Любовники безъ любви.
(Новйшая повсть Гжи. Жанлисъ.)
‘Il у а des gens qui n’auraient jamais t
amoureux, s’ils n’avaient jamais entendu,
parler de l’amour.’
(Maximes de la Rochefoucault.)
‘Милостивая Государыня!
‘Встникъ Европы’, No 18, 1804
Любовники без любви, Жанлис Мадлен Фелисите, Год: 1804
Время на прочтение: 24 минут(ы)
Многіе ополчались противъ предубжденія матерей въ пользу нкоторыхъ изъ дтей ихъ. Хорошо длаютъ, охуждая такое предпочтеніе, когда оно несправедливо или слишкомъ явно. Однакожь будемъ уврены, что оно почти всегда бываетъ основательно: мать въ надеждахъ и опасеніяхъ своихъ можетъ обмануться въ разсужденій будущаго, но о настоящемъ судитъ она всегда здраво, ибо кто лучше ея можетъ знать ея дтей? Нкоторой человкъ укорявшему его за разводъ съ женою, которая была прекрасна и добродтельна, отвчалъ: ‘ты можешь легко видть, хорошо ли сшитъ башмакъ мой, но не можешь узнать, гд жметъ онъ мн ногу.’ Еще трудне проникнуть въ изгибы чувствительнаго и нжнаго сердца матери: когда избираетъ она себ любимцевъ изъ существъ толь милыхъ, изъ дтей своихъ, то конечно виновна, но охуждая, надлежитъ объ ней сожалть и врить, что мать сія боле погршаетъ отъ неблагоразумія, нежели отъ несправедливости.
Вс негодовали на Маркизу Форлисъ за безмрную горячность къ Луиз, большой ея дочери. Юлія, меньшая, казалась всмъ несравненно любезне и была дйствительно такова. Луиз исполнилось двадцать лтъ, она имла такое лицо, которое вс благонамренные люди могутъ похвалить, хотя оно и никому не понравится. Женщины говорили, что она не дурна, но мать почитала ее красавицею. Описавъ ее подробно, можно дать понятіе о весьма пригожей женщин: большіе глаза, маленькой ротъ, прекрасные зубы, стройность, близна, но цвтъ лица блеклый, глаза ея были слишкомъ круглы и выпуклы, ротъ разтворялся непріятно, взоръ былъ безъ всякой выразительности, а орлиный и нсколько длинноватый носъ придавалъ ея физіономіи мрачную оттнку печали, которую льстецы Гжи. Форлисъ называли кроткою меланхоліею и величавостію. Этому нещастному носу приписывали еще другія похвалы: Горничныя Маркизины женщины говорили на примръ, что онъ очень пропорціоналенъ, а друзья увряли, что это былъ настоящій Римской носъ. Станъ Луизы хотя былъ очень правиленъ, но не имлъ довольно развязности, такъ какъ и вс ея ухватки, которыя однакожъ Гжа. Форлисъ выдавала за образецъ совершенной ловкости и пристойности. Луиза, при ум весьма ограниченномъ, имла большія свднія и таланты, но, по нещастію, прилжала она только къ такимъ вещамъ, которыя въ свт не могли ей придать ни малой пріятности: на примръ, она рисовала одн только большія головы и Академическія фигуры {Цлыя и нагія человческія фигуры.} черными и блыми карандашами на синей бумаг. Маркиза съ примтнымъ удовольствіемъ показывала древнее туловище (torse antique) и ободраннаго человка, (l’corch), два мастерскія произведенія Луизы. Сіи дв картины были вставлены въ раны для украшенія залы. Изъ Исторіи Луиза ничего не помнила, кром однхъ числъ, у нее въ голов помщалась удивительная Хронологія, а въ Географіи знала она только теченіе ркъ. Она была искусна въ Музык, и Маркиза Фэрлисъ, которая въ молодости своей игрывала превосходно на клавесин, очень была довольна, что дочь ея предпочитаетъ сей инструментъ фортепіану. Луиза играла всегда на великолпномъ Рикеровомъ клавесин матери своей, и изъ весьма похвальной дочерней любви предпочитала длинныя старинныя сонаты, которыя мать ея прежде игрывала, Гжа. Форлисъ восхищалась, слушая псни Скарлатіевы, Галуппіевы, Албертіены, Ганделевы и проч. Удивляясь имъ, не совсмъ была она виновна, однакожъ ныншніе охотники и знатока не всегда раздляли съ нею восторги ея. Луиза любила только важные танцы, ей натвердили, что они одни приличны величественной ея осанк. Она превосходно танцовала менуэтъ и, упражняясь на балахъ въ семъ талант, приводила всхъ въ отчаяніе. Извстно, какъ скученъ менуэтъ для обыкновенныхъ танцовщиковъ, и съ какимъ нетерпніемъ ждутъ они его окончанія, для начатія опять контрдансовъ или экосезовъ, имъ прерванныхъ. Наконецъ Луиза въ большомъ свт или ничего не значила, или наводила скуку, но она обладала такими свойствами, которыя нравятся всмъ матерямъ и длаютъ женщину любезною въ ея семейств, она любила порядокъ, была хозяйка, имла склонность къ приличнымъ полу ея упражненіямъ, холодный умъ, доброе сердце и нравъ превосходный, она была признательна, боготворила мн свою и къ одной только ей имла неограниченную довренность. Первостатейные Писатели Морали, желающіе быть наставниками молодыхъ людей, говорятъ имъ единственно о томъ, что можно выражать краснорчиво и блистательно твердятъ только о главныхъ должностяхъ ихъ, но кто можетъ ихъ не вдать? Есть однако же совты, по видимому, неважные, которые несравненно были бы имъ полезне, подавать же сіи сонты предоставлено гораздо низшаго разряда Писателямъ. И такъ я скажу молодымъ двицамъ, что везд, наиболе матери нравящаяся, есть та, когда дочь совтуется съ нею о своихъ нарядахъ и слпо вритъ ея вкусу, особливо естьли мать перестала уже заниматься собственными уборами, ибо тогда обыкновенно полагаютъ, что вкусъ ея обветшалъ, но не старается ли она соблюсти ето и еще боле усовершенствовать для украшенія дочери своей? Вотъ какъ думала Луиза: ‘матушка лучше меня знаетъ, что мн къ лицу.’ Сихъ однихъ словъ было бы довольно, чтобъ заставить благоразумнаго человка жениться на двушк, которая говоритъ такъ отъ искренняго сердца. Наконецъ признаться ли? Когда женщина въ 20 лтъ полагается на чужой вкусъ въ нарядахъ своихъ, то ни въ чемъ другомъ не можетъ быть ослушною. Юлія прекрасная, умная, живая, любила и почитала мать свою, но вкусъ ея находила весьма готическимъ, и слдовательно не сообразнымъ съ ея собственнымъ. Она ни мало не уважала Рикеровыхъ клавесиновъ, ненавидла плавные танцы, и даже самый такъ называемый менюэ а-ла-Ренъ, невзирая на два или на три прыжка, которые нсколько его развеселяютъ. Она не любила сонатъ Скарлатіевыхъ, играла одн только варіаціи и на Эрардовомъ фортепіано. Путеводительницею избрала себ не мать свою, другомъ не сестру. Графиня Адріэнна, племянница Гжи. Форлисъ, имла полную довренность Юліи, это была молодая двадцати-шестилтняя женщина, далеко не такъ умная и добросердечная, какъ Юлія, но хорошо одвалась, знала свтъ и очень пріятно говорила. Она льстила Гж. Форлисъ и подавала дурные совты ея дочери. Mapкиза оскорблялась дружбою, которую оказывала Графин Юлія, однакожъ довольно ее любила. Сестры жили въ совершенномъ между собою согласіи, не взирая на несходство характеровъ, потому что внутренно об он были очень благонравны. Маркиза Форлисъ богатая вдова, ни отъ кого не зависящая, была намрена раздлить имніе свое по равну двумъ своимъ дочерямъ, но хотла непремнно выдать напередъ Луизу, и по нещастію до сего времени прелестная Юлія привлекала къ себ всхъ жениховъ. Виконтъ Фонразъ страстно въ нее влюбился. Имя 29 лтъ отъ роду, былъ онъ знатенъ, хорошъ собою и велъ себя безпорочно. Юлія чувствовала къ нему взаимную склонность, но руководимая Графинею Адріэнною, тщательно скрывала чувствія: свои отъ матери, которая совсмъ не помышляя, чтобъ Фонрозъ былъ влюбленъ въ Юлію, ласкалась надеждою, что онъ можетъ влюбиться въ Луизу, которой старалась придать въ его глазахъ большую цну. Фонрозъ, желая угодишь Гж. Форлисъ, оказывалъ величайшее удивленіе къ древнему туловищу и къ ободранному. Когда Луиза играла свои прекрасныя сонаты, Фонрозъ сидлъ подл клавесина что всегда почиталось доказательствомъ любви, наконецъ онъ много разъ танцовалъ съ нею менуэтъ, и Гжа. Форлисъ наблюдающая все сіе въ молчаніи, питала величайшую надежду. Между тмъ Фонрозъ вздумалъ поговорить съ Маркизою и просить у нее руки Юліиной. ‘Не длайте этого, сказала ему Адріэнна: вамъ откажутъ такъ, какъ и всмъ прочимъ. Разв забыли вы, что она хочетъ прежде сыскать мужа Луиз? Не уже ли не найдемъ мы человка благоразумнаго, которой предпочелъ бы большую дочь меншой?’ — Мн пришла теперь богатая мысль, вскричалъ Фонрозъ. Вы знаете врно, хотя по слуху, родственника моего, стараго Барона Вердака? — ‘Очень знаю, отвчала Адріанна, потому что отецъ мой, иметъ съ нимъ тяжебное дло.’ — Послушайте же, сказалъ Фонрозъ, онъ прислалъ недавно изъ деревни своего единственнаго сына, котораго препоручилъ мн, и я представлялъ уже этого молодаго человка ко Двору.. — ‘Сколько ему лтъ?’ — ‘Двадцать два года. Онъ очень богатъ и знатенъ… — ‘Каковъ собою? ‘ — Очень не дуренъ, правда, что не иметъ свтской ловкости… — ‘Въ этомъ я и не сомнвалась’… — Однакожъ онъ, что называется, молодецъ… — ‘Видно, онъ также хорошъ, какъ хороша Луиза?’ — Точно такъ: большой ростъ, черные волосы, черты лица выразительны, застнчивъ, холоденъ… — ‘Теперь я изъ тысячи человкъ его узнаю.’— Он очень хорошо воспитанъ, хвалитъ его ученость и благоразуміе. — ‘То есть, онъ очень ученъ и очень простъ, его-то намъ и надобно. Вотъ супругъ, нарочно созданный для премудрой и совершенной Луизы! Тетушка детъ завтра въ деревню, должно попросить у нее дозволенія привезть къ ней вашего родственника.’ — Непремнно. — ‘Откройте Виконту вашу тайну, чтобъ онъ вамъ посл не могъ помшать’ — О! не опасайтесь этого, молодой родственникъ мой такъ много полагается на мой вкусъ, что естьли бы я открылъ ему все, что думаю объ Юліи, онъ влюбился бы въ нее единственно изъ уваженія къ моему мннію. — ‘Въ такомъ случа, хвалите ему только сестру ея’.— Точно такъ я и намренъ поступать. — ‘Не думаю, чтобъ онъ былъ способенъ къ страстямъ сильнымъ.’ — Нтъ! сердце его совершенно ново. — ‘Въ служб ли онъ?’ — Безъ сомннія, но полкъ его стоитъ въ двухъ миляхъ отъ его деревни. Отецъ въ первый еще разъ съ нимъ разлучился и черезъ мсяцъ сюда къ нему будетъ. — ‘Не ужели вы и дйствительно надетесь, что можете заставить его влюбиться бъ Луизу?’ — Я стану его въ этомъ уврять, а онъ мн непремнно повритъ. Онъ никогда не слыхивалъ о любви… — ‘Въ 22 года можно кажется и самому догадаться.’ — Онъ не мастеръ догадываться. Одно только обстоятельство нсколько меня тревожитъ: отецъ его пріискалъ уже для него невсту… — ‘Видлъ ли ее молодой человкъ? — Нтъ еще, и даже не знаетъ, какъ ее зовутъ. Будучи не любопытенъ, не иметъ онъ ни малйшаго желанія знать ея имени, и вритъ, какъ онъ мн самъ сказывалъ, что отецъ его не можетъ обмануться въ выбор… — ‘Есть ли бы это была Луиза?’ — Нтъ, не она, онъ не знаетъ ничего боле о своей невст, кром того, что отецъ ея въ Статской служб. — ‘Этотъ старой Баронъ Вердакъ непріятель отцу моему, мн было бы очень пріятно разстроить планы его, и я не пощажу ничего, чтобъ придать большую цну Виконту Вердаку въ глазах Луизы.’.. — Она такъ холодна!… — ‘И такъ странно и смшно воспитана! Представьте, что она не читала ни одного романа! Я хотла прислать ей самыхъ нравоучительныхъ, и вотъ что она мн отвчала: матушк не нравятся книги этого рода.’ — Что же? намъ надобно заставить ее сочинить романъ, котораго будетъ она героинею. Естьли бы Юлія согласилась намъ помочь!… — ‘Я вамъ за нее ручаюсь.’
Въ самой день сего разговора, Фонрозъ представилъ Виконта Вердака Гж. Форлисъ, она приняла съ вжливостію и ласкою молодаго человка, которому Фонрозъ былъ родственникъ и наставникъ, даже оставила его у себя ужинать. Виконтъ до сего времени изъ застнчивости и равнодушія никогда не сматривалъ пристально на женщинъ, но будучи предупрежденъ съ утра человкомъ свтскимъ и блистательнымъ, что Луиза первая красавица въ Париж, вздумалъ разсмотрть поприлжне сіе мастерское произведеніе Натуры, и глаза его часто на нее обращались. Когда начали садиться за карточные столы, Фонрозъ далъ примтить Виконту картины Луизины, сказавъ ему: посмотри, это великолпно! Виконтъ очень хорошо зналъ Греческой, Латинской и Нмецкой языки, Исторію, Математику, но не имлъ понятія о Художествахъ, и даже съ перваго взгляда почелъ туловище латами, и примтно наморщился, взглянувъ на ободраннаго, но Фонрозъ изъяснилъ ему то, чего онъ не зналъ, и Виконтъ повторилъ, что и дйствительно сіи дв картины великолпны. Въ сію минуту Луиза подошла съ картою къ Фонрозу, которой шепнулъ другъ у своему, чтобъ онъ сказалъ ей что нибудь пріятное о ея работ. Виконтъ, изъ одного только послушанія и съ великимъ замшательствомъ, сказалъ закраснвшись Луиз: мы удивлялись, сударыня, вашему туловищу и скелету, которые прелестны. Услышавъ такое рдкое привтствіе, Луиза, довольно хорошо знавшая языкъ Артистовъ, засмялась, что довершило замшательство бднаго Вердака, но Фонрозъ его утшилъ, увривъ, что Луиза отнюдь не насмшлива, и что онъ чрезмрной скромности она всегда принимаетъ за шутки самыя искреннія и тонкія похвалы. За ужиномъ Адріэнна посадила Виконта подл Луизы, и Фонрозъ мимоходомъ предложилъ родственнику своему завести съ двицею Форлисъ разговоръ о ркахъ. Виконтъ, до крайности обрадованный, что его снабдили матеріею къ разговорамъ, не преминулъ выспросить у Луизы о всхъ ркахъ и рчкахъ Лангедокской Провинцій, и она отвчала съ такою точностію, что привела его въ восхищеніе. Сей занимательный разговоръ продолжался во весь ужинъ, потому что Виконтъ, зная совершенно карту своей Провинціи, не пощадилъ бдную Луизу, онъ не забылъ ни одного ручейка и не могъ надивиться скорости и правильности ея отвтовъ. Вышедъ изъ за стола, сказалъ онъ Фонрозу, что двица Форлисъ чрезвычайно умна.
Об сестры спали въ одной комнат, и ввечеру Юлія, раздваясь, спросила у Луизы, примтила ли она, съ какимъ вниманіемъ смотрлъ на нее Виконтъ Вердакъ? — ‘Дйствительно! отвчала Луиза: я безпрестанно встрчала его глаза.’ — Удивительно, какъ онъ былъ занятъ тобою! — ‘Этотъ молодой человкъ очень любезенъ, разговоръ его занимателенъ и пріятенъ.’ — Говорятъ, что онъ очень ученъ: знаетъ вс языки, Математику и вс науки. — ‘Знаетъ ли онъ Географію?’ — Онъ очень въ ней силенъ и длалъ мн такіе вопросы, которые доказываютъ великія свденія, жаль только, что онъ не уметъ такъ хорошо говорить о Художествахъ. — ‘Онъ страстно ихъ любитъ.’ — Однакожъ онъ такъ странно изъяснялся о моихъ картинахъ!…. — ‘Поврь, что это была шутка, Графиня, которая въ этомъ очень свдуща, говоритъ, что онъ иметъ умъ отмнно пріятной.’ — Я то же примтила за ужиномъ. — ‘Сверьхъ того онъ очень веселый человкъ.’ — Однакожь въ лиц его есть что-то печальное! — Тмъ онъ еще пріятне.’— Такъ, что противоположность… Въ сей первый разъ Юлія ничего боле не говорила. Фонрозъ, съ своей стороны, безпрестанно твердилъ Виконту о совершенствахъ Луизы, и молодой Провинціалъ признавался, что никогда не видывалъ такой прекрасной и умной женщины. Гжа Форлисъ похала въ свой загородной замокъ, находящійся въ Шевильи, близь Парижа. Фонрозъ, приглашенный туда на недлю, получилъ дозволеніе привезть съ собою друга своего. Графиня отправилась туда же. Виконтъ однажды посл ужина услышалъ,что Луиза играетъ на клавесин, желая подражать во всемъ другу своему, слъ онъ подл него и облокотясь на клавесинъ, билъ тихонько такту довольно врно, потому что слдовалъ движеніямъ Фонроза. Всякой разъ, какъ сей послдній кричалъ: браво! безподобно! Вердакъ, не много дремлющій, просыпался, вздрогивая, и стараясь скрыть одолвающую его звоту, повторялъ въ полголоса т же восклицанія. Однакожь, не сдлавъ привычки долго сидть посл ужина, едва не предался сну въ то самое время, какъ Луиза играла труднйшія и блистательнйшія мста своей сонаты, но Фонрозъ подъ предлогомъ, что съ восхищеніемъ одобряетъ талантъ ея, сильно толкнулъ Вердака и вызолоченную подпорку, которая поддерживала крышку инструмента, крышка сія пала съ шумомъ хотя гармоническимъ, но весьма сильнымъ. Луиза перестала играть, и Гжа. Форлисъ затрепетала отъ опасности своего клавесина. Устрашенный Вердакъ вскочилъ и машинально сказалъ: браво!.. Вотъ, вскричалъ Фонрозъ, вотъ черта энтусіасма, достойная замчанія. Вердакъ, нимало не внимая страшному стуку, которой всхъ насъ такъ перепугалъ, слышалъ только Ганделеву сонату, и среди всего этого безпорядка первое его движеніе было одобрять. Вотъ настоящій и рдкой охотникъ! Тогда онъ слышитъ что нибудь изящное, но, подобно Гораціеву Мудрецу,
Паденіе небесъ его не поколеблетъ!
Дйствительно, сказала Гжа. Форлисъ, улыбаясь съ довольнымъ видомъ: онъ уметъ слушать музыку. ‘Виконть отвчалъ на сіи лестныя похвалы обыкновеннымъ своимъ холоднымъ тономъ, но уврялъ притомъ, что страстно любитъ музыку.
На другой день по утру Юлія, проснувшись, сказала Луиз: ‘Боже мой! что съ тобою сдлалось, сестрица?’ — Что такое? — ‘Ты во всю ночь бредила и говорила о Виконт Вердак.’ — Вотъ хорошо.— ‘Такъ точно, ты поминутно произносила его имя’… — Это однакожъ не понятно, потому что я совсмъ объ немъ не думаю. — Юлія начала смяться съ видомъ значительнымъ. Изумленная Луиза продолжала длать ей вопросы, а Юлія дала ей почувствовать, что подозрвать ее въ склонности къ Вердаку. Луиза защищалась отъ сего съ великою искренностію, но Юлія спорила съ нею, и она въ самомъ дл начала безпокоиться. Увидясь съ Вердакомъ, стала она разспрашивать его съ нкоторымъ любопытствомъ, желая по крайней мр хотя не много узнать сего молодаго человка, къ которому увряли ее, что она начинала имть склонность. Виконту же не преминули дать замтить, что двица Форлисъ смотритъ на него совсмъ особливыми глазами. Посл обда Графиня, отведя обихъ сестеръ въ кабинетъ, сказала имъ: ‘Мн должно вамъ открыть, что я слышала сего дня по утру отъ Фонроза: онъ увряетъ меня, что Луиза вскружила голову этому бдному Виконту Вердаку. Сего дня ночевалъ онъ въ комнат. которая отдлена отъ фонрозовой тонкою перегородкою, во всю ночь кричалъ: браво! и билъ такту по стн изо всей силы.’ Услышавъ сіе, Луиза взглянула закраснвшись на сестру свою. Юлія дивилась симпатіи, и Луиза призналась, что ей очень кажется чудно такое согласіе мыслей и чувствій.
Фонрозъ пересказалъ сію сказку и Вердаку, которой сначала не врилъ, клянясь ему, что никогда не бывалъ лунатикомъ, но Фонрозъ утверждалъ, что ничего не было этого справедливе, и онъ наконецъ поврилъ, изъявляя притомъ великое удовольствіе, что двица Форлисъ говорила объ немъ ночью.
Въ слдующій денъ было Воскресенье, всякой праздникъ имли обыкновеніе танцовать въ зал съ крестьянами и горничными двушками. Вердакъ не умлъ танцовать, но уврялъ, что ему очень пріятно бытъ зрителемъ сего сельскаго бала. Однакожь черезъ четверть часа сдлалось ему такъ скучно, что онъ ршился уйти на чистый воздухъ въ прекрасной Аглинской садъ, и тамъ поудить рыбу, до чего былъ онъ большой охотникъ. Онъ вышелъ изъ залы украдкой, въ ту самую минуту, какъ Луиза начала съ Фонрозомъ менуэтъ. Она со всмъ своимъ искуствомъ и сановитостію длала два первые поклона, какъ вдругъ примтила отсутствіе Вердаково…. Она не имла ни малйшей наклонности къ кокетству, но какая женщина можетъ быть совершенно нечувствительною къ первой страсти, ей внушаемой, или о которой она по малой мр такъ думаетъ?.‘ Луиза посл сего танцовала менуэтъ свой съ такимъ небреженіемъ, какого прежде никогда не показывала, и отъ того много выиграла, ибо что наиболе придавало ей неловкости, было то правило, чтобъ все длать съ величайшею важностію и глубокимъ прилжаніемъ. Отъ сего произходило, что, вс Учители были ею всегда совершенно довольны, а зрители никогда.
Посл менуэта Фонрозъ шепнулъ Луиз: ‘знаете ли, за чмъ Вердакъ вышелъ?’ — За чмъ? — ‘Онъ боится, что не въ силахъ будетъ обуздать своихъ чувcтвій и сдлаетъ еще сцену. Съ холоднымъ своимъ и скромнымъ видомъ этотъ молодой человкъ очень пылокъ, онъ иметъ характеръ пламенной, душу огненную, это настоящая гора Гекла, которая, будyчи покрыта льдомъ, горитъ внутри.’ Сіе географическое сравненіе чрезмрно понравилось Луиз.
Фонрозъ пошелъ въ садъ искать друга своего, и нашелъ его сидящаго подл древней гробницы, на берегу пруда и съ удою въ рук. ‘Любезный Вердакъ! сказалъ онъ ему голосомъ важнымъ: что значитъ эта глубокая задумчивость, которая заставляетъ тебя убгать отъ всхъ забавъ и удаляться въ такія дикія мста между гробовъ?’… Какъ! отвчалъ Вердакъ, удивленный важнымъ видомъ Фонроза: клянусь теб, что у меня нтъ никакой печали, я пришелъ сюда для того, что очень люблю удить рыбу…. — ‘Открой мн свое сердце!’ продолжалъ Фонрозъ съ притворною чувствительностію. — Увряю тебя, что у меня нтъ никакой тайны. — ‘Неужели ты въ самомъ дл не знаешь, какое чувствіе волнуетъ твою душу?’ — Какое? — ‘Я долженъ вывесть тебя изъ заблужденія…. Ты влюбленъ, мой другъ!’ — Въ кого? спросилъ Вердакъ съ любопытствомъ’. — ‘Въ двицу Луизу Форлисъ, отвчалъ Фонрозъ. При сихъ словахъ Вердакъ уронилъ свою уду и сдлался недвижимъ отъ удивленія. Подумавъ нсколько сказалъ онъ: мн кажется, любезный Фонрозъ, что ты угадалъ. — ‘О! для этого не нужно мн было имть много проницательности.’. — Ты знаешь меня лучше, нежели я самъ… — ‘Ты не опытенъ, другъ мой! это первая твоя страсть.’ — Такъ точно. — ‘Но эта страсть ршитъ судьбу твоей жизни: выборь твой очень хорошъ.’ — Правда, что двица Форлисъ…. — ‘Ты влюбился въ нее съ перваго взгляда…’ — Признаюсь, что красота ея и таланты сильно меня поразили, но, по нещастію, отецъ мой иметъ другіе виды, и…. — ‘Не безпокойся! батюшка твой не далъ еще слова, онъ любитъ тебя и врно не захочетъ сдлать вчно нешастливымъ.’ — Дйствительно, теперь бы трудно было мн забыть двицу Форлисъ. — ‘Другъ мой! не должно отчаяваться, ты очень скрытенъ, однакожъ я вижу, что произходитъ въ душ твоей. Ты жестоко страдаешь.’… — Я очень безпокоюсь. — ‘Подумай, что кром личныхъ преимуществъ, двица Форлисъ очень знатная и богатая невста, словомъ, я беру на себя изпросить согласіе батюшки твоего.’ — Ты много меня одолжишь. Но могу ли надяться понравиться двиц Форлисъ? — ‘Вы сотворены другъ для друга, легко можно примтить, что она иметъ къ теб склонность.’ — Постараюсь заслужишь ея уваженіе.
‘Посл сего разговора, которой пересказали Луиз съ надлежащими прикрасами, любовники начали нсколько боле заниматься другъ другомъ, и Графиня, раздлявшая съ Фонрозомъ довренность Вердакову, присовтовала сему послднему открыть страсть свою Луиз и общала найти удобный къ толпу случай. Дйствительно, однажды гуляя по саду, Графиня, Фонрозъ и Юлія оставили Виконта наедин съ Луизою въ бесдк, подъ предлогомъ, что пошли за гитарою Юліи, которую просили спть романсъ. Возвратились не прежде, какъ черезъ полчаса, и нашли любовниковъ играющихъ въ воланъ, они не сказали другъ другу ни слова. Фонрозъ ршился наконецъ сочинить Виконту страстное письмо, Графиня взялась отдать его Луиз, которая отвчала ему черезъ нее словесно, что ей пріятно исканіе Гна. Виконта Вердака, и что какъ скоро получитъ онъ согласіе своего родителя, она дозволяетъ ему говорить съ Гжею. Форлисъ. Въ ожиданіи сего, Луиза, удостовренная наконецъ, что она любима, объявила обо всемъ матери своей, которая удивилась и почувствовала досаду, что Фонрозъ не влюбленъ въ большую дочь ея, она предпочла бы его Виконту, которой казался ей слишкомъ молодъ и не такъ любезенъ, и однакожь какъ онъ былъ единственный сынъ знатнаго и чрезвычайно богатаго человка, то она одобрила преднамреваемый союзъ, начала даже сама онаго желать, когда Луиза призналась ей, что влюбилась въ Виконта съ первой минуты своего съ нимъ знакомства. Она разсказала обстоятельно матери своей не истину, но то, въ чемъ ее уврили, Гжа. Форлисъ нашла въ семъ повствованіи прекраснйшій романъ, ибо онъ содержалъ исторію любви милой дочери ея и любовника, назначаемаго ей въ супруга. Письмо ему сочиненное Фонрозомъ, показалось Гж. Форлисъ мастерскимъ произведеніемъ нжности и чувствительности. Между тмъ Графиня ухала въ Парижъ, общавъ на другой день возвратиться. Въ Париж услышала она странныя произшествія: Молодая особа, назначаемая Барономъ въ невсты сыну его, была ея родная сестра. Сей бракъ, тайно предположенный двумя отцами, долженствовалъ прекратить долговременную тяжбу и былъ въ особливости желателенъ для семейства Адріэнны. Въ слдующій день ожидали прізда Барона Вердака. Отецъ Адріэнны, зная, что молодой Вердакъ находился въ Шевильи у Гжи. Форлисъ, пересказалъ вс сіи подробности дочери своей, препоручивъ ей предупредить искусно Виконта въ пользу сестры ея. Адріэнна, будучи въ отчаяніи, что затяла планъ, толь противный выгодамъ ея семейства, приняла твердое намреніе, какъ можно, стараться его разрушить, ласкаясь надеждою, что ей не трудно будетъ поссорить двухъ любовниковъ, которые не имли любви. Труднйшимъ казалось ей то, какимъ образомъ дйствовать безъ вдома Фонроза и Юліи, и обманывать ихъ такъ, чтобъ они того не примтили. Наконецъ не могла она, не подавъ на себя подозрнія, объявить Виконту личныхъ своихъ выгодъ, ниже открытыхъ хитростей, употребленныхъ для увренія его, что онъ влюбленъ. Надлежало стараться увезть его какъ можно скоре изъ Шевильи, уговоривъ отказаться отъ Луизы. Сообразно съ симъ намреніемъ, начертала она въ ум своемъ планъ и спшила возвратиться въ Шевильи. Пріхавъ туда, услышала, что Фонрозъ, чувствуя сильную головную боль, не выдетъ въ тотъ день изъ своей комнаты. Сей случай чрезвычайно благопріятствовалъ намреніямъ Адріэнны и она умла имъ возпользоваться. Отведя Виконта въ отдаленнйшую часть сада, она сказала ему: ‘знаете ли, что этотъ бдной Фонрозъ чрезвычайно меня безпокоитъ?’ — Болзнь его не опасна. — ‘Болзнь! неужели вы и дйствительно думаете, что онъ отъ мигрени не выходитъ изъ комнаты, и никого къ себ не пускаетъ?’ — Мн сказывали, что онъ спитъ. — ‘Да, спитъ!… Какъ вы не можете угадать истины?’ — Право не могу, сверхъ того не люблю подозрвать…. — ‘Вы добродушны, это я знаю, но имете тонкой умъ, здсь же дло идетъ о томъ, чтобъ угадать поступокъ прекрасной, великой, даже, можно сказать, героической.’ — Но какое сношеніе можетъ это имть съ мигреною Фонроза? — ‘Я открою вамъ тайну важную, но къ этому принуждаютъ меня ваши и нещастнаго Фонроза выгоды. Общайтесь мн быть скромнымъ, и особливо никогда не сказывать Фонрозу, что вы отъ меня это узнали.’ — Даю вамъ честное слово. — ‘Знайте же, что Фонрозъ вашъ соперникъ’ — Соперникъ?… — ‘Такъ, любезный Виконтъ. Онъ боготворитъ Луизу, надялся получить согласіе матери ея, но узнавъ страсть вашу и видя, что она иметъ къ вамъ склонность, онъ немедленно пожертвовалъ собою.’ — Клянусь вамъ, сударыня, что я не угадалъ бы этого во сто лтъ, въ противномъ случа я не допустилъ бы его до такого пожертвованія’, — ‘Теперь, когда вы узнали уже всю правду, то врно вспомните множество такихъ вещей, которыя не оставятъ ни малйшаго сомннія о чувствіяхъ нещастнаго Фонроза.’ — И дйствительно, онъ говорилъ всегда о двиц Форлисъ съ такимъ энтузіасмомъ… — ‘Которой долженъ бы вамъ былъ показаться ненатуральнымъ…. Одни только влюбленные такъ изъясняются.’ — Это правда. Онъ страстно любитъ ее. — ‘Скажите лучше, что онъ умираетъ отъ любви.’ — Я всегда почиталъ его отмнно честнымъ человкомъ, а эта черта довершаетъ…. — ‘Неужели захотите вы погубить этого рдкаго, врнаго друга.’… — Боже мой! сударыня, скажите, что мн длать для возвращенія ему здоровья? ‘Послушайте: я должна вамъ еще сказать, что батюшка вашъ послзавтра прідетъ, и что онъ твердо намренъ женить васъ на избранной имъ особ. Это узнала я нечаянно, однакожь достоврно. Не уже ли хотите вы поссориться съ отцемъ и умертвишь друга?’ — Нтъ, нтъ, сударыня! я отрекаюсь отъ двицы Форлисъ.— ‘Это благородное пожертвованіе достойно васъ. Послушайте: вотъ какъ должно вамъ поступить. Не говорите Фонрозу ни слова. Было положено, чтобъ завтра открылись вы Гж. Форлисъ, и просили бы у нее руки ея дочери, вмсто этого скажите ей, что вы получили отъ родителя вашего письмо, въ которомъ извщаетъ онъ насъ, что въ разсужденіи женитьбы вашей вступилъ онъ въ другія обязанности, и что свадьба ваша отложена только на нсколько дней, потомъ, откланявшись ей и вооружась великодушіемъ, позжайте, не видавшись съ Фонрозомъ и двицей Форлисъ.’ — Очень хорошо, сударыня! Я въ точности выполню ваше предписаніе.
Сей великодушный поступокъ ничего почти не стоилъ Вердаку, однакожь хотя онъ столько же мало былъ способенъ къ сильной дружб, какъ и къ любви, но въ сію минуту былъ расположенъ сдлать истинное пожертвованіе Фонрозу. Онъ имлъ душу очень обыкновенную, но былъ обязанъ хорошему воспитанію честными правилами. Сего довольно молодому человку, чтобъ вести себя благородно въ такихъ случаяхъ, когда сильныя страсти не сражаются съ сими первыми впечатлніями. Вердакъ мало умлъ чувствовать, но хорошо разсуждалъ, онъ не имлъ столько опытности и ума, чтобъ примчать оттнки, удобно смшивалъ геройство съ простою должностію, и сдлавъ привычку судить о вещахъ всегда по мннію тхъ людей, къ которыхъ имлъ довренность, могъ сдлать безъ всякаго намренія выспреннее дяніе, не видя великости его и не гордясь онымъ, лишь бы только руководствующая нить особа ему оное предписала. Графиня, опасаясь, чтобъ не увидли ее наедин съ Вердакомъ, оставила его въ саду и возвратилась въ комнаты. Виконтъ, разсудивъ зрло о сказанномъ ему, ршился оказать другу своему важную услугу, не сообщая ему, что говорилъ онъ съ Адріэнною. Онъ отъ природы любилъ причинять другимъ удивленіе, имъ самимъ испытанное, сверьхъ того не противно ему было придать себ боле цны пожертвованіемъ любви своей. Въ тотъ же вечеръ принявъ на себя таинственный видъ, просилъ онъ Гжу. Форлисъ поговорить съ нимъ наедин, а она назначила ему свиданіе въ слдующій день по утру въ девять часовъ.
Виконтъ прежде еще положеннаго времени явился къ Гж. Форлисъ: его тотчасъ ввели, и онъ сначала пришелъ въ великое замшательство, увидя себя наедин съ сороколтнею женщиною, о которой имлъ онъ высокое мнніе, но ободренный наконецъ тмъ, что пришелъ сообщить ей такія прекрасныя вещи, началъ разговоръ. ‘Сударыня!’ сказалъ онъ ей, ‘я открою вамъ удивительныя дла.’ — Такое начало заставило Гжу. Форлисъ улыбнуться. Думаю, отвчала она, что я почти угадала ихъ… — ‘Нтъ, сударыня, это не возможно.’… — Чтожъ такое скажите. — ‘Вы безъ сомннія уврены, что у Фонроза болла вчера голова? Ничего не бывало, сударыня.’… — Какъ! я не понимаю… — У Гна Фонроза совсмъ голова не болла.’ — Продолжайте, сударь! что вы хотите сказать? — ‘Г. Фонрозъ находится въ великой опасности, онъ умираетъ.’.. — Боже мой! перервала Гжа. Форлисъ, испугавшись: надобно послать въ Парижъ за Докторомъ. Сказавъ сіе, бросилась она звонить, но Виконтъ удержалъ ее. — ‘Нтъ, сударыня! сказалъ онъ: нтъ, онъ не иметъ нужды въ Докторахъ, вы можете излчить его однимъ словомъ… Онъ страстно влюбленъ въ двицу Луизу Форлисъ.’.. Тутъ Вердакъ пересталъ казаться смшнымъ Гж. Форлисъ, и она начала его слушать съ величайшимъ вниманіемъ. Какъ! сказала она: въ мою большую дочь? — ‘Такъ, сударыня! онъ боготворитъ ее.’.. — Уврены ли вы въ этомъ? — ‘Увренъ, сударыня! это совершенная правда.’ — Для чего же онъ мн не открылся? — ‘Узналъ, что и я такія же имю чувствія.’.. — И врно полагалъ, что дочь моя ихъ съ вами раздляетъ? Ахъ, какъ это трогательно съ обихъ сторонъ!… Сказавъ сіе, Гжа. Форлисъ отерла глаза свои, наполненные слезами, и простирая руку къ Вердаку, сказала: Любезный Виконтъ! я чрезмрно тронута вашимъ добросердечіемъ и великодушіемъ. — ‘Я исполняю только долгъ свой, сударыня, отвчалъ Виконтъ, ободренный сею похвалою, и прошу у васъ для Гна. Фонроза руки двицы Луизы Форлисъ.’ Сего только одного и желала Гжа. Форлисъ, ибо она не понимала, какимъ образомъ дочь ея могла предпочитать Вердака Фонрозу, хотя съ сей минуты почувствовала она величайшее уваженіе къ первому. Будучи уврена въ своей власти надъ умомъ Луизы, она хотла предупредить ее прежде, нежели вступитъ въ обязательство, но Вердакъ такъ усильно просилъ ее послать не медля за Фонрозомъ, что она согласилась. Въ ожиданіи его, Виконтъ ходилъ по комнат съ видомъ нетерпнія, наслаждаясь заране пріятнымъ удивленіемъ, которое готовилъ онъ другу своему. Фонрозъ входитъ, Виконтъ бжитъ къ нему на встрчу, и обнявъ его, говоритъ: ‘Другъ мой! благодари Гжу. Форлисъ, она соглашается на союзъ твой съ любезною.’ При сихъ словахъ Фонрозъ, не сомнвается, чтобъ тайна его не была открыта, думаетъ, что ему предлагаютъ руку Юліи, и въ радостномъ восторг бросается къ ногамъ Гжи. Форлисъ, которая, живо будучи тронута, сказала ему: ‘не меня, а великодушнаго вашего соперника благодарить вамъ должно.’… Сіи слова поразили какъ громомъ Фонроза, онъ увидлъ часть истинны, но столько однако же сохранилъ присутствія духа, что ничего не сказалъ, и наклонилъ голову къ колнамъ Гжи. Форлисъ, чтобъ скрыть удивленіе и замшательство, изобразившіяся на лиц его. Такъ, мой другъ! сказалъ Виконтъ: уступаю теб двицу Луизу Форлисъ, и удаляюсь отсюда, отецъ мой сего дня прідетъ. Я спшу къ нему, и чтобъ избавить тебя отъ всякаго безпокойства, женюсь немедленно на двиц, которую онъ для меня избралъ… Нтъ! нтъ! перервалъ Фонрозъ, вставъ стремительно: я не употреблю во зло такого рдкаго великодушія!…. Я уступилъ первому влеченію страсти, котораго обуздать былъ не въ силахъ, но разсудокъ призываетъ меня къ должности… — Любезный Фонрозъ! отвчалъ Вердакъ: я не перемню своего намренія, лошади мои готовы, сію минуту ду… Нтъ, я этого не дозволю, вскричалъ Фонрозъ… ‘Простите, сударыня! продолжалъ Вердакъ, низко поклонясь Гж. Форлисъ, которая въ продолженіе сего героическаго разговора плакала отъ удивленія: простите! Сказавъ сіе, вышелъ онъ поспшно, Фонрозъ бросился за нимъ, и догнавъ его на лстниц, схватилъ за руку, и увелъ его насильно, приказавъ человку отослать почтовыхъ лошадей.
Вердакъ, приведенный Фонрозоъ въ свою комнату, повторялъ, что онъ непремнно устоитъ въ своемъ намреніи. ‘Здсь дло идетъ не о любви твоей, или моей, сказалъ ему Фонрозъ: намъ должно заниматься только Луиза, она тебя любитъ, и теб не дозволено быть великодушнымъ противъ меня на счетъ ея благополучія. Сверьхъ того могу ли я принять твое пожертвованіе? Честь запрещаетъ мн жениться на такой двушк, которая вышла бы за меня по принужденію, и которой сердце уже не свободно.’ — Со временемъ она тебя полюбитъ — ‘Нтъ! нтъ! отъ первой страсти никто еще совершенно не изцлялся. Двица Фэрлисъ не первая, въ которую я влюбился, чувствую, что разсудокъ можетъ одержать верьхъ надъ склонностію довольно слабою. Но ты, котораго она любитъ, ты долженъ быть врнымъ, естьли же оставишь ее, то будешь обольститель.’ — Обольстителенъ я никогда не буду. — ‘Врю. Не дозволяй же ослплять себя ложному великодушію, прими щастіе, теб предлагаемое.’ — Но отецъ мой? ‘Ты получишь его согласіе. Прежде всего надобно теб исполнить то, чего требуютъ отъ тебя чувствія Луизы, ты долженъ просить руки ея у матери. Въ теперешнемъ волненіи былъ бы ты, не въ состояніи говорить съ нею…’ — Такъ, я очень встревоженъ. — ‘Ты даже не можешь и писать. Я несравненно тебя спокойне, и сочиню письмо, которое ты спиши и пошли къ ней, потомъ скажешь мн, какимъ образомъ узналъ ты, что я влюбленъ въ Луизу. Кто подалъ теб эту мысль?…’ — Никто…. мигрена твоя открыла мн глаза. — ‘Мигрена?’ — Да, я тотчасъ увидлъ, что ты былъ боленъ съ печали. — ‘О! страсть моя такъ далеко не простирается. Признаюсь, что естьли бы Луиза меня любила, я сталъ бы обожать ее, но увидя, что не могу ласкаться такимъ щастіемъ, началъ я питать къ ней чувствіе невольное, которое меня не мучитъ и которое совершенно погаснетъ, когда будетъ она твоею женою. Но займемся теперь письмомъ къ Гж Форлисъ, посл станемъ продолжать нашъ разговоръ.’
Фонрозъ взялъ чернилицу и написалъ къ Гж Форлисъ слдующее письмо:
‘Посл продолжительнаго разговора съ другомъ моимъ, увидлъ я очень ясно, что страсть его несравненно слабе моей, онъ можетъ прожить безъ двицы Форлисъ, а я признаюсь, что не могу существовать безъ нее. Онъ самъ далъ мн позволеніе открыть вамъ свое сердце и жестокость любви, которою хотя и могъ я пожертвовать дружб, но ничто въ свт изтребить ее не можетъ. Удостойте, М. Г. возвратить мн надежду и съ нею жизнь мою.’
Фонрозъ, оставя сію записку Вердаку, которой общалъ немедленно ее переписать и отослать, пошелъ къ Юліи, чтобъ сообщить ей о всемъ произшедшемъ. Лишь только вышелъ онъ изъ комнаты? какъ увидлъ Адріэнну, которая, приведена будучи въ сильное безпокойство симъ тайнымъ сношеніемъ, прокралась въ коридоръ. Фонрозъ притворился, что не примтилъ ее, и продолжалъ идти, стоитъ спрятавшись за разтворенную дверь, увидлъ, что Адріэнна вошла съ поспшностію къ Вердаку. Тогда Фонрозъ ясно увидлъ вроломство Адріэнны, хотя и не могъ понять, причины онаго. Онъ покушался возвратиться къ Вердаку, но подумалъ, что Адріэнна легко найдетъ себ оправданіе въ семъ тайномъ посщеніи, толь противномъ благопристойности, онъ ршился показывать, что не иметъ на нее никакого подозрнія, и вознамрился прилжно замчать вс ея поступки, дабы посл тмъ удобне было обличить ее. Въ слдствіе сихъ размышленій спшилъ онъ видться съ Юліею.
Адріэнна вошла къ Вердаку. Онъ чинилъ перо, чтобъ списать тщательно и лучшимъ своимъ почеркомъ записку, сочиненную Фонрозомъ. Адріэнна тотчасъ начала длать ему вопросы, на которые Вердакъ отвтствовалъ съ обыкновеннымъ своимъ простодушіемъ, и клялся ей честію, что не упоминалъ даже имени ея и что никто не иметъ подозрнія, чтобъ она участвовала въ его поступкахъ, потомъ возобновилъ ей общаніе свое соблюсти строжайшую въ разсужденіи сего скромность. Адріэнна увряла его, что Фонрозъ скрываетъ горесть свою и говорила такъ убдительно, что Вердакъ возвратился къ прежнему своему намренію, которое и дйствительно было ему приличне, ибо онъ смертельно боялся раздражить отца своего. ‘Но что ж мн длать?’ сказалъ Вердакъ. — Такое же прекрасное дяніе, какъ фонрозово, отвчала Адріэнна. Пускай эта записка, которую написалъ онъ для васъ, послужитъ къ его щастію. — ‘Какъ?’ — Отдайте мн ее, я отнесу ее къ тетушк отъ Фонроза, какъ будто написалъ онъ ее отъ себя. Между тмъ велите осдлать себ лошадь и позжайте немедленно, ступайте къ батюшк вашему, которой васъ ожидаетъ. Вердагу чрезвычайно понравилась мысль сія: онъ позвалъ своего камердинера, приказалъ ему сдлать какъ можно скоре лошадь и вывести ее за ворота, потому что онъ хотлъ ухать тайно. Адріэнна, весьма довольная его послушаніемъ, оставила ею, взявъ письмо, Фонрозомъ писанное и на которомъ надписалъ онъ своею рукою: Госпож Форлисъ. Адріэнна полетла къ тетк своей, позвала ее въ кабинетъ, тамъ вручивъ ей записку отъ Фонроза, котораго рука была очень извстна Гж. Форлисъ, сказала ей, что, нашедъ сію бумагу въ коридор и прочитавъ только имя Гжи. Форлисъ, сочла она должностію принесть къ ней эту записку. Посл сего объясненія Адріэнна примолвила, что къ ней пріхалъ отъ отца человкъ съ повелніемъ быть немедленно въ Парижъ, и простясь съ теткою своею, оставила ее одну. Гжа. Форлисъ съ поспшностію прочитала Фонрозову записку, и причиненное ею заблужденіе обрадовало ее до безконечности, ибо Фонрозъ былъ желаемый ею зять. Она велла позвать къ себ Луизу, разсказала ей о великодушной борьб друзей и прочитала полученную записку. Луиза слушала сіе повствованіе съ великимъ холоднокровіемъ, она не знала, что думать и кому боле удивляться, Фонрозу, или своему Вердаку. Мать ршала ея недоумніе, сказавъ, что оба сіи добродтельные любовники были равно ее достойны, но Виконтъ, примолвила она, не получитъ, можетъ быть, согласія отца своего, слдовательно намъ не должно боле объ немъ думать. Фонрозъ боготворитъ тебя, онъ ни отъ кого не зависитъ, можешь ли ты быть нечувствительною къ такой нжной привязанности? Луиза отвчала, что она очень ему благодарна, и что, видя невозможность выдти за Вердака, безъ принужденія соглашается быть женою Фонроза. Гжа: Форлисъ, чрезмрно обрадованная симъ отвтомъ, послала за Фонрозомъ, которой немедленно явился. Любезный Фонрозъ! сказала она ему, указывая на Луизу: она твоя, и согласна… Фонрозъ окаменлъ. Можетъ быть, продолжала Гжа. Форлисъ, написавъ ко мн трогательную записку, которую теперь я читала, вы и раскаяваетесь въ этомъ поступк, можетъ быть, еще разъ приняли вы благородное намреніе пожертвовать собою, но самъ Богъ не допустилъ васъ до этого: вы потеряли записку, ее ко мн принесли, вотъ она…. Сказавъ сіе, показала онъ ему письмо, которое Вердаку списать надлежало, и Фонрозъ, будучи почти вн себя отъ досады, позналъ плодъ свиданія Адріэнны съ Вердакомъ. Подумавъ нсколько, подошелъ онъ къ Гж. Форлисъ и, взявъ ея руку, сказалъ: ‘Ахъ, сударыня! естьли бы вы могли читать въ сердц моемъ, вы увидли бы, сколько чувствую ваши милости…. но я такъ разтроганъ, такъ встревоженъ, что не въ состояніи выразить вамъ моей благодарности. Дозвольте мн на минуту васъ оставить и подумать въ уединеніи о странномъ моемъ положеніи.’ Сказавъ сіе, вышелъ онъ, не дождавшись отвта, я написалъ карандашемъ дв строчки къ Юліи, чтобъ увдомить ее о семъ чудномъ произшествіи. Потомъ пришедъ въ конюшню, слъ на Вердакову лошадь и поскакалъ въ Парижъ. Онъ предвидлъ, что Адріэнна уговоритъ Вердака ухать изъ Шевильи, и зналъ, что она и сама уже похала. Въ слдствіе сего склонитъ онъ Вердакова камердинера и конюховъ, чтобъ они всячески постарались удержать подоле Виконта, ему сперва сказали, что лошадь его разковалась, онъ требовалъ почтовыхъ: его заставили ждать цлой часъ и сказали, что лошадей нтъ. Онъ веллъ подковать свою лошадь: не могли найти кузнеца. Виконтъ между тмъ прогуливался по двору съ видомъ довольно пасмурнымъ, не воображая, чтобъ Фонрозъ ухалъ, и на его лошади. Юлія съ своей стороны готовила большой переворотъ Луиза посл разговора съ матерью возвратилась въ свою комнату, и важнымъ, приличнымъ обстоятельствамъ тономъ сказала Юлія, что изъ послушанія къ родительниц объявила Фонрозу, что согласна за него выдти… услышавъ сіе, Юлія, предваренная уже Фонрозомъ, бросилась на шею къ сестр своей съ видомъ горестнйшаго удивленія. ‘Ахъ, бдная моя сестрица’! вскричала она: что съ тобою будетъ?’ — Это меня очень огорчаетъ, отвчала Луиза: ты знаешь, что я любила Гна. Вердака, но теперь не должно боле объ немъ думать… — ‘Бдная сестрица!… какъ ты блдна и встревожена!’… — Правда, что это мн дорого стоитъ…. — ‘Теб было-бы легче, естьли бы ты могла плакать!’… — Нтъ, я не буду плакать, но чувствую такую тягость на желудк… — ‘Знаешь ли, что это очень опасно?’… — Мн хочется принять Гофмановыхъ капель… — ‘Постой, я теб налью ихъ. Какъ ты дрожишь!… дозволь, я тебя раздну.’… — О! нтъ, сей часъ позовутъ обдать… — ‘Обдать! въ теперешнемъ твоемъ положеніи!’… — Я очень мало завтракала, и чувствую такія спазмы…. — ‘Это еще усилится, естьли ты пошь. Я уврена, что у тебя жаръ: ахъ, какой скорой и судорожной пульсъ!’…. — Не въ правду ли?… — ‘У тебя горячка.’…— Какое нещастіе быть такъ чувствительною!… — ‘Теб надобно лечь.’ Сказавъ сіе, Юлія начала съ поспшностію раздвать сестру свою. Луиза нсколько тому противилась, но Юлія, говоря ей безпрестанно о Вердак, описывая чрезмрное его отчаяніе, умла наконецъ ее тронуть. Луиза сколько волею, столько и неволею, легла въ постелю. Сдлали условіе сказать Гж. Форлисъ, что у Луизы чрезвычайно заболла голова, и что она проситъ дозволенія обдать у себя въ комнат. Юлія присовтовала сестр своей напиться мелисы, и оставила ее, общавъ придти тотчасъ посл стола. Юлія пошла искать Вердака, котораго нашла на двор, гд уже онъ часа два дожидался лошадей, онъ такъ усталъ, что почти не могъ стоять на ногахъ и за неимніемъ скамьи ршился ссть на качели, сдланныя между двумя деревьями, и отъ скуки качался потихоньку съ видомъ разсянія, когда Юлія, запыхавшись, къ нему прибжала. ‘Что вы здсь длаете? сказала она ему: Луиза очень больна!’ — Какъ! отвчалъ Вердакъ, сошедъ съ качелей, что такое?— ‘У нее страшной нервической припадокъ. Не уже ли вы и дйствительно поврили, что она добровольно могла ршиться идти за Фонроза, чувствуя къ вамъ такую сильную склонность?... Она теперь въ постел и въ жестокой горячк…. а вы можете быть такъ немилосерды, что хотите ухать и оставить ее въ этомъ жалкомъ положеніи!..’— Боже мой! я не зналъ….. Въ сію минуту Вердакъ замолчалъ, услышавъ звонъ колокола къ обду, что совершенно побудило его остаться….. Хорошо, продолжалъ онъ, я сего дня не поду. Сказавъ сіе, подалъ онъ Юліи руку, и оба спшили въ комнаты. Гжа. Форлисъ и двое или трое гостей садились за столъ. Юлія сказала тихонько матери, что Луиза не здорова и проситъ у нее дозволенія остаться въ своей комнат. Гжа. Форлисъ согласилась, подумавъ, что Луиза опасается присутствія Виконта, но встревожилась, услышавъ, что Фонрозъ ухалъ въ Парижъ. Виконтъ казался печальнымъ, говорилъ мало, но лъ много: движеніе, по утру имъ сдланное, придало ему такую охоту къ пищ, которая была гораздо примтне его печали. Посл обда вошли въ гостиную и черезъ минуту услышали стукъ кареты. Вердакъ подошелъ къ окну и вскричалъ отъ удивленія, увидя отца своего пріхавшаго вмст съ Фонрозомъ.
Гжа. Форлисъ, не меньше его изумленная, пошла въ кабинетъ для принятія сего неожидаемаго гостя. Фонрозъ съ торжествующимъ видомъ представилъ Барона Вердака Гж. Форлисъ, сказавъ, что онъ пріхалъ просить сыну своему руки двицы Луизы Форлисъ. Щастіе мое былобы безпредльно, сударыня, продолжалъ онъ, естьли бы я могъ имть такую супругу, но кром дружбы моей къ Вердаку, есть еще другое непреодолимое препятствіе благополучію моему: я слишкомъ ясно видлъ, не взирая на чрезмрную скромность двицы Форлисъ, что она питаетъ тайную склонность къ Вердаку. Долгъ веллъ мн пожертвовать чувствіями моими ей и другу моему, я немедленно похалъ къ Гну. Барону Вердаку, и чтобъ заставишь его благосклонно принять желаніе сына его, мн стоило только, сударыня, произнесть ваше имя.
Баронъ подтвердилъ съ своей стороны все сказанное Фонрозомъ, и Гжа. Форлисъ, удивляясь симъ чудеснымъ произшествіямъ, дала свое согласіе. Луиза допивала осьмую чашку мелиснаго своего чаю, когда пришли сообщить ей сіе извстіе. Она показалась очень обрадованною, Юлія, какъ легко можно себ представить, искренно раздляла радость ея. Ужинъ былъ очень веселъ, несмотря на сожалніе, внушаемое великодушнымъ Фонрозомъ, котораго героической поступокъ превозносили похвалами до небесъ. Спустя нсколько дней, Гжа. Форлисъ спросила у него съ умиленіемъ, дйствительно ли онъ изцлился отъ страсти своей къ Луиз? Такъ, сударыня! отвчалъ онъ: Луиза теперь для меня ничто иное, какъ милая сестра…. Она и въ самомъ дл, отвчала Гжа. Форлисъ, могла бы сдлаться вамъ сестрою. — Ахъ! вскричалъ Фонрозъ: щастіе, быть къ вамъ такъ близкимъ, было бы сильнйшимъ для меня утшеніемъ. Гжа. Форлисъ обняла его, сказавъ: хотя я и не ту вамъ назначала, однакожь мн все не меньше пріятно имть васъ зятемъ. Объ этомъ сообщили Юліи: отвтъ ея угадать не трудно. Черезъ дв недли положили быть обимъ свадьбамъ. Сія развязка привела въ отчаяніе пронырливую Адріэнну, но ея наказаніе симъ еще не ограничилось: Баронъ Вердакъ выигралъ тяжбу у отца ея. Наконецъ Адріэнна потеряла невозвратно дружбу Юліи и Фонроза. Гжа. Форлисъ выдала дочерей своихъ въ одинъ день, повторяя всмъ своимъ знакомымъ, что изъ исторіи зятьевъ ея можно сдлать прекрасной романъ, или самую трогательную Драму, Холодная и премудрая Луиза была во всю жизнь свою неукоризненною и щастливйшею супругою, и Вердакъ замчалъ, что его блаженство опровергаетъ пословицу, которая говоритъ, что браки, заключаемые по любви, всегда бываютъ нещастливы. Юлія, имя склонность къ кокетству и проискамъ, часто была неосторожна, втрена, легкомысленна. Блистательный Фонрозъ въ продолженіе многихъ лтъ не рдко подавалъ ей поводы къ ревности, и самъ былъ очень ревнивъ. Много разъ, среди сихъ домашнихъ бурь, завидовали они судьб любовниковъ безъ любви, которыхъ хитростями своими соединили.