Люцифер, Франс Анатоль, Год: 1913

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Книгоизд-во ‘ЗАРЯ’

Москва — 1913 г.

Сатанизмъ

М. Арцыбашевъ, Н. Абрамовичъ, Пшибышевскій, Брюсовъ, Сологубъ, д’Оревильи и др.

ЛЮЦИФЕРЪ.

АНАТОЛЪ ФРАНСЪ.

Флорентійскій живописецъ и мозаистъ Тафи очень боялся чертей, особенно въ т часы ночи, когда силамъ зла дано царить во мрак. И страхи Тафи не были нее основательны, такъ какъ демонамъ было тогда за что ненавидть живописцевъ, одной картиной вырывавшихъ у нихъ изъ рукъ больше душъ, чмъ сколько умлъ вырвать добрый монашекъ тремя десятками полученій. Въ самомъ дл, чтобы внушить врнымъ спасительный ужасъ, монаху приходилось описывать день гнва, когда весь міръ обратится въ прахъ, по свидтельству Давида и Савиллы. И монахъ усиливалъ голосъ и свистлъ въ кулакъ, подражая труб архангела. Но все это уносилось втромъ. Между тмъ картина, выставленная на стн часовни или монастыря, съ изображеніемъ исуса Христа, судящаго живыхъ и мертвыхъ, говорила безъ конца взорамъ гршниковъ и черезъ око исправляла смертныхъ, согршившихъ черезъ око и иначе. Это было время, когда искусные мастера изображали таинство божественнаго правосудія въ Санта-Кроче во Флоренціи и на Кампо-Санта въ Пиз. Эти работы были выполнены по стихотворному разсказу Данти Алигіери, человка весьма свдующаго въ богословіи и каноническомъ прав, объ его странствіи по аду, чистилищу и раю, куда онъ проникъ живой въ силу необычайныхъ заслугъ своей дамы. Поэтому все въ этихъ картинахъ было поучительно и врно истин, можно утверждать, что меньше пользы принесетъ чтеніе обширнйшей хроники, нежели созерцаніе такихъ образовъ. И флорентійскіе мастера старались рисовать, какъ въ тни апельсинныхъ деревъ, на пестрящей цвтами трав, дамы и кавалеры бесдуютъ о любви подъ звуки лютней и скрипокъ, а ихъ подкарауливаетъ со своей косой смерть. Ничто не могло лучше обращать плотскихъ гршниковъ, пьющихъ забвеніе Бога на устахъ женщинъ. Для исправленія скупыхъ живописецъ изображалъ въ натуральную величину чертей, вливающихъ расплавленное золото въ ротъ епископу или настоятельниц, плохо оплатившимъ данный художнику заказъ. Потому-то и были демоны въ т времена врагами живописцевъ, въ особенности флорентійскихъ живописцевъ, превосходившихъ всхъ другихъ тонкостью своего таланта. Больше всего они ставили имъ въ упрекъ, что т изображаютъ ихъ въ вид отвратительныхъ чудовищъ съ птичьими или рыбьими головами, съ тломъ зми и крыльями летучей мыши. Какъ они къ этому относились, можно видть изъ исторіи Спинелло.
Спинелло Спинелли изъ Ареццо происходилъ изъ благороднаго дома флорентійскихъ изгнанниковъ. Благородство его ума равнялось благородству его рожденія. Онъ былъ искуснйшимъ живописцемъ своего времени. Большія работы выполнилъ онъ во Флоренціи. Пизанцы дали ему заказъ украсить, по образцамъ Джотто, стны святого монастыря, въ коемъ покойники почиваютъ на розахъ, выращенныхъ въ земл, привезенной изъ ерусалима. Проработавъ много времени въ этихъ городахъ и скопивъ большія деньги, Спинелло почувствовалъ желаніе вновь увидть родимый городъ, славный Ареццо. Аретинскіе граждане не забыли, что въ молодости своей, записавшись въ братство святой Маріи Милосердной, Спинелли посщалъ больныхъ и погребалъ мертвыхъ во время чумы 1383 года. Они были ему признательны и за то, что своими работами онъ распространилъ славу Ареццо по всей Тоскан. А потому они приняли его съ большимъ почетомъ. Несмотря на свой преклонный возрастъ, онъ взялъ на себя важныя обязанности въ город. Его жена говорила ему:
— Ты богатъ. Отдохни теперь, и пусть молодые люди пишутъ вмсто тебя. На склон лтъ разумно отдыхать. Доживать свой вкъ слдуетъ въ спокойствіи и благочестіи. Возводить безъ конца свтскія сооруженія, какъ как!я-то вавилонскія башни,— это значитъ искушать Бога. Если ты не бросишь, Спинелло, штукатурныхъ работъ и красокъ,— ты потеряешь въ нихъ твой душевный миръ.
Такъ говорила эта добрая женщина. Но онъ ея не слушалъ. Онъ думалъ объ одномъ — объ умноженіи своего богатства и своей славы. Вмсто отдыха онъ заключилъ договоръ съ мастерами Санть-Аньоло о разрисовк церковныхъ хоръ исторіей архангела Михаила: въ ней должно было быть множество фигуръ. Съ изумительномъ жаромъ принялся онъ за это дло. Перечитывая мста Писанія, которыми онъ долженъ былъ вдохновиться, онъ глубоко вникалъ въ смыслъ каждой строки и каждаго слова. Цлый день рисовалъ онъ въ своей мастерской, но, не довольствуясь этимъ, онъ еще работалъ въ постели и за столомъ. А вечеромъ, прогуливаясь у подошвы холма, на которомъ возвращается со своими гордыми стнами и башнями Ареццо,— онъ продолжалъ обдумывать свою работу. И можно сказать, что вся исторія Архангела была уже начертана въ его мозгу, когда онъ приступилъ къ эскизамъ краснымъ карандашомъ на штукатурк стны. Онъ скоро кончилъ намчать контуры, затмъ надъ главнымъ алтаремъ онъ принялся писать сцену, которая должна была великолпіемъ превзойти другія. Ибо здсь нужно было прославить вождя небесныхъ воинствъ за побду, одержанную имъ еще до начала временъ. Итакъ, Спинелло изобразилъ архангела Михаила, сражающагося въ воздух съ змемъ о семи головахъ и о десяти рогахъ, а внизу картины задумалъ онъ представить князя демоновъ Люцифера, въ вид ужаснаго чудовища. Фигуры рождались сами собой изъ-подъ его руки, и эта фигура удалась ему больше, чмъ онъ могъ надяться: лицо Люцифера было до того отвратительно, что невозможно было избавиться отъ силы его безобразія. Это лицо преслдовало художника на улиц и не покидало его до самаго жилища.
Когда пришла ночь, Спинелло легъ въ постель рядомъ съ женой и заснулъ. Во сн онъ увидлъ ангела, красотой своей равнаго архангелу Михаилу, но чернаго цвтомъ. Черный ангелъ сказалъ ему:
— Спинелло, я — Люциферъ. Гд же ты меня видлъ, что изобразилъ меня въ столь позорномъ вид?
Старый художникъ ему отвтилъ дрожащимъ голосомъ, что онъ его не видалъ никогда глазами, такъ какъ не ходилъ, подобно Данте Алигіери, живымъ по аду, но что, изображая его въ такомъ вид, онъ хотлъ выразить наглядно все безобразіе грха,
Люциферъ пожалъ плечами,— художнику показалось, что приподнялся Санъ-Джеміанскій холмъ — и сказалъ:
— Спинелло, сдлай мн удовольствіе, давай разсуждать. Я недурной діалектикъ, Тотъ, Кому ты молишься, это знаетъ.
Не получая отвта, Люциферъ продолжалъ такъ:
— Спинелло, ты прочелъ книги, которыя говорятъ обо мн? Теб извстно, что было со мной, и какъ я покинулъ небеса, чтобы сдлаться княземъ міра. Великое предпріятіе, и оно было бы единственнымъ, если бы гиганты не напали такимъ же образомъ на бога Юпитера. Ты вдь видлъ это, Спинелло, на античной гробниц, гд борьба эта изваяна изъ мрамора.
— Это правда,— сказалъ Спинелло,— я видлъ эту гробницу въ форм ящика во Флоренціи въ Санта-Репарат. Это прекрасное созданіе римлянъ.
— И, однако,— возразилъ Люциферъ съ улыбкой,— гиглиты тамъ изображены совсмъ не лягушками, не хамелеонами.
— Но вдь они,— замтилъ художникъ,— и нападали не на истиннаго Бога, а лишь на идола язычниковъ. Это существенно важно. Тогда какъ вы, Люциферъ, подняли знамя возстанія противъ истиннаго Царя земли и неба, это несомннно.
— Не отрицаю,— отвтилъ Люциферъ.— Сколько же разныхъ грховъ приписываешь ты мн за это.
— Вполн можно приписать вамъ семь,— отвчалъ художникъ,— и зло вс-е смертные грхи.
— Семь — воскликнулъ Ангелъ Тьмы,— вотъ богословское число. Все идетъ семерками въ моей исторіи, а она тсно связана съ исторіей Другого. Спинелло, ты меня считаешь гордымъ, злобнымъ и завистливымъ. Я согласенъ признать это, но подъ условіемъ, что и ты признаешь, что я стремлюсь къ одной слав. Думаешь ли ты, что я скупъ. Соглашусь и съ этимъ. Скупость — добродтель царей. Что касается обжорства и роскоши, если ты поставишь ихъ мн въ упрекъ, я не стану сердиться. Остается лность.
Произнося это слово, Люциферъ скрестилъ руки на своей брон, онъ наклонилъ свою темную голову и встряхнулъ пламенемъ своихъ волосъ.
— Спинелло, думаешь ли ты, въ самомъ дл, что я лнивъ? Считаешь ли ты меня низкимъ, Спинелло? Полагаешь ли ты, что въ моемъ возмущеніи мн не хватало мужества? Нтъ, Итакъ, было бы справедливо нарисовать меня въ образ борца съ гордымъ челомъ. Ни къ кому не слдуетъ, быть несправедливымъ, даже къ дьяволу. Не видишь ли ты, что оскорбляешь Того, Кому ты молишься, давая Ему въ противники чудовищную жабу. Спинелло, ты очень невжественъ для твоего возраста. Мн очень хочется надрать теб, какъ плохому школьнику, уши.
При этой угроз, увидавъ, что рука Люцифера протянулась уже надъ нимъ, Спинелло поднялъ къ голов руки и зарычалъ отъ ужаса.
Добрая жена его, внезапно проснувшись, спросила его, что съ нимъ. Онъ отвчалъ, стуча зубами, что только-что видлъ Люцифера и дрожитъ за свои уши.
— Я же теб говорила,— отвтила ему эта добрая женщина,— эти фигуры, что ты съ упрямствомъ пишешь на стнахъ, сведутъ тебя, наконецъ, съ ума.
— Я не сошелъ съ ума,— сказалъ художникъ,— я его видлъ, онъ прекрасенъ, хотя печаленъ и гордъ. Завтра же я сотру ужасную фигуру, которую я нарисовалъ, и на ея мст помщу ту, что видлъ во сн. Ибо не слдуетъ длать несправедливости даже дьяволу.
Спинелло хотлъ встать, но ему измнили силы, и онъ свалился безъ чувствъ на подушку. Нсколько дней еще томила его лихорадка, и потомъ онъ умеръ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека