На балкон англійской гостиницы стояла въ клтчатой пелерин красивая больная и съ унылымъ лицомъ смотрла на узкій бульваръ тянувшійся вдоль берега. Мужъ ея сидлъ въ качалк и разсянно слдилъ за темнвшею на горизонт струйкою дыма которую оставилъ за собою спшившій въ Геную пароходъ. Повыше дачи раздавалась веселая музыка. Передъ паркомъ въ честь знатныхъ гостей игралъ военный оркестръ. Въ это мгновеніе трубы разыгрывали ‘Пьерету’.
— Ахъ, зачмъ я не мущина, сказала Ольга безо всякаго вступленія,— тогда я могла бы дать пощечину этому англійскому лорду.
На одной изъ скамеекъ бульвара сидлъ Англичанинъ въ бломъ шлем съ газетою въ рукахъ.
— Ольга, какъ ты можешь говорить такія вещи? въ негодованіи произнесъ мужъ.
— Онъ вовсе и не лордъ, а какой-нибудь кольчестерскій портной, пренебрежительно перебила Ольга.— Кельнеры произвели его въ лорды… Онъ вычиталъ гд-то что англійскій джентльменъ долженъ читать Times и быть хладнокровнымъ… Лавочникъ!
Мужъ тревожно посмотрлъ на жену.
— Ты опять не въ дух, что съ тобою?
— Мн все противно что я вижу. Я по горло сыта этою страной. Вчно синее небо, тошнотворный теплый воздухъ, запахъ лимоновъ и ‘Пьерета’, что это за оранжерейный міръ! Всюду лимоны да пальмы… Мн бы хотлось увидать порядочную акацію или сливное дерево… Когда мы прідемъ домой, я велю выкинуть вс пальмы изъ дома.
— Но море! Взгляни на море: оно великолпно!
— Оставь меня въ поко съ твоимъ моремъ! Разв это море? Оно даже не уметъ какъ слдуетъ приливать и отливать… Таковъ ли нашъ Дунай?… А эти люди! Посмотри, вотъ идетъ капитанъ съ италіянскаго фрегата.
— Ты бы по меньшей мр отвтила на его поклонъ.
— Здравствуйте, старый фатъ!
— Ольга, въ ум ли ты?
Жена возбужденно засмялась.
— Что съ тобою? Вдь онъ ничего не понимаетъ. Видишь какъ онъ блаженно осклабился… Старый оселъ! Въ эту жару онъ ходитъ по горло затянутый въ раззолоченный мундиръ… Завивается какъ прикащикъ у цирюльника, краситъ усы. По утрамъ надваетъ охотничій костюмъ и отправляется подъ лавровыя деревья стрлять соловьевъ и жаворонковъ… Я ему сказала что наши кавалеры тоже ходятъ на охоту, на медвдей…
— Но вдь здсь есть и другіе люди?
— Да. Вс т у кого въ петлиц ленточка Почетнаго Легіона плутуютъ въ карты.
— Откуда ты знаешь?
— Мн сказала француженка-горничная. Она все знаетъ. Видишь, вотъ идетъ русскій князь, на этомъ мужик блый цилиндръ.
— А этотъ чмъ теб досадилъ?
— Русскій князь самое противное существо на свт. Онъ вчно обнимаетъ моихъ горничныхъ…
Мужъ съ неудовольствіемъ бросилъ папиросу.
— Какія у тебя наблюденія! Ольга, ты немножко невоспитана…
Ольга повернулась лицомъ къ мужу: на глазахъ ея стояли слезы. Мужъ въ изумленіи взялъ ее за руку.
— Что съ тобою, дорогая? Ты нехорошо себя чувствуешь? жена дала волю сдерживаемому огорченію и нервно разрыдалась.
— Подемъ домой! домой! захлебывалась она.
Мужъ отвелъ ее въ комнату, усадилъ и сталъ нжно гладить ея блыя руки. Онъ былъ немного взволнованъ.
— Видишь, заговорила Ольга, тихонько всхлипывая,— вотъ уже прошла и зима, и весна, а мы все еще здсь, въ этой противной чужой стран. А какъ хорошо было бы теперь дома, въ Баншаг… Садъ теперь уже такъ красивъ, цвтутъ акаціи, каштаны… Вдь я и не больна, только голосъ у меня немножко хриплый. Но если ты долго продержишь меня здсь, я серіозно заболю. Ты увидишь, скоро опять подуетъ втеръ съ горъ, этотъ ужасный рзкій втеръ…
Жена ласково обвила руками шею мужа.
— Не правда-ли, мы демъ домой?
— Если ты непремнно хочешь… Я поговорю съ докторомъ.
— Не разговаривай съ нимъ, вдь это шарлатанъ. Лтомъ онъ кашляетъ въ Берлин, а зимою здсь. Онъ потому здсь и живетъ что у него только половина легкаго осталась. И онъ хочетъ меня лечить? Я вовсе и не больна, у меня и голосъ исправился. Я даже пть могу…
Она попробовала исполнить трель: ея жалкій голосъ задребезжалъ какъ треснувшій серебряный колокольчикъ. Лицо мужа омрачилось.
— Хорошо, если ты хочешь, подемъ домой.
Они собрались въ дорогу. Врачъ сказалъ чтобъ они хали медленно, длали большія остановки для отдыха. Мужъ старался всякими хитростями задерживать жену въ двухъ, трехъ городахъ, но жена, напротивъ, въ лихорадочномъ нетерпніи торопила поздку, какъ избалованный ребенокъ.
— Генуя! Я ненавижу этотъ городъ, это точно остовъ огромнаго животнаго гніющій здсь на морскомъ берегу. У меня захватываетъ дыханіе отъ этого запаха дегтя. Удемъ отсюда!
Они пріхали въ Миланъ. Жена объявила что ничего не хочетъ видть, а меньше всего соборъ.
— Что это за церковь, куда люди ходятъ не молиться, а глазть? Да и глазть-то не на что: его какъ будто вырзали ножницами изъ блой бумаги… Подемъ лучше въ Венецію!..
Въ Венеціи ее раздражалъ рыбный запахъ лагунъ. Мертвая тишина нагоняла на нее грусть и робость.
— Что намъ здсь длать? Если мы хотимъ видть оборванцевъ и голубей, намъ незачмъ ходить на площадь св. Марка, если мы хотимъ посмотрть торговокъ, незачмъ ходить на Ріальто. Ихъ можно встртить и въ другомъ мст. Что намъ здсь длать?
Они пріхали въ Вну. Ольга заперлась въ нумер гостиницы и даже не захотла выйти на улицу.
— Я не люблю внцевъ. Извощики здсь такіе какъ въ другомъ мст господа, а господа ведутъ себя такъ, какъ въ другихъ мстахъ извощики. Отъ этого вчнаго шума у меня наврно сдлается сердцебіеніе…
Къ вечеру они очутились въ Будапешт. На другой день раннимъ утромъ жена подошла къ мужу уже готовая въ дорогу, въ шляп и перчаткахъ.
— Торопись, поздъ идетъ черезъ часъ.
Мужъ теперь уже не противился, нетерпніе жены заразило и его, ему тоже хотлось домой.
Скорый поздъ съ грохотомъ несся по равнин.
Прижавшись въ уголъ дивана, жена цлый день дремала, просыпаясь время отъ времени на остановкахъ отъ звука колокола, она съ вялою улыбкой смотрла въ испытующіе глаза мужа.
Когда начало смеркаться, они уже достигли сердца Банатской равнины.
Вотъ грязные станціонные дома передъ которыми глазютъ на поздъ неуклюжіе, одтые въ холстину сербскіе крестьяне, бдныя деревни съ ушедшими въ грязь, крытыми тростникомъ избами, по неровному проселку извивающемуся вдоль желзнодорожной насыпи ветхія повозки съ запряженными въ нихъ тощими, изнуренными лошадьми, по низменнымъ лугамъ длинными полосами въ неподвижныхъ лужахъ гніетъ почвенная вода…
Мужъ думалъ о дивно прекрасной, царственной Ривьер и находилъ что провидніе сурово обошлось съ его бдною родиной.
Они пріхали на какую-то маленькую станцію. Совсмъ стемнло, въ окна тихонько застучалъ мелкій весенній дождь. Въ ближнихъ тростникахъ квакали тысячи лягушекъ, голоса ихъ разносились на цлыя мили и сливались въ заунывный стонъ.
Вдругъ жена очнулась отъ дремоты, въ смущеніи осмотрлась кругомъ, потомъ начала прислушиваться къ хаосу звуковъ доносившихся въ окно. На лиц ея постепенно появилась ясная улыбка, на глазахъ выступили радостныя слезы, она заговорила съ мужемъ взволнованнымъ мягкимъ голосомъ: