Ледяные боги, Хаггард Генри Райдер, Год: 1927

Время на прочтение: 180 минут(ы)

Генри Райдер Хаггард

Ледяные боги

Роман

——————————————————————————————
2-ое издание. 1-ое в 1928 году. Перевод с английского Т.Левита.
Хаггард Г.Р. Собрание сочинений. Т.7. Ледяные боги. Аэша: Романы
‘АЛНА Литера’, Вильнюс, 1992
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 26 декабря 2003 года
——————————————————————————————

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I. ВИ ЖДЕТ ЗНАКА
Глава II. ПЛЕМЯ
Глава III. СЕКИРА, КОТОРУЮ СДЕЛАЛ ПАТ
Глава IV. СМЕРТЬ ХЕНГИ
Глава V. КЛЯТВА ВИ
Глава VI. ПАГ ЗАМАНИВАЕТ ВОЛКОВ
Глава VII. ВИ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ТИГРОМ
Глава VIII. ЛОДКА И ЕЕ СОДЕРЖИМОЕ
Глава IX. ЛАЛИЛА
Глава X. МАТЬ ВЫБРОШЕННЫХ ДЕТЕЙ
Глава XI. УРОК МАТЕРИ-ВОЛЧИЦЫ
Глава XII. РЫЖИЕ БОРОДЫ
Глава XIII. ВИ ЦЕЛУЕТ ЛАЛИЛУ
Глава XIV. ЗУБР
Глава XV. ВИ БРОСАЕТ ВЫЗОВ БОГАМ
Глава XVI. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Глава XVII. КОТОРАЯ?

ГЛАВА I

ВИ ЖДЕТ ЗНАКА

Ви молился своим богам — Ледяным богам, тем, которым поклонялось его племя. Как давно верило в них племя — он не знал. Не знал также, откуда взялось племя, только слышал легенду, что когда-то, в древние времена, их предки, родоначальники, пришли сюда из-за гор, отступая к югу и теплу от грозного холода.
Боги обитали в темной, почти черно-синей глыбе льда самого крупного из ледников, сползающих с вершин необъятных снежных гор. Основная масса этого ледника уже лежала в центральной долине, но часть ледяного потока шла по долинам на восток и на запад и доходила до моря. Там весною, зачатые в самом сердце покрытых снегом холмов, рождались дети Ледяных богов, великими айсбергами выходили они из темных недр долины и уплывали на юг. Поэтому обиталище богов — огромный центральный ледник — двигался медленно вперед.
Урк-Престарелый, тот, кто видел рождение всех в племени, рассказывал, как дед говорил ему, когда сам Урк был еще совсем маленьким, что в дни молодости деда нижняя оконечность центрального ледника была не больше, чем на бросок копья. Ледник висел на высоте приблизительно двадцати высоких сосен, поставленных одна на другую, висел чудовищной угрозой и медленно, совершенно незаметно, но неуклонно сползал вниз. Большая часть ледника состояла из темного, почти черного льда, который подчас — когда живущие в нем боги разговаривали — трещал и стонал, а когда боги сердились, ледник двигался вперед, иногда на длину руки, и тогда сбривал перед собой стоящие на пути скалы и обрушивал их вниз, в долину, в качестве предвестника будущего своего прихода.
Кто эти боги — этого Ви не знал. Знал он лишь одно: что они ужасны и власть их безгранична, что нужно страшиться их и поклоняться им, как поклонялись его предки, и что в их руках судьба племени.
В осенние ночи, когда поднимались туманы, кое-кто из племени видел богов. То были огромные призрачные видения, медленно двигавшиеся по леднику. По временам случалось, что боги подходили к самому берегу, на котором жил их народ. Соплеменники Ви слыхали даже, как боги смеются. А жрец племени Нгай-Волшебник и Тарен-Колдунья, — Тарен, любовница Нгая, рассказывали о том, что боги говорили с ними и давали советы и указания.
С Ви боги никогда не разговаривали, хотя он не раз оставался целыми ночами лицом к лицу с ними: на это никто в племени не осмелился бы. По временам, — особенно, когда Ви бывал совершенно сыт, доволен и спокоен и охота его была удачна, — боги становились так тихи и так молчаливы, что Ви начинал сомневаться в самом их существовании. Ви тогда думал, что боги — сказка, а то, что называют их голосами, — просто шум льда, ломающегося от морозов и оттепелей.
В одном только он не сомневался. Скрытый глубоко во льду, на глубине трех шагов от поверхности, видимый далеко не всегда, а только при определенном освещении, стоял один из богов. Многим поколениям племени он был известен под именем Спящий, ибо он никогда не шевелился. Толком разобрать его очертаний Ви никак не мог. Видел только, что у Спящего длинный нос, у основания толстый как дерево и утончающийся к концу. Под носом виднелись огромные, искривленные зубы. Голова была большая, и сзади нее громоздилось необъятное тело, размером с кита, такое большое, что всех очертаний его до конца нельзя было различить.
Это, несомненно, был бог, хотя бы уже потому, что никто во всем племени никогда не видывал подобного ему существа. Впрочем, почему бог спал в глубине ледника — понять никто не мог. Правда, если бы кто-нибудь видел подобное чудище, несомненно, понял бы, что это не бог, а просто мертвое животное. Но существо, вмерзшее в льдину, не было похоже ни на одно известное племени.
И поэтому, подобно всем своим родичам и одноплеменникам, Ви считал богом доисторического огромного слона, в начале ледниковой эпохи попавшего в лед — должно быть, за сотни, а может быть, и за тысячи лет до этого принесенного от дальнего места своей гибели сюда — чтобы, очевидно, найти последнее пристанище на дне морском. Бог, несомненно, был странный, впрочем, не хуже многих других богов.

* * *

Ви явился к леднику, когда еще не рассвело, после споров с женой, гордой и прекрасной Аакой, явился затем, чтобы получить от богов указания и узнать их волю.
А дело было серьезное.
Племенем правил сильнейший из мужчин, Хенга, родившийся десятью веснами ранее Ви, мужчина огромный, сильный и свирепый. Закон племени гласит, что править должен сильнейший, править до тех пор, покуда более сильный, чем он, не явится к пещере, в которой живет вождь, не вызовет вождя и не убьет его в единоборстве. Так Хенга убил своего отца, бывшего вождем до него.
А теперь вождь угнетал племя. Сам он не работал, но брал у других пищу и меховые одежды, которые они добывали. Более того: хотя женщин в племени было мало и мужчины дрались из-за них, Хенга забирал женщин у их родителей или мужей, держал у себя некоторое время, а затем прогонял или убивал и брал себе новых жен. И никто не смел сопротивляться, ибо жизнь Хенги была священна и он был волен делать все, что ему нравится.
Единственный, кто имел право спорить с ним, был, как уже сказано, тот, кто вызовет его на единоборство, ибо убить вождя не на единоборстве считалось великим грехом и убийцу изгоняли из племени и проклинали. Если же вызвавший победил бы, пещера вождя, его жены и все имущество переходили к победителю, победитель становился, в свою очередь, вождем и правил, покуда сам не погибал так же, как и его предшественник.
И потому никогда не случалось, чтобы вождь племени дожил до старости, ибо как только с годами он слабел, выступал кто-нибудь моложе и убивал его. Впрочем, по той же причине редко выходили на единоборство с вождем, ибо кто желал им стать, помня, что вождь естественной смертью не умирает и что лучше терпеть угнетения, нежели умереть.
Но Ви хотел стать вождем по двум причинам: во-первых, потому, что Хенга был слишком жесток и, во-вторых, он правил племенем неразумно, угнетал его и вел к погибели. И к тому же Ви знал, что если он не убьет Хенгу, то Хенга убьет его, убьет из ревности.
Хенга давно убил бы Ви, если бы Ви не пользовался уважением в племени за то, что был великим охотником, за то, что запасы еды в значительной степени пополнялись им, так что убийца навлек бы на себя всеобщую ненависть. Поэтому Хенга, боясь вступить с Ви в открытый бой, пытался уже не раз исподтишка расправиться с ним.
Так, например, совсем недавно, когда Ви осматривал свои волчьи ямы на опушке леса, внезапно мимо него прожужжало копье, пущенное с нависающей скалы. Ви подхватил копье и убежал. Он узнал это копье: оно принадлежало Хенге. К тому же, он обнаружил еще одну вещь: кремневый наконечник был смочен ядом, который племя добывало из внутренностей разлагающейся рыбы, смешивая его с соком одной травы. Яд этот Ви легко узнал, потому что сам пользовался им на охоте. Копье он сохранил и никому, кроме жены, не сказал обо всем происшедшем ни слова.
А затем дела пошли еще хуже. У Ви был сын Фо, мальчик десяти лет, которого он любил больше всего на свете, и была дочь, годом моложе Фо, по имени Фоя. Детей в племени было мало, и большинство из них умирало в младенчестве от холода, недостатка пищи и различных болезней. К тому же рождавшихся девочек часто выбрасывали на съедение диким зверям.
Однажды вечером Фои долго не было, и все решили, что ее растерзали лесные волки, а может быть, горные медведи. Аака плакала, и Ви, когда никто не видел этого, плакал тоже. Два дня спустя, выйдя утром из хижины, он нашел у входа что-то завернутое в звериную шкуру. Развернув тюк, он обнаружил труп маленькой Фои, шея ее была свернута и следы пальцев огромной руки отпечатались на горле. Ви сразу догадался, что сделал это Хенга, и та же мысль пришла в голову всем остальным, ибо никто в племени, кроме вождя, никогда не убивал, если не считать тех случаев, когда люди сражались за женщин. Однако, когда Ви показал тело дочери народу, все молчали и только покачивали головами, и каждый думал, что Хенга — вождь и, следовательно, имеет право убивать.
И тогда кровь Ви вскипела, и он сказал Ааке, что хочет вызвать Хенгу на единоборство.
— Он об этом только и мечтает, — сказала Аака. — Ведь он дурак, он думает, что сильнее и легко убьет тебя. И тем самым обезопасит себя на некоторое время, пока ты, несомненно, — это даже для него ясно — не убьешь его. А я давно уже хотела, чтобы ты вызвал Хенгу, и знаю, что ты одолеешь его.
И она завернулась в свой меховой плащ и улеглась спать.
Утром она вернулась к этой теме.
— Слушай, Ви. Мне во сне явилось видение. Мне почудилось, что Фоя, наша дочь, стоит у моего ложа и говорит:
‘Пусть Ви, мой отец, ночью пойдет молиться Ледяным богам и ждет знака от них. Если на заре с вершины ледника упадет камень, то это будет приметой, знаком ему, что он должен бороться с Хенгой, отомстить Хенге за пролитую им мою кровь, что он станет вождем вместо Хенги. Если же камень не упадет, пусть не вызывает Хенгу, ибо в таком случае Хенга убьет его. А затем, убив Ви, Хенга убьет Фо, брата моего, а тебя, мать мою, возьмет себе в жены’.
— По-моему, Ви, нужно послушаться голоса умершей нашей дочери. Ты должен пойти к Ледяным богам, помолиться им и ждать от них знака.
Ви с сомнением поглядел на нее. Он не очень верил в сны и был убежден, что она все придумала, чтобы заставить его вызвать Хенгу на бой.
Так он ей и сказал:
— Подобный сон — гнилая трость, на которую нельзя опираться. Я знаю, ты давно уже хочешь, чтобы я сразился с Хенгой, хотя он грозный и страшный воитель. Но если я буду драться с ним и он убьет меня, что станется с тобой и Фо?
— С нами будет то, чему суждено случиться и ничего больше. А иначе племя начнет твердить, что Ви боится отомстить за кровь убитой дочери ее убийце Хенге.
— Знаю только, что если и скажут — скажут ложь. Я беспокоюсь не за себя, но за тебя и за Фо.
— В таком случае, ступай к Ледяным богам и жди от них знака.
— Я пойду, Аака, но не вини меня потом, если приключится беда.
— Беды не будет, — ответила Аака и улыбнулась в первый раз после смерти Фои.
Она была уверена, что Ви, несомненно, одолеет Хенгу. Нужно было только заставить его вызвать Хенгу на бой, и тогда он уж отомстит за убитую дочь и станет вождем племени. И потому еще улыбалась она, что была твердо уверена в том, что с вершины ледника на заре, когда солнечные лучи упадут на лед, несомненно, свалится камень.

* * *

Итак, на следующую ночь Ви-Охотник тихо выбрался из селения, обогнул подножие высившегося на востоке холма и пошел по ущелью между гор, покуда не достиг основания большого ледника.
Волки, бродившие в окрестностях и по-зимнему голодные — весна в этом году припозднилась — почуяли человека и окружили его. Но он не боялся волков, к тому же печаль ожесточила его сердце.
Увидев их, с воплем ринулся он на самого большого волка, вожака стаи, и вонзил кремневое копье в его горло. А когда тот завертелся, щелкая окровавленными челюстями, Ви ударом каменного топора вышиб ему мозги бормоча:
— Так и ты умрешь, Хенга!
Волки поняли, что с этим противником им не справиться и разбежались все, кроме вожака, который остался лежать мертвый. Ви потащил труп на вершину скалы, туда, где стая не могла достать его, и оставил там, чтобы освежевать поутру.
Покончив с волком, он продолжал свой путь вверх по холодной долине, куда звери не заходили, так как здесь не было никакой добычи. Он поднимался, пока не достиг ледника. Мощная стена сползающего льда тускло сверкала в лунном свете и заполняла расщелину от края до края, лед был шириной не менее, чем в четыреста шагов. Ви, когда был здесь последний раз, вбил один кол между двух скал, а другой пятью шагами ниже, так как хотел проверить, движется ли ледник.
Ледник двигался. Первый кол был уже скрыт под массой льда, язык ледника подбирался ко второму.
Боги проснулись, боги шли к морю.
Ви вздрогнул. Но вздрогнул он не от холода, к которому привык, а от страха, ибо боялся этого места. Здесь было обиталище богов, скрывавшихся в леднике, богов вечно гневных, в которых он верил.
И тут он вспомнил, что не принес с собой жертвы, дабы умилостивить их. Он вернулся туда, где лежал убитый волк, и с трудом, пользуясь острым кремневым копьем и каменным топором, отделил голову волка от туловища. Он вернулся, положил волчью голову на камень у подножия ледника и пробормотал:
— Она кровоточит, а боги любят кровь. Клянусь, что если я убью Хенгу, я принесу богам его труп, который понравится им больше, чем волчья голова.
Затем он стал на колени и начал молиться. Молился он долго и закончил молитву так:
— Укажите же мне, о боги, что делать. Должен ли я вызвать Хенгу на бой, как ведется издавна, и сойтись с ним в единоборстве перед лицом всего народа? Если же мне не делать этого, то как смогу я остаться здесь? Значит, тогда я должен бежать отсюда с женой моей Аакой и с сыном моим Фо и, может быть, с моим приемышем карликом Пагом, мудрым человеком-волком, бежать отсюда и искать себе иного жилища за лесами, если нам удастся пройти через них. Примите мое приношение, о боги, и дайте мне ответ. Если я должен биться с Хенгой, бросьте камень с вершины ледника, а если мне нужно бежать, дабы спасти жизнь Лаки и Фо, не бросайте его. Я жду здесь и буду ждать, покуда солнце не поднимется и не наступит ясный и полный день, и тогда, если камень упадет, я вернусь и вызову Хенгу на единоборство. А если он не упадет, я откажусь от этой мысли и в ночи скроюсь отсюда с Аакой, Фо и с Пагом, если он последует за мной, и тогда у вас будет четырьмя почитателями меньше, о боги!
Последняя мысль пришла ему в голову внезапно. Эта мысль очень понравилась ему, и Ви решил, что она должна убедительнейшим образом подействовать на богов, так как почитателей у них было и так немного и потому боги должны были быть не склонны лишаться их.

* * *

Ви окончил молитву — занятие, утомительное для него более, чем целый день охоты и рыболовства, — и, продолжая стоять на коленях, глядел на громоздившийся перед ним ледник. Он не имел ни малейшего представления о законах природы, но знал, что если пустить тяжелое тело вниз по скату, то оно понесется все быстрее и быстрее. Он помнил, как однажды убил медведя, скатив на него камень.
Вспомнив это, он стал думать, что случится, если вся огромная масса двинется вниз с огромной скоростью, а не с обычной быстротой всего в несколько ладоней за год. Впрочем, представить подобную картину ему помогла память. Как-то в лесу увидал он ледяное дитя, порождение глетчера: увидал, как глыба, величиной с целую гору, внезапно обрушилась вниз по одной из западных долин в море, взметнув пену и брызги до самых небес.
Глыба эта не причинила вреда никому, кроме, может быть, тюленей и котиков, игравших в бухте. Но если бы двинулся вниз огромный центральный ледник и вместе с ним все маленькие западные ледники, — что бы случилось с племенем на побережье? Всех бы прибило, всех до единого, и ни одного человека не осталось бы во всем мире.
Он, понятно, обо всем мире, о вселенной ничего не знал. Землю называл он словом ‘место’, и в это понятие входили те несколько миль побережья, лесов и гор, по которым он блуждал и которые были ему знакомы. С большой высоты гор не раз видел он другие побережья и леса, горы за каменистой пустынной равниной, но все эти края казались ему не настоящими, а каким-то видением из сна. По крайней мере, там никто не жил, не то племя слыхало бы голоса тех людей или увидело бы дым от их костров, костров, у которых соплеменники Ви грелись и готовили пищу.
Правда, ходили рассказы о том, что существуют еще люди на свете, и даже хитрый карлик Паг полагал, что это так. Но Ви — человек действия — не обращал внимания на подобные россказни. В этой долине, был уверен он, вместе с ним жили единственные люди на земле, и, если их раздавит ледник, то вообще все будет кончено.
Впрочем, если даже все люди и погибнут (понятно, кроме Ааки, Фо, Пага — о других он мало беспокоился), ничего ужасного не произойдет для остальных существ: те, кто идут в пищу — тюлени, птицы и рыбы, в особенности же лосось, который весной идет вверх по реке, а также форель, — будут даже счастливее, чем сейчас.
Подобные размышления утомили его, ибо он был человек действия и только начинал учиться думать. Он оставил эти мысли так же, как бросил молиться, и большими задумчивыми глазами глядел на лед перед собой.
Небо уже серело, и все вокруг стало светлеть. Скоро встанет солнце, и он сможет заглянуть в глубину льда.
Заглянуть! Там, во льду, были лица странные, какие-то чудовищные, — одни широкие, толстые, другие — узкие, и они, казалось, колебались и менялись вместе с меняющимся освещением и игрой теней. Несомненно, то были лица меньших богов, которых, наверное, тоже немало, богов злых, коварных, все они издевались над ним, подглядывали, склабились, насмехались.
А позади них неясным очертанием выделялся великий Спящий, такой, каким он был и всегда — бог-гора, бог с изломанным огромным носом, кривыми зубами, бог с головой, подобной скале, с ушами величиной с хижину, с маленьким холодным глазом, который, казалось, всегда глядел на смотрящего. А позади, в глубинах льда, терялось необъятное тело высотой, должно быть, в три человеческих роста.
Да, это был настоящий бог!
Глядя на него, Ви мысленно представил себе, как однажды бог пробудится, пробьет лед, вырвется на свободу и сбежит вниз по горе.
Ви поднялся с колен, робко пополз к леднику и заглянул в отверстие во льду. Он хотел получше рассмотреть бога. Когда он стоял, наклонившись, в ясном небе, над плечом горы, поднялось солнце, и его лучи упали на ледник в первый раз за всю эту весну, вернее, за раннее лето. Солнце осветило расщелину во льду, и Ви различил Спящего лучше, чем ему случалось видеть бога до сих пор.
Поистине, Спящий был огромен. А вот позади него находилось нечто подобное человеку, какой-то смутный образ, о котором Ви много раз слыхал, но которого до сих пор никогда не видал. А может быть, всего лишь тень? Ничего наверняка Ви сказать не мог, потому что как раз в это мгновение солнце скрылось за облаком, и неясный образ исчез.

* * *

Ви терпеливо стал ждать, пока облако пройдет.
Ему повезло, что он задержался. Как раз в то мгновение, когда он подумал было о том, чтобы вернуться вниз, огромная каменная глыба, лежавшая, очевидно, на самом гребне ледника, отделилась от своего подтаявшего основания и, грохоча, понеслась вниз по глетчеру, перескочила через Ви и упала в то самое место, на котором он только что стоял. Упала, оставила яму в промерзлой земле, в порошок растерла волчью голову и помчалась дальше к побережью.
— Спящий охранял меня, — пробормотал Ви, оборачиваясь, чтобы посмотреть вслед несущейся скале. — Останься я там, где стоял, я был бы растерт так же в порошок, как и волчья голова.
Затем он внезапно вспомнил, что скала — камень. И что камень упал в ответ на его молитву, что упавший камень — знак, которого он ожидал. Тогда он торопливо ушел прочь, дабы не свалился еще камень и не раздавил бы его самого.
Пробежав несколько часов по склону ледника, он добрался до ниши в горе и сел, зная, что здесь он в полной безопасности. Ви задумался, вспоминая:
— О чем это я спрашивал богов? Если камень упадет, я должен биться с Хенгой, или если камень упадет, я не должен биться с ним?
Вдруг он вспомнил все. Понятно, он должен биться. И Аака всегда подбивала его биться, и холод пробежал по всему его телу. Легко говорить о битве с этим яростным великаном, но сразиться с ним — дело совсем не простое. Но боги сказали свое слово, и он не смеет не повиноваться приказу, о котором сам просил. И, наверное, боги, спасшие его жизнь от скатившейся каменной глыбы, тем самым хотели показать ему, что Хенгу он одолеет. А впрочем, может быть, боги хотели сохранить ему жизнь только затем, чтобы Хенга ради их удовольствия разорвал его в клочья. Ведь боги любят кровь. Они жестоки. И затем, ведь их боги — боги зла, и потому им, должно быть, приятно будет даровать победу злому человеку.
На все эти вопросы Ви ответить не мог. Поэтому поднялся и медленно пошел к берегу, размышляя о том, что он, наверное, в последний раз в жизни видел ледник и обитающих в нем ледяных богов, — в последний раз, потому что сегодня вызовет Хенгу на бой и сразится с ним. А значит, ему больше не жить.
Возвращаясь, он прошел мимо места, где оставил убитого волка, взглянул на скалу и был поражен тем, что кто-то уже свежует зверя. Пальцы его сжались на рукояти копья, ибо свежевать убитого другим зверя значило нарушать охотничий закон и красть убитое другим. Но приблизившись, Ви улыбнулся, и пальцы его, сжимавшие рукоять копья, разжались. То был не вор. То был Паг, его любимый раб.
Странный вид был у Пага. Это был карлик с огромной головой, одноглазый, широкогрудый, длиннорукий силач на толстых коротких ногах, не длиннее, чем ноги восьмилетнего ребенка. Он был чудовищно безобразен — плосконос, широкорот, но безобразное лицо в шрамах всегда растягивала насмешливая улыбка. Рассказывали, что при рождении (то было немало времени тому назад, ибо юность Пага прошла) он был так безобразен, что мать бросила младенца в лесу, боясь, как бы его отец не убил ее за то, что она принесла такого урода. Мать выбросила его, собираясь сказать, что сын родился мертвым.
Но случилось так, что отец, вернувшись и узнав об участи ребенка, отправился искать его труп, но нашел дитя живым, хотя один глаз у него вытек от удара о камень при падении и лицо было изорвано колючками. Но так как ребенок был первым, а отец — человеком мягкосердечным, он отнес его назад в хижину и заставил мать выкормить младенца. Мать выкормила ребенка, но видно было, что она испугана, хотя никому не рассказывала об этой истории.
Таким образом, Паг не умер и остался жить. Помня то зло, которое причинила ему мать, он с малолетства стал женоненавистником. Большую часть своей жизни он проводил в лесу с волками, за что (а впрочем, может, и по другим причинам) был прозван ‘человек-волк’.
Паг вырос и стал умнейшим во всем племени, ибо природа, создавшая его безобразным и отвратительным на вид, наградила его умом и острым, злым языком, которым он преследовал всех женщин и нещадно издевался над ними.
За все его насмешки они ему платили ненавистью и договорились погубить. И вот наступило время голода, я тогда все женщины убедили вождя, отца Хенги, что виноват во всех бедах и злоключениях племени Паг. Потому вождь изгнал Пага из племени, обрекая его на голодную смерть. Но когда Паг почти умирал от голода, Ви нашел его и привел к себе в хижину, как раба. Аака ненавидела Пага не меньше, чем все остальные женщины. Но закон гласил, что если кто-нибудь спас другому жизнь, жизнь спасенного принадлежала спасителю.
В сущности же, Паг был гораздо больше, чем простым рабом. С того самого часа, когда Ви, невзирая на гнев женщин, привел к себе Пага, тот полюбил своего спасителя и хозяина больше, чем женщина любит своего первенца, больше, чем мужчина любит свою нареченную, к тому же Ви часто защищал и спасал Пага от смерти, сам рискуя навлечь на себя гнев вождя и своих одноплеменников, ибо женщины уже ликовали, что избавились от Пага и его злого языка.
С тех пор Паг стал тенью Ви, был готов ради него переносить какие угодно муки, готов был умереть ради него, и даже удержаться от шуточек и насмешек по адресу Ааки или другой женщины, на которую Ви взглянул бы одобрительно. Впрочем, последнее было для Пага труднее всего: для того, чтобы удержаться от насмешек, ему приходилось до боли прикусывать себе язык. Таким образом, Паг любил Ви, а Ви любил Пага, и потому Аака, ревнивая и завистливая, стала ненавидеть Пага еще больше, чем ненавидела раньше.
То, что Ви спас жизнь Пагу, изгнанному в самый злой холод на голодную смерть за то, что приносил несчастье племени, что был сварлив и неуживчив, вызвало немало толков. Но когда дело дошло до вождя, отца Хенги, человека мягкосердечного, он объявил, что раз уж Паг был дважды выброшен из племени и осужден на голодную смерть и дважды спасся, то ясно, что боги предрекли ему какую-нибудь иную кончину. Но Ви подобрал его и должен смотреть за тем, чтобы Паг никому не причинял беды. Если же Ви нравится держать в своем жилище одноглазого волка, то это дело только Ви. Вскоре после того Хенга убил своего отца и стал вождем вместо него, так что дело с Пагом было позабыто. Паг остался в хижине Ви и жил с ним вместе, Ви и дети любили Пага, а Аака ненавидела его.

Глава II

ПЛЕМЯ

— Хороший мех, — сказал Паг, указывая на волка окровавленным кремневым ножом. — Весна пришла поздно, и зверь еще не начал линять. Когда я выдублю шкуру как следует, выйдет хороший плащ для Фо. А Фо очень нужен теплый плащ, даже летом. Ведь все прошлое лето он кашлял.
— Да, — тревожно сказал Ви, — кашель напал на него с тех пор, как он спрятался в холодной воде от гнавшегося за ним черного, длиннозубого медведя. Мальчик знал, что медведи в воду не входят. Но за это, — внезапно рассвирепев, добавил он, — я убью этого медведя. И Фо горюет по сестре.
— Да, Ви, — прохрипел Паг, и его единственный глаз загорелся ненавистью, — Фо горюет, Аака горюет, ты горюешь и даже я, человек-волк, горюю о ней. Почему ты звал меня с собой на охоту в тот день, когда я хотел остаться дома и сердце мое чуяло грозящую беду? А я хотел остаться дома и присмотреть за Фоей, которую Аака отпустила побегать потому только, что я сказал ей, чтобы она не отпускала девочку далеко и следила за ней.
— Такова воля богов, — пробормотал Ви и отвернулся.
— Богов? Каких богов? Это воля не богов, а двуногой твари. Он зол, как тигр с клыками, о котором нам рассказывали деды. Да, это воля не богов, а всему виною Хенга, и помогла ему раздражительность Ааки. Убей этого человека-тигра, Ви, и брось думать о черном медведе. А если ты не хочешь или не можешь убить Хенгу, предоставь это мне. Есть одна женщина, которая ненавидит его за то, что он отверг ее и сделал служанкой той, которую взял вместо нее. А яд я умею варить, отличный яд…
— Нет, это незаконно, — сказал Ви, — и такое убийство навлечет на нас проклятие. Но закон разрешает мне убить его. Об этом я и говорил с богами.
— Так вот, значит, куда делась волчья голова: пошла на жертвоприношение! Понимаю. А что сказали тебе боги, Ви?
— Они подали мне знак. Все случилось так, как сказала Аака: если мне суждено биться с Хенгой, то с ледника упадет камень. Камень упал. Он задавил бы и меня, но в это время я отошел от волчьей головы и приблизился ко льду, чтобы получше разглядеть Спящего, величайшего из богов.
— По-моему, он вовсе не бог, Ви. Мне кажется, что это зверь неизвестной нам породы: замерзший зверь, а тень позади Спящего — человек, который охотился за этим зверем. Они оба попали в снег и там умерли, а снег обратился в лед, и так появился ледник.
Ви удивленно взглянул на него, подобная мысль никогда не приходила ему в голову.
— Как же это может быть, Паг? Ведь и Спящий, и Тень в леднике были вечно. И наши праотцы помнят, что они были здесь, и такого зверя никто не видывал. И кроме нас, вообще людей не существует.
— А ты в этом уверен, Ви? Мир велик. Если ты подымешься на вершину холма, увидишь там далеко, как только хватает глаз, другие холмы, а между ними виднеются равнины и леса. И далеко в две стороны идет море, и немало заливов на морском берегу. Отчего же, в таком случае, не должно быть больше людей на свете? Неужто боги создали только нас? Слишком мало нас одних для забавы им.
Ви только покачал головой в ответ на эти кощунственные рассуждения, а Паг продолжал:
— А то, что ты думаешь о камне, — часто ведь случается, что, когда солнце подточит лед, с гребня начинают идти трещины и валуны сыплются с ледника. А все, что мы называем стенаниями и призывами богов, по-моему, просто треск льда, — он трещит, когда оседает под собственной тяжестью…
— Замолчи, Паг, — перебил его Ви, затыкая пальцами уши. — Я больше не хочу слушать твои безумные речи. Если боги услышат их, они нас покарают.
— Если люди услышат эти речи, они нас не убьют. Ведь люди живут в страхе перед тем, что не могут видеть, и рады спасти свои жизни ценою жизни другого. А что до богов — вот им.
И Паг показал леднику кукиш, необычайно древний знак презрения.
Ви был так подавлен этими словами и жестом, что уселся на камень, будучи не в силах отвечать, а Паг, первый скептик в племени, продолжал:
— Если уж мне пришлось бы выбирать себе бога, — а, на мой взгляд, люди и так достаточно злы, и незачем было бы ставить над ними кого-нибудь еще злее, — я выбрал бы себе богом солнце. Солнце дает всему жизнь, когда солнце сияет, все растет, все живые существа сходятся в пары, птицы кладут яйца, и тюлени приплывают сюда, и цветут цветы. А когда нет солнца, а есть только мороз и снег, все существа или умирают, или уходят прочь отсюда, и жить становится трудно, волки и медведи бесятся от голода и пожирают людей. Да, я выбрал бы себе солнце добрым богом, а мороз и черную тьму — злыми богами. Но послушай, Ви! Как же будет с Хенгой? Ты вызовешь его на бой?
— Да, — последовал свирепый ответ, — сегодня же.
— О, если бы ты победил! Если б ты убил его! Поразил бы так, так, так!
И Паг вонзил несколько раз кремневый нож в брюхо убитого волка.
— Да, — задумчиво добавил он. — Дело это не легкое. Мне никогда не приходилось слышать ни об одном человеке, столь же сильном, как Хенга. Прав Нгай, который называет себя волшебником, а на самом деле только лжец и обманщик, прав, говоря, что мать Хенги ошиблась. Нгай говорит, что она хотела принести двойню, но только дети в ее утробе смешались и вышел один Хенга. Ведь он прямо двойной: у него зубы во рту в два ряда, и он вдвое выше ростом, чем все люди, и злее всех, побольше даже, чем вдвое. Впрочем, он, несомненно, человек, а не то, что ты называешь богом: ведь он толстеет и становится все более тяжелым на подъем, и волосы его начинают седеть. Значит, его может убить всякий, у кого хватит силы проломить ему толстый череп. Собственно, я бы предпочел отравить его, но ты говоришь, что нельзя делать этого. Ну, я обдумаю все, и мы с тобой поговорим еще перед боем. А пока что (наверное, потом нас будут окружать болтливые бабы и не удастся толком поговорить), скажи мне, Ви, что я должен делать, если Хенга убьет тебя? Наверное, тебе вовсе не хочется, чтобы он взял себе в жены Ааку, как он давно собирается сделать, и чтобы он превратил Фо в раба?
— Вовсе не хочется.
— В таком случае, прикажи мне убить их или присмотреть за тем, чтобы они сами убили себя.
— Приказываю тебе это, Паг.
— Хорошо. А что должен делать я?
— Не знаю, — устало ответил Ви. — Поступай, как тебе заблагорассудится. Я благодарю тебя и желаю тебе добра.
Паг поднял край содранной с волка шкуры, отер свой единственный глаз и сказал:
— Ты не добр ко мне, Ви. Правда, меня называют Дважды-Выброшенный и Человек-Волк, Безобразный и Злоязычный, но ведь я всегда верно служил тебе. А тебе безразлично, что станется со мною.

* * *

Со свежеванием волка было покончено, и Паг накинул себе на плечи окровавленную шкуру. Она висела шерстью наружу, так как, по словам Пага, не нужно было давать ей сморщиться, а несколько капель крови ему не помешают. И оба молча пошли вниз к берегу, впереди шествовал подвижный, стройный и рослый Ви, а за ним ковылял на коротких ногах безобразный Паг.
Растянувшись вдоль побережья рядами, в долине стояло много грубых хижин, похожих на индейские вигвамы или на примитивные хижины австралийских дикарей. Возле бродили остромордые, длинношерстые, хмурые и крепкие звери, которых современный человек принял бы скорей за волков, чем за собак. Родоначальниками их и вправду были волки, но эти звери стали уже более или менее ручными и отпугивали от поселения настоящих хищных волков и других диких зверей, блуждавших по побережью и в лесах.
Как только эти звери увидели Ви и Пага, они яростно бросились вперед, разинув пасти и свирепо рыча, но почуяв знакомый запах, немедленно успокоились и почти все вернулись обратно к хижине. Только несколько из них, принадлежавшие лично Ви и жившие у него в хижине, не отставали, виляли хвостами, прыгали на Ви и старались лизнуть его в лицо. Он погладил по голове одну из собак, любимого пса Ио, и немедленно остальные собаки ревниво набросились на него. Пагу немало труда стоило растащить их.
Шум собачьей грызни привлек внимание людей, и многие выглянули из хижин, чтобы узнать, в чем дело.
То были люди со свирепыми лицами, все темноволосые, подобно Ви, впрочем, ниже его ростом и не так крепко сложенные. Все здесь, в общем, походили друг на друга — результат перекрестных браков представителей многих поколений. Чужестранцу, наверное, пришлось бы отличать этих людей скорее всего по возрасту, но так как никогда человек другого племени не появлялся здесь, все это было не важно, потому что соплеменники легко различали друг друга по одним им известным признакам.
У большинства из них лица были изможденные, покрытые ранними морщинами, свидетельствующими о том, что эти люди хорошо знакомы с голодом, холодом и нуждою. У многих, как и у Ви, были прекрасные, но словно испуганные глаза, глядевшие украдкой и нерешительно. Детей в племени было немного. Они держались вместе, в одной кучке, очевидно, для того, чтобы не попадаться под ноги старшим и избегать пинков, либо же бродили вокруг костров, где жарилась пища, насаженная на вертела (племя не знало никаких ремесел, пищу готовило самым примитивным способом и не имело никакой кухонной утвари), в основном тюленье мясо. Дети блуждали вокруг костров вместе с собаками, стараясь, пока никто не видит, стащить кусок мяса. Только несколько младенцев сидело на песке, играя палочками и ракушками. Женщины казались более подавленными, чем мужчины. Впрочем, неудивительно: они здесь были на положении рабынь, выполняли тяжелую работу и служили своим господам, взявшим их в жены либо силой, либо в обмен на другую женщину, или же за выкуп — костяными крючками для ужения, кремневым оружием, веревками из сухожилий и выделанными шкурами.
Ви пробирался к своей хижине в сопровождении Пага.
Хижина Ви была большая и опрятнее многих других. Выдубленные звериные кожи покрывали крышу, сделанную из сухих листьев и водорослей, эта крыша прекрасно предохраняла от холода.
Судя по всему, с Ви в племени считались: все встречные расступались перед ним, и не одна женщина глядела ему вслед сочувственно, так как у людей еще свежо в памяти было, как Хенга всего несколько дней назад похитил его дочь и убил ее. Одна из женщин напомнила об этом другой, но та ответила, как только Ви отошел достаточно далеко, не боясь, что он услышит:
— А кому какое до этого дело? Будущей зимой одним ртом меньше будет. Да и кому охота воспитывать дочерей, чтобы стало с ними то же, что с нами?
Несколько молодых женщин — в племени девушек не было: как только девочка подрастала, ее сейчас же кто-нибудь брал себе в жены — окружили Пага и, будучи не в силах сдержать любопытство, принялись расспрашивать о волчьей шкуре, лежавшей у него на плечах. Но Паг остался верен себе: он огрызнулся, сказав, что им незачем вмешиваться в чужие дела и чтобы они лучше работали и не шлялись зря. Женщины рассердились, стали ругать его, дразнить, смеяться над его безобразием и корчить рожи. Тогда Паг науськал на них собаку, и они разбежались.
Ви и Паг подошли к хижине Ви.
Когда они приблизились, закрывавшая вход завеса распахнулась, и из хижины выбежал мальчик лет десяти. Мальчик был красивый, несколько худощавый, с оживленным и сияющим лицом и совсем непохожий на своих однолеток.
Фо бросился к отцу на шею и закричал:
— Мать заставила меня есть в хижине, потому что холодный ветер и я все еще кашляю. Но я услыхал твои шаги и походку Пага, ведь, знаешь, он ступает, точно тюлень переваливается на плавниках. Где ты был, отец? Утром я проснулся, а тебя не было.
— Я был у обиталища богов, — ответил Ви, взглянув по направлению к леднику и поцеловав сына.
В это мгновение Фо заметил огромную волчью шкуру, свисавшую до земли с плеч Пага, со шкуры все еще струилась кровь.
— Где вы добыли эту шкуру? — закричал он. — Какая красота! Вот это волк — всем волкам волк! Это ты убил его, Паг?
— Нет, Фо, я только освежевал его. Учись быть наблюдательным. Взгляни на копье отца. Весь наконечник его окровавлен, на рукояти — запекшаяся кровь.
— Но твой нож, Паг, тоже окровавлен, и ты тоже весь окровавлен, с головы до ног. Откуда же мне знать, кто из вас убил волка, когда вы оба такие храбрые? А что вы собираетесь делать со шкурой?
— Из нее мы сделаем тебе плащ, Фо. Я сделаю его искусно, так, что когти останутся на лапах, но отчищу их, и когда ты запахнешься в плащ, когти будут сиять.
— Очень хорошо. Сделай это поскорее, Паг. Ведь плащ будет теплый, а сейчас дуют такие холодные ветры. Отец, зайдем в хижину, еда ждет тебя, и ты расскажешь мне, как убил волка.
Фо ухватил Ви за руку и потащил его за собой за завесу из дубленых шкур, а Паг и собаки ушли в пристроечку позади хижины, где жил карлик.
Хижина была просторная, футов в шестнадцать в длину и футов двенадцать в ширину. Посередине ее находился глиняный очаг, в котором горел огонь, и дым уходил в отверстие в потолке, впрочем, так как утро было тихое, дым почти весь оставался в хижине и воздух внутри стал тяжелым и удушливым. Но Ви, привычный к этой обстановке, не замечал духоты.
По ту сторону очага стояла Аака, жена Ви, одетая в юбку из тюленьей шкуры, скрепленную завязками под грудью. Это была стройная, статная женщина лет тридцати, ее густые черные волосы свисали четырьмя пышными косами, завязанными на конце узлами из травы и сухожилий. Кожа Ааки казалась светлее, нежели кожа большинства женщин племени, она у нее, в сущности, была даже белая, только обветрилась от сурового климата: лицо — несколько широкое, но красивое и тонкое. Правда, физиономист подметил бы склонность к некоторой сварливости. Подобно всем ее соплеменницам, Аака имела большие и печальные темные глаза. Она стояла у очага и жарила на заостренных палочках полоски мяса.
Когда Ви вошел, она посмотрела на него испытующим взглядом, точно пытаясь прочитать его мысли, затем улыбнулась несколько смущенно и пододвинула обрубок дерева, — племя не знало мебели, даже самой примитивной. Подчас случалось пользоваться вместо стола каким-нибудь большим плоским камнем или вместо вилки — раздвоенным прутиком, но больше этого фантазии ни у кого в племени не хватило, да и импровизированная вилка после употребления выбрасывалась и о ней забывали. Так, вместо кроватей служили охапки сушеных водорослей, брошенных на пол и накрытых какими-нибудь шкурами, для освещения приспосабливали большие раковины, наполненные тюленьим жиром, в котором плавал скрученный из моха фитилек.
Он присел на обрубок, и Аака подала ему одну из палочек, на которой был насажен большой кусок тюленьего мяса, полусырого, прокопченного дымом, а в одном месте даже обугленного. Аака подала мужу еду и встала рядом в покорной позе, ожидая приказаний в то время, как Ви жадно пожирал мясо.
Затем Фо скромно и робко вытащил из какого-то укромного уголка хижины что-то, завернутое в широкий древесный лист, развернул узел и опустил его наземь. В узле оказалась какая-то растертая в мелкий порошок коричневая пыль, которую мальчик с большим трудом соскребал со скал после испарения морской воды. Как-то Ви случайно примешал к пище этот самый порошок, и оказалось, что от примеси пища становится намного вкуснее. Таким образом, Ви открыл для своего племени соль, впрочем, соплеменники его считали соль роскошным нововведением, которым вряд ли стоило пользоваться. Но у Ви были взгляды более широкие, и Фо поручили собирать коричневый порошок, что прежде входило в обязанности его сестры Фои. За этим занятием ее и застал убийца.
Вспомнив дочь, Ви отодвинул лист с его содержимым, но затем, увидев обиженное выражение лица мальчика, придвинул снова лист к себе и опустил мясо на порошок.
Наевшись досыта, Ви знаком разрешил Ааке и Фо съесть оставшееся мясо, на которое они жадно набросились, так как ничего не ели с самого вечера. Дело в том, что закон племени не позволял, чтобы члены семьи ели прежде, чем насытится ее глава. В качестве сладкого Ви взял ломоть провяленной на солнце трески, такой твердой, что ни один современный человек не смог бы даже укусить ее. На закуску пошла пригоршня диких слив, которые Фо нашел где-то на холмах, а Аака испекла в золе.
Потом Ви приказал Фо отнести остатки еды Пагу и оставаться в пристройке, покуда его не позовут. Затем он выпил немало ключевой воды, собранной Аакой в большие раковины и в камень (самое ценное ее имущество), который был выдолблен ледником в форме горшка и обтесан от трения о другие камни. Он напился воды за неимением ничего другого, хотя осенью Аака варила что-то вроде чая из какой-то травы в раковине, и ее настойку все пили и нахваливали за бодрящее действие. Но трава эта цвела только осенью и до сих пор никому в голову не приходило собирать ее и сушить.
Напившись воды, Ви задернул шкуры, висевшие у входа, и скрепил их, протянув шнурок в специально для этого проделанные петли. Затем он уселся снова на свой обрубок.
— Что сказали боги? — торопливо спросила Аака. — Они ответили на твою молитву?
— Да, женщина, ответили. На восходе солнца с гребня ледника упала скала и раздавила мое жертвоприношение, так что лед воспринял его.
— Какое приношение?
— Голову волка, которого я убил по пути к леднику.
Аака подумала некоторое время и сказала:
— Сердце подсказывает мне, что примета эта добрая. Волк — Хенга, и ты убьешь Хенгу, подобно тому, как ты убил волка. Я слыхала, что шкура предназначена на плащ для Фо. Это добрая примета. Ибо она означает, что в некий день власть и звание вождя, которыми сейчас облечен Хенга, перейдут к Фо. И, наконец, если ты убьешь Хенгу, Фо останется в живых. Если же в живых будет Хенга, то Фо умрет, как умерла Фоя.
Ви слушал, и лицо его становилось все радостней:
— Такие слова дают мне силу. А теперь я пойду, созову племя и объявлю ему, что вызываю Хенгу на смертный бой.
— Ступай! — ответила она, — но выслушай меня, муж мой. Сражайся без страха, ибо, если мое толкование примет и предчувствий неверно и Хенга убьет тебя — что из этого? Скоро мы все умрем. Часть людей умрет медленно от голода, холода, старости и болезней, а смерть от руки Хенги — быстрая и легкая. Но если ты будешь убит, то и мы умрем: умрем скоро, очень скоро.
Ви встал и вышел из комнаты. Аака смотрела ему вслед и бормотала про себя:
— Быть может, все мои мысли о предчувствиях вздор. Значит, я обезумела. Но я безумна от горя по Фое и страха за Фо. Я должна дожить до того дня, до того часа, когда Ви выбьет ударом секиры мозги из толстого черепа Хенги. А если Ви будет убит, я вместе с Пагом отравлю Хенгу. Говорят, что Паг — Волк. Я ненавижу Пага, и Ви слишком много думает о нем. Но что мне до того, — волк ли Паг или какое иное чудище? Он любит Ви и любит моих детей и поможет мне отомстить Хенге.
И тут она услыхала, как трубит рог дикого буйвола, служивший сигналом для сбора племени. Значит, Винни, прозванный Трясучка, потому что всегда дрожал как медуза, даже когда его ничто не пугало (а это бывало очень редко), созывает племя для общего обсуждения новостей, которые сейчас сообщат. Аака поднялась, накинула плащ и пошла на звук рога к Месту сборища.
Здесь, на ровном месте, на некотором расстоянии от хижины, шагах в двухстах от скалистого отрога горы, собиралось племя: мужчины, женщины и дети, — все, кроме тех, которые лежали в колыбели или были слишком больны или слишком стары, чтобы придти. Собираясь, люди возбужденно болтали друг с другом, радуясь тому, что что-то случилось и нарушило ужасающее однообразие их жизни. Время от времени кто-нибудь указывал на вход в большую пещеру, видневшуюся в скалах расположенного у Места сборищ горного отрога. В этой пещере жил Хенга, ибо с незапамятных времен здесь находилось жилище вождя племени, в которое никто не смел ступить без разрешения: жилище это было священно и неприступно для простых смертных, подобно нынешним дворцам.
Аака шла, чувствуя, что за ней внимательно следят одноплеменники. И она знала, почему так внимательно следят за нею, но делала вид, что не замечает пристальных взглядов.
Уже разнесся слух, что Ви-Могучий, Ви-Великий Охотник, Ви, чью дочь на днях убили, собирается сделать что-то необычайное, впрочем, что именно — того никто не знал.
Все хотели об этом спросить Ааку, но никто не решился обратиться к ней, глаза ее были сейчас холодны и неподвижны, а люди вообще побаивались ее. И она шла одна, окруженная почтительным молчанием и искала глазами Фо. Вскоре она заметила его в обществе Пага. На плечах карлика по-прежнему висела волчья шкура, хвост которой волочился по земле, так как Паг был ростом мал. Аака заметила, что народ расступился, пропуская Пага. Но она знала, что это делают не потому, что любят его или уважают, а из страха перед ним.
— Погляди, — сказала неподалеку от Ааки какая-то женщина другой, — вон идет наш ненавистник, Злоязычный Паг.
— Да, — ответила та: — и он так торопится, что даже позабыл снять с себя волчье обличье, в котором охотился в прошлую ночь. Слыхала ты, что у жены Бука пропал трехлетний ребенок? Говорят, что его унесли медведи, но мне сдается, что Человек-Волк знает, что случилось с ребенком, лучше, чем кто бы то ни было.
— Однако, Фо не боится его. Смотри, Фо идет с ним рядом, держит его за руку и смеется.
— Ну, это-то понятно, почему Фо не боится его. Ведь…
Тут женщина заметила Ааку и сразу же замолчала.
— Хотела бы я знать, — размышляла Аака, — потому ли мы, женщины, ненавидим Пага, что он уродлив и ненавидит нас, или потому, что он умнее, чем мы, и всегда побеждает в словесных поединках? И хотела бы я знать, почему это все считают, что он наполовину волк или волчий оборотень. Должно быть, потому, что охотится вместе с Ви. Но как может человек быть человеком и волком одновременно? Впрочем, у него что-то с волками общее есть. А может, он сам об этом нарочно рассказывает для того, чтобы все мы боялись его.
Наконец она пришла на Место сборищ и стала рядом с Фо и Пагом. Племя расположилось, кто стоя, а кто сидя, кольцом вокруг ровно утрамбованной площадки, на которой иногда устраивались танцы, когда пищи бывало достаточно и погода стояла теплая. Эта же площадка служила и местом сбора совета племени. Здесь также юноши сражались и боролись за право завладеть любимой девушкой.
В некотором отдалении рядом с Винни-Трясучкой, который время от времени все еще трубил в свой рог, стояли старейшины племени. Это были старый Тури-Скряга, хранитель пищи — он всегда оставался толстым и жирным, как ни тощало племя, Пито-Кити-Несчастливец, которому всегда не везло: рыба у него всегда гнила, жены его покидали, дети умирали, а сети всегда рвались, так что его кормили другие, боясь, как бы он не умер и не передал своего невезения тем, кто не заботился о нем, Уока-Злой Вещун, бледнолицый и остроскулый мужчина, который всегда грозился грядущими бедствиями, Хоу-Непостоянный, часто опровергавший то, что говорил накануне, Рахи-Богач, торговавший каменными топорами и крючками для рыболовства и благодаря этому живший хорошо не работая, Хотоа-Толстопузый, который всегда говорил медленно, но предпочитал молчать, покуда вопрос не будет разрешен, а когда вопрос решался без него, он громко выкрикивал результат решения и делал при этом умное лицо, Тарэн, которая жила с Нгаем, жрецом Ледяных богов, волшебником, гадавшим на раковинах, предсказывающим будущее и выползавшим из своей норы только тогда, когда близка была какая-нибудь беда.
И, наконец, там стоял Моананга-Отважный, младший брат Ви, Великий Боец, который сражался шесть раз и добился наконец своего — завладел Таной-Прекрасной и Любящей, самой красивой женщиной племени: он также убил двоих, пытавшихся силой похитить ее у него. Это был круглоглазый человек со смеющимся лицом, вспыльчивый, но отходчивый и добродушный, первый охотник в племени после Ви. К тому же, он любил Ви и держался всегда вместе с ним, так что оба они были — одно. И вот поэтому-то Хенга-Вождь ненавидел их обоих и знал, что вдвоем они сильнее его.
Все эти люди разговаривали, наклонив головы друг к другу, и перешептывались, пока не появился Ви, — рослый, мощный, молчаливый. Когда все увидели его, то сразу замолчали.
Ви оглядел собравшихся, медленно всматриваясь каждому в лицо, и затем сказал:
— Я хочу сказать племени слово.
— Мы слушаем тебя, — ответил Моананга.
— Внимайте же, — заговорил Ви. — Есть закон, по которому каждый в племени вправе вызвать вождя на смертный бой. И по этому закону, если вызвавший убьет вождя, сам становится вождем.
— Такой закон существует, — заявил Урк, старый колдун, который делал для женщин талисманы и варил любовные зелья, а долгими зимними вечерами рассказывал то, что случилось давным-давно, до того, как родился дед его деда, то были рассказы диковинные и непонятные.
— Такой закон существует. Дважды в моей жизни случалась смена вождя, и второй раз это было, когда Хенга вызвал и убил своего отца и сам занял пещеру.
— Да, — прибавил Уока-Злой Вещун, — но если вызывающий потерпит поражение, то убивают не только его, но и всю его семью (и тут он взглянул на Ааку и Фо)… А также, возможно, и его друга и брата (и он взглянул на Моанангу). Да, таков закон, и в том нет сомнений. Пещера принадлежит только вождю, если он может защитить ее собственными своими руками. А если восстанет кто-нибудь, кто сильнее, нежели вождь, он может убить вождя и забрать себе пещеру, женщин и детей, если там есть дети, и убить их или превратить в рабов и владычествовать до тех пор, покуда силы его не начнут убывать и более сильный, чем он, не убьет его.
— Я знаю это, — сказал Ви. — Внемлите же вновь. Хенга причинил мне зло: он похитил и убил дочь мою, Фою. Поэтому я хочу убить его. К тому же он правит племенем свирепо и жестоко. Наши жены, дочери, одежда, пища — все в распоряжении Хенги. Его жестокость прогневала даже богов. Вот и лето уже у нас холодное, и весна не приходит. Почему это? Я говорю, что виною тому — жестокость Хенги. Поэтому я убью его, займу пещеру и буду править справедливо, так что у каждого будет пищи вдоволь и каждый сможет спокойно спать в своей хижине. Что вы ответите мне?
Первым заговорил Винни-Трясучка, дрожа всем телом:
— Мы отвечаем, что ты можешь делать все, что хочешь. Ви, но мы в это дело не вмешиваемся. Если же мы вмешаемся, то, когда тебя убьют, — а я не сомневаюсь в том, что тебя убьют, ибо Хенга сильнее, чем ты, да, сильнее, ибо он буйвол лесной, ибо он рычащий медведь, — тогда он убьет нас также. Поступай как знаешь и делай что хочешь, но делай все, что ты хочешь, один. Мы поворачиваемся к тебе спинами, мы затыкаем большими пальцами себе уши, мы закрываем глаза и не видим ничего.
Паг плюнул на землю и сказал низким голосом, который, казалось, выходил у него не изо рта, а из чрева:
— А мне кажется, что ты еще увидишь кое-что однажды ночью, когда звезды будут ярко сиять. Я думаю, Винни-Трясучка, ты скоро увидишь нечто такое, отчего так затрясешься, что развалишься на куски.
— Это Человек-Волк, — завизжал Винни, — защитите меня. Почему Человек-Волк угрожает мне, когда мы сошлись на Место сборищ и обсуждаем слова Великого Охотника Ви?
Никто не отвечал, потому что многие боялись Пага, и все, вплоть до последней рабыни, презирали труса Винни-Трясучку.
— Не обращай внимания на слова этого жалкого труса, брат, — сказал круглолицый Моананга, — я пойду с тобой до входа в пещеру, когда ты будешь вызывать Хенгу, и я думаю, что многие пойдут с тобой, дабы быть свидетелями вызова, ибо таков обычай и таков закон. Пускай те, кто не хочет идти, остаются на месте. Ты сам рассудишь, как поступить с ними, когда станешь вождем и будешь править нами и жить в пещере.
— Благодарю тебя за смелые речи, брат, — ответил Ви, — пойдем.

Глава III

СЕКИРА, КОТОРУЮ СДЕЛАЛ ПАГ

Когда вопрос был таким образом улажен, стали судить и рядить о том, как послать вождю Хенге вызов, сделанный Ви. Престарелого Урка заставили рассказать, как поступали в таких случаях прежде, и старик стал говорить длинно и путано, то и дело противореча только что сказанному. Наконец, вскочил Хой-Непостоянный и заявил, что он-то ничего не боится и готов предводительствовать. Впрочем, он немедленно отказался от своих слов и заявил, что вспомнил: эта обязанность по праву лежит на Винни-Трубаче, который обязан трижды протрубить возле входа в пещеру и таким образом вызвать вождя. На это все согласились с криком и шумом, возможно, потому, что даже у этих дикарей было чувство юмора.
Винни, как он ни протестовал, заставили идти впереди и трубить. Итак, процессия двинулась вперед. Первым шел Винни, вплотную за ним Паг, по-прежнему в окровавленной волчьей шкуре, чтобы Винни не сбился с пути. Паг время от времени покалывал его в спину острым кремневым ножом. Затем шли сам Ви и его брат Моананга, а уже позади них старейшины и все племя. Так, по крайней мере, тронулись они в путь, чтобы пройти триста шагов, отделявших их от скалы, но прежде чем дошли они до пещеры, большинство стало отставать и процессия растянулась длинным хвостом от Места сборищ до обиталища Хенги.
Шли дальше только Винни, которому никак не удавалось улизнуть от Пага, Ви, Моананга и в некотором отдалении Уока-Злой Вещун, грозивший всем бедами. Рядом с ними отважно шагала Аака, с ненавистью глядя на его перекошенное лицо. Самые храбрые, гонимые любопытством, держались на расстоянии, достаточном, чтобы видеть все, что происходит, но большинство предпочло держаться в отдалении или спрятаться.
— Труби! — проворчал Паг Винни. Тот заколебался, и Паг снова уколол его в спину ножом.
Тогда Винни затрубил робко и нерешительно.
— Труби громче! — повторил Паг.
Винни приложил рог к губам, но не успел он перевести дыхание, как огромный камень выкатился из пещеры и ударил его в живот, Винни свалился, скуля и пыхтя.
— Теперь, по крайней мере, у тебя есть законная причина дрожать, — сказал Паг и заковылял в сторону, чтобы не попасть под следующий камень.
Но больше камней не бросали. Из пещеры с ревом выскочил дюжий волосатый темнолицый мужчина, размахивая огромной деревянной дубиной, — сам Хенга. Это был рослый, сильный, широкоплечий мужчина лет сорока, с грудью как у быка, огромной головой, с которой на плечи падали длинные черные волосы, и широким толстогубым ртом, в котором виднелись желтые клыкообразные зубы. На плечах у Хенги висела шкура пещерного тигра — одеяние, подобающее его званию, — и на шее было надето ожерелье из тигровых когтей и зубов.
— Кто послал этого пса тревожить мой покой? — скорее прорычал, чем прокричал он, указывая дубиной на корчившегося на земле Винни.
— Я, — ответил Ви. — Я и все племя. Я, Ви, чье дитя ты убил, — смело продолжал он, — в присутствии всего народа явился вызвать тебя, вождя, на бой, на который ты должен выйти, согласно закону. И победитель будет вождем племени.
Хенга сразу притих и взглянул на него в упор.
— Вот, значит, как? — спросил он шипящим от ненависти голосом. — Знай, что я надеялся довести тебя до этого, и, чтобы подбодрить тебя, убил твое отродье, убью и второго твоего детеныша.
Он взглядом указал на стоявшего в отдалении Фо.
— Ты уже давно надоедаешь мне, Ви, болтовней и угрозами, и я все собираюсь положить им конец. А теперь скажи мне, когда народ хочет полюбоваться на то, как я переломаю тебе кости?
— За час до захода солнца мы встретимся. Мне хочется уже в эту ночь спать в пещере, как приличествует вождю племени, — спокойно ответил Ви.
Хенга сверкнул на него глазами, покусывая губу, и затем сказал:
— Да будет так, пес. Я явлюсь на место сборищ за час до захода солнца. Но только эту ночь проведешь в пещере не ты. Аака будет спать в пещере в эту ночь, а ты будешь спать в брюхе волков. А теперь прочь, ибо мне прислали лосося, первого пойманного в этом году лосося, и я хочу съесть его поскорее.
Тогда заговорила Аака:
— Ешь досыта, злой дух, убийца детей! Ешь досыта, ибо я, мать, говорю тебе, что это твоя последняя трапеза.
Хенга, хрипло смеясь, вернулся в пещеру, а Ви со спутниками ушел.
— Кто бы это мог послать Хенге лосося? — лениво спросил Моананга.
— Я, — ответил шедший рядом с ним Паг вполголоса так, чтобы Ви не услыхал. — Я этой ночью поймал его и послал Хенге. То есть, вернее, сделал так, что лосося положили на камень возле устья пещеры.
— Зачем? — спросил Моананга.
— Потому что Хенга любит лососей и уж непременно съест первого лосося, который пойман в этом году. Он съест рыбу всю, без остатка, и отяжелеет перед началом боя.
— Это умно. Мне бы это никогда в голову не пришло, — сказал Моананга. — Но откуда ты узнал, что Ви вызовет Хенгу?
— Это не знали ни я, ни Ви. Но я догадался об этом: ведь Аака послала его просить совета у богов. Когда женщина посылает мужчину просить совета у богов, совет этот всегда будет именно тот, какого она хочет. По крайней мере, она в этом убедит мужчину, и мужчина ей поверит.
— А это еще умнее, — произнес Моананга, внимательно и удивленно глядя на карлика. — Но почему это Аака хочет, чтобы Ви сразился с Хенгой?
— По двум причинам. Во-первых, она хочет отомстить за убитую девочку, и, во-вторых, она считает, что Ви сильнее Хенги и что она таким образом станет женою вождя племени. Впрочем, в последнем она еще не вполне уверена, я полагаю потому, что она условилась с Ви, что в том случае, если Ви будет убит, я должен убить ее и Фо. Затем мне предстоит покончить с собой. А может быть, я с собой покончу не сразу, а только после того, как убью или, по крайней мере, попытаюсь убить Хенгу.
— Значит, что же? Ты потом будешь вождем племени? — удивленно спросил Моананга.
— Может быть, некоторое время буду. Хорошо, если оплеванный и униженный будет унижать тех, кто раньше издевался над ним. Но ты — брат Ви и любишь его, и тебе я могу сказать, что, если Ви будет убит, я ненамного переживу его, потому что нет на свете человека, кроме Фо, кого я любил бы так же, как люблю Ви. Я вождем не буду, вождем будешь ты, Моананга. А я исчезну, хотя, быть может, впоследствии ты будешь слышать, как зимними ночами я буду выть вокруг хижин, выть вместе с волками, моими родителями, как говорят дураки.
Моананга снова удивленно уставился на мрачного карлика, чьи речи пугали его. Затем, чтобы переменить разговор, он спросил:
— А кто, по-твоему, победит?
Паг остановился и указал на море.
На некотором расстоянии от берега шла яростная борьба между акулой и китом. Грозная акула загнала кита на мель, где кит беспомощно бился, тщетно пытаясь ускользнуть. Морской волк, — так племя называло акулу, — высоко подпрыгивал и, падая снова в воду, бил кита по голове своим ужасным мечеобразным хвостом, удары гулко разносились по побережью. Кит корчился в агонии и пенил воду громадными плавниками, но ничего не мог сделать, хотя был и сильнее и больше акулы. Вот уже он стал задыхаться и разинул огромную пасть, и тогда хищник влетел ему туда, ухватил кита за язык и вырвал его. Тогда кит перевернулся на спину и стал истекать кровью.
— Взгляни, — сказал Паг. — Вот Хенга, огромный и могучий, и вот Ви, проворный и ловкий. И вот Ви одержал победу и до отвалу наестся китовым мясом и накормит им всех своих друзей. Вот тебе мой ответ. А теперь я иду готовить Ви к битве.

* * *

Паг вошел в хижину и услал Ааку и Фо, чтобы остаться наедине с Ви. Затем снял плащ с Ви, уложил его и натер ему все тело тюленьим жиром. Затем острым кремнем и тонко наточенной раковиной медленно и с трудом обрезал ему волосы, покуда их не осталось так мало, что Хенге не за что было бы ухватиться, а остатки волос он натер тюленьим жиром. Затем посоветовал Ви соснуть и ушел, унося с собой каменный топор Ви, копье, которым Ви убил волка, и кремневый нож с рукоятью, сделанный из обломков зуба дельфина.
На пороге хижины он встретил Ааку, которая сердито бродила у входа. Она попыталась войти в хижину.
— Нет, — сказал Паг, — нельзя.
— Почему?
— Потому что Ви отдыхает и ему не нужно мешать.
— Значит, безобразное чудище, всем ненавистный Человек-Волк, живущий только из милости, может входить в хижину к моему супругу, а я, его жена, не могу! — яростно воскликнула она.
— Да, не можешь, ибо сейчас ему предстоит мужское дело — убить врага или быть убитым им, и нечего тогда женщинам подходить к нему, покуда дело не сделано.
— Ты говоришь так потому, что ненавидишь женщин, которые на тебя даже взглянуть не хотят.
— Я говорю это потому, что женщины ослабляют мужчин, потому что женщины жалкими словами убивают в них мужество.
Она прыгнула в сторону, чтобы проскочить мимо него, но Паг занес над ней копье. Тогда Аака остановилась, потому что боялась карлика.
— Слушай, — сказал он, — ты напрасно бранишь меня и упрекаешь, Аака, я — друг тебе. Но я не виню тебя в ненависти ко мне, ибо знаю причину твоей ненависти. Ты ревнуешь ко мне Ви и ревнуешь ко мне Фо, ведь оба они любят меня больше, чем тебя, хотя любят совсем по-другому.
— Любят тебя, выкидыша, урода!
— Да, Аака. Ты, очевидно, не знаешь, что любовь бывает различная. Бывает любовь мужчины к женщине, которая приходит и уходит, и бывает любовь мужчины к мужчине, которая никогда не изменяется. Повторяю тебе, что ты ревнуешь. Еще сегодня я сказал Ви, что если бы он не взял меня с собой на охоту, но оставил бы сторожить Фою, ее бы не украл и не убил тот зверь, живущий в пещере. И я солгал. Я мог отказаться пойти с Ви на охоту, и он не заставил бы меня идти с ним, ибо знает, что я никогда ничего не делаю без причины. Я пошел с ним из-за того, что ты сказала мне, — ты должна хорошо помнить свои слова. Я сказал, что Фоя в опасности, что Хенга хочет украсть ее и убить и лучше мне остаться сторожить ее, а ты ответила, что никогда не позволишь волчьему приемышу охранять твою дочь и будешь охранять ее сама. Не уберегла ты ее. Ты выбранила меня, и я ушел на охоту с Ви, и Хенга похитил Фою и убил ее.
Аака повесила голову и ничего не ответила, так как знала, что Паг говорит правду.
— Оставим это, — продолжал Паг. — Мертвецы мертвы: умерли и не встанут. Я сказал тебе мудрые и правильные слова, но можешь снова выбранить меня, пойти в хижину и разбудить Ви. Но повторяю, если ты так поступишь, ты можешь изменить исход боя и обречь почти на верную смерть и Ви, и себя, и Фо.
— А Ви спит? — спросила Аака уже более сдержанным тоном.
— Думаю, спит, потому что я посоветовал ему заснуть, а в таких делах он слушается меня. И прошлую ночь он спал очень мало. Но путь открыт, и я сказал все, что хотел сказать. Теперь поступай, как знаешь. Ступай, разбуди его, спроси, спит ли он, утоми его бабьей болтовней, расскажи ему, какие сны снились тебе, что ты думаешь о Фое и Ледяных богах, подготовь его этим к бою с Хенгой, силачом и великаном.
— Не пойду, — ответила она, топая ногой. — Ведь не то, если Ви потерпит поражение, ты будешь своим ядовитым языком указывать на меня, как на причину его смерти. Но знай, безобразный отщепенец, помни, Человек-Волк, что если Ви победит и останется в живых, он должен будет выбрать между тобой и мною, ибо если ты будешь жить с ним в пещере, я останусь здесь в хижине.
Паг рассмеялся.
— Тогда-то уж наверняка будет мир и тишина. Ведь если Хенга будет убит, после него в наследство новому достанется немало красивых женщин, которые также живут в пещере и, несомненно, не сразу согласятся выселиться оттуда. А, впрочем, поступай, как знаешь, полная тебе свобода к в этом деле, и во всех других. Только говорю тебе, Аака, что ты напрасно оскорбляешь меня, быть может, в скором времени тебе понадобится моя помощь для того, чтобы покинуть этот мир.
Внезапно он перестал насмехаться, перестал раскачивать огромную голову, — он всегда покачивал головой, когда издевался — посмотрел ей прямо в глаза единственным своим глазом, — народ говорил, что он видит этим глазом в темноте не хуже дикой кошки, — и сказал спокойным и ровным голосом:
— Почему ты издеваешься над моим безобразием? Выбирал ли я сам свой облик или получил его от женщины? Кто выбил мне правый глаз? Я сам или женщина выбила его мне, ударив о камень? Сам я покинул племя зимою, уходя на голодную смерть, или меня выгнали женщины за то только, что я говорил им правду? Почему ты сердишься на меня за то, что я люблю Ви, который спас меня от жестокости женщин, и люблю твоего сына Фо, зачатого тобою от Ви? Почему ты не можешь понять, что я, несмотря на то, что безобразен, обладаю сердцем большим, чем у всех вас, и мудростью большей, чем мудрость всех в племени, и что эти сердце и мудрость — первые слуги Ви и всех тех, кому Ви прикажет служить? Почему ты ревнуешь меня?
— Хочешь знать, Паг? Потому что ты говоришь правду. Потому что ты для Ви дороже, чем я, потому что ты и для Фо дороже, чем я. Мы с тобой станем друзьями только тогда, когда явится третий, кого Ви полюбит больше, чем тебя. Только тогда, но не раньше.
— Это может случиться, — задумчиво сказал Паг, — а теперь больше не мешай мне, ибо я иду готовить оружие для этого боя и не хочу терять время понапрасну. Ступай в хижину, ступай и рассказывай Ви все, что хочешь.
Аака заколебалась, но потом ответила:
— Нет, я пойду с тобой помогать тебе готовить оружие, ибо мои пальцы гибче твоих. Пусть между нами на час наступит мир, а если хочешь, продолжай издеваться, но я не буду отвечать тебе.
Паг снова рассмеялся и промолвил:
— Женщины странны, так странны, что даже я не могу полностью понять их. Идем! Идем, ибо острия копья и топора притупились, и связки, удерживающие их в рукоятках, нужно переменить.
Некоторое время Паг, Аака и мальчик Фо, который помогал им, бегая с различными поручениями, работали над простым оружием Ви, заострили копье и наточили острие топора. Когда топор был наточен как следует, Паг взвесил его на руке и с проклятием бросил на землю.
— Слишком легок, — сказал он. — Как может эта игрушка устоять против дубины Хенги?
Он поднялся, сбегал в свое логово позади хижины и вернулся, неся блестящий обрубок в форме секиры.
— Взгляни, — сказал он, — это не намного больше топора Ви, но тяжелее втрое. Я нашел его у горы, где валялось много таких камней. Прошлой зимою я обточил и обработал его.
Аака взяла этот предмет, и рука ее опустилась к земле, так он был тяжел. Тогда она потрогала край предмета, который был острее, чем край только что отточенного топора, и спросила, что же это такое.
— Не знаю, — сознался Паг. — В общем, эта вещь похожа на камень, побывавший в жарком пламени. И эта вещь такая твердая, что обрабатывать ее я мог только другим куском такого же камня. Я стучал и колотил ее после того, как она полежала в огне и раскалилась докрасна, а затем оттачивал тонким песком и водой.
Паг того не знал, но ясно было, что странная вещь — осколок железного метеорита. Паг, руководствуясь только догадкой, стал одним из первых на свете кузнецов. Обнаружив, что странный ‘камень’ настолько тверд, что не поддается никакой обработке, Паг раскалил его докрасна на огне и затем обрабатывал другим подобным ‘камнем’. Таким образом Паг научился использовать железо и открыл одно из важнейших ремесел человечества, самостоятельно сделал один из важнейших шагов вперед в истории развития человечества.
— А это не сломается? — с сомнением спросила Аака.
— Нет, — сказал Паг. — Я уже испытывал этот камень. Удар, который разносит в куски самый крепкий каменный топор, не оставляет на этой вещи никаких следов. Эта штука не сломается. Выдержит. Но не выдержит то, что ударят этим. Я сделал эту секиру для себя, но отдам ее Ви. А теперь помоги мне.
И он вытащил рукоять. Рукоять, подобно лезвию, была совершенно особая, невиданная в племени до сих пор. Паг с бесконечным терпением и трудом сделал ее из толстой кости голени огромного оленя. Эту кость, почерневшую, полузасыпанную, он нашел однажды на берегу реки, когда рыл яму для того, чтобы добыть воду. Очевидно, кость принадлежала благородному созданию, известному у нас под названием ‘ирландский олень’ или ‘cervus giganteus’. Отколов часть этой кости, Паг сделал в ней глубокую щель, разделив край ее надвое, и в эту щель вставил шейку секиры. Шейка пришлась как раз и только на дюйм или два выступала из щели. С большим усердием при помощи Ааки и Фо принялся он за работу.
Сухожилиями и полосками сухой оленьей кожи он прикрепил рукоять к клинку, завязав концы множеством узлов. Затем, размягчив на огне птичий клей и янтарь, который в огромном количестве находил на берегу (он нагрел их, смешав в раковине), покрыл этим клеем веревки из кожи и, когда клей высох, подровнял его острым камнем. Затем он опустил готовую секиру в ледяную воду. Вынув ее из воды, держал в дыму пылавшего рядом костра, чтобы клей совершенно засох и веревки ссохлись от жары. Затем он покрыл первый слой клея новым слоем, охладил его пригоршней снега, высушил на огне и отполировал.
Наконец, он закончил свое дело. Гордость переполняла его сердце, и он поднял оружие, восклицая:
— Вот лучшая секира, какую когда-либо видело племя.
— А кость не разломится? — недоверчиво спросила Аака.
— Нет, — возразил Паг, продолжая тереть потемневший от дыма клей. — Я испытывал крепость клинка. Никто не в силах сломить его. Взгляни! Чтобы рукоять была прочнее, я обтянул ее кожей. Ну, а теперь я пойду будить Ви.

* * *

Продолжая полировать секиру и топорище куском шкуры, Паг тихонько вошел в хижину, оставив Ааку за дверями. Ви спал, как дитя. Паг осторожно положил секиру на шкуру, покрывавшую ложе, вернулся к двери и спрятался за занавеской. Затем он поскреб ногой земляной пол, и Ви проснулся.
Первое, что он увидел, была секира. Он сел, взял секиру в руки и стал жадно рассматривать ее. Когда он насмотрелся на такое чудо, — а для него это была чудесная вещь, сделанная из неизвестного ему камня, втрое тяжелее обычного, с рукоятью из черной кости, тверже моржового клыка и обтянутую кожей, с острым топором, острее любого кремнего топора, — он решил, что видит сон, ибо подобным оружием сражаются одни только боги.
Паг проковылял к его ложу и сказал:
— Пора вставать, Ви. Но сперва скажи мне, как нравится тебе твоя новая секира?
— Ее, наверное, сделали боги, — задыхаясь, сказал Ви. — С этим оружием я без страха один могу идти на белого медведя.
— Да, ее сделали боги. Эта секира — дар богов. Я потом расскажу тебе, как они прислали тебе ее. Но дана она тебе не для того, чтобы убить белого зверя, который бродит во тьме, не для того, чтобы расправиться со свирепым хищником, который рыщет и убивает и днем и ночью. Говорю тебе, Ви: это — Секира Победы. Раз она у тебя — ты непобедим. Слушай, Ви, когда Хенга набросится на тебя, размахивая своей огромной дубиной, отскочи в сторону и изо всех сил ударь его по рукам. Если удар секиры обрушится на руки ему или на рукоять дубины, то начисто их отрубит. Если его руки уцелеют, он снова набросится на тебя, пытаясь схватить и раздавить в объятиях, или переломить тебе шею или позвоночник. Если успеешь, бей его по ногам. Старайся повредить сухожилия, чтобы он захромал. Но если ему все же удастся схватить тебя, старайся ускользнуть из его объятий, — ты ведь смазан жиром. И тогда, прежде чем он снова поймает тебя, бей его по шее или по голове, или по спинному хребту, — куда придется. Ведь эта секира не только не сломает то, что ты ударишь, но глубоко вопьется в тело врага и убьет его. Только не оброни секиры. Видишь: к рукоятке прикреплена петля: накинь ее на руку, тогда секира не соскочит, чтобы было верней, я привяжу ее к твоей руке вот этим сухожилием. Протяни руку.
Ви протянул руку и возразил, в то время, как Паг ловко укреплял сухожилием петлю у него на кисти:
— Понимаю, но не знаю, удастся ли мне сделать хотя бы часть того, что ты говоришь. И все-таки, как чудесна эта секира. Как бы то ни было, я постараюсь орудовать ею получше.
Тогда Паг снова натер Ви тюленьим жиром, заново осмотрел секиру, чтобы проверить, все ли узлы как следует ссохлись и крепко ли держит клей. Затем он дал Ви кусок сушеной рыбы с тюленьим жиром, воды, набросил шкуру ему на плечи и вывел из хижины.

* * *

Аака ждала снаружи вместе с Моанангой.
Она взглянула на мужа и спросила:
— Кто обрезал ему волосы?
— Я, — ответил Паг, — и у меня были достаточные основания для этого.
Она толкнула его ногой и холодно сказала:
— Как смел ты коснуться его волос? Я ненавижу тебя за это!
— Если тебе так хочется ссориться со мной, можешь ненавидеть меня и дальше. Но помни, Аака, что в конце концов ты будешь благодарна мне за то, что я сделал, хотя, впрочем, ненавидеть меня станешь еще больше.
— Больше невозможно, — отвечала Аака.
И они тронулись к Месту сборищ.

* * *

Собралось все племя.
Стояли кольцом, молча, потому что были настолько возбуждены, что было не до разговоров. От исхода этого боя зависела участь племени. Хенгу боялись и ненавидели, потому что он правил жестоко и убивал каждого, кто осмеливался роптать, Ви племя любило, однако никто не смел проронить ни слова, ибо не знали, каков будет исход боя, и думали, что нет на свете человека, кто устоял бы против мощи великана Хенги и спасся от яростных ударов его огромной дубины.
Народ удивленно глазел на новый топор, висевший на руке Ви: люди указывали на него, подталкивая друг друга локтями, дивились тому, что волосы Ви коротко обрезаны, и не понимали, зачем, впрочем, думали, что это — жертва богам.
И вот назначенный час наступил.
Хотя холодный туман над морем и берегом закрывал солнце, все знали, что до захода осталось не более часа. Внезапно раздался голос:
— Он идет! Хенга идет!
Все обернулись к пещере.
Великан вышел из тени утеса и шел к ним, тяжело ступая. Ви наклонился, поцеловал сына и сделал знак Ааке, чтобы она присмотрела за ним. Затем, в сопровождении своего брата Моананги и Пага, он вышел на открытое место в центре круга. Там стоял Урк, Престарелый Колдун, в чью обязанность входило оглашать правила и условия боя, завещанные законами племени.
В то время, как Ви подходил к месту, Уока-Злой Вещун крикнул ему:
— Прощай, Ви! Мы больше не увидим тебя. Жаль очень, что тебя убьют. Ведь ты хороший охотник и всегда приносишь большую добычу. Кто же заменит тебя нам?
Паг обернулся, засверкал на него своим единственным глазом и сказал:
— Меня-то уж, во всяком случае, ты увидишь!
Ви шел, не обращая внимания ни на что. Вот он сошелся с Хенгой, одетым в тигровую шкуру и державшим в левой руке свою огромную дубину.
— Очень хорошо, — прошептал Паг Ви. — Посмотри, у него живот набит плотно, он все-таки съел моего лосося.
Шедшие за Хенгой рабы остановились на некотором расстоянии от места встречи врагов.
Хенга заревел:
— Что? Я должен биться не только с этим человеком, но и с его друзьями?
— Пока еще нет, Хенга, — смело возразил Моананга. — Сперва убей человека, а затем можешь сражаться с его друзьями.
— Это дело не трудное, — ухмыльнулся Хенга.
Вперед вышел Урк, поднял руку и с гордым видом приказал всем замолчать.

Глава IV

СМЕРТЬ ХЕНГИ

Сперва Урк, как знаток старинных обычаев племени, начал подробно пересказывать закон о сражениях, подобных сражению Ви с Хенгой.
Он сообщил народу, что вождь сохраняет свое звание и пользуется своими правами и преимуществами только потому, что он сильнее всех в племени, подобно тому, как стадом повелевает сильнейший буйвол. Когда же против вождя восстает охотник моложе и сильнее, он вправе убить вождя, если это удастся ему, и занять место вождя. Но только закон требует, чтобы вождя он убил в открытом и честном бою, в присутствии всего народа, причем в бою каждый имеет право пользоваться только одним оружием. Если же вызванный победит, пещера и все живущие там принадлежат ему и все признают его вождем. Если же он будет побежден, труп его будет брошен на съедение волкам.
В общем, Урк, сам того не зная, излагал учение о том, что выживают сильнейшие — закон, много тысяч лет спустя сформулированный Дарвином.
Хенга начинал терять терпение. Ему казалось, что он быстро справится с таким врагом. Ему хотелось поскорее вернуться в пещеру, выслушать приветствия и хвалы своих жен и отоспаться после лосося, которого он — как справедливо предвидел Паг — обглодал всего.
Но Урк не умолкал. Он, как хранитель преданий, чувствовал себя в своей стихии: он был главным жрецом и руководителем всех обрядов племени и считал малейшее отступление от традиций смертным грехом.
Урк заявил возмущенно, что все, даже малейшие, обряды должны быть соблюдены. Не то он не будет иметь права на полагающиеся ему одежду и вооружение побежденного. При этом он жадно взглянул на страшную секиру, какой ему никогда не случалось видеть раньше, взглянул жадно, хотя сморщенные его руки вряд ли могли бы занести секиру для удара. Он громко заявил, что когда-то, в дни своей молодости, помогал отцу, бывшему колдуном племени до него, в подобном же деле, и что на нем и сейчас надет плащ, снятый тогда с трупа побежденного.
И он указал на облезлую и лоснящуюся шкуру на своих плечах. Он добавил, что если его сейчас перебьют, он предаст нарушителя обряда самому страшному проклятию, какое только может придумать. Наверное, все прекрасно понимают, что из этого последует.
Ви слушал и молчал. Но Хенга проревел:
— Так поторопись, старый дурак. Я начинаю зябнуть, и скоро будет слишком темно, так что я не смогу изуродовать этого малого так, чтобы собственные псы его не узнали.
Тогда Урк стал излагать причины, заставившие Ви послать Хенге вызов.
Разозленный словами ‘старый дурак’, он излагал эти причины особенно ядовито. Рассказал, что, по мнению Ви, Хенга угнетает народ, и привел немало ярких и убедительных примеров этого угнетения. Рассказал о похищении Хенгой дочери Ви Фои и об убийстве ее. Разгоряченный собственными словами, он стал выкладывать новые обвинения, уже не связанные с Ви. Тут Хенга не выдержал, подскочил к старику и ткнул его ногой в живот так, что тот отлетел на несколько шагов.
Урк поднялся, прихрамывая, отошел в сторону, призывая на голову Хенги все мыслимые и немыслимые проклятия.
Хенга скинул тигровую шкуру, которую унес один из рабов. Ви сбросил с плеч свой плащ.
Взявший у него плащ Паг шепнул:
— Поберегись! Он что-то прячет в правой руке. Он хочет сплутовать.
Затем он поковылял в сторону с плащом в руке.
Великан и охотник остались на расстоянии пяти шагов друг от друга.
В то время, как Паг отходил, Хенга поднял руку и с силой метнул в Ви кремневый нож с рукоятью из китового уса, нож, который он до сих пор прятал в своей огромной лапе. Но Ви был настороже и отскочил с криком: ‘Нечисто!’ Он припал к земле так, что нож просвистел у него над головой.
В следующее мгновение Ви вскочил и бросился на Хенгу, который занес дубину обеими руками над его головой.
Прежде чем удар упал, Ви, вспомнив совет Пага, ударил изо всей силы. Хенга подставил дубину, чтобы прикрыть голову от удара. Острая сталь пробила толстое дерево так, что большая часть дубины упала наземь. Видевший это народ закричал от удивления.
Хенга швырнул рукоятью в Ви, попал ему в голову и в то время, как Ви вскочил, поднял толстый конец дубины. Ви остановился на мгновение, чтобы стереть кровь из раны на лбу, заливавшую ему глаза. Затем он вновь бросился на Хенгу и, держась на расстоянии, попытался ударить великана по колену, как советовал Паг. Но руки у Хенги были неимоверно длинные, а рукоять секиры Ви — короткой, так что задача оказалась не из легких. Наконец ему удалось попасть в цель. Правда, он не повредил ни одного сухожилия, но секира врезалась в ногу Хенги повыше колена так глубоко, что Хенга заревел от боли.
Обезумевший от ярости великан решил изменить тактику боя. Отшвырнув дубину, он, в то время как Ви выпрямлялся после удара, прыгнул на противника и обхватил его могучими руками, надеясь переломать ему ребра или задушить насмерть.
Они начали бороться.
— Все кончено, — сказал Уока. — Человек, которого Хенга обхватил, — мертв.
Стоявший рядом с ним Паг ударил его по губам и крикнул:
— Смотри, Вещун, смотри!
В это время Ви выскользнул из объятий Хенги, как угорь выскальзывает из рук ребенка. Хенга схватил его за волосы, но волосы Ви были коротко обрезаны и смазаны тюленьим жиром, так что удержать их Хенге не удалось. Тогда великан ударил его кулаком с такой силой, что удар свалил Ви наземь. Хенга, не давая ему встать, навалился на него, и оба завозились на песке.
Никогда до сих пор не видело племя подобного боя, и никакие предания не рассказывали ни о чем похожем. Они извивались, корчились, катались по земле, то один оказывался наверху, то другой. Хенга пытался ухватить Ви за горло, но руки его скользили по натертой тюленьим жиром коже. Охотник каждый раз ускользал от смертельных объятий и даже смог нанести Хенге удар кулаком.
Но вот оба они поднялись вместе, причем руки великана все еще обхватывали Ви. Хенга боялся выпустить противника, потому что был безоружен, и секира по-прежнему висела на кисти Ви. Они боролись, двигаясь то взад, то вперед, покрытые кровью и потом.
Зрители только качали головами и дивились, как может человек устоять против тяжести и силы Хенги. Но Паг, замечающий все своим единственным глазом, шепнул Ааке, которая, в тревоге и страхе, забыв свою ненависть, прижималась к нему:
— Приободрись, женщина. Лосось съеден недаром. Смотри, Хенга устал.
Паг не ошибался.
Объятия великана ослабли, дыхание его тяжело прерывалось: более того, стала дрожать нога, на которую обрушился удар секиры Ви, так что Хенга не смел больше опираться на эту ногу. Однако, собрав все свои силы, он отбросил от себя Ви так яростно, что тот свалился наземь и лежал с мгновение неподвижно, точно был оглушен или из него вышибли дух.
Тогда Моананга громко простонал, ожидая, что Хенга вскочит на неподвижно распростертое тело врага и насмерть растопчет его.
Но с Хенгой случилось что-то странное. Казалось, его охватил внезапный ужас. А может быть, он решил, что его противник мертв. Как бы то ни было, он не стал ждать, повернулся и стремглав побежал к пещере.
Ви пришел в себя или же попросту перевел дыхание, потом присел и взглянул ему вслед. Затем с криком вскочил на ноги и бросился вслед за Хенгой, а за ним устремилось все племя. Даже Урк-Престарелый ковылял следом, опираясь на свой жреческий посох.
Между Хенгой и его преследователем лежало немалое расстояние. Но с каждым шагом раненая нога убегавшего слабела, а Ви гнался за ним с быстротой оленя. У самого входа в пещеру он догнал вождя, и сбежавшийся народ увидел, как сверкнул топор и как ударилась блестящая сталь в спину Хенги и он грохнулся наземь, и затем оба исчезли в тени пещеры, а все собравшиеся снаружи ожидали исхода боя.
Вскоре из пещеры кто-то вышел.
Это был Ви, в руках у него было что-то странное.
Это был Ви, и окровавленный топор все еще свисал с его правой руки. Он шатаясь прошел вперед, луч заходящего солнца пробился сквозь туман и упал на него и на предмет, который он нес. То была огромная голова Хенги.
С мгновение Ви стоял тихо и неподвижно, точно задумался, а собравшиеся криком приветствовали его. Неожиданно он закачался, потерял сознание и тяжело спустился на руки Пага, который, заметив, что Ви слабеет, успел пробиться сквозь толпу и подскочить к нему как раз вовремя.
Ви перенесли в пещеру.
Труп же павшего великана Хенги выволокли оттуда, точно это был труп собаки. Затем, по желанию Ви, труп отнесли к подножию глетчера и положили там, как жертву Ледяным богам. Но только несколько человек из племени, те, которые больше всего пострадали от Хенги и больше всех ненавидели его, завладели мертвой головой. Неподалеку стояла сухая сосна, вершина которой была сожжена молнией. Несколько человек вскарабкались на дерево и насадили отрубленную голову на один из суков покосившегося ствола. Там голова и осталась, длинные волосы ее трепал ветер и пустые глазницы смотрели вниз на хижины.
Войдя в пещеру, обнаружили, что все это огромное обиталище полно женщин, которые, — хотя Ви еще был без сознания, — торопливо выражали преданность и покорность своему будущему господину и повелителю, окружив его, покуда Паг при помощи Моананги и других не выгнал их вон, говоря, что если вождь Ви захочет увидеть какую-нибудь из женщин, он пошлет за ней.
— Впрочем, — добавил он, — по-моему, это маловероятно. Ведь все вы безобразны.
Последнее было сущей неправдой. Женщины разошлись искать убежища и сердились на Пага. Сердились главным образом на то, что он назвал их уродливыми, а не на то, что выгнал их. Они прекрасно понимали — иначе он и не мог поступить, ведь они были женами Хенги и могли отравить Ви или постараться как-нибудь иначе прикончить его. Естественно, им нельзя было доверять.
Ви опустили на ложе Хенги в боковой пещере возле ярко пылающего огня. Он скоро оправился от обморока, напился воды, поданной ему одним из рабов пещеры (их не выгнали вместе с женщинами), и в первую очередь спросил о Фо, которого нежно поцеловал. Затем позвал Пага и приказал ему привести Ааку. Но Аака, узнав, что ее муж оправился и, в общем, пострадал не сильно, ушла, сказав, что должна присмотреть за огнем у себя в хижине и вернется сюда утром.
Итак, Паг и Моананга накормили Ви тем, что нашлось в пещере, в том числе и остатками лосося, которые Хенга собирался съесть после боя. Наевшись, Ви повернулся и заснул, так как был настолько утомлен, что не мог даже говорить. Фо примостился на ложе рядом с отцом и последовал его примеру.

* * *

Ви проспал всю ночь и, проснувшись поутру, почувствовал, что тело его затекло и одеревенело, а на затылке ноет шишка, выскочившая после того, как он стукнулся головой оземь от удара Хенги. Вообще, все тело ломило от ужасных объятий великана. На лбу шел глубокий порез, рваная рана была от рукоятки дубины, вся кожа исцарапана длинными ногтями Хенги. Впрочем, он чувствовал, что все кости целы и особенно опасного ничего нет. И сердце его наполнила радость: ведь вчера вечером не Хенги, а его труп могли отдать волкам на съедение.
Он ощущал радость и благодарность.
Благодарность кому? Кому обязан он тем, что уцелел? Ледяным богам? Возможно. Если так — он благодарен им, ведь он не желал умирать и предвидел, что ему предстоит немало сделать для своего народа. Да и Ледяные боги казались ужасно далекими и страшно холодными. Правда, камень упал, но это могло произойти и случайно. Поэтому он вообще не в состоянии был разрешить вопрос о том, интересуются ли они хоть немного им и его участью. Паг считал, что богов вообще не существует: возможно, он и прав. Ясно пока было лишь только то, что не вмешайся Паг в дело, Ледяные боги не спасли бы его вчера от смерти, не дали бы ему победы над великаном Хенгой, над сильнейшим человеком, которого когда-либо знало племя. А о силе, равной силе Хенги, ничего не говорил даже Урк и те другие, которые, длинными зимними ночами складывают песни и выдумывают разные рассказы. Ведь Хенга однажды поймал дикого буйвола за рога и голыми руками свернул ему шею.
Все сделал Паг.
Это Паг натер ему тело тюленьим жиром и коротко обрезал волосы, чтобы Хенга не смог ухватить его. Это Паг сделал чудодейственный топор, блестящую секиру, при помощи которой ему удалось уложить Хенгу на месте (Паг уже объяснил, откуда эта секира). Паг воодушевил и вдохновил его на борьбу, внушая ему, что и в нынешний раз он одержит серьезную и большую победу. Эти слова Пага Ви помнил все время и твердил их про себя даже в те мгновения, когда казалось, что борьба проиграна.
Но теперь Хенга мертв.
Он не просто был сбит с ног ударом секиры, но и после этого дважды поднимался блестящий ‘камень’, и голова Хенга полетела с толстой шеи. За Фою Ви отомстил. Фо и Аака спасены, а он, Ви, — повелитель Пещеры и Вождь племени. И поэтому Ви поклялся, что Паг, пусть его и называют карликом, уродом, отщепенцем, должен непременно всегда находится рядом с Ви. Он поклялся сделать Пага своим советником, хотя знал, что ревнивой Ааке такая дружба будет не по сердцу.
Лежа и размышляя подобным образом, Ви заметил, что трое из женщин — самые молодые и самые красивые — вернулись в прежнее жилище и стояли в некотором отдалении, переговариваясь и поглядывая на Ви. Наконец, они пришли к какому-то решению и спокойно стали приближаться. Ви судорожно ухватился за секиру. Увидев, что Ви бодрствует и глаза его открыты, они стали на колени, коснулись лбами земли, назвали его господином и повелителем и сказали, что желают остаться у него, ибо он столь велик и могуч, что убил Хенгу.
Ви слушал их удивленно, не зная, что сказать. Меньше всего на свете он хотел сделать этих женщин своими домочадцами, хотя бы уже по той причине, что все, к чему Хенга имел отношение, казалось ему отвратительным. Но Ви был человек мягкосердечный и не мог обидеть женщин.
В то время, как он искал подходящего слова, одна из женщин, не подымаясь с колен, поползла вперед, взяла его руку, приложила ее ко лбу и поцеловала.
В это мгновение появились Аака и Паг.
Женщины вскочили, отбежали в сторону на несколько шагов, сбившись в кучу, а Паг хрипло расхохотался.
Аака же выпрямилась во весь рост и сказала возмущенно:
— Видно, ты быстро освоился в новом жилище, о, муж мой. Вот уж и наложницы Хенги с любовью целуют тебя.
— С любовью! — удивленно воскликнул Ви. — Да гожусь ли я для любви? Эти женщины явились сами. Я не звал их и не посылал за ними.
— О да, несомненно, они явились сюда сами, так как знали, что их приход будут приветствовать, о муж мой. А может быть, они вообще не уходили отсюда? По правде говоря, мне начинает казаться, что в пещере Вождя для меня вообще не будет места. Но этому я только рада, родной дом милее, чем эта черная дыра.
— Но я не раз слыхал, как ты в зимние холодные ночи, когда ветер бушевал в хижине, говорила, что хорошо было бы лежать в теплой и уютной пещере Вождя.
— Разве? Ну, значит, в таком случае, теперь я этого не думаю. Ведь я раньше не видела пещеры, так как не принадлежала к числу домочадцев Хенги.
— Замолчи, женщина, — сказал Паг, — давай лучше узнаем, как себя чувствует вождь Ви. А этих рабынь я уже раз прогнал отсюда и сегодня сделаю то же. Вождь, мы принесли тебе пищу. Ты в состоянии есть?
— Кажется, да, если только Аака подымет меня.
Аака разгневанно взглянула на женщин и еще более сердито посмотрела на Пага, так что Ви решил, что она откажется. Но она передумала и поддержала Ви, еще слишком слабого для того, чтобы сидеть без посторонней помощи. Вернувшийся Фо кормил его, все время болтая о вчерашнем сражении.
— А ты не боялся за отца? — спросил его Ви под конец. — Ведь мне пришлось бороться с великаном, с человеком, чуть ли не вдвое больше меня ростом.
— Вовсе не боялся, — весело отвечал Фо. — Паг сказал мне, что ты одержишь победу, так что мне нечего было пугаться. А Паг всегда бывает прав.
— Впрочем, — добавил он, покачивая головой, — когда я увидел, что ты лежишь на земле и не шевелишься и Хенга вот-вот набросится на тебя, мне показалось было на мгновение: даже Паг может ошибиться один раз.
Ви рассмеялся, с трудом поднял руку и погладил курчавую голову Фо. Стоявший в отдалении Паг глухо проворчал сквозь зубы:
— Никогда больше не думай, что я ошибаюсь. Бог живет только верой своих поклонников.
Этих слов Фо не понял.
Аака тоже ничего не поняла, но догадалась, что Паг сравнивает себя с богом, и от этого на ее нахмуренном лице появилось выражение злобы и ненависти. Она верила на свой лад так, как верили до нее ее предки и как научили верить ее, и не любила легкомысленных разговоров о богах, тем более, если боги действительно существуют, то их, по ее мнению, нужно боятся. Правда, она послала Ви молиться к Ледяным богам, которым он верил, и ожидать знака, — упавшего камня. Но послала она его потому, что пришла к убеждению: наступила пора ему сразиться с Хенгой и ответить за убитую Фою, по крайней мере, приложить к этому все усилия, пусть и рискуя жизнью. К тому же она твердо знала, что в это время года, на рассвете, почти всегда с усеянной валунами вершины глетчера падают камни. Знала она также, что Ви с места не сойдет, покуда не дождется знака, и сама позаботилась, чтобы в это утро один, а то и несколько камней упали бы с глетчера.
Поэтому-то она нахмурилась и сказала Фо: — Глупо верить всем словам Пага.
— Однако, — пытался протестовать мальчик, — ведь то, что говорит Паг, всегда оказывается правдой. И затем, ведь Паг сделал эту чудесную острую секиру, натер отца тюленьим жиром и срезал волосы отцу.
Паг, желая прекратить разговор, вмешался:
— Это мелочь и пустяки, Фо, и сделал я все только потому, что безобразный урод, вроде меня, должен думать и защищать себя и своих друзей мудростью, подобно тому, как поступают волки и другие хищные звери. Людям же красивым, вроде твоих родителей, нечего заботиться об этом, потому что они защищают себя многими другими способами.
— Возможно, они думают не меньше твоего, карлик, — сердито возразила Аака.
— Да, Аака, они, несомненно, думают, только с меньшим проком. Разница между нами та, что я и подобные мне думаем правильно и приходим к правильным выводам, а другие думают неправильно.
И, не дожидаясь ответа, Паг быстро заковылял куда-то по своим делам.
Аака посмотрела ему вслед с выражением удивления в своих прекрасных глазах и затем спросила:
— Паг будет жить в пещере?
— Теперь я Вождь, и этим обязан ему. Он был хорошим советчиком, он дал мне секиру и должен быть Советником Вождя. Этого требует справедливость.
— В таком случае, я буду жить в хижине, — заявила она, — где ты сможешь найти меня, когда захочешь. Это место противно мне: оно пахнет Хенгой и его наложницами. Тьфу!
И она ушла, хотя, правда, потом возвратилась. Впрочем, слово свое Аака сдержала: она действительно не спала в пещере… то есть, до тех пор, покуда не наступила зима.

Глава V

КЛЯТВА ВИ

Ви был очень крепок и здоров и вскоре оправился после великого боя. Правда, еще довольно долго он страдал от царапин, полученных в борьбе с Хенгой, чьи ногти, казалось, были не менее ядовиты, чем волчьи зубы. Уже на следующий день Ви вышел из пещеры и предстал перед всем племенем, которое собралось для того, чтобы приветствовать своего нового вождя. Приветствовали они его очень сердечно и затем поручили Урку-Престарелому рассказать обо всех бедах и напастях, которых набралось у них немало. Во всех этих горестях, считало племя, вождь должен им помочь.
В первую очередь они пожаловались на климат: за последние годы летние сезоны были страшно холодны и бессолнечны. В ответ на это Ви посоветовал им обратиться с молитвой к Ледяным богам. Некоторые из собравшихся закричали, что если разбудить богов и растревожить их молитвой, они нашлют на страну еще больше льду, а племени и так льда, снега и инея достаточно. Это было соображение, на которое Ви не смог решительно ничего возразить.
Затем они заговорили о делах домашних, достаточно щекотливых. Урк напомнил, что женщин в племени мало, значительно меньше, чем мужчин, поэтому дело доходит до того, что многие мужчины, которые охотно женились бы даже на самой безобразной и самой сварливой женщине, не могут найти себе вообще никакой невесты и вынуждены оставаться холостяками. В то же время некоторые более сильные или богатые имеют по три-четыре жены, бывший вождь, пользуясь своим положением и властью, взял себе пятнадцать, а то и целых двадцать самых молодых и красивых женщин. Племя считало: этих женщин Ви не должен оставлять себе.
Ви ответил, что он не собирался оставлять их и докажет это в ближайшее время. Что же касается остального, племя, в сущности, само виновато в малочисленности женщин. Нужно только отказаться от бессмысленного обычая выбрасывать новорожденных девочек и растить их так же, как и мальчиков.
Тогда Урк заговорил о других делах. Начал он с вопроса о налогах, то есть, точнее говоря, о чем-то аналогичном нашему представлению о налогах. Народ считал: вождь берет слишком много и дает слишком мало взамен. Вождь сам ничего не делает и решительно ничего не производит, и в то же время требует, чтобы его со всеми его многочисленными домочадцами племя содержало в роскоши. К тому же вождь забирал себе приглянувшихся ему женщин племени, грабил склады пищи и шкур, а по временам, случалось, и убивал.
А главное, вождь покровительствовал нескольким богачам. Тут Урк внимательно и демонстративно взглянул на Тури-Скрягу, Хранителя Пищи, и на Рахи Богатого, торговавшего рыболовными крючками, шкурами и кремневыми наконечниками, их выделывали ему бедняки, которых он впроголодь кормил за это в глухое зимнее время. Племя утверждало, что богачам покровительствовал вождь, а они отдавали ему львиную долю своей нечестной наживы, за что он возвышал их, приближал к себе и возвел даже в звание советников. Таким образом, все в племени должны были низко кланяться этим двум обиралам.
Ви обещал разобрать дело и постараться прекратить безобразия.
Последнее, на что жаловалось племя, было то, как нарушают старинные обычаи. Если кто-нибудь убил дичь или поймал ее в капкан или ловушку, нашел убитого зверя, годного в пищу, или поймал рыбу и хочет свою добычу спрятать на зиму, на него набрасывалась шайка голодных бездельников, которые жили за счет работающих и ничего не делали. Добычу они отбирали.
Ви обещал разобрать и это дело.
Затем он объявил, что племя должно собраться в ближайшее полнолуние, и тогда он сообщит, до чего додумался, и предложит племени для утверждения новые законы.

* * *

После собрания прошло семнадцать дней.
Все это время Ви думал. Он часами ходил по берегу в сопровождении одного только Пага (Аака презрительно называла карлика ‘тенью Ви’) и советовался только с ним. Когда назначенный срок стал приближаться, Ви призвал к себе Урка-Престарелого, своего брата Моанангу и еще двух или трех человек. Он не позвал ни одного из советников Хенги, но зато выбранные им были всем известны, как люди честные и работящие.
Племя, пожираемое любопытством, пыталось узнать от участников совещания, о чем это мог с ними советоваться вождь. Но люди ничего не говорили. Тогда на них натравили жен. Женщины, любопытные от природы, из кожи вон лезли и пускали в ход всевозможные хитрости, чтобы узнать то, чего добивалось все племя. Даже нежная и любящая жена Моананги Тана приняла участие в этой охоте, она заявила мужу, что не будет ни разговаривать с ним и не посмотрит на него, покуда он ей всего не расскажет. Но он так и не сказал ей ничего, впрочем, как и остальные.
Тогда племя решило, что Ви или Паг, а может быть, оба — великие волшебники, раз сумели обуздать языки мужчин настолько, что те не проболтались даже собственным женам.
Но тут произошла одна очень странная вещь.
С того самого дня, когда Ви сделался вождем, погода стала улучшаться. Ушли прочь холодные, сулящие снег и непогоду, облака, перестали дуть пронзительные северные и восточные ветры, наконец, хотя и с большим запозданием, пришла весна, вернее, лето, потому, что весны в этом году не было. Появились тюлени, хотя в значительно меньшем количестве, чем обычно, лосось, очевидно, затертый льдами, громадными массами шел вверх по реке, прилетели и гуси и стали вить гнезда.
— Поздно пришло, рано уйдет, — сказал наблюдательный Паг. — Впрочем, лучше это, чем ничего.
В назначенный для нового совета день все племя, сытое и в превосходнейшем настроении, встретило своего вождя, которого стало считать чуть ли не добрым гением. Даже Аака была в хорошем расположении духа.
Когда Тана, приходившаяся ей родней и по крови, и как жена Моананги, брата Ви — спросила ее, что все-таки скажет вождь, Аака смеясь ответила:
— Понятия не имею. Но, наверное, нам расскажут какую-нибудь чепуху, которую Ви придумал вместе со своим Человеком-Волком, пустая болтовня, вроде гоготания гусей. Все это наделает шуму и быстро позабудется.
— Во всяком случае, — без всякой логической связи сказала ей Тана, — Ви ведет себя по отношению к тебе очень хорошо. Ведь я знаю, что он услал прочь всех рабынь Хенги.
— Да, ведет он себя очень хорошо, но сколько времени это будет продолжаться? Или ты думаешь, что он, став вождем, будет непохож на других вождей? Все люди ведь на один лад, все на один покрой. И к тому же, — с кислой усмешкой добавила она, — женщин-то он отослал, а Пага оставил.
— А какое тебе дело до Пага? — спросила Тана, широко рас-крыв глаза.
— Большее, чем до всего остального, Тана. Постарайся только понять меня, если тебе это удастся: я ревную только ум Ви, а до всего остального мне нет дела. А этот карлик захватил именно его ум.
— Вот как! — и Тана удивленно поглядела на нее. — Странная у тебя фантазия. А вот мне, например, совершенно безразлично, что будет с умом Моананги. Я ревную только его самого (а для этого у меня немало причин), но никак не его ум.
— Совершенно верно, — резко оборвала ее Аака, — потому что у него нет ума. С Ви дело обстоит совершенно иначе: ум его и больше и значительнее, чем тело. И вот поэтому-то я и хочу, чтобы ум остался моим.
— В таком случае, постарайся быть такой же умной, как Паг, — несколько рассердившись, возразила Тана и, отвернувшись от Ааки, заговорила с соседкой.

* * *

Племя собралось на Месте сборищ, перед пещерой, на том самом месте, где Ви победил Хенгу.
Собравшиеся сидели или стояли полукругом. Вот, наконец, Винни затрубил в рог, затрубил громко, спокойно и четко, потому что на этот раз он ничего не боялся, как боялся раньше каких-либо выходок со стороны прежнего вождя.
Ви появился в плаще из тигровой шкуры, в том самом, который носил Хенга, плащ, как заметила Аака, был велик Ви. Ви казался озабоченным. Он вышел из пещеры в сопровождении Моананги, Урка, Пага и остальных советников и уселся в центре круга.
— Все ли племя здесь? — спросил Винни-Трубач, и собравшиеся ответили, что явились все, кроме тех немногих, кто не в силах был придти.
— Так внимайте же вождю Ви, Великому охотнику, мощному воину, победителю злого Хенги… Впрочем, может быть, кто-нибудь желает оспаривать у Ви звание вождя? — и он замолчал.
Никто не отозвался.
Ни один человек в племени не желал иметь дело с чудодейственной секирой, расколовшей огромную голову Хенги, голову, пустые глазницы которой, как постоянное напоминание, глядели на собравшихся с обломанного ствола высохшего дерева.
Итак, Ви поднялся и заговорил:
— О, племя, мы верим, что нигде нет подобных нам. По крайней мере, подобных нам мы не встречали ни на побережье, ни в лесах вокруг, хотя позади Спящего, там, во льду, таится тень, которая, по всей видимости, похожа на человека. Если это человек, то он умер давно. Скорей всего, это бог. Быть может, он — родоначальник нашего племени, был окружен льдом, и в нем сохранился. Итак, раз мы — единственные люди и раз мы выше, нежели звериный народ, ибо можем думать и разговаривать, строить хижины и делать много вещей, которых звери не могут, хотя они и сильнее нас, мы должны показать им нашим поведением, нашим обращением друг с другом, что мы выше и лучше их.
Никому в племени никогда не приходило в голову сравнивать себя или себе подобных с животными, таким образом, возвышенные речи Ви были встречены молчанием, к тому же, если бы соплеменник Ви стал сравнивать себя со зверем, возможно, он отдал бы зверю предпочтение.
Потом, разговаривая между собой и вспоминая слова Ви, они сравнивали силу людей с силой медведя, дикого лесного буйвола, кита, результаты получались для людей плачевные.
‘Где человек, — спрашивали они, — который мог бы плавать, как тюлень, летать, как птица, или быть ловким, подвижным и свирепым, как полосатый тигр, живущий в пещерах, охотиться стаями, как хищные, прожорливые волки, или строить такие же искусные жилища, как муравьи, да и вообще во многом, бесконечно многом сравниться с совершенством тварей, населявших воды, небеса и землю? А, в сущности, не являются ли эти твари в своей области не менее разумными, чем человек? Правда, их язык непонятен людям, но разве из этого не следует, что они разговаривают на своем языке и поклоняются своим богам? Если кто сомневается, достаточно ему послушать, как волки и собаки воют на луну’.
Но все это говорили они после, во время же речи Ви никто не возражал.
Изложив свою основную предпосылку, Ви продолжал речь.
Он внял жалобам народа, совещался со многими из племени и решил, что наступило время издать новые законы, которые заставили бы всех повиноваться и связали бы все племя в один прочный узел. Если же кому-нибудь законы не понравятся, он должен уступить большинству, которое соглашается с законами, если он не уступит, а будет противиться, то будет наказан, как преступник. В случае согласия пусть племя выразит свое одобрение. Племя выразило свое одобрение.
Во-первых, народ устал от долгого молчаливого сидения, а во-вторых, законов еще никто не слышал. Только один или два хитреца воскликнули, что им хотелось бы сначала услыхать новые законы. Но их голоса потонули в общем крике одобрения.
— Во-первых, — продолжал Ви, — нужно решить вопрос о женщинах.
Женщин слишком мало, и единственным средством помочь в этой беде станет обещание каждого мужчины иметь только одну жену. Я сам клянусь Ледяным богам, что не возьму себе второй жены и сдержу свою клятву. Если же я нарушу клятву, то да покарают Ледяные боги и меня и племя, которым я правлю, если племя позволит мне нарушить клятву.
За этим потрясающим заявлением наступила тишина.
Тана восторженно шепнула Ааке:
— Что ты скажешь, сестра? Что ты скажешь о новом законе?
— Я думаю, что из него в конце концов ничего не выйдет, — презрительно ответила Аака. — Ви и другие мужчины будут соблюдать закон до тех пор, покуда не встретят женщину, при виде которой им захочется преступить закон. Я думаю, что и немало женщин воспротивятся ему. Когда женщина состарится, она захочет, чтобы все работы по дому и приготовление пищи для семьи лежали на ком-нибудь, кто помоложе ее. Вот цена этому закону, он бессмыслен, как все новшества.
И она показала кукиш.
— А, впрочем, пускай этот закон проходит, — продолжала она, — он для нас будет оружием против наших мужей, когда они захотят преступить его. Я думаю, что первым же нарушителем станет Ви и произойдет это вскоре. Ви — просто глупый мечтатель и считает, что несколькими словами можно изменить людскую природу. А вернее всего, мысль эта не Ви, а пришла в голову Пагу. Паг же, как ты сама знаешь, не мужчина и не женщина, но просто карлик и волчий щенок.
— Волчьи щенки и волки подчас бывают очень полезны, Аака, — задумчиво произнесла Тана и стала прислушиваться к разговорам своих соседей.
Как только потрясающее заявление Ви было понято его слушателями, началось великое смятение. Все мужчины, у которых не было жен и все мужчины, которые желали чужих жен, кричали от радости, и их поддерживало немало женщин, бывших вторыми, третьими и четвертыми женами и, следовательно, не пользовавшихся достаточным вниманием. Но с яростью протестовали против нового закона именно многоженцы.
Споры были шумные и долгие и, наконец, закончились компромиссным решением. Многоженцы согласились принять закон при условии, что им разрешат сохранить ту жену, которая им больше по сердцу, а также вообще менять жен по общему согласию всех участвующих в деле. Племя, достаточно терпимое, согласилось на это. Протестовал только Ви.
Ви горел энтузиазмом реформатора и хотел показать пример:
— Пускай каждый поступает, как ему заблагорассудится, но знайте все, что я, вождь, никогда не женюсь на другой женщине, покуда моя жена жива, не женюсь, даже если она будет просить об этом, что вряд ли случится. Внимай, о народ: я вновь клянусь богами, что не возьму другой жены. Если же наступит время, когда я ослабею и обезумею и явится мне искушение нарушить клятву, то да проклянут боги, если это случится, не только меня, но и весь мой народ поголовно, от мала до велика…
Слушатели заволновались, и кто-то крикнул:
— Почему?
— Потому, — пылко заявил Ви, — что зная, сколько бед мой проступок может навлечь на ваши головы, я не поддамся безумию, ибо я вождь и защитник. Если же я обезумею, вы можете убить меня.
За этим потрясающим заявлением наступила тишина.
Через некоторое время Хотоа-Заика задал вопрос:
— Если мы даже и убьем тебя, Ви, чем это поможет нам, раз проклятие, о котором ты просил богов, уже обрушится на наши головы? И кто же вдобавок осмелится пойти против тебя, когда ты вооружен чудодейственной секирой, которой разрубил Хенгу надвое?
Прежде чем Ви успел придумать подходящий ответ, — вопрос был задан хитро и о возможности его он не подумал, — снова начался общий шум. Много женщин приняло участие в обсуждении, и кричали они во все горло. Таким образом, Ви ответить не удалось.
Наконец, выступили вперед трое — весьма зловещая тройка: Пито-Кити-Несчастливый, Хоу-Непостоянный и Уока-злой Вещун. Ораторствовал за всех Уока.
— Вождь Ви, — заговорил он, — народ слыхал твои речи о законах брака. Многие слова твои не пришлись нам по сердцу, ибо ты отменяешь старинные обычаи. Все мы признаем, что что-то нужно сделать, прежде чем племя погибнет. Ведь у тех, у кого много жен, детей не больше, чем у тех, у кого одна жена. Да и холостяки становятся убийцами и похищают не только жен, но и иное добро. Поэтому мы принимаем новый закон сроком на пять лет — срок достаточный, чтобы понять, что этот закон может дать нам. Мы запомнили твою клятву не жениться на другой жене, покуда Аака тебе жена, запомнили, что предашь себя проклятию богов, если нарушишь клятву. Мы не думаем, что ты сдержишь эту клятву, ведь ты вождь. Но если ты нарушишь клятву, мы уж проследим, чтобы проклятие обрушилось на тебя. Что же до того, что ты призываешь проклятие на все племя, — до этого нам вообще дела никакого нет, в это мы вообще не верим. Чего ради должен страдать народ от того, что ты нарушишь клятву? Боги отомстят злодею, а не невинным. Поэтому от имени моего народа я говорю: мы принимаем твой закон, хоть я-то лично полагаю, — из отказа от старинных обычаев ничего доброго выйти не может. Думаю, скоро на тебя обрушится проклятие и скоро ты умрешь.
Так говорил Уока-Злой Вещун, оправдывая свое прозвище. Сказав это, он ушел вместе со своими спутниками и смешался с толпой.
Стало уже темнеть, потому что все споры заняли немало времени: к тому же многие ускользнули, чтобы попытаться воспользоваться возможностями иного и внезапного переворота в брачном законодательстве.
Поэтому Ви отложил обсуждение своего следующего закона, касающегося младенцев женского пола, на другой день.
Племя разошлось.

* * *

Эту ночь Ви спал в хижине, в которой жил до того, как стал вождем. За ужином он попытался поговорить с Аакой о своем великом новом законе. Она с минуту слушала, затем ответила, что с нее хватит всех разговоров за целый день, нужно поужинать и поговорить о действительно серьезном деле — как ей делать запасы на зиму теперь, когда она — жена вождя племени. А если ему так уж хочется продолжать болтовню о пустяках, — пускай обращается к своему советнику Пагу.
Это возражение рассердило Ви.
— Неужели ты не понимаешь, что благодаря этому закону женщины стали на голову выше, чем были, что теперь они — ровня мужчинам?
— Если так, — ответила Аака, — следовало бы раньше спросить у нас, желаем ли мы становиться выше. Вот если бы ты расспросил женщин, ты, наверное, обнаружил бы, что большинство довольно своим теперешним состоянием, не желает ни вырастать, ни прибавлять себе работы и детей. А, впрочем, все это не важно, так как вообще такой закон — сплошной вздор, законы придумывают дураки, и я бы сочла тебя за самого большого из них, если бы не знала, что твоими устами говорит Паг, который ненавидит женщин и срубает старые деревья (последняя фраза значила: разрушает старинные обычаи). Мужчина есть мужчина, и женщина есть женщина, и что они делали издавна, то и будут делать всегда. Болтовней ты не изменишь их, хотя и считаешь себя умнее всех. Впрочем, мне приятно слышать, что ко мне ты не притащишь никаких нахальных девчонок. Так, по крайней мере, ты поклялся и угрожал самому себе за нарушение клятвы гневом богов: богов в присутствии многих свидетелей. А многочисленность свидетелей лишний раз доказывает, что ты — дурак. Ведь если ты нарушишь клятву, тебе немало хлопот будет от них.
Ви вздохнул и замолчал. Он думал, что Аака, которую он любил и которой добился, испытав множество мучений, по-своему любила его, хотя частенько обращалась с ним грубо. Все-таки он отметил, что, поскольку ей это выгодно, она воспользовалась его законом: добилась того, чтобы сохранить Ви для себя одной.
Но он никак не мог понять, почему она презирает и унижает то, что ей приносит пользу, ведь так никто на свете не поступает. Он пожал плечами и заговорил о зимних припасах.

* * *

Перед рассветом их разбудил сильный шум.
Женщины визжали, мужчины кричали и бранились. Фо, спавший на другом конце хижины, за занавеской из шкур, выполз, чтобы разузнать, в чем дело, и он, и его родители решили, что, очевидно, волки унесли кого-нибудь.
Фо быстро возвратился и сообщил, что идет форменное сражение, но из-за чего — он узнать так и не смог. Ви хотел встать и принять участие в деле, но Аака удержала его словами:
— Успокойся! Это просто действует твой новый закон. Вот и все.
Утром оказалось, что она совершенно права. Несколько жен убежало от своих старых мужей к молодым любовникам, несколько мужчин, у которых не было жен, похитили или попытались захватить женщин силой. Результатом этого стали побоища и даже целое сражение, в котором один из стариков был убит и немало мужчин и женщин ранено.
Аака смеялась над Ви. Но он был так опечален этим делом, что даже не пытался спорить с нею, только сказал:
— Ты последнее время дурно обращаешься со мной. А я только и стараюсь сделать доброе и люблю тебя. Это я доказал уже давно, когда бился с человеком, который хотел насильно похитить тебя, помнишь, я убил его, что доставило мне много тревог и неприятностей. Тогда ты поблагодарила меня, и мы пошли вместе и много лет жили счастливо. А вот недавно Хенга, который ненавидел меня и всегда пытался забрать тебя к себе в пещеру, поймал нашу дочь Фою и убил ее. С того времени ты, любившая Фою больше, чем Фо, изменила отношение ко мне, хотя я не виноват.
— Твоя вина в том, что случилось, — возразила она. — Нужно было остаться охранять Фою, а не идти охотиться для собственного удовольствия.
— Ты знаешь, что я охотился не для собственного удовольствия, а для того, чтобы добыть мяса. А если бы только ты заикнулась, я бы оставил Пага сторожить Фою.
— Так карлик уже успел выложить тебе свою придуманную историю? В таком случае, выслушай меня. Он сам предложил мне остаться сторожить Фою, но я вовсе не желала, чтобы это отвратительное создание охраняло мою дочь.
— Паг никаких историй мне не рассказывал, но, очевидно, он только хотел выгородить тебя и потому упрекал меня за то, что я взял его с собой на охоту, когда нужно было опасаться Хенги. Слушай, Аака, ты поступила дурно. Ты ненавидишь Пага, но он любит меня и всю мою семью. Если бы ты позволила ему остаться охранять Фою, она была бы жива по сей день. Но оставим эти разговоры. Умершие мертвы, и больше мы их никогда не увидим. Слушай: по твоему совету я пошел к богам и молился им, вызвал Хенгу, убил его и отомстил, как ты того желала. Во всем этом деле мне помогал Паг своими мудрыми советами, а главное — он подарил мне секиру. Теперь я прогнал прочь всех женщин вождя, которые по праву принадлежат мне, дал новый закон, по которому у каждого мужчины может быть только одна жена. Для того, чтобы служить примером, каким должен служить вождь, я обрек себя проклятиям, себя и все племя, на случай, если моя воля ослабнет и я нарушу закон. А ты все равно настроена злобно. Или ты разлюбила меня?
— Хочешь знать истину, Ви? — спросила она, — глядя ему прямо в глаза. — Хорошо, я скажу ее тебе. Я не разлюбила тебя, и не один другой мужчина мне не нравится, я люблю тебя не меньше, чем в день, когда ты из-за меня убил Ронги. Но вот в чем дело: я не люблю Пага, твоего самого близкого друга. А ты неразлучен с Пагом, а не со мною. Твой советник — Паг, а не я. Правда, с того времени, как Фоя убита, вода кажется мне горькой на вкус, мясо — точно вываленным в песке, и вместо сердца камень колотится в моей груди, мне дела нет ни до чего, и я одинаково готова жить и умереть. Но вот что я скажу тебе: выгони прочь Пага, — а ты вождь, ты на это имеешь право, — и я, как смогу, постараюсь быть для тебя тем, чем была прежде, не только твоей женой, но и твоим советником. Выбирай же между мной и Пагом.
Ви закусил губу (так он поступал всегда, когда был смущен) и грустно поглядел на нее.
— Женщины — странные существа и не в состоянии понять, что справедливо и что нет. Однажды я спас Пагу жизнь, и потому он любит меня, он мудр, мудрее всех в племени, я прислушиваюсь к его советам. Да, благодаря его сообразительности и его советам, а также подарку, который он сделал мне, — и Ви взглянул на висящую на стене секиру, — я убил Хенгу: не послушайся я Пага, Хенга убил бы меня. Фо любит его, и он любит Фо: с помощью Пага я создал новые законы, которые сделают легкой жизнь всему племени. А ты говоришь мне: ‘Выгони Пага, выгони своего друга и помощника’. Ты ведь прекрасно знаешь, что, как только он лишится моего покровительства, женщины, которые его ненавидят, либо убьют его, либо же вынудят уйти прочь и жить в лесах, подобно хищному зверю. Поступи я так, я был бы подлым псом, а не человеком, и во всяком случае, не был бы достоин звания вождя, ибо долг вождя — быть справедливым ко всем. Почему ты требуешь от меня этого? Или ты ревнуешь меня к Пагу?
— На это у меня есть свои собственные причины, Ви. Но раз я прошу тебя, а ты не уступаешь моим просьбам, ступай своей дорогой, а я пойду своей. Однако, нечего разглашать в народе, что мы поссорились. Что же до твоих новых законов, повторяю, они принесут тебе одни неприятности и больше из них ничего не выйдет. Ты хочешь срубить старое дерево и вместо него посадить новое и лучшее. Но если даже дерево и примется, ты умрешь прежде, чем оно разрастется настолько, чтобы защитить тебя от дождя. Ты тщеславен, ты безумен. И таким тебя сделал Паг.

* * *

Вернувшись в пещеру, Ви обнаружил, что Паг ожидает его с завтраком.
Пищу принес Фо, который ушел из хижины раньше, чем отец, на самой заре. Подавал еду Фо очень торжественно и таинственно. Завтракая, — это был маленький лосось, — Ви лениво заметил, что пища приготовлена как-то по-новому и ей придали особый вкус солью, устрицами и какими-то травами.
— Я никогда ничего подобного не ел — сказал он. — Как приготовлен этот лосось?
Тогда Фо б торжеством показал ему стоявший возле огня выдолбленный кусок дерева. В чурбан была налита вода, и она кипела.
— Как это сделано? — спросил Ви. — Ведь если дерево попадает в огонь, оно загорается.
Фо сдул пепел с очага и показал отцу несколько раскаленных докрасна камней.
— Сделано все так, — сказал он. — Вот этот чурбан найден в болоте, я много дней подряд выжигал его сердцевину и, когда она обугливалась, вырезал ее куском такого же блестящего камня, из которого сделана твоя секира. Когда я все очистил, то налил в чурбан воды и положил туда раскаленные докрасна камни, — накладывал, покуда вода не закипела. А тогда я опустил в воду очищенную выпотрошенную рыбу, устриц и травы и продолжал бросать туда камни, чтобы вода не остыла, бросал до тех пор, покуда рыба не была готова. Вот как это сделано. Скажи, рыба вкусная?
И он рассмеялся и захлопал в ладоши.
— Очень вкусная, — ответил Ви, — и я с удовольствием поел бы еще, но только сыт по горло. Вообще, это очень хитрая выдумка. Чья она?
— Все это выдумал Паг, но я почти все сделал сам.
— Хорошо. Возьми себе остатки рыбы и можешь есть сама. А затем вымой чурбан, чтобы он не завонял. Вы с Пагом сделали больше, много больше, чем думаете, и скоро вас будет благодарить все племя.
Фо ушел в полном восторге, а затем даже отнес горшок матери, ожидая, что она похвалит его. Но этого он не дождался. Как только Аака узнала, кто подал идею нового приготовления пищи, она заявила, что вполне удовлетворена старым способом готовки и убеждена, что от вареной рыбы начнутся болезни.
Но никто не заболел, и скоро рыбу варили многие. Все племя занималось выжиганием деревянных чурбанов, вычищало обугленную сердцевину кремневыми орудиями и затем кипятило воду в горшках раскаленными камнями. В эту воду бросали не только рыбу, но и яйца, и мясо. Теперь даже старые и беззубые снова смогли есть и стали толстеть. Да и вообще здоровье людей улучшилось, и дети почти перестали болеть несварением желудка — результатом питания обугленным на огне мясом.

Глава VI

ПАГ ЗАМАНИВАЕТ ВОЛКОВ

Ви с советниками снова собрал племя перед пещерой для того, чтобы объявить новые законы.
Впрочем, на этот раз явилось не столько народу, сколько накануне, так как многие — таковы были плоды первого закона — лежали больные и раненые, а иные продолжали еще ссориться и драться из-за женщин, холостяки же строили хижины, достаточно большие, чтобы жить там вдвоем.
Сразу же, прежде чем Ви успел заговорить, посыпалось множество жалоб на бесчинства последней ночи и просьбы о возмещении убытков и увечий. Выплыло немало запутанных вопросов, связанных с распределением женщин. Например, если три или четыре человека хотят жениться на одной и той же девушке, — кто должен взять ее?
Ви отвечал, что выбор в данном случае принадлежит всецело девушке.
Этим заявлением все были удивлены и просто ошарашены. До сих пор женщина не имела права выбора, вопросы такого рода решались ее отцом, если он был известен, а обычно же — матерью. Иногда, если у нее не было покровителя, сильнейший из поклонников убивал или избивал всех своих соперников и попросту уволакивал приглянувшуюся ему девушку за волосы.
Однако Моананга и Паг вскоре указали Ви, что если он будет тратить много времени на выслушивание и разбор всех жалоб, придется долго ждать, покуда удастся объявить новые законы.
Поэтому Ви отложил разбор всех споров на будущее и провозгласил народу новый закон. Согласно этому закону отныне ни один младенец женского пола не может быть брошен на съедение волкам или обречен на смерть от мороза, если только он не родится нежизнеспособным уродом. Этот закон вызвал ропот. Ворчавшие возражали, что дитя принадлежит родителям, в частности, матери, которая вольна поступать со своим добром так, как ей вздумается.
Для того, чтобы прекратить эти толки, Ви торопливо объявил, какое наказание полагается за нарушение закона. Наказание было ужасным: выбросившие ребенка на погибель сами должны были подвергнуться такой же участи, и никто не смел придти к ним на помощь.
— А если нам нечем будет прокормить ребенка? — спросил чей-то голос.
— Если это докажут мне, я, вождь, возьму детей и буду заботиться о них так, как если бы они были мои. Или же отдам их в бездетную семью.
— Семейство у нас скоро будет большое — заметила Аака.
— Да, — согласилась с ней Тана, — и все-таки Ви великодушен и Ви прав.
На этом собрание закончилось с общего согласия, так как племя чувствовало, что больше, чем один закон в день, оно переварить не в состоянии.

* * *

На следующий день они собрались вновь, но в еще меньшем количестве, и Ви продолжал объявлять свои новые законы, законы превосходные, но слушателей они интересовали мало, то ли потому, что племя было, как выразился кто-то, ‘по горло полно мудрости’, то ли потому, что подобно всем дикарям, они не в состоянии были долго думать о чем-либо.
Кончилось тем, что все вообще перестали являться на Место сборищ и что законы пришлось объявлять Винни-Трубачу. Целыми днями ходил он от хижины к хижине, трубя в рог и выкрикивая законы в дверь, покуда все женщины не рассердились на него и не приказали детям прогонять его градом яичных скорлуп и головами сушеной рыбы.
В общем же, к тому времени, когда Винни заканчивал свой обход, в хижинах, с которых он его начинал, уже начисто забывали о новых законах.
Но все законы наконец были объявлены, никто против них не протестовал, и Ви считал их действующими. И незнание законов не могло считаться оправданием для нарушения их. Предполагалось, что каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок в племени уже знает законы.
Но Ви вскоре убедился, что одно дело — издать закон, а другое — заставить народ исполнять его, и что первое значительно легче второго. Убедился он тогда, когда с законодательной деятельностью ему пришлось сочетать деятельность судебную. Почти каждый день вынужден он был сидеть перед пещерой или — если погода была скверной — в самой пещере, и разбирать судебные казусы и назначать наказания. Таким образом все постепенно узнали не только законы, но и наказания за нарушение их.
Так, когда Тури-Хранитель Пищи ухитрился захватить себе еды больше, чем ему полагалось, из запасов вяленой рыбы (он попросту явился на то место, где рыба вялилась, раньше, чем другие), его хранилище было разгромлено, и запасы распределены между нуждающимися. С тех пор он стал значительно осторожнее прятать свои обманным путем приобретенные блага.
Так, когда удалось доказать, что Рахи нажился на торговле нечестно, в обмен на данные ему вперед шкуры вручая скверные рыболовные крючки, — либо недостаточно острые, либо с обломанными кончиками, — к нему в хижину явился Моананга в сопровождении нескольких человек, разрыл земляной пол, нашел завернутые в шкуру крючки, забрал их и распределил между тремя членами племени, у которых крючков не было. Рахи рвал и метал по этому поводу, но на его сторону не встал никто, потому что всем было приятно видеть как человек, нажившийся на бедняках, наказан за свое стяжательство.
В общем же, Ви — хотя многие и стали роптать и даже плести интриги против него — приобрел за свои новые, хорошие законы большую популярность в племени. Теперь народ знал, что в пещере живет не убийца и не грабитель, вроде Хенги и прежних вождей, но человек честный, который берет с племени возможно меньшие поборы и стремится принести пользу всему народу, хотя и является, как считало большинство, безумцем. Поэтому племя постепенно стало подчиняться его законам, одни больше, другие меньше, и народ начал хвалить Ви и желать, чтобы он правил племенем подольше. Так говорили люди, хотя изредка и бунтовали против него.
Но однажды произошли большие неприятности.
Одна сварливая и скверная женщина по имени Эйджи родила девочку и, не желая возиться с ней, заставила мужа снести ребенка на опушку леса, где его должны были съесть рыскавшие там по ночам волки. Но за женщиной следили другие женщины, которым Паг поручил это дело (Паг хорошо знал ее натуру и подозревал ее). Мужа увидели в то самое мгновение, когда он положил ребенка на камень у опушки леса, и подслушали, как он рассказывал жене о том, что сделал, и как она благодарила его.
На следующее утро их обоих привели к Ви, сидевшему возле входа в пещеру и вершившему правосудие.
Ви спросил их, что стало с девочкой, которая родилась у них месяц тому назад. Эйджи смело ответила, что девочка умерла и что труп ее, согласно обычаю, выброшен. Тогда Ви подал знак, и из пещеры вышла повивальная бабка с той самой девочкой на руках: девочку взяли в пещеру, как обещал Ви, издавая закон.
Эйджи заявила, что это не ее дочь. Тогда девочку показали отцу. Тот взял ее на руки и заявил, что это его ребенок. Его стали расспрашивать, и он сознался, что отнес девочку на съедение волкам против собственной воли, только ради того, чтобы избежать шума и ссор в доме.
Итак, когда преступление было доказано, Ви, напомнив закон, объявил решение. Так как родители богаты и отнюдь не нужда привела их к преступлению, они подлежат следующему наказанию: на закате солнца их отведут к опушке леса, привяжут к деревьям у того же камня, на который они положили девочку, и оставят там, чтобы волки сожрали их.
При этом строгом приговоре в народе раздались крики, так как многие в свое время выбрасывали новорожденных девочек. Послышались даже угрозы в адрес Ви.
Но Ви не изменил своего решения.
При наступлении ночи Эйджи и ее мужа под плач и завывания родных и друзей вывели из хижины и привязали к деревьям в назначенном месте. Там их оставили как преступников.
Всю ночь с места казни раздавались вой и крики, и племя считало этот шум знаком того, что Эйджи и ее муж растерзаны волками. Волки всегда блуждали на некотором расстоянии от хижин, но в зимние месяцы, когда бывали очень голодны, врывались в поселение, обычно же они не осмеливались приближаться к хижинам, так как боялись волчьих ям.
Смерть преступников разъярила народ, многие бросились к пещере с протестами, негодуя и угрожая Ви, по чьему приказу погибли Эйджи и ее муж. Народ кричал, что не потерпит, чтобы мужчин и женщин убивали за то, что они хотят отделаться от бесполезного ребенка. Сбежавшиеся немало изумились, когда увидели у входа в пещеру трех убитых волков и стоящих позади них Эйджи и ее мужа со связанными руками и ногами. Тогда вперед проковылял Паг с окровавленным копьем в руке и заговорил:
— Слушайте! Эти двое справедливо были приговорены к той же смерти, на какую они обрекли своего ребенка. Но вот вышли Ви-Вождь и Моананга, брат его, и я, Паг, и с ними пошли собаки. Мы в ночи притаились рядом с приговоренными, но так, чтобы они нас не видели. Пришли волки, шесть или восемь штук, и набросились на обреченных. Тогда мы отвязали собак и, не щадя собственных жизней, обрушились на зверей, трех убили, остальных так изранили, что они убежали. А затем отвязали Эйджи и ее мужа от деревьев и принесли их сюда, так как они были настолько перепуганы, что не могли ходить. А теперь, по приказу Ви, я освобождаю их и объявляю всем, что если еще кто-нибудь выбросит новорожденную девочку, то его приговорят к смерти и оставят умирать, и никто не пойдет к нему на помощь.
Так Эйджи и ее муж были освобождены и ушли восвояси, покрытые позором, слава Ви после всего этого происшествия сильно увеличилась, как и слава Моананги и даже слава Пага.
С той поры больше не выбрасывали девочек на съедение хищным зверям. Но множество девочек принесли к Ви родители, заявлявшие, что не в состоянии прокормить их. Этих детей Ви — как и обещал — поселил в пещере и отвел для них несколько закоулков, расположенных недалеко от света и от огня. Сюда приходили матери кормить их грудью, покуда девочки не подростали настолько, что их можно было поручить уходу специально назначенных для этого женщин.
Естественно, что все эти перемены вызвали много разговоров в племени, так что даже создались две партии, из которых одна стояла за нововведения, а другая была против них.
Как бы то ни было, до сих пор никто еще не ссорился с Ви, которого все признавали лучшим и мудрейшим из всех вождей, существовавших когда-либо в племени. К тому же у народа не было времени для размышлений, ибо в летние месяцы все были заняты тем, что собирали запасы еды для долгой и свирепой зимы.
Ви и его совет распределяли работу, считаясь с силой каждого человека в племени. Даже детям поручили собирать яйца морских птиц, потрошить треску и другую рыбу, вялить ее на солнце и круглые сутки охранять в отгороженном месте, куда не могли забраться ни волки, ни лисицы. Десятая часть всей собранной пищи шла вождю на прокорм его и всех, кого он содержал.
Половина остального количества пищи складывалась про запас на зиму. Хранили и в пещере, но главные склады для пищи вырубались глубоко во льду, у подножия глетчера и заваливались огромными камнями для того, чтобы ни волки, ни другие хищники не могли растащить запасы.
Так Ви работал с утра до ночи. Паг помогал ему. Ви занимался проблемами жизни племени и уставал настолько, что засыпал, едва добравшись до ложа, — тот самый Ви, который прежде без устали целыми днями охотился.
Ночи ему случалось проводить иногда в хижине Ааки, но Аака держала слово и не оставалась на ночь в пещере, потому что там жил Паг. Так Ви с женой жили мирно на первый взгляд и разговаривали о повседневных житейских мелочах, но оба ни слова не говорили о том, из-за чего однажды рассорились.
Фо было приказано спать в хижине матери. Но там он проводил только ночи, а все дни бывал с отцом, который его встречал с каждым днем все более радостно.
Аака стала ревновать мужа даже к Фо. Мальчик вскоре это почувствовал.

* * *

Зима наступила очень рано, в сущности, в этом году вообще не было осени.
Был спокойный день, и солнце светило, совершенно не грея. Ви ходил по берегу с Урком-Престарелым, Моанангой и Пагом. Он был так занят, что совещался только во время работы, на ходу. Внезапно раздался звук, подобный грому: утки на побережье поднялись, — их были тысячи. Они взметнулись столбом и улетели на юг.
— Что могло испугать их? — спросил Ви.
— Ничего, — ответил Урк. — Лет семьдесят тому назад, когда я был еще ребенком, помню, они вели себя точно так же в это самое время года. И после их отлета наступила самая жестокая и самая долгая зима, какую мы когда-либо знали. Было так холодно, что умерло много народу. Впрочем, может быть, птицы испуганы каким-нибудь шумом, например, треском льда. Если их испугал шум, они вернутся. Если же не вернутся, мы их не увидим до следующей весны.
Птицы не вернулись. И улетели они так поспешно, что на берегу остались сотни еще не оперившихся птенцов, которые едва-едва умели летать. За ними гонялись дети, убивали их и складывали про запас во льду. Прочь от берега ушли также и тюлени, исчезла и рыба.
На следующую же ночь начались свирепые заморозки.
Ви совершенно правильно оценил их, как начало зимы. Поэтому он послал людей за дровами на опушку леса, где валялось много сломанных деревьев.
Работа эта была медленная и мучительная.
Племя не знало пилы и очищало деревья от сучьев и рубило на части с большим трудом кремневыми топорами. Долгий опыт показал, что здесь было на добрый месяц работы, прежде чем пойдет снег, который укроет палые деревья. Сбор дров обычно бывал последней, перед наступлением зимы, работой племени.
Но в этом году снег пошел уже на шестой день.
Правда, он шел не густо, но небо было закрыто тяжелыми тучами. Ви отправил все племя на работу, перестал обращать внимание на нарушения законов и следил лишь за тем, чтобы каждый трудился изо всех сил. Благодаря этому в две недели удалось набрать больший запас дров, чем когда-либо случалось видеть Урку за всю его жизнь. Был сделан запас не только дров, но и мха для фитилей светильников, сложили также огромные груды оставленных приливами водорослей, которые горели, может быть, еще даже лучше, чем дерево.
Народ ворчал из-за бесконечной работы в метель и на холоде. Но Ви не обращал внимания на жалобы, так как был испуган чем-то, чего сам толком не мог понять. Он заставлял народ работать в продолжение всего дня и даже ночи.
И он оказался прав.
Едва успели сволочь в селение последние стволы, едва успели свести и сложить в кучи обрубленные ветки и спрятать в подземные хранилища груды водорослей, как пошел густой снег. Он шел непрерывно много дней и покрыл землю на высоту чуть ли не человеческого роста. Оказалось, что — не поторопи Ви с работой — ни к палым деревьям, ни к моху, ни к водорослям добраться было бы нельзя. А вслед за снегом наступили морозы, великие морозы, которые продолжались много дней.
Подобной зимы никто еще не помнил. Ужас ее состоял, может быть, даже не в количестве снега и в холодах, а в том, что день стал намного короче, чем день прошлых зим. Он был короток так, что его почти не успевали замечать. Солнце не светило — оно только рассеивало слабый свет сквозь густые свинцово-серые тяжелые снежные тучи.
Толком морозы еще не успели начаться — но самый злой ворчун в племени уже благословлял Ви за то, что тот приказал собрать такое количество топлива и пищи, только эти запасы и спасли племя от голодной и холодной смерти. Но даже при наличии всех этих огромных запасов умерло немало стариков, больных и детей. Земля промерзла, и схоронить их было невозможно. Трупы уносили из селения и забрасывали снегом. Вскоре их вырыли и съели волки.
Этой зимой волки стали особенно свирепыми. Пищу они себе найти не могли и, обнаглев от голода, блуждали вокруг селения, случалось, что по ночам они врывались в хижину и набрасывались на ее обитателей, а днем лежали в засадах и ловили детей.
Ви приказал соорудить вокруг селения валы из снега, в проходах между валами круглые сутки горели костры, чтобы отпугивать зверей. Принесенные плавучими льдами, на побережье появились белые медведи, блуждали по холмам, ревели и пугали людей. Впрочем, белые медведи не убили ни одного человека. Очевидно, эти звери боялись людей. Однако, они причинили племени другой ущерб, не менее значительный: они нашли несколько складов пищи, разрыли их и сожрали все припасы.
В конце концов нападения волков и других хищников стали настолько наглыми, что жить в беспрестанном страхе больше было нельзя. Ви, посоветовавшись с Моанангой и Пагом, решил приняться за беспощадное истребление зверей, прежде чем они успеют причинить еще больший вред.
В покрытых льдом холмах, между которыми стояло селение, было узкое и высокое ущелье, в сущности, тупик, из ущелья шел только один выход, да и тот в одном месте сужался до двух с половиной шагов.
Ви — искусный и опытный охотник — решил загнать всех волков в этот горный тупик и построить у входа в него каменную стену такой высоты, чтобы волки не могли перебраться через нее, таким образом, ему удастся навсегда отделаться от них.
Но в первую очередь нужно было заманить их в ущелье.
За это он принялся следующим образом: в начале зимы к берегу прибило умирающего кита. Племя, пользуясь тем, что кит погиб на мели, принялось вырезать у него жир и мясо. Вырезанные куски раскладывали на камнях. Рассчитывали, что когда наступит зима и вода замерзнет, мясо и жир легко можно будет унести по льду. Однако эту работу не довели до конца, так как срочно пришлось собирать дрова, а затем наступили морозы, снежные бури и метели, и к скалам подойти никак не удавалось.
Когда, наконец, установилась морозная погода, Ви отправился на берег и обнаружил, что во время одной из оттепелей (чередовавшихся со снежными бурями), мясо совершенно сгнило. Когда же все замерзло, Ви решил пустить это мясо в ход в качестве приманки для волков. Он призвал старейшин племени и изложил им свой план.
Слушали они его недоверчиво. Особенно недовольны были Пито-Кити Несчастливый и Уока-Злой Вещун. Они заявили, что волки часто нападают на людей, но никогда еще не случалось, чтобы люди нападали на волчью стаю, а особенно зимой, когда волки особенно свирепы и ужасны.
— Послушайте, — возразил Ви, — что вы предпочитаете: убить волков или чтобы они сожрали ваших жен и детей?
На этот вопрос они ответа дать не смогли и попытались вывернуться. Словом, дело кончилось тем, что обсуждение отложили до следующего дня.
В ту же самую ночь волки в огромном количестве — не меньше сотни — напали на селение. Они перелезли через снеговые валы, промчались мимо сторожевых костров, и прежде чем волков успели отогнать, в клочья оказались разодранными женщина и двое детей и к тому же немало народу было покусано.
После этого старейшины приняли план Ви, потому что никакого другого не могли придумать.
Несколько самых сильных мужчин послали к устью ущелья натащить побольше камней. Из этих камней сложили широкую стену вдвое выше человеческого роста. Промежутки между камнями заполнили снегом. В стене был оставлен узкий проход для волков и рядом навалили про запас камней для того, чтобы немедленно закрыть отверстие, когда понадобится. Затем направились на берег за китовым мясом.
Тут их постигла неудача. Оказалось, что несмотря на обильный снег, мясо и жир примерзли так крепко, что отодрать их оказалось невозможным.
Таким образом, все их труды пропали даром. На обратном пути Уока громогласно заявил, что он с самого начала знал, что так и будет.
Всю ночь Ви и Паг совещались, но не могли ничего придумать. Ви предложил было зажечь костры, чтобы мясо оттаяло. Паг возразил на это, что в таком случае жир загорится и все пойдет к черту. Тогда Ви обратился к Ааке.
— Значит, когда Паг не может помочь тебе, ты идешь ко мне за советом? — сказала она. — Я помочь ничем не могу.
Помог случай.
Под утро с берега раздались странные звуки: слышалось рычание, скрежет и рев. При первых лучах зари Ви разглядел целую стаю белых медведей, крадущихся сквозь туман.
Когда медведи ушли, Ви, захватив с собой Пага, пошел посмотреть, что они натворили. Оказалось, что медведь, учуяв мясо (благо, снег с него сошел), отодрали его своими острыми когтями от камней. Они съели немало, но оставалось еще достаточно.
Тогда Ви сказал Пагу:
— Я думал, что все наши планы рухнули и нам придется оставить ловушку без приманки и попытаться силой загнать туда волков. Но боги, оказывается, помогли нам.
— Да, — сказал Паг, — медведи помогли нам. Не знаю я только, боги ли стали медведями или медведи богами.
Срочно созвали племя. Люди собрались почти все, одни с веревками, которыми привязывали огромные куски мяса, другие с грубо сплетенными корзинками. Прежде чем наступила ночь, они снесли почти все мясо в ущелье, где бросили его, чтобы оно примерзло и чтобы волки не смогли бы ни утащить его, ни сожрать.
Ночью они увидели при свете луны множество волков, которые собрались у входа в ущелье и рыскали взад и вперед, не решаясь войти и опасаясь ловушки.
Наконец, несколько волков вошли, и наблюдавшие за ними люди дали им возможность нажраться и вернуться восвояси. На следующую ночь волков явилось больше. Каждую ночь их собиралось все больше, хотя замерзшее мясо с трудом поддавалось даже их крепким челюстям.
На четвертую ночь Ви созвал племя и перед самым заходом солнца послал всю молодежь под предводительством Моананги в леса. Им было дано поручение полукругом оцепить волчьи логова и не шевелиться, покуда на высокой скале не вспыхнет сигнальный костер. Тогда они с криками должны броситься вперед и гнать волков ко входу в ущелье.
Люди пошли за Моанангой, зная, что предстоит решительная схватка, теперь либо они должны погибнуть, либо волки.
Ви заметил, что Паг держит себя как-то странно. Как только молодежь ушла, Паг сказал:
— Это бесполезно, Ви. Ведь если волков испугать криками, они побегут не к ущелью, а постараются либо прорваться через линию загонщиков, либо обогнуть их. Словом, они поодиночке или парами, но скроются.
— Почему ты раньше не сказал этого?
— Были причины. Послушай, Ви! Все женщины называют меня человеком-волком. Считают меня оборотнем, думают, что я по ночам превращаюсь в волка и охочусь в стае. Это, понятно, вздор, но в этой лжи есть доля правды. Ты знаешь, что вскоре после моего рождения мать бросила меня в лесу, рассчитывая, что я погибну, но вскоре отец нашел меня и принес назад. Но ты, наверное, не знаешь, что в лесу я пробыл десять дней. Я был грудным младенцем, так что ничего не помню о том времени, но нужно полагать, что меня выкормила какая-нибудь волчица.
— О подобных вещах я слышал, но, по-моему, все это бабьи россказни, — ответил Ви. — И твоя история — чепуха. Отец, наверное, нашел тебя в тот же день.
— А я думаю, это правда. Моя мать, умирая рассказала, что отец (его вскоре разорвали волки) сам говорил ей обо всем этом под секретом. Он рассказывал, что пошел искать мой труп, хотя бы кости, а нашел меня в гнезде, какое волки устраивали для своих детенышей. Надо мной стояла огромная серая волчица, и ее сосок был у меня во рту. Очевидно, она лишилась детенышей. Волчица зарычала на него, но убежала. А он схватил меня и побежал домой. Мать клялась мне в этом.
— Бред умирающей, — проворчал Ви.
— Не думаю, — возразил Паг, — и у меня есть на то основания. Когда меня выгнали из племени, мне пришлось уйти в лес, потому что никто не хотел помочь мне. Я пошел в лес для того, чтобы волки растерзали меня. Вечерело, и я видел за деревьями собравшихся волков: они дожидались ночи, чтобы наброситься на меня. Я нехотя следил за ними, ожидая конца. Волки все приближались, и внезапно на меня кинулась большая серая волчица, прыгнула, остановилась и принюхалась. Она трижды обнюхала меня, лизнула и зарычала на других волков. Самцы побежали прочь, но две волчицы остались. Она схватилась с ними, перегрызла одной горло, а другую так искусала, что та убежала прочь. Тогда она убежала также. Я изумленно глядел ей вслед, но потом вспомнил рассказ матери и больше не удивлялся. Очевидно, это была та волчица, которая выкормила меня.
— А тебе случалось еще ее видеть, Паг?
— Да. Она возвращалась дважды. Один раз через пять дней, а второй — через шесть после первого ее возвращения. Каждый раз она приносила мясо — гнилую падаль, очевидно, выкопанную из-под снега, но я не сомневаюсь, что это было лучшее мясо, какое она могла найти. Она совершенно отощала от голода, но я уверен, что она приносила мне свою долю.
— И ты ел это мясо?
— Нет. Ведь я хотел умереть. И, вдобавок, меня рвало от одного вида его. А затем ты нашел меня и привел к себе, и с тех пор я больше не встречался со своей кормилицей. Но она еще жива, я несколько раз видал ее. Последний раз — недавно. Теперь она водит стаю.
— Странная история, — сказал Ви, удивленно глядя на него. — Если только тебе все это не приснилось, ты должен был бы быть поласковее к волкам. А ты ведь их убил немало.
— С чего мне быть ласковым с ними? Разве они не разорвали моего отца? Разве они не сожрали бы меня? Но к этой волчице я испытываю нежность. Поэтому и прошу в награду за то, что я сделаю, пощадить ее жизнь.
— А что ты сделаешь?
— Вот что. Перед тем, как зажгут сигнальный костер, я отправлюсь в лес и разыщу эту волчицу. Она узнает меня и придет ко мне. Я поведу ее, и все волки пойдут за ней. И я приведу их в ловушку. Я спасу только ее — вот плата, которую я требую.
— Ты с ума сошел!
— Называй меня сумасшедшим, если я не вернусь или мой замысел провалится. Если же я сделаю то, что собираюсь, назови меня мудрым.
Паг рассмеялся:
— Подожди немного, и ты все сам поймешь, — сказал он.
Не дожидаясь ответа, Паг соскользнул со скалы и скрылся во тьме.
— Он сошел с ума, — пробормотал Ви. — Вот пришел конец нашей дружбе. Впрочем, все вскоре выяснится.
Прошло еще немного времени, и Ви взглянул на луну. Звезда уже исчезла за краем ее диска. Подходил условленный час.
Он нагнулся к Фо, сидевшему у его ног, и шепнул ему что-то. Фо кивнул и через несколько мгновений вернулся к отцу, держа в руках дымящуюся головню, которую принес из маленького костра, горевшего за горой.
Ви взял головню, подошел к сложенному на скале сухому хворосту и ткнул ее в кучу измельченных водорослей, лежавшую внизу. Высушенные водоросли запылали синим огнем, и вскоре пламя взметнулось в небо.
Ви приказал Фо вернуться в пещеру. Фо отошел в сторонку, якобы направляясь домой, но спрятался за утесом, так как больше всего на свете ему хотелось посмотреть на эту великую охоту на волков.
Ви был уверен, что Фо ушел, и спустился вниз, где между камнями прятались старики. Их было человек пятьдесят, и руководил ими Хотоа-Заика. Они укрылись так, чтобы волки не учуяли их.
Ви приказал им быть наготове и дождаться, покуда волки все не зайдут в ловушку, и тогда только, по его приказу, но не ранее, броситься вперед с камнями в руках и заложить отверстие, чтобы волки не могли выйти обратно. Пока же они должны были все время ворошить камни, чтобы те не примерзли.
Старики дрожали от холода и страха и выслушали его угрюмо. Уока сказал:
— Я предчувствую, что ничего хорошего не выйдет.
Хоу-Непостоянный спросил:
— Нельзя ли отказаться от всего этого и пойти домой?
Нгай-Волшебник заявил:
— Я молился Ледяным богам и видел сон. Мне снилось, что Пито-Кити спит в брюхе у волка. Понятно, это значит, что всех нас сожрут волки.
Пито-Кити застонал и стал ломать руки.
Урк-Престарелый покачал головой и заявил:
— Никогда не выдумывали такой вещи. Никогда, не то бы я слыхал это от деда. А то, чего не делали раньше, незачем делать и теперь.
Только Хотоа, человек мужественный, хотя и глупый, заявил:
— Камни готовы, и я буду закладывать вход в ущелье, даже если мне придется работать одному.
Ви рассердился.
— Слушайте! Луна светит ярко, и я вижу всех. Если хоть один человек побежит, я разгляжу его и вышибу из него мозги. Да, первый же, кто побежит, умрет.
Он взмахнул секирой и многозначительно взглянул на Хотоа и Уоку. После этого все замолчали, зная, что Ви держит свое слово.

* * *

Начали собираться волки. На снегу они казались темными тенями. По двое и по трое бегали они, высунув языки, и скрывались в ущелье.
— Не шевелитесь, — шепнул Ви. — Волки пришли, чтобы насытиться.
Он оказался прав. Вскоре из глубины ущелья раздались рычание и лязг зубов. Волки ссорились из-за мяса.
Наконец, издалека донеслись крики. Загонщики увидали огонь и принялись за дело. Прошло некоторое время.
И внезапно сидевшие в засаде увидали ужасное зрелище: снежная тропинка внизу почернела от волков. Волков было больше, чем они могли сосчитать. Их были сотни, и шли они медленно, молча и нехотя, как упирающийся гость.
А впереди них рысцой трусила огромная, тощая серая волчица. Рядом с нею бежал, держась за ее гриву, — или ехал на ней верхом, — при неверном лунном свете люди толком не могли разобрать, — кто-то похожий на человека.
Это был Паг.
Сидевшие в засаде задрожали от ужаса, а некоторые закрыли глаза руками. Даже Ви вздрогнул. Значит, Паг говорил правду. Значит, в его жилах текла всосанная с молоком волчья кровь.
Серая волчица вбежала в проход. Ви разглядел ее сверкающие глаза и стертые желтые клыки. Рядом с ней шел Паг. Они вошли в проход у каменной, покрытой снегом стены. Вошли, и волчица подняла морду и громко завыла.
Следовавшая за ней стая волков колебалась. Но на призывный вой все волки вскинули морды и завыли в ответ. Подобных звуков никто в племени никогда не слыхал, эти звуки были так ужасны, что многие попадали наземь, чуть не лишившись сознания.
Вожак стаи позвал, и стая должна была повиноваться ему. Волки бросились ко входу, давя друг друга, карабкаясь друг другу на спину, торопясь.
Все они вошли в ловушку. Ни один не остался снаружи.
Настало время заваливать проход.
Ви открыл уже рот, чтобы дать сигнал, и заколебался.
Ведь там внутри в ловушке остался Паг. Когда волки обнаружат, что они попались, они разорвут его и волчицу насмерть. Нужно подать сигнал, но Паг в ловушке. В состоянии ли он отдать приказ, который обрекает Пага на смерть?
Паг один, а в племени народу много. Если волки вернутся, обезумев от ярости, — ни один из людей не уцелеет.
— К стене! — хрипло сказал Ви. Схватив огромный камень, он бросился вперед.
Из расщелины вышла огромная серая волчица и с нею целый и невредимый Паг. Он наклонился, что-то шепнул ей на ухо, и присутствующим показалось, что она прислушалась к его словам и облизала ему лицо. Затем она отпрянула прочь, точно камень из пращи.
На пути ее стоял Пито-Кити Несчастливый, он повернулся, чтобы бежать. Она с рычанием бросилась на него, укусила в бедро, помчалась дальше и скрылась из виду.
— Стройте! — кричал Ви. — Стройте!
— Стройте! — повторил за ним Паг. — Стройте поскорей, если хотите увидеть солнце. Я ухожу. Мое дело сделано.
И он проковылял мимо людей, которые с ужасом отшатывались от него.

* * *

Ви бросился ко входу и положил свой камень. За ним кинулись другие. Над растущей стеной показалась волчья морда. Ви взмахнул секирой, и волк свалился с рассеченным черепом. Послышался лязг зубов: загнанные волки поедали убитого. Это дало людям короткую передышку.
Груда камней росла, но теперь на них волки наваливались всей своей тяжестью. Одних убивали, других отгоняли. Даже самые робкие отчаянно дрались каменными топорами, копьями и дубинами, ибо каждый помнил, что если не удастся перелезть через стену или проломить ее, ни один человек живым не уйдет.
Итак, одни строили, другие сражались, а третьи носили корзины с сырой глиной или снегом и затыкали щели между камнями. Снег мгновенно замерзал, и каменная кладка становилась крепкой, как крепостная стена.
Нескольким волкам удалось взобраться на спину к другим и прыгнуть оттуда на гребень стены. Большинство из этих волков убежало, но самые свирепые сражались с людьми до последнего издыхания.
Вдруг посреди шума и смятения Ви услыхал призыв помощи, он обернулся, так как голос показался ему знакомым.
На ослепительно блестевшем под луной снегу его сын Фо бился с огромным волком. Зверь взревел и прыгнул. Фо пригнулся и выставил вперед острие кремневого копья. Потом мальчик упал, и волк упал на него.
Ви бросился вперед, думая, что запоздает и найдет сына с перегрызенным горлом.
Он пришел действительно слишком поздно, и Фо и волк лежали недвижно. Собрав все свои силы, он оттащил труп волка. Под ним лежал покрытый кровью Фо.
Думая, что мальчик мертв, Ви с болью в сердце поднял его, так как любил сына больше всего на свете.
Внезапно Фо выскользнул из его объятий, подскочил, потянулся и глубоко вздохнул.
— А ведь я убил волка! Посмотри: копье сломалось, но конец его торчит из спины. Он уже разинул пасть, чтобы перегрызть мне горло, но задрожал и умер.
— Ступай домой! — резко приказал ему Ви.
В душе же он радовался чудесному спасению сына.
И он бросился назад к стене и не отходил от нее, она же выросла так, что ни один волк на свете не смог бы перескочить через нее. Перелезть через стену тоже было невозможно, потому что верхние ряды камней выступали над нижними и шли уступами внутрь. Ви, стоя возле стены, дождался, покуда не замерзнут окончательно снег, песок и серая глина. Шел домой он в твердой уверенности, что до весны стена не рухнет.
Работа была закончена, и на востоке уже занялась заря короткого зимнего дня. Ви вскарабкался на стену и заглянул в ущелье. Оно еще было во тьме, так как луна уже села, а солнечные лучи не проникали сюда. Во мгле разглядел он сотни свирепых глаз, окрестные холмы откликались эхом на вой побежденных хитростью волков.
Они выли так много дней. Более сильные пожирали тех, кто слабел. Наконец, в темной котловине наступила тишина.
Все волки передохли.

Глава VII

ВИ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ТИГРОМ

Этот великий бой с волками утомил Ви до смерти. Впрочем, потрясен он был главным образом не сражением, но изумлением, испытанным при виде ужасной дружбы Пага с серой волчицей и боязнью, когда увидел, что волк обрушился на Фо.
После всех этих событий Ви отсыпался в течение нескольких дней.
Он подчас просыпался, и Аака бывала с ним нежна, нежнее, чем когда-либо с того самого времени, как Хенга убил Фою. Дело в том, что Аака гордилась великими делами Ви и тем, что слава о нем росла с каждым днем. Видя, что он поправляется, она приносила ему пищу и говорила с ним ласково, Ви это радовало — он по-прежнему юношеской любовью любил Ааку, хотя в последнее время она и была холодна к нему.
Он сидел на кровати, и Аака подавала ему еду (таков был обычай племени), в пещеру вошел Моананга и весело, как всегда, стал рассказывать об ужасной ночи.
— В сущности, работал-то только ты один, Ви, — заметил он. — А мы только шлялись по лесу, расцарапали себе ноги и изодрали лицо о полузанесенные снегом деревья и сучья. И все это совершенно без толку.
— А волков вы не видали?
— Ни единого. Вою-то в отдалении мы наслушались досыта. Выходит так, что они все ушли, не дожидаясь нас, что их увел один наш общий приятель, который, как говорят, умеет околдовывать волков. Впрочем, наверно, эти россказни — чепуха.
Он пожал плечами.
— Но зато мы видели кое-что иное, — таинственно сказал Моананга.
— Что именно?
— Того самого великого полосатого зверя, о котором рассказывают старики, тигра с саблевидными зубами. Знаешь, ты носишь шкуру такого же тигра. Это и есть плащ вождя.
Уже много поколений подряд вожди племени носили тигровую шкуру, происхождение этой шкуры оставалось загадкой для племени — считалось, что она была ‘всегда’. Вообще же предания рассказывали об огромном тигре, грозе племени, но этого тигра не видел никто. Люди считали, что либо хищники вымерли, либо покинули их местность.
— А что делал тигр? — спросил Ви. В нем проснулся охотник.
— Он вышел из-за деревьев, смело прошел вперед, прыгнул на скалу и остановился, уставившись на нас и помахивая хвостом. Это был огромный зверь, ростом с оленя. Мы закричали, думая испугать его, но он не обратил никакого внимания на шум, стоял, мурлыкал, как дикая лесная кошка, и глядел на нас горящими глазами. Впереди стоял человек по имени Фин, тигр прыгнул на него. Фин заметил движение тигра и бросился бежать. Но тигр прыгнул так, как никто не прыгает. Он перескочил через наши головы и обрушился на Фина. Схватил его и ускакал прочь, неся Фина в зубах, как дикая кошка несет пойманную птицу. Больше мы не видали ни его, ни Фина. Народ говорит, что тигр — это Хенга, и потому он и выбрал Фина, которого при жизни ненавидел.
— В таком случае, я должен быть настороже, ведь Хенга ненавидел меня намного сильнее, чем Фина. Хенгу я убил и клянусь, что убью тигра, если он еще будет рыскать в этих краях. Но хотел бы я узнать, откуда пришел этот зверь.
В это мгновение в пещеру вошел Паг.
Аака, слушавшая рассказ о смерти Фина, поднялась и ушла, бросив на ходу:
— Вот идет человек, который, наверное, сможет научить вас, как поймать тигра в ловушку. Ведь что такое тигр? Только большой полосатый волк.
При приближении Пага все в пещере расступились и отошли подальше: правда, они были благодарны Пагу, но после истории с волками боялись его еще больше, чем прежде. Даже Моананга задрожал и уступил карлику место.
— Нечего вам меня бояться, — насмешливо приветствовал их Паг, — серая волчица убежала, и ее родичи не последуют ни за мною, ни за нею. Я только что видел их. Они дерутся и пожирают друг друга. Вскоре они все передохнут. Ведь эту стену им не одолеть и не подкопать.
— Скажи, Паг, — смело спросил Моананга, — кто ты: человек или волк в образе карлика?
— Ты знал моего отца и мою мать, Моананга, и потому можешь сам ответить на свой вопрос. А впрочем, в каждом человеке есть кое-что волчье, а во мне несколько больше, чем в остальных. Ви знает, почему я это говорю.
— Если в каждом человеке есть нечто волчье, значит, и в тигре может быть что-то человеческое, — задумчиво пробормотал Моананга и повторил Пагу историю о тигре и Фине.
Паг внимательно выслушал его.
— Стоит пройти одной туче, как за нею вслед идет другая, — задумчиво сказал он. — С волками расправились, а теперь им на смену тигр. Не знаю, живет ли в нем Хенга. Но если Хенга и вправду вселился в тифа, то его нужно прикончить как можно скорее.
И он взглянул на Ви и на Фо, который стоял рядом с отцом, прижавшись к нему.
Затем Паг отправился добыть что-нибудь поесть.
Начиная с этого дня тигр стал не меньшим бедствием для племени, чем были волки.
Тигр рыскал вокруг деревни в ночной темноте, а когда рассветало и люди выходили из хижин, он врывался в селение, хватал кого попало и убегал, унося добычу в зубах. Его не останавливали никакие изгороди, он не попадался ни в какие ловушки и был так ловок, что никто не мог ранить его копьем.
Ви уже начал бояться, впрочем, больше за Фо, чем за самого себя. Несомненно, рано или поздно мальчик попадется в когти хищника, а может быть, первым попадется сам Ви.
Народ жил в постоянном страхе, и теперь никто не решался выходить из хижины, покуда совсем не рассветет, и уж во всяком случае никто не осмеливался выходить из селения в одиночку.
Весна наступила, наконец, с большим опозданием. Снега растаяли, и в лесах снова появились олени.
Ви надеялся, что теперь тигр перестанет убивать людей и начнет охотиться на дичь, а может быть, уйдет туда, откуда явился, уйдет, чтобы найти своих сородичей. Но эти предположения оказались неверными.
Тигр, очевидно, был последним из породы саблезубых. Он появлялся то в одном месте, то в другом, на людей он нападал по-прежнему, не обращая никакого внимания на дичь: тигр уволок еще несколько человек.
Кончилось дело тем, что ни один человек уже не решался ходить на охоту, так как каждый боялся, что чудовище набросится на него. Никто не знал, где логово тигра. Тигр, казалось, одновременно находился повсюду, постоянно следил за людьми и знал, куда они пойдут.
В конце концов все племя собралось на Место сборищ и послало Винни-Трясучку позвать Ви.
Ви явился в сопровождении Пага.
Урк-Престарелый заговорил от имени племени:
— Тигр с большими зубами убивает нас. По нашему — это Хенга. Ты убил Хенгу и превратил его в тигра. Ты — великий охотник и наш вождь по праву победы. Мы хотим, чтобы ты убил тигра, как убил Хенгу.
— А если я не могу или не хочу, что тогда?
— Тогда, если нам удастся, мы убьем тебя и Пага и изберем другого вождя, — ответил за собравшихся Винни. — А если не удастся, то мы перестанем подчиняться тебе и твоим законам и уйдем прочь отсюда с места, где жили испокон веков, и постараемся найти себе иное пристанище, подальше от тигра.
— А может быть, тигр пойдет за вами? — мрачно ухмыляясь, заметил Паг.
Эти слова произвели на собравшихся самое тяжелое впечатление: о такой возможности они не думали.
Но Ви, не давая никому ответить, начал медленно, грустным голосом:
— Видно, среди вас у меня немало врагов. Этому я не удивляюсь: последняя зима оказалась суровой, намного суровее, чем предыдущая, холода были жестоки и снега больше, чем когда-либо до сей поры, и поэтому — смерти и болезни в племени. Одних из нас убили волки, других тигр. Боги, которые живут во льду, не помогли нам, хотя жертв приносили мы немало. Вы велите мне убить тигра, а не то вы убьете меня сами и изберете иного вождя, на что вы — согласно старинным обычаям — имеете право. И вы собираетесь, если я окажусь сильнее вас, покинуть меня и уйти прочь — искать новые места для становищ вдали от мест, где вы родились.
— Внимай же, о племя! — громко выкрикнул Ви. — По-моему, вам нечего уходить отсюда в иные места, где вы, может быть, встретите опасности большие, чем те, от которых убегаете. Я отправлюсь сам на этого тигра и постараюсь одолеть его, как одолел Хенгу. Возможно, я убью тигра, но значительно более вероятно, что он прикончит меня. В таком случае, вам предстоит либо бороться с хищником, либо бежать отсюда. Как бы то ни было, вам решительно незачем пытаться убить меня, ибо знайте, что мне надоело быть вождем. Недавно еще я освободил вас от угнетателя, который безжалостно убивал своих единоплеменников, и с того времени, трудясь день и ночь, я заботился только о том, чтобы всем было хорошо, и изо всех сил старался улучшить жизнь племени. Вы считаете, что я не справился со своей задачей, и я совершенно согласен с вами, ведь иначе вы бы были больше привязаны ко мне. Поэтому я слагаю с себя звание вождя. Если же обычай не позволяет этого, я встану здесь безоружный и буду ждать, когда тот, которого вы выберете, дубиной или копьем прикончит меня.
— Итак, — закончил он, — выбирайте человека, и я подчинюсь ему. Но, как вождь племени, я даю вам последний совет, скажите ему, чтобы он дал мне возможность пойти на тигра. Если тигр не убьет меня, я возвращусь, и тогда вы будете вольны поступать со мной, как вам будет угодно.
Народ услышал эту речь, оценил ее благородство и устыдился, но помимо стыда всех охватило смущение и замешательство, потому что племя не знало, кого выбрать вождем вместо Ви.
И, в довершение всех неприятностей, Паг громко заявил, что не успеют они выбрать вождя, как Паг вызовет его на бой.
При этих словах все, кто уже начал было поглядывать в сторону пещеры, торопливо опустили глаза.
Кто-то выкрикнул имя Моананги, но тот заявил:
— Ну, нет. Я на стороне моего брата Ви. Если вы изгоните его или предадите смерти, значит, сошли с ума. Где вы найдете человека, более отважного, мудрого и честного, чем он? Почему вы сами не пойдете на тигра? Не потому ли, что трусите?
Никто не отвечал.
Некоторое время все сконфуженно перешептывались, затем кто-то выкрикнул:
— Ви наш вождь! Мы не хотим другого.
Так закончилась эта смута.

* * *

В ту же ночь Ви и Паг совещались о том, как убить тигра. Рассуждали они долго и серьезно, но никак не могли найти никакого разумного решения. Уже были обдуманы все способы. Тигр не попадался ни в какие, даже самые искусные, ловушки, он не ел отвратительного мяса, не боялся огня и вообще его ничем нельзя было прогнать или испугать. Дважды племя, вооружившись отправлялось на охоту за ним, но один раз он укрылся от них, а в другой — сам напал, убил одного человека и скрылся. С тех пор племя оставило попытки расправиться с хищником.
— Мы с тобой должны одни идти на него, — сказал Ви.
Паг покачал головой:
— Нашей силы не хватит на это. Прежде чем ты успеешь ударить его секирой, он прикончит нас обоих. Тут нужно применить другой способ. Тигр, должно быть, очень одинок. Дай мне на время плащ вождя, Ви. Если он пропадет, я отдам тебе лучший.
— Зачем?
— Я скажу потом. Ты мне дашь плащ и ожерелье из тигровых когтей?
— Бери, если хочешь, — устало уступил Ви, зная, что бесполезно стараться выпытывать у Пага тайну, которую тот хочет хранить.
— Возьми их и возьми с ними вместе и звание вождя, если хочешь, — также устало предложил Ви. — Хватит с меня всего. О, как бы я хотел снова быть просто охотником, и больше никем!
— Ты и будешь охотником, — медленно ответил ему Паг, — величайшим охотником, какой когда-либо существовал на свете. А теперь давай некоторое время больше не будем говорить о тиграх, а не то они мне будут сниться по ночам.

* * *

Потом Паг несколько дней подряд пропадал где-то целыми часами и возвращался поздно ночью всегда очень усталый. Ви заметил, что таинственно исчезли не только плащ из тигровой шкуры и ожерелье из тигровых костей, но и высушенная ветром голова Хенги, торчавшая на дереве.
Однажды Аака спросила Ви, почему он не носит плаща.
— Потому что зима прошла и становится жарко, — ответил Ви.
— По-моему, вовсе не жарко. А почему ты не носишь ожерелья?
— Потому что кожа у меня стала нежной, и когти царапают ее.
— Паг здорово научил тебя врать. Он бы сам не смог ответить ловчее. А куда это он все время ходит так таинственно?
— Не знаю. Я сам собирался спросить у тебя об этом. Ведь ты так бдительно следишь за каждым его поступком.
— Думаю, что могу ответить на твой вопрос. По-моему, он ходит на охоту со старой волчицей. Потому-то он такой усталый и приходит домой. Я слыхала, что совсем недавно несколько наших мертвецов выкопали из-под снега и съели.
— Об этом мне никто ничего не говорил.
— Даже вождю племени сообщают не все, а особенно о тех, кого он любит, — бросила Аака и ушла, рассмеявшись.
Две ночи спустя Паг подошел ко входу пещеры, послюнил палец, выставил его наружу и озабоченно проверил направление ветра. Затем подошел к Ви и прошептал:
— Ты готов подняться за час до рассвета и пойти со мной убивать тигра?
— Не лучше бы взять с собой кого-нибудь еще? — нерешительно произнес Ви.
— Нет. Только дураки делятся добычей с другими. Пускай вся слава будет нашей. А теперь больше не спрашивай меня ни о чем. Здесь слишком много ушей.
— Хорошо, — согласился Ви, — я пойду с тобой, убью тигра или погибну.

* * *

Часа за полтора до рассвета они выскользнули из пещеры, подобно теням. Но Ви, перед тем как уйти, поцеловал Фо, спавшего рядом с его ложем: Ви думал, что больше не увидит сына. Он взглянул на спящую Ааку и грустно вздохнул.
Он был в полном вооружении: захватил с собой тяжелую секиру из блестящего камня, два кремневых копья и кремневый нож. Паг захватил с собой также два копья и нож.
Они вышли из селения и пробирались лесом при свете заходящей луны и блестевших звезд.
Паг заметил, что разгулявшийся ночью ураган утих.
— Вот посмотри, как ярко светят звезды. Это предвещает хорошую погоду.
Ви рассердился и закричал:
— Да перестань ты болтать о погоде и звездах. Скажи мне лучше, куда мы идем и зачем? Что я, по-твоему, младенец, чтобы меня держать в неведении?
— Да, — хладнокровно ответил Паг. — Ты младенец, у которого любая женщина может выпытать тайны. Обо мне уж во всяком случае этого сказать нельзя.
— Я возвращаюсь домой, — сказал Ви и остановился.
— Но, впрочем, если хочешь, — спокойно продолжал Паг, — теперь я могу рассказать тебе, в чем дело. Только не стой на месте, как девушка, ожидающая возлюбленного. Поторопись. Времени у нас осталось мало.
— А терпения у меня еще того меньше, — проворчал Ви и двинулся вперед.
— Так вот в чем дело. Ты знаешь, там на опушке леса, две скалы, которые народ называет Муж и Жена, потому что они так близко друг от друга и все-таки разделены. Я обнаружил, что по тропинке между ними и ходит этот самый тигр. Для того, чтобы отпугнуть его на некоторое время, я развесил там человеческие одежды. Затем я принялся за работу и вырыл яму, яма, доложу тебе, замечательная. Она узка, как могила, и вся утыкана острыми копьями. На дне ее я разжег костер для того, чтобы уничтожить человеческий запах. Яму скрыл сосновыми ветвями, которые пахнут так сильно, что запах человека не слышится, а их я усыпал тонким песком, совершенно схожим с песком всей местности. Этот песок я принес туда в мешке из только что снятой и невыдубленной шкуры, а насыпал в мешок раковиной, так что я ни к одной песчинке не прикоснулся. Словом, тигр будет обманут.
— Этого тигра ничем не обманешь, — хмуро пробурчал Ви в ответ. — Ведь он хитер, как человек. Мало мы делали ловушек? А ведь он ни разу не попадался ни в одну.
— Да, Ви, тигр очень хитер, но только он одинок, и, если он увидит, что другой тигр прошел по этому мосту и поджидает его на той стороне ямы, он почти наверняка пойдет туда. На этом и построен весь мой замысел.
— Другой тигр? Что ты хочешь этим сказать?
— Скоро узнаешь. И вот что, Ви. Забудь, что ты хороший вождь. Помни только, что ты значительно лучший охотник, и молчи. Если мы подойдем тихо, нам бояться нечего, так как мы стоим по ветру у тигра, и учуять нас он не может.
Наконец, они добрались до места. Невдалеке от ямы лежала груда камней.
Паг шепнул Ви:
— Скорее прячься здесь. Рассвет близок, и тигр должен вскоре пройти. Держи секиру наготове.
— Что ты будешь делать?
— Увидишь. Не удивляйся ничему. Не двигайся, покуда я не позову тебя на помощь или покуда на тебя не нападут.
Паг скрылся где-то в темноте, а Ви, став на колени, смотрел в щелку между камней. Он с юности привык к охоте и почти не хуже зверя видел в темноте. Он заметил на снегу (здесь, в тени между утесами, снег еще не растаял) следы тигровых лап и подумал, что Паг опоздал и тигр уже прошел. Затем он сообразил, что это невозможно: ведь тигр должен был в таком случае свалиться в яму. Откуда же взялись эти следы? Его удивление усилилось, когда он увидал в тени утеса тигра. Да, да, тигра. Тигра — по эту сторону ямы.
Как мог тигр попасть сюда?
Они только что прошли по открытому месту, где деревьев не было, и тигру здесь негде было укрыться. А ведь это был тигр. Ясно видна была его полосатая шкура. Тигр ворчал и грыз что-то лежавшее на самом краю прикрытой ямы.
— Если, — подумал Ви, — я внезапно прыгну на него с камнем и ударю изо всей силы, быть может, мне удастся переломить ему шею или размозжить голову, прежде чем он набросится на меня.
Тут он вспомнил, что Паг приказал ему не шевелится, разве только в случае, если на него нападут или Паг позовет на помощь. Вспомнил он также, что Паг вполне заслуженно гордился тем, что никогда не говорит попусту. Поэтому Ви остался на месте и продолжал ждать.
Уже пробивались сквозь тучи первые серые лучи рассвета. Они упали и в тень, скрывавшую тигра, и Ви увидел, что тот грыз.
То была голова Хенги! Ви понял все. Тигром был Паг. Да, в этой шкуре, сделанной из плаща вождя, скрывался Паг, и он держал голову Хенги, делая вид, что пожирает ее. И подумать только, что Ви несколько мгновений тому назад собирался наброситься на это чучело! Значит, он убил бы Пага! От одной мысли об этом вся кровь у него похолодела. Затем он забыл обо всем.
На другой стороне расщелины, медленно подползая, помахивая хвостом, волоча брюхо по земле, оскалив зубы и взъерошив шерсть, появился чудовищный зверь, которого они преследовали. Вот он поднялся во весь рост. Тигр был ростом не ниже оленя! Он стоял, подозрительно оглядываясь и всматриваясь вперед горящими глазами.
Тигр внизу, или, вернее, Паг в тигровой шкуре зарычал еще свирепее и яростно затеребил голову Хенги. Чудовище прижало уши и зарычало в ответ, но дружелюбно. Затем, очевидно, оно почуяло запах головы Хенги и взглянуло на нее.
Тигр сделал несколько шагов, выгнул спину и подпрыгнул, как прыгает играющий котенок. Он высоко взлетел в воздух и всеми четырьмя лапами опустился на ветви, скрывавшие яму, и сучья провалились под его тяжестью. Он свалился в яму, а за ним покатилась голова Хенги. Рев потряс воздух, потому что острые колья, которые Паг поставил на дне ямы, глубоко вонзились в тигра.
Ви выскочил из прикрытия и побежал к Пагу.
Тот уже успел скинуть с себя шкуру и стоял у края ямы, держа копье в руке и гладя вниз. Ви посмотрел в направлении его взгляда и увидел, как огромный тигр (глаза его сверкали, как раскаленные угли) корчится на кольях. Внезапно зверь замолчал, и они подумали было, что он умер.
Вдруг Паг крикнул:
— Берегись! Зверь идет!
В то же самое мгновение когти тигра показались на краю ямы, а за ними вслед потянулась его огромная плоская морда. Тигр соскочил с кольев и вылезал из ловушки.
Паг ударил его копьем, вонзив глубоко в горло. Зверь схватил рукоять зубами и перегрыз ее.
— Бей! — крикнул Паг.
И Ви, изо всех сил обрушив свою секиру на тигра, мощным ударом разбил ему череп.
Но и это не убило тигра. Ви ударил вновь и раздробил ему одну переднюю лапу. Тигр поднялся и выскользнул из ямы. Встал на дыбы и взмахнул неповрежденной лапой.
Ви отбежал назад и пригнулся так, что удар пришелся поверх него, а Паг отскочил в сторону. Тигр бросился на Ви, навис над ним, стоя на задних лапах. Он был так изранен, что прыгать не мог. Ви схватил секиру обеими руками, ударил, и острое лезвие глубоко вонзилось в брюхо зверя. Он попытался выдернуть секиру, но не успел, и тигр обрушился на него всей тяжестью.
Паг подбежал и вонзил зверю в бок свое второе копье.
Тогда тигр, уже разинув пасть, чтобы сомкнуть ее на голове Ви, жалобно простонал. Челюсти его сжались, когти судорожно дернулись, голова опустилась на лицо Ви, дрожь пробежала по всему его телу, и тигр утих.
Паг снова навалился на копье, вгоняя его все глубже и глубже, покуда не убедился окончательно, что острие пробило сердце тигра. Тогда, схватив зверя за лапы, карлик напряг все свои силы и перевернул тигра. Мертвый зверь перекатился на спину. Под ним лежал весь красный от крови Ви.
Паг решил, что Ви мертв, и тихо всхлипнул от горя. Но Ви присел и стал тяжело переводить дух, он чуть не задохнулся под тяжестью тигровой туши.
— Ты ранен? — наклонился к нему Паг.
— Кажется, нет, — пробурчал Ви. — Когти миновали меня.
— У тебя будет изумительный новый плащ, — сказал Паг.
— Он твой, по заслугам, — отвечал Ви.

Глава VIII

ЛОДКА И ЕЕ СОДЕРЖИМОЕ

Ни Ви, ни Паг не были даже поцарапаны. Однако, в пещеру они возвратились, прислоняясь друг к другу, — так они устали. С мертвым зверем они ничего не могли сделать и потому оставили его на месте.
Прежде чем уйти, Паг вытряс из плаща водоросли и мох и набросил себе на плечи. Но голову Хенги он оставил на месте. Она свое дело сделала, и Паг поклялся, что никогда больше не подойдет к ней.
— Вдоволь нанюхался, — заметил он.
До селения они добрались на рассвете, так что никто еще не вышел из хижин. Народ, зная, что тигр нападает в этот час, по утрам не выходил. Поэтому Ви и Паг добрались до устья пещеры незамеченными.
Но в пещере их уже ждали.
Фо спозаранку разбудил Ааку и сказал, что отец куда-то ушел. Аака же, жестокая на словах, всегда тревожилась, если он уходил куда-нибудь и она не знала, куда. Сегодня же утром она тревожилась больше обыкновенного, так как Ви ушел из пещеры не один, а вместе с Пагом. Не в силах совладать с тревогой, она послала Фо (хотя ему и грозила опасность попасться в лапы зверю) за Моанангой.
Итак, в пещере оказались и Моананга, и Тана, которую он не хотел оставлять одну в хижине, и еще несколько человек, которых он позвал, потому что никто не выходил один в этот час, когда тигр рыскал возле поселения.
Войдя в пещеру, Моананга спросил, в чем дело. Аака ответила, что хочет знать, не видели ли они Ви. Она не может найти ни Ви, ни Пага, который, несомненно, ушел вместе с ним. Так вот, не знают ли они, куда ушли ее муж и его слуга.
Моананга сказал, что не знает, и пытался успокоить ее, напомнив, что у Ви немало забот, о которых он не говорит никому, несомненно, он ушел по одному из таких дел.
Но Фо прервал его жестом. Мальчик только указал пальцем вперед, и все, обернувшись, поглядели в том же направлении: из утреннего тумана вынырнул Ви, с головы до пят залитый кровью. Он шел, опираясь на плечо Пага, как хромой опирается на палку.
— Я не напрасно тревожилась, — сказала Аака, — Ви ранен, и ранен сильно.
— Однако, он идет легко, и секира его не менее красна, чем он сам, — возразил Моананга.
Ви подошел к пещере, и Аака спросила.
— Чьей кровью ты покрыт? Своей или какого-нибудь другого человека?
— Не человеческой. Это кровь тигра, которого убили мы с Пагом.
— Паг бел, а ты красен от крови. Но что стало с тигром?
— Убит.
Все удивленно уставились на него, и Аака спросила:
— Ты убил его?
— Нет. Я только бился с ним, но убил его Паг. Паг придумал хитрый план. Паг приготовил ловушку. Паг сделал приманку и Паг пронзил копьем сердце тигра, прежде чем зверь успел разгрызть мне череп.
— Поглядите на череп тигра, — сказал Паг. — Да измерьте, секира ли Ви пробила дыру в голове тигра. Взгляните на переднюю лапу тигра, чье оружие раздробило ее?
— Паг! Вечно Паг! Неужели без Пага ты ничего не можешь делать сам, муж мой?
— Могу, — с горечью возразил Ви. — Могу, например, поцеловать женщину, если она красива и добра.
Потом Ви прошел мимо них в пещеру и приказал дать ему воды, чтобы умыться. А Паг сел у входа в пещеру и стал рассказывать всем желающим слушать его о том, как Ви убил тигра. О своем участии в этом он не сказал ни слова.
Человек двадцать или более того, под предводительством Моананги, отправились за трупом тигра, принесли его и положили на видное место. В тот день каждый, кто мог, и стар и млад приходили смотреть на мертвое чудовище, причинившее племени столько зла. Паг сидел рядом с трупом, ухмылялся и показывал, где ударила секира Ви, раздробившая череп тигру, и как Ви сломал тигру лапу.
— А кто пробил ему сердце? — спросил кто-то.
— Ну, понятно, Ви, — весело ответил Паг. — Когда тигр набросился на него, он отскочил в сторону и ударил его копьем, а затем тигр упал на него, хотел отгрызть ему голову, но уже было поздно.
— А ты что делал в это время? — вмешалась Тана, жена Моананги.
— Я? А я смотрел. Нет, забыл. Я стал на колени и молился богам, чтобы Ви одолел тигра.
— Ты лжешь, человек-волк, — возразила Тана. — Ведь оба твои копья глубоко сидят в теле тигра.
— А может, я лгу, — не смущаясь, продолжал Паг. — А если и лгу, то этому я научился от женщин. Если тебе, Тана, никогда не случалось врать с хорошей или дурной целью, тогда можешь упрекнуть меня. Но если и ты врала, то лучше молчи.
На это Тана ничего не могла возразить, ибо всем было известно, что она не всегда говорила правду, хотя вообще отличалась хорошим честным нравом.

* * *

Когда Ви, наконец, оправился от усталости и нервной дрожи, когда его помятые бока перестали болеть, весь народ собрался и стал восхвалять его. Племя славило Ви, который избавил его от тигра так же, как избавил от волков. Племя славило Ви, говоря, что он, наверное, один из богов и вышел изо льда для того, чтобы спасти племя.
— Так вы говорите, когда все идет хорошо и когда опасность уже миновала. Но когда дела принимают дурной оборот и опасности грозят вам, тогда вы поете совсем другие песни, — грустно улыбаясь, возразил Ви. — Это у вас старая привычка: когда нужно хвалить, вы молчите, но зато распинаетесь, когда похвала не нужна.
Для того, чтобы отделаться от восхвалений, он ускользнул с Места сборищ и отправился один гулять на побережье. Паг остался на месте и принялся свежевать тигра, а потом дубить шкуру.
И наступило время, когда каждый мужчина, каждая женщина и даже ребенок могли в одиночку гулять по берегу, ничего не опасаясь, ибо убийца Хенга был мертв, волки были мертвы, и тигр был мертв тоже. И всех их убил Ви. А несколько месяцев тому назад и медведи покинули эту местность. Впрочем, неизвестно было, ушли ли они от страха перед тигром или от недостатка пищи.

* * *

Великий ураган с юга, дувший в эту весну много дней подряд почти до той самой ночи, когда Ви отправился на тигра, к этому времени улегся. Небо было совершенно чистое, но солнца этой весной стало, кажется, еще меньше, нежели в прошлом году. Воздух продолжал оставаться холодным, очень холодным, таким, какой бывает перед тем, как пойдет снег, а время было совсем не подходящее для того, чтобы шел снег. Цветы, обычно украшавшие леса и склоны холмов в это время года, еще не расцвели. Тюлени и птицы появились в значительно меньшем количестве, чем обычно. Ураган уже не дул, но море еще волновалось, и на берег то и дело с глухим шумом порывисто набегали большие волны, на которых колыхались глыбы льда.
Ви шел на восток. Он дошел до ледника и упал на колени для того, чтобы помолиться богам. Он хотел сказать им, что готов стать жертвой за свое племя.
Что-то оборвало ход его мыслей.
Это было следующее соображение, ведь ледник надвигается на долину, в которой живет племя.
Он встал, чтобы измерить, намного ли продвинулся ледник, насколько свирепы боги и как скоро собираются они поглотить племя.
Он смотрел и не верил своим глазам.
Он помнил, что в глубине льда всегда была видна фигура Спящего с длинным носом и круглыми зубами. Позади него виднелась тень, словно преследующая его. Тень, смутно похожая на человека. Теперь все изменилось: Спящий стоял на месте, но смутный образ каким-то чудом оказался впереди него, совсем близко от Ви.
Это был человек.
В том, что это человек, не могло быть никаких сомнений. Но такого человека Ви никогда еще не видал. Все члены его были покрыты шерстью, лоб отступал назад, и огромная нижняя челюсть выдавалась из-под плоского носа. Руки этого человека были длинны, непомерно длинны, ноги сведены полукругом, и в руке человек держал короткий, грубый деревянный обрубок. Глубоко сидевшие открытые глаза были малы, зубы огромны и выступали вперед, на голове росла грубая шерсть, а с плеч свисал плащ — шкура какого-то животного, — скрепленный на шее когтями. На лице этого странного и безобразного создания было написано выражение величайшего ужаса.
Ви сразу увидал, что этот человек умер внезапно, чем-то испуганный. Чего он испугался? Вряд ли Спящего. Ведь все время видно было, что не Спящий гонялся за ним, но он за Спящим. Он испугался чего-то другого.
Внезапно Ви понял, чего испугался этот человек. В прошлые времена этот праотец племени (Ви не подозревал о существовании других людей, кроме его народа, и считал человека во льду своим предком) тысячи зим тому назад бежал ото льда и снега, и они обрушились на него, поглотили его, и он задохнулся и умер.
Он не был богом. Он был только несчастным человеком, которого застала внезапная смерть и которого лед сохранил, как сохранил на его лице всю историю его кончины.
Но если это не бог, то бог ли Спящий? Может быть, Спящий просто дикий зверь, который погиб вместе с человеком, погиб в ту минуту, когда широко открыл рот и взывал к небесам о помощи?
Нет, это не боги. Им он молиться не будет.
Ви вернулся на побережье.
Он задумчиво продолжал идти на восток по холмикам и обледеневшим долинами. Он шел к небольшому заливу, где обычно собирались тюлени. Он надеялся, что увидит тюленей, прибывших с юга выкармливать детенышей.
Тюлени были всегда в центре внимания племени: их мясо шло в пищу, шкуры на одежду, их жир в светильники.
Ви шел, огибая утесы, и, наконец, добрался до берега. Мысли о Спящем и о человеке уже исчезли из его головы. Ви осматривал побережье проницательным взором охотника. Он оглядывал воду залива, низкие скалы, на которых обычно ползали тюлени (скалы эти были расположены приблизительно в четырех полетах копья от берега). Тюленей не было видно нигде.
— Этой весной они запаздывают еще больше, чем в прошлом году, — подумал Ви.

* * *

Он уже собирался вернуться домой, когда заметил на другой стороне скал, среди морского прибоя, какой-то странный предмет, что-то длинное и заостренное с обеих кондов. Сперва он решил, что это какое-нибудь неизвестное ему животное, выброшенное волнами, и уже собрался идти назад, как внезапно понял, что странная эта вещь — полая, и в ней лежит нечто похожее на человека.
Тут у Ви проснулось любопытство, он решил подойти поближе. Но, однако, добраться туда можно было только вплавь. Правда, Ви — прекрасный пловец, но вода еще оставалась необычайно холодной (по ней плавало немало глыб льда). Поэтому он решил, что лучше почти домой, тем более, что и плыть далеко. Незачем больше ломать себе голову над чем-то, что лежит в незнакомом полом предмете.
Но тут он почувствовал, что уйти не может. Что если там лежит человек? Нет, это невозможно: ведь кроме его племени на свете нет других людей. Видел же он, наверное, какой-нибудь свалившийся в море ствол или труп большой рыбы.
А верно ли, что на свете, кроме его племени, больше нет людей? Ведь он только что видел тело человека, жившего, должно быть, тысячи лет тому назад, — в те времена, когда настигший его ледник еще лежал в дальних горах. С чего же взял Ви, что он и его племя — единственные двуногие создания на земле?
Он решил посмотреть, чего бы это ему не стоило. Пускай он потонет в ледяной воде, пускай его оглушит льдина — что из этого? Вождем станет Паг или Моананга. Во всяком случае, кто бы ни стал вождем, за Фо будет присмотр, тем более, если Ви погибнет, Аака перестанет ревновать к нему мальчика.
Так думал Ви.
Он скинул плащ и положил его на скалу, а под ним спрятал секиру. Если он не вернется, Паг и все остальные узнают по этим приметам, что море поглотило его.
Итак, Ви бросился в воду.
Сперва это обожгло холодом, но он плыл большими бросками, время от времени останавливаясь, чтобы отогнать льдины или ощупать их под водой, нет ли на них острых углов, о которые можно порезаться. По мере того, как он плыл, он согрелся.
Его согревало не только движение. Кровь его текла в жилах быстрее от радости поиска, от надежды на приключение. Холодно было только на берегу, когда в голове его теснилось столько печальных мыслей, когда его преследовало воспоминание о человеке, увиденном в леднике.
А теперь он чувствовал себя, точно мальчик, добравшийся до орлиного гнезда. Это он сделал однажды, он сползал с горы, неся в корзине на спине птенцов в то время, как орлы — их родители — носились вокруг него. Да, он снова был бесстрашным мальчиком, свободным от воспоминаний о вчерашнем, свободный от страхов о завтрашнем. Мальчиком, живущим только в настоящем.
Наконец, Ви благополучно добрался до скал. Влез на них, по-собачьи отряхнулся и стал осторожно пробираться между камней. Дошел до того места, где с берега заметил тот странный, заостренный предмет, в котором кто-то лежал.
Предмет этот исчез.
Нет, он здесь! Здесь, под ним, на волнах.
Что это за предмет — неизвестно. Но ясно, что сделан он рукой человека для того, чтобы в нем плыть по воде. Предмет оказался много больше, чем он предполагал: в нем могло поместиться пять или шесть человек. Предмет, очевидно, выдолблен из дерева: на нем еще видны были следы топора.
Глаза не обманули его.
В выдолбленном дереве лежал кто-то, накрытый белым меховым плащом, плащ закрывал все тело, даже голову. Из-под края плаща виднелась коса — длинная, как болотные весенние цветы, виднелась также и рука, державшая какой-то кусок дерева, который, судя по форме, служил для того, чтобы управлять большим выдолбленным стволом.
Ви долго и изумленно глядел, наконец, он заметил, что рука эта тонка и мала, как у женщины. Рука эта принадлежала не мертвой женщине, правда, она посинела от холода, но вот пальчики шевельнулись.
Ви подумал с мгновение.
Что ему делать?
Плыть к берегу с женщиной невозможно. К тому же, ледяная вода убьет ее. К берегу ее можно доставить только в том предмете, в котором она лежит. Но перетащить этот огромный ствол ему не под силу. Значит, имеется только один выход. Ви заметил, что ствол находится почти рядом с западным протоком, по которому приходят приливы и отливы. Сейчас как раз прилив. Если толкнуть эту штуку в поток воды — прилив донесет ее до берега.
Он спрыгнул в воду и толкнул ствол. Легкое сооружение послушно поддалось толчку, правда, немножко зачерпнуло воды, и пошло по волнам прилива.
Ви остановился на мгновение. Он решил было плыть позади ствола и подталкивать его, если нужно, направляя рукой. Затем вспомнил, что вода чудовищно холодна, путь далек и судорога может схватить его.
Понятно, если он утонет, беды особенной в том нет, но что будет с женщиной?
Ее, наверное, и так нелегко вернуть к жизни, а если его не будет, она наверняка умрет. Место было пустынное, сюда приходили только охотиться на тюленей. Но если даже охотник придет, то, увидав женщину в выдолбленном стволе дерева, либо убежит со страху, либо убьет ее. В племени ходили предания о колдуньях с моря, носительницах несчастья.
Тогда Ви пришло в голову, что он может сам вскочить в этот ствол и направлять его при помощи той вещи, которая была в руке у чужестранки. Не раз случалось ему при спокойном море и тихой воде (да и не ему одному!) садиться на кусок дерева и, гребя суком, переплывать на отмель в заливе, где рыба кишмя кишела. Словом, с веслом, находившемся в руке у чужестранки, Ви был знаком.
Он взял весло у нее, взобрался в лодку, уселся у ног лежавшей и несколькими ударами направил челнок в прилив. Течение подхватило лодку и понесло ее вперед, Ви оставалось только удерживать правильный курс. Он ловко погружал весло в воду то с одной, то с другой стороны, и искусно ускользал от плавающих льдин.
Так обнаженный дикарь и закрытая плащом женщина (он не решился открыть ее лицо потому, что был наг и боялся, как бы морская колдунья не утащила его на дно) благополучно добрались до берега.

Глава IX

ЛАЛИЛА

Ви выскочил на берег, взялся за свисавшие с носа лодки канаты из шкуры и вытащил челн на песок, выше того места, куда доходил прилив. Затем побежал к скале, быстро оделся, взял секиру, — кто может знать, что скрывается под этим плащом? Но помимо секиры он захватил также и мешок, который брал с собой в путешествия. В мешке хранились запасы еды дня на два и приспособления для добывания огня. Затем он вернулся к лодке и с дрожью (подобно всем дикарям, он боялся неведомого) откинул покрывало с лица женщины.
В то же мгновение он отшатнулся. Он никогда не видел подобной красоты. Она была молода, высока ростом и всю ее покрывал поток русых волос. Лицо ее посинело от холода и обветрилось, но было овально и черты его — тонки и правильны. Глаза были закрыты, чему он обрадовался: будь глаза открыты, он знал бы, что она мертва. На щеки опускались длинные ресницы, но не русые, как волосы, а темные, почти черные.
Женщина была одета, но одета странно и необычно для Ви. На перевязях держалось длинное синее платье неизвестно из чего сделанное и перетянутое меховым поясом с блестящими камушками и поблескивающими ракушками. На шее висело янтарное ожерелье. Ноги обуты в вышитые сандалии. Поверх платья — темно-синий плащ, к плащу был прикреплен расшитый мешок.
Ви отшатнулся, бормоча:
— Морская колдунья! Носительница Зла! Это не женщина. Старики говорят, что их нужно выбрасывать в море, чтобы они не навлекли проклятия на племя. Сейчас я брошу ее в море.
Он подошел к ней вплотную, прикоснулся к ее лицу кончиками пальцев, думая, что это мираж и он ощутит пустоту.
— У нее тело, как у женщины! А какое тело у колдуний?
В это мгновение Морская Колдунья вздрогнула и застонала.
— Колдуньи живут во льду. Разве они дрожат? Я сперва отогрею ее и оживлю. Если она не женщина, а колдунья, я убью ее, прежде чем она убьет меня.
Он огляделся. На берегу стоял утес из мягкого камня с пещерой, образовавшейся в результате приливов. Рядом журчал ручей. Ви поднял Морскую Колдунью на руки, отнес ее в пещеру и положил на ложе из сухих водорослей, на котором он спал в прошлом году, когда в последний раз охотился на тюленей. Затем он стал приводить женщину в чувство: растирал ей руки и ноги. Она все не приходила в себя. Он снова поднял ее и прижал к груди, чтобы согреть, но тщетно.
Обморок продолжался.
Ви опустил ее на ложе и накрыл своим плащом. В пещере, приготовленная охотниками, лежала куча дров.
Ви вынул из мешка палочки для добывания огня, одну зажал между ног, насыпал на нее трут, а другую палочку — из твердого дерева и заостренную на конце — быстро завертел между ладонями. Завертел быстрее, чем обычно. Мелькнула искра, и трут воспламенился. Ви раздул его, подбрасывая в огонь растертые водоросли, наконец, показался настоящий огонь. Ви разжег костер, и веселое пламя запылало.
Ви остановился, восхищаясь собственной работой и смутно дивясь тому, как от трения двух кусков дерева появляется огонь, ведь если выпустить этот огонь на свободу, он может сжечь целый лес.
Ви каждый день дивился многим вещам, которых не понимал.
Но нужно было думать о другом.
Он перенес меховой плащ к самому огню и положил на него Морскую Колдунью, предварительно заботливо убрав ее волосы в сторону, чтобы они не загорелись.
Так она лежала, и жар бил ей в лицо, освещая его, а Ви, как зачарованный, глядел на это лицо, гадая, выживет Колдунья или умрет. Он надеялся, что выживет, и смутно чувствовал, что, если бы она умерла, было бы лучше, он предвидел в будущем немало тревог и забот из-за нее.
Но Морская Колдунья умирать не собиралась.
Тепло благотворно подействовало на нее. Она открыла глаза, и Ви увидал, что они большие и очень нежные. Затем она села, опираясь на руку, взглянула на огонь, пробормотала что-то мягким голосом и протянула к огню вторую руку. Затем стала озираться: взглянула на море, осмотрела пещеру.
Потом ее взгляд упал на Ви.
Она увидела широкоплечего смуглолицего мужчину, стоявшего перед ней на коленях с протянутыми руками, стоявшего молча и неподвижно.
Она вздрогнула и стала внимательно разглядывать его.
Ее взгляд медленно заскользил по фигуре Ви и ненадолго задержался на его лице. Затем упал на секиру и стал испуганным. От секиры — снова к лицу, на лице Ви она прочитала, что бояться нечего, что лицо дикое, но не злое, серьезное и доброе. Она покачала головой и улыбнулась.
Он медленно и неловко улыбнулся ей в ответ.
Тогда она коснулась пальцами губ и горла.
Ви смотрел, недоумевая. Затем понял. Он выскочил из пещеры и принес воду в пригоршнях — никакого другого сосуда у него не было. Она вновь улыбнулась, кивнула и выпила принесенную воду. Трижды ходил он за водой, покуда колдунья не утолила жажды.
Тогда она показала на зубы, и Ви понял снова.
Он раскрыл мешок, вынул оттуда сушеную рыбу и в знак того, что еда съедобна и не отравлена, отломил кусок, разжевал и проглотил. Морская Колдунья смотрела недоверчиво, видно было, что к такой пище она не привыкла. Но она все же отломила кусочек и попробовала. Пища, очевидно, ей понравилась. Она попросила еще и съела довольно много, затем знаками попросила снова принести воды.
К тому времени уже стемнело.
Женщина показала на небо и задала какой-то вопрос. Ви не понял ничего и попытался что-то ответить. Он был в большом затруднении. Наступала ночь, до селения было не близко, и ночной путь туда был опасен.
К тому же, Морская Колдунья, должно быть, сильно устала и нуждается в отдыхе, если только колдуньи вообще отдыхают.
Он приготовил ей ложе из водорослей возле костра и знаками посоветовал лечь. Взяв другую охапку водорослей, пошел к устью пещеры, ткнул пальцем в себя, затем на водоросли, дал ей понять, что ляжет здесь. Она утвердительно кивнула в ответ, и Ви вышел из пещеры, чтобы посмотреть, не явился ли за ним Паг.
Но Паг свежевал тигра и думал что Ви вернется ночью.
Ви, войдя в пещеру, увидел, что Морская Колдунья легла и, очевидно, спит — глаза ее закрыты. Он улегся, зарывшись в водоросли, но не мог заснуть.
Не мог спать Ви не от холода и не потому, что лег на пустой желудок (он не притронулся к пище, потому что хранил ее для Морской Колдуньи). Любой дикарь легко обходится без пищи день или два, и холод ему не в диковину. Спать ему мешала мысль о найденной им женщине и о том, что может произойти из-за нее.
Он знал, что бы ни случилось, даже если она исчезнет так же мгновенно и неожиданно, как появилась, — он никогда не забудет Морскую Колдунью.
А если она не исчезнет? Какими глазами посмотрит на нее народ? Как примет ее Аака? Где она будет жить?
Раньше все было просто — он смог бы жениться на ней. Но он сам издал новый закон и дал клятву, а несоблюдение клятвы навлечет на него насмешки и позор.
Так думал Ви, стараясь разрешить неразрешимую задачу.
Наконец, он оставил эти мысли и дважды вставал и подбрасывал дров в огонь. Делал он это, отворачиваясь от спящей, ибо, по обычаям племени, мужчина не должен глядеть на спящую женщину. Но хотя он не видал ее, он чувствовал на себе ее взгляд.
Наконец, ему удалось ненадолго забыться сном.
Шорох разбудил его. Ви открыл глаза и увидел: Морская Колдунья стоит над ним и внимательно рассматривает его. Он лежал не шевелясь, прикидываясь спящим. Его вид обманул ее, и она вышла из пещеры.
Глядя на луну, она встала на колени и тихо запела. Затем поднялась, подошла к лодке и задумчиво остановилась возле нее. Нагнулась и попыталась столкнуть ее в воду, но киль глубоко погрузился в морской песок, и лодка не шевельнулась.
— Она хочет вернуться в море. Пусть. Так будет лучше. Я помогу ей, — подумал Ви и подошел лодке.
Женщина взглянула на него удивленно, но без страха. Видно было, что она уже не боится его. Он знаками объяснил ей, что, если она захочет, он поможет столкнуть лодку в воду.
Очевидно, она удивилась, очень серьезно всмотрелась в его лицо, разглядела печальное выражение глаз и поняла, что предлагает ей это вовсе не для того, чтобы отделаться от нее.
Тогда она пробормотала несколько слов, махнула руками, снова посмотрела на луну и, наконец, решилась. Покачала головой, улыбнулась, тихо взяла Ви за руку и повела его к пещере.
‘Колдунья хочет остаться, — подумал Ви. — Что поделать? Я, во всяком случае, помог ей, когда она хотела уехать отсюда’.
Наконец, настал день. Серый и хмурый, но не дождливый.
Колдунья вышла из пещеры и поманила Ви. Он некоторое время колебался, затем вошел. Она подложила дров в огонь, и костер ярко запылал.
Она, очевидно, уже умылась, и плащ и одежда ее были сухи и казались ему великолепными. Она провела по своим волосам чем-то острозубым, сделанным из рога. Ви никогда этой вещи не видел, но, поняв ее назначение, был страшно удивлен, как это племя само не додумалось до такого гребня.
Ви подумал, что женщина, должно быть, голодна. Раскрыл мешок и вытащил оттуда еду. Колдунья принялась есть, затем остановилась и протянула кусок рыбы Ви, знаками показывая, чтобы он ел тоже. Он отказывался, но она настаивала на своем, объясняя ему, что не будет есть, пока он не поест.
Дело кончилось тем, что они дружно уничтожили все запасы Ви.
В то самое мгновение, когда Ви протягивал Морской Колдунье последний кусок рыбы, Паг появился у входа в пещеру и остановился, глядя на резко очерченные огнем фигуры, точно это были привидения.
Морская Колдунья увидала его, неуклюжего, кривоногого, большеголового, одноглазого, и впервые испугалась.
Она схватила Ви за руку и вопросительно посмотрела на него. Ви, не зная, что делать, улыбнулся, погладил ее по руке и сказал Пагу повелительным тоном, который она поняла:
— Что ты здесь делаешь?
— Сам не знаю, — задумчиво сказал Паг. — Я вижу, что здесь мне не место. Я шел по твоим следам, боясь, не случилось ли с тобой чего дурного, а оно-то и случилось.
И он уставился своим единственным глазом на Морскую Колдунью.
— Есть у тебя какая-нибудь еда? — спросил Ви, который, по правде говоря, хотел оттянуть объяснение. — Если есть, давай, эта девушка долго не ела и еще голодна.
Паг ехидно улыбнулся.
— Откуда ты знаешь, что она не замужем и что долго не ела? Ты понимаешь ее язык?
— Нет!
Ви ухватился за последний вопрос и сделал вид, что не заметил первого.
— Я нашел ее плавающей в выдолбленном стволе и оживил.
— Находка эта заслуживает внимания: она красавица. Но не знаю, что скажет Аака по этому поводу.
— Я тоже не знаю.
— Может быть, она — колдунья, которую лучше всего убить?
— Может быть, но убивать ее я не собираюсь.
— Понимаю тебя, Ви. Кто может убить этакую красавицу? Взгляни на ее тело, лицо, волосы, глаза.
— Уже видел, — раздраженно оборвал его Ви. — Перестань болтать глупости и скажи лучше, что мне делать.
— Я думаю, что лучше всего жениться на ней и сказать племени, что ее послали тебе Ледяные боги или Морские, или еще какие-нибудь там боги, — посоветовал Паг.
— А новый закон?
— Гм… — произнес Паг. — Мне этот закон никогда не нравился. Ну, словом, если ты не собираешься убивать ее и не хочешь на ней жениться, остается только привести ее в селение. С Аакой жить она не сможет, в пещере также, значит, нужно дать ей отдельную хижину. Возле самого устья пещеры стоит пустая прекрасная хижина, так что тебе даже в гости придется ходить недалеко.
Ви рассеянно спросил, чья же это хижина пустует.
— А помнишь, Рахи-Скряга умер на прошлой неделе то ли от страха перед тигром, то ли с горя, что ты приказал ему поделить рыболовные крючки и кремневые ножи между теми, у кого их нет?
— Помню. А кстати, ты нашел эти крючки?
— Пока нет. Я думаю, что старуха Рахи, которая после его смерти убежала из хижины, запрятала их к нему в могилу. Но этим я еще займусь. Словом, есть хижина, и вполне пригодная для жилья.
— Да. К тому же женщины, которые присматривают за детьми в пещере, могут присматривать и за Морской Колдуньей.
Паг с сомнением покачал головой и заметил, что не думает, чтобы какая-нибудь женщина согласилась присматривать за Морской Колдуньей, так как молодые женщины будут ревновать, а старые бояться ее.
— Особенно потому, — добавил он, — что ты сказал, что она — колдунья.
— Ничего подобного я не говорил, — рассердился Ви. — Я назвал ее Морской Колдуньей, потому что она явилась с моря.
— А может быть, потому, что она колдунья, — вставил Паг. — Во всяком случае, нужно узнать, как ее зовут.
— Верно. Ведь если женщины откажутся смотреть за ней, я поручу ее тебе.
Паг повернулся к Морской Колдунье, которая все время внимательно вслушивалась в разговор, догадываясь, что речь идет о ней.
Он ткнул Ви в грудь и сказал: ‘Ви’, затем ткнул в грудь себя и сказал: ‘Паг’. Он повторил это несколько раз, затем указал на нее пальцем и посмотрел вопросительно.
Сначала она ничего не понимала, но потом догадалась, улыбнулась и повторила их имена. Затем прикоснулась пальцем к своей груди и сказала: ‘Лалила’.
Они кивнули и воскликнули ‘Лалила’! Она кивнула в ответ, снова улыбнулась и повторила: ‘Лалила’.
Затем Паг и Ви заговорили о лодке, повели Лалилу к ней и знаками показали, что хотят спрятать лодку в пещере. Они вылили воду из лодки и втащили в пещеру. Паг внимательно осмотрел ее (он понимал, что эта вещь может пригодиться), и затем лодку засыпали водорослями, а весла зарыли в песке.
Затем Ви взял Лалилу за руку и знаками показал ей, чтобы она шла за ними. Сначала она испугалась и противилась, но затем пожала плечами, вздохнула, умоляюще посмотрела на Ви и покорно пошла следом.
Час с лишним спустя Аака, Моананга, Тана и Фо, ожидавшие на краю селения, испуганно думали о том, почему Ви так долго не возвращается.
— Смотрите! — закричал Фо, показывая на появившихся людей. Вот идут отец, Паг и какая-то красавица.
— Она действительно прекрасна, — согласился Моананга.
Тана смотрела, широко раскрыв глаза.
Аака воскликнула:
— Она действительно прекрасна, но она колдунья и принесет нам зло.
Тана внимательно смотрела на то, как высокая чужестранка легко скользила по песку. Разглядела ее синий плащ, янтарное ожерелье и русые волосы. Увидала — когда Лалила подошла ближе — темные глаза.
— Ты права, Аака. Это колдунья, но такая, какой мы с тобою хотели бы быть, — сказала Тана.
— То есть?
— Она влюбит в себя всех мужчин, и ее возненавидят все женщины. Каждая из нас хотела бы добиться того же.
— Ты, но не я.
— Можешь говорить, что хочешь. Это просто слова. Ты не ласкова с Ви. Но стоит только ему уйти, как ты следишь за ним жадными глазами.
Тана никогда не любила Ааку и очень почитала Ви.
Аака, понятно, в долгу не осталась, но в это мгновение Ви, Паг и женщина уже подошли.
Фо повис на шее у отца. Моананга пробормотал радостное приветствие. Тана двусмысленно улыбалась, разглядывая одежду и ожерелье чужестранки.
Ви обратился к Ааке, но та перебила:
— Привет, о муж мой. Мы боялись за тебя и рады вновь увидеть тебя и твою тень.
Она взглянула на Пага.
— А это кто с тобой — высокий юноша или женщина? — с усмешкой спросила она.
— Кажется, женщина. Осмотри ее, и сама увидишь.
— Не к чему. Ведь ты, наверное, сам все хорошо знаешь. Но где ты нашел ее?
— Это длинная история. Суть в том, что нашел я ее в выдолбленном древесном стволе в Тюленьем заливе.
— Да? А где ты провел ночь?
— У пещеры. Лалила спала в пещере, а я — снаружи.
— А откуда ты знаешь ее имя?
— Спроси у Пага. Он узнал его, а не я.
— Значит, в этом деле замешан Паг? Надеюсь, по крайней мере, эта колдунья — не волк, превратившийся в женщину.
— Я уже сказал, что нашел ее я. Паг увидел женщину только сегодня утром. Смейся, если хочешь. Паг подтвердит тебе мои слова.
— Паг подтвердит любые твои слова. Однако…
Ви рассердился и воскликнул:
— Хватит! И я и Лалила нуждаемся в пище и отдыхе.
Он с Лалилой и Пагом пошел вперед, а за ними последовали остальные. Только Тана уже успела убежать в селение, чтобы рассказать новости.

Глава X

МАТЬ ВЫБРОШЕННЫХ ДЕТЕЙ

Новость быстро разнеслась по селению.
Когда они пришли домой, им навстречу уже бежали даже из самых отдаленных хижин. Все хотели посмотреть на Морскую Колдунью, которую нашел Ви.
И вот она появилась.
Она шла между Ви и Пагом — спокойная, стройная, на голову выше всех женщин племени, кроме Ааки. Все увидели ее длинные русые волосы, белую кожу, чудесную синюю одежду, расшитые сандалии и янтарное ожерелье. Ни у кого больше не осталось сомнений: это — колдунья.
Сперва народ молчал.
Но вот Лалила прошла и вместе с нею исчез страх перед проклятием, которое она может навлечь одним взглядом. За спиною ушедших начались перешептывания.
— Что за безобразная колдунья! — сказала какая-то женщина. — Ее волосы цвета солнца и руки такие длинные.
— Хотел бы я, чтобы ты была так безобразна! — возразил ее муж.
Так начал разгораться спор.
Все женщины и несколько стариков утверждали, что она уродина, а мужчины и дети кричали, что красавица.
В дело вмешался Урк-Престарелый, который тут же выдумал историю о том, как в дни его прапрадеда точно такая же ведьма (возможно — та же, ведь ведьмы не стареют) приплыла сюда на льдине, которую везли белые медведи. Народ пытался забросать ее камнями, но камни обрушивались на бросавших их. Колдунья сошла на берег, поселилась в пещере и шесть дней пела там. Наконец, сын вождя влюбился в нее и попытался поцеловать. Она обратила его в медведя, села верхом и уехала.
Одни поверили рассказу, другие нет.
Во всяком случае, все твердо решили не пытаться ни забрасывать Лалилу камнями, ни целовать, чтобы не приключилось беды.
Тем временем Ви, Паг и Колдунья подошли к пещере, где к ним присоединились Аака, Моананга и Тана.
— Что ты собираешься делать с колдуньей? — косясь на Лалилу, спросила Аака.
— Не знаю. Быть может, отведем ее в нашу старую хижину? Ведь ты спишь в пещере и бываешь в старой хижине только днем.
— Ни за что! У меня и так хлопот достаточно. К тому же зима прошла, и я вновь переселяюсь в хижину.
Ви закусил губу.
— У меня, — вмешался Моананга, — две хижины рядом, и одна из них служит кладовой. Если поселить ее…
Тана перебила его:
— Ну что ты говоришь? В кладовой нет места. И, кроме того, я в ней стряпаю.
Ви пошел дальше, оставив Моанангу и Тану спорить дальше на эту тему.
Возле входа в пещеру стояли женщины, которые присматривали за девочками, жившими у Ви согласно новому закону. Ви обратился к женщинам, чтобы они выбрали кого-нибудь, кто помог бы освоиться в племени чужестранке с моря. Женщины, услыхав это, посмотрели на Лалилу и разбежались.
— Все случилось так, как ты сказал, — обратился Ви к Пагу. — Что же теперь делать?
Паг сплюнул и поглядел на Лалилу и Ви.
Затем он заметил:
— Если узел никак нельзя распутать, его приходиться разрезать. Раз никто не желает приглядывать за Колдуньей, а ты не хочешь, чтобы она умерла с голоду, — возьми ее в пещеру и смотри за ней сам. А если это тебе не нравится, убей ее.
— Я не сделаю ни того, ни другого. Я дал клятву, и в мою пещеру она не войдет. Умереть с голоду я и собаке не дам. Убивать ее я тоже не хочу. Это будет такое ужасное преступление, что небеса обрушатся на нас.
— Будь она стара и безобразна, небеса остались бы на месте. Но, все-таки, что же делать? — заботливо заметил Паг.
— Вот что, Паг. Сведи ее в хижину Рахи. Прикажи кому-нибудь из моих служителей — только мужчине, не женщине, — убрать хижину, развести огонь и принести для Лалилы пищу. А сам ты поселишься в пристройке к хижине, там, где Рахи держал свои товары.
— Словом, я должен стать нянькой колдуньи. Собственно, я мог ожидать, что этим все кончится, — сказал Паг.

* * *

Таким образом Лалила, пришедшая с моря, стала жить в хижине Рахи, и прислуживал ей Паг, ненавидевший женщин.
Лалила безропотно подчинялась ему, чего и хотел Ви. Паг также не протестовал против странной и неожиданной своей обязанности.
Делал он это не только для того, чтобы угодить Ви. Он был умнее всех в племени, кроме, может быть, только Ви, и сразу понял, что женщина эта не колдунья и принадлежит к какому-то другому племени. Паг заметил также, что народ Лалилы знает много ремесел, ему незнакомых, и старался научиться им. Странная была жизнь у Лалилы. Она сидела в хижине и готовила пищу, готовила незнакомыми ему способами. Она гуляла в сопровождении Пага и наблюдала обычаи племени или подходила к морю и долго глядела на юг.
Однажды в пасмурный день она знаками попросила у Пага выдубленные шкуры, жилы и осколки моржовых клыков. Из осколков при помощи острого и раскаленного кремня она сделала иглы и стала шить одной ей известным способом.
Паг рассказал о ее шитье женщинам племени, и они стали через него просить у Лалилы игл. Та с охотой делала их, покуда больше не осталось осколков.
Ее языку Пагу научиться не удалось. Поэтому он стал учить ее языку племени. Учение пошло быстро, особенно с тех пор, как Ви стал бывать на уроках.
Научившись языку племени, она рассказала Ви и Пагу кое-что о себе. Рассказала, что она — дочь вождя племени, обитающего далеко на юге. Народ там живет в домах, построенных на сваях, стоящих посреди озера. Питаются они рыбой и дичью. Выращивают некоторые травы и их зерна растирают между камнями, смешивают с водой и готовят в глиняной посуде. Оружие делают из кремня, слоновых и моржовых клыков и рога. Одежда же у них из шерсти домашних животных и окрашена соком одной травы, но не той, которая идет в пищу. Там, где она раньше жила, часто идут дожди, но солнце светит ярче и воздух теплее, чем здесь.
Ви и Паг с удивлением слушали ее рассказы.
Наконец, Ви спросил:
— Почему же, о Лалила, ты покинула страну, в которой была в таком почете?
— Из-за одного мужчины, которого я ненавидела.
— Почему ты ненавидела его?
Она помолчала и затем медленно заговорила:
— То был брат моего отца. Отец мой умер, и брат его хотел жениться на мне и стать вождем. Я ненавижу его. Я нагрузила лодку едой и выплыла в море.
— А ты смогла бы найти путь назад?
— Думаю, что да. Я все время плыла у берега и запомнила очертания прибрежных гор. Думаю, что если мне удастся выбраться изо льдов, я без труда доберусь до дому. Я заснула только тогда, когда проехала последнюю горную вершину и попала во льды.
— Значит, горы недалеко, — заметил Ви. — не то ты успела бы замерзнуть прежде, чем попала сюда.
На этом разговор закончился, но Ви с Пагом много раз еще обсуждали услышанное от Лалилы.

* * *

Некоторое время спустя Лалила сказала, что ей скучно и она просит дать ей какую-нибудь работу.
Паг долго обдумывал ее просьбу, затем однажды, когда Ви ушел по какому-то делу, сводил ее в пещеру и показал ей, как воспитывают там девочек. Заодно он объяснил ей, как они туда попали.
— У твоего народа жестокие нравы, — заметила она. — У меня на родине выгнали бы из племени мать, которая выбросила своего ребенка.
Она подошла к детям и стала вглядываться в них, затем заявила, что за ними смотрят плохо и что две девочки, очевидно, скоро умрут.
— Несколько уже умерло, — отвечал Паг.
Ви, незамеченный ими, вернулся в пещеру и стоял в отдалении, слушая их. После слов Пага он подошел и тихо сказал:
— Ты права, Лалила. За детьми плохо смотрят. Матери перестают обращать на них внимание через несколько недель после рождения, словно для того, чтобы показать, что дети все равно обречены на смерть. Что же я могу сделать? Хочешь помочь мне, Лалила?
— Да. Но только женщины племени станут ненавидеть меня еще больше прежнего. А почему твоя жена Аака не смотрит за детьми?
— Мы с Аакой никогда не договоримся, Лалила. Я назначаю тебя главной нянькой этих детей. Всякий, кто ослушается тебя, будет наказан.
Так Морская Колдунья Лалила стала матерью выброшенных детей.
Целыми днями сидела она у огня, окруженная девочками, кормила их и низким голосом пела им песни своей родины. Ви нравились эти песни, он часто приходил в пещеру и, сидя в тени, смотрел и слушал, думая, что Лалила его не замечает. Наконец, когда он обнаружил, что она знает о его посещениях, стал садиться у огня и разговаривать с ней.
Она рассказывала ему о своей родине, о племенах, живших рядом с ее народом, и это удивляло соплеменников Ви, считавших себя единственным народом на свете, она рассказывала о простых ремеслах, которые знали ее соотечественники, и Паг жадно слушал. Но о своем путешествии она не говорила ничего и на вопрос, захочет ли вернуться на родину, отвечала, что не знает.
Вскоре Ви стал доверять ей свои тревоги и дела. Об Ааке, правда, он ничего ей не говорил.
Лалила долго слушала Ви и, наконец, сказала, что горести его неизлечимы.
— Хотя ты здесь родился, о, вождь, ты не похож на своих соплеменников. Тебе нужно было жить среди моего народа.
— Когда люди идут в горы, всегда один обгоняет других, — возразил Ви.
— И тогда он оказывается один.
— Нет: он возвращается и ведет остальных.
— И тогда прежде, чем вершина будет достигнута, наступит ночь, — сказала Лалила.
— А что же сделает человек, если он один достигнет вершины?
— Взглянет на новые земли и умрет. По крайней мере, он первый увидит их, и когда-нибудь те, кто придет потом, найдут его кости.

* * *

С того самого дня, как Ви услыхал эти речи, он полюбил Лалилу не только за ее красоту, но и за ум.
Аака вскоре все поняла и стала смеяться над ним.
— Почему ты не женишься на колдунье? Кто видел когда-нибудь вождя с одной женой? Я ревновать не стану, а у тебя всего один ребенок.
— Я дал клятву.
— Вот ей цена, — сказала Аака, показывая кукиш.
Но Аака была неискренна.
Как женщина, она не ревновала Ви, так как была воспитана в обычаях многоженства. Но она ревновала его по другому поводу: раньше она была единственным его советчиком. Затем Ви подружился с Пагом, и Аака стала ненавидеть Пага. А теперь появилась эта колдунья, и Ви слушает ее.
Ненависть Ааки к Лалиле была сильнее ненависти ее к Пагу. Паг тоже ненавидел Лалилу по той же причине, что и Аака. Ви, несмотря на все свои недостатки, относился к числу тех людей, которых любят тем больше, чем лучше узнают их. Ревность Пага была естественной, но Ви даже не подозревал о ней. Ви стал близким другом Лалилы, делился с ней своими горестями, и все меньше значили для него Аака и Паг.
Лалила слушала, давала советы и утешала Ви. Но в глубине души она, как женщина, не могла понять, почему он не делает попыток сблизиться с ней еще больше. Но она сама не знала, обрадовалась бы его попыткам. Затем она вспомнила о новых законах племени и стала еще больше уважать Ви.
Как уже было сказано, в тот год племени пришлось особенно тяжело. Весны так и не дождались, и лето стало холоднее. Тюленей пришло в этот год очень немного, так что их не хватило ни на пищу, ни одежду. Мало было также птиц и лососей. Народ спасся от голода только тем, что ураган случайно загнал в залив четырех китов, которые не смогли выбраться обратно в море. Их мясо заготовили впрок.
Ви работал не покладая рук, добывая пищу для племени. Но народ, привыкший к летнему изобилию, ворчал и хмурился. Затем прошел слух, что всему виной Морская Колдунья, которая угнала солнце с небес.
Народ говорил, что если прогнать Лалилу, солнце снова начнет светить, звери и птицы вернутся и все будет хорошо. Почему же колдунья не возвращается опять в море в своем выдолбленном дереве? А если она не хочет, ее можно выбросить туда живой или мертвой.
Так говорил народ, но до Ви эти толки еще не доходили.

Глава XI

УРОК МАТЕРИ-ВОЛЧИЦЫ

Однажды Паг проходил мимо хижины Ааки.
— Он грустен, — подумала Аака, — к я знаю почему. Ви покинул его ради этой желтоволосой колдуньи.
И она позвала Пага и предложила ему целое блюдо жареных ракушек. Паг жадными глазами поглядел на еду и спросил:
— А они не отравлены?
— Почему ты спрашиваешь?
— Причины вполне основательные. Во-первых, я не помню случая, чтобы ты по доброй воле предложила мне поесть. Во-вторых, я знаю, что ты меня ненавидишь.
— И то и другое верно, Паг. Я ненавижу тебя и поэтому никогда не кормила. Но меньшая ненависть уступает место большей. Ешь!
Паг набросился на ракушки и съел их все до единой, потому что любил хорошо поесть, а год был голодный, и по приказу Ви на зиму откладывали запасов как можно больше.
Аака внимательно следила за тем, как он ест, когда он кончил, наконец, сказала:
— Теперь поговорим.
— Жаль, что больше не осталось, — ответил Паг, облизывая блюдо. — Но раз ракушки съедены, говори о Лалиле.
— Я знала, что ты умен, Паг.
— Да, я умен. Будь я глуп, я б давно умер. Ну, чего ты хочешь?
— Ничего, кроме того, — она наклонилась и стала шептать ему на ухо, — чтобы ты убил ее или устроил так, чтобы ее убили. Ты — мужчина и можешь это сделать. Если же женщина убьет ее, то скажут, что это из ревности.
— Понимаю. Но почему я должен убивать Лалилу, с которой мы друзья и которая знает больше, чем все наше племя вместе взятое?
— Потому что она навлекла проклятие на племя, — сказала Аака.
Паг остановил ее движением руки.
— Можешь думать так, Аака, или говорить, что ты это думаешь, но незачем убеждать меня в том, что я считаю вздором. Виноваты в наших бедах небеса и климат, а не эта красавица с моря.
— То, во что верит народ, всегда правда, — хмуро возразила Аака, — или, по крайней мере, народ считает, что это правда. Слушая, если эту колдунью не убьют или не изгонят назад в море, народ убьет Ви.
— С Ви может случиться кое-что и похуже, например, он останется в живых, преследуемый всеобщей ненавистью, и увидит, что замыслы его рушатся и все его друзья отвернутся от него. Впрочем, некоторые, кажется, уже начали бунтовать против него, — печально сказал Паг. — Ну, говори дальше, — пристально поглядел он на Ааку.
— Ты все знаешь сам, — сказала Аака, опуская взгляд.
— Да, знаю, что ты ревнуешь к Лалиле и хочешь отделаться от нее. Но новый закон стоит стеной между Ви и Лалилой, так что тебе бояться нечего.
— Не говори мне о дурацких законах Ви. Если Ви хочет взять себе еще жену, пускай берет. Таков наш обычай, это я понимаю. Но я не могу понять, как смеет он дружить с этой колдуньей, сидеть с ней у огня и беседовать, а я, жена, должна оставаться на морозе снаружи. И ты тоже, — медленно сказала она.
— Прекрасно понимаю. Ви мудр, а сейчас ему приходится трудно. Он ищет себе помощника. Вот он нашел светильник и поднял его в руке, чтобы рассеять тьму.
— Да, а пока он смотрит на свет, ноги его провалятся в яму. Слушай, Паг. Когда-то я была советчиком Ви. Потом ты заменил меня. А теперь пришла эта колдунья и отняла его у нас обоих: поэтому мы, бывшие враги, должны стать друзьями и избавиться от Лалилы.
— Для того, чтобы стать врагами вновь? Понимаю тебя. Словом, ты хочешь избавиться от Лалилы? Так?
— Да.
— Хочешь, чтобы я прикончил ее — не сам, но возмутив против нее народ?
— Возможно, это — самый лучший выход, — тревожно согласилась Аака. — Ведь на народ-то она и навлекла проклятие.
— Ты в этом уверена? А может быть, если ее оставить в покое, она принесет много пользы? Ведь мудрость полезна, а она мудра.
— Я убеждена, что лучше всего будет убрать ее, — вспыхнула Аака, — и ты думал бы так же, если бы ты был женою, у которой отнимают любимого мужа.
— А как жена показывает свою любовь к мужу? Я не был женат и не знаю. Скажи, тем ли, что резка с ним, осуждает все, что он делает, и ненавидит его друзей, или же тем, что заботится о нем и помогает ему? Я знаю только, что такое дружба.
— Ведь даже собака предана своему хозяину, — подумав, продолжал Паг. — Но любовь и ее пути мне неведомы. Однако я, как и ты, ревную к Лалиле и не огорчусь, если она уедет отсюда. Словом, я обдумаю то, что ты мне сказала, если у тебя нет больше ракушек, Аака.
Ракушек больше не оказалось, и Паг ушел. Аака все-таки не поняла намерений Пага. Она знала только, что Паг ревнует Ви к Лалиле, и потому должен желать ее погибели.
Но Паг — человек странный и непонятный.

* * *

Паг ушел в леса, так как Ви теперь советовался во всем с Лалилой и в нем не нуждался. Он забрался в самую глушь, куда никто из людей никогда не заходил, бросился ничком наземь и стал думать.
Он думал до тех пор, пока его голова не пошла кругом и думать больше стало невмоготу. И тогда в нем сразу проснулся зверь: ему надоели бесконечные размышления, захотелось стать просто зверем, какие живут в лесах.
Он приложил руки ко рту и протяжно завыл. Он выл трижды и, наконец, вдали раздался ответный вой. Паг замолчал и стал ожидать. Солнце тем временем село, и наступили сумерки.
Раздался шорох: кто-то ступал по сухим сосновым иглам. Затем между стволами деревьев появилась огромная волчья морда и подозрительно огляделась. Паг завыл снова, потихоньку, но волк все еще колебался. Он отошел и стал кружить, покуда не почуял запах Пага.
Тогда волк прыгнул, и за ним следом затрусил волчонок. Серая волчица подбежала к Пагу, положила ему передние лапы на плечи и облизала его лицо. Паг погладил ее по голове, волчица уселась у его ног, как собака, и тихим ворчанием подозвала волчонка, точно для того, чтобы познакомить его с Пагом. Но волчонок не хотел подходить к человеку.
Паг и волчица сидели одни. И Паг стал говорить с волчицей, которая много лет тому назад кормила его. Он говорил, а она сидела, будто слушала и понимала его. Но понимала она только, что с нею говорит человек, которого она когда-то кормила.
— Я убил всех твоих родичей, Серая Мать, — говорил Паг волчице. — Почти всех. Но ты простила мне, ты пришла на мой зов, как прежде приходила. А ведь ты — только зверь, а я — человек. Если ты, зверь, можешь простить, то почему я, человек, должен ненавидеть того, кто причинил мне значительно меньше обид, чем я тебе? Почему должен я убивать Лалилу за то только, что она похитила у меня человека, которого я люблю? А ведь она мудрее меня и красавица! Серая Мать, ты — хищный зверь, и ты простила меня и пришла на мой зов, потому что когда-то вскормила меня! А я человек!
Волчица поняла, что вскормленный ею человек чем-то взволнован. Она облизала ему лицо и прижалась к ногам того, кто уничтожил всех ее сородичей и воспользовался ее любовью в своих целях.
— Я не убью Лалилу и не буду бунтовать народ, — сказал, наконец, Паг. — Я прощу, как Серая Мать простила меня. Если Аака хочет погубить Лалилу, пусть строит козни, но я предупрежу Морскую Колдунью. Да, я предупрежу ее и Ви. Спасибо тебе за урок, Серая Мать.
Волчица убежала вместе с волчонком, а Паг вернулся в селение.

* * *

Утром на следующий день Паг сидел возле пещеры и наблюдал, как Лалила возится с девочками, переходит от одной к другой, няньчится с ними, успокаивает и дает указания своим помощницам.
Наконец, она покончила с работой и уселась возле Пага. Она посмотрела на небо, завернулась плотнее в плащ и вздрогнула.
— Почему ты остаешься в этой холодной стране, Лалила? Ведь ты из края, где светит солнце и где тепло. Почему ты не возвращаешся на родину?
— Я не уверена, что доберусь обратно. Море велико, и я боюсь.
— Почему же ты переплыла его и приплыла сюда, Лалила? Ведь ты была дочерью и наследницей вождя?
— Женщина не может править одна. Всегда кто-нибудь правит ею, Паг, а я ненавижу того, кто хотел править мной. И я отправилась искать смерти во льду. Но во льду я нашла не смерть, а это место.
— И снова стала править. Ведь ты правишь тем, кто правит нами. Кстати, где Ви?
— Кажется, пошел кого-то мирить. Твой народ вечно ссорится.
— Голод и холод тому виной. К тому же, народ боится.
— Чего, Паг?
— Небес без солнца, недостатка еды, будущих зимних холодов, проклятия, обрушившегося на племя.
— Какого проклятия?
— Принесенного Морской Колдуньей.
— Я принесла проклятие? — она обернулась к нему и широко раскрыла глаза.
— По-моему, твои взгляды могут принести только добро, а не проклятие. Но народ думает, что кроме нас на свете нет людей, и потому считает тебя колдуньей, рожденной морем. С тех пор, как ты появилась у нас, происходят одни несчастья. Тюлени исчезли, нет птиц и рыбы. Сейчас ранняя осень, а холодно почти как зимой.
— Могу ли я повелевать солнцем? — грустно спросила Лалила. — Я ли виновата в том, что тюлени, птицы и рыба не вернулись сюда, а дождь превращается в снег?
— Так думает народ, особенно с тех пор, как ты вместо меня стала советчицей Ви.
— Паг, ты ревнуешь ко мне.
— Да. Но мне кажется, что я сужу справедливо. Меня просили убить тебя или подговорить народ на это. Я не согласился, ибо ты прекраснее и мудрее всех в племени и научила нас многим вещам. Не согласился я и потому, что не хорошо убивать чужестранку. Ты не колдунья, а просто чужестранка.
— Убить меня! — воскликнула она, глядя на него большими испуганными глазами.
— Я уже сказал, что отказался сделать это. Но другой может согласиться. Выслушай меня. Я дам тебе совет, а ты вольна воспользоваться им или отвергнуть его.
— Ворон сидел в клетке, а лиса посоветовала ему открыть клетку. Ворон послушался, да только забыл, что голодная лиса караулит снаружи. Такая есть басня у меня на родине, — заметила Лалила, — подозрительно глядя на Пага. — А, впрочем, говори, — решила она.
— Можешь не бояться, — хмуро возразил Паг. — Если ты последуешь моему совету, лиса останется еще более голодной, чем была до сих пор. Слушай! Тебе грозит большая опасность. Спастись ты можешь только одним путем: стать женою Ви. Ведь все знают, что, хотя Ви только и думает о тебе, ты не жена ему. Никто не осмелится прикоснуться к Ви. Правда, на Ви ропщут, но его любят. И к тому же племя знает, что Ви дни и ночи думает только о других, все помнят, что Ви могуч, он убил Хенгу и тигра с саблевидными зубами. Никто не осмелится коснуться человека, на которого Ви набросил свой плащ, но если плащ на тебя не наброшен — берегись. Итак, стань женою Ви, и ты будешь в полной безопасности. Я советую тебе поступить так, хотя знаю, что если Ви возьмет тебя в жены, то я, Паг, который любит Ви больше, нежели ты его любишь (если ты вообще любишь его), буду изгнан прочь из пещеры в леса. Впрочем, там у меня есть еще друзья.
— Стать женою Ви! — воскликнула Лалила. — Я не знаю, хочу ли я этого. Я об этом не думала. И он никогда не говорил, что хочет взять меня в жены. Если бы он хотел этого, он бы сказал мне.
— Мужчины не всегда говорят о том, чего хотят, Лалила. Кажется, женщины также. Ви рассказывал тебе о своих новых законах?
— Да, часто.
— А помнишь такой закон: так как женщин в племени мало, то никто не должен иметь больше одной жены?
— Да.
Лалила покраснела и опустила глаза.
— Значит, он рассказал тебе о том, что призывал проклятие богов на свою голову и на голову всего племени в том случае, если нарушит этот закон.
— Да, — повторила она еще тише.
— Возможно, Ви именно поэтому не говорил о том, что хочет взять тебя в жены.
— Но он ведь дал клятву не нарушать закон.
В ответ Паг только хрипло рассмеялся.
— Клятвы бывают различные. Одни клятвы даются для того, чтобы соблюдать их, другие же — чтобы нарушать.
— Да, но эта клятва связана с проклятием.
— В том-то все и дело, — сказал Паг. — В этом и беда. Тебе предстоит выбирать. Ты прекрасна и мудра, и стоит тебе захотеть — и Ви женится на тебе. Но в таком случае ты не должна бояться, что проклятие за нарушенную клятву упадет и на его голову, и на все наши тоже. Но покуда проклятие не обрушится, ты будешь счастлива. А может быть, проклятие вообще не сбудется. Если же ты не станешь его женой, продолжай быть его советницей, и твоя рука будет в его руке, но никогда не обовьется вокруг его шеи. И так будет продолжаться, покуда не восстанет на тебя все племя, возбужденное твоими врагами. А из них, может быть, я — самый жестокий и самый непримиримый твой враг.
Лалила улыбнулась.
— Ярость народа обрушится на тебя, — продолжал Паг, — и тебя изгонят или убьют. А может быть, ты предпочитаешь вернуться к своему народу в твоей волшебной лодке? Урк-Престарелый утверждает, что ты можешь сделать это. Он говорит, что так поступила твоя прапрабабка, которую он знал и которая во всем была похожа на тебя.
Лалила слушала, хмуря высокий лоб, затем заговорила:
— Я должна подумать. Не знаю, какую дорогу я выберу, ибо не знаю, какая лучше для Ви и для всего вашего племени. Во всяком случае, Паг, благодарю тебя за твое доброе отношение ко мне. Если нам больше не придется говорить с тобой, прошу, запомни, что Лалила, которая пришла с моря, благодарит тебя за всю твою доброту к ней, бедной страннице, и будет благодарна всю жизнь.
— За что? — проворчал Паг. — За то, что я ненавижу тебя, лишившую меня общества и дружбы Ви — единственного человека на земле, которого я люблю? За то ли, что одним ухом я внимаю Ааке, которая мне советовала убить тебя? За это ты меня благодаришь?
— Нет, Паг, — спокойно и ласково ответила она. — Как могу я благодарить тебя за то, чего не было? Я знаю, что Аака ненавидит меня, и знаю, что ненависть ее ко мне вполне естественна, и потому вовсе не осуждаю эту женщину. Но знаю я также, что ты меня вовсе не ненавидишь, а даже любишь по-своему, несмотря на то, что я стала между тобой и Ви, как тебе кажется. В действительности я между вами не становилась. Быть может, одним ухом ты и внимал Ааке, но при этом крепко зажал второе ухо. Ты сам лучше, чем я, знаешь, что никогда не собирался ни убить меня, ни каким-нибудь образом способствовать моей смерти, но по доброте своей пришел предупредить меня об опасности.
Услыхав эти ласковые слова, Паг встал и долго глядел в нежное и прекрасное лицо Лалилы. Затем схватил ее ручку и прижал к своим толстым губам. Волосатой лапой вытер единственный глаз, плюнул наземь, бормоча слова, которые могли быть и проклятием, и благодарностью, и заковылял прочь.
Лалила глядела ему вслед, по-прежнему ласково улыбаясь.
Но, когда он ушел и она осталась совсем одна, Лалила перестала улыбаться, закрыла лицо руками и заплакала.

* * *

Вечером, когда Ви вернулся, она отдала ему, как всегда, отчет о детях, за которыми смотрела, и обратила его внимание на двух больных девочек, нуждающихся в особом уходе.
— Зачем мне знать это? — улыбаясь спросил Ви. — Ведь ты смотришь за ними.
— А так. Хорошо, чтобы обо всем знало не меньше двух человек. Ведь один может заболеть или забыть. А это, кстати, напоминает мне о Паге.
— То есть?
Ви был очень удивлен.
— Сама не знаю почему. Напоминает… Должно быть, потому, что зашла речь о двоих. Ты и Паг когда-то были одно, а теперь вы разделились: по крайней мере, так ему кажется. Ви, будь поласковей с Пагом, больше бывай с ним. Вообще, верни прежние отношения с ним. Слышишь? Больная девочка кричит. Бегу к ней. Спокойной ночи, Ви.
Она ушла.
Он удивленно глядел ей вслед, в голосе ее и поведении он почувствовал что-то, чего не мог понять до конца.

Глава XII

РЫЖИЕ БОРОДЫ

Утром Лалилы нигде не оказалось.
Ви заметил это сразу. Он расспросил о ней у одной из женщин.
— Лалила позвала меня, — сказала та, — и сообщив, что пища для детей уже готова, а самой ей нужно немножко отдохнуть, заявила, что идет в лес и там проведет целый день, чтобы о ней не тревожились и не искали ее, — она вернется к ночи.
— Она больше ничего не говорила? — тревожно осведомился Ви.
— Сказала, когда и какую пищу давать обеим больным девочкам в том случае, если ей захочется провести ночь в лесу. Впрочем, в лесу она, наверное, на ночь не останется.
Ви отправился по своим делам, которых у него было немало, и больше не задавал вопросов, должно быть, потому, что в пещеру вошла Аака и могла бы услышать их.
Но день для него тянулся медленно, и к вечеру он поторопился в пещеру, надеясь найти там Лалилу. Он собирался серьезно поговорить с ней, объяснить, как она его встревожила своим уходом без предупреждения, и растолковать что, блуждая одна, она подвергается большим опасностям.
Когда он вошел в пещеру, уже наступила ночь. Лалилы в пещере не оказалось.
Он немного подождал, делая вид, что ужинает, но к пище даже не притронулся. Затем послал за Пагом.
Паг вошел в пещеру, поглядел на Ви в упор и спросил:
— Зачем вождь посылал за мной в первый раз за долгое время? Твой приказ еще немного и запоздал бы. Я теперь никому не нужен и как раз собирался отправиться в лес.
— Ты тоже хочешь погулять в лесу? — подозрительно спросил его Ви.
— В чем дело?
Ви все рассказал ему.
Выслушав рассказ, Паг вспомнил свой разговор с Лалилой и смутился, но он не обмолвился ни словом об этом разговоре.
— Решительно нечего бояться, — сказал Паг, — Лалила, как тебе известно, поклоняется Луне. Наверное, она отправилась молиться, приносить жертвы и вообще справляет обычаи своих соплеменников.
— Возможно, что и так, — согласился Ви. — Но я в этом совсем не уверен.
— Если ты боишься за нее, — продолжал Паг, — я могу отправиться поискать ее.
Ви быстро глянул на Пага и сказал:
— Мне приходит на ум, Паг, что ты испуган исчезновением Лалилы больше, чем я, и что у тебя есть основательные причины бояться. Но, как бы то ни было, нынче ночью никто не сможет отправиться искать Лалилу. Ведь луна скрыта тяжелыми облаками и идет сильный дождь. Кто же может найти женщину в темном лесу?
Паг подошел к выходу из пещеры, поглядел на небо, вернулся и сказал:
— Ты совершенно прав. Небо совсем черное, и дождь идет сплошной стеной. Не видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Наверное, Лалила забралась в какое-нибудь дупло или спряталась под развесистым деревом и вернется сюда на заре.
— Боюсь, что она убита.
Он помолчал.
— А может быть, она уехала прочь отсюда на родину. И я думаю, виной этому ты или Аака, а может быть, вы оба. Во всяком случае, вы-то уж должны знать, где она и почему она скрылась.
Ви говорил гневным, сдавленным голосом.
— Я ничего не знаю, — ответил Паг. — Возможно, она в хижине у Моананги. Сейчас пойду и погляжу.
Он ушел и возвратился через некоторое время с сообщением, что ее нет ни в хижине Моананги, ни где-либо еще и что ее сегодня никто не видел.
Всю ночь Ви и Паг просидели у огня, даже не пытаясь сделать вид, что спят, и не сводили взгляда со входа в пещеру.
Наконец, наступил рассвет. Рассвет серый и холодный. Дождь прекратился. С первыми же лучами зари Паг, никому не говоря ни слова, выскользнул из пещеры. Ви последовал за ним, думая догнать его, но Паг скрылся.
Тогда Ви сам стал расспрашивать о Лалиле и разослал повсюду людей искать ее.
Посланные вернулись с сообщением, что никого не нашли. Тогда Ви разослал весь народ на поиски, и сам также отправился искать Лалилу.
Когда он уходил из пещеры, Аака спросила его:
— Почему ты так тревожишься о колдунье? Она исчезла, как исчезают все колдуньи после того, как натворят приютившему их племени бед.
— Если Лалила и колдунья, во всяком случае, нам она принесла добро, а не зло, — ответил Ви, глядя на играющих детей.
Он отправился в лес, захватив с собой Моанангу.
Весь народ и он сам искали целый день, но напрасно. Возвратились они в селение только к ночи, усталые до смерти.
Ви был грустен, ибо ему казалось, что Лалила вырвала у него сердце и унесла с собой.
В ту же ночь одна из больных девочек умерла: ребенок не хотел брать пищу ни от кого, кроме Лалилы. Ви осведомился о Паге, но оказалось, что Пага тоже никто не видал, Паг исчез также бесследно, как и Лалила.
— Наверное, он скрылся вместе с Лалилой. Ведь они были большими друзьями, хотя он и утверждал обратное, — предположила Аака.
Ви не отвечал ей, но подумал, что, должно быть, Паг отправился хоронить Лалилу.

* * *

Вскоре после рассвета на следующий день в пещеру вполз отощавший Паг. Вид у него был как у лягушки, которая весной выползает из зимнего логова.
— Где Лалила? — спросил Ви.
— Не знаю. Но лодка ее исчезла. Должно быть, она вытащила лодку из пещеры и спустила ее на море — немалый труд для женщины.
— Что ты наговорил ей?
— Кто может помнить, что говорил несколько дней тому назад? — возразил Паг. — Дай мне есть, потому что я пуст, как выеденная раковина.

* * *

Покуда Паг ел, Ви пошел на берег.
Он сам не знал, зачем идет туда. Должно быть, потому, что море взяло у него Лалилу так же, как море дало ему ее. Поэтому хотел увидать море еще раз. Он стоял, глядя на серые, ровные волны и внезапно у самого края спустившегося над водой тумана заметил что-то движущееся.
‘Должно быть, рыба, — подумал он. — Но хотел бы я знать, что это за рыба. Только киту удается стоять на воде, а эта рыба намного меньше кита’.
Он лениво и равнодушно смотрел на странную рыбу, почти не видя ее, и вдруг понял, что это вовсе не рыба.
И тут он узнал: незнакомый предмет — это был тот самый выдолбленный древесный ствол, в котором Лалилу прибило к здешнему берегу. Но теперь ствол кто-то гнал, — очевидно, гребец, и гнал быстро, изо всех сил.
Рассвело еще больше, и, наконец, солнечные лучи высветили светлые волосы гребущего. Тут только Ви узнал Лалилу и бросился ей навстречу, по пояс вбежав в воду.
Лалила приближалась, не замечая его, покуда он ее не окликнул. Тогда она, задыхаясь, перестала грести, и лодка скользя, подошла к нему.
— Где ты была? — сердито спросил он. — Знаешь ли ты, что я очень тревожился о тебе?
— Разве? — и она как-то странно поглядела на него. — Ну, об этом поговорим потом. Дело в том, Ви, что сюда приближается много народу. Они едут в лодках, таких же, как эта, только значительно больших. Я умчалась от них для того, чтобы предупредить тебя.
— Много народу? — спросил Ви. — Кто же это может быть? Кроме моего племени, существуют ведь только твои сородичи. Должно быть, ты привела их с собой.
— Да нет же, нет! Этих людей я никогда не видела. К тому же, они едут с севера, а не с юга, не с моей родины. Скорее побежим в селение: это — свирепый, яростный народ.
Они вышли на берег, где уже собралось несколько человек, издали увидевших лодку, в том числе Моананга и Паг. Лодку вытащили на песок, и Лалила с трудом выбралась из нее, и то при помощи Ви. Едва ступив на землю, она сразу же упала: видно было, что она устала до смерти.
— Рассказывай, — сказал Ви, глядя на нее в упор, точно боялся, как бы она не исчезла снова.
— Рассказывать мне нечего, вождь, — ответила она. — Мне надоела земля, и я решила поплавать немножко по морю. Я вывела лодку и так, для развлечения, выехала в открытое море.
— Ты лжешь, Лалила! — грубо оборвал ее Ви. — Но все равно, продолжай!
— Я выехала в открытое море. Оно было спокойно, и я легко добралась до оконечности горной цепи, которая лежит за краями залива. Впрочем, вы, наверное, никогда ее не видали.
И она слабо улыбнулась.
— Так вот, вчера вечером, на самом заходе солнца я внезапно увидела большое количество лодок, они шли с севера и в то мгновение, когда я их заметила, огибали мыс. Видно было, что они идут вдоль берега. Это большие лодки, и в каждой из них сидело много мужчин, мужчин волосатых и ужасного вида. Они заметили меня и окликнули грубыми голосами на каком-то языке, которого я не поняла. Я повернула и помчалась прочь от них. Они погнались за мной, но наступила ночь и спасла меня. Иногда луна пробивалась между облаков, и тогда они замечали мою лодку. Наконец, тучи окончательно скрыли луну, а я успела заметить здешние холмы и знала таким образом дорогу. Гребла, не переставая, сквозь туман и тьму. Думаю, эти люди ненамного отстали от меня. Они, конечно, нападут на вас, и вы должны немедленно начать готовиться к битве. Вот все, что я хотела сказать.
— А зачем они явились? — ошарашенно спросил Ви.
— Не знаю, — ответила Лалила, — но, судя по их виду, они очень голодны. Наверное, явились в поисках пищи.
— Что же делать?
— Я думаю, нужно дать им отпор! Встретить их с боем и отогнать прочь.
Ви задумался, потому что не мог себе представить, как это люди могут драться с другими людьми. До появления Лалилы и до ее рассказов о том, что ее соотечественники сражаются со своими соседями, подобная мысль ему и в голову не приходила. И соплеменники его совсем не умели сражаться с людьми, так как племя считало себя единственным на земле.
Паг прервал ход размышлений Ви:
— Ты сражался с хищными зверями и убивал их. Ты сражался с Хенгой и убил его. Мне кажется, что ты точно также должен поступить и с этим народом, который хочет напасть на нас. Если Лалила не ошибается, то либо они убьют нас, либо же нам придется убить их.
— Да, да, ты прав, так оно и должно быть, — все еще недоумевая, согласился Ви и добавил:
— Пускай Винни созовет племя, и все явятся вооруженными как нельзя лучше. И пусть он идет не один созывать народ, а ему помогут, чтобы было быстрее.
Несколько человек помчались исполнять приказ вождя, они пустились бежать изо всех сил.
Когда они ушли, Ви обернулся к Пагу и спросил:
— Что же теперь делать, Паг?
— Ты спрашиваешь совета у меня, когда Лалила рядом? — горько усмехнулся Паг.
— Лалила — женщина и сделала все, что может сделать женщина. Теперь очередь за нами, мужчинами.
— Этим всегда дело кончается.
— Так все-таки что же нам делать?
— Не знаю, — ответил Паг. — А, впрочем, сейчас начнется отлив. Ты сам знаешь, что во время отлива в наш залив есть только один ход — в расщелине между скал. А ведь в расщелине омут. Чужеземцы-то ведь этого не знают и пойдут сквозь расщелину, где их и затянет в омут. Наверное, только немногим удастся пробраться в залив. С ними мы и должны биться и уничтожить как их, так и всех тех, кто останется по ту сторону скал. Но откуда мне знать что-нибудь о сражениях? Ведь я только карлик. Вот брат твой, Моананга… Он могуч, высок и отважен. Сделай его начальником. Пускай он руководит боем. Но помни, ты должен стоять сзади сражающихся, потому что твое присутствие подбодрит народ. А если понадобится, ты и сам должен принять участие в сражении.
— Да будет так, — сказал Ви. — Моананга, я назначаю тебя главным в бою. Сделай, что можешь, а я поддержу тебя.
— Подчиняюсь, — просто и мужественно отвечал Моананга. — Если меня убьют, а ты останешься жив, присмотри за тем, чтобы Тана не умерла с голоду без меня.
Как раз в это мгновение сбежался взбудораженный новостями, переходившими из уст в уста, народ. Винни, увидав, что все собрались, перестал трубить. Народ стал кругом. Каждый был чем-то вооружен: одни каменными топорами, другие — кремневыми ножами и копьями с кремневыми наконечниками, третьи — закаленными на огне дубинами, четвертые — арканами.
Ви обратился к народу с речью о том, что с севера плывут сюда чужеземцы, которые собираются напасть на их племя. Чужеземцы эти, наверное, хотят перебить всех в племени, — мужчин, женщин и детей. Единственный способ спастись от смерти — это сражаться с ними и перебить чужестранцев всех до единого. Командовать в бою будет Моананга.
Вместе с мужчинами на яростные звуки труб Винни сбежались и женщины. Услыхав эту речь, они стали выть, плакать и цепляться за мужей. Наконец, удалось их отогнать.
Вслед за этим Хоу-Непостоянный стал громко доказывать, что Лалила просто врет, что никто вовсе не плывет сюда и что вообще нет никакой надобности готовиться к бою. Уока Злой-Вещун заявил, что если кто и плывет сюда, то незачем пытаться оказывать им сопротивление. Люди, которые плывут в лодках, должны быть мудрыми и сильными и перебьют всех, кто выступит против них. Словом, единственное, что остается, — бежать и спрятаться в лесу.
Этот совет, очевидно, многим пришелся по сердцу. Несколько человек сразу пустились наутек.
Увидев это, Ви подошел к Уоке и ударом кулака сбил его с ног. Затем он двинулся к Хоу, но Хоу догадался, зачем Ви подходит к нему, и убежал. Тогда Ви заявил, что первому же, кто попытается бежать, он размозжит череп. Эта угроза подействовала: больше никто не шевельнулся.
Хоу, стоя в отдалении, все еще продолжал говорить, что никто к ним не приближается. Внезапно раздался крик. Несколько человек заметили, как из тумана выплыло много больших лодок. Лодки были огромные. В некоторых сидело по восемь, а то и до десяти гребцов. Лодки направлялись к заливу, и гребцы, не подозревая об омуте и подводных скалах, не обращали внимания на то, что начинается отлив.
В результате шесть или восемь лодок, проходя буруны, наткнулись на подводные камни. Лодки треснули, сидевшие в них люди упали в воду. Несколько человек утонули. Но многие доплыли до скал с другой стороны и оттуда что-то кричали своим товарищам, которые отвечали им.
На остальных лодках стали грести осторожно, и так как море было спокойно, им, в общем, удалось благополучно добраться до скал, на которые высадились их товарищи. Лодки пристали, и приплывшие люди вылезли из них, оставив в каждом челноке по одному или по двое гребцов.
На скале их набралось уже человек около ста или даже больше. Они все говорили разом, размахивая руками, и указывали на берег длинными копьями с наконечниками из моржового клыка или какого-то белого камня.
Ви долго смотрел на них с берега и наконец сказал Пагу:
— Действительно, эти чужеземцы страшны с виду. Смотри, как они высоки и сильны. Они покрыты шерстью, почти как звери, а волосы и бороды у них рыжие. По-моему, это вовсе не люди, а черти. Только у чертей может быть такой вид и только черти могут путешествовать одни без женщин и детей.
— В таком случае, — возразил Паг, — это очень голодные черти. Смотри, тот рослый детина, очевидно, их начальник, раскрывает рот и тычет пальцем на него, показывает на свой желудок и потом машет рукой по направлению к нам, что, дескать, здесь они найдут себе достаточно пищи.
Он помолчал. В это время волны прибили почти к самым ногам Ви два трупа из утонувших лодок.
— Черти-то, оказывается, тонут, смотри. А что до жен, — добавил он после некоторой паузы, — жен всегда можно украсть.
Он посмотрел на женщин племени, которые стояли невдалеке маленькими кучками, говорили все одновременно и били себя в грудь. Перепуганные насмерть дети цеплялись за их платья.
— Ты совершенно прав, — сказал Ви.
Слова Пага подействовали на него, и он, подумав несколько мгновений, подозвал к себе двух человек из племени:
— Ступайте к Урку-Престарелому и передайте ему мой приказ. Я приказываю, чтобы он увел всех женщин, детей и стариков и спрятал их. Я не знаю, чем окончится наша встреча с этими Рыжими Бородами, и лучше, чтобы женщины и дети спрятались.
Посланные ушли, и началось смятение и вопли. Одни женщины бросились бежать к лесу, другие не двигались с места, а третьи обнимали своих мужей и пытались тащить их за собой.
— Если эти вопли не прекратятся, сердца мужчин растают, как жир на огне, — сказал Паг. — Смотри, уже кое-кто из них следует за женщинами.
— Ступай сам и прогони их в лес.
— Ну, нет, — возразил Паг. — Я никогда не отличался особенной любовью к женщинам и не желаю с ними связываться теперь. Я лучше останусь на месте.
Тогда Ви в голову пришла одна мысль. Он заметил, что Аака стоит на полдороге между женщинами и мужчинами, вернее, между женщинами и большинством мужчин, которых Моананга уговаривает уйти.
Ви подозвал Ааку к себе. Она услыхала его и приблизилась, так как мужества у нее было достаточно.
— Жена, — сказал Ви. — Эти рыжие черти собираются напасть на нас, и нам предстоит либо убить их, либо быть убитыми самим.
— Знаю, — спокойно отвечала Аака.
— В таком случае, — продолжал Ви, опустив глаза и говоря торопливо, — лучше всего, чтобы женщины не видели боя. Поэтому я прошу тебя увести их в лес и спрятать там всех женщин, стариков и детей. Потом, после того, как сражение окончится, вы можете вернуться.
— Какой смысл возвращаться после боя? Не лучше ли нам остаться здесь и умереть вместе с мужчинами?
— Женщин, очевидно, не убьют, Аака. Наверное, этим рыжим чужеземцам нужна не только пища, но и жены. Во всяком случае, вы умрете не сразу, хотя под конец они, наверное, убьют и съедят вас. Поэтому я приказываю вам уходить.
— Морская Колдунья, которая привела этих чужеземцев, понятно, также должна уйти с нами, покуда не натворила еще зла, — заметила Аака.
— Не она привела их. Она сама бежала от них! — сердито воскликнул Ви. — Во всяком случае, можешь захватить ее с собой, а Фо забери непременно. Но только пришли назад всех мужчин, которые попрятались в лесу. А теперь ступай, я тебе приказываю.
— Повинуюсь, — сказала Аака, — но знай, о, муж мой, что хотя мы с тобой и разошлись за последние годы, если ты умрешь, то умру и я, ибо когда-то, в прошлые времена, мы были одно.
— Благодарю тебя, — сказал Ви. — Но если мне случится быть убитым, то мой совет тебе: оставайся жить, правь племенем, возроди его и сделай сильным.
— Какая польза от одних женщин без мужчин? — возразила Аака, пожимая плечами.
Затем она повернулась и ушла, и Ви заметил, что, уходя, она рукой утирала глаза.
Аака подошла к женщинам и что-то крикнула им свирепым голосом. Она без устали повторяла свое приказание до тех пор, пока женщины не стали медленно и поодиночке двигаться к лесу. Женщины уводили стариков, тащили за собой детей, несли их на плечах. Шум понемногу стих, и печальная процессия скрылась за деревьями.
Все это время Рыжие Бороды, стоя на скалах, болтали друг с другом, очевидно, разрабатывая план нападения.
Наконец, они на что-то решились. Большинство уселось в лодки, пересекло узкий пролив и высадилось на скалах по левую сторону. Теперь, при полном отливе, скалы эти также были обнажены. Остальные уселись в лодки и решительно направились к тому месту, где стоял Ви.
Паг заметил это и с восторгом закричал:
— А это им не удастся! Их лодки наткнутся на подводные скалы и пойдут ко дну, а они сами попадут в омут и потонут, как вот эти.
И он указал копьем на качающиеся на волнах тела утопленников.
Но ему вскоре пришлось убедиться, что Рыжие Бороды собирались сделать совсем не то, что он думал.
В то время, как Паг говорил, Ви услыхал легкое потрескивание ракушек на приморском песке: он обернулся, чтобы посмотреть, кто идет. То была Лалила! Синий плащ прикрывал ее плечи, и в руке она держала копье.
— Почему ты здесь? — сердито набросился он на нее. — Почему не ушла в лес? Всем женщинам было приказано спрятаться в лесу!
— Твой приказ относился к племени, — спокойным голосом возразила она, — а я не принадлежу к нему. Я спряталась в хижине и дождалась, чтобы все ушли. Не гневайся, о, вождь, — продолжала она тихим и ласковым голосом, — но я видала много народов, знаю, как они сражаются, и думаю, что могу дать вам добрый совет.
Он стал кричать на нее, браниться и приказал уйти. Она стояла рядом с ним, не слушая его, и только смотрела на море. Затем внезапно воскликнула:
— Так я и думала!
Она прыгнула вперед, заслонив собой Ви, который стоял, глядя на море, затем зашаталась и упала ему на руки.
И он и Паг удивленно посмотрели на нее и увидали, что в плаще ее торчит маленькое копье с перьями.
— Вытащи его, Паг, — сказала она, выпрямившись. — Не одни только Рыжие Бороды умеют пускать стрелы. Счастье, что мой плащ толст и прочен.
— Если б ты не заслонила меня, эта копье пробило бы мне грудь! — воскликнул Ви, глядя на нее.
— Это случайность, — улыбаясь, ответила Лалила.
— Ты лжешь! — возразил Ви.
Лалила ничего не сказала, только улыбнулась снова и плотнее закуталась в плащ. Покуда Паг вытаскивал стрелу, Лалила продолжала улыбаться, но он заметил, что губы ее побледнели и дрожат. Наконец карлик выдернул стрелу и обнаружил, что на костяном ее наконечнике кровь и кусочек мяса. Паг видел это, но промолчал.
— Ложись, о, вождь, — сказала Лалила. — Ложись здесь, за скалой, и ты ложись, Паг. Вы тогда будете в безопасности. Я также лягу.
Когда все укрылись за камнями, Лалила продолжала:
— Слушайте, вот в чем дело. Эти Рыжие Бороды вооружены луками и стрелами и, очевидно, они задумали перестрелять всех вас или, по крайней мере, отпугивать до тех пор, пока окончательно не прекратится отлив, а тогда они хотят пройти по скалам и напасть на вас.
В это мгновение подошел Моананга. Его также заставили лечь.
— В таком случае, — сказал Ви, — может быть, нам лучше всего отойти на такое расстояние, где нас не смогут достать их маленькие копья.
— Вот этого они и добиваются, — объявила ему Лалила. — Если вы отойдете от берега, им никто не помешает взобраться по скалам, спуститься на землю. У меня есть кое-какие мысли и, если ты позволишь, вождь, я выскажу их.
— Говори, — сказали Ви и Моананга в один голос.
— Вот в чем дело, вождь. И ты и весь твой народ знаете эти скалы до мельчайшего камушка. Ведь вы с детства собирали здесь ракушки, так что вам известны все оползни на них и все омуты. Раздели своих людей на два отряда, поручи один Моананге, а другим руководи сам. С двух сторон окружите эти скалы и нападите на Рыжие Бороды. Ручаюсь вам, что если вы приблизитесь смело и решительно, то часть чужеземцев немедленно спрячется в лодки. Оставшихся вам легко будет перебить. А сидящие в лодках не осмелятся стрелять в вас, чтобы не ранить своих же товарищей. Сделайте это, но только поскорее.
— Совет разумен, — сказал Ви. — Моананга, возьми себе половину людей и наступай слева, а я с остальными зайду справа. Ты, Лалила, либо оставайся здесь на месте, либо же уходи и спрячься в лесу.
— Я останусь здесь, — слабым голосом ответила Лалила и отвернулась, чтобы Ви не заметил крови, просочившейся сквозь плащ.
Мужчины двинулись вперед, и она крикнула им вслед:
— Пускай все люди наберут камней и швыряют ими в лодки Рыжих Бород, да камни подбирают потяжелее, тогда удастся пробить дно лодок и затопить их.
Мужчины племени стояли кучками, и вид у всех был несчастный и перепуганный. Они опасливо поглядывали на волосатых врагов в лодках и на скалах.
Ви обратился к племени резко и решительно:
— Эти Рыжие Бороды явились сюда неизвестно откуда. Они голодны и потому будут сражаться отчаянно. Они хотят убить нас, перебить всех до единого и затем забрать сперва наши запасы пищи, а затем и женщин, если только найдут их. А может быть, и детей съедят. У нас народу не меньше, чем у них, а, может быть, даже и больше. Великий позор будет нам, если они нас одолеют, перебьют стариков, заберут себе наших жен и съедят наших детей. Так я говорю?
На этот вопрос толпа ответила утвердительно, но ответ был не слишком дружный и бодрый. Большинство людей косилось на лес, в котором укрылись женщины.
Тогда заговорил Моананга:
— Здесь я начальник. И я объявляю, что если кто-нибудь убежит, постараюсь убить его на месте. А если это мне не удастся, я уж непременно убью его потом, после сражения.
— А у меня память хорошая, — добавил Паг, — и я замечу каждого и уж запомню, кто что делал. И о трусах расскажу женщинам. Так что тому, кто убежал, потом проходу от насмешек не будет.
Тогда Ви разделил племя на два отряда, и в каждом храбрейшие стояли сзади, чтобы помешать остальным спастись бегством. После того, как был наведен порядок, оба отряда стали взбираться по скалам. Люди шли ловко и осторожно, то обходя ямы с водой, то смело ступая по ним, потому что каждый чуть ли не с младенчества знал, где яма глубокая, а где мелкая.
Когда Рыжие Бороды увидели приближающееся племя, они завыли, стали качать головами так, что длинные их бороды затряслись, и принялись бить себя в грудь кулаками. Затем каждый взмахнул копьем и, не дожидаясь нападения, бросился вперед, карабкаясь по камням. Сидевшие в лодках принялись яростно стрелять из луков, но так как люди Ви двигались быстро, в цель попало только несколько стрел.
Но они все-таки ранили некоторых из защищавшихся.
Увидав кровь, племя обезумело. В одно мгновение все забыли о своих страхах. Сомнения и нерешительность исчезли. Казалось, к людям племени вернулось нечто, о чем забыли даже их далекие предки. Они махали каменными топорами и кремневыми копьями, кричали все вместе, они рычали, как медведи, выли, как волки, скрежетали зубами, они высоко подпрыгивали, и в конце концов пустились вперед бегом. Но Ви и Моананга остановили своих воинов, потому что оба начальника знали, что должно случиться с Рыжими Бородами.
А случилось с Рыжими Бородами вот что: они бросились вперед, забыв обо всем на свете. Некоторые из них поскользнулись на заросших мокрыми водорослями камнях и скатились в ямы с водой. Другие, не желая следовать примеру первых, осторожно обходили каждую яму, не зная, глубока она или мелка и также скользили и падали. Немало народу утонуло, но многие вынырнули из воды. Тогда Ви и Моананга повели свои отряды в бой.
Племя бросилось вперед, перескакивая с камня на камень и ни разу не оступившись, так как каждый привык к таким переходам. Они проходили возле ям, из которых Рыжие Бороды пытались выбраться, и камнями или ударом топора разбивали головы врагов. Так они перебили много людей, а сами не понесли при этом никаких потерь.
Рыжие Бороды вскарабкались на самые оконечности скалистых мысов и, стоя там, встретили решительный бой предводительствуемых Ви и Моананга отрядов. Бой был жестокий и беспощадный. Рыжие Бороды были сильны и свирепы, и немало соплеменников Ви пало под ударами их копий с костяными наконечниками.
Дело начало принимать дурной оборот для племени, но Ви своей ослепительной секирой, которой убил Хенгу, разрубил надвое череп вождя Рыжих Бород.
Рыжие Бороды, увидав, что предводитель их убит, взвыли, поддавшись внезапной панике, бросились к лодкам и торопливо стали забираться в них.
Ви и Моананга, вспомнив советы Лалилы, приказали своим людям бросать в лодки врагов самые тяжелые камни, какие только в состоянии были поднять. Таким образом немало лодок проломили камнями. Вода врывалась в пробоины, и лодки шли ко дну.
Люди, сидевшие в тонущих лодках, пытались уплыть прочь, но в ледяной воде их схватывали судороги, и Рыжие Бороды тонули. Иные стремились выбраться на берег, но там их встречали копьями или камнями, так что ни один из них не уцелел.
Кончилось дело тем, что из всех Рыжих Бород только пяти лодкам удалось уйти. Лодки шли торопливо, на полном ходу вышли в море и больше не возвращались. В ту ночь дул свирепый ветер, так что, возможно, лодки затонули, а может быть, Рыжие Бороды — и так достаточно истощенные — погибли в море голодной смертью.
Главное же было в том, что Рыжих Бород племя больше никогда не видело. Рыжие Бороды пришли неизвестно откуда и ушли неизвестно куда. Только большинство из них осталось здесь в заливе — в ямах между камнями или на две морском.
Так закончилась первая битва, которую когда-либо испытало племя.

Глава XIII

ВИ ЦЕЛУЕТ ЛАЛИЛУ

Когда Рыжие Бороды ушли, оба отряда вернулись на берег, неся с собой раненых. Выяснилось, что в общей сложности убито было всего двенадцать человек и двадцать один ранен. В числе раненых оказался также и Моананга, в бок которого вонзилась стрела, но рана Моананга была легкой. Рыжих же Бород погибло не меньше шестидесяти. На следующее утро прилив выбросил на берег именно такое количество трупов. Помимо того, немало убитых, должно быть, унесло в открытое море.
— То была великая победа, — сказал Моананга Ви, который промывал его раны морской водой, — и племя билось мужественно.
— Да, — согласился с ним Ви. — Племя сражалось как нельзя лучше.
— И все-таки, — вмешался Паг, — мы одни ничего не добились бы. Сражение выиграно только благодаря совету Морской Колдуньи. Если бы мы дожидались на берегу нападения Рыжих Бород, мы бы сейчас, наверное, не рассуждали. И камни в лодки мы бросали тоже по совету Лалилы.
— Ты прав, — сказал Ви. — Мы должны поблагодарить ее.
Все трое пошли к камням, за которыми прятались в начале битвы. Лалила лежала на том же месте, уткнувшись лицом в землю.
— Она, должно быть, заснула, ведь она устала, когда убегала от Рыжих Бород, — заметил Моананга шепотом, чтобы не разбудить Лалилу.
— Но все-таки как-то странно спать, когда кругом рыщет смерть.
И Ви с сомнением поглядел на Морскую Колдунью.
Паг ничего не сказал. Он встал на колени, обхватил Лалилу своими длинными руками и перевернул на спину. Тогда они увидели, что песок, на котором она лежала, красен от крови и что синяя ее одежда также красна. Ви издал вопль, задрожал и упал бы, но Моананга схватил его за руку.
— Лалила мертва, — сказал Ви глухим, сдавленным голосом, — мертва. Та, которая спасла нас, мертва.
— Ну, я знаю, кто этому обрадуется, — проворчал Паг, — а впрочем, еще нужно проверить.
Он распахнул ее плащ, и они увидели ранку под грудью, ранка еще кровоточила. Паг, искусный во врачевании ран, стал внимательно ее разглядывать.
— Понимаешь, брат, ведь она раненая давала нам советы, как биться, и никому не обмолвилась, что стрела поразила ее! — сказал Моананга, обращаясь к Ви.
Ви кивнул. Видно было, что он сдерживается и говорить ему трудно.
— Я знал об этом, — буркнул Паг. — Ведь я выдернул стрелу.
— Почему же ты ничего не сказал? — спросил Моананга.
— Если бы Ви знал, что Морская Колдунья ранена, он бы лишился мужества. Лучше было бы одной Лалиле умереть, чем погибнуть всему народу.
— Что с Лалилой? — спросил Ви, не обращая внимания на эти слова.
— Успокойся, — ответил Паг. — Она потеряла много крови, но рана, очевидно, неглубокая. Плащ задержал стрелу. Если только острие не отравлено, Лалила выживет. Постойте оба здесь и последите за ней.
Он торопливо заковылял к росшим на берегу кустам и стал шарить в них. Наконец он нашел нужное ему растение, сорвал с него несколько листьев и принялся жевать их. Вернулся, вынул зеленую массу изо рта и часть положил на рану Лалилы, а часть на рану Моананга.
— Жжет! — вскрикнул Моананга.
— Да, выжигает яд и останавливает кровь, — пояснил Паг и накрыл Лалилу плащом.
Тут Ви, очевидно, пришел в себя. Он наклонился, поднял Лалилу на руки, точно ребенка, и понес ее к пещере, сопровождаемый Пагом, Моанангой и многими другими, которые размахивали копьями и радостно кричали.
В то же время женщины стали выходить из лесу. Спрятавшись, самые молодые и энергичные женщины немедленно залезли на деревья и издали следили за ходом боя. Как только выяснилось, что Рыжие Бороды убрались, все женщины бросились к хижинам, оставив стариков и детей позади.
Первым бежал Фо.
— Отец! — сердито закричал он. — Разве я ребенок, чтобы женщины тащили меня в лес в то время, когда ты сражаешься?
— Тише, — сказал Ви, кивком головы указывая на свою ношу. — Тише, сын мой. Об этом мы поговорим потом.
Затем появилась Аака. Лицо ее было спокойно и надменно. Впрочем, если говорить правду, она бежала не медленнее всех остальных.
— Привет, о, муж мой, — сказала она. — Говорят, ты победил врагов. Правда ли это?
— Кажется, да. Во всяком случае, они побеждены. Подробности я расскажу тебе позже.
Он хотел пройти, но она заступила ему дорогу.
— Если Морская Колдунья убита за измену, почему же ты несешь ее на руках? — спросила она.
Ви не отвечал, потому что гнев сковал ему язык.
Вместо него, хрипло рассмеявшись, ответил Паг.
— Ты метила в ястреба, а попала в голубку, Аака Морская Колдунья спасла жизнь Ви, заслонив его от копья, которое убило бы его.
— Этого можно было ожидать, раз она вечно бывает там, где не требуется. Что она делала среди мужчин, когда должна была быть с нами?
— Не знаю. Знаю только, что она отдала свою жизнь для того, чтобы спасти жизнь Ви.
— Так ли это, Паг? В таком случае, он должен постараться спасти ее жизнь. Ну, я отправляюсь ухаживать за ранеными нашего племени. Идем, Тана. Рана Моананги перевязана, и мы здесь не нужны.
И она медленно ушла.
Но Тана за ней не последовала, так как хотела узнать все подробности о Лалиле, а также убедиться в том, что Моананга в полной безопасности.

* * *

Ви отнес Лалилу в пещеру и уложил там. Тана увела с собой Моанангу, а Паг ушел, чтобы приготовить подкрепляющее питье для Лалилы.
Ви подумал, что он остался с Лалилой один. В действительности же смотревшие за девочками женщины попрятались по темным углам пещеры. Ви накрыл Лалилу мехами, взял за руку и стал растирать ее.
Лалила пришла в себя от тепла и стала говорить точно в бреду:
— Как раз вовремя! Вот летела стрела, и я загородила ей дорогу. Если я спасла его, все хорошо! Кому нужна жизнь чужеземки? Даже ему не нужна она.
Лалила открыла глаза и при свете костра увидала глядевшего на нее Ви.
— Я жива еще? — пробормотала она. — Ты жив, Ви?
Ви не отвечал. Он только наклонился и поцеловал ее в губы. Она ответила на его поцелуй, затем отвернулась и хотела заснуть, но Ви продолжал целовать ее, покуда не вошел Паг с питьем, а следом за ним появились из темных углов женщины и дети.
Лалила выпила подкрепляющее питье и заснула глубоким и ровным сном. Ви следил за ней и внезапно обернулся: у огня стояла Аака и внимательно разглядывала мужа.
— Значит, колдунья жива, — произнесла она тихо и медленно. — Какая у нее прекрасная сиделка! — воскликнула она. — Когда ты возьмешь ее себе в жены, Ви?
Ви поднялся, подошел к ней и сказал:
— С чего ты взяла, что я возьму ее себе в жены? Я дал клятву.
— По глазам твоим видно! Что клятвы перед услугой, которую она тебе оказала? Хотя не думала я услышать, что Ви прикрывается в сражении женщиной.
— Ты знаешь, как это произошло, — возразил он.
— Я знаю только то, что видела и что говорит мне сердце.
— А что говорит тебе сердце?
— Что проклятие, принесенное этой колдуньей, только начало хвое действие. Она выплыла в море и вернулась, ведя за собой целое войско Рыжих Бород. Ты победил пришельцев и на время избавил племя от них. Но немало наших убито и ранено. Не знаю, что она сделает теперь, но думаю, принесет еще много несчастий. Повторяю тебе, она колдунья, и лучше всего было бы, если бы ты оставил ее умирать на побережье, хотя, наверное, она никогда не умрет.
— Я думаю, что любая жена сказала бы, что так не говорят о женщине, спасшей мужа, — сдерживаясь, возразил Ви. — Впрочем, раз ты считаешь ее колдуньей, убей ее, Аака. Она сопротивляться не может.
— Убить ее? И навлечь проклятия на мою голову? Нет, Ви, я этого не сделаю.
Ви, не в силах больше сдерживаться, покинул пещеру.

* * *

На Месте сборищ было шумно.
Сюда снесли трупы убитых и собралось все племя. Женщины и дети, лишившиеся в сражении мужей и отцов, выли. Раненые расхаживали, хвастаясь своими ранами, и все мужчины племени расхваливали собственные доблести в великом сражении с морскими дьяволами.
Народ собрался вокруг хвастунов. В центре толпы Уока-Злой Вещун разглагольствовал о том, что побежденные Рыжие Бороды — только первые люди великого войска, которое вскоре обрушится на племя. Рядом Хоу Непостоянный уверял, что победа — символ счастья, которое долго длится не может, и потому лучше немедленно бежать в леса, покуда на племя не обрушились новые беды.
В это время Винни-Трясучка в сопровождении плакальщиков переходил от трупа к трупу. Возле каждого убитого он останавливался, трубил в рог и объявлял количество ран. После этого все плакальщики начинали выть хором.
Но большинство народа собралось вокруг Урка-Престарелого. Тот бормотал, тряся седой бородой, что теперь вспомнил давно забытое:
— Мой прапрадед рассказывал моему прадеду, что его прапрапрадед слышал от своих предков: когда-то в давние времена в племени появилась колдунья, во всем подобная Лалиле, а вслед затем произошло нашествие точно таких же Рыжих Бород. И беда еще больше оттого, что наш вождь Ви любит эту колдунью: вот женщины расскажут, что он ее поцеловал.
— А что случилось потом? — раздался чей-то голос.
— Не помню точно, — ответил Урк. — Кажется, колдунью принесли в жертву Ледяным богам, и после этого Рыжие Бороды уже больше не появлялись.
— Значит, Лалилу нужно принести в жертву Ледяным богам? — настаивал тот же голос.
Урк покачал головой, затем заявил, что не уверен, так ли это, но что неплохо было бы ее принести в жертву, если Ви согласится.
— Почему? — не унимался голос. — Ведь она предупредила нас о нашествии Рыжих Бород и собственной грудью приняла копье, которое должно было пронзить Ви.
— Потому, — ответил Урк, — что после каждого великого события боги требуют жертв. Рыжие Бороды все перебиты, ни одного не осталось в живых. Лучше принести в жертву чужестранку Лалилу, нежели кого-нибудь из племени.
В толпе был Моананга. Услыхав эти слова, он подошел к Урку, схватил одной рукой его за бороду, а другой ударил по лицу.
— Слушай, ты, старый дурак, если кого-нибудь и принесут в жертву, то скорее всего тебя, потому что ты — враль и рассказываешь народу небылицы и вздор. Ты прекрасно знаешь, что Лалила, против которой ты восстанавливаешь народ, спасла жизнь Ви и всем нам. Уже раненая, она дала нам совет, как победить врагов. Если бы не она — никого из нас не осталось бы в живых. Ты паршивая собака!
Моананга еще раз ударил Урка по лицу, опрокинул старика на песок и ушел. А слушавшие приветствовали его речь одобрительными криками, точно такими же, какими раньше одобряли слова Урка.
Такова была психология первобытного человека.
В это мгновение появился Ви.
Урк поднялся и начал славить Ви, говоря, что такого вождя не бывало у племени с самого начала его дней. Народ сбежался и подхватил хвалебную песнь Урка. К песне присоединились даже раненые, ибо знали, что если бы не Ви, то им и их женам пришлось бы еще хуже.
Да, как бы они ни ворчали, они твердо помнили, что спас их Ви. И еще все помнили, что сам Ви обязан жизнью Лалиле.
Ви слушал их, но не отвечал. Он оттолкнул от себя женщин, пытавшихся поцеловать ему руку, и подошел к трупам. Посмотрел на них, приказал похоронить и, не говоря больше ни слова, стал осматривать раненых.
Ви был грустен, слова Ааки причинили ему боль. Он хотел быть верным клятве и не знал, как ему поступить.

* * *

Начиная с этого дня, Ви стал молчаливым, ибо на душе у него было тяжело и он боялся говорить, чтобы не выдать своей грусти. Он сторонился людей и бродил все время один или с Фо.
Ви часто отправлялся на охоту, как и в те времена, когда еще не был вождем. Он говорил, что сидение в пещере портит ему здоровье и настроение и что он, как лучший охотник племени, должен помогать народу, раз им грозит голод. Охота бывала по большей части неудачной: олени, очевидно, из-за холодной погоды, ушли из лесов.
Однажды Ви гонялся за ланью, но она скрылась от него, и он повернул домой.
Путь его шел мимо небольшого ущелья. Ущелье это было глубиной и шириной не больше, чем в тридцать шагов. Его окружали отвесные скалы, и устье его было узко — шага в три. Снаружи высилась скала высотой в четыре копья. Под скалой — болото, посреди которого бил ключ.
Проходя мимо ущелья, Ви услыхал храп и ворчанье. Он остановился и спрятался за дерево, чтобы посмотреть, что за зверь издает эти звуки.
Из ущелья вышел огромный зубр. Зубр был так высок, что если бы человек стал рядом с ним, взглянуть через зубра человеку не удалось бы. Зубр остановился на скале, оглянулся и стал принюхиваться. Ви испугался, не учуял ли его зубр.
Но ветер дул от зубра к Ви. Ви глядел на зубра внимательно, он слыхал предания о зубрах, но до сих пор ему случалось видеть только молодую самку.
Перед ним же стоял рослый самец. Рога его были кривыми, тело покрыто темной шерстью, а по спинному хребту шли пучки шерсти посветлее. Глаза зубра излучали злобу, короткие ноги заканчивались огромными копытами.
Ви страшно хотелось напасть на этого зверя, но он удержался, зная, что зубр затопчет его насмерть.
Пока он смотрел, животное повернулось и прошло мимо него, продираясь между деревьями.
Когда зубр ушел, Ви с опаской подобрался к устью расщелины и заглянул внутрь. Он ничего не увидел и вынужден был войти. Расщелина была пуста, и только в глубине росло несколько деревьев. По целому ряду признаков Ви установил, что здесь логово зубра: на стволах висели клочья шерсти — это зубр чесался, земля была утоптана копытами, а кое-где взрыта — зубр чистил и точил рога.
Ви выбрался из расщелины и стал размышлять. Он посмотрел вниз со скалы на болото. Затем спустился к болоту, положил на край его ствол дерева и начал копьем измерять глубину трясины.
Она была глубока. Для того, чтобы наконечник уперся в твердую почву, нужно было погрузить копье и руку до самого локтя. Он трижды измерял глубину, и каждый раз дно оказывалось на одном уровне. Тогда Ви снова взобрался на скалу возле входа расщелины и принялся размышлять.
Зубр спит в этом логове днем. По вечерам выходит пастись. Если вечером, выходя, он наткнется на человека, который метнет в него копье, что сделает зубр? Очевидно, набросится на этого человека. А если человек отскочит в сторону? Очевидно, зубр свалится в трясину и увязнет там, и тогда человек спустится со скалы и более или менее легко одолеет зубра.
Так рассчитывал Ви.
Ноздри его раздулись, и глаза заблестели: он представил себе великий бой между зубром и охотником там, внизу, в трясине.
Затем ему пришли в голову иные мысли:
‘Но зубр может поднять человека на рога, может оказаться достаточно хитрым и не свалиться со скалы, наконец, зубр может выбраться из трясины и раздавить человека’.
Во всех трех случаях — верная смерть.
Ви стал размышлять дальше:
‘Так ли я уж счастлив, чтобы дорожить жизнью? Сколько раз я думал о том, что хорошо было бы мне оступиться в лесу и напороться на собственное копье. Если бы не Фо, я давно ‘оступился’ бы… Что может быть лучше для охотника, нежели умереть славной смертью в бою с великим зубром, которого никто в племени даже не видал? Племя сложит обо мне песни, и много веков подряд будет прославлять мое имя’.
Так Ви и решил сделать и в сумерках заторопился домой. Путь был далек, и прежде чем он добрался до пещеры, уже стемнело.

* * *

Приближаясь в темноте к пещере, он увидел, что Аака стоит у огня и озабоченно выглядывает наружу. Возле нее сидит Паг, и Фо что-то шепчет на ухо карлику. Лалила укладывает детей. Моананга что-то нашептывает ей, она улыбается, но глаза ее тревожно обращены ко входу в пещеру.
И вот Ви появился из темноты.
Аака увидала его, и сразу же лицо ее приняли прежнее высокомерное выражение.
— Ты запоздал, о, муж мой. И так как ты один, — она взглянула на Лалилу и на Пага, — я стала уже бояться, не встретил ли ты еще каких-нибудь чужеземцев.
— Я думаю, жена, что чужеземцы больше у нас не появятся. Я ранил лань и преследовал ее, но она от меня убежала. Я устал и голоден.
— А лань унесла твое копье, отец? — спросил Фо.
— Да, — рассеянно ответил Ви.
— Почему же оно у тебя в руке?
— Оно выпало из раны, и я потом нашел его в горах.
— Почему же оно покрыто грязью?
Ви даже не слышал этого вопроса.
Паг, наблюдавший все это своим единственным глазом, встал, взял копье и принялся счищать с него грязь. Карлик заметил, что на наконечнике нет следов крови.
Аака последнее время снова спала у себя в хижине, так как, по ее словам, дети слишком много кричали по ночам. Однако, прежде чем уйти, Аака подала Ви еду, чтобы этого не сделала Лалила, ибо мужчине, по обычаям племени, пищу подавала жена.
Весь следующий день Ви провел дома, занимаясь делами племени.
С племенем было немало хлопот. Наступила осень, и стояли холода. Еды было в обрез, и по приказанию Ви ее откладывали на зиму. И тут случилась беда: рыба, которую разложили вялить, не провялилась, так как солнца почти не было, и сгнила.
Женщины, чьи мужья и сыновья были убиты в сражении с Рыжими Бородами, успели забыть о том, каких опасностей они избежали. Эти женщины стали ворчать, и к ним присоединились жены и матери умерших от ран.
Стоял сплошной крик:
— Лалила, Морская Колдунья, возлюбленная Ви, навлекла на племя все эти беды: голод, холод и нашествие Рыжих Бород. Лалилу нужно убить или изгнать.
Но никто не смел поднять руку на Лалилу. Во-первых, все были убеждены, что Лалила — жена Ви, а Ви боялись и почитали. Во-вторых, далеко не все придерживались того же мнения, что роптавшие. Немало мужчин встало на сторону Лалилы, одни — из-за того, что она была красавицей, другие — потому, что знали, — Лалила спасла жизнь Ви.
Лалилу защищали также многие женщины. Во-первых, матери выброшенных детей. Материнское чувство сохранилось в их сердцах, и они восхваляли Ви, спасающего девочек от смерти, и Лалилу, которая смотрит за ними. Но удивительнее всего было то, что на стороне Лалилы стояла Аака, хотя в прошлом она и подбивала Пага убить чужеземку и до сих пор ревновала Ви к Морской Колдунье.
Аака защищала Лалилу не только потому, что та спасла жизнь Ви. Аака твердо знала, что стоит Лалиле захотеть, и Ви забудет свою клятву, а Лалила этого не делала! Итак, Аака, хотя и ссорилась с Лалилой, втайне ей покровительствовала.
Одним из вернейших друзей Лалилы был Моананга, который пользовался в племени почти такими же любовью и почетом, как Ви, особенно после сражения с Рыжими Бородами. С той минуты, когда Моананга увидал, что Лалила ценой собственной жизнь спасла Ви, он влюбился в нее. Это стало причиной многих его ссор с женой. Но он не сдавался и открыто говорил, что любит Лалилу.
Он даже объяснился ей в любви и сказал, что он не связан никакой клятвой. Но Лалила мягко отказала ему, и Тана потом долго издевалась над мужем. Но Лалила отказала ему так мягко, что он остался ее верным другом, возможно, впрочем, и в силу того, что знала: Лалила любит Ви. В результате же всей этой истории Тана также стала сторонницей Лалилы, ибо была ей благодарна за урок, который та дала Моананге.

Глава XIV

ЗУБР

На следующее утро Ви встал, когда еще было темно. Он поцеловал Фо, и осторожно выскользнул из пещеры, вооруженный тремя копьями и железной секирой. Уходя, он при свете костра увидел спящую Лалилу, остановился, долго смотрел на ее прекрасное лицо, вздохнул и ушел, думая, что она его не видит. Но как только он вышел из пещеры, Лалила присела и долго глядела ему вслед.
У входа в пещеру сидел на привязи его пес Ио, который не подпускал к себе никого, кроме Ви. Этот пес часто ходил с хозяином на охоту и был обучен загонять дичь в засаду. Ви спустил собаку с привязи, и та радостно затявкала. Но Ви ударил собаку по голове, пес понял приказ и немедленно замолчал.
Возле хижины Ааки Ви остановился. Он чуть было не вошел туда, но вспомнил, что время слишком позднее для того, чтобы идти ночевать домой, и к тому же он вооружен. Аака пристала бы к нему с вопросами, и дело кончилось бы ссорой или, в лучшем случае, размолвкой.
Он снова вздохнул и пустился в путь.
Наконец, Ви вошел в лес.
Он дошел до какого-то холма, следуя своему охотничьему инстинкту, добрался до болота и спрятался в колючих кустах, так как не знал, когда зубр возвращается в свое логово.
Он неподвижно сидел, наблюдая за птицами, которые на ветвях соседнего дерева готовились к отлету. Они о чем-то ссорились некоторое время, затем вспорхнули и унеслись. Ви следил за ними, удивляясь причине их отлета и не зная, что птицы бегут от холодов в более теплые южные страны.
Затем мимо него прошмыгнул кролик. Пробежал, испуганно пискнул и забился под камень. Через мгновение Ви понял, чего испугался кролик: за ним гналась гибкая куница. Она метнулась и забилась под камень, под которым спрятался кролик. Раздался шум борьбы, послышался писк, и затем кролик снова выбежал, но куница следовала за ним, и зубы ее впились в шею кролика.
Внезапно Ио, не обративший внимания на кролика, так как был обучен охоте на крупную дичь, приподнялся. Он осторожно выбрался из кустов, прижался к ногам хозяина, принюхался — ветер дул от логова зубра — и тихо зарычал. Рычание было так тихо, что Ви еле услышал его.
Ви взглянул в том же направлении, что и собака, и увидал, на кого рычит Ио.
Всего на несколько шагов выше их проходил огромный зубр. Он возвращался к себе в логово с пастбища, и слабый утренний свет играл на его рогах.
Ви взглянул и ужаснулся.
Снизу зверь казался совершенно необъятных размеров, особенно благодаря тени, отбрасываемой им. Зубр шел, покачивая головой и ударяя хвостом себя по бокам. Вид у зверя был такой страшный, что Ви решил оставить всякую мысль о единоборстве с ним и вернуться восвояси, пока не поздно.
Тогда он вспомнил, какой великой славой покроет себя, если одолеет этого грозного самца. Он уселся и снова стал ждать, чтобы зубр улегся и заснул. Ви собирался напустить Ио на спящего зверя. Кроме того, Ви ждал, чтобы поднялось солнце и его лучи ослепили выбежавшего зубра.
Но вот наступило долгожданное мгновение.
Нужно было решаться: либо вернуться домой и выслушивать насмешки Пага и Ааки, которая будет издеваться над ним, либо убить зверя.
Ви встал, потянулся, выпрямился и влез на скалу, закрывавшую вход в расщелину.
Он снял меховой плащ и повесил его на сук. Теперь на нем оставалась только одежда из очищенной от волос кожи, доходившая ему до колен. Секиру он повесил на левую руку. В левую же руку взял два коротких тяжелых кремневых копья, а третье сжал правой рукой, готовый в любое мгновение метнуть его.
Он посмотрел в расщелину, но зубра не было видно. Очевидно, зверь укрылся за деревьями. Собака почуяла зубра: шерсть ее поднялась дыбом, Ви погладил пса по голове и сделал движение рукой. Ио понял и метнулся в расщелину с быстротой брошенного камня.
Ви не успел сосчитать до десяти, как услыхал яростный лай, треск сучьев, и понял, что зубр разбужен и набросился на Ио.
Лай и треск приближались и, наконец, появился зубр. Ио прыгал перед ним на безопасном расстоянии и задорно тявкал. Зубр пригибал морду, взрывал землю рогами, рыл ее копытами и яростно набрасывался на пса. Ио отскакивал и все ближе и ближе подводил зверя к Ви. Наконец, когда зубр был у самого входа расщелины, Ио прыгнул и вцепился ему в нос.
Зубр замотал головой и бросился вперед, пытаясь сбросить собаку. Но та висела, не разжимая хватки.
Вот уже зубр был рядом с Ви, который стоял неподвижно, зажав копье в поднятой руке. Зубр опустил морду, пытаясь раздавить собаку.
‘Пора!’ — подумал Ви.
Он прыгнул, изо всей силы вогнал копье в правый глаз зубра и навалился на древко всей своей тяжестью. Наконечник копья глубоко вонзился в тело зверя и ударился о глазную кость. Зубр взревел от ярости и боли и так замотал головой, что древко копья отломилось и Ио был далеко отброшен в сторону, хотя пес не разжимал зубов.
Зубр учуял человека и набросился на него. Ви прижался к скале, и зубр, не увидев его, пронесся мимо, только рогом задев охотника. Потом зверь повернулся и бросился вновь на человека. Но Ви предупредил его. Он взобрался по скале и остановился на высоте вдвое большей человеческого роста. Ноги его опирались на выступ, а левый локоть на какой-то торчащий корень.
Теперь зубр заметил его.
Поднявшись на задние ноги, зверь попытался достать охотника рогами. Ви взял копье в правую руку, другое копье ири этом упало, и левой свободной рукой уцепился за корень. Голова зубра показалась у самого края выступа. Но именно этот выступ и мешал зубру достать Ви. Зубр заревел от ярости, широко раскрывая пасть.
Ви наклонился вперед и метнул второе копье в глотку зверя. Кровь потекла с его морды, и зубр рванулся и ударил по выступу, на котором стоял Ви. Рога ударились под самый выступ, известняк поддался и выступ обрушился. Ви повис на левой руке.
Тут он заметил, что Ио снова появился рядом и рычит. Затем рычание смолкло: Ио вцепился в зубра. Зубр сразу стал на все четыре ноги и брыкаясь побежал по тропинке. Корень не выдержал, Ви упал. Он упал на ноги, покачнулся и в нескольких шагах от себя заметил зубра, который чуть ли не свернулся в клубок, стараясь достать собаку.
Ви подобрал свое последнее копье, валявшееся на тропинке.
В это мгновение зубр оставшимся глазом увидел охотника. Зверь бросился на человека, Ви метнул в него копье, которое попало в шею, и отскочил. Зубр мчался, вплотную прижимаясь к правой стене расщелины, повернул и снова набросился на человека. Ви ухватил его за рога и повис на них. Зубр затряс головой, силясь сбросить охотника, прыгнул, и все трое — Ви, пес и зубр — свалились в болото.

* * *

Вскоре после того, как Ви покинул пещеру, Паг проснулся: кто-то прикоснулся к его плечу. Раскрыл глаза и при слабом свете костра увидел Лалилу. Ее глаза были широко открыты, и лицо побледнело от страха.
— Проснись, Паг, — сказала она. — Слушай. Я внезапно проснулась и увидела, что Ви выходит из пещеры вооруженный. Затем послышался лай Ио. Я долго думала, и мне стало почему-то страшно. Мне чудится что-то недоброе.
Паг вскочил, схватил копье и топор.
— Идем, — сказал он и быстро заковылял вон из пещеры.
— Собаки нет. Очевидно, Ви пошел охотиться. Бояться нечего, впрочем, если ты так тревожишься, пойдем его искать.
Они быстрым шагом направились к лесу. Проходя мимо хижины Моананги, они увидели, что хозяин уже проснулся и вышел посмотреть, какая погода.
— Бери топор и копье и беги за нами, — крикнул Паг. — Поскорей, объясню все на ходу.
Моананга бросился в хижину, взял копье и бегом нагнал остальных. Идя быстрым шагом, Паг объяснил в чем дело.
— Бабьи причуды, — буркнул Моананга. — С кем это будет Ви сражаться? Тигр убит, волков осталось мало, а олени ушли из лесу.
— А ты никогда ничего не слышал о зубре? Я-то видел следы, но Ви ничего не сказал об этом. Очевидно, Ви сам наткнулся на него, — сообщил Паг шепотом, чтобы не тратить зря силы.
Светало.
Внезапно Паг указал копьем на землю.
— Вот следы Ви и Ио. Они прошли здесь совсем недавно.
Он пригнулся к земле и пошел по следу. Остальные не отставали от него.
Шли они быстро, потому что уже светало, и след был ясно виден Пагу, который — как говорило племя — мог идти за добычей по одному запаху. По следам они добрались, наконец, до болота у скалы.
Они хотели обогнуть его, но Лалила вдруг вскрикнула и указала пальцем на воду.
Посреди болота слабо бился зубр. На его шее сидел Ви, держась за рога одной рукой, а другой из последних сил рубил своей секирой. Из-под туловища зубра виднелись задние лапы раздавленного пса.
Подошедшие рванулись вперед, но в это мгновение зубр сделал последнее усилие. Он выпрямился, встал на дыбы и рухнул на спину, придавив собой Ви. Зубр издал стон, дрожь пробежала по телу, единственный оставшийся глаз закрылся.
Паг и Моананга обежали болото и добрались до подножия скалы. Отсюда было уже недалеко до того места, где увязли Ви и зубр. Они прыгнули на бесчувственное тело зверя.
Паг напряг все свои силы и оттащил в сторону огромную голову. Под ней лежал Ви!
Подошла Лалила. Она и Моананга, стоя по пояс в тине, стали тащить тело вождя. Они тянули, пыхтели, и, наконец, выволокли его из-под туши зубра. Его перенесли на твердую землю и положили ничком. Он шевельнулся. Кашлянул. Красная тина хлынула изо рта.
Они пришли вовремя: Ви ожил!

* * *

В племени было великое смятение.
Лалила, Паг и Моананга доставили Ви в селение, неся его на руках. Народ узнал, что случилось. Все кинулись к болоту, выволокли оттуда убитого зубра и мертвого Ио.
Они смыли с зубра тину и обнаружили копья Ви в глазу, в горле и шее зверя. Увидали следы ударов секиры. Ви старался отрубить зубру голову, но грива и шкура животного были слишком толсты. Отрубить голову не удалось, но оглушенный ударами зубр, наконец, был побежден.
Народ дивился огромным рогам зверя. Один рог был раздроблен — им зубр обломил известняковый выступ, на котором стоял Ви. Тушу приволокли к Урку-Престарелому.
У того хватило совести не говорить ничего о себе. Однако ‘премудрый’ старец не преминул сказать, что в дни прадеда его прадеда зубр, еще больший, был убит вождем племени. Вождь поймал его в сеть и забросал насмерть камнями.
Кто-то спросил Урка, откуда он это знает, а тот, нимало не смущаясь, ответил, что об этом его прабабке рассказала ее прабабка. А сам он слышал это от своей прабабки, когда был совсем мальчишкой.
Зубра освежевали, мясо его поделили между всеми членами племени, а шкуру принесли в пещеру. Голову волокли четыре человека на шестах и водрузили ее на то дерево, на котором раньше торчала голова Хенги.
Народ приходил поглазеть на голову. Даже Ви, оправившись после боя, уселся у входа пещеры, смотрел на голову и сам не мог понять, откуда у него взялось столько силы и решимости бороться с этим чудовищем.
Аака обратилась к нему:
— Ты великий охотник, муж мой, и давно уже мог бы прикончить Хенгу, ты мог бы его прикончить прежде, чем погибла наша дочь. Я горжусь тем, что носила твоих детей. Но скажи мне, как это случилось, что Паг и Моананга вытащили тебя из-под туши зубра?
— Не знаю. Кажется, Лалила имеет какое-то отношение к этому делу. Она что-то сказала Пагу и Моананге, и те побежали искать меня. Спроси Лалилу. Я не видал ее с тех пор, как пришел в себя.
— Я уже искала ее, и нигде не нашла, но я не сомневаюсь в том, что и здесь не обошлось без ее колдовства.
— Даже если бы это было и так, кажется, тебе не на что сердиться.
— Я не сержусь. Я благодарна ей за то, что она сохранила жизнь величайшего человека в нашем племени. Я думаю даже, что ты должен жениться на ней, Ви, — она этого заслужила. Только сперва найди ее.
— Я издал закон о браке, — возразил Ви. — Неужели тот, кто издает законы, должен их нарушать?
— А почему бы нет? И кто посмеет что-нибудь поставить в вину человеку, который один на один одолел этого зубра? Я-то уж во всяком случае не посмею.
— Я был не один. Мы одолели его вдвоем с Ио. Не будь собаки, зубр прикончил бы меня.
— В таком случае, слава Ио. Если бы я придумывала законы, как ты, Ви, я бы сделала Ио богом.
Она улыбнулась и ушла поговорить с Пагом и Моанангой. Она хотела узнать все подробности дела.
Ви сидел у пещеры, ел и рассказывал о схватке с зубром. Фо слушал его, разинув рот. Затем Ви отправил мальчика помогать свежевать зверя, а сам ушел искать Лалилу.

* * *

Не зная, где найти ее, он наугад отправился к Тюленьему заливу. Лодку Лалилы после боя с Рыжими Бородами вытащили на прежнее место и, очевидно, сама Лалила могла уйти только сюда.
День близился к концу, когда Ви добрался до маленькой пещеры. Лалила сидела у огня и чего-то ждала — то ли захода солнца, то ли восхода луны. Она вздрогнула, увидав его, затем опустила глаза и промолчала.
— Зачем ты здесь?
— Чтобы поблагодарить Луну за то, что моя тревога о тебе оказалась не напрасной.
— Только поэтому? — он взглянул на стоявшую в углу лодку.
— Не знаю. Я сама еще не решила.
— Слушай, — сказал он дрожащим от ярости голосом. — Если ты не поклянешься мне, что не будешь пытаться бежать вторично, я сейчас же секирой изрублю твою лодку или сожгу ее.
— Зачем? Если я ищу смерти — мне много путей открыто. Если заперт один путь, остается сотня других…
— Почему же ты ищешь смерти? Ты несчастна? Разве ты ненавидишь меня настолько, что хочешь умереть?
Лалила наклонила голову и, глядя на него, ответила:
— Ты знаешь, что ненависти к тебе у меня нет, Ви. Скорее, ты слишком дорог мне. И из-за этого будет великая беда.
— Так давай встретим ее вместе.
— Мы ничего не можем встретить вместе. Ты дал клятву и ее не нарушишь. Слушай. Я не согласна жить, если ты будешь покрыт позором, как человек, нарушивший клятву ради женщины.
— Значит, все кончено, — простонал Ви.
— Слушай, Ви. Когда ты уходил сегодня утром, я прочла по твоему лицу, что ты уходишь с надеждой больше не вернуться.
— Да. Ибо я несчастен.
— А кто из нас счастлив? Клянусь, что не покину тебя, до конца буду стоять рядом с тобой. Но женой твоей не стану. Мы будем только рядом. Дай мне такую же клятву, Ви.
— Клянусь!

Глава XV

ВИ БРОСАЕТ ВЫЗОВ БОГАМ

С некоторого времени в племени началась смута. Зима была ужасная. Даже Урк-Престарелый заявил, что такой зимы не было со времени прадеда его прадеда. С севера и востока дули постоянные ветры. В немногие тихие дни снег падал так густо, что хижины совершенно засыпало. Ежедневно нужно было прокапывать тропинки для того, чтобы выйти наружу.
Море замерзло больше, чем обычно. Сквозь сплошной лед шли огромные — величиной с целую гору — айсберги. Все побережье кишело свирепыми белыми медведями.
Племя питалось пищей, собранной летом по приказу Ви. Но время от времени народу приходилось выходить на бой с белыми медведями, которые обнаглели до такой степени, что пытались даже врываться в жилища людей. В этих схватках погибло немало народу — от ран и от холода. Много стариков и детей замерзло, особенно в тех хижинах, где, несмотря на приказы Ви, не собрали достаточного количества дров.
Наконец, зима кончилась.
Но весна не наступила. Снег перестал падать, и лед у берегов стал тоньше. Забурлили реки, но они несли глину, а не воду. Деревья освободились из-под снежных покровов, но стояли безлиственные, мертвые. Трава и цветы не росли, тюленей не было, и птицы не прилетели. Холод стоял такой, какой обычно бывал зимой лет двадцать пять или тридцать тому назад.
Племя роптало.
Из уст в уста передавались слухи:
— На нас обрушилось проклятие! Проклятие принесла Морская Колдунья!
Народ посовещался и, наконец, выслал к пещере своих представителей для переговоров с Ви. То были Нгай-колдун и жрец Ледяных богов, Пито-Кити, Хоу, Уока, Хотоа-Заика и Урк-Престарелый.
Винни затрубил в рог.
Ви вышел из пещеры, одетый в плащ из шкуры убитого им тигра. Представители племени стояли перед ним, смущенно повесив головы. В отдалении на Месте сборищ толпился народ.
— Чего вы хотите от меня?
— Вождь, — забормотал Урк. — Племя послало нас сказать, что больше не в силах сносить гнев Ледяных богов.
— Ледяных богов нет. В леднике живут огромный зверь и человек. В ледник они попали уже мертвые.
От этих слов посланные задрожали, а Нгай замахал руками и забормотал молитву.
Но Урк продолжал:
— То, что ты говоришь, вождь, великий грех. Слушай. От предков моих я знаю, что когда-то, когда народу угрожали те же беды, что и теперь, тогдашний вождь принес в жертву Ледяным богам своего сына, и тепло вернулось.
— Значит, вы требуете, чтобы я принес в жертву Фо?
— Вождь! Нгай, жрец богов, и Тарен, его жена, пророчица, молились богам, и боги дали им ответ.
— Какой же это ответ? — спросил Ви, опираясь на секиру и глядя на Нгая.
Тощий, с жестоким лицом Нгай медленно ответил тонким голосом:
— О, вождь, голос богов сказал: ‘Боги требуют жертвы, и жертва должна быть на двух ногах!’
— А голос назвал имя жертвы?
— Нет. Но голос сказал, что вождь должен сам выбрать эту жертву из своей семьи и собственной рукой убить ее в святом месте перед лицом богов.
— Кто же входит в мою семью?
— Только трое, о, вождь. Твоя жена Аака, твой сын Фо и твоя вторая жена Морская Колдунья.
— У меня нет второй жены, — возразил Ви. — Я сдержал клятву, данную племени.
— Мы считаем, что она твоя вторая жена и что она навлекла на нас и гнев богов и чужеземцев, с которыми мы сражались, — упрямо твердил Нгай, а все остальные утвердительно кивали головами.
— Мы требуем, — продолжал он, — чтобы ты выбрал кого-нибудь из этих троих, и обреченного принес в жертву богам на солнечном закате, перед полнолунием, в час, когда солнце и луна смотрят друг на друга в небесах.
— А если я откажусь?
Голос Ви был совершенно спокоен.
Нгай взглянул на Урка, и Урк заявил:
— Если ты откажешься, о, вождь, — народ об этом уже думал и вот что говорит тебе, — народ убьет всех троих, — и твою жену Ааку, и твоего сына Фо, и твою вторую жену Морскую Колдунью. Народ убьет их там, где сможет настичь. Бодрствующими или спящими. Убьет и снесет их трупы Ледяным богам в знак того, что жертва принесена.
— А почему бы не убить и меня? — спросил Ви.
— Ибо ты вождь, а вождя может убить только тот, кто одолеет тебя в единоборстве. А кто посмеет выступить против тебя?
— Итак, подобно волкам, вы убьете слабых, а сильных оставите в живых? Хорошо, о, посланники! Хорошо, о, уста народа! Вернитесь к племени и скажите, что Ви, вождь, обдумает ваши слова. Завтра в этот же час вернитесь сюда, и я сообщу вам свою волю. Завтра вечером — если я решу принести жертву — жертва будет принесена в час, когда солнце и полная луна глядят друг на друга в небесах.
И они ушли, не решаясь взглянуть ему в глаза, ибо взор его жег пламенем.

* * *

Об этом разговоре Ви не сказал ни слова никому, — ни Ааке, ни Пагу, ни Лалиле, хотя, наверное, все трое знали, в чем дело, все они, и даже Фо, как-то странно глядели на него. Вечером, подойдя ко входу в пещеру, Ви увидел, что между хижин горит большой костер, и народ собрался вокруг огня.
‘Может быть, им посчастливилось найти мертвого тюленя?’ — подумал Ви.
В это мгновение из селения пришли Паг и Моананга. Моананга был исцарапан, точно сражался.
— Что происходит там? — спросил Ви.
— Ужасные вещи, брат мой. Кое-кто уже съел все свои запасы. А ты приказал новых не давать никому до полнолуния. Эти люди с голоду убили двух девочек и пожирают их мясо. Я пытался остановить их, но они набросились на меня с дубинами. Они свирепы, как волки.
— Не может быть! — произнес Ви сдавленным голосом.
— Я предлагаю собрать людей и напасть на них, — сказал Моананга.
— К чему проливать кровь? — возразил Ви. — Звери, если голодают, должны нажраться досыта. Я ухожу. Мне нужно подумать. Не бойтесь, я вернусь. Сторожите девочек. Должно быть, еще немало народа голодает.

* * *

Ви ушел.
Холмы, мимо которых он проходил, были покрыты толстым слоем льда, чего никогда не бывало раньше. Лед этот сполз с главного ледника и нависал на высоте трех копий.
— Что будет, если он двинется дальше? — подумал Ви и ужаснулся.
Вождь дошел до долины Ледяных богов. Главный ледник также сдвинулся вперед: последняя поставленная Ви веха была погребена подо льдом и внизу лежала огромная груда принесенных глетчером камней. Эти валуны делили долину на две части. Если стать лицом к лицу со Спящим человеком, то слева оказывалось большое открытое пространство, а справа, где лед был не так крут, — небольшой закоулок.
Ви взглянул на Спящего и на охотника, и ему показалось, что оба они сдвинулись с места: хотя сейчас они находились выше, он ясно различал их очертания.
— Эти боги путешествуют, — прошептал он и уселся на скалу, чтобы подумать.
Через некоторое время он выпрямился и громко расхохотался. Он вскочил на груду валунов. Ви казался крохотной букашкой на фоне необъятного глетчера.
Он потряс секирой по направлению к Спящему и человеку, за которым Спящий гнался, и взмахнул секирой, точно поражая бесформенные тени, расползавшиеся внутри ледника, тени, которые народ считал образами меньших богов.
— Я бросаю вам вызов! — крикнул он, и ему ответило странное эхо глетчера.
— Я бросаю вам вызов! Вы получите жертву! Моя кровь потечет перед вами! Жрите мою смерть! И когда нажретесь, перед вами и перед вашими поклонниками встанет сила большая, чем вы. Да, ненасытные! Пред вами встанет сила Человека!
Так кричал Ви.
Он сам не знал, что говорит и откуда пришли к нему такие слова.
Но Ледяные боги не отвечали. Спящий и охотник глядели на Ви. Мороз хрустел и стояла глубокая тишина. Луна сияла.
Ви полузамерзший пошел домой.

* * *

Войдя в пещеру, он наткнулся на что-то бесформенное и закутанное в меха. То был Паг.
— Ну что же сказали обитатели ледника?
— Ничего особенного. А что ты делаешь?
— Охраняю тех, кто внутри. Слушай. Я все знаю. Они, — он указал на пещеру, — знают тоже. Пусть Ледяные боги молчат — у меня есть совет. Что если мы втроем — ты, Моананга и я — нападем на тех, кто говорил с тобой, и убьем их? Если мы прикончим вожаков, остальные замолчат и повесят головы. Они трусы.
— Я не хочу проливать кровь. Даже кровь тех, кто ненавидит меня. Они обезумели от голода.
— Тогда потечет кровь тех, кого ты любишь.
— Не думаю. Во всяком случае, охраняй их. Их окружают голодные волки.
Он вошел в пещеру и улегся между Фо и Аакой. Ааке он еще раньше приказал бросить хижину и переселиться сюда.

Глава XVI

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

В полдень появился Винни и затрубил в рог.
Ви вышел. Перед пещерой стояли вчерашние ораторы.
— Что ты скажешь о жертвоприношении? — спросил Урк. — Вождь, мы ждем твоего слова.
— Кажется, вчера была уже принесена жертва там, между хижинами.
Они смутились и стали совещаться.
Тогда заговорил Хотоа-Заика:
— Вождь, мы умираем с голоду. Старые боги, которых ты отрицаешь, также голодают. Нам нужна пища, им — кровь. Назови обреченного на жертву, а не то мы убьем всех твоих близких.
— Я ведь тоже вхожу в семью вождя. Уверены ли вы в том, что боги требуют не меня? Может быть, вам убить меня? Я один, вас много. Убейте же меня, вот и будет жертва богам.
Тогда кто-то выскочил из темноты пещеры и встал рядом с ним. То была Аака.
— Убейте меня также, ибо я последую за своим мужем. Мы, столько лет спавшие рядом, и после смерти не должны разлучаться.
Посланные народа отшатнулись. Хоу и Уока просто бросились бежать — они были трусы.
— Слушайте, собаки, — загремел Ви, — ступайте к народу и скажите, что на заходе солнца я буду ждать всех в обиталище богов. Мы вместе предстанем перед нашими богами, с одной стороны встану я со своей семьей, а с другой вы все. Быть может, там будет названа жертва. А до тех пор я не скажу ни слова. Прочь, собаки!
С мгновение они стояли, растерянно глядя на него, а он горящими глазами сверкал на них. Ви опирался на секиру, и тигровая шкура скрывала его мощный стан.
Они задрожали и бросились бежать, как лисицы от волка.
Аака взглянула на мужа, и глаза ее выражали гордость.
— Скажи мне, Ви, той ли ты крови, что эти двуногие звери, или тебя зачал какой-нибудь бог? Скажи мне, что ты задумал?
— Я ничего не задумал.
— Значит, Морская Колдунья знает твои замыслы? Ведь всем известно, что она мудрее меня.
— Я не совещался с Лалилой.
— Значит, Паг нашептал тебе эти мысли? Паг, твой друг и мой враг, который учит тебя волчьему искусству?
— Нет! — сказал Паг, который стоял рядом. — Я вчера давал Ви советы, которые пришлись бы тебе по сердцу, Аака, но Ви отказался последовать им.
— Какие советы?
— Советы секиры и копья. Советы оставить собак убитыми у их дверей, чтобы стая знала волчьи советы, Аака.
— Не ожидала я найти у тебя мудрость.
Паг не успел ответить.
Ви топнул ногой и крикнул:
— Довольно! На восходе луны все узнают, кто мудр и кто глуп. А пока оставьте меня в покое.
Ви вошел в пещеру, ел, пил, смеялся и рассказывал Фо о диких зверях и о том, как убивал их, — эти рассказы мальчик очень любил. Но ни Ааке, ни Лалиле, ни Пагу, ни Моананге он не сказал ни слова. Наевшись, Ви улегся и заснул.
Паг и Моананга охраняли вход.

* * *

Наступил вечер.
Ви, Лалила, Аака, Паг, Моананга и Тана оделись потеплей, и мужчины вооружились. Все вышли из пещеры. На Месте сборищ их ожидало племя. Молча прошли они мимо собравшихся, и молча последовало племя за ними, покуда все не добрались до обиталища богов.
Ви со своей семьей прошел направо и встал несколько выше народа, собравшегося в левой, большей части долины.
— Здесь тесно, — сказала Аака, — нам трудно будет стоять.
— Нас мало, а их много. К тому же, когда мы здесь, нас видят и слышат все, — пояснил Ви.
Он повернулся и громко объявил:
— Я, Ви, вождь, со всей своей семьей, здесь.
Голос его глухо отдавался от каменных и ледяных глыб.
— Скажи мне, о народ, чего ты требуешь от нас?
В ответ раздался тонкий голос жреца Нгая:
— Мы хотим, о, вождь, чтобы кто-нибудь из твоей семьи был принесен в жертву богам, дабы снять с племени проклятие, навлеченное на него Лалилой, Морской Колдуньей.
— Пусть боги назовут мне, кого принести в жертву.
Нгай запел длинную молитву, которую подхватил народ. Высокие голоса странно звенели в морозном воздухе и наконец смолкли. Наступила тишина.
Снова заговорил Ви:
— О вы, живущие во льду, которых я когда-то считал богами, но которых теперь считаю выдумкой дураков, внемлите мне. Правда, что на племя обрушилась беда, что зимы стали дольше и холоднее и что пищи не хватает. Но беды эти пришли к нам еще до того, как появилась здесь Лалила, которую называют Морской Колдуньей. Но раз племя требует, чтобы кого-нибудь из моей семьи принесли в жертву, и считают, что кровь убитого вернет всем остальным тепло и пищу — я готов на смерть.
Он замолчал и взглянул вниз.
Смутный лунный свет не скрывал выражения лиц. Племя было смущено. Люди начали перешептываться, лица у всех стали грустными. Кое-где раздавался женский плач.
Ви услышал обрывки речей:
‘Он всегда был добр к нам. Он делал все, что в состоянии сделать человек. Он не властен повелевать временами года. Он не может приказать птицам лететь и тюленям плыть. И ведь он, если бы захотел, мог взять себе вторую жену. Значит, клятвы он не нарушил. Боги не могут требовать его крови. Его не нужно приносить в жертву. Ведь мы останемся тогда без вождя’.
‘Добро побеждает’, — подумал Ви.
Но Нгай, ненавидевший его, также заметил перемену в настроении. Жрец выбежал вперед и, стоя спиной к леднику, закричал высоким и пронзительным голосом:
— Вы хотите умереть с голоду? Хотите поедать собственных детей? Посмеете ли вы оставить богов без пищи?
— Нет! — закричало племя, перепуганное таинственным светом и старой верой в могущество богов Нгая. — Да свершится жертвоприношение! Пусть течет красная кровь! Пусть боги утолят свой голод красной кровью!
— Вот тебе ответ, Ви, — закричал Нгай в гробовой тишине. — Прими же смерть, если смеешь, или отдай нам кого-нибудь из своей семьи!
Аака, Фо, Лалила, Паг и Моананга сбились в кучу. Ви уже был готов броситься со скалы или упасть на собственное копье.

* * *

В это мгновение вдруг что-то произошло.
Еще не ясно было что, но все застыли на месте, точно окаменевшие. Высоко с вершины гор донесся стон, точно одновременный крик многих сотен тысяч птиц. Стало еще холоднее. Тени во льду сместились и исчезли. Потом снова возникли и рванулись вперед, понеслись назад и вновь появились — выше, чем были раньше. Волосатый человек впереди Спящего шевельнулся. Земля задрожала, точно от ужаса.
Тишина стала еще глубже, и внезапно ее нарушил ужасный треск. Когда он смолк, из самых недр льда рванулся вперед Спящий, преследуя волосатого охотника. Да, Спящий с белыми клыками рванулся вперед, точно разъяренный бык. Он летел как камень из пращи. Волосатый охотник пронесся в воздухе и исчез, но Спящий упал всей тушей на жреца Нгая, растер его в порошок и двинулся дальше, прокладывая себе в толпе кровавую тропинку.
Снова наступила тишина.
— Похоже на то, что Ледяные боги приняли свою жертву, — сказал Ви.
Не успел он замолчать, как Великий Ледник тронулся с места. Глетчер двинулся по долине, круша перед собой скалы, пучась, как взволнованное море.
Племя еще не успело в ужасе разбежаться, как ледник заполнил всю левую часть долины.
Ви соскочил со скалы. Он со всей своей семьей забрался подальше в горы и с ужасом наблюдал, как ледяная река со скрежетом несется мимо него.
Сколько времени стояли они там? Этого никто не знал.
Они наблюдали, как движется лед. Видели, как он падает в море и как громоздится там ледяными холмами.
Внезапно — так же внезапно, как и начал двигаться, — он остановился, и наступила тишина.

* * *

Когда все кончилось, они выбрались по горам к селению. Но с нависающих скал они увидели, что долина, в которой жило племя, загромождена сплошным потоком льда. Они посмотрели дальше и в ужасе остолбенели: от побережья также ничего не осталось. Глетчер сровнял холмы, и от гор до моря простирался поток льда, похоронивший под собой все.
Аака, прислонившись к Ви, в холодном лунном свете глядела на место, где жила, и сказала:
— Проклятие, которое принесла нам твоя ведьма, исполнилось уж, наверное, до конца. Что бы еще смогла она придумать?
— Дурно, по-моему, говорить это после того, что случилось. Где народ, который взывал к живущим во льду? Он сам оказался во льду, а я, назначенный в жертву, уцелел со всем моим домом. Время ли теперь для ссор, жена?
Тогда заговорил Паг.
— Ты знаешь, Ви, я никогда не верил в Ледяных богов. Теперь я верю еще меньше: ведь верившие в них погибли, а неверившие спаслись. Верившие сами попали в лед, и, может быть, когда-нибудь другой народ будет считать их богами. Но скажи, что нам делать теперь?
Ви закрыл лицо руками и не ответил.
Тогда впервые за весь день заговорила Лалила:
— Лед покрыл всю долину и дошел до залива. Но по ту сторону залива открытое море, и там, в пещере, спрятана моя лодка и запас пищи.
— Идем туда, — сказал Паг, — оставаться здесь — значит погибнуть.
Первыми к пещере добрались Паг и Моананга.
Паг заглянул внутрь, увидал во мраке чьи-то глаза и отскочил:
— Осторожней! — крикнул он Моананге. — Здесь спрятались медведи или волки.
Звук его голоса испугал укрывшихся в пещере. На берег вышла тюленья самка со своим детенышем. Прежде чем неуклюжие животные успели убежать, Паг и Моананга прикончили их топорами.
— Ну, едой мы теперь обеспечены на долгое время, — сказал Паг. — Нужно только их освежевать, покуда они не промерзли.
Втроем — при помощи Фо — они справились с этой работой прежде, чем Ви подошел с женщинами. Тана была так испугана всеми событиями этой ночи, что Лаке и Лалиле пришлось нести ее на руках.
Затем они обыскали пещеру, убедились, что в ней никого нет, развели костер и уселись вокруг него, молча и все еще дрожа от страха.

Глава XVII

КОТОРАЯ?

Перед рассветом Ви вышел из пещеры, чтобы посмотреть при солнечном свете на местность. Кроме того, он хотел побыть один и поразмыслить о случившемся.
Следом за ним вышла Лалила и окликнула его.
— Странные вещи произошли, Лалила, — сказал Ви, — и сердце мое сжимается при мысли, что из моего народа никого не осталось в живых. Я охотно предложил бы себя в жертву. Но я жив, а они мертвы, и скорбь душит меня.
И в первый раз с тех пор, как умерла Фоя, Ви заплакал.
Лалила взяла его за руку и стала утешать, утирая ему слезы своими волосами.
— Я причинила тебе много бед, Ви. Я охотно предложила бы себя в жертву, но я верила в то, что ты победишь, и предчувствовала еще большие беды.
— Очевидно, у всех у нас было это предчувствие, Лалила. Смерть висела в воздухе. Но что бы ты подумала обо мне, если бы я сказал: ‘Возьмите эту женщину, Лалилу, которую вы считаете колдуньей, и принесите ее в жертву’?
— Сочла бы более мудрым, чем ты есть на самом деле, — грустно улыбнулась она. — Но, поверь, я благодарна тебе и никогда не забуду твоего благородства.
Рассвело.
Странная и чудесная была эта ярко-красная заря! Казалось, природа платила пережившим ужасную ночь тем, что открывала людям все чудеса своей красоты.
Но что увидели они при дневном свете!
На месте, где стояло селение, лед высился огромной горой. Горы были обнажены. Лес, в котором Ви убил зубра, был вырван с корнем.
И впереди, так далеко, как только хватало глаз, лежал толстый слой льда. Лед на море был покрыт валунами и свалившимися с берега ледяными глыбами и казался неподвижным, как скала. Окрестность производила такое впечатление, будто весь мир превратился в ледяную пустыню.
— Что же произошло? Земля умирает? — спросил Ви, озираясь.
— Не думаю. По-моему, лед движется к югу и здесь больше жить нельзя.
— Значит, мы должны погибнуть, Лалила?
— Вовсе нет. Моя лодка цела и может выдержать нас всех. И у нас есть запас пищи.
— Но лодка ведь не поплывет по льду?
— Нет. Но мы можем толкать ее перед собой, покуда не доберемся до воды, и тогда поплывем.
— Куда?
— Ко мне на родину. Там зимой бывает тепло. Туда, бывало, доплывали льдины, но они таяли у самых берегов. Мой народ дружелюбен и миролюбив.
— Но ведь ты бежала от него!
— Да. Но думаю, что, если вернусь, меня встретят с почтением и не тронут моих спутников. Но как хочешь. Мы можем остаться.
— Это невозможно! Берег, леса и море покрыты льдом, и когда у нас кончатся запасы еды и топлива, мы умрем от голода и холода. Впрочем, давай посоветуемся с другими.
У входа в пещеру стояла Аака.
— Наговорились? — спросила она. — Быть может, хозяйка этих запасов разрешит нам притронуться к пище, которую она здесь собрала в то время, как наше племя умирало с голоду?
Услыхав эти слова, Ви закусил губу.
— Аака, здесь все принадлежит тебе, а не мне, а запасы собраны из той пищи, которую давали мне. Я сложила их еще тогда, когда собиралась покинуть этот край, — грустно и спокойно сказала Лалила.
Паг ухмыльнулся, но Ви сказал:
— Бросьте глупые толки и давайте есть.
Они наелись, затем Ви обратился ко всем со следующими словами:
— Наша родина похоронена подо льдом. Что нам делать? Запасов у нас мало. Медведи и волки скоро разыщут нас здесь. По-моему, нужно идти к югу, таща с собой лодку Лалилы. Когда мы доберемся до открытой воды, сядем в лодку и поплывем. Туда, куда лед еще не добрался.
— Ты — вождь, — сказала Аака, — и мы должны подчиняться тебе. Но думаю, что путешествие в лодке Лалилы кончится бедой для нас.
Не давая разгореться ссоре, вмешался Паг.
— Нет ничего хуже худшего. Здесь мы умрем. Там мы, может быть, выживем, в конце концов хуже смерти ничего нет.
— Я согласен с Пагом, — сказал Моананга.
Тана молчала. Она еще не оправилась от потрясений.
Фо топнул ногой и закричал:
— Мой отец — вождь, и он приказал. Кто может спорить с ним?
Никто не ответил.
Все поднялись, нагрузили лодку пищей и накрыли ее шкурами убитых вчера тюленей. Поверх шкур они положили весла и куски дерева, которые могли бы заменить весла. По просьбе Лалилы они положили в лодку также и ствол, — из него собирались сделать мачту. Впрочем, что такое мачта — никто, кроме Лалилы, не знал. В свои мешки они набили топлива, водорослей и уложили шкуры, лежавшие в пещере.
Таща за собой лодку по снегу и толкая ее по льду, они пустились в путь. Впереди шла Лалила с шестом в руках и проверяла крепость льда.
Так Ви, Аака, Фо, Моананга, Тана и Паг покинули родину. Несколько часов подряд волокли они лодку и двигались вперед медленно. С берега лед казался сплошным и ровным, в действительности же был весь изрыт. Они присели отдохнуть и подкрепиться. Поев, встали, чтобы тронуться в путь, хотя начинали считать свой труд напрасным и замыслы неосуществимыми.
— Отец, лед движется! — неожиданно закричал Фо. — Когда мы остановились, вот эти скалы были впереди нас, а теперь они сзади.
— Кажется, это так, но я не уверен, — сказал Ви.
Они заспорили.
В это время Паг куда-то исчез. Через некоторое время он вернулся и сказал:
— Лед движется. Я ходил назад. Лед разломился позади нас, и трещина полна льдинами. К берегу нет возврата.
Они поняли, что морское течение несет их к югу.
— Можно только радоваться. Так мы быстрее доберемся до цели, — сказал Ви.
Они продолжали тащить и толкать лодку по льду. Делали они это для того, чтобы согреться. Они трудились целый день и к вечеру пришли к такому месту, где лежал глубокий снег. Снова началась метель. Они были вынуждены остановиться, так как сквозь хлопья не стало видно дороги. Соорудили себе хижину из снега и заползли в нее на ночь.
Утром снег перестал падать. Выйдя из хижины, путешественники обнаружили, что только в отдалении, на востоке, видны снежные вершины гор, окружавших их родной залив.
Они вышли из хижины и потащили лодку дальше. Снег окончательно затвердел, и острый киль лодки легко скользил по нему, так что двигались они на этот раз быстро.
Так шли они целый день, время от времени отдыхая. Устав за день, они остановились, снова сделали хижину из снега, развели перед ней костер, приготовили пищу и поели.
Утром оказалось, что снег стал мягче, чем накануне. Что стоит ступить на него, как проваливаешься по щиколотку. Лодку волочить по этому снегу было невозможно.
— Мы не можем двигаться ни вперед, ни назад, — сказал Ви. — Значит, нам остается только одно: не сходить с места. Но где мы находимся — я сказать не могу, — гор не видно.
Тана заплакала, Моананга смотрел с грустью.
— Да, будем сидеть на месте, покуда не умрем. Ничего хорошего и не могло выйти из этого путешествия. Разве только Лалила научит нас летать, подобно птицам, — сказала Аака.
— Этого я не могу сделать, — сказала Лалила. — И ведь мы все вместе решили отправиться в это путешествие. Смерть от нас еще далека. От холода мы можем укрыться в этой снеговой хижине, тюленьего мяса нам хватит надолго, а для питья мы можем брать талый снег. Я надеюсь, что лед несет нас к югу, и мне кажется, что сегодня теплее, чем вчера.
— Разумно сказано, — заметил Паг. — Нужно сидеть в хижине и ждать, что произойдет дальше.
Так они и поступили.

* * *

После того, как работа была закончена, Паг и Моананга принялись выспрашивать у Лалилы все подробности ее поездки на север и допытываться о том, где ее родина и каково там живется. Она отвечала на их вопросы, как умела. Но Ви с ней почти не разговаривал, потому что Аака следила за ними ревнивыми глазами.
Так прошло четыре дня и четыре ночи.
За все это время произошло только одно: воздух с каждым часом становился все теплее и теплее. Снег таял, и со стен их хижины капало. К концу четвертого дня они заметили позади, на западе, огромную ледяную гору.
Айсберг все приближался. Казалось, его гонит на них или их гонит к айсбергу. Из этого они заключили, что лед по-прежнему движется, хотя движение его они ощутить не могли. Всю ночь раздавался ужасный шум, а лед под ними трещал и двигался. Никто не решался выйти из хижины и посмотреть, откуда доносится шум. К тому же с севера дул сильный ветер и луна скрылась за густыми тучами.
К утру ветер стих, и солнце встало на чистом безоблачном небе. Паг отодвинул закрывавшую вход снежную глыбу и вышел. Он немедленно возвратился, молча взял Ви за руку, вытащил его наружу и закрыл выход.
— Смотри, — сказал он, указывая на север.
Ви взглянул, зашатался и упал бы, если бы Паг его не подхватил.
Не дальше, чем в ста шагах от их хижины, возвышался тот самый айсберг, за которым они вчера следили. То был высокий ледяной шпиль. Наверху его, сжатый ледяными глыбами и огромными валунами, вздымался Великий Спящий!
Сомнений не могло быть.
Солнце ярко освещало чудовище. Спящий стоял такой же, каким Ви знал его всю свою жизнь, только левая передняя лапа была обломана под самым коленом. Но Спящий стоял не один: вокруг него, между ледяными и каменными глыбами, лежали засыпанные снегом тела.
— Взгляни, вот наши старые друзья, — сказал Паг. — Узнаешь? Нгая здесь нет. Нгая Спящий растер в порошок. Но вон, видишь: Урк-Престарелый, рядом с ним Пито-Кити, а там Хотоа и Уока. Как тебе нравится?
— Отвратительно!
Позади него раздался голос Ааки:
— Вы думали, что ушли от старых богов, но они гонятся за вами. Я думаю, о, муж мой, что эта ледяная гора не сулит нам ничего доброго.
— Меня мало интересует, что значит появление этой ледяной горы, — спокойно отвечал ей Ви. — Вид, во всяком случае, омерзительный.
В это время и остальные вышли из пещеры. Моананга молчал, Тана закричала и торопливо закрыла лицо руками.
Лалила медленно произнесла:
— Гора эта грозит нам. Грозит тем, что обрушится. Но, кажется, мы плывем быстрее, чем она.
— Это еще неизвестно, — сказал Паг.
В это мгновение ледяной пик, на который они смотрели, подтаяв, очевидно, в теплой воде, задрожал и стал клониться к ним. Трижды наклонялся шпиль, и, наконец, медленно и плавно перевернулся. Он скрылся под водой, и с ним вместе Спящий и все люди племени. На месте же, где поднимался раньше шпиль, показалось его подножие — лед, усеянный громадными черными валунами.
— Прощайте, Ледяные боги! — улыбнулась им Лалила.
Вдруг Ви крикнул:
— Назад! Назад! Волна!
Он схватил Ааку за руку и отбежал. Остальные бросились за ним.
Они едва успели отскочить, как место, на котором они стояли, залила волна. Волна дошла до самой хижины и стала отступать. Но весь лед, на котором они безмолвно стояли, затрясся, задрожал.
Фо, убегая от волны, проскочил дальше остальных и вернулся с криком:
— Льда впереди нет, и вдалеке видна земля. Отец, смотри, там берег.
Все побежали за Фо по мягкому снегу и увидали: между двумя ледяными берегами несся поток воды. Он стремительно мчался, гоня перед собой большие глыбы льда.
Поток впадал в большое открытое синее море, где льда не было видно.
И в отдалении, за этим морем, видна была земля, о которой говорил Фо. Между зелеными холмами змеилась впадающая в море река. Лесистые долины подымались к холмам. Эту чудесную землю они видели несколько мгновений, затем ветер принес туман с того места, где затонул преследовавший их айсберг, и видение скрылось.
— Здесь моя родина. Эта река и эти холмы я хорошо знаю, — сказала Лалила.
— В таком случае, нам нужно добраться туда как можно скорее, — заметил Паг. — Эта льдина верой и правдой служила нам достаточно долго. Она уже трещит и тает.
Лед действительно таял.
Его со всех сторон подмывало теплое море, на берегу которого родилась Лалила. Лед таял на глазах, и в нем уже появились трещины.
Внезапно льдина треснула посередине, и хижина исчезла под водой.
— В лодку! — крикнул Ви.
Они бросились к лодке и потащили ее к самому краю льдины, где лед уже расходился. Женщины и Фо сели в лодку, затем уселись Моананга и Паг. Ви держал корму, направляя нос по течению, а Лалила и Моананга доставали весла.
Ви взглянул на лодку. Она была перегружена. Вода почти перехлестывала через борт. Ви понял, что если еще один человек сядет в лодку, а ветер хоть немножко усилится и какая-нибудь льдина заденет челнок, лодка неминуемо перевернется, и все потонут.
— Прыгай скорее, Ви! — крикнула Аака.
— Прыгаю! — отвечал Ви и изо всех сил толкнул корму, так что лодка соскользнула с подводной льдины. Быстрое течение подхватило ее, и она понеслась.
Ви отступил на несколько шагов назад и уселся на льдине, следя за челноком.
Внезапно раздался плеск воды. Он опустил глаза и увидал, что Паг подплывает к нему.
Ви помог карлику выбраться на лед и спросил:
— Почему ты вернулся?
— А там слишком много женщин. Их болтовня мне надоела.
Ви взглянул на Пага, Паг на него — и оба больше не проронили ни слова. Они сидели на льду и следили, как челнок несется по течению. Туман начал скрывать его.
Но прежде чем туман окончательно сгустился, они успели заметить, что высокая женщина выпрямилась в лодке и прыгнула в воду.
— Кто это? Аака или Лалила? — простонал Ви.
— Это мы скоро узнаем, — ответил ему Паг спокойно.
Он улегся на льду и закрыл глаза, точно собираясь заснуть.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека