Майко, Беклемишев Николай Васильевич, Год: 1841 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 31 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

МАЙКО.

Драма въ трехъ дйствіяхъ.

Н. БЕКЛЕМИШЕВА.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Вахтангъ, князь грузинскій.

Леванъ, другъ его.

Элико. Іозепъ. Пасванъ. Килинъ. Григорій. Гекимъ. Молодые грузинцы.

Гиго, грузинскій купецъ, женихъ Майко.

Кекела.

Майко, дочь ея.

Мара, старуха.

Окружной.

Секретарь.

Чиновникъ.

Адвокатъ.

Мальчикъ.

Бичо.

Судьи, гости Левана, народъ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Майко (одна вяжетъ кошелекъ).

Что такъ долго не идетъ Гиго? Скоро матушка воротится изъ церкви, а Гиго все нтъ, какъ нтъ… Я люблю моего Гиго, я только и счастлива, когда онъ со мною, когда гляжу ему въ очи, любуюсь его длинными кудрями… Но онъ такъ рдко бываетъ дома, цлый день все въ лавк. Ну, если и посл свадьбы онъ будетъ такъ же оставлять меня одну! Боже мой! при одной этой мысли я готова заплакать! A!… я слышу моего Гиго, спрячу поскоре работу, чтобъ онъ не увидалъ: на-дняхъ его рожденіе — и я подарю его этимъ кошелькомъ.

ЯВЛЕНІЕ II.

Гиго, Майко.

ГИГО (входя). Здравствуй, Майко!

МАЙКО. Это ты, Гиго? насилу я дождалась тебя, — я проглядла вс окошки, бывало, утромъ навдается раза три, а теперь ждешь, ждешь,— и только обдъ зазоветъ тебя домой.

ГИГО. Радъ ли я самъ моимъ заботамъ? весь этотъ хламъ,— шелкъ, золото, я охотно отдалъ бы за одинъ взглядъ твой, за одну улыбку.— А гд Кекела?

МАЙКО. Матушка не приходила еще изъ церкви, Гиго, прости меня за несправедливый упрекъ, но я тебя такъ люблю….

ГИГО, (взявъ ее за руку). А я, Майко, разв я тебя не люблю? а могу ли я тебя не любить, Майко? Ты дочь торгаша, того почтеннаго старика, который принялъ меня сироту къ себ въ домъ, заботился обо мн, какъ о родномъ сын, и, умирая, завщалъ твоей матери: когда наступитъ твоя шестнадцатая весна выдать тебя замужъ за меня. Послднія слова умирающаго отца твоего были благословеніе на будущій нашъ бракъ, послднее движеніе его было-знаменіе креста, которымъ осенилъ онъ насъ.

МАЙКО (бросается въ объятія, Гиго). О, врю, Гиго, врю!… А такъ счастлива твоею любовью, что — знаешь ли — мн иногда бываетъ страшно… если ты…— о! мн страшно выговорить — меня разлюбишь?… Я не снесу твоей холодности,— и сойду съ ума?

ГИГО. Ради Бога, не говори мн этого, Майко… мн разлюбить тебя, мою радость, мою жизнь, нтъ, Майко, скажи лучше, скоро ли наша свадьба?..

МАЙКО. Еще десять разъ взойти этому мсяцу на небо, пока я назову тебя моимъ.

ГИГО. О, какъ еще долго.

МАЙКО. Гиго, ты нетерпливъ, счастіе наше такъ близко…

ГИГО. Знаю, но я желалъ бы ускорить его… и какъ не желать?.. теперь я ищу случая, чтобы украдкой поцловать тебя (цлуетъ ее.) Начнемъ ли говорить — присутствіе твоей матери останавливаетъ слова мои, мн хочется, чтобы никто неслышалъ ихъ, кром тебя… А когда ты будешь моею, тогда я могу говорить все, что шептываетъ мн моя любовь, могу цловать тебя, ллять, потому-что я тогда безраздльно твой, а ты безраздльно моя.

МАЙКО. Да, да! твоя, я горжусь тобою, Гиго, ты такъ хорошъ, что вс подруги мн завидуютъ, изъ нихъ любая отдала бы свой лучшій кушакъ за одинъ твой взоръ и, при встрч съ тобою, забывъ законы приличія, отбросила бы чадру съ лица.

ГИГО. Что мн до нихъ! одну тебя я люблю, Майко.

ЯВЛЕНІЕ III.

Прежніе и Кекела.

ГИГО. А вотъ и матушка!

КЕКЕЛА. А, вы опять вмст и нашептываете другъ другу сладкія рчи!

МАЙКО. Онъ только сейчасъ вошелъ.

КЕКЕЛА. Сейчасъ вошелъ! а теб хотлось бы, чтобы Гиго бросалъ свои занятія и сидлъ цлый день возл тебя?

МАЙКО. На Гиго грхъ жаловаться, матушка: цлый день онъ въ хлопотахъ и все это для насъ, едва обдъ да ужинъ вызываютъ его домой, да и то на короткое время.

КЕКЕЛА. Я и не думаю пнять на Гиго: Гиго вполн оправдалъ довренность моего старика, онъ такъ почтителенъ ко мн.

МАЙКО. И такъ любитъ меня,

КЕКЕЛА. Дай Богъ вамъ счастіе да любви! мн, старух, остается не долго жить на бломъ свт,— годъ, другой, а тамъ на вчное житье — въ могилку.

ГИГО. Полно-те, матушка, вы еще поживете, полюбуетесь на наше житье, мы съ Майко будемъ покоить вашу старость.

КЕКЕЛА. Не мало пожила я на свт — о мн не жаль разстаться съ жизнью, потому-что, умирая, возму въ гробъ съ собою увренность, что ты, Гиго, составишь счастіе моей Майко.

МАЙКО. Перестаньте говорить объ этомъ.

КЕКЕЛА. Да и точно, за чмъ передъ радостью пророчить горе? поговоримте о чемъ-нибудь другомъ. Ну, Гиго, скажи мн что новаго?

ГИГО. Что новаго? нахали купцы, навезли всякихъ товаровъ, за пол разбиваютъ шатры и палатки и разкладываютъ товары къ завтрешней ярмарк.

КЕКЕЛА. Да, да! я и позабыла, что завтра ярмарка, а подруги твои, Майко, просили меня отпустить тебя съ ними, и я за тебя дала слово. Позжай, повеселись, тамъ будетъ теб весело, а то ты и такъ все сидишь дома, позжай, Майко.

МАЙКО. А ты, Гиго, подешь со мною?

ГАГО. Съ тобою? да разв я могу оставить дло? Хоть и сладко было бы мн полюбоваться на удовольствіе моей Майко, да что же скажутъ про меня вс знакомые, что скажетъ и матушка, когда я въ день ярмарки пренебрегу выгодами, которыя могу доставить и ей и тебь?

МАЙКО. Если такъ, Гиго, то е я не поду.— Что за веселье безъ тебя? ма будетъ скучно, я лучше останусь дома.

ГИГО. Нтъ, Майко, нтъ! я самъ прошу тебя — позжай, я буду доволенъ мыслію, что моей Майко теперь весело.

МАЙКО. О, какъ ты добръ, Гиго! а вы, матушка, вдь также подете съ нами?

КЕКЕЛА. Я? нтъ, Майко! мн что-то нездоровится, да и куда старух тащиться? Ты подешь съ своими подругами и съ моей старой пріятельницей, Фатьмою, завтра поутру задутъ он за тобою и вы вс вмст отправитесь на ярмарку. Ну, какъ же ты однешься, Майко? тамъ будетъ столько народу, что невст Гиго стыдно было бы быть одтой хуже другихъ.

МАЙКО. Я надну голубую кебу, которую подарилъ мн недавно Гиго, серебряный поясъ и блую чадру.

ГИГО. Постой, Майко, въ числ другихъ товаровъ я получилъ такой… да ты сама сейчасъ увидишь… (хочетъ идти).

МАЙКО. Куда же ты бжишь, Гиго?

ГИГО. На одну минуту — къ себ въ лавку, я хочу подарить теб… О! какъ хороша ты будешь, Майко, въ новомъ наряд!

(убгаетъ).

ЯВЛЕНІЕ IV.

Прежніе кром, Гиго

МАЙКО. Знаешь ли, матушка, мн въ-самомъ-дл что-то не хочется на ярмарку, только что вспомню, что завтра хать — сердце замретъ и какъ будто шепчетъ и предостерегаетъ: не зди, Майко, не зди!

КЕКЕЛА. Полно, дитя мое, ты совсмъ одичала, сидя все дома, ты ужъ боишся и въ люди показаться. Посмотрла бы ты, какъ радостно собираются твои подруги.

МАЙКО. Он уврены, что имъ будетъ весело.

КЕКЕЛА. И теб будетъ весело!.. да и нельзя скучать на ярмарк, ты ни разу не была, потому и не знаешь. Подумай! народу бездна, вс веселы, разодты, звучитъ чангуръ, льется псня слпаго пвуна, а вокругъ, на быстрыхъ коняхъ, весело скачутъ и танцуютъ наздники, помахивая пестрыми значками.— Да накрывай-ка столъ, вдь Гиго пошелъ не далеко.

МАЙКО. Да, только до лавки!

КЕКЕЛА. Принести теб подарокъ къ празднику, знаю, знаю, что онъ только объ теб думаетъ (Майко накрываетъ столъ). Выла и я моложе, помню, отецъ твой въ первый разъ увидлъ на ярмарк меня… Да кто это стучится, посмотри-ка въ окно. (Стукъ у двери).

МАЙКО. Это старушка, Марта.

КЕКЕЛА. Что же, отвори ей.

МАЙКО. Кчему?.. Послушай, что во всемъ сосдств говорятъ про Марту:— она сплетница, любитъ клветать и злословить, и какъ, черный воронъ, приноситъ несчастіе своимъ приходомъ.

КЕКЕЛА. Полно, Майко, ты ее не любить, да и только.

МАЙКО. Правду ли говорятъ, что она колдунья — не знаю, только, когда она возметъ меня за руку, мн становится, какъ-то холодно на сердц, а поцлуетъ она меня ледяными, мертвыми губами, то, мн кажется, что холодная змя обвилась около меня и впустила свое жало.

КЕКЕЛА. Да нельзя же не пустить сосдку, слышишь она стучится? Майко, отвори ей.

ЯВЛЕНІЕ V.

Прежнія и Марта.

МАРТА. А, моя ласточка! На силу-то откликнулась? (цлуетъ ее) Да какъ ты похорошла, щеки твои разцвли, какъ розы весною, а глазки, словно звзды предъ разсвтомъ, играютъ тихо и сладко, и какъ будто ждутъ, что скоро ихъ смнитъ другой свтъ и блескъ и он промняютъ свои холодные, серебряные лучи на горячіе, золотые лучи солнца.

МАЙКО. Ты вчно, Марта, съ заучеными словами, вдь ты разговариваешь, а не псню поешь.

МАРТА. А, можетъ быть, Майко, моя псня и теб полюбится. Здравствуй, Кекела! и ты что-то непривтлива.

КЕКЕЛА. Здравствуй, сосдка! присядь!— Я теб рада.

МАРТА. Рада?— не правда, сосдка, ты мн не рада, хотя и должна бы радоваться. Вдь радуется земля, изсушенная солнцемъ, когда благотворный дождь ее освжитъ, радуется путникъ, когда, уставши и утомясь отъ зною, онъ находитъ тнь широкаго дерева и отдыхаетъ подъ нимъ. Что же ты молчишь, Майко?.. ты — благотворный дождь, который освжаетъ воздухъ, въ которомъ живетъ твоя мать, ты — прохладная тнь, подъ которою она успокоится отъ долгаго пути.

МАЙКО. Марта! слышу слова и ничего не понимаю, ты больше жила и видла, матушка понимаешь ли*ты, что она хочетъ сказать?

КЕКЕЛА. Нтъ! и я не понимаю.

МАРТА. Ну, такъ послушай же мою басенку, стояла на пол старая оршина, безъ воли и холи, всми заброшенная: и солнце печетъ ее и дождь мочитъ, и вотъ нечаянно свилъ себ на ней гнздо молодой соловей, поетъ онъ въ пустын, а псня далеко слышна. Шелъ охотникъ поохотиться, услышалъ псню соловьиную, подошелъ къ дереву, сталъ слушать и заслушался.

КЕКЕЛА. Хитра рчь твоя, Марта,— да конца въ ней не видно. марта. Э! сосдка! рка и дальше течетъ, и все ей конецъ есть, дослушай меня: вотъ охотникъ говоритъ оршин: отпусти свою жилицу на житье-бытье ко мн,— не въ пустын звучать ея пснямъ, не по сухимъ твоимъ втвямъ порхать ей: отпусти. Я посажу ее въ золотую клтку, или въ садъ цвтущій — и вс будутъ любоваться птичкой и ея псенками, а тебя, старое дерево, успокою на старости, освжу и согрю лучше солнышка, полью дождикомъ изъ чистаго золота.

МАЙКО. Матушка! не доброе что-то хочетъ сказать она.

КЕКЕЛА. Что ты боишся, Майко? Разв ты не знаешь, что Марта — сказочница, услыхала новую сказочку и пришла ею насъ потшить. Что за смыслъ въ старой оршин, молодомъ соловь и золотомъ дождик — золотыхъ дождей не бываетъ.

МАРТА. А посмотри, какъ этотъ дождь накрапываетъ, (высыпаетъ червонцы).

МАЙКО. Посмотри, матушка… Золото! Что это такое?

КЕКЕЛА. Золото! Что это значитъ, Марта?

МАРТА. Что это значитъ!.. То-то, сосдка Кекела, не любила ты старой Марты, не добро говорила про нее, а эта самая Марта приноситъ теб и богатство и счастіе.

КЕКЕЛА. Какое богатство? (вмст.)

МАРТА. Какое счастіе? (вмст.)

МАРТА. (Майко). Пой, пой, мой соловушка! Скоро запоешь еще звучне, коли мать твоя съ умомъ… Аты, Кекела, достигла до старости, а все безпамятна. Слушай же, а разтолкую теб мою басню: ты — оршина, у тебя живетъ соловушко — дочь твоя, и услыхалъ и увидалъ ее князь Вахтангъ.

МАЙКО. О, Боже мой! Такъ за тмъ-то онъ ходилъ такъ часто около нашего дорбаза и, поровнявшись, смотрлъ на меня такими глазами, что мн становилось стыдно и я, красня, спшила уйти.

МАРТА. А! задумалась, да и есть о чемъ, богатъ, именитъ князь Вахтангъ… сколько у вето добра и золота!…

КЕКЕЛА. Что жъ за дло?.. Его золото — не наше. Марта, я тебя не понимаю! (Гиго, входя, останавливается въ дверяхъ).

МАРТА. Захочешь — и оно будетъ твоимъ, полюбились Вахтангу очи твоей Майко, сохнетъ онъ по ней, отпусти ему твою дочь — и онъ осыплетъ васъ золотомъ, и съ той поры пойдетъ вамъ талантъ и счастіе.

МАЙКО. Матушка! Разв ты не угадываешь, что она хочетъ сказать? Разв ты торгуешь мною, продаешь меня? О! недаромъ говорила я, что это змя ползетъ на насъ.

МАРТА. Глупенькая! Жаль мн тебя,— ты еще не знаешь цны золота, на него можно купить и любовь и счастіе и вс блага міра. Вахтангъ богатъ, знатенъ, у него ты будешь жить такъ, что княжны будутъ теб завидовать. Разсуди, Майко, какая разница между Вахтангомъ и твоимъ женихомъ? Одинъ,— князь, другой — купецъ, одинъ богатъ, другой бденъ! Согласись, Майко, и поврь, что теб самой будетъ стыдно, какъ у тебя въ повелніи будутъ десятки рабовъ, изъ которыхъ ни одинъ не уступить Гиго, котораго отецъ твой Христа ради подпалъ на улиц.

МАЙКО. Зачмъ Гиго здсь нтъ! онъ заставилъ бы тебя молчать.

ЯВЛЕНІЕ VI.

Прежнія и Гиго.

ГИГО. Успокойся, Майко, я здсь! А! проклятая, ты не знала, что этотъ бднякъ — пріемышъ слышалъ твои отвратительныя слова, безчестныя предложенія, что онъ выброситъ тебя за порогъ этого дома, который ты хотла запятнать позоромъ и безчестіемъ! Твой Вахтангъ, говоришь ты, богатъ, могучъ, силенъ, да знаешь ли ты, старая шакалка: ктобы ни былъ тотъ человкъ, который осмлится похитить у меня Майко,— я разтерзаю его, размчу прахъ его по полю, а кости разбросаю собакамъ, онъ благороденъ, говоришь ты, а цною золота хочетъ купить любовь Майко!.. Да разв ты не знаешь, старуха, что за эту любовь я готовъ по капл источить всю кровь своего сердца, готовъ загубить свою душу! Неужели, проклятая колдунья, кровь и душа моя дешевле ничтожнаго, грязнаго золота твоего Вахтанга?

КЕКЕЛА. А я слушала, слушала, и все не понимаю, къ чему клонитъ она рчь свою? Вонъ изъ нашего дома! Чтобъ слдъ твой заросъ крапивою!

МАРТА. Какъ? и ты противъ меня?

ГИГО. А разв ты думала, что мать согласится продать свою дочь? что золото твое ослпитъ ее? ты по себ судила, продажная душа! Вонъ отсюда, или я убью тебя на этомъ же мст!..

МАЙКО (бросается къ Гиго). Гиго! ради Бога, успокойся.

МАРТА (въ дверяхъ). Да будетъ же проклятіе надъ вашимъ домомъ и надъ всми вами, до послдняго колна! Я отрясаю съ ногъ моихъ пыль на порогъ вашего дома, и помните, да заростетъ порогъ вашъ крапивою и терніемъ, да исполнится мое проклятіе, и какъ сокрушительный громъ, пойдетъ изъ рода въ родъ въ вашемъ потомств и будетъ разить васъ! Несчастіе, какъ тнь, будетъ слдовать за вами шагъ за шагомъ! Пусть земля не дастъ вамъ пріюта и пусть голодные шакалы разроютъ ваши могилы и разнесутъ ваши кости на чужія земли, (Уходитъ),

ЯВЛЕНІЕ VII.

Гго, Кекела и Майко, (Минутное молчаніе. Гиго ходитъ большими шагами по комнат).

МАЙКО. Мн страшно, матушка! Не ужели сбудутся предсказанія этой злой вщуньи.

КЕКЕЛА. Полно, дитя мое, небо не слушаетъ неправедныхъ проклятій.

ГИГО, (увидвъ золото). Что это? Золото!.. Плата за безчестіе Майко и за мое несчастіе! (выбрасываетъ въ окно). Возьми свои деньги. Да лягутъ он свинцомъ на твою душу!

МАЙКО. Гиго, успокойся! Разв пустыя слова бездушной старухи могутъ поколебать любовь мою къ теб?

ГИГО. Врю, Манко, врю. И вполн убжденъ въ твоей любви, но, согласись, какъ больно и грустно было мн слушать, когда при мн оцнили честь твою… Знаешь ли, Майко,— одна мысль, знаю, что не сбыточная, но одна мысль, что ты могла бы измнить моей любви и твоимъ клятвамъ можетъ свести меня въ могилу. Я дорожу тобою, дорожу, какъ скупецъ зарытымъ своимъ сокровищемъ! И отнять тебя у меня?

КЕКЕЛА. Перестаньте, дти мои!

ГИГО. Какъ былъ я веселъ за полчаса, съ какою радостію спшилъ порадовать новымъ подаркомъ мою Майко, какъ хорошъ мн казался этотъ лечакъ — примрь его Майко.

МАЙКО, (беретъ лечакъ неохотно). Благодарю, Гиго, онъ мн не нуженъ, я не поду.

КЕКЕЛА. Полно ребячиться, позжай!

ГИГО. Ты такъ хороша! Этотъ лечакъ такъ пойдетъ къ теб.

КЕКЕЛА. Притомъ же, я дала слово, Фатьм отпустить тебя съ нею на ярмарку, позжай! Разсйся, посмотри на людей, покажи себя — пусть добрые люди полюбуются тобою. Вдь не вс-же Вахтанги.

ГИГО, (прерывая). Матушка! что же, если ей не хочется хать? (успокоившись). Нтъ, Майко, позжай! Дай мн слово, что. ты подешь, (беретъ ее за руку).

(Слышенъ за дверями голосъ).

ГИГО. А! это голосъ Бичо .

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Прежніе и Бичо.

ГИГО. Что теб?

БИЧО. Русскому окружному понадобились какіе-то товары, онъ ждетъ тебя у твоей лавки,— ступай скоре!

ГИГО. Спасибо, Бичо! Бги впередъ и скажи, что я сейчасъ буду. (Бичо уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ IX.

Прежніе, кром Бичо.

КЕКЕЛА. А обдъ нашъ?

гиго. Не хочу, матушка!

КЕКЕЛА. И мн что-то нехочется, сосдка наша такъ меня разстроила, надо мн старух отдохнуть. (уходитъ)

ГИГО (беретъ шляпу). До свиданія, Майко!

МАЙКО (подходитъ къ Гиго). Прощай, Гиго!

ГИГО, (цлуя ее). Прощай, моя радость.

МАЙКО. До вечера.

ЯВЛЕНІЕ X.

Майко (одна).

Бдный Гиго! какъ онъ встревоженъ! Когда онъ цловалъ меня, я замтила слезы на его глазахъ. О! зачмъ онъ не князь, никто бы не осмлился безпокоить его, и на глазахъ его я не видала бы этихъ слезъ. Но отчего же мн такъ скучно? я люблю его, онъ любитъ меня,— а слезы такъ просятся изъ глазъ, и кто-то шепчетъ мн, что он скоро польются широкимъ ручьемъ.

ЯВЛЕНІЕ XI.

Майко, Вахтангъ.

МАЙКО (вскрикиваетъ).

ВАХТАНГЪ. Не бойся, Майко! не дрожи всмъ тломъ! я не сдлаю теб зла,— клянусь, не сдлаю.

МАЙКО. Вахтангъ! ты видишь, я одна, ты знаешь наши приличія, прошу тебя уйти!

ВАХТАНГЪ. Знаю, Майко, но я долженъ говорить съ Тобою на един, знаю, но бываютъ случаи, гд человкъ разрываетъ вс оковы приличія, волканъ любви далеко мечетъ свою лаву за предлы народныхъ обычаевъ и законовъ и пепелитъ ихъ при первомъ сопротивленіи.

МАЙКО. Умоляю тебя, Вахтангъ, уйди отсюда.

ВАХТАНГЪ. Непрерывай меня, ради Бога! дай высказать мн все, что у меня на душ.— Вотъ скоро годъ, какъ ни одинъ часъ, ни одна минута не проходятъ у меня безъ думы объ теб. Первый разъ я увидлъ тебя въ толп другихъ красавицъ на крыш сакли, въ гостяхъ у Геравана….. увидлъ тебя-и полюбилъ навки. Здсь есть судьба — такъ Богъ веллъ! Иду ли ночью — и твой образъ, твоя тнь бжитъ передо мною, блеститъ въ свт фонаря, который несетъ и колеблетъ мой Бичо въ рукахъ своихъ, рыщу ли но полю съ винтовкой за плечами — рветъ ласточка, воркуетъ голубка, прицливаюсь,— не бей! кто-то шепчетъ мн, он походятъ на Майко, на болзнь твою. Съ друзьями, пріятелями, я не прежній Вахтангъ!.. тоска о теб горчитъ братскую азарпешу. Майко! люблю тебя боле, чмъ солнце любитъ землю, боле, чмъ Адамъ любилъ Еву въ раю! Если бы ты была продажная красавица — какая-нибудь кивина тифлисская, для которой золото и тюмены — все! я бы на вкъ пошелъ къ шалтану, забралъ бы его сокровища и отдалъ бы ихъ за одинъ мигъ блаженства съ тобою.

МАЙКО. А червонцы, которые ты прислалъ съ Мартою? ты думалъ купить меня?

ВАХТАНГЪ. Не тебя, твою мать.

МАЙКО. А разв мать моя торгуетъ мною?

ВАХТАНГЪ. Она — армянка!

МАЙКО. Но что теб во мн, если бы она и согласилась? я нелюблю тебя…

ВАХТАНГЪ. Майко! сжалься надо мною, полюби меня!

МАЙКО. Я полюбила Гиго прежде.

ВАХТАНГЪ. Я отдамъ теб жизнь мою, душу, санъ, помстье, все, все… полюби меня!

МАЙКО. Я люблю Гиго!

ВАХТАНГЪ. Гиго!.. такъ бойся ко меня!.. ты будешь моею!— (быстро уходитъ)

МАЙКО (одна). Великій Боже! что со мною? голова горитъ, сердце разрывается на части, мн страшно.— Гиго!.. Гиго!.. женихъ!.. спаса меня, спаси!— (быстро уходитъ)

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Леванъ, Іозепъ, Элико, мальчикъ и другіе гости.

ЭЛИКО. Что это, какъ долго заставляютъ дожидаться… товарищи!

ІОЗЕПЪ. Правда, насъ нтъ и шести человкъ, да теперь впрочемъ вс скоро придутъ.

ЭЛИКО. Конечно!— солнце уже спустилось и уходитъ въ землю, какъ будто завидуетъ нашей пирушк, и не хочетъ отъ зависти смотрть на насъ, тни отъ деревъ длинне и длинне ложатся по полю, мсяцъ выглядываетъ, а они все мшкаютъ.

ІОЗЕПЪ. Придутъ, подожди, что-нибудь задержало.

ЛЕВАНЪ. Задержало? да что же можетъ задержать, когда назначена братская пирушка,— когда уже разостланы ковры, когда чаши просятъ вина, когда вино просится въ горло, а товарищи дожидаются.

ІОЗЕПЪ. Славно! славно! видно что, Леванъ старый гуляка! ты врно бы не заставилъ дожидаться.

ЛЕВАНЪ. Я? да если бы ангелъ смерти, Азраилъ, прилетлъ въ это время вынуть душу и въ золотомъ сосуд унести ее на тринадцатое небо, то я выпросилъ бы у него сроку — отпировать въ послдній разъ и веселе было бы душ, когда бы она предстала предъ Аллаха, сытая и разрумяненная кохетинскимъ.

ЭЛИКО. Видно, Леванъ, что ты пожилъ съ персами и начитался ихъ стихотворцевъ.

ЯВЛЕНІЕ II.

Тже.— Пасванъ и Келимъ.

ПАСВАНЪ. Правда! правда! здорово товарищи!

КЕЛИМЪ. А, врно, князь Леванъ красныя словца отпускаетъ?

ЛЕВАНЪ. Разсуди ты насъ, Келимъ, я сейчасъ говорилъ, что Аллахъ гораздо благосклонне принимаетъ души, которыя являются предъ рубиновый престолъ его прямо съ пирушки, веселыя и разрумяненныя виномъ, и гораздо строже къ тмъ, которыя приходятъ худыя и блдныя, какъ будто-бы только вырвались изъ плна отъ лезгинцевъ.

ЭЛИКО. Врядъ ли, вдь Аллахъ чрезъ Магомета запретилъ имъ пить вино.

ЛЕВАНЪ. Запретилъ имъ пить при всхъ, а втихомолку позволилъ.

ЯВЛЕНІЕ III.

Тже и князь Григорій.

ЛЕВАНЪ. Стыдно, что приходишь такъ поздно.

ГРИГОРІЙ. Да нельзя было придти раньше.

ЭЛИКО. Прозакладую кинжалъ свой, что онъ гд-нибудь подмтилъ красавицу и расхаживалъ мимо ея оконъ

ГРИГОРІЙ. Ты угадалъ, Элико.

ЛЕВАНЪ. Добрый мой другъ, князь Григорій! Я сейчасъ говорилъ, еслибъ я умиралъ передъ дружеской пирушкой, то выпросилъ бы сроку — пришелъ на пирушку, и лучше бы заставилъ дожидаться гурій, нежели друзей.

ГРИГОРІЙ. Не сердись же, Леванъ, вдь не вс такіе, какъ ты: для тебя пріятне посмотрть на блюдо пилава, нежели заглянуть въ очи красавицы, а добрая азарпша вина теб слаще, нежели поцлуй коралловыхъ устъ.

ЭЛИКО. Хорошо это все, Григорій, да оставимъ въ сторону небесныя очи, коралловыя уста. Смотрите, друзья, вотъ ужъ и звздочка сверкнула на неб, вотъ и другая, вотъ и мсяцъ вышелъ полюбоваться на насъ, мы, кажется, собрались: пора

ВС. Пора! пора! (садятся на ковры-приносятъ вино-пьютъ.)

ІОЗЕПЪ. А что же мы не выберемъ себ начальника на попойку!

ЭЛИКО. Въ-самомъ-дл, выберемъ тулумбаша!

ПАСВАНЪ. Кого же?

ЭЛИКО. Князя Григорія!

ІОЗЕПЪ. Напьется прежде всхъ,— жди тутъ порядка!

ЭЛИКО. Ну, такъ тебя Іозепъ.

ЛЕВАНЪ. Надуетъ, другихъ подчивать мастеръ, а самъ выливаетъ вино за рукавъ.

ЭЛИКО. Да кого же лучше, какъ не самого Левана! молодецъ! опытной тулумбашъ, повеселитъ, другихъ напоитъ и самъ напьется!

ВС. Левана! Левана! здоровье тулумбаша! да здравствуетъ нашъ тулумбашъ! честь и слава Левану. (пьютъ].

ЛЕВАНЪ. (поднимая стаканъ). Благодарю всхъ васъ, Аллахъ — верды!

ВС. Якши — Іолъ!

(За сценою слышенъ шумъ.)

ЛЕВАНЪ. А! это голосъ Гехима!

ЯВЛЕНІЕ V.

Прежніе — и Гехимъ.

ЛЕВАНЪ. Здравствуй, Гехимъ!

ГЕХИМЪ. Здорово, пирующіе братья! я проходилъ мимо виноградника, услышалъ возгласъ Аллахъ — верды! и смекнулъ, что здсь попойка.

ЛЕВАНЪ. Не ошибся!.. ты откуда?.. съ охоты?

ГЕХИМЪ. Что бы ее шайтаны побрали и съ тмъ, кто первый выдумалъ.

ЭЛИКО. А, что? видно была несчастлива?

ГЕХИМЪ. Несчастлива! да сметъ ли она быть несчастлива, Когда Гехимъ охотится? Гей* Бичо! втащить сюда тура. (Люди вносятъ дикаго барана.)

ЛЕВАНЪ. Славная добыла!

ГЕХИМЪ. Не правда Ли? этотъ убитый баранъ очень кстати? Леванъ! разпорядись-ка, вели изжарить шашлыкъ изъ славной добычи. (Леванъ отдастъ приказаніе)

ЭЛИКО. Гехимъ! что-жъ не пьешь? вдь, я думаю, ты усталъ, гонявшись за этимъ бараномъ?

ГЕХИМЪ (пьетъ). Добрый стаканъ вина теперь славное дло! Еще вчера на зар, спустившись съ вершины, подмтили мы дружка съ моимъ Михалко, любовались имъ, какъ перепрыгивалъ съ утеса на утесъ, съ площадки на площадку — и лакомился травкой, Михалко подобрался ближе, вспугнулъ звря — только и видли его: какъ свинцовая нуля, звякнулъ онъ рогами о гранитный уступъ и скрылся по излучистой тропинк, въ кустарник, у подошвы горы, намъ того и надобно было! Я слъ на замченный слдъ, изготовилъ винтовку, а Михалко спустился внизъ, чтобы отъискать его и снова спугнуть, жду часъ, два, три — ни слуху ни духу, вдругъ выстрлъ…. а, пріятель, просимъ пожаловать… гляжу,— баранья голова прямо скачетъ за меня… прицливаюсь… бацъ! и какъ видите…

ЛЕВАНЪ. Спасибо, Гехимъ за барана! пей же вино, догоняй насъ.

ГЕХИМЪ (пьетъ). Не отстану, будь спокоенъ!

ІОЗЕПЪ. Да гд же Вахтангъ?

ГЕХИМЪ. Въ-самомъ-дл, гд Вахтангъ? Леванъ, гд же твой молочный братъ?

ЛЕВАНЪ. Не знаю. Онъ хотлъ быть.

ЭЛИКО. Вотъ вздумали спрашивать! да разв вы незнаете, что Вахтангъ помшался отъ любви къ своей Майко!

ГРИГОРІЙ. Какъ, помшался? (вмст.)

ІОЗЕПЪ. Какой Майко? (вмст.)

ЭЛИКО. Постойте, постойте! вы спрашиваете оба вдругъ, разомъ двухъ стрлъ съ тетивы не пускаютъ.. Я вамъ отвчу по очереди: теб, Князь Григорій, скажу, что если Вахтангъ еще не помшался, такъ есть надежда, что скоро помшается, водишь ли, приглянулась ему красавица…

ЛЕВАНЪ. Не правда, Элико! не приглянулась она ему, а любитъ онъ ее, какъ мсяцъ любитъ свое звздное небо, какъ газель, которая привтливо выбгаетъ изъ разслины скалы, любитъ мягкою траву.

ЭЛИКО. Полно, Леванъ! разв не все равно, приглянулась она ему, или онъ ее полюбилъ? дло въ томъ, что съ-тхъ-поръ Вахтангъ сталъ совсмъ не тотъ. Бывало, кто первый гость на всякомъ праздник? Вахтангъ!.. Кто первый гуляка, первый говорунъ и весельчакъ?.. Вахтангъ! А теперь… ходитъ одинъ, скучный, словно солнце въ туманное утро. На пирушк молчитъ, не пьетъ, не шумитъ, а нахмуривъ брови, смотритъ въ азарпешу, какъ будто она зеркало, въ которомъ виднются косы и розовыя губки его Майко.

МАЛЬЧИКЪ, (по приказанію Левана кричитъ). Тулумбашу угодно, чтобы вс выпили за здоровье другъ друга. вс. Аллахъ — верды, якши — іолъ!

ІОЗЕПЪ. Да кто же эта Майко?

ЭЛИКО. Неужели ты не знаешь Майко, хорошенькой Майко, невсты Гиго, у котораго мы покупаемъ вс нужные товары.

ПАСВАНЪ. А, да вотъ идетъ и Вахтангъ, какъ онъ мраченъ.

ЯВЛЕНІЕ IV.

Прежніе и Вахтангъ.

ЭЛИКО. Добрая азарпеша вина сейчасъ развеселитъ его.— Здравствуй, Вахтангъ! мы сейчасъ про тебя говорили, на тебя пняли.

ВАХТАНГЪ. За что?

ЛЕВАНЪ. За то, что ты приходишь въ половин пирушки, когда мы уже на полъ-пути къ блаженному состоянію, называемому опьяненіемъ.

ІОЗЕПЪ. (пьянъ) Тмъ хуже для него, онъ долженъ догонять насъ, долженъ бгомъ пробжать половину дороги, которую мы шли тихонько… Скорй устанетъ.

ЛЕВАНЪ. Вина! (наливаетъ ему).

ІОЗЕПЪ. Нтъ, не такъ! Мальчикъ! сочти, по скольку каждый изъ насъ выпилъ и подай столько же Вахтангу! Ну! Аллахъ-верды! Вахтангъ! пей-ка все это!

ВАХТАНГЪ. Оставь меня, Іозенъ!

ІОЗЕПЪ. Нтъ! нтъ! а, ты думаетъ остаться трезвымъ, когда мы хотимъ быть пьяными? Безъ отговорокъ, Вахтангъ, пей!

ВАХТАНГЪ. Ты и теперь уже пьянъ, Іозепъ, оставь меня, если не хочетъ видть ссоры на вашемъ праздник.

ЭЛИКО. Вотъ ужъ и сердится, Вахтангъ! послушай дружескаго совта…

ЛЕВАНЪ. Правда, Вахтангъ!— Сохнетъ безъ привита дерево твоего сердца, полй азарпешей вина корни, которые оно такъ глубоко пустило въ твое сердце,— полей ихъ и увидишь какъ втви распустятся и зазеленютъ надеждой.

ВАХТАНГЪ. Спасибо, Леванъ, за ученіе, да плохо врится словамъ твоимъ!— Днемъ не бываетъ звздъ на неб, не свтитъ солнце по полуночи,— Нтъ! не разцвтетъ пальма надежды въ знойной пустын моего сердца. Возьми назадъ твою азарпешу!

ЛЕВАНЪ. А посмотри, какъ глубока она! брось въ нее свою тоску — и она потонетъ, какъ камень въ мор.

ВАХТАНГЪ. Нтъ, Леванъ! она не потонетъ, а если и потонетъ, то на минуту, и тотчасъ же, какъ трупъ, выплыветъ на поверхность!

ЭЛИКО. Полно кручиниться, Вахтангъ! будто мы не знаемъ, что за дума залегла у тебя на сердц? И что же ты печалишься и хмуришься, словно зимнее небо, и изъ чего? изъ любви!

ВАХТАНГЪ. Элико! говори про пилавъ, про вино, да про псни,— не оскверняй имени любви и не примняй ее къ чувству, которое ты испытываешь, побрякивая червонцами и гладя на баядерку, которая ноетъ и пляшетъ передъ тобою!

ЭЛИКО. Не сердись, Вахтангъ, а подумай, стоятъ ли какія-нибудь дивныя очи, чтобы сходить по нимъ съ ума! Вдь это ребячество.— Майко хороша, конечно, но я дамъ теб совтъ…

ВАХТАНГЪ. Я также дамъ теб совтъ, Элико: негодится бросать имена женскія на-втеръ, какъ ячменныя зерна.— Статся можетъ, что которое нибудь изъ нихъ упадаетъ на сердце и разростется ненавистью,— кровавымъ мщеніемъ — понимаешь меня,— такъ замолчи же!

ЭЛИКО. Нтъ! я хочу вылечить тебя, Вахтангъ! Кчему служитъ твоя любовь? Майко невста другаго, къ тому же она тебя не любитъ,

ВАХТАНГЪ. Элико, опасно дразнить льва въ его пещер!

ЭЛИКО. Говорятъ, что она безъ памяти любитъ своего жениха, не наглядится на него не дождется свадьбы.

ВАХТАНГЪ (поднимается). Замолчи, Элико! или поутру твоя мать осиротетъ, и вмсто краснаго кахоса, который журчитъ въ твоемъ стакан, я наполню его до краевъ кипяткомъ изъ твоего сердца!

ЛИВАНЪ. Стоите! слушайте тулумбаша!

ВАХТАНГЪ, (Элико) Знаешь ли ты…

ЛИВАНЪ. Повторяю вамъ: слушаться тулумбаша! Разв вы забыли наше обыкновеніе, которому не измнялъ еще ни одинъ грузинецъ? На ныншній вечеръ — я вашъ царь. (Зовешь мальчика и шепчетъ ему на ухо.)

МАЛЬЧИКЪ. (провозглашаетъ) Тулумбашъ приказываетъ бросить стаканы и пить изъ турьихъ роговъ! (Люди приносятъ рога, въ серебряныхъ оправахъ, наполненные виномъ).

ЛЕВАНЪ. Я пью за здоровье всхъ гостей и пріятелей и будетъ тотъ шайтаномъ на пирушк, кто не послдуетъ моему примру и не выпьетъ — столько же и такъ же, гехимъ, Что Элико задумался?… Струсилъ?

ЭЛИКО. Да есть отъ чего струсить, вдь въ рогъ-то входитъ дв бутылки вина.

ГЕХИМЪ. А ты и безъ того на полпути къ опьяненію! да вотъ посмотри, Іозепа хмель разобралъ совсмъ! онъ лежитъ безъ чувствъ.

ЭЛИКО, (вставая). Приказаніе тулумбаша должно быть свято, и потому мы выпиваемъ эти рога и просимъ покорно, чтобы боле пить намъ не приказывалъ.

ГЕХИМЪ. Въ-самомъ-дл, надо сжалиться надъ нами, едвали половина изъ насъ добредетъ порядкомъ до дому, а съ Леваномъ въ пить врядъ ли кто можетъ тягаться.

ЛЕВАНЪ. И такъ, ныншняя пирушка кончилась, и я слагаю съ себя званіе вашего начальника, вашего тулумбаша.

НКОТОРЫЕ. Не надолго, до первой пирушки, а мы, кажется, нердко пируемъ!

(Въ продолженіе этого разговора, пирующіе расходятся, на сцен остаются Леванъ, Вахтангъ, и нсколько спящихъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.

Леванъ, Вахтангъ.

ЛЕВАНЪ. Какъ странно, я думаю, теб, Вахтангъ, смотрть на эту толпу бснующихся, пьяницъ и на принимать участія въ рхъ пированіи.

ВАХТАНГЪ. Леванъ! у меня въ душ не тише, не спокойне, они пьютъ безуміе въ вин, а я всасываю его въ новомъ для меня чувствъ, которое не знаю, какъ назвать теб.

ЛЕВАНЪ (поднимаетъ чашу съ виномъ). Назови, какъ хочешь, но пей! Выпей, Вахтангъ, и душа успокоится. (Вахтангъ съ неохотою. пьетъ) Ты пьешь не охотно, а давно ли не отставалъ отъ меня?

ВАХТАНГЪ. Давно, ли?— Но всему есть время, не ропщеть же Кура, скованная зимнимъ холодомъ, не бжитъ же Терекъ, когда обвалъ сорвется, съ горъ и перегородитъ ему путь.

ЛЕВАНЪ. Продолжай, Вахтангъ, говори откровенно, мы теперь одни, видишь — вс разбрелись, а эта засыпаютъ и насъ не слышатъ!— говори!

ВАХТАНГЪ. Что же говорить теб?— Любовь къ Майко, словно горный обвалъ, съ, шумомъ о грохотомъ, упала на мою душу и перегородила ея прежній путь, и она. не въ силахъ пробить этой плотины, волнуясь и пнясь, потекла въ другую сторону, ты знаешь, что я люблю Майко, во не знаешь, какъ я люблю ее!

ЛЕВАНЪ. Такъ что же?.. полюбилась голубушка — такъ въ когти! не ужели робть соколу?.. да и добро бы княжна, а то..

ВАХТАНГЪ. Не договаривай! она лучше всхъ княженъ въ свт.

ЛЕВАНЪ. Смани ее.

ВАХТАНГЪ. Смани?— Давно ли ангеловъ стали сманивать съ неба?

ЛЕВАНЪ. Купи!

ВАХТАНГЪ. Купи!— Еслибъ весь міръ обратить въ груды золота, то и тогда плата еще будетъ мала и тогда не купить.

ЛЕВАНЪ. И ты неупотреблялъ никакихъ средствъ?

ВАХТАНГЪ. Я хотлъ подкупить ея мать чрезъ старуху Марту, она — армянка, думалъ я, бдна, любитъ золото — и то не удалось.

ЛЕВАНЪ. Чтожъ, украдь, увези, вотъ теб рука моя — помогу во всемъ.

ВАХТАНГЪ. Принимаю, Леванъ, твое общаніе, принимаю его, потому-что увренъ въ теб и потому что это — единственное средство.— Слушай! я былъ у нея, я видлъ ее, я говорилъ ей про мою любовь.

ЛЕВАНЪ. Что же она теб отвчала?

ВАХТАНГЪ. Кровь стынетъ въ жилахъ: Леванъ, она призналась, что не можетъ любить меня,— что она любитъ Гиго… Да разв онъ — избранникъ неба? разв онъ родился подъ благодатною звздою, что безъ слезъ, безъ страданій, безъ мученій можетъ овладть божествомъ, по которому я страдаю, плачу, мучусь, за которое готовъ принесть судьб дорогой выкупъ? О! если такъ, пусть же и онъ почувствуетъ, что я чувствую, пусть этотъ адъ, который бунтуетъ у меня въ душу перейдетъ и въ его душу! Леванъ, я далъ клятву, что Майко будетъ моею, а Вахтангъ уметъ сдерживать свои клятвы и рано ли, поздно ли… (входитъ Марта).

ЯВЛЕНІЕ VII.

Прежніе и Марта.

МАРТА. Да будетъ миръ о радость надъ тобою, князь Вахтангъ! Я искала тебя.

ВАХТАНГЪ. Кчему искать, когда ты не можешь помочь мн, кчему желать мира и радости, когда ты ихъ съ собою неприносишъ.

МАРТА. Кто знаетъ, князь, можетъ быть, я и несу ихъ съ собою.

ВАХТАНГЪ. Говори, говори, скоре, Марта! что такое? Можетъ быть, мать Майко одумалась и прельстилась золотомъ? Можетъ быть, сама Майко тронулась моею любовью?

МАРТА. Нтъ, князь, нтъ! и мать не ослпилась твоимъ золотомъ,— и сама она попрежнему отвергаетъ и ненавидитъ тебя.

ВАХТАНГЪ. Такъ ты пришла смяться надо мною, старая колдунья! прочь!

МАРТА. Полно, полно, князь, ты не сердись, а выслушай меня.— Долго гонялся охотникъ за газелью — и газель все ускользала отъ него,— вотъ и говоритъ ему добрый человкъ., не полнись ты взойти на дорогу, гд теперь заснула газель твоя, и ей не миновать твоихъ рукъ.

ЛЕВАНЪ. Говори ясне, старуха!

МАРТА. Слушай, князь: ты предлагалъ Майко любовь и душу, она отвергла и то и другое, ты стращалъ овладть ею, клялся, что она будетъ твоя, и она съ женихомъ своимъ посмялась твоимъ угрозамъ и клятвамъ.

ВАХТАНГЪ. О! клялся — и сдержу свою клятву.

МАРТА. Вотъ я и пришла къ теб, князь, предложить средство.

ВАХТАНГЪ. Говори, какое? Клянусь могилою отца и душею матери, что никакое препятствіе меня не остановитъ!… ни горы, ни моря, ни пропасти, ни страхъ казни, ни погибель, ни адъ, ни небо! Говори?

МАРТА. Все это гораздо легче, князь! Майко съ подругами детъ на ярмарку и теперь недалеко отсюда, съ ними только двое безоружныхъ погонщиковъ, стоитъ теб, какъ горному орлу, налетть на нихъ и — голубка твоя!

ВАХТАНГЪ. Правда, правда, спасибо, Марта! Вотъ теб золото.— А, Майко! Было время, что за одну твою привтливую улыбку я отказался бы отъ лучей солнца, за одинъ вздохъ изъ твоей груди я отдалъ бы все свое дыханіе, за одинъ поцлуй позволилъ бы тысячу разъ разить себя кинжаломъ въ одну и ту же рану, но ты оттолкнула меня!— Хорошо… Такъ ты будешь же моею, хоть бы это стоило мн цной тюрьмы или колодъ, которыя надваютъ на преступника. Леванъ, помнишь ли свое слово быть моимъ участникомъ во всемъ, что-бы я не задумалъ, жми крпче руку, жми, вдь ты не откажешься.

ЛЕВАНЪ. Вотъ рука моя…. я отъ тебя не отстану.

ВАХТАНГЪ. Увеземъ Майко! Эй, люди!.. Коней, (убгаетъ).

ЯВЛЕНІЕ VIII,

Марта (одна).

А! Гиго! а, Кекела! я змя!… я старая шакалка… я колдунья!… Хорошо! вотъ и подарочекъ жениху съ невстою! вотъ и плата вамъ за хлбъ-соль, которыми меня угостили!… Повеселитесь же теперь, да посмйтесь надъ старою Мартою.

ПЕРЕМНА ДЕКОРАЦІИ.

Театръ представляетъ внутренность жилища вахтангова, нсколько минутъ сцена пуста,— наконецъ, Вахтангъ вноситъ безчувственную Майко и кладетъ ее на скамью.

ЯВЛЕНІЕ I.

ВАХТАНГЪ. А, наконецъ, ты моя!— моя Майко! въ моей власти — теперь ничто не вырветъ тебя у меня! Она въ обморок. (Смотритъ на нее). Проснись Майко!— Не отвчаетъ,— лежитъ какъ мертвая.— (Становится подл нея на колна и беретъ ее за руку.) Она не слышитъ, только втеръ воетъ въ отвтъ на мои вопли и моленія.— У, какъ онъ страшно воетъ! точно похоронный напвъ надъ вырытою могилой.— Какъ все вокругъ меня темнетъ… вотъ идутъ съ свера громады тучъ… будто несутъ гибель а разрушеніе міру!.. Слышишь ли, Майко,— міръ кончается, простись, чтобъ я усплъ хоть одинъ разъ поцловать тебя! (бросается къ ней). Открой свои глаза, чтобъ предо мной открылось небо!— О! проснись, Майко, проснись! (Майко вздыхаетъ) Она вздохнула!… она жива! О! благодарю Бога!.. Да, если бы я нашелъ ее мертвою, въ гроб и въ саван, то и тогда огонь, который у меня въ сердц, разтопилъ бы ледяныя оковы смерти, душа моя разбудила бы ея заснувшую душу и мое горячее дыханіе влило-бы въ ея грудь вс страсти, вс помыслы бытія! (цлуетъ ее.— Майко приходитъ въ себя. Вахтангъ отскакиваетъ.)

МАЙКО. Гд я? что со мною было? Ахъ, какъ ужасенъ сонъ.

ВАХТАНГЪ. Майко!

МАЙКО. Мн снилось, что я хала на ярмарку, подруги мои были веселы,— спрашивали скоро ли будетъ моя свадьба, какъ вдругъ какой-то всадникъ, весь закутанный въ бурку, схватилъ меня, помчался, духъ замеръ… О! какой ужасный сонъ!

ВАХТАНГЪ. Это не сонъ, Майко! Всадникъ, закутанный въ бурку, который схватилъ тебя и помчалъ — былъ я, ты думаешь, что, полюбивъ тебя однажды, какъ полюбилъ я, можно разлюбить такъ скоро? Ты ошиблась, Майко! ты у меня, ты моя! (бросается къ ней. Майко вздрагиваетъ и бжитъ на аванъ-сцену.)

МАЙКО. Такъ это не сонъ… это ты, Вахтангъ? О! зачмъ я не заснула сномъ непробуднымъ, сномъ смерти!..

ВАХТАНГЪ. Безпробуднымъ? О, я разбудилъ бы тебя, Майко, горячимъ поцлуемъ, какъ насъ разбудитъ труба страшнаго суда, сномъ смертнымъ, говоришь ты? Нтъ! я вырвалъ бы тебя у самой смерти!

МАЙКО. Мать моя! гд ты? помоги мн! освободи меня! Боже мой! что со мною будетъ? Гиго! Гиго! за чмъ я здсь!

ВАХТАНГЪ. Зачмъ? Затмъ, что я люблю тебя, что любовь моя не ручеекъ, который тихо и ровно катится по лугу, но водопадъ, который съ шумомъ и громомъ летитъ въ бездну, опрокидываетъ и разрушаетъ вс препятствія, срываетъ горы съ мста и уноситъ съ собою все, что захотло бы стать на его пути.

МАЙКО. Вахтангъ! небо потребуетъ у тебя отчета!

ВАХТАНГЪ. Я пойду на битву съ небомъ и землею. Можетъ быть, паду въ этой битв, но прежде — ты будешь моею.

МАЙКО. Твоею! защитите меня, силы небесныя!

ВАХТАНГЪ. Ничто не защититъ тебя! ты у того самого Вахтанга, котораго, еще недавно, такъ холодно, такъ безжалостно оттолкнула съ его любовью, просьбами, общаніями. Майко! помнишь ли слово, которое вырвалось у меня на прощаньи съ тобою. Я говорилъ, ты будешь моею — и сдержалъ слово: теперь ты моя!

МАЙКО. Чего ты хочешь отъ меня? Я не могу любить тебя, я люблю другаго, я люблю Гиго!

ВАХТАНГЪ. О! Если такъ, то слушай же меня: не любви хочу я,— эту розу я разтопталъ въ цвтник моего сердца.— Теперь я требую рабской покорности и слпаго повиновенія моей вол. Слышишь ли, Майко!

МАЙКО. Ты забываешь, Вахтангъ, что надъ нами есть Богъ, который насъ слышитъ и видитъ, и нкогда разбудитъ предъ Своимъ Престоломъ, тамъ отдашь ты отчетъ въ томъ, что лишилъ меня дома и матери, для которой я была послднимъ счастіемъ и утшеніемъ, въ томъ, что разрознилъ два сердца, которыя Богъ и люди благословили на будущій путь въ жизни. Да! потому-что я люблю Гиго столько же, сколько онъ меня любитъ.

ВАХТАНГЪ. Опять Гиго! Опять ты повторяешь мн это ненавистное имя, я безумствую, а ты еще увеличиваешь мое безуміе.

МАЙКО. Умоляю тебя, Вахтангъ, сжалься! Ты видишь — я въ твоихъ рукахъ, я беззащитна, я не буду говорить про Гиго, я не люблю Гиго, только, ради Бога, пусти меня къ моей матери:— она бдная стоскуется обо мн — сляжетъ въ могилу. Дай мн хоть закрыть ей глаза! пусти меня!

ВАХТАНГЪ. А ты забыла, я умолялъ тебя точно такъ же, какъ ты меня умоляешь, Майко! говорилъ я, одинъ ласковой взглядъ, одно привтливое слово… я плакалъ предъ тобою, какъ ты предо мною теперь плачешь, ты сказала — нтъ! и я говорю — нтъ!

МАЙКО. Заклинаю именемъ всего, что для тебя дорого, священно, честью твоей матери, Вахтангъ отпусти меня!

ВАХТАНГЪ. Майко! не проси меня!— что сдлано, того не перемнишь, молнія, упавшая на землю, не возвратится опять на небо, горный обвалъ, сорвавшійся съ вершинъ, не взойдетъ опятъ на гору. Я сказалъ, что ты будешь моею и — сдержу свое слово.

МАЙКО. О! нтъ, Вахтангъ! ты добръ, благороденъ, великодушенъ, ты не сдлаешь меня несчастною, и кчему теб мое несчастіе? Оно не принесетъ теб ни одной минуты наслажденія, смотри, Вахтангъ, я у твоихъ ногъ, я обнимаю твои колна, пусти меня, я забуду вс горести, которыя ты причинилъ мн и всей моей жизни будетъ мало, чтобъ молиться за тебя.

ВАХТАНГЪ. Поздно, Майко, поздно!

МАЙКО. О! такъ выслушай меня, злой, безчувственный человкъ! ты глухъ къ моимъ моленіямъ, которыя пробили бы сводъ небесный, ты не видлъ моихъ слезъ, которыя разтопили бы камень: Слушай же! я тебя ненавижу, обожаю Гиго и умру съ его именемъ на устахъ!

ВАХТАНГЪ (вынимаетъ кинжалъ). Посмотри на этотъ кинжалъ — онъ широкъ — есть гд улечься и пощад и жалости. Еще одно сопротивленіе и кровь твоя заклубится дымомъ на его булат, (бросаетъ кинжалъ).

МАЙКО. Кинжалъ! смерть!— О! она лучше позора! убей Вахтангъ! я умру охотно… убей!

ЯВЛЕНІЕ II.

Т же и Леванъ.

ЛЕВАНЪ. Вахтангъ, ты погибъ! Нтъ никакой надежды къ спасенію! О твоемъ похищеніи дали знать въ городъ, окружной, въ сопровожденіи мстнаго начальства и Гиго, спшатъ сюда. Я опередилъ ихъ нсколькими минутами.

(Майко бросается на колна и тихонько творитъ молитву. Вахтангъ стоитъ, какъ пораженный громомъ).

МАЙКО. Боже! защитникъ невинныхъ, благодарю тебя! твоя десница спасетъ меня, сироту!

ВАХТАНГЪ. Опять преграда!

ЛЕВАНЪ. Вахтангъ! быть можетъ, ты успешь спастись… бги!

ВАХТАНГЪ. Мн бжать, Леванъ? какъ бы не такъ… пусть весь свтъ идетъ со мною на бой.— Что жъ? а готовъ, я выдержу битву, но Майко все-таки будетъ моею!

МАЙКО. Гиго! спши спасти Майко, свою невсту!

ВАХТАНГЪ. Не радуйся, Майко! хоть женихъ твой спасетъ тебя, но я положу клеймо позора на твое имя! О! ты не знаешь, что значитъ месть для азіатца.— Слушай: меня обвинитъ законъ, я погибну въ заточеніи, но свтъ тебя отвергнетъ, позоръ пойдетъ на ряду съ тобою до самой могилы, да, и въ могил кости твои вздрогнутъ не разъ отъ клеветы людской, и, умирая, послдній вздохъ въ предсмертныхъ мукахъ сольется съ именемъ Вахтанга, котораго ты отвергла!

ЯВЛЕНІЕ III.

Т же, Окружный, Гиго, Кекела и Судьи.

КЕКЕЛА. Дочь моя, гд ты! тебя хотли оторвать отъ моего Сердца, дитя мое!

МАЙКО. Матушка!

ОКРУЖНЫЙ. Князь!

ВАХТАПГЪ. Ни полслова! я виноватъ! знаю законы — они неумолимы,— берите меня, но я достигъ своей желанной цли: Майко, была моею!— Возмите ее защитники невинности, она мн боле не нужная.

МАЙКО. Онъ лжетъ! онъ лжетъ! не врьте ему! онъ клевещетъ на меня. (Бросаетея къ Гиго) Гиго! защити меня!

ГИГО. Прочь отъ меня, Майко! прочь отъ меня!

МАЙКО. Матушка!

КЕКЕЛА (плачетъ). Прочь отъ меня! Боже! зачмъ продлилъ ты жизнь мою? я увидла безчестіе моей дочери!

ГИГО. Не плачь, Кекела! ты лишилась дочери, но, къ утшенію, у тебя есть сынъ… Да, матушка, я замню теб дочь… пойдемъ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

(Внутренность дарбаза.)

ЯВЛЕНІЕ I.

КЕКЕЛА (сидитъ одна.) Такъ суждено было мн испить до дна всю чашу горестей! Для чего я дожила до этого страшнаго дла? лучше бы могильный песокъ засыпалъ мои глаза, я не видала бы нашего несчастія! Старое сердце мое покоилось бы въ могил и не рвалось бы отъ горя! Господи! прости мои ропотъ и да будетъ твоя святая воля!— Майко! бдная моя Манко, лучше бы ты умерла!

ЯВЛЕНІЕ II.

МАЙКО (въ бломъ платьи, съ распущенными волосами, съ книгой въ рукахъ, тихо подходитъ къ матери и смотритъ на нее.) Полно, матушка! ты опять печальна, переставь грустить — видишь ли что? за-минуту, я такъ же грустила, да вотъ нашла книгу, почитала и мн будто легче,— возьми, матушка, почитай ее,— славная книга,— тутъ написано… что бишь тутъ написано… не помню.

КЕКЕЛА (плачетъ.) О, Боже! дай силу и волю перенести все это!

МАЙКО. Ты плачешь, матушка, я знаю, о чемъ: прошедшую ночь мсяцъ мн все разсказалъ, (говоритъ шопотомъ) Ты любила своего жениха и онъ любилъ тебя, свадьба ваша была уже назначена, тебя увезъ какой-то злой человкъ и оклеветалъ, опозорилъ и твой женихъ отвергъ тебя… Стоитъ-ли грустить? я несчастне тебя, да не грущу. Если бъ ты знала, что со мною было?

Птичкою прежде подъ небомъ я мчалась,

Какъ будто младенца душа!

Издали вашей землей любовалась,

Она такъ была хороша!

Вотъ меня къ вашей земл приманила

Любовь и тоска бытія!

Я опустилась и прямо въ могилу,

Въ могил проснулася я.

Крылья легкія отпали,

Не летть ужъ къ вышин!

И забилось для печали

Сердце новое во мн.

Сжало душу жизни горе,

Къ небу бросила я взглядъ:

Надо мною, точно море,

Звзды свтлыя кипятъ.

На земл же все уныло….

Замерла душа моя

И изъ птички лгкокрылой

Стала женщиною я!

КЕКЕЛА. Майко! Майко!

МАЙКО. Майко!— что это такое? да, знаю… Майко — цвтокъ, Подсолнечникъ… Не правда ли, славный цвтокъ? Посмотри когда-нибудь по утру, только что выглянетъ солнце, онъ подниметъ головку, посмотрть на него, разцвтетъ и повеселетъ, идетъ солнце, и онъ все поворачивается за нимъ, не сведетъ съ него взора, глядитъ на него пристально, точно будто невста, и говоритъ, ‘царь мой! женихъ мой! радость моя! что ты такъ далеко ходишь? опустись, не бойся! ты не сожжешь меня!’ и цлый день ему только и радости, что слдить за своимъ далекимъ возлюбленнымъ. А вечеромъ, погляди, уходитъ возлюбленный за горы — и цвтокъ-невста опускаетъ головку, печалится и плачетъ росою — и росинки, точно слезы, такъ и каплютъ за землю.

КЕКЕЛА. Дочь моя, послушай!

МАЙКО. Да не перерывай же меня, дай досказать. Ты не видала, теб не жаль цвтка! А онъ, бдный, тоскуетъ, горько ему! пожалй его, матушка! А, ты и не помнишь… Вдь ужъ пора.

КЕКЕЛА. Куда?

МАЙКО. Куда? Неужели ты могла забыть, что сегодня моя свадьба, а я не одта еще, что если женихъ мой такъ же разсерлится и какъ солнце уйдетъ за облака? Что тогда мн длать? Не сердись, мой милый… А сейчасъ буду готова, гд же кушакъ? Гд онъ, матушка, гд мой кушакъ? Кто взялъ его? Врно злые люди похитили его, чтобы насъ разлучить. Они злы, они завидуютъ моему счастію, хотятъ отнять у меня Гиго… Нтъ! нтъ! теперь поздно!… Гд же кушакъ… кушакъ мой? А! вотъ и онъ. (подходитъ къ зеркалу и смотрится). Теперь я, кажется, совсмъ готова! Хороша ли я? Посмотри, матушка! Что это, ты молишься. (цлуетъ ее). Добрая матушка, ты молишься за мое счастіе, ты благодаришь Бога, что онъ благословилъ васъ? Не бойся за будущее, мы будемъ счастливы вс, вс, и я, и ты, и Гиго!… Гд же Гиго?

Разтворились двери храма,

Своды клиросъ огласилъ,

Вьются струйки иміама

Изъ златыхъ паникадилъ.

Ужъ за насъ согласнымъ строемъ

Молятъ пвчіе Творца,

Свчи блещутъ предъ налоемъ,

На нало два внца!..

О, спши соединеньемъ,

Наступаетъ сладкій часъ!

Милый другъ, за насъ моленье,—

Т внцы, мой другъ, для насъ.

Рядомъ мы станемъ съ тобой подъ внцами,

Рядомъ пройдемъ путь земной!

Мы обручимся мыслью, сердцами,

Вмст сольемся душой!

Поспши, мой другъ прекрасный!

Вотъ и вечеръ недалекъ,

Вотъ и мсяцъ тихій, ясный,

Выплываетъ на востокъ.

Тни стелются длинне,

Вотъ и ночь ужъ настаетъ,

Милый другъ, скорй, скоре..

Ночь намъ счастіе несетъ.

КЕКЕЛА. Счастіе!

МАЙКО. Да еще какое счастіе! Счастіе, о которомъ я такъ долго мечтала, за которое боялась, которое составляло любимую мысль моего покойнаго отца. Врно, матушка, Богъ услышалъ его молитвы и благословилъ насъ. Какъ родной радуется теперь въ своей могил! (входитъ Гиго, Майко его не видитъ). Да что же не идетъ женихъ мой? Долго ли его дожидаться?

КЕКЕЛА. Ты не дождешься его, бдная!

МАЙКО. Полно матушка — я не врю теб! (тихо). Ты не знаешь, какими страшными клятвами онъ мн клялся, (оборачивается и видитъ Гиго). Кто это? (подходитъ къ нему). А, добрый человкъ! ты врно пришелъ отъ моего жениха… за мною, благодарю тебя.

ГИГО. Она не узнаетъ меня! Майко! Неужели я сталъ теб такъ чуждъ! Неужели ты не найдешь въ душ своей но одной мысли, ни одного чувства, ни одного воспоминанія для меня? О! узнай меня! я твой женихъ! я — твой Гиго!

МАЙКО (смотря на него). Ты… ты мой женихъ?.. Ты Гиго?.. Ха, ха, ха! врно вс сговорились, чтобы свести меня съ ума! Поди прочь отъ меня! Ты — Гиго! Ты… Мой Гиго такъ хорошъ: глаза его звзды, а твои страшны, какъ блудящій огонь надъ могилой, у Гиго на голов вьются кудри, а у тебя зми шипятъ въ волосахъ… Поди прочь отъ меня! Въ-самомъ-дл, какой я ребенокъ, меня нарочно пугаютъ а я всему врю — какъ я легковрна!.. Ха, ха, ха! (начинаетъ хохотать, потомъ смхъ ея переходитъ въ рыданія). А онъ все нейдетъ? А! какъ здсь больно, Гиго! Гиго! Матушка! что такое? умеръ онъ? побги въ церковь, посмотри, не ставятъ ли тамъ гробъ, вмсто налоя? Не смерть ли это матушка?..

Видишь, страшно горятъ

Свчи въ тусклыхъ лучахъ,

Слышишь, хоромъ гласятъ

Миръ усопшимъ въ гробахъ.

Слышишь… молотъ стучитъ

Надъ доской гробовой

Слышишь… Заступъ гремитъ

Надъ могилой сырой —

Все погасло, все затмилось…

Гробъ изъ церкви понесли,

Совершилось! Совершилось!

О! какъ пусто на земл.

ГИГО. Майко, услышь меня, пойми меня! другъ мой! моя возлюбленная невста! (беретъ ее за руку).

МАЙКО. Оставь меня… умеръ, умеръ, ты не можешь помочь мн, не можешь воскресить моего жениха, онъ умеръ, умеръ!.. О, матушка, отогрй мое сердце на груди своей, оно стынетъ, матушка! матушка! (Съ воплемъ бросается въ объятія Кекелы. Отъ уходятъ).

ГИГО. Я такъ любилъ ее, и она могла предаться этому Вахтангу! Къ чему же служитъ любовь, когда всю мою душу, преданную ей безгранично, она промняла… О, нтъ!.. но что, если этотъ князь оклеветалъ ее, я долженъ увриться, я отыщу его, будь онъ на дн моря, я вырву правду изъ его души, хотя бы для этого нужно было вырвать жизнь изъ его тла. Я все узнаю. (Убгаетъ).

ПЕРЕМНА ДЕКОРАЦІИ.

(Театръ представляетъ комнату суда, направо отъ зрителей столъ съ бумагами, за которымъ сидитъ секретарь, нсколько чиновниковъ окружаютъ секретаря).

ЯВЛЕНІЕ I.

СЕКРЕТАРЬ (смотритъ на часы). Скоро 12 часовъ, присутствіе назначено въ часъ, окружный не заставить себя дожидаться,

ЧИНОВНИКЪ. Не время ли послать за подсудимымъ?

СЕКРЕТАРЬ. Да, потрудитесь распорядиться. (Чиновникъ угодитъ. Адвокатъ подноситъ бумагу секретарю).

АДВОКАТЪ. Вотъ показанія, которыя отобраны еще вчера. Вахтангъ во всемъ сознается.

СЕКРЕТАРЬ. Сознается? О, лучше было бы, еслибъ онъ отпирался.

АДВОКАТЪ. Почему?

СЕКРЕТАРЬ. Какъ до-сихъ-поръ вы не понимаете, въ чемъ дло? Два года живете въ Грузіи — и не присмотритесь къ народу, за котораго вы ходатайствуете?

АДВОКАТЪ. Моя обязанность — порядокъ службы, вы знаете — нельзя же…

СЕКРЕТАРЬ. Оно такъ, да разв вы не знаете, что между азіатцами, судиться для женщинъ уже боле, чмъ пятно и поношеніе. Вы не помогли вашей кліентк, а погубили ее.

АДВОКАТЪ. Чемъ же?

СЕКРЕТАРЬ. Разв вы не могли устроить, чтобы Вахтангъ сознался, что онъ оклеветалъ ее: нтъ ли средствъ, чтобы онъ перемнилъ свои показанія?

АДВОКАТЪ. Никакихъ! Вахтангъ твердо стоитъ въ своемъ показаніи, вс мои убжденія были напрасны.

СЕКРЕТАРЬ, (обращаясь къ чиновникамъ). А васъ прошу, займитесь дломъ,— и внесите его въ журналъ. Пойдемте г. стряпчій справиться въ архив на счетъ того дла, о которомъ вы говорили. Мы успемъ еще, есть время. (уходятъ.)

ЯВЛЕНІЕ II.

Вахтангъ, (входитъ медленно и становится на лвую сторону отъ зрителей. Часовые становятся въ дверяхъ).

Вотъ я въ судилищ, вотъ я дошелъ до послдней версты моего пути. Кчему теперь жалть и оглядываться назадъ? Путь конченъ, здсь, въ этихъ стнахъ, осудятъ меня, прочитаютъ приговоръ… А Майко… Ей цлый свтъ прочитаетъ другой приговоръ — приговоръ позора, который еще ужасне моего. Она отвергла мою любовь,— такъ пусть до гроба будетъ носиться около нея страшная тнь Вахтанга, отравлять каждую минуту ея существованія, леденить ея надежды и радость, и когда настанетъ часъ умирать,— тнь моя станетъ между нею и вчностью, проговоритъ ей слова позора и безчестія и предъ могилой спроситъ: ‘Что, Майко? Умлъ ли Вахтангъ отмстить за свою отверженную любовь?’

ЯВЛЕНІЕ III.

Гиго, Вахтангъ.

ГИГО. Вахтангъ!

ВАХТАНГЪ. Что теб надобно?

ГИГО. Я поклялся прахомъ моего отца и гробомъ матери потребовать у тебя отчета, за чмъ ты оклеветалъ Майко?.. Да, ты оклеветалъ ее — я это знаю, Вахтангъ. Я поклялся вырвать у тебя признаніе, хотя бы для этого надо было вырвать твое сердце!

ВАХТАНГЪ. Меня сейчасъ будутъ судить, и я подвергнусь наказанію, которое мн назначатъ.

ГИГО. Наказанію, которое назначаютъ клеветникамъ.

ВАХТАНГЪ. Не клеветникамъ: я сказалъ правду.

ГИГО. Это не правда! этого быть не можетъ!

ВАХТАНГЪ. Подожди нсколько минутъ и ты услышишь, какъ, въ присутствіи всхъ людей, я повторю тоже самое и скажу, что твоя невста была моею любовницей.

ГИГО. Ты лжешь, Вахтангъ! Не знаю какой демонъ внушилъ теб адскую мысль опозорить имя Майко, во знаю только то, что она невинна.

ВАХТАНГЪ. Ты это знаешь, кчему же спрашивать? останься при своей увренности.

ГИГО. Да, я увренъ, что она невинна.

ВАХТАНГЪ. Врь ей! врь! она не обманетъ тебя!— Женщины необманчивы, какъ поверхность моря, да и какъ не врить?— Вдь я врилъ ей, когда прильнувъ къ моей груди и цлуя меня, она говорила: я люблю тебя, Вахтангъ, я твоя!

ГИГО. Замолчи, Вахтангъ, если не хочешь прежде твоего осужденія, подвергнуться другому суду, суду оскорбленнаго и мстящаго жениха!

ВАХТАНГЪ. Что же? ты только займешь мое мсто. Впрочемъ, если это можетъ помочь Майко,— ты напрасно медлишь.

ГИГО. Выслушай меня, Вахтангъ! если бы я сказалъ теб: ‘Кназь! я прощаю теб вс мои несчастія и умоляю объ одномъ: вспомни, что у тебя былъ отецъ, была мать, которыхъ ты, можетъ быть, любилъ, заклинаю тебя ихъ прахомъ, скажи, что Майко невинна, и я каждый день буду ходить молиться на ихъ могилу. Вахтангъ! что ты отвтилъ бы мн?

ВАХТАНГЪ. Я отвтилъ бы теб вотъ что: добрый человкъ благодарю тебя за уваженіе и любовь къ праху моихъ родныхъ: но — Майко была моею.

ГИГО. Если бы я упалъ предъ тобою на колна, обливалъ слезами твои ноги, просилъ бы тебя: сжалься надо мною, Вахтангъ, ты для меня все въ эту минуту, ты моя судьба, которая или можетъ спасти или погубить меня… я теб не сдлалъ зла и теб нтъ причины желать моей погибели, спаси, спаси меня и эту бдную старуху мать, которая плачетъ, уже не слезами, а кровью! Сжалься надъ нею, если не хочешь сжалиться надо мною, уврь, что дочь ея невинна, она сама готова на колнахъ молить тебя!.. Что сказалъ бы ты ей?

ВАХТАНГЪ. Я сказалъ бы,— встань, старуха! слезы и рыданія не помогутъ: дочь твоя была моею!

ГИГО. Знаешь ли ты, Вахтангъ, что я любилъ Майко больше жизни, больше, души своей?

ВАХТАНГЪ (сильно). А я? разв я не любилъ ее? ты ребенокъ, Гиго! ты — дитя, и осмливаешься сравнивать свою любовь съ моею. Я любилъ Майко больше, нежели ты! гд доказательства твоей любви, увренія, слезы, мольбы?— Вдь это все только слова, которыя улетаютъ, какъ втеръ, — а посмотри на меня — видишь — я лишенъ свободы, я задержанъ: посмотри сюда! (показывая на часовыхъ) эти люди поставлены смотрть за мною, какъ за преступникомъ!— Ты свободенъ, ты платишь за любовь свою слезами: у меня он не текутъ, а каплями падаютъ на сердце,— ты погрустишь, перестанешь — и потомъ новая любовь займетъ тебя, а я плачу за любовь ея тяжкимъ покаяніемъ! Кто же больше любитъ ее? Ты, который грозишь убить меня, или я, который уже убитъ? не смертію, потому что смерть легка, и всякій долженъ умереть! ты умрешь, о теб пожалютъ и тебя оправдаютъ,— я умру и надъ могилой моей раздастся голосъ осужденія!— Гиго, принеси же такой дорогой выкупъ, принеси жертву больше моей, и я скажу, что ты любишь ее больше, нежели я!

ГИГО. Но она тебя не любитъ.

ВАХТАНГЪ. Спроси у нея, что она чувствовала, когда, припавъ къ моей груди, говорила: я люблю тебя, Вахтангъ!

ГИГО. Клеветникъ! лжецъ! (хочетъ броситься).

(Слышенъ за дверью голосъ).

Окружный пріхалъ.

ЯВЛЕНІЕ IV.

Прежніе, Окружный, Секретарь, Адвокатъ.

ОКРУЖНЫЙ, (садясь на свое мсто). Что, послали за Майкой?

СЕКРЕТАРЬ. Она сейчасъ будетъ.

ОКРУЖНЫЙ (Вахтангу). Не пишете ли вы сказать что-нибудь въ свое оправданіе?

ВАХТАНГЪ. Ничего, кром того, что Майко была моею любовницей!

ЯВЛЕНІЕ V.

Прежніе, Кекела, Майко (останавливается по средин сцены).

ОКРУЖНЫЙ. Знаете ли вы этого человка?

МАЙКО, (смотритъ на Вахтанга и бросается къ нему). Гиго! женихъ мой! радость моя! наконецъ, я нашла тебя! поцлуй меня!— Да что же ты не цлуешь свою невсту, свою Майко!

ВАХТЛИГЪ. Великій Боже! она сошла съ ума!

МАЙКО (беретъ его за руку). Слышишь, народъ шумитъ, онъ радуется нашей свадьбы видишь, какъ свтло: вдь это церковь освтили, насъ ждетъ тамъ батюшка, онъ нарочно вышелъ изъ могилы, чтобъ благословить насъ, вдь онъ любилъ тебя, какъ сына… Что ты медлишь? бжимъ! бжимъ!

ВАХТАНГЪ. О! какъ тяжело,— сердце обливается кровью!

МАЙКО (обращаясъ къ судьямъ). Добрые люди! уговорите его, вдь я много страдала, я думала, что сойду съ ума, что я не переживу разлуки съ нимъ. Наконецъ, я нашла его, я люблю его, а онъ — холоденъ, какъ могила.

ОКРУЖНЫЙ. Господа! Судьею этого дла можетъ быть только Богъ,— законамъ остается одно — строго наказать преступника, онъ хуже обыкновеннаго убійцы! Онъ убилъ не тло, а душу: Майко сошла съ ума!

ВАХТАНГЪ. Да, я подвергнусь наказанію, но, напередъ, я долженъ сказать вамъ: я отмстилъ за себя… я хотлъ разрушить ея счастіе съ Гиго, потому-что меня убивала мысль — видть ее въ объятіяхъ другаго, я хотлъ, чтобъ позоръ легъ между ними пропастью и перегородилъ имъ путь къ соединенію! Но, видитъ Богъ, я не хотлъ лишить ея ума, я не хотлъ убить ея душу, (Смотритъ на Майко) Безумная еще жива, но уже мертва для міра, для матери, для всхъ, навсегда. Знайте же, что я оклеветалъ ее! она невинна!

ОКРУЖНЫЙ. Князь! посмотри на нее! страшенъ будетъ отчетъ… тамъ!

ВАХТАНГЪ. Какъ бы страшенъ онъ ни былъ, но жизнь для меня еще страшне! Вдь, какъ гробовой призракъ, будетъ преслдовать меня безумная Майко, ночью она не отойдетъ отъ моего изголовья, голосъ ея будетъ безпрестанно разрывать мою душу! Майко! оставь меня!

МАЙКО (бросается на шею и обвиваетъ Вахтанга). Нтъ! теперь никто неразлучитъ меня съ тобою!

ВАХТАНГЪ. Я не прошу у тебя прощенія, Майко! потому-что я недостоинъ его. Но, умоляю тебя только объ одномъ, когда предъ престоломъ Бога ты явишься моею обвинительницею, явись съ упреками, съ грознымъ взоромъ, будь неумолима, но неявляйся въ этомъ вид безумія.

ГИГО (подходишь къ Майко). Майко! прости, что я смлъ усумниться хоть на минуту въ твоей невинности!

МАЙКО. Поди прочь отъ меня! ты пришелъ опять на меня клеветать.

ГИГО (Вахтангу). О, будь же ты проклятъ!

ВАХТАНГЪ (выхватываетъ кинжалъ у Гиго). Не проклинай мертвеца! (закалывается)…. Мертвыхъ не судятъ живые, для нихъ есть другой судъ — тамъ!

МАЙКО (увидвъ кровъ, вскрикиваетъ). Что это?.. Кровь!— гд я?— что со мною! Вахтангъ. Гиго! Гиго!— (Смотритъ на Гиго, узнаетъ его и бросается къ нему въ объятія,— Картина).

КОНЕЦЪ.

‘Репертуаръ и Пантеонъ’, кн. 3, 1847

МАЙКО.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ПЕРЕМНА ДЕКОРАЦІИ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ПЕРЕМНА ДЕКОРАЦІИ.

Читайте также: