Макар, Пантелеев Лонгин Фёдорович, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 30 минут(ы)

МАКАРЪ.

(Изъ жизни Енисейской тайги).

Леонидъ Федоровичъ отправилъ Макара въ зимнюю развдку на Успенскій пріискъ, одинъ изъ самыхъ отдаленныхъ пріисковъ сверной системы.

Ничего капитальнаго развдка не обнаружила, но въ старой выработк кое гд оказалось золото, подходящее для золотничныхъ работъ, т. е. такихъ работъ, гд рабочіе, соединяясь въ небольшія артели, получаютъ плату не съ земляной выработки, а съ золотника добытаго ими золота. Плата, смотря по обстоятельствамъ, колеблется отъ рубля до двухъ съ полтиной.

Рабочіе, бывшіе въ развдк, а съ ними и Макаръ, пожелали остаться на Успенскомъ пріиск въ качеств золотничниковъ, на что и послдовало согласіе управленія. Прошло лто, и къ общему удовольствію артель намыла почти по фунту на человка, такъ что на каждаго на вычетомъ забора изъ пріисковаго амбара пришлось на руки отъ 50 до 100 рублей {Золотничники въ противность общеконтрактнымъ рабочимъ, получающимъ или поденную плату, или съ выработки, платятъ за свое содержаніе, пользованіе горнымъ инструментомъ и разнымъ имуществомъ, необходимымъ для производства работъ. За все это удерживается при окончательномъ разсчет.

Нкоторые изъ мелкихъ золотопромышленниковъ, особенно такъ называемые золотничные арендаторы, по большей части снимающіе пріиски на одинъ годъ, значительную часть своего барыша извлекаютъ изъ надбавки на цны, по которымъ имъ самимъ обходится заготовленіе. Нердкость между ними и такіе, что не обращая вниманія на запрещеніе закона, торгуютъ спиртомъ, причемъ бутылка доходитъ до 2 рублей. Тутъ, даже при очень хорошей добыч золота, въ разсчетъ рабочимъ почти ничего не приходится на руки.}.

10-го сентября артель отправилась на Михайловскій пріискъ за полученіемъ разсчета. Тамъ рабочіе узнали, что деньги на разсчетъ не пришли, а потому кто желалъ отправиться въ городъ, или перейдти въ другую компанію, долженъ былъ удовольствоваться квитанціей. Это обстоятельство не произвело особеннаго ропота, потому что невысылка денегъ къ разсчету явленіе въ тайг довольно не рдкое, а случаи, чтобъ деньги по квитанціямъ не уплачивались, встрчаются, какъ крайне рдкое исключеніе.

Макаръ шелъ на Михайловскій пріискъ, не имя въ голов опредленнаго плана относительно дальнйшаго будущаго, онъ даже не задавалъ себ вопроса — останется ли у Леонида Федоровича, или перейдетъ въ другую компаніи). Макаръ зналъ, что получитъ недурной кушъ, и что его обязательныя отношенія окончились 10-го сентября — этимъ пока и довольствовался.

Этотъ индефферентизмъ въ значительной степени обусловливался неопредленнымъ настроеніемъ всей артели. Нкоторые доказывали, что надо и на будущій годъ попытать счастья на золотникахъ, другіе выражали сомнніе, чтобы на Успенскомъ пріиск осталось благонадежное золото. Толки въ этомъ смысл пошли еще съ августа, но ни къ какому положительному ршенію не привели. Одни и тже рабочіе, смотря по ходу добычи, сегодня горячо утверждали, что золота хватитъ и на будущій годъ, а дня черезъ два сами же оспаривали этотъ взглядъ.

Но главное, золотничная работа, въ большинств случаевъ, идущая почти безъ всякаго вмшательства со стороны у правленія,— въ отведенныхъ мстахъ рабочимъ предоставляется полная свобода,— далеко не вызываетъ такого лихорадочнаго ожиданія разсчета, какъ общеконтрактная. Общеконтрактный по команд встаетъ, по команд цлый день работаетъ. Много-ли, мало-ли добывается золота — это не иметъ прямого отношенія къ его заработку, кром рдкихъ случаевъ, когда въ розсыпи встрчается такъ-называемое подъемное золото, {За подъемное золото, во избжаніе утайки его, платится отъ 1 до 2 р. за золотникъ,} т. е. крупные самородки.

Не таково положеніе золотничника. Онъ спитъ въ волю, кончаетъ работу по ‘солнышку’, всякая перемна въ добыч золота близко затрогиваетъ его. А такъ какъ колебанія въ золот почти ежедневныя, то золотничникъ постоянно находится въ возбужденномъ состояніи. Чуть въ одномъ мст золото стало измнять — ужь онъ пускается въ розыски, внимательно присматривается ко всякой подозрительной кучк, беретъ пробы, повряетъ легенды, гд въ старое время было богатое золото, забываетъ о ‘солнышк’, если наткнется на ‘шибко доброе золото’, и совершенно падаетъ духомъ, когда его продолжительные розыски оказываются безуспшными. Самыя полезныя указанія управляющаго онъ хотя и выслушиваетъ почтительно, но почти никогда имъ не слдуетъ, у него всегда въ такихъ случаяхъ одинъ отвтъ.

— Оно такъ, Леонидъ Федоровичъ, на коняхъ много выгодне вскрывать торфа (пустые верхніе слои), да намъ то несподручно.

Само собой разумется, что при успшномъ ход дла золотничникъ позволяетъ себ лакомиться всмъ, что только есть въ пріисковомъ амбар’. Особенно онъ падокъ на сахаръ и масло, которыхъ общеконтрактный не видитъ иногда ни разу во весь годъ.

На Михайловскомъ пріиск Макаръ между прочимъ узналъ, что Леонидъ Федоровичъ перезжаетъ въ городъ, и притомъ детъ не на почтовыхъ, а на своихъ лошадяхъ, значитъ ему нуженъ конюхъ, котораго онъ пока еще не выбралъ.

— Леонидъ Федоровичъ, вы въ городъ дете?

— Да, а что?

— Возмите меня за конюха.

— Тебя за конюха взять? Да вдь мн въ такомъ случа придется самому за конями смотрть.

— Не безпокойтесь, будьте въ надежд…

— Ну нтъ, братъ, на тебя надежда плоха. И зачмъ теб въ городъ, оставайся лучше въ тайг.

— А я думаю на южные промысла пробраться, сами знаете, что нын здсь мстовъ хорошихъ нтъ.

Макаръ никогда не забываетъ, что онъ прежде всего по профессіи поваръ, на всякую другую работу смотритъ, какъ на вынужденную крайностью обстоятельствъ. Но въ данную минуту онъ столько же думалъ о южныхъ промыслахъ, какъ и о всякихъ другихъ,— они просто къ слову подвернулись.

— А деньги не пришли?

— Нтъ не получены.

— Такъ позвольте мн квитанцію.

— Да вдь ты ее пожалуй потеряешь по дорог, или за безцнокъ кому нибудь отдашь, придешь въ городъ, такъ и безъ квитанціи получишь отъ меня что слдуетъ.

— Это еще и лучше, отвчалъ Макаръ тономъ вполн убжденнаго человка, но все же дайте мн теперь хоть десять рублей.

— А зачмъ теб десять рублей, чтобъ пропить на Ивановскомъ?

— Нтъ — это вы напрасно такъ думаете, у меня есть долги,— надо разсчитаться^ къ тому же хотимъ артелью подводу до Енисейска нанять.

— Никакой вы подводы не наймете, а вотъ слушай — я тебя при нашихъ коняхъ отправлю,

— Такъ дайте же хоть три рубля, право надо за стирку отдать.

На это Леонидъ Федоровичъ согласился.

Недли черезъ полторы докладываютъ Леониду Федоровичу, уже поселившемуся въ Енисейск, что пришли изъ тайги лошади.

— А гд же Макаръ, спрашиваетъ онъ, осмотрвъ лошадей и не видя въ числ конюховъ Макара.

— Да онъ еще на Ивановскомъ отсталъ отъ насъ, и съ тхъ поръ я его не видалъ, объясняетъ служащій.

Однако по нкоторомъ времени является и Макаръ. Онъ все въ томъ же неизмнномъ сюртук изъ верблюжьяго сукна, и уже слегка подвыпивши.

— Чтожь ты, братецъ, отсталъ?

— Да захворалъ.

— Напрасно же я далъ теб три рубля.

— Вы можетъ быть думаете, что я запилъ,— право же нтъ, такъ животомъ схватило, — думалъ, что и города мн не видать.

Еслибъ спросить Макара, зачмъ онъ такъ беззастнчиво лгалъ и притомъ безъ всякой надобности — онъ и самъ затруднился бы объяснить.

Макаръ лгалъ всмъ безъ различія, какъ своимъ пріятелямъ рабочимъ, такъ и начальству, при этомъ мнялись только темы. Рабочимъ онъ при случа разсказывалъ о колоссальныхъ выпивкахъ, большихъ заработкахъ на какихъ то пріискахъ, которыхъ онъ и въ глаза не видалъ.

— А золото тамъ — такъ здсь такого никогда и небывало, какъ отворотишь ребровику {Плитообразный камень.} — на ней точно таракановъ насажено золотинъ.

Отъ золота переходилъ къ удивительнымъ похожденіямъ въ хозяйскихъ амбарахъ, причемъ сами собой опоражнивались бочки со спиртомъ и т. д.

Пріятели все выслушивали безъ возраженій, по за то воспламененные Макаромъ платили ему тою же монетой, да еще съ процентами.

Пріисковое начальство онъ уврялъ въ своей способности на всякую работу, и если въ перспектив открывалась возможность полученія порціи, то и дйствительно ни отъ какой работы не отказывался, хотя конечно проку изъ этого выходило мало. Съ особеннымъ одушевленіемъ любилъ Макаръ говорить о своей преданности хозяйскимъ интересамъ, готовности идти за нихъ въ огонь и воду.

— Мн хозяйское добро дороже своего,— и не приведи Богъ, сколько за это приходилось терпть отъ своего брата рабочаго, потому, вдь сами знаете, какой здсь народъ — чистая каторга!

Макара спокойно выслушивали, не давая ему понять, что не врятъ, только когда черезчуръ увлекшись, онъ пускался доказывать, что собственно и къ водк онъ не иметъ большаго пристрастія, тутъ его обыкновенно безъ церемоніи останавливали.

— Ну нтъ, братъ, это ужь ты начинаешь сказки разсказывать.’

И при всемъ томъ Макара никакъ нельзя было назвать лжецомъ въ общепринятомъ смысл этого слова, ужь потому, что онъ, собственно говоря, никогда не имлъ затаенной мысли ввести слушателя въ обманъ, такъ-какъ самъ же очень хорошо зналъ, что ему никто не повритъ, какъ и онъ въ свою очередь не врилъ другимъ. Это скоре былъ общеприпятый тонъ, врод того, какъ въ такъ называемомъ обществ говорятъ другъ другу всевозможныя любезности и свидтельствуютъ увренія въ преданности и готовности, никого и ни къ чему, впрочемъ, необязывающія.

Если же паче чаянія Макару и удавалось ввести своего слушателя въ заблужденіе, то это его самого приводило въ столь веселое расположеніе духа, что онъ зачастую тутъ же себя и выдавалъ.

Разъ приходитъ онъ къ Леониду Федоровичу и проситъ разсчета. Дло было въ половин декабря, когда только что начинается транспортировка и благодаря вощикамъ въ тайг появляется контрабандный спиртъ. Макаръ разсчиталъ, что иметъ за конторой около тридцати рублей заслуги — вотъ ему и захотлось погулять. А между тмъ, онъ впередъ зналъ, что Леонидъ Федоровичъ денегъ не дастъ, именно изъ предосторожности, чтобъ Макаръ не запьянствовалъ. Потребовать же разсчета Макаръ не имлъ никакого повода, да Леонидъ Федоровичъ могъ и отказать въ разсчет, такъ какъ Макаръ подписался къ контракту по 1 марта. Вотъ онъ и пустился на хитрость.

— Зачмъ теб, разсчетъ, съ удивленіемъ спрашиваетъ Леонидъ Федоровичъ.

— Жена пріхала.

Леонидъ Федоровичъ когда-то слыхалъ отъ Макара, что у него остались въ Россіи жена и маленькая дочь.

— Откуда ты объ этомъ узналъ?

— Съ вощиками наказывала, что пріхала въ Енисейскъ.

— Такъ зачемъ же теб туда отправляться, гораздо лучше, если жена сюда прідетъ, я могу дать ей мсто.

— Нтъ ужь Леонидъ Федоровичъ, довольно походилъ въ тайгу и одинъ.

— Что-жь вы будете длать въ Енисейск, додачи теб придется немного, да и ту пожалуй на радости спустишь въ два-три дня.

— Ну нтъ, теперь эту дурь надо оставить.

— Но все-таки, что же ты станешь длать въ Енисейск?

— А я думаю начать сайки печь, жена бы помогала, можно и рабочихъ на квартир держать.

— Ну какъ знаешь, сегодня же будетъ готовъ разсчетъ.

Что то подозрительное промелькнуло по лицу Макара, съ особенною поспшностью уходившаго изъ кабинета Леонида Федоровича.

— Чортъ знаетъ что такое, тутъ что нибудь не такъ, подумалъ Леонидъ Федоровичъ и кинулся въ догонку за Макаромъ.

— Ты врешь, Макаръ, никакой жены къ теб не прізжало?

Макаръ вмсто отвта уткнулъ лицо въ растопыренныя ладони и захохоталъ самымъ добродушнымъ образомъ.

Итакъ Макаръ въ Енисейск.

— Ты, конечно, пришелъ разсчетъ получить?

— Такъ точно-съ.

— Хорошо, теб приходится 97 руб., но я сразу теб не выдамъ.

— Пть, пожалуйста, вс отдайте.

— Зачмъ теб вс деньги? оберутъ тебя здсь какъ липку, а не то еще и голову сорвутъ.

— Какъ зачмъ деньги? вотъ на одну одежду придется издержать рублей сорокъ, да за квартиру хозяину заплатить,— пустяки останутся.

— Ну какъ ты тамъ не считай, а я теб боле 17 руб. не дамъ, потомъ приходи каждое первое число и будешь получать по 20 рублей.

— Нтъ, за что же… ужь пожалуйста выдайте вс деньги…. изъ-за чего все лто работалъ, огорченнымъ тономъ проговорилъ Макаръ.

Леонидъ Федоровичъ подумалъ недолго и, хоть жаль ему было Макара, веллъ выдать полностью всю додачу.

По опыту онъ зналъ, что Макара въ этомъ пункт никакъ не убдишь. Положимъ, Леонидъ Федоровичъ могъ просто не выдать ему всхъ денегъ, такъ сказать, противъ воли Макара, послдній, конечно, не пошелъ бы жаловаться. По за то на другой же день явился бы за деньгами, и продолжалъ бы ходить до тхъ поръ, пока не выбралъ бы всхъ. Наконецъ, могъ просто привести какого-нибудь сострадательнаго енисейскаго мщанина съ фиктивной долговой роспиской.

А между тмъ, никто лучше самого Макара не зналъ до какой степени непрочны въ его рукахъ деньги. Но тмъ не мене, онъ ни за что не вынесъ бы добровольно попечительной опеки Леонида Федоровича, и совсмъ не потому, чтобъ она казалось ему оскорбительной. Нтъ, тутъ были мотивы боле глубокіе.

Пачка денегъ въ карман пріискателя — тоже что билетъ на право входа куда угодно, это почетное мсто въ рабочихъ клубахъ и ассамблеяхъ, а главное, она даетъ возможность въ каждую данную минуту удовлетворить всякой случайной фантазіи. И притомъ, разв затмъ пріискатель цлое лто не разгибаетъ спины, хлебаетъ все одни и тже щи, чтобъ потомъ начать размренную жизнь, о которой при случа нетолько нечего поразсказать другимъ, но и самому неинтересно вспомнить?

Л. Пантелевъ.

(Продолженіе будетъ).

‘Восточное Обозрніе’, No 41, 1883

МАКАРЪ.

(Изъ жизни Енисейской тайги).

(Продолженіе).

Едва Макаръ вышелъ изъ конторы, какъ его уже поджидалъ за воротами почтеннйшій Курзичъ, одинъ изъ тхъ енисейскихъ мщанъ, имъ же имя легіонъ, вся житейская практика которыхъ вращается почти исключительно около выхода рабочихъ изъ тайги и обратнаго туда шествія.

Курзичъ иметъ на Каштак {Часть города населенная бднйшимъ людомъ, попреимуществу кореннаго енисейскаго происхожденія.} небольшую избенку, крытую на одинъ скатъ, нее его домообзаводство состоитъ изъ цпной собаки, вчно голодной. По временамъ, впрочемъ, заводится какая-нибудь кляча, причемъ Курзичъ при всякомъ удобномъ случа заявляетъ о своемъ намреніи заняться перевозкой грузовъ. Однако, не пройдетъ и мсяца, какъ самъ же Курзичъ объясняетъ какому-нибудь сосду.

— Кормы нын дорогіе, а тутъ Ивану Петровичу понадобились лошади, ну я и продалъ срка.

Никакого ремесла он не знаетъ, но за то, какъ коренной енисеецъ, твердъ во всхъ преданіяхъ старины. По субботамъ любитъ хорошенько выпариться, строго соблюдаетъ посты, по праздникамъ и воскресеньямъ аккуратно бываетъ у обдни. Оттуда онъ обыкновенно заходитъ поздравить съ праздникомъ своихъ богатыхъ, но отдаленныхъ родственниковъ. Тамъ его угощаютъ чаемъ, ркромно стоя въ углу, онъ не садится, пока его не попросятъ, выпьетъ одну чашечку и прикроетъ, но отъ предложенной другой и третьей не отказывается. Любитъ при этомъ завязать разговоръ о духовныхъ предметахъ, преимущественно на тему, что въ наше время народъ сталъ слабъ.

— Охъ, какъ слабъ сталъ, и глубоко вздохнетъ, другіе чай и дорогу то въ церковь позабыли.

Съ конца сентября и до марта у Курзича открывается квартира для рабочихъ-пріискателей. Когда у нихъ есть деньги — пніе и музыка не умолкаютъ, услужливость Курзича тогда границъ не знаетъ, во всякую пору онъ готовъ бжать за водкой, жена ставить самоваръ или сходить за какой нибудь Марфушкой или Палашкой.

По вотъ деньги вс вышли и тонъ отношеній начинаетъ мняться, но не сразу. Курзичъ каждый день освдомляется у своихъ прогорлыхъ жильцовъ куда они думаютъ наняться, предупредительно сообщаетъ, что у Голубковыхъ уже началась наемка, мало того самъ заходитъ въ конторы и наводитъ справки — не надо ли кому рабочихъ.

Удалось наняться квартирантамъ Курзича — опять пніе и гармоники оживляютъ его избенку, Марфушки и Палашки можно сказать до самоотверженія доводятъ свои любезности. По временамъ самъ Курзичъ принимаетъ участіе въ незатйливыхъ развлеченіяхъ пріискателей. Смотря, напримръ, какъ Иванъ тщетно толчется на одномъ мст, при чемъ хитрое колнце никакъ у него не выходитъ, Курзичъ не выдержитъ и самъ выступаетъ на середину.

— Нтъ, я вижу, вы, братцы, не мастера плясать,— да съ этими словами и пустится трепака откалывать.

— Ай да хозяинъ, вотъ такъ молодецъ, одобрительно раздается изъ разныхъ угловъ.

Разумется вслдъ за симъ является усиленный запросъ на водку.

Но все на свт преходяще, а особенно скоротечны дни радости и веселья таежнаго рабочаго. Много черезъ недлю, а ужъ рдко черезъ дв, гармоники стихаютъ и на этотъ разъ Курзичъ начинаетъ безъ особенныхъ церемоній выпроваживать своихъ пріятелей. Т впрочемъ и сами понимаютъ, что никакихъ прочныхъ правъ у него не пріобрли, такъ какъ впередъ за квартиру не заплатили, и одинъ за другимъ куда-то исчезаютъ. Но какой нибудь Иванъ или Семенъ впрочемъ остается у Курзича для нкоторыхъ совмстныхъ операцій, преимущественно въ ночное время. Въ такихъ случаяхъ Курзичъ по большей части беретъ на себя иниціативу, а при благопріятномъ исход хоронитъ концы въ воду. Самое же путешествіе по мстамъ, гд плохо лежитъ, возлагается на долю квартирантовъ, черезъ ихъ же посредство ведутся довольно дятельныя сношенія съ рабочей братіей, проживающей въ город и лишенной опредленнаго крова. Большихъ длъ обыкновенно не производится, по за то въ домишк Курзича откуда-то являются и куда-то опять переходятъ хомуты, лома, кули, полушубки и т. п.

Но вотъ зима на исход, рабочіе ушли въ тайгу, разумется предварительно оставивъ въ Енисейск выданную имъ на дорогу одежду. Тутъ то и наступаютъ трудные дни для Курзича.

Весной онъ еще промышляетъ на Енисе, то тащитъ бревна оторвавшіяся отъ плота, то ловитъ растерянныя дрова. Однако этимъ промысломъ долго не проживешь.

Тогда Курзикъ начинаетъ странствованіе по всмъ конторамъ съ предложеніемъ поставить сно, конечно подъ условіемъ приличнаго задатка. Но его везд знаютъ и отвчаютъ отказомъ. Это не смущаетъ Курзича, немного погодя онъ уже предлагаетъ приплавить хлбъ изъ Красноярскаго округа.

— Мн и задатку никакого не надо.

— А по какой цн?

— Муку можно по 55 к., а овесъ по 40 коп.

— Нтъ, не надо,— здсь на мст гораздо дешевле.

— Это точно-съ, потупя взоръ объясняетъ Курзичъ, здсь дешевле, только вдь по мелочамъ, а большой партіи не набрать, да и хлбъ нын наплавленъ не хорошій, овесъ съ соромъ — плохъ онъ уродился въ прошломъ году {Въ Енисейск хлбъ приплавляютъ два раза, весной прошлогодняго урожая, а осенью текущаго.}.

Въ другой контор онъ заводитъ рчь о лошадяхъ.

— Приводи, посмотримъ.

— Он еще въ дорог, я думаю такъ черезъ недльку придутъ, что же, можно будетъ разсчитывать?

— Да надо же посмотрть что за лошади.

— Ужь не безпокойтесь, вдь я знаю какія вамъ нужны лошади, приведу настоящихъ ломовиковъ.

И вотъ дня черезъ два Курзичъ въ сопровожденіи какой то личности пригоняетъ двухъ-трехъ одровъ.

— Это что за кони, татарамъ на мясо не годятся.

— Помилуйте-съ, это они только въ дорог повысились,— вдь все время шли на подножномъ корму, а поставьте ка ихъ на овесъ, такъ черезъ недлю къ нимъ и подступу не будетъ.

Понятно, что кони уводятся обратно, не смотря на вс увренія Курзича и настоящаго владльца, скромно разыгрывающаго роль безучастнаго знакомаго.

Такъ вотъ этотъ самый Курзичъ уже поджидалъ Макара.

— Ну что получилъ разсчетъ?

— Да,— сколько теб слдуетъ.

— За два полштофа рубль, Марфушк отдалъ рубль, ну а за хлопоты и ду сколько положишь.

Макаръ даетъ трехрублевую.

— Спасибо, а ты парень не останешься у насъ на квартир? дешевле нигд не найдешь — съ харчами всего только шесть рублей въ мсяцъ.

Макаръ еще не былъ настолько пьянъ, чтобы не взвсить несомннныхъ выгодъ, которыя представляло предложеніе Курзича, то есть возможность обезпечить себ теплый уголъ хоть на одинъ мсяцъ. Но ему почему то вдругъ стало жаль отдать сразу такую крупную сумму, и онъ отвчалъ.

— А вотъ я поищу нашихъ, можетъ быть вс вмст наймемся.

Начиная съ 1869 года {То есть посл пожара, истребившаго почти весь городъ.} тяготетъ подъ Енисейскомъ злой рокъ — рабочимъ, выходящимъ изъ тайги, не позволяютъ останавливаться въ город. Только что они переправятся черезъ Енисей, какъ полиція предлагаетъ имъ сейчасъ же направляться въ дальнйшій путь. Енисейцы ропщутъ, свидтельствуютъ объ упадк торговли, наконецъ прямо возражаютъ по адресу — не все ли молъ равно гд пропиваться рабочимъ, въ город или въ деревняхъ по дорог. Однако начальство этимъ резонамъ не внемлетъ и вс представленія о снятіи опалы оставляетъ безъ послдствій.

Впрочемъ по времени все пришло въ надлежащее и для всхъ удобное положеніе. Рабочіе, у которыхъ нтъ денегъ, безъ всякихъ понужденій со стороны начальства, какъ это большею частью длали и прежде, направляются въ свои волости, т же, у которыхъ есть деньги, совершивъ непродолжительное шествіе по указанному направленію, предпринимаютъ затмъ фланговое движеніе и, благодаря этому маневру, безпрепятственно проникаютъ въ беззащитный городъ, гд никто уже не мшаетъ имъ жить и веселиться.

Т времена давно миновали, когда расходившіеся пріискатели устилали грязныя улицы ситцемъ, плисомъ и тому подобными матеріями, когда они требовали ‘шипучки’, при чемъ смтливые купцы отпускали имъ лимонадъ вмсто шампанскаго, не видно также шумныхъ процессій съ пснями и музыкой въ обществ дамъ, увшанныхъ всякаго рода украшеніями.

Но воспоминаніе объ этихъ временахъ до сихъ поръ живетъ, принимаетъ даже нсколько легендарную окраску.

— Ужь и забавникъ же былъ, братцы, Иванъ Семеновъ, разсказываетъ при случа какой нибудь старый пріискатель, вынесъ онъ разъ отъ щеголевскихъ пять тысячъ…

— Хватилъ тоже — пять тысячъ, прерываетъ новичекъскептикъ.

— А то какъ же, вдь онъ передъ тмъ четыре года не выходилъ съ пріисковъ, да за все это время ему былъ данъ скупъ {То есть онъ скупалъ для конторы у рабочихъ краденое золото, такому агенту, выбираемому всегда изъ рабочихъ же, дается извстный процентъ.}. Захотлъ онъ домой, въ Россію, хать, по вмсто того и закрутилъ въ Мотыгиной {Мотыгина — первая деревня по дорог съ южныхъ пріисковъ.}, пьетъ цлую недлю, всю деревню поитъ на свой счетъ. Вдругъ ему и вздумалось:

— Давайте мн телгу, да чтобъ бабы запряглись и катали меня.

Навшалъ на бабъ колокольцовъ, шаркунцовъ, шалей, въ телгу набралъ ситцу, платковъ и всякой всячины. Везутъ бабы молодца по деревн, сами псни распваютъ, ну, разумется, весь народъ за нимъ толпой валитъ. А Иванъ Семеновъ нтъ — нтъ, да и броситъ — то кусокъ ситцу, то шаль, али что другое, ну тутъ сейчасъ же начинается драка. Только на бду откуда не возмись исправникъ.

— Это что такое?

Сейчасъ же казаки забрали Ивана Семенова. Черезъ три дня однако исправникъ его выпустилъ. Иванъ Семеновъ прямо отъ него къ щеголевскому довренному, вновь нанялся, взялъ у него четвертную, да сейчасъ же и ухалъ на пріиски.

Слушатели, понятно, и не спрашиваютъ — куда же двались тысячи Ивана Семенова…

Теперь праздникъ справляется безъ особенной публичности и разнообразія, такъ какъ тысячи остались въ однхъ воспоминаніяхъ о прошломъ, а сторублевки встрчаются лишь у очень немногихъ. Преимущественно потребляется водка, слышны гармоники, на улицахъ попадаются группы несовсмъ твердыхъ на ногахъ рабочихъ, можно встртить и валяющихся въ грязи. Вотъ вншняя картина Енисейска въ дни выхода рабочихъ изъ тайги. Къ довершенію всего по большей части идетъ неумолкаемый дождь. И безъ того вчно грязный Енисейскъ въ разсчетъ выглядитъ еще непривлекательне.

Ни одинъ сезонъ не проходить впрочемъ, чтобъ не гремла какая нибудь группа рабочихъ. То бенардаковскіе вынесли хорошія деньги, то золотничники съ Дюбкоша стараются затмить всхъ своихъ собратовъ, то-есть не выходятъ изъ питейныхъ, гд угощаютъ всякаго встрчнаго, если же появляются на улицахъ, то не иначе, какъ разъзжая на биржевыхъ.

И еще — рдкій сезонъ обходится безъ какого нибудь героя, слава о которомъ зачастую переходитъ въ отдаленнйшія времена. Разумется, такой герой длается предметомъ общаго вниманія, при чемъ его по сту разъ заставляютъ разсказывать какъ было дло.

Нын такимъ героемъ явился татаринъ Алимка.

— А, Алимъ, восклицаетъ толпа, едва онъ войдетъ въ питейное, здорово, братъ.

Вс крпко жмутъ ему руку, начинается чоканье шкаликовъ, объятія.

— Слышали, братъ, слышали, разскажи-ка намъ какъ было дло.

— Да коли слышали — такъ чего разсказывать, отвчаетъ Алимъ, которому впрочемъ его извстность нетолько не въ тягость, но доставляетъ даже немалое удовольствіе. Это однако не мшаетъ ему всякій разъ нсколько поломаться.

— Ну нтъ, братъ, хотимъ отъ тебя самого слышать,— уважь компанію.

Алимъ погладитъ свою бороду, откашлянется и начнетъ свое повствованіе.

— Въ прошломъ году, братцы, захожу я къ Мелентьеву, такъ и такъ, говорю, покупаете пшеничку?

— Можно, у тебя сколько?

— Съ фунтикъ будетъ.

— Два рубля (т. е. за золотникъ).

— Хорошо, и отдаю ему мищчекъ.

Взялъ онъ у меня и пошелъ всить въ другую комнату. Я стою въ прихожей: прошло таково долго, не выходитъ что-то Мелентьевъ, чего, думаю онъ тамъ замшкался — мн дурного то ничего и въ голову не приходитъ. Стою и жду. Вотъ выходитъ какая-то баба.

— Теб чего надо, говоритъ.

— Ивана Никандровича.

Пошла она къ нему, выходитъ и самъ.

— Теб чего надо?

Я только смотрю на него, просто онмлъ.

— Чего теб надо, говоритъ таково грозно.

— Денегъ жду… сами знаете, проговорилъ я наконецъ.

— Какихъ денегъ? ты должно быть пьянъ, — пошелъ вонъ!

Вижу дло плохо, хоть и первостатейный купецъ, а выходитъ плутъ, да еще какой! Почесалъ я затылокъ, да и пошелъ вонъ. Я зло такъ меня и разбираетъ, ужь непремнно же ему подлецу отомщу, не будь я Алимка. Цлый годъ, братцы, ждалъ случая. Нын въ разсчетъ и сговорился я съ Абдулкой. Идемъ къ Мелентьеву, Абдулъ впереди. Я нарочно перерядился въ бешметъ и голову обрилъ {Татары на пріискахъ по большей части одваются какъ русскіе рабочіе и голову не брютъ.}, такъ что Мелентьеву трудно было признать меня.

— Пшенички не надо ли, говоритъ Абдулка. Пошелъ это Мелентьевъ къ себ въ кабинетъ, и мы за нимъ слдомъ.

— Куда?

— Нельзя молъ, надо всъ посмотрть.

Только что онъ началъ всить — Абдулъ то и накинулъ ему шаль на голову, а я давай его тузить, да приговариваю:

— Только пикни, сейчасъ наши полицію крикнутъ. Помни, говорю, Ллимку, помни хорошенько, а самъ его потчую.

Сталъ онъ братцы жалиться.

— Ахъ, отпустите душу на покаяніе, возьмите и золото назадъ.

— Нтъ, заплати еще вдвое за прошлогоднее.

— И заплатилъ? прервалъ кто-то изъ нетерпливыхъ.

— Все до копейки заплатилъ.

— Молодецъ Алимка, ну-ка, братъ, выпьемъ, и вслдъ затмъ опять начинается круговое чоканье шкаликами.

Въ числ присутствовавшихъ было двое рабочихъ изъ южной тайги. Чувствуя себя до нкоторой степени какъ бы въ чужомъ обществ {Рабочіе съ южныхъ пріисковъ рдко заходятъ въ Енисейскъ, онъ имъ не по дорог.}, они были нсколько задты торжествомъ Алимки и нашли необходимымъ для чести южныхъ промысловъ выдвинуть тамошнюю исторію, получившую въ ихъ круг громкую извстность.

— А вы ребята слыхали ли про нашего Петра Непомнющаго.

Вс отозвались, что Петра не знаютъ и ничего о немъ не слыхали.

— Разъ идетъ, началъ разскащикъ, Петръ съ одного стана на другой {Рабочіе вмсто пріиска почти всегда говорятъ станъ, хотя собственно станъ составляетъ часть пріиска.}. Вотъ ему и встрчается исправникъ, детъ онъ верхомъ и съ нимъ два казака — онъ у насъ безъ казаковъ ни на шагъ. Петръ хоть и зналъ исправника, однако проходитъ мимо и шапки не снимаетъ. Сейчасъ же исправникъ останавливаетъ его.

— Ты какъ смешь не кланяться, разв не знаешь кто я.

— Нтъ не знаю, отвчаетъ Петръ, а самъ все-таки шапки не снимаетъ.

— Взять его.

Казаки забрали Петра и повели за исправникомъ. Недалеко былъ Мясниковскій пустой станъ. Тутъ исправникъ остановился, позвалъ караульнаго и веллъ разложить Петра. Когда отсчитали пятьдесятъ нагаекъ, то и говоритъ:

— Довольно. Вотъ знай же теперь, что я горный исправникъ Михайловскій.

Петруха то одной рукой порты поднимаетъ, а другой какъ засвтитъ по морд Михайловскаго.

— Ну и ты знай же, говоритъ, что я Петръ Непомнющій.

Будь тутъ самъ Петръ Непомигощій, ему бы безъ сомннія сдлали овацію еще боле внушительную, чмъ Алимк, но въ разсказ исторія не произвела особеннаго впечатлнія, лишь одинъ изъ слушателей замтилъ:— между поселенцами, братцы, есть народъ отчаянный, ничего не побоится.

Л. Пантелевъ.

(Продолженіе будетъ).

‘Восточное Обозрніе’, No 42, 1883

МАКАРЪ.

(Изъ жизни Енисейской тайги).

(Продолженіе).

Непосредственное обладаніе порядочной суммой денегъ не произвело на Макара охмляющаго впечатлнія, деньги онъ видалъ, они даже не разъ бывали въ его рукахъ. Къ тому же, первая, черезчуръ острая жажда была уже до нкоторой степени удовлетворена. Потому мысли Макара но разставаніи съ Курзичемъ приняли нсколько серьезный характеръ. Онъ прежде всего ршился зайдти въ лавку и купить сапоги, поддевку и т. п. принадлежности рабочей костюмировки. По проходя мимо питейнаго, не могъ отказать себ въ удовольствіи завернуть туда хоть на минуту.

— Я только шкаликъ перехвачу, думалъ онъ.

Но обстоятельства сложились иначе… Распивочная была биткомъ набита. Тутъ были бонардаковскіе, асташовскіе, базилевскіе, представители всхъ крупныхъ и мелкихъ компаній, золотничники и общеконтрактные. Никакого различія не замтно, все слилось въ одну толпу, одушевляемую однимъ чувствомъ. Пріятели и незнакомые цловались, ставили другъ другу шкалики, показывали свои покупки, давали пробовать гармоники.

Макаръ сітву утопулъ въ этомъ расходившемся мор, и, пока всего праздника не справилъ, не могъ вынырнуть, да по правд сказать и не думалъ объ этомъ.

На его счастье онъ въ первый же день встртилъ Ивана Черепушкина, парня хоть и молодого, но никогда не напивающагося до безпамятства. Макаръ за что-то расплачивался и никакъ не могъ совладать съ своими деньгами, он у него то вываливались изъ рукъ, то какъ-то странно рублевки путались съ пятитками. Не вмшайся въ дло Черепушкинъ, трудно сказать какимъ бы образомъ Макаръ выпутался изъ своего замысловатаго положенія.

— Я сколько тутъ осталось? спросилъ онъ Черепушкина, когда тотъ подбиралъ ему кредитные билеты въ удобную пачку.

— Пятьдесятъ… шестьдесятъ три… восемьдесятъ шесть рублей.

— Дай мн шесть рублей, а т пусть у тебя останутся. Съ этой минуты Черепушкинъ сталъ кассиромъ Макара.

——

Проходятъ дни. Макаръ въ какомъ-то чаду, онъ не отдаетъ себ яснаго отчета не только въ томъ, гд и что длаетъ, но даже самое время какъ-то такъ странно перепуталось, что ночь иногда заступаетъ день, а день переходитъ въ ночь. Макаръ идетъ, куда идутъ другіе, или врне сказать, куда его ведутъ, спитъ гд приведетъ случай.

Необходимыя покупки не то были отложены, не то совсмъ забыты. За то Макаръ сдлался совершенно неожиданно обладателемъ рдкостной гармоники. Макаръ не былъ мастеръ играть, бывало, возьметъ гармонику, терпливо подбираетъ разныя псни, но ничего не выходитъ, такъ что пріобртеніе гармоники никогда ему и въ голову не приходило. По вотъ онъ нын сидитъ въ питейномъ. Петька рязановскій наигрываетъ и, такъ какъ онъ былъ артистъ своего дла, то скоро около него составился кружокъ слушателей.

— А хороша у тебя гармоника, кто-то сказалъ, когда Петька кончилъ играть.

Гармоника была дйствительно недурная и съ красивой отдлкой.

— Здсь, пожалуй, такихъ нтъ.

— Я ее, братцы, въ фортунку выигралъ у Николая Мясниковскаго, а у того она была изъ Москвы. Такъ онъ мн потомъ десять рублей давалъ, да бархатный кисетъ въ придачу — шибко жаль было ему гармоники, потому что она завороженая.

— Это бываетъ, глубокомысленно замтилъ Арсентій Патрушевъ.

Гармоника стала переходить изъ рукъ въ руки. Неутерплъ и Макаръ, онъ даже попробовалъ что-то сыграть. И ему показалось, что вышло очень недурно.

— А ты не продашь ли? спросилъ онъ Петьку.

— Охъ, парень, жалко, вдь это такая гармоника, что только начни играть — ни одна баба не устоитъ — такъ сама къ теб и кинется.

Чмъ боле упирался Петька, тмъ сильне разгорался Макаръ. Наконецъ, при участіи общихъ пріятелей, Макаръ сдлался обладателемъ драгоцнной гармоники.

Дло происходило днемъ. Съ такой драгоцнностью и сидть въ питейномъ — вещь немыслимая, надо было поскоре показаться передъ всмъ честнымъ народомъ.

Едва биржевой замтилъ выходящаго Макара, какъ, ни минуты не задумываясь, лихо подкатилъ къ нему.

— Макаръ Кузьмичъ, не прикажешь ли прокатить?

Макаръ принялъ насколько возможно внушительный видъ затмъ какъ-бы погрузился въ размышленіе — хороши-ли лошади, прилична ли долгу шка? А въ сущности онъ недоумвалъ, какъ ему на эту долгушку взобраться. Биржевой понялъ въ чемъ дло и поспшилъ усадить Макара.

— Пошелъ! кричитъ Макаръ, покачиваясь на вс стороны и самъ не зная куда и зачмъ хать. Но ему пріятно.

— Видятъ, мошенники, что у меня есть деньги!

— А куда хать? спрашиваетъ биржевой.

— Вези! лаконически отозвался Макаръ, и сталъ что-то наигрывать. Выходили довольно раздирательные звуки, что чувствовалъ даже самъ Макаръ, боле всего поглощенный заботой, какъ бы но выронить гармонику или самому не слетть съ долгушки.

Биржевой прохалъ домовъ двадцать, да и высадилъ Макара у ближайшаго питейнаго заведенія.

——

На краю города стоитъ двухъэтажный домишко, какихъ было много въ Енисейск до пожара 1869 года. Отъ времени домишко сталъ даже одноэтажнымъ, онъ почти на половину ушелъ въ землю, такъ что отъ нижнихъ оконъ остались лишь верхнія стекла, да и то въ одномъ углу. Днемъ изъ оконъ частенько выглядывали какія-то двицы, большею частью декольтированныя, по вечерамъ ставни наглухо запирались, но въ щели всегда виднъ быль свтъ, нердко далеко за полночь.

Почтенная владтельница этого дома, когда-то жена мщанина, содержавшаго питейное заведеніе, овдоввъ, нашла что продолжать прежнюю профессію безъ содйствія мужчины-помощника дло черезъ-чуръ хлопотливое. Вступленіе же въ новый бракъ ничего не представляло привлекательнаго для женщины, которой уже перевалило за сорокъ лтъ. Поэтому она закрыла питейное заведеніе и замнила его общедоступнымъ салономъ.

Верхній этажъ былъ предназначенъ для чистой публики, нижній спеціально для пріискателей и тому подобнаго люда.

Въ сезонъ выхода рабочихъ съ пріисковъ, къ постоянному комплекту прелестныхъ обитательницъ прибавлялось на время нсколько вольнопрактикантокъ. Требованія хозяйки въ этомъ случа не шли дале того, чтобы кандидатка съ полуштофа водки не приходила въ безчувственное состояніе. За то и прямаго вознагражденія никакого имъ не полагалось, плата за входъ полностью шла въ карманъ хозяйки, двицамъ же предоставлялось зарабатывать или отъ щедрости постителей, или своей собственной ловкостью.

——

Въ комнат шаговъ десять длиною и восемь шириною, раздленной занавской на дв неровныя части, размстившись кто на полу, кто на лавкахъ, находилось съ десятокъ пріискателей. Вс были пьяны, нкоторые до невозможности двинуться съ мста, остальные въ той точк, когда самому спокойному и нетребовательному человку приходятъ въ голову разныя несообразныя желанія и неудобоисполнимыя фантазіи. Кто-то наигрывалъ, на гармоник Макара, другіе подпвали, двое о чемъ-то спорили, причемъ для самихъ спорящихъ предметъ, подавшій поводъ къ разномыслію, уже давно совершенно затемнился.

— Нтъ, ты врешь, Васька, тебя тогда не было.

— Ты самъ врешь, Карюха была не въ корню, а на вынос.

— Нтъ, не на вынос, я самъ былъ на шурфахъ.

— ли въ забо стоялъ.

— Ты въ забо! врешь, ты быковъ билъ.

При этомъ, разумется, ни одна фраза не обходилась безъ обращенія къ родственникамъ по восходящей линіи.

Въ другомъ углу два пріятеля обнявшись увряли другъ друга въ неизмнной любви и привязанности.

— То есть я тебя, Ванюха, такъ люблю, то есть, подлецъ ты Ванюха, какъ я тебя люблю.

— А ты думаешь, я тебя не люблю? Только сказки — Ванюха, отдай мн свои деньги — бери вс до единой копейки: ну бери!— настойчиво прибавлялъ онъ.

И вслдъ за тмъ пріятели начинаютъ цловаться, сопровождая каждый поцлуй охами да воспоминаніями, опятьже, о родственникахъ по восходящей линіи.

Двицы, большею частью, чмъ-то заняты въ отдленіи за занавской. Дв изъ нихъ, впрочемъ, находятся въ общей компаніи. Одна пьетъ водку и ужъ кажется ничего не соображаетъ, волосы у нбя растрепаны, рубашка разорвана, иной одежды на ней нтъ. Другая въ самой непринужденной поз сидитъ на колняхъ пріискателя и о чемъ-то съ нимъ бесдуетъ. На ней спустившаяся съ одного плеча рубашка и коротенькая юбка.

— Чего, Катюха, такъ сидишь, ну-ка попляши, обращается къ ней кто-то изъ публики.

— Рублевку дашь?

— Ахъ ты шкура, ишь какъ на рублевки разлакомилась.

— Я теб небось жаль, еще пріискатель тоже!

— Ну, Катюха, не упрямься, разомъ проговорило нсколько голосовъ.

— Бока болятъ, ломаясь отвчала Катюха.

По затребованная рублевка была кмъ-то сунута ей и артистка не заставила себя долго ждать.

Да, это была дйствительно артистка своего рода. На крошечной площадк въ нсколько квадратныхъ шаговъ она начала кружиться, подбоченившись и слегка притопывая ногами. Сначала темпъ былъ довольно медленный, постепенно онъ сталъ учащаться, вскидыванія плечами и изгибанія станомъ приняли боле вызывающій характеръ, лицо разгорлось, волосы растрепались. Скоро говоръ въ публик стихъ, видно, что вс были въ ожиданіи чего-то грядущаго, задніе старались просунуть головы впередъ или приподнялись на цыпочки. Макаръ, лежавшій гд-то въ углу, собралъ послднія силы и кое-какъ поднялся.

Но вотъ плясунья развела руки въ вид крыльевъ, публика насколько могла попятилась,— вс глаза впились въ плясунью. Еще нсколько турокъ и въ одинъ моментъ Катюха очутилась головою внизъ. Опершись руками въ полъ, она вскинула ноги къ верху и въ этой поз какъ бы замерла.

Неистовый крикъ восторга вылетлъ изъ груди пріискателей. При вид обнаженныхъ ногъ и всего тла почти по самую грудь, стоявшіе впереди не выдержали, они кинулись на плясунью и чуть не разорвали, стараясь каждый завладть ею.

— Ахъ, черти, кричала Катюха, отпустите, подлецы.

И какимъ-то чудомъ вырвалась изъ рукъ воспламененныхъ поклонниковъ.

Но разъ страсть вызвана, она не скоро стихаетъ. Арсентій Патрушевъ и Семенъ Раевъ никакъ не могли помириться съ мыслью, что такое сокровище, какъ Катюха, выскользнуло изъ ихъ рукъ. Съ огорченія, надо полагать, они заподозрили другъ друга въ такой неудач и живо сцпились. Макаръ, какимъ-то стихійнымъ движеніемъ выкинутый на середину комнаты, скоро очутился подъ ногами сражающихся и стоически принялъ съ обихъ сторонъ по нсколько здоровыхъ ударовъ, доставшихся ему, конечно, по ошибк. По вотъ протискивается Оська Кривой, который еще ни разу не могъ удержаться, чтобъ въ какой нибудь драк не принять самого сердечнаго участія, просто изъ любви къ сильнымъ ощущеніямъ. Максимъ, завидвъ Оську, вспомнилъ вчерашнюю схватку съ нимъ, и хоть едва держался на ногахъ, ползъ въ ту же кучу. Не прошло и двухъ минутъ, какъ большая часть публики наносила удары направо и налво. Пошло все вверхъ дномъ, полетлъ столъ, а съ нимъ свча и недопитый полштофъ водки, кровати затрещали, занавска порвалась, и еслибъ маленькая лампочка въ углу не была въ совершенно безопасномъ положеніи, то воцарилась бы полная темнота.

По хозяйка, находившаяся въ это время въ верхнемъ этаж, заслышавъ шумъ, быстро спустилась внизъ. Увидавъ въ чемъ дло, она закричала:

— Митрей, а Митрой,— подь скоре сюда! Откуда-товылзла заспанная дюжая фигура. Протиснувшись въ толпу, Дмитрій быстро возстановилъ порядокъ, не столько, конечно, силою убжденія, какъ своими могучими руками. Нашему Макару и тутъ досталось два-три крпкихъ тумака. Не угомонялся Оська Кривой, видимо сгоравшій пламеннымъ желаніемъ смазать еще разъ Максима. Но и его ретивости скоро былъ положенъ конецъ: не обращая вниманія на протесты, Дмитрій вытолкалъ его вонъ.

— Ишь прохвосты, что надлали! заголосила разгнванная хозяйка, принявшаяся возстановлять прежній порядокъ.— И занавску разорвали, а вдь она пять рублей стоитъ, коли не хотите, чтобъ послала за полиціей, теперь же мн заплатите.

— Это вы, черти, затяли драку! съ сердцемъ накинулась вся компанія на Раева и Патрушева:— вы и платить должны.

Т молчали, потому ли, что вполн сознавали свою вину, или, видя единодушіе всего общества, находили неудобнымъ что нибудь возражать. Но когда хозяйка прямо напала на нихъ, а компанія стала обнаруживать намреніе отъ словъ перейдти къ длу, то виновные засунули руки въ карманы и стали доставать оттуда деньги. По пятитки не оказывалось, все были тропки.

— Ну, да что тутъ возиться съ рублемъ, это на угощеніе! кто-то крикнулъ.

— Рублевку на угощеніе! дружно отозвалась вся братія.

Дло однако не дошло до угощенія. Двери отворились и вошелъ приставъ.

— Что здсь за шумъ? Какъ вы смете, канальи, шумть и заводить драку!

— Мы ничего-съ, ваше благородіе,— мы такъ смирно сидимъ.

Крпкая затрещина была отвтомъ смльчаку.

— Маршъ въ кутузку!

— Да за что же, ваше благородіе, мы такъ сидли смирно… никакого шума не было… все было чинно и благородно… протестовали изъ толпы.

— Казаки! крикнулъ приставъ,— связать ихъ и всхъ забрать.

Нкоторымъ однако удалось ускользнуть въ суматох, но большая часть была препровождена въ кутузку.

Приставъ не любилъ только безпорядка и шума, а собственно былъ человкъ добрый… по крайней мр, онъ самъ себя такимъ считалъ.

— Я не какъ другіе, говаривалъ онъ при случа пріискателямъ,— не тиранствую вашего брата: продержу дня два, вытрезвился — ну и ступай на волю.

Но… т почитали себя счастливыми, которые выходили изъ кутузки хоть въ своей одежд, о деньгахъ, если они имлись, оставалось лишь одно воспоминаніе — были, молъ, да сплыли.

Макаръ такъ съ этого вечера и не видалъ своей гармоники.

Л. Пантелевъ.

(Продолженіе слдуетъ).

‘Восточное Обозрніе’, No 43, 1883

МАКАРЪ.

(Изъ жизни Енисейской тайги).

(Окончаніе).

Черепушкинъ добросовстно исполнялъ обязанности кассира, по вмшиваясь въ дла Макара, онъ безъотговорочно выплачивалъ все то, что Макаръ признавалъ своимъ долгомъ. Обыкновенно кто-нибудь приводилъ Макара и утверждалъ, напримръ, что ему слдуетъ получить пять рублей.

— Отдать? спрашиваетъ Черепушкинъ.

— Да, отвчалъ Макаръ, или просто моталъ головой. Случалось впрочемъ, что начиналъ оспаривать.

— Нтъ, четыре.

— Какъ четыре, съ живостью возражалъ спутникъ, а забылъ рубль, что я за тебя отдалъ Петрух?

— Точно отдалъ.

— Ну такъ значитъ пять, а не четыре.

— Нтъ, четыре, упирался Макаръ.

Тогда спутникъ принимался подробно излагать весь счетъ. Онъ обыкновенно состоялъ изъ полштофовъ, Марфушекъ и биржевыхъ.

Но Макаръ уже утомился и съ какой-то мрачной ршимостью произноситъ,

— Отдай ему подлецу…. отдай все… отдай.

И затмъ съ этимъ же подлецомъ куда то опять уходилъ.

Кассирство Черепушкина протянуло праздникъ на цлыхъ дв недли. Такая продолжительность была столь необычна для Макара, что когда онъ узналъ, что получилъ послдній рубль, то это его даже не особенно огорчило,— праздникъ какъ бы прілся ему.

Прошло еще нсколько дней въ путешествіяхъ по питейнымъ, но уже съ умренной выпивкой, исключительно на счетъ не окончившихъ праздника. Сталъ сказываться аппетитъ на ду. Наконецъ туманъ совершенно разсялся и дйствительность обрисовалась во всей ея непривлекательности: ни денегъ, ни квартиры, ни даже одежды, соотвтствовавшей наступившимъ холодамъ. Надо было куда нибудь наняться и чмъ скоре, тмъ лучше.

Прежде всего Макаръ заявился къ Леониду Федоровичу, но получилъ отъ него неутшительный отвтъ, что ране декабря наемки не будетъ. Послдовательно перебывалъ Макаръ и въ другихъ конторахъ и везд одна псня, или совсмъ не нанимаютъ, или чего-то ожидаютъ.

Между тмъ стоитъ половина октября и морозы доходятъ до 15^о, въ одномъ верблюжьемъ сюртук не такъ-то тепло. Голодной смерти Макаръ, положимъ, не боится, то на зазимовавшихъ баркахъ съ хлбомъ поможетъ нагрести кули и его за это покормятъ, а иногда дадутъ и двугривенный, то завернетъ къ кому нибудь изъ знакомыхъ конюховъ на компанейской резиденціи, пришелъ въ пору — садись за столъ и похлебай щей. Но холодъ не свой братъ.

Правда днемъ у Макара всегда есть даровое помщеніе — въ питейномъ. Странствуя изъ одного въ другой, можно незамтнымъ образомъ провести цлый день. Тепло, боле или мене интересные разговоры и даже, конечно не часто случается такая благодать, какой-нибудь великодушный поститель предложитъ распить съ нимъ шкаликъ.

Но вотъ подходитъ вечеръ и волей неволей пробуждается мысль о ночномъ пріют.

— Пойду къ Петрух, думаетъ Макаръ.

Но Петруха ушелъ въ транспорт. Макаръ постоитъ нкоторое время, но, не получая отъ хозяина приглашенія остаться, ясно видитъ, что ему ничего не остается какъ распрощаться.

Проходя мимо уже извстнаго намъ салона, Макаръ замтилъ у воротъ сани самаго Егора Павловича, первенствующаго въ город патриція, какъ но своему капиталу, такъ и всеобщему уваженію, мужа необыкновенно строгихъ правилъ. По врагъ силенъ, шатаетъ горами, не только умами человческими, и Егоръ Павловичъ, не смотря на свои 65 лтъ, иногда срывается. Въ такихъ случаяхъ онъ лаконически заявляетъ приставу или помощнику исправника.

— Вези!— и т уже понимаютъ, куда надо хать.

Макаръ впалъ, что теперь его туда по пустятъ, онъ однако остановился передъ домомъ почтенной вдовы, откуда доносились звуки какой-то плясовой музыки.

— Поди чай Катюха пляшетъ, подумалъ онъ.

Но долго стоять на мороз — тутъ застынутъ самыя горячія воспоминанія. Куда нибудь идти да надо. Неподалеку былъ домишко Курзича.

— А можетъ быть и пустятъ, соображалъ Макаръ и направилъ свои шаги къ Курзичу.

Ворота оказались накрпко запертыми, огня въ дом не видно. Долго Макаръ стучалъ, такъ что собака спущенная на двор до хрипоты истощила свою злость, высовывая морду изъ подворотни. Наконецъ щелкнулъ болтикъ и скрипнула дверь.

— Кто тамъ, отозвался изъ-за воротъ женскій голосъ.

— Я, Макаръ, пусти, Ивановна, переночевать.

— Хозяина-то дома нтъ, наказывалъ никого безъ себя не пущать.

И съ этими словами дверь захлопнулась.

— Куда ему, прощалыг, дваться, просто не хочетъ пустить, знаетъ, что теперь нечмъ поживиться отъ нашего брата.

Какъ ни справедливо было это соображеніе, тмъ не мене вопросъ о ночлег не подвигался отъ того ни на шагъ. Я между тмъ точно на зло поднимался холодный втеръ.

Невдалек стояла обмелвшая и разгруженная барка, Макаръ понялъ, что другаго исхода для него на сегодняшній день не осталось.

Въ барк онъ нашелъ немного соломы, стараясь въ ней зарыться, Макаръ наткнулся на что-то теплое.

— Никакъ тутъ есть кто-то, подумалъ онъ. Не смотря на темноту, Макаръ по голосу узналъ Федора Непомнящаго. Зашевелился и еще кто-то.

— А тутъ, братецъ, моя баба, Акулька.

——

Наконецъ Макару удалось наняться и получить въ задатокъ 30 р. Положеніе его было таково, что онъ былъ готовь наняться куда угодно и съ какимъ угодно задаткомъ, но всеже, когда представился случай, не могъ отказать себ въ удовольствіи поторговаться съ Леонидомъ Федоровичемъ, который объявилъ ему, что боле 25 р. не дастъ.

— Нтъ, ужъ дайте 50 р.

— Зачмъ теб 50 р.?

— Да вдь даете же другимъ, а разв я хуже?

— То даю настоящимъ песковымъ работникамъ {При выработк песковъ употребляются лучшіе рабочіе, такъ какъ эта работа наиболе тяжелая.}.

— И я могу на пескахъ работать, какую угодно могу работу справлять.

— Это я хорошо знаю, а все-таки боле 25 рублей не дамъ.

— Да мн надо съ хозяиномъ за квартиру расплатиться, купить кое-что — 25 рублей не хватитъ.

Плохо вря въ объясненія Макара, Леонидъ Федоровичъ однако прибавилъ ему 5 рублей.

Подъ свжимъ впечатлніемъ испытанной голодовки и холода Макаръ, хотя первый визитъ и сдлалъ въ питейное заведеніе, но оставался тамъ недолго. Не смотря на многочисленное и оживленное общество, Макаръ, проглотивъ шкаликъ, тотчасъ же отправился къ торговому и купилъ себ за три рубля коротенькій полушубокъ. Торговый рекомендовалъ еще очень хорошіе сапоги ‘новаго привоза’, взялъ Макаръ и сапоги, Тогда торговый обратилъ его вниманіе на рубахи.

— Ситецъ то братецъ какой — первый сортъ, не линючій, да и~рисунокъ самый веселый.

Макаръ вспомнилъ, что на немъ холщевая рубаха служитъ безъ перемны съ сентября и основательно ршилъ, что пора заводить другую. По затмъ, какъ бы опасаясь сдлать какую-нибудь легкомысленную покупку, поскоре заплатилъ что слдовало и ушелъ изъ лавки.

— Надо квартиру нанять, думалъ онъ, и въ голов промелькнулъ образъ Курзичей, Левичей и тому подобной братіи.

Повстрчавшійся случайно Оська Кривой, узнавъ въ чемъ дло, сталъ звать къ своему хозяину.

— Я почемъ онъ беретъ, спросилъ Макаръ.

— Всего шесть рублей и харчи добрые.

Къ общему удовольствію тутъ же подвернулся и хозяинъ. По его словамъ, онъ давно зналъ Макара, но послдній не могъ, однако, припомнить этого знакомства.

— Да какъ-же, ты, кажись, тогда вышелъ изъ южной тайги, а я въ ту пору биржу держалъ,— почти все со мной и здилъ.

— У тебя еще саврасая лошадь была, съ живостью спросилъ Макаръ.

— Именно савраска.

— Ну, теперь помню.

Памятна была Макару эта саврасая. Разъ подъ вечеръ, онъ халъ съ пріятелемъ и отъ избытка удовольствія затянули какую-то псню, за что блюстителями общественнаго порядка и были забраны въ кутузку. Послдствія понятны безъ комментарій.

Начались разсчеты на сколько времени слдуетъ Макару нанять квартиру. Хозяинъ совтовалъ не мене, какъ на два мсяца.

— Потому, парень, самъ знаешь, вдь задаромъ изведешь деньги.

— Но если отдать за два мсяца впередъ, размышлялъ Макаръ, вдь всего останется какая-нибудь пятитка. Ну, а какъ вдругъ случится ранняя отправка въ тайгу, (хотя Макару было положительно объявлено, что отправка будетъ но ране, какъ черезъ два мсяца), тогда за хозяиномъ даромъ пропадутъ деньги,— ужь разумется, назадъ не отдастъ.

Эти соображенія, совершенно неожидано явившіяся въ голов Макара, погрузили было его въ глубокое недоумніе. Но въ эту минуту лихо прокатила съ пснями и музыкой кампанія пріискателей, нанявшихся вмст съ Макаромъ. Макаръ почувствовалъ нчто въ род угрызенія совсти — разв на пятитку много разгуляешь? подумалъ онъ.

— Вотъ теб пока три рубля за полмсяца: мн еще надо кое что купить, тамъ смотря по деньгамъ… и съ этими словами кинулся догонять пріятелей.

Федоръ Непомнящій опять сталъ неизмннымъ спутникомъ Макара. Посл встрчи въ барк одинаковость положенія ихъ сблизила, хотя Макаръ, сильно подозрвая Федора Непомнящаго, сначала отнесся къ нему съ замтнымъ предубжденіемъ. Но Федоръ самъ поспшилъ разсять подозрнія Макара.

— А ты не встртилъ Майлова, спрашиваетъ онъ разъ Макара.

— Нтъ, а что?

— Охъ, хитрый мужичепка, хоть и прикидывается простакомъ. Помнишь, вдь ему въ разсчетъ ничего не пришлось на руки, чай еще долженъ остался, на Николаевскомъ я самъ видлъ, какъ ему нечмъ было заплатить караульному за лепешку. И вдругъ, братецъ ты мой, у него явились деньги. Какъ мы съ тобой захали тогда вечеромъ на Николаевскій, ну ты и поршилъ остаться тамъ ночевать. Утромъ ты еще спишь, а я то проснулся, однако лежу себ и не шевелюсь. Майловъ же должно быть думалъ, что я сплю. Вижу, сидитъ онъ на печк и считаетъ деньги, и все то у него красненькія да пятитки. Я такъ полагаю, продолжалъ Федоръ посл нкоторой паузы, что онъ затмъ и остановился на Николаевскомъ, чтобы кого-нибудь обобрать.

Этотъ тонкій намекъ, если и не разсялъ всхъ подозрній Макара, все же заронилъ нкоторое сомнніе — точно ли Федоръ обобралъ его тогда на Николаевскомъ, къ тому же, Майлова же онъ зналъ и ране за ловкаго малаго.

— Да не пошло же въ прокъ чужое доброе, нравоучительно прибавилъ Федоръ, замтившій колебанія Макара, на Питу {Зимовье на дорог.} все спустилъ въ карты, то есть до единой копеечки.

Федоръ нанялся нсколько ране Макара и дня два послдній выпилъ не одну косушку на его счетъ. Потому ничего не было удивительнаго, что когда въ свою очередь Макаръ принялся вторично справлять праздникъ, то къ нему присусдился Федоръ.

Въ извстномъ смысл Федоръ дополнялъ Макара, послдній даже чувствовалъ потребность въ его обществ. Макаръ бывало пьетъ, да глазетъ какъ другіе пьютъ — вино дйствовало на него подавляющимъ образомъ. Федоръ въ такихъ случаяхъ, напротивъ, развертывалъ весь запасъ своей житейской опытности и наблюдательности. Онъ былъ неистощимъ въ прибауткахъ, разсказахъ забавныхъ приключеній, особенно по части прекраснаго пола, притомъ мастерски игралъ на гармоник и всегда готовъ былъ пуститься въ плясъ. Я главное умлъ на малыя деньги получать большія удовольствія.

— Нтъ, зачмъ въ ‘Сіяніе’, отговаривалъ онъ Макара, когда тому пришла фантазія постить этотъ пріютъ енисейской золотой молодежи. Тамъ, братецъ, за рюмку въ наперстокъ надо отдать 10 к. А вотъ мы лучше пойдемъ къ кум Савишн, она пошлетъ за водкой, да селянку намъ сдлаетъ, а тамъ кой чмъ и другимъ потшитъ — бабенка хоть куда. Коли хочешь и баньку истопитъ, да еще сама тебя выпаритъ.

——

Въ этомъ году стояла такъ называемая ‘сиротская зима’, то есть настоящихъ морозовъ не было. Въ конц января даже стало замтно обогрвать, но что природа уступала днемъ, то она съ избыткомъ наверстывала ночами, и обыкновенно, чмъ ярче блистали звзды, тмъ круче былъ поворотъ на морозъ.

Въ одну изъ такихъ ночей, цловальникъ на еврейской улиц насильно выпроводилъ двухъ черезчуръ засидвшихся постителей. То были Макаръ и Федоръ. Нсколько дней тому назадъ Макаръ сдлалъ очень выгодный оборотъ полушубка на водку, а сегодня тмъ же путемъ направилъ свои сапоги, получивъ въ додачу дырявые бродни.

Макаръ мороза не чувствуетъ, но онъ плохо держится на ногахъ — это самъ понимаетъ, хотя нсколько своеобразно объясняетъ: не то земля подъ ногами вертится, не то Федоръ его толкаетъ. Онъ уже раза два шарахнулся и только при помощи Федора могъ подняться.

Нкоторое время пріятели шли безъ опредленной цли куда и зачмъ направляютъ шаги. Но вотъ, подвигаясь мимо довольно крутаго спуска на Енисей, Макаръ оступился и, не смотря на поддержку Федора, не только скатился самъ на рку, но и увлекъ за собой Федора.

Поднять Макара еще хватило силъ у Федора, но вс попытки взобраться на взвозъ оканчивались тмъ, что Макаръ вновь растягивался — морозъ окончательно разслабилъ его.

— Что тутъ длать, думалъ Федоръ, ишь вдь какъ нализался. Да ты стой-же, несъ тебя дери, обращался онъ къ Макару.

По Макаръ валится какъ снопъ. Хотя сознаніе еще и несовсмъ покинуло его, но оно настолько затемнилось, что онъ не только не отдаетъ отчета въ своемъ положеніи, но даже недоумваетъ, зачмъ Федоръ мшаетъ ему лежать, когда это такъ пріятно. Федоръ ршается испытать послднее средство, чтобы подняться на взвозъ: онъ принимается за волосы тащить Макара, но такъ какъ самъ не крпко держался на ногахъ, то изъ этого ничего не выходитъ. Однако Федоръ не приходитъ въ отчаяніе, онъ вспоминаетъ, что нсколько выше есть боле отлогій взвозъ. По туда надо было пройдти съ полверсты, а между тмъ Макаръ съ трудомъ длаетъ два-три шага и валится, а вскор теряетъ всякую способность движенія съ мста. Онъ что-то пробормоталъ, сдлалъ рукою движеніе, какъ бы выражая тмъ протестъ противъ попытки Федора нарушить его покой, его подогнутыя ноги сами собой приняли боле удобное положеніе — Макаръ окончательно заснулъ.

Попробовалъ было Федоръ потащить Макара, по скоро выбился изъ силъ. Между тмъ морозъ сильно пробиралъ его самаго и чувство самосохраненія заговорило въ Федор.

— Обморозится, а не то и совсмъ замерзнетъ, подумалъ Федоръ, стоя надъ Макаромъ и сознавая, что ничего не можетъ для него сдлать. Онъ надлъ на него свалившійся картузъ, поправилъ разстегнувшійся сюртукъ, и хотлъ было уже уйдти’ но что-то помимо его сознанія остановило Федора.

— Макаръ, а Макаръ! вдь замерзнешь, кричитъ онъ ему на ухо и принимается энергически трясти Макара. Тотъ лежитъ какъ мертвецъ, хотя ровное дыханіе и свидтельствуетъ, что это живой человкъ.

Федоръ сдлалъ нсколько шаговъ и остановился — онъ точно что-то вспомнилъ, постоялъ съ минуту и вернулся къ Макару. Наклонившись къ нему, онъ слышитъ, что тотъ еще дышетъ, Федоръ нсколько приподнялъ Макара и затмъ опустилъ,— тотъ растянулся безъ малйшихъ признаковъ сознанія. Тогда Федоръ принялся тщательно обыскивать карманы, тамъ кром небольшой щепотки табаку и засаленнаго лоскутка бумаги ничего не оказалось. Федоръ бережно ссыпалъ табакъ въ свой кисетъ. Этой мелочи было достаточно, чтобы натура Федора проснулась: что то похожее на нершительность быстро исчезло и онъ живо началъ стаскивать съ Макара бродни.

— Копеекъ тридцать дадутъ, подумалъ онъ, засовывая бродни за пазуху.

Сюртукъ Макара былъ слишкомъ извстенъ, чтобы Федоръ могъ соблазниться на него, вотъ рубаха, еще довольно новая, дло другое. Но и тутъ представились нкоторыя возраженія. Пока Федоръ колебался, издали послышались звуки дорожныхъ колокольчиковъ. Съ непріятнымъ чувствомъ, которое бываетъ у человка, когда ему что нибудь помшаетъ довести свою мысль до окончательнаго выясненія, Федоръ кинулся бжать, взобрался на берегъ и скоро скрылся въ одномъ изъ переулковъ.

Макаръ лежалъ безучастный не только къ послднимъ операціямъ Федора, но и ко всему окружающему. Колокольчики все ближе и ближе, уже слышно щелканье бича и фырканье лошадей заиндввшихъ отъ мороза. Но не дозжая шаговъ сто до Макара ямщикъ свернулъ въ сторону, за сугробами снгу и торосомъ {Бугры льду отъ ркостава.} онъ не замтилъ Макара. Чуткія собаки однако подбжали къ Макару, внимательно обнюхали его, одна даже подергала за полу сюртука, но затмъ быстро помчались въ догонку за экипажемъ.

Никакая тяжелая мысль, ни тни гнетущаго чувства не смущаютъ Макара — самозабвеніе полное. Медленно, но съ роковою постепенностью жизнь отступаетъ къ сердцу. Тутъ она еще на нкоторое время ускользаетъ отъ объятій все боле и боле расходившагося сибирскаго ддушки мороза. Но съ каждымъ мгновеніемъ ея сопротивленія слабетъ, біеніе сердца становится медленне, наконецъ наступаетъ ршительная остановка.

Кругомъ все тихо. Подъ ледянымъ покровомъ и толстой снговой шубой спитъ крпкимъ сномъ Енисей, тысячи яркихъ звздъ стерегутъ его покой. И спится богатырю веселая весна, горячее солнце, зеленющіе луга, а онъ, могучій и свободный, шутя разбрасываетъ свои волны но необъятной сибирской равнин.

Надъ могилой Макара не пролилась ни одна горячая слеза, не сказалось ничье дружеское слово. При жизни онъ былъ для всхъ въ Сибири чужимъ, умеръ — кому же было о немъ вспоминать? Онъ былъ, конечно, человкъ съ большими слабостями, и авторъ отнюдь не думала’ скрывать этого отъ читателя. По образъ Макара былъ бы не полонъ, а авторъ не исполнилъ бы своей прямой обязанности, еслибъ, разставаясь съ Макаромъ, не привелъ одинъ случай, которому въ предшествовавшемъ повствованіи не было соотвтствующаго мста.

Разъ весной, когда горная рчка, задержанная плотиной, клубомъ играла въ отводной канав, двочка лтъ пяти какъ то пробралась на плотину, оступилась и была живо подхвачена волной. Макаръ былъ въ эту минуту близко, увидвъ бду и ничего не соображая, не задумываясь надъ опасностью, онъ скинулъ сапоги и бросился въ бшенный потокъ. Его порядочно побросало, но онъ ухватилъ ребенка и выбрался съ нимъ на берегъ.

Макаръ такъ мало цнилъ свое самоотверженіе, что когда управляющій позвалъ его къ себ и, похваливши за доброе, дло веллъ подать порцію и при этомъ спросилъ — не нужнъ ли ему чего,— то онъ попросилъ лишь одного — чтобъ порція была спиртовая, а неразведенная.

И никогда ни однимъ словомъ Макаръ не похвалился своимъ подвигомъ, не думалъ, чтобъ родители ребенка были ему чмъ нибудь обязаны. Но двочка съ этого дня стала его любимицей, бывало завидитъ ее около кухни и сейчасъ же зазоветъ къ себ, на этотъ случай у него всегда былъ припасенъ какой нибудь лакомый пирожокъ, а когда почему нибудь такого запаса не было, то не задумываясь отдавалъ ей послдній кусокъ сахару, или велъ ее къ управляющему.

— Вотъ Анютка жалуется, что ей не съ чмъ чай пить.

Л. Пантелевъ.

‘Восточное Обозрніе’,No 46, 1883 г.

МАКАРЪ.

МАКАРЪ.

МАКАРЪ.

МАКАРЪ.

Читайте также: