Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
ЛЮБИТЕЛЬ ЧАСОВАГО БОЯ.
ЛЮБИТЕЛЬ ЧАСОВАГО БОЯ.
Любитель часового боя, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
— А, милйшій! Спасибо, что сдержалъ слово и не забылъ коломенскаго затворника! встрчаетъ лысенькаго гостя на порог изъ гостинной въ прихожую совсмъ поблвшій кругленькій старичекъ добродушнаго вида въ отставномъ мундир на распашку и съ дымящейся трубкой въ рукахъ.
— Точенъ какъ англичанинъ, къ самому адмиральскому часу посплъ, а ужъ какъ спшилъ-то, отвчалъ гость, снимая шубу.— ду мимо церкви Михайла Архангела, взглянулъ на часы — половина двнадцатаго. Ну, думаю, теперь успю. Здравствуйте Семенъ Семенычъ.
— Да, братъ, у меня не какъ у другихъ. Адмиральскій часъ ровнехонько въ полдень справляется. Иному все равно: въ часъ, въ половин втораго, а у меня какъ пушка грянетъ въ адмиралтейств, а моя повторитъ — тутъ я и глотаю свою первую анисовую. И въ это время мои искренніе, безкорыстные друзья привтствуютъ меня, каждый отсчитывая своимъ своеобразнымъ голоскомъ двнадцать ударовъ.
— Да вы совсмъ поэтъ!
— Ну, ужъ тамъ поэтъ или не поэтъ, а ей Богу съ механическими друзьями гораздо лучше и мирне живется, чмъ съ живыми. Да и отчего они не живы? Пустяки! Также живы, какъ и люди. Ну, посмотрите: вдь только что не дышутъ, а то жизнь, совсмъ жизнь! Каждую секунду тихонько даютъ о себ всточку — тикъ-такъ, тикъ-такъ, а каждый часъ уже громогласно заявляютъ о своемъ существованіи. У людей козни, интриги, подкопы, зависть, сплетни, а у моихъ механическихъ друзей ничего этого нтъ. Рекомендую: мой первый другъ старе меня вчетверо, Ришелье помнитъ. Папенька его былъ венеціанецъ Карло Пауло.
Хозяинъ поднялъ руку и указалъ на громадные часы въ потемнломъ деревянномъ корпус въ вид, длиннаго ящика.
— Очень старинная и дорогая вещь! похвалилъ гость.
— Да-съ, дорогая. Этотъ механическій другъ никогда Меня не продастъ, не продамъ и я его никогда, хотя уже полторы тысячи за него давали. Ну-съ, теперь пойдемъ, я тебя представлю другимъ моимъ друзьямъ, сказалъ хозяинъ, и взявъ гостя за руки, втащилъ его изъ передней въ гостинную.
Гостинная вся была увшана и уставлена часами и походила скоре на магазинъ часовыхъ длъ мастера, чмъ на гостинную. Тутъ были и бронзовые часы подъ колпаками, часы съ кукушками, часы круглые, корабельные и пр. и пр.
— Вотъ эти играющія пастушки Марію Антуанету помнятъ, кивнулъ хозяинъ на бронзовую группу.— А этотъ невзрачный другъ — Кромвеля видалъ, щелкнулъ онъ по часовому чехлу чернаго дерева съ осыпавшейся инкрустаціей.
Изъ гостинной хозяинъ провелъ гостя въ столовую — и тамъ часовой магазинъ, изъ столовой въ спальную, уставленную часами. Надъ кроватью висли будильники всхъ возможныхъ видовъ.
— Однако-же вдь это вамъ огромныхъ денегъ стоитъ, произнесъ гость.
— Все состояніе свое погубилъ и питаюсь теперь одной пенсіей. Да что состояніе! Семейную жизнь свою не пощадилъ ради моихъ механическихъ друзей. Будемъ говорить прямо. Вы знаете, что я не живу съ, женой, также, поди, слышали, что она убжала отъ меня. Ушла отъ меня потому, что возненавидла моихъ механическихъ друзей и требовала, чтобъ я съ ними разстался: говоритъ, что они ей спать по ночамъ не даютъ. Дйствительно, ежели начнутъ бить въ восемьдесятъ четыре молотка (у меня восемьдесятъ четыре экземпляра ча совъ, и безъ боя я не имю), то ночью даже мертвый проснется. Какъ ни пріучалъ ее, никакъ пріучить не могъ. По ночамъ съ испугу съ ней длались обмороки, истерика. Поставила наконецъ вопросъ ребромъ: часы или она сама? Я выбралъ часы, потому что жить безъ нихъ не могу, это моя страсть, моя плоть и кровь — и вотъ она сбжала.
Гость не зналъ что отвтить и только покачалъ головой.
— Но не понимаю, какъ она не могла привыкнуть! продолжалъ хозяинъ.— Вдь вотъ лакей мой Ерошка привыкъ-же, кухарка Аграфена привыкла, а что до меня касается, то я двнадцати-часоваго боя всякій разъ жду какъ манны небесной. А ночью какъ грянутъ! Дйствительно проснешься, но лежишь, съ наслажденіемъ слушаешь и думаешь: живы голубчики и не спятъ! Это-ли не поэзія?!
— Какъ кому-съ, но только надо привычку да и привычку, отвчалъ гость.
— Машенька! крикнулъ хозяинъ и вызвалъ молоденькую двушку.— Рекомендую, племянница моя и наслдница всхъ моихъ драгоцнностей посл моей смерти. Вдь вотъ тоже привыкла и живетъ-же со мной, отрекомендовалъ ее хозяинъ.— Разскажи, Машурочка, мшаютъ теб часы спать по ночамъ?
— Сначала мшали, а теперь я такъ крпко сплю, что иногда и не слышу ничего, добродушно отвтила двушка.— Первое время я все видла во сн, что будто я на кладбищ и часы бьютъ полночь, а теперь никакихъ сновъ не вижу. Слышу, что что-то бьетъ и думаю, что это такъ и надо.
— Батюшки! Безъ пяти минутъ двнадцать! воскликнулъ, какъ ужаленный, хозяинъ.— Скорй за столъ! Машенька, всели у тебя готово?
— Анисовка давно поставлена и кулебяка ужъ вынута изъ печки. Пожалуйте, сейчасъ подадутъ.
— Ерофей! Пороху въ пушку положилъ? Фитиль у обезьяны зажегъ?
— Готово-съ! откликнулся изъ столовой лакей.
— Скорй, скорй, милйшій, а то не успемъ.
Хозяинъ схватилъ гостя за руки и втащилъ въ столовую.
Тамъ былъ сервированъ столъ на три прибора. На стол, стояла круглая кулебяка въ форм часовъ. По краямъ на ней были изображены римскія цифры изъ тста отъ I до XII. Изъ того-же тста была сдлана стрлка и указывала на цифру XII. Хозяинъ взялъ графинъ и налилъ изъ него два серебряныхъ стаканчика анисовой водкой.
— Ну-съ, теперь глядите вотъ сюда! и онъ указалъ на бронзовые часы съ изображеніемъ обезьяны, стоявшей около маленькой пушки. Обезьян былъ всунутъ въ руку восковой зажженный фитиль.
Гость устремилъ свой взоръ. Часовая стрлка приближалась къ двнадцати. При первомъ удар часовъ обезьяна приложила фитиль къ затравк пушки и послышался выстрлъ. Хозяинъ чокнулся съ гостемъ и выпилъ рюмку. Гость сдлалъ то-же самое и въ нмомъ созерцаніи смотрлъ на хозяина. Тотъ былъ въ полнйшемъ восторг. Лицо сіяло, глаза смялись, и онъ съ каждымъ ударомъ часоваго молотка кивалъ въ тактъ головой. А восемьдесятъ четыре экземпляра часовъ такъ и гудли на всю квартиру. Слышались рдкіе удары молота въ большой колоколъ, звенли тоненькими голосами и частымъ боемъ маленькіе колокольчики, какъ камертоны звучали стальныя боевыя пружины новйшихъ часовъ, куковали кукушки, выскочившія изъ дверецъ циферблатовъ, плъ птухъ на однихъ часахъ, лаяла собака на другихъ, квакала утка на третьихъ. Все вмст представляло какую-то хаотическую музыку.
— Голубчики! Ну, какой Россини, какой Белини, какой Бетговенъ съ Мейрбееромъ могутъ сравниться съ этими звуками! восклицалъ хозяинъ и на его старческихъ, красныхъ, слегка воспаленныхъ глазахъ показались даже слезы.