова!— возразилъ съ сверкающими глазами Джоржъ. Онъ былъ теперь вполн убжденъ, что ‘она’ ничего не подозрваетъ.
— Да, я сочинила также и слова,— медленно и съ разстановкой сказала Миріамъ, зная, что слегка шепелявитъ, когда чувствуетъ себя несчастной, или находится въ состояніи нервнаго возбужденія.
— Какъ же это могло быть теб извстно, Джорженька?— спросила мать, обрадованная въ такой же степени, какъ если бы самый молодой маіоръ въ британской арміи былъ всего лишь десятилтнимъ мальчикомъ и уже командовалъ ротой.
— Довольно съ васъ знать, что я былъ въ этомъ увренъ. Дло въ томъ, мамаша, что очень многое во мн и у меня можетъ вамъ представляться непонятнымъ… Кажется, что день собирается сегодня быть жаркимъ, по крайней мр, для здшняго англійскаго климата. Не угодно-ли вамъ, миссъ Ласи, прогуляться сегодня верхомъ посл полудня? Можно будетъ, если прикажете, выхать изъ дому посл чая.
Казалось неловкимъ отвтить на это предложеніе отказомъ, но всякая женщина должна была понять, что оно не доставило Миріамъ ни малйшаго удовольствія.
— Съ вашей стороны будетъ очень мило похать по Бассетской дорог. Мн непридется посылать тогда Мартина въ деревню,— замтила г-жа Коттаръ, прерывая наступившее тяжелое молчаніе.
Подобно всмъ хорошимъ хозяйкамъ, она обладала маленькою слабостью, а именно пристрастіемъ къ стратегическимъ маневрамъ для сбереженія лошадей и экипажей. Мужчины въ дом жаловались, что она обращаетъ ихъ въ возчиковъ. Говорили въ семь, будто однажды утромъ, ожидая на обдъ гостей, она сказала мужу: ‘Не подешь-ли ты кататься, мой милый? Ты могъ бы тогда завернуть кстати въ Бассетъ и купить мн то, и то, и то?’
— Я уже это предвидлъ. Я зналъ, что вы, мамаша, никогда не преминете воспользоваться благопріятнымъ случаемъ. Замтьте себ только, что если вамъ надо привезти изъ Бассета рыбу. или какой-нибудь сундукъ, то я отказываюсь на отрзъ,— возразилъ разсмявшись Джоржъ.
— Нтъ, мн нужна только утка. Теб ее увяжутъ и упакуютъ въ лавк, такъ что выйдетъ очень изящный сверточекъ. Надюсь, она тебя не стснитъ? Обдъ у насъ сегодня по случаю жаркой погоды будетъ легонькій и къ тому же равнехонько въ девять часовъ.
Долгій лтній день тянулся цлую вчность, но подъ конецъ на лужайк сервированъ былъ чай, къ которому вышла изъ своей комнаты и Миріамъ.
Прежде чмъ Джоржъ усплъ предложить ей свои услуги, она вскочила уже въ сдло ловкимъ прыжкомъ двочки, мчавшейся во всю прыть на своей маленькой лошадк по Пятидесятиверстному Конному Пути. День тянулся безпощадно долго, не смотря на то, что Джоржъ дважды слзалъ съ лошади для осмотра воображаемыхъ наминокъ въ ея копытахъ. При дневномъ свт трудно бываетъ высказать даже и самыя обыденныя вещи, а то, о чемъ помышлялъ Джоржъ, представлялось далеко не обыденнымъ. Онъ очень мало говорилъ съ своей спутницей, и Миріамъ испытывала вслдствіе этого сложное чувство удовольствія и негодованія. Она очень обидлась, когда этотъ рослый мужланъ самъ догадался, что она сложила псню, слышанную имъ въ предшествовавшій вечеръ. Двица можетъ распвать вслухъ самыя завтныя свои грезы, но ей вовсе не желательно, чтобы о нихъ догадывались филистеры мужскаго пола. Они въхали еще засвтло въ обстроенную кирпичными домами маленькую Бассетскую улицу, и Джоржъ страшно замшкался тамъ изъ-за несчастной утки. Онъ хлопоталъ, чтобы она была увязана и приторочена къ сдлу самымъ тщательнымъ образомъ, не обращая ни малйшаго вниманія на то, что пробило уже восемь часовъ, а между тмъ надо было прохать десятка полтора верстъ, чтобы вернуться къ обду.
— Умстно будетъ поторопиться,— довольно сердито сказала Миріамъ, которой прогулка верхомъ казалась очень скучной.
— Намъ некуда спшить, но, впрочемъ, мы можемъ взять напрямикъ лугами и отпустить тамъ лошадямъ поводья. Это позволитъ намъ сберечь полчаса.
Лошади шли галопомъ по невысокой душистой трав и въ долин начала уже сгущаться давно желанная ночная тнь, когда всадники поднялись на гребень большого холма, высящагося надъ Бассетомъ и шоссейной дорогой. Не обращая вниманія на кротовины, молодые люди все мене сдерживали горячившихся своихъ лошадей. ‘Руфусъ’, на которомъ халъ Джоржъ, въ качеств истаго джентльмена поджидалъ изящнаго, но мене сильнаго ‘ Денди ‘.пока они не взобрались на холмъ. Оттуда, на протяженіи, трехъ верстъ оба коня, мчались рядомъ подъ гору такъ быстро, что втеръ свистлъ у нихъ мимо ушей. Въ тишин лтняго вечера раздавался равномрный топотъ восьми копытъ и легонькое побрякиваніе уздечекъ.
— Это было великолпно!— воскликнула Миріамъ, сдерживая своего коня.— Мы съ ‘Денди’ старые пріятели но кажется, что намъ никогда еще не случалось мчаться такъ шибко.
— А все-таки вамъ доводилось разокъ или два здить еще шибче…
— Скажите на милость. Когда же именно?
Джорженька слегка смочилъ языкомъ запекшіяся свои губы и тогда лишь возразилъ:
— Разв вы не помните, какъ хали по Пятидесятиверстному Конному Пути со мною, когда ‘Чужіе’ гнались за нами? Дорога еще шла вдоль берега, море было у насъ по лвую руку, и мы держали путь прямо къ фонарю на пригорк?
Молодая двушка задыхалась отъ волненія.
— Что именно,— что хотите вы этимъ сказать?— спросила она истеричнымъ тономъ.
— Я хочу напомнить вамъ про Пятидесятиверстный Конный Путь и… и про все остальное.
— Какъ? Неужели? Но вдь я даже не намекала въ своей псн про Пятидесятиверстный Конный Путь! Я въ этомъ вполн уврена. Я не говорила про него ни одной живой душ.
— Вы упомянули о полисмен ‘Дн,’ о фонар на вершин холма, о благодатномъ город и о Царств Сна. Все это, видите ли, сходится одно съ другимъ. Мста эти хорошо мн знакомы, а потому не трудно было догадаться, гд именно вы изволили быть.
— Праведный Боже! Дйствительно все согласуется вмст но… неужели… я… и вы… Подемте шагомъ, прошу васъ, или я упаду съ лошади!..
Джорженька подъхалъ вплоть къ молодой двушк и, положивъ дрожавшую свою руку на поводья возл ея собственной руки, заставилъ ‘Денди’ идти шагомъ. Миріамъ рыдала. ‘Совершенно также рыдалъ подстрленный въ бою солдатъ, стоявшій возл меня’ — вспомнилъ при этомъ Джоржъ Коттаръ.
— Успокойтесь. Все обстоитъ благополучно!— прошепталъ онъ.— Тмъ не мене все это, видите-ли, такъ и было на самомъ дл.
— На самомъ дл? Неужели я сошла съ ума?
— Въ такомъ случа мы оба оказались бы сумасшедшими. Попытайтесь обдумать все по возможности спокойно и хладнокровно. Разв могъ кто-нибудь знать, что вы прозжали по Пятидесятиверстному Конному Пути, если бы онъ и самъ тамъ не былъ?
— Но гд же, гд? Скажите мн, гд именно?
— Тамъ, въ нашей стран, гд бы она ни была! Вы, разумется, помните вдь, при какихъ условіяхъ вамъ приходилось хать по Конному Пути? Вы не могли этого забыть?
— Но вдь это было во сн, единственно только во сн!
— Пусть такъ, но все-таки прошу васъ разсказать мн ваши воспоминанія. Я самъ очень хорошо помню эту поздку.
— Погодите… Мн… Намъ слдовало во что бы ни стало избгать шума. Надо было соблюдать крайнюю осторожность!
Она глядла прямо передъ собою, между ушей Денди, но глаза ея ничего не видли, а сердце замирало отъ волненія.
— Оттого, что въ большомъ дом кто-то лежалъ при смерти,— продолжалъ Джоржъ, снова натягивая поводья Денди.
— Тамъ былъ еще садъ, обнесенный желзной ршеткой, зеленой съ позолотою. Въ немъ была страшная жара. Помните вы это?
— Еще бы не помнить! Я сидлъ по другую сторону постели Больного, когда онъ кашлянулъ, и ‘Чужіе’ вбжали въ комнату…
— Вы!— воскликнула она груднымъ своимъ голосомъ, въ которомъ звучала въ это мгновенье необычайная энергіи и глубина чувства. Широко раскрытые глаза двушки свтились въ темнот, словно звздочки, когда испытующій ихъ взглядъ остановился на Джорж.— Въ такомъ случа вы вдь мальчикъ, мой мальчикъ съ кучи хвороста, и я всю жизнь уже была съ вами знакома!
Она была не въ силахъ держаться прямо въ сдл и поникла на шею Денди. Джоржъ, сдлавъ усиліе, чтобы стряхнуть съ себя оцпненіе, начинавшее сковывать вс его члены, охватилъ двушку рукою за талію. Голова ея упала ему на плечо, а засохшія его губы принялись цловать низенькій блый лобъ и трепетавшія уста, которыя, какъ ему передъ тмъ казалось, существовали только въ иллюстрированныхъ сказкахъ для дтей. Къ счастью, лошади шли совершенно спокойно. Миріамъ, очнувшись, не длала ни малйшей попытки высвободиться изъ этого положенія. Головка ея по прежнему лежала у него на плеч, а сама она шептала:
— Да, разумется, вы мой мальчикъ! Какъ же я васъ, однако, не узнала? Какъ это могло случиться?
— Мн было извстно все еще вчера вечеромъ, а когда я увидлъ васъ за завтракомъ…
— Такъ вотъ почему вы на меня такъ глядли! А я-то еще тогда удивлялась! Вы, разумется, меня узнали?
— Я не могъ переговорить обо всемъ этомъ раньше. Оставьте вашу головку, милочка, тамъ, гд она была до сихъ поръ! У насъ съ вами все теперь обстоитъ благополучно? Такъ вдь, моя дорогая?..
— Я все-таки не понимаю, отчего не узнала васъ сразу, когда мы знакомы другъ съ другомъ ужь столько лтъ? Я припоминаю теперь вдь такую массу фактовъ!
— Разскажите мн что-нибудь изъ нихъ. Я погляжу тмъ временемъ за лошадьми.
— Я помню, что ждала васъ. Вы пріхали тогда на пароход. Помните это?