ПАВЕЛЪ АНДРЕЕВИЧЪ ФЕДОТОВЪ 1).
(1815-1852 гг.).
ПАВЕЛЪ АНДРЕЕВИЧЪ ФЕДОТОВЪ 1).
(1815-1852 гг.).
М—е.
‘Историческій встникъ, No 10, 1893.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/fedotov.jpg)
М-е. Павел Андреевич Федотов, Федотов Павел Андреевич, Год: 1893
Время на прочтение: 11 минут(ы)
1) П. А. едотовъ и его произведенія. Фототипическое и автотипическое изданіе . И. Булгакова. Спб. 1893.
Не много найдется въ исторіи русскаго искусства личностей съ столь трагическою судьбою, какъ Павелъ Андреевичъ едотовъ, родоначальникъ нашего жанра. Одаренный превосходными силами, талантливый на вс руки, онъ очень поздно, когда ему было уже подъ тридцать лтъ, принимается серьезно заниматься искусствомъ, посл нсколькихъ лтъ упорнаго труда овладваетъ техникою его, обращаетъ на себя общее вниманіе и къ тридцати семи годамъ умираетъ, оставляя безъ исполненія намченные планы и неразработанныя мысли, умираетъ къ тому же сумасшедшимъ. Всю жизнь передъ нимъ горлъ исключительно только свточъ искусства, заслоняя возможность личнаго счастья, выгодъ и удобствъ, въ немъ самомъ всегда и неугасимо горло стремленіе только къ добру, пламенное желаніе дятельности и совершенствованія, и это пламя сожгло его, не давши ему пройти и половины пути, на который позволялъ разсчитывать его крупный талантъ. Это горькая, трагическая доля, а условія его жизни еще усугубляютъ трагизмъ положенія.
Есть художники, находящіеся въ счастливыхъ условіяхъ для развитія своихъ дарованій, но рядомъ съ ними сколько тхъ, кого судьба поставила въ самыя неблагопріятныя обстоятельства, кому всякій шагъ дается съ боя, тяжелымъ, упорнымъ трудомъ и кто падаетъ, сраженный раньше чмъ слдуетъ. Хорошо если подобнымъ борцамъ еще удастся заявить истинный размръ своихъ дарованій, обратить на себя вниманіе, выказавши хотя часть своихъ силъ, встртить сочувствіе къ себ. Тогда въ ихъ горькой дол есть хотя извстное утшеніе. Но порою не бываетъ и этого: судьба отнимаетъ отъ нихъ все, и близорукіе судьи не замчаютъ и не хотятъ даже замтить неоспоримаго таланта.
П. А. едотовъ принадлежитъ къ числу художниковъ, которыхъ судьба не баловала отъ первыхъ дней существованія и во всю его короткую жизнь, за исключеніемъ разв сравнительно небольшаго періода ея, когда онъ достигъ извстности и по-своему могъ считать себя довольнымъ. Онъ родился въ Москв, въ очень бдной семь, — отецъ его былъ отставной офицеръ, — въ которой, какъ съ трогающею простотою замчаетъ самъ въ своей автобіографической записк, ему приходилось ‘необходимо подвергаться всевозможнымъ лишеніямъ’. Почему — необходимо? Сколько другихъ товарищей едотова избгло необходимости гнетущей бдности! Зная, какъ плохи были его матеріальныя обстоятельства даже въ періодъ его петербургской извстности, о чемъ любопытныя подробности сообщаетъ А. В. Дружининъ въ воспоминаніяхъ о немъ, можно представить, какъ жутко проходила жизнь мальчика едотова, если этотъ терпливый, скромный человкъ самъ отмчаетъ ея тяжесть. Да и не въ одной бдности дло. Когда семь съ трудомъ приходится удовлетворять первымъ насущнымъ потребностямъ жизни, то, конечно, не можетъ быть рчи о культурности ея, о существованіи въ ней интеллектуальныхъ интересовъ. Писатели, художники, артисты, выходившіе изъ достаточныхъ семействъ, уже съ самаго дтства входили въ общеніе съ культурными интересами высшаго порядка. Живописецъ же едотовъ въ дтств даже и не подозрвалъ о существованіи на свт картинъ, не подозрвалъ, что есть особая умственная область — искусство. Дальше приходскаго или узднаго училища онъ не долженъ былъ идти при обыкновенныхъ условіяхъ своей жизни и, конечно, не эти училища могли бы расширить его умственный горизонтъ.
По счастью, отецъ его могъ такъ или иначе помстить сына въ корпусъ. При всей извстной педагогической несостоятельности прежнихъ корпусовъ, все-таки, въ образовательномъ смысл они стояли неизмримо выше тхъ школъ, куда едотовъ долженъ былъ бы попасть, если бы отецъ его не былъ военнымъ. Въ корпус мальчикъ учился отлично, такъ что кончилъ курсъ первымъ, что и дало ему возможность быть выпущеннымъ въ Петербург въ гвардію. едотовъ не разсказываетъ, какимъ образомъ у него явилась въ корпус страсть къ рисованію, что именно дало толчокъ его скрытымъ способностямъ и притомъ въ. такой области, которую, казалось бы, исключала и самая система корпуснаго воспитанія. Какъ онъ самъ разсказываетъ, въ юности еще больше живописи онъ любилъ музыку, точно также появленіе и этой страсти остается для насъ непонятнымъ. Для развитія же склонности къ живописи у него явился чисто вншній поводъ. Онъ поправлялъ рисунки товарищей, ‘получая за это булки’, его, безъ сомннія, хвалили за эти рисунки, тщеславіе его удовлетворялось, и толчокъ былъ данъ для развитія способнаго мальчика въ новомъ и исключительномъ для него направленіи, для сосредоточенія его мыслей на извстномъ только предмет. Фантазія его вообще была велика, какъ онъ самъ разсказываетъ, для него, напримръ, исторія ‘была рядомъ драматическихъ сценъ въ костюмахъ и съ приличною обстановкою, географія переносила его подъ чужое небо: онъ ясно видлъ чужую природу, зврей, птицъ и людей, военныя науки заставляли его какъ бы лично присутствовать при битвахъ, осадахъ крпостей, приступахъ и т. д.
Когда 18-ти лтъ отъ роду онъ очутился въ Петербург, въ душ его уже бродило смутное влеченіе къ искусству, которое ждало или боле сильнаго толчка, чтобы вспыхнуть сильне и разгорться яркимъ огнемъ, или совсмъ потухнуть подъ вліяніемъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ. Какъ бываетъ почти всегда, на помощь ему пришелъ случай, подйствовавшій въ первомъ направленіи. едотовъ сдлалъ нсколько удачныхъ портретовъ карандашомъ съ своихъ товарищей, тотчасъ же въ полку онъ получилъ реноме хорошаго рисовальщика. ‘Самолюбіе было затронуто’, — замчаетъ его автобіографическая записка, изъ свободные отъ службы часы онъ начинаетъ усердно посщать академію.
Но онъ еще долго не отдаетъ себ яснаго отчета, что ему слдуетъ длать. Мысль оставить службу является у него уже много поздне и чуть ли не была ^подсказана ему самимъ императоромъ Николаемъ Павловичемъ. Дло было такъ: у великаго князя Михаила Павловича, которому живописные его труды, — рисунки акварелью, — были уже извстны, едотовъ просилъ о пособіи ‘на рисовальныя удобства’, ибо скромнаго офицерскаго жалованья на нихъ ему, не хватало. Великій князь сообщилъ объ этой просьб государю, и Николай Павловичъ, ‘удостоивъ вниманія способности рисующаго офицера, — разсказываетъ автобіографическая записка, — предоставилъ ему добровольное право оставить службу (на что онъ, вроятно, не имлъ права, получивъ казенное воспитаніе въ корпус) и посвятить себя живописи, съ содержаніемъ по 100 рублей ассигнаціями въ мсяцъ’. едотовъ сразу не ршился воспользоваться этою милостью, онъ просилъ для основательнаго испытанія своихъ художественныхъ силъ полтора года времени и, только увидвъ, что и дальнйшіе его труды идутъ хорошо, вышелъ въ отставку (въ 1844 г.). Объ его колебаніяхъ разсказываетъ его близкій пріятель, писатель А. B. Дружининъ, служившій вмст съ нимъ въ Финляндскомъ полку. По словамъ Дружинина, едотова въ то время даже смущала мысль оставить полкъ, къ которому онъ былъ привязанъ и обычною жизнью котораго удовлетворялись въ извстной степени его художественныя потребности. Затмъ вліялъ на нершительность будущаго художника и знаменитый К. П. Брюлловъ, къ которому онъ обратился за совтомъ, — ‘Вамъ 25 лтъ, — отвчалъ Брюлловъ, — теперь поздно пріобртать механизмъ, технику искусства, а безъ нея что же вы сдлаете, будь у васъ бездна воображенія и таланта. Двухъ только художниковъ мы знаемъ въ исторіи живописи, которые принялись за краски въ тридцать лтъ и достигли цли. Попытайтесь, пожалуй, чего не можетъ твердая воля, постоянство, трудъ’.
Брюлловъ былъ совершенно правъ въ своемъ скептицизм, понимая все значеніе вншнихъ условій въ данномъ случа. Сколько лишнихъ силъ долженъ тратить человкъ 25-ти лтъ, принужденный взяться за азбуку и нагонять товарищей, уже давно и далеко ушедшихъ впередъ! Какъ тяжко долженъ чувствовать себя художникъ, фантазія котораго и умственныя силы находятся въ полномъ расцвт молодости, а крылья, ноги подрзаны на каждомъ шагу несовершенствомъ его техники и знаній! Сколько безполезныхъ мукъ, сколько подтачивающаго сомннія въ самомъ себ долженъ онъ вынести, ища въ 25—30 лтъ того, что другіе обязательно знаютъ въ 15—20 лтъ отъ роду! Сколько даромъ ушедшаго времени! Какая масса здоровья уходитъ на спшную нагонку того, что другимъ доставалось естественнымъ, ровнымъ путемъ! Все это не могло не отразиться на здоровь едотова и отразилось много гибельне, чмъ можно было ожидать. Онъ понималъ рискъ, на который идетъ, но, въ конц концовъ, природное влеченіе взяло верхъ, и едотовъ оставилъ службу, ободренный многими знатоками, но имя на плечахъ уже 28 слишкомъ лтъ. Преодолть трудныя условія для развитія своего таланта онъ усплъ, но цною своего здоровья и гибели организма,
Ему приходится работать страшно много. ‘Онъ работалъ, — разсказываетъ Дружининъ, — утромъ, вечеромъ и ночью, при лампахъ или при солнечномъ свт, въ академіи или дома, — работалъ такъ, что даже смотрть страшно, не давая себ ни пощады, ни снисхожденія, ни отдыха и при этомъ еще живя въ холод и впроголодь’. Наконецъ, черезъ четыре года подобнаго существованія онъ достигъ предположенной цли: на выставк 1847 года появились дв картины его ‘Послдствія пирушки’ и ‘Горбатый женихъ’. Картины имли значительный успхъ, но истинная его популярность началась съ слдующаго года, когда онъ выставилъ ‘Сватовство маіора’. Тутъ успхъ былъ уже прямо колоссальный, академія дала ему званіе академика, публика тснилась толпою около его картины, успху которой содйствовали отчасти и стихи, написанные къ ней едотовымъ.
Кто изъ лицъ, помнящихъ себя уже въ пятидесятыхъ годахъ нашего вка, десятками разъ не слыхалъ тогда этихъ стиховъ везд. въ разныхъ домахъ и городахъ, при самыхъ разнородныхъ случаяхъ! Эти стихи, своего рода небольшая поэма, пользовались необыкновенной популярностью даже среди людей, совершенно равнодушныхъ къ живописи и, по всей вроятности, никогда не видвшихъ ни картины едотова, ни снимковъ съ нея и даже, быть можетъ, не подозрвавшихъ, кто былъ ихъ авторъ. Это указываетъ, между прочимъ, на то, что обличительное направленіе и въ то время, какъ всегда, было по сердцу русскому обществу. едотова можно признать не жанристомъ только, но прямо обличительнымъ живописцемъ. Совершенно справедливо г. . Булгаковъ, прекрасное изданіе котораго послужило предметомъ нашей статьи, сравниваетъ его съ Гоголемъ. едотова сравнивали и съ Гогартомъ, что въ пятидесятыхъ годахъ, въ эпоху нашего особенно сильнаго преклоненія передъ иностраннымъ искусствомъ, было довольно естественно, но въ сущности особой чести тутъ для нашего художника нтъ. Гогартъ больше всего каррикатуристъ и въ исторіи англійской живописи, какъ основательно замчаетъ г. Булгаковъ, даже не иметъ опредленнаго мста. едотовъ, наоборотъ, сильно повліялъ на направленіе многихъ изъ нашихъ живописцевъ: онъ создалъ рядъ послдователей, новый родъ искусства (жанръ), котораго у насъ не было, или который былъ въ примитивныхъ зачаткахъ. При нкоторыхъ общихъ чертахъ съ Гогартомъ, едотовъ во всхъ отношеніяхъ глядлъ шире на свои задачи, да и дарованіе его было гораздо сильне чмъ у англійскаго художника. Надо согласиться съ замчаніями, высказываемыми г. Булгаковымъ относительно обычныхъ сравненій едотова съ Гогартомъ, но еще боле надо признать справедливость его опредленія значенія едотова, какъ ‘Гоголя русской живописи’.
Я беру только нсколько шире эту характеристику чмъ г. Булгаковъ. Гоголь то же былъ не только жанристъ-юмористъ, но нердко и каррикатуристъ, любившій ‘копаться въ отбросахъ жизни’, какъ мтко выразился о немъ недавно одинъ изъ новйшихъ критиковъ (г. Меньшиковъ), копаться въ жизненномъ хлам, на который въ сущности не стоило обращать вниманія и тратить силы. То же надо сказать и о едотов. Не малое число его рисунковъ является не жанромъ, а прямо каррикатурою. Къ числу такихъ рисунковъ, помщенныхъ въ изданіи г. Булгакова, надо отнести ‘Первое утро обманутаго молодаго’, ‘Пвицу’, ‘Любознательнаго племянника’ и разные рисунки карандашемъ изъ коллекціи гг. Беггрова и Сомова. Но не слдуетъ забывать, что эти рисунки въ дйствительности только подготовка едотова къ большимъ работамъ, что они имютъ значеніе матеріаловъ для будущей дятельности художника и представляютъ ретроспективно-историческій интересъ для его біографа и для теперешняго поколнія. Но за то какъ Гоголь широко понималъ задачи писателя, такъ широко понималъ цли искусства и едотовъ. Читалъ ли онъ ‘Переписку съ друзьями — я не знаю, но онъ думалъ объ искусств приблизительно такъ какъ Гоголь о значеніи и обязанностяхъ писателя. Онъ тоже считалъ задачею художественнаго произведенія непосредственное ‘исправленіе нравовъ’. Вообще въ послдніе годы жизни, по его же словамъ, онъ началъ ‘сознавать всею душою, что всякій художникъ новаго періода не можетъ жить безъ книги’… Чтеніе ему нужно было для того, чтобы натолкнуться на такой сюжетъ, выборъ котораго ‘уже есть половина успха’. Какъ ни былъ онъ наблюдателенъ, какъ часто ни попадались ему на улицахъ Петербурга его сюжеты, онъ понималъ, что художнику такихъ наблюденій не достаточно, и съ нкоторою завистью отзывался о французскихъ художникахъ, ‘поднимавшихъ для своихъ картинъ’ Данте, Гете, Байрона, Боккачіо и другихъ великихъ писателей. ‘Врьте мн, — говорилъ онъ Дружинину, — что тотъ изъ новыхъ нашихъ художниковъ, который введетъ на практик то, что мы говоримъ между собою, сдлаетъ бездну пользы для нашего отечества’. Ему надобна была идея въ картин, по возможности широкая, тогда какъ уличныя сцены могли дать ему разв только техническій или бытовой матеріалъ.
Что сдлалъ бы онъ на дальнйшемъ своемъ пути, во что выросла-бы его художественная фигура, что выполнилъ бы онъ изъ мелькавшихъ въ его голов плановъ, трудно сказать. Только шесть лтъ прошло посл того, какъ онъ сдлался настоящимъ мастеромъ, и неумолимая судьба уже ставила предлъ его дятельности.. Да и въ эти шесть лтъ, въ которыхъ, по словамъ Дружинина, онъ былъ-будто бы-истинно счастливымъ человкомъ, онъ въ сущности страдалъ, горлъ, но не жилъ и не могъ быть довольнымъ. Его постоянная, пламенная работа жгла его физическія силы, истощала его организмъ. За все время посл своего выхода изъ полка онъ только дважды позволилъ себ небольшія вакаціи. Да и при какихъ обстоятельствахъ долженъ былъ онъ трудиться! Хотя на бдность свою — правильне, на свою нищету — онъ не обращалъ вниманія, но когда приходится сидть въ нетопленной комнат и питаться обдомъ въ 15 копеекъ, то подобной обстановки при лихорадочной дятельности не выдержатъ даже и стальныя силы. Его картины покупались, это правда, — но, во-первыхъ, въ то время и цны на картины стояли у насъ не такія какъ теперь, а, во-вторыхъ, едотовъ всегда помогалъ своимъ родственникамъ. Онъ, конечно, могъ бы устроиться иначе, обезпечить себя, позаботиться по основатльне о себ, какъ длаетъ большинство. Но, преслдуемый мыслью художественнаго совершенства, желаніемъ передать въ образахъ все, что у него сидло въ мозгу, онъ не обращалъ вниманія на постороннія искусству вещи и за то долженъ былъ поплатиться. Трогательны разсказы, касающіеся чувства достоинства, съ которымъ онъ не переносилъ, а просто не замчалъ своей бдности, и однако можно пожалть, зачмъ это было именно такъ, а не иначе!
Бдность, какъ замчено выше, всегда преслдовала его. Сохранился, напримръ, такой разсказъ о времени, когда онъ былъ еще офицеромъ, но уже занимался живописью, тратя на нее послдніе свои гроши: едотовъ имлъ пріятный голосъ и любилъ пть, аккомпанируя себ на гитар. Жилъ онъ въ это время въ Парголов, гд стояла его рота. Гуляющіе, обратившіе вниманіе на его голосъ, часто просили его денщика пускать ихъ въ садикъ дачи, чтобы послушать вблизи его пніе. Денщикъ, ему преданный, задумалъ было ради улучшенія финансовъ своего барина взимать плату съ слушателей, — разумется, грошовую, не говоря барину ни слова. По нкоторымъ признакамъ улучшенія своего бднаго хозяйства едотовъ замтилъ, что дло не ладно, узналъ, тайну слуги я, конечно, прекратилъ свои концерты. Каково заниматься искусствомъ при подобныхъ жалкихъ условіяхъ! Каково мечтать о картинахъ, когда тяжелая дйствительность на каждомъ шагу обрываетъ и мшаетъ вашимъ стремленіямъ! Нтъ, едотовъ не могъ никогда чувствовать себя счастливымъ, не былъ счастливъ и въ послдніе годы своей жизни, когда роковая болзнь незамтно для другихъ, но замтно для него самого уже подкрадывалась къ нему. Оглядываясь на свое прошлое горькое существованіе, зная, какъ вс условія этого существованія только мшали ему, какъ ^ .художнику, онъ не могъ быть и спокойнымъ: о счастіи же и рчи не стоитъ заводить! Сами его ближайшіе друзья признаются, что они не знали какъ слдуетъ его душевной, внутренней жизни, они говорятъ, что онъ былъ откровененъ только до извстной границы, дальше которой не впускалъ никого, сокровенные тайники его души оставались всмъ неизвстными. Поэтому и эти друзья не имютъ права говорить о душевномъ спокойствіи и само удовлетвореніи его послднихъ лтъ. Его роковую болзнь вызвала именно его усиленная дятельность, а послдняя обусловливалась желаніемъ догнать упущенное время. Онъ поэтому долженъ былъ только страдать, — не физически, конечно, а нравственно.
Гораздо врне этихъ легкомысленныхъ пріятелей смотритъ г. Булгаковъ, указывая въ его басняхъ объясненіе къ его жизненнымъ обстоятельствамъ. ‘Въ басн ‘Пчела и цвтокъ’, говоритъ г. Булгаковъ, подъ видомъ цвтка нужно разумть художника, лишеннаго средствъ къ полнйшему расцвту его таланта и потому вынужденнаго прозябать въ тни на положеніи посредственности. Басню ‘Лучъ я солнце’, можно понимать такъ: тнь — это обстоятельства, парализующія развитіе таланта, въ такихъ высокихъ сферахъ, откуда свтитъ благодатное свтило, какъ бы не существуетъ понятія о тни, которая лишается солнечныхъ лучей, озаряющихъ и согрвающахъ всхъ одинаково, и потому талантъ въ этихъ сферахъ отъ самого солнца не встрчаетъ себ ни сочувствія, ни помощи противъ гнетущихъ его обстоятельствъ. Ярче трудно выразить взглядъ самого художника на безвыходно роковое положеніе его таланта’.
Совершенно врно! Съ этимъ замчаніемъ нельзя не согласиться. Но за то нельзя и говорить, что при подобныхъ обстоятельствахъ люди чувствуютъ себя счастливыми. Какое счастье можетъ испытывать художникъ, видя, напримръ, себя осужденнымъ изъ-за денегъ длать то, что не хочетъ, какъ это было съ едотовымъ. Бдный художникъ!.. И тмъ боле чести ему, что при неблагопріятныхъ обстоятельствахъ онъ, все-таки, выказалъ свое богатое дарованіе, оставилъ такой прочный слдъ въ искусств. Энергія, способности и бодрость духа великоруссовъ ярко проявились въ немъ, какъ въ и грустная судьба этихъ великоруссовъ, обыкновенно работающихъ только для другихъ. Великоруссы могутъ гордиться этимъ талантливымъ представителемъ ихъ племени.
Къ счастью для едотова, его сумасшествіе продолжалось сравнительно не долго, его умственное разстройство обнаружилось въ начал лта 1852 года, а въ половин ноября этого же года его уже не было на свт. Погибли быстро, но не безплодно, богатая натура и свтлый умъ. едотовъ обнаружилъ недюжинное стихотворное дарованіе, выразившееся какъ въ безчисленныхъ подписяхъ къ его произведеніямъ, такъ и въ юмористическихъ поэмахъ и басняхъ. Меньшее значеніе имютъ его музыкальныя произведенія, изъ которыхъ одно — романсъ ‘Душенька’, приведено въ изданіи г. Булгакова, здсь видны только общія мста стиля романсовъ сороковыхъ годовъ, не боле. Но трудно и ожидать отъ одного человка приблизительно одинаковыхъ успховъ въ разныхъ областяхъ дятельности, самая же разнородность дятельности уже свидтельствуетъ о богатств дарованія вообще, объ истинно талантливой натур.
Картинъ масляными красками, въ томъ числ и нсколько портретовъ, едотовъ оставилъ не много, но рисунковъ сепіею, акварелью и карандашемъ — цлую массу. Въ изящномъ изданіи г. Булгакова воспроизведены слдующія картины: ‘Утро посл пирушки’, ‘Сватовство маіора’, ‘Вдовушка’, портретъ графини Е. П. Ростопчиной, мужской портретъ и ‘Прерванный завтракъ аристократа’, остальное — въ количеств 74 номеровъ — составляютъ снимки съ акварелей и рисунковъ художника. Все изданіе позволяетъ намъ сдлать полное и наглядные знакомство съ едотовымъ. Снимки прекрасно передаютъ едотовскіе оригиналы.
Текстъ занимаетъ видное мсто въ изданіи г. Булгакова и состоитъ, во-первыхъ, изъ вступительной статьи издателя о значеніи едотова въ нашей живописи, причемъ высказано нсколько цнныхъ и врныхъ замчаній, какъ общаго характера, такъ и относящихся къ художнику, а, во-вторыхъ, изъ воспоминаній разныхъ лицъ о едотов, включая сюда и автобіографическую записку послдняго, напечатанную Погодинымъ въ ‘Москвитянин’ 1853 года. Затмъ помщены вс стихотворенія, басни, а также псни и романсы едотова.
Новое изданіе г. Булгакова является прекраснымъ продолженіемъ намченной имъ себ задачи — сдлать доступными публик произведенія выдающихся нашихъ художниковъ. Этими изданіями, популяризирующими искусство, г. Булгаковъ оказываетъ истинную услугу какъ искусству, такъ и публик. Мы надемся, что онъ еще долго не остановится на этомъ благотворномъ пути, и вслдъ за изданіями, вышедшими ране, мы увидимъ цлый рядъ другихъ.