Львиная пасть, Феваль Поль, Год: 1875 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 144 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ТРОЛЛОПА.

ЛОНДОНСКІЯ ТАЙНЫ.

ЛЬВИНАЯ ПАСТЬ.

РОМАНЪ.

АДСКІЯ ПРОПАСТИ, ЗАПАДНИ И ТРУЩОБЫ ВЪ ГОРОДЪ ЛОНДОНЪ.

ИЗДАНІЕ ЗЕМСКАГО.

ВЪ ТИПОГРАФІИ
Ф. ІОГАНСОНЪ.
1875.

Глава первая.
На волосъ отъ смерти.

Утренній свтъ уже пробивался въ ставни оконъ небольшаго домика, въ это время маркизъ Ріо поднимался съ постели. Позади кабинета г. маркиза Ріо-Санто была маленькая комната, которую хозяинъ меблировалъ не такъ роскошно и великолпно, какъ другія комнаты своего великолпнаго дома, но за то съ большимъ комфортомъ. Въ простнк вислъ портретъ какой-то женщины. Противъ портрета находилась кровать, съ которой слышалось тяжелое и лихорадочное дыханіе больнаго. Первые лучи восходящаго солнца пробивались чрезъ занавски, и при нихъ тускнлъ свтъ стоявшей на стол лампы. Около постели, въ кресл, сидлъ Ріо-Санто. Когда лампа вспыхивала, въ глубин постели можно было различить блдное и исхудалое лице больнаго, который не спалъ. Глубоко ввалившіеся глаза его то краснли и блестли, то подергивалась какимъ-то туманомъ и становились безжизненными и производили какое-то ужасающее впечатлніе. Блдный и видимо утомленный Ріо-Санто, лице котораго было очень печально, безпокойно поглядывалъ на больнаго. На часахъ было семь часовъ.

— Еще одна безсонная ночь посл празднаго дня, пробормоталъ Ріо-Санто: да, этотъ человкъ правъ…. онъ убьетъ меня!

Больной судорожно зашевелился на постели. Ріо-Санто вскочилъ съ кресла и помочилъ лице больнаго прохладной водой и уксусомъ.

— Об!… об!… простоналъ больной.

— Об!… печально проговорилъ и Ріо-Санто, жадна впиваясь глазами въ лице больнаго: шесть дней уже я только и слышу эти слова… и не могу понять ихъ смысла!… А моя мысль!… моя мысль!… продолжалъ Ріо-Санто, закрывъ лице руками… Цлые пятнадцать лтъ я не тратилъ напрасно ни однаго часу, ни одной минуты, а теперь бездйствую седьмой день… теперь, когда каждый день моей жизни стоитъ цлаго года!… Бдный Энджусъ!… Онъ страдаетъ, и я обязанъ заботиться о немъ, потому что онъ братъ той, которую я и по прошествіи столькихъ лтъ не могу забыть!… И за двадцать четыре часа свободы я отдалъ бы съ радостію весь остатокъ моей жизни!… Счастливцы естьже на свт, которые могутъ идти къ цли гордо, поднявъ голову вверхъ, не скрываясь!… И сколько преградъ пришлось мн преодолть на своемъ пути!… какъ много жизни истратилъ я на удовлетвореніе моимъ низкимъ страстямъ… Да, мн необходимо идти впередъ… и вотъ человкъ, который останавливаетъ меня, когда я такъ близокъ къ цли… человкъ, который мн почти такъ же близокъ, какъ братъ, при вид котораго меня мучаютъ угрызенія совсти… который знаетъ вс мои тайны!…

— Видлъ, видлъ! глухо вскрикнулъ Макъ-Ферлэнъ: кровавая рана… и какой-то таинственный голосъ шепнулъ мн: ‘Онъ долженъ погибнуть отъ твоей руки’!

— Погибнуть отъ твоей руки, глухо прошепталъ Ріо-Санто: О, какая ужасная казнь… но я не могъ бы и не смлъ бы жаловаться…

Потомъ все смолкло. Дневной свтъ боле и боле затемнялъ свтъ лампы.

— Дунканъ! вдругъ громко закричалъ Макъ-Ферлэнъ: Дунканъ! скорй моего воронаго коня, мн нужно за рку, въ Лондонъ… Я долженъ убить Ферджусо о’Брина… онъ убилъ моего брата, Макъ-Наба.

— Я осдлаю теб коня, кротко отвтилъ Ріо-Санто, но не забывай того, что и Ферджусъ о’Бринъ теб братъ…

— Правда! произнесъ сильно вздрогнувшій больной: твоя правда, и у меня не будетъ ни брата, ни… Великій Боже! об, об!… И голова больнаго тяжело повалилась на подушки, минуту спустя больной съ насмшкой заговорилъ опять:— Ріо-Санто!… знаю я его… ложь! какой — это Ріо-Санто — это Ферджусъ, разбойникъ убійца… Я когда-то любилъ его и потому щажу… но не всегда-же я буду такъ малодушенъ… я послушаюсь этого таинственнаго голоса… Моего коня, Дунканъ!… Ріо-Санто грустно слушалъ этотъ бредъ и не ршался отойти отъ постели Макъ-Ферлэна: никто не долженъ былъ знать его тайнъ. Макъ-Ферлэнъ привсталъ на постели. Его искаженное лице и блуждающіе глаза причиняли ужасъ. Ріо-Санто со вздохомъ засучилъ рукава и запахнулъ свой бархатный халатъ, какъ бы приготовляясь къ горячей борьб.

Макъ-Ферлэнъ тихо заплъ… его глаза вдругъ налились кровью, и онъ судорожно вцпился костлявыми пальцами въ одяло, на губахъ у него выступила пна и онъ весь задрожалъ…

Ріо-Санто все это было уже знакомо. Уже шесть дней ему понскольку разъ въ день приходилось схватываться съ Макъ-Ферлэномъ, чтобъ помшать ему выскочить изъ окна вслдъ за воображаемымъ похитителемъ. Ріо-Санто, измученный такой продолжительной безсонницей, равно какъ и этой жестокой борьбой съ человкомъ, сила котораго удесятерялась горячкой, чувствовалъ, что и послднія силы скоро измнятъ ему.

Вдругъ Макъ-Ферлэнъ захриплъ и съ яростію сбросилъ съ себя одяло.

— Вотъ! вотъ он! вскричалъ онъ: об!… въ лодк… я догоню ихъ! И онъ бросился къ окну, но Ріо-Санто удалось остановить его. Съ страшнымъ воплемъ Макъ-Ферлэнъ вцпился ногтями въ его шею. Началась отчаянная борьба. Макъ-Ферлэнъ яростно хриплъ, Ріо-Санто едва дышалъ… Послдній наконецъ осилилъ и повалилъ Макъ-Ферлэна на постель, но въ ту самую минуту, когда онъ надялся перевести духъ, Макъ-Ферлэнъ съ дикимъ крикомъ схватилъ его за горло.

У Ріо-Санто не было возможности ни защищаться, ни позвать на помощь. Онъ сохранилъ сознаніе, но самый инстинктъ самосохраненія какъ-то ослаблъ въ немъ отъ этого зврскаго объятія. Ему представлялась вся его прошедшая жизнь, вс мечты, вс привязанности. Сознавая невозможность избавленія, онъ желалъ усладить свои послднія минуты, вспоминая вс лучшія минуты своей жизни.

А Макъ-Ферлэнъ, воображавшій, что въ его рукахъ находится похититель его дочерей, съ дикимъ смхомъ крпче и крпче сдавливалъ его шею.

Ріо-Санто тихо прошепталъ:

— Марія!

Макъ-Ферлэнъ вздрогнулъ и опустилъ руки.

— Марія! глухо повторилъ онъ: кто здсь говоритъ объ Маріи.

Ріо-Санто лежалъ бездыханный.

Макъ-Ферлэнъ, увидвъ его, отскочилъ и гнвно вскричалъ:

— Ферджусъ О’Бринъ!.. я убилъ его… опять этотъ ужасный призракъ… И съ выраженіемъ ужаса на лиц, онъ отвернулся, и ему въ глаза бросился портретъ, висвшій между оконъ.

— Она! Марія! тихо шепталъ онъ… Моя добрая Марія… она не видитъ и не обниметъ своего старика брата… Да, я уже старъ… а она еще какъ хороша и молода, на зло всмъ своимъ страданіямъ.

Больнымъ овладла сильная дрожь, и онъ, съ видомъ шалившаго ребенка, сталъ подвигаться къ постели, умоляя:

— Прости-же меня, милая Марія… прости, не сердись: я лягу… я хотлъ найти воды, мн очень хочется пить… зачмъ не осдлали коня?.. мн такъ хотлось увидть дтей и… убить Ферджуса О’Брина, убійцу моего брата. Тутъ онъ опять увидлъ Ріо-Санто и съ ужасомъ бросился на постель, закрывая лице руками.

— Великій Боже, глухо пробормоталъ онъ: опять онъ! опять это ужасное видніе!

И онъ безъ чувствъ повалился на постель.

Глубокая, ужасающая тишина настала въ комнат.

Глава вторая.
Сренькій домикъ.

Немного спустя въ комнат послышался легкій шумъ, и въ тихо растворившіяся двери появилось блдное лице доктора Муре.

Еще не усплъ онъ переступить за порогъ двери, какъ на противоположномъ конц комнаты, щелкнулъ замокъ, и въ комнату вбжалъ Анджело-Бембо. Докторъ Муре едва имлъ время закрыть потаенную дверь. Вслдъ за Бгмбо вбжалъ Довели и съ громкимъ лаемъ бросился къ потайнымъ дверямъ. Полаявъ около нихъ, онъ закружился вокругъ тла Ріо-Санто, обнюхивая его съ жалобнымъ визгомъ. Бембо бросился къ Ріо-Санто, у котораго уже не билось сердце.

— Синьоръ! боязливо шепталъ онъ: ради Бога! что съ вами?.. отвтьте мн… Вы приказали не подходить мн къ этой комнат, но я день и ночь не отходилъ отъ двери… и зачмъ я отошелъ на одну минуту?..

Имъ овладло отчаяніе, онъ былъ молодъ и отличался способностью чувствовать сильно и глубоко, онъ глубоко любилъ Ріо-Санто и искренно былъ ему преданъ, потому что онъ умлъ отгадать кой-что изъ тайныхъ и смлыхъ замысловъ Ріо-Санто, который ему представлялся идеаломъ всего прекраснаго и благороднаго и великаго.

Правда, Бембо зналъ о сношеніяхъ Ріо-Санто съ тою грязной и отвратительной толпой, которая составляла большую ‘лондонскую семью’ и которую Бембо презиралъ и ненавидлъ отъ всей души, но это нисколько не подрывало его глубокаго уваженія къ Ріо-Санто. Эта толпа представлялась Бембо ничмъ другимъ, какъ орудіемъ, правда грязнымъ и непріятнымъ, но въ то-же время и необходимымъ для осуществленія замысловъ Ріо-Санто.

Теперь необходимо объяснить появленіе Энджуса Макъ-Ферлэна въ дом маркиза Ріо-Санто.

Когда Бобъ-Лантернъ спихнулъ Макъ-Ферлэна въ воду, въ послднемъ сохранился еще инстинктъ самосохраненія и онъ, еще неопомнившись вполн, нсколькими, какъ-бы машинальными движеніями всплылъ на поверхность воды. Скоро онъ совсмъ опомнился и внимательно осмотрлся кругомъ.

Лодка Боба-Лантерна уже причалила къ берегу. Здсь была приготовлена карета, запряженная парой хорошихъ лошадей. Съ помощію кучера Бобъ-Лантернъ перенесъ въ нее молодыхъ двушекъ, слъ съ ними самъ — и карета тронулась.

Макъ-Ферлэнъ приплылъ къ берегу и задрожалъ отъ ужаса, припомнивъ ясно весь ужасъ того, что случилось. Его горе увеличивалось тмъ, что онъ ясно чувствовалъ, что опоздалъ и не могъ ничего сдлать. На Темз не было ни одной лодки. Теперь первая мысль, которая пришла ему въ голову, была отправиться къ маркизу Ріо-Санто, съ которымъ онъ былъ очень близокъ. Такъ какъ Макъ-Ферлэнъ отлично зналъ расположеніе дома Ріо-Санто, вс его проходы и закоулки, то и усплъ пробраться до самаго кабинета, гд измученный и изнеможенный, повалился безъ чувствъ къ ногамъ маркиза, успвъ только проговорить имена своихъ дочерей.

Съ этого-то вечера Ріо-Санто запирался у себя, никуда не выходилъ самъ и никого не принималъ къ себ.

Съ этого-же самого вечера и кавалеръ Анджело Бембо не отходилъ отъ дверей той комнаты, въ которой лежалъ больной.

Онъ уже не разъ слышалъ эти глухіе, дикіе и ужасные крики, которые приводили его въ ужасъ… Однажды они были такъ ужасны, и ихъ сопровождалъ такой ужасный шумъ, что Бембо не вытерплъ и ршился нарушить приказаніе Ріо-Санто не входить въ эту комнату.

Здсь онъ увидалъ какую-то непонятную борьбу маркиза съ какимъ-то ужаснымъ существомъ, представлявшимъ что-то въ род живаго трупа, который длинными и костлявыми руками бшенно охватилъ маркиза…

Бембо едва удержался отъ движенія броситься въ помощь маркизу, но такъ какъ послдній такъ хладнокровно и съ такимъ присутствіемъ духа и вмст съ тмъ такъ спокойно встрчалъ нападенія этого непонятнаго и фантастическаго существа, то Бембо совершенно успокоился за маркиза.

Потомъ, не желая противъ воли маркиза проникать въ его тайны, Бембо такъ тихо вышелъ, что первый вовсе и не замтилъ его присутствія.

Посл этого Бембо не разъ бывалъ свидтелемъ борьбы маркиза съ Макъ-Ферлэномъ и терялся въ догадкахъ и предположеніяхъ, что это былъ за человкъ, никакъ не будучи въ состояніи ршить этого вопроса. Но онъ ршился не выходить изъ сосдняго корридора.

Въ конц этого корридора находилось окно, выходившее на сосдній дворъ, обнесенный высокимъ заборомъ. Среди этого двора находился небольшой сренькій домикъ, пользовавшій въ квартал очень незавидной славой. Отъ людей, которымъ приходилось поздненько проходить мимо этого домика, можно было услышать разсказы о шумныхъ ночныхъ оргіяхъ и поражавшихъ ихъ жалобныхъ женскихъ крикахъ, которые они здсь слышали. Этотъ сренькій домикъ уже нсколько лтъ оставался безъ жильцовъ. Состарвшійся уже хозяинъ его, вроятно, растратилъ вс свои силы и потерялъ прежнюю охоту къ развратной жизни.

Мимоходомъ сказать, этотъ сренькій домикъ, какъ будто нарочно былъ предназначенъ для разгульныхъ удовольствій: только изъ нкоторыхъ оконъ дома маркиза Ріо-Санто нескромному глазу можно было заглянуть во внутренность сренькаго домика.

Однажды утромъ солнце, какъ-то боле обыкновеннаго ясное и свтлое, разсяло вчно окутывающій Лондонъ густой, непроницаемый туманъ. Бембо сидлъ на окн въ корридор и разсянными печальными глазами безъ цли посматривалъ кругомъ. Вдругъ на лиц его выразилось самое глубокое изумленіе.

Дло въ томъ, что во внутренности сосдняго домика онъ замтилъ спавшую прекрасную молодую двушку.

Она была прелестна…. Бембо былъ молодъ. Съ глубокимъ вздохомъ онъ отвернулся отъ окна и ршился не заглядывать во внутренность сренькаго домика….

Молодая двушка спала очень безпокойнымъ сномъ.

На блдномъ и утомленномъ ея личик легко можно было разсмотрть усталость и грусть.

Это была Анна….

Сренькій домикъ принадлежалъ графу Вейтъ-Майору.

Глава третья.
Слуга и господинъ.

Два дня тому назадъ несчастная двушка проснулась въ этой комнат, въ окно которой былъ виденъ только задній фасадъ дома маркиза Ріо-Санто и нсколько втвей полузавядшихъ деревьевъ. Два дня какъ она не видла Клары, своей доброй тетки и Стефена!…

Убранство комнаты, въ которой она находилась, было великолпно: большія великолпныя зеркала и роскошная мебель. Надъ кроватью висли роскошныя шелковыя занавсы, отливавшія въ нсколько цвтовъ. Драгоцнныя матеріи и ткани были разложены на соф, а на туалет были разбросаны разныя драгоцнныя бездлушки.

Но бдную Анну нисколько не занимала эта роскошь, которою она была окружена. Ею овладлъ какой-то страхъ. Ей становилось страшно, когда къ ней входили прислуживавшія ей женщины, а когда она оставалась одна, ею овладвалъ ужасъ уединенія.

При воспоминаніи о Клар и Стефен она много и долго плакала. Она горячо молилась Богу за этихъ драгоцнныхъ для нея существахъ. Одна молитва только и подкрпляла ее.

Посл этого утра и кавалеръ Бембо частенько посматривалъ въ окошко въ корридор. Онъ еще не могъ защищать свое сердце отъ внезапныхъ и нечаянныхъ впечатлній. Ни разу въ жизни еще никого не любившій глубоко, онъ всми силами своей горячей души привязался къ маркизу. По теперь его сердцемъ -овладло что-то темное, смутно-томительное и неясное…. онъ полюбилъ.

Однажды, въ сумерки, кавалеръ усмотрлъ что-то очень странное въ окн сренькаго домика.

Анна въ это время спала. Чрезъ отворившуюся дверь въ комнату вошли двое какихъ-то людей. У одного въ рукахъ была свча. Другой, закутанный въ теплый мховой каррикъ, шелъ за нимъ слдомъ.

На лиц перваго выразилось самое глубокое изумленіе, когда онъ, при свт свчи, разсмотрлъ Анну. Потомъ онъ поднесъ свчку къ лицу спавшей Анны.

Анджело впился глазами въ обоихъ. Ему не было слышно то, что они говорили, но онъ жадно слдилъ за всми ихъ движеніями.

Въ комнат, въ которую вошли Петерсонъ и графъ Вейтъ-Майоръ, произошло слдующее.

Управляющій заговорилъ первый.

— Милордъ, это, право, сокровище! И вы здсь такъ безопасны….

Графъ съ грустно-печальнымъ видомъ покачалъ головой въ отвтъ, и, показывая на окно, сказалъ:

— Мн очень бы хотлось, чтобы въ этихъ окнахъ были вдланы не проволочныя стки, а крпкая желзная ршетка….

Петерсона глубоко поразили и изумили эти слова, и онъ спросилъ:

— Ради чего же это, ваше сіятельство?

— Затмъ, чтобы вмсто этой глупенькой двочки запереть въ эту комнату сына моего отца! И, клянусь, я бы не выпустилъ его отсюда живымъ!…

Въ голос графа слышалась непреклонная энергія, хотя его голосъ нсколько дрожалъ.

— Опять этотъ проклятый Бріанъ! промелькнуло въ голов управляющаго.

— Разсвтаетъ!… по-прежнему апатично, съ разстановкой, произнесъ графъ: иди со мной, Петерсонъ! идемъ!… На крыльц, быть можетъ, онъ уже поджидаетъ меня, мой смертельный врагъ…. идемъ!…

Графъ сильно поблднлъ и скорыми, не твердыми шагами направился къ двери.

— Но ради Господа, хоть посмотрите на нее, милордъ! воскликнулъ управляющій, причемъ въ его голос слышалось отчаяніе: — Ручки!… Что за волосы!.. Есть ли на свт еще такая прелестная талія?… Посмотрите, что за прелестная дуга, которою очерчена ея бровь!… А цвтъ лица!… Цвтокъ, настоящій розанъ!…

Люди, на обязанности которыхъ лежитъ доставленіе наложницъ въ гаремъ всемогущихъ сластолюбцевъ, всегда по необходимости пылкіе поэты.

Графъ машинально повернулся къ Анн и, вооружившись лорнетомъ, съ тупымъ равнодушіемъ евнуха сталъ разсматривать прелестную двушку.

— Не дурна, лниво проговорилъ онъ: но въ другой разъ…. посл, Петерсонъ…. въ другой разъ….

И оба вышли изъ комнаты.

Бембо едва дышалъ: онъ понялъ все. Ему сдлалось легко, когда эти люди ушли. Этотъ закутанный человкъ съ лорнетомъ на глазахъ былъ ему просто ненавистенъ и ужасенъ.

Воображеніе и умъ Бембо заработали, придумывая средства освободить эту молодую двушку, которая, казалось ему, была жертвою самыхъ гнусныхъ замысловъ.

Глава четвертая.

Такъ прошли еще два дня. Бембо по-прежнему сидлъ у окна въ корридор. Анна спала.

Дверь въ ея комнату отворилась, и къ ней вошли люди, которыхъ Бембо уже видлъ.

Петерсонъ молча подошелъ къ кровати и снялъ съ Анны одяло. Протянувъ руки, онъ, повидимому, готовился поднять Анну. Лобъ Бембо оросился холоднымъ потомъ.

Но графъ Вейтъ-Майоръ повелительнымъ знакомъ остановилъ Петерсона, который съ почтительнымъ поклономъ вышелъ. Графъ, наклонившись, поднялъ съ полу какую-то бумажку, которая упала на полъ, когда Петерсонъ снималъ съ Анны одяло.

Бембо отъ этого нисколько не стало легче. Ему сжимало голову какъ бы желзными тисками. Какая-то непреодолимая сила тянула его въ этотъ домъ, гд, былъ убжденъ онъ, готово было совершиться ужасное преступленіе. Лишь боязнь оставить одного маркиза Ріо-Санто останавливала Бембо. Онъ бросился къ двери и заглянулъ въ замочную скважину.

Ріо-Санто сидлъ въ кресл, а больной спокойно лежалъ.

Въ комнат Анны между тмъ происходило слдующее.

Безъ вниманія бросивъ на столъ попавшуюся ему бумажку, графъ разсянно смотрлъ на Анну.

Онъ тихо произнесъ:

— О! еслибы она полюбила меня!…

Немного спустя въ его голос послышались горечь и раздраженіе.

— Полюбить!… меня!… Я богатъ и знатенъ…. былъ молодъ…. Слышалъ я, какъ говорили, что я и хорошъ собой…. но кто любилъ меня? Единственная женщина на свт, которую я любилъ, обожалъ…. далъ имя, отдалъ сердце, все…. И, она не любила, обманывала меня!… Я не могъ назвать ея дочь моею дочерью…. и, прогнавъ отъ себя мать, прогналъ и ребёнка…. Я правъ!…

Блдное, усталое лице графа исказилось какою-то жестокой и непріятной улыбкой.

Онъ продолжалъ:

— Шестнадцать лтъ тому назадъ я отдалъ ребенка этому безсердечно-безжалостному человку, который каменною стной сталъ между матерью и дочерью…. Тмъ лучше!.. Она страдаетъ, быть можетъ, плачетъ, горюетъ…. тмъ лучше!

При этомъ его глаза упали на Анну.

— И она была молода и счастлива, когда я увидлъ ее въ первый разъ…. Я похитилъ ее…. Я, лордъ Вейтъ-Майоръ, предлагалъ свою руку дочери какого-то ничтожнаго ирландскаго Лерда!… И она не полюбила меня, а предпочла мн какого-то нищаго, презрннаго ирландца…. И зачмъ я никогда не встртилъ этого несчастнаго и не раздавилъ его какъ червя!…

Графъ судорожно заломилъ руки назадъ. Лице его побагровло отъ прилившей крови. Сильное волненіе овладло имъ и онъ, сдлавъ нсколько шаговъ по комнат, остановился у стола и налилъ себ стаканъ вина.

— Къ чему вспоминать о прошедшемъ! проговорилъ онъ. Эта двушка прекрасна и, по крайней мр, теперь мой почтеннйшій братецъ не отравитъ предстоящаго мн удовольствія!…

Онъ съ шумомъ поставилъ на столъ пустой стаканъ. Анна проснулась, вскочила и вскрикнула отъ ужаса. Но графъ уже не представлялъ никакой опасности… Глаза его опять упали на бумажку, бывшую уже въ его рукахъ. Онъ машинально развернулъ ее и прочелъ…. Поблднвшее еще боле его лице какъ-то судорожно искривилось и, заскрежетавъ зубами, онъ поднялъ кверху сжатые кулаки.

— Опять! яростно прохриплъ онъ: опять онъ!…

На бумажк было написано:

‘Прелестно, милордъ! Я наблюдаю за вашими любовными похожденіями. Бріанъ Ленчестеръ’.

Намъ извстно, что Бріану Ленчестеру было вовсе не до того, чтобы наблюдать за любовными шашнями своего брата. И эта записка давно уже была подброшена въ эту комнату, которая была (Бріанъ зналъ это) предназначена для любовныхъ удовольствій графа.

Но послднему это было совсмъ неизвстно, и ему сейчасъ же представилось, что Бріанъ гд-нибудь близко, что вс слуги и Петерсонъ измнили ему, и онъ окруженъ врагами….

Онъ въ изнеможеніи опустился на стулъ.

Ужаснувшаяся Анна испуганно смотрла на графа, несмя пошевелиться….

Вдругъ графъ громко позвалъ къ себ Петерсона.

Петерсонъ явился.

— Поди сюда! кричалъ графъ, схватывая со стола графинъ съ виномъ.

Петерсонъ догадался и бросился къ двери. Графъ пустилъ въ него графиномъ, который разлетлся въ дребезги, ударившись о дверь.

Анна закрыла глаза.

— Поди же сюда! крикнулъ опять графъ.

— Ну-да, какъ бы не такъ!… Подожди, когда свалишься! пробормоталъ Петерсонъ.

Чрезъ минуту графъ катался. по полу въ ужасныхъ конвульсіяхъ.

Анджело Бембо не видлъ всего этого. Онъ бросился въ свою комнату и схватилъ пистолеты и зарядилъ ихъ.

Сбжавъ внизъ, онъ заглянулъ въ скважину. Ріо-Санто съ видимымъ безпокойствомъ стоялъ подл постели больнаго, ожидая, очевидно, кризиса….

Но образъ Анны предсталъ глазамъ Бембо….

— Успю! промелькнуло у него въ голов….

И онъ бросился внизъ по лстниц.

Въ эту минуту Энджусъ заплъ шотландскую балладу.

Едва Анджело выскочилъ на дворъ, какъ увидлъ, что его помощь совсмъ не нужна: въ карету, стоявшую у подъзда сренькаго домика, укладывали графа Вейтъ-Монора.

Глава пятая.

Отсутствіе Анджело продолжалось всего нсколько минутъ.

Вбжавши въ корридоръ, онъ прежде всего увидлъ Ловели, который съ жалобнымъ воемъ царапался въ дверь кабинета.

Анджело не размышляя бросился туда….

Имъ овладло отчаяніе….

Собравъ вс силы, онъ поднялъ маркиза и перенесъ его въ кабинетъ.

— Скоре, за докторомъ! кричалъ онъ.

— Муре здсь….

Бембо сильно нахмурился: онъ замтилъ безпорядокъ на стол и въ бумагахъ маркиза, нкоторые ящики не были даже задвинуты.

Однако раздумывать было нельзя….

Муре очень спокойно смотрлъ на безчувственнаго маркиза и пощупалъ пульсъ, шею, животъ.

— Подите вонъ! приказалъ Муре слугамъ.

Слуги молча вышли.

— Синьоръ, обратился Муре къ Анджело, я люблю быть съ моими больными паціентами наедин.

— Но, докторъ….

— Время очень дорого, синьоръ….

— Скажите же по крайней мр, есть ли надежда?

— Я молчу, синьоръ.

Вспыхнувшій Бембо едва удержался, однако направился къ двери.

— Синьоръ! остановилъ его докторъ,— мн очень мшаетъ эта собака, возьмите ее пожалуйста отсюда. Ловели не сводилъ глазъ съ доктора. Какъ бы отгадавъ намренія Бембо, собака бросилась было подъ столъ, но юноша усплъ поймать ее за ошейникъ и утащилъ за собой.

Докторъ повернулъ ключъ въ замк, какъ только Бембо затворилъ дверь.

Съ какой то странной, но торжествующей улыбкой докторъ возвратился къ Ріо-Санто.

— Потухъ, наконецъ, этотъ гордый, всесильный взглядъ, столько разъ заставлявшій трепетать меня самого, говорилъ онъ…. да, безъ тебя, Ріо-Санто, я былъ бы первымъ, я бы управлялъ той всемогущей общиной, которая составляетъ ‘большую семью’…. И вотъ твоя жизнь въ моихъ рукахъ!… Слышишь-ли, Ріо-Санто, въ моихъ рукахъ, и я отказываюсь помогать теб!… Я произнесу твой смертный приговоръ…. четверть часа еще — и Эдуардъ, глава и отецъ ‘большой семьи’, будетъ безжизненнымъ трупомъ…. ‘Вашу честь’ поглотитъ земля!… Но его тайна?… Отъ кого я узнаю ее?… А у него великая, широкая цль…. я долженъ узнать ее….

Въ дверь постучались.

— Ради самого Господа, умолялъ Бембо, сжальтесь, синьоръ, надъ моимъ безпокойствомъ. Я жду….

— Ждите! холодно отвтилъ докторъ и не торопясь направился къ противоположной двери.

Теперь не лишнее будетъ поразсказать кое-что и о ‘большой лондонской семь’.

Это очень хорошо извстное лондонской полиціи общество, иметъ свои три класса: высшій, средній и нисшій. Члены перваго — ‘лорды’, втораго — ‘джентльмены’, третьяго — ‘просто люди’. Во глав всего общества стоитъ ‘отецъ’, котораго ‘люди’ называютъ или: ‘его честь’ или какимъ-нибудь собственнымъ именемъ, которое мняется, глядя по обстоятельствамъ. Около 1811 года ‘его честь’ назывался Джекомъ, пока не открылось, что это былъ никто другой, какъ лондонскій палачъ Джекъ-Кечъ. Скоро начался рядъ Эдуардовъ. Въ ныншнемъ, 1844 году, ‘отецъ’ большой семьи именовался ‘мандариномъ’.

Числи членовъ ‘большой семьи’ чрезвычайно увеличилось около 183…. года, при одномъ изъ Эдуардовъ. Безчисленныя кражи и похищенія, въ томъ числ покража коронныхъ брилліантовъ, навели ужасъ на весь Лондонъ.

Случайнымъ образомъ ‘лордамъ’ стало извстнымъ, что ихъ ‘отецъ’ — не воръ. Сдлайся это извстнымъ джентльменамъ ‘и людямъ’, то, нтъ сомннія, они потребовали бы смны начальника. Но ‘лорды’ смолчали, тмъ боле, что и сами не постигали замысловъ своего ‘отца’.

Для всхъ ‘лордовъ’ Ріо-Санто составлялъ непроницаемую загадку. Къ чему онъ стремился? Чего домогался? Тайною и загадочностью Ріо-Санто особенно занимались Тиррель и докторъ Муре. Первому приходилось исполнять нкоторыя таинственныя и непонятныя порученія маркиза. Такъ напр. Ріо Санто поручилъ ему ежемсячно выплачивать но сотн фунтовъ стерлинговъ Бріану Ленчестеру, который не принадлежалъ къ ‘большой семь’ и не имлъ никакихъ особыхъ сношеній съ маркизомъ.

Для Муре, какъ доктора, было боле вроятности проникнуть въ тайны своего главы. Но, несмотря на вс старанія, это никакъ не удавалось и Муре. Любопытство просто пожирало доктора въ эти шесть дней, когда Ріо-Санто никуда не показывался. Узнавъ отъ прислуги, что маркизъ не входилъ даже въ свой кабинетъ, Ріо Санто тайкомъ пробрался туда и перерылъ тамъ вс бумаги, которыя только попались ему. Но увы! онъ ничего не могъ разобрать и понять, такъ какъ многія изъ нихъ были исписаны какими то странными и непонятными знаками. Докторъ не могъ образумиться отъ изумленія, особенно, когда ему попались бумаги на турецкомъ и китайскомъ языкахъ. Сносился маркизъ съ Китаемъ и Турціей? Были у него тамъ агенты? Уваженіе доктора къ Ріо-Санто сильно увеличилось этимъ обстоятельствомъ. Но тайна ‘отца большой семьи’ осталась по прежнему непроницаемой.

Извстное уже намъ обстоятельство прервало поиски доктора. Одолваемый желаніемъ продолжать поиски, докторъ, пользуясь состояніемъ, въ которомъ находился Ріо-Санто, вошелъ въ комнату къ больному лерду. Имъ овладло крайнее удивленіе, когда его глазамъ представился висвшій въ этой комнат женскій портретъ.

— Что-бы это значило? шепталъ онъ. Да, точно это она… Въ этой комнат портретъ графини Вейтъ-Моноръ!.. Ничего не понимаю… Неужели Ріо-Санто?.. Но невозможно… нтъ еще году, какъ онъ здсь!.. еще непонятне, еще загадочне… Но это еще что такое? человкъ!.. Доктору бросилась въ глаза исхудавшая нога Энджуса, съ которой сползло одяло. Докторъ подошелъ къ постели и заглянулъ туда.

Энджусъ Макъ-Ферлэнъ лежалъ лицемъ къ стн.

Подчиняясь невольному инстинкту врача, Муре пощупалъ у него пульсъ.

— Горячка! прошепталъ онъ. И почему меня не позвали раньше?.. И меня никто не позвалъ! продолжалъ онъ, помолчавъ немного…

— Однако мн это лице знакомо, заговорилъ онъ опять… Не знаю, гд и когда, но я видлъ этого человка… Онъ умретъ непремнно, если ему не подать помощи… Впрочемъ, мн то что за дло.

Макъ-Ферлэнъ повернулся лицемъ къ нему.

— Какъ жарко! простоналъ онъ… Какая горячая вода!.. Луна какая-то красная… все горитъ!..

Невольно Муре опять взялъ руку больнаго.

— Что за натура! пробормоталъ онъ, щупая пульсъ. Оставить его безъ помощи, а то выздороветъ.

— Ахъ! ахъ! исчезли!.. об!.. об исчезли!.. закричалъ больной,

— Еще два — три кризиса, и онъ выздороветъ! шепталъ Муре… Удивительно, право!..

— Моего воронаго коня, Дунканъ! сдлай его. Дунканъ! громко и звучно закричалъ Макъ-Ферлэнъ: — Я поду въ Лондонъ и убью его…

— Кого? невольно спросилъ Муре.

— Коня! коня, скорй!.. повелительно кричалъ Макъ-Ферлэнъ.

При этомъ онъ онъ вскочилъ съ постели.

Муре нисколько не испугался ни дикаго вида, ни яростнаго движенія больнаго: Муре былъ докторъ.

— Таинственный голосъ опять приказываетъ мн убить Ферджуса О’Брина… Но какъ мн это трудно… Бдная моя сестра, бдная Марія… Но все равно… Я убью его!.. Онъ убилъ Макъ-Наба, моего брата!

— Макъ-Наба! съ удивленіемъ повторилъ докторъ. Это имя мн знакомо!..

— Кто имлъ дерзость сказать мн, что его теперь зовутъ Ріо-Санто? продолжалъ больной… Кто?… Ты, Дунканъ?..

Вздрогнувшій при имени маркиза, Муре еще внимательне наблюдалъ за больнымъ.

— Ріо-Санто! захототалъ больной… Сдлай моего коня, Дунканъ!.. скорй, Дунканъ!.. Я ду наконецъ въ Лондонъ и исполню приказаніе таинственнаго голоса.

— Итакъ, Ріо-Санто — убійца, тихо сказалъ Муре, желая направить мысли больнаго на старую тему.

Больной вздрогнулъ при этихъ словахъ и, подозрительно посмотрвъ на доктора, сказалъ:

— Это ложь!.. Что вамъ нужно?

На минуту къ Макъ-Ферлэну возвратилось сознаніе..

Но эти минуты были непродолжительны.

Проворчавъ что то и погрозивъ доктору кулакомъ, больной бросился въ постель и закутался въ одяло.

Глава шестая.
Удивительный человкъ.

— Уфъ! заговорилъ опять больной: какъ холодна вода… Луна зеленая, — отчего это?.. Ай, какъ холодно, холодно!..

Больнымъ овладла лихорадочная дрожь.

Потомъ онъ тихо заплъ шотландскую балладу… Мало-по-малу онъ стихъ, и голосъ его издавалъ только какой-то неясный ропотъ.

Муре стоялъ нсколько минутъ молча.

— А маркизъ! вскричалъ онъ, ударивъ себя по лбу: — Я и забылъ совсмъ о немъ… Живъ ли онъ еще?..

Муре быстро обернулся, но въ ту-же минуту его кто-то крпко схватилъ за руку.

Докторомъ овладлъ невыразимый ужасъ… колни у него подогнулись, и докторъ повалился на коверъ… Передъ нимъ находился Ріо-Санто.

Посмотрвъ ему въ лице, Муре замтилъ несомннные признаки частнаго мозговаго разстройства.

Ріо-Санто совершенно овладлъ своимъ сознаніемъ. Онъ былъ въ полномъ разсудк: одни только мускулы языка были поражены временнымъ параличемъ.

Муре ясно созналъ всю опасность своего положенія и ршился убить своего врага, пока тотъ былъ еще въ его власти.

Но Ріо-Санто отличался удивительнымъ присутствіемъ духа и мужествомъ, которыя никогда не покидали его, при всевозможныхъ физическихъ страданіяхъ.

Засучивъ рукавъ своего халата, Ріо-Санто выразительнымъ жестомъ указалъ доктору на налившуюся кровью вену.

Подъ властью этого спокойнаго взгляда, Муре невольно вынулъ изъ кармана ланцетъ и поднесъ его къ рук Ріо-Санто.

Послдній остановилъ его пристальнымъ и внимательнымъ взглядомъ.

Муре понялъ и, не сказавъ ни слова, онъ кольнулъ себя ланцетомъ въ руку.

Ріо-Санто одобрительно кивнулъ головой. Чрезъ минуту изъ его руки полилась кровь.

— Довольно! тихо сказалъ Ріо-Санто чрезъ нсколько секундъ.

Муре задрожалъ при звукахъ этого голоса.

Ріо-Санто былъ живъ! Опять его могущественному голосу будетъ повиноваться все! И Муре самъ невольно возвратилъ ему способность повелвать и наказывать!

Однако Муре смогъ скрыть свой страхъ и ограничился лишь тмъ, что невольно опустилъ глаза въ землю.

Лице Ріо-Санто мало-по-малу оживлялось и принимало свой обычный видъ.

Изъ его руки продолжала еще течь кровь, такъ какъ Муре, обуреваемый боязнью, забывалъ остановить ее.

— Довольно же, наконецъ! повторилъ Ріо-Санто, нахмурившись и прижавъ руку къ сердцу: — Разв вы опять хотите убить меня?

Муре остановилъ кровь и сложилъ руки на груди, ожидая приговора.

— Подвиньте мн кресло, приказалъ маркизъ.

Докторъ поспшилъ исполнить его желаніе. Тяжело опустившись въ кресло, Ріо-Санто нсколько минутъ сидлъ неподвижно, закрывъ глаза. Потомъ онъ гордо поднялъ голову и спокойно заговорилъ:

— Благодарю васъ, докторъ, что вы нарушили тайну этого убжища…. Теперь я по крайней мр знаю, что мой больной вн опасности…. Вдь вы, докторъ, кажется, сказали, что онъ выздороветъ?…

— Да, я сказалъ это, милордъ.

— Еще, докторъ, я васъ благодарю за то, что вы раскрыли мн свою душу….

— Вы слышали?…

— Да, докторъ, все…. Вы завидуете мн, желаете проникнуть въ мои тайны….

— О, милордъ!…

Тонъ доктора Муре былъ умоляющій.

— Не просите, докторъ, тихо продолжалъ Ріо-Санто.— Я вовсе не сержусь на васъ…. Только мн кажется, что ваша зависть не совсмъ благоразумна…. и моя тайна не изъ тхъ, которыя угадываются… Моя тайна похожа на эти бумаги, испещренныя непонятными для васъ знаками… Он и были въ вашихъ рукахъ, но вы ничего не были въ состояніи понять и разобрать въ нихъ.

Въ послднихъ словахъ Pio-Санто слышалось такое глубокое презрніе, отъ котораго ненависть еще сильне заклокотало въ груди доктора.

— Докторъ, продолжалъ Ріо-Санто прежнимъ тихимъ и спокойнымъ тономъ, отъ чего его презрніе становилось еще выразительне,— благодарю васъ и за то, что вы не убили меня.

Муре невольно отступилъ назадъ. Послднія слова поразили его какъ бы ударомъ кнута. Его погибель была ему ясна.

— Для меня смерть теперь была бы просто ужасна, продолжалъ Ріо-Санто, особенно теперь… Но повторяю, я не сержусь на васъ… Подложите мн подушку подъ ноги, докторъ… Простите меня, докторъ, я злоупотребляю вашей услужливостью… Пожалуйста, потрудитесь сказать Анджело…. Я могу васъ упрекнуть за жестокость къ нему… Но скажите ему, что вы спасли мн жизнь и онъ проститъ вамъ вашу грубость… Потомъ, докторъ, вы потрудитесь сказать моимъ людямъ… который теперь часъ?…

— Десять, милордъ.

— Время очень дорого, а я еще очень слабъ, необходимо отдохнуть по крайней мр полдня, продолжалъ маркизъ какъ бы про себя… Потрудитесь, докторъ, сказать моимъ людямъ, чтобы приготовили карету къ четыремъ часамъ… Сами же, докторъ, потрудитесь воротиться къ мн, мн еще нужно поговорить съ вами.

Муре исполнилъ желаніе маркиза. Но едва переступивъ порогъ двери, онъ съ сильнйшею ненавистью произнесъ гнвно пожимая плечами:

— Посчитаемся еще, маркизъ!…

Бембо бросился, едва завидлъ доктора на порог.

— Ради Бога, что съ маркизомъ?

— Маркизъ вн всякой опасности, синьоръ.

— Вн опасности? съ радостію воскликнулъ Бембо. Извините, меня, докторъ, что я не хорошо думалъ о васъ: вы искусный докторъ и благородный человкъ… Ради Бога извините меня, докторъ, и будьте уврены въ моей вчной вамъ преданности.

Докторъ раскланялся и холодно пожалъ руку Бембо…

— Я могъ бы сдлать и еще больше, двусмысленно произнесъ онъ: но обстоятельства были такого рода…

— Можно мн теперь видть маркиза? перебилъ его Бембо…

— Нтъ еще… Но маркизъ просилъ меня передать вамъ, чтобы къ четыремъ часамъ была приготовлена его карета, и вы бы приготовились отправиться съ нимъ.

— Маркизъ вызжаетъ! вспыхнулъ отъ радости Бембо:— О, докторъ! Я удивляюсь и поклоняюсь вашему искусству, вы совершили чудо!…

— Право, напрасно, отвтилъ Муре, качая головой: всмъ на свт управляетъ случай, и только глупцы не умютъ пользоваться случаемъ.

Глава седьмая.
Лицемрный другъ.

Посл этого Муре возвратился къ маркизу. Ріо-Санто уже засыпалъ, но проснулся отъ шаговъ доктора.

— Вотъ уже седьмой день, какъ я ничего не длаю, заговорилъ онъ: нтъ ничего новаго на свт, докторъ?…

— Ваше продолжительное уединеніе вызвало всеобщее удивленіе и ропотъ нкоторыхъ членовъ нашей семьи…. Я прошу васъ думать обо мн, что вамъ угодно, милордъ, но врьте моему глубокому убжденію: безразсудные глупцы т, которые думаютъ о возможности борьбы съ вами.

— Однако, вы разсудительный человкъ, докторъ, спокойно отвтилъ Ріо-Санто.

— Кто Богу не гршенъ, милордъ?… О себ же я скажу, что я безразсуденъ вдвойн: во первыхъ, хотлъ убить васъ…

— И вовторыхъ, не убили, прервалъ Ріо-Санто.

— Да, вовторыхъ, что не убилъ васъ, милордъ спокойно и смло отвтилъ докторъ.

— Чтожъ длать теперь, докторъ, небрежно продолжалъ Ріо-Санто, придется подождать до другаго случая. Я увренъ, что вы не простите мн… Но мн некогда заниматься и думать о васъ и… Я попрежнему буду ввряться и полагаться на васъ…

— Это довріе, милордъ… началъ было Муре, которому вдругъ пришла охота изобразить изъ себя кающагося гршника.

— Нтъ, нтъ, это недовріе, прервалъ его Ріо-Санто. При малйшемъ подозрніи я уничтожу васъ — берегитесь, докторъ.

— Милордъ! вскричалъ Муре, не покидая своей роли: одно доброе слово въ настоящую минуту и — я до гроба вашъ врнйшій и преданнйшій рабъ.

Маркизъ отвтилъ самой презрительной улыбкой. Понявъ, что ему нтъ возможности обмануть маркиза, и докторъ Муре сбросилъ свою маску.

Онъ выпрямился, холодно-спокойная улыбка заиграла у него на губахъ и, безъ всякаго притворства уже, онъ сказалъ:

— Хорошо, милордъ, я буду остерегаться… ваше покорное орудіе и вмст вашъ врагъ… я…

— Довольно! повелительно прервалъ Ріо-Санто. Вы не можете сказать мн ничего новаго, потому и небудемъ терять напрасно время: потолкуемъ лучше о дл… Впрочемъ еще одно слово, небрежно продолжалъ Ріо-Санто, быть можетъ, еще когда-нибудь случай предастъ меня беззащитнаго въ ваши руки, то будьте добры попомните слдующее: если бы вы сегодня убили меня, то сегодня же вечеромъ валялись бы на солом въ Ньюгетской тюрьм… Молчите, непрерывайте… Вы отлично знаете, что я никогда не лгу… и васъ, докторъ, я знаю очень давно… И помните: между вами и эшафотомъ одно только: моя воля.

— Милордъ! отвтилъ Муре, стараясь казаться спокойнымъ. Между мною и эшафотомъ лежитъ цлая пропасть, заставить перешагнуть которую безсильно все ваше всемогущество, милордъ…

— У лорда Шерифа, спокойно и увренно отвтилъ маркизъ, находится запечатанный пакетъ, въ которомъ содержится вашъ приговоръ. Не удивляйтесь, докторъ: вс ‘ночные лорды’ находятся въ моей власти.

— Но, что же находится въ этомъ пакет?

— Ясные и не опровержимыя доказательство самаго важнаго изъ всхъ вашихъ многочисленныхъ преступленій.

— Почему же лордъ Шерифъ до сихъ поръ нераспечаталъ этотъ пакетъ?

— Этого я не желаю говорить вамъ. Притомъ, я желалъ только предостеречь васъ.

— Но…

— Довольно. Потолкуемъ о дл. Что миссъ Треворъ?

Докторъ Муре долго не могъ собраться съ силами, чтобы отвтить на послдній вопросъ. Все, что ни говорилъ маркизъ, казалось крайне невроятнымъ, но докторъ какъ-то невольно врилъ его словамъ. Съ этой минуты онъ былъ обезоруженнымъ убійцей, змей безъ жала.

— Я васъ спрашиваю, докторъ, что миссъ Треворъ? повторилъ свой вопросъ маркизъ.

— Не могу ничего вамъ сказать, милордъ, утшительнаго. Вчера мною было начато леченіе, которое, безъ сомннія должно было спасти ее, но вчера же съ нею случился ужасный переворотъ… И прежде чмъ мн можно будетъ перемнить лченіе, необходимо сдлать опыты надъ другою, миссъ Мери опасна какъ нельзя боле.

— Бдная Мери! Мн необходимо видть ее, проговорилъ маркизъ.

— Нтъ, милордъ… Для нея всего необходиме покой… вчерашній день крайне подорвалъ ее слабый организмъ…

— Что-же именно случилось?

— Очень многое, милордъ… И, право я очень сожалю, что не мн пришлось приложить корпію къ ранамъ Персеваля…

— А!… Итакъ Персеваль…

— Здоровехонекъ, милордъ. Если бы не ваше великодушіе, милордъ, то онъ давно бы отправился къ праотцамъ. Ей Богу, милордъ, великодушіе прекрасная вещь, но…

— Пожалуйста, поскоре къ длу, нетерпливо прервалъ Ріо-Санто.

— Виноватъ, милордъ, я и забылъ, что вамъ необходимъ отдыхъ… Вотъ положеніе дла: болзнь миссъ Треворъ перемнила свое направленіе… первые опыты надъ другою теперь совершенно напрасны…

— Надъ другою? Что это значитъ? повторилъ Ріо-Санто.

— Я говорю о прелестной двушк, милордъ!…

Въ голос Муре послышался какой-то дикій энтузіазмъ, и восхищеніе.

— Какая сила! восклицалъ онъ. Сколько прелести, граціи и нжности въ ея формахъ, въ которыхъ соединилось все прекрасное на свт… Можетъ ли быть что выше удовольствія вонзить скальпель въ нжное, эластичное тло, разорвать все до послднихъ суставовъ, изучить вс таинственныя нити, охватывавшія и связывавшія это прекрасное существо… Простите меня, милордъ, я увлекся и забылъ, что вы не докторъ… Я говорю о той молодой двушки, надъ которою я произвожу опыты и которую, мы намрены умертвить ради спасенія миссъ Мери…

Муре съ особеннымъ удареніемъ произнесъ слово мы, радуясь возможности сдлать маркиза участникомъ своей жестокости.

— Она молода и прекрасна? грустно спросилъ Ріо-Санто.

— Да, милордъ.

— Вы дали общаніе щадить ее.

— Да, милордъ. Но я не предвидлъ такого дурнаго оборота болзни миссъ Треворъ… Притомъ я заплатилъ за эту двушку сто фунтовъ, такъ должна же она пригодиться на что нибудь порядочное. Наконецъ, говоря откровенно, я таки порядкомъ уже и попортилъ ее…

Ріо-Санто съ отвращеніемъ отвернулся.

— Я принужденъ былъ, продолжалъ Муре, заставлять ее голодать и держать въ темнот.

По лицу маркиза заструился холодный потъ.

— Довольно, довольно! порывисто проговорилъ онъ: довольно!… Вы просто безчелбвчны, докторъ… Заклинаю васъ, пощадите несчастную жертву.

— Вы очень взволновались, милордъ, хладнокровно отвтилъ Муре, пощупавъ пульсъ маркиза. Успокойтесь, прошу васъ. Вамъ необходимо покой… Завтра или уже вечеромъ я разскажу вамъ все подробно, а теперь мн необходимо оставить васъ однихъ…

И Муре поспшно вышелъ, поклонившись маркизу. Едва онъ вышелъ, какъ Ріо-Санто въ изнеможеніи опустился на подушки.

Глава восьмая.
Шрамъ на лбу.

Франкъ Персеваль вмст съ Стефеномъ Макъ-Набомъ съ величайшимъ нетерпніемъ ожидали возвращенія старика Джека, котораго они съ письмомъ отправили къ лорду Тревору.

Послдній наконецъ возвратился и печально остановился у дверей, не смя подойти къ своему господину.

— Отвтъ? нетерпливо вскричалъ Франкъ.

Джекъ, прислонившись къ стн и прижавъ руки къ сердцу, съ печалью и горемъ на лиц, молчалъ. На его лиц выражалось самое глубокое отчаяніе.

— Ты не передалъ письма? спросилъ Стефенъ съ сердцемъ.

— Передалъ, тихо отвтилъ Джекъ.

— Ну, что-жъ?

Джекъ молча покачалъ головой.

— Гд-же отвтъ?

Старикъ выпрямился и отвтилъ:

— Персевали въ тысячу разъ благородне Треворовъ. Что такое эти Треворы? Ничтожные, севрные бароны!…

Глаза стараго Джека блестли гордостью и гнвомъ.

Персеваль безсильно опустился на подушки.

— Да, отвчай-же наконецъ, гнвно воскликнулъ Стефенъ: какой отвтъ?

— Отвтъ? вскрикнулъ Джекъ, воспламеняясь негодованіемъ: Треворъ смлъ взять смлость разорвать письмо Персеваля, не читая его.

Франкъ застоналъ.

Стефенъ неотходилъ отъ постели своего больнаго друга. Ему даже не было времени повидаться съ своею матерью. Собственное горе и страданія еще боле увеличивали его отчаяніе, въ которое его приводила болзнь Франка. Вмсто прежней спокойной апатіи Стефеномъ овладла борьба разнородныхъ страстей: онъ любилъ, ревновалъ и страдалъ.

Было около полуночи. Франкъ спалъ очень безпокойно и тревожно и часто стоналъ во сн. Старикъ Джекъ спалъ въ углу. Позади постели на стол была горвшая лампа, свтъ которой озарялъ прекрасный гербъ Персевалей и портретъ давно уже умершей сестры Франка Персеваля, миссъ Герріеты.

Мысли Стефена, у котораго сначала въ голов не было никого, кром его больнаго друга, скоро приняли другое направленіе. Его мыслями овладла Клара. Вслдствіе страннаго стеченія обстоятельствъ или вслдствіе горячей ревности, но воображеніе Макъ-Набъ иначе и не рисовало Клары, какъ въ Темпльской церкви, съ пламенно-страстнымъ взоромъ, обращеннымъ на незнакомца — мечтателя. Вся сцена, происшедшая въ церкви, такъ и стояла передъ воображеніемъ Стефена.

— Но я видлъ этого человза! невольно подумалъ Стефенъ.

Франкъ жалобно застоналъ и тревожно заворочался на постели. Его видимо безпокоилъ какой-то тягостный сонъ.

Стефенъ ничего не видлъ. Желаніе вспомнить, гд и когда онъ видлъ этого назнакомца, овладло всмъ его сознаніемъ. Онъ сильно былъ пораженъ внезапно пришедшей ему мыслію… Но эта мысль была такъ ужасна… притомъ незнакомецъ молодъ, а съ того времени прошло цлыхъ пятнадцать лтъ…

— Не возможно!… не можетъ быть! прошепталъ онъ. Правда, сходство поразительное, по недостаетъ…

— Шрамъ! закричалъ вдругъ Персеваль, вскочивъ съ постели: у него на-лбу шрамъ, я видлъ…

— Шрамъ! повторилъ Стефенъ: о, да, я помню…

— На покраснвшемъ лб блая полоска…

— Вверхъ отъ лвой брови, невольно перебилъ Стефенъ…

— Да, да, отъ лвой брови вверхъ, повторилъ Франкъ.

— Франкъ! вскрикнулъ Стефенъ: Вы знаете его?.. Но ради Бога, о комъ вы говорите?…

Но Франкъ въ изнеможеніи уже опустился на подушки.

— Какъ это странно! проговорилъ Макъ-Набъ, сжимая голову въ рукахъ.

Имъ овладло какое-то лихорадочное возбужденіе. Положительно и спокойно разсудительный умъ молодаго доктора совсмъ отуманился и растерялся отъ непонятныхъ словъ Франка. Быть можетъ это полнйшая случайность горячечнаго бреда? Но нтъ, не возможно: Франкъ слишкомъ ясно и точно описалъ этотъ шрамъ! Итакъ, Франкъ видлъ его. Но гд и когда? Стефенъ совсмъ растерялся въ догадкахъ и предположеніяхъ. Онъ хотлъ было распросить своего друга, но тотъ заснулъ, и Стефену было жалко лишить его минутнаго успокоенія… Однако онъ боле и боле убждался въ истин своего предположенія и повторялъ:

— Это онъ! это онъ.

Всю ночь Макъ-Набъ не сомкнулъ глазъ.

Наконецъ разсвло. У крыльца кто-то сильно постучался. Въ это время было около семи часовъ. Старикъ Джекъ вскочилъ и побжалъ внизъ. Возвратившись, онъ сказалъ Стефену, что его спрашиваетъ какая-то женщина отъ его матери.

Давъ ему нкоторыя наставленія относительно Франка Стефенъ сошелъ внизъ къ посланной.

— Что случилось, Бесси? спросилъ онъ.

— Что случилось! жалобно повторила Бесси. Ахъ, мистеръ Макъ-Набъ!… И неговорите!… бда. Пожалуйте скоре домой… Ваша матушка ужасно горюетъ!…

— Но, Бесси, ради Бога, что же случилось? безпокойно спрашивалъ Стефенъ: отвчай же, Бесси!…

— И не говорите, мистеръ! Бдняжки!… Во всемъ Сити не было такихъ красавицъ!… Ахъ, ты, Боже мой!…

Стефенъ, понявъ, что онъ ничего не добьется, выбжалъ на улицу и, вскочивъ на перваго попавшагося извощика, отправился въ Корнгильскую улицу.

Глава девятая.

Бдная мистрисъ Макъ-Набъ почти сходила съ ума. Всю ночь она не смыкала глазъ, дожидаясь племянницъ. Съ горькимъ плачемъ она расказала все Стефепу. Молодой человкъ, которымъ овладлъ ужасъ, молча выслушалъ ее. Потомъ громко зарыдалъ, закрывъ лице руками. Мать, обнявъ его, сказала ему, обливаясь слезами, прерывающимся отъ волненія голосомъ:

— Посл Бога, ты единственная у меня надежда, Стефенъ!….

При этихъ словахъ къ Стефену возвратилась вся его спокойная энергія. Положительная, дйствительная жизнь овладла всми силами его ума и воли. Онъ чувствовалъ въ себ достаточно силъ, чтобы приняться за предстоящую ему тяжелую задачу.

— Надйтесь на Бога и положитесь на меня, матушка, успокоивалъ онъ свою мать.

Бесси, боясь гнва своихъ господъ, утаила, что она впустила въ комнату незнакомца, и сказала просто, что барышни ушли, не сказавъ ей ни одного слова.

Прежде всего Стефенъ направился къ полицейскому коммиссару. Всю дорогу онъ раздумывалъ о томъ, куда бы могли дваться молодыя двушки. Мысль его остановилась на незнакомц-мечтател. Но къ чему же послднему похищать обихъ сестеръ? При томъ Клара любила его, а не онъ ее… Другая мысль, боле ужасная, овладла его умомъ…. быть можетъ молодыя двушки попали въ руки буркеро…. Сердце Стефена разрывалось части при этой мысли.

Коммиссаръ заставилъ Стефена прождать очень долго и принялъ его со всею важностью сознанія собственной своей важности. Стефенъ разсказалъ ему дло и просилъ тотчасъ же начать поиски.

— Да, да, дло важное, очень важное, заговорилъ коммиссаръ…. Мистеръ Кроссъ…. потрудитесь записать требованіе мистера Макъ-Наба…. очень, очень важное дло…. но у насъ ихъ такое множество…. потрудитесь зайти чрезъ дв недли….

— Дв недли! изумленно воскликнулъ Стефенъ: но судите сами, госпо….

— Извините меня, мн некогда… Я вамъ сказалъ, потрудитесь зайти чрезъ дв недли…. Вашъ покорный слуга….

— Нельзя ли?…

— Ничего нельзя, мистеръ.

— Я согласенъ вознаградить….

— А!.. вознаградить… Потрудитесь объ этомъ переговорить съ мистеромъ Кроссъ…. Я крайне занятъ…. у меня просто кружится голова…. Вашъ покорный слуга….

Мистеръ Кроссъ — это длинное, худое и костлявое писарское существо, съ угловатымъ, некрасивымъ лицемъ, окаймленнымъ густыми, встрепанными баками. Очень вжливо поклонившись Стефену, онъ пригласилъ его въ сосднюю комнату.

— Извольте видть, началъ онъ, вс эти поиски стоютъ крайне дорого…. Прошу васъ приссть…. Вы изволили сказать о похищеніи двухъ молодыхъ двушекъ…. Позвольте васъ спросить, он хороши собой?

— Это зачмъ же вамъ?

— Позвольте, позвольте…. не сердитесь…. я слышалъ, вы очень подробно описали ихъ, но, право, этого мало. Я могу отлично, напримръ, описать вамъ краснаго Ферджуса, понимаете, Жевіотъ-дельскаго разбойника, и что же выйдетъ?… Что онъ какъ дв капли воды похожъ на….

— Но ради же Господа!… Не будемъ терять времени. Он об красавицы.

— Гмъ! гмъ! Такъ это станетъ дорогонько, мистеръ, очень дорогонько….

— Я и не думаю торговаться, мистеръ₄

— Очень, очень благородно съ вашей стороны. Будь он дурны собой — он дня черезъ четыре были бы выброшены на улицу…. Но он красавицы…. хе, хе! Совсмъ другое дло!… Красавицы!… хо, хо!… красавицы!…

Стефеномъ овладла досада и отвращеніе, и онъ сильно вздохнулъ.

— Ахъ, мистеръ, вамъ обойдется это очень, очень дорого….

— Но могу ли я, по крайней мр, быть увренъ?…

— Въ нашей готовности послужить вамъ?.. О, будьте уврены!…

— Поиски будутъ по всему Лондону, не такъ ли?..

— О, Лондонъ такъ громаденъ!…

Мистеръ Кроссъ вздохнулъ.

— Но вы найдете ихъ!… Я плачу пятьдесятъ, сто фунтовъ, боле, сколько хотите!…

— Я вижу, что вы понимаете и представляете вс предстоящія намъ трудности, отвтилъ писарь, пріятно и довольно улыбаясь….— Будьте уврены, что мы употребимъ вс сили…. Но неугодно ли вамъ будетъ пожаловать…. сколько вамъ угодно…. на первыя издержки…

Стефенъ молча выложилъ на столъ нсколько пяти фунтовыхъ ассигнацій.

— Увряю васъ, вы останетесь нами довольны, уврялъ мистеръ Кроссъ, провожая Стефена.

Надежды наполняли сердце Стефена, когда онъ вышелъ изъ полицейской конторы.

Но на воздух онъ скоро успокоился и образумился. Можно ли полагаться на увренія и обнадеживанія жадныхъ и алчныхъ людей? подумалъ онъ.— Нтъ, нтъ и нтъ, отвтилъ разсудокъ.

Но необходимо же было дйствовать. Бдныя двушки, конечно, ожидали защитника и избавителя. Но что же длать? Что предпринять? Куда направиться?

Глава десятая.
До чего доводитъ нищета.

Едва Стефенъ сдлалъ нсколько шаговъ, какъ ему бросилась въ глаза дощечка на двери: ‘Контора мистера Бишона’.

Стефенъ невольно поблднлъ при невольно пришедшей ему мысли.

Какъ доктору, Стефену не разъ приходилось слышать имя мистера Бишона, который торговалъ ‘человческимъ мясомъ’.

Полиція смотрла на этотъ ужасный торгъ, какъ на необходимое зло и смотрла также сквозь пальцы на мистера Бишона.

Стефенъ хотлъ бжать. Но какая-то непреодолимая, таинственная сила тянула его къ этому громадному дому.

Однако онъ долго не ршался позвонить.

Съ другой стороны улицы за всми движеніями Стефена жадно слдилъ какой-то оборванный нищій, казавшійся гораздо старе своихъ сорока лтъ. На немъ болтались какія-то лохмотья чернаго фрака. Странность: вс лондонскіе нищіе отличаются отъ джентльменовъ только ветхостію и изношенностію своего костюма.

На лиц нищаго выражалось отчаяніе крайней бдности, безъ злобы и какой либо подлости. Въ Лондон для того, чтобы имть возможность умереть съ голоду, необходимо быть честнымъ человкомъ, такъ какъ всякій порокъ можетъ составить выгодную доходную статью.

Съ сильною радостью нищій подошелъ наконецъ къ Стефену и тихо произнесъ:

— Милордъ!… Одно слово….

— Что теб?… Стефенъ быстро обернулся.

— О, милордъ, не гнвайтесь! продолжалъ нищій, выговаривая слово съ ирландскимъ акцентомъ.— Я хочу вамъ сказать только одно, что я могу взять вполовину дешевле, чмъ мистеръ Бишонъ….

Стефенъ попятился назадъ.

— Разв ты продаешь трупы?

— Да, милордъ, печально отвтилъ нищій.

У Стефена защемило сердце, и онъ съ боязнью спросилъ:

— Нтъ ли у тебя трупа молодой двушки?

Нищій очень грустно посмотрлъ на него и отвтилъ:

— Понимаю…. Нтъ, милордъ, я не убійца… Вы ошибаетесь….

— Такъ ты крадешь трупы изъ могилъ, съ сожалніемъ спросилъ Стефенъ.

— Избави меня Богъ!… я католикъ….

— Но что же ты предлагаешь мн?

— Трупъ, который черезъ часъ будетъ вашимъ.

— Но гд же ты возьмешь его?

— О, не заботьтесь объ этомъ…. Я имю человка на примт….

— Живаго?

— Полумертваго! печально отвтилъ нищій.

— И ты хочешь убить его?

— Что длать….

— Но по какому же праву, несчастный!…

— По праву собственности. Я предлагаю вамъ самого себя, милордъ.

Стефенъ съ искреннимъ состраданіемъ посмотрлъ на него, забывая на минуту о своемъ собственномъ несчастьи.

— Какъ твое имя? спросилъ онъ, вынимая кошелекъ.

— О, милордъ! Вы согласны купить меня, съ радостью воскликнулъ нищій. О, какъ вы добры!.. Донноръ Ардегъ, вотъ мое имя…. Насъ, ирландцевъ, какая то непреодолимая сила влечетъ въ Лондонъ, воздухъ котораго такъ убійственъ для насъ…. У меня была жена…. были дти…. Старшій попалъ въ матросы, второй отправился въ Ботани-бей за украденную въ аптек стклянку, въ которой заключалось лекарство для его больной матери…. Жена умерла… остальныхъ дтей я пристроилъ на фабрику…. Убжали оттуда и заразились гнилымъ лондонскимъ воздухомъ… теперь позорятъ мое имя!.. Бднякъ едва сдерживалъ слезы и, затаивая дыханіе, продолжалъ:

— Теперь у меня осталась еще маленькая двочка… Умираетъ съ голоду… я хочу продать себя… вдь добрые люди сжалятся надъ нею, когда я умру… О, милордъ!.. Я давно уже хочу сдлать это, но Бишонъ находитъ, что я слишкомъ старъ и худъ, но это онъ лжетъ… За два фунта стерлинговъ мой сосдъ, мелочной торговецъ, беретъ мою дочь къ себ… прибавьте къ этой сумм еще десять шиллинговъ, милордъ… Пять шиллинговъ на крестъ на могилу моей жены, а еще пять шиллинговъ… Впрочемъ я готовъ отказаться отъ этихъ пяти шиллинговъ, если вамъ угодно, милордъ… но я такъ давно уже голодаю, что съ большимъ удовольствіемъ закусилъ бы хорошенько передъ смертью…

Стефенъ слушалъ молча эту исповдь такой страшной нищеты… Доннору представилось, что его требованія казались слишкомъ большими, а потому онъ со вздохомъ продолжалъ:

— Извольте, милордъ, я откажусь отъ этихъ пяти шиллинговъ… все равно, я могу умереть и голодный… Но ради Бога не торгуйтесь еще… Если вы лишите меня еще пяти шиллинговъ, то дочь моя не будетъ имть возможности найти могилу своей матери и поклониться ея праху!..

На глазахъ Стефена заблестли слезы.

— Поди, купи себ хлба, сказалъ онъ, вкладывая ему въ руку золотой… купи платье твоей дочери и потомъ приходи ко мн.

— Этого мало, милордъ. Еще фунтъ стерлинговъ и пять шиллинговъ, умолялъ Донноръ.

— Будешь мн полезенъ, получишь и еще боле, отрывисто проговорилъ Стефенъ. Приходи сегодня же на Корнгильскую площадь, въ домъ Макъ-Наба.

Донноръ ушелъ, даже непоблагодаривъ Стефена. Бднякъ не могъ даже и представить себ, чтобы кто-нибудь согласился дать ему денегъ даромъ.

Глава одинадцатая.
Торговля человческимъ мясомъ.

Стефенъ позвонилъ къ мистеру Битонъ. Дверь отворилъ парадный лакей.

Лакей ввелъ Стефена въ богато, но безвкусно-убранную гостинную, украшенную плохенькими гравюрами. По столамъ и стульямъ въ безпорядк были разбросаны фехтовальныя перчатки, рапиры, хлысты, трубки и нсколько номеровъ The Crois’а,— листка, посвященнаго охот, скачкамъ, кулачнымъ боямъ и всевозможнымъ excen tricity.

— Какъ прикажете доложить объ васъ? спросилъ лакей Стефена.

Стефенъ сказалъ свое имя.

Минуту спустя лакей возвратился и пригласилъ Стефена слдовать за собой.

Буркеръ Бишопъ, въ атласномъ халат и съ малиновой шапочкой на голов, развалился на бархатномъ диван. Обои стнъ и вся мебель комнаты были изъ ярко краснаго бархата, отъ чего лице хозяина принимало какой-то апоплексическій видъ.

Возл хозяина лежала большая рыжая, шотландская собака.

Бишонъ держалъ въ зубахъ длинную турецкую трубку, изъ которой онъ пускалъ клубы дыма, принимавшаго въ воздух какой-то красноватый оттнокъ.

— Ну-съ! началъ Бишонъ при вход Стефена, не вставая съ мста: Мистеръ Макъ-Набъ!.. Я васъ не знаю… Что вамъ отъ меня нужно?..

— А я васъ знаю, спокойно отвтилъ Стефенъ, и пришелъ взглянуть на трупы…

— На трупы! съ хохотомъ вскрикнулъ Бишонъ. Въ такомъ случа потрудитесь взглянуть на себя… Вы такъ блдны, что даже красный бархатъ моихъ стнъ не нарумяниваетъ васъ… Еще разъ: что вамъ нужно?

— А я еще разъ повторяю, что пришелъ къ вамъ взглянуть на трупы.

— Ахъ, чортъ возьми! вскричалъ Бишонъ, схватывая, за грудь молодаго доктора: не полицейскій ли крючекъ!..

Собака заворчала и оскаливъ зубы, казалась готовилась броситься на Стефена.

Послдній, къ счастію, не легко терялъ хладнокровіе.

— Я не полицейскій, спокойно отвтилъ онъ. А вы такъ грубо обращаетесь съ своими покупателями, что совсмъ отобьете охоту обращаться къ вамъ. Впрочемъ въ Лондон и помимо васъ можно достать трупъ…

— Полицейскій давно-бы струсилъ, проворчалъ Бишонъ, освобождая Стефена.

— А вы нетрусливы, мистеръ, продолжалъ онъ. Это мн нравится… Но какой же чертъ велитъ вамъ толковать о какихъ-то трупахъ мн, честному торговцу элемъ, портеромъ, джиномъ и прочими напитками. Еще разъ: что вамъ отъ меня нужно?

Вмсто отвта Стефенъ подалъ ему свою карточку.

Бишонъ взглянулъ на нее и заговорилъ:

— А!.. это другое дло… Вы докторъ… въ такомъ случа мы можемъ и поговорить серьезно… Но не прикажете-ли стаканъ грогу, элю, портвейну?..

— Благодарю васъ.

— Нехотите? съ недовольнымъ лицемъ спросилъ Бишонъ, укладываясь опять на диванъ.

— Ну, рюмку джину? продолжалъ онъ. И этого не хотите?.. Какъ вамъ угодно… а я, извините меня, выпью рюмочку.

И Бишонъ налилъ себ большую рюмку джину, который въ этой комнат также принялъ красный цвтъ. Воображенію представлялось, что онъ пьетъ кровь.

— Что же вамъ угодно? спросилъ онъ.

— Я уже сказалъ вамъ, что я хочу купить…

Стефенъ произнесъ эти слова съ видимымъ усиліемъ. Онъ чувствовалъ, что наступаетъ ршительная минута, когда онъ въ товар буркера найдетъ, быть можетъ, трупы несчастныхъ молодыхъ двушекъ.

— Понимаю, понимаю!… продолжалъ буркеръ. Но я бы хотлъ знать, въ какомъ род вамъ угодно?

— Объяснять будетъ долго — я выберу.

— Дло!.. Однако вамъ какъ будто не совсмъ-то по себ!.. Ха, ха, ха!.. Мн вспоминаются т темныя, ясныя ночи, когда со страхомъ и трепетомъ мн приходилось приниматься за лопату… на погост… бррръ!.. страшно!.. Ну теперь-то слава Богу!.. Я хозяинъ, и знаю, что ночи назначены для того, чтобы сть, пить и спать.

Говоря это, Бишонъ привязалъ своего пса къ кольцу, укрпленному въ стн,

— Необходимая предосторожность, объяснилъ онъ. Этотъ песъ настоящій людодъ, мистеръ Макъ-Набъ… Проглотить руку или ногу ему ни почемъ, а тамъ трупъ ни къ черту негодится!..

— Поторопитесь, пожалуйста, просилъ Стефенъ, котораго одолвало отвращеніе.

— Сейчасъ, сейчасъ, мистеръ!..

Съ этими словами Бишонъ придавилъ хрустальную ручку въ стн возл дивана. Небольшая часть стны безвучно отдвинулась, причемъ образовалось мрачное, темное отверстіе, откуда пахнуло сыростью и гнилью.

Бишонъ, придерживаясь за перила, сталъ спускаться по узенькой крутой лстниц. Стефенъ слдовалъ за нимъ.

— Небойтесь, успокоивалъ Бишонъ, опасности нтъ, лстница прочная и крпкая… вы выбрали славный денекъ… я только что получилъ новенькаго товара.

— Разв у васъ только выкопанные трупы? остановился Стефенъ.

— Хе, хе!.. усмхнулся Бишонъ отвратительной улыбкой… Быть можетъ есть и другіе.. Посмотрите сами… мимоходомъ сказать, на меня очень клевещутъ, мистеръ… Ни одна кошка и собака не околетъ безъ того, чтобы не говорили, что убилъ ее я… Вздоръ и ложь! Такъ пожалуй, и полиція откроетъ глаза на насъ… Что нужды, что она толкуетъ, что она смотритъ на нашу торговлю, какъ на вещь, въ которой польза науки соединяется съ пользой человчества. Какая ложь!.. польза кармана констеблей — вотъ и все!.. Но мы и пришли, наконецъ, пожалуйте, мистеръ.

Чрезъ отворенную большую дверь, Стефенъ въ ступилъ въ большую залу со сводами, которая освщалась лампами. По стнамъ стояли большіе мраморные столы. Блый цвтъ стнъ, освщенныхъ лампами, отражался отъ блдныхъ, неподвижныхъ труповъ. Среди залы, съ курильницы поднимался густой дымъ.

Вс трупы были вымыты, ихъ члены выпрямлены, волосы расчесаны.

Молодая двушка, которая, по мннію всхъ ея родныхъ, покоилась мирнымъ сномъ, лежала тутъ на мраморномъ стол въ самой соблазнительной поз. Святотатственная рука сорвала съ нея двственное покрывало… Дале лежалъ старикъ, во всей нагот выставляя ужасающее дйствіе всепожирающаго времени на тло человка…

Всхъ столовъ было десять, и вс были заняты.

Бишонъ поблднлъ какъ смерть, едва затворилъ за собою дверь, и слова замерли у него на губахъ. Похолодвшею рукою онъ коснулся руки Стефена.

— Какъ здсь все блдно! говорилъ онъ, а тамъ все красно… Я нарочно окружилъ себя краснымъ…. Иначе мн вс кажутся мертвецами… Выбирайте, пожалуйста, поскоре!.. Дьявольское ремесло!..

Стефенъ осмотрлъ уже вс трупы, и лице его сіяло самою искреннею радостью.

Онъ сложилъ руки на груди, и изъ глубины души воскликнулъ.

— О, Великій Боже! Благодарю Тебя!..

— Мн представляется, что вс эти негодяи шевелятся, ворчалъ буркеръ. Право досадно, что я не взялъ съ собою джину… смйтесь, смйтесь, дурачьё скальте зубы!.. Я не боюсь васъ… вы мои, и я продаю васъ… да, продаю, на зло полиціи и всмъ шпіонамъ… Видите-ли вы эту пружину, мистеръ Макъ-Набъ? Стоитъ мн пожать ее, и вс эти столы исчезнутъ и вмсто ихъ появятся… какъ-бы вы думали, что?.. Ни въ чемъ не повинныя бочки съ элемъ и портеромъ… Что-же вы, мистеръ?..

— Я кончилъ, мистеръ.

Стефенъ умиралъ отъ желанія поскоре выбраться отсюда.

— Кончили… Такъ идемте-жъ, идемте скорй!… Быть можетъ вы думаете, что я боюсь, разсуждалъ Бишонъ, поднимаясь по лстниц… Нтъ, нтъ, нисколько!.. Я только сожаллъ, что не взялъ съ собою джину… а то что-бы мн!..

— Ну-съ что же? спросилъ онъ, задвигая за собой дверь въ кабинетъ.

Стефенъ отвтилъ, что ни одинъ изъ труповъ не годится для тхъ опытовъ, которые я намренъ сдлать.

— Жаль, право жаль, говорилъ Бишонъ. Впрочемъ, прошу васъ не забывать меня. Случится нужда, пожалуйте… При случа мы принимаемъ и заказы…

Стефенъ раскланялся и вышелъ, причемъ буркеръ проводилъ его до передней.

Макъ-Набъ съ удовольствіемъ вдохнулъ въ себя чистый уличный воздухъ.

Глава двнадцатая.
Несчастный отецъ.

Когда Стефенъ возвратился домой, Бесси сейчасъ же сказала ему о дожидавшемся его незнакомц, который говорилъ о барышняхъ.

Стефенъ поспшилъ въ залу, гд дожидался его незнакомецъ.

Въ зал онъ увидлъ Доннора.

На лиц Стефена ясно выразилось разочарованіе, когда онъ узналъ нищаго и съ недовольнымъ видомъ спросилъ:

— Что теб надо?

— Я купилъ дочк платья… Мой сосдъ, которому я сказалъ о вашей милости и общалъ прислать остальныя деньги, принялъ ее къ себ… я закусилъ… теперь, мистеръ, извольте располагать мною, грустно говорилъ несчастный.

— Хорошо, хорошо, разсянно отвтилъ Стефенъ,? я посмотрю, быть можетъ ты и пригодишься мн…

— Не откладывайте, милордъ, прошу васъ, настойчиво и ршительно настаивалъ нищій… Теперь моя дочь обезпечена… голодъ не мучаетъ меня, я не томлюсь… неудивительно, что мн хочется еще пожить… вдь, помните, мн только еще сорокъ лтъ… Лучше скоре кончить. Потрудитесь назначить мн родъ смерти.

Стефенъ изумленно смотрлъ на него.

— Вручите мн остальные двадцать пять шиллинговъ и покажите, какъ пройти въ лабораторію… къ вечеру все покончится…

— Напрасно ты толкуешь, невольно улыбнулся Стефенъ, мн вовсе не нужна твоя смерть… Но мн сказали, что ты говорилъ о барышняхъ?

Донноръ изумился въ свою очередь.

— Вамъ не нужна моя смерть! воскликнулъ онъ. И такъ мои надежды не обманули меня! Когда я узналъ, что вы живете въ одномъ дом съ моими благодтельницами-барашнями, которыя такъ часто помогали мн…

— Такъ ты знаешь ихъ? въ живостью прервалъ Стефенъ.

— Знаю ли я ихъ!… Мн сказали, что ихъ похитили… О, мой Богъ!.. Узнали ли вы что нибудь?..

Стефенъ печально покачалъ головой.

— Такъ я же найду ихъ! съ жаромъ воскликнулъ Донноръ. Если бы даже он попали въ когти этого тысячеголоваго демона, который зовется ‘большой семьей’ — я вырву ихъ… О, для васъ, за этихъ ангеловъ, я пожертвую всмъ, ршусь на все…

— Благодарю тебя, Донноръ, благодарю. Но что же ты можешь сдлать?

— Что могу сдлать? Не знаю, мистеръ, но клянусь, употреблю вс усилія, сдлаю все возможное…

Въ голос бдняка слышалось выраженіе самой искренней привязанности.

— Вы, мистеръ Макъ-Набъ, продолжалъ онъ, прикрыли горькую наготу моей несчастной, но невинной дочери, вы дали мн общаніе украсить крестомъ могилу моей жены… Благодаря вамъ, и самъ я имлъ возможность испытать наслажденіе, котораго я давно — охъ, какъ давно! не испытывалъ… За все это я отдавалъ въ ваше распоряженіе свое бдное тло. Но вы отказались отъ него. Все равно, мистеръ! Жизнь моя всецло принадлежитъ вамъ: одни вы, въ цломъ Лондон, да прекрасныя, добрыя барышни имли сожалніе и состраданіе къ бдному ирландцу!

Стефенъ искренно пожалъ руку бдняку, лице котораго выражало самую искреннюю и глубокую привязанность.

Въ Вичъ-Стрит, налво отъ церкви святаго Клеменса находится такъ-называемый ‘шекспировскій’ трактиръ — сборище всхъ лондонскихъ воровъ и мошенниковъ. Несмотря на это этотъ, трактиръ отличался сравнительно чистотой и приличной обстановкой.

Для лондонской полиціи было бы большимъ горемъ, еслибы вслдствіе какихъ бы то ни было непредвиднныхъ обстоятельствъ этотъ трактиръ вдругъ закрылся. Для полиціи этотъ трактиръ былъ неистощимымъ рудникомъ, гд она черпала неистощимую пищу для чрева судей и, безъ большаго труда и усилій, пріобртала славу ревностной, бдительной и неутомимой.

Въ лондонскихъ трактирахъ нтъ большой общей залы, а устроены какія-то маленькія клвушки въ род лошадиныхъ стойлъ. Въ одномъ изъ такихъ клвушковъ малютка Снелль, одтый джентльменомъ, игралъ въ вистъ съ Томомъ Тернбуллемъ и двоими дтьми ‘большой семьи».

Голова Тернбулля была перевязана, и кром этого не осталось никакихъ другихъ слдовъ кроваваго побоища, происшедшаго въ таверн ‘Трубки и Кружки’. Толстякъ Мичъ еще не высвободился изъ рукъ хирурга.

Въ другой клвушк, стоя передъ зеркаломъ, прибиралась и прикрашивалась, при помощи блилъ и румянъ, Лу. Блдность и изнуренность молодой двушки при дневномъ свт были еще ужасне. Какъ только она поднимала вверхъ руки, въ груди ея раздавалось жалобное хрипніе, которое завершалось кашлемъ. Передъ ней стоялъ джинъ и она напвала какую-то псенку. Несчастная могла послужить для даровитаго романиста прекраснымъ типомъ того несчастнаго, постыднаго разврата, который губитъ большую часть лондонской безпріютной молодежи.

Снелль, который очень важничалъ въ своемъ джентльменскомъ костюм, не переставалъ играть въ вистъ. И несмотря на отчаянное плутовство своихъ партнеровъ, онъ постоянно выигрывалъ.

— Три и онеры! говорилъ онъ, мшая карты. Запишите-ка семь, Томъ… Эхъ, какъ подумаешь!.. Вы Тернбулль чуть-чуть не убили моего зятя, а мы съ вами все-таки живемъ по пріятельски!.. Да и то сказать. что мн за дло до Мича? чортъ его побери совсмъ!..

— Бдный Мичъ! вздохнула Лу. Вотъ уже цлыхъ два дня, какъ онъ не билъ меня!..

— Пей, Лу!.. Пей, пей и пей!.. И не мшай намъ играть… Томъ! припиши-ка еще два… Знаете ли, господа, что мн разсказывала Меджъ? Престранную вещь!.. Будто бы ‘ночные лорды’ купили Саундерса… Знаете того самого, котораго прозвали слономъ… И будто бы затмъ, чтобы онъ подкопался подъ алмазный кабинетъ… Право, отлично!..

— Только работы очень много! вскричалъ Кнелль.

— Будетъ теб молоть разный вздоръ!.. Смотри-ка лучше въ свои карты, сказалъ насупившись Тернбулль.

— Какъ будто невозможно играть и разговаривать, важно возразилъ Снелль. Посмотри-ка на джентльменовъ въ клуб: разв они играютъ хоть одинъ робберъ безъ разговоровъ!.. Однако, говорятъ, что Саундерсъ можетъ работать за десятерыхъ?..

— Да, такихъ, какъ ты, улитка, проворчалъ Томъ.

— Ну да, какъ я или вы… Разница, мн кажется, небольшая… Только…

— Смотри же въ карты, чертенокъ!…

— Требуютъ пикъ…

— Убью, Томъ… Хожу съ трефъ… Капитанъ Педди наблюдаетъ за слономъ…

— Но что будетъ толку во всемъ этомъ? Положимъ украдутъ алмазы, намъ что будетъ пользы? вступился толстякъ Черли.

— Джину! вскрикнула Лу съ кашлемъ, отирая кровь на губахъ… Джину… Жжетъ, горитъ… въ груди… джину!..

Въ эту минуту растворилась дверь и въ комнату вошелъ Донноръ Ардегъ.

— Ба, ба, ба… спокойно проговорилъ Снелль: отецъ!.. кланяйся же, Лу, видишь отецъ!.. Тернбулль, долой шляпу!..

Вс игроки подняли головы и изумленно смотрли на оборваннаго бдняка.

— А! это твой отецъ, Снелль? спрашивалъ Томъ, приподнимая свою шляпу.

— Мое почтеніе, однако…

Черли также кивнулъ головой.

— Да, это мой отецъ, говорилъ Снелль… мой честный отецъ, который, однако, не откажется распить съ нами по стаканчику джину…

Донноръ подошелъ къ игрокамъ и въ изнеможеніи опустился на стулъ.

Онъ съ какимъ-то нмымъ изумленіемъ смотрлъ на Снелля, который почтительно, но нисколько и не смшавшись говорилъ съ отцомъ, подавая ему стаканъ джину.

— Не хочу! грустно сказалъ ирландецъ. Однако, какое на теб славное платье, Снелль!..

— О, да, дедди (тятя), я весьма доволенъ моимъ портнымъ… шьетъ превосходно! съ изумительнымъ хладнокровіемъ отвтилъ Снелль.

— Однако, дедди, это очень не хорошо, что вы вовсе не бережете себя, право не хорошо, прибавилъ онъ съ самымъ хладнокровнымъ и фамильярнымъ видомъ.

— Будетъ, Снелль, печально отвтилъ Донноръ, я за дломъ… Но гд Лу?..

— Лу?.. здсь… Куда же она подвалась?.. Я говорилъ ей, что вы идете… а, понялъ!.. Оставьте ее, дедди, она врно пьяна… Ей это здорово, знаете, для больной-то груди… Однако, куда же она запропастилась…

Лу исчезла.

— Ну, это вовсе не хорошо! съ упрекомъ въ голос продолжалъ Снелль… Не ждалъ я отъ нея…. Должно сохранять почтеніе къ родителямъ!..

— Оставь же, Снелль!.. Мн нужно переговорить съ тобою о дл, прервалъ Динноръ.

— Нтъ, нтъ… сестр нужно сдлать выговоръ… Такъ не годится…

Глухой, съ трудомъ сдерживаемый кашель прервалъ его.

— Ну вотъ, такъ и есть! сказалъ Снелль… Валяется гд-нибудь въ углу… Наврное, пьяна… Но въ такомъ случа сами вы, дедди, понимаете, что сердиться невозможно…

— Но какой ужасный кашель, проговорилъ Донноръ, невольно поднимаясь съ мста.

— Да, скверный кашель, подтвердилъ Снелль… одинъ только джинъ и помогаетъ ей немного…

Говоря это Снелль вытащилъ изъ-за перегородки чахоточную Лу, которая сопротивлялась ему изъ всхъ, силъ…

Въ ней еще сохранился стыдъ передъ отцомъ, котораго она любила.

— Ну же, не дурачься, Лу… поклонись отцу!..

Несчастная закрыла лице руками, по которому текли крупныя слезы.

Сердце бднаго Доннора разрывалось на части.

— Она похожа на мою бдную жену, подумалось Доннору, и, привставъ, поцловалъ въ лобъ несчастную Лу.

— Да помилуетъ тебя, дочь моя, Господь Богъ, тихо сказалъ онъ.

— О, я, право, люблю васъ, дедди, всхлипывала Лу… Когда я вспомню о васъ, я всегда плачу… но джинъ мн необходимъ… нужно же залить пламень въ моей груди…

— О, если бы вы, дедди, знали, какъ мн хочется умереть! сквозь слезы сказала она, отчаянно сдавливая грудь руками.

— Однако, чортъ ихъ возьми, мн уже надодаетъ эта плаксивая сцена, недовольно проговорилъ Черли.

— Молчи, Черли, сказалъ Тернбулль… Отецъ то высматриваетъ очень добрымъ человкомъ — не нужно обижать его.

— Будетъ, дедди… вы заставили расплакаться и меня! кричалъ Снелль, который въ самомъ дл всхлипывалъ, самъ не зная отчего.

— Джентльмену стыдно плакать, однако оправился онъ… довольно болтать вздоръ… нужно веселиться…

Сказавъ это, Снелль мяукнулъ такъ естественно, что глаза всхъ невольно обратились на него. Но самъ онъ, встртивъ взоръ отца, невольно опустилъ глаза.

— Ну вотъ вы какой, дедди, съ вами и пошутить нельзя.

— Мн нужно поговорить съ тобой, Снелль, спокойно и кротко отвтилъ Донноръ.

— Поговорить?… наедин?… Чтожъ!… Слышите, господа, обратился Снелль къ своимъ собесдникамъ: отцу угодно поговорить со мною о семейныхъ длахъ… Вы знаете, что я у него старшій сынъ, слдовательно и наслдникъ…

— Не безпокойтесь, мистеръ Снелль, мы подождемъ васъ, важно сказалъ Томъ.

— Впрочемъ и я сейчасъ вернусь, сказалъ Снелль, направляясь за отцемъ въ самый дальній уголъ.

Тернбулль тасовалъ карты.

— Будь я отцомъ этихъ двухъ гадинъ, говорилъ онъ серьозно, и честнымъ человкомъ притомъ!… клянусь, я собственными бы руками задушилъ ихъ!…

— Ну, Лу-то врядъ ли еще протянуть мсяцъ, а Снеллю близехонько до вислицы, поворчалъ Черли…

Глава тринадцатая.

Прошло три дня, а Стефенъ все еще не имлъ никакихъ извстій о молодыхъ двушкахъ.

Донноръ напрасно рыскалъ по Лондону, разузнавалъ, разспрашивалъ — но напрасно. Снелль ничего немогъ ему помочь, потому что никому въ ‘семь’ ничего небыло извстно.

Ежедневно вечеромъ Донноръ печально являлся къ Стефену съ безуспшныхъ поисковъ.

На третій день вечеромъ Стефенъ отправился въ Додлей Гоузъ.

— Ну, что новаго, мой другъ? спросилъ его Франкъ: что новаго?

— Ничего печально отвтилъ Стефенъ.

— Бдный! какъ я хотлъ пособить теб въ поискахъ!… какъ ты полагаешь, мн можно будетъ встать завтра?

— Можетъ быть, отвтилъ Стефенъ, пощупавъ у него пульсъ… Ты теперь почти совсмъ здоровъ, такъ, что я безопасно могу обратиться къ теб съ нкоторыми очень важными вопросами.

— Вопросами, и важными? изумленно переспросилъ Франкъ — спрашивай, я готовъ…

Стефенъ кратко разсказалъ ему объ овладвшихъ имъ мрачныхъ мысляхъ въ ту безсонную ночь, которую онъ провелъ около его постели, о своей любви къ Клар, о своей ревности къ незнакомцу — мечтателю и о сходств послдняго съ убійцей его отца.

— Для полнаго сходства недоставало только одного, прибавилъ онъ. Но ты, Франкъ, своимъ бредомъ ршилъ вс мои сомннія.

— Я? Но какъ же это? спросилъ Франкъ.

— Я припоминалъ о признак, особенно отличавшемъ убійцу… и ты напоминалъ мн о ней…

— А!… равнодушно проговорилъ Франкъ.

— Ты сказалъ: шрамъ…

— Шрамъ! вскочилъ Франкъ…

При этомъ онъ сильно поблднлъ и какъ то весь затрясся.

— Потомъ ты точно описалъ этотъ шрамъ…

— Но, скажи мн, прервалъ Франкъ… Произносилъ я имя… маркизъ Ріо-Санто?…

— Нтъ, отвтилъ изумившійся въ свою очередь Стефенъ. Но слдовательно ты знаетъ о чемъ я говорю?

— Да, мой другъ, знаю! съ грустью отвтилъ Франкъ… Несчастная сестра!…

Взглядъ, которымъ онъ посмотрлъ на портретъ своей сестры, и его слова были такъ грустны, что Сте-фенъ замолчалъ, горько сожаля, что пробудилъ въ душ своего друга горькія воспоминанія.

И онъ не ошибался. Его слова раскрыли еще боле ужасную рану, чмъ та, которую Франку нанесла шпага маркиза.

— Ты — единственный мой другъ, вдругъ началъ Франкъ, протягивая руку Стефену, и теб я вврюсь, открою мою тайну… Пододвинься сюда… Ты не знаетъ вдь, отъ чего умерла моя сестра, Герріетъ?… Теб одному, Макъ-Набъ, открою это… Слушай…

— ‘Это было, началъ Франкъ свой разсказъ, два года тому назадъ. Герріетъ нжно полюбила Генриха Доттонъ, лорда Шербурнъ, и была уже его счастливой невстой. Въ начал іюля мы отправились въ Шотландію къ матушк. Мы переправились за границу. Вечеръ, помню я, былъ очаровательный, и было ровно десять часовъ, когда мы въхали въ Аннанъ.

Но Герріетъ просила хать дале. Я не спорилъ, потому что надялся переночевать у твоего дяди, Макъ-Ферлена, въ Локмебен. Перемнили лошадей. Ты знаешь, что за прелестное мстоположеніе между Аннаномъ и Локмебеномъ. Насъ очаровывали прелестные виды, которые пріобртали еще боле прелести отъ яркаго луннаго освщенія ‘.

‘Вдругъ нашъ экипажъ ударился о дерево, брошенное поперегъ дороги, и опрокинулся. Къ счастію мы не ушиблись. Однако это дерево казалось мн очень подозрительнымъ, и я хотлъ поскоре ухать отсюда, но ямщикъ ршительно отказался, увряя, что экипажъ сломанъ.

Было поздно, и Герріетъ начинала дрожать отъ ночнаго холода….

На мой вопросъ, ямщикъ сказалъ мн, что въ окрестностяхъ нтъ никакого другаго жилья, кром дома Рендель Грема….

— Рендель Грема?… вскрикнулъ Стефенъ.

— Ты знаешь этотъ домъ, Стефенъ?…

— Знаю ли я!… о, знаю, знаю…. тамъ былъ, убитъ мой отецъ….

Оба нсколько времени молчали.

— Домъ Рендель Грема, ты знаешь, продолжалъ Франкъ, отдленъ отъ дороги густой дубовой рощей и лежитъ между поросшими кустарниками и пригорками, за однимъ изъ которыхъ лежатъ развалины стараго Крьюскаго аббатства. Было уже далеко за полночь, когда мы пришли къ дому. Герріетъ тоскливо жалась ко мн. Мною самимъ овладли какія-то печальныя предчувствія и безпокойство.

Ямщикъ постучалъ въ дверь.

— Кто тамъ? отозвался чей-то голосъ.

— Я, мистеръ Смитъ, отвтилъ ямщикъ, — съ лордомъ и молодой леди, у которыхъ на дорог сломался экипажъ.

— Но ты-то кто?

— Ямщикъ Сони, по прозвищу Лаяльщикъ, мистеръ Смитъ.

Дверь отворилась…. Мистеръ Смитъ, закрытый зеленымъ наглазникомъ, принялъ насъ очень холодно.

— Вы не католики? спросилъ онъ насъ, прежде чмъ пригласилъ войти.

— Нтъ, сэръ.

— Слава Богу! Прошу васъ… это ваша законная супруга, продолжалъ онъ, показывая на Герріетъ.

— Моя сестра, сэръ.

— А!.. проворчалъ мистеръ Смитъ и кликнулъ служанку.

— Маудленъ, приготовь дв особыя комнаты, приказалъ онъ.

— Позвольте мн не разставаться съ сестрой, потому что она очень слаба, попросилъ я.

— Фи, молодой человкъ! строго и недовольно произнесъ мистеръ Смитъ. Но если вамъ неугодно подчиняться правиламъ моего дома, то не угодно ли и переночевать на открытомъ воздух.

Посл легкаго ужина, насъ отвели въ дв сосднія одна съ другой комнаты, которыя раздлялись тоненькой перегородкой. Я слышалъ какъ Герріетъ раздлась и легла, пожелавъ мн доброй ночи. Меня одолвала усталость и нераздваясь я бросился на постель, и тутъ же заснулъ тмъ легкимъ и безпокойнымъ сномъ, когда вс чувства сохраняютъ способность воспринимать вс впечатлнія.

Я забылъ затворить окно въ своей комнат и, едва я закрылъ глаза, какъ мн послышались голоса.

— Она очень хороша, говорилъ голосъ Смита.

— Это правда, отвтилъ другой голосъ, но все-же это не герцогиня ***, для которой именно и было, брошено дерево поперегъ дороги!.. Ловили волка, а попался кроликъ!..

— Она очень хороша, а ‘его честь’ въ замк, настаивалъ Смитъ.

— Знаю… ‘Его честь’ не откажется и отъ этой… Но въ коляск герцогини мы должны были найти пять тысячъ фунтовъ, а у этихъ не нашли ни гроша…

— Ну, чтожъ длать? Впрочемъ это къ лучшему… Видите, одного дерева мало, потому что и эта дрянная колясченка осталась цла… Герцогиня не ушла еще отъ насъ!..

Я слышалъ все это сквозь сонъ… Но мн казалось, что это во сн… Однако, мн сдлалось страшно, и я всталъ и подошелъ къ окну.

Кругомъ все было тихо и я не замтилъ никого. Успокоившись, я въ изнеможеніи опять повалился на постель.

Нсколько времени я спалъ спокойно. Вдругъ въ комнат Герріетъ послышался какой-то шумъ, и я проснулся. Когда я вполн овладлъ своимъ сознаніемъ, все уже стихло.

Но мною овладло сильное безпокойство и я, подошедши къ заколоченной двери, сталъ прислушиваться… Все было тихо…

— Герріетъ! тихо позвалъ я… Тишина!..

— Герріетъ! Герріетъ! позвалъ я нсколько разъ и громче…

— Отвта не было.

Глава четырнадцатая
Продолженіе предыдущей: подземелье.

Мною овладлъ невыразимый ужасъ и отчаяніе. Я кричалъ, звалъ, стучалъ кулаками въ дверь… Никто не откликался…

— Они убили ее! съ отчаяніемъ подумалъ я. И собравшись съ силами, я сорвалъ замокъ и вбжалъ въ комнату сестры…

Луна освщала пустую постель Герріетъ — ее похитили. Ошеломленный этимъ открытіемъ, я нсколько минутъ стоялъ неподвижно…

Вдругъ мн бросилась въ глаза маленькая дверь, за кроватью…

Стефенъ вскочилъ и крпко сжалъ руки Франка, вскрикнувъ:

— Я знаю эту дверь, Франкъ, знаю!.. Но продолжай… скоро ты узнаешь и мою тайну…

— Я бросился къ ней, продолжалъ Франкъ, за нею находилась узкая и крутая гранитная лстница, съ высокими ступенями…

— Вотъ какъ! вскричалъ Стефенъ. Странно!.. Мн же за этой дверью представилась высокая каменная стна…

— Нтъ, тамъ была лстница, возразилъ Франкъ…. Впрочемъ, я не отъ тебя перваго слышу объ этой стн… но слушай дале… Отъ самаго порога начиналась лстница, которая показалась мн очень длинной, пока я не ступилъ на полъ сыраго подземелья. Кругомъ меня окружалъ непроницаемый мракъ… только гд-то вдали мелькалъ огонекъ, освщавшій нсколькихъ человкъ, несшихъ что-то блое… Я былъ убжденъ, что это были похитители Герріетъ, и безъ всякихъ разсужденій бросился за ними въ догонку.

Я бжалъ очень долго, вытянувъ впередъ руки, чтобы не стукнуться въ стну. Скоро я догналъ этихъ людей настолько, чтобы имть возможность сосчитать ихъ и убдиться въ томъ, что они несли женщину… Я все бжалъ… эти люди обрисовывались ясне и ясне… вдругъ они остановились… я видлъ, какъ отъ нихъ отдлился одинъ человкъ и сталъ отпирать какую-то дверь… Минуту спустя и огонь, и люди — все исчезло…

— Нтъ словъ, Стефенъ, чтобы выразить ужасъ и отчаяніе, которые овладли мной… Куда идти? Что длать?.. Несмотря на то, что я бжалъ какъ угорлый, я все-таки замтилъ, что по бокамъ того прохода, по которому я бжалъ, было множество другихъ… Я понялъ, что я былъ въ настоящемъ лабиринт… Моя погибель казалась мн неминуемой, и я въ отчаяніи упалъ на колни… Я расплакался, какъ ребенокъ и расхныкался, какъ женщина… Но моимъ страданіямъ еще не было суждено кончиться…

Въ ту минуту, когда я съ отчаяніемъ думалъ о неминуемой смерти, въ отдаленіи мн послышались тихіе шаги и тихое пніе… Я вскочилъ и прижался къ стн, чтобы пропустить мимо себя шедшаго человка, въ которомъ я призналъ ямщика Сони…

— Я послдовалъ за нимъ, руководясь его пніемъ. Вдругъ скрипнула дверь, и пнія не стало слышно… Я опять остался одинъ, но все-таки, хотя и очень осторожно, подвигался впередъ… Вдругъ руки мои уперлись въ дверь, которая отворилась отъ моего толчка… Громкое пніе, шумъ и говоръ послышались мн.

Глава пятнадцатая.

Я продолжалъ ощупью подвигаться впередъ, пока подъ руки мн не попалась другая дверь, которая также растворилась передо мной… Блескъ тысячи свчей ослпилъ мои глаза, и я невольно вскрикнулъ. Я очутился въ громадной зал, въ глуби которой гремлъ цлый оркестръ музыкантовъ…

Среди залы былъ накрытъ громадный, длинный столъ, уставленный бутылками и кушаньями. Вокругъ стола въ разныхъ позахъ сидло человкъ сорокъ, одтыхъ въ длинные капуцины и вс съ большими, густыми бородами, закрывавшими ихъ лица. Подл каждаго изъ нихъ сидло по одной, едва прикрытой женщин, въ соблазнительной поз, съ открытыми грудями, распущенными волосами, съ брилліантами и цвтами на головахъ. Вся эта компанія заливалась какимъ-то нечеловческимъ весельемъ. Мужчины разговаривали, смялись, пли, женщины весело улыбались и посмивались, опустивъ голову на грудь или колна своихъ кавалеровъ. Все это пило, громко чокаясь стаканами…. Оркестръ гремлъ…

Пораженный, я и не замтилъ, какъ на меня вдругъ бросилось нсколько человкъ, схватили, въ одну минуту связали и бросили въ уголъ на кучу подушекъ, такъ что я невольно присутствовалъ при этой оргіи….

Но вотъ мои глаза отыскали и остановились на томъ, кто показался мн начальникомъ этой буйной толпы. Онъ сидлъ на самомъ краю стола, на почетномъ кресл, которое было выше и больше остальныхъ…. Мн въ жизнь не приходилось видть боле красиваго… что я говорю!.. боле прекраснаго лица. Глаза, то томные и задумчивые, то гнвно-грозные, обладали какимъ-то непонятнымъ могуществомъ. Когда онъ улыбался, вс присутствовавшіе какъ-то невольно становились радостне, веселе. Къ нему вс относились съ особенною почтительностью и уваженіемъ и называли неиначе какъ ‘его честь’.

У него на колнахъ лежала молодая двушка, совсмъ не похожая на всхъ остальныхъ. Въ ея длинныхъ, распущенныхъ русыхъ волосахъ не было ни брилліантовъ, ни цвтовъ, и простой блый пеньюаръ плнительными складками облегалъ ея роскошный станъ. Она пила вино изъ одного стакана съ ‘его честью’…

— Вся кровь застыла въ моихъ жилахъ, когда я увидлъ эту молодую красавицу. Я узнавалъ въ этой, страстно ласкавшей бандита, молодой вакханк…

— О? другъ! прервалъ Стефенъ… Я понимаю… ты узналъ твою сестру… Но кто посметъ, кто можетъ обвинить ее?..

— Никто! тихо и съ удивительнымъ спокойствіемъ отвтилъ Франкъ. Никто, кром меня одного!…

Стефенъ съ ужасомъ посмотрлъ на Франка. Но тотъ, повидимому спокойно продолжалъ:

— На меня не обращали никакого вниманія. Оргія разгоралась боле и боле, становилась все шумне, все отчаянне.

‘Его честью’ видимо одолвали животныя страсти. Ежеминутно онъ подносилъ къ губамъ молодой двушки хрустальный бокалъ…. Но ея лица я все еще не видалъ…. Въ его глазахъ выражалось страстное, пламенное желаніе….

Вдругъ она съ бокаломъ въ рук встала и громко произнесла:

— Генрихъ! Мой возлюбленный Генрихъ! За твое здоровье!…

— О, какая ужасная минута, Стефенъ!.. Я узналъ сестру и понялъ все…. Ея слова были откровеніемъ для меня…. Въ припадк безумія она принимала этого бандита за своего любимаго жениха, добраго, славнаго, благороднаго Генриха. Я громко вскрикнулъ, но шумное чоканье бокаловъ и рюмокъ заглушило мой крикъ…. только одинъ изъ бандитовъ услышалъ его и хлопнулъ меня салфеткой по лицу…. Какая-то зврская ярость овладла мною…. Не человческимъ усиліемъ я разорвалъ связывавшую меня веревку и скатился съ подушекъ, на которыя меня бросили.

— Пожалуй, что ему нужно будетъ зажать ротъ, заговорили подл меня.

— Нтъ, о ради Бога, нтъ! умолялъ я. Ради Бога оставьте меня…. Быть можетъ, если сестра увидитъ или услышитъ меня, она придетъ въ себя!…

— Этого-то мы и не хотимъ!…

Съ этими словами меня опять связали и завязали мн ротъ салфеткой. Мн невозможно было ни кричать, ни пошевельнуться.

Изъ разговоровъ всхъ присутствовавшихъ я понялъ, что это была община разбойниковъ. Ея постояннымъ мстопребываніемъ былъ Лондонъ, но она развтвлялась далеко и за границу. Развалины Крьюсскаго аббатства служили ей мстомъ безопасныхъ оргій и убжищемъ въ случа опасности. ‘Его честь’ долго жилъ за границей, но теперь пріхалъ въ Лондонъ, чтобы осуществить свои широкіе и смлые планы. Эта оргія должна была быть послдней, и завтра вся шайка должна была разсяться безслдно. Завтра же каждый долженъ былъ получить необходимыя инструкціи.

Все, что я теб разсказываю, Стефенъ, можетъ теб казаться невроятнымъ, невозможнымъ, но тмъ не мене, это горькая истина, непреложность которой засвидтельствована могилой несчастной.

Нсколько времени ‘его честь’ небрежно слушалъ рчи присутствовавшихъ, потомъ всталъ и важно и величественно поклонился всему обществу.

— Милорды и джентльмены! съ улыбкой заговорилъ онъ. Всему свое время. Мы цлую недлю только и длали, что спорили, разсуждали, ршали…. будемъ же теперь веселиться!

— Да здравствуетъ Ферджусъ! Виватъ, Ферджусъ! закричали вс присутствовавшіе съ такимъ громомъ и шумомъ, что столтнія стны монастыря задрожали.

Въ ту же минуту, по знаку, данному ‘его честью’, оркестръ загремлъ вальсъ. Нсколько паръ тутъ же поднялись съ мстъ и закружились по зал. Скоро вс, исключая ‘его чести’ съ моей сестрой, быстро кружились но зал. Глаза мои едва могли слдить за всми…. Лица женщинъ блднли…. Глаза мужчинъ блестли и воспламенялись огнемъ страсти….

‘Его честь’ обнималъ молодую двушку…. но вотъ онъ наклонился къ ней и поцловалъ ее…. онъ приподнялъ ее и сошелъ съ нею съ возвышенія, гд стояла его кресло. Несчастная сестра улыбалась… Ея улыбка раздирала мн сердце.

‘Его честь’ присоединился съ сестрой къ толп вальсировавшихъ, ряды которыхъ скоро стали рдть, такъ что Герріетъ скоро осталась съ нимъ одна…. о, Стефенъ! какъ я его ненавижу!…

Одобрительный ропотъ послышался между присутствовавшими. Въ самомъ дл эта пара была очаровательно-прелестна. Герріетъ видимо ослабвала, она опустилась головой на плечо своего кавалера, который тотчасъ же остановился и опустилъ ее на диванъ. Что-то рзко скрипнуло, и вс свчи погасли въ одну минуту….

Наступилъ глубокій мракъ, оркестръ умолкъ…. Я рванулся такъ отчаянно, что веревки глубоко врзались въ мое тло….

Господь сжалился ко мн, и я лишился чувствъ…

— Бдный мой другъ! проговорилъ со вздохомъ Стефенъ.

Франкъ молчалъ нсколько минутъ. На его лиц выражалось самое глубокое уныніе.

Потомъ онъ вдругъ поднялъ голову, дико и свирпо осмотрлся кругомъ и глухимъ голосомъ продолжалъ:

— Стефенъ, мой другъ, не забудь, что это была дочь Персевалей… Клянись, что эта тайна умретъ съ тобой!

— О, Франкъ!.. Неужели ты можешь сомнваться!..

— Нтъ, нтъ! возразилъ Персеваль…. Пожалй меня…., я и самъ не помню, что говорю…. слушай дале….

— Не помню, сколько времени я былъ безъ чувствъ… Я опомнился, когда въ залу вошло нсколько человкъ съ факелами въ рукахъ, и освтили отвратительную картину разврата….

На диван лежала безъ сознанія моя несчастная сестра. Передъ ней, въ глубокой задумчивости, стоялъ ‘его честь’…. Онъ вздрогнулъ, услышавъ шумъ, который произвели вошедшіе люди.

Поцловавъ несчастную двушку въ лобъ и прикрывъ ее шелковымъ покрываломъ, онъ выпрямился и громко, грознымъ голосомъ, крикнулъ:

— Пора вставать, джентльмены! вставайте!…

Вс вскочили въ одну минуту. Женщины вс исчезли какъ бы какимъ-нибудь волшебствомъ. Музыкантовъ какъ не бывало.— Милорды и джентльмены, заговорилъ ‘его честь’: Минута нашей разлуки наступила. Вами и вашею дятельностью я очень доволенъ. Теперь около году я долженъ пробыть на материк Европы. Чрезъ годъ я возвращусь къ вамъ, друзья мои…. До тхъ поръ поступайте сообразно полученнымъ инструкціямъ.

Вс поклонились.

— Экипажи готовы?

— Ожидаютъ за развалинами, ‘ваша честь’.

— Итакъ, до пріятнаго свиданія, милорды!

Вс направились къ дверямъ. Но одинъ человкъ бросился къ начальнику и, указывая на меня, спросилъ:

— Что длать съ нимъ?

— Это братъ молодой двушки! съ замтной грустью проговорилъ ‘его честь’.

— Прикажете? жестъ, которымъ сопровождались эти слова, былъ очень выразителенъ.

— Фи, докторъ! Къ чему безполезное убійство?

— Не совсмъ безполезное, милордъ… Я надюсь, что со мною согласятся….

— Я не требую ничьего согласія, гордо и звонко отчеканилъ ‘его честь’, обводя глазами всхъ.

— Но онъ можетъ погубить насъ!

— Правда! правда! послышались голоса въ толп.

— Милорды и джентльмены заговорилъ ‘его честь’, стараясь говорить спокойно: Вы отлично знаете, что наше убжище слишкомъ хорошо скрыто, чтобы ему могла угрожать хоть какая-нибудь опасность…. Потомъ, я люблю эту бдную двушку,а онъ ей братъ!…

— Однако, милордъ, раздался въ толп грубый голосъ, вамъ угодно жертвовать нашей безопасностью, ради своихъ любовныхъ удовольствій!…

— О, Стефенъ! еслибы ты видлъ, какъ вдругъ измнился его честь!… Его спокойно-прекрасное лице перевернулось, губы задрожали, въ глазахъ загорлся огонекъ, лобъ раскраснлся и на немъ рзко обозначился блый шрамъ….

— Вверхъ отъ лвой брови? прервалъ Стефенъ.

— Да, отвтилъ Франкъ. Ты помнишь то, что я говорилъ въ бреду?…

Глава шестнадцатая.

— Я помню то, что я видлъ, Франкъ, говорилъ Макъ-Набъ…. Я помню еще убійцу моего отца…. Это онъ!… Послушай теперь меня, Франкъ!… Самъ доскажешь посл…. Да, знай ты, что одинъ человкъ причинилъ намъ обоимъ столько горести и страданія!… Но эта черта, которую самъ Господь запечатллъ у него на лбу, будетъ нашею путеводною звздой на пути къ отмщенію!..

Слушай, Франкъ!

— Я еще былъ ребенкомъ. Отецъ мой спалъ въ той же комнат, о которой ты говорилъ, а моя кроватка стояла въ углу. Чрезъ дверь, изъ которой ты спустился въ подземелье, вдругъ вошли двое замаскированныхъ, со свчами въ рукахъ. Одинъ изъ нихъ сталъ завязывать мн ротъ платкомъ. Я проснулся. У другаго въ рукахъ были два кинжала, и онъ пошелъ прямо къ постели моего отца и громко позвалъ его. Отецъ проснулся и вскрикнулъ.

— Не кричи, Макъ-Набъ, сказалъ замаскированный: это я.

— О’Бринъ! произнесъ мой отецъ…. Впрочемъ, я зналъ, что рисковалъ жизнью!…

— Встань, Макъ-Набъ! Ты хорошо знаешь, что я не убійца…. Вставай, вотъ два кинжала!…

Отецъ медленно всталъ.

О’Бринъ подалъ ему кинжалъ…. Началась борьба, безмолвная, непродолжительная…. отецъ упалъ…. О’Бринъ наклонился предъ нимъ, и маска упала у него съ лица…. О, Франкъ! онъ быстро надлъ опять маску, но явидлъ его лице, и оно такъ глубоко врзалось въ моей памяти, что я незабуду его никогда. На лбу, покраснвшемъ отъ напряженія, ясно обозначился блый шрамъ….

— Ребенокъ видлъ васъ, милордъ! сказалъ его товарищъ, замахиваясь на меня ножемъ.

Но О’Бринъ удержалъ его руку и, наклонившись, надо мной, очень жалостливо произнесъ:

— Бдный ребенокъ! Видитъ Богъ, что я готовъ бы былъ на многое, чтобы имть возможность пощадить твоего отца…. но онъ стоялъ мн на дорог!…

Оба они выскочили въ окно. Я закричалъ, и ко мн сбжался весь домъ. Я кричалъ и указывалъ на дверь въ стн. Ее отворили, но за ней возвышалась поросшая мохомъ, вковая стна….

— Итакъ, Стефенъ, вскричалъ Франкъ: ни малйшаго сомннія, что это одинъ и тотъ же человкъ, имя котораго я знаю….

— Скажи его! прервалъ Стефенъ….

— Подожди, дай мн кончить мой разсказъ.

Глава семнадцатая

Гнвъ ‘его чести’ произвелъ магическое дйствіе. Все вдругъ стихло, и они почтительно и со страхомъ отступили отъ него.

— Я хочу, твердо и ршительно сказалъ онъ: этотъ юноша не долженъ испытать никакого вреда.

Никто не возразилъ ни одного слова.

— Милорды и джентльмены! продолжалъ онъ, успокоиваясь: Вы можете удалиться.

Вс молча и почтительно стали расходиться.

— Докторъ, обратился ‘его честь’ къ человку, который требовалъ моей смерти, дайте нсколько капель опія этой двушк…. она очень мила и достойна любви… мн очень жаль ее.

Докторъ молча исполнилъ его желаніе.

— Теперь сдлайте тоже и съ ея братомъ, задумчиво продолжалъ ‘его честь’.

— Вы будете согласны выпить нсколько капель опія? обратился ко мн докторъ.

Я жадно схватился за стаканъ, который онъ держалъ въ рукахъ, и залпомъ выпилъ.

— Клянусь всмъ святымъ, вскричалъ я, обращаясь, къ ‘его чести’, что я благодарю васъ за спасеніе моей жизни единственно потому, что надюсь и жажду отомстить вамъ…. О, будьте уврены, я всегда узнаю васъ, гд бы и когда бы я не встртилъ васъ!…

— Слышите, милордъ! сказалъ докторъ.

— Слышу….

‘Его честь’ подошелъ ко мн и, внимательно смотря на меня, сказалъ:

— И я узнаю васъ и, если будетъ возможно, поберегу васъ….

— Да, Стефенъ, онъ сдержалъ свое слово. Моя жизнь была вполн въ его рукахъ, и онъ не убилъ меня!…

— Когда? въ понедльникъ?… вскричалъ Стефенъ..

— Да, и вотъ рана, которую онъ нанесъ мн! отвтилъ Стефенъ, указывая на грудь.

— Ріо-Санто!… вскричалъ Макъ-Набъ. Итакъ, я не ошибался!.. Я не знаю этого человка, но не сомнваюсь нисколько — это онъ…. Подивись, Персеваль, сходству нашей судьбы!… Тотъ же самый человкъ, который сталъ между тобою и миссъ Треворъ — онъ же самый отнимаетъ у меня сердце Клары!…

— Возможно ли это! вскричалъ Франкъ.

Стефенъ быстро направился къ двери.

— Куда ты? остановилъ его Франкъ.

— Пойду и вызову на дуэль маркиза Ріо-Санто…. Клянусь, она будетъ смертельна!… Прощай!…

— Остановись! съ упрекомъ сказалъ Франкъ.

— Но пойми, что до сихъ поръ у меня нтъ никакихъ извстій о Клар….

Франкъ сбросилъ одяло и въ одну минуту, прежде чмъ Стефенъ могъ остановить его, былъ на ногахъ.

— Смотри, Стефенъ! кричалъ онъ, смотри!… Я здоровъ, бодръ и силенъ….

— О, моя Герріетъ! продолжалъ онъ, смотря на портретъ сестры: ты на неб… тамъ прощаютъ…. Но на земл…. здсь мстятъ!… О, мой Стефенъ! Ты знаешь, какъ она была прекрасна!… и сколько я плакалъ!…

— ‘Докторъ развязалъ веревки, которыми я былъ связанъ, сталъ Франкъ продолжать свой разсказъ, и вышелъ вонъ вмст съ ‘его честью’.

Я на колнахъ доползъ до несчастной сестры и приподнялъ покрывало…. несчастная нжно улыбалась во сн, произнося имя Генриха Доттона…. Бдная сестра!… Но и на меня сталъ дйствовать опій….

— Мы подъзжали уже къ замку матери, когда я очнулся…. Герріетъ спала еще. Мы перенесли ее въ замокъ, и я сказалъ матери, что она заболла въ дорог.

— Милый Франкъ! сказала мн Герріетъ, едва придя въ себя: я все помню, все… Я должна умереть…

И она сдержала свое слово, несчастная!… Осенью, я вмст съ плачущей матерью преклонилъ колна передъ трупомъ несчастной сестры!

На другой же день, по прибытіи въ замокъ, я написалъ къ главному судь, твоему дяд. Я подробно описалъ ему все, умолчавъ только о… позор моей несчастной сестры.

Твой дядя отвтилъ мн очень уклончиво, называя мой разсказъ невроятнымъ, невозможнымъ, уклончивымъ….

Я, однако, настаивалъ. Предпринято было, по моимъ настояніямъ, слдствіе и приступили къ обыску, который съ самаго начала окончился неудачей, такъ какъ лстницы, о которой я говорилъ, не нашли совсмъ.

За дверью была стна, древность которой оспаривать было-бы чистымъ безуміемъ, а вс окрестные жители поклялись, что никогда ничего и не слыхали о подземельи…

— Франкъ! вскричалъ Макъ-Набъ, намъ необходимо дйствовать… покажи мн твой пульсъ… Вотъ такъ, отлично!…

И Стефенъ вдругъ позвонилъ. На порог выросъ Джекъ.

— Помоги одться твоему барину.

— Что ты хочешь длать? изумленно спросилъ Франкъ.

— Я еще самъ не знаю. Но прежде всего намъ необходимо похать къ леди Офеліи, отвтилъ Стефенъ.

Глава восемнадцатая.

ВъТреворъ-Гоуз собрались гости.

Лордъ Джемсъ игралъ въ вистъ, молодежь, въ числ которой недоставало только маркиза Ріо-Санто и кавалера Анджело Бембо, окружала леди Кемпбелъ. Миссъ Мери сидла и разговаривала, отдалившись отъ остальнаго общества, съ своею подругой, Діаной Стюартъ.

Эти дв молодыя двушки поражали рзкимъ контрастомъ. Ослпительная свжесть и здоровье Діаны затемняли благородную, аристократическую красоту Мери. Блдное лице послдней выражало столько же страданія, сколько его выражалось и въ погасшихъ глазахъ Отъ Діаны же такъ и блестло жизнью, здоровьемъ, счастіемъ, какъ будто ея лице и было создано для того лишь, чтобы прелестно и весело улыбаться.

— Мери! съ участіемъ и нжностію говорила Діана. Отчего ты не хочешь овриться мн?… Разв ты забыла нашу клятву длиться всмъ, горемъ и радостью, другъ съ другомъ… Разв ты уже разлюбила меня?

— Нтъ, Діана, я попрежнему люблю тебя… больше, чмъ прежде… Но у меня, право, нтъ никакихъ секретовъ…

— Но почему же ты такъ поблднла?… Отъ чего не улыбаешься?…

— А прежде-то я разв улыбалась?

— Да, улыбалась и была счастлива…

— Счастлива? повторила Мери, низко опуская голову. Не помню я этого!…

Послднія слова Мери произнесла съ такимъ уныніемъ, съ такимъ явнымъ отчаяніемъ, что слезы невольно навернулись на глазахъ Діаны.

— Мери, не будь-же ты такъ печальна! вздохнула она. Вспомни наши мечты о будущемъ, вспомни, какъ мы были счастливы…

— Да, это были одн мечты!…

— Которыя могутъ осуществиться… Франкъ возвратился…

— Не напоминай мн, пожалуйста, о Франк, слегка насупившись отвтила Мери.

— Но отчего же, Мери? Разв ты его уже не любитъ?…

— Нтъ…

И Мери съ принужденной улыбкой отвернулась въ сторону.

— Разв ты не знаешь? продолжала она. Я люблю маркиза Ріо-Санто…

— И _Ты! вскричала Діана… О, берегись, берегись, моя милая, моя бдная Мери!… Я сама едва не полюбила его…

Діана раскраснлась и замолчала.

— Но я вдь люблю по своему, весело и со смхомъ продолжала она… А, ты любишь его, Мери!… Я, право, счастлива отъ увренности, что ты шутишь…

— Я не шучу, Діана… Я просто лгу…

Въ голос Мери слышалась какая-то горечь.

— Ты лжешь! изумленно спросила Діана.

— Я страдаю, жалобно, едва сдерживая слезы, произнесла Мери.

— Я это вижу очень хорошо, Мери…

Діана обняла свою подругу, говоря:

— Будь-же по крайней мр откровенне со мною… ты любишь еще Франка?…

— Я — невста маркиза Ріо-Санто.

— Такъ это правда?… Бдный Франкъ!…

— Ты слышишь? вскричала вдругъ Мери, схвативъ руки своей подруги и съ ужасомъ прислушиваясь къ шуму подъзжавшаго экипажа. Это, быть можетъ онъ!..

— Онъ!… кто?

— Онъ!… О, еслибы ты знала, какъ я боюсь его!.. Тетушка увряетъ, что я люблю его… Можетъ быть!.. Діана, послушай меня, Діана, не люби никогда,слышитъ, не люби!… Любовь выучитъ тебя плакать, сотретъ съ твоего лица близну и румянецъ… танцами ты будетъ утомляться, пніе будетъ надодать теб… а ночью!… О, Діана, не люби никогда!…

Мери печально замолкла. Миссъ Стюартъ грустно смотрла на нее.

Молчаніе продолжалось нсколько минутъ.

Діана заговорила первая:

— Но скажи мн: прежде, когда ты любила Франка, ты не страдала такъ?

Лице невсты маркиза Ріо-Санто освтилось какимъ-то счастіемъ при этихъ словахъ своей подруги.

— Прежде! проговорила она… Я никогда не могла дождаться его прихода! И какъ невыносимо тянулось время, когда его не было, и какъ быстро летло оно, когда онъ былъ со мной!… При немъ я была счастлива, вслушивалась въ его слова, всматривалась въ его глаза… Но это не любовь, Діана… тетушка объяснила мн все это… Я испытывала тогда чувство, полное блаженства, счастья… а любовь, говоритъ тетушка, страданіе, мученіе, пытка… Итакъ, ты сама видишь, Діана, что я люблю маркиза Ріо-Санто…

Послднія слова Мери произнесла съ какою-то мрачностію отчаянія, но вмст и убжденія.

— Но ты не поняла твою тетю, милая Мери, вскричала Діана: я вижу, что ты любишь Франка и больше, чмъ когда-либо!

— Діана, печально отвтила Мери, мы слишкомъ молоды и неопытны… мы не можемъ понять этого… тетя лучше насъ знаетъ… Діана! вскрикнула она вдругъ: ты не знаешь, какъ хороша и прекрасна та женщина, которая отняла, похитила у меня сердце Франка!

— Что? вскричала не помнившая себя отъ удивленія Діана.

— А!.. Теперь я понимаю: Франка оклеветали! продолжала она.

— Я видла сама.

— Ты видла?.. Ты ошибаешься, Мери!.. я кузина Франка Персеваля и должна за него заступиться!… Теперь я все понимаю и открою теб всю правду… ты убдиться наконецъ..

— Къ чему? прервала ее Мери съ тихою грустью. Все равно я скоро умру…

— Графиня Дерби, вдругъ доложилъ слуга.

Леди Офелія вошла въ залу.

Пока въ Лондон не появился маркизъ Ріо-Санто, леди Офелія и леди Кемпбель находились въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ другъ съ другомъ. Но сношенія Офеліи съ маркизомъ разорвали ихъ дружбу. Офелія поняла скоро, что не Мери, а ея тетка, ея настоящая соперница, и перестала любить леди Кемпбель. Впрочемъ, ихъ взаимное нерасположеніе стало проявляться боле всего въ томъ, что он перестали видться другъ съ другомъ, исключая тхъ случаевъ, когда имъ приходилось видться по требованіямъ, свтскаго этикета.

Отсюда становится понятнымъ, что ея неожиданный пріздъ произвелъ нкоторое впечатлніе на гостей лорда Джемса. Вс мужчины невольно поднялись съ своихъ мстъ, тогда какъ сестра лорда Джемса съ улыбающимся и ласковымъ лицемъ направилась на встрчу къ нежданной гость.

Лице леди Офеліи было блдно, и вся она была какъ-то разсяна. На глазахъ у нея были видны слды недавнихъ слезъ.

— Гд же миссъ Треворъ? спросила она раскланявшись со всми, и какъ бы безпокойно осматриваясь кругомъ.— Здорова-ли она?

Мери стояла передъ нею.

— Ахъ, Боже мой! Какая я разсянная! Но какъ вы перемнились, милая Мери! продолжала она.

Она поцловала Офелію въ лобъ, и какъ-то вся покраснла въ это время.

Она хорошо видла, что любезность къ ней леди Кемпбель далеко не искренна, и она скоро стала прощаться. Распростившись съ лордомъ и его сестрой, графиня быстро подошла къ Мери, поцловала ее и быстро вышла.

Мери тихо вскрикнула, а Діана быстро схватила у ней съ колнъ записку, которую положила ей леди Офелія.

Тетушка очень подозрительно поглядывала на племянницу, но Діана такъ быстро схватила записку, что леди Кемпбель ничего не замтила.

Записка была отъ Франка.

Нсколько минутъ спустя, об молодыя двушки вышли въ другую комнату. Мери прочитала записку, въ которой Франкъ умолялъ ее пріхать завтра къ его кузин, Діан Стюартъ.

Дв слезинки покатились изъ глазъ молодой двушки. Она передала записку своей подруг, говоря:

— Ты завтра увидишь Персеваля, милая Діана… скажи ему… что я… счастлива…

— Какъ? Ты хочешь отказать Франку… но вспомни, какъ онъ страдаетъ!.. вскричала Діана.

— Но я-то, разв я сама меньше страдаю? возразила Мери.— Но не забудь же, Діана, сказать ему, что я счастлива. Пусть только тогда, когда я буду въ земл, узнаетъ онъ, какъ много я страдала!..

— Мери!.. Бдная Мери!.. Пожалй ты свое несчастное сердце и завтра приходи ко мн… хоть простишься съ Франкомъ…

— О, ты не видала ее, ты не знаешь, какъ она хороша!.. Нтъ, нтъ, я не пойду!..

Въ голос Мери слышалась самая страстная ревность..

Глава девятнадцатая,

На другой день, еще прежде назначеннаго часа,Франкъ былъ уже у Діаны.

Діана была одна въ гостинной и ждала его. Она передала ему печальное извстіе, но при послднемъ слов дверь вдругъ отворилась и вошла Мери.

— Здравствуй, милая Діана, спокойно и твердо заговорила она, подавая одну руку Франку, а другую Діан… здравствуйте, любезный Франкъ… Я вовсе не желала, чтобы вы могли думать, что у меня дурное и злое сердце.

Она была въ легкомъ бломъ плать. Блдное, страдальческое, но прекрасное лице ея окаймлялось длинными русыми локонами, отъ которыхъ отливало золотоме и которые роскошно вились по плечамъ и ше. Она была прекрасна, но красота ея, казалось, уже не принадлежала земл.

Она съ улыбкой смотрла на Діану и Франка, у которыхъ у обоихъ на лиц выражалась самая глубокая грусть.

Мери продолжала:

— Діана, что ты такъ печальна?.. И вы молчите, Франкъ?.. Отъ чего же вы не говорите, что любите меня?..

Діана не выдержала и, чтобы скрыть навертывавшіяся слезы, подошла къ роялю и нервно-порывисто взяла нсколько аккордовъ. Мери, какъ бы отъ электрическаго удара, отъ этихъ неожиданныхъ звуковъ вздрогнула, выпрямилась и глубоко вздохнула.

Она взглянула на Франка и вдругъ холодно спросила:

— Что вамъ угодно отъ меня, милордъ?

— Мери, милая Мери! тихо и умоляющимъ голосомъ заговорилъ Франкъ.

— Ради Бога, выслушайте меня… я люблю васъ, и никого больше, никого и никогда не любилъ!.. Выслушайте меня… оправданіе…

— Милордъ! возразила Мери, стараясь казаться спокойной и холодной:— вы удивляете меня!.. Вы хотите оправдываться?.. Но разв я обвиняла васъ, милордъ?.. Къ чему же, зачмъ вспоминать о томъ, что прошло, что мы забыли оба?..

— Нтъ, Мери, я не забылъ!.. это прошлое, о которомъ вы забыли, будетъ для меня самымъ драгоцннымъ воспоминаніемъ… Боже!.. Итакъ вы въ самомъ дл перестали любить меня?.. Неужели это правда, неужели это возможно?..

— Да, это правда, милордъ.

— И вы можете говорить это спокойно?

— Могу и должна… Я невста маркиза Ріо-Санто, милордъ!

Франкъ нсколько минутъ молчалъ, но потомъ твердо и важно заговорилъ:

— Я забуду о себ, миссъ Мери… я не буду ни просить, ни жаловаться… Я также, какъ вамъ угодно, постараюсь забыть прошлое… Но скажите мн, кто же можетъ отнять у меня право любить васъ, боготворить васъ… заботиться и болть душой за ваше счастье и стараться отклонить отъ васъ нависшую надъ вами тучу несчастья…

— Я васъ совершенно не понимаю, милордъ, сказала Мери.

— Я сейчасъ же объясню вамъ… Не ждите отъ меня жалобъ, упрековъ или чего-нибудь подобнаго… Вы страдаете, бдная Мери, я знаю и понимаю это и потому прощаю вамъ…

— О, Франкъ! ослпленная на минуту, я едва не воротилась къ вамъ… Но между нами стала женщина… и, клянусь! какъ хороша она!.. И вотъ, теперь я невста маркиза Ріо-Санто…

— О, Мери, какая ужасная ошибка!.. никогда мое сердце не принадлежало никому, кром васъ, и я могу оправдать себя…

— Оправдайте! едва слышно проговорила Мери,

— О, Мери! страстно проговорилъ Франкъ: я любилъ, люблю и вчно буду любить васъ!..

— Однако, эта женщина?..

— Я не знаю ее, Мери… и не понимаю, что это за коварный заговоръ, жертвою котораго я сдлался и кто ее приставилъ къ моей постел…

— Но кто же?.. Бога ради… убдите меня…

— Кто?.. Вроятно это нужно было тому же, кто хотлъ отравить меня, раненаго, умирающаго… Тому, вроятно, кому желательна моя смерть или мое несчастье…

— О, мой Боже!.. Они хотли убить васъ, мой благородный Франкъ!.. И я подозрвала васъ!..

Вдругъ голосъ ея порвался, и лице приняло какое-то мрачно-отчаянное выраженіе.

— Но я теперь невста маркиза Ріо-Санто, сказала она вдругъ, и не должна врить вамъ.

— Мери, поклянитесь мн, что вы сохраните тайну, которую я скажу вамъ, и выслушайте меня… Мн доврила леди Офелія, чтобы спасти васъ…

— Клянусь.

Франкъ обхватилъ рукой талію молодой двушки и продолжалъ:

— Вы знаете, Мери, что графиня должна была выйдти замужъ за маркиза Ріо-Санто?

— Я знаю, что она любитъ его.

— Помните вы молодаго Вебера, иностранца, который пріхалъ въ Лондонъ вмст съ Ріо-Санто?

— Помню. Это тотъ, который отправился въ Индію.

— Нтъ, Мери… Веберъ просто убитъ…

— Убитъ! съ ужасомъ повторила Мери.

— Онъ былъ молодъ, богатъ, знатенъ. Онъ влюбился, страстно полюбилъ графиню Дерби. Узнавъ, что она выходитъ замужъ за маркиза Ріо-Санто, онъ написалъ ей, умоляя ее не выходить за него. Онъ просилъ ея позволенія видть ее, чтобы разсказать ей о какихъ-то опасностяхъ и тайнахъ.

— ‘Если я не получу вашего отвта, миледи, писалъ онъ, то завтра въ одиннадцать часовъ утра я буду у васъ’…

Графиня не придавала никакого значенія этому письму. Но вечеромъ, желая отвязаться отъ его назойливости, хотла написать ему. Но хватившись письма, въ которомъ былъ обозначенъ адресъ Вебера, она нигд не могла найти его и провела, отъ безпокойства, безсонную ночь.

Мери еще боле поблднла и слушала съ усиленнымъ вниманіемъ. Сердце ея сильно билось.

— Въ десять часовъ утра у ней былъ уже маркизъ, который принесъ съ собой дв шпаги и умолялъ ее позволить ему, вмсто нея, принять Вебера. Графиня не могла не уступить и согласилась.

Никому неизвстно, что говорили они, но посл нсколькихъ словъ въ комнат, гд они были, зазвучали шпаги… минуту спустя послышалось паденіе чего-то тяжелаго…

Графиня бросилась туда… Передъ трупомъ Вебера неподвижно, скрестивъ руки на груди, стоялъ маркизъ.

— Вы убили его! вскричала графиня.

— Да, онъ хотлъ стать между нами.

— Слышите, Мери?.. съ безпокойствомъ вскричалъ Франкъ, замтивъ, что сердце молодой двушки перестало биться. Глаза ея были неподвижны, и она вся какъ-то онмла и похолодла.

— Мери, что съ вами?.. Мери!..

Отвта не было.

— Діана! вскричалъ Франкъ, Мери умерла!.. помогите!..

Діана бросилась къ нему.

— Мери, Мери!.. звала она. Боже! что съ ней?..

За дверью послышался какой-то шумъ. Діана бросилась было къ двери, но было уже поздно… Лицемъ къ лицу стояла леди Кемпбель.

— Мери и Франкъ! позеленла послдняя отъ злости негодованія.

— Давно-ли это, миссъ Стюартъ, презрительно продолжала она, домъ вашей матери сталъ мстомъ для подобныхъ свиданій?..

— Миледи, теперь не время, начала было покраснвшая Діана…

— Миссъ Діана, сухо прервала ее тетка, ваше поведеніе неприлично и низко.

Діана была не въ состояніи сдерживаться боле.

— Миледи! вскричала она. Недавно еще Франкъ спрашивалъ меня, что это за безсердечный палачъ, который доводитъ Мери до такого состоянія: теперь я могу отвтить ему.

— А!.. это она!.. съ ненавистью проговорилъ Франкъ.

Леди Кемпбель гордо посмотрла на него и обращаясь къ Мери, заговорила:

— Пойдемъ, Мери, пойдемъ, мое дитя, теб не прилично быть въ этомъ дом…

И взяла ее за руку,— и тутъ только поняла, въ какомъ состояніи была Мери.

Тутъ она громко вскрикнула и упала въ кресло.

Франкъ медленно подошелъ къ ней и сказалъ съ грустью и съ упрекомъ:

— Миледи! когда я оставилъ ее, она дышала жизнью, здоровьемъ, счастіемъ. Да, она была счастлива!.. Слышите?.. она была счастлива!.. А теперь она умираетъ!.. Да проститъ вамъ Богъ…

И молодой человкъ, едва сдерживая слезы, поспшно отошелъ отъ нея.

Глава двадцатая.

Леди Кемпбель потребовала, чтобы позвали доктора Муре.

Послдній явился скоро и сразу понялъ, въ чемъ дло. На лиц его не выразилось ни изумленія, ни безпокойства.

Онъ придвинулъ себ кресло и нсколько минутъ внимательно смотрлъ на Мери. Потомъ приблизилъ свою щеку къ губамъ Мери. Легкое, холодное, едва замтное дыханіе коснулось его щеки.

— Такъ! такъ и есть! почти съ удовольствіемъ заговорилъ онъ. Миледи! горчицы, тазъ и воды!..

Приказаніе его было исполнено тотчасъ.

Онъ пустилъ кровь изъ руки Мери, нсколько капель крови упало въ тазъ.

— Такъ и есть! продолжалъ все съ возраставшимъ жаромъ Муре: странное, таинственное, рдкое состояніе, представляющее вс признаки смерти… спирту, миледи, опія!..

Муре налилъ нсколько капель опія на губы Мери и приложилъ къ ея ногамъ горячую горчицу — напрасно. Мери не пошевелилась. Муре съ крайнимъ любопытствомъ разсматривалъ ее.

— Есть-ли надежда, докторъ? умоляющимъ голосомъ, спросила леди Кемпбель.

— Прикажите приготовить постель, отвтилъ онъ, не оборачиваясь, жесткую, наклонную… Я думалъ, миледи, что это истерика — но нтъ!.. Это каталепсія! вскрикнулъ онъ какимъ-то восторженнымъ голосомъ: странное, рдкое, таинственное явленіе, имющее вс признаки смерти… Первый случай моей двадцатилтней практики!.. О счастье!..

— Это сумасшедшій! вскрикнула Діана.

Муре вздрогнулъ и опустилъ глаза.

— Миледи, съ упрекомъ проговорилъ онъ, люди науки не всегда знакомы съ свтскими законами. И это имъ простительно. Что же удивительнаго, что они иной разъ высказываютъ мысли, за которыя невжды клеймятъ ихъ именемъ сумасшедшихъ. Но они умютъ презирать обиды, точно также какъ и прощать невжеству.

Діана покраснла и стала извиняться передъ нимъ.

Мери перенесли на постель. Муре осторожно закрылъ ей глаза, но едва онъ отнялъ руку, какъ глаза ея раскрылись сами собой.

— Миледи, спрашивалъ онъ, скажите пожалуйста, что предшествовало и, по всей вроятности, произвело этотъ обморокъ?

— Такъ это обморокъ?

— Смерть — ни что иное какъ безконечно продолженный обморокъ, миледи… И позвольте мн повторить вамъ, что мн необходимо знать…

— Я ничего не знаю, ничего не знаю, докторъ… Нужно спросить миссъ Стюартъ.

Сна долго разговаривала съ серомъ Франкомъ Персевалемъ…

— А!.. протянулъ Муре.

— Съ самаго начала она была въ какомъ-то странномъ состояніи…

— Не было-ли какой-нибудь особой причины ей придти сюда?

— Она получила записку отъ Франка, едва слышно отвтила Діана.

— Какой срамъ! вскричала леди Кемпбель.

— А!.. съ ироніей проговорилъ докторъ… Серъ Франкъ Персеваль раненько выздоровлъ…

Чрезъ нсколько минутъ онъ уже откланивался.

— Но неужели же вы уйдете, не обнадеживъ насъ? воскликнула леди Кемпбель. Ради Бога, докторъ…

— Миссъ Треворъ жива, холодно отвтилъ Муре… Я сейчасъ пришлю моего помощника, а вечеромъ заду самъ… До свиданія…

Муре ушелъ.

Пріхавъ домой, онъ сейчасъ же позвалъ къ себ Роуля.

— Ну что-же ваша птичка? спросилъ Муре.

— Сидитъ въ клтк.

— Діэта?

— Чрезъ день полъ-унца хлба.

— Въ темнот?

— Въ полнйшей… Однако, очень крпка! Давно бы нужно протянуть ноги, а она все еще живетъ… Впрочемъ порядкомъ-таки добралъ я ее-кожа да кости… Ну, а спать — то боле десяти минутъ не слдуетъ никакъ…

Роуль посмотрлъ на часы и продолжалъ:

— Ахъ, чортъ меня возьми, заболтался я съ вами, а она услаждается сномъ тринадцатую минуту… Я же разбужу ее!…

Минуту спустя, послышался какой-то ревъ, за которымъ слдовалъ крикъ испуга…

Глава двадцать первая.

Съ тхъ поръ, какъ Клара попалась въ руки доктора Муре, прошло уже пять дней. Она очнулась въ комнат, куда помстилъ ее Муре, въ совершеннйшемъ мрак. Мало-по-малу она вспомнила случившееся съ ней.

— Батюшка! вскрикнула она… Я видла его… Анна? гд ты?..

И она стала шарить кругомъ, но напрасно.

— Боже! они убили ее!.. Но гд же я? Мракъ, тишина… Жива ли я сама… Неужели они убили и меня… Такъ это смерть!.. вчная, темная, глубокая ночь… мертвая тишина, молчаніе… я въ могил!.. Боже! Долго ли мн еще страдать?..

И Клару охватилъ смертельный холодъ. Голова ея безсильно опустилась, и сердце замерло…

Но преодолвъ свой ужасъ, она вдругъ вскочила и,протянувъ впередъ руки, сдлала два шага… Руки ея уперлись во что-то мягкое, уступчивое… Она бросилась въ другую сторону, но и тамъ встртила тоже.

Стны этой комнаты были обиты клеенкой съ войлокомъ, такъ что ни малйшій шумъ снаружи не могъ достигнуть до ея слуха, а ея крики быть услышаны за стнами.

Кларой овладло полнйшее отчаяніе… Голова ея пылала…

Желаніе свободы, свта, воздуха, движенія овладло ей. Она закричала — ни малйшаго звука… Ею овладло какое-то бшенство, и она ударилась головой въ стну — мягкая подушка подалась отъ удара.

Съ воплемъ отчаянія она упала на полъ…

Она стала молиться… На нсколько минутъ она успокоилась, какъ успокоивались самоотреченныя мученицы… Но отчаяніе скоро опять овладло ею. Она опять стала плакать и стонать, опять молилась, опять надялась!…

Время, однако, шло, но ничто не мнялось… Вскор къ ея страданіямъ присоединились еще мученія голода… Врядъ ли что можетъ сравняться съ этой ужасной пыткой, которой подвергали несчастную, безпомощную жертву ‘во имя науки и общей пользы человчества.’

Съ третьихъ сутокъ съ ней уже начались нервныя припадки… Она лишалась сознанія… ею овладвалъ бредъ… предъ глазами носились какія то странныя виднія… Ей видлась то засыпающая Анна, то блдное лице отца, то прелестное лице мечтателя Эдуарда… Несчастная успла полюбить его всми силами души!…

Понемногу она теряла сознаніе, какая-то слабость постепенно разливалась по всмъ ея членамъ, пока она не забылась совсмъ….

Дверь тихо — тихо отворилась, и на порог появилась желтая зврская фигура Роулея, со свчкой въ рук и съ ящикомъ подъ мышкой.

— Ну, стоило платить столько денегъ, ворчалъ онъ… Правда, двчонка славная, но все же дорого… Впрочемъ, не мое дло….

— Однако, здсь скучно, продолжалъ онъ раздумывать, маловато развлеченій… Но женщины — гд хотите — съумютъ найти себ развлеченія…. Прибгнутъ къ обморокамъ — вотъ и развлеченіе!…

Съ этими словами онъ поднесъ къ носу Клары стклянку со спиртомъ.

Клара съ легкимъ стономъ судорожно пошевелилась. Роулей быстро закрылъ ей глаза.

— Не хотите ли покушать, мое дитя? спросилъ онъ.

Клара не отвтила.

— Молчаніе — знакъ согласія. Впрочемъ врно и проголодалась…. Не хотите ли хлбца, мое дитя?…

Роулей снялъ платокъ съ глазъ Клары и опять поднесъ стклянку ей къ носу, но быстро задулъ свчу, какъ только она стала открывать глаза.

— Свтъ! Я видла свтъ! вскрикнула несчастная.

Ей отвтилъ стукъ затворившейся двери.

Глава двадцать вторая.

Джоулей шелъ въ свою комнату и раздумывалъ:

— Пожалуй она не найдетъ хлба на стол, а докторъ приказалъ беречь ее!… Скверно….

Вошедши къ себ въ комнату, онъ приподнялъ въ углу небольшой люкъ и кротко проговорилъ:

— Мое дитя! У твоихъ ногъ немного хлба…. поищи и найдешь…. Господь да хранитъ тебя!…

На Клару это произвело дйствіе, котораго совсмъ не ожидалъ Роулей.

Набожная и склонная къ мистицизму, Клара приняла голосъ Роуля за голосъ свыше. Горько раскаиваясь въ своемъ отчаяніи, она бросилась на колни и стала молиться…. Посл этого она сыскала хлбъ….

Она почувствовала себя подкрпленной и спокойно заснула.

Когда она проснулась, то увидла себя на постели съ спущенными занавсками, сквозь которыя она видла свтъ и какого-то мужчину, сидвшаго за книгой.

— О, Боже! какъ я страдаю! простонала она.

— Та, та, та…. Страдать изволите!… усмхнулся Роулей — это былъ онъ — закрывая книгу… Ну что жъ? У насъ свой докторъ…. да еще какой!…

— Хлба!… Ради Бога дайте хлба….

— Та, та, та… Хлбца!… Нельзя-съ, хлбъ очень дорогъ….

Съ лампой въ рук Роулей подошелъ къ постели. Клара закрыла глаза.

— А крпка! усмхнулся еще Роулей.

Гуоы Клары посинли и она заворочалась.

— Ай! Кризисъ!… Позвать доктора….

Докторъ Муре всю ночь не отходилъ отъ Клары, наблюдая за ней и всми фазами нервнаго припадка и не прибгъ къ помощи лкарства, хотя оно было у него подъ рукой.

Къ утру Муре воротился въ кабинетъ.

— Что же теперь длать съ ней? спросилъ его Роулей.

— Необходимы еще новые припадки. Я очень доволенъ этою ночью — драгоцнныя свднія… Но все-таки я понимаю болзнь миссъ Треворъ только съ одной стороны.

— Перенеси ее опять въ комнатку, Роулей, продолжалъ онъ… Она спитъ… Ее будетъ клонить сонъ… Но по-временамъ ты буди ее….

Для Клары началась новая пытка… Ей необходимъ былъ, посл нервныхъ припадковъ, крпкій, глубокій сонъ, но Роулей аккуратно каждыя десять минутъ будилъ ее.

Чрезъ три дня она была уже въ состояніи, необходимомъ для опытовъ Муре.

Ея крпкій организмъ совсмъ разстроился, но нервная воспріимчивость, раздражаемая постояннымъ пробужденіемъ отъ сна, была близка къ чисто эпилептическому состоянію.

Между тмъ болзнь Мери внезапно перемнилась, что несказанно озадачило Муре.

Не будучи въ состояніи ввергнуть Клару въ каталептическое состояніе, онъ оставилъ ее въ полномъ распоряженіи Роулея, которому она служила какимъ-то пріятнымъ развлеченіемъ.

Съ Мери Муре, наконецъ, незналъ, что длать, такъ что онъ былъ въ самомъ скверномъ расположеніи духа.

— Ну, что она? спросилъ Муре.

— Нужно ковать желзо, пока оно горячо: но оно уже начинаетъ холодть.

— Есть признаки?

— Да… А завтра будетъ новый — она умретъ.

— Но жива еще?

— Какъ будто… Она въ обморок…

Муре схватилъ его за руку и тихо сказалъ:

— Поди, приготовь большой вольтовъ столбъ.

Роулей изумленно посмотрлъ на него.

Глава двадцать третья.

В четыре часа Бембо разбудилъ маркиза Ріо-Санто, который спалъ въ комнат Энджуса.

— Это ты, Бембо? проговорилъ маркизъ… А какъ я усталъ…

— Отдохните еще, маркизъ… Дло поспетъ еще и завтра… Оно велико…

Бембо говорилъ съ искреннимъ участіемъ.

— Великое дло? ласково переспросилъРіо-Санто… Однако у тебя проницательный глазъ, Бембо… какъ у ревнивой женщины… Никогда не распрашиваешъ, а угадываетъ… Тебя и невидно, когда ты не нуженъ, а опасность — и ты вырастаетъ въ одну минуту…

— Клянусь, воскликнулъ Бембо, что въ томъ чувств, которое заставляло наблюдать за вами, не было и тни простаго любопытства.

— Разв я сомнваюсь?… Я все слышалъ и все знаю… У тебя очень благородное сердце, Анджело.

Ріо-Санто съ чувствомъ пожалъ руку Анджело.

— И ты счастливецъ, Анджело, продолжалъ онъ… Господь любитъ тебя… Ты не имешь тхъ кровавыхъ воспоминаній, которыя скрываетъ отъ насъ небо…

Анджело съ почтеніемъ молча слушалъ. Но его щеки покрылись краской благородной гордости.

— О! продолжалъ маркизъ… Не страшна мн смерть, но я не хочу умереть, не достигнувъ своей цли…

Онъ отвчалъ этимъ на свои собственныя мысли.

И онъ замолчалъ, погрузившись въ глубокую думу.

Потомъ тихо заговорилъ.

— Если бы кто другой, Анджело, зналъ только половину того, что знаешь ты, я убилъ бы его… Мои тайны изъ тхъ, которыя должны покоиться подъ могильнымъ камнемъ… Но ты мой единственный другъ…

— Благодарю, милордъ, благодарю! вскричалъ Анджело съ горячей признательностью… Но ради Бога, дайте и мн долю въ этихъ опасностяхъ… о, не откажите моей просьб… Я хочу или умереть, или побдить съ вами?..

— Синьоръ Анджело Бембо! торжественно отвтилъ маркизъ. Я не даромъ называю васъ моимъ другомъ: вы пойдете со мной рядомъ.

Анджело съ жаромъ поцловалъ руку маркиза.

— Маркизъ помолчалъ.

— Анджело, сегодня ты подешь со мной… ты мн нуженъ… Позови Эреба…

Ріо-Санто съ трудомъ приподнялся съ кресла, когда Анджело вышелъ, и подошелъ къ постели Энджуса. Послдній крпко спалъ. Маркизъ смотрлъ на него нсколько минутъ, пока въ сосдней комнат не послышался тихій шумъ.

Это былъ Эребъ, маленькій негръ маркиза.

— Пить! тихо сказалъ послдній.

Эребъ снялъ съ шеи маленькій ключикъ и отперъ имъ маленькій рзной ящикъ.

Изъ послдняго онъ вынулъ маленькую рюмочку и до половины опорожненный графинъ.

Наливъ въ рюмку воды, онъ капнулъ туда дв капли изъ графина, вода зашипла и приняла какой-то золотистый оттнокъ.

— Хорошо! Дай одться, приказалъ маркизъ, принимая отъ него рюмку.

Опорожнивъ послднюю, онъ ушелъ въ сосднюю комнату.

Когда онъ, черезъ четверть часа, вышелъ оттуда, его нельзя было и узнать: глаза горли яркимъ огнемъ, блдныя щеки закраснлись румянцемъ, станъ выпрямился: поступь была твердая и гордая.

Анджело смотрлъ на него съ какимъ-то суеврно-боязливымъ изумленіемъ.

Черезъ четверть часа карета маркиза остановилась, недозжая дома графини Дерби.

— Анджело, я скоро вернусь, сказалъ маркизъ. Я дойду пшкомъ…

Графиня Дерби была одна въ своей комнат. Ея печальныя мысли разсялись, когда ей доложили о маркиз, она съ радостью бросилась къ двери… Вдругъ ее объялъ ужасъ, когда она вспомнила о томъ, что она открыла Персевалю… Быть можетъ она совершенно погубила этого человка, котораго такъ любила…

Въ отчаяніи она упала въ кресло. Ріо-Санто вошелъ и взялъ ее дрожавшую руку. Ея смущеніе передалось и ему… Съ безпокойствомъ онъ опустилъ руку и смотрлъ внимательными, проницательными глазами на леди Офелію.

Послдняя не вынесла его взгляда… Брови Ріо-Санто нахмурились. Замтивъ, что она плакала, онъ холодно поцловалъ ее и пошелъ къ двери.

— Милордъ, вскрикнула она умоляющимъ голосомъ: не уходите еще!

Ріо-Санто остановился и смотрлъ на нее глазами, полными нжности и состраданія.

— Вы раскаиваетесь. Я врю, миледи, вы хотли дорогою цной искупить вашу нескромность…

— Цною моей крови, милордъ! умоляла леди Офелія.

— Врю, бдная моя Офелія…

— Вы добры и любите меня… Я знаю, и ваше раскаяніе искренно… но того, что сдлано — воротить уже нельзя…

— Вы знаете все?

— Я ничего не зналъ, миледи, ничего, совсмъ ничего… Вы сами сказали мн все… Прежде вы встрчали меня такъ весело, были такъ счастливы… А сегодня я вижу слезы!..

Онъ замолчалъ на нсколько минутъ.

— Но это большое, большое несчастіе, миледи.

— Какъ! Разв вамъ угрожаетъ опасность, вашей жизни?

— Моя жизнь грустно повторилъ маркизъ. Что моя жизнь?.. Разв недовольно Вебера?..

Глаза графини мигомъ высохли.

— О, милордъ! вскрикнула она: Я не хочу, не желаю понимать вашихъ словъ!

— Однако, вы ихъ хорошо понимаете, миледи…. Вашей нескромностью вы погубили не меня, но другаго..

— О, сжальтесь, милордъ!.. Умоляю васъ, сжальтесь надъ нимъ!..

Леди Офелія упала на колна передъ маркизомъ..

Маркизъ поднялъ ее и посадилъ рядомъ съ собой.

— Бдная Офелія! сказалъ онъ. Сколько горя и страданій принесла вамъ моя любовь… Я же люблю васъ еще больше!.. И я готовъ исполнить вашу просьбу… Ну-съ, садитесь и пишите серу Франку…

Офелія съ живостью исполнила его желаніе.

Ріо-Санто сталъ у ней за кресломъ и диктовалъ:

‘Завтра вечеромъ, въ девять часовъ, я жду васъ въ карет передъ Сен-Джемскимъ театромъ, на углу Декской улицы’.

— Теперь подпишите… Завтра вы отправите туда вашъ экипажъ… Сами вы останетесь дома, а я буду ждать сера Франка…

Офелія посмотрла на него съ очевиднымъ безпокойствомъ.

— Клянусь вамъ, дорогая Офелія, продолжалъ маркизъ, понявъ значеніе ея взгляда, клянусь, я пощажу его жизнь… Запечатайте письмо…

И маркизъ взялся за шляпу, посмотрвъ на часы.

— У меня крайне важное дло, продолжалъ онъ… такъ что я необходимо долженъ ухать… Вы колеблетесь… Но знайте, что это единственное средство спасти жизнь сэру Франку Персевалю…

Простившись съ леди Офеліей, Ріо-Санто воротился къ Анджело, который ждалъ его въ экипаж.

— На Корнгильскую площадь, къ магазину Фалькстона, приказалъ маркизъ кучеру.

— Анджело! сказалъ онъ, свъ въ карету. Ты говорилъ объ опасностяхъ… наступили.

Маркизъ видимо былъ взволнованъ.

— Тмъ лучше, милордъ!…

Глаза Бембо сверкали.

— Бембо! печально говорилъ маркизъ: не ввряй никогда своихъ тайнъ женщин… Мой планъ еще не вполн созрлъ, и, несмотря на то, женская нескромность принуждаетъ меня дйствовать прежде времени…

— Я не разстанусь съ вами, милордъ!

— Я знаю это, Анджело, и благодарю.

Маркизъ замолчалъ и низко опустилъ голову.

Карета остановилась тамъ, гд приказалъ маркизъ.

Лицо маркиза вдругъ сдлалось очень грустнымъ.

— Итакъ, Анджело, сказалъ онъ, ты сдлался моимъ адъютантомъ…

Маркизъ грустно улыбнулся.

— Располагайте мною, милордъ, я жду вашихъ приказаній.

— Да… Распорядись, чтобы сегодня вечеромъ вс ‘ночные лорды’ собрались въ Вейтъ-Чепльскомъ дом… Чрезъ два часа я пріду туда самъ… Къ вечеру ты доставишь мн свднія о банковскомъ проход.

— Исполню, милордъ.

— До свиданья!…

Маркизъ завернулъ за уголъ, ко входу въ контору Эдуарда и К^о. Карета осталась ждать около магазина Фалькстона, а Анджело ухалъ на извощик.

Глава двадцать четвертая.

Въ дом Эдуарда и К^о нигд не видно было огня.

Малютка Эребъ, соскочившій съ запятокъ въ ту самую минуту, какъ карета остановилась, отворялъ уже маркизу дверь въ контору.

— Позвони въ гонгъ средней залы, приказалъ ему маркизъ.

— Сколько разъ?

— Одинъ.

Маркизъ вошелъ въ круглую залу безъ оконъ. Едва послышался ударъ въ гонгъ, туда вошла Фанни.

Было несомннно, что мистриссъ Бертрамъ была когда то красавицей…

И теперь еще, на зло всмъ злоупотребленіямъ жизнію и удовольствіями, ея лицо было очень выразительно.

Во всхъ ея движеніяхъ просвчивалась какая-то упоительная нга… Но ея красота и грація были подавлены какою-то непонятной апатіей.

Она когда-то любила и сама была любима маркизомъ Ріо-Санто.

Ее нисколько не удивила и не поразила перемна, которая произошла въ маркиз относительно нея… Она не огорчилась даже…

Но съ этихъ самыхъ поръ она заглушила въ себ голосъ всхъ пламенныхъ страстей, прервала знакомство со всми и дышала лишь одной безграничнобезпредльной преданностію къ маркизу.

Въ рукахъ у нея былъ красивый ящикъ.

— Есть письма? нетерпливо спросилъ маркизъ.

— Много, милордъ.

Фанни сла рядомъ съ нимъ.

Она раскрыла ящикъ, и маркизъ съ живостію заглянулъ въ ящикъ, въ которомъ находилось около двадцати писемъ.

Маркизъ радостно вскрикнулъ, когда замтилъ между ними одно въ грубомъ, сромъ конверт, съ ирландскою почтовою печатью.

Маркизъ распечаталъ письмо и по мр того, какъ онъ читалъ его, его лице боле и боле оживлялось радостью.

— Десять тысячъ! вскрикнулъ онъ. Десять тысячъ храбрецовъ!…

Имъ овладлъ какой-то энтузіазмъ. Онъ еще разъ перечиталъ письмо прежде чмъ взялъ другое.

— Боже мой! вскричалъ онъ, едва распечатавъ другое письмо. Они здсь!… въ Лондон!… А я еще не готовъ!… потерялъ цлые шесть дней…. шесть дней!

Маркизъ просмотрлъ вс письма. Онъ хотлъ уже встать, когда Фанни подняла съ полу еще, уроненное имъ, письмо.

— Вотъ еще письмо, милордъ.

Маркизъ поцловалъ руку, въ которой она держала письмо.

— Мой добрый геній, съ благодарностью проговорилъ онъ…. Вы бережете и храните мои тайны, даже и не пытаясь проникнуть въ нихъ…. Очень, очень благодарю васъ.

Фанни хотла было улыбнуться, но вмсто улыбки на глазахъ у ней показались слезы…. Фанни любила еще маркиза и не могла забыть прошлаго.

Ріо-Санто съ какою-то гордостью выпрямился, читая это письмо и на его лиц выразилось глубочайшее уваженіе.

Вдругъ онъ нетерпливо скомкалъ письмо.

— Пустыя слова! съ досадой и неудовольствіемъ проговорилъ, онъ. Умный человкъ, но…. адвокатъ…. Пусть его ждетъ…. я же буду дйствовать!

Глава двадцать пятая.

Въ Банковской улиц, противъ самаго Банка, находился маленькій, чистенькій, бленькій домикъ. Въ нижнемъ этаж этого домика находилась красиво и удобно обставленная лавочка, принадлежавшая, повидимому, члену общества умренности, потому что въ лавочк продавалась исключительно шипучая содовая вода.

Покупателей не было. Мрачно холодный и важный видъ хозяина или, лучше сказать, хозяевъ — за конторкой постоянно мнялись два человка — отталкивалъ покупателей.

Только тогда, когда хозяевъ не было въ лавочк, покупатели изрдка осмливались перекинуться веселымъ словцомъ съ долговязымъ приказчикомъ-ирландцемъ.

За конторкой въ данную минуту стоялъ одинъ изъ хозяевъ, человкъ очень почтенной наружности. Вооруживъ глаза зеленымъ зонтикомъ, онъ внимательно читалъ библію.

Колокольчикъ громко зазвенлъ, когда Анджело вошелъ въ лавку.

— Что вамъ угодно?

— Мистеръ Эдуардъ прислалъ меня къ вамъ, маіоръ.

Анджело говорилъ громко.

— Тсъ! тише, тише!… Я здсь не маіоръ, а мистеръ Смитъ….

И хозяинъ быстро захлопнулъ книгу.

— Я пришелъ, мистеръ Смитъ, узнать, какъ идетъ работа?….

— Да тише же ради Бога, синьоръ!.. Работа? слава Богу, мы близимся къ цли….

— Милорду угодно знать опредленне.

— Я исполню волю милорда….

Мистеръ Смитъ громко позвонилъ. Послышались тяжелые шаги.

— Скоре же, приказчикъ, скорй! прокричалъ мистеръ Смитъ.

— Тысячу чертей и дьяволовъ!… Иду, иду!… Какой это чортъ такъ захотлъ воды!… послышался грубый голосъ.

— Ну, не ругайся! проворчалъ Смитъ.

— Ваша правда, мистеръ, или пусть я пригожусь чертямъ на розбифъ!…

На порог показалась длинная фигура добрйшаго и почтеннйшаго капитана Недди О’Кренъ въ длинномъ передник.

— Что вамъ угодно, хозяинъ?

— Этому джентльмену нужно переговорить съ тобой.

— Очень, очень радъ, чортъ возьми? Что вамъ угодно мистеръ?

Бембо повторилъ вопросъ.

Педди выпрямился и съ важнымъ видомъ отвтилъ:

— Слдовательно, я могу объявить именемъ самого сатаны, что я, чортъ меня побери, вовсе не приказчикъ какой-то глупйшей лавчонки, чтобъ ей не было ни дна, не покрышки, а капитанъ Педди О’Кренъ, чтобъ мн сейчасъ же провалиться!…

— Коротко и ясно, капитанъ, сказалъ мистеръ Смитъ.

— Коротко и ясно…. ахъ, чортъ возьми!… Хорошо, я буду отвчать…

— Мн нкогда, сказалъ Бембо.

И съ нетерпніемъ топнулъ ногой.

— Такъ бы и сказали, серъ!.. Дло идетъ понемногу, изволите видть!.. Дублинъ построенъ, правду сказать, не въ одинъ день, а до Банка чортъ знаетъ какъ далеко… Саундерсъ, по правд, отъявленный дуракъ, но все-таки малый славный… Работаетъ добросовстно, но и напивается также добросовстно, проклятая скотина!..

— Но проходъ?..

— Проходъ… то есть жолобъ или эта проклятая подземная труба!.. У насъ подъ ногами серъ!

— Я могу видть?

— Можете ли?.. Думаю. Отчего жъ и нтъ?

— Вы какъ думаете, мистеръ Смитъ?

— По порученію ‘его чести’, мистеръ, отвтилъ ми^гстеръ Смитъ.

— Экая дьявольщина!..

Педди почтительно приподнялъ шляпу.

— Итакъ, вашъ покорнйшій слуга продолжалъ Педди… Извольте видть — дыра почти просверлена и, если эта проклятая выдумка, компасъ, не вретъ, то намъ очень и очень не далеко до проклятыхъ банковыхъ сундуковъ… Пора! Пора!.. А то эта добрая скотина, Саундерсъ, уже почти околваетъ, бдняга. И то сказать: ужъ девятый мсяцъ, какъ онъ безвыходно подъ землей и поглощаетъ безмрное количество зелена вина!.. Чортъ бы насъ всхъ побралъ!.. То есть не васъ, мистеръ Смитъ, не васъ, почтеннйшій джентльменъ… да и не меня, по правд сказать.. Если вамъ угодно спуститься въ эту проклятую дыру?..

— Да, что бы дать врный отчетъ милорду…

И Бембо спустился за капитаномъ въ подвалъ.

Педди отодвинулъ въ самомъ тсномъ углу бочку…

Тутъ начинался проходъ, который вырылъ Саундерсъ.

Глава двадцать шестая.

Въ 183* году, въ эстлейскомъ цирк былъ клоунъ,по имени Саундерсъ-Массъ, прозванный Слономъ за необычную силу. Это былъ тяжелый и безтолковый великанъ, въ которомъ физическая сила подавила вс умственныя и нравственныя силы.

Вдругъ Саундерсъ исчезъ неизвстно куда. Это исчезновеніе глубоко опечалило всхъ любителей и постителей цирка.

Саундерсъ между тмъ очутился въ пріятномъ обществ почтеннаго капитана Педди и погребалъ безмрное количество джину въ своемъ колоссальномъ желудк. Три дня кутилъ Саундерсъ. На четвертый почтенный Педди вручилъ ему ломъ и нсколько другихъ инструментовъ и поставилъ на работу.

Сначала она подвигалась очень медленно: великану запретили работать слишкомъ усердно изъ осторожности.

Чтобы понять всю трудность задуманнаго предпріятія, необходимо вспомнить, что требовалось вырыть почти цлый корридоръ, по которому можно было ходить, даже бжать, въ ростъ капитана Педди и въ ширину самого Саундерса. А послдній проходилъ только тамъ, гд могли стать рядомъ два человка.

Когда Саундерсъ выбрался за черту дома, работа пошла несравненно быстре. Самъ великанъ привыкалъ къ ней.

Вырытую землю ночью отвозили въ маленькихъ боченкахъ.

Саундерсъ не выходилъ изъ подъ земли, онъ, впрочемъ, и не жаловался на это, такъ какъ его кувшинъ съ джиномъ никогда не опорожнялся.

Притомъ Педуи съумлъ вполн подчинить его себ, такъ что великанъ слпо врилъ и покорялся ему.

Притомъ и работой не торопили….

Восемь часовъ въ сутки Саундерсъ работалъ, а остальные шестнадцать лъ, пилъ, курилъ и спалъ.

Однако этотъ продолжительный покой, прерываемый тяжелой мускульной работой, вмст съ сырымъ нездоровымъ воздухомъ, сильно подрывалъ здоровье великана.

Онъ работалъ усердно, въ виду общанной, обезпечивавшей его на всю жизнь, награды.

Бембо не могъ врить себ, не могъ врить, что онъ видитъ работу одного человка.

Широкій, длинный корридоръ, на сорокъ футовъ ниже поверхности земли, освщенный лампами, представился его глазамъ.

— Ничего, однако, неслышно! сказалъ онъ. Врно онъ спитъ или отдыхаетъ.

— Спитъ!… какъ бы не такъ!… Если бы онъ спалъ, такъ храплъ бы на весь корридоръ…. Прислушайтесь хорошенько, милордъ!… Вонъ онъ, собачій сынъ, мой пріятель…. И чортъ знаетъ, что ему за охота кряхтть?… А вотъ его постель и бутылка…

— Посмотрите, посмотрите, сэръ, продолжалъ Педди, прижимаясь къ стн и пропуская Анджело.— Вотъ онъ, Саундерсъ-Слонъ, величайшій и толстйшій негодяй трехъ соединенныхъ королевствъ!

Передъ глазами Бембо была какая-то колоссальная глыба, которая кряхтя поднимала и опускала руки, не оглянувшись на подошедшихъ, Саундерсъ спокойно продолжалъ работу. Земля, которую онъ отрывалъ, падала въ большой ящикъ, откуда онъ разсыпалъ ее по небольшимъ боченкамъ.

Позади его стоялъ столъ съ картой, компасомъ и ватерпасомъ.

Бембо какъ то онмлъ отъ изумленія при вид этой колоссальной массы въ образ человка….

Саундерсъ былъ нагъ по поясъ. Свтъ отъ лампы падалъ на его дюжія плечи, на которыхъ видны были напрягавшіеся мускулы.

Анджело съ любопытствомъ, смшаннымъ съ боязнью, осматривалъ эту громаду. Онъ ждалъ, что Саундерсъ обернется….

Педди просто наслаждался изумленіемъ Анджело.

— Что, милордъ? Какъ вамъ нравится мой малютка? спросилъ онъ.

Въ голос его слышалось наслажденіе барышника, показывавшаго рдкую лошадь.

— Удивительно! прошепталъ Бембо: онъ роетъ совсмъ безъ шуму?

— Точно въ пуддинг копается, не правда ли? Чтобъ меня на Темз схватила морская болзнь, если вы найдете такаго молодца?…

— Онъ, кажется, очень усталъ….

— Онъ сейчасъ кончитъ….

Въ эту минуту висвшія подл часы пробили одиннадцать. Слонъ тотчасъ же опустилъ ломъ и вздохнулъ съ очевиднымъ удовольствіемъ.

Слонъ оглянулся, и Бембо чуть не вскрикнулъ отъ изумленія, когда увидлъ вялую, страждущую, безстрастную физіономію великана, который почтительно поклонился. На его лиц показалась добродушная улыбка, и онъ стыдливо опустилъ глаза.

Педди подалъ ему громадный стаканъ джину, который Саундерсъ опорожнилъ разомъ, и проговорилъ разомъ:

— Славно, мистеръ Педди!… Ей Богу славно!…

— Еще бы не славно, дружекъ!… Еще бы не славно! ласково отвтилъ ему капитанъ.

— Насмотрлись, милордъ? обратился онъ къ Анджело.

Анджело сострадательно пожалъ плечами. Педди принялъ это за согласіе и обратился къ Слону:

— Теперь или спать, дружекъ, чортъ возьми… Спи хорошенько, чтобъ тебя черти побрали! Спокойной ночи!

Саундерсъ поклонился и исчезъ.

Минуту спустя онъ уже храплъ.

— Что же сдлано, наконецъ? спросилъ Анджело.

— Что?… Много, мистеръ… Мы, моряки, отлично считаемъ… Извольте видть, мистеръ, мы въ двнадцати футахъ отъ казны….

И Педди съ удовольствіемъ щелкнулъ по грязной, исписанной цифрами бумажк.

Глава двадцать седьмая.

Спросивъ еще кой о чемъ, Анджело простился съ капитаномъ.

Чрезъ полчаса онъ уже входилъ въ залу, гд леди Б*** вручила капитану Педди шкатулку съ деньгами.

Кругомъ стола, среди комнаты, сидло человкъ двадцать, занимавшихъ, почти вс, почетное положеніе въ обществ. Правда, нкоторые вошли въ свтъ подъ ложными именами и титулами, но вс они дошли до границы преступленія лишь по длинной лстниц порока.

На самомъ почетномъ мст сидлъ Ріо-Санто, рядомъ съ Муре.

Лица были почти вс знакомые читателямъ: слпой сэръ Эдмундъ Мекензи, мистеръ Смитъ, сэръ Ватерфильдъ, докторъ Мюллеръ, брилліантщикъ Фалькстонъ тожъ.

Когда Бембо вошелъ въ залу, Мерь лью толковалъ что-то съ жаромъ.

Это былъ очень молодой человкъ, свженькій и розовый. Онъ занималъ должность помощника казначея въ Банк.

— Да, господа, съ жаромъ восклицалъ онъ: кому же и знать, какъ не мн…. Въ сундукахъ Банка около двадцати пяти милліоновъ фунтовъ стерлинговъ…

Радостный ропотъ покрылъ его тоскливый голосокъ.

Глаза слпца Тирреля загорлись какимъ-то непонятнымъ блескомъ.

— Двадцать пять милліоновъ! протянулъ онъ….

— По скольку же достанется каждому изъ насъ? послышался чей-то голосъ.

— Все зависитъ отъ врности дленія, улыбнулся кассиръ.

— Сэръ Вильямъ, прервалъ Ріо-Санто, потрудитесь сказать намъ, сколько тамъ банковыхъ билетовъ?

— Мн кажется, что этого и знать-то не стоитъ, милордъ: это пустые лоскутки, какъ только не станетъ обезпеченія.

— Я спрашиваю васъ, сэръ, холодно повторилъ, маркизъ: на какую сумму тамъ банковыхъ билетовъ?

— Вдвое больше, чмъ наличныя суммы.

— Прекрасно.

Въ эту минуту къ маркизу подошелъ Бембо.

— Милорды! вскричалъ маркизъ, выслушавъ Бембо. Мы близки къ цли…. Завтра мы проникнемъ въ Банкъ!

Ему отвтили громкимъ ‘ура’.

— Но необходимы нкоторыя предосторожности и, надюсь, милорды, вы позволите распорядиться….

— О, конечно, конечно!…

— Сэръ Вильямъ потрудится дать намъ точнйшія свднія, а въ особенности укажетъ мсто и точную сумму банковыхъ билетовъ, которыми онъ пренебрегаетъ, продолжалъ маркизъ.

— Но если Банкъ будетъ раззоренъ….

— Прекрасно, серъ!.. Однако потрудитесь исполнить, то, что приказываютъ.

— Что же касается до полиціи, обратился онъ къ лордамъ, то будьте спокойны: наши люди поднимутъ шумъ въ разныхъ концахъ Лондона, такъ что вся вооруженная сила Лондона будетъ занята этимъ… Не удивляйтесь, потому что я созвалъ всю ‘семью’…

Муре бросилъ на него быстрый, проницательный взглядъ: ему казалось, что маркизъ что то утаиваетъ.

Тиррель пристально посмотрлъ на доктора и едва замтно мигнулъ мутными глазами…

Ночные лорды разошлись.

— Анджело, ты свободенъ эту ночь, и завтра: посл, — принадлежишь мн, сказалъ маркизъ — прощаясь, съ Анджело.

— Я весь вашъ, отвтилъ съ поклономъ послдній.

Глава двадцать восьмая.

Простившись съ маркизомъ, Анджело бросился къ окну въ корридор.

Анна, блдная и печальная, находилась еще тамъ.

— Эту ночь и завтра!.. прошепталъ Анджело… А посл завтра я долженъ забыть ее!.. Но если въ это время?!.. О, нтъ!.. Я спасу ее, мою первую и послднюю любовь!..

Ночь была свтлая и ясная. На улиц глубокая тишина, прерываемая только стукомъ какой-нибудь запоздавшей кареты.

Бембо вдругъ очутился на двор, съ сверткомъ въ рукахъ. Бросивъ свертокъ на балконъ сосдняго домика, Бембо нсколько времени прислушивался, не разбудилъ ли онъ кого? Потомъ, какъ кошка, по водосточной труб, взобрался туда и самъ, и спустилъ съ балкона веревочную лстницу.

Анна проснулась испуганная… Бембо чрезъ окно прыгнулъ къ ней въ комнату, продавивъ стекло и пролзавъ ршетку, которая была вставлена въ него.

Анна вскрикнула и хотла было бжать, но вдругъ остановилась и бросилась въ объятія Бембо, радостно крича:

— Стефенъ! о, мой Стефенъ!.. Вы здсь!..

Бембо задрожалъ: одно слово разрушало вс его надежды, все его упованіе.

— Я столько молилась! продолжала Анна, и Господь услышалъ мои молитвы!.. О, я, знала, что вы придете спасти меня!

Вдругъ она разсмотрла лице Бембо и въ ужас бросилась въ противоположный уголъ комнаты. Бембо съ сжавшимся сердцемъ остался на мст.

— Стефенъ! грустно повторилъ онъ. Но гд же онъ?.. Отъ чего не придетъ спасти ее?.. О, я ненавижу его!..

— О Боже! произнесъ онъ посл нкотораго молчанія, какъ бы много я ее любилъ!

Анною между тмъ все больше и больше овладвалъ ужасъ при вид этого неподвижно смотрвшаго на нее незнакомца…

Она вдругъ упала на колни и умоляющимъ голосомъ произнесла:

— О, умоляю васъ, сжальтесь надо мной, сжальтесь!..

Бембо вздрогнулъ при этихъ словахъ: въ его сердц закралась жалость и состраданіе.

— Да, я возвращу ее этому Стефену, думалъ онъ… Буду молить его объ ея счастьи… Можетъ ли его любовь быть такъ же велика, какъ моя…

Анна протягивала къ нему руки.

— Успокойтесь и не бойтесь, нжно проговорилъ, онъ… Мои намренія добрыя… я пришелъ за тмъ, чтобы спасти васъ…

— Я пришелъ отъ него! принудилъ онъ себя прибавить еще.

— Отъ Стефена!.. О, Боже! вскричала Анна.

Въ ней не было замтно и тни недоврія.

— Да, отъ Стефена! едва слышно произнесъ Бембо.

Анна радостно бросилась къ нему, улыбаясь сквозь, слезы.

Анджело отвернулся.

— Вы пришли за мною, лепетала она… увижу его… о, благодарю васъ!.. Какъ я буду благодарна вамъ!..

Трудно описать страданія Бембо. Но онъ крпился и продолжалъ свою великодушную игру.

— Идемте, сказалъ онъ: Стефенъ ждетъ! И взявъ Анну къ себ на руки, онъ бережно сталъ спускаться по веревочной лстниц.

Анна смотрла на домъ Ріо-Санто…

— Бембо спускался очень тихо… Въ дом маркиза стукнуло окно… Бембо не остановился… Вдругъ Анна задрожала у него въ рукахъ.

— О, Боже!.. вскрикнула она… Посмотрите… привидніе… между деревьями…

Бембо никакъ нельзя было оглянуться назадъ, а Анна не могла отвести глазъ отъ этого привиднія, которое спускалось по дереву.

Въ ту самую минуту, когда Бембо ступилъ на мостовую, это привидніе соскочило со стны на противоположную сторону улицы.

Бембо стоялъ въ нершительности. Привидніе вдругъ запло шотландскую балладу…

Анна вся встрепенулась…

Увидавъ отца, она хотла вырваться изъ рукъ Бембо. Энджусъ узналъ ее и бросился было къ ней, но вдругъ съ ужасомъ отскочилъ отъ нея, вскрикнувъ: умершіе преслдуютъ меня! Анна въ отчаяніи продолжала звать его, онъ же, не обращая вниманія на стоны дочери, оттолкнулъ ее такъ, что она безъ чувствъ упала на мостовую — и съ крикомъ: об погибли… об!.. скрылся за угломъ улицы.

Глава двадцать девятая.
Жидъ съ дочерью.

Докторъ Муре и Тиррель были въ дружественныхъ отношеніяхъ другъ къ другу. Дома ихъ были рядомъ, и кром общаго хода имли потаенный корридоръ, который былъ извстенъ только имъ самимъ и ихъ друзьямъ. Этотъ-то именно корридоръ и былъ причиною неудачи Бріона Ленчестера, когда онъ вздумалъ было привести сюда полицію. Доктора Муре цлый день не было дома, а Раулей хлопоталъ около Клары, которую необходимо было покормить и прежде этого конечно разбудить.

Соединявшій оба дома корридоръ былъ рядомъ съ кабинетомъ доктора Муре. Сусанн и не приходило въ голову, что она была уже въ другомъ дом.

Въ кабинет Муре Тиррель тихо и таинственно научалъ герцогиню:

— Отправляйся въ Веймъ-Чепльскій домъ, Маудленъ, и передай кому слдуетъ, что мой домъ окруженъ полиціею… я и самъ пошелъ бы, но мн нужно уговорить Бріана, чтобъ не вздумалъ бы разболтаться съ непріятными намъ гостями..

— Очень грустно растаться съ моимъ маленькимъ и красивымъ домикомъ, гд я устроилась такъ уютно, вздохнула старая француженка….

— Не безпокойся, можетъ быть, завтра же мы будемъ имть домъ красиве и удобне нашего! сказалъ ей Тиррель, но только прошу тебя идти скорй, такъ какъ времени остается очень мало.

Герцогиня покосилась на Сусанну.

— Куда же мы днемъ ее? спросила она:

— Подъ замокъ, понятное дло’…

— Да ну же проворнй, иди!… Я пойду займусь Бріаномъ. И Тиррель вышелъ.

Герцогиня подошла къ Сусанн и сказала ей:

— Ахъ, моя милая, какъ вы неосторожны!… Но теперь уже не воротишъ. Я постараюсь помочь вамъ и поправить дло.

Она пошла было къ двери, но вдругъ остановилась и заговорила опять:

— Я и забыла, что уйду надолго, и совсмъ было заставила васъ голодать…. но я сейчасъ распоряжусь, чтобы вамъ дали поужинать…. Сусанна совсмъ отказалась отъ ужина.

— О, я васъ понимаю, моя милая, лептала старуха…. Горе сильне голода, да….

Но все-таки цыпленокъ и рюмка вина дло вовсе не лишнее?… И герцогиня ушла. Не много спустя, она явилась опять. За ней грумъ несъ цлый подносъ, уставленный кушаньями. Пожелавъ Сусанн со вкусомъ и аппетитомъ поужинать, она ушла заперевъ за собою дверь.

Оставши одна, Сусанна опять предалась своимъ мыслямъ. Неизъяснимый страхъ обуялъ ее. Она вспоминала угрозы Тирреля, которыя должны были разразиться на Бріан. Она бранила себя за нескромность, и каждую минуту силы ее все боле и боле покидали, наконецъ силы ее оставили и она нервически зарыдала…. Посл довольно продолжительнаго нервическаго рыданія она печально проговорила: о, Боже мой!

— Я погубила Бріана! Я его погубила!

Въ это время стонъ изъ другой комнаты, какъ бы въ отвтъ на ея восклицанія услышала она. Она тихо встала съ своего мста и стала прислушиваться. Но стонъ все боле и боле усиливался. Сусанна оглядла всю комнату и увидла маленькую, полурастворенную дверь. Она взяла свчу и озираясь вокругъ, тихо вошла въ сосднюю комнату. Въ этой комнат стояла кровать, покрытая занавсью, она подошла къ ней, отдернула занавсь и увидла лежащую Клару. Лице Сусанны выражало въ одно и тоже время радость и печаль. Не зная, какъ выразить свою радость, она упала на колни, и скрестивъ руки, благодарила Бога. Клара проснулась, и ее поразило такое милое видніе, боль ее прошла и она перестала стонать.

— Если я не ошибаюсь, сказала Сусанна тихо, это вы! вы, которую я до сихъ поръ не забыла, и которую мое сердце никогда не можетъ забыть.

Миссъ Макъ-Ферлэнъ изумилась, услыхавъ такое объясненіе.

— Вы меня, конечно, не можете помнить, проговорила Сусанна: это очень понятно! но я васъ не забыла и не могу никогда забыть. Я всегда молюсь за васъ и за вашу милую и кроткую сестру Анну.

— Я васъ не знаю, кто же вы! спросила утомленная Клара слабымъ голосомъ.

— Эта правда, вы не знаете моего имени и не полюбопытствовали узнать, когда увидли меня, умиравшую съ голоду и холоду.

— Я, встртивши васъ умиравшую съ голоду! проговорила болзненно Клара и, вотъ теперь я сама умираю съ голоду.

— Какъ, вы умираете съ голоду, возможно ли это! О, нтъ я не допущу этого, и съ этими словами Сусанна побжала въ свою комнату и принесла ей свой ужинъ.

— Теперь, прокричала Сусанна, я прощаю этой старух все, за то что она помогла помочь мн вамъ, и приподнявъ больную съ постели она поддерживала ее въ то время, когда Клара съ жадностью ла, и цловала ея руки.

Отъ такой ласки и Клара въ эти минуты считала себя вполн счастливою.

— О, какъ я счастлива, возразила Сусанна, что могу васъ хоть чмъ-нибудь отблагодарить за ваше вниманіе, которое вы оказывали мн, когда я была безъ куска хлба и почти что умирала съ голоду и холоду. Ну, поглядите, моя милая, какой румянецъ на нашихъ щекахъ!

— Благодарю и васъ, слабо проговорила Клара, и очень жалю, что вы не можете долго оставаться со мною, и какъ только вы удалитесь они опять уморятъ меня съ голоду.

Сусанна какъ бы пробудилась въ эту минуту, только теперь она вспомнила о положеніи миссъ Макъ-Ферлэнъ, и не могла понять причину, отчего эта двушка умирала съ голоду въ такомъ богатомъ дом.

— Милая Клара, спросила вдругъ Сусанна, отчего миссъ Макъ-Ферлэнъ переноситъ такія страданія и въ такомъ богатомъ дом?

— Причины такого страданія мы об не понимаемъ, проговорила болзненно Клара.

— Какъ, они васъ мучаютъ безъ причины? Я не допущу этого, я защищу васъ. Но вдругъ она умолкла, замтивъ быструю перемну на лиц Клары, и не успла она разспросить Клару о причин такой перемны какъ вдругъ она услыхала мужскіе голоса. Она обернулась и увидла человка, который съ яростію смотрлъ на объденные куски.

— Какъ вамъ не стыдно, миледи, вступаться не въ свои дла, съ досадою ворчалъ Роулей, что скажетъ теперь докторъ, что долженъ я теперь длать?

Сусанна, не обращая вниманія на слова помощника-отравителя, стояла передъ постелью больной и злобно поглядывала на Роулея.

— Что вы глядите на меня такъ злобно? ворчалъ Роулей, удаляясь въ другой уголъ, не думаетъ ли она, что я боюсь ее?.. да нтъ, у меня есть капли, которыя чрезъ нсколько минутъ могутъ произвести свое дйствіе, но все-таки какъ бы удалить ее отъ насъ.

Къ величайшему неудовольствію Роулея его желаніе не могло исполниться: въ это время вошелъ докторъ Муре.

— Что я вижу? что значитъ это? спросилъ онъ у Роулея, показывая глазами на леди.

— Ее привелъ сюда сэръ Эдмондъ чрезъ потаенный корридоръ, отвчалъ Роулей.

— Я вамъ приказываю ее увести отсюда и удалиться самому.

— Нтъ, я не выйду отсюда, отвчала твердо Сусанна.

Докторъ подошелъ къ постели, и не переставалъ просить миледи, чтобъ она удалилась.

— Я не понимаю приличій свта, сказалъ онъ, и не смотря на все я умоляю васъ удалиться.

Положеніе доктора было ужасно: онъ пришелъ, чтобъ совершить страшный опытъ, но встртилъ неудачу.

Глава тридцатая.
Сусанна.

Боясь, что Сусанна уступитъ просьб доктора, бдная Клара приподнялась и проговорила тихо:

— Умоляю васъ, не покидайте меня, не дайте мн умирать здсь съ голоду.

— Васъ оставить! вскричала Сусанна,— о, нтъ, это невозможно, никакія просьбы, никакія угрозы не заставятъ меня васъ покинуть.

— Какова женщина! вскричалъ Роулей. Наконецъ я вамъ приказываю удалиться отсюда, или вы меня еще не знаете, закричалъ бшено Муре.

— Я знаю, что вы извергъ, что вы хотите убить ее, нтъ, я не допущу этого, смло сказала Сусанна.

Въ это время явился слпецъ Эдмондъ Мекензи. Присутствія его никто не замтилъ, и онъ, остановившись у порога, не могъ понять что происходитъ. Ршительный отвтъ Сусанны заставилъ его задрожать.

— Вы знаете, для меня все равно, что будетъ-ли вамъ извстно все, но все-таки я прошу васъ удалиться, если вамъ не надоло жить.

— Я вамъ опять повторяю, что не оставлю ее одну, съ смлостію вскричала Сусанна.

Лицо доктора было въ эту минуту ужасно. Опустивъ руки въ карманъ, онъ ходилъ по комнат, и придумывалъ новыя средства для удаленія Сусанны, но въ это время ему попался Роулей, и онъ дикимъ голосомъ закричалъ:

— Вонъ! Я уже нсколько разъ предостерегалъ ее.

Раулей поспшно вышелъ изъ комнаты, но въ дверяхъ увидлъ Тирреля и закричалъ свои обычныя слова: та, та, та!

Оставшись одинъ. Муре съ бшенствомъ бросился къ Сусанн, но слпецъ оттолкнулъ доктора отъ Сусанны.

— Какъ! ты смешь меня останавливать, вскричалъ докторъ Муре.

Вошедшій на помощь Тиррель закричалъ:

— Не смть убивать эту женщину, она не стоитъ этого.

— А кто мн запретитъ?

— Ты, недостойный!.. Почему же? кричалъ докторъ злобнымъ голосомъ.

Сусанна, смотрвшая все время на доктора, обратилась къ нему и спокойно произнесла:

— По двумъ причинамъ не смете вы убивать ее: первая та. что Ріо-Санто веллъ ее беречь мн.

— Какъ! произнесъ докторъ.

— А мы должны безпрекословно исполнять волю Ріо-Санто, замтилъ слпецъ.

— Но что же я буду длать, возразилъ докторъ, она знаетъ мою тайну и выдастъ меня.

— Не безпокойся, отвчалъ Тиррель, я вполн увренъ, что она не выдастъ твоей тайны.

— Но кто-же поручится мн въ этомъ?

— Я поручусь теб: она дочь моя, дочь Измаила Спенсера.

Сусанна, услыхавъ эти слова вскрикнула и безъ чувствъ упала.

Глава тридцать первая.
Маркизъ Ріо-Санто.

Страдающая семья.

За двадцать лтъ до описанныхъ происшествій въ Лондон, въ Сенъ-Джемскомъ квартал, проживала бдная семья, состоявшая изъ отца, матери и двоихъ дтей.

Глава семьи носилъ имя О’Бринъ. Ирландскій дворянинъ, предки котораго были не безъ извстности въ свое время, Христіанъ О’Бринъ попалъ мало-по-малу въ число арендаторовъ одного протестанта-лорда, въ рукахъ котораго находилось теперь имніе его предковъ.

Трудно представить себ что-нибудь боле достойное сожалнія, чмъ жизнь ирландскихъ арендаторовъ.

Однако Христіанъ О’Бринъ своими усиленными трудами и заботами велъ еще сравнительно безбдное существованіе, такъ что могъ еще дать своему сыну сравнительно порядочное образованіе.

У него былъ еще небольшой клочекъ собственной земли, остатокъ бывшаго имнія, который много помогалъ ему въ трудовой жизни.

Но въ одно прекрасное время управляющему лорда пришло въ голову оттягать у него и этотъ, послдній, остатокъ.

Начался процессъ, который имлъ въ результат то, что несчастный О’Бринъ лишился и этого послдняго клочка поземельной собственности.

Лордъ-землевладлецъ, взбсившійся дерзостью ничтожнаго арендатора, дерзнувшаго вести процессъ съ его сіятельствомъ, согналъ при томъ его и съ аренды.

Что же оставалось несчастному О’Брину?… Смерть или Лондонъ….

Семья заставила выбрать послдній. Онъ поселился въ Сенъ-Джемскомъ квартал, нищета и грязь котораго пріобрла всемірную извстность.

Въ каждомъ большомъ город есть свой уголокъ, гд находятъ прибжище нищета съ своими неизбжными спутниками — голодомъ, пороками, преступленіями. Но ни одинъ городъ въ свт не можетъ поравняться въ этомъ отношеніи съ Лондономъ, этимъ громаднымъ чудовищемъ оборотной стороны человческаго прогресса и цивилизаціи.

Знаменитая улица О-февъ и Сенъ-Марсельское предмстье Парижа не заражаютъ по крайней мр своими міазмами благородной части города…. Въ Лондон все перемшано и перепутано. Всюду, на каждомъ шагу циническая и отвратительная нищета иметъ случай позавидовать безумной, горько колющей глаза, роскоши и богатству, которыя какъ нарочно лезутъ въ глаза.

На каждомъ шагу великолпнйшія улицы, съ своими магазинами, газомъ, грозными полисменами, соединяются грязными и темными переулками, по которымъ опасно ходить…. Всюду на тротуарахъ богатая, беззаботная толпа, а на грязной мостовой коченющій отъ голода и холода старикъ или ребенокъ!…

Но самое ужасное и позорное — это сосдство аристократическаго Гольборна съ Сенъ-Джильскимъ кварталомъ, который въ устахъ бездомной и безпріютной, но остроумной толпы невольныхъ евангельскихъ птицъ, получилъ имя Новой Ирландіи!…

Всевозможные на свт пороки и преступленія соединялись здсь…. Здсь человкъ забывалъ о Бог, неб, ад, и приходилъ въ состояніе скотскаго отупнія и зврства….

А рядомъ чванная и гордая знать!…

Увряютъ, что теперь, въ 1845 году, Сенъ-Джиль далеко не то, что онъ былъ 1820 году!… Боже! Чтоже было тогда!…

Здсь-то поселился и Христіанъ О’Бринъ, въ надежд найти себ средство къ жизни.

Но увы! Вс его надежды скоро разлетлись въ пухъ и прахъ…. Отчаянье овладло имъ.

Мистрисъ О’Бринъ, кроткая и добрая женщина, ничего незнавшая кром своей семьи, нжно любила мужа и дтей и совершенно подчинялась вол своего мужа.

Единственнымъ утшеніемъ горькой доли О’Бринъ была шестнадцатилтняя дочь Елизавета, живая и умная двушка, умвшая разгонять хмурыя морщины на лиц своего отца.

Странный, ршительный характеръ сына сильно тревожилъ Христіана О’Брина.

Осемнадцатилтній Ферджусъ О’Бринъ отличался удивительной, поразительной красотой. Едвали во всемъ Лондон можно было сыскать еще такое идеально прекрасное лице. Умъ, сильная воля, ршительность, гордость, прелестность и мягкость — все соединилось въ этомъ лиц, очаровательному облику котораго могла позавидовать любая красавица.

Прежде Ферджусъ помогалъ отцу въ сельскихъ занятіяхъ. Въ Лондон онъ поступилъ въ громадную типографію Болдеріуса и Мунка.

Ферджусъ работалъ неутомимо и былъ единственной почти опорой семьи, такъ какъ Елизавета могла заработывать очень немного. Въ свободные отъ работы часы всмъ вниманіемъ Ферджуса овладвали книги, книги, которыя онъ доставалъ въ типографіи.

Старики при первой возможности старались отложить копйку, питая себя надеждой скопить себ необходимую сумму, чтобы возвратиться въ милую имъ Ирландію. Тамъ, надялись они, они выдали бы свою Бетси (сокращенное Елизавета) за какого-нибудь фермера, тогда какъ Ферджусъ, который, повидимому, если и былъ на что-нибудь годенъ, то не иначе какъ въ чемъ-нибудь книжномъ, остался бы въ Лондон….

Но деньги скопливались ужасно медленно. Тоска по родин, эта смертельная болзнь несчастныхъ ирландцевъ, овладла О’Бриномъ. Жена его также стала замтно чахнуть….

Ферджусъ работалъ еще усиленне, еще неутомиме. Но мрачное отчаяніе не позволяло уже старику замтить, какое сокровище доброты, мужественной силы и сыновней преданности заключалось въ сердц его сына.

О’Бринъ возненавидлъ Англію, въ которой удерживала его роковая необходимость. Ненависть росла вмст съ тоской по родин. Ненависть къ Англіи часто вырывалась наружу въ краснорчивыхъ, хотя и безразсудныхъ жалобахъ, которыя глубоко западали въ сердце страстнаго Ферджуса.

Онъ молча выслушивалъ жалобы отца, но молніи гнва и страсти сверкали въ его обыкновенно кроткихъ глазахъ.

Среди общаго унынія одна Бетси сохраняла свою веселость. Съ каждымъ днемъ она ране и ране уходила въ магазинъ относить работу и стала заниматься собой и своею наружностью. Кокетливость стала очень замтна въ ней.

Ферджусъ сильно и нжно любилъ сестру…

Разъ возвратившись изъ типографіи, Ферджусъ не нашелъ ея дома. Мать была безпокойна, отецъ страдалъ боле чмъ когда-либо.

Бетси все не было. Мистрисъ О’Бринъ едва сдерживала рыданія, Христіанъ разразился проклятіями противъ Англіи, похитившей у него дочь. Такъ прошла вся ночь… Бетси погибла…

Ферджусъ молчалъ и былъ очень мраченъ. Едва появился свтъ, онъ молча поцловалъ отца и мать и сталъ собираться.

— Ты куда?

— Пойду искать Бетси.

Вечеромъ онъ вернулся одинъ, усталый и измученный.

Разспрашивать его не стали. Мать молча упала на колни, отецъ приподнялся на постели… Видимо онъ уже умиралъ…

— Англія отняла у меня все!.. простоналъ онъ… Хлбъ и дочь!..

— О мое несчастное дитя! рыдала мать…

Мрачный и блдный Ферджусъ молчалъ по прежнему.

— Хищники и убійцы! вдругъ бшено закричалъ Ферджусъ…

Голова его безсильно покатилась на подушки, такъ что кровать затрещала подъ нимъ…

Собравъ послднія силы, онъ прохриплъ:

— Я умираю, Ферджусъ… Сестра твоя обезчещена… Ненависть и мщеніе Англіи!..

Эти слова поразили Ферджуса какъ громомъ. Онъ вскочилъ…

Глубокое, тяжелое молчаніе.

Съ дикимъ воплемъ кинулась его мать на охладвшее тло мужа… Ферджусъ молился на колнахъ…

Мать его перестала плакать и съ какимъ-то отчаяннымъ спокойствіемъ подняла одяло и улеглась рядомъ съ мужемъ… Двадцать лтъ она жила только его любовью, его жизнью…

Ферджусъ все еще молился, закрывъ лицо руками.

Вдругъ онъ вздрогнулъ при неожиданныхъ словахъ матери:

— Сынъ мой! Твой отецъ умеръ, тихо роптала она: сестра обезчещена… Я не разлучусь съ отцемъ и буду молиться за сестру… Прости!..

Ферджусъ не могъ вынести наконецъ и залился слезами…

Гробовое молчаніе не прерывалось уже…

Глава тридцать вторая.
Дружба и любовь.

Былъ уже день, когда Ферджусъ опомнился. Въ комнат царствовала глубокая тишина… Позоръ и смерть разъединили мирную семью.

— Ненависть и мщеніе Англіи! послышался Ферджусу таинственный голосъ.

Ферджусъ вскочилъ съ нахмуренными бровями. Краска покрыла блдныя щеки, въ глазахъ блеснулъ какой-то недобрый огонекъ…

Въ немъ видлась уже сознательная ненависть взрослаго мужа…

Онъ тихо и торжественно подошелъ къ постели и перекрестившись тихо произнесъ:

— Батюшка! Я клянусь исполнить твою волю. И тихо вышелъ изъ комнаты, чтобы пригласить священника.

Есть минуты, значеніе которыхъ въ человческой жизни равно цлымъ годамъ. Оставшись совершенно-одинокимъ, Ферджусъ уже не былъ пылкимъ юношей, а сильнымъ и мужественнымъ мужчиной, всмъ существованіемъ котораго овладла одна идея, одна цль… Тяжелая жизнь начиналась для него — ребенокъ желалъ борьбы съ гигантомъ!

Часто гулялъ онъ, печальный и задумчивый, по извилистымъ аллеямъ Сенъ-Джемскаго парка, поражая и изумляя фешенебельныхъ леди. Никому неизвстный, печальный, одинокій, всегда въ траур, онъ скоро возбудилъ романическое участіе леди, которымъ порядкомъ таки усплъ понадость слащавый тонъ привычныхъ фешенебельныхъ джентльменовъ. Знатнйшія леди не могли иногда удержаться отъ желанія бросить на интереснаго незнакомца взглядъ боле чмъ человческаго участья… Женщины такъ любятъ таинственность, особенно когда она облекается въ прелестную форму красоты.

Но самъ Ферджусъ ни на кого не обращалъ вниманія.

Однажды только на прогулк онъ вышелъ изъ своей обычной задумчивости… Онъ услышалъ неожиданно знакомый голосъ… Въ окошко великолпнаго экипажа съ гербами глянула головка…

Ферджусъ поблднлъ и едва не лишился чувствъ. Потомъ какое-то бшенство овладло имъ. Онъ бросился было за экипажемъ, въ которомъ онъ узналъ Бетси рядомъ съ какимъ-то мужчиной… Но вдругъ остановился… Разв этотъ человкъ не былъ только единой нераздльной частицей того великаго безпощаднаго врага, котораго указалъ ему отецъ?…

Несчастный, обуреваемый жаждою мщенія, онъ и не зналъ хорошенько, чего онъ хочетъ. Онъ ненавидлъ Англію и, безумный, надялся поколебать колоссъ — онъ, ничтожный червякъ!

Но самый опытный глазъ не могъ бы прочесть того, что творилось въ его душ. Онъ велъ ту простую трудовую жизнь, которая выпадаетъ на долю бдняковъ, проживающихъ личнымъ трудомъ. Недоставало только любви, но скоро явилась и она.

Этотъ романъ долженъ былъ служить вступленіемъ очень серьезной исторіи.

Однимъ весеннимъ вечеромъ Ферджусъ возвращался домой съ кладбища. Маленькій кабріолетъ ударился возл него объ тумбу, такъ что сломалось колесо. Испуганная лошадь понесла…. Изъ кабріолета послышался женскій голосъ, молящій о помощи.

Ферджусъ бросился и схватилъ лошадь подъ узцы. Лошадь задрожала, до крови закусила удила и попятилась назадъ.

Изъ кабріолета уже выскочилъ молодой человкъ.

— Успокойся, Мери! говорилъ онъ. Не бойся и выходи скоре!… Нельзя будетъ долго удерживать лошадь….

Мери не отвтила. Лошадь дйствительно рванулась, но Ферджусъ не пошевелился, и лошадь усмирилась.

Къ нему уже выбжалъ на помощь грумъ изъ сосдняго дома. Ферджусъ передалъ ему лошадь и быстро пошелъ прочь.

— Милостивый государь! закричалъ ему джентльменъ, выскочившій изъ кабріолета. Съ порядочными людьми такъ поступать нельзя!… Вы видите, мн отойти нельзя…. Мери въ обморок…. А вы не хотите дать мн возможности поблагодарить васъ!…

— Не за что, мистеръ! отвтилъ Ферджусъ, не останавливаясь.

— О-го! Вотъ какъ!… Впрочемъ вс англичане таковы!… Богъ съ вами!… Я хотлъ только пожать руку, которая спасла мою Мери — вотъ и все!…

Слышавшаяся въ этихъ словахъ искренность, а также и шотландскій выговоръ незнакомца, заставили Ферджуса остановиться. Англичанину онъ ни за что на свт не согласился бы пожать руку. Теперь онъ воротился, и въ первый разъ, посл смерти отца, улыбка освтила его лице.

Шотландецъ бросился къ нему на шею и съ жаромъ поцловалъ его.

— Простите меня, мистеръ, простите! говорилъ онъ. У васъ доброе сердце, а я такъ люблю Мери!… Теперь я васъ не выпущу, пока вы не выпьете со мной добрый стаканъ хорошаго вина за чье хотите здоровье… Но помогите мн высадить сестру….

Онъ отстегнулъ фартукъ кабріолета и бережно взялъ за руку начинавшую приходить въ себя молодую двушку.

Ферджусъ помогъ ему и чрезъ нсколько минутъ въ первый разъ посл смерти отца переступилъ порогъ чужаго дома.

Мери уложили на диванъ. Шотландецъ обратился къ Ферджусу:

— Мы, шотландцы, небольшіе краснобаи, мистеръ… Мое имя Энджусъ Макъ-Ферленъ, сынъ шотландскаго фермера, около Локмебена…. Если когда-нибудь вамъ понадобится другой человкъ….

— Мистеръ, я не заслуживаю….

— Будетъ вамъ, мистеръ, церемониться…. Вы незнаете Тоби, эту маленькую лошадку…. Готовъ поклясться, что не знаю никого, кто бы могъ остановить на всемъ скаку этого маленькаго бсенка…. Дунканъ! вина и стаканы… Позови Макъ-Наба…. Не увряйте пожалуйста, что это пустяки…. Я, право, самъ не баба, но не соглашусь сразу остановить Тоби!…

Энджусъ высматривалъ здоровымъ тридцатилтнимъ мужчиной, съ веселымъ, смлымъ и открытымъ лицемъ.

Вошедшій въ комнату Макъ-Набъ представлялъ полнйшую противоположность Энджусу. Умное лице его отличалось такою спокойною холодностью и строгостью.

Макъ-Набъ былъ женатъ на старшей сестр Энджуса.

Вжливая холодность, съ которою онъ привтствовалъ Ферджуса, привела послдняго въ себя. Сказавъ нсколько словъ, онъ сталъ уже раскланиваться, когда вдругъ Мери подошла къ нимъ. Ферджусъ невольно остановился.

Мери взяла стаканъ и, наливъ нсколько капель вина, сказала:

— Позвольте и мн выпить за здоровье тхъ, кого вы любите.

Ферджусъ поблднлъ. Горестныя воспоминанія овладли имъ.

— Миссъ, миссъ! заговорилъ онъ дрожащимъ голосомъ… Они умерли, т, кого я любилъ… Я никого не люблю… то есть… не знаю… быть можетъ… За ваше здоровье, миссъ!…

И онъ схватилъ стаканъ съ подноса. Лице его все вспыхнуло, но глаза какъ-то невольно опустились внизъ. Онъ съ трудомъ переводилъ дыханіе.

Макъ-Набъ нахмурился. Мери покраснла въ свою очередь и потупила глазки. Макъ-Ферленъ громко засмялся:

— Славно, право, славно!… Но, по правд, я еще невидывалъ такаго красавца, какъ вы, мистеръ О’Бринъ… А посмотрлъ бы ты, Макъ-Набъ, какъ мой Тони опустилъ передъ нимъ голову!… Я надюсь, мистеръ О’Бринъ, что вы не забудете насъ и завернете навститъ насъ, закончилъ онъ.

Ферджусъ поднялъ глаза на Мери и, сказавъ едва слышно ‘буду’, поспшно ушелъ.

Какъ часты были его безсонныя ночи посл смерти отца. Была безсонна и эта ночь, но совсмъ по другой причин.

Ферджусъ былъ влюбленъ.

Онъ надялся было побороть это новое для него чувство, но напрасно… Жажда мести замолкла… Умомъ, сердцемъ, волей Ферджуса овладла первая, глубокая и страстная любовь.

Между Ферджусомъ вчерашнимъ и Ферджусомъ сегодняшнимъ легла непроходимая пропасть.

Глава тридцать третья.
Первое столкновеніе.

Утромъ Макъ-Ферленъ былъ уже у О’Брина, къ которому его влекла какая-то непонятная симпатія.

Ферджусъ радостно принялъ дружбу Макъ-Ферлена.

Скоро новые друзья сдлалось неразлучными.

Мери также была не въ состояніи противиться чувству, которое влекло ее къ Ферджусу. Она полюбила его.

Ферджусъ скоро былъ посвященъ во вс тайны своего друга, самъ же открылъ ему только одинъ свой секретъ — любовь къ Мери.

Такъ шло нсколько недль. Макъ-Набъ былъ по прежнему холодно вжливъ съ Ферджусомъ. Въ дом у нихъ бывалъ еще только одинъ чужой человкъ, Годфрей Ленчестеръ, который ждалъ только смерти своего старика-отца, чтобы сдлаться графомъ Вейтъ-Майоръ.

Тяжебный процессъ привелъ Энджуса съ Макъ-Набомъ въ Лондонъ. Дло было о довольно значительномъ участк земли, который у отца Энджуса хотлъ оттягать мировой судья Думфрійскаго графства.

Отецъ Энджуса ни за что не хотлъ уступить своего родоваго имнія. Но судья былъ богатъ и имлъ въ Лондон сильныхъ покровителей. Потому Энджусъ съ Макъ-Набомъ и должны были отправиться въ Лондонъ, чтобы вблизи слдить за ходомъ процесса.

Макъ-Набъ самъ былъ адвокатъ и до тонкости зналъ вс крючкотворства англійской судебной ябеды. Онъ понималъ необходимость равнаго оружія въ борьб и потому ршился заручиться какимъ-нибудь высокимъ покровительствомъ.

Онъ нашелъ случай представиться старику графу Вейтъ-Майору, доброму и великодушному вельмож.

Макъ-Набъ изложилъ ему вс подробности дла и получилъ общаніе его высокаго покровительства. Посл того, естественно, нельзя было отклониться отъ чести принимать у себя старшаго сына его сіятельства.

Годфрей Ленчестеръ былъ представленъ Энджусу и Мери. Первый сносилъ его посщенія довольно равнодушно, послдняя чувствовала какое-то инстинктивное отвращеніе.

Тридцати — или тридцатипяти — лтній мужчина, съ довольно красивыми чертами лица, онъ производилъ отталкивающее впечатлніе красными пятнами на лиц, слдствіемъ неумреннаго поклоненія Бахусу, и очевиднымъ британскимъ эгоизмомъ.

Чрезъ нсколько времени Ферджусъ ршился просить руки Мери. Макъ-Набъ не хотлъ ничего и слышать. Но Энджусъ, къ которому плачущая Мери бросилась на шею, поклялся ей. что она будетъ женою О’Брина.

Ихъ обручили.

Ферджусъ и Годфрей чувствовали сильную антипатію другъ къ другу. Первый угощалъ презрительнымъ невниманіемъ и молчаніемъ, второй — дерзкими взглядами, улыбками, движеніями, словами. Встрчались они довольно часто, но Ферджусъ, избгая ссоръ, всегда брался за шляпу, когда являлся наслдникъ важнаго лорда.

На другой день посл обрученія Ферджуса и Мери, Энджусъ долженъ былъ по дламъ отправиться въ Шотландію.

Ферджусъ не засталъ Энджуса дома и остался въ зал дожидаться его. При вход Годфрея, сильно разстроеннаго и видимо разгнваннаго, Ферджусъ взялся за шляпу.

— Право, отлично, грубо сказалъ Ленчестеръ, что молодецъ не дожидается, пока его выгонятъ!

Ферджусъ остановился и пристально посмотрлъ на него.

Годфрей съ притворною безпечностью развалился на диван.

— Вы говорите обо мн, сэръ? сказалъ Ферджусъ.

— Мн кажется, молодой человкъ.

Ферджусъ покраснлъ, но остался спокойнымъ.

— Мн кажется, сэръ, что намъ лучше бы выйти на улицу, чтобы окончить нашъ разговоръ….

Годфрей не тронулся.

— Надюсь, что вы наглы, но не трусъ, сэръ.

— Идите, молодой человкъ: я иду за вами.

Годфрей улыбался.

Ферджусъ вышелъ первый, за нимъ тяжело ступалъ Годфрей Ленчестеръ, поспшно застегиваясь.

Глава тридцать четвертая
Судъ кулачнымъ боемъ.

На улиц Ферджусъ хотлъ что-то сказать.

— Дальше, прервалъ его Годфрей, за уголъ.

Годфрей сошелъ съ тротуара на улицу и сталъ въ боевую позицію, при чемъ ясно обрисовались его здоровое сложеніе и мускулы.

Кулачный бой въ Лондон — наука какъ простаго народа, такъ и аристократовъ. Потому на лицахъ останавливавшихся прохожихъ выражалось не изумленіе, а простое любопытство.

Годфрей насмшливо заговорилъ:

— Я готовъ къ вашимъ услугамъ, мистеръ О’Бринъ, если вы здсь желаете продолжать разговоръ.

— Мн угодно получить удовлетвореніе въ вашей грубой дерзости, сэръ, спокойно отвтилъ Ферджусъ.

— Съ удовольствіемъ, молодой человкъ, съ удовольствіемъ…. Я надюсь, вы останетесь довольны…. Но поговоримъ прежде: вы любите миссъ Макъ-Ферленъ — это мн не нравится…. Мн кажется, что и миссъ Макъ-Ферленъ любитъ васъ — это мн нравится еще мене…. Наконецъ, говорятъ, вы женитесь — это, право, мн вовсе не нравится.

— Да, я женюсь на миссъ Макъ-Ферленъ, твердо отвтилъ Ферджусъ.

— Ошибаетесь, потому что прежде я вамъ переломаю бока, грубо возразилъ Годфрей.

Кровь ударила Ферджусу въ голову.

— Сэръ, закричалъ онъ, вы раскаетесь….

Онъ не кончилъ, потому что Нобльменъ неожиданно ударилъ его въ грудь, такъ что Ферджусъ упалъ на земь.

Годфрей опять стоялъ въ своей боевой позиціи и самодовольно посматривалъ кругомъ на всхъ присутствовавшихъ.

Ферджусъ поднялся и съ слпою яростью, заставившею его забыть всякую осторожность, бросился на Годфрея…. Согнутая рука послдняго неожиданно выпрямилась и Ферджусъ вторично повалился безъ чувствъ на землю.

Никто не пошевелился къ нему на помощь. Раздалось только нсколько одобрительныхъ восклицаній Годфрею.

Годфрей поступалъ очень низко, дйствуя такъ съ человкомъ, совершенно незнакомымъ съ правилами кулачнаго боя, но въ Лондон слава — въ сил, благородство — въ богатств!…

Ферджусъ лежалъ какъ мертвый…. Онъ сталъ наконецъ. Лице его было смертельно блдно, въ глазахъ горлъ мрачный огонекъ. Онъ пристально смотрлъ на своего противника и съ опущенными руками, безъ всякой осторожности, сталъ медленно подходить къ Годфрею….

Любопытство всхъ зрителей удвоилось. Неосторожность Ферджуса поражала всхъ. Было почти несомннно, что бой кончится смертью Ферджуса.

Годфрей сосредоточилъ все свое вниманіе на груди Ферджуса. Въ третій разъ благородный Нобльменъ ударилъ въ грудь Ферджуса — глухо и страшно прозвучалъ этотъ ударъ…. Въ ту же минуту онъ другимъ кулакомъ ударилъ его въ лобъ, по которому потекли струйки алой крови.

Но къ общему удивленію Ферджусъ не упалъ, не отступилъ, даже не пошатнулся….

Вс присутствовавшіе невольно вскрикнули, при вид Ферджуса, блднаго, страшнаго, съ кровавой звздочкой на лбу, неподвижно стоявшаго передъ своимъ противникомъ…. Самъ Годфрей, увренный въ сил своего послдняго удара, забылъ стать опять въ оборонительное положеніе, это основное правило кулачнаго боя. Но когда онъ замтилъ свою ошибку, было уже поздно. Ферджусъ какъ желзными тисками схватилъ его за руки. Годфрей поблднлъ… Жаркое дыханіе О Брина жгло его, мрачный и грозный взглядъ ужасалъ… Попытка высвободить руки была совершенно напрасна.

Годфрей понялъ, что гибель неизбжна…. Толпа затаила дыханіе. Изрдка только слышались крики полисменовъ, которые питались пробраться черезъ живую стну зрителей.

Ферджусъ былъ ужасенъ. Прекрасный станъ его гордо выпрямился. На благородныхъ чертахъ лица ясно выразилась дикая и непримиримая ненависть.

Онъ закинулъ руки Годфрея за спину, быстро опустилъ ихъ и быстро обхватилъ Годфрея, ноги котораго подкосились.

Вс присутствовавшіе видли, какъ страшно исказилось лице благороднаго Нобльмена, слышали, какъ захрустли его кости… Ферджусъ нсколько минутъ продержалъ его въ желзныхъ объятіяхъ и потомъ быстро выпустилъ…. Безжизненная масса повалилась на мостовую.

— Умеръ, умеръ! завопила толпа и потснилась ближе, чтобы увриться.

Теперь только полисменамъ удалось пробраться въ средину толпы.

Ленчестеръ лежалъ неподвижно. Ферджусъ стоялъ прислонившись къ фонарю и готовый лишиться чувствъ.

Все это происходило среди благо дня и множества свидтелей….

Глава тридцать пятая.
Судъ и приговоръ.

Черезъ мсяцъ Ферджусъ О’Бринъ предсталъ, предъ уголовнымъ судомъ по обвиненію въ умышленномъ нападеніи на почтенную особу почтеннйшаго Годфрея Ленчестера, наслдника графа Вейтъ-Майора. Весь мсяцъ Ферджусъ былъ въ тюрьм.

Доктора не ручались за жизнь Годфрея — однако онъ выздоровлъ. Жажда мщенія обурвала его.

Пригласили всхъ законниковъ, чтобы погубить несчастнаго Ферджуса. Этимъ почтеннйшимъ союзникамъ было хорошо извстно, что Лондонъ кишлъ людьми, для которыхъ лжесвидтельство сдлалось ремесломъ. И благородные лорды снизошли до вполн достойнаго ихъ дла — переговоровъ съ отявленными негодяями.

И вотъ Ферджусъ имлъ случай не врить своимъ ушамъ, когда цлая толпа утверждала передъ судомъ,что онъ измннически и съ оружіемъ въ рукахъ напалъ на благородную особу благороднаго сына благороднаго лорда.

— Ложь! Клевета! не могъ онъ сдержать яростнаго крика.

— Замолчите! приказалъ президентъ.

Ввели послдняго и главнаго свидтеля. Это была отвратительная физіономія какого-то мошенника нищаго. Природа, наврно, была въ самомъ дурномъ настроеніи духа и сердца при созданіи этого существа, одаривъ его физіономію выраженіемъ всевозможныхъ пороковъ.

Неровными шагами вошелъ онъ въ залу засданія суда и поклонился всмъ — президенту, судьямъ, присяжнымъ. писарямъ, адвокатамъ, даже констеблю, который привелъ его.

— О, почтенные и уважаемые лорды! заговорилъ онъ заискивающимъ голосомъ. Клянусь, я буду говорить правду, одну чистую правду. Высокоуважаемымъ судьямъ угодно было приговорить меня вчера къ ссылк за бездлицу, дюжину фуляровыхъ платковъ, но я не жалуюсь, достопочтеннйшіе лорды!… Въ Лондон жизнь ужасно дорога, а тамъ, за моремъ я, быть можетъ, найду себ честный трудъ!… Итакъ, высокоблагородные судьи, я не имю ни малйшаго побужденія говорить неправду…. Я давно знаю этого отъявленнаго злодя Ферджуса О’Брина.

Ферджусъ хотлъ было возражать, но ему не дали.

— О, достопочтенные лорды, продолжалъ нищій, прикажите замолчать этому разбойнику!… О, какую черную душу нужно имть, чтобы ршиться посягнуть на жизнь достопочтеннйшаго лорда!… Я отлично знаю Ферджуса О’Брина…. Онъ жилъ въ Сенъ-Джильскомъ квартал съ отцемъ, такимъ же разбойникомъ….

— Негодяй! загремлъ Ферджусъ.

— Прикажите ему замолчать, господа судьи….. Итакъ онъ жилъ въ Сенъ-Джильскомъ квартал съ отцемъ, матерью, сестрою-нищею…. Но лордъ Алланъ пожелалъ ее сдлать богатою…. теперь она барыня въ шелку и бархат….

Ферджусъ глухо застоналъ.

— И не разъ этотъ молодчикъ сулилъ мн золотыя горы за то, чтобы я отправилъ на тотъ свтъ благороднаго наслдника высокопочтеннаго лорда.

— Клянусь, прервалъ Ферджусъ, я никогда въ жизни не говорилъ съ этимъ извергомъ.

— Молчать! крикнулъ констебль.

— Онъ вретъ, высокопочтенные лорды, нагло вретъ… Онъ говорилъ со мною…. Это также врно, какъ и то, что мое имя Бобъ-Лантернъ…. Онъ давно замышлялъ это, высокопочтенные лорды, давно….

Бобъ-Лантернъ воротился на свое мсто, перемигнувшись съ адвокатомъ Годфрея. Тотъ покровительственно кивнулъ ему головой.

Ферджуса приговорили къ ссылк на всю жизнь.

Въ тюрьм Ферджусъ опять заболлъ сильной горячкой, которая лишила его сознанія.

Чрезъ нсколько недль онъ пришелъ въ себя на понтон, направлявшемся въ Австралію.

Ферджусъ опомнился на висячей койк. Кое-гд стояли съ тесаками въ рукахъ часовые матросы. Койка Ферджуса было около окна, къ которому онъ лежалъ спиною и потому не могъ представить себ, гд онъ находился.

Притомъ первое представившееся ему лицо заставило его еще боле сомнваться въ дйствительности. Это было лицо лжесвидтеля нищаго.

— О, Боже! неужели я сошелъ съ ума? простоналъ. Ферджусъ.

— О, нтъ, нашъ красавчикъ! отвтилъ Бобъ… У васъ была маленькая горячка и бредъ… недль шесть… И только…

Ферджусъ инстинктивно закутался въ одяло…

Потомъ онъ съ такимъ очевиднымъ отвращеніемъ взглянулъ на Боба и такъ презрительно отвернулся, что Бобъ понялъ, но нисколько не обидлся.

— О, красавчикъ, понимаю… Вы вспоминаете судъ…

— Судъ? машинально повторилъ Ферджусъ, и вдругъ ясно вспомнилъ все.

— А, помню! бшено вскрикнулъ онъ и хотлъ было вскочить съ койки, но Бобъ прехладнокровно удержалъ его.

— Понимаю, красавчикъ, понимаю… Но зачмъ сердиться… Вамъ необходимо спокойствіе… Уже дв недли, какъ я неуклонно исполняю вс наставленія мистера Муре, помощника понтоннаго хирурга…

— Какъ! Разв мы на понтон?

— О, на самомъ прекрасномъ въ мір… его только что выкрасили и высмолили… просто прелесть, такъ и блеститъ!… Но не въ этомъ дло! Право двухъ-недльныя неусыпныя заботы стоятъ того, чтобы простить маленькую шутку… Ну, ну, не сердитесь… Да и чтоже прикажете длать? Въ Лондон жить такъ дорого! Сынъ лорда общалъ фунтъ стерлинговъ…

— И за фунтъ стерлинговъ ты продалъ меня?

— Да чтоже длать? Я пытался получить побольше, но Патерсонъ, управляющій лорда, такой скряга… Но я и не совсмъ малъ, мой красавчикъ… Я вдь дйствительно зналъ вашего почтеннйшаго родителя, и вашу матушку, и вашу сестрицу… Не разъ, спаси ихъ Господи, они подавали мн милостыню,когда я притворялся нмымъ… Хе, хе, хе!.. Держу пари, что и вы сами помните бднаго нмаго… Право, прекрасное ремесло, мистеръ О’Бринъ!… Но какъ чертовски дорога жить въ Лондон! плаксиво прибавилъ онъ.

Ферджусъ былъ еще очень слабъ. Гнвъ еще боле обезсилилъ его и онъ непонималъ словъ нищаго.

Бобъ замтилъ это и продолжалъ:

— Послушайте меня, красавчикъ… Я всегда готовъ услужить, тмъ боле когда мн самому это ничего нестоитъ. Съ вами, впрочемъ, я уже въ разсчет… вы поймете, когда хватитесь своего кошелька… Мы на понтон Кумберлендъ, красавчикъ, чрезъ нсколько дней мы будемъ на Бейшип, который повезетъ насъ въ Новый Южный Валлисъ… Уйти оттуда нтъ никакихъ средствъ, но пока еще мы на рейд… Вы слышите?…

Ферджусъ кивнулъ головой. Послышались шаги и голоса.

— Идутъ! продолжалъ Бобъ. Меня смнятъ, и потому вотъ въ чемъ вкратце дло: нашимъ товарищамъ непріятна морская болзнь… Тутъ за вашей койкой готовится лазейка… Если не согласитесь заодно съ ними, то помшаете, а кто мшаетъ…

Бобъ сдлалъ очень выразительный жестъ.

— Итакъ нужно притвориться, что вы съ ними.. Когда они увидятъ, что вы пришли въ себя, они скажутъ вамъ — запомните хорошенько — ночной джентльменъ.. Это затмъ, чтобы узнать, добрый-ли вы малый… Отвчайте, неколеблясь: сынъ семьи, и спите спокойно, не думая ни очемъ…

Глава тридцать шестая.
Возвращеніе къ жизни.

Лстница тяжело заскрипла подъ ногами толпы осужденныхъ, спускавшихся въ люкъ. Сторожа — матросы поспшно размстились по своимъ мстамъ.

Возл койки Ферджуса помстился рыжій молодецъ съ простоватой и добродушной физіономіей.

Настала ночь. Вс осужденные, посл казенной молитвы, поспшно разлеглись по койкамъ.

Минуту спустя явился капитанъ, сопровождаемый лейтенантомъ и лкаремъ.

Лкарь, по имени Муре, былъ молодой человкъ, подававшій большія надежды. Капитанъ остановился у койки Ферджуса. Муре пощупалъ пульсъ у Ферджуса.

— Онъ говорилъ?

— Говорилъ, ваша честь, отвтилъ Бобъ съ простодушнымъ видомъ… Много болталъ… о какихъ-то красоткахъ, печеномъ картофел съ элемъ…

— Въ бреду… замтилъ капитанъ.

Муре сдлалъ знакъ долговязому парню. Послдній покорно подошелъ.

— Ты слышалъ, что онъ говорилъ?

— О, я терпть не могу подслушивать, что болтаютъ эти бездльники, отвтилъ Педди О’Кренъ.

— Онъ былъ въ полномъ сознаніи, спасительный кризисъ.

— Тмъ лучше: однимъ больше, отвтилъ капитанъ.

Лейтенантъ въ это время осматривалъ стны понтона. Все это время Муре не отходилъ отъ койки Ферджуса, и офицеръ не посмотрлъ на эту часть стны.

Наконецъ вс удалились. Фельдшеръ принесъ лкарство для Ферджуса.

Затмъ настало глубокое, ничмъ непрерываемое молчаніе.

Только четыре матроса прохаживались на своихъ мстахъ.

Глава тридцать седьмая.
Побгъ съ судна.

Ферджусъ не спалъ. Онъ былъ въ какомъ-то забытьи, но сознавалъ все происходившее вокругъ него. Ему вдругъ послышался звукъ цпей на койк его здоровеннйшаго сосда, въ которомъ не было ничего необыкновеннаго.

Однако Педди О’Кренъ закричалъ:

— Джекъ! ты самый безпокойный изъ всхъ мошенниковъ… А я, право, знаю много вашей братіи, Джекъ… Послушай, перестань, а то я теб общаю двадцать пять линьковъ… Ни боле, ни мене, Джекъ!…

Звукъ цпей слышался однако все ясне и ясне… Вдругъ долговязый парень перебросилъ на койку Джека какую-то блестящую вещь… Джекъ поймалъ ее налету и соскользнулъ съ койки.

Ферджусъ не тронулся, когда онъ доползъ до его койки и цлый часъ слышалъ около себя звуки пилы, которою дйствовали со всевозможною осторожностію.

На палуб раздался свистокъ подшкипера. Въ одинъ мигъ Джекъ очутился на, койк и длинная рука долговязаго парня схватила блестящую вещь.

Въ люкъ спустились четыре матроса на смну.

— Томъ, дружище, рекомендую теб этого отявленнаго негодяя Джека Оливера, говорилъ Педди О’Кренъ… Если онъ будетъ шевелиться, напомни ему, что общалъ ему двадцать пять линьковъ… Покойной ночи, Томъ, чтобъ теб провалиться.

Слдующую ночь было то же самое. Такимъ образомъ дло шло нсколько недль.

Ферджусъ поправлялся. Отвратительный и противный Бобъ не показывался ему.

Каждую ночь Джекъ и Рендель Тремъ поочередно пилили стну у его изголовья.

Рендель Тремъ былъ человкъ очень замчательный. Ему было тридцать лтъ. Блдный, рыжій, съ голубыми большими глазами на выкат, онъ поражалъ выраженіемъ ума и желзной воли на своемъ лиц. Рендель былъ шотландецъ.

Педди О’Кренъ стоялъ однажды на часахъ, а Джекъ пилилъ.

Вдругъ, обезумвъ отъ радости, онъ закричалъ:

— Педди! Рендель! Робертъ!… Отверзтіе готово.

— Хорошо, равнодушно отвтилъ Рендель. Не мшай спать.

— Джекъ, мошенникъ! закричалъ Недди, со всего размаху ударивъ линькомъ по одялу, подъ которымъ не было Джека.

— Проклятая кукушка, ругался онъ. Не можетъ спать безъ того, чтобы не болтать разнаго вздору и чепухи!…

— Онъ говорилъ о какомъ то отверзтіи, вступился одинъ изъ сторожей.

Педди другой разъ поласкалъ линькомъ пустую койку.

— Ты правъ, гадина, Бриджвель, ты правъ… Пожалуй, въ самомъ дл онъ говорилъ…

— Они быть можетъ продлали гд-нибудь лазейку, чтобы убжать…

— Очень возможно, Бриджвель, очень… Чтобъ теб подавиться… Только, дружище, смотри ка лучше за собой, а то плутишка тамъ ужъ стянулъ у тебя платокъ…

Джекъ въ одну секунду былъ уже въ койк, когда Бриджвель сунулся за платкомъ.

На другой день все глубоко было спокойно между ссыльными. Между тмъ въ эту ночь ршено было бжать.

Бобъ Лантернъ появился опять.

— А вы славно поправились, красавчикъ, говорилъ онъ. Спасибо Муре, славный докторъ…

Бобъ пригнулся къ уху Ферджуса и шепнулъ:

— Въ слдующую ночь вы скажете пароль и васъ не убьютъ… А не убьютъ,— уйдете съ понтона!

— Уйти! Увидть Мери!.. Поквитаться съ врагомъ!…

Боба уже не было возл.

Ферджусъ слъ у борта и задумчиво устремилъ глаза въ даль… Любовь и жажда мщенія овладли его эердцемъ. Любовь была первая и послдняя, и потому глубокая… Но сильна была и ненависть, еще боле ожесточенная послдними событіями.

Онъ задумался и не замчалъ ничего происходившаго вокругъ. Между тмъ вокругъ него собралась цлая толпа.

Ближе всхъ къ нему были Рендель Громъ и Джекъ Оливеръ. Послдній пряталъ ножъ.

— Этотъ красавчикъ не очень-то говорливъ, сказалъ Томъ-Джекъ, попроси его подать голосокъ!..

Ферджусъ всталъ и хотлъ уйти. Но Рендель схватилъ его. Джекъ выпрямился передъ нимъ.

— Стой, иначе ты погибъ! сказалъ Джекъ. Вздумаешь кричать — смерть!.. Посмотримъ-ка, ночной джентльменъ, уметъ ли ты говорить по хорошему?

Ферджусь напрасно старался вспомнить слова Боба.

— Молчитъ! говорилъ Томъ. За дло, Джекъ.

Оливеръ нахмурился, но Рендель шепнулъ что-то на ухо Ферджуса.

— Сынъ семьи, быстро отвтилъ онъ.

Оливеръ спряталъ ножъ.

— Вотъ теб и на! ругнулся Томъ.

— Ей, вы, что вы тамъ столпились, закричалъ Педди О’Кренъ… Не миновать вамъ линьковъ, негодяи…

Вс разбрелись. Ферджусъ хотлъ было поблагодарить своего избавителя, но Рендель хладнокровно отвернулся отъ него и ушелъ.

Настала ночь. Съ коекъ вдругъ вскочили четыре ссыльныхъ и спокойно связали сторожей, которые сами дали веревокъ для этого и сами протягивали руки.

— О, чортъ васъ возьми! ругался Педди, когда ему связывали руки…. И надюсь, это исполнится, чтобъ мн лопнуть… Но семья у меня въ долгу теперь… Стягивай крпче, гнусная тварь… Ну же, мерзавцы, убирайтесь, скорй, мои голубчики… Тамъ ждетъ лодка…. И чортъ вамъ товарищъ!…

Связанные часовые стали валяться по полу, чтобы вымазать свои куртки.

Тридцать осужденныхъ были уже въ лодк. На понтон остались только больные, Ферджусъ и Рендель.

— Ну же, висльники, живй, провалиться бъ вамъ совсмъ, торопилъ Педди.

Рендель вдругъ остановилъ Ферджуса и сказалъ:

— Любовь и мщеніе заставляютъ васъ бжать — да?

— Но вы какъ это знаете?

— Въ бреду вы высказали мн все, по счастью, мн одному… Мери Макъ Ферлэнъ — жена Годоррея Ленчестера…

Ферджусъ задрожалъ.

— Это правда?..

— Да, сущая… я землякъ съ благороднымъ Энджусомъ… Итакъ, довольно о любви… А для ненависти нужны силы, нужно много — много денегъ… А въ Лондон васъ ожидаетъ нищета…

— Торопитесь, окаянные! ругался Педди.

Феджусъ потянулся къ отверстію, но Рендель остановилъ.

— А вы сами? вдругъ спросилъ О’Бринъ.

— Я остаюсь… Я хочу сдлаться богатйшимъ человкомъ во всемъ Лондон…

— Гд вы надетесь это?

— Тамъ, гд собираютъ отчаяннйшихъ людей Трехъ Соединенныхъ Королевствъ…

Ферджусъ задумался.

— Вотъ черти, бсово отродье, ворчалъ Педди.— Да убирайтесь скоре, проклятое хамово отродье!..

— Много такихъ людей въ Ботанибе, какъ вы? вдругъ спросилъ Ферджусъ.

— Много.

Ферджусъ молча закрылъ отверстіе и пошелъ къ своей койк.

— Олухи! проворчалъ О’Кренъ.

Глава тридцать восьмая.
Ссыльные.

Ссылочный корабль ‘Фанъ-Дименъ’ приближался къ мсту своего назначенія.

Вс четверо матросовъ были жестоко наказаны. Но долговязому Педди О’Кренъ досталось меньше всхъ, такъ какъ онъ очень энергично доказывалъ, что своимъ краснорчіемъ онъ удержалъ Ренделя, Ферджуса и другихъ, которые, мимоходомъ сказать, и не умли плавать.

Ферджусъ замтно поправился: ему не трудно было сблизиться съ Ренделемъ, въ которомъ онъ замтилъ врожденный умъ и гордость и необычную желзную, незнавшую препятствій волю.

Рендель изъ состраданія спасъ Ферджуса и послдній въ первое время совершенно повиновался Ренделю. Но скоро могущественное вліяніе красоты, ума и силы характера сдлали то, что скоро Рендель совершенно подчинился своему новому другу.

Наконецъ Фанъ-Дименъ бросилъ якорь въ гавани

Сиднея. Посл обычныхъ казенныхъ церемоній и обрядовъ, капитанъ съ офицерами направились къ берегу, а оттуда къ Фанъ-Димену множество лодокъ, на которыхъ сидли мужчины, женщины, дти. Всмъ было радостно и весело.

Прибытіе новыхъ ссыльныхъ всегда радостно для поселенцевъ. На этотъ разъ особенную радость производило то, что на Фанъ-Димен былъ цлый грузъ женщинъ, выписанныхъ изъ Лондона богатйшими дамами Сиднея и Параматы.

Чрезъ нсколько дней губернаторъ длалъ смотръ новоприбывшимъ ссыльнымъ.

Потомъ явились различные промышленники и стали вербовать рабочихъ между ссыльными, давая подписку строго наблюдать за ними. Само собою разумется, что эти промышленники были прежде такими же ссыльными, но освободились и были зачислены въ граждане по разнымъ обстоятельствамъ.

Рендель и Ферджусъ были отправлены въ Парамату.

Они жили дружно и сообща придумывали средство къ исполненію своихъ плановъ. Чрезъ полгода нужно было уже стремиться къ осуществленію задуманныхъ плановъ: Рендель задумалъ жениться.

Глава тридцать девятая.
Маудленъ Вольфъ.

И Парамат на одной шерстяной фабрик была очень замчательная работница, Маудленъ Вольфъ. Въ спискахъ она значилась подъ именемъ Магдалины де-Лу, и вс считали ее француженкой. Она съ измалтства жила въ Лондон и играла тамъ роль большой львицы. Она не была красавицей, но обладала какою-то способностью привлекать къ себ самыя холодныя сердца и развязывать самые туго завязанные кошельки. Она разорила не одного банкира и наконецъ попала въ Новый Южный Валлисъ.

Семья, лишилась одного изъ полезнйшихъ своихъ членовъ. Моудленъ въ Сидне употребила вс силы своей тонкой организаціи, чтобы освободиться отъ работы и успла: какой-то богачъ изъ освобожденныхъ ссыльныхъ взялъ ее подъ свое покровительство.

Но годы шли, и покровитель бросилъ Маудленъ. Ее отправили на фабрику, гд нужно было работать.

Она убжала, но ее поймали и отправили въ самую отдаленную отъ Сиднея колонію.

Она попыталась возмутить своихъ товарищей: ея шею украсили желзнымъ ожерельемъ и спустили ея въ Коль-риверскія рудокопни.

Маудленъ было невозможно узнать, когда она возвратилась изъ рудокопенъ. Она сильно постарла. Но ея сердце, умъ и воля какъ будто и не знали, что такое время.

Она стала прилежно работать, чтобы опять не попасть въ рудники. Но въ тайн она дятельно преслдовала тайные планы противъ тхъ, кого она считала своими преслдователями.

Во время прибытія Ренделя и Ферджуса въ Сидней, Маудленъ Вольфъ играла тамъ очень важную роль. Она находилась въ сношеніяхъ со всми членами семьи. Ей было извстно убжище Смита, стрлявшаго въ губернатора, была въ сношеніяхъ съ Ватерфильдомъ, который подрывалъ всхъ торговцевъ мясомъ.

На этой-то женщин поршилъ жениться Рендель Гремъ.

Глава сороковая.
Отчаянное предпріятіе.

Наконецъ все было приготовлено къ побгу.

Въ гавани находился англійскій корветъ. Ферджусъ задумалъ овладть имъ.

Однажды темною ночью четверо мужчинъ и одна женщина спшно шли къ морскому берегу. Это были Ферджусъ, Маудленъ, Рендель, Смитъ и Ватерфильдъ.

— Гд наши люди? сносилъ вдругъ Ферджусъ.

— Въ пяти стахъ шагахъ отсюда, отвтила Маудленъ.

Ферджусъ задумался.

— Друзья, я намренъ овладть корветомъ, сказалъ онъ вдругъ.

Ватерфильдъ громко расхохотался, Смитъ пожалъ плечами, Маудленъ весело захлопала въ ладоши.

— Объяснитесь, О’Бринъ! безпокойно сказалъ Рендель.

— О, какой большой порокъ — самонадянность! усмхнулся Смитъ.

— Какое сумасбродство! отозвался Ватерфильдъ.

— Я намренъ сдлать это, спокойно повторилъ Ферджусъ.

— Рендель, позови нашихъ людей, продолжалъ онъ.

Рендель молча повиновался.

— До свиданія, господа, сказалъ Ватерфильдъ, откланиваясь.

— Съ Богомъ… обойдемся и безъ тебя… Но чрезъ нсколько часовъ мы будемъ господствовать на мор, отвтилъ Ферджусъ.

Ватерфильдъ остановился и задумался.

Молчаніе настало на долго.

Рендель возвратился съ тридцатью здоровннйшими молодцами.

— Ты увренъ въ этихъ людяхъ? тихо спросилъ Ферджусъ.

— Какъ въ самомъ себ.

— Собери ихъ въ кружокъ…

Ссыльные окружили О’Брина.

— Друзья! двадцать пять минутъ на размышленіе… Чрезъ четверть часа сюда прибудетъ лодка за тридцатью рекрутами, которые общаны капитану вонъ того судна… Рекруты должны быть пьяны… Вы согласны притвориться пьяными, чтобы такимъ образомъ попасть на корветъ?..

— Зачмъ?..

— Чтобы потомъ овладть корветомъ.

— А, понялъ!.. вскричалъ Ватерфилдъ. Ура нашему капитану!..

Ссыльные, спрятавъ оружіе, въ безпорядк разбросались по песку. О’Бринъ, Рендель, Смитъ и Ватерфильдъ, Маудленъ сидли.

Чрезъ нсколько минутъ къ берегу подплыла лодка.

— Го-о! крикнули съ лодки.

— Го-о!.. отвтилъ Рендель.

— Кто здсь?

— А вы кто?

— Мичманъ съ корвета Церера.

— А я англичанинъ, съ поклономъ къ вашему капитану.

— А еще съ чмъ?

— Извстно съ чмъ…

Мичманъ соскочилъ на берегъ.

— А мы ужъ и не ждали васъ, сказалъ Мичманъ.

— Опоздали немного.

— Сколько ихъ?

— Тридцать, какъ общано.

— Ахъ, Боже!.. Какъ они пьяны!..

— Тмъ лучше!.. сваливай ихъ въ лодку…

— Вы отправитесь съ нами за получкой денегъ, обратился мичманъ къ Ренделю.

— Конечно. Тмъ боле, что моей жен давно хочется посмотрть корабль вблизи.

— Ахъ, чортъ возьми!.. Они-то вс пригодятся, а кой чортъ длать съ бабой!.. проворчалъ шкиперъ.

Мичманъ мигнулъ ему…

Лодка отчалила.

Глава сорокъ первая.
Битва и побда.

Свтало. Ссыльныхъ втащили на корветъ. Капитанъ счелъ рекрутовъ.

— А это что за люди? сказалъ онъ, указывая на Ферджуса съ товарищами.

— Имъ вы должны заплатить сто фунтовъ стерлинговъ, отвтилъ Рендель.

— Ладно, ладно!..

— Зачмъ вы привезли сюда эту сволочь? крикнулъ онъ мичмана.

Мичманъ шепнулъ ему, что-то на ухо.

— Ха, ха, ха!.. славно!..

На палуб было человкъ сорокъ матросовъ. На горизонт показались первые солнечные лучи.

— Не пора ли? шепнулъ Ватерфильдъ.

Ферджусъ молчалъ. Онъ былъ очень блденъ.

— Пора! сказалъ Рендель.

Ферджусъ молчалъ.

— О, Бринъ! Вы боитесь?..

— Нтъ, я стыжусь вроломства…

— Посадите этихъ людей въ трюмъ, вдругъ приказалъ капитанъ, указывая на Ферджуса и его товарищей.

Ферджусъ покраснлъ. Теперь онъ долженъ былъ, защищаться, а не измннически нападать.

— Не подходите! закричалъ онъ…

Лейтенантъ подходилъ къ нему.

— За мной, друзья! крикнулъ Ферджусъ, выхватывая пистолетъ…

Лейтенантъ повалился, пробитый пулей… Но усплъ ударить Ферджуса кортикомъ… Шрамъ отъ этой раны остался у Ферджуса на лбу на всю жизнь.

Вс ссыльные съ ужаснымъ крикомъ вскочили и бросились на матросовъ.

Завязалась страшная битва… Смитъ убивалъ, распвая псалмы… Вс ссыльные дрались, какъ тигры….

Вс офицеры были перебиты, часть матросовъ также. Другая часть ихъ спаслась въ трюм и оттуда вступила въ переговоры съ побдителями…

Матросы сдались наконецъ, и ихъ всхъ перевязали.

Посл часть ихъ пожелала остаться на корвет, остальныхъ высадили на берегъ.

Вечеромъ часовые въ Сидне видли на горизонт только блую точку.

Глава сорокъ вторая.
Корабль ‘Лукавый’.

На Индйскомъ мор появился таинственный корабль, отчаянный корсаръ, ловко ускользавшій отъ крейсеровъ…

На корм стояло: ‘Лукавый’…

Долго этотъ таинственный корабль спутывалъ всхъ, французовъ и англичанъ…

Это былъ фрегатъ Церера, захваченный Ферджусомъ.

Прошло полтора года. Ферджусъ вполн овладлъ умами и душами всхъ своихъ подчиненныхъ.

Изучивъ Азію, Ферджусъ направился къ берегамъ Америки. На пути онъ присталъ къ острову Святой Елены…

Ферджусъ выдалъ себя за капитана англо-азійской компаніи и получилъ позволеніе высадиться на островъ.

Рано утромъ отправился въ Лонгвудъ и возвратился только поздно вечеромъ, съ сіяющимъ радостью лицемъ…

Четыре часа онъ наслаждался бесдою гиганта, побжденнаго судьбою… Четыре часа внималъ онъ лаконически-краснорчивымъ его словамъ…

Наконецъ онъ возвратился и на вс вопросы отвчалъ только:

— Я видлъ его!..

Въ туманное ноябрьское утро красивый морской бриггъ присталъ къ берегамъ Шотландіи.

Матросы выстроились въ рядъ на палуб при приближеніи двухъ человкъ.

Это были Ферджусъ и Рендель Тремъ.

Они сошли въ лодку, которая чрезъ полчаса пристала въ полумили отъ Думорриса.

— До свиданія, мы еще увидимся, сказалъ Ферджусъ матросамъ, выходя изъ лодки.

Педди О’Кренъ, бывшій въ числ гребцовъ, разинулъ ротъ и могъ только пробормотать:

— Да сохранитъ васъ Господь, капитанъ! Ферджусъ кивнулъ ему головой.

Лодка отчалила.

Глава сорокъ третья.

Ферджусъ и Тремъ шли пшкомъ по тропинк, извивавшейся между кустарникомъ. Взобравшись на холмъ, они остановились.

На горизонт бллись паруса брига. Ферджусъ грустно вздохнулъ и проговорилъ:

— Еще нсколько минутъ и онъ исчезнетъ изъ нашихъ глазъ… Первое дйствіе кончилось… каково-то будетъ второе?.. Четыре года я стремлюсь…

— Но теперь вы богаты, какъ… какъ не знаю кто… я бы на вашемъ мст отправился въ Лондонъ и подавилъ бы вашего врага богатствомъ и роскошью..

— Я забылъ о немъ, спокойно отвтилъ Ферджусъ.

— Такъ я и зналъ!.. Странный вы человкъ, О’Бринъ!.. Я не знаю вашихъ тайнъ, но…

— Мои цли могли измниться, перебилъ Ферджусъ.

— Тмъ лучше.

— Быть можетъ.

При этомъ Ферджусъ повернулся въ сторону Англіи.

Рендель смотрлъ на него съ почтительнымъ и любопытнымъ вниманіемъ.

— Не будемъ мшкать, однако, потому что до Крьюскаго монастыря еще миль восемь.

Ферджусъ молча пошелъ за нимъ.

Рендель увренно и спокойно шелъ впередъ.

— Неужели это подземелье дйствительно никому неизвстно? вдругъ спросилъ Ферджусъ.

— Я могу утверждать то, что въ мое время оно не было извстно ршительно никому, такъ что я не попалъ бы на понтоны, если бы предпочелъ его горамъ… Подземелье иметъ два входа, невидимые никому: первый изъ парадной залы Крьюскаго замка, разрушающагося великолпнаго зданія, второй въ стн дома моего отца, при взгляд на которую вс констебли трехъ соединенныхъ королевствъ охотно присягнутъ, что тамъ никогда не было, нтъ и не можетъ быть никакато прохода… Древность замка восходитъ ко временамъ Альфреда Великаго…

— И это подземелье велико?

— Отецъ мой боле десяти разъ заблуждался въ немъ, когда отыскивалъ скрыть тамъ сокровища.

— Быть можетъ онъ открылъ кому-нибудь существованіе этого подземелья?

— Я уже сказалъ, что онъ искалъ тамъ кладъ.

Настала ночь. Путники вышли на большую Гласговскую дорогу.

— Вотъ, сказалъ Рендель, за лсомъ и домъ моего отца.

Скоро послышался собачій лай.

— А!.. нашъ старый Биль умеръ, проговорилъ Рендель. Это не его лай!

Голосъ Ренделя задрожалъ, съ какимъ-то порывомъ онъ бросился къ двери дома и дернулъ за скобку.

— Заперта! Мой отецъ никогда не запирался…

Онъ постучался.

— Старый Рендель Гремъ? спросилъ онъ, когда растворилось окно.

— Два года какъ умеръ.

— Я хотлъ обогатить старика! простоналъ Рендель… Но увы въ нашемъ дом чужіе!… Ферджусъ! Я одинокъ…

Ферджусъ съ чувствомъ пожалъ ему руку.

— Да, да, мистеръ О’Бринъ!… Умремъ вс, но все-таки жаль… Нашъ домъ принадлежитъ Макъ-Набу…

— Макъ-Набу!

— Это его голосъ… Говорятъ онъ честный человкъ, но не предложилъ пристанища путникамъ…

— Куда же мы теперь?

— Куда?… Останемся здсь, гд умеръ мой отецъ… Онъ умеръ!… Два года!… Однако, я провожу васъ къ Макъ-Ферлену, а самъ возвращусь сюда… Здсь умеръ мой отецъ…

Немного спустя Рендель привелъ Ферджуса къ лидской ферм.

Дверь была отперта и О’Бринъ вошелъ.

Глава сорокъ четвертая.
Свиданіе посл долгой разлуки.

Въ общей зал, за накрытымъ столомъ, ужинали дв прелестныя двочки и молодая женщина.

Подл камина стоялъ блдный пожилой мужчина съизмученнымъ лицемъ и блуждающими глазами.

— Макъ-Ферленъ? спросилъ О’Бринъ.

Мужчина пошевелился.

— Это мой мужъ, отвтила молодая женщина, указывая на стоявшаго мужчину.

— Въ этихъ мстахъ нтъ другаго Энджуса Макъ-Ферлена?…

— Одинъ я, и тотъ лишній, мрачно отвтилъ мужчина. Теперь неузнаютъ Макъ-Ферлена!… А онъ узнаетъ еще своихъ друзей, хотя и забылъ ихъ имена… Ваше имя?…

— Энджусъ Макъ-Ферленъ?… Возможно ли?… Но какъ онъ измнился?…

— Ваше имя?…

Глаза Энджуса заблестли радостью, когда Ферджусъ назвалъ себя.

— О’Бринъ! Какъ я радъ!… Жена, обними моего и твоего брата… Дти, радуйтесь!… Будемъ веселиться!…

Мистрисъ Макъ-Ферленъ подвела обихъ двочекъ къ Ферджусу съ словами:

— Клара! Анна! поцлуйте же друга вашего отца.

Клара покраснла и подставила щеку. Анна съ улыбкой убжала.

— Будемъ веселиться!… Жена! есть еще французское вино?… Пошли за Макъ-Набомъ!

— Хорошо, Энджусъ, я сдлаю, отвтила жена.

Ферджусъ остановилъ ее.

— Вы забыли, Энджусъ, что Макъ-Набъ не любитъ меня?

— Да… но за что?

— Онъ предпочиталъ мн Годфрея Ленчестера.

— Вейтъ-Манора! вскрикнулъ Макъ-Ферленъ, падая въ кресло… Зачмъ вы напоминаете мн о Вейтъ-Манор!… Уйди, жена!… Какъ я вамъ радъ, О’Бринъ!.. Мы поговоримъ о Вейтъ-Манор…

Мистрисъ Макъ-Ферленъ принесла вина и вышла съ дтьми.

Макъ-Ферленъ въ эти четыре года постарлъ лтъ на пятнадцать. Открытое и веселое его лице получило мрачное выраженіе, волосы посдли, лобъ покрылся морщинами.

Ферджусъ грустно посмотрлъ на него.

— Я надялся найти васъ счастливымъ, Энджусъ, сказалъ онъ.

— Я счастливъ теперь, когда вижу васъ, О’Бринъ!… О, какъ я страдалъ и бсился, когда узналъ о вашемъ несчастіи!…

Моего Ферджуса обвинили, Ферджуса!…

Макъ-Набъ много виноватъ!… Но обними меня, братъ, и скажи, что по прежнему любишь меня!…

— О какъ ты молодъ и какъ хорошъ, Ферджусъ, продолжалъ онъ… Мери очень, очень любила тебя!…

— Я не смлъ говорить о ней, тихо сказалъ Ферджусъ.

— Вина!… гд стаканъ?… Пей, Ферджусъ, пей!…

Макъ-Ферленъ залпомъ опорожнилъ стаканъ.

— Пей Ферджусъ, пей!… Десять несчастій, о Бринъ!.. Отняли землю… отецъ умеръ… несчастная Мери!

— Она графиня Вейтъ-Маноръ.

— Да, была…

— Умерла?

— У ней дочь, потому не можетъ умереть… Я дамъ теб ея послднее письмо… Пей, О’Бринъ, пей!… Будемъ веселиться!…

Глава сорокъ пятая.
Письмо Мери, графини Вейтъ-Маноръ.

Энджусъ вынулъ изъ ящика бюро письмо, открылъ его и проговоривъ:

— Вотъ письмо моей сестры, да это послднее письмо, и съ тхъ поръ я ее уже не видалъ въ Лондон.

Ферджусъ тоже взялъ письмо и, начавъ его читать, замтилъ, что во многихъ мстахъ слова были истерты слдами слезъ… Онъ находился въ недоумніи, чьи были эти слезы? Графини Вейтъ-Маноръ, или Энджуса. Содержаніе же письма было слдующее:

‘Узнавъ изъ твоего письма, что ты думаетъ хать въ Лондонъ, чтобъ защитить меня отъ моихъ враговъ, сердце мое наполнилось радостью, и тутъ я сказала себ, что ты одинъ, мой милый Энджусъ любитъ меня. Я думала, что мы опять будемъ жить съ тобою и я опять буду такъ счастлива… но, увы!.. мечты не сбылись. Въ этотъ день, когда я получила твое письмо, я ушла изъ дому для того, чтобъ ты не нашелъ метя… О, милый Энджусъ! Прости меня! вдь ты знаешь, какъ я люблю тебя, поврь мн одна — крайность, заставила меня такъ поступить. Я принуждена была это сдлать изъ любви къ моей дочери.

‘Милордъ грозитъ мн мщеніемъ!.. Но ты знаетъ, милый Энджусъ, что онъ разлучилъ меня съ дочерью, но кром этого онъ внушаетъ ей преступныя мысли.

Ферджусъ, прочитавъ письмо, довольно громко произнесъ: бдная Мери!

Энджусъ ничего не возражалъ, глаза его были устремлены на полъ.

‘Человкъ, имющій власть надъ моею дочерью, смется надо мною и требуетъ денегъ за ласковое обращеніе съ несчастнымъ ребенкомъ… Я не знаю, какъ благодарить великодушнаго незнакомца Смитфильдскаго рынка, благодаря которому я остаюсь еще въ Лондон, подл дочери… Безсердечный мучитель требуетъ денегъ и не позволяетъ даже во время сна поцловать мою дочь. Я поставлена въ необходимость скрываться отъ тебя, потому что ты захотлъ отомстить за меня, а это погубитъ мою дочь’.

‘Теперь, мой дорогой Энджусъ, у меня есть надежда, сладкая надежда!.. За моею дочерью присматриваетъ нмой и бдная женщина, у которой, кажется, доброе сердце. Я, быть можетъ, упрошу или подкуплю ее… Она позволить мн взглянуть на Сусанну, поцловать ее… О, какое счастіе! Не правда-ли, Энджусъ, ты согласишься со мной, что эта надежда оправдываетъ мое бгство… Я могу еще быть счастлива!..’

Ферджусъ печально сложилъ письмо, и дв слезы покатились по его щекамъ.

— Нужно спасти ее! сказалъ онъ.

Макъ-Ферлэнъ молча покачалъ головой.

— Надо отомстить! вскрикнулъ онъ… Я знаю, кто угрожаетъ ей… Вейтъ-Маноръ… Пей другъ!.. Пей, О’Бринъ!.. Ты еще не все знаешь.

Энджусъ былъ блденъ.

— Налей себ самъ, продолжалъ онъ принуждая себя улыбнуться, у меня дрожатъ руки… Налей и мн… Хочешь знать, что было на Смитфильдскомъ рынк?.. Года три тому назадъ, въ газетахъ толковали о бглецахъ изъ Ботани-Бея, въ томъ числ и о теб… Сестра забеременла не много спустя. Въ журналахъ опять заговорили о бглецахъ и кто-то распустилъ слухи о твоихъ прежнихъ отношеніяхъ къ Мери, и что ты видаешься съ ней… Вейтъ-Маноръ съ жадностью собиралъ вс эти клеветы… Когда Мери родила, онъ долго разсматривалъ ребенка и съ угрозами кричалъ, что онъ похожъ на тебя.

— На меня!..

— Да. Незабывай, какъ тебя любила Мери… Ужасныя подозрнія овладли Годфреемъ и онъ отнялъ ребенка у матери. Бдная сестра поправилась и напрасно просила, умоляла, чтобы ей показали ребенка, такъ что она стала думать, что онъ умеръ… Наконецъ, Годфрей явился къ ней, Патерсонъ несъ за нимъ колыбель. Она была счастлива!.. Но Годфрей грубо остановилъ ее и сказалъ.

— Миледи! это ваше, но не мое дитя…

Мери изумленно и испуганно посмотрла на него.

— Смйте сказать мн, съ яростью продолжалъ онъ, что это дитя не похоже на него!

— На кого, Бога ради?

— На Ферджуса О`Брина, конечно.

— На Ферджуса! вскрикнула Мери съ радостью.

Это погубило ее, потому что Годфрей принялъ этова признаіе.

Онъ поблднлъ отъ ярости.

— Милордъ, пощадите ваше дитя! умоляла Мери, павъ на колни.

Годфрей злобно улыбнулся.

— Мое дитя? съ горькой ироніей повторилъ онъ.— Мн кажется, что я былъ бы вашимъ рабомъ, если бы этотъ ребенокъ былъ мой.

Сестра стала было клясться въ своей невинности, но Годфрей грубо прервалъ ее:

— Посмотрите на ребенка, миледи, посмотрите и насмотритесь хорошенько, потому что вы видите его въ послдній разъ.

Мери отчаянно заломила руки… Она просила, плакала, умоляла, обнимала колна своего мучителя…. Вейтъ-Манору это унизительная сцена доставляла удовольствіе, потому что онъ старался продлить ее. Наконецъ, по его знаку, Патерсонъ унесъ ребенка.

Мери почти безъ чувствъ лежала на кровати. Вейтъ-Маноръ грубо приказалъ ей встать. Она повиновалась и пошла за нимъ.

Глава сорокъ шестая.
Женщина въ три шилинга.

Когда они вышли на дворъ, Патерсонъ подалъ Годфрею веревку…

Энджусъ замолчалъ.

— Продолжай, мой другъ… что онъ сдлалъ?

— Что сдлалъ?.. О, еслибы я тамъ былъ!..

Макъ-Ферлэнъ глухо застоналъ.

— Мери стояла передъ Вейтъ-Маноромъ, блдная, трепещущая, беззащитная… Онъ насильно поставилъ ее на колни на крыльц..Потомъ… потомъ накинулъ ей веревку на шею и громко спросилъ:

— Кто изъ васъ хочетъ купить эту женщину?

Никто изъ собранныхъ на двор слугъ не откликнулся.

Энжусъ едва сдерживалъ гнвъ и горесть при этомъ воспоминаніи. О’Бринъ невольно всталъ.

— О!.. Я теперь не ненавижу больше этого человка… Нтъ, теперь я клянусь мстить ему… Да’ мстить, безпощадно мстить…

— Благодарю, другъ!..

— Никакого сомннія, продолжалъ Энджусъ, что Вейтъ-Майоръ самъ не врилъ своимъ словамъ. Но его бсило то, что она не забыла тебя… Чтобы удовлетворить своему безумному гнву, онъ ршился прибгнуть къ старинному обычаю, который можетъ существовать только въ одной Англіи… Онъ хотлъ продать ее… обвиненіе въ неврности давало ему право на то…

— Кто хочетъ купить эту женщину? повторилъ БейтъМаноръ…

Никто не отвтилъ.

Мери, блдная, стояла на колняхъ.

— Прочь-же съ дороги! я продамъ ее на рынк, гнвно зарычалъ онъ.

И онъ потянулъ за веревку… Слуги, мрачные, разступились…

Чрезъ два дня Годфрей вывелъ сестру на Смитсфильдской рынокъ. Вокругъ него собралась толпа… Зрлище было любопытное!…

— Эта женщина продается, кричалъ онъ… Три шиллинга!…

Торговцы сжалились, потому что Мери была прелестна…

Вдругъ въ толп раздался громкій и звучный голосъ:

— Пропустите. Я покупаю эту женщину.

Это былъ молодой человкъ въ плать скотника.

Годфрей смутился при вид его и хотлъ бжать. Но онъ остановилъ его…

Въ Лондон я узналъ посл, что это былъ Бріанъ Ленчестеръ., младшій братъ Годфрея.

Бріанъ вырвалъ веревку изъ рукъ Годфрея, и поддерживая одною рукой плачущую и обезсилвшую Мери, другою рукой бросилъ Годфрею въ лице горсть мдной монеты, съ словами:

— Вотъ ваши деньги, благородный графъ Вейтъ-Маноръ!

Громкіе возгласы всхъ присутствовавшихъ одобрили благородный поступокъ благороднаго молодаго человка.

Вейтъ-Маноръ стоялъ, какъ пораженный громомъ,— съ синяками на лиц.

— Чудесно! вскричалъ Ферджусъ. Клянусь, я постараюсь отплатить Бріану… Но продолжай.

Народъ разступился передъ мнимымъ скотникомъ, сомкнулся вокругъ Бріана, лице котораго исказилось отъ безсильной ярости. Насмшки сыпались на него градомъ и скоро перешли въ явныя оскорбленія, когда подоспли полисмены…

— Но Мери, Мери?…

— Бріанъ усадилъ ее въ карету и отвезъ, ее къ одной доброй старушк. Онъ не богатъ, но несмотря на то часто помогалъ моей бдной сестр. Да благословитъ его Богъ… Остальное ты знаешь.

— Мщеніе, мщеніе и мщеніе!… Теперь выслушай, Энджусъ, и мою тайну… Теб открою я ее первому.

Глава сорокъ седьмая
Братья.

Читателямъ извстно, что поиски Бріана Ленчестера въ Вимпольской улиц, подъ No 9, были совершенно напрасны.

Спустя полчаса, къ дому Вейтъ-Манора подъхала наемная коляска, изъ которой вышелъ Бріанъ Ленчестеръ.

Онъ позвонилъ. Отворившій ему грумъ невольно попятился назадъ.

— Доложи его сіятельству, графу Вейтъ-Манору, съ повелительнымъ спокойствіемъ приказалъ Бріанъ, что Бріанъ Ленчестеръ желаетъ видть его сіятельство.

Грумъ видимо былъ въ нершительности. Однако повиновался, когда Бріанъ повторилъ приказаніе.

Немного спустя Бріана ввели въ пріемную.

Онъ опустился въ кресло, и разнообразныя мысли овладли его умомъ… Могущественный непріятель оспаривалъ у него Сусанну и онъ долженъ былъ найти Сусанну… Дале онъ зналъ, какъ достичь своей цли.

Давно уже Бріанъ не былъ въ дом своихъ предковъ… Имъ овладло какое-то новое чувство… Онъ съ уваженіемъ взглянулъ на портреты своихъ гордыхъ предковъ, вспомнилъ, какъ его отецъ, умирая, соединилъ руки братьевъ, вспомнилъ полныя любви и кротости слова своей матери… Пожалуй, что Бріанъ и разскаявался…

Въ комнату, опираясь на руку Патерсона, вошелъ графъ Вейтъ-Маноръ.

Бріанъ всталъ и почтительно поклонился. Графъ постарался съ искреннимъ радушіемъ отвтить на этотъ поклонъ.

Братья молча стояли другъ передъ другомъ… Бріанъ былъ холодно-спокоенъ, Вейтъ-Майоръ стоялъ съ выраженіемъ ласковой покорности и добродушія… Страждущій видъ графа производилъ глубокое впечатлніе на Бріана, онъ начиналъ глубоко раскаиваться… готовъ былъ протянуть ему руку… Но молнія ненависти, показавшейся на лиц графа, удержала Ленчестера. Онъ сдлался холоднымъ. У Вейтъ-Манора таилась страшная ненависть и жажда мщенія.

Видъ брата произвелъ на него сильное дйствіе,— но какое-же!.. Сила, красота и молодость Бріана приводили графа въ бшенство, но не смотря на то онъ употреблялъ вс силы, чтобы скрыть его. Онъ думалъ, что братъ нарочно пришелъ, чтобъ сосчитать дни, оставшіеся до вступленія во владніе огромнымъ имніемъ Вейтъ-Манорскимъ. Онъ придумывалъ средство, чтобъ лишить его наслдства, но не находилъ другаго, кром жизни. Но между прочимъ графъ видлъ, какъ угасаетъ его жизнь и что онъ близокъ къ могил. Вейтъ-Майоръ началъ первый разговоръ:

— Что вамъ угодно, мой милый братъ? спросилъ онъ съ суровымъ выраженіемъ лица:

— Не для того-ли вы пришли, чтобъ любоваться на успхи пытки, которой меня подвергате?.. Ну радуйтесь, я близокъ къ могил.

— Напрасно такъ думаете, возразилъ Ленчестеръ, я пришелъ освдомиться о вашемъ здоровь, и увряю васъ, что болзнь ваша меня очень огорчаетъ… Вы возводите клевету на меня, вы забыли вашу молодость, какъ вы провели ее, а между прочимъ вы обвиняете меня въ вашей болзни.

— Змя очень мала, такъ что ее можно раздавить ногою, но между тмъ она жалитъ очень больно, отвтилъ графъ.

Бріанъ поблднлъ, услыхавъ такія слова, графъ-же раскаявался, что сказалъ лишнее и проговорилъ со смущеніемъ: извините, я, можетъ быть, сказалъ вамъ лишнее, но мн кажется, между братьями каждое слово взвшивать будетъ излишнее.

— Я съ вами согласенъ, что любящимъ братьямъ нечего считаться.

Желая скрыть свое смущеніе, Вейтъ-Майоръ сдлалъ знакъ Патерсону, чтобы тотъ подалъ ему кресло.

— Садитесь, братъ, пожалуйста, и также мн позвольте ссть… Теперь мы съ вами очень рдко видимся, а потому позвольте узнать причину вашего посщенія.

— Я пришелъ съ вами переговорить безъ свидтелей и жду, когда вс уйдутъ.

Вейтъ-Майоръ колебался съ нимъ остаться. Онъ сознавалъ свою слабость передъ братомъ, и замтная боязнь выразилась на его лиц.

— Однихъ? сказалъ онъ. Нтъ, Патерсонъ, мой врный другъ, никогда не отлучается отъ меня.

— Милордъ, по которому длу я пришелъ — очень важно… для васъ и для меня, и поэтому присутствіе лакея намъ будетъ мшать.

Подумавъ нсколько минутъ, графъ всталъ безъ помощи, пошелъ къ дверямъ, сказавъ:

— Слдуй за мной, Патерсонъ… А вы, Бріанъ, подождите немного, я возращусь, и тогда мы останемся одни.

Глава сорокъ восьмая.
Сдача.

Нсколько минутъ спустя, графъ вернулся, и вмсто того, чтобы ссть рядомъ, онъ слъ передъ круглымъ столомъ и положилъ на него два пистолета.

— Не удивляйтесь, Бріанъ, эти два пистолета доказываютъ вамъ, что мы будемъ говорить серьезно. Я васъ ненавижу — это вамъ извстно, и считаю васъ способнымъ на все — тоже извстно, и поэтому я взялъ двухъ нмыхъ свидтелей, которые хорошо замнятъ Патерсона. Говорите, я буду слушать.

— Ахъ, Милордъ! улыбаясь сказалъ Бріанъ, Донъ-Кихотъ, сражавшійся съ крыльями мельницы, и тотъ былъ разсудительне васъ. Неужели вы не понимаете, чтоябылъ-бы очень счастливъ, еслибы былъ убитъ вами?

— Я васъ не понимаю, грустно отвтилъ графъ.

— Ну все равно, милордъ: согласитесь сами, пистолеты васъ не могутъ защищать отъ моихъ нападковъ, если вы не согласитесь на миръ.

— Какъ? вскричалъ графъ съ радостію: вы хотите мириться и отказаться отъ преслдованій.

— Я сжалился надъ вами, милордъ, во мн заговорилъ голосъ родства, я усталъ поражать врага, неумющаго защищаться, усталъ обижать человка, который носитъ благородное имя моего отца.

— А!… проговорилъ Вейтъ-Маноръ: вы довольно рзко предлагаете мн миръ.

— Я вотъ еще разъ повторяю, милордъ, что раскаиваюсь въ томъ, что навлекъ на васъ униженіе….

Презрительное состраданіе брата оскорбляло Вейтъ-Манора, руки его дрожали, онъ бросалъ свирпые взгляды на пистолеты.

— Теперь понимаю, сказалъ онъ, посл нкотораго молчанія, вы по привычк оскорбляете меня и притомъ въ послдній разъ.

— Вы ошибаетесь, милордъ, равнодушно отвтилъ Ланчестеръ. Я пришелъ не оскорблять васъ, я только открываю крайность, до которой вы дошли.

— Вы такъ поступаете, какъ покупатели, которые порицаютъ товаръ, чтобъ купить его за малую цну, возразилъ графъ.

— Нтъ, отвтилъ Ленчестеръ, я порицаю, чтобъ огромную плату получить.

— Не пришли ли вы торговаться со мною?

— Я съ вами торговаться… возможно ли, милордъ? наши предки собирали дань съ плнныхъ.

— Позвольте мн сдлать небольшое замчаніе?

— Сдлайте милость, милордъ. Я слушаю васъ.

— Вы очень любезны, отвтилъ графъ, стараясь своимъ словамъ придать насмшливое выраженіе. Вотъ, изволите видть сэръ, я несчастливъ, даже очень несчастливъ, но согласитесь со мною, вы несчастливе меня и я понимаю, для чего вы предлагаете мн миръ, вамъ кажется, что я не тороплюсь умирать, но увряю васъ, что я еще доле васъ проживу. Вы желаете моей смерти для того, чтобъ скорй расплатиться съ долгами, но не такъ, мой другъ, вы поступаете, вамъ не угрозами бы, а скорй просьбой уговорить меня на, миръ.

Помолчавъ нсколько минутъ, Ленчестеръ отвтилъ:

— Все, чтобы сказали, отчасти справедливо, а также много и ошибочнаго въ томъ: дйствительно я бденъ, но не имю долговъ.

— Вы вроятно живете трудомъ, милордъ?

Въ голос графа слышалась злая иронія.

— Ничего не выучили меня длать, милордъ.

— Однако….

— Къ величайшему удовольствію вашего сіятельства — да, милордъ, но не въ кредитъ, а мн подаютъ милостыню.

— Какъ! Вы позорите мое имя и выпрашиваете милостыню?…

— Смю замтить вашему сіятельству, что нищенство запрещено даже младшимъ братьямъ членовъ парламента, для которыхъ было бы нужно сдлать исключенія…. Я не прошу милостыни, которую притомъ мн даютъ такъ….

— Но приступимъ къ длу, милордъ…. Я съ миромъ, если вамъ угодно….

— И да, и нтъ, смотря по условіямъ….

— Условіямъ?…

Бріанъ не ждалъ этого.

— Сколько вамъ нужно денегъ, милордъ?

— Мн нужно позволеніе вашего сіятельства пользоваться казною вашего сіятельства, какъ мн вздумается..

Вейтъ-Маноръ принялъ это, очевидно, за шутку.

— Но это значитъ, вы хотите все мое состояніе?..

— Да, ваше сіятельство, если понадобится…. Можетъ быть и меньше…. Но не подумайте, пожалуйста, милордъ, чтобы я хотлъ васъ принудить…. Хотя ваше прошедшее….

— Мое прошедше — жизнь дворянина, такъ что вы напрасно надетесь угрозами испугать меня. Я не боюсь.

— Нтъ, бойтесь, милордъ! У васъ жена, несчастная страдалица, уже позабытая свтомъ….. Дочь, таинственная судьба которой извстна одному Богу….

— Вы осмливаетесь думать, что…

— Ничего, милордъ!.. Я и не крючекъ, а гладіаторъ, ваше сіятельство…. Выслушайте маленькую повсть… Мн думается, что есть нкоторое сходство…

— У васъ есть портретъ графини Вейтъ-Маноръ? вдругъ спросилъ Бріанъ.

— Что за вопросъ?

— Мн показалось, что молодая двушка похожа…

— Какая двушка?

— Мною любимая двушка, которую похитили, ваше сіятельство, а вы поможете мн сыскать ее…

— Довольно шутить, милордъ…

— Прошу извиненія вашего сіятельства…

— Итакъ, я прошу позволеніе вашего сіятельства на право пользованія казною вашего сіятельства…

— Не шутите, сэръ…

— Я не шучу, ваше сіятельство.

— Ваши шутки такъ неумстны, что мн не слдовало бы и слушать, но он такъ забавны… Зачмъ вамъ моя казна?

— Для отыскиванья двушки.

— И вы думаете, что я соглашусь отдать мою казну въ пользу какой то неизвстной особы?

— Да, милордъ. Я люблю… вы не сметесь? Тмъ лучше… Да, я люблю страстно, готовъ отдать мою жизнь…

Вейтъ-Маноръ молчалъ, но въ глазахъ у него свтилась коварная радость…

Бріанъ, замечтавшись о Сусанн, не замтилъ этого.

— О, да, я люблю ее! страстно продолжалъ Бріанъ… Я неспособенъ даже ненавидть теперь…

— Да, видно, что вы любите, холодно прервалъ графъ.

— Пламенно!.. Но вы понимаете, милордъ?..

Графъ не могъ боле сдерживаться и, разгорячаясь боле и боле, заговорилъ:

— Понимаю, сэръ, понимаю… Итакъ, вы пламенно любите!.. Прекрасно! И вы смете придти ко мн и требовать мое состояніе? Давай или убью тебя?.. Хе, хе, хе!.. Вы любите, и пламенно!… Ничего не можетъ быть лучше!.. И вы не понимаете, что наши роли перемнились?.. Не видите, что теперь сильне я?..

Лице графа налилось кровью, и его всего какъ то передергивало.

— И вы приходите сами ко мн открыть вашу слабую сторону?.. Право, тысячу гиней тому, кто принесъ бы мн такую всть… Влюбленные боятся смерти…

— Итакъ, пистолеты — небезполезная вещь теперь, усмхнулся Вейтъ-Маноръ, хватая пистолеты со стола.

Глава сорокъ девятая.
‘Братъ сжалься!’

Бріяанъ всталъ.

— Милордъ, ваши угрозы недостойны дворянина… Угодно вамъ согласиться на мое желаніе? Да или нтъ?..

— Нтъ, нтъ и нтъ!.. Я вамъ предлагаю уйти отсюда, или я васъ прикажу выгнать… Слышите, я васъ выгоняю… Я застрлю васъ какъ собаку, какъ вора, если вы не уйдете сейчасъ же…

— А я прошу ваше сіятельство исполнить ваши слова, холодно поклонился Бріанъ.

И онъ сталъ медленно подходить къ графу, не сводя съ него пристальнаго взора.

Вейтъ-Маноръ поднялъ пистолетъ. Видимо было, что его подмывало желаніе спустить курокъ, но очевидно было и то, что его одолвалъ страхъ.

— Не подходите! не подходите!..

Бріанъ подошелъ къ нему и положилъ руку на плечо.

Графъ въ изнеможеніи упалъ въ кресло.

— Вы сейчасъ убдитесь, милордъ, боюсь ли я смерти?…

Бріанъ взялъ пистолеты изъ рукъ графа и положилъ ихъ на столъ.

— Вы совершенно напрасно обрадовались, милордъ, тому, что я люблю, продолжалъ Бріанъ. Теперь мн необходимо спшить, и я не дамъ вамъ покою… Я хочу быть богатымъ, понимаете, я хочу!..

— Вы хотите!..

— Хочу!

Графъ опустилъ голову, услышавъ такой ршительный отвтъ Бріана.

— Хочу, милордъ! повторилъ Бріанъ… Я хочу, чтобы любимая мною женщина могла пользоваться роскошью и удобствами жизни, потому что красотою она выше всхъ женщинъ!… Милордъ! Мы имли одного отца. Вы одни воспользовались нашимъ общимъ достояніемъ. Теперь и моя очередь… Не бойтесь, милордъ, я вовсе не хочу попасть на скамью уголовнаго суда… Но не знаете ли вы такого закона, который запрещалъ бы англичанину броситься въ окно и разбить себ голову, милордъ?

Графъ безмысленно смотрлъ на него, Бріанъ подошелъ къ окну.

— Слышите, милордъ?.. На улиц шумитъ народъ… Какъ онъ обрадуется даровому зрлищу!..

Бріанъ схватился за задвижку.

— Ради Бога, что вы хотите длать?

— Не вставайте, милордъ!.. Я хочу богатства ради ея… Часъ тому назадъ у меня похитили эту двушку… Итакъ, мн нужно золото… Вы отказываете мн, я хочу мстить.

Бріанъ отворилъ окно.

— Берегитесь, сэръ! вскричалъ Вейтъ-Маноръ. Берегитесь, если вы намрены оскорбить меня передъ этой глупой толпой!..

Бріанъ помстился на стулъ.

— Вы изволили не понять меня, ваше сіятельство. Я скажу только одно слово, но не имя вашего сіятельства. Еще разъ, вы согласны?

— Нтъ.

— Увряю васъ, что вы не одинъ разъ раскаятесь въ жестокомъ отказ. Итакъ, прощайте!

Бріанъ сталъ у окна и съ грустію проговорилъ:

— Сколько народу тамъ! и я увренъ, что вс, находящіеся здсь, знаютъ о нашей вражд.

— Наконецъ я жду конца этой комедіи! Угроза, не приводимая въ исполненіе, придаетъ намъ, трусамъ, смлость, съ усмшкою сказалъ Вейтъ-Майоръ.

— Милордъ, холодно отвтилъ Ленчестеръ, я ищу мста, гд-бы врне могъ разбить. бы себ голову.

— Все длайте, что вамъ угодно, сказалъ графъ, опускаясь спокойно въ кресло.

— Благодарю, милордъ… Но я говорилъ вамъ уже, что паденіе мое не удивитъ никого… знаютъ вс наши отношенія другъ къ другу.

— Но кто-же осмлится обвинять меня? спросилъ Вейтъ-Майоръ.

— Вс, милордъ, потому что въ истин словъ умирающаго никто не усумнится…

— Боже милостивый! вскричалъ графъ, понявъ намреніе брата, и какъ-бы пораженный громомъ. Это низкое зло, Бріанъ!

— Почему-же?.. Вы хотли меня застрлить? И я увряю васъ, что не присоединю никакого оскорбленія вашему сіятельству, но наконецъ я выбралъ мсто и вы, вроятно, мое восклицаніе услышите снизу. И онъ хотлъ броситься внизъ.

— Подождите!.. вскричалъ Вейтъ-Майоръ: какое восклицаніе?

— Я скажу: сжалься, братъ!

Крупныя капли пота катились по вискамъ Вейтъ-Манора, и онъ упалъ на колни.

— Сжалься! съ отчаяніемъ произнесъ онъ: сжалься!..

Вейтъ-Майоръ понялъ, что на него падало бы обвиненіе.

Глава пятидесятая.
Ужасное имя.

Бріанъ затворилъ окно и помогъ брату встать. Пошли оба къ столу, гд Вейтъ-Майоръ подписалъ свое имя внизу листа бумаги.

— Ну вотъ, слабымъ голосомъ сказалъ онъ: довольны ли вы?

— Милордъ! я желалъ-бы, чтобъ вы сами написали добровольную уступку, отвчалъ Бріанъ.

Вейтъ-Майоръ дрожащею рукою началъ писать. Но въ это время дверь тихо растворилась, и Патерсонъ, никмъ не замченный, положилъ на столъ лоскутокъ бумаги, на которомъ было написано чье-то имя. Но только что замтилъ графъ эту бумажку, какъ съ ужасомъ отодвинулъ кресло отъ стола и проговорилъ шопотомъ:

— Неужели возстаютъ мертвые изъ могилъ? или ужъ я лишился ума?

— Человкъ, написавшій свое имя желаетъ васъ видть и переговорить съ вами, сказалъ Патерсонъ,

— Боже мой! Онъ здсь! вскричалъ Вейтъ-Майоръ, но я видлъ смерть этого человка… простите, я сейчасъ кончу этотъ актъ… о! и вотъ наконецъ я размозжу себ черепъ!..

Потомъ онъ обратился къ управляющему и спросилъ:

— Гд-же этотъ человкъ?

— Въ кабинет, милордъ, отвчалъ Патерсонъ.

Графъ тотчасъ-же вышелъ и не возвращался боле получасу. Ленчестеръ съ нетерпніемъ ожидалъ его, и наконецъ подошелъ къ столу, чтобъ взглянуть, что братъ началъ писать, но въ это время взоръ его упалъ на бумажку, принесенную Патерсономъ… На бумажк этой было написано имя Измаила Спенсера!.. Имъ овладло изумленіе… неясныя подозрнія, пробужденныя разсказомъ Сусанны, представились ему, онъ хотлъ бжать въ ту комнату, куда ушелъ графъ, но было поздно: графъ шелъ ему на встрчу съ радостнымъ видомъ.

— Извините, что заставилъ васъ ждать, любезный братъ.

Глава пятьдесятъ первая.
Повшенный.

Но вотъ что происходило въ кабинет. Графъ отправился туда въ большомъ смущеніи. Патерсонъ слдовалъ за нимъ. Но человкъ, дожидавшій его, желалъ, переговорить съ графомъ безъ свидтелей, и х поэтому веллъ удалиться Патерсону. Патерсонъ находился въ затрудненіи: онъ не зналъ — оставить ему его господина или нтъ. Видъ этого человка до того его пугалъ, что онъ ршился выдти изъ комнаты.

— Вы вроятно не ожидали меня, сказалъ незнакомецъ.

— Спенсеръ! неужели это вы! едва проговорилъ лордъ.

— Я самъ, милордъ.

Вейтъ-Майоръ оглядлъ его съ ногъ до головы безпокойнымъ взглядомъ.

— Это я… Измаилъ Спенсеръ, покорный вашъ слуга, я живъ и здоровехонекъ, какъ будто бы никогда небылъ повшенъ! возразилъ незнакомецъ.

— Но… началъ было лордъ.

— Но… садясь возл кресла графа, прервалъ его Спенсеръ, съ тхъ поръ, какъ меня повсили, я сдлался для всхъ какимъ-то звремъ… между прочимъ, какъ нтъ ничего удивительнаго. Докторъ Муре явился ко мн въ темницу, и на ше у горла сдлалъ мн небольшое отверстіе, просунувъ въ него гусиное перышко… Ну какъ это называютъ, кажется, фаринготомія… И когда веревка сдавила мн горло, я дышалъ чрезъ перышко.

— А что же съ нею? тихимъ голосомъ спросилъ графъ.

— Съ нею? Объ ней я разскажу въ другой разъ, такъ какъ эта большая исторія, а теперь мн некогда…

— Скажите мн, жива-ли она?

— У ней было хорошее здоровье, но вдь цвтку не долго завянуть, а впрочемъ другой разъ поговоримъ о ней поподробне.

— Какъ, она умерла, Измаилъ?

— Вы очень любопытны, Вейтъ-Майоръ, повторяю вамъ, что я пришелъ переговорить о дл, боле важномъ.

— Но скажите мн одно слово… одно слово!… просилъ графъ.

— Умерла она… началъ Измаилъ.

Графъ вздохнулъ, какъ будто-бы тяжесть спала съ груди его.

— Но можетъ быть и нтъ, смясь сказалъ Измаилъ, но все-таки поговоримте о дл, милордъ. Вотъ уже боле года, какъ я считаюсь порядочнымъ человкомъ, и если бы вы не жили монахомъ, то во всякой гостинной встртились бы со мною, гд я извстенъ подъ именемъ Эдмонда Мекенза, имвшаго несчастіе лишиться зрнія…Ахъ я забылъ вамъ сказать, что я слпъ, и вдругъ глаза его сдлались мутны и неподвижны.

— Жаль васъ, мой милый Спенсеръ, жаль, сказалъ Вейтъ-Майоръ.

— Вы ошибаетесь, не Спенсеръ, а сэръ Макензи, весело отвтилъ онъ и придалъ глазамъ прежнюю подвижность. Но что касается вашего состраданія, то я не желаю его… моя болзнь не помшала видть въ васъ ту перемну, которая произошла съ послдняго нашего свиданія.

— Но стало-быть вы не слпы?

— Совсмъ нтъ. Но мн нужна была маска — но все-таки вы очень измнились, милордъ.

— Я таки много страдалъ! грустно отвтилъ графъ.

— Знаю, знаю, и готовъ держать пари, что Бріанъ…

— Ахъ Спенсеръ! ты произнесъ имя моего палача! онъ здсь… онъ ждетъ меня!

Спенсеръ весело пожималъ руки.

— А!.. онъ здсь?

— Ты знаешь вс несчастія моей жизни, Измаилъ, но не знаешь послднее — которое нанесъ мн Бріанъ, онъ раззорилъ меня!

— Какъ! раззорилъ?

— Онъ нечестнымъ образомъ заставилъ подписать меня бумагу, вслдствіе которой онъ будетъ наслдникомъ еще при жизни моей, произнесъ плачевно графъ.

Спенсеръ свободне вздохнулъ.

— Только-то?

— Но чего-же боле? Я раззоренъ.

— Я пришелъ сюда, чтобъ переговорить съ вами о Ленчестер. Прежде всего, чтобы не терять напрасно времени, я не требую отъ васъ ни свидтельства, ни акта, а только четыре тысячи фунтовъ стерлинговъ, наличными — золотомъ, серебромъ или билетами.

— Зачмъ-же теб?

— Чтобъ помстить Бріана Ленчестера въ домъ сумасшедшихъ.

Графъ пожалъ плечами.

— Поврьте, что это не шутка, отвтилъ жидъ. Велите принести деньги и я вамъ объясню все дло.

Вейтъ-Майоръ, желая испытать послднее средство, позвонилъ.

Явился Патерсонъ и онъ веллъ ему принести шкатулку съ деньгами.

Глава пятьдесятъ вторая.
Перемна въ Вейтъ-Манор.

Доставшись наедин съ графомъ, онъ сказалъ: человкъ, хотя и находится въ полномъ разум, но все-таки его можно помстить въ домъ сумасшедшихъ…

Лице Вейтъ-Майора прояснилось.

— Я врю, но это требуетъ большихъ хлопотъ.

— Безъ хлопотъ сдлать ничего нельзя, но хлопоты отстранены, а времени нужно — всего одинъ часъ.

— Но подумали ли вы объ этомъ?

— Думаю, думалъ, а теперь хочу дйствовать, и вотъ онъ уже на дорог въ Бетлемъ…

— Онъ находится сейчасъ у меня въ пріемной! сказалъ Вейтъ-Майоръ, не понявъ метафоры.

Улыбка явилась на лиц жида.

— Пріемная ваша служитъ станціею въ Бетлемъ, сказалъ онъ. Я не беру своихъ словъ назадъ. Ленчестеръ объявленъ уже сумасшедшимъ.

— Но какія-же доказательства?

— Вся жизнь его прошедшая и ваши доказательства.

— Но надешься-ли ты на успхъ?

— Вполн увренъ.

Вейтъ-Майоръ быстро всталъ.

— И такъ надо дйствовать! требовать его аресту, радостно вскричалъ онъ.

— Но успокойтесь, милордъ. Съ вашей стороны исполнено все, что слдовало. По вашему приказанію двнадцать полисменовъ ждутъ Бріана у вашего крыльца.

— По моему приказанію? съ испугомъ проговорилъ лордъ.

— Но я позволилъ себ маленькую вольность въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Вамъ уже извстно, что я подписываюсь подъ чужія руки прекрасно. Рука-же ваша мн давно знакома. И вотъ поэтому я написалъ свидтельство отъ вашего имени о безуміи Бріана, а во избжаніе непріятностей, могущихъ произойти отъ этого, я поспшилъ принять мры къ его арестованію.

— Великолпно! вскричалъ графъ, схвативъ съ жаромъ руку Измаила, теперь онъ не уйдетъ отъ насъ!

— О! мой другъ, спаситель! Я увеличу сумму!..

— Благодарю, милордъ… Но совтую вамъ идти въ пріемную и не задерживать Бріана… а то полисмены соскучатся ждать.

Графъ вернулся въ пріемную. Ленчестеръ, не давъ ему окончить начатой фразы, вскричалъ:

— У васъ Спенсеръ! вы видли его!

— Я! я… видлъ-ли его… но человкъ, имя котораго вы сейчасъ произносите, повшенъ.

Ленчестеръ схватилъ бумажку со стола и подалъ ее молча графу.

— Это врно, въ смущеніи проговорилъ онъ, я видлъ жида Измаила Спенсера.

— Какія сношенія вы имете, ваше сіятельство, съ такимъ негодяемъ?

— Не желаю давать вамъ отчета въ своихъ дйствіяхъ! проговорилъ графъ, желая скрыть свое смущеніе подъ предлогомъ оскорбленнаго самолюбія.

— Я считаю необходимымъ, милордъ, повторить, свой вопросъ.

— Но я не желаю и не буду отвчать, возразилъ графъ: но впрочемъ я согласенъ открыть вашу истину, потому что не нахожу въ ней ничего предосудительнаго… Я принимаю участіе въ человк, который почему-то ни было спасся отъ…

— Замолчите, милордъ! я не врю вашимъ словамъ, прервалъ Бріанъ, вы забыли то изумленіе, выразившееся на вашемъ лиц, когда вы прочли эту записку.

Лордъ сжалъ губы.

— Да наконецъ, вы можете обратиться къ Спенсеру съ этими вопросами, потому что я увренъ, что вы его скоро увидите вскричалъ онъ, увлеченный гнвомъ.

— Ваши слова похожи на угрозы, сказалъ Бріанъ, взглянувъ на лорда.

— На угрозу?… сказалъ Вейтъ-Майоръ, принявъ добродушный видъ: вы знаете, что мн нечего угрожать, но что вы увидлись со Спенсеромъ, такъ я это потому сказалъ, что онъ ждетъ васъ на улиц.

— Кого онъ ждетъ?

— Никого… онъ ждетъ, когда вы уйдете, и тогда онъ возвратится сюда, потому что я прервалъ разговоръ съ нимъ, чтобъ поскоре васъ отпустить, не задержать.

— Благодарю за вниманіе, и прошу васъ окончить, актъ, потому что не желаю заставлять ждать Спенсера.

Графъ исполнилъ желаніе Бріана, написалъ условіе.

— Братъ, сказалъ графъ съ насмшкою: надюсь, что не употребите во зло то преимущество, которое имете надъ мною, и что это будетъ послднее мщеніе?

— Это будетъ зависть отъ васъ.

— До свиданія, милый братъ!

Бріанъ поклонился и вышелъ изъ пріемной. Графъ, пошелъ къ окну и быстро открылъ его.

Глава пятьдесятъ третья.
Въ Бедлемъ!

Улица была пуста, народу совсмъ не было. Бріанъ медленно сходилъ съ крыльца. Въ недалекомъ разстояніи стоялъ слпецъ Тиррель, за нимъ стояла толпа полисменовъ и карета, изъ которой видна была чья-то голова.

Ленчестеръ замтилъ все съ перваго взгляда, онъ быстро сошелъ съ лстницы, взялъ Тирреля за воротникъ и закричалъ полисменамъ:

— Я требую немедленнаго ареста этого человка…

— Ну, исполняйте вашу обязанность, сказалъ Тиррель.

— Погодите! торопиться не слдуетъ… но прежде всего скажите, Бріанъ, по какой причин вы требуете ареста Эдмонда Мекензи?

— Послушаемъ, что онъ скажетъ, замтилъ докторъ, выглядывавшій изъ кареты.

— Но прежде позвольте узнать, почему и по какому праву вы длаете мн этотъ вопросъ? спросилъ Бріанъ.

— Что же это значитъ! онъ говоритъ очень благоразумно, вскричалъ докторъ.

— Я полицейскій чиновникъ, отвчалъ констебль.

— А если такъ, то я долженъ сказать вамъ, что человкъ, называвшійся Эдмондомъ Мекензи, негодяй и принадлежитъ къ шайк воровъ.

— Вы слышите? замтилъ Тиррель.

— Да, онъ сумасшедшій! сказалъ докторъ.

Полисмены окружили Бріана.

— Какое доказательство вы имете? спросилъ констебль.

— Мн, кажется, ваша обязанность арестовать, отвтилъ Ленчестеръ,. а доказательства представляются въ судъ, а не въ полицію

— Ахъ, чортъ возьми! закричалъ докторъ, онъ врно не сумасшедшій.

— Во всякомъ случа, продолжалъ Бріанъ, этотъ человкъ принадлежитъ суду, онъ съ хитростью спасся отъ казни. Онъ былъ повшенъ.

Смхъ Тирреля и полицейскихъ прервалъ Ленчеетера.

— Теперь нтъ сомннія, что онъ сумасшедшій, вскричалъ докторъ.

— Исполняйте же вашу обязанность, закричалъ констебль.

Полисмены бросились къ Бріану, но восклицаніе Вейтъ-Манора ему объяснило все и онъ побжалъ на крыльцо и сталъ защищаться.

Подходившіе полисмены одинъ за другимъ летли съ лстницы, и т, которые разъ получали отъ него удары, не ршались вторично подойти къ нему. Тиррель между прочимъ ихъ ободрялъ, и докторъ, слдившій за всмъ, только повторялъ:

— Молодецъ! Удивительно какъ ловко онъ справляется! А что можетъ быть онъ и не сумасшедшій.

Почти вс избитые полисмены удалились, остались только пять, которые ждали удобнаго случая, какъ бы напасть. Тиррель приходилъ въ бшенство. Вейтъ-Маноръ трепеталъ отъ страха.

— Вы великолпно распорядились, милордъ, и если вамъ не удалось ничего сдлать, такъ вы не виноваты, я же клянусь вамъ, что не останусь въ долгу у васъ.

Графъ съ бшенствомъ заскрежеталъ зубами.

— Вонъ! вскричалъ Ленчестеръ, тихо спускаясь съ лстницы, вонъ! или я убью тебя, Измаилъ Спенсеръ.

Тиррель стоялъ неподвижно, только опустилъ правую руку за жилетъ.

Въ это время отворилась дверь дома Вейтъ-Манора и кто-то вползъ въ комнату, схватилъ Ленчестера за ногу и повалилъ его.

Полисмены кинулись на Бріана и связали его.

Человкъ, повалившій его, былъ Патерсонъ, лице котораго можно было разглядть при свт фонарей.

Тиррель вынулъ руку изъ кармана жилета, и еслибы не вмшался Патерсонъ, то Бріанъ познакомилсябы съ кинжаломъ Тирреля. Ленчестера посадили въ карету, констебль слъ около него и закричалъ кучеру:

— Въ Бедлемъ!

Странный голосъ, сопровождаемый смхомъ, послышался изъ окна Вейтъ-Манора:

— Въ Бедлемъ! Въ Бедлемъ!

Карета скоро скрылась изъ виду.

Тиррель и Патерсонъ взошли къ графу, а тотъ въ какомъ-то бшеномъ припадк кружился не зал и напвалъ:

— Въ Бедлемъ! Въ Бедлемъ!

— Кто, спросилъТиррельуправителя, кром Бріана, наслдникъ графа Вейтъ-Манора?

— Братъ двоюродный его сіятельства Муррай Инверней-Кэстль, отвчалъ Патерсонъ.

— За ту услугу, которую вы оказали мн, я вамъ дамъ добрый совтъ: ступайте къ Мурраю и постарайтесь заслужить его расположеніе, потому что графъ Вейтъ-Маноръ отправится въ Бедлемъ завтра, а Бріанъ не возвратился.

— Но какъ же это можно? закричалъ Патерсонъ.

Не усплъ Тиррель отвтить на слова Патерсона, какъ графъ упалъ на коверъ, крича:

— Въ Бедлемъ! въ Бедлемъ! въ Бедлемъ!

РАЗГАДКА ВСХЪ ТАЙНЪ.

Глава пятьдесятъ четвертая.
Привидніе.

Франкъ Персеваль и Стефенъ сидли печальные и задумчивые въ кабинет Франка: первая ихъ попытка бороться съ маркизомъ Ріо-Санто имла печальный результатъ для нихъ самихъ.

Ежедневно Франкъ слышалъ въ дом леди Стюартъ, что Мери не приходила еще въ себя.

— Я писалъ въ Локмебенъ, и самъ не знаю зачмъ… Безразсудно бы было надяться…

— Это большое несчастіе Франкъ… И можно ли было ожидать?..

— И хоть бы какой-нибудь слдъ!.. Ничего!..

— Ничего!..

На лстниц послышался шумъ.

— Кажется Джекъ, сказалъ Франкъ.

Стефенъ какъ бы пробудился отъ сна и сталъ прислушиваться.

— Да, это онъ… Дай, Богъ, чтобы съ хорошими встями!..

Персеваль былъ уже на лстниц и торопилъ старика.

— Сейчасъ, сейчасъ, говорилъ Джекъ, выходя наверхъ.

— Что новаго? нетерпливо кричалъ Франкъ.

— Два письма къ вашей чести…

Франкъ схватилъ письма…

Джекъ послдовалъ было за нимъ, но вдругъ остановился при вид скелетовъ, стоявшихъ въ кабинет… Джекъ не трусилъ передъ живыми людями, но скелеты наводили на него какой-то суеврный ужасъ.

Вдругъ что-то страшное, имвшее человческія формы, съ глухимъ хрипомъ проскользнуло мимо него…

Старикъ не могъ даже вскрикнуть… Ноги у него подкосились и онъ безсильно прислонился къ стн…

Привидніе исчезло въ комнат двухъ сестеръ.

— Джекъ! крикнулъ Франкъ.

Дрожавшій Джекъ не тронулся.

— Джекъ, Джекъ!…

Франкъ отворилъ дверь изъ кабинета.

Онъ не замтилъ, въ какомъ состояніи былъ старикъ и схвативъ его за руку, втащилъ его въ кабинетъ.

Старикъ затрясся какъ въ лихорадк.

Теб ничего не сказали? спрашивалъ Франкъ.

— Ничего, ваша честь… только тамъ что-то не доброе…

Франкъ съ досадой топнулъ ногой.

Въ первый разъ старый Джекъ остановилъ безъ вниманія гнвъ своего господина и отвернулся отъ ненавистныхъ ему скелетовъ.

— Ты врно видлъ кого-нибудь? приставалъ Франкъ.

— Видлъ, ваша честь, отвтилъ Джекъ, только что и думавшій о привидніи.

— Что же теб сказали?

— Къ счастію, ничего… Если бы онъ заговорилъ со мной, я умеръ бы отъ страха…

— Что же это значитъ? вскричалъ Франкъ.

И онъ вслухъ прочиталъ:

‘Сама я не могу отойти отъ постели больной, но не могу не подлиться съ вами радостью… Я поручила подателю этого письма’…

— Ахъ, простите, ваша честь, вскричалъ Джекъ… Вы говорите о горничной миссъ Стюартъ, а я думалъ…

Джекъ вдругъ остановился. Ему послышался тихій стонъ.

— Послушайте, послушайте, говорилъ онъ… Не пускайте его сюда…

— Да ты пьянъ, Джекъ, съ досадой вскричалъ Франкъ.

Джекъ покраснлъ отъ обиды и отвтилъ:

— Нтъ, ваша честь… Но въ этомъ дом непристойно бытъ христіанину… Франкъ и Стефенъ переглянулись другъ съ другомъ.

— Другъ мой, Джекъ! Что съ тобой?.. Ты знаешь какъ я томлюсь и страдаю, умолялъ Франкъ…

— Сейчасъ, сейчасъ скажу… Да и чего я буду бояться…— Джекъ покосился на скелеты…

— Горничная миссъ Діаны хотла непремнно видться съ вами… Она сказала мн: ‘скажи, что миссъ Мери сдлала движеніе’…

— Движеніе!..

— Да, она пошевелилась… Но миссъ Стюартъ боится, что это только показалось ей!..

— Вотъ мн такъ не показалось!.. вдругъ закричалъ онъ, отскочивъ отъ двери.

Явственный и жалобный стонъ былъ услышанъ всми ими.

Стефенъ всталъ… Но все утихло.

— Что еще? спрашивалъ Франкъ.

— Неужели же вы не слышали?.. Разв это человческій голосъ?..

— Да говори же, несчастный, что ты еще знаешь? кричалъ Франкъ.

— Ничего… Ахъ нтъ, виноватъ, глаза миссъ Мери обратились къ другой сторон… Господи!.. это врно передъ моею смертью… Простите меня… Доктора миссъ Треворъ не было дома, послали за другимъ, который сказалъ, что новый припадокъ…

Джекъ не могъ договорить и упалъ на колни…

За дверью раздался дикій, протяжный, болзненный вопль… Потомъ чей-то тихій голосъ заплъ знакомую Стефену шотландскую балладу.

Глава пятьдесятъ пятая.
Гд же мои дочери?

Франкъ и Стефенъ бросились вмст въ другую комнату… Кровь застыла въ жилахъ Джека… Ему казалось, что вс скелеты протянули къ нему руки… Онъ пустился бжать со всхъ ногъ.

Въ комнат между кроватями обихъ сестеръ стояло какое-то человческое существо.

Это былъ Энджусъ. Платье и волосы у него были мокры. Онъ былъ смертельно блденъ и горько плакалъ.

Увидвъ вошедшихъ Франка и Стефена, онъ глухо вскрикнулъ:

— Об!..

Онъ былъ въ полномъ сознаніи… Стефенъ съ изумленіемъ смотрлъ на него… Франкъ никогда не видлъ Энджуса.

— Я отдалъ моихъ дочерей сестеръ, говоритъ онъ. Но гд же он?.. Слышишь, Стефенъ, я пришелъ за ними… Позови твою мать…

Стефенъ знакомъ попросилъ Франка выдти, но тотъ не понялъ.

— Скажи ей, Стефенъ, что я два года не видлъ моихъ дочерей… Клара прекрасна, Анна похожа на мою бдную Эми… Иди, иди, Стефенъ… Быть не можетъ, чтобы ихъ похитили, когда ты такъ спокоенъ!..

— Моя мать нездорова и ваши упреки убьютъ ее…

— А!.. Она нездорова!.. А я здоровъ?.. Она видла ихъ въ лодк?.. Разв… Совсть твердитъ ей: это Божіе наказаніе?..

— Другъ мой! твердо и ршительно сказалъ Стефенъ Франку:— Ты не можешь и не долженъ оставаться здсь. Т подозрнія, которыя у тебя есть, обязываютъ тебя не слушать исповдь несчастнаго отца… Если онъ и виновенъ, то въ моемъ дом неприкосновененъ…

Франкъ сильно покраснлъ.

— Прости меня, Стефенъ…. Воспоминаніе о бдной сестр, прости, я уйду.

И Франкъ вышелъ съ письмомъ Діаны въ рук.

Другое же письмо, которое отдалъ ему Джекъ, онъ положилъ въ карманъ и совершенно забылъ о немъ. Это было письмо леди Офеліи, написанное со словъ Ріо-Санто, гд она назначала ему свиданіе въ девять часовъ.— Теперь уже было половина десятаго.

— Теперь, Макъ-Ферленъ, мы одни, сказалъ Стефенъ дяд. Говорите.

Энджусъ пристально смотрлъ на него.

— Что мн говорить? сказалъ онъ… Макъ-Набъ, ты похожъ на отца… Но только по наружности… Твой отецъ никогда бы не покинулъ двушекъ, ввренныхъ его попеченіямъ.

— Вы огорчаете меня незаслуженнымъ упрекомъ, дядя!.. Я люблю Анну… Клару же я люблю больше себя самого… Но ради Бога, что съ ними?

— Что съ ними?.. А что сдлалось съ твоимъ отцомъ, Стефенъ?.. Я видлъ ихъ въ лодк и не могъ спасти…

Блдное лице Энджуса сдлалось багрово-краснымъ.

Онъ показалъ Стефену огромную рану, которую Бобъ нанесъ ему весломъ.

— Я состарлся, жаловался Энджусъ. Я видлъ похитителя и не могъ побдить его…

— Похитителя? прервалъ Стефенъ.

— Я знаю его… Я знаю много негодяевъ, Стефенъ… Господь наказываетъ меня!..

Онъ замолчалъ и горько заплакалъ. Потомъ всталъ и твердо сказалъ:

— Пойду къ Ферджусу.

— Къ Ферджусу! повторилъ машинально Стефенъ.

— Да, къ нему… Онъ могуществененъ и любитъ меня… Я съ нимъ раздлаюсь посл… когда онъ возвратитъ мн дочерей, если он живы… Сегодня я видлъ призракъ Анны…

— Гд, Бога ради, гд?

— Не знаю… Но точно также, какъ я видлъ Макъ-Наба передь его смертью…

— Смотри, смотри! вдругъ закричалъ Энджусъ, показывая пальцемъ… Я вижу Фержуса… Онъ умираетъ!..

Энджусъ вскочилъ. Стефенъ хотлъ было пощупать у него пульсъ, но онъ оттолкнулъ его.

— Я усталъ, слабо проговорилъ онъ.

— Дядюшка!.. сжальтесь… Одно только слово!..

Энджусъ закрылъ глаза и лишился чувствъ.

Стефенъ воспользовался этимъ временемъ, чтобы перевязать ему раны.

Чрезъ полчаса Энджусъ пришелъ въ себя.

— Дядюшка, успокойтесь ради Бога, говорилъ Стефенъ… Мы употребимъ все, чтобы найти вашихъ дочерей и надюсь…

— Он умерли! вздохнулъ Энджусъ.

— Он живы, Макъ-Ферленъ… Вы напрасно упрекнули меня въ безпечности… Я объискалъ весь Лондонъ… Вдь Клара должна была быть моей женой…

— Любитъ ли она тебя? вдругъ спросилъ Энджусъ.

Стефенъ вздохнулъ.

— Я знаю, что между нею и однимъ таинственнымъ, но могущественнымъ человкомъ, есть таинственная связь…

— Таинственная связь?..

— Связь, которую невозможно понять… Что то необъяснимое… Этотъ человкъ могуществененъ!..

— И ты думаешь, что онъ похитилъ ее.

Голосъ Энджуса былъ ровенъ и спокоенъ.

— Да.

— И Анну?.. Неужели обихъ?..

— Я думаю, отвтилъ Стефенъ посл минутной нершительности.

Энджусъ нахмурился.

— И ты знаешъ его имя?

Стефенъ утвердительно кивнулъ головой.

Энджусъ вскочилъ и съ глубочайшимъ презрніемъ смотрлъ на Стефена.

— Макъ-Набъ адвокатъ, заговорилъ онъ, но у него было благородное сердце… Отчего же такъ низокъ его сынъ?

— Я поручилъ вашей матери моихъ дочерей, съ негодованіемъ перебилъ онъ хотвшаго говорить Стефена… Одна изъ нихъ ваша невста… Вы знаете имя похитителя и спокойно сидите дома…

— Дядюшка! Вы не знаете…

— Вы боитесь вызвать на дуэль…

— Дядюшка, нужно прежде выслушать, а потомъ осуждать, сурово заговорилъ Стефенъ… Я хотлъ бороться, клянусь… Не мужества недостаетъ мн… Но этотъ человкъ такъ силенъ, а я такъ слабъ… Кто обратитъ вниманіе на обвиненіе какого-то неизвстнаго богатйшаго вельможу трехъ Соединенныхъ Королевствъ?.. Вы улыбаетесь, сметесь, думаете: отчего жъ бы не раздлаться самому?.. Да, я ходилъ къ нему, но меня не впустили, вызывалъ письменно — мн не отвтили…

— Но кто же этотъ человкъ?

— Маркизъ Ріо Санто, отвтилъ Стефенъ, не спуская глазъ съ дяди.

Лице Энджуса посинло, глаза опустились, губы задрожали…

Стефенъ понялъ все и вздохнулъ.

Энджусъ упалъ на кровать.

— Не можетъ быть! Жаловался онъ… Не можетъ быть!.. Неужели Ферджусъ могъ ршиться обезчестить дочерей Макъ-Ферлена?.. Нтъ, я не позволю, чтобы на него клеветали, нтъ!.. Клянусь, Стефенъ, не будь ты сыномъ моей сестры, я жестоко бы наказалъ тебя за клевету на Ферджуса О’Брина.

— Вамъ, быть можетъ, угодно, чтобы я не забывалъ уваженія, которымъ я долженъ убійц моего отца, съ насмшкой отвтилъ Стефенъ.

— Правда! вздрогнулъ Энджусъ… Но почему же ты думаешь, что маркизъ Ріо-Санто похитилъ моихъ дочерей?

— Я убжденъ въ этомъ.

Энджусъ задумался.

— Не можетъ быть!.. я знаю его… Ферджусъ такъ много любитъ Макъ-Ферлена… Не можетъ быть!

— Но зналъ ли онъ, что Клара и Анна — дочери Макъ-Ферлена?..

— Правда, Стефенъ, правда… Я могу мстить О’Бринъ… но ненавидть его!… Это выше моихъ силъ!…

Въ глазахъ Энджуса стояли слезы.

— Нтъ, Макъ-Ферленъ вскричалъ Стефенъ… Вы будете ненавидть его, но мстить… это мое дло!

— Молчи, племянникъ, молчи… О, мои дти!.. Я врю теб. Стефенъ… Он были прелестны… О, Стефенъ!.. Я хочу мстить, мстить!..

Энджусъ закрылъ лице руками и молчалъ. Потомъ съ грознымъ спокойствіемъ заговорилъ:

— Ты правъ, Стефенъ, маркизъ Ріо-Санто страшный противникъ… Твое обвиненіе осталось бы безъ вниманія… но мое будетъ дйствительно… поразитъ его какъ громомъ небеснымъ… у тебя есть друзья?

— Одинъ.

— Есть врные люди?

— Я могу найдти.

— Прекрасно. Мы будемъ дйствовать.

— Хорошо. Только не здсь, Макъ-Ферленъ. Моей матери нуженъ покой.

— Хорошо, идемъ.

Они отправились къ Франку Персевалю.

Франкъ только что возвратился домой вн себя отъ радости: Діана Стюартъ только что сказала ему то, чего недоговорилъ старый Джекъ — Мери оживала.

Энджусъ, Стефенъ и Франкъ всю ночь провели вмст.

Утромъ Донноръ привелъ человкъ двадцать. Они получили деньги и приказанія.

Въ пять часовъ вечера они группами собрались вокругъ дома маркиза Ріо-Санто.

Стефенъ и Франкъ остановились за угломъ, Энджусъ вошелъ въ домъ маркиза Ріо-Санто.

Глава пятьдесятъ шестая.
Спасеніе Анны.

Анна лишилась чувствъ, когда Энджусъ оттолкнулъ ее, принявъ за привидніе. Анджело принужденъ былъ безчувственную двушку отнести къ себ.

Анна очнулась у него въ комнат и изумленно озиралась кругомъ, сначала испуганно, но скоро на губахъ, у ней заиграла улыбка… Она не замчала Бембо, который прижался въ углу… Бдный, онъ былъ счастливъ… Онъ спасъ, берегъ ее!..

Будущее не существовало для него!..

Анна пробормотала что-то, опустила голову на подушку и спокойно уснула.

Настало веселое, солнечное утро, а Анна все спала. Бембо сидлъ не шевелясь въ кресл и не сводилъ, глазъ съ прелестной двушки.

Наступили сумерки. Анна вздохнула и встала, пошла къ зеркалу, въ которомъ увидла Бембо и улыбнулась.

— Я не боюсь васъ, вы добрый, тихо сказала она…. Вы не хотите мн сдлать зла… Теперь я отдохнула… Далеко до Корнгильской улицы?

— Я провожу васъ къ вашей матери.

Бембо былъ очень печаленъ.

— У меня нтъ матери… Но меня ждетъ сестра… бдная тетушка… бдный Стефенъ… Пойдемте скоре…

— Куда? На Корнгильскую площадь?

— Какъ? Вы не знаете?…

Бембо покраснлъ.

— Вы говорили, что васъ прислалъ Стефенъ?

— Я вамъ солгалъ…

Въ голос Бембо послышались слезы и мольба.

На лиц Анны выразилось изумленіе, но ни капли страха,

— Вы не знаете Стефена?.. Но какъ же вы знаете меня?

Горько было Бембо возвращаться къ злой дйствительности.

— Я даже не знаю вашего имени, отвтилъ онъ.

— Ани… Вы не забудете?

— Никогда!

Бембо печально опустилъ голову.

— Скажите теперь, какъ зовутъ васъ?… Я часто буду говорить о васъ съ Кларой и Стефеномъ…

Анджело едва слышно сказалъ свое имя.

— Я никогда не забуду, серьезно говорила Анна. Оно такъ же прелестно, какъ…

Она покраснла и замолчала.

— Проводите меня… Какъ васъ полюбятъ Клара!.. И Стефенъ!.. Вы будете часто приходить къ намъ, не такъ-ли?

Бембо грустно покачалъ головой и молча пошелъ къ двери.

— Какъ!.. Вы не хотите придти къ намъ?.. А, понимаю… Вы добры, и потому спасли меня, какъ спасли бъ — и всякую другую… Идемъ же скорй, я не хочу обременять васъ своимъ присутствіемъ…

Анджело не могъ боле сдерживать свои чувства.

— Миссъ, заговорилъ онъ, взявъ ее за руку: вотъ уже недля, какъ я живу только вами и для васъ… Я васъ люблю, и потому сегодня вижу васъ въ послдній разъ.

— Вы меня любите, Анджело!.. О, какъ я счастлива!..

— Вы не поняли меня, миссъ.

— Я не понимаю одного: отъ чего, когда вы меня любите, вы не хотите меня видть?

— Чтобы перестать любить васъ.

— Я начинаю понимать, шептала Анна… Да, Анджело, я люблю Стефена, и потому могу любить васъ только какъ сестра…

Она говорила какъ-то разсянно, какъ будто сомнваясь въ чемъ-то.

— Но нтъ, я уврена… я люблю его… Проводите меня.

Во всю дорогу они не проронили ни одного слова. Бембо помогъ ей выйдти изъ экипажа. У крыльца она остановилась.

— Прощайте миссъ!

— Прощайте…

На глазахъ у ней выступили слезы и ею овладла опять какая-то нершительность.

— Прощайте, прощайте!..

И она быстро исчезла въ дверяхъ.

Въ эту минуту было около десяти часовъ вечера.

Мистрисъ Макъ-Набъ была одна. Не будемъ стараться описать радость ихъ свиданія.

Глава пятьдесятъ седьмая.
Отставка доктору Муре.

Тиррель и Муре сидли вмст въ кабинет послдняго.

Муре писалъ, а Тиррель пилъ чай.

— Докторъ, говорилъ Тиррель, право я не могу безъ ужаса глотать то, что приноситъ Раулей… Такъ и кажется, что глотаешь ядъ… Однако, вы еще не подлились со мной вашимъ мнніемъ о моей исторіи съ Ленчестеромъ…

— Придумано ловко… но мн не до того. Что мы будемъ длать съ молодыми двушками?

— Что? Отправимъ ихъ въ Кронскій замокъ, съ Маудленъ… Чрезъ годъ они возвратятся въ Лондонъ не рожами, а развязными и развеселыми двицами… А ваше свиданіе съ маркизомъ?

Муре нахмурился.

— Я сдлалъ, что могъ.

— Что же вы могли?

— Ничего!… Впрочемъ къ чему бы намъ и послужила смерть этого человка?

Разговоръ былъ очевидно непріятенъ доктору.

— Понимаю, докторъ, понимаю… Но узнаемъ же мы когда-нибудь его тайну!

— Его тайну! заговорилъ было Муре съ сверкающими глазами… но въ дверяхъ появился Раулей съ письмомъ въ рукахъ.

Муре продолжалъ письмо и съ досадой скомкалъ его въ рукахъ, и сердито указалъ Раулею на дверь.

— Что новаго, докторъ? спросилъ Тиррель.

— Самъ чортъ вмшивается въ это дло, съ яростью отвтилъ Муре… Слушайте.

‘Вы раздлите, докторъ, нашу радость: ужасная болзнь миссъ Мери какъ будто проходитъ. Такъ какъ васъ не было дома, то мы послали за мистеромъ Гартвелемъ, докторомъ’…

— Гартвель! вскричалъ Муре… Педантъ!.. шарлатанъ!.. невжа!..

— Оселъ: спокойно проворчалъ Тиррель.

Оскорбленное самолюбіе помшало Муре замтить саркастическую усмшку на губахъ Тирреля.

— Оселъ! бшенно возопилъ Муре.— Но продолжимъ… На чемъ я остановился.

Да… ‘Мистеромъ Гартвелемъ… Не лестная рекомендація ума и вкуса леди Стюартъ, что она иметъ его домашнимъ докторомъ… ‘Онъ пріхалъ тотчасъ же’… Еще бы! когда нтъ никакого дла… ‘Очень успшно повелъ лченіе. Милая Мери оживаетъ… Господь сжалился надъ нами, пославъ намъ добраго мистера Гартвеля’… Добрый мистеръ Гартвель!… Хорошо пользоваться плодами моего лченія!

— Тутъ и приписка, указалъ Тиррель…

‘Р. S. Вы понимаете, докторъ, что теперь нтъ нужды отрывать васъ отъ важныхъ вашихъ занятій: миссъ Мери можетъ обойтись безъ вашей помощи’.

Муре съ бшенствомъ изорвалъ письмо.

— Отставка! проговорилъ Тиррель.

— Неужели же эта глупая баба могла думать, что я поду къ ней посл такого письма?… Ужасно просто!.. Рдкая, единственная, полнйшая каталепсія и кончается какъ глупйшій обморокъ!..

— Кажется, эта двушка невста маркиза?

— Да… Но я готовъ поклясться, что она не поправится… каталепсія, кончающаяся какъ простая мигрень. Дуракъ Гартвель будетъ хвастаться, что вылчилъ каталепсію!…

Глава пятьдесятъ восьмая.
Важное извстіе.

— Чортъ васъ возьми! кричалъ кто-то за дверью… Плшивый болванъ, почтеннйшій сэръ, говорятъ вамъ ночной джентльменъ!

— Та, та, та! отвчалъ Раулей.

— Та, та, та, громъ и молнія!… Наладилъ: та, та, та!… Что же это такое… Та, та, та!.. Объясните вы мн это, госпожа вонючая банка, почтеннйшая аптекарская піявка… Чтобъ васъ вздернули на вислицу!.. Говорятъ вамъ ночной джентльменъ!

Об половинки дверей съ шумомъ распахнулись и въ комнату влетлъ Раулей съ банкой въ рук. За нимъ появилась важная фигура почтеннйшаго капитана Педди О’Кренъ.

— Что за шумъ? сердито спросилъ Муре.

— Честь имю салютовать вамъ, милордъ!.. Капитанъ Педди О’Кренъ. Шумъ?.. Всякій другой на моемъ мст разможжилъ бы эту плшивую голову!…

Педди гордымъ взглядомъ побдителя посмотрлъ на валявшагося на полу Раулея.

— Что новаго?.. спросилъ было Тиррель.

— Какъ? закричалъ Муре, которымъ вполн овладло бшенство. Переговоры?.. съ этимъ нахаломъ?.. Вонъ отсюда!..

— Прощайте, чтобъ вамъ подавиться, отвтилъ Педди нахмурившись.

— Постойте, вмшался Тиррель. У него врно важныя новости.. Не мшайте мн, докторъ… Что новаго, Педди?

Педди остановился.

— Я наврное пришелъ не затмъ, чтобы имть неудовольствіе посмотрть на желтую физіономію этого почтеннаго лорда… Когда жизнь надостъ мн, тогда я попрошу его отправить меня на тотъ свтъ… Это его дло…

— Будетъ, капитанъ, строго замтилъ Тиррель.

— Не будемъ терять время, милордъ… Я готовъ говорить съ вами, хотя вы и очень похожи на одного жида, котораго повсили на моихъ глазахъ…. Вы не зовете джентльмена нахаломъ, не гоните вонъ, чтобъ вамъ провалиться, ему, мн, всмъ.

Тиррель нетерпливо топнулъ ногой.

— Громъ и молнія, милордъ… Если не ошибаюсь, вы изволите гнваться?

— А мн кажется, что вы пожаловали сюда по длу. Что новаго? спрашиваю я.

— Да, я по длу, по чертовски важному длу, милордъ.

— По какому же длу? спросилъ вдругъ Муре, но смотря на него.

— Вашей чести не пристойно говорить съ нахаломъ, милордъ… Смитъ, отвратительнйшій фарисей, но котораго я душевно уважаю, послалъ меня съ извстіями къ ‘его чести’… обратился Педди къ Тиррелю.

— Съ какими? съ живостью спросилъ Муре.

Педди вмсто отвта схватилъ Роулея за плечи и безъ церемоніи вытолкнулъ его за дверь.

Вс ночные лорды съ величайшимъ нетерпніемъ ждали окончанія подземнаго прохода, работы, которая должна была обогатить ихъ банковыми деньгами. Въ прошлую ночь Слонъ добрался до цли и повалился безъ чувствъ. Педди напрасно пытался донести его до его постели. Все, что онъ могъ сдлать для него, это поставить около него огромную кружку съ джиномъ.

Тиррель и Муре принялись писать письма, когда Педди кончилъ.

— Любезнйшій, сказалъ ему Муре, вы потрудитесь отнести это письмо по адресу къ маркизу Ріо-Санте.

— Куда угодно… Но съ чего вы взяли, что я любезнйшій? И почище васъ люди звали меня, какъ слдуетъ — капитаномъ… Честь имю кланяться.

И Педди важно вышелъ. Чрезъ полчаса Муре вышелъ съ Тиррелемъ.

Послдній заперъ дверь на замокъ.

Глава пятьдесятъ девятая
Спасеніе Клары,

Черезъ нсколько минутъ Сусанна ввела въ кабинетъ Клару.

Послдняя очень измнилась, похудла. На лиц ея и на всемъ тл были видны слды той ужасной пытки, которой она подвергалась. Несмотря на то, она была прелестна.

Сусанна съ нжностью любящей сестры поддерживала и ободряла ее.

— Не унывайте, моя дорогая, говорила она. Вы скоро, скоро поправитесь… Знаете ли, мы теперь одн, они заперли насъ… Но я знаю, какъ отсюда выдти… сядьте, дорогая Клара, и отдохните.

Клара опустилась въ кресло и тихо заговорила:

— Я видла его… Какъ я была счастлива тогда!.. Пришла Анна — и онъ на колняхъ передъ ней… какъ я много страдала тогда!.. Но я люблю Анну и не скажу ей, что она убила меня…

— Конечно, вы и должны любить Анну, успокоивала Сусанна… Вспомните, что вс эти тяжелыя и печальныя воспоминанія не боле, какъ сновидніе.. Забудьте ихъ… Скоро вы будете свободны.

— Я видла его, съ какимъ-то трепетомъ продолжала Клара.

— Я знаю длинную исторію, глухимъ голосомъ продолжала она… Мн разсказывала ее моя кормилица… Молодая Бланка любила Бертрана…

Клара опустила голову и замолчала.

— Что же дальше, милая Клара?

— Дальше?.. Клара смотрла въ даль.— Вс знаютъ конецъ этой исторіи…

Бланка любила сына лерда… Она любила такъ горячо, что…

Голова у ней упала на грудь и руки похолодли, какъ ледъ.

Сусанна всячески старалась утшить бдную страдалицу. Клара бросилась къ ней на шею.

— Пойдемте, васъ ждетъ Анна.

— Анна!.. Богъ знаетъ, что съ ней!.. Но можетъ быть мы и найдемъ ее…

Сусанна подвела ее къ задней стн, гд стояла кушетка съ красивой драпировкой. Сусанна подавила розетку, поддерживавшую драпировки, и передъ ней растворилась потаенная дверь, которая вела въ Вимпольстритскій домъ. Тамъ Сусанна знала вс входы и выходы.

— Мы спасены! вскричала молодая двушка, и донесла Клару до крыльца на рукахъ.

Чрезъ полчаса он были на Кориггильской площади передъ блымъ домикомъ съ зелеными ставнями.

— Какъ часто я искала этотъ домикъ, сказала Сусанна со слезами на глазахъ. Теперь я не забуду къ нему дороги!

Она постучалась. Ей отворила Анна. Сусанна поцловала ее и сказала:

— Ваша сестра тамъ!

— Моя сестра! Клара! вскричала Анна.

Глава шестидесятая
Іуда.

И кабинет маркиза Ріо-Санто сидли Ватерфильдъ, Рендель и Бембо. Въ углу задумчиво сидлъ Энджусъ. Бембо былъ также очень задумчивъ и разсянъ.

— Синьоръ, заговорилъ Ватерфильдъ, обращаясь къ Бембо: скажите пожалуйста, что это маркизъ заставляетъ насъ такъ долго ждать?

Бембо молчалъ.

— Синьоръ, потрудитесь же отвтить на мой вопросъ.

— Тише, намъ вовсе не до ссоръ, вмшался Рендель… Ріо-Санто идетъ.

Въ кабинетъ вошелъ маркизъ. Онъ остановился на порог и, увидвъ Энджуса, пошелъ прямо къ нему.

— Благодарю, Энджусъ, сказалъ онъ, что ты пришелъ. Мн было бы очень грустно, если бы ты не пришелъ принять участія въ дл, тайну котораго я давно поврилъ теб.

— Давно, глухимъ голосомъ отвтилъ Энджусъ. Пятнадцать лтъ тому назадъ, на Лидской ферм.

Ріо-Санто отдалъ нужныя приказанія и остался наедин съ Энджусомъ.

Ріо-Санто положилъ въ карманы пару маленькихъ пистолетовъ, а за жилетъ спряталъ маленькій кинжалъ.

Энджусъ, блдный, нетвердыми шагами подошелъ къ окну и растворилъ его.

— Ты нездоровъ, Энджусъ? заботливо спросилъ маркизъ.

У послдняго на лбу выступилъ холодный потъ.

— Да, О’Бринъ, да… Я нездоровъ… Если бы ты зналъ, какъ я тебя люблю еще!

Энджусъ схватился руками за голову и зарыдалъ.

— Боже мой, Боже мой!.. Я не могу… Тайный голосъ…

— Опять! прервалъ маркизъ. Опять бредъ!..

— Бредъ! повторилъ Энджусъ съ блуждающими глазами… Ферджусъ! Ради Бога, заклинаю тебя, не выходи изъ дому!..

Ріо Санто подумалъ, что Энджусъ страшится опасностей, ожидавшихъ его, Ріо Санто.

— Фи, Макъ-Ферленъ! Чего бояться?.. Суждено умирать, такъ умремъ вмст!

Ріо Санто подошелъ къ окну. Энджусъ съ рыданіемъ бросился къ нему на шею.

Нсколько человкъ, бродившихъ вокругъ дома, стали сходиться въ кучки.

Едва обнявъ маркиза, Ріо-Санто вдругъ отскочилъ отъ него, какъ будто наступилъ на змю. Лице его приняло какое-то дикое выраженіе.

— Іуда! Іуда! Іуда! вскричалъ онъ… Поцлуемъ предалъ брата.

Маркизъ не разслышалъ послднихъ словъ и позвонилъ.

— Заложить кабріолетъ, и скорй, приказалъ онъ слуг.

Слуга вышелъ.

Глава шестьдесятъ первая.
Клара.

Ріо-Санто появился на крыльц съ Энджусомъ. Лошадь нетерпливо ржала и била копытами.

— Садись, Энджусъ!

Послдній не шевельнулся.

— Садись же, садись, Энджусъ, повторилъ маркизъ, подходя къ лошади.

— Нтъ, нтъ, нтъ!.. вскрикнулъ Энджусъ, пятясь назадъ.

Ріо-Санто пристально посмотрлъ на него.

— Что съ тобой, Энджусъ?.. Ты не хочешь?..

— Воротись, Ферджусъ, Бога ради воротись!.. если бы ты зналъ!.. воротись, я все разскажу теб!..

— Оставайся, если хочешь, а мои минуты сочтены…

Маркизъ сталъ на подножку.

Энджусъ однимъ скачкомъ очутился возл маркиза.

— Такъ гони же, гони!.. Не жалй, говорятъ теб, гони… вскачь!..

Маркизъ осмотрлся и увидлъ подозрительныхъ людей. Смутное подозрніе овладло имъ.

— Гони же лошадь, говорятъ теб, Ферджусъ!..

— Странно! проговорилъ маркизъ.

— Ударь же лошадь!..

Ферджусъ дрожалъ всмъ тломъ.

— Милордъ, милордъ! подбжалъ грумъ: они вооружены, я видлъ…

— Да, да, Ферджусъ, прервалъ Энджусъ…. Гони, раздави этихъ людей!…

— Ну, Клара, добрая моя Клара!… говорилъ маркизъ, беря въ руки возжи.

Лошадь выпрямила голову и навострила уши.

— Клара! тихо повторилъ Энджусъ..

— Впередъ, моя Клара!… Маркизъ дернулъ возжами и лошадь понеслась.

— Клара! Клара! повторилъ Энджусъ. А!… Я и позабылъ…. А гд моя Клара, Ферджусъ О’Бринъ?…

Онъ вскочилъ и вырвалъ возжи изъ рукъ маркиза.— Лошадь стала пятиться.

Глава шестьдесятъ вторая.
Донноръ уплачиваетъ долгъ.

Неизвстные люди окружили кабріолетъ.

— Ага, Ферджусъ!… дико кричалъ Энджусъ.

— Гд моя Клара?… Гд моя Анна?…

Энджусъ, съ выступившей на губахъ пной, дрожалъ отъ ярости.

Ріо-Санто ничего не понималъ.

Лошадь держали подъ узцы.

Маркизъ слегка оттолкнулъ Энджуса и заговорилъ спокойно и громко:

— Господа! Я донъ Хосе-Маріа Теллесъ де Аларданъ, маркизъ де Ріо-Санто, испанскій грандъ… Если вы дворяне, вы пустите мою лошадь, а завтра я прошу васъ пожаловать ко мн для объясненій… Противъ же злонамренныхъ людей я имю оружіе….

Франкъ и Стефенъ стали по сторонамъ кабріолета.

— Я не считаю нужнымъ говорить о моемъ имени и знаніи, сказалъ Франкъ, потому что недавно еще имлъ случай познакомиться съ маркизомъ Ріо-Санто.

— Сэръ Франкъ Персеваль! съ горечью отвтилъ маркизъ. Люди, намъ обязанные жизнью, всегда становятся нашими злйшими врагами…. Что вамъ угодно, сэръ!

— Удовлетворенія, сэръ…. Я братъ Герріеты Персеваль! прибавилъ онъ шопотомъ.

— И отвергнутый женихъ миссъ Мери Треворъ! съ насмшкой отвтилъ маркизъ…. Я не имлъ чести знать вашу сестру, сэръ.

— И, не зная ее, погубилъ ее

Въ голос Франка выражалось столько ненависти, что маркизъ невольно вздрогнулъ.

— А я сынъ Макъ-Наба, схватывая маркиза за руку, сказалъ Стефенъ.

Ріо-Санто задрожалъ.

— О, бдный мой братъ! бдный Макъ-Набъ! простоналъ Энджусъ.

— Сэръ! холодно сказалъ Стефенъ. Я увренъ, что вы потрудитесь сойти сами и избавите насъ отъ необходимости употребить насиліе!…

Вся прислуга маркиза была изъ англичанъ и потому вся она, столпившись на крыльц, равнодушно смотрла на происходившую сцену.

— Молчи, племянникъ! вдругъ закричалъ Энджусъ. Ты не то совсмъ говоришь…. Когда дло дойдетъ до ненависти, ты спроси меня… онъ убилъ твоего отца… онъ погубилъ моихъ дочерей!…

— Я!… съ изумленіемъ воскликнулъ маркизъ.

— Клару, Анну!.. обихъ!.. О, я не умю красно говорить, но умю дйствовать, а!…

И онъ съ яростью бросился на маркиза. Франкъ и Стефенъ бросились разнимать ихъ.

Лице маркиза было нахмурено и при свт уличныхъ фонарей на покраснвшемъ его лбу ясно выступила блая полоска.

— Шрамъ! въ одинъ голосъ вскрикнули Франкъ и Стефенъ.

Но маркизъ никогда напрасно не хмурилъ бровей. Быстро, какъ молнія, онъ выбросилъ изъ кабріолета Энджуса и закричалъ:

— Прочь съ дороги!…

Никто не тронулся. Раздались два выстрла, двое упали….

— Впередъ, моя добрая Клара, впередъ!…

Лошадь понесла.

— Сто гиней, кто остановитъ! закричалъ Стефенъ, бросившись за кабріолетомъ.

Изъ толпы вышелъ Донноръ.

— Я въ долгу еще у васъ, ваша честь… У лорда превосходная лошадь…. но не далеко улица загорожена…. Ваша честь, если лошадь задавитъ меня, не покиньте моей дочки!…

Дйствительно, маркизъ воротился, Донноръ повисъ на оглобляхъ.

Лошадь споткнулась было, но успла оправиться…. Чрезъ нсколько шаговъ она рухнулась мертвая на землю, Донноръ распоролъ ей животъ….

— Я былъ у васъ въ долгу, сказалъ онъ радостно, когда къ нему подбжалъ Стефенъ.

Глава шестьдесятъ третья.
Заговорщики подъ снгомъ.

Ріо-Санто вылетлъ изъ кабріолета и его окружили..

Но онъ усплъ вскочить и вынулъ кинжалъ… Стефенъ и Франкъ бросились на него.

— Двое на одного! какъ благородно!…

И замахнулся кинжаломъ на Стефена.

Вдругъ гд-то вдали послышался неясный гулъ, похожій на волненье моря… Ріо-Санто прислушивался… Радость ясно выразилась на его лиц…. шумъ увеличивался….

— Цлая толпа на одного, проговорилъ онъ. Это хваленая лондонская предусмотрительность и осторожность!.. Я сдаюсь, но только дворянину, сэру Франку Персевалю.

И онъ спокойно пошелъ съ Франкомъ и Стефеномъ. Онъ понималъ причину шума…

Но эту причину зналъ и Энджусъ Макъ-Ферленъ.

— Стойте! вдругъ крикнулъ послдній. Ріо-Санто поблднлъ.

Повернули въ другую сторону. Маркизъ противился, но напрасно…

Исчезла всякая надежда на спасеніе.

Чрезъ полчаса Ріо-Санто былъ въ рукахъ полиціи…

На улицахъ между тмъ собралась толпа, но она только бродила и шумла.

Ожидаемаго сигнала было уже некому подать… Пошелъ снгъ. Озябшая толпа стала расходиться.

Въ десять часовъ лавка мистера Смита была окружена солдатами.

Дти семьи разбжались… Въ полночь весь городъ спокойно спалъ. Только дюжина каменьщиковъ работали надъ закрытіемъ вырытаго прохода…

Глава шестьдесятъ четвертая.
Неожиданныя новости.

Передавъ Клару Анн, Сусанна отправилась къ графин Дерби.

Было уже поздно.

Офелія была очень грустна и очень обрадовалась, увидя Сусанну.

— А я думала было, что вы совсмъ меня забыли! сказала она тихо.

— Что вы такъ блдны и такъ грустны, графиня?…

— Нездоровится мн… Но посл я разскажу вамъ… Но что же это съ вами-то, милая Сусанна?

— Это еще пока тайна, но я много страдаю… Вы скоро узнаете все… когда я буду женою Бріана…

Графиня обняла ее.

— О, какая радость! воскликнула она, Бріанъ славный, благородный, добрый… О, ваше счастье съ нимъ несомннно!…

Сусанна находилась въ затрудненіи.

— Миледи, сказала она: Я еще не могу вамъ сказать всего, но я принуждена просить у васъ убжища…

— Убжища!… А герцогиня де-Жевръ?…

Сусанна замолкла, графиня разскаявалась въ своемъ восклицаніи.

— Благодарю васъ, Сусанна, что вы не усумнились обратиться прямо къ мн…

— Я надялась на вату доброту… Кром того…

— Кром того?…

— Я два дни не видала Бріана, покраснла Сусанна….

Графиня молча позвонила.

— Письменный приборъ! приказала она вошедшей служанк.

— Я не напишу ему, что вы здсь, обратилась она къ Сусанн. Вотъ обрадуется!…

И она отправила Дженни съ письмомъ.

Чрезъ полчаса Дженни воротилась съ нераспечатаннымъ письмомъ.

— Что это значитъ?

— Бріанъ Ленчестеръ третьи сутки не возвращается домой и неизвстно, гд онъ.

Сусанна едва не упала безъ чувствъ.

На другой день у графини былъ съ визитомъ виконтъ де-Лантюръ Люсъ.

Графиня была рада случаю послушать новостей, а главное поразузнать о Бріан.

— Позвольте, графиня! говорилъ виконтъ, прикладываясь къ ручк графини.

Ту же церемонію онъ продлалъ и съ Сусанной.

— Что новаго? спросила графиня.

— Великое множество, графиня!…

— Ну-съ, виконтъ, какія-же? перебила графиня, когда виконтъ вздумалъ было разсыпаться въ любезностяхъ.

— Множество… Прежде всего, миссъ Мери Треворъ поправляется…

— Какъ? Она была нездорова?…

— Какъ? А вы не знали?… Тмъ лучше… Миссъ Треворъ впала въ каталепсію…

— Каталепсію!…

— Да-съ, каталепсію!… Настоящую каталепсію!…. Муре утверждалъ, что она не поправится… Вздоръ!! она поправляется.

— Какое счастіе! Бдная Мери!…

— У васъ, графиня, ангельское сердце!.. Но эта еще не все… Вс были уврены, что Мери влюблена въ маркиза Ріо-Санто… Но это неправда, она любитъ сэра Франка Персеваля.

— И это добрая всть!

— Леди Кемпбель выходитъ изъ себя!… Но главная, новость — это Бріанъ…

Сусанна вздрогнула.

— Что-же? спросил-а графиня.

— Обстоятельство невроятное… Бріанъ сошелъ съ ума!

Сусанна поблднла.

— Это невозможно! вскричала графиня.

— И я говорилъ это, однако пришлось увриться..

— На чемъ-же основывается такое обвиненіе?

— На прошлой жизни Бріана и на словахъ графа Вейтъ-Манора.

— И на чемъ больше? спросила Сусанна.

— Ни на чемъ…

— Гд-же онъ теперь? спросила графиня.

— Въ сумасшедшемъ дом…

Сусанна поблднла еще боле.

Лантюръ-Люсъ пробылъ еще нсколько времени и ушелъ.

— Офелія, вскричала Сусанна, Офелія!… Тутъ наврное, что-нибудь да кроется’… О, я найду его!…

— Но, Сусанна, вы даже не знаете… подождите…

— Ждать!… О, ни за что!…

Глава шестьдесятъ пятая.
Безумный.

Сусанна напрасно справлялась въ нсколькихъ больницахъ. Въ Джемсъ-Парк ей сказали, что есть человкъ съ именемъ Ленчестера и просили подождать.

Она сла у ршетки сада, гд прогуливались и Наполеонъ и Лютеръ и Луна и Египетская мумія…

Другъ съ другомъ они обходились изысканно вжливо.

Чрезъ нсколько минутъ сторожа привели старика съ болзненнымъ, но вмст и злобнымъ выраженіемъ лица.

— Вы, миледи, желали видть лорда?

— Нтъ, мистеръ, нтъ… это ошибка… я думала…

Вдругъ старикъ вырвался и схватилъ ее за руку.

Испуганные сторожа стали осторожно подходить… Малйшее обстоятельство могло погубить Сусанну.

— Нтъ она не дочь моя? говорилъ старикъ. Я сталъ бы очень добрымъ, еслибы Богъ далъ мн ребенка!…

— Не подходите! закричалъ онъ на сторожей. Патерсонъ! веревку!… Дитя не мое!…

— Смотрите, смотрите! Она молода и хороша!… Я же состарлся!… Несправедливо… Она измнила!… Мщеніе!… Кто хочетъ купить эту женщину?…

Наполеонъ, Лютеръ, Мумія и Луна важно стояли подл и смотрли.

Сторожа успли схватить безумнаго.

— Уведите этого безумнаго! цриказалъ Наполеонъ, нюхая табакъ.

— Назадъ къ пирамидамъ! кричала Мумія.

— Не вамъ, джентльменъ!.. Пирамиды знаютъ меня?

И Наполеонъ величественно удалился.

— Это все папа надлалъ! проворчалъ Лютеръ.

— Неправда, я въ первой четверти! возразила Луна.

Сумасшедшіе разошлись.

Глава шестьдесятъ шестая.
Освобожденіе Бріана.

Поиски были напрасны цлые три дня.

Сусанна томилась.

На четвертый день Офелія, радостная, вбжала къ ней съ словами:

— Наконецъ-то я узнала…

— Гд же онъ, Бога ради?..

— Въ Бедлем.

— О, какъ я вамъ благодарна!

— Погодите… Очень трудно спасти его!..

Сусанна повалилась къ ея ногамъ.

— Погодите! вдругъ вскрикнула Офелія: я была дружна съ леди Б**… Она не откажетъ мн…

— Но что она можетъ?

— А герцогъ Г**? Потерпите, Сусанна, чрезъ полчаса я ворочусь.

Сусанна ждала, то наслаждаясь надеждой, то томясь отчаяніемъ.

— Радость! Сусанна, радость!.. кричала воротившаяся графиня.

Сусанна не могла ничего выговорить.

— Вотъ письмо, Сусанна!.. Позжайте въ Бедлемъ… Тутъ просьба министра освободить Бріана…

Въ Бедлем три доктора съ важнымъ видомъ засдали за круглымъ столомъ.

Директоръ оканчивалъ:

— Итакъ, джентльмены, безуміе доказано. Все заставляетъ меня заключить: сэръ Бріанъ Ленчестеръ…

— Письмо господину директору, просунулъ въ дверь голову сторожъ.

— Хорошо… Итакъ, заключаю…

— Леди говоритъ, что это очень важное письмо…

— Хорошо. Итакъ, заключаю…

— Отъ министра…

— А!.. отъ министра?.. Извините меня, господа?..

Директоръ прочиталъ письмо.

— А! а!.. Я сейчасъ буду, обратился онъ къ сторожу…

— Но возвратимся къ нашему заключенію, господа… Итакъ, я заключаю: сэръ Бріанъ Ленчестеръ находится въ полномъ разум.

— Что вы изволили сказать?

— Мое убжденіе, господа.

Оба доктора молча поклонились ему.

Бріанъ былъ запертъ въ клтк, какъ бшеный зврь! Возможно ли описать то, что онъ почувствовалъ, получивъ опять свободу?

Онъ схватилъ Сусанну за руку и, не говоря ни слова, увлекъ ее.

— Невжа, забылъ даже поблагодарить меня! проворчалъ директоръ.

Въ карет Бріанъ долго смотрлъ на Сусанну и сказалъ:

— Благодарю, благодарю!..

— Не благодарите, Бріанъ!.. Не я-ли была причиной…

Бріанъ нахмурился.

— Это правда… Но я свободенъ и я разсчитаюсь съ ними!.. Скажите мн, куда скрылся Тиррель?..

— О, ради Бога, остерегайтесь его!..

— Я долженъ его видть!

Сусанна сказала адресъ Муре.

Карета остановилась.

— Миледи! подождите меня здсь… Если же я не возвращусь… чрезъ полчаса, то знайте, что я отомстилъ.

— О, Бріанъ, сжальтесь надо мной!..

Бріанъ не отвтилъ.

Глава шестьдесятъ седьмая.
Отецъ Сусанны.

Онъ вошелъ нсколько минутъ спустя въ домъ доктора. Роулей встртилъ его любезно.

— Прошу васъ ссть, милордъ, сказалъ онъ съ. необыкновенною любезностью, а я сейчасъ пойду за докторомъ.

— Не безпокойтесь, отвчалъ Ленчестеръ.

— Почему же не надо? та, та, та! Ну, что же вамъ надо?

— Я прошу васъ сказать Тиррелю, что одинъ человкъ желаетъ съ нимъ переговорить!

— Кто это мистеръ Тиррель? спросилъ Роулей.

— Тиррель или Спенсеръ, это все равно.

— Спенсеръ? Но я не знаю его. Ахъ виноватъ! это тотъ самый Спенсеръ, который года два назадъ купилъ аптеку.

— Но мн говорить много некогда, мистеръ! вскричалъ Бріанъ. Подъ какимъ-бы именемъ онъ не скрывался, но я хочу его видть.

— Зачмъ вы желаете меня видть, спросилъ Тиррель, вошедшій въ комнату въ эту минуту.

Бріанъ обернулъ голову. Тиррель узналъ его и со страхомъ отступилъ.

— А!.. произнесъ онъ, везд неудача!

— Я имю за вами долгъ, мистеръ Измаилъ, вскричалъ Бріанъ.

— Сосчитаемся, милордъ… Но что вамъ угодно?

— Прошу васъ сказать мн имя отца Сусанны. Еще что?

— Я требую отъ васъ, чтобы вы сказали мн.

— Вотъ этого не скажу, спокойно отвчалъ жидъ.

— Опасайся меня, Измаилъ!

Жидъ презрительно покачалъ головой.

— Я лучше совтую вамъ меня опасаться, отвтить онъ дерзко. Вы помните, что если захочу, то не выпущу васъ.

— О!.. я давно это зналъ, и потому принялъ мры.

— Но послушайте, милордъ, даромъ вдь я не открою этой тайны.

— Не безпокойтесь, я заплачу вамъ.

— Неоткуда, милордъ!… Рука, дававшая вамъ золото, теперь въ цпяхъ….

— Вы знаете!…

— Знаю, милордъ, но все-таки этой тайны я не продамъ…. Но васъ ожидаетъ громадное состояніе, такъ какъ вашъ братецъ, Вейтъ-Маноръ, сошелъ съ ума….

— Что!….

Тиррель расхохотался.

— Вамъ жалко?… Ха, ха, ха!… Но вы потрудились, кажется, порядочно для этого….

Бріанъ опустилъ голову передъ укоромъ собственной совсти.

— Быть можетъ, вамъ желательно знать причины недуга вашего сіятельнаго братца?… Представьте себ, что онъ безпрестанно видитъ передъ собою васъ и это сводитъ его съ ума….

— Замолчи!

— Надо сознаться: вы прекрасно вели дло….

— Замолчи же, говорятъ теб!… Имя отца Сусанны?…

— Мало ли чего хотлось бы намъ знать!… Мн, напримръ, очень бы пріятно узнать ту волшебницу-фею, которая освободила васъ изъ Бедлема….

Спенсеръ говорилъ спокойно и хладнокровно.

— Спенсеръ! Трудно дважды избжать вислицы!…

— Вполн согласенъ, милордъ.

— Даю слово, что я сейчасъ же отправлюсь въ полицію, если ты не скажешь мн имени Сусанны.

— Но кто, милордъ, сказалъ вамъ, что вы выйдете отсюда?

— Въ такомъ случа, готовься на вислицу!

Тиррель смотрлъ на него спокойно-почтительнымъ взоромъ.

— Я не смю противиться боле, милордъ… Будьте добры, присядьте, и я открою вамъ….

— Милордъ, продолжалъ Тиррель, чрезъ васъ подвсили… Вы причиной того, что я не милліонеръ тетерь…. Вы украли у меня Сусанну, мое незамнимое сокровище… Но у меня, милордъ, есть средство отомстить вамъ за все…. Вамъ угодно знать имя отца Сусанны?… Хе, хе, хе! Неужели вы его не знаете?

Лице Тирреля освтилось какою-то адскою радостью и зврскимъ торжествомъ.

Сердце Бріана сжалось.

— Не знаю…. нтъ…. не знаю!…

— Не правда, милордъ!… Вы догадались…. и вы, не ошиблись!… Она дочь его, и вы не можете жениться на ней!…

Бріанъ не твердыми шагами пошелъ къ двери.

— Есть, впрочемъ, средство, милордъ, кричалъ вслдъ ему Тиррель… Законъ Моисея позволяетъ дяд жениться на племянниц…

Сусанна вскрикнула, когда къ ней подбжалъ разстроенный Бріанъ.

— Миледи!… Сусанна!… Я не могу хать съ вами…. Прощайте.

Вечеромъ Сусанна получила слдующую записку:

‘Я не долженъ васъ видть боле, Сусанна, потому что я братъ вашего отца и люблю васъ. Забудьте меня. Я уже не забуду васъ и постараюсь отыскать вашу мать’.

‘Бріанъ’.

Сусанна упала безъ чувствъ.

Глава шестьдесятъ восьмая.
Дв женщины.

Прошло шесть недль.

Назначено было дло славнаго, блестящаго маркиза Ріо-Санто, котораго судили уголовнымъ судомъ.

Толпа передъ зданіемъ суда была страшная. За мста платили, и охотно, громадныя суммы.

У входа стояла женщина въ глубокомъ траур. Когда ввели Ріо-Санто, она подняла вуаль.

Сердце Ріо-Санто исполнилось глубокой и искренней признательности, когда онъ узналъ графиню Дерби.

У леди Офеліи закружилась голова, когда она встртила взглядъ маркиза. Она упала бы, еслибы ее не поддержала чья-то незнакомая рука, принадлежавшая-женщин съ опущеннымъ вуалемъ.

— Кто вы? спросила графиня.

— Я бдная женщина, миледи… Мое имя… Фанни Бертрамъ… О, миледи, и я любила его!.. Благодарю васъ, миледи, я видла ваши слезы!..

И Фанни исчезла въ толп.

Глава шестьдесятъ девятая.
Смерть Лу.

Въ одной изъ стойлъ уже описанной нами таверны сидлъ Педди О’Кренъ за кружкой джину.

За перегородкой находились Снелль, Меджъ Лу и Мичъ.

Еще дале сидлъ Бобъ съ Темперенсой, и въ самомъ углу Донноръ.

— А славная была бы пожива, говорилъ Снелль… Мое мсто было изъ первыхъ… Мичъ, мой зятюшка, налей-ка джину Лу, она дышетъ тяжело…

Лу взяла стаканъ, но онъ вывалился у ней изъ рукъ и разбился.

— Умретъ кто-нибудь! сказалъ Мичъ.

— Вздоръ!… Другой стаканъ намой счетъ, отвтилъ Снелль.

Лу приподнялась на локтяхъ, кашлянула и застонала.

— Посмотри-ка, мое сокровище, говорилъ Темперенс Бобъ, до чего доводитъ злоупотребленіе водкой.

— Ну, ну, мой милашка, налей-ка мн еще стаканчикъ.

Лу открыла глаза.

— Больно!.. какъ больно! прохрипла она. Пресвятая Богородица помилуй меня!

Донноръ невольно подошелъ къ ней.

— Открой ротъ, сестра, говорилъ Снелль…

Онъ вылилъ ей въ стаканъ джину.

Она вдругъ вскочила и, съ вытаращенными глазами, Стала кружиться по комнат, крича:

— Пить! пить!…

Донноръ со слезами смотрлъ на нее.

— Здравствуй, дедди, закричалъ Снелль. Меджъ, кланяйся же твоему тестю.

Капитанъ Педди выставилъ изъ-за перегородки свою голову и закричалъ:

— Гадкій дьяволенокъ! ты началъ какую-то исторію…

— Сейчасъ, сейчасъ, долговязое чучело, почтеннйшій капитанъ!.. Я долженъ былъ бжать, когда нагрянули солдаты… Вдругъ какое-то оборванное страшилище… смотритъ на Темзу и напваетъ какую-то шотландскую псенку… ‘Смотри, смотри! закричало вдругъ это страшилище. Видишь?.. Вотъ Груфоръ съ женой… Клара и Анна!.. Они, они!.. Ферджусъ, мой дорогой Ферджусъ!… ‘ Кругомъ никого не было…

— Чтожъ дальше?

— Дальше?.. Я чуточку только струсилъ сначала, но наконецъ смло смотрлъ ему въ глаза… А онъ вотъ дуралей-то, какъ завоетъ, какъ зарыдаетъ!..— ‘Умерли! закричалъ вдругъ и духъ въ воду… Вода была черезчуръ холодна, я и подумалъ: пускай тонетъ дуракъ, если охота есть!.. Ну да не вдругъ!… Съ четверть часа онъ плылъ какъ чурбанъ, не шевеля ни руками, ни ногами… Псенку — то свою все попвалъ… Тише, тише — я не видлъ и не слышалъ ничего.

— А Груфоръ?

— Я пошелъ въ гостиницу Груфора… Тамъ никого… Подл люка кровь — вотъ и все.

— Жалко!.. Славные были ребята!..

Лу валялась на полу въ страшныхъ корчахъ.

— Горитъ!… Жжетъ! хрипла она. Бога ради! погасите огонь!.. вотъ здсь!..

Донноръ опустился передъ ней на колни.

— Ничего, дедди! говорилъ Снелль.

— Это пройдетъ!… нужно джину!..

— Дедди, дедди!.. Господь сжалился надо мной и послалъ васъ сюда!..

— Загасите огонь!..

— Выпей джину, Лу!.

Двушка отрицательно покачала головой.

— Дедди!.. Какъ я рада, что вы здсь!.. Ахъ, дайте мн вашу руку… вотъ такъ… Какъ хорошо… не жжетъ больше… Какъ мн хорошо!.. я…

Она замолчала. Глаза у ней закрылись.

Донноръ заплакалъ и поцловалъ ее въ лобъ.

— Что, дедди?

— Прошло… она умерла…

Онъ поднялъ дочь и съ своей ношей скорыми ша гами вышелъ изъ таверны.

Настало глубокое, мрачное молчаніе…

Глава семидесятая
‘Къ смерти’.

— Вотъ дочего доводитъ неумренность, говорилъ Бобъ.

— Да, мой Бобчикъ, я также умру, если ты не прикажешь еще бутылку джину, отвтила Темперансъ.

— Меджъ!.. говорилъ Снелль. Мужчин не прилично плакать… но Лу мн сестра… Б… б… бдная Лу!..

Снелль отвернулся.

На улиц раздался сильный шумъ. Вс члены семьи невольно вскочили и вскрикнули.

Дверь растворилась отъ сильнаго, яростнаго толчка, и вошелъ Тернбуль.

— Приговоръ произнесенъ!..

— Какой! закричалъ Педди.

Вс окружили Томма, который съ очевидною горестью опустился на скамью.

— Я только сейчасъ узналъ, проговорилъ онъ наконецъ… Но если бы я могъ спасти его…

— Онъ приговоренъ?.. спросилъ Неди.

— Къ смерти!..

Глава семьдесятъ первая.
Рендель Гренъ.

Но семья не дремала, ршившись спасти Ферджуса О’Брина. Своими происками семья успла приставить своего человка для надзора за осужденнымъ.

Это былъ Рендель Гремъ, за котораго поручились нкоторые изъ судей.

Наканун казни, тюремный сторожъ перерылъ и пересмотрлъ все въ тюрьм.

— Готовы вы, милордъ? спросилъ Рендель, когда сторожъ ушелъ.

— Готовъ.

Гремъ выбросилъ въ окно серебряную монету. Послышалось продолжительное мяуканье.

— Они ждутъ… Нужно разлучиться теперь… Вспоминайте иногда о бдномъ Рендел… Клянусь, для роднаго отца не сдлалъ бы…

— Я буду помнить о васъ, какъ о лучшемъ и единственномъ друг… Но къ чему такая печаль?.. я увренъ… мы увидимся…

Рендель покачалъ головой.

— Нтъ, Брикъ-Некъ (Головоломка) мн знакомъ… Впрочемъ, зачмъ унывать?.. Кто знаетъ…

— Неужели Брикъ-Некъ такъ опасенъ?..

— Думаю… Лстница въ шестьдесятъ ступеней, почти перпендикулярная, а подъ ней стна каменнаго дома… Днемъ я бы не ршился… ночью не видно!..

— За дло Ферджусъ?..

— Разв нтъ другой дороги?

— Нтъ.

Маркизъ закрылъ лице руками.

Рендель снялъ съ него цпи.

— Благодарю, сказалъ маркизъ. Не ради себя я принимаю ваше самопожертвованіе…

— За дло!…

Рендель развернулъ шелковую веревку, которая была обвита вокругъ его тла, и привязалъ ее къ толстому гвоздю. Ршетка давно уже была подпилена.

Глава семьдесятъ вторая.
Бгство Ріо-Санто.

Рендель былъ вполн спокоенъ. Онъ хорошо понималъ опасность спуска съ Брикъ-Нека, тмъ боле на лошади, но его преданность Ферджусу была сильне.

Его цль была — отвлечь на себя вниманіе часовыхъ.

Прикрпивъ веревку, онъ протянулъ руку маркизу съ словами:

— До свиданія!.. Пользуйтесь минутой и не забывай меня!..

— Чрезъ минуту онъ былъ уже за окномъ.

— Кто идетъ? спросилъ часовой.

Рендель не отвтилъ, а бросился къ тому мсту, гд ждалъ Снелль съ осдланною лошадью.

— Бглецъ, громко закричалъ часовой.

Казалось, вс камни мостовой обратились въ полисменовъ при этомъ восклицаніи часоваго. Рендель скакалъ… За нимъ гналось множество солдатъ и полисменовъ… Стрлой долетлъ онъ до Брикъ-Нека… Лошадь остановилась… Онъ ударилъ ее… Всадникъ и лошадь исчезли…

Полисмены въ ужас остановились: слышно было какъ копыта лошади стучали по первымъ ступенямъ… Потомъ что-то тяжело упало… все стихло.

Полисмены съ фонарями осторожно стали спускаться съ Брикъ-Нека. Съ первыхъ ступеней кровь… Внизу изуродованный трупъ лошади… Но слдовъ, ни малйшихъ, слдовъ всадника — нигд…

Полисмены удивленно переглядывались и стали искать въ сосднихъ улицахъ.

Ріо-Санто въ это время безпрепятственно спустился изъ окна. Ползкомъ добрался онъ до угла, гд ждали его члены семьи и какая то женщина въ черномъ.

— Я здсь, синьоръ, тихо сказалъ Бембо, выводя осдланную лошадь.

Ріо-Санто обнялъ его и вскочилъ на лошадь.

— До свиданія, Анджело!.. Мы еще увидимся.

Женщина бросилась и схватилась за гриву лошади.

— Офелія?…

— Нтъ…

— Кто же вы?..

— Клара Макъ-Ферленъ.

— Что вамъ угодно, миссъ?..

Сердцемъ маркиза овладло горестное чувство.

— Я не могу жить безъ васъ… Куда вы, туда и я.._

— Кто идетъ? крикнулъ часовой.

— Спшите, милордъ…

Ріо-Санто наклонился, поднялъ двушку и ускакалъ..

— Кто идетъ? грозно закричалъ часовой…

Глава семьдесятъ третья
Смерть Ріо-Санто.

Было начало марта…

Недалеко отъ Крьюскаго замка, на трав лежала молодая двушка. Возл, на колняхъ, стоялъ мужчина.

— Клара!.. Ради Бога, что съ вами?..

Молодая двушка открыла глаза и радостно улыбнулась… Она узнавала Шотландію…

— Такъ, такъ, шептала она… Лидская ферма… Тамъ мы будемъ счастливы, Эдуардъ… Мы будемъ тамъ одни, не правда ли, Эдуардъ?… Слышишь, совершенно одни!.. Я не хочу, чтобы Анна была съ нами…

— Да, милая, мы будемъ одни…

Но увы!… Дйствіе опытовъ Муре было слишкомъ сильно… Несчастная Клара помшалась.

Она затрепетала и съ ужасомъ закричала:

— Сжальтесь, сжальтесь!.. Вы говорите, что мы будемъ одни?.. Но зачмъ же она здсь… Сжальтесь… Она не можетъ васъ любить такъ, какъ я… Сжальтесь…

— Клара!.. Милая Клара!…

— А!… Вы отталкиваете меня!… Съ отчаяніемъ закричала она… Вы любите ее… О, берегитесь… Здсь Бланка убила Бертрана… Оставьте ее… А, вы насмхаетесь надъ бдной Кларой…

Дикое бшенство блеснуло у ней въ глазахъ.

Она приподнялась и коснулась пистолета, лежавшаго трав…

Движеніе было быстро — какъ молнія.

Эхо разнесло звукъ выстрла.

Маркизъ упалъ…

Клара вскочила, дико вскрикнула и исчезла между деревьями.

На трав остался безчувственный трупъ Ферджуса О’Брина…

Глава семьдесятъ четвертая.
Заключеніе.

Графиня Дерби навсегда поселилась во Франціи.

Мери Треворъ выздоровла и теперь — леди Файоръ, такъ какъ супругъ ея, сэръ Франкъ Персеваль, получилъ титулъ и имніе своего умершаго брата.

Бдная Клара!.. Она поселилась съ Анной и Стефеномъ въ Крьюскомъ замк… Энджусъ Макъ-Ферленъ утонулъ въ Темз…

Скоро къ нимъ присоединилась Сусанна съ своею матерью, графиней Вейтъ-Маноръ.

Клара долго не поправлялась… Теперь она жена Стефена.

Графиня Вейтъ-Маноръ была несказанно счастлива и благодарна Бріану, который соединилъ ее съ дочерью.

Своими жаркими поцлуями она не разъ осушала слезы, навертывавшіяся на глазахъ Сусанны при воспоминаніи о томъ, кого она такъ горячо любила.

Анна долго горевала, пока къ нимъ не пріхалъ благородный иностранецъ…

Теперь она счастливая мистрисъ Бембо.

Бріанъ въ настоящее время одинъ изъ лучшихъ ораторовъ Англіи. Долго онъ не могъ утшиться…

Виконтъ Лантюръ-Люсъ женился на писательниц, которая ужасно надодаетъ ему своими водянистыми произведеніями…

Онъ очень несчастливъ — безъ шутокъ.

Буркеръ Бишонъ торгуетъ по прежнему.

Рендель какимъ-то чудомъ спасся и не вритъ, что Ферджусъ умеръ и все ждетъ…

Тиррель пропалъ безъ всти.

Мистеръ Смитъ и Ватерфильдъ погибли въ тюрьм.

Роулей отправился прямо въ адъ, прихлбнувъ нечаянно какого-то яду.

Педди — таможенный досмотрщикъ. Снелль — полисменъ.

Графъ Вейтъ-Маноръ умеръ въ Джемсъ-Парк.

Докторъ Муре попалъ въ клтку бснующихся сумасшедшихъ.

Бобъ Лантернъ и Темперанса тамъ же.

Леди Кемпбель занимается сватовствомъ въ сумасшедшемъ дом.

Недавно открыли проходъ къ банковскимъ кладовымъ, въ которомъ, при обыск, нашли скелетъ и огромную кружку.

Антикваріи перессорились изъ-за этого скелета и кружки и напечатали длинныя разсужденія въ Times, толкуя о временахъ Юлія Цезаря и великанахъ, населявшихъ Англію въ древности.

— Громъ и молнія! вскричалъ капитанъ Педди, прочитавъ ученую статью. Дорота, мой толстый купидонъ, смотри-ка, какъ врутъ господа ученые!.. Это трупъ Саундерса и его кружка!.. Чтобъ имъ подавиться своей ученой галиматьей!..

Конецъ.

ЛЬВИНАЯ ПАСТЬ.

Глава первая.На волосъ отъ смерти.

Глава вторая.Сренькій домикъ.

Глава третья.Слуга и господинъ.

Глава четвертая.

Глава пятая.

Глава шестая.Удивительный человкъ.

Глава седьмая.Лицемрный другъ.

Глава восьмая.Шрамъ на лбу.

Глава девятая.

Глава десятая.До чего доводитъ нищета.

Глава одинадцатая.Торговля человческимъ мясомъ.

Глава двнадцатая.Несчастный отецъ.

Глава тринадцатая.

Глава четырнадцатаяПродолженіе предыдущей: подземелье.

Глава пятнадцатая.

Глава шестнадцатая.

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая.

Глава девятнадцатая,

Глава двадцатая.

Глава двадцать первая.

Глава двадцать вторая.

Глава двадцать третья.

Глава двадцать четвертая.

Глава двадцать пятая.

Глава двадцать шестая.

Глава двадцать седьмая.

Глава двадцать восьмая.

Глава двадцать девятая.Жидъ съ дочерью.

Глава тридцатая.Сусанна.

Глава тридцать первая.Маркизъ Ріо-Санто.

Глава тридцать вторая.Дружба и любовь.

Глава тридцать третья.Первое столкновеніе.

Глава тридцать четвертаяСудъ кулачнымъ боемъ.

Глава тридцать пятая.Судъ и приговоръ.

Глава тридцать шестая.Возвращеніе къ жизни.

Глава тридцать седьмая.Побгъ съ судна.

Глава тридцать восьмая.Ссыльные.

Глава тридцать девятая.Маудленъ Вольфъ.

Глава сороковая.Отчаянное предпріятіе.

Глава сорокъ первая.Битва и побда.

Глава сорокъ вторая.Корабль ‘Лукавый’.

Глава сорокъ третья.

Глава сорокъ четвертая.Свиданіе посл долгой разлуки.

Глава сорокъ пятая.Письмо Мери, графини Вейтъ-Маноръ.

Глава сорокъ шестая.Женщина въ три шилинга.

Глава сорокъ седьмаяБратья.

Глава сорокъ восьмая.Сдача.

Глава сорокъ девятая.‘Братъ сжалься!’

Глава пятидесятая.Ужасное имя.

Глава пятьдесятъ первая.Повшенный.

Глава пятьдесятъ вторая.Перемна въ Вейтъ-Манор.

Глава пятьдесятъ третья.Въ Бедлемъ!