Лунный камень, Коллинз Уилки, Год: 1868

Переводы
Время на прочтение: 530 минут(ы)
Скачать в PDF

ЛУННЫЙ КАМЕНЬ.

РОМАНЪ
Уильки Коллинза.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ И. И. ГЛАЗУНОВА, Б. МЩАНСКАЯ, 8.
1868.

(*) Не желая лишать постоянныхъ подписчиковъ ‘Собранія’ новаго произведенія знаменитаго англійскаго романиста, редакція иметъ честь предупредить читателей, что ‘Лунный Камень’, котораго авторъ вроятно не кончитъ въ ныншнемъ году, помщается только для тхъ подписчиковъ 1868 г., которые возобновятъ подписку на 1869 г. Для постоянныхъ подписчиковъ ‘Собранія’ это не составитъ никакой разницы, для невозобновляющихъ же подписка одинъ неоконченный романъ среди множества оконченныхъ не уменьшитъ достоинства изданія, въ которомъ каждый романъ иметъ отдльную нумерацію и можетъ переплетаться особо, и которое, сверхъ этого неоконченнаго романа, дастъ все, что общано въ программ. Пр. Р.

ПРОЛОГЪ.

ШТУРМЪ СЕРИНГАПАТАМА (1799).

Записка изъ фамильныхъ бумагъ.

I.

Я пишу эти строки въ Индіи къ моимъ роднымъ въ Англіи. Цль моя — объяснить причину, заставившую меня отказать въ дружескомъ пожатіи руки моему кузену Джону Гернкастлю. Молчаніе, которое я до-сихъ-поръ сохранялъ объ этомъ обстоятельств, было иначе перетолковано членами моего семейства, добраго мннія которыхъ я лишиться не желаю. Я прошу ихъ отложить ихъ ршеніе до тхъ поръ, пока они прочтутъ мой разсказъ. Даю честное слово, что а напишу строгую и буквальную истину.
Тайное несогласіе между моимъ кузеномъ и мною возникло во время великаго событія, въ которомъ участвовали мы оба — штурма Серингапатама подъ предводительствомъ генерала Бэрда 4 мая 1799 г.
Для того, чтобъ обстоятельства были понятны вполн, я долженъ обратиться къ періоду, предшествовавшему осад, и къ разсказамъ, ходившимъ въ нашемъ лагер о драгоцнныхъ камняхъ и грудахъ золота, хранившихся въ серипгапатамскомъ дворц.

II.

Одинъ изъ самыхъ невроятныхъ разсказовъ относится къ желтому алмазу — вещи знаменитой въ отечественныхъ лтописяхъ Индіи.
Самое старинное изъ извстныхъ преданій говоритъ, что камень этотъ украшалъ чело четверорукаго индійскаго бога, представлявшаго Луну. Отчасти по своему особенному цвту, отчасти по суеврію, что онъ подчиняется вліянію украшаемаго имъ божества и блескъ его увеличивается и уменьшается съ полнолуніемъ и съ убылью луны, онъ получилъ названіе, подъ которымъ до-сихъ-поръ извстенъ въ Индіи — Луннаго камня. Я слышалъ, что подобное суевріе преобладало въ Греціи и въ Рим, не относясь, однако, какъ въ Индіи, къ алмазу, посвященному служенію богу, но съ полупрозрачному кашпо низшаго разряда, подверженному также вліянію луны, давшей камню названіе свое, подъ которымъ одъ еще извстенъ минералогамъ нашего времени.
Приключенія желтаго алмаза начинаются съ одиннадцатаго столтія христіанской эры.
Въ ту эпоху магометанскія завоеватель Махмудъ Гизни ворвался въ Индію, захватилъ священный городъ Сомноутъ, ограбилъ сокровища въ знаменитомъ храм, нсколько столтіи привлекавшемъ нндуетанскихъ богомольцевъ и считавшемся чудомъ Востока.
Изъ всхъ божествъ, которымъ поклонялись въ этомъ храм, одинъ богъ Луны избгнулъ алчности магометанскихъ побдителей. Охраняемый тремя браминами, неприкосновенный идолъ съ желтымъ алмазомъ на лбу бытъ перевезенъ ночью во второй изъ священныхъ индустанскихъ городовъ — Бенаресъ.
Тамъ, въ новомъ капищ — въ зал украшенной драгоцнными каменьями, поддерживаемой золотыми столбами — былъ помщенъ богъ Луны и опять сталъ предметомъ поклоненія. Тамъ, въ ту ночь, когда капище было окончено, Вишну-зиждитель явился тремъ браминамъ во сн.
Божество вдохнуло свое божественное дыханіе въ алмазъ, украшавшій чело идола, а брамины преклонили колна и закрыли лицо одеждой. Божество повелло, чтобы Лунный камень охранялся тремя жрецами ночь и день, впредь до окончанія вка. Брамины преклонились передъ его волей. Божество предсказало несчастье тому дерзновенному, который наложить руку на священный камень, и всмъ происходящимъ отъ его рода и имени, къ которымъ онъ перейдетъ посл него. Брамины велли это предсказаніе написать на вратахъ святилища золотыми буквами.
Вкъ смнялся за вкомъ — а все изъ поколнія въ поколніе, преемники трехъ браминовъ хранили свой неоцненный Лунный камень ночь и день. Вкъ смнялся за вкомъ, дока въ начал восемнадцатаго столтія христіанской эры воцарился Адрунгзебъ, монгольскій императоръ. По его приказанію храмы поклонниковъ брамы снова были преданы грабежу и разоренію. Капище четверорукаго бога было осквернено умерщвленіемъ священныхъ животныхъ, идолы были разбиты въ куски, а Лунный камень былъ похищенъ однимъ изъ военачальниковъ Адрунгзеба.
Не будучи въ состояніи возвратить свое потерянное сокровище открытой силой, три жреца-хранителя слдили за нимъ переодвшись. Одно поколніе смняло другое, воинъ, совершившій святотатство, погибъ ужасной смертью, Лунный камень переходилъ (принося съ собой проклятіе) отъ одного беззаконнаго магометанина къ другому, а все, несмотря на вс случайности и перемны, преемники трехъ жрецовъ-хранителей продолжали охранять свое сокровище, въ ожиданіи того для, когда воля Вишну-зиждителя возвратить имъ ихъ священный камень. Время приходило отъ перваго до послдняго года восемнадцатаго столтія. Алмазъ перешелъ во владніе Типпу, серниганатамскаго султана, который сдлалъ изъ него украшеніе для рукоятки своего кинжала и хранилъ между драгоцннйшими сокровищами своей оружейной палаты. Даже тогда — въ самомъ дворц султана — три жреца-хранителя тайно продолжали охранять его. Въ числ служителей Типпу находились три иностранца, которые заслужили довріе ихъ властелина, перейдя — можетъ быть притворно — въ магометанскую вру, по слухамъ молвы, это-то и были переодтые жрецы.

III.

Такъ разсказывали въ нашемъ лагер фантастическую исторію Луннаго камня. Она не сдлала серьезнаго впечатлнія ни на кого изъ насъ, кром моего кузена — его любовь къ чудесному заставила его поврить этой легенд. Въ ночь передъ штурмомъ Серингапатама онъ самымъ нелпымъ образомъ разсердился на меня и на другихъ за то, что мы назвали это басней. Возникъ глупйшій споръ, и несчастный характеръ Гернкастля заставилъ его выйти изъ себя. Онъ съ свойственной ему хвастливостью объявилъ, что мы увидимъ алмазъ на его пальц, если англійская армія возьметъ Серингапатамъ. Громкій хохотъ встртилъ эту выходку и тмъ дло и окончилось, какъ думали мы вс.
Теперь позвольте ма перенести васъ ко дню осады.
Кузенъ мой и я были разлучены при самомъ начал штурма. Я не видалъ его, когда мы переправлялись черезъ рку, когда мы водрузили англійское знамя на первомъ пролом, когда мы перешли черезъ ровъ и, завоевывая каждый шагъ, вошли въ городъ. Только въ сумерки, когда городъ былъ нашъ и генералъ Бэрдъ самъ нашелъ трупъ Типпу подъ кучей убитыхъ, встртился я съ Гернкастлемъ.
Мы оба были прикомандированы къ отряду, посланному, по приказанію генерала, остановить грабежъ и безпорядки, послдовавшіе за нашей побдой. Солдаты предавались страшной невоздержности и, что еще хуже, пробрались въ кладовыя дворца и разграбили золото и драгоцнные каменья. Я встртился съ моимъ кузеномъ на двор передъ кладовыми, для того, чтобъ предписать законы дисциплины нашимъ солдатамъ. Я могъ ясно видть, что горячій нравъ Гернкастля былъ доведенъ до высшей степени раздраженія страшной рзней, черезъ которую мы прошли. По моему мннію, онъ былъ неспособенъ исполнять обязанность ввренную ему.
Въ кладовыхъ было много безпорядка и суматохи, но насилія я не видалъ. Солдаты безславили себя очень весело, если а могу такъ выразиться. Они перекидывались грубыми шутками и поговорками, и исторію алмаза неожиданно напомнили въ вид лукавой шуточки: ‘Кто нашелъ Лунный камень?’ было насмшливымъ крикомъ, заставлявшимъ грабежъ, останавливавшійся въ одномъ мст, подниматься въ другомъ. Пока я напрасно старался возстановить порядокъ, я услыхалъ страшный вой на другой сторон двора и тотчасъ добжалъ на это крики, опасаясь найти какой-нибудь новый взрывъ грабежа въ той сторон.
Я подошелъ къ открытой двери я увидалъ тла двухъ мертвыхъ индусовъ (по ихъ одежд я узналъ, что это дворцовые офицеры), лежащія на порог.
Крикъ изнутри заставилъ меня поспшить въ комнату, которая казалась оружейной палатой. Третій индусъ, смертельно раненый, падалъ къ ногамъ человка, стоявшаго ко мн спиной. Человкъ этотъ обернулся въ ту минуту, какъ я входилъ, и я увидалъ Джона Гернкастля съ факеломъ въ одной рук и съ кинжаломъ, съ котораго капала кровь, въ другой. Камень, вдланный въ рукоятку кинжала, сверкнулъ какъ огненная искра, когда онъ повернулся ко мн. Умирающій индусъ упалъ на колни, указалъ на кинжалъ въ рукахъ Гернкастля к сказалъ на своемъ родномъ язык:
— Лунный камень отмститъ теб и твоимъ потомкамъ!
Сказавъ эти слова, онъ упалъ мертвый на землю.
Прежде чмъ я усплъ что-нибудь сдлать, солдаты, послдовавшіе за мною черезъ дворъ, вбжали толпою въ комнату. Кузенъ мой какъ сумасшедшій бросился къ нимъ на встрчу.
— Очистите комнату! закричалъ онъ мн:— и поставьте у дверей караулъ!
Солдаты отступили, когда онъ бросился на нихъ съ факеломъ и кинжаломъ. Я поставилъ двухъ часовыхъ изъ моего отряда, на которыхъ я могъ положиться, на караулъ у дверей. Во всю остальную ночь я уже не встрчался съ моимъ кузеномъ.
Рано утромъ грабежъ еще продолжался и генералъ Бэрдъ объявилъ публично съ барабаннымъ боемъ, что всякій воръ, пойманный на мст преступленія, кто бы онъ ни былъ, будетъ повшенъ. Генералъ-гевальдигеръ былъ налицо, наготов доказать, что генералъ Бэрдъ не шутитъ, и въ толп, слушавшей эту прокламацію, я опять встртился съ Гернкастлемъ.
Онъ, по обыкновенію, протянулъ мн руку и сказалъ:
— Здравствуйте.
Я не ршался подать ему руку.
— Скажите мн прежде, сказалъ я:— какимъ образомъ умеръ индусъ въ оружейной палат и что значили его послднія слова, когда онъ указалъ на кинжалъ въ вашей рук?
— Индусъ умеръ, я полагаю, отъ смертельной раны, сказалъ Гернкастль.— А что значили его послднія слова, я знаю такъ же мало, какъ и вы.
Я пристально посмотрлъ на него. Бшенство, въ которомъ онъ находился наканун, совершенно стихло. Я ршился дать ему возможность оправдаться.
— Вы ничего боле не имете сказать мн? спросилъ я.
Онъ отвчалъ:
— Ничего.
Я повернулся къ нему спиной и съ-тхъ-поръ мы не говорили боле другъ съ другомъ.

IV.

Я прошу замтить, что все здсь написанное о моемъ кузен (если только не встртится необходимость опубликовать эти обстоятельства) назначается только для родныхъ. Гернкастль не сказалъ ничего такого, что могло бы дать мн поводъ поговорить съ нашимъ нолковымъ командиромъ. Его не разъ дразнили алмазомъ т, которые помнили его горячую вспышку передъ штурмомъ, но легко вообразить, что воспоминанія объ обстоятельствахъ, при которыхъ я засталъ его въ оружейной палат, было достаточно, чтобы заставить его молчать. Носятся слухи, что онъ намренъ перейти въ другой полкъ, вроятно для того, чтобы разстаться со мною.
Правда это или нтъ, а я не могу сдлаться его обвинителемъ — и мн кажется, по весьма основательной причин. Если я оглашу это обстоятельство, у меня нтъ никакихъ доказательствъ, кром моральныхъ. Я не только не могу доказать, что онъ убилъ двухъ индусовъ, стоявшихъ у дверей, я не могу даже утверждать, что онъ убилъ третьяго внутри комнаты — потому что не видалъ этого собственными глазами. Правда, я слышалъ слова умирающаго индуса, но если скажутъ, что эти слова были предсмертнымъ бредомъ, какъ могу я опровергнуть это? Пусть наши родственники съ каждой стороны составятъ себ мнніе о томъ, что я написалъ, и сами ршатъ, основательно или нтъ отвращеніе, которое я теперь чувствую къ этому человку.
Хотя я не врю фантастической индійской легенд объ алмаз, я долженъ сознаться, что на меня иметъ вліяніе мое собственное суевріе. Это мое убжденіе или обманчивая мечта, это все-равно, что преступленіе влечетъ за собою наказаніе. Я не только убжденъ въ виновности Гернкастля, но даже такъ причудливъ, что думаю, будто онъ доживетъ до того, что будетъ сожалть объ этомъ, если оставилъ у себя алмазъ, и что другіе пожалютъ, зачмъ взяли этотъ алмазъ отъ него, если онъ отдастъ имъ.

РАЗСКАЗЪ.

ПЕРВЫЙ ПЕРІОДЪ.— ПРОПАЖА АЛМАЗА (1848).

Событія, разсказанныя Габріелемъ Беттереджемъ, дворецкимъ лоди Джуліи Вертдеръ.

Глава I.

Въ первой части Робинзона Крузо на страниц сто-двадцать-девятой вы найдете слдующія слова:
‘Теперь я вижу, хотя слишкомъ поздно, какъ безразсудно предпринимать какое-нибудь дло, прежде чмъ мы высчитаемъ издержки и не разсудивъ, придется ли оно но нашимъ силамъ.’
Только вчера раскрылъ я моего Робинзона Крузо на этомъ мст. Только сегодня утромъ (21 мая 1850) пришелъ ко мн племянникъ мило ли мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ и имлъ со мною слдующій краткій разговоръ.
— Беттереджъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— я былъ у нашего адвоката насчетъ нкоторыхъ фамильныхъ длъ, и между прочимъ мы стали говорить о пропаж индійскаго алмаза изъ дома тетки моей въ Йоркшир два года назадъ. Стряпчій думаетъ, думаю также и я, что всю эту исторію слдовало бы написать въ интересахъ истины, и чмъ скоре, тмъ лучше.
Не примчая еще его намренія и думая, что ради мира и спокойствія всегда слдуетъ быть на сторон стряпчаго, я сказалъ, что и я такъ же думаю. Мистеръ Фрэнклинъ продолжалъ:
— Въ этой пропаж алмаза репутація невинныхъ людей пострадала уже отъ подозрнія — какъ вамъ извстно. Память невинныхъ можетъ пострадать и впослдствіи, по недостатку письменныхъ фактовъ, къ которому могутъ прибгнуть т, которые будутъ шить посл насъ. Нтъ никакого сомннія, что эта наша, странная фамильная исторія непремнно должна быть описана, и, мн кажется, Беттереджъ, что мы съ адвокатомъ придумали настоящій способъ, какъ лучше написать ее.
Везъ всякаго сомннія, они придумали прекрасно, по я еще не видалъ, какое отношеніе все это имло ко мн.
— Намъ надо расказать извстныя событія, продолжалъ мистеръ Фрэнклинъ:— и въ этихъ событіяхъ замшаны нкоторыя лица, которыя очень способны разсказать ихъ. Основываясь на этихъ ясныхъ фактахъ, стряпчій думаетъ, что мы мы вс должны написать исторію Луннаго камня поочередно — насколько простирается наша личная опытность и не боле. Мы должны начать съ того, какимъ образомъ алмазъ попитъ въ руки моего дяди Гернкастля, когда онъ служилъ въ Индіи пятьдесятъ лтъ тому назадъ. Этотъ предварительный разсказъ я уже имю въ вид старой фамильной рукописи, въ которой очевидецъ разсказываетъ вс необходимыя подробности. Потомъ слдуетъ разсказать, какимъ образомъ алмазъ попалъ въ домъ моей ттки въ Йоркшир два года назадъ я какъ онъ пропалъ черезъ двнадцать часовъ посл того. Никто не знаетъ лучше васъ, Беттереджъ, что происходило въ дом въ то время. Слдовательно, вы должны взять перо въ руки и начинать разсказъ.
Въ такихъ-то выраженіяхъ мн сообщили, какое личное участіе долженъ былъ я принять въ дл алмаза. Если намъ любопытно узнать, какъ я поступилъ въ этихъ обстоятельствахъ, то позвольте сообщить вамъ, что я сдлалъ то, что вроятно вы сдлали бы да моемъ мст. Я скромно объявилъ, что совершенно неспособенъ къ возлагаемой на меня обязанности — а самъ все время думалъ, что я съумю ее исполнить, если только дамъ полный просторъ моимъ способностямъ. Кажется, мистеръ Фрэнклинъ прочиталъ мои тайныя чувства да моемъ лиц, Онъ не хотлъ поврить моей скромности и настоялъ, чтобы я далъ моимъ способностямъ полный просторъ,
Проптло два часа, какъ мистеръ Фрэнклинъ меня оставилъ. Какъ только повернулся онъ спиной, я пошелъ къ моему письменному столу, чтобы начать разсказъ. Съ тхъ поръ сижу я безпомощный, несмотря на мои способности, видя то, что видлъ Робинзонъ Крузо вышеименованный — то есть, что безразсудно приниматься за какое-нибудь дло, прежде чмъ высчитаемъ его издержки и прежде чмъ разсудимъ, по силамъ то оно намъ. Пожалуйста вспомните, что я случайно раскрылъ книгу на этомъ мст наканун того дня, когда я такъ опрометчиво согласился приняться за дло, которое теперь у меня на рукахъ, и дозвольте спросить — неужели это не было предсказаніемъ?
Я не суевренъ, я прочелъ множество книгъ въ моей, жизни, я, такъ сказать, ученый въ своемъ род. Хотя мн минуло семьдесятъ, память у меня свжая и ноги такія же. Пожалуйста не считайте меня невждой, когда я виражу мое мнніе, что книги подобной Робинзону Крузо никогда не было и не будетъ написано. Много лтъ обращался я къ этой книг — обыкновенно когда курилъ трубку — и находилъ ее моимъ врнымъ другомъ во всхъ трудностяхъ этой земной жизни. Когда я въ дурномъ рассположеніи духа — я къ Робинзону Крузо. Когда мн нуженъ совтъ — я къ Робинзону Крузо. Въ прошлыя времена, когда моя жена надола мн, въ настоящее время, когда я выпью черезчуръ — все къ Робинзону Крузо. Я разорвалъ шесть новыхъ Робинзоновъ Крузо на моемъ вку. Въ послдній день своего рожденія милэди подарила мн седьмой экземпляръ. Я на этомъ основаніи хлебнулъ слишкомъ много, и Робинзонъ Крузо опять привелъ меня въ порядокъ. Стоитъ онъ четыре шиллинга и шесть пенсовъ въ голубомъ переплет, да еще картинка есть въ придачу.
А вдь это не похоже на начало исторіи объ алмаз, такъ ли? Я какъ будто брожу да ищу Богъ знаетъ чего, Богъ знаетъ гд. Мы, съ вашего дозволенія, возьмемъ новый листъ бумаги и начнемъ сызнова съ моимъ нижайшимъ къ вамъ почтеніемъ.

Глава II.

Я говорилъ о милэди нсколько строчекъ назадъ. Алмазу никогда не бывать бы въ нашемъ дом, откуда онъ пропалъ, еслибъ онъ не былъ подаренъ дочери милэди, а дочь милэди не могла бы получить этотъ подарокъ, еслибъ милэди въ страданіяхъ и мукахъ не произвела ее на свтъ. Слдовательно, если мы начнемъ съ милэди, то должны начать издалека, а это, позвольте мн сказать вамъ, когда у васъ на рукахъ такое дло, какъ у меня, служитъ большимъ утшеніемъ.
Если вы видли хоть сколько-нибудь большой свтъ, вы наврно слышали о трехъ прелестныхъ миссъ Гернкастль: миссъ Аделаид, миссъ Каролин и миссъ Джуліи — младшей и красивйшей изъ трехъ сестеръ но моему мннію, а я имлъ случаи судить, какъ вы сейчасъ увидите. Я поступилъ въ услуженіе къ старому лорду, ихъ отцу (слава Богу, намъ нтъ никакого дла до него по поводу алмаза, я никогда не встрчалъ ни въ высшемъ, ни въ низшемъ сословіи человка съ такимъ длиннымъ языкомъ и съ такимъ неспокойнымъ характеромъ) — я поступилъ къ старому лорду, говорю я, пажемъ къ тремъ благороднымъ дочерямъ его, когда мн было пятнадцать лтъ. Тамъ жилъ л, пока миссъ Джулія выгода за покойнаго сэр-Джона Вериндера. Превосходный былъ человкъ, только нужно было, чтобы кто-нибудь управлялъ имъ, и между нами, онъ нашелъ кого-то, онъ растолстлъ, повеселлъ и жилъ счастливо и умеръ спокойно, съ того самаго дня, какъ милэди повезла его въ церковъ внчаться, до того дня, когда она облегчила его послдній вздохъ и закрыла его глаза навсегда.
Я забылъ сказать, что я переселился съ новобрачной’ въ домъ мужа новобрачной и въ его помстье.
— Сэр-Джонъ, сказала она: — я не могу обойтись безъ Габріеля Беттереджа.
— Милэди, отвчалъ сэр-Джонъ:— я также не могу безъ него обойтись.
Такимъ образомъ поступалъ онъ всегда съ нею — и вотъ какимъ образомъ я попалъ къ нему въ услуженіе. Мн было все-равно, куда ни хать, только бы не разставаться съ моей госпожой.
Видя, что милэди интересуется хозяйствомъ, фермой и тому подобнымъ, я самъ началъ этимъ интересоваться — тмъ боле, что я былъ седьмой сыпь бднаго фермера Милэди отдала меня въ помощники къ управителю, я старался изъ всхъ силъ и получилъ повышеніе. Нсколько лтъ спустя, въ понедльникъ, какъ кажется, милэди сказала:
— Сэр-Джонъ, твой управляющій глупый старикъ. Дай ему хорошую пенсію и мсто его отдай Габріэлю Беттереджу.
Во вторникъ сэр-Джонъ сказалъ ей:
— Милэди, управитель получилъ хорошую пенсію, а Габріель Беттереджъ получилъ его мсто.
Вы слыхали много разъ о супругахъ живущихъ несчастливо. Вотъ примръ совершенно противоположный. Пусть онъ будетъ предостерженіемъ для нкоторыхъ и поощреніемъ для другихъ. А между тмъ я буду продолжать мои разсказъ.
Вы скажете, что я зажилъ въ изобиліи. Занимая довренное и почетное мсто, имя свой собственный коттэджъ, утромъ объзжая помстья, днемъ составляя отчетъ, вечеромъ куря трубку и читая Робинзона Крузо — чего еще могъ я желать для того, чтобы считать себя счастливымъ? Вспомните, чего не доставало Адаму, когда онъ жилъ одинъ въ раю, и если вы не осуждаете Адама, то не осуждайте и меня.
Женщина, на которой я остановилъ мой взоръ, была та, которая занималась хозяйствомъ въ моемъ коттэдж. Звали ее Селина Гоби, Я согласенъ съ покойнымъ Уилльямомъ Коббетомъ относительно выбора жены. Смотрите, чтобы она хорошо жевала пищу, имла твердую походку, и вы не сдлаете ошибки. Селина Гоби была какъ слдуетъ въ обоихъ этихъ отношеніяхъ, и это было одною причиною, по которой я женился на ней. Другую причину я самъ открылъ. Селин, когда она оставалась незамужней, я долженъ былъ платить жалованье и содержать ее. Селина, сдлавшись моей женой, должна была служить мн даромъ. Вотъ съ какой точки зрнія я смотрлъ на это. Экономія съ примсью любви. Я представилъ это милади надлежащимъ образомъ, такъ какъ представлялъ себ.
— Я думалъ о Селин Гоби, сказалъ я: — и мн кажется, милэди, что мн будетъ дешевле жениться на ней, чмъ содержать ее.
Милэди расхохоталась и отвчала, что не знаетъ, чмъ боле оскорбляться, моимъ языкомъ или моими правилами. Я полагаю, что это показалось ей смшно въ такомъ род, котораго вы понять не можете, если вы сами не знатная особа. Не понявъ самъ ничего, кром того, что я имю позволеніе сдлать предложеніе Селин, я пошелъ и предложилъ ей. Что же сказала Селина? Боже! какъ мало знаете вы женщинъ, если спрашиваете объ этомъ! Разумется, она сказала ‘да’.
Когда время стало приближаться къ моей женитьб и начали говорить о томъ, что мн слдуетъ сдлать новый фракъ, я немножко струсилъ. Я спрашивалъ другихъ мужчинъ, что они чувствовали, когда находились въ моемъ интересномъ положеніи, и они вс сознались, что за недлю до внца вс желали отказаться. Я зашелъ немножко дале: я постарался отказаться. Конечно не даромъ! Я зналъ, что она даромъ меня не отпуститъ. Вознаградить женщину, когда мущина отказывается отъ нея, это предписываютъ англійскіе законы. Повинуясь законамъ и старательно все обдумавъ, я предложилъ Селин Гоби перину и пятьдесятъ шиллинговъ вознагражденія. Вы, можетъ быть, не поврите, а между тмъ это истинная правда — она была такъ глупа, что отказалась.
Разумется, посл этого длать было нечего. Я купилъ новый фракъ, самый дешевый, и все остальное сдлалъ такъ дешево, какъ только могъ. Мы не были счастливою, мы не бы.ты и несчастною четой. Того и другого было пополамъ. Какъ это случалось, я не понимаю, только мы всегда мшали другъ другу. Когда я хотлъ идти наверхъ, моя жена сходила внизъ, а когда моя жена хотла сходить внизъ, я шелъ наверхъ. Вотъ какова супружеская жизнь, какъ я самъ испыталъ ее.
Посл пятилтнихъ недоразумній, всемудрому провиднію благоугодно было развязать насъ другъ съ другомъ, взявъ мою жену. Я остался съ моей маленькой Пенелопой, другихъ дтей у меня не было. Вскор посл того умеръ сэр-Джонъ и милэди осталась съ маленькой дочерью, миссъ Рэчель, другихъ дтей не было и у ней. Должно быть, я плохо описалъ милэди, если вамъ надо будетъ говорить, что моя маленькая Пенелопа росла на глазахъ моей доброй госпожи, была отдана въ школу, сдлалась проворной двушкой, а когда выросла, опредлена въ горничныя къ миссъ Рэчель.
Я же занималъ должность управителя до Рождества 1847, когда въ жизни моей сдлалась перемна. Въ этотъ день милэди назвалась ко мн въ коттеджъ на чашку чаю. Она замтила, что съ того дня, какъ я поступилъ пажемъ къ старому лорду, я боле пятидесяти лтъ находился у ней въ служб, и подарила мн прекрасный шерстяной жилетъ своей работы, чтобы предохранять меня отъ зимнихъ холодовъ.
Я получилъ этотъ великолпный подарокъ, не находя словъ благодарить мою госпожу за сдланную мн честь. Къ великому моему удивленію однако, жилетъ оказался не честью, а подкупомъ. Милэди примтила, что я старю, прежде чмъ я примтилъ это самъ, и пришла ко мн въ коттэджъ улестить меня (если я могу употребить подобное выраженіе) отказаться отъ должности управителя и проводить на поко остальные дни моей жизни дворецкимъ въ ея дом. Я противился какъ только могъ обидному предложенію жить на поко. Но госпожа моя знала мою слабую сторону: она выставила это, какъ одолженіе для нея самой. Споръ между нами кончился посл этого тмъ, это я какъ старый дуракъ вытеръ глаза моимъ новымъ шерстянымъ жилетомъ и сказалъ, что подумаю.
Мое душевное разстройство относительно того, чтобы подумать объ этомъ, сдлалось ужасно посл ухода милэди, и я обратился къ тому средству, которое еще никогда не измняло мн въ сомнительныхъ и непредвиднныхъ случаяхъ. Я выкурилъ трубку и принялся за Робинзона Крузо. Не прошло и пяти минутъ, какъ я началъ читать эту необыкновенную книгу, я наткнулся на успокоительное мстечко (страница сто-пятьдесятъ-восьмая): ‘Сегодня мы любимъ то, что возненавидимъ завтра.’ Я тотчасъ увидалъ ясно, какъ мн слдуетъ поступить. Сегодня я хотлъ оставаться въ должности управителя, завтра, основываясь на Робинзон Крузо, я буду желать совсмъ другого. Стоило только перенестись къ завтрашнему дню и къ завтрашнему расположенію духа, и дло было сдлано. Успокоившись такимъ образомъ, я заснулъ въ эту ночь какъ управитель лэди Вериндеръ, а проснулся утромъ, какъ ея дворецкій. Все какъ нельзя лучше и все по милости Робинзона Крузо!
Дочь моя Пенелопа сейчасъ заглянула, мн за плечо, посмотрть, сколько я написалъ. Она замтила, что написано превосходно и справедливо во всхъ отношеніяхъ. По она сдлала одно возраженіе. Она говоритъ, что я до-сихъ-поръ писалъ совсмъ не то, о чемъ мн слдовало писать. Меня просили разсказать исторію алмаза, а я между тмъ разсказываю исторію о самомъ себ. Странно, и не могу объяснить отчего это. Желалъ бы я знать, неужели господа, которые живутъ сочиненіемъ книгъ, впутываютъ себя самихъ въ свои разсказы такъ, какъ я? Если такъ, я сочувствую имъ. А между тмъ вотъ опять не то. Что же длать теперь? Ничего, сколько мн извстно, только вамъ не терять терпнія, а мн начать сызнова въ третій разъ.

ГЛАВА III.

Вопросъ о томъ, какъ мн надлежащимъ образомъ начать разсказъ, старался я ршить двумя способами. Во-первыхъ, я почесалъ въ голов, это не повело ни къ чему. Во-вторыхъ, посовтовался съ моею дочерью Пенелопой, которая подала мн совершенно новую мысль.
Пенелопа думаетъ, что я долженъ начать съ того самаго дня, когда мы получили извстіе, что мистера Фрэнклина Блэка ожидаютъ къ намъ. Когда намять ваша остановится такимъ образомъ на какомъ-нибудь числ, это удивительно, какъ ваша память подберетъ вс обстоятельства посл этого. Единственное затрудненіе состоитъ въ томъ, чтобы вспомнить числа прежде всего. Это Пенелопа предложила сдлать для меня, заглянувъ въ ея собственный дневникъ, который ее заставляли вести въ школ и который она продолжаетъ вести до-сихъ-поръ. Въ отвтъ на мое предложеніе, чтобы она написала разсказъ вмсто меня, справляясь съ своимъ дневникомъ, Пенелопа замтила съ свирпымъ взглядомъ и вся вспыхнувъ, что ея дневникъ назначается для нея одной я что ни одно живое существо не узнаетъ, что въ немъ написано, кром ея самой. Когда я спросилъ, что это значитъ, Пенелопа отвчала:
— Такъ ничего, пустяки!
А я говорю, это значитъ какія-нибудь любовныя продлки.
Начиная по плану Пенелопы, я прошу позволенія упомянуть, что утромъ въ среду, 24 мая 1848 г., меня познали въ кабинетъ милэди.
— Габріэль, сказала милэди:— вотъ новости, которыя васъ удивятъ. Фрэнклинъ Блэкъ воротился изъ-за границы. Онъ гостилъ въ Лондон у отца, а завтра прідетъ къ намъ на мсяцъ, провести день рожденія Рэчель.
Будь у меня въ рукахъ шляпа, только одно уваженіе къ милэди помщало бы мн бросить ее въ потолокъ. Я не видалъ мистера Фрэнклина съ тхъ поръ, какъ онъ мальчикомъ жилъ съ нами въ этомъ дом. Онъ былъ во всхъ отношеніяхъ (какъ я его помню) самый милый мальчикъ, какой когда-либо спускалъ волчекъ или разбивалъ окно. Миссъ Рэчель, которая была при этомъ, замтила, что она помнитъ его какъ самаго лютаго тирана, когда-либо мучившаго куклу, и самаго жестокаго кучера, загонявшаго двочекъ до изнеможенія своими жесткими возками.
— Я пылаю негодованіемъ и изнываю отъ усталости, вотъ какимъ образомъ заключила свою рчь миссъ Гэчелъ: — когда думаю о Фрэнклин Блэк,
Услышанъ то, что я теперь вамъ говорю, вы натурально спросите, какимъ образомъ мистеръ Фрэнклинъ провелъ вс свои годы съ того времени, какъ онъ былъ мальчикомъ, до того времени, какъ онъ сдлался мтщиной вн своего отечества. Я отвчу: потому что его отецъ имлъ несчастье быть наслдникомъ одного герцогства и не могъ этого доказать.
Въ двухъ словахъ, вотъ какимъ образомъ это случилось.
Старшая сестра милэди вышла за знаменитаго мистера Блэка, равномрно прославившагося своимъ огромнымъ богатствомъ и своимъ процесомъ. Сколько лтъ надодалъ онъ судамъ на своей родин, требуя, чтобъ герцогъ былъ изгнанъ, а онъ введенъ на его мсто, сколькихъ стряпчихъ обогатилъ онъ, сколько другихъ безобидныхъ людей заставилъ поссориться относительно того, правъ онъ или нтъ — этого я перечесть не могу. Жена его умерла и двое его дтей умерли прежде, чмъ суды ршились запереть ему дверь и не брать больше его денегъ. Когда все было кончено и герцогъ остался при своемъ, мистеръ Блэкъ разсудилъ, что единственный способъ отмстить его отечеству за то, какъ оно съ нимъ обошлось, состоялъ въ томъ, чтобъ лишить его чести воспитывать его стана.
— Какимъ образомъ я могу положиться на мои отечественныя учрежденія, вотъ какимъ образомъ онъ это объяснялъ: — посл того, какъ мои отечественныя учрежденія поступили со мной!
Прибавьте къ этому, что мистеръ Блэкъ не побилъ мальчиковъ, включая и своего, и вы согласитесь, что это могло кончиться только однимъ образомъ. Мистеръ Фрэнклинъ былъ взятъ изъ Англіи и посланъ въ такія учрежденія, на какія его отецъ положиться могъ, въ превосходной стран, въ Германіи, самъ мистеръ Блэкъ, замтьте, остался усовершенствовать своихъ соотечественниковъ въ Англіи и подать свой отчетъ по длу о герцог — отчетъ, который не оконченъ я до-сихъ-поръ.
Ботъ, слава Богу, разсказано. Ни вамъ, ни мн не слдуетъ ломать себ головы насчетъ мистера Блэка старшаго. Оставимъ его съ герцогствомъ и воротимся къ алмазу.
Алмазъ возвращаетъ насъ къ мистеру Фрэнклину, который былъ невиннымъ способомъ внести это несчастный камень къ намъ въ домъ.
Нашъ милый мальчикъ не забылъ насъ, когда ухалъ за границу. Онъ писалъ время отъ времени иногда къ милэди, иногда къ миссъ Рэчель, а иногда ко мн. Онъ передъ своимъ отъздомъ занялъ у меня клубокъ веревокъ, перочинный ножъ о четырехъ лезвіяхъ к семь шиллинговъ и шесть пенсовъ — которыхъ я не получалъ и не надюсь получить никогда. Его письма ко мн относились все къ новымъ займамъ, я слышалъ однако отъ милэди, какъ онъ поживалъ заграницей съ тхъ поръ, какъ сталъ взрослымъ. Научившись тому, чему могли научить его германскія учрежденія, онъ похалъ во Францію, а потомъ въ Италію, он сдлали его тамъ универсальнымъ геніемъ, на сколько я могъ понять. Онъ писалъ немножко, рисовалъ немножко, плъ, игралъ и сочинялъ немножко — занимая, какъ я подозрваю, во всемъ этомъ, какъ онъ занималъ у меня. Состояніе его матери (семьсотъ фунтовъ въ годъ) досталось ему, когда онъ сдлался совершеннолтнимъ, и прошло сквозь него какъ сквозь ршето. Нмъ больше у него было денегъ, тмъ больше онъ имлъ въ нихъ надобность, въ карман мистера Фрэнклина была дыра, которую ничто не могло зашить. Повсюду его веселость и непринужденность доставляли ему хорошій пріемъ. Онъ жилъ и тутъ и тамъ, и повсюду адресъ его (какъ онъ самъ назначалъ) былъ: ‘съ удержаніемъ на почт, Европа’. Дна раза ршался онъ воротиться въ Англію и увидться съ нами, и два раза (съ позволенія сказать) какая-нибудь женщина удерживала его. Его третья попытка удалась, какъ вамъ уже извстно изъ того, что милэди сказала мн. Въ четвергъ 25 мая мы должны были въ первый разъ увидать, какъ нашъ милый мальчикъ сдлался мущиной. Онъ былъ хорошаго происхожденія, имлъ мужественный характеръ и двадцать-пять лтъ отъ роду по нашему разсчету. Теперь вы знаете мистера Фрэнклина Блэка столько же, какъ и я — передъ тмъ какъ мистеръ Фрэнклинъ Блокъ пріхалъ къ намъ.
Четвергъ былъ прекрасный лтній день, милэди и миссъ Рэчель, не ожидая мистера Фрэнклина до обда, похали завтракать къ какимъ-то друзьямъ по сосдству.
Когда они ухали, я пошелъ посмотрть спальную, приготовленную для нашего гостя, и увидалъ, что все въ порядк. Потомъ, будучи не только дворецкимъ, но и буфетчикомъ миля ли (по моей собственной просьб, замтьте, мн было непріятно, чтобы кто-нибудь владлъ ключами отъ погреба покойнаго сэр-Джона) — потомъ, говорю, я вынулъ нашъ знаменитый латурскій кларетъ и поставилъ его согрться до обда на тепломъ лтнемъ воздух. Вздумавъ и самъ ссть на тепломъ лтнемъ воздух — въ виду того, что если это хорошо для стараго кларета, то также хорошо и для старыхъ костей — я взялъ стулъ, чтобы выдти на задній дворъ, когда меня остановилъ звукъ, похожій на тихій барабанный бой, на террас передъ комнатами милэди.
Обойдя крутомъ террасу, я увидалъ смотрвшихъ на домъ трехъ краснорожихъ индійцевъ въ блыхъ полотняныхъ блузахъ и штанахъ.
Когда я присмотрлся поближе, я увидлъ, что на ше у нихъ привязаны маленькіе барабаны. Передъ ними стоялъ маленькій, худенькій, блокурый англійскій мальчикъ, державшій мшокъ. Я разсудилъ, что эти люди странствующіе фокусники, а мальчикъ съ мшкомъ носитъ орудія ихъ ремесла. Одинъ изъ троихъ, говорившій по-англійски и имвшій, я долженъ признаться, самыя изящныя манеры, сообщилъ мн, что догадка моя справедлива. Онъ просилъ позволенія показать свои фокусы въ присутствіи хозяйки дома.
Я старикъ не угрюмый, я вообще люблю удовольствія и не стану недоврять человку только за то, что его кожа нсколько смугле моей. Но самые лучшіе изъ насъ имютъ свои слабости — а моя слабость состоитъ въ томъ, что когда корзина съ фамильнымъ серебромъ стоитъ въ кладовой, то я немедленно вспомню объ этой корзин при вид странствующаго чужеземца, обращеніе котораго ловче чмъ у меня. Вслдствіе этого я сообщилъ индійцу, что хозяйки нтъ дома, и веллъ ему уйти съ его товарищами. Онъ въ отвтъ сдлалъ мн ловкій поклонъ и ушелъ. Я съ своей стороны воротился къ моему стулу и услся на солнечной сторон двора, погрузившись (если говорить правду) не то чтобы въ сонъ, а въ состояніе весьма близкое къ нему.
Меня разбудила моя дочь Пенелопа, прибжавшая ко мы-, точно въ дом былъ пожаръ. Зачмъ вы думаете она пришла? Она хотла, чтобы три индійскихъ фокусника были немедленно взяты, по той причин, будто они знали, кто прідетъ къ намъ изъ Лондона, и имли намреніе сдлать вредъ мистеру Фрэнклину Блэку.
Имя мистера Фрэнклина разбудило меня. Я раскрылъ глаза и заставилъ дочь мою объясниться.
Оказалось, что Пенелопа только что воротилась изъ домика нашего привратника, куда она ходила поболтать съ его дочерью. Об двушки видли, какъ прошли индійцы, когда я ихъ спровадилъ, въ сопровожденія мальчика. Забравъ себ въ голову, что эти туземцы дурно обращались съ мальчикомъ — хотя я не могъ догадаться, по какой причин, разв только потому, что онъ былъ красивъ и слабаго сложенія — об двушки пробрались вдоль внутренней стороны живого забора, отдлявшаго насъ отъ дороги, и смотрли, что будутъ длать иностранцы съ наружной стороны. Они приступили къ слдующимъ страннымъ штукамъ,
Сначала они посмотрли на дорогу съ обихъ сторонъ, чтобы удостовриться, одни ли они. Потомъ вс трое повернулись ляпомъ къ дому и стали пристально на него смотрть. Потомъ сталъ тараторить и спорить на своемъ родномъ язык и смотрли другъ на друга съ какимъ-то сомнніемъ. Потомъ вс обернулись къ англійскому мальчику, какъ бы ожидая, что онъ поможетъ имъ. А потомъ главный индіецъ, говорившій по-англійски, сказалъ мальчику:
— Протяни руку.
Моя дочь Пенелопа сказала, что она не понимаетъ, какъ, услышавъ эти страшныя слова, сердце не выскочило у нея. А я подумалъ про себя, что можетъ быть этому помшалъ корсетъ. Однако, я сказалъ только,
— Меня морозъ подираетъ по кож.
Nota bene: женщины любятъ такіе маленькіе комплименты.
Когда индіецъ сказалъ: ‘Протяни руку’, мальчикъ отступилъ назадъ, покачалъ головой и сказалъ, что ему не хочется. Индіецъ тогда спросилъ его (вовсе безъ гнва), не хочетъ ли онъ, чтобъ его опять отправили въ Лондонъ и оставили тамъ, гд нашли спящимъ въ пустой корзин на рынк — голоднымъ, оборваннымъ и брошеннымъ мальчикомъ. Это, кажется, кончило затрудненіе. Мальчуганъ неохотно протянулъ руку. За этимъ индіецъ вынулъ изъ-за пазухи бутылку и налилъ изъ нея что-то черное, похожее на чернила, на ладонь мальчика. Потомъ индіецъ — сначала дотронувшись до головы мальчика и сдлавъ надъ нею въ воздух какіе-то знаки, сказалъ:
— Гляди.
Мальчикъ сдлался совершенно неподвиженъ и стоялъ какъ статуя, смотря на чернила, налитыя на его ладонь.
До-сихъ-поръ все это казалось мн фокусами вмст съ пустой тратой чернилъ. Я опять начиналъ дремать, когда слдующія слова Пепелопы разогнали мой сонъ.
Индійцы опять посмотрли по обимъ сторонамъ дороги — а потомъ главный индіецъ сказалъ мальчику эти слова:
— Увидь англичанина, пріхавшаго изъ чужихъ краевъ.
Мальчикъ отвчалъ:
— Я его вижу.
Индіецъ сказалъ:
— По этой дорог, а не по другой, прідетъ англичанинъ сегодня?
Мальчикъ отвчалъ:
— По этой дорог, а не по другой, прідетъ сегодня англичанинъ.
Индіецъ сдлалъ еще вопросъ — немножко погодя:
— Иметъ ли это англичанинъ при себ?…
Мальчикъ отвчалъ также немного погодя:
— Да.
Индіецъ сдлалъ четвертый и послдній вопросъ:
— Прідетъ сюда англичанинъ, какъ общалъ, съ конц дня?
Мальчикъ отвчалъ:
— Не могу сказать.
Индіецъ спросилъ почему. Мальчикъ отвчалъ:
— Я усталъ. Туманъ поднимается въ моей голов и затрудняетъ меня. Не могу ничего больше видть сегодня.
За этимъ допросъ кончился. Индіецъ сказалъ что-то на своемъ язык другимъ двумъ индійцамъ, указывая на мальчика и на городъ, въ которомъ (какъ мы узнали посл) они остановились. Потомъ, сдлавъ опять знаки надъ головой мальчика, дунулъ ему въ лобъ, тотъ вздрогнулъ и очнулся. Посл этого вс отправились по дорог въ городъ, и двушки уже не видали ихъ боле.
Говорятъ, что почти изъ всего можно вывести нравственныя заключенія, если только вы постараетесь отыскать ихъ. Что же можно было заключить изъ этого?
Я думалъ, что изъ этого заключить можно было, во-первыхъ, что главный фокусникъ слышалъ изъ разговора прислуги у воротъ о прізд мистера Фрэнклина и увидалъ возможность пріобрсти деньги черезъ это. Во-вторыхъ, что онъ, его товарищи и мальчикъ (съ цлью заработать деньги) имли намреніе шататься около дома, пока милэди прідетъ домой, а потомъ воротиться и предсказать пріздъ мистера Фрэнклина какъ бы по колдовству. Въ-третьихъ, что Пенелопа слышала репетицію ихъ фокусовъ, какъ актеры репетируютъ свою пьесу. Въ-четвертыхъ, что мн не худо въ этотъ вечеръ присмотрть за столовымъ серебромъ. Въ-пятыхъ, Пенелоп хорошо было бы успокоиться и оставить меня, ея отца, опять вздремнуть на солнышк,
Это показалось мн самымъ благоразумнымъ заключеніемъ. Если вы знаете, хоть сколько-нибудь молодыхъ женщинъ, вы не удивитесь, услыхавъ, что Пенелопа не раздляла моего мннія. По словамъ моей дочери, это дло было очень серьезное. Она особенно напомнила мн третій вопросъ индійца: ‘Иметъ ли это англичанинъ при себ?’
— О, батюшка! сказала Пенелопа, всплеснувъ руками:— не шутите этимъ! Что значитъ это?
— Спроси мистера Фрэнклина, душа моя, сказалъ я:— если можешь подождать, пока прідетъ мистеръ Фрэнклинъ.
Я подмигнулъ, доказывая этимъ, что шучу. Пенелопа приняла это совершенно серьезно. Ея озабоченный видъ подстрекнулъ меня.
— Какъ можетъ знать это мистеръ Фрэнклинъ? сказалъ я.
— Спросите его, отвчала Пенелопа.— И вы увидите, считаетъ ли онъ это забавнымъ.
Пустивъ въ меня эту стрлу, дочь моя ушла.
Я ршилъ посл ея ухода, что спрошу мистера Фрэнклина — главное для того, чтобы успокоить Пенелопу. Что было сказано между нами, когда я спрашивалъ его въ этотъ же самый день, вы узнаете въ своемъ мст. Но такъ какъ я не желаю возбудить ваша ожиданія, а потомъ обмануть ихъ, то прошу позволенія предупредить васъ — прежде чмъ мы пойдемъ дале — что вы не найдете и тни шутки въ нашемъ разговор о фокусникахъ. Къ моему величайшему удивленію, мистеръ Фрэнклинъ, какъ и Пенелопа, принялъ это извстіе серьезно. Вы поймете, какъ серьезно, когда, по его мннію, это значило Лунный камень.

ГЛАВА IV.

Мн право жаль удерживать насъ при себ и моемъ соломенномъ стул. Сонный старикъ на солнечномъ заднемъ двор предметъ не интересный, я это знаю очень хорошо. Но разсказъ долженъ происходить въ своемъ мст — и вамъ придется помшкать еще немного со мною, въ ожиданіи прізда мистера Фрэнклина Блэка.
Прежде чмъ и усплъ опять задремать, посл того какъ ушла дочь моя Пенелопа, меня разбудило брянчане тарелокъ и блюдъ въ людской, означавшее, что обдъ готовъ. Такъ какъ я обдаю въ своей комнат, то мн нтъ никакого дла до обда прислуги и мн оставалось только пожелать имъ всмъ хорошаго аппетита и опять успокоиться на своемъ стул. Я только что протягивалъ мои ноги, какъ ко мн прибжала другая женщина. Не дочь моя на этотъ разъ, а Нанси, судомойка. Я загородилъ си дорогу и примтилъ, когда она просила меня пропустить ее, что она была надувшись — а это я, но принципу, какъ глава прислуги, никогда не пропускаю безъ изслдованія.
— Зачмъ вы убжали отъ обда? спросилъ я.— Что случилось, Нанси?
Нанси старалась ускользнуть не отвчая, но я всталъ и взялъ ее за ухо. Она премиленькая, толстенькая, молоденькая двушка, и я имю обыкновеніе показывать такимъ образомъ, когда двушка нравится мн.
— Что такое случилось? спросилъ я снова.
— Розанна опять опоздала къ обду, отвчала она: — и меня послали за ней. Вс трудныя работы падаютъ на мои плеча въ этомъ дом. Пустите меня, мистеръ Беттереджъ!
Розанна была наша вторая служанка. Такъ какъ а имлъ состраданіе къ нашей второй служанк (вы сейчасъ узнаете почему) и видлъ но лицу Нанси, что она позоветъ свою подругу бранными словами, которыхъ вовсе не требовали обстоятельства, мн пришло въ голову, что мн нечего длать и что и самъ могу сходить за Розанной, сдлавъ ей намекъ быть впередъ исправне. Я зналъ, что она терпливо перенесетъ это отъ меня,
— Гд Розанна? спросилъ я.
— Разумется на пескахъ! отвчала Нанси, качая головой.— Съ ней опять была дурнота сегодня, и она выпросилась подышать свжимъ воздухомъ. Я не имю терпнія съ ней.
— Воротитесь обдать, моя милая, сказалъ я: — у меня есть терпніе съ нею и я за ней схожу,
Нанси (у которой прекрасный аппетитъ) осталась довольна. Когда у ней довольный видъ, она мила. Когда она мяла, я треплю ее за подбородокъ. Это не безнравственно — это привычка.
Я взялъ шику и пошелъ къ пескамъ.
Нтъ! еще нельзя продолжать. Мн жаль, что я опять долженъ васъ задержать, но вамъ непремнно надо выслушать исторію песковъ и исторію Розанны — по той причин, что дло объ алмаз тсно связано съ ними. Какъ прилежно я стараюсь продолжать разсказъ безъ остановокъ, и какъ мн не удается! Но что же длать! Люди и вещи перепутываются такимъ досаднымъ образомъ въ этой жизни и навязываются на вниманіе. Примемъ это спокойно, разскажемъ коротко, и мы скоро проникнемъ въ самую глубь тайны, общаю вамъ!
Розанна (говорить о лиц прежде, чмъ о вещи, требуетъ простая вжливость) была единственная новая служанка въ нашемъ дом. Мсяца за четыре до того времени, о которомъ я пишу, милэди была въ Лондон и здила въ исправительное заведеніе, учрежденное для того, чтобъ не допускать преступницъ, освобожденныхъ изъ тюрьмы, снова возвратиться къ дурной жизни. Начальница, видя, что милэди интересуется этимъ учрежденіемъ, указала ей на одну двушку, по имени Розанну Спирманъ, и разсказала преплачевную исторію, которую у меня не хватаетъ духу здсь повторить, потому что я не люблю терзать себя безъ нужды, да врно и вы также. Дло въ томъ, что Розанна Спирманъ была воровка, но не принадлежа къ тому обществу, которое обворовываетъ не одного, а цлыя тысячи людей, она попалась въ руки полиціи, была посажена въ тюрьму, а потомъ въ исправительный домъ. Мнніе начальницы о Розанн было (несмотря на ея прежніе поступки), что это была двушка рдкая и что ей только нуженъ былъ случай для того, чтобъ оказаться достойной участія любой христіанки. Милэди (будучи такой христіанкой, какую трудно было бы сыскать) сказала начальниц на это:
— Розанна Спирманъ будетъ имть этотъ случай у меня въ услуженіи.
Черезъ недлю Розанна Спирманъ поступала къ намъ въ домъ второю служанкой. Ни одной душ не была разсказана исторія этой двушки, кром миссъ Рэчель и меня. Милэди, удостоивавшая совтоваться си мною во многомъ, посовтовалась со мной и о Розанн. Принявъ послднее время привычку покойнаго сэр-Джона всегда соглашаться съ милэди, я искренно согласился съ нею и относительно Розанны Спирманъ.
Никакая двушка не могла имть лучшаго случая, какой былъ дань этой бдной двушк. Никто изъ прислуги не могъ упрекать ее прошлымъ, потому что никто этого не зналъ. Она получала жалованье и пользовалась преимуществами наравн со всми остальными, и время-отъ-времени милэди дружескимъ словцомъ поощряла ее. За то, я долженъ сказать, что и она оказалась достойною такого ласковаго обращенія. Хоти она была далеко не крпкаго здоровья и подвержена иногда обморокамъ, о которыхъ я упоминалъ выше, она исполняла свое дло скромно и безропотно, старательно и хорошо. Но какъ-то она не пріобрла друзей между своими недругами, кром моей дочери Пенелопы, которая всегда была ласкова съ Розанной, хотя никогда не была съ ней коротка.
Не знаю, почему эта двушка не нравилась имъ. Въ ней не было красоты, чтобъ возбуждать въ другихъ зависть, она была самая некрасивая двушка во всемъ дом и вдобавокъ одно плечо ея было выше другого. Я думаю, что слуги были недовольны больше всего ея молчаливостью и наклонностью къ уединенію. Она читала или работала въ свободные часы, когда другіе болтали между собой. А когда наступала ея очередь выходить, девять разъ изъ десяти она спокойно надвала шляпку и выходила догулять одна. Она никогда не ссорилась, никогда не обижалась, она только упорно и вжливо держала себя поодаль отъ всхъ. Прибавьте къ этому, что при всей ея некрасивости, въ ней было что*то такое похожее не на служанку, а, на благородную госпожу. Можетъ быть, это проявлялось въ ея голос, а можетъ быть въ лиц. Я могу только сказать, что другія женщины напали на это съ самаго перваго дня, какъ она поступила къ намъ въ домъ, и говорили (совершенно несправедливо), что Розанна Спирманъ важничаетъ.
Разсказавъ теперь исторію Розанны, я долженъ только упомянуть объ одной изъ многихъ странностей этой странной двушки, а дотомъ уже перейти къ исторіи песковъ.
Домъ нашъ стоитъ высоко на йоркширскимъ берегу, возл самаго моря. Около насъ есть прекрасныя мста для прогулки во всхъ направленіяхъ, кром одного. Это одно но моему прогулка преотвратительная. Она ведетъ на четверть мили по печальному сосновому лсу и приводитъ васъ между низкими утесами къ самой уединенной и безобразной бухт на всемъ нашемъ берегу.
Песчаные холмы спускаются тутъ къ морю и кончаются двумя остроконечными скалами, выдающимися одна напротивъ другой я теряющимися изъ вида въ вод. Одна называется Свернымъ, а другая Южнымъ Утесомъ. Между этими двумя скалами, колеблясь въ разныя стороны, въ извстное время года, лежатъ самые ужасные зыбучіе пески на йоркширскомъ берегу. Во время отлива что-то происходитъ въ неизвстной глубин, заставляя всю поверхность зыбучихъ песковъ дрожать самымъ замчательнымъ образомъ. Это заставило здшнихъ жителей дать имъ названіе Зыбучихъ Песковъ. Большая насыпь, идущая на полмили возл устья бухты, останавливаетъ силу океана. Лтомъ и зимой, когда приливъ заливаетъ пески, море какъ-будто оставляетъ свои волны на насыпи, катить ихъ, тихо воздымаясь, и безмолвно покрываетъ песокъ. Уединенное и страшное мсто, могу уврить васъ. Ни одна лодка не осмливается входить въ эту бухту. Дти изъ нашей рыбачьей деревни называемой Коббс-Голь, никогда не приходятъ сюда играть. Даже птицы, какъ мн кажется, летятъ подальше отъ Зыбучихъ Песковъ. Чтобы молодая женщина, имя возможность выбирать изъ десяти пріятныхъ прогулокъ и всегда найти спутниковъ, которые были бы готовы идти съ нею, если она скажетъ только: ‘Пойдемте!’ предпочитала, это мсто и работала тмя читала тутъ совсмъ одна, когда ея очередь выйти со двора, превосходить всякое вроятіе, увряю васъ. Однако это правда, объясняйте какъ можете, что это была любимая прогулка Розанны Спирманъ. Она только раза два ходила въ Коббс-Голь къ единственному другу, котораго она имла въ нашихъ мстахъ — о которомъ я поговорю впослдствіи. Это также правда, что я теперь иду къ этому самому мсту, звать двушку обдать. Это благополучно возвращаетъ насъ съ самому началу и направляетъ насъ опять на дорогу къ пескамъ.
Я не встртилъ двушку въ сосновомъ лсу. Когда я вышелъ по песчанымъ холмамъ къ берегу, я увидалъ ее въ маленькой соломенной шляпк и въ простомъ сромъ манто, который она всегда носитъ, чтобъ скрыть свое уродливое плечо, на сколько возможно. Она сидла одна и смотрла на море и на пески.
Она вздрогнула, когда и подошелъ къ ней, и отвернулась отъ меня. Какъ глава прислуги, я никогда не пропуская, по принципу, безъ изслдованія, когда мн не смотрятъ прямо въ лицо — я повернулъ ее къ себ и увидалъ, что она плачетъ. Мой носовой платокъ — одинъ изъ полудюжины прекраснйшихъ фуляровыхъ носовыхъ платковъ, подаренныхъ мн милэди — лежалъ у меня въ карман. Я вынулъ его и сказалъ Розанн:
— Пойдемте и сядьте со мной, моя милая, на покатомъ берегу. Я прежде вытру вамъ глаза, а потомъ осмлюсь спросить, о чемъ вы плакали.
Когда доживете до моихъ лтъ, вы узнаете, что садиться на покатистомъ берегу гораздо больше возьметъ времени, чмъ кажется вамъ теперь. Пока я усаживался, Розанна вытерла себ глаза носовымъ платкомъ гораздо хуже моего — дешевымъ кембриковымъ. Она казалась очень спокойна и очень несчастна, но сла возл меня какъ послушная двочка, когда я ей веллъ. Если вы желаете скоре утшить женщину, возьмите ее на колни. Я подумалъ объ этомъ золотомъ правил, но Розанна не Нанси, вотъ въ томъ-то и дло!
— Теперь скажите мн, моя милая, продолжалъ а: — о чемъ вы плакали?
— О прошедшихъ годахъ, мистеръ Беттереджъ, спокойно отвчала Розанна.— Моя прошлая жизнь иногда приходятъ мн на память.
— Полно, полно, моя милая, сказалъ я: — ваша прошлая жизнь вся изглажена. Почему бы Бамъ не забыть о ней?
Она взяла меня за полу сюртука. Я старикъ неопрятный и пачкаю платье, когда мъ и пью. То одна женщина, то другая отчищаетъ меня. Наканун Розанна вывела пятно съ ноли сюртука какимъ-то новымъ составомъ, уничтожающимъ всевозможныя пятна. Жиръ вышелъ, но на сукн осталось темное пятнышко. Двушка указала на это мсто и покачала головой.
— Пятно снято, сказала она: — но мсто, на которомъ оно было, видно, мистеръ Беттереджъ — мсто видно!
На замчаніе, сдланное человку невзначай, по поводу его собственнаго сюртука, отвчать не легко. Что-то такое въ самой двушк заставляло меня особенно сожалть о ней въ эту минуту. У леи были каріе, прекрасные глаза, хотя она была некрасива вообще — и она смотрла да меня съ какимъ-то выраженіемъ къ моей счастливой старости и къ моей репутаціи, какъ на то, чего она никогда достигнуть не могла, такъ что мое сердце наполнилось состраданіемъ къ нашей второй служанк. Такъ какъ я не чувствовалъ себя способнымъ утшить ее, мн оставалось сдлать только одно — вести ее обдать.
— Помогите мн встать, сказалъ я.— Вы опоздали къ обду, Розанна — и я пришелъ за вами.
— Вы, мистеръ Беттереджъ! сказала она.
— Нанси послали за вами, продолжалъ я.— Ноя подумалъ, что отъ меня вы лучше примите маленькую брань.
Вмсто того, чтобъ помочь мн встать, бдняжка тихо пожала мн руку. Она. усиливалась удержаться отъ слезъ, и успла — за это и сталъ уважать ее.
— Вы очень добры, мистеръ Беттереджъ, сказала она.— Я не хочу обдать сегодня — позвольте мн подольше посидть здсь.
— Почему вы любите здсь бывать? спросилъ я.— Что заставляетъ васъ постоянно приходить въ это печальное мсто?
— Что-то привлекаетъ меня сюда, сказала двушка, выводя пальцемъ фигуры по песку.— Я стараюсь не приходить сюда и не могу. Иногда, прибавила она тихимъ голосомъ, какъ бы путаясь своей собственной фантазіи: — иногда, мистеръ Беттереджъ, мн кажется, что могила ожидаетъ меня здсь.
— Васъ ожидаетъ жареная баранина и пудингтъ съ саломъ! сказалъ я.— Ступайте сейчасъ обдать. Вотъ что выходитъ, Розанна, когда думаешь съ тощимъ желудкомъ.
Я говорилъ строго, чувствуя естественное негодованіе (въ мои лта), что двадцатипятилтняя женщина говоритъ о смерти.
Она какъ будто не слыхала моихъ словъ. Она положила руку на мое плечо и удержала меня возл себя.
— Мн кажется, это мсто околдовало меня, сказала она.— Я мечтаю о немъ и день и ночь, думаю о немъ, когда сижу за шитьемъ. Вы знаете, что я признательна, мистеръ Беттереджъ — вы знаете, что я стараюсь заслужить вашу доброту и довріе ко мн милэди. Но я спрашиваю себя иногда, не слишкомъ ли спокойна и хороша здшняя жизнь для такой женщины, какъ я, посл всего, что я испытала, мистеръ Беттереджъ — посл всего, что я вынесла. Я больше одинока между слугами, зная, что я не такова, какъ они, чмъ когда я здсь. Милэди не знаетъ, начальница исправительнаго дома не знаетъ, какимъ страшнымъ упрекомъ честные люди служатъ сами по себ такой женщин, какъ я. Не браните меня, милый, добрый мистеръ Беттереджъ. Я исполняю свое дло, не такъ ли? Пожалуйста не говорите милэди, что я недовольна — я довольна всмъ. Душа моя неспокойна иногда, вотъ и все.
Она отняла руку съ моего плеча и вдругъ указала мн на пески.
— Посмотрите! сказала она: — не удивительно ли? не страшно ли это? Я видла это разъ двадцать, а оно всегда ново для меня, какъ будто я никогда не видала его прежде!
Я взглянулъ, куда она указывала. Начался отливъ и страшный песокъ началъ колебаться. Широкая коричневая поверхность его медленно поднималась, а потомъ вся задрожала.
— Знаете, на что это кажется мн похожимъ? сказала Розанна, опять схвативъ меня за плечо.— Это похоже на то, будто сотня людей задыхается подъ этимъ пескомъ — вс усиливаются выдти на поверхность и вс тонутъ глубже и глубже въ его страшной глубин. Бросьте камень, мистеръ Беттереджъ. Бросьте камень, и посмотримъ, какъ втянетъ его песокъ!
Вотъ сумасбродныя-то рчи! Вотъ тощій желудокъ, дйствующій на растревоженную душу! Отвтъ мой — порядочно рзкій, въ виду пользы бдной двушки, увряю васъ — вертлся у меня на язык, когда его остановилъ внезапно голосъ между песчаными холмами, звавшій меня по имени.
— Беттереджъ! кричалъ этотъ голосъ: — гд вы?
— Здсь! закричалъ я въ отвтъ, не понимая, кто бы это могъ бытъ.
Розанна вскочила и стала смотрть въ ту сторону, откуда слышался голосъ. Я самъ собирался уже подняться, когда меня испугала внезапная перемна въ лиц двушки.
Лицо ея покрылось такимъ прекраснымъ румянцемъ, какого я никогда не видалъ у ней прежде, она какъ будто вся просіяла отъ безмолвнаго и радостнаго изумленія.
— Кто это? спросилъ я.
Розанна повторила мой же вопросъ:
— О! кто это? сказала она тихо, какъ бы про себя скоре, чмъ говоря со мной.
И обернулся и сталъ смотрть позади меня. Къ намъ подходилъ между холмами молодой человкъ съ блестящими глазами въ прекрасномъ сромъ платьи, въ такихъ же перчаткахъ и такой же шляп, съ розаномъ въ петлиц и съ улыбкой на лиц, которая могла бы вызвать въ отвтъ улыбку даже изъ зыбучихъ песковъ. Прежде чмъ я усплъ стать на ноги, онъ прыгнулъ да песокъ возл меня, схватилъ меня за шею, по иностранному обычаю, и такъ крпко обнялъ, что изъ меня чуть не вылетлъ духъ.
— Милый старичекъ Беттереджъ, сказалъ онъ: — я долженъ намъ семь шиллинговъ и шесть пенсовъ. Теперь вы знаете, кто я?
Господи, спаси насъ и помилуй! Это былъ — пріхавшій четыре часа ране того, чмъ мы его ожидали — мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ!
Прежде чмъ я усплъ сказать слово, я увидалъ, что мистеръ Фрэнклинъ съ удивленіемъ посмотрлъ на Розанну. Слдя за направленіемъ его глазъ, я тоже посмотрлъ на двушку, она покраснла еще больше прежняго, можетъ бытъ потому, что встртилась съ глазами мистера Фрэнклина, повернулась и вдругъ ушла, отъ насъ въ замшательств, совершенно для меня непонятномъ, не поклонившись молодому джентльмэну и не сказавъ мн ни слова — это совсмъ не походило на нее: боле вжливую и прилично держащую себя служанку трудно было найти.
— Какая странная двушка! сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Желалъ бы я знать, что такого удивительнаго увидала она во мн?
— Я полагаю, сэръ, отвчалъ я, подтрунивая надъ континентальнымъ воспитаніемъ нашего молодого джентльмэна: — се удивилъ вашъ заграничный лоскъ,
Я привелъ здсь небрежный вопросъ мистера Фрэнклина и мой глупый отвтъ въ утшеніе и поощреніе всмъ глупымъ людямъ — я примтилъ, что ограниченнымъ людямъ служитъ большимъ утшеніемъ узнать, что и т. которые умне ихъ, при случа поступаютъ не лучше ихъ. Ни мистеру Фрэнклину съ его удивительнымъ заграничнымъ воспитаніемъ, ни мн, въ моихъ лтахъ, съ моею опытностью и природнымъ умомъ, не пришло въ голову, что значило непонятное смущеніе Розанны Спирманъ. Она вышла у насъ изъ головы, бдняжка, прежде чмъ скрылось за несчастными холмами ея срое манто. Что жъ изъ этого, вы спросите весьма естественно. Читайте, добрый другъ, терпливо, и можетъ быть вы пожалете Розанну Спирманъ столько же, сколько пожаллъ ее я, когда узналъ всю правду.

Глава V.

Прежде всего, когда мы остались одни, я сдлалъ третью попытку приподняться съ песку. Мистеръ Фрэнклинъ остановилъ меня.
— Въ этомъ страшномъ мст есть одно преимущество, сказалъ онъ: — мы здсь одни. Не вставайте, Беттереджъ, я долженъ сказать вамъ кое-что.
Пока онъ говорилъ, я смотрлъ на него и старался найти сходство съ мальчикомъ, котораго я помнилъ, въ мущин, находившемся передо мною. Мущина сбилъ меня съ толку. Какъ я ни смотрлъ, я такъ же мало могъ бы увидать румяныя щепки мальчика, какъ и его щегольскую курточку. Цвтъ лица его сдлался блденъ, а нижняя часть лица покрылась, къ моему величайшему удивленно и разочарованію, кудрявой каштановой бородой и усами. Его живая развязность была очень пріятна и привлекательна, я съ этимъ согласенъ, по она не могла сравниться съ его прежней непринужденностью обращенія. Что еще хуже, онъ общалъ сдлаться высокимъ и не сдержалъ общанія. Онъ былъ гибокъ, строенъ и хорошо сложенъ, но ни крошечку не выше средняго роста. Словомъ, онъ совершенно обманулъ мои ожиданія. Годы не оставили въ немъ ничего прежняго, кром свтлаго, прямого взгляда глазъ. Въ этотъ я опять узнавалъ нашего милаго мальчика, и этимъ заключилъ мои дослдованія.
— Добро пожаловать въ родное мстечко, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ я.— Тмъ пріятне видть васъ, что вы пріхали нсколькими часами ране, чмъ мы ожидали васъ.
— Я имлъ причину пріхать раньше, мистеръ Беттереджъ, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я подозрвалъ, Беттереджъ, что за мной слдили и подстерегали меня въ Лондон три или четыре дня, и я пріхалъ съ утреннимъ, а не съ послднимъ поздомъ, потому что мн хотлось ускользнуть отъ одного мрачной наружности иностранца.
Слова эти чрезвычайно удивили меня. Въ голов моей промелькнула какъ молнія мысль о трехъ фокусникахъ и о предположеніи Пенелопы, что они намрены сдлать какой-то вредъ мистеру Фрэнклину Блэку.
— Кто слдилъ за вами, сэръ — и зачмъ? спросилъ я.
— Разскажите мн о трехъ индійцахъ, которые были у васъ сегодня, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ, не обращая вниманія на мой вопросъ.— Можетъ быть, Беттереджъ, мой иностранецъ и ваши три фокусника окажутся другъ другу съ родни.
— Вы какъ узнали о фокусникахъ, сэръ? спросилъ я, отвчая на вопросъ другимъ вопросомъ.
Я сознаюсь, что это былъ очень дурной тонъ. Но вдь вы не ожидаете многаго отъ бдной человческой натуры — не ожидайте же многаго и отъ меня.
— Я видлъ Пенелопу, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ: и Пенелопа сказала мн ваша дочь общала сдлаться хорошенькой, Беттереджъ, и сдержала свое общаніе. У Пенелопы маленькія уши и маленькія ноги. Разв покойная мистриссъ Беттереджъ обладала этими неоцненными преимуществами?
— Покойная мистриссъ Беттереджъ обладала множествомъ недостатковъ, сэръ, сказалъ я.— Одинъ изъ нихъ — если вы позволите упомянуть о немъ — состоялъ въ томъ, что она никогда не занималась серьезно ничмъ. Она скоре походила на муху, чмъ на женщину, она не могла остановиться ни на чемъ.
— Она пришлась, какъ-разъ по мн, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я также не останавливаюсь ни на чемъ. Беттереджъ, вы сдлались еще остроумне прежняго. Ваша дочь это говорила, когда а разспрашивалъ ее подробно о фокусникахъ. ‘— Батюшка разскажетъ вамъ, сэръ, онъ удивительный человкъ для своихъ нтъ и выражается безподобно.’ Собственныя слона Пенелопы — она божественно покраснла. Даже мое. уваженіе къ намъ не удержало меня отъ того, чтобы… Но это все-равно, я зналъ ее, когда она была ребенкомъ, и она не сдлалась для меня хуже отъ этого. Будемъ говорить серьезно. Что длали фокусники?
Я былъ несовсмъ доволенъ моей дочерью — не за то, что она позволила мистеру Фрэнклину поцловать себя, мистеру Фрэнклину это позволялось — но за то, что заставляла меня повторять эту глупую исторію. Однако длать было нечего, оставалось разсказать вс обстоятельства. Веселость мистера Фроиплина пропадала но мр того, какъ я говорилъ. Онъ сидлъ нахмуривъ брови и дергая себя за бороду. Когда я кончилъ, онъ повторилъ посл меня два вопроса, которые главный фокусникъ сдлалъ мальчику — вроятно для того, чтобы хорошенько запечатлть ихъ въ своей памяти.
— По этой дорог, а не по другой подетъ сегодня англичанинъ? Иметъ англичанинъ это при себ? Я подозрваю, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ, вынимая изъ кармана маленькій запечатанный пакетъ: — что это значитъ вотъ что: это, Беттередніъ, значитъ знаменитый алмазъ моего дяди Гернкастля.
Великій Боже! сэръ! вскричалъ я.— Какъ это попалъ къ вамъ алмазъ нечестиваго полковника?
— Нечестивый полковникъ въ завщаніи своемъ отказалъ этотъ алмазъ въ подарокъ на день рожденія моей кузин Рэчель, сказалъ мастеръ Фрэнклинъ: — а мой отецъ, какъ душеприкащикъ нечестиваго полковника, поручилъ мн привезти его сюда.
Еслибы море, тихо плескавшееся по зыбучему песку, вдругъ превратилось въ сухую землю передъ моими глазами, сомнваюсь, удивило ли бы меня это боле, чмъ слова мистера Фрэнклина.
— Полковникъ отказалъ алмазъ миссъ Рэчель? сказалъ я.— А вашъ отецъ, сэръ, душеприкащикъ полковника! Ну! прозакладывалъ бы я что вамъ угодно, мистеръ Фрэнклинъ, что вашъ отецъ не захотлъ бы дотронуться до полковника даже щипцами!
— Сильныя выраженія, Беттереджъ. Что ложно сказать противъ полковника? Онъ принадлежалъ гл. вашему времени, не къ моему. Разскажите мн что знаете о немъ, а и разскажу намъ, какъ отецъ мои сдлался его душеприкащикомъ, и еще кое о чемъ. Я сдлалъ въ Лондон нкоторыя открытія о моемъ дяд Гернкастл и его алмаз, которыя кажутся мн не совсмъ благовидны, и я желаю, чтобы вы подтвердили ихъ. Вы назвали его сейчасъ нечестивымъ полковникомъ. Поищите въ вашей памяти, старый другъ, и скажите мн почему.
Я видлъ, что онъ говоритъ серьезно, и разсказалъ ему все.
Вотъ сущность того, что я сказалъ, написанная единственно для васъ. Будьте внимательны, а то вы совсмъ собьетесь съ толку, когда и зайдемъ подальше въ этой исторіи. Выкиньте изъ головы дтей, обдъ, новую шляпку я что бы тамъ ни было. Постарайтесь, не можете ли забыть политику, лошадей, курсы въ Сити и непріятности въ вашемъ клуб. Я надюсь, что вы не разсердитесь на мою смлость, я длаю это только для того, чтобы возбудить ваше вниманіе, кроткій читатель. Боже! разв я не видалъ въ вашихъ рукахъ величайшихъ авторовъ и разв я не знаю, какъ легко отвлекается ваше вниманіе, когда его проситъ книга, а не человкъ?
Я говорилъ нсколько времени объ отц милэди, старомъ лорд съ крутымъ нравомъ и длиннымъ языкомъ. У него было всего-на-всего пять человкъ дтей. Сначала два сына, потомъ посл довольно долгаго времени жена его опять сдлалась беременна и три молодыя двицы явились на свтъ одна за другою такъ скоро, какъ только позволяла это природа, моя госпожа, какъ уже было упомянуто, была самая младшая и самая лучшая изъ трехъ. Изъ двухъ сыновей, старшій Артръ наслдовалъ титулъ и имніе отца. Второй, высокородный Джонъ, получилъ прекрасное состояніе, оставленное ему однимъ родственникомъ, и опредлился въ военную службу.
Дурна та птица, которая пачкаетъ свое собственное гнздо. Я считаю благородную фамилію Гернкастлей моимъ гнздомъ и сочту милостью, если мн позволятъ не входить въ подробности о высокородномъ Джон. Я считаю его по совсти однимъ изъ величайшихъ негодяевъ, когда-либо существовавшихъ на свт. Едвали я могу сказать о немъ что-нибудь боле или мене. Онъ началъ службу съ гвардейскаго полна. Онъ долженъ былъ выйти оттуда прежде, чмъ ему минуло двадцать-два года — все-равно почему бы то ни было. Въ арміи слиткомъ большая строгость была не по силамъ высокородному Джону. Онъ отправился въ Индію, посмотрть, такая же ли тамъ строгость, и попробовать дйствительной службы. Относительно храбрости (надо отдать ему справедливость) онъ былъ смсью бульдога, бойца-птуха и дикаря. Онъ былъ при взятіи Серингапатама. Вскор посл этого онъ перешелъ въ другой полкъ, а впослдствіи въ третій. Тутъ онъ былъ произведенъ въ полковники, получить солнечный ударъ и воротился въ Англію.
Онъ пріхалъ съ такой репутаціей, которая заперла ему двери всхъ его родныхъ, милэди (только что вышедшая замужъ) первая объявила (съ согласія сэр-Джона), что ея братъ никогда не войдетъ къ ней въ домъ. Много пятенъ на полковник заставляли всхъ обгать его, но мн надо здсь упомянуть только о пятн, навлеченномъ на него алмазомъ.
Говорили, что онъ завладлъ этой индійской драгоцнностью такими способами, въ которыхъ какъ ни былъ онъ дерзокъ, онъ не смлъ признаться. Онъ никогда не пытался продать алмазъ — не нуждаясь въ деньгахъ и (опять надо отдать ему справедливость) не дорожа ими. Онъ никому его не дарилъ и не показывалъ его ни одной живой душ. Одни говорили, будто онъ боялся, чтобъ это не навлекло ему непріятностей отъ начальства, другіе (не знавшіе натуру этого человка) говорили, что онъ боится, что если покажетъ алмазъ, то это будетъ стоить ему жизни.
Въ этихъ послднихъ слухахъ, можетъ статься, была доля правды. Было бы несправедливо сказать, что одъ боится, но это фактъ, что жизнь его два раза подвергалась опасности въ Индіи, и вс твердо были убждены, что Лунный камень былъ этому причиной. Когда полковникъ воротился въ Англію и увидалъ, что вс его обгаютъ, опять вс приписали это Лунному камню. Тайна жизни полковника мшала полковнику во всемъ и изгнала его изъ среды его соотечественниковъ. Мущины не пускали его въ свои клубы, женщины — а ихъ было не мало — на которыхъ онъ хотлъ жениться, отказывали ему, друзья и родственники вдругъ длались близоруки, встрчаясь съ нимъ на улиц.
Другіе въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ постарались бы оправдаться передъ свтомъ. Но уступить, даже когда одъ былъ неправъ и когда все общество возстало противъ него, было не въ привычкахъ высокороднаго Джона. Онъ держалъ при себ алмазъ въ Индіи, желая показать, что онъ не боится быть убитымъ. Онъ оставилъ при себ алмазъ въ Англіи, желая показать, что презираетъ общественнымъ мнніемъ. Вотъ вамъ портретъ этого человка какъ на полотн: характеръ шедшій всему наперекоръ и лицо, хотя красивое, но съ дьявольскимъ выраженіемъ.
Время отъ времени до насъ доходили о немъ самые различные слухи. Иногда говорили, будто онъ сталъ курить опіумъ и собирать старыя книги, иногда, будто онъ производитъ какіе-то странные химическіе опыты, иногда, будто онъ пьянствуетъ и веселится съ самыми низкими людьми въ самыхъ низкихъ лондонскихъ трущобахъ. Какъ бы то ни было, полковникъ велъ уединенную, порочную, таинственную жизнь, одинъ разъ, только одинъ разъ, посл его возвращенія въ Англію я самъ видлъ его лицомъ къ лицу.
Около двухъ лтъ до того времени, о которомъ я теперь пишу, и года за полтора до своей смерти, полковникъ неожиданно пріхалъ въ домъ милэди въ Лондон. Это былъ день рожденія миссъ Рэчель, двадцать-перваго іюня, и въ честь итого дня, по обыкновенію, были гости. Лакей пришелъ сказать мн, что какой-то господинъ желаетъ меня видть.
Войдя въ переднюю, я нашелъ полковника, похудвшаго, состарвшагося, изнуреннаго и оборваннаго, но по прежнему дерзкаго и злого.
— Ступайте къ моей сестр, сказалъ онъ:— и доложите ей, что я пріхалъ пожелать моей племянниц много разъ счастливо встрчать этотъ день.
Онъ уже нсколько разъ пытался письменно примириться съ милэди, больше ни для чего, я твердо въ этомъ убжденъ, какъ для того, чтобъ сдлать ей непріятность. Но къ намъ въ домъ онъ пріхалъ въ первый разъ. У меня вертлось на язык сказать ему, что у милэди гости. По дьявольское выраженіе на лиц его пугало меня. Я пошелъ наверхъ съ его порученіемъ и, по его собственному желанно, оставилъ его ждать въ передней. Слуги вытаращили на него глаза, стоя поодаль, какъ будто онъ былъ ходячая разрушительная машина, начиненная порохомъ и ядрами, которая могла каждую минуту произвести между ними взрывъ.
Милэди также обладаетъ, крошечку — не боле — фамильной горячностью.
— Скажите полковнику Гернкастлю, сказала она, когда я передалъ ей порученіе ея брата:— что миссъ Вериндеръ занята, а я не хочу его видть.
Я старался уговорить милэди дать отвтъ повжливе, зная, что полковникъ не придерживается гой сдержанности, которой вообще подчиняются джентльмены. Совершенно безполезно! Фамильная горячность тотчасъ вспыхнула на меня.
— Когда мн нуженъ вашъ совтъ, сказала милэди: — вы знаете, что я сама спрашиваю васъ. Теперь я васъ не спрашиваю.
Я пошелъ внизъ съ этимъ порученіемъ, взявъ смлость передать его въ потомъ и исправленномъ вид.
— Милэди и миссъ Рэчсль сожалютъ, что он заняты, полковникъ, сказалъ я:— и просятъ извинить, что он не будутъ имть чести видть васъ.
Я ожидалъ, что онъ вспылить даже при той вжливости, съ какою я передалъ отвтъ милэди. Къ удивленію моему, ничего подобнаго не случилось, полковникъ испугалъ меня, принявъ это съ неестественнымъ спокойствіемъ. Глаза его, срые, блестящіе, устремились на меня съ минуту, онъ засмялся, не громко, какъ другіе люди, а про себя, тихо и страшно зло.
— Благодарю васъ, Беттереджъ, сказалъ онъ:— я буду помнить день рожденія моей племянницы.
Съ этими словами онъ повернулся и вышелъ изъ дома.
Наступилъ слдующій день рожденія и мы услыхали, что полковникъ боленъ и лежитъ въ постели. Полгода спустя — то-есть за полгода до того времени, о которомъ я теперь пишу — милэди получила письмо отъ одного весьма уважаемаго пастора. Оно сообщало два удивительныхъ фамильныхъ извстія. Во-первыхъ, что полковникъ простилъ своей сестр на смертномъ одр, во-вторыхъ, что онъ простилъ и всмъ другимъ и имлъ весьма назидательную кончину. Я самъ (несмотря на епископовъ и пасторовъ) имю нелицемрное уваженіе къ церкви, но я убжденъ, что высокородный Джонъ постоянно находился во власти дьявола и что послдній гнусный поступокъ въ жизни этого гнуснаго человка состоялъ въ томъ (съ позволенія вашего сказать), что онъ обманулъ священника.
Вотъ сущность того, что я разсказалъ мистеру Фрэнклину. Я замтилъ, что онъ слушалъ все внимательне по мр того, какъ я продолжалъ, также, что разсказъ о томъ, какъ сестра не приняла полковника въ день рожденія его племянницы, повидимому, поразилъ мистера Фрэнклина какъ выстрлъ попавшій въ цль. Хотя онъ въ этомъ не сознался, я увидалъ довольно ясно но его лицу, что это растревожило его.
— Вы сказали все что знали, Беттереджъ, замтилъ онъ.— Теперь моя очередь. Но прежде чмъ я разскажу вамъ, какія открытія я сдлалъ въ Лондон и какимъ образомъ сталъ замшанъ въ этомъ дл объ алмаз, я желаю знать одно. По вашему лицу видно, мой старый другъ, что вы какъ будто не совсмъ понимаете, къ какой цли ведетъ наше совщаніе. Обманываетъ меня ваше лицо?
— Нтъ, сэръ, отвчалъ я.— Мое лицо въ этомъ случа, покрайней мр, говоритъ правду.
— Въ такомъ случа, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— я постараюсь поставить васъ на одну точку зрнія со мною, прежде чмъ мы пойдемъ дале. Я вижу три очень серьезныхъ вопроса, заключающихся въ подарк полковника на день рожденія моей кузин Рэчель. Слушайте меня внимательно, Беттереджъ, и пересчитывайте по пальцамъ, если это поможетъ вамъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ, находя нкоторое удовольствіе показать, какъ онъ можетъ быть дальновиденъ, что такъ хорошо напомнило мн т прежнія времена, когда онъ былъ мальчикомъ. Вопросъ первый: былъ ли алмазъ полковника предметомъ заговора въ Индіи? Вопросъ второй: послдовалъ ли заговоръ за алмазомъ полковника въ Англію? Вопросъ третій: зналъ ли полковникъ, что заговоръ послдовалъ за алмазомъ, и не съ умысломъ ли оставилъ онъ въ наслдство непріятности и опасность своей сестр, посредствомъ ея невинной дочери? Вотъ къ чему я стремлюсь, Беттереджъ. Не путайтесь.
Хорошо было это говорить, но онъ уже напугалъ меня.
Если онъ былъ правъ, то въ нашъ спокойный англійскій домъ вдругъ ворвался дьявольскій индійскій алмазъ, а за нимъ заговоръ живыхъ мошенниковъ, спущенныхъ на насъ мщеніемъ мертвеца. Вотъ каково было наше положеніе, обнаружившееся мн въ послднихъ словахъ мистера Фрэнклина! Кто когда-либо слыхалъ что-нибудь подобное — въ девятнадцатомъ столтіи, замтьте, въ вкъ прогреса, въ стран наслаждающейся благами британской конституціи? Никто никогда не слыхалъ личего подобнаго, и слдовательно, никто не можетъ этому поврить. Однако, несмотря на это, я буду продолжать мой разсказъ.
Когда вы вдругъ испугаетесь въ такомъ род, какъ я испугался теперь, этотъ испугъ почти всегда отзовется у васъ въ желудк, и тогда ваше вниманіе развлекается и вы начинаете вертться. Я молча завертлся, сидя на песк. Мистеръ Фрэнклинъ примтилъ, какъ я боролся съ встревоженнымъ желудкомъ или духомъ — какъ вы хотите, это одной тоже — и остановившись именно въ ту минуту, когда онъ готовился начать свой разсказъ, спросилъ меня рзко:
— Что вамъ нужно?
Что мн было нужно? Ему я не сказалъ, но вамъ я скажу по секрету. Мн хотлось закуритъ трубку и почитать Робинзона Крузо.

ГЛАВА VI.

Оставивъ при себ мои чувства, я почтительно просилъ мистера Фрэнклина продолжать. Мистеръ Фрэнклинъ отвчалъ: ‘Не вертитесь, Беттереджъ’ и продолжалъ.
Первыя слова нашего молодого джентльмэна сообщили мн, что открытія, относящіяся къ нечестивому полковнику и къ алмазу, начались съ посщенія, которое онъ сдлалъ (прежде чмъ пріхалъ къ намъ) къ стряпчему своего отца въ Гэмстидъ. Мистеръ Фрэнклинъ случайно проговорился однажды, когда они сидли вдвоемъ посл обда, что отецъ поручилъ ему отвезти миссъ Рэчель подарокъ ко дню ея рожденія. Слово за слово и кончилось тмъ, что стряпчій сказалъ, въ чемъ состоялъ этотъ подарокъ и какъ возникли дружескія отношенія между покойнымъ полковникомъ и мистеромъ Блякомъ старшимъ. Обстоятельства такъ необыкновешгы, что я сомнваюсь, способенъ ли я какъ слдуетъ разсказать ихъ. Я предпочитаю передать открытія мистера Фрэнклина его собственными словами.
— Вы помните то время, Беттереджъ, сказалъ онъ: — когда отецъ мой пытался доказать свои права на это несчастное герцогство? Ну, въ это самое время и дядя Гернкастль воротился. Отецъ мой узналъ, что у его шурина есть какія-то бумаги, которыя могли быть полезны для его процеса. Онъ пріхалъ къ полковнику подъ предлогомъ поздравить его съ пріздомъ бъ Англію. Полковника нельзя было провести такимъ образомъ.
‘— Вамъ нужно что-нибудь, сказалъ онъ,— иначе вы не компрометировали бы свою репутацію, пріхавъ ко мн.’ Отецъ мой понялъ, что ему больше ничего не остается, какъ откровенно признаться во всемъ, онъ тотчасъ сознался, что ему нужны бумаги. Полковникъ просилъ день на размышленіе. Отвтъ его пришелъ въ вид чрезвычайно страннаго письма, которое пріятель мой стряпчій показалъ мн. Полковникъ начиналъ тмъ, что онъ иметъ надобность до моего отца и предлагаетъ размну дружескихъ услугъ между ними. Случайности воины (выраженіе, употребленное имъ) доставили ему обладаніе одними изъ самыхъ большихъ алмазовъ въ свт, и онъ имлъ поводи думать, что ни онъ, ни его драгоцнный камень не были въ безопасности ни въ одномъ дом, ни въ одной части свта, если онъ оставитъ этотъ камень при себ. При этихъ опасныхъ обстоятельствахъ онъ ршился отдать алмазъ на храненіе другому человку. Этотъ человкъ не подвергался никакому риску Онъ можетъ отдать драгоцнный камень на храненіе въ любое мсто — какъ напримръ къ банкиру или ювелиру — у которыхъ есть особая кладовая для храненія движимостей высокой цны, его личная отвтственность въ этомъ дл будетъ пассивнаго свойства. Онъ обязуется получать — или самъ, дли черезъ надежнаго повреннаго — по заране условленному адресу, въ заране условленные дни каждый годъ, письмо отъ полковника съ простимъ извстіемъ, что онъ живъ. Въ случа, если письмо не будетъ получено въ условленный день, молчаніе полковника можетъ служить врнымъ признакомъ, что онъ убитъ. Въ такомъ случа, но не иначе, инструкціи относительно распоряженія алмазомъ, запечатанныя и хранящіеся вмст съ нимъ, должны быть вскрыты и безусловно исполнены. Если отецъ мой согласится принять это странное порученіе, то бумаги полковника будутъ отданы въ его распоряженіе. Вотъ что заключалось въ письм.
— Что сдлалъ вашъ отецъ, сэръ? спросилъ я.
— Что онъ сдлалъ? повторилъ мистеръ Фрэнклинъ: — вамъ скажу, что онъ сдлалъ. Онъ приложилъ неоцненную способность, называемую здравымъ смысломъ, къ письму полковника. Онъ объявилъ, что все это — чистая нелпость. Гд-то въ своихъ странствованіяхъ по Индіи полковникъ подцпилъ дрянное стеклышко, которое онъ принялъ за алмазъ. Что касается опасенія былъ убитымъ и предосторожностей, придумываемыхъ для сохраненія его жизни и этого стеклышка, то нын девятнадцатое столтіе и каждому человку въ здравомъ ум стоитъ только обратиться къ полиціи. Извстно, что полковникъ много лтъ уже употреблялъ опіумъ, и если единственный способъ достать драгоцнныя бумаги состоялъ въ томъ, чтобы принять бредъ опіума за фактъ, то отецъ мой былъ вполн готовъ принять на себя возлагаемую на него смшную отвтственность — тмъ охотне, что она не навлекала на него никакихъ хлопотъ. Алмазъ и запечатанныя инструкціи были отданы въ кладовую банкира, а письма полковника, періодически сообщавшія, что онъ живъ, получались и распечатывались стряпчимъ, какъ довреннымъ моего отца. Ни одинъ умный человкъ въ подобномъ положеніи не могъ взглянуть на это дло другимъ образомъ. Намъ только то кажется вроятнымъ, Беттереджъ, что согласно съ нашей обыденной опытностью, и мы вримъ роману только тогда, когда прочтемъ его въ газет.
Изъ этого я увидлъ ясно, что мистеръ Фрэнклинъ считаетъ мнніе отца о полковник опрометчивымъ и ошибочнымъ,
— А ваше какое мнніе объ этомъ дл, сэръ? спросилъ я.
— Дайте прежде кончить исторію полковника, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Въ ум англичанина есть любопытное отсутствіе системы, и вашъ вопросъ, мои старый другъ, служитъ этому примромъ. Когда мы перестаемъ длать машины, мы (въ умственномъ отношеніи) самый неряшливый народъ во всей вселенной.
‘Вотъ оно заграничное-то воспитаніе! подумалъ я. ‘Онъ, должно быть, во Франціи научился подтрунивать надъ пани.’
Мистеръ Фрэнклинъ опять взялъ порванную нить разсказа и продолжалъ:
— Отецъ мой получилъ нужныя бумаги и съ той поры не видалъ боле своего шурина. Каждый годъ, въ заране условленные дни, заране условленное письмо получалось отъ полковника и распечатывалось стряпчимъ. Я видлъ цлую кучу этихъ писемъ. Вс они написаны одной и той же краткой дловой формой, словъ: ‘Сэръ, — это удостовритъ васъ, что я еще живъ. Пусть алмазъ остается попрежнему. Джонъ Гернкастль.’ Вотъ все, что онъ писалъ, и приходило это аккуратно къ назначенному дню. Но шесть или восемь мсяцевъ тому назадъ форма, письма измнилась въ первый разъ. Теперь было: ‘Сэръ,— говорятъ, что я умираю. Прізжайте ко мн и помогите мн написать завщаніе.’ Стряпчій похалъ и нашелъ полковника въ маленькой подгородной вилл, окруженной принадлежащей къ ней землей, гд полковникъ жилъ одинъ съ тхъ поръ, какъ оставилъ Индію. Одъ держалъ собакъ, кошекъ и птицъ для компаніи, но ни одного человческаго существа, кром женщины, приходившей ежедневно для присмотра за хозяйствомъ, и доктора. Завщаніе было очень просто. Полковникъ истратилъ большую часть своего состоянія на химическіе опыты. Его завщаніе начиналось и кончалось тремя пунктами, которые онъ продиктовалъ въ постели въ полномъ обладаніи своими умственными способностями. Въ первомъ пункт онъ обезпечивалъ содержаніе и уходъ на его животными. Вторымъ пунктомъ основывалась каедра экспериментальной химіи въ одномъ изъ сверныхъ университетовъ. Въ третьемъ полковникъ завщалъ Лунный камень въ подарокъ на день рожденія своей племянниц, съ условіемъ, чтобы отецъ мой былъ душеприкащикомъ. Отецъ мои сначала отказался. Однако, подумавъ нсколько, онъ уступилъ отчасти, потому что былъ увренъ, что обязанность душеприкащика не доставитъ ему никакихъ хлопотъ, отчасти по намеку стряпчаго, сдланнаго въ виду интересовъ Рэчель, что алмазъ все-таки можетъ стоить чего-нибудь.
— Полковникъ не сказалъ, сэръ, спросилъ я: — по какой причин онъ отказалъ алмазъ миссъ Рэчель?
— Онъ не только сказалъ, но написалъ эту причину въ своемъ завщаніи, отвтилъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я взялъ себ выписку, которую вы сейчасъ увидите. Не спшите, Беттереджъ! Все должно идти попорядку. Вы слышали о завщаніи полковника, теперь вы должны услышать, что случилось посл его смерти. Формальности требовали, чтобы алмазъ былъ оцненъ, прежде чмъ завщаніе будетъ предъявлено. Вс ювелиры, къ которымъ обращались, тотчасъ подтвердили увреніе полковника, что онъ обладаетъ самымъ большимъ алмазомъ въ свт. Вопросъ о врной оцнк представилъ нкоторыя довольно серьезныя затрудненія. Величина длала его феноменомъ между алмазами, цвтъ ставилъ его въ категорію совершенно отдльную, и въ добавокъ къ этимъ сбивчивымъ элементамъ, въ немъ былъ недостатокъ въ вид пятна въ самой середин камня. Даже при этомъ послднемъ важномъ недостатк, самая низкая оцнка равнялась двадцати тысячамъ фунтовъ. Представьте себ удивленіе моего отца: онъ чуть-было не отказался отъ обязанности душеприкащика, чуть-было не выпустилъ изъ нашей фамиліи эту великолпную драгоцнность! Интересъ, возбужденный въ немъ этимъ дломъ, заставилъ его вскрыть запечатанныя инструкціи, хранившіяся вмст съ алмазомъ. Стряпчій показалъ мн этотъ документъ вмст съ другими бумагами, и этотъ документъ (по моему мннію) подаетъ ключь къ заговору, угрожавшему жизни полковника.
— Стало быть, вы думаете, сэръ, сказалъ я: — что заговоръ былъ?
— Не обладая здравымъ смысломъ моего отца, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ:— я думаю, что жизнь полковника находилась въ опасности именно такъ, какъ онъ говорилъ. Запечатанная инструкція объясняетъ, отчего онъ все-таки умеръ спокойно на своей постели. Въ случа его насильственной смерти (то-есть въ случа, еслибы отъ него не было получено условленное письмо въ назначенный день), отецъ мой долженъ былъ секретно отправить Лунный камень въ Амстердамъ. Тамъ его отдать знаменитому рзчику и разбить его на четыре или на шесть отдльныхъ камней. Камни эти продать за то, что дадутъ, а вырученныя деньги употребить на основаніе той каедры экспериментальной химіи, о которой потомъ полковникъ упомянулъ въ своемъ завщаніи. Теперь, Беттереджъ, навострите-ка свой находчивый умъ и выведите заключеніе, къ какому ведутъ инструкціи полковника.
Я тотчасъ навострилъ свои умъ. Онъ былъ въ медленномъ англійскомъ род и все перепуталъ, пока мистеръ Фрэнклинъ указалъ, что слдовало видть.
— Замтьте, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ: — что цнность брилліанта искусно поставлена была въ зависимость отъ сохраненія жизни полковника отъ насильственной смерти. Онъ не довольствовался тмъ, что сказалъ врагамъ, которыхъ опасался: ‘Убейте меня — и вы будете не ближе къ алмазу, чмъ теперь. Онъ тамъ, откуда вы не можете его достать — въ кладовой банкира.’ Онъ сказалъ вмсто того: ‘Убейте меня — и алмазъ перестанетъ быть алмазомъ: его тождество уничтожится.’ Что это значитъ?
Тутъ, какъ мн показалось, умъ мой озарился чудной заграничной ясностью.
— Знаю! сказалъ я.— Это значитъ, что цна камня понизится и злоди останутся въ дуракахъ.
— Ничуть ни бывало! сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я объ этомъ справлялся. Алмазъ съ пятномъ, разбитыя на отдльные камни, будетъ стоить дороже, чмъ теперь, по той простой причин, что четыре или шесть прекрасныхъ брилліанта должны стоить дороже, чмъ одинъ большой камень, но съ пятномъ. Еслибы воровство для прибыли было цлью заговора, то инструкціи полковника ршительно длали бы алмазъ еще привлекательне для воровства. За него можно было получить больше денегъ, а продать гораздо легче, еслибъ онъ вышелъ изъ рукъ амстердамскихъ мастеровъ.
— Господи помилуй, сэръ! вскрикнулъ я:— въ чемъ же состоялъ заговоръ?
— Заговоръ, составленный индійцами, которымъ прежде принадлежалъ алмазъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— заговоръ, основанный на какомъ-то древнемъ индустанскомъ суевріи. Это мое мнніе, подтвержденное однимъ фамильнымъ документомъ, который находится при мн въ настоящую минуту.
Я теперь увидалъ, почему появленіе трехъ индійскихъ фокусниковъ у нашего дома показалось мистеру Фрэнклину обстоятельствомъ достойнымъ вниманія.
— Я не хочу навязывать вамъ насильно моего мннія, продолжалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Мысль объ избранныхъ служителяхъ древняго индустанскаго суеврія, посвятившихъ себя, несмотря на вс затрудненія и опасности, выжиданію удобнаго случая возвратить ихъ священную драгоцнность, кажется мн совершенно согласною съ тмъ, что намъ извстно о терпніи восточныхъ племенъ и о вліяніи восточныхъ религій. Но я человкъ съ живымъ воображеніемъ, и мясникъ, булочникъ и собиратель податей не кажутся мн единственной правдоподобной дйствительностью. Пусть же моя догадка цнится во что вамъ угодно и перейдемъ къ единственному практическому вопросу, касающемуся насъ. Переживетъ ли полковника заговоръ о Лунномъ камн? И зналъ ли полковникъ объ этомъ, когда оставлялъ скоси племянниц подарокъ ко дню ея рожденія?
Я начиналъ видть, что дло это ближе всего касается теперь милэди и миссъ Рэчель. Ни одного слова изъ сказаннаго имъ не ускользнуло отъ меня.
— Мн не очень хотлось, когда я узналъ исторію Луннаго камня, продолжалъ мистеръ Фрэнклинъ: — привозить его сюда, но другъ мой стряпчіи напомнилъ мн, что кто-нибудь долженъ же передать моей кузин наслдство дяди — я что я могу сдлать это точно такъ же, какъ и всякій другой. Когда я вынулъ алмазъ изъ банка, мн показалось, что за мной слдитъ на улиц какой-то оборванный, смуглый человкъ. Я отправился къ отцу взять мои вещи и нашелъ тамъ письмо, неожиданно удержавшее меня въ Лондон. Я воротился въ банкъ съ алмазомъ и опять видлъ этого оборваннаго человка. Вынимая снова алмазъ изъ банка сегодня утромъ, я увидалъ этого человка въ третій разъ, ускользнулъ отъ него и ухалъ (прежде чмъ онъ усплъ отыскать мои слды) съ утреннимъ, вмсто послобденнаго позди. Вотъ я здсь съ алмазомъ въ сохранности и цлости, и какое же первое извстіе встрчаетъ меня? Я узнаю, что здсь были три странствующихъ индійца и что мой пріздъ изъ Лондона и то, что я долженъ привезти съ собой, составляютъ два главныхъ предмета ихъ розысковъ въ то время, когда они думали, что они одни. Не стану терять время и слова на то, какъ они выливали чернила на руку мальчика и велло ему увидать вдали человка и нчто въ карман этого человка. Штука (которую я часто видалъ на Восток), и по моему мннію, и по вашему, боле ничего, какъ фокусъ-покусъ. Вопросъ, который мы теперь должны ршить, состоитъ въ томъ, не приписываю ли я ошибочно значеніе простой случайности, или мы дйствительно имемъ доказательство, что индійцы напали на слдъ Луннаго камня съ той минуты, какъ онъ взятъ изъ банка?
Ни онъ, ни я, казалось, не думали заняться этой частью изслдованіи. Мы посмотрли другъ на друга, потомъ посмотрли на приливъ, тихо заливавшій все выше и выше зыбучіе пески.
— О чемъ вы думаете? вдругъ спросилъ мистеръ Фрэнклинъ.
— Я думаю, сэръ, отвчалъ я: — что мн хотлось бы зарыть алмазъ въ зыбучій песокъ и ршить вопросъ такимъ образомъ.
— Если вы запрятали къ себ въ карманъ стоимость этого камня, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ: скажите это, Беттереджъ, и ладно!
Любопытно замтить какъ, когда у васъ неспокойно на душ, облегчаетъ васъ самая пустая шутка. Намъ показалась очень смшна мысль убжать съ законной собственностью миссъ Рэчель и ввести мистера Блэка, какъ душеприкащика, въ страшныя хлопоты, хотя теперь я не могу понять, что тутъ было смшного.
Мистеръ Фрэнклинъ первый навелъ разговоръ на настоящій предметъ. Онъ вынулъ изъ кармана конвертъ, вскрылъ его и подалъ мн лежавшую тамъ бумагу.
— Беттереджъ, сказалъ онъ: — мы должны въ виду интересовъ тетушки обсудить вопросъ о томъ, какая причина заставила полковника оставить это наслдство своей племянниц. Вспомните, какъ лэди Вериндеръ обращалась съ своимъ братомъ съ того Бремени, какъ онъ воротился въ Англію, до того, когда онъ сказалъ вамъ, что онъ будетъ помнить день рожденія племянницы. И прочтите это.
Онъ далъ мн выписку изъ духовной полковника. Она при мн, когда я пишу эти строки, и я для васъ списываю съ нея копію:
‘Въ-третьихъ и въ послднихъ, я дарю и завщаю моей племянниц Рэчель Вериндеръ, единственной дочери моей сестры Джуліи Вериндеръ, вдовы — если ея мать, сказанная Джулія Вериндеръ, будетъ жива пост моей смерти — желтый алмазъ, принадлежащій мн и извстный на Восток подъ названіемъ Луннаго камня, съ тмъ условіемъ, чтобы ея мать, вышеупомянутая Джулія Вериндеръ, была жива въ то время. И поручаю моему душеприкащику отдать мой алмазъ или ему самому, или черезъ какого-нибудь надежнаго представителя, котораго онъ выберетъ, въ собственныя руки вышеупомянутой племянницы моей Рэчель въ первый день ея рожденья посл моей смерти и въ присутствіи, если возможно, моей сестры, вышеупомянутой Джуліи Вериндеръ. И я желаю, чтобы вышеупомянутой сестр моей былъ сообщенъ посредствомъ врной копіи третій и послдній пунктъ моего завщанія, что я дарю алмазъ дочери ея Рэчель въ знакъ моего полнаго прощенія за тотъ вредъ, который ея поступки со мною сдлали моей репутаціи, а особенно въ доказательство, что я прощаю, какъ я слдуетъ умирающему, оскорбленіе, нанесенное мн какъ офицеру и джентльмену, когда ея слуга по ея приказанію не пустилъ меня къ ней въ день рожденія ея дочери.’
Еще много было написано распоряженій, если милэди или миссъ Рэчель не будутъ въ живыхъ во время кончины завщателя, чтобы алмазъ былъ отосланъ въ Голландію, сообразно запечатаннымъ инструкціямъ, первоначально положеннымъ на храненіе вмст съ нимъ. Деньги, вырученныя за продажу, въ такомъ случа слдовало прибавить къ деньгамъ, уже отказаннымъ въ завщаніи, для химической каедры въ одномъ изъ сверныхъ университетовъ.
Я возвратилъ бумагу мистеру Фрэнклину, ршительно не зная, что ему сказать. До этой минуты я думалъ (какъ вамъ извстно), что полковникъ умеръ такъ же нечестиво, какъ и жилъ. Я не скажу, чтобы копія съ этого завщанія заставила меня перемнить это мнніе, я только скажу, что она поколебала меня.
— Ну, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— теперь, когда вы прочли собственныя слова полковника, что вы скажете? Привезя Лунный камень къ тетушк въ домъ, служу ли я слпо его мщенію, или оправдываю его, какъ раскаявшагося христіанина?
— Тяжело вымолвятъ, сэръ, отвчалъ я:— что онъ умеръ съ гнуснымъ мщеніемъ въ сердц и съ гнуснымъ обманомъ на губахъ. Одному Богу извстна правда. Женя не спрашивайте.
Мистеръ Фрэнклинъ вертлъ и комкалъ въ рукахъ выписку изъ завщанія, какъ будто ожидалъ выжать изъ нея истину такимъ образомъ. Въ тоже время онъ замчательно измнился. Вмсто живого и веселаго, онъ сдлался теперь, совершенно непонятнымъ образомъ, тихимъ, торжественнымъ, задумчивымъ молодымъ человкомъ.
— Этотъ вопросъ иметъ дв стороны, сказалъ онъ: — объективную и субъективную. Которую намъ взять?
Онъ получилъ не только французское, но и нмецкое воспитаніе. До-сихъ-поръ онъ находился подъ вліяніемъ (какъ я полагалъ) одного изъ нихъ. А теперь (на сколько я могъ разобрать) другое заступило мсто. Одно изъ правилъ моей жизни никогда не примчать того, чего я не понимаю. Я выбралъ среднее между объективной и субъективной стороной. Сказать попросту, я вытаращилъ глаза и не сказалъ ничего.
— Извлечемъ внутренное значеніе изъ этого, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Зачмъ дядя отказалъ алмазъ Рэчель? Зачмъ онъ не отказалъ его тетушк?
— Это, по-крайней-мр, отгадать не трудно, сэръ, сказалъ я.— Полковникъ Гернкастль зналъ хороши, что милэди не захочетъ принять никакого наслдства отъ него.
— Почему могъ онъ знать, что Рэчель также не откажется?
Есть ли на свт такая молодая двица, сэръ, которая могла бы устоять отъ искушенія принять такой подарокъ, какъ Лунный камень?
— Это субъективный взглядъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— Вамъ длаетъ большую честь, Беттереджъ, что вы способны имть субъективный взглядъ. Но въ завщаніи полковника есть еще другая тайна, до сихъ поръ не объясненная. Какимъ образомъ объяснимъ мы, что онъ давалъ Рэчель подарокъ въ день ея рожденія только съ условіемъ, чтобы мать ея была жива?
— Я не желаю порочить покойника, сэръ, отвчалъ я: — но если онъ съ умысломъ оставилъ въ наслдство сестр хлопоты и опасность посредствомъ за дочери, то непремннымъ условіемъ этого наслдства было то, чтобы сестра его находилась въ живыхъ для того, чтобы почувствовать всю непріятность этого.
— О, вотъ какъ вы толкуете его причины! Это опять субъективное истолкованіе! Бывали вы въ Германіи, Беттереджъ?
— Нтъ, сэръ. А ваше истолкованіе позвольте узнать?
— Мн кажется, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— что цль полковника, можетъ быть, состояла не въ томъ, чтобы сдлать пользу племянниц, которую онъ даже никогда не видалъ — до чтобы доказать сестр’, что онъ простилъ ее, и доказать очень любезно посредствомъ подарка, сдланнаго ея дочери. Это совершенно другое объясненіе противъ вашего, Беттереджъ, и заимствовано изъ объективной точки зрнія. По всему видимому, одно истолкованіе можетъ быть точно такъ же справедливо, какъ и другое.
Доведя дло до этого пріятнаго и успокоительнаго исхода, мистеръ Фрэнклинъ, повидимому, думалъ, что онъ исполнилъ все, что требовалось отъ него. Онъ легъ на спину на песк и спросилъ, что теперь длать.
Онъ былъ такъ уменъ и дальновиденъ (прежде чмъ пустился въ заграничную тарабарщину) и до такой степени имлъ первенство въ этомъ дл до-сихъ-поръ, что я совершенно не приготовился къ такой внезапной перемн, когда онъ теперь обращался за помощью ко мн. Я только посл узналъ посредствомъ миссъ Рэчель — которая первая сдлала это открытіе — что эти странныя перемны и преобразованія въ мистер Фрэнклин происходили отъ его заграничнаго воспитанія. Въ томъ возраст, когда мы вс способны принимать нашъ колоритъ въ вид отраженія колорита другихъ людей, его послали за границу, и онъ переходилъ отъ одной націи къ другой, прежде чмъ пришла пора для того, чтобы какой-нибудь одинъ колоритъ боле чмъ другой установился въ немъ твердо. Вслдствіе этого, онъ воротился съ такими различными сторонами въ своемъ характер, боле или мене неоконченными и боле или мене противорчащими одна другой, что какъ будто проводилъ жизнь въ постоянномъ противорчія съ самимъ собой. Онъ могъ быть и дловымъ человкомъ и лнтяемъ, съ сбивчивымъ и яснымъ умомъ, образцомъ ршимости и безпомощности въ одно и то же время. У него была и французская, и нмецкая, и итальянская сторона — первоначальный англійскій фундаментъ выказывался иногда, какъ бы говоря, ‘Вотъ я жалко исковерканъ, какъ вы видите, но все-таки во мн осталось кое-что моего’. Миссъ Рэчель обыкновенно говорила, что итальянская сторона одерживала верхъ въ тхъ случаяхъ, когда онъ неожиданно поддавался и просилъ васъ съ своей милой кротостью взять съ него отвтственность на ваши плеча. Вы не сдлаете ему несправедливости, я полагаю, если заключите, что итальянская сторона теперь одержала верхъ.
— Это вамъ слдуетъ знать, сэръ, сказалъ я: — что теперь длать, ужъ конечно не мн?
Мистеръ Фрэнклинъ, повидимому, не примчалъ силы моего вопроса, будучи въ такомъ положеніи въ это время, что не могъ видть ничего, кром неба надъ своей головой.
— Я не желаю пугать тетушку безъ причины, сказалъ онъ:— и не желаю также оставлять ее безъ надлежащаго предостереженія. Еслибъ вы были на моемъ мст, Беттереджъ, скажите мн въ двухъ словахъ, что сдлали бы вы?
Я сказалъ ему въ двухъ словахъ:
— Подождалъ бы.
— Готовъ отъ всего сердца, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— долго ли?
Я началъ объяснять мою мысль.
— Какъ я понимаю, сэръ, сказалъ я:— кто-нибудь долженъ же отдать этотъ проклятый алмазъ миссъ Рэчель въ день ея рожденія — и вы можете сдлать это точно такъ же, какъ всякій, другой. Очень хорошо. Сегодня двадцать-пятое мая, а день рожденія двадцать-перваго іюня. Передъ нами почти четыре недли. Подождемъ и посмотримъ, что случится въ это время, и предостережемъ милэди или нтъ, какъ покажутъ обстоятельства.
— Прекрасно, Беттереджъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Но что намъ длать съ алмазомъ до дня рожденія?
— Тоже, что отецъ вашъ сдлалъ, сэръ, отвчалъ я.— Отецъ вашъ отдалъ его въ банкъ въ Лондон, а вы отдайте его въ банкъ въ Фризинголл.
Фризинголлъ — нашъ ближайшій городъ и банкъ его такъ же надеженъ, какъ Англійскій Банкъ.
— Будь я на вашемъ мст, сэръ, прибавилъ я: — я прямо отправился бы верхомъ съ алмазомъ въ Фризингтоллъ, прежде чмъ дамы воротятся.
Возможность сдлать что-нибудь — да еще верхомъ — заставила мистера Фрэнклина мигомъ подняться на ноги. Онъ вскочилъ и безцеремонно заставилъ встать и меня.
— Беттереджъ, вы золото, а не человкъ, сказалъ онъ.— Пойдемъ и велите тотчасъ же осдлать самую лучшую лошадь въ конюшн.
Тутъ, слава Богу, англійскій фундаментъ выказался наконецъ сквозь весь заграничный лоскъ! Это былъ опять тотъ мастеръ Фрэнклинъ, котораго я помнилъ, оживившійся по прежнему при мысли отправиться верхомъ и напомнившій мн славное старое время. Осдлать для него лошадь? Я осдлалъ бы ему двнадцать лошадей, еслибъ онъ только могъ похать на всхъ ихъ разомъ!
Мы поспшно воротились домой, поспшно велли осдлать самую быстроногую лошадь изъ всей конюшни и мистеръ Фрэнклинъ поспшно ускакалъ опять отдать въ кладовую банка проклятый алмазъ. Когда я услышалъ, какъ затихъ стукъ копытъ его лошади въ алле, и когда вернулся на дворъ и увидалъ, что я опять одинъ, я почти готовъ былъ спросить себя, не пробудился ли я отъ сна.

Глава VII.

Пока я находился въ такомъ растерянномъ положеніи духа, чрезвычайно нуждаясь въ успокоеніи, чтобъ опять придти въ себя, моя дочь Пенелопа попалась мн навстрчу (точно такъ, какъ ея покойная мать попадалась мн на лстниц), и тотчасъ же пристала во мн съ разспросами. Я разсказалъ ей все, происходившее на совщаніи между мистеромъ Фрэнклиномъ и мною. При настоящихъ обстоятельствахъ оставалось только одно — прихлопнутъ гасильникомъ тотчасъ же любопытство Пенелопы. Я отвчалъ ей, что мы съ мистеромъ Фрэнклиномъ толковали объ иностранной политик и договорились до того, что оба крпко заснули на солнц. Попробуйте дать этотъ отвтъ, когда жена или дочь пристанутъ къ вамъ съ неумстнымъ вопросомъ, и будьте уврены, что по природной женской кротости он расцлуютъ васъ и опять станутъ приставать при первомъ удобномъ случа.
День прошелъ и милэди съ миссъ Рэчель воротились.
Безполезно говорить, какъ он удивились, когда услыхали, что мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ пріхалъ и опять ухалъ верхомъ. Безполезно также говорить, что он тотчасъ сдлали неумстные вопросы и что ‘иностранная политика’ и крпкій сонъ на солнц не годились для нихъ. Не придумавъ ничего другого, я сказалъ, что пріздъ мистера Фрэнклина съ раннимъ поздомъ надо единственно приписать одной изъ его причудъ. Когда меня спросили, неужели отъздъ его верхомъ былъ также причудой, я отвчалъ: ‘Да, точно такъ’ и отдлался — кажется очень ловко — такимъ образомъ.
Преодолвъ затрудненія съ дамами, я нашелъ еще больше затрудненій, ожидавшихъ меня, когда я воротился въ свою комнату. Пришла Пенелопа — съ природной женской кротостью — поцловать, меня и съ природнымъ женскимъ любопытствомъ — сдлать новый вопросъ. На этотъ разъ она только желала узнать отъ меня, что случилось съ нашей второй служанкой Розанной Спирманъ.
Оставивъ мистера Фрэнклина и меня на Зыбучихъ Пескахъ, Розанна, какъ оказалось, воротилась домой въ самомъ непонятномъ расположенія духа. Она измнялась (если врить Пенелоп), какъ цвта радуги. Она была весела и грустна безъ всякой причины. Не переводя духа, она сдлала сотню вопросовъ о мистер Фрэнклин Блэк и тотчасъ же разсердилась на Пенелопу за то, какъ она смла предположить, что посторонній джентльмэнъ можетъ ее интересовать. Замтили, какъ она улыбаясь чертила имя мистера Фрэнклина внутри ея рабочаго ящика. Опять застали, какъ она плакала и смотрла въ зеркало на свое уродливое плечо. Знала ли она прежде мистера Фрэнклина? Совершенно невозможно! Не слыхали ли они чего-нибудь другъ о друг? Опять невозможно! Я могъ засвидтельствовать, что удивленіе мистера Фрэнклина было искренно, когда онъ увидалъ, какъ двушка смотритъ на него. Пенелопа могла засвидтельствовать, что любопытство двушки было искренно, когда она разспрашивала о мистер Фрэнклин. Совщаніе между нами было довольно скучно до тхъ поръ, пока дочь моя вдругъ кончила самымъ нелпымъ предположеніемъ, какое когда-либо я слыхалъ въ моей жизни.
Батюшка, сказала Пенелопа совершенно серьезно:— на это есть только одно объясненіе: Розанна влюбилась въ мистера Фрэнклина Блэка съ перваго взгляда.
Ни слыхали о прелестныхъ молодыхъ двицахъ, влюблявшихся съ перваго взгляда, и находили это весьма естественнымъ. Но горничная изъ исправительнаго дома, дурная собой и съ уродливымъ плечомъ, влюбляющаяся съ перваго взгляда въ джентльмэна, прізжающаго въ гости къ ея госпож — найдите мн что-нибудь подъ пару этой нелпости въ любомъ роман, если можете. Я хохоталъ до слезъ Пенелопа какъ-то странно разсердилась на мою веселость.
— Я прежде не знала, чтобъ вы были жестоки, батюшка, сказала она очень кротко и ушла.
Слова моей двочки точно обдали меня холодной водой. Я взбсился на себя за то, что растревожился, какъ только она выговорила ихъ — по это было такъ. Мы перемнимъ предметъ разсказа, если вы позволите. Мн жаль, что я написалъ объ этомъ, и не безъ причини, какъ ни увидите, когда мы будемъ продолжать.
Насталъ вечеръ, раздался звонокъ, возвщавшій, что пора одваться къ обду, прежде чмъ мистеръ Фрэнклинъ воротился изъ Фризинголла. Я самъ отнесъ горячую воду къ нему въ комнату, ожидая услышать посл этого необыкновеннаго продолжительнаго отсутствія, что случилось что-нибудь. Къ моему великому разочарованію (вроятно и къ вашему), не случилось ничего. Онъ не встртился съ индійцами ни туда, ни на возвратномъ пути. Онъ отдалъ Луннный камень въ банкъ — сказавъ просто, что это камень очень дорогой — и привезъ росписку въ карман. Я сошелъ внизъ, чувствуя, что конецъ довольно пошлый посл всхъ нашихъ тревогъ утромъ объ алмаз.
Какъ произошло свиданіе мистера Фрэнклина съ теткой и кузиной, я не могу сказать.
Я далъ бы многое, чтобъ служить за столомъ въ этотъ день. По, при моемъ положеніи въ дом, служить за обдомъ (исключая большихъ семейныхъ празднествъ) значило бы унизить свое достоинство въ глазахъ другихъ слугъ — милэди и безъ того считала меня довольно склоннымъ къ этому, къ чему еще искать случаевъ для этого? Извстія изъ верхнихъ областей въ этотъ вечеръ были принесены мн Пенелопой и лакеемъ. Пенелопа сказала, что миссъ Рэчель никогда не занималась такъ тщательно своей прической и никогда не казалась такъ весела и хороша. Лакей донесъ, что сохраненіе почтительнаго спокойствія въ присутствіи высшихъ и прислуживаніе мистеру Фрэнклину Блэку за обдомъ — дв самыя трудныя вещи, какія только случалось ему встрчать въ своей служб. Поздне вечеромъ мы услыхали, какъ они пли и играли дуэты. Мистеръ Фрэнклинъ бралъ высоко, миссъ Рэчель еще выше, а милэди на фортепіано, поспвая за ними, какъ на скачк, такъ сказать, черезъ канавы и заборы, благополучно помогала имъ, такъ что пріятно было слышать въ открытыя окна на террас. Еще поздне я отнесъ мистеру Фрэнклину въ курительную комнату содовой воды и водки и увидалъ, что миссъ Рэчель вытснила алмазъ изъ головы его.
— Самая очаровательная двушка изъ всхъ виднныхъ мною съ-тхъ-поръ, какъ я воротился въ Англію! Ботъ все, чего я могъ отъ него добиться, когда старался навести разговоръ на боле серьезные предметы.
Около полуночи я обошелъ, по обыкновенію, вокругъ дома, чтобы запереть вс двери, вмст съ моимъ помощникомъ (Самюэлемъ, лакеемъ). Когда вс двери были заперты, исключая боковой, отворявшейся на террасу, я отослалъ Самюэля спать, а гамъ вышелъ подышать свжимъ воздухомъ, прежде чмъ пойду спать въ свою очередь.
Ночь была тихая и душная и лупа сіяла на неб. Такъ было тихо, что я слышалъ время отъ времени очень слабо я глухо шумъ моря, когда прибой подкатывался къ песчаному берегу возл устья нашей маленькой бухты. Домъ стоялъ такъ, что на террас было темно, но яркій лунный свтъ освщалъ песчаную дорожку, которая, шла съ другой стороны террасы. Поглядвъ сперва на море, а потомъ въ ту сторону, я увидлъ тнь человка, отбрасываемую луннымъ свтомъ изъ-за угла дома.
Будучи старъ и лукавъ, я не вскрикнулъ, но такъ какъ я также къ несчастью старъ и тяжелъ, то ноги измнили мн на песк. Прежде чмъ я усплъ тихонько пробраться за уголъ какъ намревался, я услыхалъ топотъ ногъ полегче моихъ — и какъ мн показалось, не одной нары-торопливо удалявшихся. Когда я дошелъ до угла, бглецы, кто бы они тамъ ни были, исчезли въ кустарник по другую сторону дорожки и скрылись изъ глазъ между густыми деревьями и кустами въ этой части парки. Изъ кустарника они могли легко пробраться черезъ нашъ заборъ на дорогу. Будь я сорока годами моложе, я можетъ быть усплъ бы поймать ихъ прежде, чмъ они убгутъ изъ нашего парка. Теперь же а воротился послать пару могъ помоложе моцхъ. Не потревоживъ никого, Самюэль и я взяли ружья и обошли вокругъ дома и черезъ кустарникъ. Удостоврившись, что въ нашихъ владніяхъ никто не спрятался нигд, мы воротились. Пройдя черезъ дорожку, гд я видлъ тнь, теперь примтилъ въ первый разъ свтлую вещицу, лежавшую на песк тамъ, гд свтила туна. Поднявъ эту вещицу, я увидалъ, что это скляночка съ густой, пріятнаго запаха жидкостью, черной какъ чернила.
Я ничего не сказалъ Самюэлю. Но вспомнивъ, что Пенелопа говорила мн о фокусникахъ и о томъ, какъ они наливали чернилъ на ладонь мальчика, я тотчасъ догадался, что я помшалъ тремъ индійцамъ, шатавшимся около дома и старавшимся своимъ языческимъ способомъ разузнать объ алмаз въ эту ночь.

Глава VIII.

Здсь на одно мгновеніе я нахожу нужнымъ остановиться.
Призвавъ на помощь мои собственныя воспоминанія и дневникъ Пенелопы, я нахожу, что мы можемъ быстро пройти промежутокъ между пріздомъ мистера Фрэнклина Блэка и днемъ рожденія миссъ Рэчели. Большую часть этого времени дни проходили и не приносили съ собой ничего достойнаго упоминанія. Итакъ, съ вашего позволенія и съ помощью Пенелопы, я упомяну здсь только о нкоторыхъ числахъ, предоставляя себ опять разсказывать исторію изо дня въ день, какъ только мы дойдемъ до того времени, когда Лунный камень сдлался главнымъ дломъ всхъ въ нашемъ дом.
Сказавъ это, я могу теперь продолжать — разумется, началъ со скляночки пріятно пахучихъ чернилъ, которую я нашелъ на песчаной дорожк ночью.
На слдующее утро (двадцать-шестого числа) я показалъ мистеру Фрэнклину эту колдовскую штуку и сказалъ ему то, что уже разсказалъ вамъ. Онъ думалъ, что не только индійцы присматривали за алмазомъ, но что они также имли глупость врить въ свое колдовство — онъ подразумвалъ подъ этимъ знакъ надъ головою мальчика, наливанье чернилъ на его ладонь и надежду, что онъ увидитъ людей и предметы недоступные для человческаго зрнія. Мистеръ Фрэнклинъ сказалъ мн, что у насъ также, какъ на Восток, есть люди, занимающіеся этимъ страннымъ фокусомъ (однако безъ чернилъ) и которые называютъ это французскимъ именемъ, обозначающимъ нчто род ясновидніи.
— Поврьте, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— индійцы убждены, что мы оставимъ алмазъ здсь, и привезли съ собою свое ясновидящаго мальчика, чтобы онъ показалъ имъ, какъ до него добраться, еслибы имъ удалось забраться въ домъ вчера.
— Какъ вы думаете, будутъ они опять пытаться, сэръ? спросилъ я.
— Это зависитъ отъ того, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— что мальчикъ можетъ сдлать. Если онъ можетъ увидать алмазъ въ желзномъ сундук фризинголлскаго банка, то индійцы не будутъ тревожить насъ своими посщеніями до поры до времени. Если онъ не можетъ, мы будемъ имть еще случай поймать ихъ въ кустарник, прежде чмъ пройдетъ нсколько ночей.
Я ожидалъ этого послдняго случая, но странно, что онъ не представлялся никогда.
Слышали ли фокусники въ город, что мистера Фрэнклина видли въ банк, и вывели изъ этого заключеніе, или мальчикъ дйствительно увидлъ алмазъ тамъ, гд онъ теперь находился (чему я ршительно не врю), или это было простои случайностью. дло въ томъ, что ни тни индійца не виднлось возл нашего дома въ т недли, которыя прошли до рожденія миссъ Рэчель. Фокусники оставались въ город и въ окрестностяхъ, занимаясь своимъ ремесломъ, а мистеръ Фрэнклинъ и я ждали что случится, ршившись не встревожить мошенниковъ слишкомъ рано, выказавъ наши подозрнія. Этимъ разсказомъ о поступкахъ тои и другой стороны кончается все, что я могу пока сказать объ индійцахъ.
Съ двадцать-девятаго числа миссъ Рэчель и мистеръ Фрэнклинъ придумали новую методу проводить время, которое иначе имъ некуда было бы двать. Есть причины обратить особенное вниманіе на занятіе, занимавшее ихъ. Вы увидите, что оно Иметъ отношеніе къ тому, что еще предстоитъ.
Господа вообще имютъ въ жизни весьма неловкій подводный камень — ихъ собственную праздность. Жизнь ихъ, по большей части, проходитъ въ пріискиваній какого-нибудь занятія, и любопытно видть — особенно когда ихъ вкусы заключаются въ умственномъ род — какъ часто они слпо накидываются на какое-нибудь противное занятіе. Девять разъ изъ десяти они придутся или что-нибудь мучить, или что-нибудь портить, и твердо убждены, что образовываютъ свой умъ, тогда какъ сказать попросту, они только поднимутъ въ дом кутерьму. Я видалъ (съ сожалніемъ долженъ сказать) и дамы точно такъ, какъ мущины, шатаются изо дня въ день, напримръ, съ пустыми коробочками отъ пилюль и ловятъ ящерицъ, жуковъ, пауковъ и лягушекъ, и возвращаясь домой, втыкаютъ въ несчастныхъ булавки или ржутъ ихъ безъ малйшаго угрызенія на куски. Вы видите, какъ вашъ баринъ п.то барыня смотрятъ на внутренность паука въ увеличительное стекло, или встрчаете на лстниц лягушку безъ головы, а когда вы удивляетесь, что значитъ эта отвратительная жестокость, вамъ говорятъ, что молодой баринъ или молодая барышня имютъ наклонность къ естественнымъ наукамъ. Иногда опять вы видите, какъ они по цлымъ часамъ портятъ прекрасный цвтокъ острымъ инструментомъ изъ глупаго любопытства узнать, изъ чего сдланъ этотъ цвтокъ. Разв цвтъ его сдлается красиве или запахъ пріятне, когда вы узнаете? Да вотъ вдь бдняжкамъ нужно же провести время, видите — нужно же провести время! Вы пачкались въ грязи и длали изъ нея пироги, когда были ребенкомъ, а когда выросли, пачкаетесь въ наукахъ, ржете пауковъ и портите цвты. И въ томъ и въ другомъ случа весь секретъ въ томъ, что вашей бдной пустой головк не о чемъ думать, а вашимъ бднымъ празднымъ ручкамъ нечего длать. Тмъ и кончится, что вы станете портить полотно красками да навоняете на весь домъ, или держите въ стеклянномъ ящик съ грязной водой головастиковъ, такъ что всхъ въ дом тошнитъ, или откалываете кусочки камней и тутъ, и тамъ, и повсюду, и насорите въ домашнюю провизію, или запачкаете себ пальцы, занимаясь фотографіей, и безъ всякой пощады представляете лицо каждаго въ дом. Конечно, тяжело приходится людямъ, которые должны доставать себ пропитаніе, одежду, чтобы прикрыть себя, пріютъ и ищу. Но сравните самый тяжелый трудъ, которымъ вы когда-либо занимались, съ тою праздностью, которая портятъ цвты и перевертываетъ желудки пауковъ, и благодарите вашу счастливую звзду, что ваша голова должна о чемъ-нибудь думать, а ваши руки должны что-нибудь длать.
Съ удовольствіемъ скажу, что мистеръ Фрэнклинъ и миссъ Рэчель не мучилъ никого. Они ограничились тмъ, что только надлали кутерьму и, надо отдать имъ справедливость, испротили только одну дверь.
Универсальный геній мистера Фрэнклина, пачкавшійся во всемъ, допачкался до такъ называемой ‘декоративной живописи’. Одъ сообщилъ намъ, что изобрлъ новый составъ для разведенія краски, изъ чего онъ длался, не знаю. А что онъ длалъ, я могу сказать вамъ въ двухъ словахъ: онъ вонялъ. Такъ какъ миссъ Рэчель непремнно хотла попробовать этотъ новый составъ, мистеръ Фрэнклинъ послалъ въ Лондонъ за матеріалами, приготовилъ ихъ съ аккомпаньементомь такого запаха, что даже собаки чихали, когда входили въ эту комнату, надлъ на миссъ Рэчель передникъ и косыночку и заставилъ ее расписывать ея собственную маленькую гостиную, называемую, за неимніемъ для этого англійскаго слова, ‘ея будоаромъ’. Начали съ внутренней стороны двери. Мистеръ Фрэнклинъ счистилъ всю прекрасную лакировку пемзой и сдлалъ то, что онъ называлъ поверхностью для работы. Потомъ миссъ Рэчель покрыла эту поверхность но его указанію и съ его помощью узорами и фигурами грифами, птицами, цвтами, купидонами и тому подобнымъ, съ рисунковъ, сдланныхъ знаменитымъ итальянскимъ живописцемъ, котораго имени я не припомню — того, который наполнилъ міръ двой Маріей и взялъ любовницу изъ булочной. Работа это была самая хлопотливая и прегрязная. Но наша барышня и молодой джентльмэнъ, казалось, не уставали заниматься ею. Когда они не здили верхомъ, не принимали гостей, не сидли за столомъ, не дли, они рядышкомъ, трудолюбиво какъ пчелы, портили дверь. Какой поэтъ сказалъ, что сатана придумаетъ какой-нибудь вредъ даже и для праздныхъ рукъ? Еслибы онъ занималъ мое мсто и видлъ миссъ Рэчель съ кистью, а мистера Фрэнклина съ его составомъ, онъ не могъ бы ничего правдиве написать о нихъ, какъ это.
Слдующій день, о которомъ стоитъ упомянуть, было воскресенье, четвертое іюня.
Въ этотъ вечеръ мы въ людской первый разъ обсудили домашній вопросъ, который, такъ же какъ и расписываніе двери, иметъ отношеніе съ тмъ, что еще предстоитъ.
Вида, какое удовольствіе мистеръ Фрэнклинъ и миссъ Рэчель находили въ обществ другъ друга и какая это была прекрасная парочка но всхъ отношеніяхъ, мы весьма естественно предполагали, что они займутся чмъ-нибудь другимъ, кром украшенія двери, нкоторые изъ насъ говорили, что еще не пройдетъ лто, какъ въ дом будетъ свадьба.’ Другіе (предводительствуемые мной) соглашались, что весьма вроятно, миссъ Рэчель выдетъ замужъ, но мы сомнвались (по причинамъ, которыя сейчасъ будутъ изложены), что мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ будетъ ея женихомъ.
Что мистеръ Фрэнклинъ былъ влюбленъ съ своей стороны, никто изъ видвшихъ и слышавшихъ его сомнваться не могъ. Затрудненіе состояло въ томъ, чтобы понять миссъ Рэчель. Позвольте мн имть честь познакомить васъ съ нею, посл этого я предоставлю вамъ самимъ разгадать ее — если вы можете.
Двадцать-перваго іюня наступалъ восемнадцатый день рожденія нашей молодой барышни. Если вамъ нравятся брюнетки (какъ я слышать, въ послднее время он вышли изъ моды въ большемъ свт, если вы не имете особеннаго предразсудка въ пользу роста, я отвчаю, что вы никогда не видали такой хорошенькой двушки, какъ миссъ Рэчель. Она была мала и гибка, но безподобно сложена съ головы до ногъ. Смотря, какъ она сидитъ, какъ стоитъ и особенно какъ ходитъ, всякій человкъ въ здравомъ ум удостоврился бы, что грація ея фигуры (если вы простите мн это выраженіе) заключалась въ ея тл, а не въ платьи. Я никогда ни у кого не видалъ такихъ черныхъ волосъ, какъ у нея. Глаза были подъ пару волосамъ, носъ довольно малъ, я долженъ сознаться. Ротъ и подбородокъ (говоря словами мистера Фрэнклина) были лакомые кусочки для боговъ, а цвтъ ея лица (по тому же неопровержимому авторитету) былъ такъ тепелъ, какъ солнце, съ тмъ великимъ преимуществомъ передъ солнцемъ, что на него было всегда пріятно смотрть. Прибавьте къ предыдущему, что она держала голову прямо, какъ стрла, надменно, повелительно, аристократично, что она имла чистой голосъ, звучный какъ металлъ, улыбку очень мило начинавшуюся въ глазахъ, прежде чмъ она появлялась на губахъ — и вотъ вамъ ея портретъ, какъ я умлъ нарисовать, во весь ростъ!
А каковъ былъ ея характеръ? Неужели у этого очаровательнаго созданія не было недостатковъ? У ней было ровно столько же недостатковъ, сколько и у васъ, сударыня — ни боле, ни мене.
Говоря серьезно, моя милая, хорошенькая миссъ Рэчель, обладая бездною прелестей и очарованій, имла одинъ недостатокъ, въ которомъ строгое безпристрастіе принуждаетъ меня сознаться. Она не походила на многихъ другихъ двушекъ въ томъ отношеніи, что у ней были свои собственныя идеи, и она такъ была причудлива, что шла даже, модамъ наперекоръ, если моды не согласовались съ ея вкусомъ. Въ бездлицахъ эта независимость была еще сносна, но въ длахъ важныхъ она заходила (какъ думали милэди и я) слишкомъ далеко. Она судила такъ, какъ немногія женщины вдвое ея старе судятъ вообще, никогда не спрашивала совта, никогда не говорила заране, что она намрена длать, никогда не повряла секретовъ никому, начиная съ матери. Въ малыхъ и большихъ вещахъ, съ людьми, которыхъ она любила и съ людьми, которыхъ она ненавидла (а она длала то и другое съ равной энергіей), миссъ Рэчель всегда поступала по-своему, довольствуясь сама собой и въ радостяхъ и въ горестяхъ своей жизни. Часто слыхалъ я отъ милэди:
— Лучшій другъ и злйшій врагъ Рэчель — она сама.
Прибавлю къ этому еще одно, и кончу.
При всей ея скрытности, при всемъ ея своеволіи, въ ней не было и тни фальшивости, Я не помню, чтобы она когда-нибудь сказала: нтъ, думая: да. Я могу припомнить, что въ дтств не разъ эта добрая душа принимала на себя вину и подвергалась наказанію за какой-нибудь проступокъ любимой подруги, никто никогда не слыхалъ отъ нея сознанія, когда дло обнаруживалось и ее потомъ допрашивали. Но никто не слыхалъ также, чтобы она солгала. Она глядла вамъ прямо въ лицо, качала своей упрямой головкой и говорила просто:
— Я вамъ не скажу.
Опять наказанная за это, она сознавалась, что жалетъ, зачмъ сказала: не скажу, но несмотря на хлбъ и воду, все-таки не говорила. Самовольна — чертовски самовольна иногда — я согласенъ съ этимъ, но тмъ не мене это было самое прелестное созданіе, когда-либо обитавшее на семъ свт. Можетъ быть, вы найдете тутъ нкоторое противорчіе. Въ такомъ случа позвольте сказать вамъ словечко на ушко. Изучайте внимательне вашу жену впродолженіе двадцати-четырехъ часовъ. Если ваша добрая супруга не выкажетъ въ это время какого-нибудь противорчія, помоги вамъ Богъ!— вы женились на чудовищ.
Теперь я познакомилъ васъ съ миссъ Рэчель, и это поставитъ насъ лицомъ къ лицу съ вопросомъ о супружескихъ видахъ этой молодой двицы.
Двнадцатаго іюня госпожа моя послала приглашеніе одному джентльмену въ Лондонъ пріхать на день рожденія миссъ Рэчель. Этому-то счастливому смертному, какъ я полагалъ, было отдано ея сердце. Какъ мистеръ Фрэнклинъ, одъ былъ ей кузенъ. Звали его мастеръ Годфри Эбльуайтъ.
Вторая сестра милэди (не пугайтесь, мы не станемъ заходить слишкомъ глубоко въ семейныя дла на этотъ разъ) — вторая сестра милэди, говорю я, имла разочарованіе въ любви, а потомъ, чтобы выдти замужъ за кого бы то ни было, только выдти, сдлала то, что называется неравнымъ бракомъ. Страшно взбаламутилась вся семья, когда высокородная Каролина непремнно захотла быть женою мистера Эбльуайта, фризинголлскаго банкира. Онъ былъ очень богатъ и очень добръ, и произвелъ на свтъ огромную семью — все это пока говорить въ его пользу. Но онъ вздумалъ возвыситься изъ низкаго положенія въ свт и это противъ него. Однако, время и прогресъ современнаго просвщенія поправили дло и неравный бракъ обошелся очень хорошо. Мы теперь вс либералы (только бы вы могли оцарапать меня, если я оцарапаю васъ), какое мн дло, въ парламент вы или нтъ, мусорщикъ вы или герцогъ! Это современный взглядъ — а я держусь современнаго взгляда. Эбльуайты жили бъ прекрасномъ дом съ большимъ паркомъ въ нкоторомъ разстояніи отъ Фризинголда. Очень достойные люди, весьма уважаемые но всхъ окрестностяхъ. Мы не слишкомъ будемъ заниматься ими на этихъ страницахъ — исключая мистера Годфри, втораго сына мистера Эбльуайта, который займетъ здсь важное мсто, съ вашего позволенія, для миссъ Рэчелл.
При всемъ его блеск, ум и вообще хорошихъ качествахъ, мистеръ Фрэнклинъ имлъ мало возможности, по моему мннію, затмить мистера Годфри въ мнніи нашей молодой барышни.
Во-первыхъ, мистеръ Годфри ростомъ былъ гораздо выше. Онъ былъ выше шести фугъ, цвтъ лица у него былъ прекрасный, блый, румяный, лицо гладкое и круглое, выбритое вплоть, на голов прекрасные, длинные, льняные волосы, небрежно закинутые на затылокъ. Но зачмъ мн стараться описывать его? Если мы когда-нибудь подписывались въ Обществ дамскаго милосердія въ Лондон, вы знаете мистера Годфри Эбльуайта такъ же хорошо, какъ и м. Онъ былъ адвокатъ по профессіи, дамскій угодинкъ по темпераменту и добрый самаритянинъ но собственному выбору. Женская благотворительность и жейская нищета не могли безъ него обойтись. Въ материнскихъ обществахъ для помощи въ родахъ бднымъ женщинамъ, въ магдалининскихъ обществахъ для спасенія бдныхъ женщинъ, въ обществахъ энергичныхъ для помщенія бдныхъ женщинъ вмсто бдныхъ мущинъ, оставляющихъ мущинъ пробиваться какъ сами знаютъ, онъ былъ вицепрезидентомъ, директоромъ, членомъ. Гд только дамскій комитетъ, тамъ и мистеръ Годфри съ шляпой въ рук сдерживаетъ горячность собранія и ведетъ милыхъ дамъ но тернистому дловому пути. Я полагаю, что это былъ совершеннйшій филантропъ (съ небольшимъ состояніемъ), какого когда-либо производила Англія. Какъ ораторъ за благотворительныхъ митингахъ, не легко было найти равнаго ему въ умньи выжать слезы и деньги. Это былъ совершенно общественный дятель. Въ послдній разъ, какъ я былъ въ Лондон, госпожа моя доставила мн два удовольствія. Она послала меня въ театръ, посмотрть тацовщицу, которая всхъ сводила съ ума, я въ Экстер-Голлъ, послушать мистера Годфри. Танцовщица представляла съ оркестромъ. Джентльмэнъ представлялъ съ носовымъ платкомъ и съ стаканомъ воды. Давка на представленіи ногами. То же и на представленіи языкомъ. И совсмъ этимъ, самый кроткій (я говорю о мистер Годфри) — самый простои и невзыскательный человкъ, какого только случалось вамъ встрчать. Онъ любилъ всхъ. И вс любили его. Какую возможность имлъ мистеръ Фрэнклинъ — какую возможность имлъ кто-нибудь съ обыкновенной репутаціей и съ своими обыкновенными способностями — противъ такого человка?
Четырнадцатаго числа былъ полученъ отвтъ отъ мистера Годфри.
Онъ принималъ приглашеніе мной госпожи отъ середы (дня рожденья) до вечера пятницы — когда обязанности по обществу дамской благотворительности заставятъ его воротиться въ городъ. Онъ вложилъ въ письмо стили на то, что онъ изящно называлъ и днемъ рождества’ своей кузины. Мн сообщили, что миссъ Рэчель, присоединившись къ мистеру Фрэнклину, трунила надъ этими стихами за обдомъ, и Пенелопа, которая была на сторон мистера Фрэнклина, спросила меня съ торжествомъ, что я думаю объ этомъ.
— Миссъ Рэчель навела тебя, душа моя, на фальшивый слдъ, отвчалъ я:— твое чутье не разберетъ его, а мой носъ обмануть не легко. Подожди, пока вслдъ за стихами мистера Эбльуайта явятся самъ мистеръ Эбльуайтъ.
Дочь моя отвчала, что мистеръ Фрэнклинъ можетъ попытать счастья, прежде чмъ поэтъ явится вслдъ за стихами. Въ пользу этого взгляда, я долженъ сознаться, что мистеръ Фрэнклинъ не оставилъ испробовать всякую возможность заслужить благосклонность миссъ Рэчель.
Хотя одинъ изъ самыхъ закоренлыхъ курильщиковъ, которыхъ только случалось мн встрчать, онъ бросилъ сигары, потому что она сказала разъ, что терпть не можетъ запаха табаку отъ его платья. Онъ спалъ такъ дурно посл этого усилія къ самоотверженію, лишившись успокоительнаго дйствія табаку, къ которому онъ привыкъ, и приходилъ каждое утро съ такимъ разстроеннымъ и изнуреннымъ видомъ, что сама миссъ
— Рэчель просила его опять приняться за сигары. Нтъ! онъ не хотлъ приняться за то, что можетъ возбудить въ ней хоть минутное неудовольствіе, онъ будетъ ршительно бороться съ этой привычкой и возвратитъ себ сонъ, рано или поздно, одною силою терпливаго выжиданія. Вы можете сказать, что такая преданность (какъ внизу нкоторые и говорили) не могла не произвести на миссъ Рэчель надлежащаго дйствія — преданность къ тому же поддерживаемая расписываніемъ двери каждый день. Все это очень хорошо — но у ней въ спальной былъ фотографическій портретъ мистера Годфри, представлявшій его говорящимъ на публичномъ митинг, причемъ вся его наружность воспламенилась отъ его собственнаго краснорчія, а глаза самымъ очаровательнымъ образомъ выманивали деньги изъ вашего кармана. Что вы скажете на это? Каждое утро — сама Пенелопа признавалась мн — изображеніе мущины, безъ котораго женщины не могли обойтись, смотрло, какъ чесали волосы миссъ Рэчель. Онъ самъ скоро будетъ смотрть на это въ дйствительности — таково мое мнніе.
Шестнадцатаго іюня случилось происшествіе, сдлавшее возможность мистера Фрэнклина на успхъ еще слабе прежняго.
Незнакомый господинъ, говорившій по-англійски съ иностраннымъ акцептомъ, прізжалъ къ намъ въ домъ въ это утро и пожелалъ видть мистера Фрэнклина по длу. Дло это не могло относиться къ алмазу но слдующимъ двумъ причинамъ: во-первыхъ, мистеръ Фрэнклинъ нечего не сказалъ мн объ этомъ, во-вторыхъ, онъ сообщилъ это (пост отъзда американца) милэди. Вроятно, она намекнула объ этомъ дочери. Какъ бы то ни было, разсказывали, что миссъ Рэчель сдлала строгія замчанія мистеру Фрэнклину въ этотъ вечеръ, за фортепіано, насчетъ людей, между которыми онъ жилъ, и правилъ, которыя онъ принялъ за границей. На слдующій день въ первый разъ не расписывали дверь. Я подозрваю, что какой-нибудь неосторожный поступокъ мистера Фрэнклина на континент — относительно женщины или долговъ — преслдовалъ его въ Англіи. Но все это одн догадки. Въ этомъ случа не только мистеръ Фрэнклинъ, но и милэди оставили меня въ невдніи.
Семнадцатаго числа, по всему видимому, туча опять прошла. Они воротились къ работ надъ дверью и казались такими же добрыми друзьями, какъ, и прежде. Если врить Пенелоп, мистеръ Фрэнклинъ воспользовался примиреніемъ, чтобъ сдлать предложеніе миссъ Рэчель, и не получилъ ни согласія, ни отказа. Моя дочь была уврена (по нкоторымъ признакамъ и примтамъ, которыми я нахожу излишнимъ вамъ надодать), что ея барышня уклонилась отъ предложенія мистера Фрэнклина, отказавшись врить его серьезности, а потомъ втайн пожалла, что обошлась съ нимъ такимъ образомъ. Хотя Пенелопа была допущена къ большей короткости съ своей молодой барышней, чмъ допускаются горничныя вообще потому что он съ дтства почти воспитывались вмст — а все-таки я слишкомъ хорошо зналъ сдержанный характеръ миссъ Рэчель для того, чтобъ думать, будто она выкажетъ кому-нибудь свои мысли такимъ образомъ. То, что моя дочь сказала мн въ настоящемъ случа, было, какъ я подозрвалъ, скоре то, чего она желала, чмъ то. что она дйствительно знала.
Девятнадцатаго числа случилось новое происшествіе. Къ намъ прізжалъ докторъ. Его приглашали прописать лекарство одной особ, которую я имлъ уже случай представлять вамъ на этихъ страницахъ — нашей второй служанк, Розанн Спирманъ.
Эта бдная двушка — которая привела уже меня въ недоумніе на Зыбучихъ Пескахъ — опять не разъ приводила меня въ недоумніе въ промежутокъ того времени, о которомъ я пишу. Мнніе Пенелопы, что ея подруга влюблена въ мистера Фрэнклина (что моя дочь, по моему приказанію, держала въ строгой тайн) казалось мн но прежнему нелпымъ. Но я долженъ признаться, что то, что видли я и моя дочь въ поведеніи нашей второй служанки, начинало казаться таинственнымъ, чтобъ не сказать боле.
Напримръ, эта двушка постоянно попадалась навстрчу мистеру Фрэнклину — очень хитро и тихо, по попадалась. Онъ не боле обращалъ на нее вниманія, какъ на кошку, ему и въ голову не приходило хоть разъ взглянуть на некрасивое лицо Розанны. Аппетитъ бдняжки, и безъ того небольшой, совсмъ пропалъ, а глаза утромъ выказывали ясные признаки безсонницы и слезъ. Однажды Пенелопа сдлала неловкое открытіе, которое мы тутъ же и замяли. Она застала Розанну у тоалетнаго стола мистера Фрэнклина, украдкой вынимавшую розу, которую миссъ Рочедь дала ему носить въ петлиц, и воткнувшую точно такую же розу, сорванную ею, вмсто той. Посл этого она раза два дерзко отвчала мн, когда я сдлалъ ей доброжелательный намекъ вообще осторожне себя вести, а что еще хуже, она была не слиткомъ почтительна въ тхъ немногихъ случаяхъ, когда миссъ Рэчель, случайно заговаривала съ нею.
Милэди примтила эту перемну и спросила меня, что я думаю объ этомъ. Я старался выгородить эту двушку, отвтивъ, что, по моему мннію, она не совсмъ здорова, и кончилось тмъ, что послали за докторомъ, какъ упомянуто выше, девятнадцатаго числа. Онъ сказалъ, что у ней разстроены нервы, и сомнвался, годится ли она для прислуги. Милэди предложила отправить ее для перемны воздуха на одну изъ нашихъ отдаленныхъ фермъ. Она просила и умоляла со слезами на глазахъ, чтобъ ей позволили остаться, и въ недобрый часъ я посовтовалъ милэди испытать ее еще нсколько времени. Какъ показали событія и какъ вы скоро увидите, я не могъ дать худшаго совта. Еслибы я могъ заглянуть въ будущее, я собственной рукой вывелъ бы Розанну Спирманъ изъ дома.
Двадцатаго числа была получена записка отъ мистера Годфри. Онъ располагалъ ночевать въ Фризинголд, имя надобность посовтоваться съ отцомъ объ одномъ дл. На слдующій день, посл полудня, онъ и дв его старшія сестры прідутъ къ намъ верхомъ задолго до обда. Съ запиской была прислана щегольская шкатулка изъ китайскаго фарфора въ подарокъ миссъ Рэчель съ любовью и желаніями всего лучшаго отъ ея кузена. Мистеръ Фрэнклинъ подарилъ ей простой медальонъ, стоившій вдвое дешевле шкатулки. Дочь моя Пенелопа все-таки — ужъ таково упрямство женщинъ — предсказываетъ ему успхъ.
Слава Богу, мы дошли наконецъ до кануна дня рожденія. Вы сознаетесь, я полагаю, что я велъ васъ на этотъ разъ не слишкомъ мшкая на пути. Развеселитесь! Я васъ порадую новой главой — и сверхъ того, эта глава приведетъ васъ прямо въ самую глубину исторіи.

Глава IX.

Двадцать-перваго іюня, день рожденія, былъ утромъ пасмурный и перемнчивый, по къ полудню разъяснилось совсмъ.
Мы, слуги, начали этотъ счастливый день, по обыкновенію, поднеся наши маленькіе подарки миссъ Рэчель, а я произнесъ рчь, которую произносилъ ежегодно, какъ ихъ глава. Я слдую плану, принятому королевой при открытіи парламента — тоесть, говоритъ каждый годъ почти то же самое. Прежде чмъ рчь моя (такъ же, какъ и рчь королевы) была сказана, ее ожидали съ нетерпніемъ, какъ будто ничего подобнаго не слыхивали прежде. Когда же она оказывалась вовсе не новою, слушатели, хоть и ворчали немножко, надялись услышать что-нибудь понове въ будущемъ году. Легко управлять и въ парламент и въ кухп — вотъ что слдуетъ заключить изъ этого.
Посл завтрака мистеръ Фрэнклинъ имлъ се мною тайное совщаніе о Лунномъ камн — настала теперь пора вынуть его изъ фризинголлскаго банка и отдать въ собственныя руки миссъ Рэчель.
Пытался ли онъ опятъ объясняться въ любви съ своей кузиной и получилъ отказъ, или его продолжительная безсонница увеличила странныя противорчія и нершительность его характера — я не знаю. Но только мистеръ Фрэнклинъ выказалъ себя весьма невыгодно утромъ въ день рожденія. Онъ двадцать разъ измнялъ свои мысли касательно алмаза. Я съ своей стороны держался простыхъ фактовъ, извстныхъ намъ. Не случилось ничего такого, что дало бы намъ поводъ тревожить милэди объ алмаз, и ничего не могло измнить законнаго обязательства, которое лежало на мистер Фрэнклин, передать алмазъ его кузин. Это былъ мой взглядъ на дло, и какъ ни переиначивалъ его мистеръ Фрэнклинъ, а онъ принужденъ былъ наконецъ принять мой взглядъ. Мы ршили, что онъ подетъ верхомъ, посл второго завтрака, въ Фризинголлъ и привезетъ алмазъ, и по всей вроятности, въ обществ мистера Годфри и двухъ молодыхъ двицъ.
Ршивъ это, нашъ молодой джентлъмэнъ опять отправился къ миссъ Рэчель.
Они провели все утро за раскрашиваніемъ двери. Пенелопа, стоя возл, размшивала краски по ихъ приказанію, а милэди, когда приблизилось время ко второму завтраку, то входила въ комнату, то выходила, приложивъ къ носу платокъ (они много употребляли въ этотъ день состава мистера Фрэнклина), и напрасно старалась оторвать художниковъ отъ работы. Не прежде трехъ часовъ сняли они передники и отпустили Пенелопу (которая больше всхъ пострадала отъ состава) и смыли съ себя эту пачкатню. Но они сдлали то, чего хотли — кончили дверь въ день рожденія, и очень гордились своей работой. Грифы, купидоны и все прочее было, я долженъ признаться, очень красиво для глазъ, но ихъ было такъ много, они были такъ перепутаны цвтами и девизами, а позы ихъ представлены такъ ненатурально, что они пренепріятно оставались у васъ въ голов много часовъ спустя посл того, какъ вы имли удовольствіе смотрть на нихъ. Если я прибавлю, что по окончаніи утренней работы Пенелопу стошнило въ задней кухн, то это не изъ предубжденія противъ состава. Нтъ! нтъ! Онъ пересталъ вонять, когда высохъ, а если искусство требуетъ жертвъ такого рода — хотя Пенелопа мн родная дочь — я скажу, пусть искусство ихъ получитъ.
Мистеръ Фрэнклинъ закусилъ наскоро за завтракомъ и похалъ въ Фризинголлъ — проводить своихъ кузинъ, какъ онъ сказалъ милэди, привезти Лунный камень, какъ было извстно только ему и мн.
Такъ какъ это былъ одинъ изъ тхъ торжественныхъ дней, въ которые я долженъ былъ занять мсто у буфета и распоряжаться во время стола, то въ отсутствіе мистера Фрэнклина у меня было чмъ занять мои мысли. Приготовивъ вино и сдлавъ смотръ мужской и женской прислуг, которая должна была за служить за обдомъ, я ушелъ къ себ собраться съ мыслями прежде чмъ прідутъ гости. Затянувшись — вы знаете чмъ — и заглянувъ въ извстную вамъ книгу, о которой я уже имлъ случай упоминать на этихъ страницахъ, я успокоился и душевно и тлесно. Меня пробудилъ, не отъ дремоты, а отъ задумчивости, топотъ лошадиныхъ копытъ и я пошелъ встрчать кавалькаду, состоявшую изъ мистера Фрэнклина, его кузена и двухъ кузинъ, сопровождаемыхъ грумомъ стараго мистера Эбльуайта.
Мистеръ Годфри поразилъ меня довольно странно тмъ я что былъ похожъ на мистера Фрэнклина въ одномъ отношеніи — онъ казался не въ дух. Онъ, по обыкновенію, ласково пожалъ мн руку и вжливо выразилъ удовольствіе, видя своего стараго друга Беттереджа въ такомъ добромъ здоровьи. Но онъ былъ какъ-то сумраченъ, чего я никакъ не могъ объяснить, и когда я спросилъ о здоровьи его отца, онъ отвчалъ довольно коротко:
— Такъ, какъ обыкновенно.
Но об миссъ Эбльуайтъ были веселы за десятерыхъ — и это боле чмъ возстановляло равновсіе. Он были почти такъ же высоки, какъ братъ, дюжія, желтоволосыя, румяныя двицы, переполненныя избыткомъ крови и мяса, здоровье и веселость такъ и брызгали изъ нихъ съ головы до ногъ. Ноги бдныхъ лошадей дрожали подъ ними, а когда он соскочили съ сдла, не дожидаясь помощи, увряю васъ, что он подпрыгнули до земл, точно будто были сдланы изъ резины. Все, что говорили миссъ Эбльуайть, начиналось съ о, все он длали съ шумомъ, и кстати и некстати он хихикали и кричали при малйшемъ повод. Я прозвалъ ихъ тараторками.
Подъ прикрытіемъ шума, производимаго этими молодыми двицами, я имлъ случай сказать словцо тайкомъ мистеру Фрэнклину въ передней.
— Вы благополучно привезли алмазъ, сэръ?
Онъ кивнулъ головой и ударилъ по грудному карману своего сюртука.
— Видли вы индійцевъ?
— Ни одного.
Давъ этотъ отвтъ, онъ спросилъ о милэди, и услыхавъ, что она въ маленькой гостиной, прямо пошелъ туда. Не пробылъ онъ тамъ я минуты, какъ раздался звонокъ и Пенелопу послали сказать миссъ Рэчель, что мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ желаетъ говорить съ нею.
Проходя черезъ переднюю спустя полчаса посл этого, я вдругъ остановился какъ вкопанный, услышавъ крики изъ маленькой гостиной. Не могу сказать, чтобъ я испугался, потому что въ этихъ крикахъ я узналъ любимое о обихъ миссъ Эбльуайтъ. Однако, я вошелъ (подъ предлогомъ спросить насчетъ распоряженій объ обд), чтобъ узнать, не случилось ли чего-нибудь серьезнаго.
Миссъ Рэчель стояла у стола, какъ очарованная, съ несчастнымъ алмазомъ полковника въ рукахъ. Съ каждой стороны ея стояли на колняхъ тараторки, пожирая глазами драгоцнный камень и вскрикивая отъ восторга каждый разъ, какъ онъ сверкалъ на нихъ новымъ блескомъ. На противоположномъ конц стоялъ мистеръ Годфри, онъ всплескивалъ руками какъ взрослый ребенокъ и тихо произносилъ своимъ пвучимъ голосомъ:
— Безподобенъ! безподобенъ!
Мистеръ Фрэнклинъ сидлъ возл футляра, дергая себя за бороду и тревожно смотря въ окно. А у окна стоялъ предметъ, на который онъ смотрлъ — милэди, державшая въ рук выписку изъ завщанія полковника, спиною ко всей компаніи.
Она обернулась ко мн, когда я спросилъ ее о приказаніяхъ, и я увидалъ фамильный гнвъ въ ея глазахъ и фамильную запальчивость, подергивавшую ея губы.
— Придите черезъ полчаса ко мн въ комнату, отвчала она.— Я скажу вамъ тогда кое-что.
Съ этими словами она вышла изъ гостиной. Было ясно, что ею овладло то же затрудненіе, которое овладло мистеромъ Фрэнклиномъ и мною въ нашемъ совщаніи на Зыбучихъ Пескахъ. Былъ ли Лунный камень доказательствомъ, что она обошлась съ братомъ съ жестокой несправедливостью, или доказательствомъ, что братъ ея былъ еще хуже, чмъ она думала о немъ? Серьезные вопросы должна была ршить милэди, между тмъ какъ ея дочь, ничего не зная о характер полковника, стояла съ подаркомъ его въ рукахъ.
Прежде тмъ я усплъ выйти изъ комнаты въ свою очередь, миссъ Рэчель, всегда внимательная къ старому слуг, бывшему въ дом, когда она родилась, остановила меня.
— Посмотрите, Габріель! сказала она и сверкнула алмазомъ мн въ глаза въ солнечномъ луч, проходившемъ въ окно.
Господи помилуй! вотъ ужъ поистин алмазъ! такой же большой, какъ яйцо ржанки! Блескъ, струившійся изъ него, исходилъ на сіяніе полной луны. Когда вы смотрли на камень его желтая глубина притягивала ваши глаза къ себ такъ, ты вы не видали ничего другого. Глубина его казалась неизмрима, этотъ камень, который вы могли держать между большими и указательными пальцами, казался неизмримъ какъ само небо. Мы положили его на солнц, затворили ставни, и онъ страшно засверкалъ своимъ собственнымъ луннымъ блескомъ въ темнот. Не удивительно, что миссъ Рэчель была очарована, и удивительно, что кузины ея вскрикивали. Алмазъ до такой степени обморочилъ меня, что я также громко вскрикнулъ о! какъ и тараторки. Только одинъ мистеръ Годфри не вышелъ изъ себя. Онъ взялъ за талію своихъ сестеръ и, сострадательно посматривая то на алмазъ, то на меня, сказалъ:
— Уголь, Беттереджъ! простой уголь, мой добрый другъ!!
Цль его, я полагаю, была научить меня. Но онъ только напомнилъ мн объ обд. Я заковылялъ къ моей команд внизъ! Когда я выходилъ, мистеръ Годфри сказалъ:
— Малый, старый Беттореджъ! Я имю къ нему искренна уваженіе!
Онъ обнималъ своихъ сестеръ и строилъ глазки миссъ Рэчель, когда удостоивалъ меня этимъ изъявленіемъ расположенія. Какой запасъ любви хранился въ немъ! Мастеръ Фрэнклинъ былъ настоящій дикарь въ сравненіи съ нимъ..
Черезъ полчаса я явился, какъ мн было приказано, въ комнату милэди.
То, что происходило между моей господній и мной въ этомъ случа, было повтореніемъ того, что произошло между мистеромъ Фрэнклиномъ и мною на Зыбучихъ пескахъ — съ тою разницею, что я промолчалъ о фокусникахъ, такъ Какъ не случилось ничего такого, что дало бы мн поводъ пугать милэди на этотъ счетъ. Когда я былъ отпущенъ, я могъ видть, что милэди смотрла съ самой черной стороны на побужденія полковника и что она желала при первомъ удобномъ случа отнять у дочери Лунный камень.
Возвращаясь на свою половину, я встртилъ мистера Фрэнклина. Онъ желалъ знать, не видалъ ли я его кузину Рэчель. Я ее не видалъ. Не могъ ли я сказать ему, гд кузенъ Годфри? Я не зналъ, но я началъ подозрвать, что кузенъ Годфри долженъ быть недалеко отъ кузины Рэчель. Подозрнія мистера Фрэнклина, повидимому, приняли то же направленіе. Онъ сильно дернулъ себя за бороду и заперся въ библіотек, хлопнувъ за собою дверь съ шумомъ, который многое обозначалъ.
Меня уже не отрывали отъ приготовленій къ обду, пока не настало время принарядиться для пріема гостей. Не усплъ я надть блый жилетъ, какъ явилась Пенелопа, будто бы для того, чтобъ причесать т немногіе волосы, которые у меня остались, и поправить бантъ моего галстуха. Двочка моя была очень весела и я видлъ, что она хочетъ сказать мн что-то. Она поцловала меня въ лысину и шепнула:
— Новости, батюшка! Миссъ Рэчель отказала ему.
— Кому? спросилъ я.
— Члену дамскаго комитета, отвчала Пепелона.— Гадкій, лукавый человкъ! Я ненавижу его за то, что онъ старается вытснить мистера Фрэнклина!
Еслибъ я могъ свободно вздохнуть въ эту минуту, я наврно протестовалъ бы противъ такихъ неприличныхъ выраженій о знаменитомъ филантроп. Но дочь моя въ эту минуту завязывала бантъ моего галстуха и вся сила ея чувствъ перешла въ ея пальцы. Я никогда въ жизни не былъ такъ близокъ къ удушенію.
— Я видла, какъ онъ увелъ ее въ цвтникъ, сказала Пенелопа: — и ждала за остролистникомъ, чтобъ посмотрть, какъ они воротятся. Они ушли рука объ руку и оба смялись. Воротились же врозь, угрюмые какъ могила и смотря въ разныя стороны, такъ что ошибиться было нельзя. Я никогда въ жизни не была такъ рада, батюшка! Есть же на свт одна женщина, которая можетъ устоять противъ мистера Годфри Эбльуайта, а будь я лэди, я была бы другою!
Тутъ я хотлъ опять протестовать. Но моя дочь въ это время взяла въ руки щетку и вся сила ея пальцевъ перешла туда. Если вы плшивы, вы поймете, какъ она меня исцарапала. Если вы не плшивы, пропустите эти строки и благодарите Бога, что у васъ есть защита между головной щеткой и вашей головой.
— Какъ-разъ съ другой стороны остролистника мистеръ Годфри остановился, продолжала Пенелопа. ‘— Вы предпочитаете, сказалъ онъ: — чтобы я остался здсь, какъ-будто не случилось ничего?’ Миссъ Рэчель обернулась къ нему такъ быстро, какъ молнія. ‘— Вы приняли приглашеніе мама, сказала она: — и вы здсь вмст съ ея гостями. Если вы не желаете надлать огласки въ дом, разумется вы останетесь здсь!’ Она сдлала нсколько шаговъ, а потомъ какъ-будто немножко смягчилась.’ — Забудемъ, что случилось, Годфри, сказала она:— и останемся кузенами.’ Она подала ему руку. Онъ поцловалъ ея руку, что я сочла бы за вольность, а потомъ оставила его. Онъ немножко подождалъ, повсивъ голову и медленно копая яму каблукомъ на песк, вы никогда не выдали человка боле сконфуженнаго въ вашей жизни. ‘— Неловко! сказалъ онъ наконецъ сквозь зубы, когда поднялъ глаза и пошелъ къ дому: — очень неловко!’ Если это было его мнніе о самомъ себ, то онъ былъ совершенно правъ. Конечно, довольно неловко. А конецъ-то вышелъ, батюшка, какъ я давно вамъ говорила! вскричала Пенелопа, въ послдній разъ царапнувъ. меня щеткой изъ всхъ силъ.— Выбранъ-то мистеръ Фрэнклинъ!
Я завладлъ щеткой и раскрылъ губы, чтобы сдлать выговоръ, котораго, какъ вы сознаетесь, слова и поведеніе моей дочери заслуживали вполн.
Прежде чмъ я усплъ сказать слово, послышался стукъ колесъ и остановилъ меня. Гости начали съзжаться. Пенелопа тотчасъ убжала. Я надлъ фракъ и посмотрлся въ зеркало. Голова моя была красна какъ ракъ, но въ другихъ отношеніяхъ я былъ такъ прилично одтъ для вечерней церемоніи, какъ слдовало быть. Я посплъ въ переднюю какъ-разъ вовремя, чтобы доложить о двухъ первыхъ гостяхъ. Вы не должны особенно ими интересоваться. Это были только отецъ и мать филантропа — мистеръ и мистриссъ Эбльуайтъ.

Глава X.

Одинъ за другимъ вс гости пріхали за Эбльуайтами, пока вс не явились въ полномъ комплект. Включая хозяевъ, всхъ было двадцать-четыре человка. Прекрасное было зрлище, когда вс услись за столъ и ректоръ фризинголлскій (съ прекраснымъ произношеніемъ) всталъ и прочелъ молитву.
Безполезно утомлять васъ описаніемъ гостей. Вы не встртите никого изъ нихъ во второй разъ — по-крайней-мр, въ моей части разсказа — за исключеніемъ двоихъ.
Оба сидли съ каждой стороны миссъ Рэчель, которая, какъ царица праздника, натурально была предметомъ вниманія всего общества. На этотъ разъ она боле обыкновеннаго была центромъ, къ которому обращались глаза всхъ, потому что (къ тайному неудовольствію милэди) на ней былъ надтъ чудный подарокъ, затмвавшій вс остальные — Лунный камень. Онъ былъ отданъ ей безъ оправы, но этотъ универсальный геній, мистеръ Фрэнклинъ, усплъ съ помощью своихъ ловкихъ пальцевъ и серебряной проволоки пришпилить его какъ брошку къ ея блому платью. Разумется, вс восхищались огромной величиной и красотой алмаза. Но только два лица сказали кое-что несовсмъ обыкновенное — это были два гостя, о которыхъ я упоминалъ, сидвшіе по правую и по лвую руку миссъ Рэчели.
Гость съ лвой руки былъ мистеръ Канди, нашъ фризинголлскій докторъ.
Это былъ пріятный, общежительный маленькій человкъ, съ однимъ недостаткомъ, однако — я долженъ признаться — восхищаться и кстати и некстати своими шуточками и довольно опрометчиво вступать въ разговоръ съ незнакомыми. Въ обществ онъ постоянно длалъ ошибки и безъ всякаго умысла ссорилъ другихъ между собой. Въ медицинской практик онъ былъ гораздо осторожне, по какому-то инстинкту (какъ говорили его враги), который оказывался вообще безошибоченъ тамъ, гд боле разсудительные доктора длали ошибки. То, что онъ сказалъ объ алмаз миссъ Рэчель, было сказано по обыкновенію въ вид мистификаціи илл шутки. Онъ серьезно умолялъ ее (въ интересахъ науки) взять съ собою алмазъ и сжечь.
— Мы сначала нагремъ его, миссъ Рэчель, говорилъ докторъ:— до извстнаго градуса теплоты, потомъ подвергнемъ его дйствію воздуха и мало-по-малу испаримъ алмазъ и избавимъ васъ отъ заботъ сохранять такой драгоцнный камень.
Милэди слышала съ озабоченнымъ выраженіемъ въ лиц, какъ-будто желая, чтобы докторъ говорилъ серьезно и чтобы ему удалось возбудить рвеніе миссъ Рэчель для пользы науки пожертвовать ея подаркомъ.
Другой гость, сидвшій по правую руку моей барышни, былъ знаменитый индійскій путешественникъ мистеръ Мртуэтъ, который рискуя своей жизнію пробрался переодвшись туда, гд не бывала еще никогда нога ни одного европейца.
Это былъ длинный, худощавый, смуглый, молчаливый человкъ. У него былъ утомленный видъ и очень твердый, внимательный взглядъ. Ходили слухи, что ему надола обыденная жизнь среди людей въ нашихъ странахъ и что онъ желалъ опять странствовать въ дикихъ странахъ Востока. Кром того, что онъ сказалъ миссъ Рэчель объ ея алмаз, врядъ ли проговорилъ онъ шесть словъ или выпилъ рюмку вина во весь обдъ. Лунный камень былъ единственный предметъ, интересовавшій его въ самой малой степени. Слава этого камня, поводимому, дошла до него въ какихъ-то опасныхъ мстахъ, куда привели его странствованія. Смотря да него молча такъ долго, что миссъ Рэчель начала конфузиться, онъ сказалъ ей съ своимъ обычнымъ хладнокровіемъ:
— Если вы когда-нибудь подете въ Индію, миссъ Вериндеръ, не берите съ собою подарка вашего дяди. Индустанскій алмазъ считается частью индустанской религіи. Я знаю одинъ городъ и одинъ храмъ въ этомъ город, гд въ этомъ наряд ваша жизнь не продлилась бы и пяти минутъ.
Миссъ Рэчель, находись въ безопасности въ Англіи, съ восторгомъ слушала о своей опасности въ Индіи. Тараторочки были еще въ большемъ восторг, он шумно побросали ножи и вилки и громко закричали:
— О, какъ интересно!
Милэди завертлась на стул и перемнила разговоръ.
Но мр того, какъ обдъ продолжался, я примчалъ мало по малу, что этотъ праздникъ не такъ удался, какъ удавались другіе праздники, предшествовавшіе ему.
Вспоминая теперь день рожденія и соображаясь съ тмъ, что случилось потомъ, я почти готовъ думать, что проклятый алмазъ набросилъ какое-то уныніе на все общество. Я подчивалъ ихъ видомъ, и будучи привилегированнымъ лицомъ, слдовалъ вокругъ стола за тми кушаньями, которыхъ мало брали, и шепталъ гостямъ:
— Пожалуйста попробуйте, я знаю, что это вамъ понравится.
Девять разъ изъ десяти они пробовали изъ уваженія къ старому оригиналу Беттереджу — такъ угодно было имъ говорить — но все напрасно. Разговоръ не вязался, такъ что мн самому сдлалось неловко. А когда кто-нибудь заговаривалъ, то всегда какъ-то некстати. Напримръ, мистеръ Канди, докторъ, боле обыкновеннаго насказалъ неловкостей. Возьмите одинъ образчикъ и вы поймете, что я долженъ былъ чувствовать, стоя у буфета въ качеств человка, который всмъ сердцемъ желалъ успха празднику.
Одна изъ дамъ, присутствовавшихъ за обдомъ, была достойная мистриссъ Тридголлъ, вдова профессора того же имени. Безпрестанно говоря о своемъ покойномъ муж, эта добрая дама никогда не упоминала незнакомымъ, что онъ умеръ. Я полагаю, она думала, что каждый мало-мальски образованный англичанинъ долженъ это знать. Въ одномъ изъ промежутковъ молчанія кто-то упомянулъ о сухомъ и довольно неприличномъ предмет — анатоміи человческаго тла, тотчасъ же добрая мистриссъ Тридголлъ завела рчь о своемъ покойномъ муж, не упоминая, что онъ умеръ. Анатомія, по ея словамъ, была любимымъ занятіемъ профессора въ свободные часы. Къ несчастью, мистеръ Канди, сидвшій напротивъ (ничего не знавшій о покойномъ джентльмэн), услыхалъ ее. Будучи чрезвычайно вжливъ, онъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы тотчасъ же предложить профессору свои услуги по части анатомическихъ увеселеній.
— Недавно въ хирургической академіи получено нсколько замчательно прекрасныхъ скелетовъ, сказалъ мистеръ Канди черезъ столъ громкимъ и веселымъ голосомъ.— Я очень совтую, сударыня профессору посмотрть, когда у него найдется свободный часокъ.
Вы могли бы услышать, какъ упадетъ булавка. Гости (изъ уваженія къ памяти профессора) вс примолкли. Я стоялъ за стуломъ мистриссъ Тридголтъ, въ это время потчуя ее рейнвейномъ. Она опустила голову и сказала очень тихимъ голосомъ:
— Мои возлюбленный супругъ уже не существуетъ боле.
Къ несчастью, мистеръ Канди не слыхалъ ничего, и нисколько не подозрвая истицы, продолжалъ черезъ столъ громче и вжливе прежняго:
— Можетъ быть, профессору неизвстно, что съ карточкой члена академіи онъ можетъ быть тамъ каждый день, кром воскресенья, отъ десяти до четырехъ часовъ.
Мистриссъ Тридголлъ уткнула голову въ манишку и еще тише повторила торжественныя слова:
— Мои возлюбленный супругъ не существуетъ боле.
Я мигалъ мистеру Канди черезъ столъ. Миссъ Рэчель толкала его подъ руку. Милэди бросала на него невыразимые взгляды. Совершенно безполезно! Онъ продолжалъ съ добродушіемъ, котораго никакъ нельзя было остановить:
— Я былъ бы очень, радъ послать профессору мою карточку, если вы сообщите мн его адресъ.
— Его адресъ, сэръ, въ могил, сказала мистриссъ Тридголлъ, вдругъ выдя изъ терпнія и заговора съ такою яростью, что рюмки забрянчали.— Профессоръ умеръ уже десять лтъ тому назадъ.
— О великій Боже! сказалъ мистеръ Канди.
Исключая тараторокъ, которыя захохотали, такое уныніе распространилось во всемъ обществ, какъ будто вс готовы были убраться вслдъ за профессоромъ и подобно ему взывать изъ могилы.
Но довольно о мистер Канди. Остальные гости также были непріятны въ своемъ род, какъ и докторъ. Когда имъ слдовало говорить, они не говорили, а когда заговаривали, то все невпопадъ. Мистеръ Годфри, хотя такой краснорчивый въ публик, теперь ршительно не хотлъ разговаривать. Сердитъ онъ былъ или сконфуженъ посл своего пораженія въ цвтник, я сказать не могу. Онъ занимался тихимъ разговоромъ только съ тою дамою, которая сидла возл него. Она была членомъ его комитета — особа съ высокими душевными качествами, съ прекрасной обнаженной шеей и съ большимъ пристрастіемъ къ шампанскому, она любила крпкое шампанское, вы понимаете, и въ большомъ количеств. Стоя близко позади ихъ обоихъ у буфета, я могу засвидтельствовать изъ того, что слышалъ изъ ихъ словъ, что общество лишилось очень назидательнаго разговора., который я слушалъ откупоривая пробки и разрзывая баранину, и проч. и проч. Что они говорили о благотворительныхъ длахъ, я не слыхалъ. Когда же я имлъ время прислушаться къ нимъ, они уже давно перестали разсуждать о женщинахъ, разршающихся отъ бремени и о женщинахъ спасаемыхъ отъ бдности, и перешли къ боле серьезнымъ предметамъ. Религія (какъ я понялъ изъ ихъ разговора, откупоривая пробки и разрзывая мясо) значитъ любовь. А любовь значитъ религія. А земля была небо нсколькое обветшалое. А небо была земля нсколько обновившаяся. На земл жили довольно порочные люди, но зато вс женщины на неб будутъ членами обширнаго комитета, которые никогда не будутъ ссориться, мущины въ вид спасительныхъ ангеловъ будутъ исполнять ихъ велнія. Прелестно! прелестно! Но почему же мистеръ Годфри лишилъ остальное общество такого пріятнаго разговора?
Вы наврно скажете, что мистеръ Фрэнклинъ такъ расшевелилъ всю компанію, что вечеръ вышелъ пріятный?
Ничуть не бывало! Онъ совершенно оправился и былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, я подозрваю, что Пенелопа сообщила ему, какъ мистеръ Годфри былъ принятъ въ цвтник. Но о чемъ бы онъ ни заговаривалъ, девять разъ изъ десяти онъ выбиралъ неловкій предметъ или обращался невпопадъ, и кончилось тмъ, что однихъ онъ оскорблялъ, другихъ озадачивалъ. Его заграничное воспитаніе — эта французская, нмецкая и итальянская сторона его, о которыхъ я упоминалъ выше — обнаружилось самымъ поразительнымъ образомъ за гостепріимнымъ столомъ милэди.
Что вы думаете, напримръ, о его разсужденіи относительно того, какъ далеко можетъ замужняя женщина простирать свой восторгъ къ постороннему мущин, и о томъ, что онъ съ французскимъ остроуміемъ растолковывалъ это незамужней тетк фризинголлскаго викарія? Что вы думаете, когда онъ перешелъ къ нмецкой сторон и сказалъ одному изъ землевладльцевъ, когда этотъ великій авторитетъ по части скотоводства ссылался на свою опытность относительно разведенія быковъ, что опытность, собственно такъ понимаемая, не считается ни за что и что надлежащій способъ воспитывать быковъ состоятъ въ томъ, чтобы углубиться въ самого себя, развить идею образцоваго быка и произвести его? Что вы скажете, когда у депутата нашего графства, разгорячившагося за сыромъ и салатомъ, о распространеніи демократизма въ Англіи вырвались слдующія слова: ‘Если мы лишимся старинной защиты нашихъ правъ, мистеръ Блэкъ, позвольте васъ спросить, чти у насъ останется?’ Что ни скажете, когда мистеръ Фрэнклинъ отвчалъ съ итальянской точки зрнія:
‘— У насъ останутся три вещи, сэръ: любовь, музыка и салатъ!
Онъ не только путалъ людей такими выходками, но когда англійская сторона его вышла наружу въ надлежащее время, онъ лишился своего заграничнаго лоска, и перейдя къ разговору о медицинской профессіи, такъ поднялъ на смхъ всхъ докторовъ, что взбсилъ даже маленькаго, добродушнаго мастера Канди.
Споръ между ними начался тмъ, что мистеръ Фрэнклинъ былъ принужденъ сознаться — я забылъ по какому поводу — что онъ послднее время дурно спитъ по ночамъ. Мистеръ Канди сказать ему на это, что его нервы разстроились и что онъ немедленно долженъ начать лечиться. Мистеръ Фрэнклинъ отвчалъ, что лечиться и идти ощупью въ потьмахъ, по его мннію, одно и то же. Мистеръ Канди, отвчая мткимъ ударомъ, сказалъ, что самъ мистеръ Фрэнклинъ ищетъ сна ощупью въ потьмахъ и что ничего, кром лекарства, не можетъ помочь ему найти его. Мистеръ Фрэнклинъ, отражая ударъ, съ своей стороны сказалъ, что оггь часто слыхалъ, какъ слпецъ водитъ слпца, а теперь въ первый разъ онъ узналъ, что это значитъ. Такимъ образомъ перекидывались они рзко и мтко, такъ что оба разгорячились, особенно мистеръ Канди до того вышелъ изъ себя, защищая свою профессію, что милэди была принуждена вмшаться и запретила продолжать споръ. Этотъ необходимый повелительный поступокъ уничтожилъ окончательно веселость гостей. Разговоръ начинался время отъ времена тамъ и сямъ минуты на дв, но въ немъ не доставало ни жизни, ни огня. Сатана (или алмазъ) вселился въ гостей и вс почувствовали облегченіе, когда госпожа моя встала и подала дамамъ сигналъ оставить мущинъ за виномъ.
Только что я разставилъ графины въ рядъ передъ старымъ мистеромъ Эбльуайтомъ (который представлялъ хозяина дома), когда на террас раздались звуки, испугавшіе меня до того, что я тотчасъ же лишился своихъ свтскихъ манеръ. Мы переглянулись съ мастеромъ Фрэнклиномъ, это былъ звукъ индійскаго барабана. Я готовъ былъ поручиться жизнью, что фокусники воротились къ намъ съ возвращеніемъ въ нашъ домъ Луннаго камня.
Когда они обходили уголъ террассы, я пошелъ отослать ихъ. Но къ несчастью дв тараторки опередили меня. Он выбжали на террасу какъ пара фейерверочныхъ ракетъ, съ нетерпніемъ желая посмотрть фокусы индійцевъ. Другія дамы послдовали за ними, а наконецъ и мущины вышли съ своей стороны. Прежде чмъ вы успли бы сказать: Господи помилуй, мошенники начали свое представленіе, а тараторки цловали хорошенькаго мальчика.
Мистеръ Фрэнклинъ сталъ возл миссъ Рэчель, а я позади нея. Если наши подозрнія были справедливы, она, ничего не зная, показывала индійцамъ алмазъ на своемъ платьи.
Не могу сказать, какія штуки они представляли и какъ они представляли. Раздосадованный неудачнымъ обдомъ и разсерженный на мошенниковъ, какъ-разъ подоспвшихъ во-время, чтобы увидать алмазъ своими собственными глазами, я, признаюсь, совсмъ растерялся. Первое, что я помню, это внезапное появленіе на сцену индійскаго путешественника мистера. Мртуэта. Обойдя полукругъ, въ которомъ стояли или сидли господа, онъ спокойно подошелъ къ фокусникамъ сзади и вдругъ заговорилъ съ ними на ихъ родномъ язык.
Еслибъ онъ прокололъ ихъ штыкомъ, я сомнваюсь, боле испугались бы индійцы и повернулись ли бы къ нему съ быстротою тигра, чмъ услыхавъ первыя слова, сорвавшіяся съ его губъ. Черезъ минуту они кланялись ему самымъ вжливымъ и раболпнымъ образомъ. Размнявшись съ ними нсколькими словами на неизвстномъ язык, мистеръ Мртуэтъ ушелъ такъ же спокойно, какъ пришелъ. Главный фокусникъ, исполнявшій роль переводчика, опять обернулся къ зрителямъ. Я примтилъ, что кофейное лицо этого человка сдлалось срымъ посл того, какъ мистеръ Мртуэтъ поговорилъ съ нимъ. Онъ поклонился милэди и объявилъ ей, что представленіе кончилось. Тараторки, чрезвычайно разочарованныя, вскричали громко: ‘О!’ направленное противъ мистера Мртуэта за то, что онъ остановилъ представленіе. Главный фокусникъ униженно приложилъ руку къ груди и во второй разъ сказалъ, что представленіе кончилось. Мальчикъ сталъ обходить вокругъ съ шляпой. Дамы ушли въ гостиную, а мущины (за исключеніемъ мистера Фрэнклина и мистера Мртуэта) воротились къ своему вину. Я съ однимъ изъ лакеевъ пошелъ вслдъ за индійцами выпроводить ихъ подальше отъ нашего дома.
Возвращаясь черезъ кустарникъ, я почувствовалъ залахъ табаку и увидалъ мистера Фрэнклина и мистера Мртуэта (послдній курилъ сигару), медленно ходившихъ взадъ и впередъ между деревьями. Мистеръ Фрэнклинъ сдлалъ мн знакъ, чтобы я подошелъ къ нему.
— Это, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ, представляя меня знаменитому путешественнику:— Габріэль Беттереджъ, старый слуга и другъ нашего семейства, о которомъ я сейчасъ вамъ говорилъ. Скажите ему, пожалуйста, что вы сейчасъ говорили мн.
Мистеръ Мртуэтъ вынулъ сигару изо рта и съ своимъ обычнымъ утомленнымъ видомъ прислонился къ дереву.
— Мистеръ Беттереджъ, началъ онъ: — эти три индійца такіе же фокусники, какъ мы съ вами.
Это было новымъ удивленіемъ. Я, натурально, спросилъ путешественника, встрчался ли онъ прежде съ этими индійцами.
— Никогда, отвчалъ мистеръ Мртуэтъ: — но я знаю, въ чемъ состоятъ индійскіе фокусы. Все, что вы видли сегодня, весьма плохое и неловкое подражаніе. Если только посл продолжительной опытности я не ошибаюсь, эти люди брамины высокой касты. Я сказалъ имъ, что они переодты, и вы видите, какъ это ихъ смутило, хотя индусы очень искусно умютъ скрывать свои чувства. Въ ихъ поведеніи есть какая-то тайна, которой я объяснить не могу, они вдвойн пожертвовали своей кастой — во-первыхъ перехавъ черезъ море, во-вторыхъ переодвшись фокусниками. Въ той земл, въ которой они живучъ, это страшная жертва. Но тутъ должна быть очень серьезная причина и какое-нибудь не совсмъ обыкновенное оправданіе, которое дастъ имъ возможность возвратить свою касту, когда они воротятся на родину.
Я онмлъ отъ изумленія. Мистеръ Мртуэтъ продолжалъ курить свою сигару. Мистеръ Фрэнклинъ, посл того, что показалось мн маленькимъ обходомъ между различными стороны своего характера, прервалъ молчаніе, заговоривъ съ своимъ милымъ итальянскимъ обращеніемъ, сквозь которое проглядывалъ прочный англійскій фундаментъ.
— Я не ршился бы, мистеръ Мртуэтъ безпокоить васъ нашими семейными длами, которыя не могутъ васъ интересовать и о которыхъ я самъ не весьма охотно говорю вн нашего домашняго кружка. Но посл того, что вы сказали, я считаю себя обязаннымъ въ интересахъ лэди Вериндеръ и ея дочери разсказать вамъ то, что можетъ быть дастъ вамъ въ руки ключъ. Я говорю съ вами но секрету, и смю надяться, что вы этого не забудете.
Съ этимъ предисловіемъ, онъ разсказалъ индійскому путешественнику (говоря теперь по ясному французскому способу) все, что онъ разсказалъ мн на Зыбучихъ пескахъ. Даже непоколебимый Мртуэтъ до того заинтересовался тмъ, что онъ слышалъ, что далъ погаснуть своси сигар.
— Теперь что скажетъ ваша опытность? сказалъ мистеръ Фрэнклинъ въ заключеніе.
— Моя опытность скажетъ, отвчалъ путешественникъ:— что вы были гораздо ближе къ смерти, чмъ бывалъ я, мистеръ Блэкъ, а этимъ много сказано.
Пришла очередь мистера Фрэнклина удивляться.
— Неужели это такъ серьезно? спросилъ онъ.
— По моему мннію, отвчалъ мистеръ Мртуэтъ.— Я не могу сомнваться, посл всего разсказаннаго вами, что возвращеніе Луннаго камня на его мсто, на чело индійскаго идола, есть причина и оправданіе того пожертвованія кастой, о которой я вамъ говорилъ. Эти люди будутъ ждать удобнаго случая съ терпніемъ кошекъ и воспользуются имъ съ свирпостью тигровъ. Какъ вы избавились отъ нихъ, я понять не могу, прибавилъ знаменитый путешественникъ, опять закуривая свою сигару и пристально смотря на мистера Фрэнклина.— Вы возили алмазъ взадъ и впередъ здсь и въ Лондон и вы еще живы! Постараемся это разъяснить. Я полагаю, оба раза вы днемъ вынимали алмазъ изъ лондонскаго банка?
— Днемъ, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.
— На улицахъ тогда было много народа?
— Много.
— Вы разумется назначали, въ какое именно время прідете съ леди Вериндеръ. Отсюда до станціи мстность уединенная. Вы пріхали въ назначенный срокъ?
— Нтъ, я пріхалъ четырьмя часами ране назначеннаго срока.
— Позвольте же васъ поздравить съ этимъ поступкомъ. Когда вы отвезли алмазъ назадъ въ здшній городъ?
— Я отвезъ его черезъ часъ посл прізда сюда — и за три часа до того, какъ меня ожидали видть здсь.
— Позвольте опять васъ поздравить! Вы привезли сюда его назадъ одинъ?
— Нтъ. Я халъ съ моимъ кузеномъ, кузинами и грузомъ.
— Позвольте поздравить васъ въ третій разъ! Если вы когда-нибудь вздумаете путешествовать вн цивилизованныхъ границъ, мистеръ Блэкъ, дайте мн знать и я поду съ вами. Вы счастливый человкъ.
Тутъ вмшался я, такого рода вещи не согласовались съ моими англійскими идеями.
— Неужели вы хотите сказать, сэръ, сказалъ я:— что индійцы лишили бы жизни мистера Фрэнклина, еслибы онъ далъ имъ возможность, для того, чтобы овладть своимъ алмазомъ?
— Вы курите, мистеръ Беттереджъ? спросилъ путешественникъ.
— Курю, сэръ.
— Очень вы дорожите той золой, которая остается на дн вашей трубки?
— Нисколько не дорожу, сэръ.
— Въ той стран, изъ которой пріхали эти люди, такъ me мало дорожатъ жизнью человка, какъ вы золой вашей трубки. Еслибы жизнь тысячи человкъ стояла между ними и возвращеніемъ алмаза и еслибы они думали, что могутъ убить этихъ людей безнаказанно, они убили бы ихъ всхъ. Жертва кастой дло серьезное въ Индіи, жертва жизнью не значитъ ничего.
На это я выразилъ мое мнніе, что это танка воровъ и убійцъ. Мистеръ Мртуэтъ выразилъ свое мнніе, что это удивительный народъ. Мистеръ Фрэнклинъ не выразилъ никакого мннія, а воротилъ насъ къ длу.
— Они видли Лунный камень на платьи миссъ Вериндеръ, сказалъ онъ.— Что теперь длать?
— То, что грозился сдлать вашъ дядя, отвчалъ мистеръ Мртуэтъ.— Полковникъ Гернкастль понималъ, съ какими людьми онъ имлъ дло. Пошлите алмазъ завтра (подъ карауломъ нсколькихъ человкъ) въ Амстердамъ. Велите сдлать изъ него полдюжины брилліантовъ вмсто одного. Тогда кончится священное значеніе Луннаго камня — кончится и заговоръ.
Мистеръ Фрэнклинъ обернулся ко мн.
— Нечего длать, сказалъ онъ.— Мы должны завтра же говорить съ лэди Всриндеръ.
— А какъ же сегодня, сэръ? спросилъ я.— Что если индійцы воротятся?
Мистеръ Мртуэтъ отвчалъ мн прежде чмъ усплъ заговорить мистеръ Фрэнклинъ.
— Индійцы не ршатся воротиться сегодня, сказалъ онъ.— Они никогда не идутъ прямымъ путемъ — не говоря уже о такомъ дл, какъ это, когда малйшая ошибка можетъ быть гибельна для ихъ цли.
— Но если эти мошенники окажутся смле, чмъ вы думаете, сэръ? настаивалъ я.
Въ такомъ случа спустите собакъ, сказалъ мистеръ Мртуэтъ.— Есть у васъ большія собаки на двор?
— Есть дв, сэръ. Бульдогъ и ищейка.
— Ихъ достаточно. Въ настоящемъ случа, мистеръ Беттереджъ, бульдогъ и ищейка имютъ одно большое достоинство — ихъ, вроятно, не будетъ мучить ваша совстливость относительно неприкосновенности человческой жизни.
Звуки фортепіано донеслись до насъ изъ гостиной, когда онъ пустилъ въ меня этотъ зарядъ. Онъ бросилъ свою сигару и взялъ подъ руку мистера Фрэнклина, чтобъ воротиться къ дамамъ. Я примтилъ, что небо быстро покрывается тучами, когда шелъ за ними въ домъ. Мистеръ Мртуэтъ тоже примтилъ. Онъ посмотрлъ на меня съ своей обыкновенной сухостью и насмшливостью и сказалъ
— Индійцамъ ныншнюю ночь понадобятся зонтики, мистеръ Беттереджъ!
Хорошо было ему шутить. Но я не былъ знаменитымъ путешественникомъ — и мой путь на этомъ свт не заставлялъ меня играть моей жизнью среди воровъ и убійцъ въ разныхъ заморскихъ странахъ. Я пошелъ въ свою комнатку, слъ на мое кресло весь въ поту и спрашивалъ себя съ отчаяніемъ, что теперь длать. Въ такомъ тревожномъ расположеніи духа другіе загнали бы на себя лихорадку, я кончилъ совсмъ другимъ образомъ. Я закурилъ трубку и заглянулъ въ Робинзона Крузо.
Не читалъ я и пяти минутъ, какъ мн попалось это удивительное мсто — страница сто-шестьдесятъ-первая:
‘Страхъ опасности въ десять тысячъ разъ страшне самой опасности, видимой для глаза, и мы находимъ, что бремя безпокойства гораздо больше того несчастья, которое насъ тревожитъ.’
У человка, который посл этого не увруетъ въ Робинзона Крузо, наврно не достаетъ въ мозгу винта, или онъ отуманенъ самонадянностью. Аргументы пропадаютъ съ нимъ и лучше сохранить состраданіе для человка съ боле живой врой.
Я давно уже курилъ вторую трубку и все еще восхищался этой удивительной книгой, когда Пенелопа (подававшая чай) пришла ко мн съ донесеніемъ изъ гостиной. Она оставила тараторокъ, пвшихъ дуэтъ — слова начинались о и музыка согласовалась съ этимъ. Она замтила, что милэди длала ошибки въ вист, чего мы прежде никогда въ ней не замчали. Она видла, что знаменитый путешественникъ заснулъ въ углу. Она слышала, какъ мистеръ Фрэнклинъ острилъ надъ мистеромъ Годфри, по поводу дамскихъ комитетовъ вообще, а мистеръ Годфри возражалъ ему гораздо рзче, нежели приличествовало джентльмэну съ такимъ гуманнымъ направленіемъ. Она подмтила, какъ миссъ Рэчель, повидимому успокоившая миссъ Тридголъ, показывая ей фотографіи, на самомъ дл бросала украдкою на мистера Фрэнклина такіе взгляды, въ которыхъ ни одна умная горничная не могла ошибиться ни на одну минуту. Наконецъ она видла, какъ мистеръ Канди, докторъ, таинственно исчезнувшій изъ гостиной и потомъ таинственно вернувшійся, вступилъ въ разговоръ съ мистеромъ Годфри. Словомъ, дла шли гораздо лучше, чмъ судя по обду мы имли право ожидать. Еслибы мы только могли продержаться еще часъ, старая Время подвезъ бы экипажи и освободилъ бы насъ совсмъ отъ гостей.
Все проходитъ на этомъ свт, и даже успокоительное дйствіе Робинзона Крузо прошло, когда Пенелопа оставила меня. Я опять растревожился и ршился обойти вокругъ дома прежде чмъ начнется дождь. Вмсто того, чтобы взять лакея, у котораго былъ человческій носъ и, слдовательно, безполезный въ какомъ-нибудь непредвиднномъ случа, я взялъ съ собой ищейку. Можно было положиться, что ея носъ почуялъ бы чужого. Мы обошли вокругъ дома и вышли на дорогу, мы воротились такъ, какъ и ушли, ни съ чмъ, не найдя нигд притаившагося человческаго существа. Я опять пока посадилъ собаку на цпь и опять воротившись черезъ кустарникъ, встртилъ нашихъ двухъ джэнтльмэновъ, выходившихъ ко мн изъ гостиной. Это былъ мистеръ Канди и мистеръ Годфри, они все (какъ донесла мн Пелелопа) разговаривали между собою тихо, смясь надъ какой-то забавной выдумкой. Мн показалось довольно странно, что эти два человка подружились — но разумется я прошелъ мимо, будто не примчая ихъ.
Прибытіе экипажей было сигналомъ къ дождю. Онъ полилъ такъ, какъ имлъ намреніе лить всю ночь. За исключеніемъ доктора, котораго ожидалъ гигъ, все остальное общество очень удобно воротилось домой въ каретахъ. Я сказалъ мистеру Канди, что боюсь, что онъ промокнетъ насквозь. Онъ сказалъ мн въ отвтъ, что онъ удивляется, какъ я дожилъ до моихъ лтъ, не зная, что кожа доктора непромокаема. Онъ ухалъ по дождю, смясь надъ своей шуточкой, и мы такимъ образомъ избавилось отъ нашихъ обденныхъ гостей. Теперь остается разсказать исторію ночи.

Глава XI.

Когда послдній изъ гостей ухалъ, я воротился въ нижнюю залу и нашелъ Самюэля у бокового столика, приготовлявшаго водку и содовую воду. Милэди и миссъ Рэчель вышли изъ гостиной въ сопровожденіи двухъ джентльмэновь. Мистеръ Годфри выпилъ водки и содовой воды, мистеръ Фрэнклинъ не выпилъ ничего. Онъ слъ, имя смертельно усталый видъ. Должно быть, разговоръ въ этотъ торжественный день измучилъ его.
Милэди, обернувшись пожелать имъ спокойной ночи, пристально посмотрла на подарокъ нечестиваго полковника, блиставшій на платьи ея дочери.
— Рэчель, сказала она: — куда ты положишь на ночь твои алмазъ?
Миссъ Рэчель находилась въ самомъ веселомъ расположеніи духа, именно въ такомъ расположеніи, когда хочется говорить пустяки и упорно отстаивать ихъ, какъ нчто разумное, что вы можетъ быть иногда замчали въ молодыхъ двицахъ, когда нервы ихъ возбуждены въ конц дня, исполненнаго сильныхъ ощущеній. Во-первыхъ, она объявила, что не знаетъ куда положить алмазъ. Потомъ сказала: ‘Разумется, на тоалетъ вмст съ другими ея вещами’. Потомъ она вспомнила, что алмазъ можетъ засіять самъ по себ своимъ страннымъ луннымъ свтомъ въ темнот и напугать ее ночью. Потомъ она вспомнила объ индійскомъ шкапчик, который стоялъ въ ея гостиной, и тотчасъ ршилась спрятать индійскій алмазъ въ индійскій шкапчикъ, чтобы дать возможность двумъ прекраснымъ туземнымъ произведеніямъ любоваться другъ другомъ. Слушая до сихъ поръ терпливо весь этотъ вздоръ, мать тутъ вмшалась и остановила ее.
— Душа моя, твои индійскій шкапчикъ не запирается, сказала милэди.
— Великій Боже, мама! вскричала миссъ Рэчель: — разв это гостинница, разв въ дом есть воры?
Не обращая вниманія на итогъ причудливый способа, разговора, милэди пожелала джентльменамъ доброй ночи. Потомъ она обернулась къ миссъ Рэчель и поцловала ее.
— Зачмъ ты не отдашь мн спрятать твой алмазъ? спросила она.
Миссъ Рэчель приняла это предложеніе, какъ приняла бы десять лтъ тому назадъ предложеніе разстаться съ новой куклой. Милэди увидла, что ее не уговорить въ этотъ вечеръ.
— Приходи ко мн въ комнату, Рэчель, какъ только встанешь утромъ, сказала она:— я скажу теб кое-что.
Съ этими послдними словами она медленно оставила насъ, думая глубокую думу и, по всей вроятности, не очень довольная тмъ путемъ, по которому ея мысли вели ее.
Потомъ простилась миссъ Рэчель. Она прежде пожала руку мистеру Годфри, который стоялъ на другомъ конц залы, смотря на картину. Потомъ она повернулась къ мистеру Фрэнклину, все молча и съ утомленіемъ сидвшему въ уголку.
Что они говорили между собой, я сказать не могу. Но стоя возл большой дубовой рамы, въ которую вдлано наше зеркало, я видлъ въ немъ, какъ она, украдкой вынувъ изъ-за корсажа своего платья медальонъ, подаренный ей мистеромъ Фрэнклиномъ, показала его ему съ улыбкой, конечно означавшей нчто не совсмъ обыкновенное, прежде чмъ ушла спать. Это обстоятельство нсколько поколебало увренность, которую я прежде имлъ къ моему мннію. Я началъ думать, что можетъ быть Пенелопа права относительно чувствъ ея барышни.
Какъ только миссъ Рэчель перестала ослплять его зрніе, мистеръ Фрэнклинъ примтилъ меня. Его перемнчивый правъ, измнявшійся во всемъ, уже измнялся и насчетъ индійцевъ.
— Беттереджъ, сказалъ онъ: — я почти готовъ думать, что придалъ слишкомъ большое значеніе словамъ мистера Мртуэта, когда мы разговаривали въ кустарник. Желалъ бы я знать, не угоститъ та онъ насъ росказнями, которыми такъ любятъ щегольнуть путешественники? Неужели вы въ самомъ дл хотли выпустить собакъ?
— Я сниму съ нихъ ошейники, сэръ, отвчалъ я:— и дамъ имъ волю побгать ночью, если пронюхаютъ чужой слдъ.
— Это хорошо, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Мы увидимъ, что надо будетъ сдлать завтра. Я вовсе не расположенъ пугать тетушку, Беттереджъ, безъ весьма настоятельной причины. Спокойной ночи.
Онъ казался такъ утомленъ и блденъ, когда кивнулъ мн головой и взялъ свчу, чтобъ идти наверхъ, что я осмлился посовтовать ему выпить на ночь водки съ водой. Мистеръ Годфри подошедшій къ намъ съ другого конца комнаты, поддержалъ меня. Онъ сталъ уговаривать мистера Фрэнклина самымъ дружескимъ образомъ выпить чего-нибудь прежде чмъ ляжетъ спать.
Я упоминаю объ этихъ обстоятельствахъ, потому что посл всего видннаго и слышаннаго мною съ этотъ день мн было пріятно примтить, что наши оба джентльмэна по прежнему находились въ хорошихъ отношеніяхъ. Ихъ битва на словахъ (слышанная Пенелопой въ гостиной) и ихъ соперничество за благосклонность миссъ Рэчель, повидимому, не длали между ними серьезной размолвки. Но вдь оба были добраго характера и люди свтскіе. А люди высокаго званія имютъ то достоинство, что никогда не бываютъ такъ задорливы между собой, какъ люди незнатные.
Мистеръ Фрэнклинъ отказался отъ водки съ водой и пошелъ наверхъ съ мистеромъ Годфри, такъ какъ комнаты ихъ были рядомъ. На площадк, однако, или кузенъ уговорилъ его, или онъ по обыкновенію перемнилъ мысли.
— Можетъ быть мн захочется ночью пить, закричалъ онъ мн:— пришлите ко мн въ комнату водки.
Я послалъ Самюэля съ водкой и водой, а потомъ вышелъ снять ошейники съ собакъ. Он об чуть не сошли съ ума отъ удивленія, что ихъ выпустили въ такую пору ночи, и прыгали на меня Какъ щепки. Однако дождь споро охладилъ ихъ пылъ, он полокали немножко воды и вползли опять въ свои поры. Возвращаясь въ домъ, я примтилъ на неб признаки, и оказывавшіе перемну погоды къ лучшему. Теперь пока дождь хилъ ливнемъ и вся земля превратилась въ слякоть.
Мы съ Сэмюэлемъ обошли вокругъ дома и, по обыкновенію, заперли вс двери. Я все осмотрлъ самъ и ни въ чемъ не положился на моего помощника въ этомъ случа. Все было крпко заперто и безопасно, когда мои старыя кости улеглись въ постель въ Первомъ часу ночи.
Я полагаю, что хлопоты этого дня пришлись мл не подъ силу. Какъ бы то ни было, а я заразился болзнью мистера Фрэнклина въ эту ночь. Солнце уже всходило, когда я наконецъ заснулъ. Во все время, какъ я не спалъ, въ дом было тихо какъ въ могил. Не слышалось ни малйшаго звука, кром плеска дождя и шелеста втра между деревьями, поднявшагося къ утру.
Въ половин восьмого я проснулся и отворилъ окно. День былъ прекрасный, солнечный. Часы пробыли восемь и я выходилъ опять посадить собакъ на цпь, когда услыхалъ позади себя на лстниц шелестъ женскихъ юпокъ.
Я обернулся: съ лстницы за мною бжала Пенелопа какъ сумасшедшая.
— Батюшка! кричала она:— ради Бога ступайте наверхъ! Алмазъ пропалъ.
— Ты врно съ ума сошла? спросилъ я.
— Пропалъ! повторила Пенелопа.— Пропалъ и никто не знаетъ какъ. Ступайте и посмотрите.
Она потащила меня за собой въ гостиную нашей барышни, которая отворялась въ ея спальную. Тамъ, на порог спальной, стояла миссъ Рэчель, почти такая же блдная лицомъ, какъ ея блый пеньюаръ. Об половинки индійскаго шкапика были отворены настежь. Одинъ изъ ящиковъ выдвинутъ такъ далеко, какъ только можно было выдвинуть.
— Посмотрите! сказала Пенелопа:— я сама видла какъ миссъ Рэчель положила вчера алмазъ въ этотъ ящикъ.
Я подошелъ къ шкапчику: ящикъ былъ пустъ.
— Правда ли это, миссъ? спросилъ я.
Съ взглядомъ, который не походилъ на ея обычный взглядъ, голосомъ, который не походилъ на ея голосъ, миссъ Рэчель отвчала какъ моя дочь:
— Алмазъ пропалъ!
Сказавъ эти слова, она ушла въ свою спальную и заперла дверь.
Прежде чмъ мы успли сообразить, что теперь длать, вошла милэди, услышавъ мой голосъ въ гостиной дочери и спрашивая, что случилось. Извстіе о пропаж алмаза какъ будто окаменило ее. Она прямо подошла къ спальной дочери и настояла, чтобы ее впустили. Миссъ Рэчель впустила ее.
Тревога, пробжавшая по дому съ быстротой пожара, прежде всего дошла до обоихъ джентльменовъ.
Мистеръ Годфри первый вышелъ изъ своей комнаты. Когда онъ услыхалъ, что случилось, онъ только въ изумленіи поднялъ руки кверху, что не слишкомъ много говорило въ пользу его душевной твердости. Мистеръ Фрэнклинъ, ни прозорливость котораго я разсчитывалъ, надясь, что онъ подастъ намъ совтъ, оказался такъ же ненаходчивъ, какъ и его кузенъ, когда въ свою очередь услыхалъ это извстіе. Противъ ожиданія, онъ наконецъ хорошо спалъ эту ночь, и эта непривычная роскошь привела его, какъ онъ самъ говорилъ, въ какое-то одуреніе. Однако, когда онъ выпилъ чашку кофе — которую онъ, по иностранному обычаю, всегда выпивалъ за нсколько часовъ до завтрака — умъ его просвтллъ, дальновидная сторона его вшила наружу и онъ ршительно и ловко принялъ слдующія мры:
Прежде всего онъ послалъ за слугами и веллъ имъ оставить вс нижнія двери и окна (за исключеніемъ парадной двери, которую я отперъ) именно такъ, какъ он были, когда мы запирали ихъ наканун. Потомъ онъ предложилъ своему кузену и мн удостовриться, прежде чмъ мы примемъ дальнйшія мры, не завалился ли куда-нибудь алмазъ — какъ напримръ, на диванчикъ или на столъ, на которомъ шкаликъ стоялъ. Поискавъ въ обоихъ мстахъ и не паіідя ничего, разспросивъ также Пенелопу и узнавъ отъ нея не боле того, что она уже сказала мн — мистеръ Фрэнклинъ предложилъ спроситъ миссъ Рэчель и послалъ Пенелопу постучаться въ дверь ея спальной.
На стукъ вышла милэди и затворила за собою дверь. Черезъ минуту мы услыхали, что миссъ Рэчель заперла дверь изнутри. Госпожа моя подошла къ вамъ въ сильномъ недоумніи и огорченіи.
— Пропажа алмаза совершенно поразила Рэчель, сказала она въ отвтъ мистеру Фрэнклину.— Она какъ-то странно не хочетъ говорить даже объ этомъ со мной. Вамъ невозможно видть ее теперь.
Увеличивъ наше недоумніе этими словами о миссъ Рэчель, милэди посл маленькаго усилія возвратила свое обычное спокойствіе и могла дйствовать съ своей обычной ршимостью.
— Я полагаю, что нечего боле длать, какъ послать за полиціей, сказала она спокойно.
— А полиція прежде всего должна, прибавилъ мистеръ Фрэнклинъ, подхвативъ ея слова:— схватить индійскихъ фокусниковъ, дававшихъ здсь представленіе вчера.
Милэди и мистеръ Годфри (не знавшіе того, что было извстно мистеру Фрэнклину и мн) оба вздрогнули и удивились,
— Мн теперь некогда объясняться, продолжалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я могу только сказать вамъ, что индійцы непремнно украли алмазъ. Дайте мн рекомендательное письмо, обратился онъ въ милэди: — къ одному изъ фризинголлскихъ судей — просто скажите ему, что я представитель вашихъ интересовъ и желаній, и позвольте мн тотчасъ же отправиться съ этимъ письмомъ. Наша возможность поймать воровъ зависитъ отъ нашихъ стараній не терять ни одной минуты понапрасну.
Nota bene. Французская или англійская сторона мистера Фрэнклина одержала теперь верхъ, только это была сторона разумная. Вопросъ состоялъ въ томъ, долго ли это продолжится.
Онъ положилъ перо, чернила и бумагу передъ теткой, которая (какъ мн показалась) написала письмо не совсмъ охотно. Еслибъ было возможно оставить безъ вниманія пропажу вещи, стоющей двадцать тысячъ фунтовъ, я полагаю, судя по мннію милэди о ея покойномъ брат и по ея недоврію къ его подарку, для нея было бы облегченіемъ позволить ворамъ убжать съ Луннымъ камнемъ.
Я пошелъ съ мистеромъ Фрэнклиномъ въ конюшню и воспользовался этимъ случаемъ, чтобы спросить его, какимъ образомъ индійцы (которыхъ я подозрвалъ съ такой догадливостью, какъ и онъ) могли забраться въ домъ.
— Одинъ изъ шахъ могъ пробраться въ залу, когда гости узжали, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Онъ, должно быть, лежалъ подъ диваномъ, когда тетушка и Рэчель говорили, куда спрятать алмазъ. Ему стоило только подождать, пока въ дом все стихнетъ, а потомъ подойти къ шкапику и взять алмазъ оттуда.
Съ этими словами онъ закричалъ груму, чтобы отворили ворота, и ускакалъ.
Дйствительно, это было единственное разумное объясненіе. Но какимъ же образомъ воръ усплъ выбраться изъ дома? Я нашелъ парадную дверь, когда пошелъ отворить ее, вставъ утромъ, запертой на запоръ, какъ оставилъ се вечеромъ. А другія двери и окна сами говорили за себя, потому что до сихъ поръ оставались еще запертыми. А собаки? Положимъ, воръ убжалъ, выпрыгнувъ изъ верхняго окна, какъ же онъ могъ избавиться отъ собакъ? Не запасся ли онъ для нихъ отравленнымъ мясомъ? Когда это сомнніе промелькнуло въ голов моей, собаки выбжали ко мн изъ-за угла, кувыркаясь на мокрой трав, такія веселыя и здоровыя, что я съ большимъ затрудненіемъ унялъ ихъ и посадилъ опять на цпь. Чмъ боле думалъ я объ этомъ, тмъ мене казалось мн удовлетворительно объясненіе мистера Фрэнклина. Мы позавтракали — что ни случилось бы въ дом, воровство и убійство, это все-равно, а завтракать мы должны. Посл завтрака милэди послала за мною и я принужденъ былъ разсказать все, что до-сихъ-поръ скрывалъ объ индійцахъ и ихъ заговор. Будучи женщиной съ большимъ мужествомъ, она скоро оправилась отъ перваго испуга, возбужденнаго въ ней тмъ, что я ей сообщилъ. Она казалась боле растревожена насчетъ дочери, чмъ этими погаными мошенниками и ихъ заговоромъ.
— Вы знаете, какая странная Рэчель и какъ не похожа бываетъ она иногда на другихъ двушекъ, сказала мн милэди.— Но я никогда не видала ее такой странной и скрытной, какъ теперь. Пропажа алмаза какъ будто лишила ее разсудка. Кто могъ бы подумать, что этотъ противный, камень такъ очаруетъ ее въ такое короткое время?
Конечно, это было странно. Миссъ Рэчель вовсе не такъ сходила съ ума о бездлушкахъ и вещицахъ вообще, какъ многія молодыя двицы. Она все неутшно сидла взаперти въ своей спальной. Справедливость требуетъ прибавить, что она не одна въ нашемъ дом вышла изъ своей обыкновенной колеи. Мистеръ Годфри, напримръ — хотя по профессіи общій утшитель — казалось, не зналъ, куда ему дваться. За недостаткомъ гостей для развлеченія и не имя возможности испытать, можетъ ли его опытность относительно огорченныхъ женщинъ помочь ему утшить миссъ Рэчель, онъ бродилъ взадъ и впередъ по дому и саду безцльно и тревожно. Онъ не зналъ, на что ему ршиться посл несчастья, случившагося съ нами. Долженъ ли онъ освободить хозяевъ въ ихъ настоящемъ положеніи отъ обязанности занимать его какъ гостя, или онъ долженъ остаться, на случаи, что даже его смиренныя услуги могутъ оказаться полезными? Онъ ршилъ наконецъ, что послднее будетъ, можетъ быть, и приличне и внимательне въ такомъ необыкновенно печальномъ случа. Обстоятельства показываютъ, изъ какого металла сдланъ человкъ. Мистеръ Годфри, испробованный обстоятельствами, выказалъ себя металломъ гораздо слабе, нежели я думалъ. Служанки — кром Розанны Спирманъ, державшейся поодаль — стали шептаться по угламъ и подозрительно глядть на все, какъ это длаетъ слабая половина человческаго рода, когда въ дом случится что-нибудь необыкновенное. Я сознаюсь, что самъ былъ растревоженъ и не въ дух. Проклятый Лунный камень перевернулъ насъ всхъ верхъ дномъ.
Незадолго до одиннадцати часовъ мистеръ Фрэнклинъ воротился. Ршительная сторона его, по всей вроятности, исчезла въ промежутокъ посл его отъзда подъ гнетомъ, наложеннымъ на него. Онъ ухалъ отъ насъ галопомъ, а воротился шагомъ. Когда онъ ухалъ, онъ казался сдланнымъ изъ желза. Когда онъ вернулся, онъ былъ подбить ватой, словно калка какой.
— Ну что, спросила милэди: — будетъ полиція?
— Да, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ: — сказали, что дутъ вслдъ за мной. Главный надзиратель Сигрэвъ и два его помощника. Чистая формальность! Надежды нтъ никакой.
— Какъ! разв индійцы убжали, сэръ? спросилъ я.
— Бдные обиженные индійцы несправедливо были заключены въ тюрьму, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Они невинны, какъ новорожденные младенцы. Мое предположеніе, что одинъ изъ нихъ спрятался въ дом, какъ и вс остальныя мои предположенія, разсялось какъ дымъ. Было доказано, прибавилъ мистеръ Фрэнклинъ, съ большимъ облегченіемъ налегая на свой собственный промахъ: — что это было просто невозможно.
Удививъ насъ извстіемъ объ этомъ новомъ оборот дла о Лунномъ камн, нашъ молодой джентльмэнъ, по просьб тетки, слъ и объяснился.
Оказалось, что ршительная сторона его характера продержалась до самого Фризниголла. Онъ ясно изложилъ все дло передъ судьей, а судья тотчасъ же послалъ за полиціей. Изъ первыхъ наведенныхъ справокъ оказалось, что индійцы даже и не пытались выходить изъ города. Дальнйшія справки въ полиціи доказали, что всхъ троихъ видли возвращающимися въ Фризниголлъ съ ихъ мальчикомъ наканун въ одиннадцатомъ часу вечера — а это (принимая въ разсчетъ время и разстояніе) также доказывало, что они воротились назадъ прямо посл представленія на нашей террас. Еще поздне, въ полночь, полиція, имвшая случай сдлать обыскъ въ томъ дом, гд они остановились, опять видла ихъ всхъ троихъ и съ мальчикомъ. Вскор посл полуночи я самъ благополучно заперъ домъ. Не могло быть боле ясныхъ доказательствъ въ пользу индійцевъ. Судья сказалъ, что покамстъ противъ нихъ нтъ и тни подозрнія. По такъ какъ было возможно, когда полиція, прідетъ производить слдствіе, что будутъ сдланы какія-нибудь открытія, касающіяся фокусниковъ, онъ посадитъ ихъ какъ плутовъ и бродягъ въ тюрьму на недлю, на случай, не понадобятся ли они намъ. Они, по невднію, сдлали что-то (я забылъ именно что) въ город и это могло подвергнуть ихъ дйствію закона. Всякое человческое постановленіе (включая и правосудіе) можно растянуть немножко, если только вы сдлаете это надлежащимъ образомъ. Достойный судья былъ старый другъ милэди — и шайка индійцевъ была арестована на недлю, какъ только засданіе открылось въ это утро.
Таковъ былъ разсказъ мистера Фрэнклина о происшествіяхъ въ Фризинголл. Индійскій ключъ отъ тайны пропавшаго алмаза, по всей вроятности, сломался въ нашихъ рукахъ. Если фокусники были невинны, кто же вынулъ Лунный камень изъ ящика миссъ Рэчель?
Минутъ черезъ десять, къ нашему чрезвычайному облегченію, прибылъ надзиратель Сигрэвъ, онъ сообщилъ намъ, что прошелъ мимо мистера Фрэнклина на террас, сидвшаго на солнц (врно итальянскою стороною кверху), онъ предупредилъ полицію, что слдствіе будетъ безполезно, прежде чмъ оно началось.
Въ такомъ положеніи, въ какомъ находилась наше семейство, надзиратель фризинголлской полиціи былъ самымъ пріятнымъ постителемъ, какого только можно было желать. Мистеръ Сигрэвъ былъ мысокъ, дороденъ и имлъ военные пріемы, у него былъ прекрасный, повелительный голосъ, твердый и ршительный взглядъ, и длинный сюртукъ, прекрасно застегивавшійся до самаго галстуха. ‘Я именно тотъ человкъ, какого вамъ нужно!’ было написано на всемъ его лиц. Онъ распоряжался своими помощниками съ такою строгостью, которая убдила насъ всхъ, что съ нимъ шутить нельзя.
Онъ началъ тмъ, что осмотрлъ вс строенія снаружи и внутри, результатъ этого осмотра доказалъ ему, что снаружи воры не могли къ намъ ворваться и что, слдовательно, воровство сдлалъ Это-нибудь въ дом. Предоставляю вамъ вообразить, въ какое состояніе пришли слуги, когда это оффиціальное объявленіе дошло до ихъ ушей. Надзиратель ршилъ, что начнетъ осмотромъ будоара, а потомъ допроситъ слугъ. Въ то же время онъ поставилъ одного изъ своихъ подчиненныхъ на лстниц, которая вела въ спальную слугъ, съ приказаніемъ не впускать туда никого изъ живущихъ въ дом, до дальнйшихъ распоряженій.
При этомъ послднемъ приказаніи слабйшая половина человческаго рода окончательно помшалась. Он выскочили изъ своихъ угловъ, домчались наверхъ въ комнату миссъ Рэчель (Розанна Спирманъ была увлечена ими на этотъ разъ), накинулись на надзирателя Сигрэва, и вс съ одинаково виновнымъ видомъ стали требовать, чтобы онъ сказалъ, которую изъ нихъ онъ подозрваетъ.
Надзиратель не потерялся: онъ посмотрлъ на нихъ своими ршительными глазами и напугалъ своимъ военнымъ голосомъ.
— Эй вы, бабы, ступайте-ка опять внизъ, вс до одной. Я васъ здсь не спрашиваю. Посмотрите-ка! сказалъ надзиратель, вдругъ указавъ на пятнышко на раскрашенной двери миссъ Ричель — подъ самимъ замкомъ.— Посмотрите, какую бду уже надлали ваши юпки. Вонъ отсюда! вонъ!
Розанна Спирманъ, которая была ближе всхъ къ нему и къ пятнышку на двери, подала примръ къ послушанію и тотчасъ же отправилась къ своей работ. Остальныя послдовали за нею. Надзиратель кончилъ осмотръ комнаты, и ничего этимъ не добившись, спросилъ меня, кто первый примтилъ воровство. Первая примтила моя дочь. Послали за моею дочерью.
Надзиратель сначала нсколько круто обошелся съ Пенелопой.
— Слушайте меня, молодая женщина, и помните, что вы должны говорить правду.
Пепелопа тотчасъ вспылила.
— Меня никогда не учили лгать, господинъ полицейскій! и если отецъ мой можетъ стоять здсь и слушать, какъ меня обвиняютъ во лжи и въ воровств, не пускаютъ въ собственную мою комнату, отнимаютъ доброе имя, единственное достоинство бдной двушки, то онъ не такой добрый отецъ, какимъ я его считала.
Слово, сказанное мною кстати, доставило правосудіе и Пенелопу въ боле пріятныя отношенія. Вопросы и отвты поли, плавно и не кончились ничмъ, о чемъ стоило бы упомянуть. Дочь моя видла, какъ миссъ Рэчель спрятала алмазъ въ ящикъ шкалика вечеромъ. Она вошла въ восемь часовъ утра къ миссъ Рэчель съ чашкою чая и нашла ящикъ открытымъ и пустымъ. Она тотчасъ подняла тревогу въ дом, этимъ и кончились показанія Пенелопы.
Потомъ надзиратель просилъ позволенія видть самое миссъ Рэчель. Пенелопа передала его просьбу черезъ дверь. Отвтъ пришелъ къ намъ тмъ же путемъ:
— Мн. нечего говорить полисмэну, я никого не могу видть.
Нашъ опытный офицеръ казался и удивленъ и обиженъ, когда услыхалъ этотъ отвтъ. Я сказать ему, что наша барыни нездорова, и просилъ его подождать немножко и видться (нею попозже. Посл этого мы пошлы опять внизъ, и встрть мистера Годфри и мистера Фрэнклина, проходя черезъ переднюю.
Оба джентльмэна, гостившіе въ дом, были приглашены сказать, не могутъ ли они бросить какой-нибудь свтъ на это дло. Никто изъ нихъ ничего не зналъ. Не слыхали ли они какого-нибудь подозрительнаго шума въ прошлую ночь? Она и слыхали ничего, кром шума дождя. Не слыхалъ ли я чего-нибудь, не засыпавшій дольше ихъ? Ничего. Освобожденный отъ допроса, мистеръ Фрэнклинъ (все еще смотрвшій на наше затрудненіе съ отчаянной точки зрнія) шепнулъ мн:
— Этотъ человкъ не принесетъ намъ никакой пользы. Надзиратель Сигрэвъ оселъ.
Освобожденный въ свою очередь, мистеръ Годфри шепнулъ мн:
— Очевидно, знатокъ своего дла. Беттереджъ, я сильно на него надюсь.
Сколько людей, столько и мнній, сказалъ одинъ изъ древнихъ мудрецовъ прежде меня.
Потомъ надзиратель отправился назадъ въ будоаръ, въ сопровожденіи моей дочери и меня. Цлью его было удостовриться, не переставлена ли была мебель ночью — это первый обыскъ въ комнат, очевидно, не объяснилъ ему ничего на этотъ счетъ.
Пока мы шарили между стульями и столами, дверь спальной вдругъ отворилась. Отказавшись видться со всми, миссъ Рэчель, къ нашему удивленію, сама къ намъ подошла. Она взяла со стула свою садовую шляпку, а потомъ прямо подошла къ Пенелоп съ этимъ вопросомъ:
— Мистеръ Фрэнклинъ Блокъ посылалъ васъ ко мн сегодня утромъ?
— Посылалъ, миссъ.
— Онъ желалъ говорить со мою, не такъ ли?
— Точно такъ, миссъ,
— Гд онъ теперь?
Услышавъ голоса на террас внизу, я выглянулъ изъ окна и увидалъ двухъ джентльмэновъ, ходившихъ взадъ и впередъ. Отвчая за мою дочь, я сказалъ:
— Мистеръ Фрэнклинъ на террас, миссъ.
Не говоря боле ни слова, не обращая вниманія на надзирателя, которыхъ пытался заговорить съ нею, блдная какъ смерть и странно погруженная въ свои собственныя мысли, она вышла изъ комнаты и спустилась къ кузенамъ на террасу.
Я выказалъ недостатокъ должнаго уваженія, я нарушилъ приличіе, но еслибы даже дло шло о моей жизни, я не могъ удержаться, чтобы не выглянуть изъ окна, когда миссъ Рэчель встртилась съ джентльмэнами. Она подошла къ мистеру Фрэнклину, и длая видъ, будто не замчаетъ мистера Годфри, который отошелъ и оставилъ ихъ вдвоемъ. Она, повидимому, говорила съ мастеромъ Фрэнклиномъ запальчиво. Это продолжалось недолго и (судя по его лицу, которое я видлъ изъ окна), казалось, удивило его выше всякаго выраженія. Пока она стояли вмст, милэди показалась на террас. Миссъ Рэчель увидала ее — сказала нсколько послднихъ словъ мистеру Фрэнклину — и вдругъ воротилась опять въ домъ, прежде чмъ мать подошла къ ней. Милэди, сама удивленная и примтивъ удивленіе мистера Фрэнклина, заговорила съ нимъ. Мистеръ Годфри подошелъ къ нимъ и также заговорилъ. Мистеръ Фрэнклинъ сталъ ходить между ними обоими, разсказывая имъ что случилось, я полагаю, потому что они оба вдругъ остановилась, сдлавъ нсколько шаговъ, какъ люди пораженные изумленіемъ. Я усплъ примтить все это, когда дверь гостиной распахнулась настежь. Миссъ Рэчелъ быстро прошла въ свою спальную, разстроенная и разгнванная, съ свирпыми глазами а пылающими щеками. Надзиратель опять пытался спросить ее. Она обернулась къ нему въ дверяхъ спальной.
— Я за вами не посылала! вскричала она запальчиво.— Мн вы не нужны. Мой алмазъ пропалъ. Ни вамъ, да и никому да свт не удастся отыскать его.
Съ этими словами она вошла въ свою комнату и захлопнула дверь у насъ подъ носомъ. Пенелопа, стоявшая ближе всхъ къ двери, слышала, какъ она зарыдала, какъ только осталась опять одна.
Одно мгновеніе въ бшенств, другое въ слезахъ, что значитъ это?
Я сказалъ надзирателю, будто это значитъ то, что миссъ Рэчелъ раздражена пропажею своего алмаза. Заботясь о чести фамиліи, я съ огорченіемъ видлъ, что моя молодая барышня забылась даже съ полицейскимъ офицеромъ, и придумалъ самое лучшее извиненіе, какое только могъ. А въ душ я былъ боле озадаченъ необыкновенными рчами и поведеніемъ миссъ Рэчель, чмъ могутъ объяснить слова. Догадываясь, по словамъ сказаннымъ сю въ дверяхъ спальной, я могъ только заключить, что она смертельно обидлась, зачмъ мы послали за полиціей, и что удивленіе мистера Фрэнклина на террас было возбуждено тмъ, что она выразила ему свои мысли на этотъ счетъ (какъ человку призвавшему полицію). Если эта догадка была справедлива, почему же, лишившись своего алмаза, она была, противъ присутствія въ дом тхъ самыхъ людей, которые обязаны были отыскивать его для нея? И какимъ образомъ могла она знать, что Лунный камень никогда не найдется?
При настоящемъ положеніи длъ, теперь нельзя было надяться ни отъ кого въ дом отвта на эти вопросы. Мистеръ Фрэнклинъ повидимому думалъ, что честь запрещала ему повторять слуг — даже такому старому слуг, какъ я — что миссъ Рэчель сказала ему на террас. Мистеръ Годфри, который какъ джентльменъ и родственникъ, вроятно, пользовался довріемъ мистера Фрэнклина, угажалъ это довріе, Какъ онъ и обязанъ былъ уважать. Милэди, также безъ сомннія знавшая эту тайну и одна имвшая доступъ къ миссъ Рэчель, открыто сознавалась, что ничего не могла добиться отъ нея.
— Вы сводите меня съ ума, когда говорите объ алмаз!
Все вліяніе ея матери не могло вырвать у ней ни одного слова боле.
Вотъ у насъ и занятая съ миссъ Рэчел, и съ Луншмъ камнемъ. Въ первомъ случа милэди не могла намъ помочь. Во второмъ, какъ вы сейчасъ увидите, мистеръ Сигрэвъ быстро приближался къ тому мгновенію, когда умъ полицейскаго сыщика становится въ туникъ.
Обшаривъ все въ ‘будоар’ и ничего не найдя между мебелью, нашъ опытный сыщикъ обратился ко мн съ вопросомъ, знали слуги или нтъ, куда будетъ положенъ алмазъ на ночь.
— Я зналъ это, сэръ, отвчалъ я, — Самюэль, лакей, тоже зналъ это, потому что онъ былъ въ передней, когда говорили о томъ, куда спрятать на ночь алмазъ. Моя дочь знала, какъ она уже вамъ говорила. Она или Самюэль могли сообщить объ этомъ другимъ слугамъ — или другіе слуги могли сами слышать этотъ разговоръ въ боковую дверь передней, которая могла быть открыта на заднюю лстницу. Какъ мн кажется, вс въ дом могли знать, гд прошлую ночь лежалъ алмазъ.
Мой отвтъ представлялъ слишкомъ обширное поле для подозрній надзирателя, и онъ постарался съузить его, спросивъ меня о характерахъ слугъ.
Я тотчасъ подумалъ о Розанн Спирманъ, но тутъ было не мсто, да я и не желалъ направить подозрнія на бдную двушку, честность которой не подлежала никакому сомннію во все время, какъ ея зналъ. Надзирательница исправительнаго дома говорила и ней милэди какъ объ искренно раскаявшейся и заслуживавшей полнаго доврія двушк. Надзиратель обязанъ былъ самъ найти причины, чтобъ подозрвать ее — и тогда, только тогда я обязанъ былъ сказать ему, какимъ образомъ попала она въ услуженіе къ милэди.
— Вс наши слуги имютъ отличные аттестаты, сказалъ я.— И вс заслужили довріе своей госпожи.
Посл этого мистеру Сигрэву оставалось только одно — самому приняться за дло и самому испытать характеръ нашихъ слугъ.
Ихъ допросили одного за однимъ, и одинъ за однимъ не могли ничего сказать — но наговорили (женщины) очень много и съ большимъ сердцемъ на запрещеніе, наложенное на ихъ комнаты. Всхъ отослали внизъ, а Пенелопу позвали допросить отдльно во второй разъ.
Вспышка моей дочери въ будоар и ея готовность считать себя заподозрнной, повидимому, произвели неблагопріятное впечатлніе на надзирателя Сигрэва. Кажется, также на душу его налегло то, что моя дочь послдняя видла алмазъ вечеромъ. Когда кончился второй допросъ, дочь моя воротилась ко мн въ бшенств. Не было боле никакого сомннія, полицейскій сыщикъ только что не назвалъ ее воровкой! Я съ трудомъ могъ поврить (раздляя мнніе мистера Фрэнклина), что онъ такой оселъ. Но хотя онъ не сказалъ ничего, не совсмъ пріятно были видть, какими глазами онъ смотритъ на мою дочь. Я насмхался надъ этимъ съ бдной Пенелопой, стараясь представить ей это въ такомъ смшномъ вид, что не стоило думать объ этомъ серьезно — это и къ самомъ дл было такъ. А въ душ, я боюсь, что имлъ глупость также сердиться на это. Конечно, это было немножко непріятно. Двочка моя сла въ уголъ, закрывъ голову передникомъ, въ совершенномъ отчаяніи. Очень глупо съ ея стороны, скажете вы, она могла подождать, что онъ открыто обвинитъ ее. Будучи человкомъ съ справедливымъ и ровнымъ характеромъ, я съ этимъ согласенъ. А все-таки господинъ надзиратель долженъ бы вспомнить — ну это все-равно, что онъ долженъ былъ вспомнить. Ну да чортъ съ нимъ!
Слдующій и послдній шагъ въ слдствіи довелъ дло, какъ говорится, до кризиса. Надзиратель имлъ свиданіе (при которомъ я присутствовалъ) съ милэди. Сообщивъ ей, что алмазъ долженъ былъ взять кто-нибудь въ дом, онъ просилъ позволенія ему самому и его подчиненнымъ обыскать комнаты и сундуки слугъ. Моя добрая госпожа, какъ великодушная и благовоспитанная женщина, не хотла позволить обходиться съ нами какъ съ ворами.
— Я никогда не соглашусь отплатить такимъ образомъ, сказала она:— за все, чмъ я обязана врнымъ слугамъ, живущимъ въ моемъ дом.
Надзиратель поклонился, бросивъ на меня взглядъ, ясно говорившій: ‘Зачмъ же было призывать меня, если вы связываете мн руки такимъ образомъ?’
Какъ глава прислуги, и тотчасъ почувствовалъ, что мы обязаны до всей справедливости не употреблять во зло великодушія нашей госпожи.
— Мы съ признательностью благодаримъ наше сіятельство, сказалъ я:— но просимъ позволенія поступить какъ надлежитъ въ этомъ дл и отдаемъ наши ключи. Когда Габріэль Беттереджъ подаетъ примръ, сказалъ я, останавливая въ дверяхъ надзирателя Сигрэва:— остальные слуги послдуетъ ему, ручаюсь вамъ. Вотъ вамъ прежде всего мои ключи!
Милэди взяла меня за руку и поблагодарила со слезами на глазахъ. Боже! чего не далъ бы я въ эту минуту, чтобъ имть право приколотить надзирателя Сигрэва!
Такъ какъ я поручился, остальные слуги послдовали моему примру, весьма неохотно, разумется, но вс взглянули на это заодно со мной. Стоило посмотрть на женщинъ, когда полицейскіе рылись въ ихъ вещахъ. Кухарка такъ смотрла, какъ будто хотла изжарить надзирателя живого на сковород, а другія женщины какъ будто хотли състь его, какъ только онъ изжарится.
Обыскъ кончился, а алмаза, разумется, не нашлось и слда. Надзиратель Сигрэвъ удалился въ мою комнату сообразить, что теперь ему предпринять. Онъ и его помощники были у насъ въ дом уже нсколько часовъ и не подвинули насъ ни на шагъ въ открытію того, какъ былъ взятъ Лунный камень или кого мы должны считать воромъ.
Пока полицейскій сыщикъ еще раздумывалъ въ одиночеств, меня позвали къ мистеру Фрэнклину къ библіотеку. Къ моему невыразимому удивленію, только что я взялся за ручку двери, какъ она вдругъ отворилась изнутри и оттуда вышла Розанна Спирманъ.
Посл того, какъ библіотека была выметена и убрана утромъ, ни первой, ни второй служанк не зачмъ было ходить въ эту комнату. Я остановилъ Розанну Спирманъ и тутъ же сдлалъ ей выговоръ за нарушеніе домашней дисциплины.
— Что вамъ понадобилось въ библіотек въ такую пору? спросилъ я.
— Мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ потерялъ кольцо наверху, сказала Розанна:— и я ходила въ библіотеку отдать его.
Лицо двушки все горло, когда она дала мн отвтъ, и она ушла, кивнувъ головою съ самонадяннымъ видимъ, котораго и никакъ не могъ объяснить себ. Происшествія въ дом, вроятно, боле или мене свели съ ума всхъ служанокъ, но ни одна изъ нихъ не вышла до такой степени изъ своего природнаго характера, какъ Розанна.
Я нашелъ мистера Фрэнклина пишущимъ за столомъ въ библіотек. Онъ спросилъ экипажъ на желзную дорогу, какъ только я вошелъ въ комнату. Первый звукъ его голоса сообщилъ мн, что теперь опять одержала верхъ его ршительная сторона. Человкъ подбитый ватой исчезъ, и человкъ желзный опять сидлъ передо мною.
— Вы дете въ Лондонъ, сэръ? спросилъ я.
— ду телеграфировать въ Лондонъ, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я убдилъ тетушку, что намъ долженъ помочь человкъ поумне надзирателя Сигрэва, и получилъ ея позволеніе послать телеграмму моему отцу. Онъ знаетъ начальника полиціи, а начальникъ можетъ выбрать человка, способнаго разршить тайну алмаза. Кстати о тайнахъ, прибавилъ мистеръ Фрэнклинъ, понизивъ голосъ: — я долженъ сказать вамъ слова два, прежде чмъ вы пойдете въ конюшню. Но не говорите пока объ этомъ никому ни слова, или голова Розанны Спирманъ не совсмъ въ порядк, или я боюсь, что она знаетъ о Лунномъ камн боле чмъ ей слдуетъ знать.
Не могу сказать наврно, былъ ли я боле испуганъ или огорченъ, услышавъ эти слова. Еслибы былъ помоложе, я признался бы въ этомъ мистеру Фрэнклину. Но когда вы состаретесь, вы пріобртаете одну превосходную привычку. Въ тхъ случаяхъ, когда не знаете, какъ поступитъ, вы молчите,
— Она пришла сюда съ кольцомъ, которое я обронилъ въ моей спальной, продолжалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Когда я поблагодарилъ ее, я разумется ожидалъ, что она уйдетъ. Вмсто этого, она стала напротивъ меня у стола, смотря на меня самымъ страннымъ образомъ — полу-испуганно и полу-фамильярно — я не могъ разобрать. ‘— Странное дло на счетъ этого алмаза, сэръ’ сказала она вдругъ неожиданно. Я сказалъ ‘да’ я спрашивалъ себя, что будетъ дале. Клянусь честью, Беттереджъ, мн кажется, она должна быть не въ своемъ ум! Она сказала: ‘— Алмаза-то вдь не найдутъ, сэръ, не такъ ли? Нтъ, не найдутъ и того, кто его взялъ — я поручусь за это.’ Она кивнула мн головой и улыбнулась. Прежде чмъ я усплъ спросить ее что она хочетъ сказать, мы услышали ваши шаги за дверью. Она врно испугалась, что вы застанете ее здсь. Какъ бы то ни было, она измнилась въ лиц и ушла изъ комнаты, Что такое можетъ это значить?
Я не могъ ршиться даже тогда разсказать ему исторію этой двушки. Это было почти все-равно, что назвать ее воровкой. Кром того, еслибъ я и разсказалъ все откровенно, и даже предположивъ, что алмазъ украла она, причину, почему она высказала свою тайну именно мистеру Фрэнклину, было бы все-таки трудно отгадать.
— Я не могу ршиться обвинить эту бдную двушку только потому, что она втрена и говоритъ очень странно, продолжалъ мистеръ Фрэнклинъ.— А между тмъ, если она сказала надзирателю то, что она сказала мн, какъ онъ ни глупъ, а я боюсь…
Онъ остановился и не досказалъ остального.
— Лучше всего будетъ, сэръ, сказалъ я:— если я скажу объ этомъ милэди при первомъ удобномъ случа. Милэди принимаетъ очень дружеское участіе въ Розанн, а очень можетъ быть, что эти двушка была только опрометчива и безразсудна. Когда въ дом поднимается какая-нибудь кутерьма, сэръ, служанки всегда любятъ смотрть на мрачную сторону дла — это придаетъ бдняжкамъ нкоторую важность въ ихъ собственныхъ глазахъ. Если кто-нибудь боленъ, женщины непремнно предскажутъ, что этотъ человкъ умретъ. Если пропадетъ какая-нибудь вещь, он непремнно предсказываютъ, что она не найдется никогда.
Этотъ взглядъ (который, я долженъ сказать, мн самому показался правдоподобнымъ посл нкотораго размышленія), кажется, очень облегчилъ мистера Фрэнклина, онъ сложилъ телеграмму и прекратилъ разговоръ. Отправляясь въ конюшню, чтобы приказать заложить кабріолетъ, я заглянулъ въ людскую, гд люди обдали. Розанны Спирманъ не было между ними. Спросивъ о ней, я узналъ, что она вдругъ занемогла и пошла въ свою комнату прилечь.
— Странно! она казалась совсмъ здорова, когда я недавно видлъ ее, замтилъ я.
Пенелопа вышла за мною.
— Не говорите такимъ образомъ при другихъ, батюшка, сказала она:— вы этимъ только боле вооружите прислугу противъ Розанны. Бдняжка сокрушается отъ любви къ мистеру Фрэнклину Блэку.
Это былъ другой взглядъ на поведеніе двушки. Если Пенелопа была права, объясненіе странныхъ рчей и поступковъ Розанны могло заключаться въ томъ, что она не заботилась о томъ, что говорила, только бы заставить мистера Фрэнклина говорить съ ней. Еслибъ это была настоящая разгадка тайны, ею можно было бы объяснить пожалуй тотъ самонадянный видъ, съ какимъ она прошла мимо меня въ переднюю. Хотя мистеръ Фрэнклинъ сказалъ ей только три слова, она все-таки достигла своей цли: мистеръ Фрэнклинъ съ нею говорилъ.
Я самъ смотрлъ, какъ сдлали пони. Въ адской сти тайнъ и неизвстностей, теперь окружавшихъ насъ, право утшительно было примчать, какъ пряжки и ремни понимало другъ друга. Когда вы видли, что пони запрягли въ оглобли, вы видли то, въ чемъ не могли имть ни малйшаго сомннія А это, позвольте мн сказать вамъ, сдлалось рдкимъ удовольствіемъ въ нашемъ дом.
Подъзжая въ кабріолет къ парадной двери, я увидалъ не только мистера Фрэнклина, но и мистера Годфри и надзирателя Сигрэва, ожидавшихъ меня на лстниц.
Размышленія надзирателя (посл того, какъ ему не удалось найти алмазъ въ комнатахъ или въ сундукахъ слугъ), кажется, привели его къ новому заключенію. Все держась своего перваго убжденія, что кто-нибудь въ дом укралъ алмазъ, нашъ опытный офицеръ былъ теперь такого мннія, что воръ (у него достало ума не называть бдной Пенелопы, что ни думалъ бы онъ о ней) дйствовалъ за одно съ индійцами, и онъ предложилъ перенести слдствіе къ фокусникамъ въ фризинголлскую тюрьму. Узнавъ объ этомъ новомъ ршеніи, мистеръ Фрэнклинъ вызвался отвезти надзирателя обратно въ городъ, откуда онъ могъ телеграфировать въ Лондонъ такъ же легко, какъ съ нашей станціи. Мистеръ Годфри, все такъ же усердно врившій мистеру Сигрэву и чрезвычайно желавшій присутствовать при допрос индійцевъ, просилъ позволенія похать съ надзирателемъ въ Фризинголлъ. Одинъ изъ полицейскихъ долженъ былъ остаться въ дом на случаи какого-нибудь непредвиденнаго обстоятельства. Другой возвращался съ надзирателемъ въ города’. Такимъ образомъ четыре мста въ кабріолет были заняты.
Прежде чмъ мистеръ Фрэнклинъ взялся за возжи, онъ отвелъ меня въ сторону на нсколько шаговъ, чтобы никто не могъ насъ слышать,
— Я подожду посылать депешу въ Лондонъ, сказалъ онъ:— пока увижу, что выйдетъ изъ допроса индійцевъ. Я собственно убжденъ, что этотъ тупоголовый полицейскій ровно ничего не понимаетъ и просто старается выиграть время. Мысль, что кто-нибудь изъ слугъ былъ въ заговор съ индійцами, сущая нелпость но моему мннію. Наблюдайте-ка хорошенько въ дом, Беттереджъ, до моего возвращенія и постарайтесь допытаться чего-нибудь отъ Розанны Спирманъ. Я не прошу васъ сдлать что-нибудь унизительное для вашего достоинства или жестокое для двушки., Я только прошу васъ пустить въ ходъ вашу наблюдательность старательне обыкновеннаго. Мы не будемъ приписывать этому никакой важности въ глазахъ тетушки — но это дло гораздо важне, чмъ вы, можетъ быть, предполагаете.
— Дло идетъ о двадцати тысячахъ фунтовъ, сэръ, сказалъ я, думая о цнности алмаза.
— Дло идетъ о томъ, чтобы успокоить Рэчель, серьезно отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Я очень безпокоюсь за нее.
Онъ вдругъ оставилъ меня, какъ будто желалъ прекратить дальнйшій разговоръ между нами. Мн казалось, что я понялъ почему. Дальнйшій разговоръ могъ выдать мн тайну словъ, сказанныхъ ему миссъ Рэчель да террас.
Такимъ образомъ ухали они въ Фризинголлъ. Мн самому хотлось, для пользы двушки, договорить глазъ-на-глазъ съ Розанной. Но удобнаго случая не представлялось. Она пришла внизъ только къ чаю. Когда явилась, она была такъ взволнована, что съ ней скоро сдлался истерическій припадокъ, до приказанію милэди, ей дали нюхать спиртъ и отослали лечь въ постель.
День дотянулся до конца скучно и непріятно, могу васъ увритъ. Миссъ Рэчель все не выходила изъ своей комнаты, объявивъ, что нездоровье не позволяетъ ей выйти къ обду. Милэди такъ тревожилась за дочь, что я не могъ ршиться увеличить ея безпокойство, сообщивъ, что Розанна Спирманъ сказала мистеру Фрэнклину. Пенелопа продолжала думать, что она будетъ подвергнута суду и приговорена къ ссылк за воровство. Другія женщины взяли библіи и молитвенники и имли прекислый видъ за своимъ чтеніемъ — я примтилъ въ моей сфер жизни, что это всегда бываетъ результатомъ благочестивыхъ занятій, исполняемыхъ не въ доложенное время дня. А у меня недоставало даже духа раскрыть Робинзона Крузо. Я вышелъ на дворъ и, очень желая веселаго общества, поставилъ стулъ возл конуры и сталъ бесдовать съ собаками.
За полчаса до обда оба джентльмэна воротились изъ Фризинголла, условившись съ надзирателемъ Сигрэвомъ, что онъ воротится къ намъ на слдующій день. Они зазжали къ мистеру Мртуэту, индійскому путешественнику, проживавшему близъ города. Но просьб мистера Фрэнклина, онъ очень любезно согласился служить переводчикомъ при допрос тхъ двухъ индійцевъ, которые ничего не знали по-англійски. Допросъ, подробный и тщательный, кончился ничмъ, не открыли мы малйшаго повода подозрвать фокусниковъ въ заговор съ кмъ-нибудь изъ нашихъ слугъ. Дойдя до этого заключенія, мастеръ Фрэнклинъ послалъ въ Лондонъ депешу, на томъ дло и остановилось до завтрашняго дня.
Довольно объ исторіи дня, послдовавшаго заднемъ рожденія. Ни малйшій свтъ не озарилъ насъ до-сихъ-поръ. Однако, дня черезъ два мракъ разсялся немножко. Какъ и что изъ этого воспослдовало, вы сейчасъ увидите.

Глава XII.

Ночь четверга прошла и не случилось ничего. Въ пятницу утромъ явились дв новости.
Первая: прикащикъ булочника объявилъ, что онъ встртилъ Розанну Спирманъ, наканун посл полудня подъ толстымъ воалемъ пробиравшуюся въ Фризинголлъ по тропинк, которая шла черезъ болото. Странно, что кто-нибудь могъ бы ошибиться въ Гозанн, плечо которой длало бдняжку слишкомъ замтной — но этотъ человкъ ошибся непремнно, потому что Розанна, какъ вамъ извстно, весь четвергъ пролежала больная наверху.
Вторую новость принесъ почтальонъ. Достойный мистеръ Кинди опять отпустилъ неудачную остроту, когда узжалъ по дождю вечеромъ въ день рожденья, и сказалъ мн, что кожа доктора непромокаема. Несмотря на это, кожа его промокла. Онъ простудился въ эту ночь и теперь лежалъ въ горячк. По разсказамъ почтальона, онъ вралъ вздоръ въ бреду такъ же бгло и безостановочно, какъ бывало вралъ въ здравомъ разсудк. Мы вс жалли маленькаго доктора, но мистеръ Фрэнклинъ сожаллъ о его болзни особенно изъ опасенія за миссъ Рэчель. Изъ того, что онъ сказалъ милэди, когда я былъ въ комнат во время завтраки, онъ кажется думалъ, что миссъ Рэчель — если неизвстность относительно Луннаго камня не будетъ въ скорости разршена — будетъ имть надобность въ совт самаго лучшаго доктора, какого только мы будемъ въ состояніи найти.
Вскор посл завтрака прдитла телеграмма отъ мистера Блэка старшаго въ отвтъ сыну. Депеша сообщала намъ, что онъ напалъ (черезъ своего пріятеля начальника милиціи) именно на такого человка, который можетъ намъ помочь. Звали его приставъ Кффъ, а прізда его изъ Лондона можно было ожидать съ утреннимъ поздомъ.
Прочтя имя новаго полицейскаго чиновника, мистеръ Фрэнклинъ вздрогнулъ. Кажется, онъ слышалъ разные любопытные анекдоты о пристав Кфф отъ стряпчаго своего отца во время своего пребыванія въ Лондон.
— Я начинаю надяться, что мы скоро увидимъ конецъ нашимъ безпокойствамъ, сказалъ онъ.— Если половина разсказовъ, слышанныхъ мною, справедлива, то въ Англіи никто не можетъ сравниться съ приставомъ Кффомъ, когда дло идетъ о томъ, чтобъ разъяснить тайну.
Мы вс пришли въ волненіе и въ нетерпніе, когда приблизилось время появленія этого знаменитаго и способнаго человка. Надзиратель Сигрэвъ, возвратившійся къ намъ въ назначенное время и узнавшій, что ожидаютъ пристава, тотчасъ заперся въ отдльной комнат и взялъ перо, чернила и бумагу, написать отчетъ, котораго, безъ сомннія, потребуютъ отъ него. Мн хотлось самому встртить на станція пристава. Но о карет и лошадяхъ милэди нечего было и думать даже для пристава Кффа, а кабріолетъ былъ нуженъ позже для мистера Годфри. Онъ глубоко сожаллъ, что принужденъ оставить свою тетку въ такое тревожное время, и любезно отложилъ часъ отъзда до послдняго позда, чтобы услыхать, что искусный лондонскій сыщикъ думаетъ объ этомъ дл. Но въ пятницу вечеромъ онъ долженъ быть въ Лондон, такъ какъ дамскій комитетъ по поводу какихъ-то серьезныхъ затрудненій нуждался въ его совтахъ въ субботу утромъ.
Когда настало время прізда пристава, я пошелъ къ воротамъ ждать его.
Извощичъя карета съ желзной дороги подъхала, когда я стоялъ у домика привратника, и изъ кареты вышелъ сдоватый, пожилой человкъ, такъ страшно худощавый, что казалось у него нтъ ни одной унціи мяса на костяхъ. Онъ былъ одтъ въ приличное черное платье, съ блымъ галстухомъ на ше. Лицо его было остро, какъ топоръ, а кожа такая желтая, сухая и поблекшая, какъ осенній листъ. Глаза его, стального, свтлосраго цвта, имли весьма неутшительное выраженіе, когда встрчались съ вашими главами, показывая, лакъ будто они ожидали отъ васъ боле того, что было извстно вамъ самимъ. Походка его тихая, голосъ меланхолическій, длинные, сухощавые пальцы были крючковаты, какъ когти. Онъ походилъ на пастора, на погребальнаго подрядчика — на кого вамъ угодно, только не на того, кмъ онъ былъ. Большей противоположности съ надзирателемъ Сигрэвомъ, какъ приставъ Кффъ, и мене успокоительной наружности полицейскаго для встревоженной семьи вы не могли бы отыскать, какъ бы ни искали.
— Это домъ лэди Бериндеръ? спросилъ онъ.
— Точно такъ, сэръ.
— Я приставъ Кффъ.
— Пожалуйте сюда.
По дорог къ дому я упомянулъ о моемъ имени и положеніи въ семейств, чтобы дать ему возможность говорить о дл, которое поручала ему милэди. Однако, онъ ни слова не сказалъ о дл. Онъ восхищался мстоположеніемъ, замтилъ, что морской воздухъ очень рзокъ и свжъ. Я тайно удивлялся съ своей стороны, чмъ знаменитый приставъ Кффъ заслужилъ свою репутацію. Мы дошли до дома подобно двумъ незнакомымъ собакамъ, посаженнымъ вмст первый разъ въ жизни на одну цпь.
Спросивъ о милэди и услыхавъ, что она въ оранжереяхъ, мы обошли кругомъ сада съ задней стороны и послали слугу отыскать ее. Пока мы ждали, приставъ Кффъ посмотрлъ сквозь арку съ лвой руки, обвитую молодиломъ, примтилъ нашъ разсадникъ розъ и прямо вошелъ туда, въ первый разъ высказавъ нчто похожее на интересъ. Къ удивленію садовника и къ моему отвращенію, этотъ знаменитый полисмэнъ оказался колодеземъ учености въ пустяшномъ искусств разведенія розъ.
— А у васъ здсь настоящее мстечко на югъ и на юго-западъ, сказалъ приставъ, качая своей сдоватой головой и съ оттнкомъ удовольствія въ своемъ меланхолическомъ голос.— Вотъ настоящая форма для розовой плантаціи — ничто не можетъ сравниться съ кругами, обнесенными квадратами. Да, да, съ дорожками между грядъ. Но эти дорожки не должны быть посыпаны пескомъ. Травяныя дорожки, господинъ садовникъ, травяныя дорожки между вашими розами, песокъ слишкомъ жостокъ для нихъ. Вотъ какая славная гряда изъ блыхъ и красныхъ розъ! Он всегда хорошо гармонируютъ между собою, неправда ли? Вотъ блая мускатная роза, мистеръ Беттереджъ, наша старая англійская роза не отстаетъ отъ самыхъ лучшихъ и новйшихъ. Душечка! сказалъ приставъ, лаская мускатную розу своими сухощавыми пальцами и говоря съ ней какъ съ ребенкомъ.
Хорошъ былъ человкъ, который долженъ отыскать алмазъ миссъ Рэчель и узнать вора, укравшаго его!
— Вы кажется любите розы, приставъ? замтилъ я.
— Я не имю времени любить что-нибудь, сказалъ приставъ Кффъ.— Но когда, у меня есть свободная минутка, я всегда посвящаю ее розамъ, мистеръ Беттереджъ. Я началъ жизнь между ними въ питомник моего отца и кончу жизнь между ними, если могу. Да. Въ одинъ прекрасный день (съ Божьей помощью) я перестану ловить воровъ и попробую ухаживать за розами. Между моими градами, господинъ садовникъ, будутъ травяныя дорожки, сказалъ приставъ, на душ котораго, повидимому, непріятно залегли наши песочныя дорожки.
— Для человка вашей профессіи, сэръ, это довольно странный вкусъ, ршился я замтить.
— Если вы посмотрите вокругъ себя (а это длаютъ немногіе), сказалъ приставъ Кффъ: — вы увидите, что вкусъ человка по большей части совершенно не согласуется съ его занятіями. Покажите мн дв вещи боле противоположныя, какъ роза и воръ, и я тотчасъ же измню мой вкусъ, если еще не поздно въ мои лта. Вы находите, что дамасская роза красивая подставка почти для всхъ боле нжныхъ сортовъ, неправдали, господинъ садовникъ? А! я такъ и думалъ. Вотъ идетъ дама. Это лэди Вериндеръ?
Онъ увидалъ ее прежде, чмъ я или садовникъ се увидали, хотя мы знали, въ какую сторону смотрть, а онъ нтъ, Я началъ его считать гораздо дальновидне, чмъ онъ казался съ перваго взгляда.
Наружность пристава или дло, по которому онъ пріхалъ — или то и другое — казалось, нсколько смутили милэди. Первый разъ въ жизни примтилъ я, что она не нашлась, что сказать постороннему. Приставъ Кффъ тотчасъ же вывелъ се изъ затрудненія. Онъ спросилъ, не поручили ли уже кому-нибудь дла о воровств прежде, чмъ мы послали за нимъ, и услыхавъ, что былъ приглашенъ другой человкъ, который и теперь еще находится въ дом, просилъ позволенія прежде всего поговорить съ нимъ. Милэди пошла къ дому. Прежде чмъ приставъ послдовалъ за нею, онъ облегчилъ свою душу насчетъ песчаныхъ дорожекъ прощальнымъ словомъ садовнику.
— Уговорите ея сіятельство попробовать травяныя дорожки, сказалъ онъ, бросивъ кислый взглядъ на дорожки.— Только не песокъ, не песокъ!
Почему надзиратель Сигрэвъ сдлался гораздо ниже ростомъ, когда его представили приставу Кффу, я не берусь объяснить.
Я могу только заявить этотъ фактъ. Они удалились вмст и очень долго сидли запершись и не впускали къ себ никого. Когда они вышли, надзиратель былъ взволнованъ, а приставъ звалъ.
— Приставъ желаетъ посмотрть гостиную миссъ Вериндеръ, сказалъ Сигрэвъ, обращаясь ко мн чрезвычайно торжественно и съ большимъ одушевленіемъ.— Приставъ, можетъ быть, вздумаетъ сдлать нсколько вопросовъ. Пожалуйста, проводите пристава.
Пока много распоряжались такимъ образомъ, я взглянулъ на знаменитаго Кффа. Знаменитый Кффъ въ свою очередь посмотрлъ на надзирателя Сигрэва съ тмъ спокойнымъ ожиданіемъ, которое я уже примтилъ. Не могу утверждать, чтобы онъ поджидалъ быстраго появленія своего сослуживца въ роди осла — могу только сказать, что я сильно это подозрвалъ.
Я повелъ ихъ наверхъ. Приставъ тихо осмотрлъ весь индійскій шкапчикъ и обошелъ вокругъ всего ‘будоара’, длая вопросы (только изрдка надзирателю и постоянно мн), цль которыхъ, я: полагаю, была равномрно непонятна для обоихъ насъ. Онъ дошелъ наконецъ до двери и очутился лицомъ къ лицу съ разрисовкой, извстной вамъ. Онъ положилъ свой сухощавый палецъ на небольшое пятнышко подъ замкомъ, которое надзиратель Сигрэвъ уже примтилъ, когда выговаривалъ служанкамъ, зачмъ он столпились въ комнат.
— Какъ это жаль! сказалъ приставъ Кффъ.— Какъ это случилось?
Онъ сдлалъ вопросъ мн. Я отвчалъ, что служанки столпились въ этой комнат наканун утромъ и что эту бду сдлали ихъ юпки.
— Надзиратель Сигрэвъ приказалъ имъ выйти, сэръ, прибавилъ я,— чтобъ он не надлали еще большихъ бдъ.
— Правда, сказалъ надзиратель своимъ военнымъ тономъ: — я веллъ имъ убираться вонъ. Это сдлали юпки, приставъ — это сдлали юпки.
— Вы примтили, чьи юпки это сдлали? спросилъ приставъ Кффъ, все обращаясь не къ своему собрату до служб, а ко мн.
— Нтъ, сэръ.
Затмъ онъ обратился къ надзирателю Сигрэву и сказалъ:
— Вы примтили, я полагаю?
Надзиратель, казалось, былъ застигнутъ врасплохъ, но поспшилъ оправиться.
— Я не могу обременять свою память, приставъ, сказалъ онъ:— это пустяки, сущіе, пустяки.
Приставъ Кффъ посмотрлъ на Сигрэва, какъ смотрлъ на песочныя дорожки въ розовомъ разсадник, и съ своей обычной меланхоліей въ первый разъ сообщилъ намъ о своихъ способностяхъ.
— На прошлой недл я производилъ одно секретное слдствіе, господинъ надзиратель, сказалъ онъ.— На одномъ конц слдствія было убійство, а на другомъ чернильное пятно на скатерти, котораго никто не могъ объяснить. Во всхъ моихъ странствованіяхъ по грязнымъ закоулкамъ этого грязнаго свта я еще не встрчался съ тмъ, что мощно назвать пустяками. Прежде чмъ мы сдлаемъ еще шагъ въ этомъ дл: мы должны увидть юпку, которая сдлала это пятно, и должны узнать наврно, когда высохла эта краска.
Надзиратель, довольно угрюмо принявъ это замчаніе, спросилъ, надо ли позвать женщинъ. Приставъ Кффъ, подумавъ съ минуту, вздохнулъ и покачалъ головой.
— Нтъ, сказалъ, онъ:— мы прежде займемся краской. Вопросъ о краск потребуетъ двухъ словъ, да или нтъ — это недолго. Вопросъ о женской юпк — длиненъ. Въ которомъ часу служанки были въ этой комнат вчера утромъ? Въ одиннадцать часовъ? Знаетъ ли кто-нибудь въ дом, сыра или суха была краска въ одиннадцать часовъ утра?
— Племянникъ ея сіятельства, мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ знаетъ, сказалъ я.
— Онъ здсь?
Мистеръ Фрэнклинъ былъ очень близко — ожидая удобнаго случая быть представленнымъ знаменитому Кффу. Черезъ полминуты онъ былъ уже въ комнат и давалъ слдующее показаніе
— Эту дверь, приставъ, разрисовывала миссъ Вериндеръ, подъ моимъ надзоромъ, съ моей помощью и составомъ моего изобртенія. Этотъ составъ высыхаетъ, съ какими красками не употребили бы его, черезъ двнадцать часовъ.
— Вы помните, сэръ, когда было кончено то мсто, на которомъ теперь пятно? спросилъ приставъ.
— Помню очень хорошо, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.— Это мсто было окончено послднее. Намъ надо было кончить къ прошлой серед — и я самъ кончилъ его къ тремъ часамъ по полудни или вскор посл этого.
— Сегодня пятница, сказалъ приставъ Кффъ, обращаясь къ надзирателю Сигрэву.— Воротимся назадъ, сэръ. Въ три часа въ среду это мсто было окончено. Составъ долженъ былъ высохнуть черезъ двнадцать часовъ — то-есть, къ тремъ часамъ утра въ четвергъ. Вы производили здсь слдствіе въ одиннадцать часовъ утра. Вычтите три изъ одиннадцати, и останется восемь. Эта краска была суха уже восемь часовъ, господинъ надзиратель, когда вы предположили, что женскія юпки запачкали дверь.
Первый жестокій ударъ для мистера Сигрэва! Еслибъ онъ не подозрвалъ бдную Пенелопу, я пожаллъ бы о немъ.
Ршивъ вопросъ о краск, приставъ Кффъ съ этой минуты бросилъ безъ вниманія своего товарища, обращаясь къ мистеру Фрэнклину, какъ къ боле надежному помощнику.
— Вы дали намъ ключъ къ тайн, сэръ, сказалъ онъ.
Когда эти слова сорвались съ его губъ, дверь спальной отворилась и миссъ Речелъ неожиданно вышла къ намъ оттуда. Она обратилась къ приставу, не примчая (или не обращая вниманія), что онъ былъ ей совершенно незнакомъ.
— Вы сказали, спросила она, указывая на мистера Фрэнклина:— что онъ далъ ключъ въ ваши руки?
— Это миссъ Вериндеръ, шепнулъ я позади пристава.
— Очень можетъ быть, что этотъ джентльменъ, миссъ, сказалъ приставъ, и его стальные срые глаза внимательно изучали лицо моей барышни:— далъ намъ въ руки ключъ.
Она повернулась въ одно мгновеніе и пыталась взглянуть на мистера Фрэнклина. Я говорю пыталась, потому что она опять отвернулась, прежде чмъ ихъ глава встртились. Ея мысли, повидимому, были чмъ-то странно растревожены. Она покраснла, а потомъ опять поблднла. Съ блдностью, на лиц ея появилось новое выраженіе — выраженіе, испугавшее меня.
— Отвтивъ на вашъ вопросъ, миссъ, сказалъ приставъ: — я прошу у васъ позволенія сдлать вамъ вопросъ въ свою очередь. Здсь на вашей двери есть пятно. Извстно вамъ, когда оно было сдлано или кто его сдлалъ?
Вмсто того, чтобы отвчать, миссъ Рэчель продолжала свои вопросы, какъ будто приставъ ничего не говорилъ, или какъ будто она ничего не слыхала.
— Вы новый полицейскій офицеръ? спросила она.
— Я приставъ Кеффъ, миссъ, изъ слдственной полиціи.
— Какъ вы думаете, стоитъ выслушать совтъ молодой двушки?
— Очень буду радъ выслушать его, миссъ.
— Исполняйте вашу обязанность сами — и не позволяйте мистеру Фрэнклину Блэку вамъ помогать!
Она сказала эти слова съ такимъ озлобленіемъ и съ такой свирпостью, съ такимъ необыкновеннымъ взрывомъ недоброжелательства къ мистеру Фрэнклину въ голос и въ выраженіи ища, что — хотя я зналъ ее съ младенчества, хотя я любилъ и уважалъ ее первую посл милэди — мн сдлалось стыдно за миссъ Рэчель первый разъ въ моей жизни.
Приставъ Кеффъ не отрывалъ отъ ея лица своихъ неподвижныхъ глазъ.
— Благодарю васъ, миссъ, сказалъ онъ:— не знаете ли чего-нибудь объ этомъ пятн? Не сдлали ли вы его нечаянно сами?
— Я ничего не знаю объ этомъ пятн.
Съ этимъ отвтомъ она отвернулась и опять заперлась въ своей спальной. На этотъ разъ я слышалъ — какъ Пенелопа слышала прежде — что она зарыдала, какъ только осталась одна. Я не могъ ршиться взглянуть на пристава — я взглянулъ на мистера Фрэнклина. который стоялъ ближе всхъ ко мн. Онъ казался даже еще боле огорченъ, нежели я, тмъ, что случилось.
— Я говорилъ вамъ, что я растревоженъ за нее, сказалъ онъ:— теперь вы видите почему.
— Миссъ Вериндеръ, кажется, не въ дух по случаю пропажи ея алмаза, замтилъ приставъ:— это вещь цнная… Весьма естественно, весьма естественно!
То извиненіе, которое я сдлалъ за нее (когда она забыла вчера при надзирател Сигрэв), сдлалъ за нее человкъ, который не могъ въ ней принимать такого участія какъ я, потому что онъ былъ постороннимъ человкомъ. Холодный трепетъ пробжалъ по мн, этого я не могъ понять въ то время, теперь знаю, что я долженъ былъ возымть мое первое подозрніе въ новомъ свт — (и свт ужасномъ), которое вдругъ блеснуло въ голов пристава Кффа — единственно вслдствіе того, что онъ видлъ въ миссъ Рэчель и слышалъ отъ нея въ этомъ первомъ свиданіи между ними.
— Языкъ молодой двицы иметъ свои привилегіи, сэръ сказалъ приставъ мистеру Фрэнклину.— Забудемъ то, что было, и прямо приступимъ къ длу. Благодаря васъ, мы знаемъ, когда краска высохла. Теперь остается узнать, когда дверь видли въ послдній разъ безъ этого пятна. У васъ по-крайней-мр есть голова на плечахъ — и вы понимаете, что я хочу сказать.
Мистеръ Фрэнклинъ старался успокоить себя и съ усиліемъ перенесъ мысли отъ миссъ Рэчель къ настоящему длу,
— Кажется, я понимаю, сказалъ онъ.— Чмъ боле мы ограничимъ вопросъ о времени, тмъ боле также мы ограничимъ поле розысковъ.
— Именно такъ, сэръ, сказалъ приставъ.— Вы обратили вниманіе на вашу работу въ середу посл того, какъ кончили ее?
Мистеръ Фрэнклинъ покачалъ головой и отвчалъ:
— Не могу этого сказать.
— А вы? обратился приставъ Кффъ ко мн.
— И я также не могу сказать, сэръ.
— Кто былъ послдній въ этой комнат вечеромъ въ середу?
— Я полагаю, миссъ Рэчель, сэръ.
— Или можетъ быть ваша дочь, Беттереджъ, вмшался мистеръ Фрэнклинъ.
Онъ обернулся къ приставу Кффу и объяснилъ, что моя дочь была горничной миссъ Вериндеръ.
— Мистеръ Беттереджъ, попросите вашу дочь сюда. Постойте, сказалъ приставъ, отводя меня къ окну, гд насъ не могли слышать,— надзиратель, продолжалъ онъ шепотомъ:— далъ мн подробный отчетъ о томъ, какъ онъ велъ дло. Между прочимъ, онъ, но своему собственному сознанію, разсердилъ всхъ слугъ, а для меня очень важно помириться съ ними. Кланяйтесь отъ меня вашей дочери и всмъ остальнымъ и скажите имъ, вопервыхъ, что я не имю еще доказательствъ передъ глазами, чтобы алмазъ былъ украденъ, только знаю, что алмазъ провалъ. Во-вторыхъ, мое дло до слугъ просто заключаете и въ томъ, чтобы просить ихъ помочь мн.
Зная, какое дйствіе произвело на женскую прислугу запрещеніе, наложенное надзирателемъ Сигрэвомъ на ихъ комнаты, я поспшилъ сказать:
— Могу ли я, приставъ, сказать женщинамъ еще третье? Могу ли я имъ сообщить, что вы приказали имъ кланяться и сказать, что он могутъ бгать по лстницамъ взадъ и впередъ и заглядывать въ свои комнаты, если это вздумается имъ?
— Позволяю, сказалъ приставъ.
— Это сейчасъ ихъ смягчитъ, сэръ, замтилъ я:— начиная съ кухарки до судомойки.
— Ступайте же и сдлайте это тотчасъ, мистеръ Беттереджъ.
Я сдлалъ это мене чмъ въ пять минутъ. Было только одно затрудненіе, когда я дошелъ до спаленъ. Мн, какъ глав прислуги, понадобилось употребить всю свою масть, чтобы не допустить всю женскую прислугу отъ попытки взлетть наверхъ вслдъ за мной и Пенелопой въ качеств добровольныхъ свидтельницъ, горячо желавшихъ помочь приставу Кффу.
Приставу, повидимому, понравилась Пенелопа. Онъ сдлался крошечку мене сухъ и на лиц ея появилось точно такое выраженіе, какое явилось въ то время, когда одъ примтилъ блую мускатную ризу въ цвтник. Вотъ показаніе моей дочери, взятое съ нея приставомъ. Она дала его, мн кажется, очень мило — но вдь она вся въ меня! Въ ней ничего нтъ материнскаго, слава Богу, въ ней ничего нтъ материнскаго! Пенелопа показала, что она сильно интересовалась разрисовываніемъ двери и помогала мшать краски. Примтила мсто подъ замкомъ, потому что оно было нарисовано послднее. Видла его нсколько часовъ спустя безъ пятна. Оставила его въ двнадцать часовъ ночи безъ пятна. Простившись съ своей барышней въ этотъ часъ въ ея спальной, она слышала, какъ часы пробили въ ‘будоар’, она держалась въ это время за ручку разрисованной двери, знала, что краска сыра (такъ какъ помогала мшать краски, какъ было выше сказано), она особенно старалась не дотрогиваться до нея, могла присягнуть, что она подобрала подолъ платья и что тогда не было на краск пятна, не могла присягнуть, что ея платье случайно не коснулось двери, когда она выходила, помнила, какое платье было на ней, потому что оно было новое, подарокъ миссъ Рэчели, отецъ ея помнилъ и могъ также это сказать, онъ могъ, сказалъ и принесъ платье, отецъ ея призналъ это платье какъ то, которое на ней было въ тотъ вечеръ, юпку понадобилось разсматривать долго по обширности ея размровъ — и ни одного пятнышка не найдено нигд. Конецъ показаніямъ Пенелопы — показанія были очень толковы и убдительны. Подписалъ: Габріэдь Беттереджъ.
Потомъ приставъ сталъ разспрашивать меня, нтъ ли у насъ въ дом большихъ собакъ, которыя могли бы вбжать въ комнату и размазать эту краску своимъ хвостомъ. Услышавъ, что это было невозможно, онъ послалъ за увеличительнымъ стекломъ и пробовалъ разсмотрть въ него пятно. На краск не виднлось слда человческой руки. Вс видимые признаки показывали, что краска была размазана чьимъ-то платьемъ. Тотъ, на комъ было это платье (сличивъ показаніе Пенелопы и мистера Фрэнклина), долженъ былъ находиться въ комнат и сдлать это пятно между полуночью и тремя часами утра въ четвергъ.
Доведя слдствіе до этого пункта, приставъ Кффъ вспомнилъ, что въ комнат еще оставался надзиратель Сигрэвъ, и въ назиданіе своему товарищу по служб сдлалъ слдующій выводъ изъ наведеннаго имъ слдствія:
— Эти ваши пустяки, господинъ надзиратель, сказалъ приставъ, указывая на пятно:— сдлались довольно важны посл того, какъ вы видли ихъ въ послдній разъ. Въ томъ положеніи, въ какомъ находится теперь слдствіе, это пятью должно сдлать три открытія. Слдуетъ узнать (во-первыхъ), есть ли въ этомъ дом одежда, запачканная такою краской. Узнать (во-вторыхъ), кому это платье принадлежитъ. Узнать (въ-третьихъ), какъ объяснитъ эта особа, что она была въ этой комнат и сдлала это пятно между полночью и тремя часами утра. Если эта особа не можетъ дать удовлетворительнаго объясненія, то вамъ незачмъ далеко искать руки, похитившей алмазъ. Я сдлаю это самъ, съ вашего позволенія, а васъ не стану дольше отрывать отъ вашихъ городскихъ занятіи. Я вижу, что у васъ здсь есть одинъ изъ вашихъ подчиненныхъ. Оставьте его мн на всякій случай — и позвольте мн пожелать вамъ добраго утра.
Уваженіе надзирателя Сигрэва къ приставу было велико, но его уваженіе къ самому себ было еще больше. Задтый мтко знаменитымъ Кффомъ, онъ отразилъ ударъ мтко, какъ только позволяли его умственныя способности, выходя изъ комнаты.
— До-сихъ-поръ я воздерживался отъ моего мннія, сказалъ надзиратель своимъ воинственнымь голосомъ, нисколько не измнившимся.— Теперь мн остается сдлать одно замчаніе, оставляя это дло въ вашихъ рукахъ. Изъ мухи легко сдлать слона. Прощайте!
— Легко также совсмъ не замтить мухи тмъ, которые слишкомъ высоко задираютъ голову.
Отвтивъ на комплиментъ своего собрата въ такихъ выраженіяхъ, приставъ Кффъ отвернулся и отошелъ къ окну.
Мистеръ Фрэнклинъ и я ждали, что будетъ дальше. Приставъ стоялъ засунувъ руки въ карманы, смотря въ окно и тихо насвистывая про себя мотивъ: ‘Послдняя лтняя роза’. Поздне я примтилъ, что онъ измнялъ себ только этимъ свистомъ, когда мысли его сильно работали и пробирались шагъ за шагомъ къ своей тайной цли, причемъ послдняя лтняя роза очевидно помогала ему я ободряли его. Врно, она какъ-нибудь согласовалась съ его характеромъ. Она напоминала ему, видите, о его любимыхъ розахъ, и когда онъ насвистывалъ этотъ мотивъ, это былъ мотивъ самый заунывный.
Отойдя отъ окна минуты черезъ дв, приставъ дошелъ до середины комнаты и остановился въ глубокой задумчивости, устремивъ глаза на спальную миссъ Рэчель. Черезъ нсколько времени онъ опомнился, кивнулъ головой, какъ бы говоря: ‘Такъ будетъ хорошо!’ и обратясь ко мн, изъявилъ желаніе поговорить десять минутъ съ моей госпожей такъ скоро, какъ только будетъ ея сіятельству возможно.
Выходя изъ комнаты съ этимъ порученіемъ, я слышалъ, какъ мистеръ Фрэнклинъ сдлалъ приставу, вопросъ и остановился услышать отвтъ на порог двери.
— Вы еще не догадываетесь, спросилъ мистеръ Фрэнклинъ:— кто укралъ алмазъ?
— Никто не укралъ алмаза, отвчалъ мистеръ Кффъ.
Мы оба вздрогнули при такомъ необыкновенномъ взгляд на дло и оба стали убдительно просить его объяснить намъ, что онъ хотлъ сказать,
— Подождите немного, сказалъ приставъ.— Не вс еще штучки этого кастета подобраны.

Главъ XIII.

Я нашелъ милэди въ ея кабинет. Она вздрогнула и на лиц ея выразилось неудовольствіе, когда я упомянулъ, что мистеръ Кффъ желаетъ говорить съ нею.
— Неужели я должна его видть? Не можете ли вы замнить меня, Габріэлъ?
Мн показалось это непонятно я наврно недоумніе ясно выразилось на моемъ лиц. Милэди была такъ добра, что объяснилась.
— Я боюсь, что мои нервы нсколько разстроены, сказала она.— Въ этомъ лондонскомъ полисмэн есть что-то внушающее мн отвращеніе — я не знаю почему. Я имю предчувствіе, что онъ внесъ разстройство и несчастье въ мой домъ. Очень глупо и очень несвойственно мн: но это такъ..
Я не зналъ, что сказать на это. Чмъ больше я видлъ пристава Кффа, тмъ больше онъ мн нравился. Милэда скоро овладла собою, открывъ мн свое сердце.— будучи но природ женщина высокаго мужества, какъ я уже говорилъ.
— Если я должна видться съ нимъ, длать нечего, сказала она:— но я не могу ршиться видться съ нимъ наедин. Приведите его сюда, Габріель, и останьтесь здсь все время, пока останется онъ.
9то былъ первый припадокъ мигрени, который я помнилъ въ моей госпож съ самаго того времени, когда она была молодою двушкою. Я воротился ‘въ бу до аръ’. Мистеръ Фрэнклинъ вышелъ въ садъ къ мистеру Годфри, время отъзда котораго приближалось. Приставъ Кффъ и я ноіи.ты прямо въ комнату моей барыни.
Увряю васъ, милэди крошечку ноблднла, когда увидала его. Однако въ другихъ отношеніяхъ она овладла собою и спросила пристава, не будетъ ли онъ противъ моего присутствія въ комнат. Она была такъ добра, что прибавила, что я не только ея старый слуга, но и надежный совтникъ, и что во всемъ относящемся до домашнихъ длъ со мною совтоваться было полезне всего. Приставъ вжливо отвчалъ, что онъ приметъ мое присутствіе какъ милость, такъ какъ онъ долженъ сказать кое-что о слугахъ вообще, и что нашелъ уже мою опытность въ этомъ отношеніи нсколько полезною для него. Милэди указала на два стула и мы немедленно услись для совщанія.
— Я уже составилъ мое мнніе объ этомъ дл, сказалъ приставъ Кффъ: — прошу у вашего сіятельства позволенія оставить его пока при себ. Теперь я долженъ упомянуть о томъ, что я нашелъ наверху, въ гостиной миссъ Вертшдеръ, и къ чему я ршился (съ позволенія вашего сіятельства) приступить теперь.
Онъ разсказалъ о пятн на краск, заключеніе выведенное имъ — именно, что онъ сказалъ (только боле въ почтительныхъ выраженіяхъ) надзирателю Сигрэву.
— Одно несомннно, сказалъ онъ въ заключеніе.— Алмазъ пропалъ изъ ящика шкапика. Другое почти также несомннно. Знаки отъ пятна на двери должны находиться на какой-нибудь одежд, принадлежащей кому-нибудь въ этомъ дом. Мы должны отыскать эту одежду прежде, чмъ сдлаемъ еще шагъ впередъ.
— Это поведетъ наврно къ открытію вора? замтила моя госпожа.
— Извините, ваше сіятельство — я не говорю, что алмазъ украденъ. Я только говорю теперь, что алмазъ пропалъ. Если найдется запачканная одежда, то это можетъ повести къ отысканію алмаза.
Ея сіятельство посмотрла на меня.
— Понимаете вы это? спросила она.
— Приставъ Кффт, понимаетъ, милэди, отвчалъ я.
— Какимъ образомъ вы предполагаете отыскать запачканное платье? спросила госпожа моя, опять обращаясь къ приставу.— Стыдно сказать, что сундуки и комнаты моихъ добрыхъ слугъ, много лтъ живущихъ у меня, были уже обысканы первымъ слдователемъ. Я не могу и не хочу позволить оскорблять ихъ такимъ образомъ въ другой разъ!
Вотъ такъ госпожа! Вотъ женщина единственная изъ десяти тысячъ!
— Это именно я и хотлъ представить вашему сіятельству, сказалъ приставъ.— Другой слдователь надлалъ много вреда этому слдствію, показавъ слугамъ, что онъ подозрваетъ ихъ. Если и подамъ имъ поводъ думать, что ихъ подозрваютъ во второй разъ, неизвстно, какія препятствія могутъ они надлать мн — особенно женщины. А между тмъ сундуки ихъ должны быть обысканы опять — по той простой причин, что первый осмотръ имлъ въ виду алмазъ, а второй будетъ имть запачканное платье. Я совершенно согласенъ съ вами, милэди, что слдуетъ пощадить чувства слугъ. Но я также совершенно убжденъ, что гардеробъ слугъ долженъ быть обысканъ.
Это ставило насъ втупикъ. Милэди сказала это въ выраженіяхъ боле изящныхъ, чмъ я.
— Я придумалъ планъ, разршающій это затрудненіе, сказалъ приставъ Кффъ: — если ваше сіятельство согласитесь. Я намренъ объяснить это слугамъ.
— Женщины сейчасъ подумаютъ, что ихъ подозрваютъ, прервалъ я его.
— Не подумаютъ, мистеръ Беттереджъ, отвчалъ приставъ: — если я скажу имъ, что буду осматривать гардеробъ всхъ — начиная съ ея сіятельства — кто ночевалъ въ дом въ среду. Это простая формальность, прибавилъ онъ, взглянувъ искоса на мою госпожу:— служанки примутъ это, что ихъ ставятъ наравн съ ихъ господами, и вмсто того, чтобъ мшать слдствію, сочтутъ за честь содйствовать ему.
Я увидалъ истину этихъ словъ. Милэди, когда прошло ея изумленіе, также увидала это.
— Вы уврены въ томъ, что этотъ осмотръ нуженъ? сказалъ онъ.
— Это самый кратчайшій способъ, какой я только вижу, милэди, къ цли, имющейся у насъ въ воду.
Милэди встала позвонить горничную.
— Мы поговоримъ со слугами, когда вы будете держать въ рукахъ ключи отъ моего гардероба.
Приставъ Кффъ остановилъ ее неожиданнымъ вопросомъ:
— Не лучше ли будетъ прежде удостовриться, согласятся ли на это другія дамы и джентльмэны, находящіеся въ дом?
— Единственная другая дама въ дом — миссъ Вериндеръ, отвчала моя госпожа съ удивленіемъ.— Единственные джентльмэны мои племянники, мистеръ Блэкъ и мистеръ Эбльуайтъ. Нечего опасаться отказа отъ всхъ троихъ.
Я напомнилъ милэди, что мистеръ Годфри узжаетъ. Когда я сказалъ эти слова, мистеръ Годфри самъ достучался въ дверь, чтобы проститься, за нимъ пришелъ и мистеръ Фрэнклинъ, который халъ провожать его до станціи. Милэди объяснила затрудненіе. Мистеръ Годфри тотчасъ его ршилъ. Онъ закричалъ Самюэлю въ окно, чтобъ онъ опять внесъ наверхъ его чемоданъ, а потомъ самъ отдалъ ключъ приставу Кффу.
— Мои вещи можно переслать ко мн въ Лондонъ, сказалъ онъ:— когда кончится слдствіе.
Приставъ принялъ ключъ съ приличнымъ извиненіемъ.
— Мн жаль, что я ввожу васъ въ хлопоты, сэръ, изъ-за пустой формальности, но примръ господъ примиритъ слугъ съ этимъ слдствіемъ.
Мистеръ Годфри, простившись съ милэди съ большимъ сочувствіемъ. оставилъ на прощанье порученіе къ миссъ Рэчель, выраженія котораго сдлали для меня яснымъ, что онъ не принималъ ‘нтъ’ за отвтъ и намренъ сдлать ей предложеніе еще разъ при первомъ удобномъ случа. Мистеръ Фрэнклинъ, уходя вслдъ за своимъ кузеномъ, сообщилъ приставу, что вс его вещи готовы для осмотра и что все принадлежащее ему никогда не запирается. Приставъ Кффъ изъявилъ ему свою признательность. Вы примтите, что его планъ былъ принятъ съ чрезвычайной готовностью милэди, мистеромъ Фрэнклиномъ и мистеромъ Годфри. Оставалось только получить согласіе миссъ Рэчель прежде чмъ мы созовемъ слугъ и начнемъ искать запачканное платье.
Непонятное отвращеніе милэди къ приставу длало наше совщаніе еще непріятне прежняго для нея, какъ только мы остались одни.
— Если я пришлю къ вамъ ключи миссъ Верни деръ, сказала ола: — я полагаю, что вамъ пока ничего боле отъ меня не нужно.
— Прошу извиненія у вашего сіятельства, сказалъ приставъ Кффъ.— Прежде чмъ мы начнемъ, мн хотлось бы взглянуть въ книгу, въ которой записывается черное блье. Запачканная одежда, можетъ быть, принадлежитъ къ блью. Если эти поиски не приведутъ ни къ чему, я попрошу сообщитъ мн обо всемъ бль, находящемся бъ дом, и обо всемъ бль, отданномъ въ стирку, если недостанетъ какой-нибудь вещи, по-крайней-мр можно будетъ предположить, что на ней осталось пятно и что эта вещь съ умысломъ припрятана вчера или сегодня тмъ лицомъ, которому она принадлежитъ. Надзиратель Сигрэвъ, прибавилъ приставъ, обернувшись ко мн:— обратилъ вниманіе служанокъ на пятно, когда он столпились въ комнат въ четвергъ утромъ. Можетъ быть, мистеръ Беттереджъ, это окажется одною изъ многочисленныхъ ошибокъ надзирателя Сигрэва.
Милэди приказала мн позвонить въ колокольчикъ и велть принести книгу, бъ которой записывается черное блье. Она оставалась съ нами, пока ее принесли, на случай, если просмотрвъ эту книгу, приставъ Кффъ будетъ опять просить ее о чемъ-нибудь.
Книгу для блья принесла Розанна Спирманъ. Эта двушка пришла къ завтраку утромъ страшно блдная и разстроенная, по очевидно оправившаяся отъ своего вчерашняго нездоровья на столько, чтобы приняться за работу. Приставъ Кффъ внимательно посмотрлъ на нашу вторую служанку — на ея лицо, когда она вошла, на ея уродливое плечо, когда она вышла.
— Имете вы еще что-нибудь сказать мн? спросила милэди съ нетерпніемъ, желая скоре освободиться отъ общества пристава.
Знаменитый Кффъ раскрылъ книгу, разобралъ все въ подминуты и опять закрылъ.
— Я осмлюсь обезпокоить ваше сіятельство однимъ вопросомъ, сказалъ онъ.— Молодая женщина, которая принесла сюда эту книгу, такъ ли давно служитъ у васъ, какъ другіе слуги?
— Зачмъ вы спрашиваете? спросила милэди.
— Въ послдній разъ, какъ я ее видлъ, отвчалъ приставъ:— она содержалась въ тюрьм за воровство.
Посл этого длать было нечего, какъ сказать ему всю правду. Госпожа моя сильно распространилась о хорошемъ поведеніи Ронаины въ ея дом и о хорошемъ мнніи, которое имла о ней надзирательница исправительнаго дома.
— Надюсь, вы не подозрваете ее? въ заключеніе и очень серьезно прибавила милэди.
— Я уже говорилъ вашему сіятельству, что до настоящаго времени никого въ дом не подозрваю въ воровств.
Посл этого отвта мтглэди встала, чтобы отправиться наверхъ за ключами миссъ Рэчель. Приставъ прежде меня поспшилъ отворить ей дверь. Онъ сдлалъ очень низкій поклонъ. Милэди задрожала, проходя мимо него.
Мы ждали, ждали, а ключей не являлось. Приставъ Кффъ не сдлалъ мн никакого замчанія. Онъ повернулъ къ окну свое меланхолическое лицо, засунулъ въ карманъ свои худощавыя руки и уныло насвистывалъ про себя свою ‘Послднюю лтнюю розу’.
Наконецъ вошелъ Самюэлъ, не съ ключами, а съ клочкомъ бумажки ко мн. Я надлъ очки неловко и съ затрудненіемъ, чувствуя, что унылые глаза пристава устремлены на меня все время. На бумажк были написаны три строчки карандашомъ рукою милэди. Она сообщала мн, что миссъ Рэчель наотрзъ отказала показать свой гардеробъ. Когда ее спросили о причин, она зарыдала. Когда се спросили опять, она сказала:
— Не хочу, потому что не хочу. Я должна уступить сил, если вы употребите ее, но не уступлю ничему другому.
Я попалъ нежеланіе милэди встртиться съ приставомъ Кффомъ посл подобнаго отвта ея дочери. Не будь я слишкомъ старъ для милой юношеской застнчивости, мн кажется, я покраснлъ бы отъ мысли, что долженъ на него взглянуть.
— Есть извстіе о ключахъ миссъ Вериндеръ? спросилъ приставъ.
— Барышня не соглашается на обыскъ своего гардероба.
— А! сказалъ приставъ.
Голосъ его не былъ подчиненъ такой совершенной дисциплин, какъ его лицо. Когда онъ сказалъ: ‘А!’ это было сказано тономъ человка, который услыхалъ то, что ожидалъ услышать. Онъ и разсердилъ и испугалъ меня — почему, сказать не могу, но это было такъ.
— Обыскъ надо оставить? спросилъ я.
— Да, отвчалъ приставъ: — обыскъ надо оставить, потому что ваша барышня не соглашается покориться ему наравн со всми. Мы должны осмотрть вс гардеробы въ дом или ни одного. Пошлите чемоданъ мистера Эбльуайта въ Лондонъ съ первымъ поздомъ, а книгу для блья возвратите съ моимъ поклономъ и благодарностью молодой женщин, которая припссда ее.,,
Онъ положилъ книгу на столъ и, вынувъ перочинный ножикъ, началъ чистить себ ногти.
— Вы, кажется, не очень обманулись въ ожиданіи? сказалъ я.
— Да, отвчалъ приставъ Кффъ: — не очень.
Я старался заставить его объясниться.
— Зачмъ бы миссъ Рэчель препятствовать вамъ? спросилъ я.— Кажется, ея интересы требуютъ, чтобы она вамъ помогала.
— Подождите немножко, мистеръ Беттереджъ — подождите немножко.
Головы поумне моей могли бы понять смыслъ его словъ. Или человкъ мене привязанный къ миссъ Рэчель, чмъ я, могъ бы видть, куда мтитъ онъ. Отвращеніе милэди къ нему могло значить (какъ я подумалъ ужъ посл того), что она видла, куда онъ мтилъ. Я еще этого не видалъ — вотъ все, что я знаю.
— Что же теперь длать? спросилъ я.
Приставъ Кффъ кончилъ чистить ногти, смотрлъ на нихъ съ минуту съ меланхолическимъ интересомъ и спряталъ свой перочинный ножикъ.
— Пойдемте въ садъ, сказалъ онъ:— и посмотримъ на розы.

Глава XIV.

Ближайшій путь въ садъ изъ кабинета милэди шелъ черезъ кустарникъ, уже извстный вамъ. Для того, чтобы вы лучше поняли то, что теперь будетъ, я могу прибавить къ этому, что дорожка въ кустарник была любимою прогулкою мистера Фрэнклина. Когда онъ выходилъ изъ дома и когда мы не могли найти его нигд, мы обыкновенно находили его тутъ.
Я боюсь, что мн слдуетъ признаться, что я довольно упрямый старикъ. Чмъ упорне приставъ Кффъ скрывалъ отъ меня свои мысли, тмъ упорне старался я въ нихъ заглянуть. Когда, мы поверну ли въ кустарникъ, я попытался провести его другимъ способомъ.
— При настоящемъ положеніи длъ, сказалъ я:— будь я на вашемъ мст, я сталъ бы втупикъ.
— Будь вы на моемъ мст, отвчалъ приставъ:— вы составили бы мнніе — и при настоящемъ положеніи дла, всякое сомнніе, которое вы могли бы прежде чувствовать относительно вашихъ предположеніи, окончательно бы уничтожилось. Пока нтъ никакой нужды до этихъ заключеній, мистеръ Беттереджъ. Я привелъ васъ сюда не затмъ, чтобы вы подкапывались поднь меня, какъ барсукъ, я привелъ васъ сюда для того, чтобы спросить у васъ нкоторыя свднія. Конечно, вы могли сообщитъ ихъ мн и въ дом. Но двери и слушатели взаимно притягиваютъ другъ друга, и люди въ моей профессіи иногда имютъ полезную для здоровья наклонность къ открытому воздуху.
Кто могъ провести этого человка? Я уступилъ — и ждалъ такъ терпливо, какъ только могъ, послушать, что будетъ дальше.
— Мы не станемъ входить въ причины вашей барышни, продолжалъ приставъ:— мы только пожалемъ, что она отказывается помогать мн, потому что, поступая такимъ образомъ, она длаетъ это слдствіе гораздо трудне, чмъ оно иначе могло бы быть. Мы теперь должны постараться разршить тайну пятна — которое, врьте моему слову, составляетъ также и тайну алмаза — какимъ-нибудь другимъ способомъ. Я ршился видть слугъ и обыскать ихъ мысли и поступки, мистеръ Беттереджъ, вмсто того, чтобы обыскивать ихъ гардеробы. Однико, прежде чмъ начну, я желаю сдлать вамъ вопроса два. Вы человкъ наблюдательный — не примтили ли вы что-нибудь странное въ комъ-нибудь изъ слугъ (разумется, кром весьма естественнаго испуга и нолненія), посл того, какъ открылась пропажа алмаза? Не было ли между ними какой-нибудь особенной ссоры? Не разсердился ли кто-нибудь совершенію неожиданно, напримръ? Или не занемогъ ли вдругъ?
Я только что усплъ вспомнить о внезапной болзни Розанны Спирманъ за вчерашнимъ обдомъ — но не усплъ дать отвта — когда увидалъ, что глаза пристава вдругъ повернулись къ кустарнику и онъ вдругъ сказалъ про себя:
— Ага!
— Что такое? спросилъ я.
— Опять ревматизмъ въ спин, сказалъ приставъ громкимъ голосомъ, какъ будто желалъ, чтобы насъ слышало третье лицо.— Скоро будетъ перемна въ погод.
Еще нсколько шаговъ привели насъ къ углу дома. Повернувъ круто направо, мы пошла на террасу и спустились по ступенямъ въ нижній садъ. Приставъ Кффъ остановился тутъ на открытомъ пространств, гд мы могли видть около насъ съ каждой стороны.
— Невроятно, чтобы эта молодая двушка Розанна Спирманъ съ своей наружностью имла любовника, сказалъ онъ:— но для собственной пользы этой двушки я долженъ спросить васъ тотчасъ, не запаслась ли и она, бдняжка, обожателемъ, по примру остальныхъ?
Что онъ хотлъ сказать, при настоящемъ обстоятельствахъ длая мн такой вопросъ? Вмсто того, чтобы отвчать, я вытаращилъ на него глаза.
— Я видлъ Розанну Спирманъ прятавшуюся въ кустахъ, когда мы проходили мимо, сказалъ приставъ.
— Когда вы сказали: ‘Ага’?
— Да — когда я сказалъ: ‘Ага’. Если у ней есть обожатель, это прятанье не значитъ ничего. Если нтъ — при настоящемъ положеніи дла въ дом — это становится чрезвычайно подозрительнымъ обстоятельствомъ и я съ прискорбіемъ долженъ буду дйствовать, соображаясь съ этимъ.
Что я долженъ былъ сказать ему? Я зналъ, что кустарникъ былъ любимою прогулкою мистера Фрэнклина, я зналъ, что по всей вроятности, онъ пойдетъ по этой дорог, воротившись со станція: я зналъ, что Пенелопа не разъ заставала тутъ свою подругу и всегда увряла меня, что цль Розанны была привлечь вниманіе мистера Фрэнклина. Если моя дочь была права. Розанна могла поджидать тутъ возвращенія мистера Фрэнклина, когда приставъ примтилъ ее. Я былъ поставленъ между двумя затрудненіями — или упомянуть о фантазіяхъ Пенелопы, какъ своихъ собственныхъ, идя предоставить несчастной двушк пострадать отъ послдствіи, отъ очень серьезныхъ послдствій возбудивъ подозрнія пристава Кффа. Изъ чистаго состраданья къ двушк — клянусь честью и душою, изъ чистаго состраданія къ двушк — я далъ приставу необходимыя объясненія и сказалъ ему, что Розанна имла сумасбродство влюбиться въ мистера Фрэнклина Блэка.
Приставъ Кффъ не смялся никогда. Въ тхъ немногихъ случаяхъ, когда что-нибудь казалось ему забавнымъ, углы его губъ нсколько искривлялись, и только. Они искривились и теперь.
— Не лучше ли было вамъ сказать, что она имла сумасбродство родиться безобразной и служанкой? спросилъ онъ.— Влюбиться въ джэнтльмэна съ наружностью и обращеніемъ мистера Фрэнклина кажется мн не самымъ большимъ сумасбродствомъ въ ея поведеніи. Однако, я радъ, что это разъяснялось, какъ-то легче на душ, когда какое-нибудь загадочное обстоятельство разъяснится. Да, я сохраню этой втайн, мистеръ Беттереджъ. Я люблю обращаться нжно съ человческими недугами — хотя не много случаевъ имю прилагать къ длу эту добродтель въ моей профессіи. Вы думаете, что мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ не подозрваетъ склонности этой двушки къ нему? A! онъ скоро узналъ бы это, еслибъ она была недурна собой. Некрасивымъ женщинамъ плохо жить на свт, будемъ надяться, что это вознаградится имъ на томъ свт. А у васъ прехорошенькій садъ, и какъ хорошо содержится лугъ! Посмотрите сами, какъ красиве кажутся цвты, когда ихъ окружаетъ трава, а не песокъ. Нтъ, благодарю. Я не возьму розу. У меня пронзается сердце, когда ихъ обрываютъ съ стеблей. Такъ какъ ваше сердце пронзается, когда что-нибудь идетъ неладно въ людской. Примтили ли вы что-нибудь непонятное для насъ въ слугахъ, когда узнали о пропажк алмаза?
До-сихъ-поръ я держалъ себя очень откровенно съ приставомъ Кффомъ. Но вкрадчивость, съ какою онъ подъхалъ ко мн съ этимъ послднимъ вопросомъ, заставила меня сдлаться осторожне Сказать попросту, меня вовсе нс радовала мысль помогать его розыскамъ, когда эти розыски приводили его (въ качеств зми, ползующей подъ травой) къ моимъ товарищамъ-слугамъ.
— Я ничего не примтилъ, сказала, я: — кром того, что мы вс растерялись, включая и самого меня.
— О! сказалъ приставъ: — и вы ничего больше не имете мн сказать, такъ ли?
Я отвчалъ съ невозмутимой физіономіей (я льстилъ себя этой мыслью):
— Ничего.
Унылые глаза пристава Кффа пристально посмотрли мн въ лицо.
— Мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ: — вы позволите мн пожать вашу руку? Я чрезвычайно васъ полюбилъ.
(Почему онъ выбралъ именно ту минуту, когда я обманулъ его, чтобъ дать мн это доказательство своего хорошаго мннія, я не могу понять. Я нсколько возгордился — я не на шутку возгордился, что мн наконецъ удалось провести знаменитаго Кеффа!)
Мы воротились въ домъ, приставъ просилъ, чтобъ я отвелъ ему особую комнату, а потомъ прислалъ слугъ (только живущихъ въ дом) одного за другимъ, по порядку ихъ званія, отъ перваго до послдняго.
Я привелъ пристава Кффа въ мою комнату, а потомъ созвалъ всхъ слугъ въ переднюю. Розанна Спирманъ пришла вмст съ ними, такая же, какъ обыкновенно. Она была такъ же ловка въ своемъ род, какъ приставъ въ своемъ, и я подозрваю, что она слышала, что онъ мн говорилъ о слугахъ вообще, прежде чмъ увидалъ ее. Но по лицу ея нельзя были примтить, слышала ли она въ своей жизни о существованіи такого мста, какъ кустарникъ.
Я посылалъ ихъ одну за одной, какъ было велно. Кухарка первая вошла въ залу суда, другими словами — въ мою комнату. Она оставалась очень недолго. Донесеніемъ было, когда она вышла:
— Приставъ Кффъ въ уныломъ расположеніи духа, но приставъ Кффъ настоящій джентльмэнъ.
За нею пошла горничная милэди. Оставалась гораздо дольше. Донесеніемъ было, когда она вышла:
— Если приставъ Кффъ не вритъ словамъ порядочной женщины, то могъ бы, по-крайней-мр, оставить свое мнніе при себ!
Потомъ пошла Пенелопа. Оставалась только минуты дв. Донесеніе:
— Пристава Кффа очень жаль, должно быть, онъ въ молодости былъ несчастливъ въ любви, батюшка.
Посл Пенелопы пошла старшая служанка. Оставалась, какъ и горничная милэди, довольно долго. Донесеніе:
— Я поступила къ ея сіятельству не за тмъ, чтобы какой нибудь полицейскій подозрвалъ меня въ глаза.
Потомъ пошла Розанна Спирманъ. Оставалась дольше всхъ. Ни какого донесенія — мертвое молчаніе и губы блдныя, какъ смерть. Самюэль, лакей, пошлъ за Розанной. Оставался минуты дв. Донесеніе:
— Стыдно должно быть тому, кто чиститъ сапоги приставу Кффу.
Нанси, судомойка, пошла послдняя, оставалась минуты дв. Донесеніе:
— У пристава есть сердце, онъ не отпускаетъ шуточекъ, мистеръ Беттереджъ, надъ бдной, работящей двушкой.
Отправившись въ залу суда, когда все было кончено, узнать не будетъ ли какихъ-нибудь приказаній для меня, и нашелъ пристава опять смотрящимъ изъ окна и насвистывающій ‘Послднюю лтнюю розу’.
— Не открыли ли чего-нибудь, сэръ? спросилъ я.
— Если Розанна Спирманъ попроситъ позволенія выдти, сказалъ приставъ: — отпустите ее, бдняжку, но прежде дайте мн знать.
Лучше мн было бы промолчать о Розанн и мистер Фрэнклин. Было довольно ясно, несчастная двушка заслужила подозрніе пристава Кффа, несмотря на вс мои старанія не допустить его до этого.
— Надюсь, что вы не считаете Розанну замшанной въ пропаж алмаза? осмлился я сказать.
Углы меланхолическихъ губъ пристава искривились и онъ пристально посмотрлъ мн въ лицо, какъ смотрлъ въ саду.
— Я думаю, что мн лучше не говорить вамъ, мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ: — а то вы пожалуй опять растеряетесь во второй разъ.
Я началъ сомнваться, точно ли провелъ знаменитаго Кффа. Для меня было облегченіемъ, что насъ прервалъ стукъ въ дверь и кухарка прислала мн сказать, что Розанна Спирманъ просится со двора по своей обыкновенной привычк: у ней болитъ голова и ей нужно подышать свжимъ воздухомъ. По знаку пристава, я сказалъ:
— Да.
— Гд у васъ выходятъ слуги? спросилъ онъ, когда посланная ушла.
Я показалъ ему.
— Заприте дверь вашей комнаты, сказалъ приставъ:— и если кто-нибудь спроситъ меня, скажите, что я здсь собираюсь съ мыслями.
Онъ опять скривилъ углы своихъ губъ и исчезъ.
Когда я остался одинъ при такихъ обстоятельствахъ, сильное любопытство побудило меня самому заняться открытіями.
Было ясно, что подозрнія пристава Кффа были возбуждены тмъ, что онъ узналъ изъ допроса слугъ въ моей комнат. А дв служанки (исключая самой Розанны), остававшіяся на допрос довольно долго, были горничная милэди и первая служанка, т самыя женщины, которыя съ самаго начала ждали ихъ несчастную подругу. Дойдя до этихъ заключеній, я случайно заглянулъ въ людскую, и увидвъ, что тамъ пьютъ чаи, тотчасъ назвался на. этотъ чай. (Капля чая для женскаго языка то же, что капля масла для угасающей лампы).
Моя надежда найти въ чайник союзника не осталась безъ вознагражденія. Мене чмъ черезъ полчаса я зналъ столько же, сколько самъ приставъ.
Ни горничная милэди, ни старшая служанка не поврили болзни Розанны вчера. Эти дв чертовки — я прошу у васъ прощенія, но какъ иначе можете вы назвать двухъ злыхъ женщинъ?— прокрадывались наверхъ, время-отъ-времени въ четвергъ посл полудня, пробовали отворить дверь Розанны и нашли ее запертою, стучались и не получили отвта, слушали и не слыхали никакого звука изнутри. Когда двушка сошла къ чаю и была отослана еще нездоровая опять въ постель, дв вышеупомянутыя чертовки опять пробовали отворить ея дверь и нашли ее запертой, заглядывали въ замочную скважину и нашли ее заткнутой, видли свтъ подъ дверью въ полночь, слышали трескъ огня (огонь въ спальной служанки въ іюн!) въ четыре часа утра. Все это они сказали приставу Кффу, который, въ благодарность за ихъ желаніе помочь ему, посмотрлъ на нихъ кислыми и подозрительными глазами и показалъ имъ ясно, что онъ не вритъ ни той, ни другой. Отъ этого происходили неблагопріятные отзывы обихъ этихъ женщинъ посл допроса. Отъ этого также (не считая вліянія чайника) ихъ готовность дать волю языку о нелюбезномъ обращеніи пристава съ ними.
Такъ какъ я зналъ нсколько уловки знаменитаго Кффа и видлъ, что онъ намренъ тайно слдить за Розанной, когда она дошла гулять, то мн стало ясно, что онъ не счелъ за нужное показать горничной милэди и старшей служанк, какъ существенно он помогли ему. Это были женщины такого рода, которыя были способны, еслибы онъ показалъ имъ, что нашелъ ихъ показанія достойными доврія, чваниться этимъ и сказать или сд’ лать что-нибудь такое, что заставило бы Розанну Спирманъ остерегаться.
Я вышелъ на воздухъ. Былъ прекрасный лтній вечеръ. Я очень жаллъ бдную двушку и очень былъ растревоженъ вообще оборотомъ дла. Направясь къ кустарнику, я встртилъ мистера Фрэнклина въ его любимой алле. Онъ давно уже воротился со станціи и имлъ съ милэди продолжительный разговоръ, Ола разсказала ему о непонятномъ отказ миссъ Рэчель осмотрть свой гардеробъ и привела его въ такое уныніе, что онъ, казалось, не ршался говорить о барышн. Фамильный характеръ выказался въ этотъ вечеръ на лиц мистера Фрэнклина въ первый разъ, какъ я его зналъ.
— Ну, Беттереджъ, сказалъ онъ,— какъ атмосфера тайны и подозрній, въ которой мы теперь вс живемъ, нравится вамъ? Помните то утро, когда я пріхалъ съ Луннымъ камнемъ? Боже! какъ я жалю, зачмъ мы не бросили его въ пески!
Посл этой вспышки онъ не хотлъ говорить до-тхъ-поръ, пока не успокоился. Мы шли молча рядомъ минуты дв, а потомъ онъ спросилъ меня, куда двался приставъ Кффъ. Невозможно было обмануть мистера Фрэнклина отвтомъ, будто приставъ въ моей комнат и собирается съ мыслями. Я разсказалъ ему все, какъ было, упомянувъ въ особенности то, что горничная милэди и старшая служанка сказали о Розанн Спирманъ.
Ясный умъ мистера Фрэнклина увидалъ въ одно мгновеніе, какой оборотъ приняли подозрніи пристава.
— Вы, кажется, говорили мн сегодня утромъ, сказалъ онъ:— что одинъ изъ лавочниковъ уврялъ, будто онъ встртилъ Розанну вчера, отправлявшуюся пшкомъ въ Фризинголлъ, когда мы предполагали, что она лежитъ больная къ своей комнат?
— Да, сэръ.
— Если горничная тетушки и другая женщина говорили правду, то, стало быть, лавочникъ дйствительно встртилъ ее. Припадокъ болзни двушки былъ предлогомъ, чтобы обмануть насъ. Она имла какую-нибудь преступную причину для того, чтобы тайно сходить въ городъ. Запачканное платье принадлежало ей, а огонь, трескъ котораго слышался къ ея комнат въ четыре часа, былъ разведенъ для того, чтобы сжечь это платье. Розанна Спирманъ украла алмазъ. Я сейчасъ пойду и скажу тетушк, какой оборотъ приняло дло.
— Нтъ еще, повремените, сэръ, сказалъ меланхолическій голосъ позади насъ.
Мы оба обернулись и очутились годомъ къ лицу съ приставомъ Кффомъ.
— Зачмъ же? спросилъ мистеръ Фрэнклинъ.
— Потому что, сэръ, если вы скажете ея сіятельству, ея сіятельство скажетъ миссъ Вериндеръ.
— Положимъ, она скажетъ. Что-жъ такое?
Мистеръ Фрэнклинъ сказалъ эти слова съ внезапнымъ жаромъ и запальчивостью, какъ будто приставъ смертельно оскорбилъ его.
— А какъ вы думаете, сэръ, спокойно сказалъ приставъ Кффъ,— благоразумно ли длать такой вопросъ мн — и въ такое время?
Наступило минутное молчаніе. Мистеръ Фрэнклинъ подошелъ близко къ приставу. Оба прямо посмотрли въ ли до другъ другу. Мистеръ Фрэнклинъ заговорилъ первый, понизивъ голосъ такъ же внезапно, какъ возвысилъ его.
— Я полагаю, вамъ извстно, мистеръ Кффъ, сказалъ онъ:— что вы ведете дло чрезвычайно щекотливое.
— Не въ первый, а можетъ быть въ сотый разъ веду я щекотливое дло, отвчалъ тотъ такъ же безстрастно, какъ всегда.
— Я, кажется, долженъ понять, что вы мн запрещаете говорить тетушк о случившемся?
— Вы должны понять, сэръ, что я брошу это дло, если вы скажете лэди Вериндеръ или кому бы то ни было о томъ, что случилось, пока я не дамъ вамъ позволенія.
Это ршило все. Мистеру Фрэнклину ничего больше не осталось, какъ покориться, онъ повернулся съ гнвомъ и оставилъ насъ.
Я стоялъ и съ трепетомъ слушалъ ихъ, не зная, кого подозрвать и что теперь думать, Однако, несмотря на мое смущеніе, для меня были ясны дв вещи. Во-первыхъ, что барышня по какой-то непонятной причин была причиною тхъ колкостей, которыя они наговорили другъ другу. Во-вторыхъ, что она совершенно попали другъ друга, не размнявшись никакими предварительными объясненіями.
— Мистеръ Беттереджъ, сказалъ приставъ:— вы сдлали очень большую глупость въ мое отсутствіе. Вы сами пустились на розыски. Впередъ, можетъ быть, вы будете такъ обязательны, что станете производить розыски вмст со мной.
Онъ взялъ меня подъ руку и повелъ по той дорог, по которой пришелъ. Можетъ быть, я заслужилъ его упрекъ, но я все-таки не хотлъ помогать ему разставлять ловушки Розанн Спирманъ. Воровка она была или нтъ, законно или нтъ, мн было все-равно — я жаллъ о ней.
— Чего вы хотите отъ меня? спросилъ я, вырвавъ свою руку и остановившись.
— Только небольшихъ свдній о здшнихъ окрестностяхъ, отвчалъ приставъ.
Я не могъ отказаться дополнить географическія свднія пристава Кффа.
— Есть въ этой сторон какая-нибудь дорожка, которая ведетъ отъ морского берега къ этому дому? спросилъ приставъ.
Съ этими словами онъ указалъ на сосновую аллею, которая вела къ Зыбучимъ Пескамъ.
— Да, сказалъ я:— тутъ есть дорожка.
— Покажите ее мн.
Рядомъ, въ сумерки лтняго вечера, приставъ и я отправились къ Зыбучимъ Пескамъ.

Глава XV.

Приставъ молчалъ, погруженный въ свои думы, пока мы не пошли въ сосновую аллею, которая вела къ пескамъ. Тутъ онъ очнулся, какъ человкъ, принявшій ршительное намреніе, и опять заговорилъ со мной.
— Мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ:— такъ какъ вы сдлали мн честь и взяли, какъ говорится, весло въ моей лодк и такъ какъ и думаю, что вы можете быть мн полезны до истеченія ныншняго вечера, я не вижу никакой пользы для насъ мистифировать другъ друга доле и намренъ подать вамъ примръ откровенности съ моей стороны. Вы ршились не сообщать мн никакихъ свдній, которыя могли бы повредить Розанн Спирмань, потому что съ вами она вела себя хорошо и потому что вамъ искренно ее жаль. Эти гуманныя побужденія длаютъ вамъ большую честь, но въ этомъ случа они оказываются совершенно безполезны. Розанна Спирманъ не подвергается ни малйшей опасности — даже если я обвиню ее замшанной въ пропаж алмаза на основаніи уликъ, которыя такъ же очевидны для меня, какъ носъ на вашемъ лиц.
— Вы хотите сказать, что милэди не станетъ преслдовать ее судебнымъ порядкомъ? спросилъ я.
— Я хочу сказать, что милэди не можетъ преслдовать ее, сказалъ приставъ.— Розанна Спирманъ боле ничего, какъ орудіе въ рукахъ другого лица, и ради этого другого лица Розанна Спирманъ будетъ пощажена.
Онъ говорилъ серьезно, этого нельзя было опровергать. Однако. въ душ моей шевельнулось что-то недоброе противъ него.
— Не можете ли вы назвать это другое лицо? спросилъ я.
— Не можете ли вы, мистеръ Беттереджъ?
— Нтъ.
Приставъ Кффъ все стоялъ неподвижно и смотрлъ на меня съ молапхо.тдческимъ участіемъ.
— Мн всегда пріятно обращаться нжно съ людскими слабостями, сказалъ онъ.— А въ настоящую минуту я чувствую особенную нжность къ вамъ, мистеръ Беттереджъ. А вы по тои же прекрасной причин чувствуете особенную нжность въ Розанн Спирманъ, неправдали? Не узнали ли вы какъ-нибудь случайно, что она недавно шила себ новое блье?
Для чего оттъ такъ деожиданно ввернулъ этотъ странный вопросъ, я никакъ де могъ догадаться. Не видя, чтобы Розанн могло повредить, если я скажу правду, я отвчалъ, что двушка поступила къ намъ съ весьма скуднымъ запасомъ блья и что милэди въ вознагражденіе за ея хорошее поведеніе (я сдлалъ удареніе на послднихъ словахъ) подарила ей новое блье недли дв тому назадъ.
— Жалкій этотъ свтъ! сказалъ приставъ:— человческая жизнь есть нчто въ род мишени, въ которую несчастье стрляетъ безпрестанно и всегда попадаетъ въ цль. Еслибъ не этотъ новый запасъ блья, мы нашли бы новую кофту или гонку между вещами Розанны и уличили бы ее такимъ образомъ. Вы слдите за моею мыслью, не такъ ли? Вы сами допрашивали служанокъ и знаете, какія открытія дв изъ нихъ сдлали у двери Розанны. Наврно вы знаете, чмъ занималась вчера двушка посл того, какъ она занемогла? Вы не можете догадаться? О, Боже мой! это такъ же ясно, какъ полоса свта вонъ тамъ въ конц деревьевъ. Въ одиннадцать часовъ въ четвергъ утромъ надзиратель Сигрэвъ (эта масса человческихъ слабостей) указываетъ всмъ женщинамъ пятно на двери. Розанна иметъ причины подозрвать свои собственныя вещи, она пользуется первымъ удобнымъ случаемъ уйти въ свою комнату, находитъ пятно на своей кофточк или юпк, или все равно тамъ на чемъ, притворяется больного и пробирается въ городъ, покупаетъ матеріалы для новой юпки или кофты, шьетъ ее одна въ своей комнат въ четвергъ ночью, разводитъ огонь (не для того, чтобъ сжечь, дв ея подруги подсматриваютъ у дверей, и она знаетъ, что не можетъ распространить запахъ гари и что ей некуда двать кучу пепла) разводитъ огонь, я говорю, чтобъ выжать, высушить и выгладить подмненную гонку, а запачканную скрыла (вроятно на себ) и въ эту минуту старается ее уничтожить бъ какомъ-нибудь удобномъ мстечк на этомъ уединенномъ берегу передъ нами. Я видлъ сегодня вечеромъ, какъ она пришла въ рыбачью деревню въ одну хижину, въ которую, можетъ быть, и мы зайдемъ до возвращенія домой. Она оставалась въ хижин нсколько времени и вышла оттуда (какъ мн показалось) съ чмъ-то спрятаннымъ подъ манто. Манто на женщин — эмблема милосердія — оно прикрываетъ множество грховъ. Я видлъ, какъ она отправилась къ сверу вдоль берега, когда вышла изъ хижины. Неужели вашъ морской берегъ считается хорошимъ обращикомъ морскихъ видовъ, мистеръ Беттереджъ?
Я отвчалъ: ‘Да’ такъ коротко, какъ только могъ.
— Вкусы бываютъ равные, сказалъ приставъ Кффъ.— Смотря съ моей точки зрнія, я никогда не видалъ морского ландшафта, который мене нравился бы мн. Еслибы вамъ мучилось слдить за другимъ человкомъ вдоль но этому берегу и если этотъ человкъ оглянется, тутъ нтъ ни малйшаго мстечка, за которымъ вы могли бы спрятаться. Мн оставалось выбирать одно изъ двухъ: или посадить Розанну въ тюрьму по подозрнію, или пока датъ ей волю распорядиться по своему усмотрнію. По причинамъ, которыми а не стану вамъ надодать, я ршился лучше сдлать всевозможныя жертвы, чмъ возбудитъ тревогу въ одной особ, которую мы не станемъ называть. Я воротился домой просить васъ провести меня къ сверному концу берега другой дорогой. Песокъ — въ томъ отношеніи, что на немъ остаются слды — одинъ изъ лучшихъ сыщиковъ, извстныхъ мн. Если мы не встртимся съ Розанной Спирманъ на ея возвратномъ пути по этой дорог, песокъ можетъ намъ сказать, гд она была, если только продлится свтъ. Ботъ песокъ. Вы извините, если я вамъ посовтую молчать и пропустить меня впередъ?
Если докторамъ извстна болзнь подъ названіемъ розыскной лихорадки, то эта болзнь сильно овладла теперь вашимъ нижайшимъ слугой. Приставъ Кффъ спустился между песчаными холмами къ берегу. Я послдовалъ за нимъ (а сердце словно выпрыгнуть хотло) и ждалъ поодаль, что будетъ дальше.
Когда обернулся, я очутился на томъ самомъ мст, гд Розанна Спирманъ говорила со мною, когда мистеръ Фрэнклинъ вдругъ явился передъ нами, пріхавъ къ намъ изъ Лондона. Между тмъ какъ мои глаза слдовали за приставомъ, мысли мои, противъ моей воли, устремились на то, что происходило въ то время между Розанной и мною. Увряю васъ, я почти чувствовалъ, какъ бдняжка съ признательностью пожала мн руку за то, что я ласково говорилъ съ нею. Увряю васъ, я почты слышалъ, какъ ея голосъ говорилъ мн, что Зыбучіе Пески притягиваютъ ее противъ ея воля — почти видлъ, какъ лицо ея просіяло, когда она увидала мистера Фрэнклина, вдругъ подходящаго къ дамъ изъ-за холмовъ. Уныніе мое становилось все сильне, когда я думалъ объ этомъ — и видъ уединенной маленькой бухты, когда я осмотрлся кругомъ, чтобъ оторваться отъ своихъ мыслей, только еще боле встревожилъ меня.
Послдній вечерній свтъ быстро исчезалъ, и надъ всмъ этимъ печальнымъ мстомъ нависла какая-то ужасная тишина. Волны океана разливались на большой песчаный берегъ бухты, не производя ни милйшаго звука. Ни малйшій втерокъ не шевелилъ открытаго моря, которое лежало неподвижно и мрачно. Клочки грязной тины, желтовато-блые, плавали на мертвой поверхности воды. Илъ и цна слабо показывались въ нкоторыхъ мстахъ, гд послдній свтъ еще падалъ на нихъ на двухъ большихъ утесахъ, выдававшихся къ сверу и югу въ море. Теперь была пора отлива, и пока я стоялъ и ждалъ, широкая бурая поверхность Зыбучихъ Песковъ начала морщиться и дрожать — единственный движущійся предметъ въ этомъ отвратительномъ мст, и видлъ, какъ приставъ вздрогнулъ, когда колебаніе песка бросилось ему въ глаза. Посмотрвъ на него минуты дв, онъ повернулся и воротился ко мн.
— Вроломное мсто, мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ: — и никакихъ слдовъ Розанны Спирманъ на всемъ берегу, куда бы вы ни смотрли.
Онъ повелъ меня ниже къ берегу, и я самъ увидлъ, что только его слды и мои виднлись на песк.
— Въ которой сторон теперь отъ насъ рыбачья деревня? спросилъ приставъ Кффъ.
— Коббс-Голь, отвчалъ я (такъ называлась деревня):— будетъ отъ насъ къ югу.
— Я видлъ, какъ двушка сегодня вечеромъ пошла къ сверу вдоль берега изъ Киббс-Голя, сказалъ приставъ.— Слдовательно, она шла къ этому мсту. Коббс-Голь на другой сторон вонъ того мыска? И не можемъ ли мы пройти туда — такъ какъ теперь вода стоитъ низко — по берегу?
Я отвчалъ ‘да’ на оба эти вопроса,
— Вы меня извините, если я попрошу васъ пойти скоре, сказалъ приставъ.— Мн нужно найти то мсто, гд она сошла съ берега, прежде чмъ стемнетъ.
Мы прошли, скажу я, шаговъ двсти къ Коббс-Голю, когда приставъ Кффъ вдругъ опустился на колни на берегу, по всей вроятности, почувствовавъ внезапное желаніе помолиться Богу.
— Однако, можно сказать кое-что въ пользу вашего морского ландшафта, замтилъ приставъ.— Вотъ женскіе слды, мистеръ Беттереджъ! Назовемъ ихъ слдами Розанны, пока не найдемъ такихъ доказательствъ противнаго, противъ которыхъ не будемъ въ состояніи устоять. Слды очень сбивчивые, замтьте пожалуйста — съ умысломъ сбивчивые, сказалъ бы я. А, бдняжка! она понимаетъ такъ же хорошо, какъ и я, полицейскія способности песка. Но не слишкомъ ли поторопилась она совсмъ стереть слды? Кажется. Вотъ одинъ слдъ идетъ изъ Коббс-Голя, а другой назадъ туда. Неправдали, что передокъ ея ботинки прямо указываетъ на воду? И не вижу ли я два каблука дальше къ берегу, также, возл воды? Я не желаю оскорблять ваши чувства, но боюсь, что Розанна хитра. Какъ будто она имла намреніе пройти къ тому мсту, съ котораго мы сейчасъ ушли, не оставивъ на песк слдовъ, по которымъ се было бы можно отыскать. Не сказать ли намъ, что она шла по вод отсюда, пока не дошла до выступа скалъ, что позади насъ, и воротилась тою же дорогою, а потомъ опять пошла по берегу, гд еще остались слды двухъ каблуковъ? Да, мы это скажемъ. Это согласуется съ моимъ предположеніемъ, что у ней было что-то подъ манто, когда она выходила изъ хижины. Нтъ! не за тмъ, чтобы истребить — потому что въ гакомъ случа къ чему было принимать вс эти предосторожности, чтобъ не допустить меня отыскать то мсто, гд кончилась ея прогулка? А чтобы спрятать здсь — вотъ это, я думаю, будетъ догадка справедливе. Можетъ быть, если зайдемъ въ хижину, мы узнаемъ, что она несла?
При этомъ предложеніи моя розыскная лихорадка вдругъ прошла.
— Я дамъ не нуженъ, сказалъ я.— Какую пользу могу я принести?
— Чмъ больше я васъ узнаю, мистеръ Беттереджъ, сказалъ приставъ:— тмъ боле добродтелей открываю въ васъ. Скромность — о, Боже! какъ рдко встртить скромность на этомъ свт и какъ много этой рдкой добродтели въ васъ! Если я одинъ войду въ хижину, языкъ хозяевъ будетъ связанъ при первомъ вопрос, который я сдлаю имъ. Если я пойду съ вами, меня представитъ уважаемый сосдъ, и необходимымъ результатомъ будетъ бглый разговоръ. Мн такъ это кажется, какъ это кажется вамъ?
Не придумавъ прилично-ловкаго отвта такъ скоро, какъ желалъ бы, я постарался выиграть время, спросивъ, въ какую хижину хочетъ онъ идти.
Когда приставъ описалъ это мсто, я узналъ, что это та хижина, въ которой живетъ рыбакъ по имени Йолландъ съ женою и двумя взрослыми дтьми, сыномъ и дочерью. Если вы оглянетесь назадъ, вы увидите, что когда я въ первый разъ представилъ вашему вниманію Розанну Спирманъ, я упомянулъ, что она разнообразитъ свою прогулку, бывая не только на Зыбучихъ Пескахъ, но посщая также друзей въ Коббс-Гол. Эти друзья были Йолланды — почтенные, достойные люди, длавшіе честь этимъ окрестностямъ. Знакомство Розанны съ ними началось съ дочери, у которой была уродливая нога и которая была извстна подъ именемъ Хромоногой Люси. Дв страдавшія уродствомъ двушки имли, я полагаю, какое-то чувство товарищества другъ къ другу. Какъ бы то ни было, Йолланды и Розанна въ т рдкіе случаи, когда они встрчались, казалось, всегда находились въ пріятныхъ и дружескихъ отношеніяхъ. То обстоятельство, что приставъ Кффъ прослдилъ двушку до ихъ коттэджа, заставило меня взглянуть въ совершенно новомъ свт на его просьбу помочь ему. Розанна ходила туда, куда она имла привычку ходить, и показать, что она была въ обществ рыбака и его семьи, было все-равно, что доказать, что она была занята очень невиннымъ образомъ. Стало быть, позволить себ убдиться логикой пристава Кффа значило оказать двушк услугу, а не вредъ. Вслдствіе этого я выказалъ себя убжденнымъ.
Мы пошли въ Коббс-Голль и видли слды на песк, пока продолжался свтъ.
Когда мы дошли до хижины, оказалось, что рыбакъ съ сыномъ ухали на лодк, а Хромоногая Люся, всегда слабая и утомленная, отдыхала на постели на верху. Добрая мистриссъ Йолландъ одна приняла насъ въ кухн. Когда она услыхала, что приставъ Кффъ лицо знаменитое въ Лондон, она поставила на столъ бутылку голландскаго джина, положила пару чистыхъ трубокъ и не спускала съ пристава глазъ, какъ будто не могла на него насмотрться.
Я спокойно сидлъ въ углу, ожидая услышать, какъ приставъ наведетъ разговоръ о Розанн Спирманъ. Его обыкновенная манера начинать разговоръ съ околичностей оказалась въ этомъ случа еще сильне. Какъ онъ это сдлалъ, я не могъ сказать тогда, не могу сказать и теперь. Врно только то, что онъ началъ съ королевской фамиліи, съ первобытныхъ методистовъ и съ цны на рыбу, и перешелъ отъ этого (съ своей обыкновенной меланхолической и скрытной манерой) къ пропаж Луннаго камня, къ злости нашей первой служанки и къ жестокому обращенію служанокъ вообще съ Розанной Спирманъ. Дойдя до этого предмета такимъ образомъ, онъ сказалъ о себ, что онъ наводитъ справки о пропаж алмаза отчасти для того, чтобъ отыскать его, отчасти для того, чтобъ оправдать Розанну отъ несправедливыхъ подозрній ея враговъ въ нашемъ дом. Черезъ четверть часа посл того, какъ мы вошли въ кухню, добрая мистриссъ Йолландъ была убждена, что она разговариваетъ съ лучшимъ другомъ Розанны, и уговаривала пристава Кффа подкрпить свой желудокъ и оживить свою душу голландской бутылочкой.
Будучи твердо убжденъ, что приставъ тратитъ время попустому съ мистриссъ Йолландъ, я сидлъ и слушалъ ихъ разговоръ почти такъ, какъ бывало прежде слушалъ въ театр актеровъ. Знаменитый Кффъ выказалъ удивительное терпніе, уныло пытая счастье и такъ и этакъ, и производя выстрлъ за выстрломъ, такъ сказать, наудачу, авось попадетъ въ цль. Все къ чести Розанны, ничего къ ея вреду — вотъ какъ это кончалось, какъ онъ ни старался. Мистриссъ Йолландъ несла разный вздоръ и врила приставу безусловно, ло послднее усиліе, было сдлано, когда мы посмотрли на наши часы и встали, съ намреніемъ проститься.
— Теперь я пожелаю вамъ добраго вечера, сударыни, сказалъ приставъ.— И я только скажу на прощанье, что Розанна Спирманъ иметъ искренняго доброжелателя въ вашемъ покорнйшемъ слуг. Но, о Боже мои! ей не слдуетъ оставаться на этомъ мст, мой совтъ ей — оставить его.
— Господи помилуй! она его оставляетъ! закричала мистриссъ Йолландъ.
(Nota bene. Я перевожу йоркширскій языкъ мистриссъ Йоліандъ на англійскій. Когда и скажу вамъ, что всевдущій Кеффъ иногда не могъ понять ее, пока я ему не помогалъ, вы заключите сами, въ какомъ положеніи были бы вы, еслибъ я передалъ ея разговоръ на ея родномъ язык.)
Розанна Спирманъ оставляетъ насъ! Я навострилъ уши. Казалось странно, чтобъ не сказать боле, что она не предупредитъ милэди или меня. Въ душ моей возникло сомнніе, не попалъ ли въ цлъ послдній выстрлъ пристава Кффа. Я началъ сомнваться, такъ ли безвредно было мое участіе въ этомъ, какъ думалъ я. Можетъ быть, дло заставляло пристава мистифировать честную женщину, запутавъ ее въ сть лжи, но мой долгъ, какъ добраго протестанта, былъ вспомнить, что отецъ лжы — дьяволъ и что зло и дьяволъ никогда не бываютъ далеко другъ отъ друга. Начиная чувствовать въ воздух что-то недоброе, я старался увести пристава. Онъ тотчасъ опять слъ и попросилъ позволенія выпить для подкрпленія послдній глотокъ изъ голландской бутылочки. Мистриссъ Йолландъ сла напротивъ него и налила ему рюмочку. Я подошелъ къ двери очень встревоженный и сказалъ, что кажется долженъ съ нами проститься — а между тмъ я не уходилъ.
— Итакъ она намрена оставить свое мсто? сказалъ приставъ.— Что же она будетъ длать, когда его оставитъ? Грустно! грустно! У бдняжки нтъ на свт друзей, кром насъ и меня.
— Есть! сказала мистриссъ Йолландъ.— Она пришла сюда, какъ я вамъ говорила, сегодня вечеромъ, и посидвъ и поговоривъ немножко съ моей дочерью Люси и со мной, она попросила позволенія пойти одной наверхъ въ комнату Люси. Это единственная комната въ нашемъ дом, гд есть чернила и перо. ‘— Мн нужно написать письмо къ одному другу, сказала она: — а я не могу этого сдлать у насъ въ дом, гд за мною подсматриваютъ слуги’. Къ кому это письмо было написано, я вамъ сказать не могу, должно быть, оно было очень длинно, судя по тому, сколько времени сидла она надъ нимъ на верху. Я предлагала ей почтовую марку, когда она пришла внизъ. Письма въ рукахъ у ней не было и марки она не приняла. Бдняжечка немножко скрытна (какъ вамъ извстно) на счетъ себя и своихъ поступковъ. Но у ней есть гд-то другъ, это я могу вамъ сказать, и къ этому-то другу, вотъ помяните мое слово, подетъ она.
— Скоро? спросилъ приставъ.
— Такъ скоро, какъ только можетъ, отвчала мистриссъ Йолландъ.
Тутъ я опять отошелъ отъ двери. Какъ глава прислуги милэди, я не могъ позволить, чтобы въ моемъ присутствіи продолжался такой безцеремонный разговоръ о томъ, какъ наша служанка уйдетъ или не уйдетъ, не обративъ вниманія да это.
— Вы должно быть ошибаетесь на счетъ Розанны Спирманъ, сказалъ я.— Еслибъ она хотла оставить свое мсто, она прежде всего сказала бы объ этомъ мн.
— Ошибаюсь? вскричала мистриссъ Йолландъ:— только часъ тому назадъ она купила нкоторыя вещи для дороги — отъ меня самой, мистеръ Беттереджъ, въ этой самой комнат. Это напоминаетъ мн, сказала эта несносная женщина, вдругъ начиная шарить въ карман:— что у меня лежитъ на душ кое-что на счетъ Розанны и ея денегъ. Увидится кто-нибудь изъ васъ съ нею, Когда вы воротитесь домой?
— Я съ величайшимъ удовольствіемъ передамъ ваше порученіе бдняжк, отвчалъ приставъ Кффъ, прежде чмъ я усплъ ввернуть словцо.
Мистриссъ Йолландъ вынула изъ кармана нсколько шиллинговъ и шести-пенсовыхъ монетъ и пересчитала ихъ съ особенной и предосадной заботливостью на ладони своей руки. Она подала эти деньги приставу, но во все время на лиц ея выражаюсь, какъ ей не хочется разстаться съ ними.
— Могу я васъ просить передать эти деньги Розанн съ моимъ поклономъ и почтеніемъ? сказала мистриссъ Йолландъ.— Она непремнно хотла заплатить мн за нсколько вещицъ, которыя ей захотлось имть сегодня вечеромъ, а деньгамъ мы всегда рады, я объ этомъ спорить не стану. А все-таки мн какъ-то неловко на душ, что я взяла у бдняжки съ трудомъ накопленныя ею деньги. И сказать вамъ но правд, я не думаю, чтобы мужу моему было пріятно услыхать, что я взяла деньги у Розанны Спирманъ, когда онъ воротится съ работы завтра утромъ. Пожалуйста скажите ей, что я съ радостью дарю ей вещи, которыя она купила у меня. Не оставляйте денегъ на стол, сказала мистриссъ Йолландъ, вдругъ положивъ ихъ передъ приставомъ, какъ будто он сожигали ей пальцы: — а то времена суровыя, плотъ слаба, и пожалуй мн захочется опять положить ихъ въ карманъ.
— Пойдемте! сказалъ я.— Я не могу дольше ждать, я долженъ воротиться домой.
— Я сейчасъ иду за вами, сказалъ приставъ Кеффъ.
Во второй разъ я подошелъ къ двери, и во второй разъ, какъ ни старался, я не могъ перейти черезъ порогъ.
— Отдать деньги назадъ дло слишкомъ щекотливое, сударыня, я слышалъ какъ сказалъ приставъ.— Вы наврно дешево съ нея взяли.
— Дешево! сказала мистриссъ Йолландъ:— подите сюда и судите сами.
Она взяла свчу и повела пристава въ уголъ кухни. Еслибъ дло шло о моей жизни, я не могъ бы удержаться, чтобы не пойти за ней Въ углу была навалена цлая куча разныхъ разностей (по большей части изъ стараго металла), которыя рыбакъ набралъ въ разное время съ потонувшихъ кораблей и которыхъ онъ не усплъ еще распродать. Мистриссъ Йолландъ засунула руку въ этотъ мусоръ и вынула оттуда старый японскій оловянныя ящичекъ съ крышкой и кольцомъ, для того, чтобы можно было его повсить — такіе ящички употребляются на корабляхъ для того, чтобы сохранять отъ сырости географическія и морскія карты и тому подобное.
— Вотъ! сказала она.— Когда Розанна пришла сюда сегодня, она купила точно такой ящичекъ, какъ этотъ. ‘— Это какъ-разъ годится, слазала она:— для моихъ манжетокъ и воротничковъ, чтобы они не смялись въ чемодан.’ Одинъ шиллингъ и девять пенсовъ, мистеръ Кффъ. Хоть сейчасъ умереть на мст, ни полпенни больше!
— Экая дешевизна! сказалъ приставъ съ тяжелымъ вздохомъ.
Онъ взвсилъ ящичекъ на рук Мн показалось, что я услышалъ мотивъ ‘Послдней лтней розы’, когда онъ глядлъ на ящичекъ. Нечего было сомнваться теперь. Онъ сдлалъ новое открытіе ко вреду Розанны Спирманъ, и именно въ такомъ мст, гд я думалъ, что репутація ея безопасна — и все черезъ меня! Предоставляю вамъ вообразить, что я чувствовалъ и какъ искренно я раскаялся, что служилъ посредникомъ знакомства мистера Кффа съ мистриссъ Йолландъ.
— Довольно, сказалъ я:— мы право должны идти.
Не обращая на меня ни малйшаго вниманія, мистриссъ Йолландъ опять засунула руку въ мусоръ и на этого разъ опять вытащила оттуда цпочку.
— Взвсьте на рук, сэръ, сказала она приставу.— У насъ было три такихъ цпочки, и Розанна взяла дв. ‘— Зачмъ вамъ, душечка, нужны такія цпочки? говорю я. ‘— Я сцплю ихъ вмст и обвяжу ими чемоданъ, говоритъ она.’ — Веревка будетъ дешевле, говорила я. ‘— А цпь надежне, говоритъ она.’ — Кто когда слыхалъ, чтобы чемоданы обвязывали цпью! говорю я.’ — О, мистриссъ Йолландъ, не возражайте, говоритъ она:— уступите мн цпочки!’ Странная двушка, мистеръ Кффъ, чистое золото и добре сестры къ моей Люси — но всегда немножно странная. Ну, я отдала ей. Три шиллинга и шесть пенсовъ. Вотъ какъ честная женщина, мистеръ Кффъ, три шиллинга и шесть пенсовъ!
— За каждую? спросилъ приставъ.
— За об, отвчала мистриссъ Йолландъ.— Три шиллинга и шесть пенсовъ за об.
— Даромъ отдали, сударыня, сказалъ приставъ, качая головой:— даромъ отдали!
— Вотъ деньги, сказала мистриссъ Йодландъ возвращаясь къ кучк серебра, лежавшей на стол, какъ будто она противъ воли притягивала ее.— Она только и купила этотъ оловянный ящичекъ и эти цпочки. Одинъ шиллингъ девять пенсовъ и три шиллинга шесть пенсовъ — всего-на-всего пять шиллинговъ и три пенса. Кланяйтесь ей и скажите, что совсть не позволяетъ мн брать отъ бдной двушки накопленныя ею деньги, когда он могутъ понадобиться ей самой.
— А мн, сударыня, совсть не позволяетъ отдавать деньги назадъ, сказалъ приставъ Кффъ.— Вы все-равно что подарили ей эти вещи — право подарили.
— Это ваше искреннее мнніе, сэръ? спросила мистриссъ Йолландъ, вдругъ просіявъ.
— Въ этомъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія, отвчалъ приставъ.— Спросите мистера Беттереджа.
Некчему было спрашивать меня. Они добились отъ меня только:
— Прощайте!
— Да ну къ чорту эти деньги! сказала мистриссъ Йолландъ.
Съ этими словами она какъ будто потеряла всякую надъ собою власть, и вдругъ схвативъ кучку серебра, спрятала ее въ карманъ.
— Изъ себя выдешь право, видя, что деньги тутъ лежатъ, а никто ихъ не беретъ! закричала эта безразсудная женщина, вдругъ шлепнувшись на стулъ и смотря на пристава Кффа съ такимъ выраженіемъ, которое какъ будто говорило: ‘деньги опять у меня въ карман, попробуйте-ка ихъ взять!’
На этотъ разъ я не только подошелъ къ двери, но и вышелъ на дорогу, чтобы вернуться назадъ. Объясняйте какъ можете, а я чувствовалъ, какъ будто одинъ изъ нихъ, или оба вмст, смертельно оскорбили меня. Прежде чмъ я сдлать три шага по деревн, я услышалъ, что приставъ идетъ позади меня.
— Благодарю васъ за ваше представленіе, мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ.— Я обязанъ жен рыбака, совершенно новымъ ощущеніемъ. Мистриссъ Йолландъ озадачила меня.
У меня вертлось на язык дать ему колкій отвтъ, единственно по той причин, что я былъ разсерженъ на него, потому что сердился на себя. Но когда онъ признался, что озадаченъ, успокоительное сомнніе пробжало въ голов моей, дйствительно ли сдланъ большой вредъ. Я ждалъ въ скромномъ молчаніи, что одъ еще скажетъ.
— Да, сказалъ приставъ, какъ будто читалъ мои мысли.— Вмсто того, чтобы навести меня на слдъ, вамъ можетъ быть утшительно будетъ узнать, мистеръ Беттереджъ (при вашемъ участіи къ Розайн), что вы дали способъ озадачить меня. То, что двушка сдлала сегодня, разумется довольно ясно. Она прикрпила об цпи къ кольцу оловяннаго ящичка, она засунула этотъ ящичекъ въ воду или въ песокъ. Другой конецъ цпи она прикрпила къ какому-нибудь мсту подъ скалой, извстному только ей. Она оставитъ ящичекъ тамъ до-тхъ поръ, пока кончится производимое теперь слдствіе, посл этого она можетъ опять вынуть его изъ тайника, когда ей будетъ свободно и удобно. До-сихъ-поръ все совершенно ясно. Но, прибавилъ приставъ съ первымъ признакомъ нетерпнія въ его голос, какой я примтилъ: — тайна состоитъ въ томъ — что чортъ потянулъ ее спрятать въ этомъ оловянномъ ящик?
Я подумалъ: ‘Лунный камень!’ Но только сказалъ приставу Кффу:
— Неужели вы не можете угадать?
— Это не алмазъ, продолжалъ приставъ: — вся опытность моей жизни никуда не годится, если Розанна Спирманъ взяла алмазъ.
Когда я услыхалъ эти слова, должно быть, опять меня начала трясти розыскная лихорадка. Какъ бы то ни было, я забылся, интересуясь отгадать эту новую загадку. Я сказалъ опрометчиво:
— Запачканное платье!
Приставъ Кффъ вдругъ остановился въ темнот и положилъ свою руку на мою.
— Когда что-нибудь бросаютъ въ вашъ зыбучій песокъ, выбрасывается ли это опять на поверхность? спросилъ онъ.
— Ничего, отвчалъ я: — легкая или тяжелая вещь, а зыбучій песокъ втягиваетъ въ себя все и навсегда.
— Розанна Спирманъ это знаетъ?
— Она это знаетъ такъ же хорошо, какъ и я.
— Такъ ей стоило только привязать камень съ запачканной одежд и бросить ее въ зыбучій песокъ, сказалъ приставъ.— Нтъ ни малйшей причины для того, чтобъ ей прятать это — а между тмъ она непремнно спрятала. Вопросъ состоитъ въ томъ, прибавитъ приставъ, продолжая идти: запачкана юпка или кофточка, или что-нибудь другое, что. необходимо сохранить во что бы то ни стало? Мистеръ Беттереджъ, если ничего не случится, что могло бы помшать мн, я долженъ хать завтра съ Фризинголлъ и узнать, что купила она въ город, когда тайно доставала матеріалы, чтобъ сдлать новую одежду вмсто запачканной. При настоящемъ положеніи длъ, оставлять домъ — рискъ, но еще больше риску сдлать новый шагъ въ этомъ дл въ темнот. Извините, что я не въ дух, я упалъ въ своемъ собственномъ уваженіи — я позволилъ Розанн Спирманъ привести меня въ недоумніе.
Когда мы воротились, слуги сидли за ужиномъ. Первый человкъ, котораго мы увидли на наружномъ двор, былъ полисмэнъ, котораго надзиратель Сигрэвъ оставилъ въ распоряженіи пристава. Приставь спросилъ, воротилась ли Розапна Спирманъ. Да. Когда? Почти часъ тому назадъ. Что она длала? Она пошла наверхъ спять шляпку и манто — а теперь спокойно ужинала со всми остальными слугами.
Не сдлавъ никакого замчанія, приставъ Кффъ продолжалъ идти, падая все ниже и ниже въ своемъ собственномъ уваженіи, къ задней сторон дома. Пройдя въ темнот мимо входа, онъ все шелъ дальше (хотя я его звалъ), пока не остановился у ивовой калитки, которая вела въ садъ. Когда я подошелъ къ нему, чтобы воротить его на настоящую дорогу, я увидалъ, что онъ внимательно смотритъ на одни окно въ томъ этаж, гд были спальни, съ задней стороны дома.
Поднявъ глаза въ свою очередь, я узналъ, что предметъ его созерцаній было окно комнаты миссъ Рэчель и что огни мелькала тамъ взадъ и впередъ, какъ будто происходило что-нибудь необыкновенное.
— Это, кажется, комната миссъ Вериндеръ? спросилъ приставъ Кффъ.
Я отвчалъ утвердительно и пригласилъ его ужинать ко мн. Приставъ не трогался съ мста и сказалъ что-то о томъ, какъ онъ любитъ садовый запахъ по вечерамъ. Я оставилъ его наслаждаться этимъ. Когда повернулъ къ двери, я услыхалъ ‘Послднюю лтнюю розу’ у ивовой калитки. Приставъ Кеффъ сдлалъ еще открытіе. И на этотъ разъ ему помогло окно барышни!
Это послднее размышленіе заставило меня опять вернуться къ приставу съ вжливымъ замчаніемъ, что у меня недостаетъ духу оставить его одного.
— Вы чего-нибудь тутъ не понимаете? прибавилъ я, указывай на окно миссъ Рэчель.
Судя по голосу, приставъ Кффъ опять занялъ надлежащее мсто въ своемъ уваженіи.
— Вы въ Йоркшир, кажется, охотники до пари? спросилъ онъ.
— Ну такъ что-жъ? сказалъ я.— Положимъ, что и такъ.
— Будь я йоркширецъ, продолжалъ пристав, взявъ меня за руку:— я прозакладовалъ бы вамъ цлый соверенъ, мистер Беттереджъ, что ваша молодая барышня вдругъ ршилась ухать изъ дома. Если я выиграю это пари, я прозакладую другой соверенъ, что эта мысль пришла къ ней не прежде, какъ часъ тому назадъ.
Первая догадка пристава испугала меня. Вторая какъ-то смшалась въ голов моей съ донесеніемъ полисмэна, что Розанна Спирманъ воротилась съ Песковъ часъ тому назадъ. Об эти догадки имли на меня странное дйствіе, когда мы шли ужинать. Я выдернулъ свою руку изъ руки пристава Кффа, и забывъ всякое приличіе, прошелъ прежде него въ дверь, чтобы самому навести справки.
Лакей Самюэль былъ первый человкъ, встрченный мною въ передней.
— Ея сіятельство ждетъ васъ и пристава Кффа, сказалъ онъ прежде чмъ я усплъ сдлать ему вопросъ.
— Какъ долго она ждетъ? спросилъ голосъ пристава позади меня.
— Уже съ часъ, сэръ.
Вотъ опять! Розанна воротилась назадъ, миссъ Рэчель приняла какое-нибудь необыкновенное намреніе и милэда ждала пристава — все въ этотъ послдній часъ! Непріятно было видть, что столь различные люди и предметы связывались между собою такимъ образомъ. Я пошелъ наверхъ, не смотря на пристава Кффа, не говоря съ нимъ. Рука моя внезапно задрожала, когда я поднялъ ее, чтобы постучаться въ дверь комнаты моей госпожи.
— Я не стану удивляться, шепнулъ приставъ черезъ мое плечо:— если у васъ въ дом сегодня сдлается какой-нибудь скандалъ. Не пугайтесь. Я въ своей жизни сдерживалъ семейныя затрудненія похуже этихъ.
Когда онъ сказалъ эти слова, я услыхалъ голосъ госпожи моей, приказывавшей намъ войти.

Глава XVI

Мы не нашли другого огня въ комнат милэди, кром лампы, употребляемой ею для чтенія. Абажуръ былъ опущенъ такъ низко, что закрывалъ ея лицо. Вмсто того, чтобы поднять глаза на насъ съ своей обычной прямотой, она сидла возл самаго стола и упорно не поднимала глазъ съ открытой книги.
— Господинъ приставъ, сказала она: — нужно ли для того слдствія, которымъ вы теперь занимайтесь, знать заране, не пожелаетъ ли кто въ этомъ дом оставить его?
— Чрезвычайно важно, милэди.
— Стало быть, я должна сказать вамъ, что миссъ Вериндеръ намрена перехать въ Фризинголлъ къ своей тетк мистриссъ Эбльуайтъ. Она намрена оставить насъ завтра рано утромъ.
Приставъ Кффъ взглянулъ на меня. Я сдлалъ шагъ впередъ, чтобы поговорить съ моей госпожей — и чувствуя, что у меня не хватаетъ духа (если ужъ надо признаться), сдлалъ шагъ назадъ и ничего не сказалъ.
— Могу я спросить ваше сіятельство, когда миссъ Вериндеръ вздумала похать къ своей тетк? освдомился приставъ.
— Около часа тому назадъ, отвчала моя госпожа.
Приставъ Кффъ опять взглянулъ на меня. Говорятъ, что сердце у старыхъ людей не очень скоро бьется. Мое сердце не могло бы биться сильне, чмъ оно билось теперь, еслибъ мн сдлалось опять двадцать-пять лтъ!
— Я не имю никакого права, сказалъ приставъ: — контролировать поступки миссъ Вериндеръ, я только прошу васъ отложить ея отъздъ, если возможно. Я самъ долженъ хать въ Фризинголлъ завтра утромъ и ворочусь къ двумъ часамъ, если не прежде. Если миссъ Вериндеръ можно удержать здсь до того времени, я желалъ бы сказать ей два слова — неожиданно — передъ ея отъздомъ.
Милэди приказала мн передать кучеру ея приказаніе, чтобы карета была подана для миссъ Рэчель не прежде двухъ часовъ.
— Имете вы сказать еще что-нибудь? спросила она пристава, когда это было сдлано.
— Только одно, ваше сіятельство. Если миссъ Вериндеръ удивится этой перемн въ распоряженіи, пожалуйста не упоминайте, что я причиною замедленія ея путешествія.
Госпожа моя вдругъ подняла голову съ книги, какъ будто хотла сказать что-то — удержалась съ большимъ усиліемъ, и опустивъ глаза опять на открытую страницу, отпустила насъ знакомъ руки.
— Удивительная женщина, сказалъ приставъ Кффъ, когда мы вышли въ переднюю:— еслибъ не ея самообладаніе, то тайна озадачивающая васъ, мистеръ Беттереджъ, разршилась бы сегодня.
При этихъ словахъ истина наконецъ промелькнула въ моей глупой старой голов. Съ минуту я, должно быть, совсмъ лишился разсудка. И схватилъ пристава за воротъ и приперъ его къ стн.
— Чортъ васъ возьми! закричалъ я: — съ миссъ Рэчель что-то неладно, а вы скрывали это отъ меня все время!
Приставъ Кффъ посмотрлъ на меня — припертый къ стн — не пошевеливъ ни рукою, ни однимъ мускуломъ на своемъ меланхолическомъ лиц.
— А! сказалъ онъ: — вы отгадали наконецъ.
Я выпустилъ воротникъ его сюртука и голова моя опустилась на мою грудь. Пожалуйста вспомните, въ извиненіе моей вспышки, что я служилъ этому семейству пятьдесятъ лтъ. Миссъ Рэчель влзала ко мн на колна и дергала меня за усы много и много разъ, когда была ребенкомъ. Миссъ Рэчель, при всхъ своихъ недостаткахъ, была, по моему мннію, самой милой, самой хорошенькой и самой доброй барышней, которой когда-либо служилъ и которую когда-либо любилъ старый слуга. Я просилъ у пристава Кффа прощенія, но боюсь, что я сдлалъ это съ влажными глазами и не весьма приличнымъ образомъ.
— Не сокрушайтесь, мистеръ Беттереджъ, сказалъ приставъ съ большей добротой, чмъ я имлъ право ожидать отъ него.— Въ нашей профессіи, еслибы мы были обидчивы, мы не стоили бы ничего. Если это можетъ служить для васъ хоть какимъ-нибудь утшеніемъ, схватите меня опять за воротъ. Вы не имете ни малйшаго понятія, какъ это длать, но я извито вашу неловкость, принимая во вниманіе ваши чувства.
Онъ искривилъ углы губъ, по-своему, уныло, какъ-будто онъ отпустилъ очень хорошую шуточку. Я провелъ его въ мой миленькій кабинетъ и заперъ дверь.
— Скажите мн правду, пристав, началъ я:— что вы подозрваете? Теперь жестоко скрывать это отъ меня.
— Я не подозрваю, сказалъ приставъ Кффъ: — я знаю.
Мой горячій характеръ началъ опять овладвать мною.
— Вы кажется просто хотите мн сказать, продолжалъ я:— что миссъ Рэчель украла свой собственный алмазъ?
— Да, отвчалъ приставъ:— я именно это хотлъ вамъ сказать. Миссъ Вериндеръ тайно имла въ своихъ рукахъ Лунный камень съ начала до конца и доврилась въ этомъ Розанн Спирманъ, потому что она разсчитывала на то, что мы будемъ подозрвать Розанну Спирманъ въ воровств. Вотъ вамъ все дло какъ на ладони. Схватите меня опять за воротъ, мистеръ Беттереджъ. Если вы такимъ образомъ облегчите ваши чувства, схватите меня опять за воротъ.
Помоги мн Господь! Мои чувства не могли облегчиться такимъ образомъ.
— Объясните мн ваши причины, вотъ все, что я могъ ему сказать.
— Вы услышите о моихъ причинахъ завтра, сказалъ приставъ:— если миссъ Вериндеръ откажется отложить поздку къ своей тетк (а вы увидите, что миссъ Вериндеръ это сдлаетъ), я буду принужденъ изложить все дло передъ вашею госпожею завтра. А такъ какъ не знаю, что можетъ изъ этого выдти, я попрошу васъ находиться при этомъ и слышать, что произойдетъ съ обихъ сторонъ. Пусть такъ дло и останется на сегодня. Нтъ, мистеръ Беттереджъ, вы ни слова не услышите о Лунномъ камн отъ меня. Вотъ вашъ столъ накрытъ для ужина. Это одна изъ многихъ человческихъ слабостей, съ которыми я всегда обращаюсь нжно. Если вы позвоните въ колокольчикъ, я прочту молитву. Что касается до того, что намъ подадутъ…
— Желаю вамъ хорошаго аппетита, приставъ, сказалъ я.— Мой аппетитъ пропалъ. Я подожду и посморю, какъ вамъ подадутъ, а потомъ попрошу васъ извинить меня, если уйду к постараюсь одинъ совладать съ собой.
Я видлъ, какъ ему подали все лучшее, я не жаллъ бы, еслибъ онъ подавился всмъ этимъ. Главный садовникъ (мистеръ Бегби) пришелъ въ то же время съ своимъ еженедльнымъ Отчетомъ. Приставъ немедленно заговорилъ о розахъ и достоинствахъ травяныхъ и носочныхъ дорожекъ. Я оставилъ ихъ вдвоемъ и вышелъ съ тяжелымъ сердцемъ. Это было первое огорченіе въ теченіе многихъ лтъ, которое я не могъ разогнать трубкой табаку и которое было даже недоступно Робинзону Крузо.
Будучи растревоженъ и несчастенъ, не имя никакой уединенной комнаты, въ которую я могъ бы уйти, я пошелъ прогуляться но террас и обдумывалъ все это въ тишин и спокойствіи самъ съ собой. Это все-равно, каковы были мои мысли. Я чувствовалъ себя страшно устарвшимъ, изнуреннымъ и негоднымъ для моего мста — и началъ спрашивать себя первый разъ въ жизни, когда Богу будетъ угодно взять меня. Совсмъ этимъ я все-таки твердо врилъ въ миссъ Рэчель. Еслибы приставъ Кффъ былъ самъ Соломонъ во всей его слав и сказалъ мн, что моя барышня участвуетъ въ низкомъ и преступномъ заговор, у меня былъ бы одинъ отвтъ для Соломона, какъ онъ ни былъ мудръ:
— Вы не знаете ее, а я знаю.
Мои размышленія были прерваны Самюэлемъ. Онъ принесъ мн записку отъ моей госпожи.
Когда я возвращался въ домъ прочесть эту записку при огн, Самюэль замтилъ, что въ погод будетъ перемна. Взволнованное состояніе моей души не допустило меня примтить это прежде. Но теперь мое вниманіе было возбуждено, я слышалъ, что собаки тревожатся и втеръ тихо воетъ. Поднявъ глаза на небо, я увидалъ, что тучи становятся все черне и черне и все быстре и быстре закрываютъ блдную луну. Наступала бурная погода. Самюэль былъ правъ, наступала бурная погода.
Записки отъ милэди увдомляла меня, что фризинголлскій Судья написалъ ей, напоминая о Трехъ индійцахъ. Въ начал будущей недли мошенниковъ надо будетъ выпустить и дать имъ волю слдовать ихъ затямъ. Если мы желаемъ сдлать имъ еще какіе-нибудь вопросы, то времени терять было нельзя. Забывъ упомянуть объ этомъ, когда она видла пристава Кффа, моя госпожа приказывала мн теперь поправить ея забывчивость. Индійцы совсмъ вышли у меня изъ головы (какъ, безъ сомннія, они вышли изъ Вашей). Я не видалъ большой пользы въ томъ, чтобы опять затрогивать этотъ предметъ. Однако разумется, я тотчасъ повиновался приказаніямъ, отданнымъ мн.
Я нашелъ пристава Кффа и садовника, съ бутылкою шотландскаго уиски между ними, по уши погруженныхъ въ разсужденія о разведеніи розъ. Приставъ былъ такъ глубоко заинтересованъ, что протянулъ руку и сдлалъ знакъ, чтобы не прерывать разсужденія, когда я вошелъ. На сколько я могъ понять, вопросъ состоялъ въ томъ, слдуетъ ли блую махровую розу прививать къ шиповнику для того, чтобы она расла лучше. Мистеръ Бегби говорилъ да, а приставъ Кффъ говорилъ нтъ. Они обратились ко мн съ такой горячностью какъ мальчики. Не понимая ничего въ разведеніи розъ, я выбралъ средній способъ — точно такъ, какъ длаютъ судьи ея величества, когда всы правосудія не перетягиваютъ ни на волосокъ:
— Господа, замтилъ я: — многое можно сказать съ обихъ сторонъ.
Во временномъ затишьи, произведенномъ этимъ безпристрастнымъ приговоромъ, я положилъ записку милэди на столъ, на глаза приставу Кффу.
Въ это время я почти уже ненавидлъ пристава. Но истина принуждаетъ меня сознаться, что относительно находчивости онъ быль удивительный человкъ.
Въ полминуты посл того, какъ прочелъ записку, онъ привелъ себ на память донесеніе надзирателя Сигрэва, вспомнилъ то мсто, которое касалось индійцевъ, и отвтъ его былъ готовъ. Въ донесеніи надзирателя Сигрэва говорилось объ одномъ знаменитомъ индійскомъ путешественник, который понималъ индійцевъ и ихъ языкъ, не такъ ли? Очень хорошо. Знаю ли я имя и адресъ этого джентльмэна? Опять очень хорошо. Не напишу ты я ихъ на оборот записки милэди? Очень мн обязанъ. Приставъ Кффъ задетъ къ этому джентльмэну, когда подетъ въ Фризинголлъ.
— Вы надетесь, что изъ этого выйдетъ что-нибудь? спросилъ я.— Надзиратель Сигрэвъ нашелъ индійцевъ невинными какъ младенцы.
— До-сихъ-поръ вс предположенія надзирателя Сигрэва оказались несправедливы, отвчалъ приставь.— Можетъ быть, стоитъ того, чтобъ узнать завтра, не ошибся ли надзиратель Сигрэвъ и въ индійцахъ.
За этимъ онъ обернулся къ мистеру Кегби и продолжалъ споръ съ того самаго мста, на которомъ онъ остановился.
— Вопросъ, о которомъ мы разсуждаемъ, зависитъ отъ почвы и времени года, отъ терпнія и труда, господинъ садовникъ. Теперь, позвольте мн представить его вамъ съ другой точки зрнія. Возьмите вашу блую махровую розу…
Тутъ я заперъ дверь и не слыхалъ уже окончанія спора.
Въ корридор я встртилъ Пенелопу и спросилъ, чего она ждетъ.
Она ждала колокольчика своей барышни, когда ея барышн вздумается позвать ее укладываться для завтрашняго путешествія. Дальнйшіе разспросы показали мн, что миссъ Рэчелъ сослалась, что причиною ея желанія перехать къ тетк въ Фризинголлъ было то, что домъ сдлался для нея нестерпимъ и что она не можетъ боле переносить гнусное присутствіе полисмана подъ одной кровлей съ нею. Узнавъ полчаса тому назадъ, что ея отъздъ будетъ отложенъ до двухъ часовъ, она ужасно разсердилась. Милэди, бывшая при этомъ, сдлала ей строгій выговоръ, а потомъ (желая повидимому сказать что-то дочери наедин) выслала Пенелопу изъ комнаты. Дочь моя чрезвычайно пріуныла отъ перемны обстоятельствъ въ нашемъ дом.
— Все идетъ не такъ, какъ слдуетъ, батюшка, все идетъ не такъ, какъ прежде. Я чувствую, что намъ всмъ угрожаетъ какое-то ужасное несчастье.
Я самъ это чувствовалъ, но при дочери я старался придать всему хорошій видъ. Пока мы говорили, раздался звонокъ миссъ Рэчель. Пенелопа побжала наверхъ продолжать укладываться. Я пошелъ по другой дорог въ переднюю, посмотрть что говоритъ барометръ о перемн погоды.
Когда я подошелъ къ двери, которая затворялась само собою на пружинахъ и вела въ нижнюю залу изъ людской, она растворилась настежъ съ другой стороны и Розанна Спирманъ пробжала мимо меня съ ужаснымъ выраженіемъ страданія на лиц и крпко прижимая руку къ сердцу, какъ будто страданіе происходило оттуда.
— Что съ вами, милая моя? спросилъ я, останавливая ее.— Не больны ли вы?
— Ради Бога, не говорите со мною, отвчала она, и вырвавшись изъ моихъ рукъ, побжала на черную лстницу.
Я позвалъ кухарку (которая была недалеко), чтобы она дошла за бдной двушкой. Два другія лица оказались также недалеко, какъ и кухарка. Приставъ Кффъ тихо вышелъ изъ моей комнаты и спросилъ, что случилось. Я отвчалъ, что ничего. Мистеръ Фрэнклинъ съ другой стороны отворилъ дверь, и заглянувъ въ переднюю спросилъ не видалъ ли я Розанны Спирманъ.
— Она сейчасъ пробжала мимо меня, сэръ, съ весьма разстроеннымъ лицомъ и съ весьма страннымъ обращеніемъ.
— Я боюсь, что я невинная причина этого разстройства, Беттереджъ.
— Вы, сэръ?
— Я не могу этого объяснить, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ:— но если эта двушка замшана, въ пропаж алмаза, я право думаю, что она была готова признаться во всемъ — мн странно, что она выбрала меня, не дале какъ дв минуты тому назадъ.
Когда онъ произносилъ послднія слова, я взглянулъ на дверь съ пружиной и мн показалось, будто она немножко отворена съ внутренней стороны.
Неужели тамъ подслушивалъ кто-нибудь? Дверь затворилась плотно, прежде чмъ я усплъ подойти къ ней, когда я заглянулъ черезъ минуту, мн показалось, будто фалды чернаго фрака пристава Кеффа исчезли за угломъ корридора. Онъ зналъ такъ же хорошо, какъ и я, что не можетъ ожидать помощи отъ меня, теперь, когда я узналъ, какой оборотъ принимаетъ его слдствіе. Въ подобныхъ обстоятельствахъ въ его характер было помогать самому себ и помогать скрытнымъ образомъ.
Не будучи совершенно увренъ, что я видлъ пристава, и не желая надлать еще боле вреда тамъ, гд уже вреда было довольно — я сказалъ мистеру Фрэнклину, что должно быть одна изъ собакъ вошла въ комнаты, и просилъ его разсказать мн, чти случилось между нимъ и Розанной.
— Вы случайно проходили черезъ нижнюю залу, сэръ? спросить и: — вы встртились съ нею случайно, когда она заговорила съ вами?
Мистеръ Фрэнклинъ указалъ на билліардъ.
— Я каталъ шары, сказалъ онъ:— и старался выкинуть изъ головы это несчастное дло объ алмаз, случайно поднялъ я глаза — и возл меня какъ привидніе стояла Розанна Спирманъ! Она подкралась ко мн такъ странно, что я сначала не зналъ, что мн длать. Увидвъ весьма тревожное выраженіе на ея лиц, я спросилъ, не желаетъ ли она говорить со мною. Она отвчала: ‘Да, если смю’. Зная, въ чемъ ее подозрваюсь, я могъ только однимъ способомъ истолковать эти слова. Признаюсь, меня это растревожило. Я не желалъ вызывать доврія этой двушки. Въ тоже время, въ тхъ затрудненіяхъ, какія теперь окружаютъ насъ, я чувствовалъ бы себя не вправ отказаться выслушать ее, если она дйствительно желала говорить со мною. Положеніе было неловкое, и кажется, я вышелъ изъ него довольно неловко. Я сказалъ ей: ‘— Я не совсмъ васъ поникаю. Не желаете ли вы, чтобы я сдлалъ что-нибудь?’ Помните, Беттереджъ, я говорилъ съ нею не сурово, бдная двушка не виновата въ томъ, что она безобразна — я чувствовалъ это въ это время. Кій еще былъ въ моихъ рукахъ и я продолжалъ катать шары, чтобы скрыть свою неловкость. А между тмъ я только хуже испортилъ дло. Я боюсь, что оскорбилъ ее, не имя на это ни малйшаго намренія. Она вдругъ отвернулась. ‘— Онъ смотритъ на билліардные шары, сказала она. ‘Лучше смотрть на все другое, чмъ на меня!‘ Прежде чмъ я усплъ остановить ее, она вышла изъ залы. Я не очень спокоенъ, Беттереджъ, не возьметесь ли вы сказать Розанн, что я не имлъ намренія быть неласковымъ съ нею? Можетъ быть я былъ къ ней нсколько жестокъ мысленно — я почти надялся, что пропажу алмаза можно будетъ приписать ей. Не изъ недоброжелательства къ бдной двушк, но…
Тутъ онъ замолчалъ и, воротившись къ билліарду, началъ опять катать шары.
Посл того, что произошло между приставомъ и мною, я зналъ, чего не договорилъ мистеръ Фрэнклинъ, такъ же хорошо, какъ зналъ это онъ самъ.
Только открытіе, что Лунный камень былъ украденъ нашей второй служанкой, могло теперь избавить миссъ Рэчель отъ подозрній, поселившихся противъ нея въ душ пристава Кффа. Вопросъ шелъ уже не о томъ, чтобы успокоить нервное раздраженіе моей барышни, вопросъ шелъ о томъ, чтобы доказать ея невинность. Еслибъ Розанна ни чмъ не компрометировала себя, надежда, которую чувствовать мистеръ Фрэнклинъ, какъ онъ признавался, была бы по совсти жестокою относительно ея. Но дло было не такъ. Она притворилась больною и тайно ходила въ Фризинголлъ. Она не спала всю ночь или уничтожала что-то такое секретно. И она ходила къ Зыбучимъ Пескамъ въ этотъ вечеръ при обстоятельствахъ чрезвычайно подозрительныхъ, чтобы не сказать боле. По всмъ этимъ причинамъ (какъ не жаль мн было Розанны), я не могъ не думать, что взглядъ мистера Фрэнклина на это дло былъ естественъ и не безразсуденъ. Я сказалъ ему объ этомъ.
— Да, да, отвчалъ онъ.— Но есть еще надежда — конечно, очень слабая — что поведеніе Розанны можетъ имть какое-нибудь объясненіе, котораго мы теперь не видимъ. Я терпть не могу оскорблять чувства женщинъ, Беттереджъ. Скажите бдной двушк то, что я просилъ васъ передать ей. Если она желаетъ говорить со мною — мн все-равно, попаду я черезъ это въ бду или нтъ — пришлите ее ко мн въ библіотеку.
Съ этими добрыми словами онъ положилъ кій и оставилъ меня.
Наведя справки въ людской, я узналъ, что Розанна ушла въ свою комнату. Она съ благодарностью отказалась отъ предложенія помощи и только просила, чтобы ее оставили въ поко. Слдовательно, въ этотъ вечеръ нечего уже было ожидать никакихъ признаній съ ея стороны (если предположить, что она дйствительно имла въ чемъ признаваться). Я передалъ результатъ мистеру Фрэнклину, который за этимъ вышелъ изъ библіотеки, и отправился спать.
Я гасилъ огни и запиралъ окна, когда Самюэль пришелъ съ извстіемъ о гостяхъ, которыхъ я оставилъ въ своей комнат. Споръ о блой махровой роз, повидимому, кончился наконецъ. Садовникъ воротился домой, а приставъ Кффъ не отыскивался нигд въ нижнихъ областяхъ дома. Я заглянулъ въ свою комнату. Совершенно справедливо — тамъ не было никого, кром пустыхъ стакановъ и сильнаго запаха горячаго грога. Разв приставъ самъ ушелъ въ спальную, приготовленную для него? Я пошелъ наверхъ посмотрть.
Когда я дошелъ до второй площадки, мн послышался звукъ тихаго и правильнаго дыханія съ лвой стороны. Съ лвой стороны моей площадка вела въ корридоръ, который сообщался съ комнатою миссъ Рэчель. Я заглянулъ туда, и тамъ, свернувшись на трехъ стульяхъ, поставленныхъ поперекъ корридора, съ краснымъ носовымъ платкомъ, обвязаннымъ вокругъ его сдовласой головы, съ чернымъ фракомъ вмсто изголовья, лежалъ и спалъ приставъ Кффъ!
Онъ проснулся вдругъ, спокойно какъ собака, какъ только я подошелъ къ нему.
— Спокойной ночи, мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ.— Помните, если вы когда-нибудь вздумаете заниматься разведеніемъ розъ, что блую махровую розу лучше не прививать къ шиповнику, что бы ни сказалъ противъ этого садовникъ.
— Что вы здсь длаете? спросилъ я:— зачмъ вы не легли на вашу постель?
— Я не легъ на мою постель, отвчалъ приставъ:— потому что я принадлежу къ числу тхъ многихъ людей на этомъ жалкомъ свт, которые не могутъ заработывать свои деньги и честно и легко въ одно и то же время. Сегодня вечеромъ было странное стеченіе обстоятельствъ между періодомъ возвращеніи Розанны Спирманъ съ Зыбучихъ Песковъ и между тмъ періодомъ, когда миссъ Вериндеръ ршилась оставить домъ. Что ни спрятала бы Розанна, для меня ясно, что наша молодая барышня не могла ухать, пока не узнала, что это было спрятано. Об он должны были уже сегодня ночью имть секретное сообщеніе между собой. Еслибъ мн вздумали опять имть сообщеніе между собою, когда въ дом все стихнетъ, я хочу помшать имъ. Браните не меня за то, что я разстроилъ ваши распоряженія насчетъ спаленъ, мистеръ Беттереджъ, браните алмазъ.
— Желалъ бы я, чтобы этотъ алмазъ никогда не попадали въ нашъ домъ! воскликнулъ я.
Приставъ Кффъ съ плачевной миной взглянулъ на три стула, на которыхъ онъ самъ себя присудилъ пронести ночь, и сказалъ серьезно:
— И я также.

Глава XVII.

Ночью ничего не случилось и (съ радостью прибавляю это!) никакая попытка къ сообщенію миссъ Рэчель и Розанны не вознаградила бдительности пристава Кффа.
Я ожидалъ, что приставъ Кффъ прежде всего отправится утромъ въ Фризинголлъ. Однако онъ не похалъ, какъ будто хотлъ сдлать прежде что-то другое, Я предоставилъ его собственнымъ его затямъ и, выйдя скоро изъ дома, встртилъ мистера Фрэнклина въ его любимой алле у кустарника.
Прежде чмъ мы успли размняться двумя словами, приставъ неожиданно подошелъ къ намъ. Я долженъ признаться, что мистеръ Фрэнклинъ принялъ его довольно надменно.
— Имете вы сказать мн что-нибудь? вотъ все, что онъ получилъ въ отвтъ на свое вжливое желаніе мистеру Фрэнклину добраго утра.
— Я имю кое-что сказать вамъ, сэръ, сказалъ приставъ:— по поводу слдствія, которое я здсь произвожу. Вы вчера узнали, какой оборотъ принимаетъ это слдствіе. Весьма естественно, что въ вашемъ положеніи вы оскорбились и огорчились. Весьма естественно также, что вы мстите на мн гнвное чувство, возбужденное въ васъ вашимъ фамильнымъ скандаломъ.
— Что вамъ нужно? перебилъ мистеръ Фрэнклинъ довольно рзко.
— Мн нужно напомнить вамъ, сэръ, что до-сихъ-поръ обстоятельства не доказали, что я ошибаюсь. Помня это, вспомните также въ то же время, что я полицейскій чиновникъ и дйствую здсь по приказанію хозяйки дома. При настоящемъ положеніи дла, обязаны вы или нтъ, какъ добрый гражданинъ, помогать мн, если неравно вы можете сообщить мн какія-нибудь особенныя свднія?
— Я не знаю никакихъ особенныхъ свдніи, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.
Приставъ Кффъ не обратилъ вниманія на отитъ отвтъ, какъ будто мистеръ Фрэнклинъ ничего ему не отвтилъ.
— Вы можете сберечь мн время, сэръ, продолжалъ онъ:— если захотите понять меня и высказаться откровенно.
— Я васъ не понимаю, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ: — и мн нечего высказывать.
Стоя молча возл нихъ, я подумалъ о полуотворенной двери наканун и о фалдахъ фрака, которыя исчезли въ корридор. Приставъ Кффъ, безъ всякаго сомннія, слышалъ довольно, прежде чмъ я помшалъ ему, чтобъ возымть подозрніе, что Розанна облегчила свою душу, признавшись въ чемъ-то мистеру Фрэнклину Блэку.
Только что эта мысль пришла мн въ голову — когда въ конц дорожки у кустарника появилась сама Розанна Спирманъ. За нею шла Пенелопа, которая очевидно старалась заставить ее воротиться назадъ въ домъ. Видя, что мистеръ Фрэнклинъ не одинъ, Розанна остановилась, очевидно, въ большомъ недоумніи, что ей длать. Пенелопа ждала позади ея. Мистеръ Фрэнклинъ увидалъ двушекъ тотчасъ же, какъ и я увидалъ ихъ. Приставъ съ своей дьявольской хитростью сдлалъ видъ, будто совсмъ не примтилъ ихъ. Все это случилось въ одно мгновеніе. Прежде чмъ мистеръ Фрэнклинъ и я успли сказать слово, приставъ Кффъ началъ какъ ни въ чемъ не бывало, будто продолжая предыдущій разговоръ:
— Вамъ нечего бояться сдлать вредъ, сэръ, сказалъ онъ мистеру Фрэнклину громкимъ голосомъ, чтобъ Розанна могла его слышать.— Напротивъ, я прошу васъ удостоить меня вашимъ довріемъ, если вы принимаете участіе въ Розанн Спирманъ.
Мистеръ Фрэнклинъ тотчасъ же сдлалъ видъ, будто также не примтилъ двушки. Онъ отвчалъ, говоря такъ же громко:
— Я не прижимаю никакого участія въ Розанн Спирманъ.
Я посмотрлъ на другой конецъ дорожки. Я увидалъ издали, что Розанна вдругъ повернулась, какъ только мистеръ Фрэнклинъ сказалъ эти слова. Вмсто того, чтобъ сопротивляться Пенелоп, какъ она длала это за минуту передъ тмъ, она теперь позволила моей дочери взять себя за руку и отвести въ домъ.
Раздался звонокъ къ первому завтраку, когда об двушки исчезли — и даже приставъ Кффъ былъ теперь принужденъ отказаться отъ своего желанія узнать что-нибудь. Онъ сказалъ мн спокойно:
— Я поду въ Фризинголлъ, мистеръ Беттереджъ, и ворочусь прежде двухъ часовъ.
Онъ пошелъ своей дорогой, не сказавъ ни слова боле — и мы на нсколько часовъ освободились отъ него.
— Вы должны поправить это дло передъ Розанной, сказалъ мн мистеръ Фрэнклинъ, когда мы остались одни: — мн какъ будто предназначено говорить или длать что-нибудь неловкое при этой несчастной двушк. Вы должны были видть сами, что приставъ Кффъ поставилъ ловушку для обоихъ насъ. Еслибы онъ могъ сконфузить меня или раздражить ее, то она или я могли бы сказать что-нибудь, отвчавшее его цли. Подъ вліяніемъ минуты, я не видалъ лучшаго исхода, какъ тотъ, который я принялъ. Онъ не допустилъ двушку сказать что-нибудь и показалъ приставу, что я видлъ его насквозь. Онъ очевидно подслушивалъ, Беттереджъ, когда я говорилъ съ вами вчера.
Онъ мало того, что подслушивалъ, онъ сдлалъ еще хуже, такъ думалъ я, онъ вспомнилъ, какъ я говорилъ ему, что двушка влюблена въ мистера Фрэнклина, и разсчитывалъ на это, когда обращался къ участію мистера Фрэнклина къ Розанн — такъ, чтобы Розанна это слышала.
— Что касается до подслушиванья, сэръ, замтилъ я (оставивъ при себ другой пунктъ):— мы вс, какъ говорится, будемъ грести въ одной лодк, если такого рода вещи продолжатся. Подсматривать, подглядывать и подслушивать естественное занятіе людей, находящихся въ такомъ положеніи, какъ мы. Дня черезъ два, мистеръ Фрэнклинъ, мы вс будемъ поражены нмотой — по той причин, что мы вс будемъ подслушивать, для того, чтобы узнать тайны другъ друга, и вс будемъ это знать. Извините мою вспышку, сэръ. Ужасная тайна, тяготющая надъ нами въ этомъ дом, отуманиваетъ мою голову какъ спиртуозный напитокъ и сводитъ меня съ ума. Я не забуду того, что вы сказали мн. Я воспользуюсь первымъ случаемъ, чтобы поправить дло съ Розанной Спирманъ.
— Вы еще ничего не говорила ей о прошломъ вечер? спросилъ мистеръ Фрэнклинъ.
— Ничего, сэрь.
— Такъ и не говорите ничего. Мн лучше не вызывать признаніи двушки, когда приставъ подстерегаетъ, чтобы застать насъ вдвоемъ. Мое поведеніе не очень основательно, Беттереджъ — не такъ ли? Я не вижу никакого исхода изъ этого дла, о которомъ было бы страшно подумать, если только алмазъ не окажется у Розанны. А между тмъ и не могу, не хочу помогать приставу Кффу уличить эту двушку.
Конечно, это было довольно безразсудно, но я самъ то же чувствовалъ. Я совершенно понималъ его. Если хоть разъ въ жизни вспомните, что вы смертны, можетъ быть, и вы также вполн поймете его.
Положеніе дла внутри и вн дома, пока приставъ здилъ въ Фризниголлъ, было вкратц слдующее:
Миссъ Рэчель ожидала того времени, когда ея подадутъ карету, чтобы хать къ тетк, все упорно запершись въ своей комнат. Милэди и мистеръ Фрэнклинъ завтракали вдвоемъ. Посл завтрака мистеръ Фрэнклинъ вдругъ принялъ одно изъ своихъ внезапныхъ намреній и поспшно вышелъ успокоить себя нсколько продолжительной прогулкой. Только я одинъ видлъ, когда онъ ушелъ, и онъ сказалъ мн, что воротится прежде пристава. Перемна въ погод, предвиднная наканун, настала. За проливнымъ дождемъ вскор посл разсвта послдовалъ сильный втеръ. Но по мр того, какъ день уходилъ, дождь пересталъ. Хотя тучи казались мрачне прежняго, дождя все не было. Для прогулки день былъ не дурной, если вы были молоды и сильны и могли вынести сильные порывы втра, дувшаго съ моря.
Посл завтрака я помогалъ милэди сводить наши домашніе счеты. Она только одинъ разъ намекнула на Лунный камень и только для того, чтобы запретить упоминать о немъ.
— Подождите, пока воротится этотъ человкъ, сказала она, говоря про пристава:— мы должны тогда говорить объ этомъ, мы не принуждены говорить объ этомъ теперь.
Оставивъ мою госпожу, я нашелъ Пенелопу, ожидавшую меня въ моей комнат.
— Я желаю, батюшка, чтобы вы пришли и поговорили съ Розанной, сказала она:— я очень тревожусь за нее.
Я тотчасъ догадался, въ чемъ дло. Но у меня правило, что мущины (будучи высшими существами) обязаны улучшать женщинъ — если могутъ. Когда женщина желаетъ, чтобы я сдлалъ что-нибудь (дочь моя или нтъ, это все-равно), я всегда настаиваю, чтобы узнать зачмъ. Чмъ чаще вы заставите ихъ приводить въ дйствіе ихъ мозгъ, отыскивая причину, тмъ сговорчиве вы найдете ихъ во всхъ сношеніяхъ жизни. Это не ихъ вина (бдняжечекъ!), что он прежде дйствуютъ, а потомъ думаютъ, это вина дураковъ, потакающихъ имъ.
Причину Пенелопы въ этомъ случа можно объяснить ея собственными словами.
— Я боюсь, батюшка, сказала она:— что мистеръ Фрэнклинъ жестоко оскорбилъ Розанну безъ малйшаго намренія.
— Что заставило Розанну пойти въ кустарникъ? спросилъ я.
— Ея собственное сумасбродство, отвчала Пенелопа:— я не могу назвать это иначе. Она хотла говорить съ мистеромъ Фрэнклиномъ сегодня утромъ во что бы то ни стало. Я употребляла вс силы, чтобы остановить ее, вы видли это. Еслибы я могла увести ее прежде, чмъ она услыхала эти ужасныя слова!
— Полно, полно! говорилъ я:— не теряй головы. Я не припомню, чтобы случилось что-нибудь такое, что могло бы испугать Розанну.
— Ничего такого, что могло бы испугать ее, батюшка, но мистеръ Фрэнклинъ сказалъ, чти онъ не принимаетъ въ ней никакого участія и — о! сказалъ это такимъ жестокимъ голосомъ.
— Онъ сказалъ это, чтобы зажать приставу ротъ, отвчалъ я.
— Я говорила ей это, сказала Пенелопа: — но видите, батюшка (хотя мистера Фрэнклина осуждать нельзя), онъ уже много недль раздражаетъ ее и огорчаетъ, а потомъ еще это довершило все! Разумется, она не имла права ожидать, чтобы онъ принималъ въ ней участіе. Это просто ужасно, что она забыла о себ и о своемъ званіи до такой степени! Но она, кажется, потеряла всякую гордость и приличіе и все. Она испугала меня, батюшка, когда мистеръ Фрэнклинъ сказалъ эти слова. Они какъ будто превратили ее въ камень. Она вдругъ сдлалась необыкновенно спокойна и продолжаетъ работать съ тхъ поръ какъ во сн.
Я началъ нсколько тревожиться. Въ разсказ Пенелопы было что-то такое заставившее замолчать мой высшій разумъ. Я вспомнилъ теперь, когда мысли мои направлены были въ ту сторону, что происходило между мистеромъ Фрэнклиномъ и Розанной вчера. Она была тогда поражена въ сердце, а теперь къ несчастью ее опять уязвили, бдняжку, въ самое чувствительное мсто. Грустно! грустно! И тмъ грустне, что двушка не имла права оправдываться, не имла права чувствовать такимъ образомъ.
Я общалъ мистеру Фрэнклину договорить съ Розанной, я это показалось мн самымъ удобнымъ временемъ для того, чтобы сдержать слово.
Мы нашли двушку, выметавшую корридоръ, блдную и спокойную, и опрятную, какъ всегда, въ своемъ скромномъ ситцевомъ платьи. Я примтилъ странную тусклость въ ей глазахъ — не то чтобы они были заплаканы, но какъ будто смотрли на что-то слишкомъ долго. Можетъ быть, это былъ туманъ, нагнанный ея собственными мыслями. Около нея не находилось ни одного предмета, на который она бы уже не смотрла сотни и сотни разъ.
— Развеселитесь, Розанна! сказалъ я.— Вы не должны тревожиться собственными фантазіями. Я пришелъ сказать вамъ кое-что отъ мистера Фрэнклина.
Я изложилъ передъ ней все дло съ настоящей точки зрнія въ самыхъ дружелюбныхъ и успокоительныхъ словахъ, какія только могъ придумать. Мои правила относительно другого пола, какъ вы могли уже примтить, очень строги. Но какимъ-то образомъ, когда я становлюсь лицомъ къ лицу съ женщинами, правила эти (признаюсь) къ практик не примняются.
— Мистеръ Фрэнклинъ очень добръ и внимателенъ, пожалуйста поблагодарите его.
Богъ все, что она Сказала ма въ отвтъ. Дочь моя уже замтила, что Розанна занималась своею работою какъ во сн, теперь я прибавлю къ этому замчанію, что она также слушала и говорила какъ во сн. Я сомнвался, способна ли она понять то, что я ей говорилъ.
— Уврены ли вы, Розанна, что понимаете меня? спросилъ я.
— Совершенно уврена.
Она повторила эти слова не какъ живая женщина, а какъ существо движущееся посредствомъ машины. Она продолжала мести все время. Я взялъ отъ нея щетку такъ кротко и ласково, какъ только могъ.
— Полно, полно, милая моя! сказалъ я: — вы какъ будто, сама не своя. У васъ что-то есть на душ. Я вашъ другъ — и останусь вашимъ другомъ, даже если вы сдлали что-нибудь дурное. Будьте откровенны, Розанна — будьте откровенны!
Было время, когда говоря съ нею такимъ образомъ, я вызвалъ бы слезы на ея глаза. Теперь я не видалъ въ нихъ перемны.
— Да, сказала она: — я скажу все откровенно.
— Милэди? спросилъ я.
— Нтъ.
— Мистеру Фрэнклину?
— Да, мистеру Фрэнклину.
Я самъ не зналъ, что сказать на это. Она находилась въ такомъ положеніи, что не могла понять предостереженія не говорить съ нимъ наедин, которое мистеръ Фрэнклинъ поручилъ мн сдлать ей. Подвигаясь къ цля мало-по-малу, я только сказалъ ей, что мистеръ Фрэнклинъ вышелъ гулять.
— Это все-равно, отвчала она: — я не стану безпокоить мистера Фрэнклина сегодня.
— Почему не поговорить съ милэди? сказалъ я: — вы облегчите вашу душу, говоря съ такой сострадательной госпожей, которая всегда была такъ добра къ вамъ.
Она посмотрла на меня съ минуту съ серьезнымъ и пристальнымъ вниманіемъ, какъ будто старалась напечатлть въ памяти мои слова. Потомъ взяла изъ рукъ моихъ щетку и пошла съ нею медленно вдоль корридора.
— Нтъ, сказала она, продолжая мести: — я знаю лучшій способъ облегчитъ мою душу.
— Какой?
— Пожалуйста позвольте мн продолжать мою работу.
Пенелопа пошла за нею и предложила помочь ен. Она отвчала:
— Нтъ. Я хочу исполнять свою обязанность. Благодарю васъ, Пенелопа.
Она оглянулась на меня.
— Благодарю васъ, мистеръ Беттереджъ.
Нельзя было тронуть ее, нечего было говорить. Я сдлалъ знакъ Пенелоп уйти со мной. Мы оставили ее, какъ нашли, метущую корридоръ словно во сн.
— Это дло доктора, сказалъ я: — я ничего больше не могу сдлать.
Моя дочь напомнила мн о болзни мистера Канди, происшедшей (какъ вы можетъ быть помните) отъ простуды вечеромъ посл нашего обда. Его помощникъ — нкій мистеръ Эзра Дженнингсъ — разумется былъ къ нашимъ услугамъ. Но его мало знали въ нашихъ окрестностяхъ. Онъ былъ взятъ мистеромъ Канди при обстоятельствахъ довольно странныхъ, и справедливо или нтъ, но никто изъ насъ не любилъ его и но вритъ ему. Въ Фризинголл были другіе доктора, но они не бывали у насъ въ дом, и Пепелопа сомнвалась, не сдлаютъ ли, въ настоящемъ положеніи Розанны, незнакомые врачи боле вреда, чмъ пользы.
Я думалъ поговорить съ милади. Но вспомнивъ, какое тяжелое безпокойство имла она уже на душ, не ршался увеличивать его этой новой непріятностью. А все-таки необходимо было сдлать что-нибудь. Состояніе двушки, но моему мннію, было просто страшно — и моей госпож слдовало объ этомъ знать. Довольно неохотно пошелъ я въ ея кабинетъ. Тамъ не было никого. Милэди заперлась съ миссъ Рэчель. Мн невозможно было видть ее, пока она не выйдетъ оттуда.
Я ждалъ напрасно, пока часы на парадной лстниц пробили безъ четверти два. Черезъ пять минутъ я слышалъ, какъ меня позвали съ дорожки передъ домомъ. Я тотчасъ узналъ голосъ. Приставъ Кффъ воротился изъ Фризинголла.

Глава XVIII.

Подойдя въ парадной двери, я встртилъ пристава на ступеняхъ лстницы.
Мн было непонутру посл того, что случилось между нами, доказать ему, что я хоть сколько-нибудь интересуюсь его поступками, однако противъ моей воли меня это такъ сильно интересовало, что я устоять не могъ. Чувство достоинства замерло во мн я у меня вырвались слова:
— Это новаго изъ Фризинголла?
— Я видлъ индійцевъ, отвчалъ приставъ Кффъ: — и узналъ, что Розанна секретно покупала въ город въ прошлыя четвергъ. Индійцы будутъ освобождены въ среду на будущей недл. Я нисколько не сомнваюсь, такъ же какъ не сомнвается мистеръ Мртуэтъ, что они приходили сюда для того, чтобы украсть Лунный камень. Разумется, вс разсчеты ихъ были разстроены тмъ, что случилось въ среду ночью, и они такъ же мало замшаны въ пропаж алмаза, какъ и вы. Но я могу сказать вамъ одно, мистеръ Беттереджъ: если мы не найдемъ Лунный Камень, то найдутъ они. Вы еще услышите объ этихъ трехъ фокусникахъ.
Мистеръ Фрэнклинъ воротился съ прогулки, когда приставъ сказалъ эти изумительныя слова. Преодолвая свое любопытство лучше, чмъ я преодоллъ свое, онъ прошелъ мимо насъ въ домъ. А я, уже уронивъ мое достоинство, ршился воспользоваться вполн этой жертвой.
— Это насчетъ индійцевъ, сказалъ я: — а что же насчетъ Розанны?
Приставъ Кффъ покачалъ головой.
— Тайна въ этой сторон загадочне прежняго, сказалъ онъ.— Я прослдилъ ее до лавки въ Фризинголл, содержимой торговцемъ полотна, по имени Малтби. Она ничего не покупала въ другихъ лавкахъ, ни у суконщиковъ, ни у модистокъ, ни у портныхъ, Она и у Малтби купила только длинный кусокъ полотна, она особенно выбирала доброту. А количествомъ купила столько, что достало бы на кофту.
— Чью кофту? спросилъ я.
— Свою собственную, разумется. Между полночью и тремя часами утра въ четвергъ она, должно быть, прошла въ комнату ея барышни, чтобы ршить, куда спрятать Лунный камень, пока вс мы лежали въ постели. Когда она возвращалась въ свою комнату, ея кофточка, должно быть, задла за мокрую краску на двери. Она не могла смыть пятно, не могла и уничтожить кофту — не приготовивъ другую совершенно такую же, чтобы запасъ ея блья оказался въ полномъ комплект.
— Какое доказательство имете вы, что это была кофта Розанны? возразилъ я.
— Матеріалъ, который она купила для того, чтобы сдлать новую, отвчалъ приставъ.— Еслибъ это была кофта миссъ Вериндеръ, она должна бы купить кружева, оборки и Богъ знаетъ еще что, и не успла бы сшить ее въ одну ночь. Кусокъ простого полотна означаетъ простую кофту служанки. Нтъ, нтъ, мистеръ Беттереджъ — все это довольно ясно. Затруднительный вопросъ состоитъ въ томъ, зачмъ, сдлавъ новую кофту, прячетъ она запачканную, вмсто того, чтобы ее уничтожить? Если двушка не захочетъ говорить, есть только одинъ способъ ршить затрудненіе. Надо обыскать Зыбучій Песокъ — и настоящее положеніе дла откроется тогда.
— Какъ же вы найдете настоящее мсто? освдомился я.
— Мн жаль не удовлетворить ваше любопытство, сказалъ приставъ.— Но эта тайна, которую я долженъ оставить при себ.
Чтобы не раздражать ваше любопытство, какъ онъ раздражилъ Mфк, я могу здсь сообщить вамъ, что онъ воротился изъ Фризинголла съ обыскнымъ приказомъ. Его опытность въ подобныхъ длахъ сказала ему, что Розанна по всей вроятности носитъ при себ памятную записку о томъ мст, куда она спрятала вещь, въ случа, если она воротится туда при измнившихся обстоятельствахъ и посл продолжительнаго времени. Захвативъ эту записку, приставъ имлъ бы все, чего онъ могъ желать.
— Теперь, мистеръ Беттереджъ, продолжалъ онъ: — оставимъ предположенія и перейдемъ къ длу. Я веллъ Джойсу наблюдать за Розанной. Гд Джойсъ?
Джойсъ былъ фризинголлскій полисменъ, котораго надзиратель Сигрэвъ оставилъ въ распоряженіе пристава Кффа. Часы пробили два, когда онъ сдлалъ этотъ вопросъ, и акуратно въ назначенное время подъхалъ экипажъ, отвезти миссъ Рэчель къ ея тетк.
— Нельзя длать два дла за одинъ разъ, сказалъ приставъ, останавливая меня, когда я шелъ отыскивать Джойса.— Я долженъ прежде проводить миссъ Вериндеръ.
Такъ какъ все еще угрожалъ дождь, то для миссъ Рэчель подали карету. Приставъ Кффъ сдлалъ Самюэлю знакъ сойти къ нему съ запятокъ.
— Одинъ мой пріятель будетъ ждать между деревьями по сю сторону воротъ, сказалъ онъ.— Мой пріятель, не останавливая кареты, сядетъ съ вами да запятки. Вы не должны ничего больше длать, какъ молчать и зажмурить глаза, иначе вамъ будетъ худо.
Съ этимъ совтомъ онъ отослалъ лакея назадъ на его мсто. Что Самюэль думалъ, я не знаю. Для меня было ясно, что за миссъ Рэчель будутъ тайно наблюдать съ того самаго времени, какъ она выдетъ изъ нашего дома — если она выдетъ. Надзоръ надъ моей барышней! Шпіонъ позади ея на запяткахъ экипажа ея матери! Я отрзалъ бы свой собственный языкъ, еслибы забылся до того, чтобы заговорить съ приставомъ Кффомъ.
Первая изъ дома вышла милэди. Она стала поодаль на верхней ступени, гд могла видть то, что случилось. Ни слова она не сказала ни приставу, ни мн. Сжавъ губы и закутавъ руки въ легкое манто, которое она накинула на себя выходя на воздухъ, она стояла неподвижно какъ статуя, ожидая появленія своей дочери.
Черезъ минуту вышла миссъ Рэчель — очень мило одтая въ платье изъ какой-то мягкой желтой матеріи, которая очень шла къ ея смуглому лицу и туго обтягивала ея станъ въ форм кофточки. На голов ея была щегольская соломенная шляпка съ блымъ воалемъ, на рукахъ перчатки цвта буквицы, обтягивавшія ея пальцы какъ вторая коша. Ея чудные чорные волосы казались гладки какъ атласъ изъ-подъ ея шляпки. Ея маленькіе ушки походили на розовыя раковины — изъ каждаго висла жемчужина. Она быстро подошла къ намъ, прямая какъ лилія на стебл и гибкая въ каждомъ движеніи какъ котенокъ. Я не могъ примтить никакого измненія на ея хорошенькомъ личик, кром ея глазъ и губъ. Глава ея были блестящіе и свирпе, чмъ мн пріятно было видть, а губы до того лишились своего цвта и улыбки, что я ихъ не узнавалъ. Она поспшно поцловала мать въ щеку. Она сказала: ‘Постарайтесь простить меня, мама’, а потомъ такъ быстро опустила на лицо воаль, что разорвала его. Черезъ минуту она сбжала съ ступеней и бросилась въ карету, какъ будто хотла тамъ спрятаться.
Приставъ Кффъ былъ также проворенъ съ своей стороны. Онъ оттолкнулъ Самюэля и всталъ передъ миссъ Рэчель, держась рукою за открытую дверцу, въ ту самую минуту, какъ миссъ Рэчель сла на свое мсто.
— Что вамъ нужно? спросила миссъ Рэчель изъ-подъ воаля.
— Мн нужно сказать вамъ одно слово, миссъ, отвчалъ приставъ: — прежде чмъ вы удете. Я не смю взять на себя не допустить васъ хать къ вашей тетушк, я могу только осмлиться сказать, что вашъ отъздъ, при настоящемъ положеніи дла, становится препятствіемъ для меня къ отысканію вашего алмаза. Пожалуйста поймите это и теперь ршите сами, удете ли вы или останетесь.
Миссъ Рэчель даже не отвчала ему.
— Позжайте, Джэмсъ! закричала она кучеру.
Не говоря ни слова, приставъ заперъ дверцу кареты. Въ ту минуту, какъ онъ запиралъ ее, мистеръ Фрэнклинъ сбжалъ съ лстницы.
— Прощайте, Рэчель! сказалъ онъ, протягивая руку.
— Позжайте! закричала миссъ Рэчель громче прежняго и не обращая вниманія на мистера Фрэнклина, какъ она не обратила вниманія на пристава Кффа.
Мистеръ Фрэнклинъ отступилъ назадъ какъ пораженный громомъ, что весьма понятно. Кучеръ, не зная, что ему длать, посмотрлъ на милэди, все неподвижно стоившую на верхней ступени. На лиц милэди боролись гнвъ, горесть и стыдъ, она сдлала кучеру знакъ хать, а потомъ торопливо воротилась въ домъ. Мистеръ Фрэнклинъ, возвративъ употребленіе языка, закричалъ вслдъ ей, когда карета ухала:
— Тетушка, вы были совершенно правы! Примите мою благодарность за всю вашу доброту — и позвольте мн хать.
Милэди повернулась, какъ будто для того, чтобы заговорить съ нимъ. Потомъ, какъ бы не довряя себ, ласково махнула рукой.
— Я съ нами увижусь прежде, чмъ вы насъ оставите, Фрэнклинъ, сказала она прорицающимся голосомъ и ушла въ свою комнату.
— Окажите мн послднюю милость, Беттереджъ, сказалъ мастеръ Фрэнклинъ, обращаясь ко мн со слезами на глазахъ:— отвезите меня на желзную дорогу такъ скоро, какъ только возможно!
Онъ тоже пошелъ въ домъ. Миссъ Рэчель привела его въ совершенное уныніе. Судя по этому, какъ онъ должно быть ее любилъ!
Приставъ Кффъ и я остались лицомъ къ типу внизу лстницы. Приставь стоялъ повернувшись лицомъ къ проск между деревьями, въ которую виднлся одинъ изъ поворотовъ экипажной дороги, которая вела къ дому. Онъ засунулъ руки въ карманы и тихо насвистывалъ про себя ‘Послднюю лтнюю розу’.
— На все есть время, сказалъ я довольно свирпо:— теперь не время свистать.
Въ эту минуту карета показалась вдали въ проск, подвигаясь къ воротамъ. Кром Самюэля на запяткахъ виднлся другой человкъ.
— Все въ порядк, сказалъ онъ про себя.
Онъ обернулся ко мн.
— Не время свистать, мистеръ Беттереджъ, какъ вы говорите. А время заняться дломъ, не щадя никого. Мы начнемъ съ Розанны Спирманъ. Гд Джойсъ?
Мы оба позвали Джойса и не получили отвта. Я послалъ одного изъ помощниковъ конюха отыскать его.
— Вы слышали, что я сказалъ миссъ Бериндеръ? замтилъ приставъ пока мы ждали.— И вы видли, какъ она это приняла?
Я говорю ей прямо, что ея отъздъ поставитъ препятствіе для меня къ отысканію ея алмаза — и она узжаетъ, не смотря на эти слова! У вашей барышни есть спутникъ въ карет ея матери, мистеръ Беттереджъ — и его зовутъ Лунный камень.
Я не сказалъ ничего. Я только твердо держался моей вры въ миссъ Рэчель.
Помощникъ конюха воротился, за нимъ шелъ — очень неохотно, какъ мн показалось — Джойсъ
— Гд Розанна Спирманъ? спросилъ приставъ Кффъ.
— Я никакъ не могу понять, сэръ, началъ Джойсъ:— и мн очень жаль. Но какъ-то…
— Передъ моимъ отъздомъ въ Фризинголлъ, сказалъ приставъ рзко, перебивая его:— я приказалъ вамъ не спускать глазъ съ Розанны Спирманъ, не позволяя ей примчать, что за нею наблюдаютъ. Неужели вы хотите сказать мн, что вы позволили ей ускользнуть отъ васъ?
— Я боюсь, сэръ, сказалъ Джойсъ, начиная дрожать:— что я можетъ быть слишкомъ старался не дать ей возможность примтить мой надзоръ. Въ этомъ дом такъ много корридоровъ въ нижнемъ жиль…
— Какъ давно выпустили вы ее изъ вида?
— Около часа, сэръ.
— Вы можете воротиться къ вашей должности въ Фризинголлъ, сказалъ приставъ, говоря но прежнему совершенно спокойно и съ своимъ обычнымъ уныніемъ.— Мн кажется, что ваши дарованія не годятся для вашей профессіи, мистеръ Джойсъ. Ваши настоящія занятія нсколько выше вашихъ способностей. Прощайте.
Полисмэнъ убрался. Я нахожу теперь очень затруднительнымъ описать, какъ на меня подйствовало извстіе., что Розанна Спирманъ исчезла. Въ одно и то же время мысли мои перемнялись разъ пятьдесятъ. Въ такомъ положеніи я стоялъ и не спускалъ глазъ съ пристава Кффа — даръ слова совершенно мн измнилъ.
— Нтъ, мистеръ Беттереджъ, сказалъ приставъ, какъ будто онъ узналъ преобладающую мысль во мн и отвчалъ на же прежде чмъ на вс другія.— Вашъ другъ Розанна не проскользнетъ между моихъ пальцевъ такъ легко, какъ вы думаете. Пока я знаю, гд миссъ Вериндеръ, я имю въ своихъ рукахъ средство отыскать сообщницу миссъ Вериндеръ. Я помшалъ имъ имть сообщеніе ныншнюю ночь. Очень хорошо. Он сойдутся въ Фризинголл, вмсто того, чтобы сойтись здсь. Слдствіе должно быть просто перенесено (нсколько скоре, чмъ я ожидалъ) изъ этого дома въ тотъ домъ, въ который ухала миссъ Вериндеръ. А пока, я боюсь, что долженъ побезпокоить васъ опять созвать слугъ.
Я пошелъ съ нимъ къ людской. Это очень безславно, но тмъ не мене справедливо, что со мною сдлался новый припадокъ розыскной лихорадки, когда онъ сказалъ послднія слова. Я забылъ, что ненавижу пристава Кффа, я фамильярно схватилъ его подъ руку. Я сказалъ:
— Ради Бога, скажите намъ, что вы теперь будете длать съ слугами?
Знаменитый Кффъ стоялъ неподвижно и съ какимъ-то меланхолическимъ восторгомъ обратился къ пустому воздуху.
— Еслибы этотъ человкъ, сказалъ пристань (очевидно онъ говорилъ обо мн):— только понималъ разведеніе розъ, онъ былъ бы самымъ совершеннымъ человкомъ во всемъ мірозданіи!
Посл этого сильнаго выраженія чувствъ онъ вздохнулъ и взялъ меня подъ руку.
— Вотъ въ чемъ вопросъ, сказалъ онъ, опять переходя къ длу:— Розанна сдлала одно изъ двухъ. Или она прямо отправилась въ Фризинголлъ (прежде чмъ я поспю туда), или прежде отправилась въ свои тайникъ на Зыбучіе Пески. Прежд всего надо узнать, кто изъ слугъ видлъ ее послдній разъ, прежде чмъ она вышла изъ дома.
Изъ слдствія оказалось, что Розанну послдняя видла Нанси, судомойка. Нанси видла, какъ она вышла съ письмомъ въ рукахъ и остановила прикащика изъ мясной лавки, который выдавалъ привезенное мясо у черной лстницы. Нанси слышала, какъ она просила этого человка отдать на почту письмо, когда онъ воротится въ Фризинголлъ. Онъ взглянулъ на адресъ и сказалъ, что странно отдавать письмо адресованное въ Коб-Голь, на почту въ Фризинголл — сверхъ того въ субботу, такъ что письмо не можетъ дойти прежде, какъ въ понедльникъ утромъ. Розанна отвчала, что если письмо не придетъ прежде понедльника, то это не значитъ ничего. Она только желала, чтобы онъ исполнилъ ея просьбу. Онъ общалъ и ухалъ. Нанси отозвали назадъ къ ея работ въ кухню. Никто другой не видалъ потомъ Розанны Спирманъ.
— Ну что? спросилъ я, когда мы опять остались одни.
— Ну, отвчалъ приставъ: — я долженъ хать въ Фризинголлъ.
— На счетъ письма, сэръ?
— Да. Памятная записка какъ найти то мсто, гд она спрятала свою вещь, заключается въ этомъ письм. Я долженъ взглянуть на адресъ въ почтовой контор. Если это тотъ адресъ, который я подозрваю, я сдлаю нашей пріятельниц мистриссъ Йолландъ другой визитъ въ слдующій понедльникъ.
Я пошелъ съ приставомъ велть подать кабріолетъ. На конюшенномъ двор мы узнали новое извстіе о пропавшей двушк.

Глава XIX.

Извстіе объ исчезновеніи Розанны разнеслось между всми слугами. Они также начала длать розыски и поймали проворнаго мальчишку, прозваннаго ‘Дффи’, котораго иногда брали полоть траву въ саду и который видлъ Розанну Спирманъ полчаса тому назадъ, Дффи зналъ наврно, что двушка не прошла, а пробжала мимо него къ сосновой алле по направленію къ морскому берегу.
— Этотъ мальчикъ знаетъ здшній берегъ? спросилъ приставъ Кффъ.
— Онъ родился и выросъ на этомъ берегу, отвчалъ я.
— Дффи, сказалъ пристань, хочешь заработать шиллингъ? Если хочешь, пойдемъ со мной. Пусть кабріолетъ будетъ готовъ, мистеръ Беттереджъ, когда я ворочусь.
Онъ отправился къ Зыбучимъ Пескамъ такой походкой, что мои ноги (хотя хорошо сохранившіяся для моихъ лтъ) не имли надежды поспть. Маленькій Дффи, какъ длаютъ юные дикари въ нашихъ мстахъ, когда имъ очень весело, завылъ и побжалъ вслдъ за приставомъ.
Тутъ опять я нахожу невозможнымъ дать ясный отчетъ о состояніи моихъ мыслей въ промежутокъ посл того, какъ ушелъ приставъ Кффъ. Какая-то странная тревога овладла мною. Я длалъ множество безполезныхъ вещей я внутри и вн дома, и ни одной не могу припомнить теперь. Я даже не знаю, сколько прошло времени посл того, какъ приставъ ушелъ къ Пескамъ, когда Дффи прибжалъ назадъ съ порученіемъ ко мн. Приставъ Кффъ далъ мальчику листокъ, вырванный изъ его записной книжки, на которомъ было написано карандашемъ:
‘Пришлите мн скоре ботинку Розанны Спирманъ.’
Я послалъ первую попавшуюся мн служанку въ комнату Розанны и послалъ мальчика назадъ сказать, что я самъ приду съ ботинкой.
Я хорошо знаю, что такимъ образомъ не значило скоро повиноваться полученнымъ мною инструкціямъ. Но я ршился самъ посмотрть, что это за новая мистификація, прежде чмъ я отдамъ ботинку Розанны въ руки пристава. Моя прежняя мысль выгородить эту двушку опять воротилась ко мн въ послдній часъ. Это состояніе чувствъ (не говоря уже о розыскной лихорадк) заставило меня поспшить какъ только ботинку отдали мн въ руки, какъ только можетъ спшить семидесяти лтній человкъ.
Когда я подошелъ къ берегу, тучи сгустились, пошелъ дождь огромными блыми полосами воды передъ втромъ. Я слышалъ грохотъ моря, ударявшагося о песчаный берегъ устья бухты. Нсколько дале я обогналъ мальчика, пріютившагося подъ песчаными холмами. Потомъ я увидалъ бушующее море, волны заливающія берегъ и дождь гонимый втромъ, задвавшій воду какъ разввающаяся одежда, и желтый дикій берегъ съ одинокой черной фигурой, стоявшей на немъ — съ фигурой пристава Кффа.
Онъ махнулъ рукою къ сверу, когда увидалъ меня.
— Держитесь этой стороны! закричать онъ.— И сойдите ко мн сюда!
Я пошелъ къ нему, я задыхался, сердце мое билось такъ, какъ будто хотло выскочить изъ груди. Я говоритъ не могъ. Я хотлъ сдлать ему сто вопросовъ, и ни одинъ изъ нихъ не срывался съ моихъ губъ. Его лицо испугало меня. Я увидалъ въ его глазахъ выраженіе ужаса. Онъ выхватилъ ботинку изъ моихъ рукъ и приложилъ ее къ слдамъ на песк къ югу съ той стороны, гд мы стояли, и прямо къ тому выступу скалы, который называется Южнымъ утесомъ. Слдъ не былъ еще смытъ дождемъ — и ботинка двушки какъ-разъ пришлась по немъ.
Приставъ указалъ на ботинку, приложенную къ слду, не говоря ни слова.
Я схватилъ его за руку и усиливался заговоритъ съ нимъ, и не могъ. Онъ сошелъ по слдамъ къ тому мсту, гд соединялись скалы и песокъ. Южный утесъ начинало немного заливать приливомъ, вода покрывала отвратительную поверхность Зыбучихъ Песковъ. То тутъ, то тамъ, съ упорнымъ молчаніемъ, тяжелымъ какъ свинецъ, съ упорнымъ терпніемъ, которое страшно было видть, приставъ Кффъ примрялъ ботинку къ слдамъ и всегда находилъ ее направленную въ одну сторону — прямо къ скаламъ. Какъ онъ ни искалъ, но не могъ найти нигд никакихъ слдовъ отъ скалъ.
Наконецъ онъ пересталъ. Онъ опять взглянулъ на меня, а потомъ на воду, находившуюся передъ нами, все глубже и глубже покрывавшую отвратительную поверхность Зыбучихъ Песковъ. Я посмотрлъ куда онъ смотрлъ — и увидалъ его мысль на его лиц. Страшный тупой трепетъ вдругъ овладлъ мною. Я упалъ на колна на песк.
— Она приходила къ своему тайнику, я слышалъ какъ говорилъ приставъ.— Какое-нибудь несчастье случилось на этихъ скалахъ.
Измнившееся лицо двушки, ея слова и поступки, отупленіе, съ какимъ она слушала меня я говорила со мною, когда я нашелъ ее метущею корридоръ нсколько часовъ тому назадъ, пришли мн на умъ и сказали мн въ то самое время, какъ говорилъ приставъ, что его догадка была страшно справедливо. Я пытался сообщить ему боязнь, леденившую меня. Я старался сказать:
— Она умерла смертью, которую она сама искала.
Нтъ, слова не сходили съ моихъ губъ. Онмніе я трепетъ держали меня въ своихъ когтяхъ. Я не могъ чувствовать проливного дождя. Я не могъ видть поднимающагося прилива. Какъ въ видніи или во сн, бдное погибшее существо представлялось мн. Я видлъ ее опять, какъ въ прежнее время — въ то утро, когда я пошелъ привести ее домой. Я слышалъ опять, какъ она говорила мн, что Зыбучій Песокъ притягивалъ ее противъ воли, и спрашивала себя, не ждетъ ли ее тутъ могила. Меня поразилъ ужасъ какимъ-то непонятнымъ образомъ, когда я додумалъ о моей дочери. Моя дочь была однихъ съ нею лтъ. Моя дочь, подвергнутая такимъ испытаніямъ, какъ Розанна, могла жить такой же страшной жизнью и умереть такой же ужасной смертью.
Приставъ ласково поднялъ меня и отвелъ отъ зрлища того мста, гд они погибла. Съ этимъ облегченіемъ я началъ опять свободно дышать я смотрть на предметы, какъ они дйствительно были, Посмотрвъ на песчаные холмы, я видлъ, какъ наши слуги и рыбакъ Йолландъ вс бжали къ намъ съ испугомъ, узнать, нашлась ли двушка. Въ немногихъ словахъ приставъ объяснилъ имъ, что показывали слды, и сказалъ, что должно быть съ него случилось несчастье. Потомъ онъ сдлалъ рыбаку вопросъ, опять обернувшись къ морю:
— Скажите мн, могла ли увезти ее лодка съ этого выступа скалы, гд останавливаются ея слды?
Рыбакъ указалъ на волны, заливавшія песчаный берегъ и обливавшія облаками пны мысъ съ каждой стороны около насъ.
— Никакая лодка, отвчалъ рыбакъ: — не могла вывезти ее изъ этою.
Приставъ Кффъ досмотрлъ въ послдній разъ на слды, виднвшіеся на песк, которые теперь дождь быстро смывалъ.
— Вотъ, сказалъ онъ: — доказательство, что она не могла уйти отсюда по земл. А вотъ, продолжалъ онъ, смотря на рыбака: — доказательство, что она не могла ухать моремъ.
Онъ замолчалъ и соображалъ съ минуту.
— Ее видли бгущую къ этому мсту за полчаса до того, какъ я пришелъ сюда, сказалъ онъ Йодланду.— Посл того прошло довольно времени. Скажемъ, всего-на-всего часъ. Какъ высоко была вода въ то время по сю сторону скалъ?
Онъ указалъ на южную сторону — то-есть ту, на которой не было Зыбучихъ Песковъ.
— Смотря по тому, какъ приливъ прибавляется сегодня, по ту сторону утеса часъ тому назадъ недоставало бы воды утопить котенка.
Приставъ Кффъ обернулся къ сверу, къ Зыбучимъ Пескамъ.
— А на этой сторон? спросилъ онъ.
— Еще меньше, отвчалъ Йолландъ.— Зыбучій песокъ только быль бы чуть замоченъ, не больше.
Приставъ обернулся Ко мн и сказалъ, что несчастье должно было случиться со стороны Зыбучихъ Песковъ. Мой языкъ при этомъ развязался.
— Несчастья случайнаго не было, сказалъ я.— Она пришла сюда, утомясь жизнью, кончить ее здсь.
Онъ отскочилъ отъ меня.
— Почему вы знаете? спросилъ онъ.
Вс столпились около меня. Приставъ тотчасъ оправился. Онъ оттолкнулъ всхъ отъ меня, онъ сказалъ, что я старикъ, сказалъ, что это открытіе поразило меня, сказалъ,
— Оставьте его одного.
Потомъ обернулся къ Йолланду и спросилъ:
— Есть возможность найти ее, когда начнется отливъ?
Йолландъ отвчалъ:
— Никакой. Что попадетъ въ этотъ песокъ, то и останется тамъ навсегда.
Сказавъ это, рыбакъ сдлалъ шагъ ближе и обратился ко мн.
— Мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ:— я хочу сказать вамъ нсколько словъ о смерти этой молодой женщины. Вдоль бока утеса выдается фута на четыре отмель отъ скалы, на половину вдавшаяся въ песокъ. Я спрашиваю — зачмъ она не ухватилась за это? Если она нечаянно поскользнулась, она упала тамъ, гд могла стать ногами, и на такую глубину, что вода едва покрыла бы ее до пояса. Она, должно быть, прошла въ бродъ, или прыгнула въ глубину моря — а то она не погибла бы. Нтъ, случайнаго несчастья, сэръ, не было! Глубина Зыбучихъ Песковъ поглотила ее и поглотила по ея собственной вол.
Посл свидтельства человка, на знаніе котораго можно было положиться, приставъ замолчалъ. Вс мы, такъ же какъ и онъ, молчали. Какъ-бы но взаимному согласію, мы вс довернули назадъ и поднялись на берегъ.
На песчаныхъ холмахъ намъ встртился помощникъ конюха, бжавшій къ намъ изъ дома. Это мальчикъ добрый и иметъ искреннее уваженіе ко мн. Онъ подалъ мн записку съ приличной горестью на лиц.
— Пенелопа прислала къ вамъ это, мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ: — она нашла это въ комнат Розанны.
Это были ея послднія прощальныя слова къ старику, который употреблялъ все возможное — слава Богу! всегда употреблялъ все возможное — чтобы быть дружелюбнымъ съ нею.
‘Вы часто прощали мн, мистеръ Беттереджъ, въ прошлыя времена. Въ первый разъ, какъ вы увидите Зыбучіе Пески, постарайтесь простить мн еще разъ. Я нашла мою могилу тамъ, гд моя могила ждала меня. Я жила и умираю, сэръ, съ признательностью за вашу доброту.’
Боле ничего не было. Какъ ни коротка была эта записка, у меня недостало мужества устоять противъ такихъ словъ. Слезы легко у васъ льются, когда вы молоды и начинаете жить въ свт. Слезы ваши льются легко, когда вы стары и начинаете сдть. Я зарыдалъ.
Приставъ Кффъ сдлалъ ко мн шагъ — съ добрымъ намреніемъ, я въ этомъ не сомнваюсь. Я съ ужасомъ отступилъ отъ него.
Не дотрогивайтесь до меня! сказалъ я.— Это вы напугали ее, вы довели до этого.
— Вы неправы, мистеръ Беттереджъ, отвчалъ онъ спокойно.— Но объ этомъ будетъ время говорить, когда мы опять воротимся въ домъ.
Я пошелъ за всми, опираясь на руку конюха. По проливному дождю мы воротились — встртить непріятности и ужасъ, ожидавшіе насъ въ дом.

Глава XX.

Шедшіе впереди разгласили извстіе прежде насъ. Мы нашли всхъ слугъ пораженныхъ паническимъ страхомъ. Когда мы приходили мимо комнаты милэди, дверь сильно была растворена съ внутренней стороны. Моя госпожа вышла къ намъ (за нею шелъ мистеръ Фрэнклинъ и напрасно старался успокоить ее), совершенно вн себя отъ ужаснаго происшествія.
— Вы виноваты въ этомъ! кричала она, дико угрожая приставу рукою.— Габріэль, заплатите этому негодяю — и чтобъ я не видала его больше!
Только одинъ приставъ изъ всхъ насъ былъ способенъ сладить съ нею — такъ какъ только онъ одинъ владлъ собой.
— Я такъ же мало виноватъ въ этомъ горестномъ событіи, милэди, какъ и вы, сказалъ онъ.— Если черезъ полчаса посл этого вы все еще будете настаивать на томъ, чтобъ я оставилъ вашъ домъ, я приму отказъ, но не деньги вашего сіятельства.
Это было сказано очень почтительно, но и очень твердо въ то же время — и подйствовало на госпожу мою столько же, какъ на меня. Она позволила мистеру Фрэнклину ввести ее назадъ въ ея комнату. Когда дверь затворилась за ними обоими, приставъ, смотря на служанокъ съ своей обыкновенной наблюдательностью, примтилъ, что между тмъ, какъ вс были просто испуганы, Пенелопа была въ слезахъ.
— Когда вашъ отецъ переоднется, сказалъ онъ: — придите поговорить съ нами въ комнату вашего отца.
Прежде чмъ прошло полчаса, я надлъ сухое платье и далъ приставу переодться. Пенелопа пришла къ намъ узнать, что приставъ хочетъ узнать отъ нея. Не думаю, чтобы я до этой минуты чувствовалъ такъ сильно, какъ въ эту минуту, какая у меня добрая и послушная дочь. Я посадилъ ее къ себ на колни и молилъ Бога благословить ее. Она спрятала голову на груди моей и обвилась руками вокругъ моей шеи — и мы немного посидли молча. Должно быть, дочь моя и я думали о бдной умершей двушк. Приставъ подошелъ къ окну и сталъ смотрть изъ него. Я думалъ, что мн слдовало поблагодарить его за вниманіе къ намъ обоимъ — и поблагодарилъ.
Люди знатные пользуются всевозможной роскошью — между прочимъ возможностью давать волю своимъ чувствамъ. Люди низкаго происхожденія не имютъ такихъ преимуществъ. Необходимость, щадящая нашихъ господь, не щадитъ насъ. Мы научаемся скрывать въ себ наши чувства и исполнять нашу обязанность такъ терпливо, какъ можемъ. Я на это не жалуюсь — я только объ этомъ упоминаю. Пенелопа и я были готовы отвчать приставу, какъ только приставъ былъ готовъ съ своей стороны. Когда приставъ спросилъ ее, не знаетъ ли она, что заставило ея подругу лишить себя жизни, моя дочь отвчала (какъ вы предвидите), что она сдлала это изъ любви къ мистеру Фрэнклину Блэку. Когда приставъ спросилъ ее потомъ, упоминала ли ода объ этомъ кому-нибудь другому, Пенелопа отвчала:
— Я не упоминала объ этомъ, жаля Розанну.
Я счелъ нужнымъ прибавить къ этому нсколько словъ. Я сказалъ:
— И также мистера Фрэнклина, моя милая. Если Розанна умерла изъ любви къ нему, то это безъ его вдома и не по его вин. Пустъ его удетъ отсюда сегодня, если онъ удетъ, къ чему безполезно огорчать его, сообщая ему истину?
Приставъ Кффъ сказалъ: ‘Совершенно справедливо’ я опять замолчалъ, сравнивая мнніе Пенелопы (какъ мн показалось) съ своимъ собственнымъ мнніемъ, которое онъ оставилъ при себ.
Черезъ полчаса раздался звонокъ моей госпожи. Идя на зовъ, я встртилъ мистера Фрэнклина, выходившаго изъ кабинета тетки. Онъ упомянулъ, что ея сіятельство готова видть пристава Кффа — въ моемъ присутствіи, такъ какъ прежде и — что онъ самъ желаетъ прежде сказать приставу два слова, возвращаясь со мною въ мою комнату, онъ остановился и посмотрлъ на таблицу росписанія желзныхъ дорог, висвшую въ передней.
— Неужели вы точно оставите насъ, сэръ? спросилъ я.— Миссъ Рэчель наврно одумается, если вы дадите ей время.
— Она одумается, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ:— когда услышитъ, что я ухалъ и что она не увидитъ меня боле.
Я думалъ, что одъ говоритъ съ гнвомъ на обращеніе моей барышни съ нимъ. Но я ошибался. Госпожа мои примтила, съ того самаго времени., когда полиція пріхала къ намъ въ домъ, что одного упоминанія о немъ было достаточно, чтобы заставить миссъ Рэчель вспыхнуть отъ гнва. Онъ такъ любилъ свою кузину, что не хотлъ сознаться въ этомъ самому себ, пока истина не обнаружилась ему, когда миссъ Рэчель ухала къ тетк. Когда глаза его раскрылись такимъ жестокимъ образомъ, Какъ вамъ Извстно, мистеръ Фрэнклинъ принялъ намреніе — единственное намреніе, которое могъ принять человкъ энергичный — ухать изъ нашего дома.
Онъ говорилъ съ приставомъ въ моемъ присутствіи. Онъ сказалъ, что ея сіятельство готова сознаться, что она выразилась слишкомъ запальчиво. Онъ спросилъ, согласится ли приставъ — въ такомъ случа — принять вознагражденіе и оставить дло объ алмаз въ такомъ положеніи, въ какомъ оно находилось теперь. Приставъ отвчалъ:
— Нтъ, сэръ, вознагражденіе дается мн за исполненіе моей обязанности. Я отказываюсь принять его, пока не исполню моей обязанности.
— Я не понимаю васъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ.
— Я объяснюсь, сэръ, сказалъ приставъ.— Когда я пріхалъ сюда, я взялся бросить надлежащій свтъ на дло о пропавшемъ алмаз. Я теперь готовъ и жду возможности исполнить мое общаніе. Когда я представлю лэди Вериндеръ, въ какомъ положеніи находится дло, и когда скажу ей прямо, какъ слдуетъ поступить для отысканія Луннаго камня, отвтственность будетъ съ меня снята. Пусть ея сіятельство ршитъ посл этого, позволитъ она мн продолжать или нтъ, тогда я сдлаю то, что я взялся сдлать — и возьму вознагражденіе.
Этими словами приставь Кффъ напомнилъ намъ, что даже полицейскій сыщикъ можетъ дорожить своей репутаціей.
Взглядъ его былъ такъ справедливъ, что нечего было больше говорить. Когда я всталъ Проводить его въ комнату милэди, онъ спросилъ, желаетъ ли мистеръ Фрэнклинъ присутствовать при этомъ разговор. Мистеръ Фрэнклинъ отвчалъ:
— Нтъ, если только лэди Вериндеръ этого не желаетъ.
Онъ шепнулъ мн, когда я провожалъ пристава:
— Я знаю, что этотъ человкъ будетъ говорить о Рэчель, а я такъ люблю ее, что не могу слушать и не разсердиться. Оставьте меня одного.
Я оставилъ его въ большомъ огорченіи, облокотившимся о подоконникъ. Онъ закрылъ лицо обими руками, а Пенелопа заглядывала въ дверь, желая его утшить. На мст мистера Фрэнклина я позвалъ бы ее. Когда съ вами дурно обходится женщина, очень утшительно разсказать объ этомъ другой — потому что девять разъ изъ десяти эта другая всегда возьметъ вату сторону. Можетъ быть, когда я ушелъ, онъ ее позвалъ. Въ такомъ случа, сказавъ, что моя дочь не остановилась бы нц за чмъ, чтобы утшить мистера Фрэнклина Блэка, я только отдамъ ей должную справедливость.
Между тмъ приставъ Кффъ и я шли въ комнату милэди.
На послднемъ совщаніи, которое мы имли съ нею, она неохотно поднимала глаза съ книги, которая лежала передъ нею ни стол. Теперь была перемна къ лучшему. Она встртила глаза пристава глазами такими же твердыми, какъ и его. Фамильная энергія выказывалась въ каждой черт сч лица, и я зналъ, что приставъ Кффъ встртитъ женщину, которая не уступитъ ему ни въ чемъ, когда такая женщина принудила себя выслушать все худшее, что онъ могъ сказать ей.

Глава XXI.

Первыя слова, когда мы сли, были сказаны моей госпожей: — Приставъ Кффъ, можетъ быть, есть нкоторое извиненіе для тхъ необдуманныхъ словъ, которыя я вамъ сказала полчаса тому назадъ. Однако, я не желаю ссылаться на это извиненіе. Я говорю съ совершенной искренностью, что сожалю, если оскорбила васъ.
Грація въ голос и въ обращеніи, съ которою она сказала это извиненіе, произвела надлежащее дйствіе на пристава. Онъ просилъ позволенія оправдаться — выставляя оправданіе знакомъ уваженія къ моей госпож. Онъ сказалъ, что никакимъ образомъ не можетъ быть виною несчастья, поразившаго всхъ насъ, по той основательной причин, что успхъ, съ которымъ онъ довелъ свое слдствіе до надлежащаго конца, происходилъ не отъ того, что онъ сказалъ или сдлалъ что-нибудь такое, что могло бы испугать Розанну Спирмань. Онъ обратился ко мн, прося засвидтельствовать справедливость его словъ. Я не логъ отказать ему въ этомъ. Я думалъ, что на этомъ дло и могло бы остановиться.
Приставъ Кффъ однако сдлалъ шагъ дале, очевидно (какъ вы сейчасъ будете судить) съ намреніемъ начать самое непріятное изъ всхъ возможныхъ объясненій между ея сіятельствомъ и имъ.
— Я слышалъ, что самоубійство молодой женщины приписываютъ одной причин, сказалъ приставъ:— можетъ быть, эта причина и справедлива. Но она вовсе не относится къ тому длу, которымъ я занимаюсь здсь. Я обязанъ прибавить, однако, что мое мнніе показываетъ причину другую. Какое-то нестерпимое безпокойство, относившееся къ пропавшему алмазу, побудило, какъ я полагаю, эту бдную двушку самой лишить себя жизни. Я не имю притязанія уврять, что я знаю, въ чемъ состояло это нестерпимое безпокойство. Но я думаю, что (съ позволеніемъ вашего сіятельства) могу указать на одну особу, которая можетъ ршить, правъ я или нтъ.
— Особа эта теперь здсь, въ этомъ дом? спросила моя госпожа посл нкотораго молчанія.
— Эта особа ухала отсюда, милэди.
Этотъ отвтъ такъ прямо указывалъ на миссъ Рэчель, какъ только было возможно. Настало молчаніе, я думалъ, что оно не прервется никогда. Боже! какъ втеръ вылъ, какъ дождь билъ въ окна, я сидлъ и ждалъ, чтобы кто-нибудь изъ лихъ заговорилъ опять.
— Сдлайте одолженіе, объяснитесь ясне, сказала милэди.— Вы говорите о моей дочери?
— О ней, сказалъ приставъ Кффъ такъ же прямо.
Когда мы вошли въ комнату, на стол лежала банкирская книга моей госпожи — безъ сомннія для того, чтобы расплатиться съ приставомъ. Теперь милэди положила ее опять въ ящикъ. Мн больно было видть, какъ дрожала ея бдная рука — эта рука, которая осыпала благодяніями ея стараго слугу, я молю Бога, чтобы эта рука держала мою руку, когда наступитъ моя кончина и я оставлю мое мсто навсегда.
— Я надялась, продолжала милэди очень медленно и спокойно: — что вознагражу ваши услуги и разстанусь съ вами, не упоминая имени миссъ Вериндеръ такъ открыто, какъ оно было упомянуто между нами теперь. Мои племянникъ наврно сказалъ вамъ объ этомъ прежде, чмъ вы пришли въ мою комнату?
— Мистеръ Блэкъ пополнилъ ваше порученіе, милэди. А я объяснилъ мистеру Блэку причину…
— Эту причину безполезно мн говорить. Посл того, чти вы сейчасъ сказали, вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что вы зашли слишкомъ далеко для того, чтобы возвращаться назадъ. Я обязана для самой себя и обязана для своей дочери настаивать, чтобы вы остались здсь и высказались прямо.
Приставъ посмотрлъ на часы,
— Еслибъ было время, милэди, сказалъ онъ:— я предпочелъ бы написать донесеніе вмсто того, чтобы сообщать его изустно. Но если это слдствіе должно продолжаться, время слишкомъ важно для того, чтобы терять его на письменныя донесенія. Я готовъ тотчасъ приступить къ длу. Для меня будетъ очень тяжело говорить, а для васъ слушать…
Тутъ моя госпожа опять остановила его.
— Можетъ статься, будетъ не такъ тягостно для васъ и для моего добраго слуги и друга, сказала она:— если я подамъ примръ и смло стану говорить съ своеи стороны. Вы подозрваете, что миссъ Вериндеръ обманываетъ насъ всхъ, скрывая алмазъ для собственной своей цли? Правда ли это?
— Совершенная правда, милэди.
— Очень хорошо. Теперь, прежде чмъ вы начнете, я долженъ вамъ сказать, какъ мать миссъ Вериндеръ, что она совершенно неспособна сдлать то, въ чемъ вы ее подозрваете. Вы узнали ея характеръ только два дня тому назадъ. А я знаю ея характеръ съ тхъ поръ, какъ она родилась. Высказывайте ваши подозрнія такъ сильно, какъ хотите — вы не можете этимъ оскорбить меня. Я уврена заране, что (при всей Вашей опытности) обстоятельства обманули васъ въ этомъ случа. Помните, я не имю никакихъ тайныхъ свдній. Дочь моя точно такъ же мало откровенна со мною въ этомъ отношеніи, какъ и съ вами. Причину, заставляющую меня говорить такъ положительно, вы уже слышали: я знаю мою дочь.
Она обернулась ко мн и подала мн руку. Я молча поцловалъ ее.
— Вы можете продолжать, сказала она, опять взглянувъ на пристава съ прежнею твердостью.
Приставъ Кффъ поклонился. Моя госпожа произвела на него только одно дйствіе. Его топорное лицо смягчилось на минуту, какъ будто онъ сожаллъ о ней. А что касается до того, чтобы поколебать его убжденія, ясно было видно, что она не поколебала его ни на волосъ. Онъ плотне услся на стул и повелъ свою гнусную аттаку на характеръ миссъ Рэчель въ слдующихъ словахъ:
— Я долженъ просить ваше сіятельство, сказалъ онъ:— взглянуть на это дло съ моей точки зрнія такъ же, какъ и съ вашей. Не угодно ли предположить, что вы пріхали сюда на моемъ мст и съ моей опытностью, и позвольте мн сказать вамъ вкратц, въ чемъ состояла эта опытность.
Моя госпожа сдлала ему знакъ, что она позволяетъ. Приставъ продолжалъ:
Въ послднія двадцать лтъ меня часто приглашало въ щекотливыхъ фамильныхъ длахъ въ качеств повреннаго. Единственный результатъ моей опытности въ домашнихъ длахъ, имющій отношеніе къ настоящему длу, я могу объяснять въ двухъ словахъ. Я хорошо знаю по опытности, что молодыя двушки, знатныя и богатыя, имютъ иногда секретные долги, въ которыхъ он не смютъ признаться своимъ ближайшимъ родственникамъ и друзьямъ. Иногда модистка и брилліантщикъ причиною этихъ долговъ. Иногда деньги нужны для такихъ цлей, которыхъ я не подозрваю въ настоящемъ случа и не стану оскорблять васъ, упоминая объ этомъ. Помните, что я сказалъ, милэди — а теперь посмотримъ, какъ происшествія въ этомъ дом принудили меня вспомнить мою опытность, пріятно ли это или нтъ.
Онъ соображалъ что-то мысленно нсколько минутъ, а потомъ продолжалъ — съ страшной ясностью, принуждавшей насъ понять его, съ ужасной справедливостью, не щадившей никого.
— Первое свдніе, полученное мною относительно пропавшаго алмаза, сказалъ приставъ: — я получилъ отъ надзиратели Сигрэва. Онъ доказалъ мн вполн, что онъ совершенно неспособенъ изслдовать это дло. Одно, что показалось мн достойнымъ вниманія изъ его словъ, было то, что миссъ Вериндеръ отказалась отвчать на его вопросы и говорила съ нимъ съ непонятной грубостью и презрніемъ. Мн показалось это странно — но я приписалъ это какой-нибудь неловкости надзирателя, оскорбившей, можетъ быть, молодую двушку. Я запомнилъ это и занялся этимъ дломъ одинъ. Изслдованія мои кончились, какъ вамъ извстно, тмъ, что я примтилъ на двери пятно и по показанію мистера Фрэнклина Блэка удостоврился, что это самое пятно и пропажа алмаза составляютъ кусочки одного и того же кастета. До-сихъ-поръ я подозрвалъ, впрочемъ весьма неопредленно, что можетъ быть Лунный камень былъ украденъ и что кто-нибудь изъ слугъ окажется воромъ. Очень хорошо. Въ такомъ положеніи дла что же случилось? Миссъ Вериндеръ вдругъ вышла изъ своей комнаты и заговорила со мною. Я примтилъ три подозрительныхъ обстоятельства въ этой молодой двиц. Она все еще сильно взволнована, хотя боле сутокъ прошло посл пропажи алмаза. Она обращается со мною, какъ уже обращалась съ надзирателемъ Сигрэвомъ. И она ужасно сердится на мистера Фрэнклина Блэка. Опять очень хорошо. Вотъ (я говорю себ) молодая двушка, лишившаяся драгоцнной вещи — молодая двушка, какъ мн говорятъ мои глаза и уши, горячаго темперамента. При настоящемъ положенія длъ и съ такимъ характеромъ, что длаетъ она? Она показываетъ непонятную вражду къ мистеру Блэку, къ надзирателю и ко мн — другими словами, къ тмъ тремъ лицамъ, которыя кс различнымъ способомъ старались помочь ей отыскать ея пропашную вещь. Доведя мое слдствіе до этого — тогда, милэди, и только тогда, я началъ вспоминать мою опытность. Моя опытность объясняла мн поведеніе миссъ Вериндеръ, которое безъ этого было бы совершенно непонятно. Эта опытность причислила ее къ тмъ другимъ молодымъ двицамъ, которыхъ я зналъ. Эта опытность сказала мн, что она иметъ долги, въ которыхъ не сметъ признаться и которые слдуетъ заплатить. И это заставляетъ меня спрашивать себя, не значитъ ли пропажа алмаза то, что онъ назначенъ на уплату этихъ долговъ? Вотъ заключеніе, которое моя опытность выводитъ изъ простыхъ фактовъ. Что опытность вашего сіятельства скажетъ противъ этого?
— То, что я уже говорила, отвчала моя госпожа.— Обстоятельства обманываютъ васъ.
Я ничего не сказалъ съ своей стороны. Робинзонъ Крузо — Богъ знаетъ какъ — пришелъ въ мою обезумвшую старую голову. Еслибъ приставъ Кффъ очутился въ эту минуту на пустынномъ остров, не имя Пятницы для компаніи или корабля, на которомъ онъ могъ бы ухать — онъ очутился бы именно тамъ, гд я желалъ бы, чтобы онъ былъ! (Nota bene: я вообще хорошій христіанинъ, когда вы не станете испытывать мои христіанскія добродтели слишкомъ много. И вс вы — что очень утшительно — въ этомъ отношеніи почти таковы же, какъ и я).
Приставъ Кффъ продолжалъ:
— Справедливо или нтъ было мое заключеніе, милэди, я долженъ былъ прежде всего подвергнутъ это заключеніе испытанію. Я предложилъ вашему сіятельству осмотрть вс гардеробы въ дом. Это было способомъ найти одежду, которая, по всей вроятности, сдлала пятно, и это было способомъ подвергнуть испытанію мое заключеніе. Что же изъ этого вышло? Ваше сіятельство согласились. Мистеръ Блэкъ согласился, мистеръ Эбльуайтъ согласился. Одна миссъ Вериндеръ остановила слдствіе, отказавъ наотрзъ. Этотъ результатъ доказалъ мн, что мой взглядъ былъ справедливъ. Если ваше сіятельству и мистеръ Беттереджъ все-таки не хотите согласиться со мною, вы должны быть слпы къ тому, что случилось передъ вами въ ныншній день. При васъ я сказалъ молодой двиц, что ея отъздъ (при настоящемъ положеніи длъ) будетъ препятствіемъ для меня къ отысканію ея алмаза. Вы сами видли, что она ухала, не смотря на мои слова. Вы сами видли, что въ благодарность за то, что мистеръ Блэкъ сдлалъ боле всхъ другихъ для того, чтобы дать ключъ мн въ руки, она публично оскорбила мистера Блэка на лстниц дома ея матери. Что эту значитъ? Если миссъ Вериндеръ не причастна къ пропаж алмаза, что это значитъ?
На этотъ разъ онъ посмотрлъ на меня. Просто странно было слышать, какъ онъ приводилъ доказательство за доказательствомъ противъ миссъ Рэчель, страшно знать, когда такъ хотлось бы защитить, что нельзя было оспаривать истину его словъ. Я (слава Богу!) по природ неспособенъ поддаваться умственнымъ доводамъ. Это позволило мн твердо держаться въ воззрніяхъ милэди, въ воззрніяхъ твердо раздляемыхъ мною. Это пробудило мою энергію и заставило меня смло взглянуть въ лицо приставу Кффу. Умоляю васъ, добрые друзья, воспользуйтесь моимъ примромъ. Это избавитъ васъ отъ многихъ самыхъ досадныхъ непріятностей. Старайтесь не поддаваться доводамъ, и вы увидите какъ вы отразите когти умныхъ людей, когда они будутъ стараться оцарапать васъ для вашей собственной пользы!
Видя, что ни я, ни госпожа моя не длаемъ замчанія, приставъ Кффъ продолжалъ (Боже! съ какимъ бшенствомъ я примчалъ, что его вовсе не смущало наше молчаніе):
— Вотъ какимъ образомъ доказательства говорятъ противъ миссъ Вериндеръ одной, сказалъ онъ: — теперь слдуетъ выставить, какія доказательства говорятъ противъ миссъ Вериндеръ и покойной Розанны Спирманъ вмст. Мы воротимся на минуту, съ вашего позволенія, къ отказу вашей дочери разсмотрть ея гардеробъ. Посл этого обстоятельства мое заключеніе было уже сдлано, но я долженъ былъ сообразить два вопроса. Во-первыхъ, какъ мн слдуетъ вести слдствіе. Во-вторыхъ, имла ли миссъ Вериндеръ сообщницу между служанками въ дом. Старательно обдумавъ это, я ршился вести слдствіе, что мы называемъ въ нашей профессіи весьма неправильнымъ образомъ, по той причин, что я долженъ имть дло съ семейнымъ скандаломъ, который обязанъ былъ скрыть въ границахъ семейныхъ. Чмъ мене длать шуму, чмъ мене брать на помощь постороннихъ, тмъ лучше. Объ обыкновенномъ способ посадить людей въ тюрьму по подозрнію, допрашивать ихъ въ суд и тому подобномъ — нечего были и думать, когда дочь вашего сіятельства (какъ я полагаю) была больше всхъ замшана въ это дло. Въ такомъ случа я чувствовалъ, что такое лицо, какъ мистера Беттереджа, съ его характеромъ и положеніемъ въ дом — знавшаго слугъ и дорожившаго честью фамиліи — было бы безопасне взять въ помощники, чмъ всякаго другого человка, который могъ попасться мн подъ руку. Я попробовалъ бы взять мистера Блэка, еслибъ мн не мшало одно препятствіе. Онъ примтилъ къ самаго начала, куда клонится мое слдствіе, и при его участіи съ миссъ Вериндеръ, взаимное соглашеніе было невозможно между имъ и мною. Я безпокою ваше сіятельство этими подробностями для того, чтобы показать, что я сохранилъ эту тайну въ семейномъ кругу. Я единственный посторонній человкъ, который знаетъ эту тайну — и мое будущее существованіе зависитъ отъ того, чтобы я молчалъ.
Тутъ я почувствовалъ, что мое будущее существованіе зависать отъ того, чтобы я не молчалъ. Быть выставленнымъ передъ моею госпожей, въ мои преклонныя лта, чмъ-то въ род полицейскаго депутата, было боле, чмъ мои христіанскія добродтели могли вынести.
— Прошу позволенія сообщить вашему сіятельству, сказалъ я:— что я не помогалъ этому гнусному слдствію ничмъ и никогда съ начала до конца, и прошу пристава Кффа опровергнуть мои слова, если онъ сметъ!
Давъ волю своимъ чувствамъ въ этихъ словахъ, я почувствовалъ большое облегченіе. Ея сіятельство удостоила дружески потрепать меня по плечу. Я съ справедливымъ негодованіемъ посмотрлъ на пристава, желая видть, что онъ думаетъ о подобномъ свидтельств. Приставъ присмирлъ какъ ягненокъ и, казалось, полюбилъ меня еще больше прежняго.
Милэди сказала ему, что онъ можетъ продолжать свое объясненіе.
— Я понимаю, сказала она:— что вы добросовстно употребили вс старанія относительно того, что вы считали моими интересами. Я готова слушать, что вы скажете дале.
— То, что я скажу дале, отвчалъ приставъ Кффъ: — относится къ Розанн Спирманъ. Я узналъ молодую женщину, какъ ваше сіятельство можетъ бытъ помните, когда она принесла книгу для блья въ эту комнату. До того времени я сомнвался, поврила ли миссъ Берподеръ свою тайну кому-нибудь. Когда я увидалъ Розанну, я перемнилъ мысли. Я сталъ подозрвать, что она причастна къ пропаж алмаза. Бдная двушка умерла ужасной смертью, и я не желаю заставить ваше сіятельство думать — теперь, когда ее нтъ на свт — что я несправедливымъ образомъ былъ къ ней жестокъ. Еслибъ это былъ обыкновенный случаи воровства, я сталъ бы подозрвать Розанну не боле, какъ всякаго другого слугу въ дом. Наша опытность въ женщинахъ, бывшихъ въ исправительномъ дом, говоритъ намъ, что когда он поступаютъ въ услуженіе — и когда съ ними обращаются и ласково и справедливо — он по большей части выказываютъ искреннее раскаяніе и оказываются достойными милостей, которыми ихъ осыпаютъ. Но это былъ не обыкновенный случай воровства. Это былъ — по моему мннію-глубоко задуманныя обманъ съ участіемъ владлицы алмаза. Имя это въ виду, весьма естественно, что мн прежде всего пришло въ голову относительно Розанны слдующее: удовольствовалась ли бы миссъ Вериндеръ (прошу извиненія у вашего сіятельства), заставивъ всхъ насъ думать, что Лунный камень просто пропалъ? Или она сдлала шагъ дале и обманула васъ, заставивъ подумать, что Лунный камень украденъ? Въ послднемъ случа Розанна Спирманъ — съ репутаціей воровки — была у ней подъ рукой, лицо боле всхъ другихъ способное навести ваше сіятельство и меня на ложный свтъ.
Возможно ли было (спрашивалъ я себя) изложить дло противъ миссъ Рэчель и Розанны съ боле ужасной точки зрнія? Это было возможно, какъ вы сейчасъ увидите.
— Я имлъ другую причину подозрвать покойницу, сказалъ онъ:— которая кажется мн еще убдительне. Кто могъ лучше всхъ помочь миссъ Вериндеръ тайно получить деньги за алмазъ? Розанна Спирманъ. Молодая двушка въ положеніи миссъ Вериндеръ не можетъ сама вести такое рискованное дло. Она должна имть помощницу, а кто боле годился для этого, спрашиваю я опять, какъ не Розанна Спирманъ? Покойная служанка вашего сіятельства отлично знала свое ремесло, когда была воровкою. Я знаю наврно, что она имла сношенія съ однимъ изъ тхъ немногихъ лондонскихъ ростовщиковъ, которые охотно дадутъ огромную сумму за такую замчательную вещь, какъ Лунный камень, не длая неловкихъ вопросовъ и не настаивая на неловкихъ условіяхъ. Помните это, милэди, а теперь позвольте мн объяснить, какъ мои подозрнія оправдались собственными поступками Розанны, и какія ясныя заключенія можно изъ нихъ вывести.
Затмъ онъ перебралъ вс поступки Розаипы. Вы уже знакомы съ этими поступками такъ же какъ и я и вы поймете, какъ эта неопровержимая часть его объясненія набросила вину въ пропаж алмаза на память бдной умершей двушки. Даже госпожа моя была испугана его словами. Она не отвчала ему, когда онъ кончилъ. Приставу, кажется, было все-равно, отвчаютъ ему, или нтъ. Онъ продолжилъ (чортъ его побери!) съ прежней твердостью:
— Объяснивъ все дло, какъ я его понимаю, сказалъ онъ,— мн остается только сказать вашему сіятельству, какъ я намренъ дйствовать дале. Я вижу только два способа успшно довести до конца это слдствіе. Одинъ изъ этихъ способовъ и считаю самымъ врнымъ, другой допускаю только какъ смлый опытъ, и боле ничего. Ваше сіятельство ршите сами. Не выбрать ли намъ прежде способъ врный?
Госпожа моя сдлала ему знакъ поступить какъ онъ хочетъ и выбрать самому.
— Благодарю васъ, сказалъ приставъ:— мы начнемъ съ врнаго, если ваше сіятельство предоставляете это мн. Останется ли миссъ Вериндеръ въ Фризинголл, или воротится сюда, я намренъ въ томъ въ другомъ случа бдительно наблюдать за всми ея поступками — за людьми, съ которыми она видится, за прогулками верхомъ или пшкомъ, которыя она будетъ длать, за письмами, которыя она будетъ получать или писать.
— Потомъ что? спросила моя госпожа.
— Потомъ, отвчалъ приставъ: — я попрошу ваше сіятельство взять въ домъ на мсто Розанны Спирманъ служанкой женщину, привыкшую къ тайнымъ слдствіямъ въ этомъ род, за скромность которой я могу ручаться.
— Потомъ что? спросила опять моя госпожа.
Потомъ, продолжалъ приставъ: — я намренъ послать одного изъ моихъ товарищей вступить въ соглашеніе съ тмъ ростовщикомъ въ Лондон, который, какъ я упоминалъ, былъ прежде знакомъ съ Розанной Спирманъ и имя котораго и адресъ ваше сіятельство можете на это положиться были сообщены Розанной миссъ Вериндеръ. Я не опровергаю, что предлагаемое мною будетъ стоить денегъ и возьметъ много времени. Но результатъ несомнненъ. Мы обведемъ линію вокругъ Луннаго камня и будемъ съуживать линію все боле и боле до-тхъ-поръ, пока найдемъ Лунный камень въ рукахъ миссъ Вериндеръ, если она вздумаетъ оставить его при себ. Если долги ея не терпятъ отлагательства и она ршится продать его, у насъ будетъ человкъ, который захватитъ Лунный камень тотчасъ по прибытіи его въ Лондонъ.
Услышавъ, что ея родная дочь становится предметомъ подобнаго предложенія, госпожа моя обидлась до такой степени, что заговорила съ гнвомъ въ первый разъ.
— Считайте, что ваше предложеніе отвергнуто совершенно, сказала она: — и объясните вашъ другой способъ довести слдствіе до конца.
— Мой другой способъ, сказалъ приставъ, продолжая такъ же непринужденно, какъ и прежде:— состоитъ въ томъ, чтобы испытать тотъ смлый опытъ, на который я прежде намекалъ. Мн кажется, что я составилъ себ довольно правильное понятіе о характер миссъ Вериндеръ. Она совершенно способна (по моему мннію) на смлый обманъ. Но она слишкомъ горячаго и запальчиваго характера и слишкомъ непривыкла къ обманамъ, чтобы лицемрно дйствовать въ бездлицахъ и воздерживать себя, несмотря ни на какія раздражительныя обстоятельства. Ея чувства въ этомъ случа постоянно уклонялись отъ ея воли, и въ то самое время, когда выгоды требовали скрывать ихъ. На эту-то особенность ея характера теперь я предлагаю дйствовать. Я желаю неожиданно нанести ей сильное потрясеніе при обстоятельствахъ, которыя заживо заднутъ ее. Простыми словами, я хочу сказать миссъ Вериндеръ неожиданно о смерти Розанны — на случай, что ея лучшія чувства заставятъ ее откровенно признаться во всемъ. Ваше сіятельство принимаете этотъ способъ?
Моя госпожа удивила меня выше всякаго выраженія. Она тотчасъ отвчала:
— Да, принимаю.
— Кабріолетъ готовъ, сказалъ приставъ:— позвольте пожелать вашему сіятельству добраго утра.
Милэди протянула руку и остановила его въ дверяхъ.
— Лучшія чувства моей дочери будутъ подвергнуты испытанію, какъ вы предлагаете, сказала она:— но я требую, какъ ея мать, права сама ее испытать. Останьтесь здсь, а я поду въ Фризинголлъ.
Разъ въ жизни знаменитый Кффъ онмлъ отъ изумленія, какъ обыкновенный человкъ.
Госпожа моя позвонила въ колокольчикъ и приказала подать непромокаемое пальто. Дождь все еще лилъ, а карста ухала, какъ вамъ извстно, съ миссъ Рэчель въ Фризинголлъ. Я старался уговоритъ ея сіятельство не подвергать себя суровости погоды. Совершенно безполезно! Я просилъ позволенія хать съ нею и держать надъ лею зонтикъ. Она не хотла слышать объ этомъ. Кабріолетъ подъхалъ съ грумомъ.
— Вы можете положиться на два обстоятельства, сказала она приставу Кффу въ передней.— Я сдлаю этотъ опытъ съ миссъ Вериндеръ такъ смло, какъ вы могли бы сдлать его сами. И я сообщу вамъ результатъ, или лично или письменно, прежде чмъ послдній поздъ отправится сегодня въ Лондонъ.
Съ этими словами она сла въ кабріолетъ и, взявъ возжи, похала въ Фризинголлъ.

Глава XXII.

Когда моя госпожа оставила насъ, я имлъ время подумать о пристав Кфф. Я нашелъ его сидящимъ въ уютномъ уголку въ нижней зал. Онъ справлялся съ своей записной книжкой и злобно искривилъ углы губъ.
— Вы длаете отмтки о нашемъ дл? спросилъ я.
— Нтъ, отвчалъ приставъ.— Я смотрю, какимъ дломъ долженъ заняться посл этого.
— О! сказалъ я.— Стало быть, вы думаете, что здсь уже все кончено?
— Я думаю, отвчалъ приставъ Кффъ: — что лэди Вериндеръ одна изъ умнйшихъ женщинъ въ Англіи. Я также думаю, что на розу пріятне смотрть, чмъ на алмазъ. Гд садовникъ, мистеръ Беттереджъ?
Нельзя было добиться отъ него ни слова боле о Лунномъ камн. Онъ потерялъ уже всякій интересъ къ своему слдствію и непремнно хотлъ отыскать садовника. Черезъ часъ я услышалъ, какъ они спорили въ оранжере и предметъ спора опять былъ шиповникъ.
Между тмъ я долженъ былъ узнать, не перемнилъ ли мистеръ Фрэнклннъ своего намренія оставить насъ съ послполуденнымъ поздомъ. Узнавъ о совщаніи въ комнат милэди и какъ оно кончилось, онъ немедленно ршился ждать отъ нея извстій изъ Фризинголла. Это весьма естественное измненіе въ его планахъ — которое съ обыкновенными людьми не довело бы ни къ чему особенно — доказывало въ мистер Фрэнклин одинъ результатъ, противъ котораго можно было сдлать возраженіе. Оно оставляло его въ нершимости съ празднымъ временемъ на рукахъ и такимъ образомъ вс иностранныя стороны его характера повыскакали наружу какъ крысы изъ мшка.
То итальянцемъ, то нмцемъ, то французомъ вбгалъ онъ во вс комнаты въ дом и тотчасъ же выбгалъ изъ нихъ и ни о чемъ не говорилъ, какъ объ обращеніи съ нимъ миссъ Рэчель, а слушать-то его было некому, кром меня. Я нашелъ его (напримръ) въ библіотек, сидящимъ надъ картой новйшей Италіи, въ полномъ незнаніи никакой другой методы развлечь свои огорченія, какъ только говорить о нихъ.
— Я имю нсколько похвальныхъ стремленій, Беттереджъ, но что я теперь долженъ длать съ ними? Во мн дремлетъ множество хорошихъ качествъ, еслибъ только Рэчель захотла помочь мн вызвать ихъ наружу.
Одъ такъ краснорчиво изображалъ свои пренебреженныя достоинства и такъ патетически оплакивалъ ихъ потомъ, что я ршительно не могъ придумать, какъ его утшить, когда вдругъ мн пришло въ голову, что можно прибгнуть къ Робинзону Крузо. Я заковылялъ въ мою комнату и принесъ съ собою эту безсмертную книгу. Въ библіотек не было никого. Ландкарта современной Италіи глядла на меня, а я глядлъ на нее.
Я попробовалъ посмотрть въ гостиной. На полу лежалъ платокъ мистера Фрэнклина, доказывавшій, что онъ тамъ былъ. А пустая комната доказывала, что его уже тамъ нтъ.
Я попробовалъ взглянуть въ столовую и увидалъ Самюэля съ бисквитами и рюмкой хересу, безмолвно разсматривающимъ пустой воздухъ. Минуту тому назадъ мистеръ Фрэнклинъ позвонилъ что есть силъ, требуя чмъ-нибудь освжиться. Самюэль прилетлъ со всхъ ногъ съ требуемымъ освженіемъ, а мистеръ Фрэнклинъ уже исчезъ прежде чмъ звонъ колокольчика прекратился.
Я попробовалъ заглянуть въ утреннюю комнату и нашелъ его наконецъ. Онъ стоялъ у окна и выводилъ гіероглифы пальцемъ по сырому стеклу.
— Хересъ ждетъ васъ, сэръ, сказалъ я ему.
Я могъ бы точно также обратиться къ четыремъ стнамъ комнаты: онъ былъ погруженъ въ бездонную глубину своихъ собственныхъ размышленій.
— Какъ вы объясните поведеніе Рэчель, Беттереджъ? вотъ единственный отвтъ полученный мною.
Не приготовивъ настоящаго отвта, я подалъ ему Робинзона Крузо, съ твердымъ убжденіемъ, что какое-нибудь объясненіе можно тамъ найти, если только хорошенько поискать. Мистеръ Фрэнклинъ захлопнулъ Робинзона Крузо и тотчасъ же пустился въ свою нмецко-англійскую тарабарщину.
— Зачмъ не разсмотрть этого какъ слдуетъ? сказалъ онъ, какъ будто я лично противился этому.— За коимъ чертомъ терять терпніе, Беттереджъ, когда одного терпнія я нужно для того, чтобы добраться до истины? Не прерывайте меня. Поведеніе Рэчель совершенно понятно, если вы только будете къ ней справедливы и сначала будете смотрть на ея поведеніе съ объективной точки зрнія, а потомъ съ субъективной, и наконецъ ужъ въ заключеніе съ объективно-субъективной. Что мы знаемъ? Мы знаемъ, что пропажа Луннаго камня въ прошлый четвергъ утромъ привела ее въ нервное раздраженіе, изъ котораго она еще не оправилась. Вы намрены отрицать объективный взглядъ въ этомъ отношеніи? Очень хорошо, когда такъ — не прерывайте меня. А такъ какъ она была въ нервномъ раздраженіи, какъ мы можемъ ожидать, чтобы она обращалась съ окружающими ее, какъ обращалась бы, еслибъ не находилась въ этомъ раздраженія? Разсуждая такимъ образомъ, до чего мы дойдемъ? Мы дойдемъ до субъективной точки зрнія. Попробуйте-ка оспорить субъективную точку зрнія. Очень хорошо, когда такъ что изъ этого выходитъ? Великій Боже! Разумется, слдуетъ объясненіе объективно-субъективное! Рэчель, собственно говоря, не Рэчель, а кто-то другая. Разв я огорчаюсь, что со мною жестоко обходится какая-то другая? Вы довольно безразсудны, Беттереджъ, но врядъ ли можете обвинить меня въ этомъ, слдовательно какой же изъ этого конецъ? Конецъ тотъ, несмотря на вашу проклятую англійскую ограниченность и предубжденіе, что я совершенно счастливъ и спокоенъ. Гд хересъ?
Моя голова въ это время находилась въ такомъ состояніи, что я не совершенно былъ увренъ, моя ли это голова или мистера Фрэнклина. Въ такомъ плачевномъ состояніи я ршился сдлать то, что считаю тремя объективными вещами. Я принесъ мистеру Фрэнклину хересъ, ушелъ въ свою комнату и утшился самой успокоительной трубочкой, какую когда-либо курилъ въ моей жизни. Не предполагайте однако, что я отдлался отъ мистера Фрэнклина такъ легко. Выбжавъ изъ утренней комнаты къ нижнюю залу, онъ пробрался и въ людскія, почувствовалъ запахъ моей трубки и тотчасъ вспомнилъ, что онъ имлъ глупость бросить курить для миссъ Рэчель. Въ одно мгновеніе ока онъ влетлъ ко мн съ своей сигарочницей и пустился разсуждать объ одномъ вчномъ предмет своимъ остроумнымъ, яснымъ, неврующимъ, французскимъ способомъ.
— Дайте мн огня, Беттереджъ. Возможно ли, чтобы мущина могъ курить такъ долго какъ курилъ я, и не узнать, что въ его сигарочниц заключается полная система какъ обращаться съ женщинами? Слдите за мною внимательно и я докажу вамъ это въ двухъ словахъ. Вы выбираете сигару, пробуете ее, и она обманетъ наши ожиданія. Что вы длаете посл этого? Вы бросаете ее и пробуете другую. Теперь примтьте премненіе. Вы выбираете женщину и она разобьетъ вамъ сердце. Дуракъ! бери урокъ отъ твоей сигарочницы. Брось ее и выбирай другую!
Я покачалъ головой на это. Конечно, это было удивительно умно, но моя опытность опровергала это.
— При жизни покойной мистриссъ Беттереджъ, сказалъ я:— я часто былъ готовъ испытать вашу философію, мистеръ Фрэнклинъ. Но законъ настаиваетъ, чтобы вы курили вашу сигару, сэръ, когда вы выбрали ее.
Я подмигнулъ при этомъ замчаніи. Мистеръ Фрэнклинъ захохоталъ — и мы забавлялись какъ дти, пока слдующая новая сторона его характера одержала верхъ въ надлежащее время. Такимъ образомъ дло шло съ моимъ молодымъ бариномъ и со мной, и такимъ образомъ (пока приставъ Кффъ и садовникъ ссорились изъ-за розъ) мы оба провели время до того, какъ пришло извстіе изъ Фризинголла.
Кабріолетъ воротился за полчаса ране того, какъ я ожидалъ. Милэди ршилась остаться пока въ дом своей сестры. Грумъ привезъ два письма отъ своей госпожи, одно къ мистеру Фрэнклину, другое ко мн.
Письмо мистера Фрэнклина я послалъ къ нему въ библіотеку, куда странствованія по дому привели его теперь во второй разъ. Письмо ко мн прочелъ я въ своей комнат. Чекъ, выпавшій изъ письма, когда я распечаталъ его, сказалъ мн (прежде чмъ я прочелъ содержаніе), что прекращеніе слдствія пристава Кффа о Лунномъ камн было теперь дломъ ршеннымъ.
Я послалъ въ оранжерею сказать, что желаю сейчасъ же говорить съ приставомъ. Онъ явился съ головой наполненной садовникомъ и шиповникомъ, объявляя, что равнаго мистеру Бсгби по упорству еще не было на свт никого и никогда. Я просилъ его изгнать изъ нашего разговора такія неприличныя пустяки и обратить все вниманіе на дло дйствительно важное. Посл этого онъ тотчасъ примтилъ письмо въ моихъ рукахъ.
— А! сказалъ онъ съ утомленіемъ: — вы получили извстіе отъ ея сіятельства. Касается оно до меня, мистеръ Беттереджъ?
— Вы сами будете судить, приставъ.
Я прочелъ ему письмо (съ приличной выразительностью и разстановкой) въ слдующихъ выраженіяхъ:
‘Мой добрый Габріэдь, прошу васъ сообщить приставу Кффу, что я исполнила общаніе, данное ему съ слдующимъ результатомъ относительно Розанны Спирманъ. Миссъ Вериндеръ торжественно увряетъ, что она никогда не говорила ни слова наедин съ Розанной съ самаго того времени, какъ эта несчастная женщина вступила ко мн въ домъ. Он не встрчались даже случайно въ ту ночь, когда алмазъ пропалъ, и никакихъ сношеній не было между ними съ утра четверга, когда поднялась тревога, до субботы, когда миссъ Вериндеръ оставила насъ. Когда я сказала моей дочери неожиданно и коротко о самоубійств Розанны Спирманъ — вотъ что изъ этого вышло.’ Дойдя до этого мста, я поднялъ глаза и спросилъ пристава Кффа, что одъ думаетъ объ этомъ письм.
— Я только оскорблю васъ, если выражу мое мнніе, отвчалъ приставъ.— Продолжайте, мистеръ Беттереджъ, сказалъ онъ съ самымъ раздражительнымъ упорствомъ: — продолжайте.
Когда я вспомнилъ, что этотъ человкъ имлъ смлость жаловаться на упрямство нашего садовника, языкъ чесался у меня ‘продолжать’ другими словами, а не тни, которыя были написаны въ письм моей госпожи. На этотъ разъ однако мои христіанскія добродтели не измнили мн. Я твердымъ голосомъ продолжалъ письмо ея сіятельства:
‘Обратившись къ миссъ Вериндеръ такимъ образомъ, какъ считалъ лучшимъ полицейскій офицеръ, я дотомъ заговорила съ ней такимъ образомъ, какой я сама считала наиболе удобнымъ для того, чтобы сдлать на нее впечатлніе. Два раза передъ тмъ, какъ моя дочь ухала изъ моего дома, я втайн предостерегала ее, что она подвргаетъ себя самымъ нестерпимымъ и унизительнымъ подозрніямъ. Теперь я сказала ей въ самыхъ ясныхъ выраженіяхъ, что мои опасенія осуществились.
‘Отвтъ ея на это, по ея собственному торжественному увренію, ясенъ какъ нельзя боле. Во-первыхъ, она не иметъ никакихъ долговъ. Во-вторыхъ, алмазъ не находится теперь и не находился въ ея рукахъ, посл того, какъ она положила ею въ шкапикъ въ середу.
‘Признанія, которыя сдлала мн моя дочь, не идутъ дале этого. Она упорно молчитъ, когда я спрашиваю ее, не можетъ ли она объяснить пропажу алмаза. Она отказываетъ со слезами, когда я упрашиваю ее высказаться для меня. ‘— Наступитъ день, когда вы узнаете, почему мн все-равно, что меня подозрваютъ, и почему я молчу даже съ вами. Я сдлала многое для того, чтобы заслужить состраданіе моей матери, и не сдлала ничего, что заставило бы мою мать краснть за меня.’ Вотъ собственныя слова моей дочери.
‘Посл того, что произошло между полицейскимъ офицеромъ и мною, я думаю — хотя онъ человкъ посторонній — что онъ долженъ узнать такъ же, какъ и вы, что сказала мн миссъ Вериндеръ. Прочтите ему мое письмо, а потомъ отдайте чекъ, вложенный въ мое письмо. Отказываясь отъ всякаго дальнйшаго права на его услуги, мн остается только сказать, что я убждена въ его добросовстности я въ его уж, но я убждена еще тверже прежняго, что обстоятельства въ этомъ случа гибельно обманули его’.
Этимъ кончалось письмо. Прежде чмъ я подалъ чекъ приставу Кффу, я спросилъ его, не желаетъ ли онъ сдлать какого-нибудь замчанія.
— Обязанность не предписываетъ мн, мистеръ Беттереджъ, длать замчаніе о дл уже конченномъ мною.
Я бросилъ къ нему чекъ черезъ столъ.
— А этой части письма ея сіятельства вы врите? спросилъ я съ негодованіемъ.
Приставъ посмотрлъ на чекъ и поднялъ свои унылыя брови, признавая щедрость ея сіятельства.
— Это такая щедрая оцнка моего времени, сказалъ онъ,— что я считаю себя обязаннымъ вознаградить за это кое-чмъ. Я буду помнить стоимость этого чека, мистеръ Беттереджъ, когда наступитъ случай вспомнить объ этомъ.
— Что вы хотите сказать? спросилъ я.
— Ея сіятельство пока очень искусно уладила дло, сказалъ приставъ.— Но этотъ фамильный скандалъ принадлежитъ къ числу такихъ, который вдругъ вспыхнетъ опять, когда вы всего мене ожидаете этого. У насъ на рукахъ опять будетъ дло о лунномъ камн, прежде чмъ пройдетъ нсколько мсяцевъ.
Если эти слова и тонъ, которымъ онъ ихъ произнесъ, значили что-нибудь — то ихъ можно было объяснить вотъ какъ. Письмо моей госпожи доказало приставу, что миссъ Рэчель такъ закоренла, что могла устоять отъ самыхъ убдительныхъ просьбъ, съ какими только могли обратиться къ ней, и что она обманула свою родную мать (великій Боже, при какихъ обстоятельствахъ) цлымъ рядомъ гнусной лжи. Какъ другіе на моемъ мст могли бы отвчать приставу, я не знаю. Я отвчалъ на его слова въ слдующихъ ясныхъ выраженіяхъ:
— Приставъ Кффъ, я считаю ваше послднее замчаніе оскорбленіемъ для милэди и ея дочери.
— Мистеръ Беттереджъ, считайте это предостереженіемъ для себя, и вы будете ближе къ цли.
Какъ я ни былъ разгоряченъ и разсерженъ, адское довріе, съ которымъ онъ далъ мн этотъ отвтъ, замкнуло мн губы.
Я отошелъ къ окну, чтобы успокоиться. Дождь пересталъ, и кого я увидалъ на двор, какъ не мистера Бегби, садовника, который ждалъ, чтобы продолжать споръ о шиповник съ приставомъ Кффомъ.
— Кланяйтесь отъ меня приставу, сказалъ мистеръ Бегби, какъ только увидалъ меня.— Если онъ хочетъ идти на станцію пшкомъ, я съ удовольствіемъ пойду съ нимъ.
— Какъ! закричалъ приставъ позади меня: — вы еще не убдились?
— Какъ бы не такъ! ни крошечки не убдился! отвчалъ мистеръ Бегби.
— Когда такъ, я пшкомъ пойду до станціи, сказалъ приставъ.
— А я встрчу васъ у калитки, сказалъ мистеръ Бегби.
Я былъ довольно сердитъ — какъ вамъ извстно — но можетъ ли гнвъ устоять противъ этого? Приставъ Кффъ примтилъ во мн перемну и поощрилъ ее весьма кстати однимъ словцомъ.
— Полно, полно! сказалъ онъ: — зачмъ не взглянуть на мою точку зрнія такъ, какъ ея сіятельство на нее глядитъ? По чему не сказать, что обстоятельства гибельно обманули меня?
Глядть на что-нибудь съ одной точки зрнія съ ея сіятельствомъ было весьма пріятнымъ преимуществомъ — даже при той невыгод, что это преимущество было мн предложено приставомъ Кффомъ. Гнвъ мой тотчасъ остылъ и я пришелъ въ мое нормальное состояніе. Я смотрлъ на всякое, другое мнніи о миссъ Рэчель, кром мннія милэди и моего, съ надменнымъ презрніемъ. Одно, чего я не могъ сдлать, это молчать о Лунномъ камн. Здравый смыслъ долженъ былъ бы предупредить меня, я это знаю, что это дло слдовало оставитъ въ поко — но вотъ, подите! добродтели, отличающія настоящее поколніе, не были изобртены въ мое время. Приставъ Кффъ попалъ въ больное мсто, и хотя я презиралъ его, больное мсто все-таки болло. Кончилось тмъ, что я коварно воротилъ его къ письму ея сіятельства.
— Я совершенно убдился, сказалъ я: — но это все-равно! Продолжайте, какъ будто меня еще можно убдить. Вы думаете, что словамъ миссъ Рэчель врить нельзя, и говорите, что ли еще услышимъ о Лунномъ камн. Доказывайте ваше мнніе, приставъ, заключилъ я весело.— Доказывайте ваше мнніе.
Вмсто того, чтобъ обидться, приставъ Кффъ схватилъ меня за руку и жалъ ее до того, что у меня опять заболли пальцы,
— Клянусь небомъ, торжетвенно сказалъ этотъ странный сыщикъ: — я завтра же пошелъ бы въ услуженіе, мистеръ Беттереджъ, еслибы имлъ возможность служить вмст съ вами! Сказать, что вы простодушны какъ ребенокъ, сэръ, значило бы сдлать дтямъ комплиментъ, котораго не заслуживаютъ девять малютокъ изъ десяти. Нтъ, нтъ! мы не будемъ спорить больше. Вы допытаетесь моего мннія на боле легкихъ условіяхъ, ни слова не скажу ни о ея сіятельств, ни о миссъ Вериндеръ — я только превращусь въ предсказателя, первый разъ въ жизни и для васъ. Я предувдомлялъ васъ, что вы еще не покончили съ Луннымъ камнемъ. Очень хорошо. Теперь я предскажу вамъ, на разставаньи, три обстоятельства, которыя, какъ я полагаю, насильно обратятъ на себя ваше вниманіе, хотите вы этого или нтъ.
— Продолжайте! сказалъ я, нисколько не смутившись и съ прежней веселостью.
— Во-первыхъ, сказалъ приставъ:— вы услышите кое-что отъ Йолландовъ — когда почтальонъ принесетъ письмо Розанны въ Кобс-Голь въ будущій понедльникъ.
Еслибъ онъ вылилъ на меня ведро холодный воды, я сомнваюсь, было ли бы это ощущеніе непріятне того, которое произвели во мн эти слова. Увреніе миссъ Рэчель въ ея невинности оставило поведеніе Розанны — шитье новой кофточки, прятанье запачканной и все остальное — совершенно безъ объясненія. Все это не приходило мн въ голову до тхъ поръ, пока приставъ Кффъ напомнилъ мн все въ одно мгновеніе!
— Во-вторыхъ, продолжалъ приставъ: — вы опять услышите о трехъ индійцахъ. Вы услышите о нихъ въ здшнихъ окрестностяхъ, если миссъ Рэчель останется здсь. Вы услышите о нихъ въ Лондон, если миссъ Рзчель подетъ въ Лондонъ.
Переставъ вовсе интересоваться тремя фокусниками и совершенно убдившись въ невинности моей барышни, я довольно легко принялъ это предсказаніе.
— Это два изъ трехъ имющихъ случиться обстоятельствъ, сказалъ я:— теперь какое же третье?
— Третье и послднее, сказалъ приставъ Кффъ:— вы рано или поздно услышите кое-что о томъ лондонскомъ ростовщик, о которомъ я уже два раза осмлился упомянуть. Дайте мн записную книжку и я запишу вамъ его имя и адресъ — такъ чтобы не могло быть ошибки, еслибъ это дйствительно случилось.
Онъ написалъ на чистомъ листик: ‘Мистеръ Септимусъ Люкеръ, Миддлсекская площадь, Лэмбетъ, Лондонъ’.
— Вотъ, сказалъ онъ, указывая на адресъ:— послднія слова о Лунномъ камн, которыми я побезпокою васъ пока. Время покажетъ, правъ я или нтъ. А пока, сэръ, я унесу съ собой искреннюю привязанность къ вамъ, которая, какъ я думаю, длаетъ честь обоимъ намъ. Если мы не встртимся прежде, чмъ я выйду въ отставку, я надюсь, что вы навстите меня въ домик близь Лондона, который имется у меня въ виду. Общаю вамъ, мистеръ Беттереджъ, что въ моемъ саду будутъ травяныя дорожки. А что касается до махровой розы…
— Не выростетъ у васъ блая махровая роза, если вы не привьете ее къ шиповнику! закричалъ голосъ у окна.
Мы оба обернулись. У мистера Бегби не достало терпнія дожидаться у калитки. Приставъ пожалъ мн руку и выбжалъ на дворъ, разгорячившись еще больше съ своей стороны.
— Спросите его о махровой роз, когда онъ воротится, и посмотрите, какъ я его отдлаю! закричалъ мн въ окно въ свою очередь знаменитый Кффъ.
— Господа! отвчалъ я, опять унимая ихъ, какъ уже разъ унялъ.— Относительно махровой розы многое можно сказать съ обихъ сторонъ.
Когда я увидлъ ихъ въ послдній разъ, мистеръ Бегби качалъ своей упрямой головой, а приставъ Кффъ подхватилъ его подъ руку, какъ арестанта. А, ну, ну! я признаюсь, что я не могъ не полюбить пристава — хотя ненавидлъ его все время.
Объясняйте это душевное состояніе, если можете. Теперь вы скоро освободитесь отъ меня и моихъ противорчій. Когда и разскажу объ отъзд мистера Фрэнклина, исторія субботнихъ происшествій будетъ кончена наконецъ. А когда я потомъ опишу нкоторыя странныя происшествія, случившійся впродолженіе слдующей недли, я докончу мою часть въ разсказ и передамъ перо человку, которому назначено слдовать за мной. Если вамъ такъ же надоло читать этотъ разсказъ, какъ мн надоло писать его — Боже, какъ мы будемъ радоваться съ обихъ сторонъ черезъ нсколько страницъ!

Глава XXIII.

Я приготовилъ кабріолетъ на случай, если мистеръ Фрэнклинъ непремнно захочетъ оставить насъ съ вечернимъ поздомъ.
Появленіе поклажи на лстниц, а затмъ появленіе самого мистера Фрэнклина сказали мн довольно ясно, что онъ хоть разъ въ жизни держался твердо своего намренія.
— Итакъ, вы непремнно ршились, сэръ? сказалъ я, когда мы встртились въ нижней зал.— Зачмъ не подождать еще дня два и не дать миссъ Рэчель новую возможность одуматься?
Заграничный лоскъ, повидимому, сошелъ съ мистера Фрэнклина теперь, когда пришло время проститься. Вмсто того, чтобъ отвчать мн на словахъ, онъ подалъ мн письмо, которое ея сіятельство написала къ нему. Большая часть письма была наполнена тмъ, что было уже сказано въ другомъ письм, полученномъ мною. Но въ конц была прибавлена приписка о миссъ Рэчель, которая объяснитъ неизмнность намренія мистера Фрэнклина, если не объяснитъ ничего другого.
‘Вы удивляетесь наврно (писала ея сіятельство), что я позволяю моей дочери оставлять меня въ совершенной неизвстности. Пропалъ алмазъ цною въ двадцать тысячъ фунтовъ — и я должна предположить, что пропажа его не составляетъ никакой тайны для Рэчель, что какое-то непонятное обязательство молчанія было наложено на нее какимъ-то человкомъ или какими-то людьми, совершенно неизвстными мн, имвшими въ виду какую-то цль, которую я не могу даже угадать. Понятно ли, что я позволяю шутить со мною такимъ образомъ? Это совершенно понятно при настоящемъ состояніи Рэчель. Она находится въ такомъ нервномъ волненіи, на которое жалко смотрть. Я не смю приступить къ вопросу о Лунномъ камн до-тхъ-поръ, пока время не успокоитъ ее нсколько. Для достиженія этой цли я. не колеблясь отпустила полицейскаго сыщика. Тайна, сбивающая насъ съ толку, сбиваетъ съ толку и его. Въ этомъ дл посторонній не можетъ намъ помочь. Онъ увеличиваетъ мои страданія и сводитъ съ ума Рэчель, если только она услышитъ его имя.
‘Мои планы на будущее время такъ хорошо устроены, какъ только возможно. Я намрена отвезти Рэчель въ Лондонъ — отчасти для того, чтобы успокоить ее совершенной перемной — отчасти для того, чтобы попробовать, что можно будетъ сдлать, посовтовавшись съ лучшими докторами. Могу я васъ просить встртиться съ нами въ Лондон? Любезный Фрэнклинъ, вы съ вашей стороны должны подражать моему терпнію и ждать, какъ я буду ждать, боле удобнаго времени. Драгоцнная помощь, которую вы оказали слдствію посл пропавшаго алмаза, все еще кажется непростительной обидой для Рэчель въ настоящемъ страшномъ состояніи ея души. Поступая слпо въ этомъ дл, вы увеличили ея безпокойство, невинно угрожая открытіемъ ея тайны вашими стараніями. Я не могу извинить злость, которая длаетъ васъ отвтственнымъ за послдствія, которыхъ ни вы, ни я не могли вообразить или предвидть. Съ Рэчель разсуждать нельзя — о ней можно только жалть. Съ огорченіемъ должна сказать, что пока вамъ и Рэчель лучше разойтись. Единственный совтъ, который я могу предложить вамъ, состоитъ въ томъ, чтобы дать ей время.’
Я подалъ назадъ письмо, искренно сожаля о мистер Фрэнклин, потому что зналъ, какъ онъ побитъ барышню, и видлъ, что слова ея матери о ней пронзили ему сердце.
— Вы знаете пословицу, сэръ, вотъ все, что я ему сказалъ.— Когда дла дошли до самой худшей степени, они непремнно станутъ поправляться. Дла не могутъ находиться въ худшемъ состояніи, мистеръ Фрэнклинъ, какъ они находятся теперь.
Мистеръ Фрэнклинъ сложилъ письмо тетки, повидимому не очень утшенной замчаніемъ, которое я осмлился сдлать ему.
— Когда я пріхалъ сюда изъ Лондона съ этимъ противнымъ алмазомъ, сказалъ онъ: — я не думалъ, чтобы въ Англіи была семья счастливе этой. Посмотрите теперь на эту семью! Она разбросана, разъединена — даже воздухъ этого дома отравленъ тайнами и подозрніями! Помните то утро на Зыбучихъ Пескахъ, когда мы разговаривали о моемъ дяд Гернкастл и объ его подарк на день рожденія? Лунный камень послужилъ къ мщенію полковника, Беттереджъ, такимъ образомъ, о которомъ полковникъ не воображалъ!
За этимъ онъ пожалъ мн руку и пошелъ къ кабріолету.
Я проводилъ его съ лстницы. Прискорбно было видть, что онъ такимъ образомъ оставляетъ старый домъ, гд провелъ самые счастливые годы его жизни. Пенелопа (чрезвычайно разстроенная всмъ, что случилось въ этомъ дом) пришла со слезами проститься съ мистеромъ Фрэнклиномъ. Онъ поцловалъ ее. Я махнулъ рукой, какъ бы говоря: ‘Вамъ это позволяется, сэръ’. Нкоторый изъ служанокъ выглядывали на него изъ угла. Онъ былъ одинъ изъ тхъ мущинъ, которые нравятся всмъ женщинамъ. Въ послднюю минуту я остановилъ кабріолетъ и просилъ мистера Фрэнклина какъ милости, чтобы онъ увдомилъ насъ о себ письмомъ. Онъ, кажется, не обратилъ вниманія на мои слова — онъ осматривался вокругъ, глядя то на одинъ предметъ, то на другой, какъ бы прощаясь съ старымъ домомъ и садомъ.
— Скажите намъ, куда вы отправляетесь, сэръ? спросилъ я, держась за кабріолетъ и стараясь узнать его будущіе планы такимъ образомъ.
Мистеръ Фрэнклинъ угрюмо надвинулъ шляпу на глаза.
— Куда я отправляюсь? повторилъ онъ мои слова:— я отправляюсь къ чорту!
Пони вздрогнулъ при этомъ слов, какъ будто почувствовалъ христіанское отвращеніе къ нему.
— Господь съ вами, сэръ, отправляйтесь куда вы можете! вотъ все, что я усплъ сказать, прежде, чмъ онъ скрылся изъ глазъ.
Пріятный, милый джентльмэнъ! При всхъ его недостаткахъ и сумасбродствахъ, милый и пріятный джентльмэнъ! Онъ оставилъ за собою печальную пустоту, когда ухалъ изъ дома милэди.
Было довольно скучно и грустно, когда длинный лтній вечеръ кончился въ эту субботу.
Я поддерживалъ мою бодрость, придерживаясь крпко моей трубочки и Робинзона Крузо. Женщины (кром Пенелопы) проводили время разговаривая о самоубійств Розанны. Он вс упорно держались того мннія, что бдная двушка украла Лунный камень и лишила себя жизни отъ страха, чтобы это не узнали. Моя дочь разумется, упорно держалась того, что она говорила все время. Ея мнніе о причин самоубійства не оправдывалось, довольно странно, именно въ томъ отношенія, въ которомъ не оправдывались увренія барышни въ ея невинности. Это оставляло тайное путешествіе Розанны въ Фризинголлъ и ея поступки относительно кофты совершенно необъясненными. Безполезно было указывать на это Пенелоп, возраженія оставляли въ ней такъ мало впечатлнія, какъ мало оставляетъ слдовъ проливной дождь на непромокаемомъ плащ. Дло въ томъ, что моя дочь наслдовала мое пренебреженіе къ умственнымъ доводамъ — и въ этомъ отношеніи далеко опередила своего родного отца.
На слдующій день (въ воскресенье) карета, остававшаяся въ дом мистера Эбльуайта, воротилась къ намъ пустая. Кучеръ привезъ мн записку отъ милэди и письменныя приказанія къ горничнымъ милэди и къ Пенелоп.
Въ записк своей госпожа моя говорила, что она ршилась отвезти миссъ Рэчель въ свой лондонскій домъ въ понедльникъ. Письменныя приказанія къ обимъ горничнымъ состояли въ томъ, какія платья имъ слдовало взять и въ какой часъ встртить своихъ госпожъ въ Лондон. Многіе другіе слуги должны были также хать. Милэди, видя, какъ миссъ Рэчель не желаетъ воротиться въ домъ посл того, что въ немъ случилось, ршилась похать въ Лондонъ прямо изъ Фризинголла. Я долженъ былъ остаться въ деревн до дальнйшихъ распоряженіи, присматривать за вещами и вн и внутри дома. Слугамъ, оставшимся со мною, приказано было выдавать вмсто нищи денежное содержаніе.
Все это напоминало мн, что мастеръ Фрэнклинъ сказалъ о нашей разбросанной и разъединенной семь, и мысли мои натурально обратились къ самому мистеру Фрэнклину. Чмъ боле я думалъ о немъ, тмъ боле меня тревожили его будущіе поступки. Это кончилось тмъ, что я написалъ съ воскресной почтой къ камердинеру его отца, мистеру Джефко (котораго я прежде зналъ), прося его дать мн знать, на что мистеръ Фрэнклинъ ршился по прізд въ Лондонъ.
Вечеръ въ воскресенье былъ еще скучне, если возможно, чмъ субботній. Мы кончили этотъ день отдохновеніемъ, какъ сотни тысячъ людей кончаютъ его регулярно разъ въ недлю на этихъ островахъ — то-есть, мы вс ожидали, когда наступитъ время ложится спать, и заснули на нашихъ стульяхъ.
Какъ понедльникъ прошелъ для остальной прислуги, я не знаю. Понедльникъ мн нанесъ порядочный ударъ. Первое изъ предсказаній пристава Кффа — то-есть, что я услышу кое-что отъ Йолландовъ — оправдалось въ этотъ день.
Я отослалъ Пенелопу и горничную милэди на желзную дорогу съ вещами въ Лондонъ и шатался по саду, когда услыхалъ мое имя. Обернувшись, я очутился лицомъ въ лицу съ дочерью рыбака, Хромоногой Люси. Исключая ея хромой ноги и худобы (это послднее страшный недостатокъ для женщины, по моему мннію), эта двушка имла нкоторыя пріятныя качества въ глазахъ мущинъ. Смуглое, проницательное, умное лицо, пріятный, чистый голосъ, прекрасные каштановые волосы находились въ числ ея достоинствъ. Костыль находился въ числ ея несчастій. А горячій характеръ дополнялъ итогъ ея недостатковъ.
— Ну, моя милая, сказалъ я: — что вамъ нужно отъ меня?
— Гд человкъ, котораго вы называете Фрэнклинъ Блэкъ? сказала двушка, устремивъ на меня свирпый взглядъ и опираясь на свои костыль.
— Такимъ образомъ непочтительно говорить о джентльменахъ, отвчалъ я.— Если вы желаете узнать о племянник милэди, не угодно ли вамъ его назвать мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ.
Она сдлала шагъ ко мн и посмотрла на меня, какъ будто хотла състь меня живьемъ.
— Мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ, повторила она, за мной.— Его приличне было бы назвать убійцей Фрэнклиномъ Блэкомъ.
Моя метода съ покойной мистриссъ Беттереджъ помогла мн здсь. Когда женщина старается вывести васъ изъ себя, постарайтесь съ своей стороны вывести изъ себя ее. Женщина вообще приготовлена ко всякому усилію, которое вы можете сдлать въ свою защиту, кром этого. Одно слово сдлаетъ это не хуже соуни словъ, и одно слово сдлало это съ Хромоногою Люси. Я любезно посмотрлъ ей въ лицо и сказалъ:
— Фи!
Двушка сейчасъ вспыхнула. Она стала твердо на здоровую ногу и три раза свирпо ударила по земл своимъ костылемъ.
— Онъ убійца! онъ убійца! онъ убійца! Онъ былъ причиною смерти Розанны Спирманъ!
Она закричала этотъ отвтъ самымъ пронзительнымъ голосомъ. Дна человка, работавшіе въ саду подл насъ, подняли глаза, увидали, что это Хромоногая Люси — знали, чего можно было ожидать съ этой стороны — и опять отвернулись.
— Онъ былъ причиною смерти Розанны Снирманъ? спросилъ я:— что заставляетъ васъ говорить это, Люси?
— Какое вамъ дло? какое дло до этого какому бы то ни было мущин? О, еслибы она только думала о мущинахъ, какъ я думаю о нихъ, она теперь была бы жива!
— Она всегда ласково думала обо мн, бдняжка, сказалъ я:— и какъ только могъ, я всегда старался поступать ласково съ ней.
Я сказалъ эти слова такъ успокоительно, какъ только могъ. Сказать по правд, у меня не доставало духа раздражать двушку колкими отвтами. Прежде я только примчалъ ея дурной нравъ. Теперь я примтилъ ея несчастье, которое часто заставляетъ быть дерзкими людей низкаго званія. Мой отвтъ смягчилъ Хромоногую Люси. Она опустила голову на свой костыль.
— Я любила ее, нжно сказала двушка,— Она вела несчастную жизнь, мистеръ Беттереджъ — гнусные люди дурно поступили съ нею и сдлали ей вредъ — а это не испортило ея кроткаго характера. Она была ангелъ. Она могла бы быть счастлива со мною. Я имла планъ похать въ Лондонъ намъ обимъ, какъ двумъ сестрамъ, и жить шитьемъ. Этотъ человкъ пріхалъ сюда и испортилъ все. Онъ околдовалъ ее. Не говорите мн, что онъ не имлъ этого намренія и не зналъ. Онъ долженъ былъ знать. Онъ долженъ былъ пожалть о ней. ‘— Я не могу жить безъ него — а онъ, Люси, даже не смотрятъ на меня.’ Вотъ что она говорила. Жестоко, жестоко, жестоко! Я говорила: ‘— Ни одинъ мущина не стоитъ, чтобъ о немъ иЗяывать такимъ образомъ.’ А она отвчала: ‘— Есть мущины, для которыхъ стоитъ умереть, Люси, а онъ одинъ изъ нихъ.’ Я накопила немного денегъ. Я устроила дло съ моимъ отцомъ и съ моей матерью. Я имла намреніе увезти ее отъ униженія, которыя она терпла здсь. У насъ была бы маленькая квартира съ Лондон и мы жили бы какъ сестры. Она получила хорошее воспитаніе, суръ, какъ вамъ извстно, и писала хорошимъ почеркомъ. Она умла проворно шить. Я шью не такъ проворно, какъ шила она — но я могла шить. Мы жили бы прекрасно. И что же случилось сегодня? Получается ея письмо и увдомляетъ меня, что она разсталась съ тяжелой жизнью. Получается ея письмо, и она прощается со мною навсегда! Гд онъ? закричала двушка, поднимая голову съ костыля и опять разгорячившись сквозь слезы.— Гд этотъ джентльмэнъ, о которомъ я должна говорить не иначе, какъ съ уваженіемъ? Недалекъ тотъ день, мистеръ Беттереджъ, когда бдные въ Англіи возстанутъ на богатыхъ. Я молю Бога, чтобъ начали съ него. Я молю Бога, чтобы начали съ него!
Я думаю, что самъ пасторъ (хотя, признаюсь, это слишкомъ сильно сказано) не могъ бы образумить двушку въ томъ положеніи, въ какомъ она находилась теперь. Я отважился только воротить ее къ длу — въ надежд, не выйдетъ ли изъ этого, можетъ быть, чего-нибудь, что стоитъ послушать.
— Что вамъ нужно отъ мистера Фрэнклина Блока? спросилъ я.
— Мн нужно его видть.
— Для чего-нибудь особеннаго?
— У меня есть къ нему письмо.
— Отъ Розанны Снирмаітъ?
— Да.
— Присланное въ вашемъ письм?
— Да.
Неужели мракъ разсевается? Неужели вс открытія, которыя я умиралъ отъ желанія сдлать, сами собой представлялись мн? Я былъ принужденъ подождать съ минуту Приставъ Кффъ оставилъ за собой заразу. Нкоторые признака, лично мн извстные, предупреждали меня, что розыскная лихорадки опять начала овладвать много.
— Вы не можете видть мистера Фрэнклина, сказалъ л.
— Я должна сто видть и увижу.
— Онъ ухалъ въ Лондонъ вчера.
Хромоногая Люси пристально посмотрла мн въ лицо и увидала, что я говорю правду. Не сказавъ ни слова боле, она тотчасъ же вернулась и пошла къ Коббс-Голю.
— Постоите! сказалъ я.— Я завтра ожидаю извстіи о мистер Фрэнклин Блэк. Дайте мн письмо и и пошлю его но почт.
Хромоногая Люси оперлась на свой костыль и посмотрла на меня черезъ плечо.
— Я передамъ ему изъ рукъ въ руки, сказала она:— и я не должна иначе передавать ему этого письма.
— Написать ему о томъ, что ни сказали?
— Напишите, что я его ненавижу. И вы скажете ему правду.
— Да, да, но какъ же насчетъ письма?…
— Ес.ш онъ хочетъ имть это письмо, онъ долженъ воротиться сюда и взять это письмо отъ меня.
Съ этими словами она заковыляла къ Коббс-Голю. Розыскная лихорадка уппчтожила во мн всякое достоинство. Я пошелъ за нею и старался заставить ее разговориться. Все напрасно! Я на мое несчастье былъ мущина — и Хромоногой Люси было пріятно обманывать мои ожиданія. Поздне въ этотъ день я пыталъ счастье съ ея матерью. Добрая мистрассъ Йолландъ могла только плакать и совтовать утшиться голландской бутылочкой. Я нашелъ рыбака на берегу. Онъ сказалъ, что ‘штука вышла непригодная’, и продолжалъ чинить сть. Ни отецъ, ни мать не знали боле того, что зналъ я. Оставалось попробовать одно средство и утромъ на писать къ мистеру Фрэнклину Блэку.
Предоставляю вамъ воображать, какъ я поджидалъ почтальона во вторникъ утромъ. Онъ принесъ мн два письма. Одно, отъ Пенелопы (у меня едва достало терпнія его прочесть), сообщало мн, что милэди и миссъ Рэчель благополучно переселились въ Лондонъ. Другое, отъ мистера Джефко, сообщало, что сынъ его господина уже ухалъ изъ Англіи.
Пріхавъ въ столицу, мистеръ Фрэнклинъ прямо отправился къ отцу. Онъ пріхалъ не совсмъ кстати. Мистэръ Блокъ старшій по уши былъ погруженъ въ свои занятія въ Нижней Палат и забавлялся дома въ этотъ вечеръ любимой парламентской игрушкой, которую они называютъ ‘частнымъ дломъ’. Самъ мистеръ Джефко провожалъ мистера Фрэнклина въ кабинетъ отца.
— Любезный Фрэнклинъ, что заставило тебя такъ неожиданно во мн явиться? Не случилось ли чего дурного?
— Да, случилось дурное съ Рэчель, я чрезвычайно огорченъ насчетъ ея,
— Съ прискорбіемъ слышу это. Но не могу слушать тебя теперь.
— Когда можете вы слушать?
— Милый мой мальчикъ! я не стану обманывать тебя. Я могу выслушать тебя по окончаніи этой сессіи, ни минуты раньше. Прощай!
— Благодарю васъ, сэръ, прощайте!
Таковъ быль разговоръ въ кабинет, переданный мн мистеромъ Джефко. Разговоръ не въ кабинет былъ еще короче.
— Джефко, посмотрите, въ какое время отправляется завтра пароходный поздъ.
— Сорокъ минутъ седьмого, мистеръ Фрэнклинъ
— Велите разбудить меня въ пять — Вы дете заграницу, сэръ?
— ду, Джефко, куда желзныя дороги увезутъ меня.
— Прикажете сказать нашему батюшк, сэръ?
— Да. скажите ему въ конц этой сессіи.
На слдующее утро мистеръ Фрэнклинъ отправился заграницу. Въ какое именно мсто халъ онъ, никто (включая и самого его) не могъ отгадать. Можетъ быть, мы получимъ отъ него извстія изъ Европы, Азіи, Африки или Америки. Возможность длилась наравн, по мннію мистера Джефко, между четырьмя странами земного шара.
Ото извстіе — лишивъ меня всякой возможности свести Хромоногую Люси и мистера Фрэнклина — остановило и дальнйшіе мои успхи на пути открытій. Мнніе Пенелопы, что ея подруга лишила себя жизни отъ безнадежной любви къ мистеру Фрэнклину Блэку, подтвердилось — вотъ и все. Заключалось или нтъ въ томъ письм, которое Розанна поручила передать ему посл своей смерти, признаніе, которое, какъ мистеръ Фрэнклинъ подозрвалъ, она пыталась сдлать ему при жизни, невозможно было сказать. Можетъ быть, это были только прощальныя слова, не обнаруживавшія ничего, кром тайны ея несчастной любви къ человку недоступному для нея. Или можетъ быть они высказывали всю правду о странныхъ поступкахъ, въ которыхъ уличилъ ее приставъ Кффъ, съ того времени, какъ пропалъ Лунный камень, до того времени, какъ она лишила себя жизни на Зыбучихъ Пескахъ. Хромоногой Люси было отдано запечатанное письмо, и оно оставалось запечатаннымъ для меня и для всхъ окружавшихъ эту двушку, включая и ея родителей. Мы вс подозрвали, что она пользовалась довріемъ покойницы, мы вс старались заставить ее высказаться, намъ всмъ это не удалось. То одна, то другая изъ служанокъ — все держась того мннія, что Розанна украла алмазъ и спрятала его — обшарили вс скалы, около которыхъ были найдены ея слды, и напрасно. Наставалъ приливъ и отливъ, прошло лто и пришла осень. А Зыбучіе Пески, скрывшіе тло, скрыли также и ея тайну.
Извстіе объ отъзд мистера Фрэнклина въ субботу утромъ и извстіе о прибытіи милэди въ Лондонъ съ миссъ Рэчель въ понедльникъ дошло до меня, какъ вамъ извстно, во вторникъ. Настала середа и не принесла ничего. Въ четвергъ явился новый бюджетъ новостей отъ Пенелопы.
Дочь моя сообщала мн, что какого-то знаменитаго лондонскаго доктора приглашали для ея барышни и что онъ получилъ гинею за то, что посовтовалъ развлекать ее. Цвточныя выставки, оперы, балы — цлый рядъ веселостей былъ впереди, и миссъ Речель, къ удивленію ея матери, съ жаромъ принимала участіе во всемъ. Мистеръ Годфри прізжалъ, по всему видимому. онъ по прежнему ухаживалъ за кузиной, несмотря на вріемъ, сдланный ему, когда онъ пробовалъ счастья въ день ея рожденія. Къ величайшему сожалнію Пенелопы, онъ былъ принятъ очень любезно и тутъ же вписалъ имя миссъ Рэчель въ члены комитета дамской благотворительности. Госпожа моя, во словамъ Пенелопы, была въ уныломъ расположеніи духа и имла два продолжительныхъ свиданія съ своимъ стряпчимъ. Затмъ слдовали нкоторыя разсужденія, относившіяся къ одной бдной родственниц — нкоей миссъ Клакъ, той самой, о которой я упоминалъ при описаніи обда въ день рожденья, она сидла возл мистера Годфри и имла пристрастіе къ шампанскому. Пенелопа удивлялась, что она еще не была. Наврно она скоро прицпится къ милади, по обыкновенію… и такъ дале я въ томъ же род, какъ женщины насмхаются одна надъ другою и словесно и письменно. Объ этомъ не стоило бы упоминать, еслибы не одно обстоятельство. Я слышу, что вы перейдете къ миссъ Клакъ, разставшись со мною. Въ такомъ случа сдлайте мн милость я не врьте ни одному ея слову, если она станетъ говоритъ о вашемъ нижайшемъ слуг.
Въ пятницу не случилось ничего — кром того, что у одной изъ собакъ показался за ухомъ нарывъ. Я далъ ей сиропъ изъ травъ и посадилъ ее пока на діэту. Извините, что я упомянулъ объ этомъ. У меня какъ-то вырвалось. Пожалуйста пропустите это. Я быстро приближаюсь къ концу моихъ погршностей противъ вашего современнаго образованнаго вкуса. Притомъ, собака была предоброе животное и заслуживала хорошаго леченія, право заслуживала.
Суббота — послдній день недли, также послдній я въ моемъ разсказ.
Утренняя почта принесла мн сюрпризъ въ вид лондонской газеты. Почеркъ адреса озадачилъ меня. Я сравнилъ его ст. именемъ и адресомъ ростовщика, записаннаго въ моей записной книг, и тотчасъ узналъ почеркъ пристава Кффа. Пересмотрвъ газету съ любопытствомъ, посл этого открытія, я нашелъ, что одно изъ полицейскихъ донесеніи было обведено чернилами Вотъ оно съ вашимъ услугамъ. Прочтите какъ я прочелъ, и вы справедливо оцпите вжливое вниманіе пристава, приславшаго мн новость дна:
‘Лумбетъ.— Незадолго до закрытія засданія мистеръ Септимусъ Люкеръ, извстный торговецъ старинными драгоцнными каменьями, рзьбой и пр. пр., обратился за совтомъ къ засдающимъ судьямъ. Проситель объяснилъ, что его безпокоили въ промежуткахъ этого дня поступки странствующихъ индійцевъ, толпящихся на улицахъ. Тхъ, на кого онъ жаловался, было трое. Отосланные полиціей, они воротились опять и пытались входить въ домъ подъ предлогомъ, что просятъ милостыни. Когда ихъ прогнали отъ парадной двери, ихъ потомъ нашли у задней. Кром непріятности отъ этихъ поступковъ, мистеръ Люкеръ выразилъ опасеніе, не замышляется ли воровство. Въ его коллекціи заключается много единственныхъ въ своемъ род вещей и классическихъ и восточныхъ самой высокой цны. Только наканун онъ былъ принужденъ отказать работнику, искусному въ рзьб (индійскому уроженцу), какъ мы поняли, но подозрнію въ покушеніи на воровство, и онъ вовсе не былъ увренъ, чтобъ этотъ человкъ и уличные фигляры, на которыхъ онъ жаловался, не дйствовали сообща. Можетъ быть, ихъ цлью было созвать толпу, произвести на улиц смятеніе и въ этой суматох получить доступъ къ дому. Въ отвтъ на вопрись судьи мистеръ Люкеръ сознался, что онъ не можетъ представить доказательствъ, чтобъ замышлялось покушеніе на воровство. Онъ могъ положительно жаловаться только на то, что индійцы надодали ему и мшали, но ни на что другое. Судья замтилъ, что если эта непріятность повторится, проситель можетъ призвать индійцевъ въ этотъ судъ, гд съ ними легко можетъ быть поступлено по закону. Что касается драгоцнностей, находящихся у мистера Люкера, то онъ самъ долженъ принять лучшія мры для ихъ сохраненія. Можтъ быть, онъ хорошо сдлаетъ, если дастъ знать полиціи и приметъ вс добавочныя предосторожности, которыя можетъ внушить опытность полицейскихъ чиновниковъ. Проситель поблагодарилъ судью и удалился.’
Говорятъ, что одинъ изъ древнихъ мудрецовъ совтовалъ своимъ ближнимъ (неизвстно, по какому случаю) ‘смотрть на конецъ’. Посмотрвъ на конецъ моихъ страницъ, вспомнивъ, какъ я удивлялся нсколько дней тому назадъ, какъ справлюсь съ моимъ разсказомъ, я вижу, что мое простое описаніе фактовъ дошло до заключенія очень прилично само по себ. Мкг переходили въ дл о Лунномъ камн отъ одного чуда бъ другому и кончаемъ самымъ большимъ чудомъ — то-есть исполненіемъ трехъ предсказаніи пристава Кффа раньше чмъ черезъ недлю отъ того времени, какъ одъ сдлалъ ихъ.
Получивъ извстіе отъ Йолдандовъ въ понедльникъ, я теперь получилъ извстіе объ индійцахъ и ростовщик — помните, сама миссъ Рэчель была тогда въ Лондон. Вы видите, я выставляю все въ самомъ худшемъ вид, даже когда это говоритъ противъ моихъ собственныхъ воззрній. Если вы бросаете меня и переходите на сторону пристава, имя передъ собой такія улики — если единственное раціональное объясненіе, какое можете вы видть, заключается въ томъ, что миссъ Рэчель и мистеръ Люкеръ вступили въ сношенія и Лунный камень находится въ залог у ростовщика — признаюсь, я не могу осуждать васъ. Въ темнот я довелъ васъ до этихъ поръ. Въ темнот принужденъ я васъ оставить съ моимъ нижайшимъ почтеніемъ.
Зачмъ принужденъ? можете вы спросить. Почему не взялъ лицъ, которыя шли со мною до-сихъ-поръ, въ т области высокаго свта, въ которыхъ и самъ засдаю?
Въ отвтъ на это я могу только сказать, что я дйствую по приказаніямъ и что эти приказанія были отданы мн (какъ я понимаю) въ интересахъ истины. Мн запрещено говорить боле въ этомъ разсказ, чмъ я самъ впалъ въ то время. Или, говоря ясне, я обязанъ строго держаться границъ моей собственной опытности и не долженъ сообщать вамъ то, что мн сказали другіе — по той достаточной причин, что ш будете имть свднія отъ самихъ этихъ другихъ лицъ изъ первыхъ рукъ. Въ дл о Лунномъ камн планъ состоитъ не въ томъ, чтобъ составлять докладъ, а чтобъ допрашивать свидтелей. Я представляю себ какого-нибудь члена семейства, читающаго эти страницы пятьдесятъ лтъ спустя. Боже! какъ ему будетъ лестно, что его просятъ не врить ничему по наслышк, а что съ нимъ обращаются во всхъ отношеніяхъ какъ съ предсдателемъ суда!
Итакъ, здсь мы разстаемся — по-крайней-мр теперь — посл долгаго странствованія вмст съ вами, съ дружелюбнымъ чувствомъ, я надюсь, съ обихъ сторонъ. Дьявольскій индійскій алмазъ очутился въ Лондон, и въ Лондонъ вы должны отправляться вслдъ за нимъ, оставивъ меня въ деревенскомъ дом. Пожалуйста извините погршности этого сочиненія — то, что я слишкомъ много говорилъ о себ и былъ, какъ боюсь, слишкомъ фамильяренъ съ вами. Я не имлъ никакого дурного умысла, и почтительнйше пью (только что кончивъ обдать) за ваше здоровье и благоденствіе элемъ ея сіятельства. Дай Богъ вамъ найти на этихъ листкахъ, дани санныхъ мною, то, что Робинзонъ Крузо нашелъ собственнымъ опытомъ на пустынномъ остров — то-есть что-нибудь успокоительное для васъ и для того, чтобъ занести въ описаніи Добра и Зла на страниц ‘Кредитъ’ въ приходо-расходной книг качествъ вашей жизни.— Прощайте!

КОНЕЦЪ ПЕРВАГО ПЕРІОДА.

ВТОРОЙ ПЕРІОДЪ — ОТКРЫТІЕ ИСТИНЫ (1848—1849).

Событія написанныя въ разныхъ разсказахъ.

ПЕРВЫЙ РАЗСКАЗЪ,
написанный миссъ Клакъ, племянницей покойнаго сэр-Джона Вериндера.

ГЛАВА I.

Я обязана моимъ любезнымъ родителямъ (они оба теперь на небесахъ) тмъ, что привычки къ порядку и акуратности были внушены мн съ самаго ранняго возраста.
Въ это счастливое давно прошедшее время меня научили держать волосы въ опрятномъ вид во вс часы дня и ночи и старательно складывать каждую вещь изъ моей одежды въ томъ же порядк, на томъ же стул и на томъ же мст въ ногахъ кровати, прежде чмъ лечь спать. Запись происшествіи дня въ моемъ маленькомъ дневник неизмнно предшествовала складыванію одежды. Вечерній гимнъ (повторяемый въ постели) неизмнно слдовалъ за складываніемъ. А сладкій сонъ дтства неизмнно слдовалъ за вечернимъ гимномъ.
Впослдствіи (увы!) гимнъ смнился грустными и горькими размышленіями, а сладкій сонъ замнился прерывистой дремотой, посщающей тревожное я озабоченное изголовье. Но я все продолжала складывать платье и писать мой маленькій дневникъ. Первая привычка связываетъ меня съ моимъ счастливымъ дтствомъ — до разоренія папа. Послдняя привычка — до-сихъ-поръ бывшая полезна мн, главное, въ томъ отношеніи, чтобы исправлять слабую натуру, которую мы вс наслдовали отъ Адама — неожиданно оказалась важною для моихъ смиренныхъ интересовъ совершенно въ другомъ отношеніи. Она позволила мн, бдной, исполнитъ прихоть одного богатаго члена нашей: фамиліи. Я такъ счастлива, что могу быть полезна (въ свтскомъ значеніи этого слова) мистеру Фрэнклину Блэку.
Нсколько времени я не имла никакихъ извстій объ этой благоденствующей отрасли нашей фамиліи. Когда мы были одиноки и бдны, о насъ часто забывали. Я теперь живу, для экономіи, въ маленькомъ бретанскомъ городк, въ которомъ находится избранный кругъ серьезныхъ англійскихъ друзей и который пользуется преимуществомъ имть протестантскаго пастора и дешевый рынокъ.
Въ этомъ уединенномъ уголку — Патмосъ среди ревущаго океана папизма, окружающаго насъ — письмо изъ Англіи дошло до меня наконецъ. Я узнаю, что о моемъ ничтожномъ существованіи вдругъ вспомнилъ мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ. Мой богатый родственникъ — хотлось бы мн прибавить ‘богатый душевными качествами родственникъ’ — пишетъ, даже не пытаясь скрывать, что я ему нужна. Ему пришла фантазія опять поднять скандалезную исторію Луннаго камня, и я должна помочь ему, написавъ разсказъ о томъ, чему я была свидтельницей въ дом тетки моей Вериндеръ въ Лондон. Мн предлагаютъ денежное вознагражденіе — съ недостаткомъ чувства, свойственнымъ богатымъ людямъ. Я должна опять раскрыть раны, едва закрытыя временемъ, я должна вызвать самыя мучительныя воспоминанія — и сдлавъ это, я должна считать себя вознагражденною новымъ терзаніемъ въ вид чека мистера Блэка. Натура моя слаба. Это стоило мн жестокой борьбы, прежде чмъ христіанское смиреніе побдило гршную гордость, и съ самоотверженіемъ приняла я чекъ.
Безъ моего дневника, я сомнваюсь — позвольте мн выразить это въ самыхъ грубыхъ выраженіяхъ — могла ли бы я честно заработать эти деньги, съ моимъ дневникомъ, честная труженица (прощающая мистеру Блэку оскорбленіе его) заслужитъ получаемую плату. Ничего не ускользнуло отъ меня въ то время, когда я гостила у милой тетушки Вериндеръ. Все записывалось (благодаря полученному мною воспитанію) нзо дня въ день, я все до малйшей подробности будетъ разсказано здсь. Мое священное уваженіе къ истин (слава Богу!) стоятъ выше уваженія къ людямъ. Мистеру Блэку будетъ легко уничтожить то, что окажется недостаточно лестно на этихъ страницахъ для особы, занимающей въ нихъ главное мсто. Онъ купилъ мое время, но даже ею богатство не можетъ купить моей совсти {Примчаніе, прибавленное Фрэнклиномъ Блэкомъ.— Миссъ Клакъ можетъ совершенно успокоиться на этотъ счетъ. Ничего не будетъ прибавлено, измнено или вычеркнуто изъ ея рукописи, также и во всхъ другихъ рукописяхъ, которыя пройдутъ черезъ моя руки. Какія мннія ни выражали бы писатели, какія особенности ни отличали бы, а въ литературномъ отношенія ни обезображивала бы разсказы, которые я теперь собираю, ни одна строчка не будетъ измнена съ начала до конца. Эти разсказы присылаются мн какъ подлинные документы и я сохраню ихъ въ такомъ вид, подкрпленные свидтельствами очевидцевъ, которые могутъ оцнивать факты. Остается только прибавитъ, что особа, играющая главную роль въ разсказ миссъ Клакъ, такъ счастлива въ настоящую минуту, что можетъ не только пренебречь колкимъ промъ миссъ Клакъ, но даже признать его неоспоримое достоинство какъ орудія, выставляющаго характеръ миссъ Клакъ.}.
Мой дневникъ сообщаетъ мн, что я случайно проходила мимо дома тетушки Вериндеръ на сквэр Монтагю, въ понедльникъ 3 іюля 1848 г.
Увидвъ, что ставни отперты, а сторы подняты, я почувствовала, что вжливость требуетъ постучаться и спросить. Лицо, отворившее дверь, сообщило мн, что тетушка и ея дочь (я право не могу назвать ее кузиной) пріхали изъ деревни недлю тому назадъ и намрены остаться въ Лондон на нсколько времени. Я тотчасъ поручила передать, что я не желаю ихъ тревожить, а только прошу сказать, не могу ли я быть имъ полезна. Лицо, отворявшее дверь, съ дерзкимъ молчаніемъ выслушало мое порученіе и оставило меня стоять въ передней. Это дочь одного нечестиваго старика по имени Беттереджа — давно, слишкомъ давно терпимаго въ семейств моей тетки. Я сла въ передней ждать отвта — и имя всегда нсколько религіозныхъ брошюръ въ моемъ мшк, выбрала одну, которую очень кстати модно было примнить къ лиду отворившему дверь. Передняя была грязна, стулъ жесткій, но блаженное сознаніе въ томъ, что я плачу добромъ за зло, поставило меня выше такихъ ничтожныхъ соображеній. Брошюра эта была одною изъ цлой серіи брошюръ, написанныхъ для молодыхъ женщинъ о грх нарядовъ. Слогъ былъ набожный и очень простой, заглавіе: ‘Словечко съ нами о лентахъ къ вашему чепчику’.
Милэди очень васъ благодарить и проситъ васъ завтракать завтра въ два часа.
Пропускаю тонъ, которымъ она передала мн это порученіе, и ужасную смлость взгляда. Я поблагодарила юную гршницу и сказала тономъ христіанскаго участія:
— Не сдлаете ли вы мн одолженія принять эту брошюру?
Она посмотрла на заглавіе.
— Мущиной или женщиной написана она, миссъ? Если она написана женщиной, я по этому самому не стану читать. Если она написана мущиной, пожалуйста скажите ему, что онъ въ этомъ ничего не понимаетъ.
Она отдала мн назадъ брошюру и отворила дверь. Мы должны сять смена добра какимъ бы то ни было образомъ. Я подождала, пока дверь заперли за мною, и сунула брошюру въ ящикъ для писемъ. Когда я сунула другую брошюру сквозь ршетку сквэра, я почувствовала облегченіе въ нкоторой степени насчетъ тяжелой отвтственности относительно другихъ.
У насъ былъ митингъ въ этотъ вечеръ въ ‘Материнскомъ Попечительномъ Комитет о превращеніи отцовскихъ панталонъ въ дтскіе’. Цль этого превосходнаго благотворительнаго общества состоитъ въ томъ — такъ извстно всмъ серьезнымъ людямъ — чтобъ выкупать отцовскіе панталоны отъ закладчиковъ и не допускать, чтобъ ихъ взялъ опять неисправимый родитель, а перешивать ихъ немедленно для его невиннаго сына. Въ то время я была членомъ этого избраннаго комитета, и я упоминаю здсь объ этомъ обществ потому, что мой драгоцнный и чудный другъ мистеръ Годфри Эбльуайтъ раздлялъ нашъ трудъ моральной и матеріальной пользы. Я ожидала видть его въ комитет въ понедльникъ вечеромъ, о которомъ я теперь нишу, и намревалась сказать ему, когда мы встртимся, о прізд въ Лондонъ милой тетушки Вериндеръ. Къ моей крайней досад, онъ вовсе тамъ не былъ. Когда я выразила удивленіе относительно его отсутствія, мои сестры но комитету вс подняли глаза съ панталонъ (у насъ итого было дла въ этотъ вечеръ) и спросили съ изумленіемъ, разв я не слышала о томъ, что случилось. Я призналась въ моемъ невдніи и тогда мн разсказали въ первый разъ о происшествіи, которое составляетъ, такъ сказать, начальный пунктъ этого разсказа. Въ прошлую пятницу два джентльмэна — занимающіе совершенно различное положеніе въ обществ — были жертвами оскорбленія, изумившаго весь Лондонъ. Одинъ изъ этихъ джентльмэновъ былъ мистеръ Септимусъ Люкеръ, живущій въ Лэмбет, другой мистеръ Годфри Эбльуайтъ.
Живя теперь уединенно, я не имю возможности помстить въ моемъ разсказ извстіе объ угонъ оскорбленіи, напечатанное тогда въ газетахъ. Я была лишена въ то время неоцненнаго преимущества услышать эти происшествія, разсказанныя пылкимъ краснорчіемъ мистера Годфри Эбльуайта. Я могу только представить факты, какъ они были представлены мн вечеромъ въ тотъ понедльникъ, дйствуя но плану, который научили меня съ дтства примнять къ складыванію моихъ платьевъ. Все должно быть сдлано акуратно и все должно быть подобно на свое мсто. Эти строчки написаны бдной, слабой женщиной. Отъ бдной, слабой женщины кто будетъ имть жестокость ожидать большаго?
Это случилось — по малости моихъ любезныхъ родителей ни одинъ словарь когда-либо написанный не можетъ быть акуратне меня на счетъ чиселъ — въ пятницу 30 іюня 1848 г.
Рано утромъ въ этотъ достопамятный день нашъ талантливый мистеръ Годфри пошелъ мнять чекъ въ одномъ банкирскомъ дом бъ Ломбардской улиц. Названіе фирмы случайно зачеркнуто въ моемъ дневник, а мое священное уваженіе къ истин запрещаетъ мн отважиться на догадку въ дл такого рода. Къ счастью, имя фирмы не иметъ никакого отношенія къ этому длу. А иметъ отношеніе одно обстоятельство, случившееся, когда мистеръ Годфри кончилъ свое дло. Въ дверяхъ онъ встртилъ джентльмэна — совершенно ему незнакомаго — который случайно выходилъ изъ конторы въ одно время съ нимъ. Они размнялись вжливостями относительно того, его первый долженъ пройти въ дверь банка. Незнакомецъ настоялъ, чтобы мистеръ Годфри прошелъ прежде него, мистеръ Годфри сказалъ нсколько вжливыхъ словъ, они поклонились и разошлись на улиц.
Легкомысленные и поверхностные люди могутъ сказать: вотъ ужъ конечно самый ничтожный случай, разсказанный нелпоподробнымъ образомъ. О, мои юные друзья я ближніе по грхамъ! остерегайтесь полагаться на вашъ бдный тлесный разумъ. О, будьте нравственно опрятны! Пусть ваша вра будетъ такъ же чиста, какъ ваши чулки, а ваши чулки такъ же чисты, какъ ваша вра. И то и другое должно быть безукоризненно, и то и другое должно быть у васъ подъ рукою.
Прошу у васъ тысячу извиненій. Я нечувствительно перешла къ моему слогу воскресныхъ школъ. Это чрезвычайно неприлично въ подобномъ разсказ. Позвольте мн постараться сдлаться боле свтской — позвольте мн сказать, что бездлицы въ этомъ случа, какъ я во многихъ другихъ, ведутъ къ ужаснымъ послдствіямъ. Только предварительно пояснивъ, что вжливый джентльмэнъ былъ мистеръ Люкеръ изъ Лэмбета, мы теперь, послдуемъ за мистеромъ Годфри въ его домъ въ Кильбрн,
Онъ нашелъ въ передней ожидавшаго его бдно одтаго, но деликатнаго и интересной наружности мальчика. Онъ подалъ ему письмо, только упомянувъ, что ему дала его одна стали госпожа, которую онъ не зналъ и которая не велла ему ждать отвта. Такіе случаи бывали не рдки въ огромной практик мистера Годфри, какъ члена благотворительныхъ обществъ. Онъ отпустилъ мальчика и распечаталъ письмо.
Почеркъ былъ совершенно незнакомъ ему. Въ письм приглашали его черезъ часъ въ одинъ домъ въ Нортумберландской улиц. Человкъ довольно почтенной наружности, хотя немножко толстый, отворилъ дверь, и услыхавъ имя мистера Годфри, тотчасъ провелъ его въ пустую комнату съ задней стороны дола въ бель-этажъ. Онъ примтилъ дв необыкновенныя вещи, когда вошелъ въ комнату. Во-первыхъ, слабый запахъ мускуса и камфоры, во-вторыхъ, старинную восточную рукопись, богато иллюстрированную индійскими фигурами и девизами, которая лежала развернутая на стол.
Онъ смотрлъ на книгу, стоя спиною въ запертой двери, сообщавшейся съ передней комнатой, когда вдругъ, хотя ни малйшій шумъ не предупредилъ его, почувствовалъ, какъ его схватили за шею сзади. Онъ только что усплъ примтить, что рука, схватившая его за шею, была голая и смуглая, прежде чмъ глаза его были завязаны, ротъ заткнутъ кляпомъ, а онъ брошенъ на полъ (какъ ему показалось) двумя людьми. Третій обшарилъ его карманы и — если только какъ дама я могу отвалиться употребить такое выраженіе — обыскалъ его безъ церемоніи съ ногъ до головы.
Тутъ я съ величайшимъ удовольствіемъ сказала бы нсколько успокоительныхъ словъ о набожномъ упованіи, которое одно только могло поддержать мистера Годфри въ такомъ страшномъ и непредвиднномъ случа. Можетъ быть, однако положеніе и наружный видъ моего чуднаго друга въ самый крайній періодъ оскорбленія (выше описаннаго) не подходитъ къ приличнымъ границамъ женскаго сужденія. Пропустимъ нсколько минутъ и воротимся къ мистеру Годфри въ то время, когда гнусный обыскъ былъ конченъ. Оскорбленіе совершалось въ мертвомъ молчаніи. Когда оно было кончено, невидимые злоди размнялись нсколькими словами на язык, котораго мистеръ Годфри не понималъ, но такимъ тономъ, который ясно выражалъ (для его образованнаго слуха) обманутое ожиданіе и ярость. Его вдругъ приподняли съ пола, посадили на стулъ и привязали къ нему руками и ногами. Черезъ минуту онъ почувствовалъ, какъ воздухъ пахнулъ изъ открытой двери, прислушался и убдился, что онъ опять одинъ въ комнат.
Прошелъ нкоторый промежутокъ, и мистеръ Годфри услыхалъ шумъ похожій на шелестъ женскаго платья. Шумъ этотъ поднимался на лстницу и остановился. Женскій крикъ пронесся по атмосфер преступленія. Мужской голосъ снизу воскликнулъ! ‘Эй!’ и мужская походка послышалась на лстниц. Мистеръ! Годфри почувствовалъ, какъ христіанскіе пальцы развязывали его и вынимали изъ рта его кляпъ. Онъ съ удивленіемъ посмотрлъ на двухъ незнакомцевъ почтенной наружности и слабо воскликнулъ,
— Что это значитъ?
Два незнакомца почтенной наружности оглянулись и сказали!
— Именно этотъ вопросъ мы хотимъ сдлать вамъ.
Послдовало неизбжное объясненіе. Нтъ! позвольте мн упомянуть обо всемъ подробно. Прежде принесли нюхательная спирта и воды, чтобы успокоить нервы милаго мистера Годфри. Объясненія послдовали потомъ.
Изъ разсказа хозяина и хозяйки дома (людей, пользовавшихся хорошей репутаціей между сосдями) оказалось, что ихъ первый и второй этажъ былъ нанятъ наканун на недлю джентельмэномъ почтенной наружности, тмъ самымъ, который отворилъ дверь на стукъ мистера Годфри. Джентльменъ этотъ заплатилъ впередъ за цлую недлю, сказавъ, что комнаты эти надобны для трехъ восточныхъ вельможъ, его друзей, которые постили Англію и первый разъ. Утромъ въ день нанесеннаго оскорбленія два восточныхъ незнакомца, въ сопровожденіи ихъ почтеннаго англійскаго друга, перехали на эту квартиру. Третьяго ожидали и нимъ вскор, а поклажа (очень большая, какъ сказали) должна была прибыть къ нимъ позже въ этотъ день изъ таможни. Минутъ за десять до прихода мистера Годфри явился третій незнакомецъ. Не случилось ничего необыкновеннаго, на сколько было извстно хозяину и хозяйк, которые находились внизу до-тхъ-поръ, пока пять минуть тому назадъ три иностранца въ сопровожденіи ихъ англійскаго друга почтенной наружности вс вмст вышли изъ дома и спокойно пошли пшкомъ по направленію къ Странду. Хозяйка вспомнила, что приходилъ господинъ и такъ какъ она не видала, чтобы онъ вышелъ изъ дома, то ей показалось странно, зачмъ этотъ господинъ остался наверху одинъ. Поговоривъ съ мужемъ, она сочла необходимымъ удостовриться, не случилось ли чего-нибудь. Послдовалъ результатъ, который я описала уже выше, этимъ и кончилось объясненіе хозяина и хозяйки.
Въ комнат произведенъ былъ осмотръ. Всгда милаго мистера Годфри были разбросаны но вс стороны. Когда ихъ собрали однако, все оказалось на лицо, часы, цпочка, кошелекъ, ключи, носовой платокъ, записная книжка и вс бумаги, находившіяся при немъ, были старательно разсмотрны и потомъ оставлены въ совершенной цлости. Точно такимъ же образомъ ни малйшая вещица изъ имущества хозяевъ дома не была унесена. Восточные вельможи взяли только свою иллюстрированную рукопись и больше ничего.
Что это значитъ? Смотра съ мірской точки зрнія, это повидимому значило, что мистеръ Годфри былъ жертвою какой-то непонятной ошибки, сдланной какими-то неизвстными людьми. Какой-то темный заговоръ дйствовалъ среда насъ и нашъ возлюбленный невинный другъ попался въ его сти. Когда христіанскій герой сотни благотворительныхъ жертвъ погружается къ яму, вырытую для него ошибкой — о, какое это предостереженіе для всхъ насъ остальныхъ безпрестанно быть насторож! Какъ скоро могутъ наши собственныя дурныя страсти оказаться восточными вельможами, врасплохъ устремляющимися на насъ!
Я могла бы написать множество страницъ дружескихъ предостереженій на эту тему, но (увы!) мн не дозволяютъ исправлять — я осуждена разсказывать. Чекъ моего богатаго родственника — отнын тирана моей жизни — предостерегаетъ меня, что я еще не покончила съ разсказомъ о насиліи. Мы должны оставить мистера Годфри приходить въ себя въ Нортумберлендской улиц и послдовать за мистеромъ Люкеромъ нсколько поздне въ этотъ день.
Но выход изъ замка, мистеръ Люкеръ обходилъ по дламъ разныя части Лондона. Воротившись домой, онъ нашелъ письмо, ожидавшее его, которое, какъ ему сказали, недавно оставилъ какой-то мальчикъ, И тутъ, какъ въ письм мистера Годфри, почеркъ былъ незнакомъ, упоминалось имя одного изъ кліентовъ мистера Люкера. Корреспондентъ сообщалъ (письмо было написано отъ третьяго лица — вроятно помощникомъ), что онъ неожиданно былъ вызванъ въ Лондонъ. Онъ помстился на квартир на Альфредской площади и желалъ немедленно видть мистера Люкера по поводу одной покупки, которую онъ намревался сдлать. Джентльменъ этотъ былъ восторженный собиратель восточныхъ древностей и много лтъ былъ щедрымъ кліентомъ магазина мистера Люкера въ Лэмбет. О, когда мы перестанемъ поклоняться маммон! Мистеръ Люкеръ взялъ кэбъ и немедленно похалъ къ своему щедрому кліенту.
Именно все, что случилось съ мистеромъ Годфри въ Нортумбердандской улиц, случилось и съ мистеромъ Люкеромъ на Альфредской площади. Опять человкъ почтенной наружности отворилъ дверь и провелъ гостя въ заднюю гостиную. Тутъ опять на стол лежала иллюстрированная рукопись. Вниманіе мистера Люкера было поглощено, какъ и вниманіе мистера Годфри, этимъ чуднымъ произведеніемъ индійскаго искусства. Онъ также вдругъ почувствовалъ смуглую, голую руку вокругъ своей шеи, ему также были завязаны глаза, въ ротъ сунутъ кляпъ. Онъ также былъ брошенъ на земь и обысканъ съ ногъ до головы, Наступившій за тмъ промежутокъ былъ длинне чмъ испыталъ мистеръ Годфри, но онъ кончился, какъ прежде, тмъ, что хозяева дома, подозрвая что-то нехорошее, пошли наверхъ посмотрть, что случилось. Именно такое же объясненіе, какое хозяинъ въ Нортумберландской улиц далъ мистеру Годфри, хозяинъ Альфредской площади далъ теперь мистеру Люкеру. Оба были обмануты одинаковымъ образомъ благовиднымъ предлогомъ и туго набитымъ кошелькомъ незнакомца почтенной наружности, который будто бы дйствовалъ для своихъ заграничныхъ друзей. Единственная разница случилась, когда разбросанныя вещи изъ кармановъ мистера Люкера были собраны съ пола. Его часы и кошелекъ были цлы, но (онъ былъ не такъ счастливъ, какъ мистеръ Годфри) одна изъ бумагъ его была унесена. Бумага эта была росписка одной вещи очень дорогой цны, которую мистеръ Люксръ въ этотъ день отдалъ на сохраненіе своимъ банкирамъ. Этотъ документъ будетъ безполезенъ для плутовства, такъ какъ эта драгоцнная вещь должна быть отдана только лично самому владльцу. Какъ только мистеръ Люкеръ оправился, онъ поспшилъ въ банкъ, на тотъ случай, что воры, обокравшіе его, могутъ по невднію явиться съ этого роспискою. Когда онъ пришелъ въ банкъ, никто не видалъ ихъ тамъ, не видали ихъ и впослдствіи. Ихъ почтенный англійскій другъ (по мннію банкира) разсмотрлъ росписку прежде, чмъ они покусились воспользоваться ею, и предостерегъ ихъ во-время.
Свднія объ обоихъ оскорбленіяхъ были сообщены полиціи и надлежащіе розыски продолжались, какъ я думаю, съ большой энергіей. Полицейскія власти думали, что замышлялось воровство на основанія недостаточныхъ свдній, полученныхъ порами. Очевидно, они не были уврены, не передалъ ли мистеръ Тикеръ другому свою драгоцнную вещь, а бдный вжливый мистеръ Годфри поплатился за то, что случайно поговорилъ съ нимъ. Прибавьте къ этому, что отсутствіе мистера Годфри на нашемъ митинг въ понедльникъ вечеромъ произошло отъ совщанія полицейскихъ властей, при которомъ его просили присутствовать — и такъ какъ вс требуемыя объясненія были теперь даны, то я могу продолжать боле простой разсказъ о томъ, что я сама лично испытала на сквер Монтэгю.
Я акуратно явилась къ завтраку во вторникъ. Справляясь съ моимъ дневникомъ, я нахожу, что это былъ день на половину удачный, на половину нтъ — о многомъ можно пожалть, за многое можно быть благодарнымъ.
Милая тетушка Вериндеръ приняла меня съ обычной любезностью и добротой. По я примтила черезъ нсколько времени, что вроятно случилось что-нибудь непріятное. У тетушки вырвалось нсколько тревожныхъ взглядовъ, направленныхъ на ея дочь. Я сама никогда не вижу Рэчель безъ того, чтобъ не удивляться, какимъ образомъ такая ничтожная двушка можетъ быть дочерью такихъ замчательныхъ родителей, какъ сэр-Джонъ и лэди Beриндеръ. Теперь же она не только разочаровала — она просто оскорбила меня. Въ ея разговор и обращеніи было отсутствіе всякой сдержанности, которое было очень непріятно видть. Она находилась въ какомъ-то лихорадочномъ волненіи, которое заставляло ее смяться необыкновенно громко, и — какой грхъ!— капризно пренебрегала кушаньями и напитками за завтракомъ. Мн очень было жаль ея бдную мать, даже прежде чмъ мн сдлалось извстно настоящее положеніе дла. По окончаніи завтрака тетушка сказала:
— Помни, что докторъ сказалъ теб, Рэчель, чтобъ ты успокоивала себя книгами посл завтраки.
— Я пойду въ библіотеку, мама, отвчала она.— Но если Годфри прідетъ, велите мн сказать. Я умираю отъ желанія узнать О немъ подробне посл его приключенія въ Нортумберландской улиц.
Она поцловала мать въ лобъ и посмотрла на меня.
— Прощайте, Клакъ! сказала она небрежно
Ея дерзость не разсердила меня. Я только дала себ слово молиться за нее. Когда мы остались одн, тетушка разсказала мн ужасную исторію объ индійскомъ алмаз, которую, какъ я: узнала съ радостью, мн нтъ никакой надобности повторять здсь. Она не скрывала отъ меня, что предпочла бы умолчать, объ этомъ. Но когда вс ея слуги знали о пропаж алмаза и когда о нкоторыхъ обстоятельствахъ было напечатано въ газетахъ — когда посторонніе разсуждали о томъ, была ли когда-нибудь связь между тмъ, что случилось въ деревенскомъ дом лэди Вериндеръ, и въ Нортумберландской улиц, и на Алфредской площади — о скрытности нечего было и думать и полная откровенность сдлалась не только добродтелью, но и необходимостью.
Многіе, услышавъ то, что я теперь слышала, вроятно были бы поражены изумленіемъ. Я съ своей стороны зная, что характеръ Рэчель не былъ исправляемъ съ самаго дтства, была приготовлена ко всему, что тетушка могла сказать о своей дочери. Могло быть еще хуже и окончиться убійствомъ, а я все-таки сказала бы себ: ‘Естественный результатъ! О, Боже, Боже! естественный результатъ!’ Меня оскорбило только то, какъ тетушка поступила въ этомъ случа. Вотъ ужъ тутъ слдовало дйствовать пастору, а лэди Вериндеръ думала, что надо обратиться къ доктору. Всю свою раннюю жизнь моя бдная тетушка провела въ безбожномъ дом своего отца. Опять естественный результатъ! О, Боже, Боже, опять естественный результатъ!
— Доктора предписали движеніе и развлеченіе для Рэчель и сильно убждали меня какъ можно боле отвлекать ея мысли отъ прошлаго, сказала лэди Вериндеръ.
‘О! какой языческій совтъ’, подумала я. ‘Въ такой христіанской стран какой языческій совтъ!’
Тетушка продолжала:
— Я употребляю все возможное, чтобъ исполнять эти предписанія. Но это странное приключеніе съ Годфри случилось въ самое неудачное время. Рэчель сдлалась чрезвычайно растревожена и взволнована посл того, какъ она услыхала объ этомъ въ первый разъ. Она не дала мн покоя, пока я не написала и не просила моего племянника Эбльуайта пріхать къ намъ. Она даже принимаетъ участіе въ другомъ человк, съ которымъ было поступлено грубо — въ мистер Люкер, или что-то похожее на это имя — хотя, разумется, этотъ человкъ совершенно посторонній для нея — Ваше знаніе свта, милая тетушка, гораздо выше моего, сказала я недоврчиво.— Но наврно есть причина для страннаго поведенія Рэчель. Она скрываетъ гршную тайну отъ васъ и отъ всхъ. Нтъ, ты чего-нибудь въ этихъ недавнихъ происшествіяхъ, что угрожаетъ открытіемъ ея тайн?
— Открытіемъ? повторила тетушка.— Что вы хотите этимъ сказать? Открытіемъ черезъ мистера Люкера? Открытіемъ черезъ коего племянника?
Когда эти слова сорвались съ ея губъ, случилось особенно счастливое обстоятельство. Слуга отворилъ дверь и доложилъ о мистер Годфри Эбльуайт.

Глава II.

Мистеръ Годфри явился вслдъ за докладомъ — и нешто такъ, какъ мистеръ Годфри длаетъ все — какъ-разъ въ надлежащее время. Онъ не такъ скоро вошелъ за слугой, чтобъ испугать насъ. Онъ не столько медлилъ, чтобъ доставить намъ двойное неудобство ожиданія и открытой двери. Истинный христіанинъ виднъ въ исполненіи обязанностей ежедневной жизни. Этотъ милый человкъ исполнилъ все какъ слдуетъ.
— Поди къ миссъ Вериндеръ, обратилась тетушка къ слуг:— я скажи ей, что мистеръ Эбльуайтъ здсь.
Мы об освдомились объ его здоровьи. Мы об спросили вмст, оправился ли онъ посл своего страшнаго приключенія на прошлой недл. Съ совершеннйшимъ тактомъ усплъ онъ отвчать намъ въ одну и ту же минуту. Лэди Вериндеръ получила его отвтъ словами, а мн досталась его очаровательная улыбка.
— Чмъ я заслужилъ все это сочувствіе? вскричалъ онъ съ безконечной нжностью.— Милая тетушка! Милая миссъ Клакъ! Меня только приняли за кого-то другого, мн только завязало глаза, меня только чуть не задушили, меня только бросили на спину на очень тонкій коверъ, покрывавшій особенно жесткій полъ. Представьте себ, что могло быть хуже! Я могъ быть убитъ, меня могли обокрасть. Чего я лишился? Ничего, кром Нервной Силы — которую законъ не признаетъ собственностью, такъ что въ строгомъ смысл я не лишился ничего. Еслибы я могъ поступить по своему, я скрылъ бы это приключеніе. Мн непріятна вся эта суматоха и гласность. Но мистеръ Дилеръ разгласилъ свои обиды, и мои обиды, какъ естественное слдствіе, были провозглашены въ свою очередь. Я сдлался собственностью газетъ, такъ что кроткому читателю скоро надостъ этотъ предметъ. Мн самому онъ надолъ. Дай Богъ, чтобы кроткій читатель скоре послдовалъ моему примру! Какъ здоровье милой Рэчель? Она все еще наслаждается лондонскими веселостями? Очень радъ слышать это. Миссъ Клакъ, мн нужно все ваше снисхожденіе. Я ужасно запустилъ мои дла по комитету и моихъ любезныхъ дамъ. Но я надюсь заглянуть на слдующей недл въ общество Материнскаго Попечительства. Много вы успли въ понедльникъ? Иметъ комитетъ хорошія надежды насчетъ будущаго? Много у насъ запасено панталонъ?
Небесная кротость его улыбки длала непреодолимымъ его извиненіе. Богатство его густого голоса прибавило свое неописанное очарованіе къ интересному дловому вопросу, съ которымъ онъ обратился ко мн. У насъ было запасено почти слишкомъ много панталонъ, мы были совершенно завалены ими. Я только что хотла это сказать, когда дверь опять отворилась и элементъ мірской тревоги явился въ комнату въ вид миссъ Вериндеръ.
Она подбжала къ мистеру Годфри съ неприличной скоростью, волосы ея были ужасно растрепаны, а лицо — какъ бы мн сказать?— неприлично раскраснлось.
— Какъ я рада видть васъ. Годфри! обратилась она къ нену, я съ огорченіемъ должна прибавить, тономъ молодого человка, говорящаго съ пріятелемъ.— Какъ жалъ, что въг не орите зли съ собою мистера Люкера! Вы и онъ (пока продолжается наше теперешнее волненіе) теперь самые интересные поди ко всемъ Лондон. Жаль говорить это, это не хорошо, отъ этого инстинктивно трепещетъ благовоспитанная душа миссъ Клакъ. Нужды нтъ, разскажите мн сейчасъ всю исторію, случившуюся въ Нортумберландской улиц. Я знаю, что газеты не упомянули обо всемъ.
Даже милый мистеръ Годфри наслдовалъ падшую натуру, которая намъ всмъ досталась отъ Адама — это весьма малая доля нашего наслдства, но увы! она ему досталась. Признаюсь, мн больно было видть, какъ онъ взялъ руку Рэчель въ об свои руки и тихо приложилъ ее къ лвой сторон своего жилета. Это было прямымъ поощреніемъ ея неприличному разговору и ея дерзкому намеку на меня.
— Дражайшая Рэчель, сказалъ онъ тмъ же самымъ голосимъ, который пронзилъ меня, когда онъ говорилъ о нашихъ надеждахъ и нашихъ панталонахъ: — газеты разсказали вамъ все — и разсказали гораздо лучше, чмъ могу разсказать я.
— Годфри думаетъ, что мы вс приписываемъ слишкомъ большую важность этому длу, замтила тетушка.— Онъ толку что сейчасъ сказалъ, что не любитъ говорить объ этомъ.
— Почему?
Она сдлала этотъ вопросъ съ внезапной молніей въ глазахъ и вдругъ взглянувъ въ лицо мистеру Годфри. Онъ съ своей стороны посмотрлъ на нее съ снисхожденіемъ такимъ неблагоразумнымъ и незаслуженнымъ, что я почувствовала себя принужденной вмшаться.
— Милая Рэчель! кротко замтила я: — истинное величіе и истинное мужество всегда скромны.
— Вы очень добрый человкъ въ своемъ род, Годфри продолжала Рэчель — замтьте, все не обращая на меня ни малйшаго вниманія и все говоря съ своимъ кузеномъ, какъ молодой человкъ съ пріятелемъ:— но я совершенно уврена, что я не великій человкъ, и не думаю, чтобы вы обладали необыкновеннымъ мужествомъ, я твердо убждена, что если въ васъ была какая-нибудь скромность, то ваши обожательницы избавили васъ отъ этой добродтели много лтъ, тому назадъ. У васъ есть какая-нибудь тайная причина не говорить о вашемъ приключеніи въ Нортумберландской улиц я я намрена ее узнать.
— Моя причина очень простая и въ ней признаться очень легко, отвчалъ онъ все съ величайшимъ къ ней снисхожденіемъ: — мн надоло говорить объ этомъ.
— Вамъ надоло? Милый Годфри, я сдлаю вамъ замчаніе.
— Какое?
— Вы живете слишкомъ много въ женскомъ обществ, вслдствіе этого у васъ явились дв очень дурныя привычки. Вы научились серьезно разговаривать о пустякахъ и пріучились лгать для одного удовольствія говорить ложь. Вы не можте дйствовать прямо съ вашими обожательницами. Я намрена заставить васъ прямо дйствовать со мною. Подите сюда и сядьте. Я пылаю нетерпніемъ закидать васъ прямыми вопросами и надюсь заставить васъ надавать мн прямыхъ отвтовъ.
Ола просто дотащила его черезъ комнату къ стулу у окна, гд свтъ падалъ на его лицо. Съ глубокимъ огорченіемъ чувствую я себя принужденной пересказывать подобныя слова и описывать подобное поведеніе. Но побуждаемая съ одной стороны чекомъ мистера Фрэнклина Блэка, а съ другой моимъ священнымъ уваженіемъ къ истин, что я должна длать? Я посмотрла на тетушку. Она сидла неподвижно, повидимому вовсе не располагая вмшаться. Прежде я никогда, не примчала въ ней такого оцпеннія. Это была можетъ быть реакція посл того тревожнаго времени, которое она провела въ деревн. Это былъ не весьма пріятный симптомъ, отъ чего бы онъ ни происходилъ, въ лтахъ милой лэди Вериндеръ и при ея осенней полнот.
Между тмъ Рэчель сла у окна съ нашимъ любезнымъ и терпливымъ — съ нашимъ слишкомъ терпливымъ — мистеромъ Годфри. Она принялась за вопросы, которыми угрожала ему, обращая такъ мало вниманія на свою мать и на меня, какъ будто насъ не было въ комнат.
— Полиція ничего не открыла, Годфри?
— Ршительно ничего.
— Это врно, я полагаю, что три человка, разставившіе вамъ ловушку, были т самые, которые потомъ разставили ловушку мистеру Люкеру?
— Въ этомъ не можетъ быть никакого сомннія, милая Рэчель.
— И ни малйшаго слда этихъ людей не было найдено?
— Ни малйшаго слда.
— Думаютъ — неправда ли?— что эти три человка т самые три индійца, которые приходили въ нашъ домъ въ деревн.
— Нкоторые думаютъ такъ.
— А вы это думаете?
— Милая Рэчель, мн завязали глаза прежде, чмъ я усплъ видть ихъ лица. Я ршительно ничего не знаю объ этомъ. Какъ я могу выразить какое-нибудь мнніе?
Вы видите, что даже ангельская кротость мистера Годфри начала наконецъ пропадать отъ гоненія, наложеннаго на него. Необузданное ли любопытство или неукротимый страхъ управляй вопросами миссъ Вериндеръ, я не возьму на себя разузнать, и только сообщаю, что когда мистеръ Годфри хотлъ встать посл своего отвта, она просто схватила его за оба плеча и заставила ссть на стулъ. О, не говорите, чти это было нескромно! Не намекайте даже, что только одна тревога виновнаго ужаса могла объяснить такое поведеніе, какое описала я! Мы не должны осуждать другихъ. Мои христіанскіе друзья, право, право, право мы не должны осуждать другихъ!
Она не смущаясь продолжала свои вопросы. Усердные читатели библіи можетъ быть вспомнятъ — какъ вспомнила я — объ ослпленныхъ сынахъ демона, продолжавшихъ свои оргіи передъ потопомъ.
— Я желаю знать о мистер Люкер, Годфри.
— Я опять несчастливъ, Рэчель. Никто не знаетъ мене о мистер Люкер, чмъ я.
— Вы не видали его прежде, чмъ вы встртились съ нимъ въ банк?
— Никогда.
— А посл того вы видли его?
— Да. Я асъ допрашивали и вмст и отдльно въ полиціи.
— У мистера Люкера отняли росписку, которую онъ получилъ отъ своего банкира — кажется? Какая это была росписка?
— На одну драгоцнность, которую онъ отдалъ на сохраненіе въ банкъ.
— Такъ было сказано въ газетахъ. Этого можетъ быть довольно для читателей вообще, но недовольно для меня. Врно въ росписк банкира было сказано, какая это драгоцнность?
— Мн говорили, Рэчель, что въ банкирской росписк не было сказано ничего подобнаго. Драгоцнность, принадлежавшая мистеру Люкеру, запечатанная его печатью и отданная къ банкъ ни сохраненіе съ тмъ, чтобъ быть выданной обратно только одному ему — вотъ все, что я знаю объ этомъ.
Рэчель подождала съ минуту посл того, какъ онъ сказалъ это, взглянула да мать и вздохнула. Потомъ посмотрла опять на. мистера Годфри и продолжала:
— Наши частныя дла, сказала она: — попали въ газеты.
— Съ прискорбіемъ долженъ это сказать.
— И нкоторые праздные люди, совершенно для насъ чужіе, стараются провести связь между тмъ, что случилось въ нашемъ дом въ Йоркшир, и тмъ, что случилось посл того здсь въ Лондон.
— Я боюсь, что любопытство публики принимаетъ этотъ оборотъ.
— Люди, говорящіе, что три неизвстныхъ человка, оскорбившіе васъ и мистера Люкера — индійцы, говорятъ также, чти драгоцнность…
Тутъ Рэчель остановилась. Она длалась постепенно блдне и блдне въ лиц. Необыкновенно черные ея волосы длали эту блдность, по контрасту, такой страшной, что мы вс думали, что съ ней сдлается обморокъ въ ту минуту, когда ива остановилась въ середин своего вопроса. Милый мистеръ Годфри сдлалъ вторую попытку встать со стула. Тетушка умоляла ее не говорить боле. Я подоспла на помощь тетушк съ скромнымъ залогомъ мира въ вид склянки съ нюхательной солью. никто изъ насъ не произвелъ на нее ни малйшаго дйствія.
— Годфри, оставайтесь на своемъ мст. Мама, нтъ ни малйшей причины пугаться за меня. Клакъ, вы умираете отъ желанія услышать конецъ — я не упаду въ обморокъ именно для того, чтобъ сдлать одолженіе вамъ.
Она сказала именно эти слова — которыя я записала въ моемъ дневник въ ту самую минуту, капъ воротилась домой. Но, о! не будемъ осуждать! Мои христіанскіе друзья, не станемъ осуждать!
Она обернулась опять къ мистеру Годфри. Съ упорствомъ, на которое страшно было смотрть, она воротилась опять къ той части фразы, на которой она остановилась, и докончила свой вопросъ этими словами:
— Я говорила съ вами минуту тому назадъ о томъ, что говорятъ нкоторые люди. Скажите мн прямо, Годфри, говоритъ кто-нибудь, что драгоцнность мистера Люкера — Лунный камень?
Когда названіе индійскаго алмаза сорвалось съ ея губъ, я увидала перемну въ моемъ чудномъ друг. Цвтъ лица его сгустился. Онъ лишился неподдльной пріятности въ обращеніи которая составляетъ одно изъ его величайшихъ очарованій. Благородное негодованіе вдохновляло его отвтъ.
— Такъ говорятъ, отвчалъ онъ.— Есть люди ршающіеся обвинять мистера Люкера во лжи, которою онъ хочетъ прикрыть какіе-то его собственныя выгоды. Онъ нсколько разъ торжественно объявлялъ, что пока этой непріятности съ нимъ не случилось, онъ даже никогда не слыхалъ о Лунномъ камн. А эти гадкіе люди отвчали, не имя ни малйшаго доказательства въ подтвержденіе своихъ словъ, что онъ имлъ свои причины скрывать это, мы не повримъ его присяг. Стыдно! стыдно!
Рэчель очень странно смотрла на него — я не могу описать какимъ образомъ — пока онъ говорилъ. Когда онъ кончилъ, она сказала:
— Соображая то, что мистеръ Люкеръ только случайный вашъ знакомый, вы, Годфри, немножко горячо заступаетесь за него.
Мой талантливый другъ далъ одинъ изъ самыхъ истинныхъ евангельскихъ отвтовъ, какіе я когда-либо слыхала въ моей жизни.
— Я кажется всегда довольно горячо заступаюсь за всхъ притсненныхъ, сказалъ онъ.
Тонъ, которымъ были произнесены эти слова, могъ бы смягчить камень. Но что значитъ жесткость камня? Ничего въ сравненіи съ жесткостью закоренлаго человческаго сердца. Она засмялась. Красня записываю это — она засмялась ему въ лицо.
— Поберегите ваши великолпныя фразы для вашихъ дамскихъ комитетовъ, Годфри. Я уврена, что клевета, постигнувшая мистера Люкера, не пощадила васъ.
Даже тетушка вышла изъ оцпеннія при этихъ словахъ.
— Милая Рэчель, увщевала она:— ты не имешь права это говорить.
— Я не имю дурного намренія, мама — у меня намреніе хорошее. Имйте минуточку терпнія со мною, и вы увидите.
Она взглянула на мистера Годфри какъ будто съ внезапнымъ состраданіемъ къ нему. Она даже дошла до того — какъ это неприлично для лэди!— что взяла его за руку.
— Я уврена, сказала она: — что я узнала настоящую причину вашего нежеланія говорить объ этомъ при моей матери и при мн. По одной несчастной случайности общее мнніе приписало вамъ связь съ мистеромъ Люкеромъ. Вы сказали мн, что клевета распространила о немъ. Что клевета говоритъ о васъ?
Даже въ эту послднюю минуту милый мистеръ Годфри — всегда готовый платить добромъ за зло — старался пощадить ее.
— Не спрашивайте меня, сказалъ онъ.— Лучше объ этомъ забыть, Рэчель — право лучше.
— Я хочу знать! закричала она свирпо самимъ пронзительнымъ голосомъ.
— Скажите ей, Годфри! умоляла тетушка: — ничего не можетъ сдлать си такого вреда, какъ длаетъ ваше теперешнее молчаніе.
Прекрасные глаза мистера Годфри наполнились слезами. Онъ бросилъ послдній умоляющій взглядъ на нее, а потомъ выговорилъ роковыя слова:
— Если вы непремнно хотите, Рэчель — клеветники говорятъ, что Лунный камень заложенъ мистеру Люкеру и что его заложилъ я.
Она съ крикомъ вскочила на ноги. Она взглянула прежде на мистера Годфри, потомъ на тетушку, потомъ опять на мистера Годфри такъ неистово, что я право думала, не сошла ли она съ ума.
— Не говорите со мною! Не дотрогивайтесь до меня! воскликнула она, отскочивъ отъ всхъ насъ (совершенно какъ зврь преслдуемый охотниками!) въ уголъ комнаты.— Ото моя вина! Я должна это поправитъ. Я пожертвовала собою — я имла на это право, если хотла. Но допуститъ погибель невиннаго, скрывать тайну, которая погубитъ его репутацію на всю жизнь — о, великій Боже, это слиткомъ ужасно! я этого не вынесу!
Тетушка при поднялась со стула, потомъ опять вдругъ сда. Она позвала меня слабымъ голосомъ и указала на маленькую скляночку въ ея рабочей шкатулк.
— Скоре! шепнула она.— Шестъ капель въ вод, чтобъ Рэчель не видала.
При другихъ обстоятельствахъ я сочла бы это странными. Теперь некогда было думать — теперь было только время дать лекарство. Милый мистеръ Годфри безсознательно помогъ мн скрыть то, что мн было велно скрыть отъ Рэчель, сказавъ ей успокоительныя слова на другомъ конц комнаты.
— Право, право, вы преувеличиваете, я слышала, какъ онъ сказалъ.— Моя репутаціи стоитъ слишкомъ высоко для того, чтобъ ее могла погубить такая мимолетная клевета. Это все будетъ забыто черезъ недлю. Не будемъ боле говорить объ этомъ.
Она осталась совершенно нечувствительна даже къ такому великодушію. Она поступала все хуже и хуже.
— Я должна и хочу остановить эту клевету, сказала она.— Мама, послушайте, что я скажу. Миссъ Клакъ, послушайте, что я скажу. Я знаю, кто взялъ Лунный камень. Я знаю — она сдлала сильное удареніе на этихъ словахъ, она топнула ногой въ ярости, овладвшей ею: — я знаю, что Годфри Эбльуайтъ невиненъ! Ведите меня къ судь, Годфри! Ведите меня къ судь и я въ этомъ присягну!
Тетушка схватила меня за руку и шепнула:
— Станьте между нами минуты на дв, чтобъ Рэчель не видала меня.
Я примтила синеватый оттнокъ на лад ея, испугавшій меня. Она видла, что я испугалась.
— Капли поправятъ меня минуты черезъ дв, сказала она, и зажмуривъ глаза, подождала немножко.
Пока это продолжалось, я слышала какъ милый мистеръ Годфри кротко возражалъ.
— Вы не должны публично показываться въ такомъ дл, сказалъ онъ: — ваша репутація, возлюбленная Рэчель, слишкомъ чиста и слишкомъ священна для того, чтобы ею можно было шутить.
— Мои репутація! захохотала она.— Меня обвиняютъ, Годфри, точно такъ, какъ васъ. Лучшій сыщикъ въ Англіи увряетъ, что я украла мой собственной алмазъ. Спросите его, что онъ думаетъ — и онъ вамъ скажетъ, что я заложила Лунный камень на уплату моихъ секретныхъ долговъ!
Она замолчала, перебжала черезъ комнату — и упала на колни у ногъ матери.
— О, мама! мама! мама! Я должно быть сошла съ ума — неправдали?— не открыть истину теперь!
Она была такъ разгорячена, что не могла примтить, въ какомъ положеніи находилась ея мать — она опять встала на ноги и въ одно мгновеніе воротилась къ мистеру Годфри.
— Я не позволю, чтобъ васъ — я не позволю, чтобъ какого-нибудь невиннаго человка — обвинили и обезславили по моей вин. Если вы не приведете меня къ судь, напишите удостовреніе въ вашей невинности на бумаг и я подпишу. Сдлайте, какъ и говорю вамъ, Годфри, или я напечатаю объ этомъ въ газетахъ — я выбгу и стану кричать объ этомъ на улицахъ!
Мы не скажемъ, что эти слона были внушены угрызеніемъ — мы скажемъ, что они были внушены истерикой. Снисходительный мистеръ Годфри успокоилъ ее, взявъ листъ бумаги и написавъ удостовреніе. Она подписала его съ лихорадочной торопливостью.
— Показывайте это везд — не думайте обо мн, сказала она, подавая ему бумагу.— Я боюсь, Годфри, что я не отдавала вамъ справедливости до-сихъ-поръ въ моихъ мысляхъ. Въ васъ вовсе нтъ эгоизма, вы гораздо добре, чмъ я думала. Приходите сюда, когда можете, и я постараюсь загладить несправедливость, вторую я сдлала вамъ.
Она подала ему руку. Увы! какъ жалка наша падшая натура! Увы! мистеръ Годфри! Онъ не только забылся до такой степени, что поцловалъ ея руку — онъ отвчалъ ей кроткимъ тономъ, который въ такомъ дл былъ почти что гршенъ,
— Я приду, дорогая, сказалъ онъ: — съ условіемъ, чтобы мы не говорили опять объ этомъ противномъ предмет.
Никогда не видала я нашего христіанина-героя съ меньшей невыгодой, чмъ теперь.
Прежде чмъ кто-нибудь усплъ сказать еще слово, громкій стукъ въ дверь испугалъ всхъ насъ. Я посмотрла въ окно и увидала Свтъ, Плоть и Дьявола, ожидавшихъ передъ домомъ въ вид кареты и лошадей, напудреннаго лакея и трехъ такъ безстыдно одтыхъ женщинъ, какъ когда-либо мн случалось видать въ моей жизни.
Рэчель вздрогнула и успокоилась. Она перешла черезъ комнату къ своей матери.
— За мной пріхали на цвточную выставку, сказала она.— Одно слово, мама, прежде чмъ я пойду. Я де огорчила васъ?
Слдуетъ ли сожалть или осуждать грубость нравственнаго чувства, которое можетъ длать подобный вопросъ посл того, что случилось? Мн пріятно склоняться на сторону милосердія. Будемъ сожалть объ этомъ.
Капли произвели свое дйствіе. Цвтъ лица моей тетки опять принялъ прежній оттнокъ.
— Нтъ, нтъ, душа моя, сказала она:— позжай съ твоими друзьями и веселись.
Дочь наклонилась и поцловала ее. Я отошла отъ окна я находилась около двери, когда Рэчель подошла къ ней, чтобы выйти изъ комнаты. Съ ней сдлалась новая перемна — она была въ слезахъ. Я съ участіемъ посмотрла на минутное смягченіе этого закоренлаго сердца. Я почувствовала жилище сказать нсколько серьезныхъ словъ. Увы! мое доброжелательное сочувствіе только показалось оскорбительнымъ.
— Вы зачмъ жалете обо мн? спросила она горькимъ шепотомъ, проходя мимо двери.— Разв вы не видите, какъ я счастлива? Я ду на цвточную выставку, Клакъ, и у меня самая хорошенькая шляпка во всемъ Лондон.
Она довершила эту пошлую насмшку, пославъ мн поцлуй — и вышла изъ комнаты.
Жалю, зачмъ я не могу выразить словами, какое состраданіе я чувствовала къ этой несчастной и заблуждающейся двушк. Но я почти такъ же бдна словами, какъ и деньгами. Позвольте мн сказать — мое сердце обливалось кровью за нее.
Воротившись къ стулу тетки, я замтила, что милый мистеръ Годфри тихо ищетъ чего-то въ различныхъ частяхъ комнаты. Прежде чмъ я успла предложить ему помощь, онъ нашелъ чего искалъ. Онъ воротился къ тетк и ко мн съ удостовреніемъ въ его невинности въ одной рук и съ коробочками срныхъ спичекъ въ другой,
— Милая тетушка, маленькій заговоръ! сказалъ онъ.— Милая миссъ Клакъ, благочестивый обманъ, который извинитъ даже ваша высокая нравственная прямота! Оставите ли вы Рэчель въ томъ предположенія, что я принимаю великодушное самопожертвованіе, съ которымъ она подписала эту бумагу? И будете ли свидтельницей, что я уничтожаю эту бумагу въ вашемъ присутствіи, прежде чмъ выйду изъ этого дома?
Онъ зажегъ спичку и сжегъ бумагу на тарелк, стоявшей на стол.
— Ничтожная непріятность, которою я страдаю, не значитъ ничего, замтилъ онъ: — въ сравненіи съ важностью сохранить это чистое имя отъ заразительнаго столкновенія со свтомъ. Вотъ мы превратили это въ безвредную кучку золы и наша милая, впечатлительная Рэчель никогда не узнаетъ, что мы сдлали! Какъ вы себя чувствуете?— мои драгоцнные друзья, какъ вы себя чувствуете? Съ своей стороны, у меня легко да сердц какъ у мальчика!
Онъ засіялъ на насъ своей прелестной улыбкой, онъ протянулъ одну руку тетушк, а другую руку мн. Я была слишкомъ глубоко тронута его благороднымъ поведеніемъ, чтобъ заговорить. Я зажмурила глаза, я поднесла его руку въ какой-то мистической забывчивости къ моимъ губамъ. Онъ прошепталъ кроткое возраженіе. О, восторгъ, чистый, неземной восторгъ этой минуты! Я сла — я сама не знаю на что — совершенно забывъ обо воемъ въ восторженности моихъ чувствъ. Когда я опять открыла глаза, и точно будто спустилась съ неба на землю. Въ комнат не было никого кром тетушки. Онъ ушелъ.
Мн хотлось бы остановиться здсь — мн хотлось бы кончить мое повствованіе разсказомъ о благородномъ поведенія мистера Годфри. Къ несчастью, безжалостный чекъ мистера Блэка побуждаетъ меня разсказать больше, гораздо больше. Непріятныя открытія, которыя должны были обнаружиться въ моемъ присутствіи во время моего посщенія сквэра Монтэгю во вторникъ, еще не кончились.
Оставшись одна съ лэди Вериндеръ, я натурально обратилась къ вопросу о ея здоровьи, деликатно коснувшись страннаго старанія, съ которымъ она скрывала свою нездоровье и лекарство, которое она принимала, отъ своей дочери. Отвтъ моей тетки чрезвычайно удивилъ меня.
— Друзилла, сказала она (если я прежде не упомянула, что меня зовутъ Друзилла, то позвольте мн упомянуть объ этомъ теперь): — вы коснулись — совершенно невинно, я это знаю — весьма прискорбнаго предмета.
Я немедленно встала. Деликатность заставляла меня сдлать только одно — прежде извиниться, а потомъ уйти. Лэди Вериндеръ остановила меня и настояла, чтобъ я опять сла.
— Вы узнали тайну, сказала она:— которую я доврила моей сестр, мистриссъ Эбльуайтъ, и моему стряпчему, мистеру Брффу, и никому другому. Я могу положиться на ихъ скромность и уврена, что когда я разскажу вамъ вс обстоятельства, то могу положиться и на васъ. Не давали ли вы слова быть гд-нибудь, Друзилла, или вы можете располагать ныншнемъ днемъ?
Безполезно говорить, что я отдала мое время въ полное распоряженіе моей тетки.
— Когда такъ, останьтесь со мною, сказала она: — еще съ часъ. Я скажу вамъ кое-что, и думаю, что вы съ огорченіемъ услышите это. А потомъ я попрошу васъ оказать мн услугу, если вы будете не прочь помочь мн.
Опять безполезно будетъ говорить, что я не только не была не прочь, но даже чрезвычайно желала помочь ей.
— Вы можете здсь подождать, продолжала она: — мистера Брффа, который прідетъ въ пять часовъ. Вы можете быть одною изъ свидтельницъ, Друзилла, когда я подпишу мое завщаніе.
Ея завщаніе! Я подумала о капляхъ, которыя я видла въ ея рабочемъ ящик. Я подумала о синеватомъ оттнк, который я примтила въ ея лиц. Свтъ не отъ міра сего — свтъ пророчески засіявшій изъ неприготовленной могилы — торжественно засіялъ въ моей душ. Тайна моей тетушки не была уже тайною.

Глава III.

Уваженіе къ бдной лэди Вериндеръ запрещало мн даже намекать, что я угадала печальную истину, прежде чмъ я раскрыла губы. Я молча ждала, пока она вздумаетъ заговорить, и мысленно придумавъ сказать нсколько ободрительныхъ словъ при первомъ удобномъ случа, почувствовала себя приготовленной ко всякой обязанности, которая могла мн предстоять, все равно какъ ни была бы она мучительна.
— Я серьезно нездорова, Друзилла, уже нсколько времени, начала тетушка: — и странно сказать, я сама этого не знала.
Я подумала о тысяч погибающихъ существъ, которыя вс въ эту минуту больны духовно, сами не зная этого. И я очень боялась, что моя бдная тетушка находится въ этомъ числ — Да, дорогая моя, сказала я грустно, — да.
— Вы знаете, что я привезла Рэчель въ Лондонъ посовтоваться съ докторами, продолжала она.— Я сочла нужнымъ посовтоваться съ двумя докторами.
Съ двумя докторами! Ахъ, Боже мой! (въ томъ состояніи, въ которомъ находится Рэчель) и ни съ однимъ пасторомъ!
— Да, дорогая моя, сказала я опять:— да.
— Одинъ изъ двухъ докторовъ, продолжала тетушка:— былъ мн незнакомъ. Другой былъ старый другъ моего мужа и всегда чувствовалъ искреннее участіе ко мн ради моего мужа. Прописавъ средства Рэчель, онъ сказалъ, что желаетъ говорить со мной въ другой комнат. Я, разумется, ожидала услышать какія-нибудь особенныя наставленія къ поправленію здоровья моей дочери. Къ удавленію моему, онъ съ серьезнымъ видомъ взялъ меня за руку и сказалъ: ‘Я смотрлъ на васъ, лэди Beриндеръ, съ участіемъ не только друга, но и медика. Я боюсь, что совтъ доктора гораздо нужне вамъ, чмъ вашей дочери’. Онъ сдлалъ мн нсколько вопросовъ, которымъ я сначала не хотла приписать никакой важности, пока не замтила, что мои отвты огорчаютъ его. Они кончились тмъ, что онъ назначила, время, когда онъ прідетъ ко мн съ другимъ докторомъ, его другомъ, на слдующій день, въ такой часъ, когда Рэчель не будетъ дома. Результатъ этого визита — очень ласково и кротко сообщенный мн — доказалъ обоимъ докторамъ, что потеряно было много драгоцннаго времени, которое уже нельзя было воротить, и что моя болзнь теперь уже недоступна ихъ искусству. Боле чмъ два года я страдала отъ болзни сердца, которая, не имя никакихъ симптомовъ, которые могли, бы напугать меня, мало-по-малу гибельно разрушала мое здоровье. Я могу прожить нсколько мсяцевъ или умереть прежде чмъ еще день пронесется надъ головой моей — доктора не могутъ или не смютъ говоритъ положительне. Было бы напрасно утверждать, моя милая, что я не имла несчастныхъ минутъ посл того, какъ мое настоящее положеніе сдлалось мн извстно.
Но теперь я безропотне покорилась моей участи и употребляю все возможное, чтобъ привести въ порядокъ мои мірскія дла.
Я безпокоюсь только о томъ, чтобъ Рэчель не узнала правду. Если она узнаетъ, она тотчасъ припишетъ разстройство моего здоровья безпокойству насчетъ алмаза и будетъ горько упрекать себя, бдняжка, за то, въ чемъ она не виновата съ одной стороны. Оба доктора согласны, что болзнь началась два, если не три года тому назадъ. Я уврена, что вы сохраните мою тайну, Друзилла — я вижу искреннюю горесть и сочувствіе на вашемъ лиц.
Горесть и сочувствіе! О, разв эти языческія чувства можно было ожидать отъ христіанки и англичанки, твердо прилпленной къ своей вр!
Не воображала тетушка, какой трепетъ набожной признательности пробжалъ но моимъ жиламъ, когда она приблизилась къ концу своей печальнаго разсказа. Какая полезная каррьера открывалась передо мною! Моя возлюбленная родственница и погибающая ближняя стояла на краю великой перемны совершенно не приготовившись и благость Провидніи заставила ее открыть свое положеніе мн! Какъ могу я описать радость, съ какою я теперь припомнила, что драгоцнныхъ духовныхъ друзей, на которыхъ а могла теперь положиться, можно сосчитать не единицами, а десятками! Я взяла тетушку въ свои объятія — моя переполненная нжность не могла теперь удовлетвориться ничмъ мене, какъ объятіемъ.
— О, сказала я ей набожно: — какое невыразимое участіе внушаете вы мн! О, какую пользу намрена я сдлать вамъ прежде чмъ мы разстанемся, душечка!
Предупредивъ ее двумя-тремя словами, я предложила ей выборъ между драгоцнными духовными друзьями, которые вс занимались ддомъ милосердія съ утра до вечера въ этихъ окрестностяхъ и вс равно отличались неистощимымъ краснорчіемъ, вс были готовы пустить въ ходъ свои дарованія по одному моему слову. Увы! результатъ былъ вовсе не одобрителенъ. На лиц бдной лэди Вериндеръ выразились недоумніе и недугъ и она отвчала на все, что я могла сказать ей, чистыми мірскими возраженіями — что она слишкомъ слаба силами для того, чтобъ встрчаться съ посторонними. И уступила — разумется, на эту минуту. Моя огромная опытность (какъ чтицы и постительницы не мене какъ подъ надзоромъ четырнадцати возлюбленныхъ духовныхъ друзей) сообщила мн, что это быль еще такой случай, который требовалъ приготовленія черезъ книги. У меня была маленькая литературная библіотека, вся подходящая къ настоящему случаю, вся разсчитанная на то, чтобъ пробудить, убдить, приготовить, просвтить и подкрпить тетушку.
— Вы прочтете, милая моя, неправда ли? сказала я самымъ плнительнымъ образомъ: — вы прочтете, когда я принесу вамъ мои драгоцнныя книги? Листы загнуты въ надлежащихъ мстахъ, тетушка. А карандашемъ сдланы отмтки тамъ, гд вы должны остановиться и спросить себя: ‘Примняется ли это ко мн?’ Даже эта простая просьба — такъ нечестиво дйствуетъ вліяніе свта — какъ будто испугала тетушку. Она сказала, бросивъ на меня взглядъ удивленія, который вмст и поучительно и страшно было видть,
— Я сдлаю что могу, Друзилла, чтобъ доставить вамъ удовольствіе.
Нельзя было терять ни минуты. Часы на камин показали мн, что я только что успю поспшить домой, запастись первой серіей избранныхъ книгъ (только дюжиной) и воротиться во время, чтобы застать стряпчаго и подписаться свидтельницей на завщаніи лэди Вериндеръ. Общая воротиться непремнно къ пяти часамъ, а ушла по моему благотворительному длу.
Когда дло идетъ о моихъ собственныхъ интересахъ, я смиренію довольствуюсь тмъ, что перезжаю изъ одного мста въ другое въ омнибус. Позвольте мн подать вамъ понятіе о моей преданности къ интересамъ моей тетки, упомянувъ, что въ этомъ случа я разорилась, нанявъ кэбъ.
Я похала домой, выбрала и отмтила первую серію для чтенія и воротилась на сквэръ Монтэгю съ дюжиной сочиненій въ дорожномъ мшк, подобныхъ которымъ нельзя найти въ литератур никакой европейской страды. Я заплатила извощику только то, что ему слдовало. Онъ принялъ деньги съ ругательствомъ, а я немедленно дала ему трактатъ. Еслибы я приставила ему ко лбу пистолетъ, этотъ негодяи не могъ бы обнаружить большаго испуга. Онъ вскочилъ на козлы и съ нечестивыми восклицаніями страха ускакалъ во весь опоръ. Совершенно безполезно, съ радостью могу сказать! Я посяла добрыя смена вопреки его вол, бросивъ второй трактатъ въ окно его кэба.
Къ моему великому облегченію, дверь отворила не служанка въ чепчик съ лентами, а лакей, доложившій мн, что пріхалъ докторъ и еще сидлъ заперевшись съ лэди Вериндеръ. Мистеръ Брффъ, стряпчій, пріхалъ минуту назадъ и ждалъ въ библіотек. Меня тоже провели въ библіотеку ждать. Брффъ, казалось, былъ удивленъ, увидвъ меня. Онъ фамильный стряпчій и мы не разъ встрчались прежде въ дом лэди Вериндеръ. Я съ огорченіемъ должна сказать, что онъ постарлъ а посдлъ на служб свта. Этотъ человкъ въ дловые часы свои былъ избраннымъ пророкомъ закона и маммоны, а въ свои свободные часы былъ равномрно способенъ прочесть романъ и разорвать трактатъ.
— Вы пріхали остаться здсь, миссъ Клакъ? спросилъ онъ, взглянувъ на мои мшокъ.
Обнаружить то, что лежало въ моемъ драгоцнномъ мшк, такому человку, значило бы просто вызвать вспышку нечестивости. Я унизила себя до его уровня и упомянула, за какимъ дломъ я пріхала сюда.
— Тетушка сказала мн, что она собирается подписывать свое завщаніе, отвчала я.— Она была такъ добра, что просила меня быть одною изъ свидтельницъ.
— А! Ну, миссъ Клакъ, вы въ свидтельницы годитесь. Вы уже давно совершеннолтняя и не имете ни малйшаго денежнаго интереса въ завщаніи лэди Вериндеръ.
Ни малйшаго денежнаго интереса въ завщаніи лэди Вериндеръ! О, съ какою признательностью услыхала я это! Еслибы тетушка, обладая тысячами, и вспомнила бдную меня, для которой и пять тысячъ много значатъ — еслибы мое имя появилось въ завщанія съ маленькимъ наслдствомъ — мои враги могли бы усомниться въ причин, заставившей меня провезти съ собою избранныя сокровища моей библіотеки и истощить мои слабыя средства на разорительный наемъ кэба. Теперь въ этомъ не могъ сомнваться даже самый жестокій поноситель. Гораздо лучше, чтобъ было такъ! О, наврно, наврно гораздо лучше!
Я была пробуждена отъ этихъ утшительныхъ размышленій голосомъ мистера Брффа. Мое молчаніе, исполненное размышленій, повидимому отягчали душу этого суетнаго человка и принуждало его, такъ сказать, говорить со мною противъ его воли.
— Ну, миссъ Клавъ, какія послднія извстія въ нашихъ благотворительныхъ кружкахъ? Какъ поживаетъ вашъ пріятель мистеръ Годфри Эбльуайтъ посл таски, которую ему задали эти мошенники въ Нортунбердандской улиц? Въ моемъ клуб разсказываютъ славную исторію объ этомъ джентельмэн.
Пропускаю тонъ, которымъ этотъ человкъ замтилъ, что я совершеннолтняя и что я не имю никакого денежнаго интереса въ завщаніи тетушки. Но тонъ, которымъ онъ намекнулъ на милаго мистера Годфри, былъ выше моего терпнія. Будучи обязана посл того, что случилось къ моемъ присутствіи въ этотъ день, заступаться за невинность моего чуднаго друга, когда бы ни стали сомнваться въ ней — признаюсь, а также чувствовала себя обязанной включить въ исполненіе этого правдиваго намренія язвительный укоръ мистеру Бреффу.
— Я не живу въ свт, сказала я: и не пользуюсь преимуществомъ, сэръ, быть членомъ клуба. Но я случайно узнала исторію, о которой намекаете вы, и знаю также, что боле гнусной лжи, какъ эта исторія, не было выдумано никогда.
— Да, да, миссъ Клакъ — вы врите вашему другу. Это довольно естественно, Мистеру Годфри Эбльуайту не такъ легко будетъ убдить свтъ вообще, какъ комитетъ благотворительныхъ дамъ. Наружность противъ него, Онъ былъ въ дом, когда пропалъ алмазъ, а потомъ первый изъ этого дома ухалъ въ Лондонъ. Это очень некрасивыя обстоятельства, сударыня, если на нихъ взглянуть съ точки зрнія послднихъ событій.
Я знаю, что мн слдовало остановить его прежде, чмъ онъ сталъ продолжать. Мн слдовало сказать ему, что онъ говорилъ, не зная объ удостовреніи въ невинности мистера Годфри, представленномъ единственнымъ лицемъ, которое неоспоримо способно говорить съ положительнымъ знаніемъ истины. Увы! искушеніе искусно довести юриста самому сознаться въ его неудач было слишкомъ сильно для меня. Я спросила съ видомъ чрезвычайной невинности, что онъ подразумваетъ подъ ‘послдними событіями’.
— Подъ послдними событіями я подразумваю, миссъ Клакъ, т событія, въ которыхъ замшаны индійцы, продолжалъ мистеръ Брффъ, все боле и боле первенствуя надъ бдною мною, чмъ дальше онъ продолжалъ.— Что длаютъ индійцы, какъ только ихъ выпустили изъ Фризинголлской тюрьмы? Они прямо отправляются въ Лондонъ и пристально начинаютъ наблюдать за мистеромъ Люкеромъ. Что говоритъ мистеръ Люкеръ, когда проситъ защиты полиціи? Онъ признается, что онъ подозрваетъ иностраннаго работника въ своемъ магазин въ сообщничеств съ индійцами. Можетъ ли быть боле яснаго нравственнаго доказательства, что мошенники нашли сообщника между людьми служащими у мистера Люкера? Очень хорошо. Что слдуетъ за тмъ? Мистеръ Люкеръ пугается (и весьма основательно) за безопасность драгоцнной вещи, которую онъ взялъ въ залогъ. Онъ отдаетъ ее секретнымъ образомъ (подъ общимъ названіемъ, но не упомянувъ именно какую вещь) на сохраненіе банкиру. Это удивительно искусно съ его стороны, но индійцы точно Также искусны съ своей стороны. Они подозрвали, что алмазъ перенесенъ съ одного мста на другое, и выбрали странно-смлый и удачный способъ разъяснить эти подозрнія. Кого они схватываютъ и обыскиваютъ? Не только мистера Люкера — что было бы довольно понятно — но и мистера Годфри Эбльуайта также. Зачмъ? Мистеръ Эбльуайтъ объясняетъ, что они дйствовали по слпому подозрнію, посл того, какъ увидали его случайно разговоривавшимъ съ мистеромъ Люкеромъ. Это нелпость! Полдюжины другихъ людей говорили съ мистеромъ Люкеромъ въ это утро. Зачмъ же они не прослдили ихъ до ихъ дома и не заманили ихъ въ ловушку? Нтъ! нтъ! Простой выводъ, который можно сдлать изъ этого, состоитъ въ томъ, что мистеръ Эбльуайтъ иметъ секретный интересъ въ Лунномъ камн, такъ же какъ и мистеръ Люкеръ, я что индійцы не знали наврно, у котораго изъ нихъ была эта драгоцнность, такъ что имъ ничего другого не оставалось, какъ обыскать ихъ обоихъ. Общественное мнніе говоритъ это, миссъ Клакъ, и въ этомъ случа общественное мнніе опровергнуть не легко.
Онъ сказалъ эти послднія слова съ такой самоувренностью, что (я должна сказать это къ моему стыду) я не могла устоять противъ желанія заставить его зайти нсколько дальше, прежде чмъ поразила его истиной.
— Я не отважусь спорить съ такимъ искуснымъ юристомъ, сказала я,— но справедливо ли будетъ, сэръ, въ отношеніи мистера Эбльуайта пренебречь мнніемъ знаменитаго лондонскаго сыщика, который производилъ слдствіе? Въ ум пристава Кффа не осталось ни малйшей тни подозрнія ни на комъ, кром миссъ Вериндеръ.
— Вы хотите сказать мн, миссъ Клакъ, что вы согласны съ приставомъ?
— Я не осуждаю никого, сэръ, и не выражаю никакого мннія.
— А я длаю оба эти проступка, сударыня. Я считаю, что приставъ былъ совершенно не правъ, и выражаю, мнніе, что еслибы онъ зналъ характеръ Рэчель такъ, какъ знаю его я, онъ подозрвалъ бы въ дом каждаго, прежде чмъ сталъ подозрвать ее. Я согласенъ, что она иметъ недостатки — она скрытна, самовольна, странна, причудлива и совсмъ не похожа на другихъ двушекъ ея лтъ. Но она тверда какъ сталь, великодушна и благородна даже черезчуръ. Еслибъ самыя ясныя улики на свт указывали одно, и ничего кром честнаго слова Рэчель не указывало на другое, я отдалъ бы предпочтеніе ея слову передъ уликами, несмотря на то, что я стряпчій! Это сильныя выраженія, миссъ Клакъ, но я думаю то, что я говорю.
— Не угодно ли вамъ пояснить значеніе вашихъ словъ, мистеръ Брффъ, такъ чтобы я была уврена, что я понимаю васъ. Предположите, что вы найдете миссъ Вериндеръ совершенно непонятно заинтересованной тмъ, что случилось съ мистеромъ Эбльуайтомъ и мистеромъ Люкеромъ. Предположите, что она сдлала самые странные вопросы объ этой ужасной клевет и обнаружила самое непреодолимое волненіе, когда узнала, какой оборотъ принимаетъ эта клевета.
— Предположите, что хотите, миссъ Клакъ, это не поколеблетъ моего доврія къ миссъ Вериндеръ ни на волосъ.
— На нее можно ршительно положиться?
— Ршительно.
— Такъ позвольте же мн сообщить вамъ, мистеръ Брффъ, что мистеръ Годфри Эбльуайтъ былъ въ этомъ дом два часа тому назадъ и что его совершенная невинность во всемъ относительно исчезновенія Луннаго камня была провозглашена самой миссъ Вериндеръ въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ, какія я когда-либо слышала отъ молодой двушки.
Я насладилась торжествомъ — я должна сознаться, я боюсь, что это было торжество гршное — видя, какъ мистеръ Брффъ совершенно разбитъ и пораженъ моими простыми словами. Онъ вскочилъ и молча вытаращилъ на меня глаза. Я невозмутимо осталась на своемъ мст и разсказала всю сцену именно такъ, какъ она случилась.
— Что же вы теперь скажете о мистер Эбльуайт? спросила я съ чрезвычайной кротостью, какъ только кончила.
— Если Рэчель засвидтельствовала его невинность, миссъ Клакъ, я не останавливаясь скажу, что я врю его невинности такъ твердо, какъ врите вы. Меня обманула наружность, какъ и всхъ другихъ, и я заглажу это какъ могу, публично опровергая клевету, которая преслдуетъ вашего друга повсюду, гд я ее услышу. А пока позвольте мн поздравить васъ съ тмъ мастерствомъ, съ какимъ вы открыли полный огонь вашей баттереи въ ту минуту, какъ я мене всего этого ожидалъ. Вы сдлали бы много замчательнаго въ моей профессіи, еслибъ родились мущиной.
Съ этими словами онъ отвернулся отъ меня и раздражительно началъ ходить взадъ и впередъ по комнат.
Я могла видть ясно, что новый свтъ, наброшенный мною на этотъ предметъ, чрезвычайно удивилъ и растревожилъ его. Нкоторыя выраженія срывались съ его губъ по мр того, какъ онъ все боле и боле погружался въ свои мысли, объяснившія мн съ какой ужасной тонки зрнія смотрлъ онъ до-сихъ-поръ на тайну пропажи Луннаго камня. Онъ не совстился подозрвать милаго мистера Годфри въ гнусномъ воровств алмаза и приписывать поведеніе Рэчель великодушному намренію скрыть его преступленіе. По собственному свидтельству миссъ Вериндеръ — авторитета неопровержимаго, какъ вамъ извстно, цо мннію мистера Брффа — это обвиснете обстоятельствъ теперь казалось совершенно ошибочно. Недоумніе, въ которое приведенъ этотъ высокій юридическій авторитетъ, былъ такъ сильно, что онъ былъ совершенно неспособенъ скрыть это отъ меня.
— Какой казусъ! я слышала, какъ онъ сказалъ про себя, остановившись у окна въ своей прогулк и барабаня по стеклу своими пальцами.— Это не только не подходитъ подъ объясненіе, а даже превосходитъ всякое предположеніе!
Въ этихъ словахъ не было ничего такого, что длало бы нужнымъ отвтъ съ моей стороны — однако я отвчала. Почти невроятно, что я даже теперь не могла оставить въ поко мистера Брффа. Это кажется почти выше злости, къ которой способенъ человкъ, что я узнала къ томъ, что онъ сказалъ, новый случай сдлать ему непріятность. Но — ахъ, друзья мои!— все доступно для человческой злости и все можно допустить, когда наши падшія натуры одерживаютъ надъ нами верхъ!
Простите мн, что я прерываю ваши размышленія, сказала я ничего не подозрвавшему мистеру Брффу.— Но наврно можно сдлать предположеніе, которое до-сихъ-поръ еще не приходило намъ въ голову?
Можетъ быть, миссъ Клакъ. Признаюсь, я не знаю, что это такое.
— Прежде чмъ я имла счастье, сэръ, убдить васъ въ невинности мистера Эбльуайта, вы упомянули, какъ одну изъ причинъ, подающихъ подозрніе на него, то, что онъ былъ въ дом въ то время, когда пропалъ алмазъ.
Старый гршникъ отошелъ отъ окна, слъ на стулъ какъ разъ напротивъ меня и пристально посмотрлъ на меня съ жестокой и злобной улыбкой.
— Изъ васъ вышелъ бы не такой хорошій стряпчій, миссъ Клакъ, какъ я предполагалъ, замтилъ онъ задумчиво:— вы не умете, остановиться во время.
— Я боюсь, что я не понимаю вашей мысли, мистеръ Брффъ, скромно сказала л.
— Такъ не годится поступать, миссъ Клакъ — право не годятся во второй разъ. Фрэнклинъ Блэкъ мой фаворитъ, вамъ это извстно хорошо. Но это ничего не значитъ. Я взгляду съ нашей точки зрнія на этотъ разъ, прежде чмъ вы успете напуститься на меня. Вы совершенно нравы. Я подозрвалъ мистера Эбльуайта по причинамъ, которыя даютъ право подозрвать также и мистера Блэка. Очень хорошо — будемъ подозрвать также и его. Скажемъ, что онъ по характеру способенъ украсть Лунный камень. Единственный подросъ состоитъ въ томъ, побуждали ли его къ тому его выгоды.
— Долги мистера Фрэнклина Блэка, замтила я:— извстны всмъ въ семейств.
— А долги мистера Годфри Эбльуайта еще не дошли до этой отопри и развитія. Это совершенно справедливо. Но тутъ встрчаются два затрудненія, мшающія вашей теоріи, миссъ Клакъ. Я управляю длами Фрэнклина Блока и прошу позволенія замтить вамъ, что большинство его кредиторовъ (зная, что отецъ его богатый человкъ) довольствуется набавленіемъ процентовъ на его долги и ждетъ своихъ денегъ. Это первое затрудненіе — которое довольно сильно. Вы найдете второе еще сильне. Я знаю отъ самой лэди Вериндеръ, чти ея дочь была готова выдти за Фрэнклина Блэка прежде чмъ этотъ противный индійскій алмазъ исчезъ изъ ихъ дома. Она завлекала его и отталкивала съ кокетствомъ молодой двушки. Но она призналась своей матери, что любила кузена Фрэнклина, а мать уврила кузену Фрэнклину эту тайну. Вотъ въ какомъ положеніи находился онъ, миссъ Клакъ. Кредиторы его согласны были ждать, а онъ имлъ врную надежду жениться на богатой наслдниц. Считайте его негодяемъ сколько вамъ угодно, но скажите мн, сдлайте милость, зачмъ ему было брать Лунный камень?
— Человческое сердце неисповдимо, кротко сказала я:— это можетъ извдать его глубины?
— Другими словами, сударыня — хотя онъ не имлъ ни малйшей причины красть алмазъ, онъ все-таки его укралъ по своей развращенной натур. Очень хорошо. Положимъ, онъ укралъ. За коимъ чортомъ…
— Извините, мистеръ Брффъ. Если вы будете говорить о чорт такимъ образомъ, я должна выдти изъ комнаты.
— Прошу у васъ прощенія, миссъ Клакъ — я буду впередъ осторожне въ выбор моихъ выраженій. Я хотлъ только спросить, зачмъ — предположивъ, что отъ укралъ алмазъ — зачмъ Фрэнклинъ Блэкъ больше всхъ въ дом старался отыскать его? Вы можете сказать мн, что онъ хитро старался отвлечь подозрнія отъ себя. Я отвчаю, что ему не нужно было отвлекать подозрній, потому что никто не подозрвалъ его. Онъ сначала укралъ Лунный камень (не имя на это ни малйшей причины) по природному развращенію своего характера, а въ томъ игралъ роль относительно пропажи алмаза, роль, которую онъ не имлъ ни малйшей необходимости играть и которая заставила его смертельно оскорбить молодую двицу, которая, еслибы не это, вышла бы за него замужъ. Вотъ нелпое предположеніе, къ которому вы стремитесь, если будете покушаться приписать исчезновеніе Луннаго камня Фрэнклину Блэку. Нтъ, нтъ, миссъ Клакъ! Посл того, что случилось сегодня здсь между нами, ршительно можно стать въ тупикъ. Невинность Рэчель (какъ извстно ея матери и какъ извстно мн) не подлежитъ ни малйшему сомннію. Невинность мистер Эбльуайта также неопровержима — или Рэчель никогда не засвидтельствовала бы ее. Невинность Фрэнклина Блэка, какъ вы сейчасъ видли, неопровержимо доказываетъ сама себя. Съ одной стороны мы вс нравственно уврены во всемъ этомъ. Съ другой стороны мы также уврены, что кто-то привезъ Лунный камень въ Лондонъ и что онъ тайно находится въ эту минуту или у мистера Люкера, или у его банкира. Какая польза въ моей опытности, какая польза въ опытности чьей бы то ни было къ подобномъ дл? Оно сбиваетъ съ толку меня, оно сбиваетъ съ толку васъ, оно сбиваетъ съ толку всхъ.
Нтъ не всхъ. Оно не сбило съ толку пристава Кффа. Я хотла упомянуть объ этомъ со всевозможной кротостью и со всми необходимыми увреніями противъ предположенія, что я не желаю набросить пятно на Рэчель — когда слуга вошелъ сказать, что доктора ухали и что тетушка ждетъ насъ.
Это остановило споръ. Мистеръ Брффъ собралъ свои бумаги — онъ казался нсколько утомленъ нашимъ разговоромъ, я ваяла мой мшокъ, наполненный драгоцнными изданіями, я чувствовала, что могла бы говорить еще нсколько часовъ. Мы молча пошли въ комнату лэди Вериндеръ.
Позвольте мн прибавить здсь, прежде чмъ мой разсказъ перейдетъ къ другимъ событіямъ, что я описала разговоръ, происходившій между стряпчимъ и мною, имя въ виду опредленную цлъ. Мн приказано включить въ мои разсказъ объ ужасной исторіи Тучнаго камня не только оборотъ, который приняло подозрніе, но даже имена тхъ лицъ, на которыхъ остановилось подозрніе въ то время, когда индійскій алмазъ находился въ Лондон. Разсказъ о моемъ разговор въ библіотек съ мистеромъ Брффомъ показался мн совершенно отвчающимъ этой цли — между тмъ какъ въ то же время въ немъ включалось великое нравственное преимущество сдлать пожертвованіе гршнымъ самоуваженіемъ, необходимымъ съ моей стороны. Я была принуждена сознаться, что моя падшая натура одержала надо мною верхъ. Сдлавъ это унизительное призваніе, я одержала верхъ надъ моей падшей натурой. Нравственное равновсіе возстановлено, духовная атмосфера прочистилась. Милые друзья, мы можемъ продолжать.

Глава IV.

Подпись завщанія продолжалась гораздо меньше, нежели я ожидала. По моему мннію, все сдлано было съ неприличной скоростью. Послали за Самюэлемъ, лакеемъ, который долженъ быть вторымъ свидтелемъ, и перо тотчасъ же подали тетушк, Я чувствовала сильное побужденіе сказать нсколько приличныхъ словъ при этомъ торжественномъ случа, по обращеніе мистера Брффа убдило меня, что будетъ благоразумне сдержать это побужденіе, пока онъ находится въ комнат. Мене чмъ въ дв минуты все было кончено — и Самюэль (не воспользовавшись тмъ, что я могла бы сказать) опять ушелъ внизъ.
Мистеръ Брффъ сложилъ завщаніе и потомъ посмотрлъ на меня, повидимому спрашивая себя, намрена я или нтъ оставить его одного съ тетушкой. Мн надо было выполнитъ мою благодтельную цль, а мшокъ съ драгоцнными изданіями лежалъ на моихъ колнахъ. Онъ точно также могъ бы ожидать сдвинуть съ мста соборъ св. Павла, глядя на него, какъ сдвинуть съ мста меня. Въ немъ есть одно достоинство (которымъ онъ, безъ сомннія, обязанъ своему мірскому воспитанію), которое я не имю желанія опровергать. Онъ очень зорко видитъ все. Я кажется произвела на него почти такое же впечатлніе, какое произвела на извощика. Онъ также произнесъ нечестивое выраженіе, поспшно ушелъ и оставилъ меня побдительницей.
Какъ только мы остались одн, тетушка прилегла на диванъ, а потомъ намекнула съ нкоторымъ замшательствомъ на свое завщаніе.
— Я надюсь, что вы не сочтете себя забытою, Друзилла, сказала она.— Я намрена отдать вамъ ваше маленькое наслдство, милая моя, сама лично.
Это былъ золотой случай! Я воспользовалась имъ тутъ же. Другими словами, я тотчасъ раскрыла мой мшокъ и вынула трактатъ, лежавшій на верху. Онъ оказался однимъ изъ первыхъ изданій — только двадцать-пятымъ — знаменитаго анонимнаго сочиненія (думаютъ, что его писала драгоцнная миссъ Беллоусъ), подъ заглавіемъ ‘Домашній Змй’. Цлъ этой книги съ которой можетъ быть мірской читатель незнакомъ — показать, какъ злой духъ подстерегаетъ насъ во всхъ по наружности невинныхъ поступкахъ нашей ежедневной жизни. Главы, наиболе приспособленныя къ женскому чтенію, называются: ‘Сатана въ головной щетк’, ‘Сатана за зеркаломъ’, ‘Сатана подъ чайнымъ столомъ’, ‘Сатана глядящій изъ окна’ — и многія другія.
— Обратите ваше вниманіе, милая тетушика, на эту драгоцнную книгу — и вы дадите мн все, чего я прошу.
Съ этими словами я подала ей книгу, развернутую на замчательномъ мст — непрерывный порывъ пылкаго краснорчія! Содержаніе: ‘Сатана между подушками дивана’.
Бдная лэди Вериндеръ (легкомысленно прислонившаяся къ подушкамъ своего дивана) взглянула на книгу и подала ее мн смутившись еще больше прежняго.
— Я боюсь, Друзилла, сказала она: — что мн надо подождать, пока мн будетъ лучше, прежде чмъ я могу это прочесть. Докторъ…
Какъ только она упомянула о доктор, я ужъ знала, что будетъ. Часто и часто, въ моей прошлой опытности между моимъ погибающими ближними, члены извстной нечестивой медицинской профессіи становились между мною и моимъ благотворительнымъ дломъ — подъ тмъ жалкимъ предлогомъ, что больному нужно спокойствіе и что они боле всего опасались тревожнаго вліянія миссъ Клакъ и ея книгъ. Именно тотъ же самый ослпленный матеріализмъ (вроломно дйствующій у меня за спиною) теперь старался меня лишить единственнаго нрава собственности, на какое могла имть притязаніе моя бдность — права духовной собственности въ моей погибающей тетк.
— Докторъ сказалъ мн, продолжала моя бдная заблудившаяся родственница: — что мн сегодня совсмъ не такъ хорошо. Одъ запретилъ мн видть постороннихъ и приказалъ, если я ужъ стану читать, только читать самыя легкія и интересныя книги. ‘Не длайте ничего, лэди Вериндеръ, что могло бы утомить вашу голову или ускорить біеніе вашего пульса’ — это были его послднія слова, Друзилла, когда онъ оставилъ меня сегодня.
Мн ничего не оставалось боле, какъ уступить — только на одну минуту. Всякое открытое увреніе въ томъ, что мое дло гораздо важне дла доктора, заставало бы врача дйствовать на человческую слабость съ своей паціенткой и угрожать, что онъ броситъ ее лечить. Къ счастью, есть много способовъ сли добрыя смяна, и немногіе понимаютъ эти способы лучше меня.
— Вы можетъ быть почувствуете себя крпче, душечка, часа черезъ два, сказала я:— или вы можете проснуться завтра утромъ съ чувствомъ чего-то недостающаго вамъ, и даже эта простая книга можетъ замнить этотъ недостатокъ. Вы позволите мн оставить эту книгу, тетушка? Конечно, докторъ не можетъ ничего сказать противъ этого.
Я засунула книгу подъ подушку дивана возл ея носоваго платка и скляночки съ нюхательнымъ спиртомъ. Каждый разъ, какъ рука ея станетъ отыскивать то или другое, она дотронется до книги, и рано или поздно (кто можетъ это знать?) книга, можетъ быть, тронетъ ее. Распорядившись такимъ образомъ, сочла благоразумнымъ уйти.
— Позвольте мн оставить насъ отдохнуть, милая тетушка, я зайду опять завтра.
Я случайно посмотрла на окно, когда говорила это. Оно было наполнено цвтами въ ящикахъ и горшкахъ. Лэди Вериндеръ сумасбродно любила эти тлнныя сокровища и имла привычку вставать время отъ времени смотрть на нихъ и нюхать. Новая мысль промелькнула въ голов моей.
— О! могу ли я сорвать цвтокъ? сказала я — и такимъ образомъ, не возбуждая подозрнія, подошла къ окну.
Вмсто того, чтобы сорвать цвтокъ, я прибавила еще цвтокъ въ вид другой книги изъ моего мшка, которую я оставила, въ сюрпризъ тетушк, между гераніемъ и розами. Счастливая мысль послдовала за этимъ: ‘Почему не сдлать то же самое для нея, бдняжки, въ каждой другой комнат, въ которую она войдетъ?’ Я немедленно простилась съ нею и, проходя черезъ переднюю, прокралась въ библіотеку. Самюэль, подойдя къ двери, чтобы выпустить меня, и предположивъ, что я ушла, опять ушелъ внизъ. На стол и въ библіотек я примтила дн ‘интересныя книги’, рекомендованныя нечестивымъ докторомъ. Я немедленно скрыла ихъ отъ глазъ подъ моими двумя драгоцнными книгами. Въ столовой я нашла любимую канарейку тетушки, пвшую въ клтк. Она всегда имла привычку сама кормить эту птичку. На стол, стоявшемъ подъ клткою, было разсыпано смя. Я положила книгу между сменемъ. Въ гостиной я нашла боле пріятные случаи опорожнить мой мшокъ. Любимыя музыкальныя піесы тетушки лежали на фортепіано. Я засунула еще дв книги между нотами. Еще книгу я положила въ задней гостиной подъ неоконченнымъ вышиваніемъ, я знала, что эта работа лэди Вериндеръ. Третья маленькая комнатка находилась возл задней гостиной, отдляясь отъ нея портьерами, а не дверью. Простой, старинный веръ тетушки лежалъ на камин. Я раскрыла девятую книгу на одномъ особенномъ мст, а веръ положила вмсто замтки. Тугъ насталъ вопросъ, не пробраться ли мн еще выше, въ спальную — рискуя, безъ сомннія, подвергнуться оскорбленію, если служанка въ чепчик съ лептами будетъ въ это время въ верхнемъ этаж и увидитъ меня. Но что же изъ этого? Неужели бдная христіанка будетъ бояться оскорбленій? Я пошла на верхъ, приготовясь вынести все. Везд было тихо и пусто — я полагаю, въ это время слуги пили чай. Спальная тетушки была спереди. Миніатюрный портретъ покойнаго милаго дядюшки сэр-Джона вислъ на стн напротивъ постели. Онъ какъ будто улыбался мн, онъ какъ будто говорилъ: ‘Друзилла, положи книгу’. Съ каждой стороны постели тетушки стоялъ столъ. Она страдала безсонницей и имла надобность, или по-крайней мр она такъ думала, во многихъ вещахъ ночью. Я положила книгу возл срныхъ спичекъ съ одной стороны и книгу подъ коробочку съ шеколадными лепешками съ другой. Понадобится ли ей огонь или понадобится ей лепешечка, драгоцнная книга бросится ей въ глаза или попадется подъ руку и во всякомъ случа будетъ говорить съ безмолвнымъ краснорчіемъ: ‘Попробуйте меня! попробуйте меня!’ Только одна книга осталась теперь въ моемъ мшк и только одна комната, въ которой я еще не была ванная, выходившая изъ спальной. Я заглянула туда и священный внутренній голосъ, никогда не обманывающій, шепнулъ мн: ‘Ты положила твои книги везд, Друзилла, везд, положи же и въ ванной, и дло твое будетъ сдлано’. Я примтила блузу, брошенную на стулъ. Въ этой блуз былъ карманъ, и въ этотъ карманъ я положила мою послднюю книгу. Могутъ ли слова выразить сладостное сознаніе исполненнаго долга, когда я вышла изъ дома, не подозрваемая никмъ, и очутилась на улиц съ пустымъ мшкомъ подъ рукой? О, мои свтскіе друзья, гоняющіеся за призракомъ, удовольствіемъ сквозь преступныя извилины разврата, какъ легко быть счастливыми, еслибъ вы только захотли быть добрыми!
Когда я сложила мои вещи въ этотъ вечеръ, когда я размыслила объ истинныхъ богатствахъ, которыя я разсыпала такой щедрою рукою съ верху до низу въ дом моей богатой тетки — я почувствовала себя совершенно свободною отъ всякаго безпокойства, какъ будто опять сдлалась ребенкомъ. У меня было такъ легко на сердц, что я запла стихъ изъ ‘Вечерняго гимна’. У меня такъ легко было на сердц, что я заснула прежде чмъ могла запть другой. Я опять сдлалась ребенкомъ! Опять сдлалась ребенкомъ!
Такимъ образомъ я провела эту блаженную ночь. Когда я проснулась на слдующее утро, какою молодою почувствовала я себя! Я могла бы прибавить: какого молодою казалась я, будь я способна распространяться о моемъ тлнномъ тл. Но я неспособна — и не прибавляю ничего.
Когда приблизилось время завтрака — не ради своихъ удобствъ, но для того, чтобы увидться съ милой тетушкой — я надла шляпку и отправилась къ сквэру Монтегю. Только что я была готова, служанка той квартиры, гд я тогда жила, заглянула въ двери и сказала:
— Къ миссъ Клакъ пришелъ слуга отъ леди Вериндеръ.
Я занимала нижній этажъ во время моего пребыванія въ Лондон. Гостиная моя была Очень мала, очень низка и очень бдно меблирована, но зато какъ опрятна! Я заглянула въ корридоръ, посмотрть кто изъ прислуги лэди Вериндеръ пришелъ за мной. Это былъ молодой лакей Самюэль — вжливый, румяный мущина, съ понятливымъ выраженіемъ въ лиц и съ весьма обязательнымъ обращеніемъ. Я всегда чувствовала духовное участіе въ Самюэлю и желаніе поучить его нсколькими серьезными словами. При этомъ случа я пригласила его въ мою гостиную. Онъ вошелъ съ большимъ сверткомъ подъ рукой. Когда онъ положилъ свертокъ на столъ, какъ будто онъ испугалъ его.
— Милэди приказала вамъ кланяться, миссъ, и сказать, что вы найдете тутъ письмо.
Исполнивъ это порученіе, румяный молодой лакей удивилъ меня, имя такой видъ, какъ будто ему хотлось убжать.
Я удержала его, чтобы сдлать нсколько ласковыхъ разспросовъ. Могу ли я видть тетушку, если зайду на сквэръ Монтэгю? Нтъ, она ухала кататься. Миссъ Рэчель похала съ нею, и мистеръ Эбльуайтъ тоже слъ съ и имя въ коляску. Зная, какъ милый мистеръ Годфри запустилъ свои благотворительныя занятія, я нашла страннымъ, что онъ отправляется кататься, какъ человкъ праздный. Я оставила Самюэля въ дверяхъ и сдлала еще нсколько ласковыхъ разспросовъ. Миссъ Рэчель детъ на балъ сегодня, а мистеръ Эбльуайтъ условился пріхать къ кофе и хать съ нею. На завтра объявленъ концертъ и Самюэлю было приказано взять нсколько билетовъ, въ томъ числ и для мистера Эбльуайта.
— Можетъ быть, вс билеты будутъ взяты, миссъ, сказалъ этотъ невинный юноша:— если я не побгу за ними сейчасъ.
Онъ убжалъ, говоря эти слова — и я опять очутилась одна, съ тревожными мыслями, занимавшими меня.
У насъ въ этотъ вечеръ было особенное засданіе въ комитет ‘Материнскаго попечительства о превращеніи отцовскихъ панталонъ въ дтскіе’, созванный нарочно для того, чтобъ получить совтъ и помощь отъ мистера Годфри. Вмсто того, чтобъ поддерживать наше общество, подавленное цлой грудой панталонъ, которые совершенно разорили пашу маленькую общину, онъ условился пить кофе на сквэр Монтэгю, а потомъ хать на балъ! Слдующій день былъ избранъ для празднества общества ‘Надзора британскихъ дамъ надъ воскресными обожателями служанокъ’. Вмсто того, чтобъ присутствовать и быть душой этого бднаго средствами общества, онъ далъ слово хать вмст съ обществомъ суетныхъ людей на утренній концертъ! Я спросила себя: ‘Что это апатитъ? Увы! это значило, что нашъ христіанскій герой долженъ былъ обнаружиться мн совершенно въ новомъ вид и соединиться въ душ моей заодно съ самыми ужасными вроотступниками новйшихъ временъ.
Воротимся, однако, къ исторіи настоящаго дня. Оставшись одна въ комнат, я натурально обратила мое вниманіе на свертокъ, который, повидимому, такъ странно пугалъ румянаго молодого лакея. Не прислала ли мн тетушка моего общаннаго наслдства, и не явится ли оно въ вид изношеннаго платья, потертыхъ серебряныхъ ложекъ или вышедшихъ изъ моды вещицъ, или чего-нибудь въ этомъ род? Приготовившись принять все и не сердиться ни на что, я раскрыла свертокъ — и что же встртилось моимъ глазамъ? Двнадцать драгоцнныхъ изданій, которыя я разбросала но дому наканун, вс возвращены мн по приказанію доктора! Какъ же было не дрожать юному Самюэлю, когда онъ приносилъ свертокъ ко мн въ комнату! Какъ ему было не бжать, когда онъ исполнилъ свое жалкое порученіе! Письмо моей тетушки, бдняжки, просто ограничивалось тмъ, что она не смла ослушаться своего доктора. Что же длать теперь? При моемъ воспитаніи и моихъ правилахъ, я не имла ни малйшаго сомннія.
Поддерживаемая совстью и подвизаясь на каррьер очевидной пользы, истинная христіанка не поддастся никогда. Ни общественное, ни частное вліяніе не производятъ на насъ ни милйшаго дйствія, когда мы разъ взялись за исполненіе нашей миссіи. Налоги, мятежи, война могутъ быть слдствіемъ миссіи, а мы все продолжаемъ наше дло, не обращая вниманія на всевозможныя соображенія, которыя двигаютъ свтомъ помимо насъ. Мы стоимъ выше насмшекъ, мы не видимъ чужими глазами, не слышимъ чужими ушами, не чувствуемъ ничьимъ сердцемъ, кром нашего. Великолпное, великолпное преимущество! А какъ оно пріобртается? Ахъ, друзья мои! вы можете избавить себя отъ безполезныхъ разспросовъ. Мы единственные люди на свт, которые могутъ его пріобрсть — потому что мы всегда правы.
Въ дл моей заблуждающейся тетки, форма, которую должна была принять набожная настойчивость, была для меня довольно ясна.
Приготовленія къ будущей жизни посредствомъ клерикальныхъ друзей не удались по милости собственнаго нежеланія лэди Вериндеръ. Приготовленія посредствомъ книгъ не удались по милости нечестиваго упорства доктора. Пусть такъ! Что же теперь осталось попробовать? Оставалось попробовать приготовленія посредствомъ записокъ. Другими словами, такъ какъ книги были отосланы, то выбранныя мста изъ книгъ, написанныхъ разнымъ почеркомъ и адресованныхъ какъ письма къ тетушк, должны были посылаться по почт, а нкоторыя разбрасываться по дому, по тому плану, который я приняла наканун. Какъ письма, это не возбудитъ подозрнія, какъ письма, это будетъ распечатано и можеть быть прочтено. Нкоторыя я написала сама.
‘Милая тетушка, могу я просить васъ обратить вниманіе на нсколько строкъ?’ и проч.
‘Милая тетушка, я читала вчера и случайно встртила слдующее мсто…’ и проч.
Другія письма были написаны для меня моими неоцненными сотрудницами, членами общества ‘Материнскаго попечительства’.
‘Милостивая государыня, простите участію, принимаемому въ васъ истиннымъ, хотя смиреннымъ другомъ.’
‘Милостивая государыня, можетъ ли серьезная особа побезпокоить васъ нсколькими утшительными словами?’
Употребляя эти и тому подобныя формы вжливыхъ просьбъ, мы ввернули вс мои драгоцнныя мста подъ такою формою, которую даже бдительный матеріализмъ докторовъ не могъ подозрвать. Прежде чмъ вечернія тни сомкнулись около насъ, и написала двнадцать поучительныхъ писемъ къ тетушк вмсто двнадцати поучительныхъ книгъ. Я немедленно распорядилась, чтобъ шесть писемъ были посланы по почт, а шесть и оставила въ карман, для того, чтобъ самой разбросать ихъ по дому на слдующій день. Вскор посл двухъ часовъ я опять вступила на поле благочестивой борьбы, обратившись къ Самюэлю съ ласковыми разспросами у дверей дома лэди Вериндеръ. Тетушка провела дурную ночь. Она опять была въ той комнат, въ которой я подписалась свидтельницей на ея завщаніи, лежала на диван и старалась заснуть. Я сказала, что подожду въ библіотек, не увижу ли ее потомъ. Въ моемъ усердіи разбросать письма, мн въ голову не пришло разузнать о Рэчель. Въ дом было тихо и прошелъ уже тотчасъ, какъ начинался концертъ. Я уврена, что она и ея общество искателей удовольствія (включая, увы! и мистера Годфри) все было въ концерт, и съ жаромъ посвятила себя моему доброму длу, между тмъ какъ время и удобный случай находились еще въ моемъ распоряженіи.
Утренняя корреспонденція ттушки — включая шесть поучительныхъ писемъ, которыя я послала на почту — лежала ещ нераспечатанною на стол въ библіотек. Она очевидно чувствовала себя не въ состояніи заняться такимъ множествомъ писемъ — и можетъ быть ее испугало бы такое множество, еслибъ она поздне вошла въ библіотеку. Я положила одно изъ вторыхъ шести писемъ, чтобы привлечь ея любопытство именно тмъ, что оно будетъ лежать особо отъ остальныхъ. Второе письмо я съ намреніемъ положила на полъ въ столовой. Первый, кто войдетъ посл меня изъ прислуги, подумаетъ, что его обронила тетушка, и особенно постарается возвратить его ей. Усыпавъ такимъ образомъ поле дйствія въ нижнемъ этаж, я легко побжала наверхъ, разбросать мои благодянія на полу въ бельэтаж.
Когда я вошла въ гостиную, я услыхала двойной стукъ въ дверь съ улицы — тихій, торопливый и внимательный стукъ. Прежде чмъ я успла пробраться обратно въ библіотеку (въ которой предполагали, что я жду), проворный молодой лакей бытъ уже въ передней и отворялъ дверь. Я думала, что это ничего не значитъ. При состояніи здоровья тетушки, гостей не принимали. Къ моему ужасу и изумленію, тотъ, кто постучался тихо и слабо, оказался исключеніемъ изъ общаго правила.
Голосъ Самюэля (очевидно, отвчавшій на вопросы, которыхъ я не слыхала) сказалъ очень ясно:
— Пожалуйте наверхъ, сэръ.
Черезъ минуту я услыхала шаги — шаги мужскіе — приближавшіеся къ бельэтажу. Кто могъ быть этотъ избранный гость? Какъ только я сдлала себ этотъ вопросъ, мн пришелъ въ голову и отвтъ. Кто это могъ быть, если не докторъ?
Еслибъ это былъ другой гость, я позволила бы застать меня въ гостиной. Не было бы ничего необыкновеннаго въ томъ, что мн надоло ждать въ библіотек я что и пошла наверхъ, для перемны. Но уваженіе къ самой себ мшало мн встртиться съ человкомъ, который оскорбилъ меня, отославъ мн обратно мои книги. Я проскользнула въ третью маленькую комнатку, которая, какъ я упомянула, сообщилась съ задней гостиной, и опустила портьеры, закрывшія открытую дверь. Стоило мн подождать тутъ минуты дв, и случилось бы то, что обыкновенно бываетъ въ подобныхъ случаяхъ. То-есть, доктора провели бы въ комнату его паціентки.
Я подождала минуты дв и даже боле. Я слышала, какъ гость тревожно ходилъ взадъ и впередъ. Я слышала также, что онъ говоритъ самъ съ собой. Мн даже показалось, что я узнала его голосъ. Не ошиблась ли я? Неужели это не докторъ, а кто-нибудь другой? Мистеръ Брффъ, напримръ? Нтъ, безошибочный инстинктъ сказалъ мн, что это не мистеръ Брффъ. Кто бы это ни былъ, онъ все продолжалъ разговаривать съ собой. Я раздвинула тяжелыя портьеры на самую крошечную крошечку и прислушалась.
Слова, которыя я услыхала, были: ‘Я сдлаю это сегодня!’ А голосъ, который произнесъ ихъ, принадлежалъ мистеру Годфри Эбльуайту.

Глава V.

Рука моя опустила портьеру. Но не предполагайте — о! не предполагайте — чтобъ въ душ моей преобладала мысль объ ужасномъ затрудненіи моего положенія. Такъ велико было мое сестринское участіе къ мистеру Годфри, что я не останавливалась спрашивать себя, почему онъ не въ концерт. Нтъ! я думала только о словахъ — объ изумительныхъ словахъ — только что сорвавшихся съ его губъ. Онъ сдлаетъ это сегодня! Онъ сказалъ тономъ страшной ршимости: онъ сдлаетъ это сегодня. Что, что онъ сдлаетъ? Что-нибудь еще недостойне его, чмъ онъ уже сдлалъ? Не отречется ли онъ отъ вры? Не броситъ ли онъ нашъ Материнскій комитетъ? Неужели мы въ послдній разъ видли его ангельскую улыбку въ зал комитета? Неужели мы въ послдній разъ слышали его безподобное краснорчіе въ Эксетер-Голл? Я была такъ взволнована одною мыслью о такой ужасной возможности, могущей случиться съ такимъ человкомъ, что мн кажется, я готова была выбжать изъ своего убжища и умолять его именемъ всхъ дтскихъ комитетовъ въ Лондон объясниться — когда вдругъ услыхала другой голосъ въ комнат. Онъ проходилъ сквозь портьеры онъ былъ громокъ, онъ былъ смлъ, въ немъ вовсе не было женскаго очарованія. Эти былъ голосъ Рэчель Вериндеръ!
— Зачмъ вы пришли сюда, Годфри? спросила она.— За-чмъ вы не пошли въ библіотеку?
Онъ тихо засмялся и отвчалъ:
— Миссъ Клакъ въ библіотек.
— Клакъ въ библіотек!
Она тотчасъ сла на диванъ въ задней гостиной.
— Вы совершенно правы, Годфри. Намъ лучше остаться здсь.
Я была какъ къ горячк, минуту тому назадъ, я не знала, что мн длать. Теперь я вдругъ охладла и недоумніе мое прошло. Показаться посл того, что я слышала, было невозможно. Уйти кром камина, ршительно было некуда. Мн предстояла мука. Я такъ поправила портьеры, что могла и видть и слышать. А потомъ отдалась на мученичество въ дух первобытной христіанки.
— Не садитесь на диванъ, продолжала молодая двушка.— Возьмите стулъ, Годфри. Я люблю, чтобъ т, съ кмъ я говорю, сидли напротивъ меня.
Онъ слъ на ближайшій стулъ, который былъ низенькій. Годфри очень высокаго роста и этотъ стулъ былъ слишкомъ для него малъ. Я никогда прежде не видала его ноги въ такомъ невыгодномъ положеніи.
— Ну что? продолжала она.— Что вы сказали имъ?
— Именно то, что вы, милая Рэчель, сказали мн.
— Что мама не совсмъ здорова сегодня и что мн не хотлось оставить ее и ухать въ концертъ?
— Именно эти слова. Имъ было жалъ лишиться вашего общества въ концерт, но они совершенно поняли вашъ отказъ. Вс прислали нимъ поклонъ и вс выразили надежду, что нездоровье лэди Вериндеръ скоро пройдетъ.
— Вы не считаете его серьезнымъ, Годфри?
— На противъ! Я совершенно увренъ, что черезъ нсколько дней она понравится совсмъ.
— Я сама такъ думаю. Сначала я немножко испугалась, но теперь я сама такъ думаю. Вы были очень добры, что извинитесь за меня передъ людьми почти вамъ незнакомыми. Но зачмъ вы не похали съ ними въ концертъ? Очень непріятно, что и вы также не будете слышать этой музыки.
— Не говорите этого, Рэчель! Еслибъ вы только знали, на сколько я счастливе здсь съ вами!
Онъ сжалъ свои руки и взглянулъ на нее. Въ томъ положеніи. которое онъ занималъ на стул, сдлавъ это, онъ долженъ былъ повернуться въ ту сторону, гд находилась я. Могутъ ли описать слова, какъ мн сдлалось противно, когда я примтила то же самое патетическое выраженіе на лиц его, которое очаровывало меня, когда онъ говорилъ за милліоны своихъ неимущихъ братій на платформ Эксетер-Голла!
— Отъ дурной привычки дурно отставать, Годфри. Но постарайтесь отстать отъ привычки говорить комплименты — постарайтесь, чтобъ сдлать удовольствіе мн.
— Я никогда въ жизни не говорилъ комплиментовъ вамъ, Рэчель. Успшная любовь можетъ иногда принимать языкъ лести, я съ этимъ согласенъ, но безнадежная любовь, моя дорогая, всегда говоритъ правду.
Онъ придвинулъ поближе свой стулъ и взялъ ее за руку когда сказалъ ‘безнадежная любовь’. Наступило минутное молчаніе. Онъ, волновавшій всхъ, безъ сомннія, взволновалъ и ее. Мн кажется, я теперь понимала слова, вырвавшіяся у него, когда онъ былъ одинъ въ гостиной: ‘Я сдлаю это сегодня’. Увы! самое строгое приличіе не могло не догадаться, что онъ длаетъ теперь.
— Разв вы забыли, Годфри, въ чемъ мы условились, когда вы говорили со мною въ деревн? Мы условились, что мы будемъ кузенами и боле ничмъ.
— Я нарушаю это условіе, Рэчель, каждый разъ, какъ вижу васъ.
— Такъ не видайтесь со мною.
— Это было бы совершенно безполезно! Я нарушаю это условіе каждый разъ, какъ думаю о васъ. О, Рэчель! какъ ласково вы сказали мн намедни, что я занялъ боле высокое мсто въ вашемъ уваженіи, чмъ занималъ до-сихъ-поръ! Неужели это безумство, что я основываю надежды ни этихъ дорогихъ словахъ. Неужели это безумство, что я мечтаю, не наступитъ ли когда-нибудь день, когда ваше сердце можетъ смягчиться ко мн? Не говорите мн, если я дйствительно безумствую! Оставьте мн мою обманчивую мечту, моя дорогая! Я долженъ ее лелять для успокоенія моего, если у меня нтъ ничего другого!
Голосъ его дрожалъ и онъ поднесъ къ глазамъ свой блыя носовой платокъ. Опять Эксетер-Голлъ! Для пополненія сходства недоставало только зрителей, возгласовъ и стакана воды.
Даже ея закоснлая натура была тронута. Я видла, какъ она ближе наклонилась къ нему. Я услыхала тонъ новаго интереса въ слдующихъ ея словахъ.
— Уврены ли вы, Годфри, что вы любите меня до такой степени?
— Увренъ ли! Вы знаете, каковъ я былъ, Рэчель. Дозвольте мн сказать вамъ, каковъ я теперь. Я лишился всякаго интереса въ моей жизни, кром моего интереса къ вамъ. Со мною сдлалось преобразованіе, которое я самъ объяснить не могу. Поврите ли вы? мои благотворительныя дла страшно мн опротивли, и когда я теперь вижу дамскій комитетъ, я желаю провалиться сквозь землю.
Если лтописи вроотступничества представляютъ что-нибудь равносильное этому увренію, я могу только сказать, что я этого не читала. Я подумала объ обществ ‘Материнскаго попечительства о превращеніи отцовскихъ панталонъ въ дтскіе’ Я подумала объ обществ ‘Надзора надъ воскресными обожателями’. Я подумала о другихъ обществахъ, слишкомъ многочисленныхъ для того, чтобъ упомянуть о ихъ всхъ, вторыя вс опирались на силу этого человка какъ на крпкій столбъ. Я подумала о скудныхъ дамскихъ комитетахъ, которые, такъ сказать, получали дыханіе своей дловой жизни сквозь ноздри мистера Годфри — того самаго мистера Годфри, который обругалъ наши добрыя дла, назвавъ ихъ ‘противными’, и прямо объявилъ, что онъ желаетъ провалиться сквозь землю, когда находится въ нашемъ обществ! Мои юные женскіе друзья почувствуютъ поощреніе настойчиво продолжатъ свое дло, когда я упомяну, что даже я, привыкшая управлять собою, едва могла молча проглотить мое справедливое негодованіе. Въ тоже время справедливость требуетъ прибавить, что я не пропустила ни слова изъ этого разговора. Рэчель заговорила первая.
— Вы сдлали ваше признаніе, сказала она.— Я желала бы знать, вылечитесь ли вы отъ вашей несчастной привязанности ко мн, если я тоже сдлаю вамъ признаніе?
Онъ вздрогнулъ. Признаюсь, и я вздрогнула также. Онъ подумалъ, и я также подумала, что она хочетъ открыть тайну Луннаго камня.
— Подумаете ты вы, глядя на меня, продолжала она:-чти я самая несчастная двушка на свт? Это правда, Годфри. Какое большее несчастье можетъ быть, какъ жить въ сознаніи, что мы потеряли уваженіе къ себ? Вотъ теперь моя жизнь.
— Милая Рэчель, это невозможно, чтобъ вы могли имть какую-нибудь причину говорить о себ такимъ образомъ!
— Почему вы знаете, что я не имю причины?
— Можете ли вы длать мн этотъ вопросъ? Я это знаю, потому что знаю васъ. Ваше молчаніе, моя дорогая, нисколько не унизило васъ въ мнніи вашихъ истинныхъ друзей. Исчезновеніе драгоцннаго подарка, сдланнаго вамъ на день рожденія, можетъ показаться странно, ваша непонятная связь съ этимъ происшествіемъ можетъ показаться еще странне…
— Вы говорите о Лунномъ камн, Годфри…
— Я думалъ, что вы намекаете на это…
— Я вовсе не намекала на это. Я могу слышать о пропаж Луннаго камня, кто ни говорилъ бы о немъ, нисколько не теряя уваженія къ самой себ. Если исторія алмаза когда-нибудь обнаружится, то сдлается извстно, что я ваяла на себя ужасную отвтственность, сдлается извстно, что я взялась сохранять несчастную тайну — но сдлается такъ ясно, какъ полуденное солнце, что я не виновата ни въ чемъ! Вы не такъ поняли меня, Годфри. Я сама виновата, зачмъ не высказалась ясне. Чего бы мн это ни стоило, я выражусь теперь ясне. Положимъ, что вы не влюблены въ меня. Доложимъ, что ни влюблены въ какую-нибудь другую женщину…
— Да?
— Положимъ, вы узнали, что эта женщина совершенно недостойна васъ. Полошимъ, вы совершенно убдились, что для васъ будетъ унизительно думать о ней. Положимъ что отъ одной мысли о брак съ подобной женщиной лицо ваше вспыхнетъ отъ стыда…
— Да?
— И положимъ, что, несмотря на все это — вы не можете вырвать ее изъ вашего сердца. Положимъ, что чувство, которое она пробудила въ васъ (въ то время, когда вы врили ей), нельзя было преодолть. Положимъ, что любовь, которую это презрнное существо внушило вамъ… О, какія могу я придумать слова, чтобъ сказать это? Какъ могу я заставить мущину понять, что чувство, которое приводитъ меня въ ужасъ, очаровываетъ меня въ то же время? Это душа моей жизни, Годфри, и ядъ, убивающій меня — въ одно и то же время! Уйдите! Должно быть, я сошла съума, говора такомъ образомъ. Нтъ! вы не должны оставлять меня — вы не должны уносить ошибочнаго впечатлнія. Я должна сказать что могу въ собственную защиту. Помните это! Онъ не знаетъ — онъ никогда не узнаетъ то, что и сказала вамъ. Я никогда его не увижу — мн все-равно, что ни случилось бы — и никогда, никогда, никогда не увижу его! Не спрашивайте у меня его имени. Не спрашивайте у меня больше ни о чемъ. Перемнимъ разговоръ. Знаете ли вы медицину на столько, Годфри, чтобъ сказать мн, почему во мн такое чувство, какъ будто я задыхаюсь отъ недостатка дыханія? Нтъ ли такой истерики, которая выражается словами, а не слезами? Наврно есть. Что за нужда! Вы легко преодолете всякое огорченіе, какое я когда-либо возбуждала въ васъ. Я заняла мое настоящее мсто въ вашемъ уваженіи, неправдали? Не обращайте вниманія на меня. Не жалйте обо мн. Ради Бога, уйдите!
Она вдругъ обернулась и дико хлопнула руками по спинк оттомана. Голова ея опустилась и она зарыдала. Прежде тмъ я успла опомниться, меня поразилъ ужасомъ совершенно неожиданный поступокъ со стороны мистера Годфри. Возможно ли поврить, что онъ упалъ передъ ней на колна — на оба колна, торжественно увряю! Можетъ ли скромность позволить мн упомянуть, что онъ потомъ обнялъ ее рукой? Можетъ ли невольный восторгъ сознаться, что онъ воспламенилъ се двумя этими словами:
— Благородное созданіе!
Онъ не сказалъ больше ничего. По онъ сказалъ это съ порывомъ, который доставилъ ему славу публичнаго оратора. Она сидла или пораженная, или очарованная — не знаю право — не длая даже усилія оттолкнуть его рукъ туда, гд имъ слдовало быть. А мое чувство приличія совершенно сбилось съ толку. Я была въ такой мучительной неизвстности, предписывалъ ли мн долгъ зажмуриться, или заткнуть уши, что я не сдлала ни того, ни другого. Я приписываю то, что я была способна держать занавсь какъ слдовало для того, чтобъ можно было глядть и подслушивать, единственно душившей меня истерик. Даже доктора соглашаются, что когда истерика душитъ, всегда надо держаться за что-нибудь.
— Да, сказалъ онъ со всмъ очарованіемъ своего небесная голоса и обращеніи:— вы благороднйшее созданіе! женщина которая можетъ говорить правду ради самой правды — женщина, которая пожертвуетъ своей гордостью скоре, чмъ честнымъ человкомъ, любящимъ ее — это драгоцннйшее изъ всхъ сокровищъ. Когда такая женщина выходить замужъ, если ея мужъ, только пріобртетъ ея уваженіе, онъ пріобртетъ довольно для того, чтобъ облагородить всю его жизнь. Вы говорили, мои дорогая, о мст, какое вы занимаете въ моемъ уваженіи. Судите о томъ, каково это мсто — когда я умоляю васъ на колнахъ позволить мн вылечить ваше бдное уязвленное сердце моими попеченіями. Рэчель, удостоите ли вы меня честью и блаженствомъ, сдлавшись моей женой?
Тутъ ужъ я непремнно ршилась бы заткнуть себ уши, еслибъ Рэчель не поощрила меня раскрыть ихъ, отвтивъ ему первыми умными словами, какія мн привелось слышать отъ нея.
— Годфри! сказала она:— вы врно сошли съ ума!
— Я никогда въ жизни не говорилъ разсудительне, моя дорогая, для вашей пользы и для моей. Взгляните на будущее:. Неужели вы должны пожертвовать вашимъ счастьемъ человку, который никогда не зналъ вашихъ чувствъ къ нему и котораго вы ршились никогда не видать боле? Не обязаны ли вы собственно для себя забыть эту несчастную привязанность? А разв вы можете найти забвеніе въ жизни, которую ведете теперь? Вы испытали эту жизнь и уже она утомила васъ. Окружайте себя интересами благородне жалкихъ интересовъ свта. Сердце любящее и уважающее васъ, домашній кровъ, спокойныя права котораго и счастливыя обязанности день за днемъ тихо будутъ васъ увлекать — попробуйте утшенія, Рэчель, которое ложно получить здсь! Я не прошу у васъ вашей любви — я буду доволенъ вашей дружбой и уваженіемъ. Предоставьте остальное, доврчиво предоставьте преданности вашего мужа и времени, которое излечиваетъ раны даже такія глубокія, какъ ваши.
Она начинала уже поддаваться. О, какое воспитаніе получила она! О, на ея мст я поступила бы совсмъ не такъ!
— Не искушайте меня, Годфри, сказала она: — я и безъ того довольно растревожена и несчастна. Не искушайте меня сдлаться еще растревоженне и несчастне!
— Еще одинъ вопросъ, Рэчель. Имете вы отвращеніе собственно ко мн?
— Я! Вы мн нравились всегда. Посл того, что мы мн стали, я была бы просто безчувственна, еслибъ не уважала васъ и не восхищалась вами.
— А много ли женъ, милая Рэчель, которыя уважаютъ своихъ мужей и восхищаются ими? А между тмъ, он очень хорошо живутъ съ своими мужьями. Много ли невстъ идутъ къ внцу съ такимъ сердцемъ, которое могло бы выдержать строгій осмотръ людей, которые ведутъ ихъ къ алтарю? А между тмъ, подобный бракъ не кончается несчастливо — но идетъ-себ потихоньку. Дло въ томъ, что женщины ищутъ прибжища въ брак гораздо чаще, нежели он желаютъ сознаться, и мало того, он еще находятъ, что бракъ оправдалъ ихъ довріе къ нему. Опять взгляните на себя. Въ ваши лта и съ вашими привлекательностями, возможно ли вамъ обречь себя на одинокую жизнь? Положитесь на мое знаніе свта — ничего не можетъ быть невроятне. Это только вопросъ времени. Вы можете выйти за кого-нибудь другого нсколько лтъ спустя. Или вы можете выйти, моя дорогая, за человка, который теперь у вашихъ ногъ и который цнитъ ваше уваженіе и восторгъ выше любви всякой другой женщины на свт.
— Потише, Годфри! вы вбили мн въ голову то, о чемъ я прежде не думала никогда. Вы искушаете меня новой надеждой, когда вс другія мои надежды закрыты передо мной. Я скажу вамъ опять, я такъ несчастна, я доведена до такого отчаяніе что если вы скажете еще одно слово, я пожалуй ршусь за васъ выйти на предлагаемыхъ вами условіяхъ. Воспользуйтесь этимъ предостереженіемъ и уйдите!
— Я не стану съ колнъ, пока вы не скажете да!
— Если я скажу да, вы раскаятесь и я раскаюсь, когда будетъ слишкомъ поздно.
— Мы оба будемъ благословлять тотъ день, дорогая, когда я настоялъ, а вы уступили.
— Чувствуете ли вы такую увренность, какъ говорите?
— Судите сами. Я говорю по тому, что я видлъ въ собственной своей семь. Скажите мн, что вы думаете о нашемъ Фризинголльскомъ семейств? Разв отецъ мой и мать живутъ несчастливо между собой?
— Напротивъ — сколько я могу видть.
— Когда моя мать была двицей, Рэчель (это не тайна въ нашемъ семейств), она любила, какъ любите вы — она отдала свое сердце человку, который былъ недостоинъ ее. Она вышли за моего отца, уважая его, восхищаясь имъ, но не боле. Результатъ вы видли собственными глазами. Неужели въ этомъ нтъ поощренія для васъ и для меня? {См. разсказъ Беттереджа въ майской книжк ‘Собранія’, стран. 70.}
— Вы не станете торопить меня, Годфри?
— Вы сами назначите время.
— Вы не станете требовать отъ меня боле того, что могу дать?
— Ангелъ мой! я только прошу васъ отдать мн себя,
— Возьмите меня!
Этими двумя словами она приняла его предложеніе.
Съ нимъ сдлался новый порывъ — порывъ нечестиваго восторга на этотъ разъ. Онъ привлекалъ ее все ближе и ближе къ себ, такъ что лицо ея касалось его лица, и тогда — нтъ! я права не могу ршиться дальше описывать такое неприличное обстоятельство. Позвольте мн только сказать, кто я старалась закрыть глаза, прежде чмъ это случилось, и опоздала только одну минуту. Я разсчитывала, видите, что ока будетъ сопротивляться. Она покорилась. Для всякой благомыслящей особы моего пола цлые томы не могутъ сказать ничего боле.
Даже моя невинность въ подобныхъ вещахъ начала видть, къ чему клонится настоящее свиданіе. Они до такой степени понимали теперь другъ друга, что я ожидала, что они тотчасъ же пройдутъ рука объ руку внчаться. Однако, судя по слдующимъ словамъ мистера Годфри, слдовало исполнить еще одну пустую формальность. Онъ слъ — на этотъ разъ ему не запрещалось — на оттоманъ возл нея.
— Могу я поговорить съ вашей милой матушкой? спросилъ онъ.— Или поговорите вы?
Она отклонила и то и другое.
— Лучше пусть мама ничего не знаетъ объ этомъ до-тхъ-поръ, пока она поправится. Пока и желаю это сохранить втайн, Годфри. Теперь ступайте и воротитесь вечеромъ. Мы ужъ и то слишкомъ долго сидли здсь вдвоемъ.
Она встала и въ первый разъ взглянула на маленькую комнатку, въ которой происходило мое мученичество.
— Кто опустилъ эти портьеры? воскликнула она.— Въ комнат душно и безъ того, къ чему еще изгонять изъ нея воздухъ такимъ образомъ?
Она подошла къ портьерамъ. Въ ту минуту, какъ она дотронулась до нихъ рукой — въ ту минуту, когда открытіе сдлалось для меня совершенно неизбжно — голосъ румянаго молодого лакея на лстниц вдругъ прекратилъ дальнйшія дйствія съ ея и съ моей стороны. Это безошибочно былъ голосъ человка, сильно испуганнаго.
— Миссъ Рэчель! кричалъ онъ: — гд вы, миссъ Рэчель?
Она отскочила отъ портьеръ и побжала къ двери. Лакей только что вошелъ въ комнату. Весь румянецъ сбжалъ съ его лица. Онъ сказалъ:
— Пожалуйте внизъ! Съ милэди сдлался обморокъ и мы никакъ не можемъ привести ее въ чувство.
Черезъ минуту я осталась одна и могла въ свою очередь совершенно незамтно сойти внизъ. Мистеръ Годфри прошелъ мимо меня въ передней. Онъ спшилъ за докторомъ.
— Ступайте и помогите имъ! сказалъ онъ, указывая мн на дверь.
Я нашла Рэчель на колняхъ у дивана. Голова матери лежала на ея груди. Одного взгляда на лицо тетушки (помня то, что я знала) было достаточно, чтобы открыть мн страшную истину. Я оставила мои мысли при себ до прізда доктора. Онъ пріхалъ скоро. Прежде всего онъ выслалъ Рэчель изъ комнаты, а потомъ сказалъ всмъ намъ, что лэди Вериндеръ скончалась. Серьезнымъ особамъ, отыскивающимъ доказательства закоренлаго скептицизма, можетъ быть, интересно будетъ услыхать, что онъ не выказывалъ никакихъ признаковъ угрызенія, когда посмотрлъ на меня.
Нсколько поздне я заглянула въ столовую и библіотеку. Тетушка умерла, не распечатавъ ни одного изъ писемъ, которыя я адресовала ей. Меня такъ оскорбило это, что въ эту минуту мн не пришло въ голову — я объ этомъ вспомнила уже нсколько дней спустя — что она умерла, не оставивъ мн также и моего маленькаго наслдства.

Глава VI.

1) ‘Миссъ Клакъ кланяется мистеру Фрэнклину Блэку, и посылаетъ ему пятую главу своего смиреннаго разсказа, увдомляетъ, что она совершено неспособна распространяться, такъ какъ она желала бы о такомъ ужасномъ событіи, какъ смерть лэди Вериндеръ. Вслдствіе этого я приложила къ своей рукописи подробныя выписки изъ драгоцнныхъ изданій, находящихся въ ея рукахъ — выписки относящіяся къ этому предмету. Хорошо, еслибъ эти выписки (какъ миссъ Клакъ горячо надется) прозвучали какъ труба въ уши ея почтеннаго родственника мистера Фрэнклина Блэка.’
2) ‘Мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ кланяется миссъ Клакъ и благодаритъ ее за пятую главу ея разсказа. Возвращая выписки, присланныя съ этою главою, онъ удерживается отъ выраженія всякаго личнаго неодобренія, которое онъ иметъ къ литератур такого рода, и только скажетъ, что прилагаемыя прибавки къ рукописи не нужны для выполненія цли, которую онъ иметъ въ виду.’
3) ‘Миссъ Клакъ сообщаетъ о полученіи ею выписокъ. Она дружески напоминаетъ мистеру Фрэнклину Блэку, что она христіанка и что, слдовательно, ему совершенно невозможно оскорбить ее. Миссъ Клакъ настойчиво чувствуетъ глубокое участіе къ мистеру Блэку и даетъ ему слово, что въ первый разъ, когда болзнь положитъ его въ постель, она предложитъ ему эти выписки во второй разъ. А пока ей было бы пріятно узнать, прежде чмъ она начнетъ слдующую и послднюю главу своего разсказа, позволено ли ей будетъ дополнить свой смиренный разсказъ, воспользовавшись тмъ свтомъ, который послднія открытія набросили на тайну Луннаго камня.’
4) ‘Мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ съ сожалніемъ долженъ обмануть ожиданія миссъ Клакъ, онъ долженъ только повторить инструкціи, которыя онъ иметъ честь дать ей, когда она начала разсказъ. Ее просятъ ограничиться ея личной опытностью относительно лицъ и событій, разсказанныхъ въ ея дневник. Она будетъ такъ добра, что предоставитъ послднее открытіе перу тхъ лицъ, которыя могутъ описать ихъ въ качеств очныхъ свидтелей.’
5) ‘Миссъ Клакъ съ чрезвычайнымъ сожалніемъ безпокоитъ мистера Фрэнклина Блэка еще письмомъ. Ея выписки были возвращены, а выраженіе ея опытныхъ соображеній по поводу Луннаго камня запрещено. Миссъ Клакъ съ огорченіемъ сознаетъ, что она должна (выражаясь по свтски) чувствовать себя униженной. Но нтъ — миссъ Клакъ научилась настойчивости въ школ злополучія. Цль ея письма узнать, запретитъ ли мистеръ Блэкъ (запрещающія все другое) помстить настоящую корреспонденцію въ разсказъ миссъ Клакъ. Нкоторыя объясненія относительно положенія, въ которое поставило ее, какъ авторшу, вмшательство мистера Блэка, необходимо по правиламъ самой обыкновенной справедливости. А миссъ Клакъ съ своей стороны очень желаетъ, чтобы ея письма были представлены и говорили сами за себя.’
6) ‘Мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ соглашается на предложеніе миссъ Клакъ, съ условіемъ, чтобы его согласіе кончило всю переписку между ними.’
7) ‘Миссъ Клакъ считаетъ обязанностью христіанки (прежде чмъ переписка кончится) сообщить мастеру Блэку, что его послднее письмо — очевидно, написанное съ намреніемъ оскорбить ее — не достигло цли. Она дружески проситъ мистера Блэка удалиться въ свою комнату и сообразить наедин съ самимъ собою, не стоитъ ли большаго восторга воспитаніе, которое можетъ заставить бдную слабую женщину стать выше оскорбленія, чмъ онъ расположенъ теперь чувствовать. Получивъ увдомленіе на этотъ счетъ, миссъ Клакъ торжественно обязуется отослать обратно мистеру Фрэнклину Блэку полную серію ея выписокъ.’
(На это письмо не было получено отвта. Изъясненія безполезны).
(Подписано:)

‘ДРУЗИЛЛА КЛАКЪ’.

Глава VII.

Предыдущая корреспонденція достаточно объяснитъ, почему я должна ограничить описаніе смерти лэди Вериндеръ простымъ извстіемъ кончающимъ мою пятую главу.
Придерживаясь строго границъ моей личной опытности, я должна разсказать теперь, что прошелъ мсяцъ посл смерти моей тетки, прежде чмъ я встртилась съ Рэчель Вериндеръ. Я провела нсколько дней въ одномъ дом съ нею. Во время моего посщенія случилось нчто важное, относящееся къ ея помолвк съ мистеромъ Годфри Эбльуайтомъ, требующее особеннаго упоминанія на этихъ страницахъ. Когда это послднее изъ многихъ непріятныхъ фамильныхъ обстоятельствъ будетъ разсказано, моя обязанность кончится, потому что я разскажу тогда все, что знаю, какъ очная (хотя весьма неохотно) свидтельница событій.
Тло моей тетки было перевезено изъ Лондона и похоронено на маленькомъ кладбищ возл церкви въ ея собственномъ парк. Я была приглашена на похороны со всми другими родными. Но мн было невозможно (съ моими религіозными воззрніями) оправиться иначе, какъ черезъ нсколько дней, отъ потрясенія, которое эта смерть причинила мн. Сверхъ того, меня увдомили, что фризниголлскій ректоръ будетъ хоронить. Такъ какъ я видла этого клерикальнаго отверженника партнеромъ за карточнымъ столомъ лэди Вериндеръ, я сомнваюсь даже, еслибъ я была въ состояніи хать, хорошо ли бы я поступила, присутствуя на похоронахъ.
Смерть лэди Вериндеръ оставила ея дочь подъ надзоромъ ея зятя, мистера Эбльуайта старшаго. Онъ былъ назначенъ опекуномъ по завщанію до замужства или совершеннолтія его племянницы. Я полагаю, что мистеръ Годфри увдомилъ своего отца о новыхъ отношеніяхъ его къ Рэчель. Какъ бы то ни было, черезъ десять дней посл смерти моей тетки помолвка Рэчель не была уже тайною въ семейномъ кругу, и для мистера Эбльуайта старшаго — тоже отверженника!— было важнымъ вопросомъ сдлать его опекунскую власть какъ можно пріятне для богатой молодой двицы, которая выходила за его сына.
Сначала Рэчель надлала ему хлопотъ относительно выбора мста, гд ей слдовало жить. Домъ на сквэр Монтэгю напоминалъ ей смерть матери. Домъ въ Йоркшир напоминалъ ей скандалезное дло пропавшаго Луннаго камня. Резиденція ея опекуна въ Фризинголл не напоминала ни того, ни другого, но присутствіе Рэчели въ его дом посл ея недавней потери мшало удовольствіямъ ея кузинъ миссъ Эбльуайтъ — и она сама просила, чтобы ея посщеніе было отложено до боле благопріятнаго случая. Это кончилось предложеніемъ старика Эбльуайта нанять меблированный домъ въ Брайтон. Его жена, больная дочь и Рэчель должны были жить тамъ вмст, а онъ долженъ былъ пріхать къ нимъ позже. Они не будутъ принимать ни какого общества, кром немногихъ старыхъ друзей, а сынъ его Годфри, разъзжая взадъ и впередъ съ лондонскимъ поздомъ, всегда будетъ къ ихъ услугамъ.
Я описываю этотъ безцльный перездъ изъ одного мста въ другое — эту ненасытную тлесную тревогу и страшный застой души — съ цлью дойти до результата. Событіе, которое (по опредленіямъ провиднія) свело меня съ Рэчель Верилдеръ, было ничто иное, какъ наемъ дома въ Брайтон.
Моя тетка Эбльуайтъ — полная, молчаливая, блокурая женщина, съ одной замчательной чертой въ характер. Съ самаго своего рожденія она никогда ничего не длала для самой себя.
Она прожила всю жизнь, принимая помощь и мнніе всхъ и каждаго. Съ боле безпомощной особой, съ духовной точки зрнія, а не встрчалась никогда — на такой затруднительный характеръ ршительно нельзя было дйствовать. Тетушка Эбльуайтъ будетъ слушать тибетскаго Далай-Ламу точно такъ же, какъ слушаетъ меня, и будетъ разсуждать объ его воззрніяхъ съ такою же готовностью, какъ разсуждаетъ о моихъ. Она нашла меблированный домъ въ Брайтон, остановившись въ лондонской гостинниц, отдыхая на диван и пославъ за своимъ сыномъ. Она наняла нужныхъ слугъ завтракая въ постели въ одно утро (все въ гостинниц) и отпустивъ свою горничную погулять съ условіемъ, что она ‘доставитъ себ удовольствіе, сходивъ за миссъ Клакъ’. Я нашла ее спокойно обмахивавшуюся веромъ, въ блуз, въ одиннадцать часовъ.
— Милая Друзилла, мн нужны слуги. Вы такъ умны — пожалуйста наймите ихъ для меня.
Я осмотрлась вокругъ этой неопрятной комнаты. Церковные колокола благовстили въ обдни, они внушали мн слово дружескаго увщанія.
— Ахъ, тетушка! сказала я грустно: — разв это достойно христіанки и англичанки? Разв этотъ переходъ отъ времени къ вчности долженъ происходить такимъ образомъ?
Тетушка отвчала:
— Я однусь, Друзилла, если вы будете такъ добры и поможете мн.
Что можно было сказать посл этого? Я длала чудеса съ убійцами — я никогда не подвинулась ни на одинъ дюймъ съ тетушкой Эбльуайтъ.
— Гд, спросила я: — списокъ слугъ, которые вамъ нужны?
Тетушка покачала головой, у ней недостало даже энергіи держать у себя списокъ.
— Онъ у Рэчель, душечка, сказала она: — въ той комнат,
Я пошла въ ту комнату, и такимъ образомъ увидала опять
Рэчель въ первый разъ посл того, какъ мы разстались на сквэр Монтэгю.
Она казалась жалко мала и худа въ глубокомъ траур. Еслибы я приписывала какую-нибудь серьезную важность такимъ тлннымъ бездлицамъ, какъ лишая наружность, я могла бы прибавить, что цвтъ лица ея принадлежалъ къ тому несчастному разряду, который всегда страдаетъ, когда онъ не оттняется чмъ-нибудь блымъ у шеи. Но что значитъ для насъ цвтъ лица и наружность? Помха и западня, милыя двицы, мшающія нашему стремленію къ высшимъ предметамъ! Къ моему великому удивленію, Рэчель встала, когда я вошла въ комнату, и подошла встртить меня съ протянутою рукою.
— Я рада видть васъ, сказала она: — Друзилла, я имла привычку прежде говорить съ вами очень сумасбродно и очень грубо. Я прошу у насъ прощенія, надюсь, что вы простите меня.
Должно быть, лицо мое обнаружило изумленіе, которое я почувствовала при этихъ словахъ. Рэчель покраснла, а потомъ продолжала въ объясненіе:
— При жизни моей бдной матери ея друзья не всегда были моими друзьями. Теперь, когда я лишилась ее, сердце мое обращается за утшеніемъ къ людямъ, которыхъ она любила. Они любила васъ. Постарайтесь быть моимъ другомъ, Друзилла, если можете.
Для всякой здравомыслящей души эта причина была просто оскорбительна. Здсь, въ христіанской Англіи, находилась молодая двушка, претерпвшая горестную потерю и имвшая такъ мало понятія о томъ, гд искать истиннаго утшенія, что она надялась найти его у друзей ея матери! Моя родственница, пробудившаяся къ созданію своихъ погршностей относительно другихъ, находилась подъ вліяніемъ не убжденія и обязанности, а чувства и впечатлнія! Весьма печальна была эта мысль — но все-таки она подавала кое-какую надежду для такой опытной женщины, какъ я, для совершенія добраго дла. Я думала, что не можетъ быть вреда удостовриться, какую перемну потеря матери произвела въ характер Рэчель. Я ршилась какъ на полезную пробу попытать ее относительно ея помолвки съ мистеромъ Годфри Эбльуайтомъ.
Встртивъ ея предупредительность со всевозможнымъ дружелюбіемъ, я сла возл нея на диван по ея просьб. Мы разсуждали о семейныхъ длахъ и будущихъ планахъ — обо всемъ, исключая того одного будущаго плана, который долженъ былъ кончаться бракомъ. Какъ я ни старалась повернуть разговоръ въ ту сторону, она ршительно отказывалась понимать намекъ. Всякій открытый приступъ съ моей стороны къ этому вопросу былъ бы преждевременный въ этотъ ранній періодъ нашего примиренія. Притомъ я узнала все, что желала знать. Ода не была уже тмъ беззаботнымъ и смлымъ существомъ, которое я слышала и видла во время моего мученичества на сквэр Моптэгю. Этого было само по себ достаточно, чтобы поощрить меня приняться за ея обращеніе — начавъ нсколькими словами серьезнаго предостереженія, направленными противъ опрометчиваго вступленія въ брачный союзъ, а потомъ переходя къ высшимъ предметамъ. Смотря на нее теперь съ этимъ новымъ интересомъ — и припоминая, съ какою опрометчивою скоростью приняла она предложеніе мистера Годфри — я чувствовала торжественной обязанностью вмшаться съ такою горячностью, которая убждала меня, что я достигну необыкновенныхъ результатовъ. Быстрота дйствія была, какъ я полагала, чрезвычайно важна въ этомъ случа. Я тотчасъ воротилась къ вопросу о прислуг, нужной въ меблированный долгъ.
— Гд списокъ, душечка?
Рэчель подала.
— Кухарка, судомойка, служанка и лакей, читала я.— Милая Рэчель, эти слуги нужны только на срокъ, на тотъ срокъ, на который вашъ опекунъ нанялъ этотъ домъ. Намъ будетъ очень трудно найти честныхъ и способныхъ людей, которые согласились бы наняться на такой короткій срокъ, если мы будемъ искать въ Лондон. Домъ въ Брайтон найденъ?
— Да. Его нанялъ Годфри, и люди въ этомъ дом просили, чтобы онъ нанялъ ихъ для прислуги. Онъ думалъ, что они для насъ не годятся, и воротится не ршивъ ничего.
— А вы сами неопытны въ этихъ вещахъ, Рэчель?
— Ршительно нтъ.
— А тетушка Эбльуайтъ не хочетъ постараться?
— Нтъ. Не осуждайте ее, бдняжку, Друзилла. Я думаю, что это единственная счастливая женщина, съ какою я когда-либо встрчалась.
Въ счастьи есть степени, дружокъ. Мы должны немножко поговорить когда-нибудь объ этомъ. А пока я возьму на себя затруднительный выборъ слугъ. Ваша тетушка напишетъ письмо къ людямъ въ томъ дом.
— Она подпишетъ письмо, если я напишу за нее, а это одно и то же.
— Совершенно одно и то же. Я возьму письмо и завтра поду въ Брайтонъ.
— Какъ вы добры! Мы прідемъ къ вамъ какъ только все будетъ у васъ готово. Я надюсь, что вы останетесь погостить у меня. Брайтонъ такъ оживленъ, вамъ наврно будетъ пріятно тамъ.
Такими словами было сдлано приглашеніе, и блестящая перспектива вмшательства открывалась для меня.
Это происходило въ середин недли. Въ субботу домъ былъ готовъ для нихъ. Въ этотъ краткій промежутокъ я испытала не только характеры, но и религіозныя воззрнія всхъ слугъ, обращавшихся ко мн, и успла сдлать выборъ, одобряемый моею совстью. Я также нашла и навстила двухъ серьезныхъ моихъ друзей, жившихъ въ этомъ город, которымъ я могла вврить благочестивую цль, которая привела меня въ Брайтонъ. Одинъ изъ нихъ — духовный другъ — помогъ мн занять мста для нашего маленькаго общества въ той церкви, въ которой онъ самъ служилъ. Другой другъ — незамужняя женщина, такая же какъ и я — предоставила въ мое полное распоряженіе свою библіотеку (всю составленную изъ драгоцнныхъ изданій). Я взяла у ней полдюжину сочиненій, вс старательно выбранныя для Рэчели. Когда я разложила ихъ въ разныхъ комнатахъ, которыя она вроятно будетъ занимать, я сочла, что мои приготовленія кончены. Основательная доктрина въ слугахъ, которые будутъ ей служить, основательная доктрина въ пастор, который будетъ проповдовать ей, основательная доктрина въ книгахъ, лежавшихъ на ея стол — такова была тройная встрча, которую мое усердіе приготовило для осиротлой двушки! Небесное спокойствіе наполняло мою душу въ ту субботу, когда я сидла у окна, ожидая прізда моихъ родственницъ. Головокружительная толпа проходила взадъ и впередъ передъ моими глазами. Ахъ! многіе ли изъ нихъ сознавали такъ какъ я, что они исполнили свою обязанность? Ужасный вопросъ! Не будемъ продолжать его.
Въ седьмомъ часу пріхали путешественники. Къ моему великому изумленію, ихъ провожалъ не мистеръ Годфри (какъ я ожидала), а стряпчій мистеръ Брффъ.
— Какъ вы поживаете, миссъ Клакъ? сказалъ онъ: — на этотъ разъ, я намренъ остаться.
Этотъ намекъ на тотъ случай, когда я принудила его отложить его дло для моего, когда мы оба были на сквэр Монтагю, удостоврилъ меня, что старый гршникъ пріхалъ въ Брайтонъ для какой-то собственной своей цли. Я приготовила маленькій рай для моей возлюбленной Рэчель, и вотъ уже явился змй!
— Годфри было очень досадно, Друзилла, что онъ не могъ пріхать съ вами, сказала моя тетка Эбльуаіітъ — Что-то удержало его въ Лондон. Мистеръ Брффъ вызвался занять его мсто и остаться у насъ до понедльника. Кстати, мистеръ Брффъ, мн велно длать моціонъ, а мн это не нравится. Вотъ, прибавила тетушка Эбльуайтъ, указывая изъ окна на больного, котораго везъ на кресл слуга: — вотъ моя идея о моціон. Если: вамъ нуженъ воздухъ, вы можете имъ пользоваться на кресл, а если вамъ нужна усталость, я уврена, что можно устать достаточно, смотра на этого слугу,
Рэчель стояла молча у окна, устремивъ глаза на море.
— Вы устали, дружокъ? спросила я.
— Нтъ. Мн только немножко грустно, отвчала она.— Я часто видла море на нашемъ йоркширскомъ берегу съ этимъ освщеніемъ. И я думала, Друзилла, о тхъ дняхъ, которые никогда не воротятся.
Мистеръ Брффъ остался и къ обду и на цлый вечеръ. Чмъ боле я видла его, тмъ боле я удостоврялась, что онъ пріхалъ въ Брайтонъ для какой-то тайной цли. Я старательно наблюдала за нимъ. Онъ поддерживалъ самый непринужденный видъ и болталъ все время самые безбожные пустяки до-тхъ-поръ, пока настала пора проститься. Пожимая руку Рэчель, я уловила его суровый и хитрый взглядъ, остановившійся на ней на минуту съ особеннымъ интересомъ и вниманіемъ. Очевидно, цль, которую онъ имлъ въ виду, касалась ее. Онъ не сказалъ ничего особеннаго ни ей и никому другому при разставаньи. Онъ назвался завтракать на слдующія день, а потомъ ушелъ въ гостинницу.
На слдующее утро не было никакой возможности заставить тетушку Эбльуайтъ снять блузу и поспть одться въ церковь. Ея больная дочь (но моему мннію, не страдающая ничмъ, кром неизлчимой лности, наслдованной отъ матери) объявила, что она намрена остаться въ постели на цлый день. Рэчель и я одн пошли въ церковь. Великолпную проповдь сказалъ мой даровитый другъ объ языческомъ равнодушіи свта къ виновности маленькихъ грховъ. Боле часа его краснорчіе (которому помогалъ его великолпный голосъ) гремло въ священномъ зданіи. Я сказала Рэчель, когда мы выходили изъ церкви:
— Нашло это дорогу къ вашему сердцу, дружокъ?
Она отвчала:
— Нтъ, у меня только разболлась голова.
Это могло обезкуражить многихъ. Но когда я вступаю на поприще очевидной пользы, ничто не обезкураживаетъ меня.
Мы нашли тетушку Эбльуайтъ и мистера Брффа за завтракомъ. Когда Рэчель отказалась отъ завтрака и сослалась на то, что она страдаетъ головной болью, хитрый стряпчій тотчасъ воспользовался случаемъ, который она подала ему.
— Для головной боли есть только одно лекарство, сказалъ этотъ противный старикъ.— Прогулка, миссъ Рэчель, вылетитъ васъ. Я къ вашимъ услугамъ, вы удостоите принять мою руку?
— Съ величайшимъ удовольствіемъ, я сама очень желаю прогуляться.
— Уже третій часъ, кротко замтила я:— а вечерня, Рэчель, начинается въ три.
— Какъ вы можете ожидать, чтобы я опять пошла въ церковь, оказала она вспыльчиво:— съ такой головной болью!
Мистеръ Брффъ раболпно отворилъ для нея дверь. Черезъ минуту оба они вышли изъ дома. Не знаю, когда я чувствовала торжественную обязанность вмшаться такъ сильно, какъ въ эту минуту. Но что же было длать? Ничего, какъ только вмшаться при первомъ удобномъ случа поздне въ этотъ день.
Когда я воротилась отъ вечерни и они только что вернулись, одинъ взглядъ на стряпчаго показалъ мн, что онъ сказалъ все, что желалъ сказать. Я никогда не видала прежде Рэчель такой молчаливой и задумчивой. Я никогда не видала прежде, чтобы мистеръ Брффъ оказывалъ ей такое преданное вниманіе и смотрлъ на нее съ такимъ замтнымъ уваженіемъ. Онъ сказалъ (можетъ быть, и несправедливо), что онъ приглашенъ къ обду въ этотъ день — и рано простился съ нами, намреваясь воротиться въ Лондонъ съ первымъ поздомъ на слдующій день.
— Вы уврены въ вашей ршимости? сказалъ онъ Рэчель въ дверяхъ.
— Совершенно уврена, отвчала она — такъ они и разстались.
Какъ только онъ ушелъ, Рэчель ушла въ свою комнату, къ обду она не выходила. Ея горничная (которая носитъ чепчики съ лептами) пришла внизъ сказать, что у ней опять сдлалась головная боль. Я побжала къ ней я длала ей разныя дружескія предложенія черезъ дверь. Она была заперта и Рэчель не отворяла ее. Сколько тутъ было препятствій, на которыя можно было дйствовать! Меня очень развеселила и подстрекнула ея запертая дверь.
Когда на другое утро ей отнесли чашку чая, я пошла къ ней. Я сла возл ея постели и сказала ей нсколько серьезныхъ словъ. Она слушала съ томной вжливостью. Я примтила драгоцнныя изданія моего серьезнаго друга, сваленныя въ кучу на стол. Не заглядывала ли она въ нихъ? спросила я. Да, но они ее не заинтересовали. Позволить ли она прочесть мн нсколько мстъ, чрезвычайно интересныхъ, которыя, вроятно, ускользнули отъ ея глазъ? Нтъ, не теперь — она должна думать о другомъ. Давая эти отвты, она внимательно складывала и раскладывала оборку своей кофты. Необходимо было пробудить ее какимъ-нибудь намекомъ на мірскіе интересы, которыми она дорожила.
— Знаете, дружокъ, сказала я:— мн пришла вчера странная фантазія насчетъ мистера Брффа. Я подумала, когда увидала васъ посл вашей прогулки съ нимъ, что онъ сообщилъ ламъ какое-нибудь непріятное извстіе.
Она выпустила оборку кофты и си свирпые черные глаза сверкнули на меня.
— Совершенно наоборотъ! сказала она.— Эти извстія мн интересно было выслушать, и я глубоко обязана мистеру Брффу за то, что онъ сказалъ мн.
— Да? сказала я тономъ кроткаго интереса.
Она опять начала перебирать пальцами оборку и угрюмо отвернулась отъ меня. Разъ сто во время моихъ добрыхъ длъ со мною обращались такимъ образомъ. Она только подстрекнула меня попытаться опять. Въ моемъ неустрашимомъ усердіи къ ея благосостоянію, я ршилась на огромный рискъ и открыто намекнула на ея помолвку.
— Извстія интересныя для васъ? повторила я.— Я полагаю, милая Рэчель, что это должно быть извстіе о мистер Годфри Эбльуайт.
Она вскочила на постели и смертельно поблднла. Очевидно, у нея вертлось на язык возразить мн съ прежней необузданной дерзостью. Она удержалась — опять положила голову на подушки — подумала съ минуту — а потомъ отвтила эти замчательныя слова:
— Я никогда не выду за мистера Годфри Эбльуайта.
Пришла моя очередь вскочить при этихъ словахъ.
— Что вы хотите сказать? воскликнула я.— Этотъ бракъ считается всми вашими родными дломъ ршенымъ.
— Мистера Годфри Эбльуайта ожидаютъ сюда завтра, сказала она угрюмо.— Подождите, пока онъ прідетъ — и вы увидите.
— Но, милая Рэчель…
Она позвонила въ колокольчикъ, висвшій въ головахъ ея постели. Явилась горничная въ чепчик съ лентами.
— Пенелопа, ванну.
Отдадимъ ей должную справедливость. Въ томъ положеніи, въ какомъ находились мои чувства въ эту минуту, я искренно врю, что она попала на единственный возможный способъ принудить меня уйти изъ комнаты. Я сознаюсь, что ея ванна была свыше моихъ силъ.
Для свтскаго ума мое положеніе къ Рэчель должно было представлять необыкновенныя затрудненія. Я разсчитывала привести ее къ высшимъ предметамъ посредствомъ серьезныхъ увщаній относительно ея брака. А теперь, если ей врятъ, ея брака совсмъ не будетъ. По, мои друзья, трудящаяся-христіанка съ моею опытностью (имя передъ собою евангелическую перспективу) принимаетъ боле широкія воззрнія. Положимъ, Рэчель дйствительно не согласится на бракъ, который Эбльуайты, отецъ и сынъ, считаютъ дломъ ршенымъ, каковъ будетъ результатъ? Онъ могъ только кончиться, если она будетъ стоять твердо на своемъ, размною жесткихъ словъ и горькихъ обвиненій съ обихъ сторонъ. И каково будетъ это дйствіе на Рэчель, когда бурное свиданіе кончится? Спасительное нравственное уныніе будетъ слдствіемъ. Ея гордость и упорство истощатся ршительнымъ сопротивленіемъ, которое характеръ ея выкажетъ при подобныхъ обстоятельствахъ. Она обратится за сочувствіемъ къ ближайшему лицу, которое будетъ въ состояніи предложить ей это сочувствіе. И я была это ближайшее лицо, переполненное приличными и живительными словами. Никогда евангелическая перспектива не казалась блестяще для моихъ глазъ какъ теперь.
Она пришла къ завтраку, по не ла ничего и не говорила почти ни слова. Посл завтрака она нерадиво бродила изъ комнаты въ комнату — потомъ вдругъ опомнилась и раскрыла фортепіано. Музыка, которую она выбрала для своей игры, была самаго скандалезнаго и нечестиваго сорта, напоминавшая т представленія на сцен, о которыхъ нельзя подумать безъ того, чтобы кровь не застыла въ жилахъ. Я втайн освдомилась, въ которомъ часу ожидаютъ мистера Годфри Эбльуайта, а потомъ ускользнула отъ этой музыки, оставивъ домъ.
Выйдя изъ дома одна, я воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы зайти къ моимъ двумъ друзьямъ. Я чувствовала неописанное наслажденіе, занявшись серьезнымъ разговоромъ съ серьезными особами. Чрезвычайно поощренная и освженная воротилась я домой какъ-разъ во-время, къ прізду нашего ожидаемаго гостя. Я вошла въ столовую, всегда пустую въ это время — и очутилась лицомъ бъ лицу съ мистеромъ Годфри Эбльуайтомъ.
Онъ не сдлалъ никакой попытки, чтобы убжать. Напротивъ, онъ подошелъ ко мн чрезвычайно поспшно.
— Милая миссъ Клакъ, я только ждалъ васъ! Случайно освободился я сегодня отъ моихъ лондонскихъ длъ гораздо раньше, чмъ ожидалъ, я — пріхалъ сюда ране назначеннаго времени.
Ни малйшаго замшательства не виднлось въ его объясненіи, хотя это была его першія встрча со мною посл сцены на сквер Монтагю. Правда, онъ не зналъ, что а была свидтельницей этой сцены. Но онъ зналъ, съ другой стороны, что мои посщенія комитета Материнскаго Попечительства и мои сношенія съ друзьями, участвовавшими въ другихъ комитетахъ, должны были сообщить мн о постыдномъ небреженіи, какое онъ теперь оказывалъ своимъ дамамъ и своимъ бднымъ. И вотъ онъ находился передо мною съ своимъ очаровательнымъ голосомъ и непреодолимой улыбкой.
— Вы еще не видали Рэчель? спросила я.
Онъ кротко вздохнулъ и взялъ меня за руку. Конечно, я вырвала бы мою руку, еслибъ тонъ, которымъ онъ отвчалъ мн. не поразилъ меня удивленіемъ.
— Я видлъ Рэчель, сказалъ онъ совершенно спокойно:— вамъ извстно, дорогой другъ, что она была помолвлена со мной? Ну, она вдругъ ршилась взять назадъ свое слово. Размышленіе убдило ее, что она боле будетъ способствовать своему благосостоянію и моему, если возьметъ назадъ опрометчивое общаніе и оставитъ меня свободнымъ сдлать другой боле счастливый выборъ. Она ссылается на эту единственную причину, и это единственный отвтъ, который она даетъ на каждый мой вопросъ.
— А вы что сдлали съ вашей стороны? спросила я: — вы покорились?
— Да, сказалъ онъ съ самымъ невозмутимымъ спокойствіемъ:— я покорился.
Его поведеніе было такъ непостижимо, что я стояла вн себя отъ изумленія въ то время, какъ рука моя лежала въ его рук. Смотрть вытаращивъ глаза да кого бы то ни было — грубо, а на джентельмэна не деликатно. Я сдлала оба эти неприличные поступка и сказала какъ бы во сн:
— Что это значитъ?
— Позвольте разсказать вамъ, отвчалъ онъ: — и не ссть ли намъ?
Онъ подвелъ меня къ креслу. Я имю неясное воспоминаніе, что онъ былъ очень дружелюбенъ. Не думаю, чтобы онъ обнялъ меня рукою, чтобы поддержать меня — но не знаю этого наврно. Я была совершенно безпомощна, а его обращеніе съ дамами такое милое. Во всякомъ случа, мы сли. За это я могу поручиться, если не могу поручиться ни за что другое.
— Я лишился прелестной невсты, превосходнаго общественнаго положенія и богатаго дохода, началъ мистеръ Годфри:— и покорился этому безъ борьбы. Какая же можетъ быть причина такого необыкновеннаго поведенія? Мой драгоцнный другъ, причини нтъ.
— Причины нтъ? повторила я.
— Позвольте мн обратиться, любезная миссъ Клакъ, въ вашей опытности въ дтяхъ, продолжалъ онъ.— Ребенокъ держится извстнаго порядка въ своемъ поведеніи. Васъ очень поражаетъ это и вы пытаетесь узнать причину. Бдняжка неспособенъ объяснить вамъ эту причину. Вы можете точно также спрашивать траву, зачмъ она растетъ, и птицъ, зачмъ он поютъ. Ну, въ этомъ случа я похожъ на малаго ребенка, на траву, на птицъ. Я не знаю, зачмъ я сдлалъ предложеніе миссъ Вериндеръ. Я не знаю, почему постыдно пренебрегалъ моими малыми дамами. Я не знаю, зачмъ отрекся отъ комитета Материнскаго Попечительства. Вы говорите ребенку: зачмъ ты капризничалъ? А этотъ ангельчикъ засунетъ палецъ въ ротъ и самъ не знаетъ. Совершенно такъ, какъ со мною, миссъ Клакъ! Я не могу сознаться въ этомъ никому другому. Я чувствую себя принужденнымъ сознаться вамъ.
Я наняла оправляться. Тутъ представлялась мн нравственная проблема. Меня глубоко интересуютъ нравственныя проблемы — и думаю, что я довольно искусно разршаю ихъ.
— Лучшій изъ друзей, изощрите вашъ разумъ и помогите мн, продолжалъ онъ.— Скажите мн, почему настало время, когда мои супружескіе планы начинаютъ казаться мн чмъ-то въ род сна. Почему мн вдругъ пришло въ голову, что мое истинное счастье состоитъ въ томъ, чтобы помогать моимъ милымъ дамамъ, въ исполненіи моихъ скромныхъ, полезныхъ длъ, произнесеніи немногихъ убдительныхъ словъ, когда меня вызываетъ предсдатель? Зачмъ мн нужно положеніе? Положеніе у меня есть. Зачмъ мн нуженъ доходъ? Я могу платить за мой насущный хлбъ, за мою миленькую квартирку и за два фрака въ годъ. Зачмъ мн нужна миссъ Вериндеръ? Она сказала мн собственными губами (это между нами, милая миссъ Клакъ), что она любитъ другого человка и выходитъ за меня замужъ только для того, чтобъ постараться выкинуть этого человка изъ головы. Какой ужасный союзъ! О, Боже мой! какой ужасный союзъ! Таковы были мои размышленія, миссъ Клакъ, когда я халъ въ Брайтонъ. Я приблизился къ Рэчель съ чувствомъ преступника, готовящагося выслушать свой приговоръ. Когда я узналъ, что и она также передумала — когда я услышалъ ея предложеніе взять назадъ слово — я почувствовалъ (въ этомъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія) чрезвычайное облегченіе. Мсяцъ тому назадъ я съ восторгомъ прижималъ ее къ груди. Насъ тому назадъ радость, когда я узналъ, что никогда боле не буду прижимать ее. опьянила меня, какъ крпкій напитокъ. Это казалось невозможно — этого быть не могло. А между тмъ это факты, какъ я имлъ честь сообщить вамъ, когда мы сли на эти два стула. Я лишился прелестной невсты, прекраснаго дохода и покорился этому безъ борьбы. Какъ вы можете это объяснить, милый другъ? Это совершенно выше моихъ понятій.
Его великолпная голова опустилась на грудь и онъ съ отчаянія отказался отъ своей— нравственной проблемы.
Я была глубоко тронута. Болзнь (если я могу выражаться какъ духовный докторъ) совершенно для меня ясна. Вс мы испытали, что люди съ высокими способностями унижаются до уровня самыхъ ограниченныхъ людей, окружающихъ ихъ. Безъ сомннія, цль мудраго Привиднія заключается въ томъ, чтобы напомнить знатнымъ, великимъ людямъ, что они смертны я что власть, давшая имъ это величіе, можетъ также и отнять его. Теперь — по моему мннію — легко было различить одно изъ этихъ полезныхъ униженіи г.ъ печальныхъ поступкахъ милаго мистера Годфри, которыхъ я была невидимой свидтельницей. И также легко было узнать пріятное появленіе его прекрасной натуры въ томъ ужас, съ которымъ онъ отступалъ отъ мысли жениться на Уэчель, и въ очаровательной поспшности, которую онъ выказывалъ для того, чтобъ воротиться къ своимъ дамамъ и къ своимъ бднымъ.
Я изложила этотъ взглядъ передъ нимъ въ нсколькихъ простыхъ и сестринскихъ словахъ. На его радость прекрасно было смотрть. Онъ сравнивалъ себя съ погибшимъ человкомъ, вышедшимъ изъ мрака въ свтъ. Когда я ручалась за то, что его примутъ съ любовью въ комитет Материнскаго Попечительства, признательное сердце нашего христіанскаго героя переполнилось. Онъ прижималъ къ губамъ поперемнно об мои руки. Взволнованная торжествомъ при мысли, что онъ воротится къ намъ, я позволила ему длать что онъ хочетъ съ моими руками. Я зажмурила глаза. Въ экстаз духовнаго самозабвенія я опустила голову на его плечо. Черезъ минуту я конечно упала бы въ обморокъ на его руки, еслибъ шумъ вншняго міра не заставилъ меня опомниться. Противный звукъ ножей и вилокъ забрянчалъ за дверьми и лакей пришелъ накрывать столъ для завтрака. Мистеръ Годфри вскочилъ и взглянулъ на часы, стоявшіе на камин.
— Какъ время летитъ съ вами! воскликнулъ онъ,— я опоздаю къ позду.
Я осмлилась спроситъ, почему онъ такъ торопится воротиться въ Лондонъ. Его отвтъ напомнилъ мн о семейныхъ затрудненіяхъ, которыя оставалось примирить, и о семейныхъ неудовольствіяхъ, которыя еще должны были наступить.
— Я получилъ письмо отъ моего отца, сказалъ онъ.— Дла принуждаютъ его хать изъ Фризинголла въ Лондонъ сегодня и онъ намрена, пріхать сюда или сегодня вечеромъ, или завтра утромъ. Я долженъ сказать ему, что случилось между Ричель и мной Онъ всмъ сердцемъ желаетъ нашего брака — и я боюсь, что будетъ очень трудно примирить его съ мыслью о разрыв нашей помолвки. Я не долженъ допустить его ради всхъ насъ пріхать сюда, пока онъ не примирится съ этой мыслью. Лучшій и дражайшій другъ, мы встртимся опять!
Съ этими словами онъ поспшилъ уйти. Точно также торопясь съ своей стороны, я побжала наверхъ, успокоиться въ своей комнат, прежде чмъ встрчу тетушку Эбльуайтъ и Рэчель за завтракомъ.
Мн извстно хорошо — останавливаясь на минуту на мистер Годфри — что всеоскверняющее мнніе свта обвинило его въ томъ, что онъ по своимъ собственнымъ причинамъ освободилъ Рзчель отъ помолвки при первомъ удобномъ случа, который она подала ему. До моихъ ушей также дошло, что его нетерпливое желаніе занять прежнее мсто въ моемъ уваженіи было приписано нкоторыми лицами корыстолюбивому желанію примириться (черезъ меня) съ одной почтенной дамой, членомъ комитета Материнскаго Попечительства, обильно одаренной благами міра сего, и моимъ короткимъ и возлюбленнымъ другомъ. Я только упоминаю объ этихъ гнусныхъ сплетняхъ для того, чтобъ объявить, что он никогда не имли ни малйшаго вліянія на мою душу. Повинуясь даннымъ мн инструкціямъ, я выразила перемнчивость моего мннія о пашемъ христіанскомъ геро именно такъ, какъ оно записано въ моемъ дневник. Чтобъ отдать справедливость самой себ, позвольте мн прибавить, что занявъ опять прежнее мсто въ моемъ уваженіи, мой талантливый другъ уже никогда боле не лишался этого мста. Я пишу со слезами на глазахъ, горя нетерпніемъ сказать боле. Но нтъ — меня жестоко ограничили моимъ очнымъ свидтельствомъ относительно лицъ и предметовъ. Мене чмъ черезъ мсяцъ съ того времени, какъ и теперь пишу, событія на бирж (уменьшившія даже мой жалкій доходъ) принудили меня удалиться въ изгнаніе за границу а не оставили мн ничего, кром любящаго воспоминанія о мистер Годфри, который оклеветанъ свтомъ понапрасну.
Вытираю себ глаза и возвращаюсь къ разсказу.
Я сошла внизъ къ завтраку, натурально съ нетерпніемъ желая видть, какъ Рэчель припала разрывъ съ женихомъ.
Мн показалось — но признаюсь, я авторитетъ ничтожный въ подобныхъ вещахъ — что возвращеніе свободы заставило ее опять думать объ этомъ другомъ человк, котораго она любила, и что она бсилась на себя, зачмъ не могла сдержать переворота чувства, котораго она вполн стыдилась. Кто былъ этотъ человкъ? Я подозрвала — но безполезно было терять время на пустыя соображенія. Когда я обращу ее, она разумется не будетъ имть тайнъ отъ меня. Я услышу все объ этомъ человк, я услышу все и о Лунномъ камн. Еслибы я не имла высшей цли довести се до сознанія духовныхъ предметовъ, побудительной причины освободить свою душу отъ ея виновныхъ тайнъ было бы достаточно, чтобъ поощрить меня продолжать.
Тетушка Эбльуайтъ длала моціонъ вечеромъ на кресл больныхъ. Рэчель провожала ее.
— Мн хотлось бы тащить это кресло, тревожно сказала она:— мн хотлось бы утомить себя до такой степени, чтобъ упасть!
Она была въ такомъ же расположеніи духа вечеромъ. Я нашла сводномъ изъ драгоцнныхъ изданій моего друга — ‘жизнь, письма и труды миссъ Джинъ Стамперъ’, сорокъ-пятое изданіе — мста чудесно подходившія къ настоящему положенію Рэчель. Когда я предложила ихъ прочесть, она подошла къ фортепіано. Представьте себ, какъ мало она должна знать серьезныхъ людей, если предполагала, что мое терпніе должно истощиться такимъ образомъ! Я оставила при себ миссъ Джонъ Стамперъ и ожидала событій съ ненарушимымъ упованіемъ въ будущее.
Старикъ Эбльуайтъ вовсе не прізжалъ въ этотъ вечеръ. Но я знала, какую важность этотъ алчный мірянинъ приписываете браку своего сына съ миссъ Вериндеръ — и чувствовала положительное убжденіе (какъ бы ни мшалъ этому мистеръ Годфри), что мы увидимъ его на слдующій день. При его вмшательств, буря, которой я ожидала, конечно настанетъ и за всю наврно воспослдуетъ спасительное истощеніе настойчиваго сопротивленія Рэчель. Мн извстно, что старикъ Эбльуайтъ иметъ вообще репутацію (особенно между его подчиненными) замчательно добродушнаго человка. По моимъ наблюденіямъ, онъ заслуживалъ свою репутацію только до-тхъ-поръ, пока могъ поступать по-своему, и ни минуты доле.
На слдующій день, именно какъ я предвидла, тетушка Эбльуайтъ была такъ близка къ удивленію, какъ позволяла ея натура, при внезапномъ появленіи ея мужа. Не пробылъ онъ въ дом и минуты, какъ за нимъ явилось, къ великому моему удивленію, неожиданное и запутанное обстоятельство въ вид мистера Брффа.
Я не помню, чтобы когда-нибудь присутствіе стряпчаго было для меня непріятне, какъ въ эту минуту. Онъ повидимому былъ готовъ препятствовать всему.
— Какой пріятный сюрпризъ, сэръ, сказалъ мистеръ Эбльуайтъ, обращаясь къ мистеру Брффу съ обманчивой вжливостью.— Когда я выходилъ вчера изъ вашей конторы, я не ожидалъ имть честь видть васъ въ Брайтон сегодня.
— Я перебралъ въ ум нашъ разговоръ посл вашего ухода, отвчалъ мистеръ Брффъ.— И мн пришло въ голову, что можетъ быть я могу быть нсколько полезенъ въ этомъ случа. Я только что посплъ съ позду и не видалъ, въ какомъ вагон вы хали.
Давъ это объясненіе, онъ слъ возл Рэчель. Я скромно удалилась въ уголъ — съ миссъ Джэнъ-Аннъ Стамперъ на колняхъ на всякій случаи. Тетушка сидла у окна, спокойно обмахиваясь веромъ, по обыкновенію. Мистеръ Эбльуайтъ стоялъ посреди комнаты, его плшивая голова была красне обыкновеннаго, и самымъ дружелюбнымъ образомъ обратился онъ къ племянниц.
— Милая Рэчель, сказалъ онъ:— я слышалъ отъ Годфри очень странныя извстія. Я пріхалъ сюда узнать о нихъ. Въ этомъ дом у тебя есть твоя собственная гостиная. Проводи меня туда.
Рэчель не пошевелилась. Ршилась ли она довести дло до кризиса, или ее добудить какой-нибудь секретный знакъ мистера Брффа, этого я не могу сказать. Она отказалась проводить старика Эбльуайта въ свою гостиную.
— Что ни желали бы вы сказать мн, отвчала она:— можно сказать здсь — въ присутствіи моихъ родственницъ и (она посмотрла на мистера Брффа) врнаго стараго друга моей матери.
— Какъ хочешь, дружокъ, сказалъ любезный мистеръ Эбльуайтъ.
Одъ слъ. Вс посмотрли на его лицо — какъ будто ожидали, что посл семидесятилтней свтской жизни онъ скажетъ правду. Я посмотрла на макушку его плшивой головы, такъ какъ я прежде примтила, что расположеніе его духа имло привычку оказываться тамъ.
— Нсколько недль тому назадъ, продолжалъ старикъ:— сынъ увдомилъ меня, что миссъ Вериндеръ дала ему слово выйти за него. Можетъ ли быть, Рэчель, что онъ не такъ понялъ — или выдумалъ — то, что ты сказала ему?
— Конечно нтъ, отвчала она.— Я дала слово выйти за него.
— Очень откровенный отвтъ! сказалъ мистеръ Эбльуайтъ: — и самый удовлетворительный. Относительно того, что случилось нсколько недль тому назадъ, Годфри ошибки не сдлалъ. Очевидно, онъ ошибается относительно того, что онъ сказалъ мн вчера. Я теперь вижу. Вы съ нимъ поссорились, какъ ссорятся влюбленные — и мои сумасбродный сынъ серьезно это перетолковалъ. Ахъ, въ его лта я былъ смышлене!
Падшая натура въ Рачели — нашей прабабушки Еввы такъ сказать — начала при этомъ горячиться.
— Пожалуйста поймемъ другъ друга, мистеръ Эбльуайтъ, сказала она.— Ничего похожаго на ссору не произошло вчера между вашимъ сыномъ и мною. Если онъ сказалъ вамъ, что я предложили ему разрывъ и что одъ согласился — онъ сказалъ вамъ правду.
Термометръ на макушк плшивой головы мистера Эбльуайта показывалъ, что одъ начинаетъ сердиться. Лицо его было любезне прежняго, но красный цвтъ на макушк сдлался еще красне.
— Полно, полно, душа моя! сказалъ онъ самымъ успокоительнымъ образомъ:— не сердись и не будь жестока къ бдному Годфри. Онъ врно сказалъ что-нибудь некстати. Онъ съ дтства такой неловкій, но намренія у него хорошія, Рэчель, намренія хорошія!
— Мистеръ Эбльуайтъ, я или выразилась очень дурно, или вы нарочно не понимаете меня. Разъ навсегда, это дло ршеное между вашимъ сыномъ и мною, что мы остаемся на всю жизнь кузенами и больше никмъ. Довольно ли ясно это?
Тонъ, которымъ она сказала эти слова, длалъ невозможнымъ даже для старика Эбльуайта не понимать ее. Термометръ возвысился еще на градусъ, а голосъ, когда заговорилъ потомъ, пересталъ быть голосомъ приличнымъ для человка замчательнаго своимъ добродушіемъ.
Стало быть, я долженъ понять, сказалъ онъ:— что у васъ съ нимъ разрывъ?
— Пожалуйста поймите это, мистеръ Эбльуайтъ.
— И я также долженъ думать, что предложеніе разрыва было сдлано тобой?
— Сначала мной. и это заслужило, какъ я вамъ сказала, согласіе и одобреніе вашего сына.
Термометръ поднялся на самый верхъ, то-есть красная макушка побагровла.
— Сынъ мой малодушный трусъ! закричалъ этотъ взбсившійся старый гршникъ.— Собственно для себя, какъ отецъ — а не для него — я спрашиваю васъ, миссъ Вериндеръ, на что можете вы пожаловаться относительно мистера Годфри Эбльуайта?
Тугъ мистеръ Брффъ вмшался въ первый разъ.
— Вы не обязаны отвчать на этотъ вопросъ, сказалъ онъ Рэчель.
Старикъ Эбльуайтъ тотчасъ напустился на него.
— Не забывайте, сэръ, сказалъ онъ:— что вы здсь непрошеный гость. Ваше вмшательство было бы гораздо любезне, еслибъ вы подождали., когда васъ попросять вмшаться.
Мистеръ Брффъ не обратилъ на это никакого вниманія. Гладкій лоскъ на его морщинистомъ, старомъ лиц ни капельки не сошелъ. Рэчель поблагодарила его за совтъ, который онъ далъ ей, а потомъ обернулась къ старику Эбльуайту — сохраняя свое спокойствіе, которое (соображая ея лта и полъ) просто было ужасно видть.
— Вашъ сынъ сдлалъ мн точно такой же вопросъ, сказала она:— у меня былъ для него только одинъ отвтъ, также и для васъ у меня есть только одинъ отвть. Я предложила, чтобы мы разошлись, потому что размышленіе убдило меня, что я лучше устрою его благосостояніе и мое, взявъ назадъ опрометчивое общаніе и предоставивъ ему свободу сдлать другой выборъ.
— Что сдлалъ мой сыпь? настаивалъ мистеръ Эбльуайтъ.— Я имю право это знать. Что сдлалъ мои сынъ?
Она настаивала также упорно съ своей стороны.
— Вы получили единственное объясненіе, которое а считаю необходимымъ дать ему или вамъ, сказала она.
— Сказать по просту, вы вздумали и заблагоразсудили, миссъ Вериндеръ, обмануть моего сына?
Рэчель молчала съ минуту, сидя позади нея, я слышали, какъ она вздохнула. Мистеръ Брффъ взялъ ея руку и пожалъ. Она оправилась и отвчала мистеру Эбльуайту такъ же смло, какъ прежде.
— Я подвергнула себя еще худшимъ толкамъ, сказала она:— и терпливо перенесла. Прошло то время, когда вы могли оскорбить меня, назвавъ меня обманщицей.
Она говорила съ такой горечью въ топ, которая заставила меня подумать, что скандалезная исторія Луннаго камня пришла ей на память.
— Мн нечего больше говорить, уныло прибавила она, не обращаясь ни къ кому въ особенности, отвернувшись отъ всхъ насъ и глядя въ окно ближайшее къ ней.
Мистеръ Эбльуайтъ вскочилъ и такъ сильно толкнулъ свой стулъ, что онъ опрокинулся и упалъ на полъ.
— А мн есть что сказать, объявилъ онъ, стукнувъ по столу ладонью.— Я скажу, что если сынъ мой не чувствуетъ этого оскорбленія, то чувствую я.
Рэчель вздрогнула и взглянула на него съ внезапнымъ удивленіемъ.
— Оскорбленіе? повторила она:— что вы хотите этимъ сказать?
— Оскорбленіе, повторилъ Эбльуайтъ.— Я знаю, по какой причин, миссъ Вериндеръ, вы нарушили общаніе, данное моему сыну. Я знаю это такъ врно, какъ еслибы вы сами признались въ этомъ. Ваша проклятая фамильная гордость оскорбляетъ Годфри, какъ оскорбила и меня, когда я женился на вашей тетк. Ея родные — ея нищіе родные — повернулись къ ней спиной за то, что она вышла за честнаго человка, который самъ составилъ себ состояніе. Предковъ у меня не было. Я не происхожу отъ головорзовъ и мошенниковъ, которые жили воровствомъ и убійствомъ. Я не могу указать то время, когда у Эбльуайтовъ не было рубашки на тл и когда они не умли подписать своего имени. Ага! я не годился для Гернкастлей, когда я женился. А теперь сынъ мой не годится для васъ. Я давно это подозрвалъ. Въ вашихъ жилахъ течетъ кровь Гернкастлей, юная двица! Я давно это подозрвалъ.
— Весьма недостойное подозрніе, замтилъ Брффъ.— Я удивляюсь, какъ вамъ достало мужества высказать его.
Прежде чмъ мистеръ Эбльуайтъ усплъ придумать слова для отвта, Рэчель заговорила тономъ самаго раздражительнаго презрнія.
— На это не стоитъ обращать вниманія, сказала она стряпчему: — если онъ думаетъ такимъ образомъ, предоставимъ ему думать что онъ хочетъ.
Изъ багроваго мистеръ Эбльуайтъ сдлался синимъ. Онъ задыхался и едва переводилъ духъ, онъ глядлъ то на Рэчель, то на Брффа съ такимъ бшенствомъ, что какъ будто не зналъ на кого прежде напасть. Его жена, безстрастно обмахивавшаяся веромъ до-сихъ-поръ, испугалась и старалась совершенно безполезно успокоить его. Во время этого прискорбнаго разговора я нсколько разъ чувствовала внутреннее призваніе вмшаться и сказать нсколько серьезныхъ словъ, но меня удерживало опасеніе возможныхъ послдствій, опасеніе весьма недостойное христіанки и англичанки, которая смотритъ не на то, чего требуетъ малодушное благоразуміе, а на то, что нравственно справедливо. Видя, до чего дошло теперь дло, я встала, поставивъ себя выше всякихъ соображеній о приличіи. Еслибы я хотла представить возраженіе, смиренно придуманное мною, можетъ быть я еще колебалась бы. Но печальное домашнее несогласіе, котораго я теперь была свидтельницей, было чудно и прекрасно предусмотрно въ корреспонденціи миссъ Джэнъ-Аннъ Станнеръ — письмо тысяча-первое на ‘Семейный миръ’. Я встала изъ моего скромнаго уголка и раскрыла мою драгоцнную книгу.
— Любезный мистеръ Эбльуайтъ, сказала я:— одно слово! Когда я вставъ привлекла на себя вниманіе всего общества, я могла видть, что мистеръ Эбльуайтъ собирался сказать мн что-то грубое. Мои дружескія слова остановили его. Онъ вытаращилъ на меня глаза съ языческимъ удивленіемъ.
— Позвольте мн, продолжала я, какъ искренней доброжелательниц и другу, какъ женщин давно привыкшей пробуждать, убждать, приготовлять, просвщать и укрплять другихъ — позвольте мн воспользоваться самой простительной вольностью — вольностью успокоить вашу душу.
Онъ началъ оправляться, онъ готовъ былъ разразиться гнвомъ — онъ разразился бы, будь на моемъ мст всякій другой. По мой голосъ (обыкновенно кроткій) обладаетъ высокою нотою въ важныхъ случаяхъ. Въ этомъ случа я почувствовала неотступное призваніе говорить самымъ высокимъ голосомъ. Я стала держать передъ нимъ мою драгоцнную книгу, я указала пальцемъ на открытую страницу.
— Не на мои слова! воскликнула я въ порыв горячаго усердія.— О, не предполагайте, что я требую вниманія на мои смиренныя слова! Манна въ пустын, мистеръ Эбльуайтъ! Роса на засохшей земл! Слова утшенія, слова благоразумія, слова любви — блаженныя, блаженныя, блаженныя слова миссъ Джэнъ-Аннъ Стамперъ!
Тутъ я остановилась, потому что у меня захватило духъ. Прежде чмъ я успла опомниться, это чудовище въ человческомъ образ бшено закричало:
— Къ миссъ Джонъ Аннъ Стамперъ!
Я не могу написать ужасное слово, которое замнено здсь точками. Я вскрикнула, когда оно сорвалось съ его губъ, я бросилась къ моему мшочку, лежавшему на боковомъ столик, я высыпала изъ него вс мои трактаты, я схватила одинъ трактатъ о нечестивыхъ ругательствахъ, подъ названіемъ ‘Умолкните именемъ неба!’ и подала ему съ выраженіемъ томительной мольбы. Онъ разорвалъ его пополамъ я швырнулъ ко мн черезъ столъ. Вс вскочила съ испугомъ, не зная, что можетъ случиться потомъ. Я тотчасъ опять сла въ мой уголъ. Разъ былъ такой случаи, почти при подобныхъ обстоятельствахъ, когда миссъ Дженъ-Аннъ Стамперъ схватили за оба плеча а вытолкали изъ комнаты. Я ожидала, вдохновляемая ея духомъ, повторенія ея мученичества.
Но нтъ — этого не случилось. Прежде всхъ онъ обратился къ своей жен.
— Кто — кто — кто, бормоталъ онъ съ бшенствомъ: — пригласилъ эту дерзкую изуврку въ этотъ долгъ? Ты?
Прежде чмъ тетушка Эбльуайтъ успла сказать слово, Рэчель отвчала за нея.
— Миссъ Клакъ въ гостяхъ у меня, сказала она.
Эти слова имли странное дйствіе на мистера Эбльуайта. Они вдругъ превратили его изъ человка пылавшаго гнвомъ въ человка одержимаго ледянымъ презрніемъ. Всмъ сдлалось ясно, что Рэчель сказала что-то такое — какъ ни коротокъ и ясенъ былъ ея отвтъ — что наконецъ дало ему надъ нею первенство.
— О! сказалъ онъ:— миссъ Клакъ здсь у васъ въ гостяхъ — въ моемъ дом?
Пришла очередь Рэчель выдти изъ терпнія, лицо ея вспыхнуло, а глаза свирпо засверкали. Она обернулась къ стряпчему, и указавъ на мистера Эбльуайта, сказала надменно:
— Что онъ хочетъ этимъ сказать?
Мистеръ Брффъ вмшался въ третій разъ,
— Вы кажется забываете, обратился онъ къ мистеру Эбльуайту:— что вы наняли этотъ домъ для миссъ Вериндеръ, какъ ея опекунъ.
— Сдлайте одолженіе не торопитесь, перебилъ мистеръ Эбльуайтъ:— мн остается сказать одно послднее слово, которое я давно бы сказалъ, еслибы эта…— онъ посмотрлъ на меня, придумывая, какое гнусное названіе долженъ онъ дать мн:— еслибы эта низкая старая два, не перебила насъ. Позвольте мн сказать вамъ, сэръ, что если мой сынъ не годится въ мужья миссъ Вериндеръ, то я не могу думать, что его отецъ годится въ ея опекуны. Прошу васъ понять, что я отказываюсь отъ опекунства, предложеннаго мн въ завщаніи лэди Вериндеръ. Говоря юридическимъ языкомъ, я слагаю съ себя званіе опекуна. Этотъ домъ былъ нанятъ на мое имя. Я беру всю отвтственность за этотъ наемъ на себя. Это мой домъ. Я могу его оставить или отдать внаймы, какъ хочу. Я не желаю торопить миссъ Вериндеръ. Напротивъ, я прошу ее взять отсюда свою гостью и свои вещи только тогда, когда это для нея будетъ удобно.
Онъ сдлалъ низкій поклонъ и вышелъ изъ комнаты. Вотъ какимъ образомъ мистеръ Эбльуайтъ отмстилъ Рэчель за то, что она не захотла выдти за его сына!
Какъ только дверь за нимъ затворилась, тетушка Эбльуайтъ выказала такой феноменъ, который заставилъ умолкнуть всхъ насъ. У ней достало энергіи перейти черезъ комнату.
— Милая моя, сказала она, взявъ Рэчель за руку:— мн было бы стыдно за моего мужа, еслибъ я не знала, что съ тобою говорилъ его гнвъ, а не онъ самъ. Вы, вы, продолжала тетушка Эбльуайтъ, обратясь въ мой уголъ съ новымъ припадкомъ энергіи, на этотъ разъ въ лиц, а не въ членахъ:— вы раздражили его. Надюсь, что я никогда не увижу больше ни васъ, ни вашихъ трактатовъ.
Она воротилась къ Рэчель и поцловала ее.
— Я прошу у тебя прощенія, душечка, отъ имени моего мужа. Что я могу сдлать для тебя?
Постоянно упрямая во всемъ — капризная и безразсудная ни всхъ поступкахъ своей жизни — Рэчель залилась слезами при этихъ пошлыхъ словахъ и молча поцловала тетку.
— Если вы мн позволите отвчать за миссъ Вериндеръ, сказалъ мистеръ Бреффъ: — могу я просить васъ, мистриссъ Эбльуайтъ, прислать сюда Пенелопу съ шляпкой и шалью ея барышни? Оставьте насъ наедин на десять минутъ, прибавилъ онъ съ тихимъ тономъ:— вы можете положиться на меня, я устрою все какъ слдуетъ къ удовольствію вашему и Рэчель.
Довріе, какое это семейство имло къ этому человку, было просто удивительно. Не говоря боле ни слова, тетушка Эбльуайтъ вышла изъ комнаты.
— Ахъ! сказалъ мистеръ Бреффъ.— Кровь Гернкастлей иметъ свои дурныя стороны, я съ этимъ согласенъ. Но-все-таки въ хорошемъ происхожденіи заключается кое-что!
Сдлавъ это чисто мірское замчаніе, онъ пристально взглянулъ въ мой уголъ, какъ будто ожидалъ, что я уйду. Мое участіе въ Рэчель — несравненно выше его участія — приковало меня къ моему стулу. Мистеръ Бреффъ отказался выпроводить меня, точно такъ, какъ это было на сквэр Монтэгю. Онъ подвелъ Рэчель къ стулу у окна и заговорилъ тамъ съ нею.
— Моя милая миссъ Рэчель, сказалъ онъ:— поведеніе мистера Эбльуайта натурально оскорбило васъ и удивило. Еслибъ стоило спорить съ такимъ человкомъ, мы скоро показали бы ему, что онъ не можетъ поступать по-своему. Но не стоить. Вы совершенно нравы относительно того, что вы сказали: на него не слдуетъ обращать вниманія.
Онъ остановился и посмотрлъ въ мой уголъ. Я сидла совершенно неподвижно, трактаты лежали у меня подъ рукой, а миссъ Джэнъ-Аннъ Стамперъ у меня на колняхъ.
— Вы знаете, обернулся онъ къ Рэчель,— что прекрасная натура вашей матери всегда видла въ людяхъ, окружающихъ ее, самое лучшее, а не худшее. Она назначила своего зятя вашимъ опекуномъ, потому что врила ему и думала, что это понравится ея сердцу. Самъ я никогда не любилъ мистера Эбльуайта и уговорилъ вашу мать включить пунктъ въ ея завщаніе, дозволяющій ея душеприкащикамъ въ нкоторыхъ обстоятельствахъ совтоваться со мною о назначеніи новаго опекуна. Одно изъ этихъ обстоятельствъ случилось сегодня, и я нахожусь въ такомъ положеніи, что надюсь пріятно кончить эти печальныя, сухія подробности порученіемъ отъ моей жены. Удостоите ли вы чести мистриссъ Брффъ, сдлавшись ея гостьей? И останетесь ли вы въ моемъ дом и будете ли принадлежать къ моей семь, пока мы, умные люди, будемъ совщаться и ршимъ, что длать?
При этихъ словахъ и встала. Мистеръ Брффъ сдлалъ именно то, чего я опасалась, какъ только онъ просилъ мистриссъ Эбльуайтъ прислать шляпку и шаль Рэчель,
Прежде чмъ я успла сказать слово, Рэчель приняла его приглашеніе въ самыхъ горячихъ выраженіяхъ. Еслибы я позволила имъ принести въ исполненіе условіе, сдланное ими — еслибы она перешла за порогъ конторы мистера Брффа — прощай нжнйшая надежда моей жизни, надежда возвратить въ стадо мою заблудшуюся овечку! Одна мысль о подобномъ бдствіи совершенно поразила меня. Я пренебрегла жалкими препятствіями свтской скромности и заговорила съ жаромъ, наполнявшимъ меня, словами, прежде всего пришедшими мн на мысль.
— Остановитесь! сказала я: — остановитесь! Вы должны выслушать меня, мистеръ Брффъ. Не вы ей родня, а я. Я приглашаю ее — я умоляю душеприкащиковъ назначить опекуншей меня. Рэчель, милйшая Рэчель, я предлагаю вамъ мой скромный домъ, позжайте въ Лондонъ съ слдующимъ поздомъ, душа моя, и раздлите со мною мой пріютъ!
Мистеръ Брффъ не сказалъ ничего. Рэчель посмотрла на пеня съ жестокимъ удивленіемъ, которое не старалась скрывать.
— Вы очень добры, Друзилла, сказала она:— я надюсь бывать у васъ, когда бы мн ни случилось пріхать въ Лондонъ, во и приняла приглашеніе мистера Брффа, и думаю, что будетъ гораздо лучше, я если теперь останусь подъ надзоромъ мистера Брбффа.
— О, не говорите этого! умоляла я:— я не могу разстаться съ вами, Рэчель — я не могу разстаться съ вами!
Я старалась заключить ее въ моя объятія, по она отступила. Моя горячность не сообщалась ей, а только пугала ее.
— Это весьма безполезное волненіе, сказала она: — я не понимаю его.
— И я также, сказалъ мистеръ Брффъ.
Ихъ жесткость — ихъ отвратительная мірская жесткость — возмущала меня.
— О, Рэчель! Рэчель! вскричала я.— Неужели вы еще не видите, что мое сердце стремится сдлать изъ васъ христіанку? Неужели внутренній голосъ не говоритъ вамъ, что я стараюсь длать для насъ то, что я старалась сдлать для вашей милой матери, когда смерть вырвала ее у меня изъ рукъ?
Рэчель подошла ко мн на одинъ шагъ и очень странно посмотрла на меня.
— Я не понимаю вашего намека на мою мать, сказала она:— будьте такъ добры, миссъ Клакъ, объяснитесь.
Прежде чмъ я успла отвчать, мистеръ Брффъ подошелъ и, предложивъ руку Рэчель, старался увести ее изъ комнаты.
— Вамъ лучше не продолжать этого разговора, милая моя, сказалъ онъ: — и миссъ Клакъ лучше сдлаетъ, если не объяснится.
Будь я палкой или камнемъ, подобное вмшательство заставило бы меня и тогда сказать правду. Я съ негодованіемъ оттолкнула мистера Брффа и торжественно-приличнымъ языкомъ передала то воззрніе, съ которымъ смотритъ здравая доктрина на страшное бдствіе неприготовленной смерти. Рэчель отскочила отъ меня — пишу объ этомъ красня — съ крикомъ ужаса.
— Уйдемте отсюда! сказала она мистеру Брффу:— уйдемте ради Бога, прежде чмъ эта женщина можетъ сказать боле! О, подумайте о невинной, полезной, прекрасной жизни моей бдной матери! Вы были на похоронахъ, мистеръ Брффъ, вы видли, какъ вс ее любили, вы видли, какъ бдняки плакали надъ ея могилой, лишившись своего лучшаго друга. А эта негодная женщина старается возбудить во мн сомнніе, будетъ ли моя мать, бывшая ангеломъ на земл, ангеломъ на неб! Не будемъ говорить объ этомъ! Пойдемте! Меня душитъ мысль, что я дышу однимъ воздухомъ съ нею! Меня пугаетъ чувство, что мы находимся въ одной комнат!
Глухая ко всмъ увщаніямъ, она побжала къ двери. Въ эту самую минуту ея горничная пошла съ шляпкой и шалью. Рэчель какъ ни попало напялила ихъ на себя.
— Уложите мои вещи, сказала она:— и достаньте ихъ къ мистеру Брффу.
Я питалась подойти къ ней — я была огорчена, но — безполезно говорить — не оскорблена. Я только желала ей сказать: ‘Дай Богъ, чтобы ваше жесткое сердце смягчилось! Я охотно прощаю вамъ!’ Она опустила свой воаль и, вырвавъ у меня изъ рукъ свою шаль, торопливо выбжала изъ комнаты и захлопнула дверь у меня подъ носомъ. Я перенесла это оскорбленіе съ моей обычной твердостью. Я вспоминаю это теперь съ моимъ обычнымъ терпніемъ становиться выше всякаго оскорбленія.
Мистеръ Бреффъ на прощанье сказалъ мн насмшливое словцо.
— Лучше бы вамъ не объясняться, миссъ Клакъ, сказалъ онъ, поклонился и вышелъ.
Посл него обратилась ко мн горничная въ чепчик съ лентами.
— Легко видть, кто перессорилъ ихъ всхъ, сказала она.— Я боле ничего, какъ бдная служанка — но право мн стыдно за васъ!
Она тоже вышла и затворила за собою дверь.
Я осталась въ комнат одна обруганная и брошенная всми, я осталась въ комнат одна.

——

Нужно ли еще что прибавлять къ этому простому описанію фактовъ — къ этому трогательному изображенію христіанки, преслдуемой свтомъ? Нтъ! мой дневникъ напоминаетъ мн, что еще одна изъ многихъ неудавшихся главъ въ моей жизни кончается здсь. Съ этого дня я никогда боле не видала Рэчель Вериндеръ. Я простила ей въ то время, когда она оскорбила меня. Съ-тхъ-поръ я постоянно молилась за нее. А когда я умру — для дополненія моей платы добромъ за зло — она получитъ ‘Жизнь, письма и труды миссъ Джэнъ-Аннъ Стампери, оставленные ей въ наслдство въ моемъ завщаніи.

РАЗСКАЗЪ ВТОРОЙ,

Написанный Мэтью Брффомъ, стряпчимъ въ Грэй’с-Иннъ сквэр.

Глава I.

Мой прекрасный другъ миссъ Клакъ оставила перо, я принимаюсь за него тотчасъ посл нея по двумъ причинамъ.
Во-первыхъ, я могу набросить необходимый свтъ на нкоторые пункты, до-сихъ-поръ остававшіеся во мрак. Миссъ Вериндеръ имла свои тайныя причины разойтись съ своимъ женихомъ — и я былъ виною этого. Мистеръ Годфри Эбльуайтъ имя свои причины отказаться отъ всякихъ правъ на руку своей очаровательной кузины и я узналъ ихъ.
Во-вторыхъ, къ счастью или къ несчастью, право не знаю, я самъ былъ замшанъ — въ тотъ періодъ, о которомъ я теперь пишу — въ тайну индійскаго алмаза. Я имлъ честь имть спаданіе въ моей контор съ иностранцемъ, отличавшимся изящными манерами, который былъ неоспоримо никто другой, какъ начальникъ трехъ индійцевъ. Прибавьте къ этому, что я встртился на другой день съ знаменитымъ путешественникомъ мистеровъ Мртуэтомъ и имлъ съ нимъ разговоръ о Лунномъ Камн, разговоръ имвшій важное вліяніе на послдующія событія. Вотъ изъясненіе моихъ правъ на то положеніе, которое я занимаю на этихъ страницахъ.
Настоящая причина разрыва помолвки должна занимать первое мсто въ настоящемъ разсказ. Оглядываясь на цпь событій отъ одного конца до другого, я нахожу необходимымъ открыть сцену — это должно вамъ показаться довольно странно — у постели моего превосходнаго кліента и друга, покойнаго сэр-Джона Вериндера.
Сэр Джонъ имлъ свою долю — можетъ быть, слишкомъ большую — самыхъ безвредныхъ и любезныхъ слабостей, свойственныхъ человчеству. Между этими слабостями я могу упомянуть объ одной примняющейся къ настоящему длу: о непреодолимомъ нежеланіи — пока онъ находился въ добромъ здоровья — написать свое завщаніе. Лоди Вериндеръ употребила свое вліяніе для того, чтобы пробудить его къ чувству долга въ этомъ отношеніи, и я употребилъ вліяніе мое. Онъ соглашался съ справедливостью нашего взгляда — но дале не заходилъ, пока съ нимъ не сдлалась болзнь, которая впослдствіи свела его въ могилу. Тогда наконецъ за мною послали, выслушать инструкціи моего кліента относительно его завщанія. Он оказались санкціи простыми инструкціями, какія я когда-либо получалъ во лею мою адвокатскую каррьеру.
Сэр-Джонъ дремалъ, когда я вошелъ въ комнату. Онъ проснулся, увидвъ меня.
— Какъ вы поживаете, мистеръ Брффъ? сказалъ онъ.— Я не стану распространяться, а потомъ опять лягу спать.
Онъ съ большимъ интересомъ смотрлъ, какъ я приготовлялъ перья, чернила и бумагу.
— Вы готовы? спросилъ онъ.
Я поклонился, обмакнулъ перо въ чернила и ждалъ инструкцій.
— Я оставляю все моей жен, сказалъ сэр-Джонъ.— Богъ и все.
Онъ повернулся на своемъ изголовьи и приготовился опять заснуть. Я былъ принужденъ потревожить сто.
— Такъ ли а понимаю? спросилъ и:— вы оставляете все имущество, которымъ вы владете по день смерти, въ полное владніе лэди Вериндеръ?
— Да, сказалъ сэр-Джонъ: — только я изъясняюсь гораздо короче. Почему вы не можете написать короче и дать мн опять заснуть? Все моей жен. Вотъ мое завщаніе.
Его имущество находилось совершенно въ его распоряженіи и состояло изъ двухъ родовъ. Имущество поземельное (я нарочно не употребляю техническихъ выраженій) и имущество денежное. Въ большинств случаевъ подобнаго рода, боюсь, что я счелъ бы моимъ долгомъ просить моего кліента обдумать еще разъ его завщаніе. Но въ этомъ случа я зналъ, что лэди Вериндеръ не только достойна безусловнаго доврія (вс добрыя жены этого достойны) — но способна также толково оказать довріе (на что, на сколько я знаю прекрасный полъ, ни одна женщина неспособна). Въ десять минутъ завщаніе сэр-Джона было написано и засвидтельствовано, а самъ добрыя сэр-Джонъ кончалъ свой прерванный сонъ.
Лэди Вериндеръ вполн оправдала довріе, оказанное ей мужемъ. Въ первые дни вдовства она послала за мною и сдлала свое завщаніе. Взглядъ ея на свое положеніе былъ такъ здравомыслящъ и уменъ, что я быль освобожденъ отъ всякой необходимости совтовать ей. Моя отвтственность началась и кончилась переложеніемъ ея инструкцій въ юридическую форму. Не прошло еще и двухъ недль, какъ сэр-Джонъ легъ въ могилу, а будущность его дочери была обезпечена и съ любовью и съ умомъ.
Завщаніе хранились въ моей контор, въ несгараемомъ сундук, гораздо мене времени, нежели мн хотлось бы вспоминать. Только лтомъ въ тысячу-восемьсотъ-сорокъ-восьмомъ году нашелъ я случай взглянуть на него опять при весьма грустныхъ обстоятельствахъ.
Въ то время, о которомъ я говорю, доктора произнесли приговоръ надъ бдной лэди Вериндеръ, который въ буквальномъ смысл можно было назвать смертнымъ приговоромъ. Мн первому сообщила она о своемъ положеніи и очень желала просмотрть свое завщаніе вмст со мной.
Было невозможно улучшить обезпеченное положеніе ея дочери. Но впродолженіе времени ея желанія относительно нкоторыхъ мене важныхъ отказовъ разнымъ родственниками нсколько измнились, и сдлалось необходимо прибавить три или четыре приписки къ оригинальному документу. Сдлавъ это тотчасъ изъ опасенія несчастнаго случая, я получилъ позволеніе ея сіятельства поставить ея послднія инструкціи по второе завщаніе. Цлью моей было избгнуть нкоторыхъ сбивчивыхъ повтореній, обезображивавшихъ оригинальный документъ и, сказать по правд, оскорблявшихъ мое юридическое чувство.
Засвидтельствованіе этого второго завщанія было описано миссъ Клакъ, которая подписалась на немъ свидтельницей. Касательно денежныхъ интересовъ Рэчель Вериндеръ, второе завщаніе были слово въ слово дупликатомъ перваго. Единственныя перемны относились къ назначенію опекуна и къ нкоторымъ мрамъ касательно этого завщанія, которыя были приняты по моему совту. Посл смерти лэди Вериндеръ завщаніе было отдано моему повренному, чтобъ ‘предьявить’ его, какъ говорится.
Спустя три недли — какъ мн помнится — я въ первый разъ получилъ свдніе о томъ, что происходитъ нчто необыкновенное. Мн случилось зайти въ контору моего повреннаго и друга и я замтилъ, что имъ принялъ меня съ большимъ интересомъ, чмъ обыкновенно.
— У меня есть для васъ извстіе, сказалъ онъ.— Что вы думаете слышалъ и сегодня утромъ въ Доктор-Коммонсъ? {Присутственное мсто, въ которое отдаютъ на сохраненіе духовныя завщанія. Пр. Перев.} Завщаніе лэди Вериндеръ уже спрашивали и разсматривали!
Это дйствительно были новости любопытный. Въ завщаніи ршительно не было ничего подлежащаго спору, и я не могъ придумать, кому было интересно разсматривать его. (Можетъ быть, я сдлаю хорошо, если здсь объясню, для тхъ немногихъ, которые еще не знаютъ этого, что законъ позволяетъ разсматривать вс завщанія въ Доктор-Коммонсъ всякому, кто заплатитъ за это шиллингъ).
— А вы слышали, кто спрашивалъ завщаніе? спросилъ я.
— Да, клэркъ сказалъ это мн безъ малйшей нершимости. Завщаніе разсматривалъ мистеръ Смолли, изъ фирмы Скиппонъ и Смолли. Завщаніе не было еще внесено въ списокъ. Стало быть, нечего было длать и приходилось показать оригинальный документъ. Онъ пересмотрлъ его очень старательно и записалъ въ свою записную книжку. Имете вы какое-нибудь понятіе о томъ, что было ему нужно?
Я покачалъ головой.
— Я узнаю, отвчалъ я:— и сегодня же. За этимъ я тотчасъ норотвлея въ свою контору. Еслибы другая фирма была, замшана въ этотъ непонятный осмотръ завщанія моей покойной кліентки, мн можетъ быть было бы довольно трудно сдлать необходимыя открытія. Но я имлъ вліяніе надъ Скиппомъ и Смолли такъ что мн тутъ сравнительно дйствовать было легко. Мой собственный клэркъ (чрезвычайно способный и превосходный человкъ) былъ братъ мистера Смолли, и по милости этой косвенной связи Скипъ и Смолли уже нсколько лтъ подбирали крохи, падавшія съ моего стола, то-есть дла, приносимыя въ мою контору, которыя я по разнымъ причинамъ не хотлъ принимать. Мое адвокатское покровительство было въ этомъ отношеніи довольно важно для фирмы. Я намревался, если будетъ нужно, напомнить имъ объ этомъ покровительств въ настоящемъ случа.
Какъ только воротился, я заговорилъ съ моимъ клеркомъ, и сказавъ ему что случилось, послалъ его въ контору его брата сказать, что ‘мастеръ Брффъ приказалъ кланяться и сообщить, что онъ желалъ бы знать, почему господа Скиппъ и Смолли нашли необходимымъ разсмотрть завщаніе лэди Вериндеръ’.
Это порученіе заставило мистера Смолли тотчасъ же прійти въ мою контору. Онъ признался, что онъ дйствовалъ по наставленіямъ, полученнымъ отъ кліента. А потомъ прибавилъ,что онъ не можетъ сказать боле, потому что нарушитъ общаніе молчать.
Мы порядкомъ заспорили насчетъ этого. Конечно, былъ правъ онъ, а не я. Сказать по правд, и былъ разсерженъ и возымлъ подозрнія — и настойчиво захотлъ знать боле. Еще хуже, я отказался считать это тайной, ввренной мн, а требовалъ совершенной свободы поступать по-своему. Еще хуже, я захотлъ извлечь неоспоримыя выгоды изъ моего положенія.
— Выбирайте, сэръ, сказалъ я мистеру Смолли: — между рискомъ лишиться длъ вашего кліента или моихъ,
Я согласенъ, что это совершенно неизвинительно — тиранскій поступокъ и больше ничего. Подобно всмъ другимъ тиранамъ, я поставилъ на-своемъ. Мистеръ Смолли ршился безъ малйшей нершимости. Онъ улыбнулся съ покорностью и сказалъ имя своего кліента:
— Мистеръ Годфри Эбльуайтъ.
Этого было для меня довольно — мн не нужно было знать больше.
Дойдя до этого пункта въ моемъ разсказ, я нахожу нужнымъ поставить читателя этихъ строкъ — относительно завщанія лэди Вериндеръ — на ногу совершеннаго равенства со мною относительно свдній.
Позвольте мн сказать въ самыхъ краткихъ выраженіяхъ, что Рэчель Вериндеръ не могла пользоваться ничмъ, кром пожизненнаго дохода. Превосходный здравый смыслъ ея матери и моя продолжительная опытность освободили ее отъ всякой отвтственности и предохранили отъ всякой опасности сдлаться жертвой нуждающагося и безсовстнаго человка. Ни она, ни ея мужъ (еслибъ она вышла замужъ) не могли взять и шести пенсовъ ни изъ земли, ни изъ капитала. Они могли жить въ лондонскомъ и йоркширскомъ дом и имть хорошій доходъ — вотъ и все.
Когда я обдумалъ то, что узналъ, я быль въ недоумніи, что мн длать.
Не прошло и недли, какъ я услыхалъ (къ моему удивленію и огорченію) о помолвк миссъ Вериндеръ. Я искренно восхищался ею и любилъ ее, и мн было невыразимо грустно, когда я услыхалъ, что она ршилась выйти замужъ за мистера Годфри Эбльуайта. И теперь этотъ человкъ — котораго я всегда считалъ лжецомъ съ гладкимъ языкомъ — оправдалъ самое худшее о немъ мое мнніе и прямо открылъ, что онъ женится съ корыстолюбивой цлью! Ято-жъ такое!— можете вы сказать — это длается каждый день. Согласенъ, любезный сэръ. Но приняли ли бы вы это такъ легко, какъ принимаете теперь, еслибъ такъ поступили, позвольте сказать, съ вашей родной сестрой?
Первое соображеніе, которое должно было прійти мн въ голову, состояло въ слдующемъ: не откажется ли мистеръ Годфри Эбльуайтъ отъ своей невсты посл того, что узналъ стряпчій по его порученію? Это зависло совершенно отъ его денежныхъ обстоятельствъ, о которыхъ я ничего не зналъ. Если его обстоятельства были очень плохи, ему стоило жениться на миссъ Рэчель только для одного ея дохода. Если, съ другой стороны, ему было необходимо достать большую сумму къ извстному сроку, тогда завщаніе лэди Вериндеръ достигло своея цли и не допуститъ ея дочь попасть въ руки мошенника.
Въ послднемъ случа, мн не было никакой необходимости огорчать миссъ Рэчель въ первые дни ея траура по матери, немедленно обнаруживъ истину. Въ первомъ случа, если я промолчу, я буду способствовать браку, который сдлаетъ ее несчастной на всю жизнь.
Мои сомннія кончились въ той лондонской гостинниц, въ которой остановились мистриссъ Эбльуайтъ и миссъ Вериндеръ. Он сказали мн, что дутъ въ Брайтонъ на слдующій день и что какое-то неожиданное препятствіе мшало мистеру Годфри Эбльуайту проводить ихъ. Я тотчасъ предложилъ занять его мсто. Когда я только думалъ о Рэчель Вериндеръ, мн возможно было колебаться. Когда я увидалъ ее, я тотчасъ ршился, что ни вышло бы изъ этого, сказать ей правду. Я нашелъ этотъ случай, когда пошелъ съ ней гулять на другой день моего прізда въ Брайтонъ.
— Могу я говорить съ вами, спросилъ я:— о вашей помолвк?
— Да, сказала она равнодушно:— если у васъ нтъ ничего интересне для разговора.
— Простите ли бы старому другу и слуг вашей фамилія, миссъ Рэчель, если я осмлюсь спросить, по любви ли выходите вы замужъ?
— Я выхожу замужъ съ отчаянія, мистеръ Брффъ — въ надежд пользоваться чмъ-то въ род стоячаго счастья, которое можетъ примирить меня съ моей жизнью.
Сильныя выраженія, показывающія, что подъ поверхностью крылось нчто въ род романа. Но у меня въ виду была своя цль и я не хотлъ (какъ говорятъ юристы) преслдовать этотъ вопросъ во всхъ его боковыхъ исходахъ.
— Мистеръ Годфри Эбльуайтъ врядъ ли думаетъ такъ, какъ вы, сказалъ я.— Онъ, по-крайней-мр, женится по любви?
— Онъ такъ говоритъ, и мн кажется, что я должна ему врить. Онъ не женился бы на мн посл того, въ чемъ я ему призналась, еслибъ не любилъ меня.
Бдняжка! мысль о томъ, что мущина могъ жениться на ней изъ себялюбивыхъ и корыстолюбивыхъ цлей, никогда не приходила ей въ голову. Задача, которую я самъ себ задалъ, начала казаться мн гораздо трудне, чмъ я ожидалъ.
— Для моихъ старыхъ ушей, продолжалъ я:— очень странно слышать…
— Что странно слышать? спросила она.
— Какъ вы говорите о вашемъ будущемъ муж, если вы не совершенно уврены въ искренности его привязанности. Имете вы какую-нибудь причину въ душ сомнваться въ немъ?
Удивительная быстрота ея соображенія примтила перемну въ моемъ голос или въ моемъ обращеніи, когда я сдлалъ этотъ вопросъ, которая показала ей, что я говорю съ какою-то цлью. Она остановилась, выдернула свою руку изъ руки моей и пристально посмотрла на меня.
— Мистеръ Брффъ, сказала она:— вы имете сказать мн что нибудь о Годфри Эбльуайт. Скажите.
Я настолько зналъ ее, что не колеблясь разсказалъ все.
Она опять взяла меня подъ руку и медленно пошла со мной. Я чувствовалъ, какъ рука ея все крпче и крпче машинально сжимала мою руку, и увидалъ, что она становится все блдне и блдне но мр того, какъ я продолжалъ — но ни слова не сорвалось съ моихъ губъ, пока я говорилъ. Когда я кончилъ, она все молчала. Она нсколько потупила голову, шла возл меня, не сознавая моего присутствія и не сознавая ничего около себя, погрузившись — похоронивъ себя, могъ бы я сказать — въ своихъ собственныхъ мысляхъ.
Я не пытался тревожить ее. Зная ея характеръ, я былъ убжденъ, что и въ этомъ случа, какъ въ прежнихъ, я долженъ дать ей время.
Первымъ побужденіемъ двушекъ вообще, когда что-нибудь интересуетъ ихъ — длать множество вопросовъ, а потомъ убжать и переговорить обо всемъ съ какой-нибудь любимой пріятельницей. Первымъ побужденіемъ Рэчель Вериндеръ было при подобныхъ обстоятельствахъ заключиться въ самое себя и обдумать все самой. Такая самоувренность большая добродтель въ мущин. Въ женщин это серьезный недостатокъ, нравственно отдляющій ее отъ всей массы своего пола и подвергающій ее несправедливымъ толкамъ общественнаго мннія. Я сильно подозрваю, что я самъ думалъ бы, какъ вс думаютъ объ этомъ — исключая Рэчель Вериндеръ. Самоувренность къ ея характер была одною изъ добродтелей по моему мннію, отчасти, безъ сомннія потому, что я искренно восхищался ею и любилъ ее, отчасти потому, что мой взглядъ на пропажу Луннаго камня былъ основанъ на моемъ знаніи ея характера. Хотя наружность была противъ Рэчель въ дл Луннаго камня — какъ ни непріятно было думать, что она знаетъ тайну — я тмъ не мене былъ увренъ, что она не сдлала ничего недостойнаго ее, потому что былъ увренъ также, что она не сдлала шагу въ этомъ дл, не заключившись въ самое себя и не обдумавъ всего сначала.
Мы прошли около мили, прежде чмъ Рэчель вышла изъ задумчивости. Она вдругъ взглянула на меня съ слабымъ отраженіемъ ея прежней счастливой улыбки — улыбки самой неопреодолимой, какую я когда-либо видалъ на женскомъ лиц.
— Я уже многимъ обязана вашей доброт, сказала она:— а теперь я чувствую себя гораздо боле обязанной вамъ, чмъ прежде. Если вы услышите какіе-нибудь слухи о моемъ замужств, когда воротитесь въ Лондонъ, сейчасъ опровергайте ихъ отъ моего имени.
— Вы разв ршились разойтись въ вашимъ женихомъ? спросилъ я.
— Можете ли вы сомнваться въ этомъ, гордо возразила она:— посл того, что вы сказали мн?
— Милая миссъ Рэчель, вы очень молоды и, можетъ быть, замъ но кажется трудне взять назадъ ваше слово, чмъ вы ожидаете. Вы не имете никого — я, разумется, говорю о дам — съ кмъ вы могли бы посовтоваться?
— Никого, отвчала она.
Это огорчило меня, это дйствительно меня огорчило. Она была такъ молода и такъ одинока — и переносила это такъ хорошо! Побужденіе помочь ей преодолло сознаніе въ неловкости, которое я могъ бы почувствовать при подобныхъ обстоятельствахъ, и я выразилъ такія мысли, какія пришли ко мн подъ вліяніемъ минуты. Я подавалъ совты безчисленному множеству кліентовъ и справлялся съ чрезвычайно неловкими обстоятельствами въ своей жизни. Но его былъ первый случай, что я долженъ быль совтовать молодой двиц какъ освободиться отъ слова, даннаго жениху. Совтъ, поданныя мною вкратц, вотъ какой: и совтовалъ ей сказать мистеру Годфри Эбльуайту — разумется, наедин — что, какъ ей достоврно извстно, онъ обнаружилъ свою корыстолюбивую цль. Потомъ она должна была прибавить, что ихъ бракъ посл того, что она узнала, былъ просто невозможенъ — и она должна была предоставить ему, или обезпечить себя своимъ молчаніемъ, согласившись съ ея желаніемъ, или принудить ее своимъ сопротивленіемъ разгласить причину, заставляющую ее дйствовать. Еслибъ онъ вздумалъ защищаться или опровергать факты, она въ такомъ случа должна была просить его обратиться ко мн.
Миссъ Вериндеръ внимательно выслушала меня. Потомъ очень мило поблагодарила меня за совтъ, но сообщила мн въ то же время, что ей невозможно послдовать ему.
— Могу я спросить, сказалъ я: — какое препятствіе видите вы къ этому?
Она колебалась, а потомъ съ своей стороны сдлала мн вопросъ.
— Еслибы васъ просили выразить ваше мнніе о поведеніи мистера Годфри Эбльуайта? сказала она.
— Да?
— Какъ вы назвали бы его?
— Я назвалъ бы его поведеніемъ низкаго обманщика.
— Мистеръ Брффъ, я врила этому человку. Я общала, быть женою этого человка. Какъ я могу сказать ему, что онъ низокъ, какъ я могу сказать ему, что онъ обманулъ меня, какъ могу я обезславить его въ глазахъ свта посл этого? Я унизила себя, ршившись выйти за него. Если я скажу то, что вы велите мн сказать ему — я признаюсь, что я унизила себя передъ нимъ. Я не могу этого сдлать — посл того, что произошло между нами — я не могу этого сдлать! Стыдъ не будетъ ничего значить для него. Но этотъ стыдъ будетъ нестерпимъ для меня.
Тутъ обнаружилась мн одна изъ замчательныхъ особенностей ея характера. Тутъ обнаружилось ея отвращеніе къ соприкосновенію къ чему-либо низкому, ослпивъ ее ко всякимъ соображеніямъ о томъ, чмъ она была обязана самой себ, заставивъ ее стать въ фальшивое положеніе, которое могло компрометировать ее въ мнніи всхъ ея друзей. До этого времени я нсколько сомнвался, приличенъ ли совть, который я ему далъ. Но посл того, что она сказала, я насколько не сомнвался, что это лучшій совтъ, который только могъ быть предложенъ, и безъ всякой нершимости сталъ опять уговаривать ее послдовать ему. Она только покачала головой и повторила свое возраженіе другими словами.
— Онъ былъ на столько коротокъ со мною, чтобы предложить мн быть его женой. Онъ такъ высоко стоялъ въ моемъ уваженіи, что получилъ мое согласіе. Я не могу посл этого сказать ему въ лицо, что онъ самое презрнное существо на свт!
— Но моя милая миссъ Рэчель, возразилъ я: — вамъ также невозможно сказать ему, что вы берете назадъ ваше слово, не сказавъ причины.
— Я скажу, что обдумала и уврилась, что будетъ лучше для васъ обоихъ, если мы разстанемся.
— Только это?
— Только.
— А подумали вы, что онъ можетъ сказать съ своей стороны?
— Онъ можетъ говорить, что хочетъ.
Невозможно было не восхищаться ея деликатностью и ршимостью, и также невозможно было не чувствовать, что она дйствуетъ себ во вредъ. Я умолялъ ее сообразить свое положеніе. Я напомнилъ ей, что она подвергаетъ себя самымъ гнуснымъ толкамъ относительно ея причинъ.
— Вы не можете пренебрегать общественнымъ мнніемъ, сказалъ я: — для собственнаго чувства.
— Могу, отвчала она: — я уже это сдлала.
— Что вы хотите сказать?
— Вы забыли о Лунномъ камн, мистеръ Брффъ. Разв я не пренебрегла общественнымъ мнніемъ тогда, имя на то свои личныя причины?
Ея отвтъ заставилъ меня замолчать на минуту. Это заставило меня постараться объяснить ея поведеніе въ то время, какъ пропалъ Лунный камень, основываясь на странномъ признаніи, только что вырвавшемся у нея. Можетъ быть, мн удалось бы это сдлать, еслибъ я былъ моложе. Теперь, конечно, я этого сдлать не могъ.
Я попытался на послднее увщаніе, прежде чмъ мы вернулись домой. Она осталась такъ же непреклонна, какъ и прежде. Въ душ моей толпились странныя, противорчащія чувства относительно Рэчель, когда я оставилъ ее въ этотъ день. Она была упряма, она была неправа. Она была интересна, она была удивительна, она была достойна глубокаго сожалнія. Я заставалъ ее общать написать ко мн, какъ только она будетъ имть сообщить мн что-нибудь, и воротился въ Лондонъ въ чрезвычайно тревожномъ расположеніи духа.
Вечеромъ, когда я воротился и когда еще не могъ получить общаннаго письма, я былъ удивленъ посщеніемъ мистера Эбльуайта старшаго, который сообщилъ мн, что мистеръ Годфри получилъ отказъ — и принялъ его — въ этотъ самый день.
При томъ взгляд, съ какимъ я смотрлъ на это дло, простой фактъ, заключавшійся въ словахъ, подчеркнутыхъ мною, объяснялъ причину согласія мистера Годфри Эбльуайта такъ ясно, какъ будто онъ признался въ ней самъ. Ему была нужна большая сумма денегъ, и нужна къ извстному сроку. Доходъ Рэчель могъ помочь во всемъ другомъ, но не въ этомъ, и вотъ почему Рэчель освободилась отъ него, не встртивъ ни малйшаго сопротивленія съ его стороны. Если мн скажутъ, чти это простое предположеніе, я спрошу въ свою очередь, какое другое предположеніе объяснитъ, почему онъ отказался отъ брака, который доставилъ бы ему богатство на всю остальную жизнь?
Радость, которую я почувствовалъ бы при счастливомъ оборот, принимаемомъ теперь длами, помрачилась тмъ, что произошло во время моего свиданія съ старикомъ Эбльуайтомъ.
Онъ пріхалъ, разумется, узнать, не могу ли я объяснить ему странный поступокъ миссъ Вериндеръ. Безполезно говорить, что я никакъ не могъ доставить ему нужныхъ свдній. Досада, которую я возбудилъ въ немъ посл раздраженія, уже произведеннаго въ немъ недавнимъ свиданіемъ съ его сыномъ, заставила мистера Эбльуайта забыть о самообладаніи. И лицо его и слова убдили меня, что миссъ Вериндеръ найдетъ въ немъ безжалостнаго человка, когда онъ прідетъ къ ней въ Брайтон на слдующій день.
Я провелъ тревожную ночь, соображая, что мн теперь слдуетъ длать. Какъ размышленія мои кончились и какъ они оправдали мое недовріе къ старшему мистеру Эбльуайту, уже было сообщено (какъ мн сказали) въ надлежащемъ мст этою примрною особою, миссъ Клакъ. Мн остается только прибавить — въ дополненіе къ ей разсказу — что миссъ Вериндеръ нашла спокойствіе и отдыхъ, въ которыхъ она очень нуждалась, бдняжка, въ моемъ дом въ Гэмпстид. Она удостоила остаться у насъ довольно долго. Моя жена и дочери были очарованы ею, а когда душеприкащики ршили выборъ новаго опекуна, я почувствовалъ искреннюю гордость и удовольствіе, вспоминая, что моя гостья и мое семейство разстались какъ старые друзья.

Глава II.

Теперь мн остается сообщить т прибавочныя свднія, какія мн извстны о Лунномъ камн или, говоря правильне, о заговор индійцевъ украсть алмазъ. То немногое, что остается мн сказать (кажется, я уже говорилъ объ этомъ), все-таки довольно важно по своему замчательному отношенію къ событіямъ, еще имющимся впереди.
Черезъ недлю или дней черезъ десять посл того, какъ насъ оставила миссъ Вериндеръ, одинъ изъ кларковъ вошелъ въ мой конторскій кабинетъ съ карточкой въ рук и сообщилъ мн, что какой-то господинъ желаетъ говорить со иною.
Я взглянулъ на карточку. На ней было написана иностранная фамилія, ускользнувшая изъ моей памяти. Подъ фамиліей были написаны по-англійски слова, которыя я помню очень хорошо: ‘Рекомендованъ мистеромъ Септимусомъ Люкеромъ’.
Дерзость такого человка, какъ мистеръ Люкеръ, осмлившагося рекомендовать кого-нибудь мн, до того удивила меня, что я съ минуту сидлъ молча, спрашивая себя, не обманули ли меня мои глаза. Клэркъ, замтивъ мое удивленіе, соблаговолилъ сообщить мн результатъ своихъ наблюденій надъ иностранцемъ, ждавшимъ внизу.
— Это человкъ замчательной наружности, сэръ, такой смуглый, что мы вс въ контор приняли его за индійца или кого-нибудь въ этомъ род.
Соединивъ мнніе клэрка съ обидной для меня строчкой на карточк, которую я держалъ въ рук, я тотчасъ сталъ подозрвать, что рекомендація мистера Люкера и посщеніе иностранца относились къ Лунному камню. Къ удивленію моего клэрка, я тотчасъ ршился принятъ господина, ждавшаго внизу.
Въ оправданіе того, что я принесъ такую жертву любопытству, позвольте мн напомнить каждому, кто будетъ читать эти строки, что ни одинъ живой человкъ (въ Англіи по-крайней-мр) не можетъ изъявить притязаніе на такую короткую связь съ исторіей Луннаго камня, какъ я. Полковникъ Гернкастль доврилъ мн планъ, составленный имъ, чтобъ избгнуть смерти отъ руки убійцъ. Я получалъ письма полковника, періодически сообщавшія, что онъ живъ. Я писалъ его завщаніе, въ которомъ имъ отказывалъ Лунный камень миссъ Вериндеръ. Я уговорилъ душеприкащика не отказываться отъ возложенной за него обязанности, на тотъ случай, что можетъ быть этотъ алмазъ окажется драгоцннымъ пріобртеніемъ для его фамилій. Наконецъ, я преодоллъ нершимость мистера Фрэнклина Блэка и уговорилъ его отвезти алмазъ въ домъ лэди Вериндеръ. Я думаю, никто не можетъ опровергать, что я больше всхъ имю право интересоваться Луннымъ камнемъ.
Въ ту минуту, какъ вошелъ мой таинственный кліентъ, почувствовалъ внутреннее убжденіе, что нахожусь въ присутствіи одного изъ трехъ индійцевъ — вроятно, начальника. Онъ былъ въ европейскомъ костюм. Но смуглый цвтъ сто лица, его долговязая, гибкая фигура, его серьезная и граціозная вжливость обращенія достаточно обнаруживали его восточное происхожденіе для всхъ разумныхъ глазъ, смотрвшихъ на него.
Я указалъ на стулъ и просилъ сообщить, какое дло привело его ко мн.
Посл первыхъ извиненій — въ самыхъ отборныхъ выраженіяхъ на англійскомъ язык — въ томъ, что онъ осмлился безпокоить меня, индіецъ вынулъ небольшой свертокъ, обернутый золотымъ сукномъ. Снявъ эту и другую обертку изъ какой-то шелковой ткани, онъ доставилъ на столъ крошечный ящичекъ или шкатулочку, красиво и богато выложенную драгоцнными каменьями по эбеновому дереву.
— Я пришелъ просить васъ, сэръ, сказалъ онъ:— дать мн взаймы денегъ. А это я оставлю вамъ въ залогъ.
Я указалъ на его карточку.
— Вы обратились ко мн по рекомендаціи мистера Люкера? спросилъ и.
Индіецъ поклонился.
— Могу я спросить, почему самъ мистеръ Люкеръ не далъ вамъ денегъ?
— Мистеръ Люкеръ сказалъ мн, сэръ, что у него денегъ нтъ.
— И онъ посовтовалъ вамъ обратиться ко мн?
Индіецъ въ свою очередь указалъ на карточку.
— Это здсь написано, сказалъ онъ.
Короткій и точный отвть! Будь Лунный камень у меня, я знаю очень хорошо, что этотъ восточный господинъ убилъ бы меня безъ малйшей нершимости. Въ то же время, исключая этого маленькаго непріятнаго обстоятельства, я обязанъ сказать, что это былъ кліентъ образцовый. Можетъ быть, онъ не уважилъ бы моей жизни, но онъ сдлалъ то, чего никто изъ коихъ соотечественниковъ не длалъ никогда — онъ уважилъ мое время.
— Мн жаль, сказалъ я:— что вы безпокоились прізжать ко мн. Мистеръ Люкеръ ошибся, пославъ васъ сюда. Мн поручаютъ, какъ и другимъ людямъ моей профессіи, давать деньги взаймы. Но я никогда не даю ихъ людямъ неизвстнымъ мн и подъ такой залогъ, какъ вашъ.
Вовсе не пытаясь, какъ сдлали бы другіе, уговорить меня отступить отъ моихъ правилъ, индіецъ сдлалъ мн еще циклонъ и завернулъ свою шкатулку въ об обертки, ни слова не говоря. Онъ всталъ — этотъ чудный убійца всталъ въ ту самую минуту, какъ я отвтилъ ему!
— Будете ли вы такъ снисходительны къ иностранцу, чтобъ извинить ему одинъ вопросъ, сказалъ онъ: — прежде чмъ я уйду?
Я поклонился ему съ своей стороны. Только одинъ вопросъ на разставанье! А я привыкъ, что мн длаютъ обыкновенію пятьдесятъ.
— Положимъ, сэръ, вы могли бы дать мн денегъ взаймы, сказалъ онъ:— въ какой срокъ я долженъ былъ бы заплатите ихъ вамъ?
— По обычаю здшней страны, отвчалъ я:— вы были бы обязаны заплатить долгъ (еслибы вы хотли) черезъ годъ on того числа, въ которое деньги были отданы вамъ.
Индіецъ сдлалъ мн послдній поклонъ, ниже прежняго — и вдругъ тихо вышелъ изъ комнаты.
Это было сдлано въ одно мгновеніе, тихой, гибкой, кошачьей походкой, которая, признаюсь, нсколько испугала меня Какъ только я упокоился на столько, чтобы подумать, я дошелъ до одного яснаго заключенія относительно непонятнаго гостя, который удостоилъ меня посщеніемъ.
Его лицо, голосъ и обращеніе — пока я находился вмст съ нимъ — были такъ сдержаны, что не поддавались никакой проницательности. Но онъ все-таки далъ мн одну возможность заглянуть подъ гладкую поверхность его наружности. Онъ же выказывалъ ни малйшаго признака, что желаетъ удержать въ памяти что-либо изъ сказаннаго мною, пока я не упомянулъ, въ какой срокъ обыкновенно должникъ обязанъ заплатить деньги, данныя ему взаймы. Когда я сообщилъ ему это свдніе, онъ пока я говорилъ, посмотрлъ мн прямо въ лицо въ первый разъ. Я вывелъ изъ этого такое заключеніе — что онъ имлъ особенную цль сдлать мн этотъ послдній вопросъ, и особенный интересъ услышать мой отвтъ. Чмъ старательне размышлялъ я о томъ, что произошло между нами, тмъ сильне я подозрвалъ, что выставленная шкатулка и просьба о займ были просто формальностями, пущенными въ ходъ только для того, чтобы приложить путь къ послднему вопросу, сдланному мн.
Я убдился въ справедливости этого заключенія — и старался сдлать шагъ дале и угадать причины побудившія къ этому индійца — когда мн принесли письмо отъ самаго Септимуса Люкера. Онъ просилъ у меня прощенія въ выраженіяхъ противно раболпныхъ и уврялъ меня, что онъ можетъ объяснить все удовлетворительнымъ для меня образомъ, если я удостою согласиться лично съ немъ увидться.
Я еще разъ пожертвовалъ длами для простого любопытства. Я удостоилъ назначить ему свиданіе въ моей контор на слдующій день.
Мистеръ Люкеръ оказался во всхъ отношеніяхъ гораздо ниже индійца — онъ былъ такой пошлый, такой безобразный, такой раболпный — что его не стоитъ описывать подробно на этихъ страницахъ. Сущность того, что онъ мн сказалъ, можно объяснить слдующимъ образомъ:
Наканун того дня, какъ у меня былъ индіецъ, этотъ изящный джентльмэнъ удостоилъ постить мистера Люкера. Несмотря на его европейскій костюмъ, мистеръ Люкеръ тотчасъ узналъ въ своемъ гост начальника трехъ индійцевъ, которые прежде надоли ему, шатаясь около его дома, такъ что ему ничего не оставалось боле, какъ обратиться къ судь. Посл этого изумительнаго открытія, онъ дошелъ до заключенія (признаюсь, довольно естественнаго), что онъ непремнно долженъ принадлежать къ шайк тхъ трехъ людей, которые завязали ему глаза, заткнули ротъ и отняли у него росписку банкира. Результатъ былъ тотъ, что онъ оцпенлъ отъ ужаса и твердо врилъ, что насталъ его послдній часъ.
Съ своей стороны, индіецъ сохранялъ роль совершенно незнакомаго человка. Онъ вынулъ маленькую шкатулочку и обратился къ мистеру Люкеру съ такою точно просьбой, съ какой обратился ко мн. Чтобы поскоре избавиться отъ него, мистеръ Люкеръ тотчасъ объявилъ, что у него нтъ денегъ. Индіецъ потомъ просилъ его назвать человка, къ которому было бы лучше и безопасне обратиться за займомъ. Мистеръ Люкеръ отвчалъ, что лучше и безопасне въ подобныхъ случаяхъ обращаться къ стряпчему, пользующемуся хорошей репутаціей. Когда индіецъ просилъ его назвать человка такой репутаціи и такой профессіи, мистеръ Люкеръ назвалъ меня — по той простой причин, что будучи крайне испуганъ, онъ прежде всего случайно вспомнилъ обо мн.
— Потъ лилъ съ меня какъ дождь, сэръ, заключилъ этотъ несчастный человкъ.— Я не зналъ, о чемъ я говорилъ. И надюсь, что вы оставите это безъ вниманія, сэръ, въ уваженіе того, что я просто былъ перепуганъ до помшательства.
Я довольно любезно извинилъ этого человка Это былъ кратчайшій способъ освободиться отъ него. Когда онъ уходилъ, я удержалъ его, чтобы сдлать одинъ вопросъ. Не сказалъ ли индіецъ чего-нибудь замчательнаго въ ту минуту, какъ уходилъ изъ дома мистера Люкера?
Да! Индіецъ сдлалъ именно тотъ самый вопросъ мистеру Люкеру, когда уходилъ, какой сдлалъ мн.
Что это значило? Объясненіе мистера Люкера не помогло мн разршить проблему. Моя собственная находчивость, съ которой я посовтовался потомъ, оказалась также неспособна сладить съ этимъ затрудненіемъ. Въ этотъ вечеръ я обдалъ въ гостяхъ, и пошелъ наверхъ не въ весьма пріятномъ расположеніи духа, не подозрвая, что дорога въ мою уборную и дорога къ открытію значатъ въ этомъ случа одно и то же.

Глава III.

Главнымъ лицомъ между гостями за обдомъ я нашелъ мистера Миртуэта.
Когда онъ появился въ Англіи посл своихъ странствованія), общество очень заинтересовалось этимъ путешественникомъ, какъ, человкомъ, который имлъ много опасныхъ приключеній, избавился и могъ разсказывать о нихъ. Теперь онъ объявилъ о своемъ намреніи воротиться на сцену своихъ подвиговъ и проникнуть въ области, еще неизвданныя. Это великолпное равнодушіе, увренность въ своемъ счастьи и намреніе подвергнуть опасности свою жизнь возбудили снова ослабвшій интересъ поклонниковъ героя. Теорія вроятностей была противъ возможности его спасенія въ этомъ случа. Не каждый день можемъ мы встрчаться съ замчательнымъ человкомъ за обдомъ и чувствовать, что скоро услышимъ извстіе объ его убійств.
Когда мущины остались въ столовой одни, мн пришлось сидть возл мистера Мртуэта. Вс гости были англичане и безполезно говорить, что какъ только присутствіе дамъ перестало сдерживать насъ, разговоръ обратился на политику.
Относительно этого всепоглощающаго національнаго предмета я одинъ изъ самыхъ не англійскихъ англичанъ. Вообще разговоръ о политик кажется мн самымъ скучнымъ и самымъ безполезнымъ изъ всхъ разговоровъ. Взглянувъ на мистера Мртуэта, когда бутылка первый разъ обходила вокругъ стола, я увидалъ, что онъ, повидимому, раздляетъ мой образъ мыслей. Онъ поступалъ очень осторожно со всевозможнымъ уваженіемъ къ чувствамъ своего гостя, но тмъ не мене было врно то, что онъ собирался вздремнуть. Мн пришло въ голову, что стоитъ попытаться, не разгонитъ ли его сонъ разговоръ о Лунномъ камн, и если такъ, то посмотрть, что онъ думаетъ о послднемъ новомъ поворот индійскаго заговора, обнаружившимся въ моей контор.
— Если я не ошибаюсь, мистеръ Мртуэтъ, началъ я: — вы были знакомы съ покойной лэди Вериндеръ и нсколько интересовались странными событіями, кончившимися пропажею Луннаго камня?
Знаменитый путешественникъ сдлалъ мн честь тотчасъ очнуться отъ своей дремоты и спросить меня, кто я таковъ. Я сообщилъ ему о моихъ отношеніяхъ къ Гернкастльской фамиліи, не забывая того страннаго положенія, которое я занималъ относительно полковника и его алмаза. Мистеръ Мртуэтъ повернулся на своемъ стул такъ, чтобы оставить позади себя всю компанію (и консерваторовъ и либераловъ), и сосредоточилъ все свое вниманіе на простомъ мистер Брфф, стряпчемъ, жительствующемъ на сквэр Грэйс-Иннъ.
— Слышали вы что-нибудь въ послднее время объ индійцахъ? спросилъ онъ.
— Имю вс причины такъ полагать, отвчаетъ я: — что одинъ изъ нихъ имлъ свиданіе со много въ моей контор вчера.
Мистера Мртуэта не легко было удивить, но этотъ послдній отвтъ мой совершенно поразилъ его. Я разсказалъ, что случилось съ мистеромъ Люкеромъ и что случилось со мной точь-въ-точь какъ описывалъ здсь.
— Это ясно, что прощальный вопросъ индійца имлъ цль, прибавилъ я.— Зачмъ бы ему такъ хотлось знать, въ какой срокъ должникъ обязанъ заплатить свой долгъ?
— Возможно ли, что вы не понимаете его причини, мистеръ Брффъ?
— Я стыжусь моей глупости, мистеръ Мртуэтъ, но не понимаю.
Знаменитому путешественнику показалось очень интересно извдать до самой низкой глубины всю обширность моей глупости,
— Позвольте мн сдлать вамъ одинъ вопросъ, сказалъ онъ:— въ какомъ положеніи находится теперь заговоръ, чтобы захватить Лунныи камень?
— Не могу сказать, отвчалъ я.— Заговоръ индійцевъ тайна для меня.
— Заговоръ индійцевъ, мистеръ Брффъ, можетъ быть тайною для васъ только, потому что вы никогда серьезно не разсматривали его. Не пересмотрть ли намъ ею вмст съ того времени, когда вы написали завщаніе полковника Гернкастля, до того времени, когда индіецъ пришелъ въ вашу контору? Въ вашемъ положеніи и для интересовъ миссъ Вериндеръ должно быть очень важно, чтобы вы могли ясно понимать это дло на случаи надобности. Скажите мн, помня это, сами ли вы хотите узнать побудительныя причины индійцевъ, или желаете, чтобы я избавилъ васъ отъ хлопотъ и сообщилъ вамъ то, что я думаю объ этомъ?
Безполезно говорить, что я вполн оцнилъ практическую цль, которую онъ имлъ въ виду, и выбралъ первый изъ двухъ предложенныхъ вопросовъ.
— Очень хорошо, сказалъ мистеръ Мртуэтъ.— Мы прежде всего коснемся вопроса о лтахъ трехъ индійцевъ. Я могу поручиться, что они вс кажутся однихъ лтъ — вы можете сами ршить, въ цвтущей ли пор жизни находился человкъ, котораго вы видли. Вы думаете, что ему нтъ и сорока? Я самъ такъ думаю. Мы скажемъ, что ему нтъ еще сорока лтъ. Теперь оглянитесь на то время, когда полковникъ Гернкастль пріхалъ въ Англію и когда вы были замшаны въ тотъ планъ, который онъ принялъ для сохраненія своей жизни. Я не заставляю васъ считать годы. Я только скажу, это ясно, что эти индійцы по своимъ лтамъ должны быть преемниками трхъ другихъ индійцевъ (это все брамины самой высокой касты, мистеръ Бреффъ!), которые послдовали за полковникомъ сюда. Очень хорошо. Эти наши люди смнили тхъ, которые были здсь прежде нихъ. Еслибъ они только сдлали это, то и не стоило бы разузнавать объ этомъ дл. Но они сдлали боле. Они смнили ту организацію, которую ихъ предшественники установили въ этой стран. Не пугайтесь. Я не сомнваюсь, что эта организація по нашимъ понятіямъ самое пустое дло. Она заключается въ томъ, чтобы распоряжаться деньгами, услугами, когда он понадобятся англичанъ того туманнаго сорта, которые ведутъ въ Лондон загадочную жизнь, и наконецъ тайнымъ сочувствіемъ тхъ немногихъ ихъ соотечественниковъ, которые занимаются какими-нибудь разнообразными длами въ этомъ большомъ город. Вы видите, что въ этомъ нтъ ничего грознаго. Но это стоитъ замтить, потому что можетъ быть мы найдемъ случай обратиться впослдствіи къ этой скромной маленькой индійской организаціи. Разъяснивъ такимъ образомъ дло, я теперь сдлаю вамъ вопросъ и ожидаю, что ваша опытность отвтитъ мн на него. Какое событіе подало индійцамъ первую возможность захватить алмазъ?
Я понялъ этотъ намекъ на мою опытность.
— Первая возможность, отвчалъ я:— была подана имъ смертью полковника Гернкастла. Я полагаю, что имъ сдлалась извстна его смерть.
— Разумется. Стало бить, вы видите, что эта смерть подала имъ первую возможность. До того времени Лунный камень хранился въ кладовой банкира. Вы написали завщаніе полковника, въ которомъ онъ отказывалъ эту драгоцнность своей племянниц. Завщаніе было предъявлено обыкновеннымъ порядкомъ. Какъ юристъ, вы безъ труда догадаетесь, какъ индійцы должны были поступить (по совту англичанъ) посл этого.
— Они взяли копію съ завщанія изъ Доктор-Коммонсъ, сказалъ я.
— Именно. Тотъ или другой изъ этихъ туманныхъ англичанъ, о которыхъ я упоминалъ, досталъ для нихъ копію. Изъ этой копіи они узнали, что Лунный камень былъ завщанъ дочери лэди Вериндеръ и что мистеръ Блэкъ старшій, или человкъ, выбранный имъ, долженъ былъ отдать его въ ея руки. Вы согласитесь со мною, что необходимыя свднія о такимъ людяхъ, какъ лэди Вериндеръ и мистеръ Блэкъ, очень легко получить. Единственное затрудненіе для индійцевъ состояло въ томъ, чтобы ршить, когда сдлать имъ попытку похитить алмазъ: тогда ли, когда его вынимали изъ банка, или подождать, когда его увезутъ въ Йоркширъ въ домъ лэди Вериндеръ. Второй способъ очевидно былъ самый безопасный, и вотъ вамъ объясненіе появленія индійцевъ въ Фризинголл, переодтыхъ фокусниками. Безполезно говорить, что въ Лондон ихъ организація сообщала имъ свднія о событіяхъ. Для этого достаточно было двухъ человкъ. Одинъ долженъ былъ слдить за тмъ, кто пошелъ въ банкъ изъ дома мистера Блэка. Другой, вроятно, угостилъ пивомъ слугъ въ дом мистера Блэка и узналъ отъ нихъ домашнія новости. Эти самыя обыкновенныя мры доставили имъ свднія, что мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ былъ въ банк и что онъ единственный человкъ изъ этого дома халъ къ лэди Вериндеръ. Что потомъ вышло изъ этого открытія, вы, безъ сомннія, помните такъ же врно, какъ и я.
Я вспомнилъ, что Фрэнклинъ Блэкъ примтилъ одного изъ шпіоновъ на улиц — что онъ вслдствіе этого ускорилъ время своего прізда въ Йоркширъ на нсколько часовъ — и что (по милости превосходнаго совта старика Беттереджа) отдалъ алмазъ въ фризинголлскій банкъ прежде чмъ индійцы надялись увидть его въ Йоркшир. До-сихъ-поръ все совершенно ясно. По такъ какъ индійцы не знали принятой предосторожности, то какимъ образомъ не сдлали они покушенія на домъ луди Вериндеръ (въ которомъ они предполагали алмазъ) во весь тотъ промежутокъ, который прошелъ до рожденія Рэчель?
Представивъ это затрудненіе мистеру Мртуэту, я счелъ нужнымъ прибавить, что я слышалъ о малышк, о чернилахъ и о всемъ остальномъ, и что объясненіе, основанное на теоріи ясновиднія, не убждало меня.
— И меня также, сказалъ мистеръ Мртуэтъ.— Ясновидніе къ этомъ случа просто показываетъ романическую сторону индійскаго характера. Для этихъ людей окружить ихъ утомительное и опасное порученіе въ этой стран чудеснымъ и сверхъестественнымъ было бы успокоительно и поощрительно — я согласенъ, что это совершенно непонятно для англичанина. Мальчикъ ихъ неоспоримо субъектъ чувствительный для месмерическаго вліянія и подъ этимъ вліяніемъ онъ, безъ сомннія, отражалъ то, что уже находилось къ душ человка магнитизирущаго его. Я испытывалъ теорію ясновиднія — и никогда не находилъ, чтобы проявленія заходили дале этого пункта. Индійцы не такъ смотрятъ на этотъ вопросъ, индійцы смотрятъ на своего мальчика какъ на зрителя предметовъ невидимыхъ для ихъ глазъ — и я повторяю, въ этомъ чуд они находятъ источникъ новаго интереса для цли, соединяющей ихъ. Я упоминаю объ этомъ только какъ о любопытномъ взгляд на человческій характеръ, который долженъ быть совершенно новъ для васъ. Намъ нтъ никакого дла до ясновиднія, месмеризма или чего-нибудь другого, чему трудно было бы поврить практическому человку въ тхъ розысканіяхъ, которыя мы теперь производимъ. Цль моя — прослдить индійскій заговоръ шагъ за шагомъ и вывесть результатъ раціональными способами изъ естественныхъ причинъ. Усплъ ли я до-сихъ-поръ удовлетворить ваше любопытство?
— Конечно такъ, мистеръ Мртуэтъ! Однако, я съ нетерпніемъ ожидаю услышать раціональное объясненіе въ томъ затрудненія, которое я сейчасъ имлъ честь представить вамъ.
Мистеръ Мртуэтъ улыбнулся.
— Это затрудненіе разршить легче всего, сказалъ онъ.— Позвольте мн начать согласіемъ, что ваше Объясненіе дла было совершенно правильно. Индійцы, безъ сомннія, не знали, чай мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ сдлалъ съ алмазомъ, потому что мы видимъ, какъ они сдлали свою первую ошибку въ первый вечеръ прізда мистера Блэка въ домъ его тетки.
— Ихъ первую ошибку? повторилъ я.
— Конечно! Ошибка ихъ состояла въ томъ, что они допустили Габріэлля Беттереджа застать ихъ на террас вечеромъ. Однако, они имютъ ту заслугу, что сами увидали свой фальшивый шагъ — потому что, какъ вы опять сказали, имя мнопі времени въ своемъ распоряженіи, они не подходили къ дому нсколько недль посл того.
— Почему, мистеръ Мртуэтъ? Вотъ что я желаю знать! Почему?
— Потому что ни одинъ индіецъ, мистеръ Брффъ, не стянетъ подвергать себя безполезному риску. Пунктъ, написанный вами въ завщаніи полковника Гернкастля, сообщилъ имъ (неправдали?), что Лунный камень переходилъ въ полное владніе миссъ Вериндеръ въ день ея рожденія. Очень хорошо. Скажите мн, какъ было безопасне поступить людямъ въ ихъ положеніи? Сдлавъ попытку похитить алмазъ, пока онъ находился у мистера Фронклитта Блэка, который уже показалъ, что онъ можетъ подозрвать и перехитрить ихъ? Или подождать, пока алмазъ будетъ въ рукахъ молодой двушки, которая съ невинной радостью будетъ надвать эту великолпную вещь при всякомъ возможномъ случа? Можетъ быть, вамъ нужно доказательства, что моя теорія правильна? Пусть поведеніе индійцевъ служитъ вамъ этимъ доказательствомъ. Они появились въ дом, прождавъ вс эти недли, на день рожденія миссъ Вериндеръ и были вознаграждены за свой терпливый разсчетъ, увидвъ Лунный камень на плать миссъ Вериндеръ. Когда я услыхалъ исторію полковника и алмаза поздне въ этотъ вечеръ, я такъ былъ увренъ, какой опасности подвергался мастеръ Фрэнклинъ (индійцы непремнно напали бы на него, еслибъ онъ не возвращался въ домъ лэди Вериндеръ вмст съ другими людьми), и такъ сильно былъ убжденъ, что миссъ Вериндеръ предстоитъ еще худшая опасность, что я посовтовалъ послдовать плану полковника и уничтожить тождество камня, разбивъ его на отдльные куски. Какъ его необыкновенное исчезновеніе въ ту ночь сдлало совтъ мой безполезнымъ и совершенно опровергнуло индустанскій заговоръ и какъ дальнйшія дйствія индусовъ были пріостановлены на слдующій день заключеніемъ ихъ въ тюрьму, какъ мошенниковъ и бродягъ — вамъ это такъ же хорошо извстно, какъ и мн. Первое дйствіе заговора кончается тутъ. Прежде чмъ мы перейдемъ ко второму, могу я спросить, объяснилъ ли я затруднительный вопросъ удовлетворительнымъ образомъ для практическаго человка?
Невозможно было опровергать, что онъ прекрасно разршилъ для меня затрудненіе по милости его знанія индійскаго характера — и по милости того, что ему не приходилось думать такъ какъ мн о сотн другихъ завщаній посл смерти полковника Гернкастля!
— До-сихъ-поръ все идетъ хорошо, продолжалъ мистеръ Мртуэтъ.— Первая возможность, представившаяся индусамъ захватить алмазъ, была потеряна въ тотъ день, когда ихъ посадили въ фризинголлскую тюрьму. Когда же имъ представилась другая возможность? Другая возможность представилась — какъ я могу доказать — пока они сидли еще въ тюрьм.
Онъ вынулъ свою записную книжку и раскрылъ ее прежде чмъ продолжалъ.
— Въ то время я гостилъ у моихъ друзей въ Фризинголл, продолжалъ онъ: — за два дня до того, какъ индійцевъ освободили (это было, кажется, въ понедльникъ), тюремный смотритель пришелъ ко мн съ письмомъ. Какая-то мистриссъ Маканнъ, у которой они нанимали квартиру, принесла это письмо одному изъ индійцевъ, письмо это принесъ утромъ къ домъ съ мистриссъ Маканнъ почтальонъ. Тюремныя власти примтили, что штемпель былъ Ламбетскій и что адресъ, хотя написанный правильнымъ англійскимъ языкомъ, какъ-то странно несогласовался съ привитою методой адресовывать письма. Распечатавъ письма, они увидали, что оно написано на иностранномъ язык, индустанскомъ, какъ справедливо предположили они. Пришли они ко мн затмъ, чтобы я перевелъ имъ это письмо. Я скопировалъ въ моей записной книжк и подлинникъ и мой переводъ — и вотъ они къ вашимъ услугамъ.
Онъ подалъ мн развернутый бумажникъ. Прежде всего былъ скопированъ адресъ письма. Оно все было переписано въ одномъ параграф, безъ знаковъ препинанія: ‘Тремъ индусамъ, живущими у дамы, называющейся Маканнъ, въ Фризинголл, въ Йоркшир.’ Затмъ слдовалъ индійскій текстъ, а англійскій переводъ стоялъ въ конц и былъ выраженъ этими таинственными словами:
‘Именемъ правителя Ночи, который возсдаетъ на Сайг, руки котораго обнимаютъ четыре угла земли!
‘Братья, повернитесь лицомъ къ югу и приходите ко мн на улицу многошумную, которая спускается къ грязной вод.
‘Причина этому та:
‘Мои собственные глаза видли это.’
На этомъ письмо и кончалось, не было ни числа, ни подписи. Я подалъ его обратно мистеру Мртуэту и признался, что этотъ любопытный обращикъ индустанской корреспонденціи поставилъ меня втупикъ.
— Я могу объяснить вамъ первую фразу, сказалъ онъ:— а поведеніе индійцевъ объяснитъ остальное. Богъ луны представленъ въ индійской миологіи четверорукимъ божествомъ, сидящимъ на сайг, а одинъ изъ его титуловъ — Правитель ночи. Тутъ-то подозрительно похоже на косвенный намекъ на Лунный камень. Теперь посмотримъ, что сдлали индійцы, когда тюремныя власти позволили имъ получить письмо. Въ тотъ самый день, какъ ихъ освободили, они тотчасъ отправились на желзную дорогу и заняли мста въ первомъ позд, отправлявшемся въ Лондонъ. Мы вс въ Фризинголл думали, что очень жаль, зачмъ надъ ихъ поступками не наблюдали втайн. Но посл того, калъ лэди Вериндеръ отпустила сыщика и остановила дальнйшее слдствіе о пропаж алмаза, никто другой не могъ сдлать ни шага въ этомъ дл. Индійцамъ дана была воля хать въ Лондонъ, они въ Лондонъ и похали. Что потомъ мы узнали о нихъ, мистеръ Брффъ?
— Они стали надодать мистеру Люкеру, отвчалъ я:— шатаясь около его дома въ Ламбет.
— Вы читали описаніе того, какъ мистеръ Люкеръ обратился къ судь?
— Да.
— Если вы припомните, онъ упоминалъ объ иностранномъ работник, занимавшемся у него, которому онъ только что отказалъ по подозрнію покушенія на воровство, онъ думалъ также, что онъ дйствовалъ заодно съ индійцами, надодавшими ему. Выводъ очень простъ, мистеръ Брффъ, относительно того, кто написалъ письмо, сейчасъ поставившее васъ втупикъ, и какую восточную драгоцнность этотъ работникъ покушался украсть.
Выводъ (какъ я поспшилъ сознаться) былъ такъ ясенъ, что на него указывать не было никакой надобности. Я некогда ее сомнвался, что Лунный камень попалъ въ руки мистера Люкера въ то время, о которомъ упоминалъ мистеръ Мртуэтъ. Мой единственный вопросъ состоялъ въ томъ, какъ индійцы ушли объ этомъ обстоятельств. Этотъ вопросъ (по моему, самый затруднительный) получилъ теперь отвтъ, какъ и вс остальные. Несмотря на то, что я юристъ, я началъ чувствовать, что мистеръ Мртуэтъ проведетъ меня съ завязанными глазами по послднимъ извилинамъ лабиринта, но которому онъ велъ меня до-сихъ-поръ. Я сдлалъ ему этотъ комплиментъ и онъ любезно его принялъ.
— Вы въ свою очередь доставите мн одно свдніе, сказалъ онъ.— Кто-то отвезъ Лунный камень изъ Йоркшира въ Лондонъ и кто-то получилъ за него деньги, а то онъ не былъ бы въ рукахъ мистера Люкера. Неизвстно еще, кто это сдлалъ?
— Сколько мн извстно, еще нтъ.
— Была какая-то улика (не такъ ли?) на мистера Годфри Эбльуайта. Мн сказали, что онъ знаменитый филантропъ — это ужъ прямо говоритъ противъ него.
Я искренно согласился съ мистеромъ Мртуэтонъ. Въ то не время я чувствовалъ себя обязаннымъ сообщить ему (безполезно говорить, что я не назвалъ миссъ Вериндеръ), что мистеръ Годфри Эбльуайтъ оправдался отъ всякаго подозрнія на основаніи показаній такого лица, за правдивость котораго я мои поручиться.
— Очень хорошо, спокойно сказалъ Мртуэтъ:— предоставимъ времени разъяснить это дло. А пока, мистеръ Брффъ, мы должны воротиться къ индійцамъ. Путешествіе ихъ въ Лондонъ просто кончилось тмъ, что они сдлались жертвою другой неудачи. Потерю второй возможности похитить алмазъ слдуетъ, по моему мннію, приписать хитрости и предусмотрительности мистера Люкера — не даромъ занимающагося прибыльнымъ и старымъ ремесломъ лихоимства! Поспшно отказавъ своему работнику, онъ лишилъ индійцевъ помощи, которую ихъ сообщникъ оказалъ бы имъ, впустивъ ихъ въ домъ. Но поспшно перенеся Лунный камень къ своему банкиру, онъ озадачилъ заговорщиковъ, прежде чмъ они составили новый планъ обокрасть его. Какъ индійцы въ этомъ послднемъ случа догадались, что было сдлано, и какъ успли захватить росписку банкира, событія слишкомъ недавнія для того, чтобы о нихъ распространяться. Довольно будетъ сказать, что они узнали, что Лунный камень опять ускользнулъ отъ нихъ и былъ отданъ (подъ общимъ названіемъ драгоцнной вещи) въ кладовую банкира. Какую же третью возможность, мистеръ Брффъ, имютъ они захватить алмазъ, и когда наступитъ она?
Когда этотъ вопросъ сорвался съ его губъ, я догадался наконецъ, для чего индіецъ приходилъ ко мн вчера.
— Вижу! воскликнулъ я.— Индійцы уврены, такъ же какъ и мы, что Лунный камень заложенъ, и имъ непремнно нужно знать самый ранній срокъ выкупа залога — потому что въ то время алмазъ будетъ взятъ отъ банкира!
— Я сказалъ вамъ, что вы сами узнаете все, мистеръ Брффъ, если только я дамъ вамъ возможность догадаться. Черезъ годъ посл того, какъ Лунный камень бытъ заложенъ, индійцы будутъ подстерегать третью возможность похитить его. Мистеръ Люкеръ самъ сказалъ имъ, сколько времени намъ придется ждать, и вы своимъ уважаемымъ авторитетомъ подтвердили истину словъ мистера Люкера. Когда по вашему предположенію алмазъ попалъ въ руки заимодавца?
— Въ конц іюня, отвчалъ я:— сколько мн помнится.
— А теперь тысяча-восемьсотъ сороковой годъ. Очень хорошо. Если неизвстное лицо, заложившее Лунный камень, можетъ выкупить его черезъ годъ, алмазъ будетъ въ рукахъ этого человка опять въ конц іюня тысячи-восемьсотъ-сорокъ-девятаго года. Тогда я буду на тысячи миль далеко отъ Англіи я англійскихъ новостей. Но можетъ быть вамъ стоило бы записать число и постараться быть въ Лондон въ то время.
— Вы думаете, что случится что-нибудь серьезное? спросилъ я.
Я думаю, что я буду въ большей безопасности, отвчалъ онъ:— между свирпыми фанатиками Центральной Азіи, чмъ былъ бы, еслибъ переступилъ за порогъ двери банка съ Луннымъ камнемъ въ карман. Индійцы два раза потерпли неудачу, мистеръ Брффъ. Я твердо убжденъ, что они не поддадутся неудач въ третій разъ.
Это были его послднія слова. Принесли кофе, гости встали и разошлись по комнат, а мы пошли къ дамамъ наверхъ.
Я записалъ число, и можетъ быть не худо, если я кончу мой разсказъ, повторивъ здсь мою замтку:
Іюнь тысяча-восемьсотъ-сорокъ девятаго. Ожидать извстій объ индійцахъ въ конц этого мсяца.
Сдлавъ это, я передаю перо, на которое не имю боле права, тому, кто долженъ писать посл меня.

ТРЕТІЙ РАЗСКАЗЪ,

Написанный Фрэнклиномъ Блэкомъ.

Глава I.

Весною въ тысяча-восемьсотъ-сорокъ-девятомъ году я странствовалъ по Бостону и только что перемнилъ дорожные длани, которые я составилъ нсколько мсяцевъ тому назадъ и которые сообщилъ моему стряпчему и моему банкиру въ Лондон.
Эта перемна сдлала для меня необходимымъ послать моего слугу взять мои письма и векселя отъ англійскаго консула изъ одного города, въ которомъ я уже не имлъ намренія останавливаться по моимъ новымъ планамъ. Слуга мой долженъ былъ опять присоединиться ко мн въ назначенное время и въ назначенномъ мст. Случай, въ которомъ онъ былъ невиноватъ, задержалъ его на дорог. Я и нанятые мною люди цлую недлю ждали на Границахъ пустыни. Въ конц этого времени пропадавшій слуга явился у входа въ мою палатку съ деньгами и письмами.
— Я боюсь, что привезъ вамъ дурныя извстія, сэръ, сказалъ онъ, указывая на одно изъ писемъ съ траурной каймой, на которомъ адресъ былъ написанъ рукою мистера Брффа.
Въ такомъ случа я ничего не знаю нестерпиме неизвстности. Письмо съ траурной каймой я распечаталъ прежде всхъ другихъ. Оно увдомляло меня, что отецъ мой умеръ и что я былъ наслдникомъ его огромнаго состоянія. Богатство, переходившее въ мои руки, приносило съ собою и отвтственность, мистеръ Брффъ упрашивалъ меня не терпя времени воротиться въ Англію.
На разсвт слдующаго утра я былъ уже на дорог къ моей родин.
Портретъ мой, нарисованный моимъ старымъ пріятелемъ Беттереджемъ въ то время, когда я узжалъ изъ Англіи, немного преувеличенъ, какъ мн кажется. Онъ по-своему серьезно перетолковалъ сатирическія замчанія своей барышни о моемъ заграничномъ воспитаніи и убдилъ себя, что будто-бы онъ дйствительно видлъ т французскія, нмецкія и итальянскія стороны моего характера, надъ которымъ шутила моя веселая кузина и которыя существовали разв только въ собственной голов нашего добраго Беттереджа. Но, кром итого, я обязанъ признаться, что онъ сказалъ истинную правду, представивъ, что я былъ уязвленъ въ сердце обращеніемъ Рэчель и оставилъ Англію въ первомъ порыв страданія, которое возбудило тмь самое горькое разочарованіе въ моей жизни.
Я ухалъ заграницу, ршившись — если перемна и отсутствіе могутъ помочь мн — забыть ее. Я убжденъ, что человкъ, опровергающій, что перемна и отсутствіе помогаютъ въ подобныхъ обстоятельствахъ, не врно смотритъ на человческую натуру: перемна и отсутствіе отвлекаютъ его вниманіе отъ исключительнаго созерцанія его горести. Я не забывалъ Рэчель, но печаль воспоминанія утратила свою горечь мало-помалу, когда время, разстояніе и новизна становились между Рэчель и мною.
Съ другой стороны, когда я возвращался на родину, лекарство, такъ врно помогавшее мн, начало теперь слабть. Чмъ ближе я подвигался къ стран, въ которой она жила, и къ возможности опять увидться съ нею, тмъ непреодолиме ея вліяніе начинало опять овладвать мною. Когда я узжалъ изъ Англіи, ея пая было послднее, которое я позволилъ бы себ произнести. Воротившись въ Англію, я прежде всего спросилъ о нея, когда я встртился съ мистеромъ Брффомъ.
Разумется, мн разсказали все, что случилось въ мое отсутствіе — другими словами, все что было разсказано здсь какъ продолженіе разсказа Беттереджа — исключая одного обстоятельства. Въ то время мистеръ Брффъ не считалъ себя въ прав сообщить мн о причинахъ, побудившихъ Рэчель и Годфри Эбльуайта отказаться отъ помолвки. Я не безпокоилъ его затруднительными вопросами объ этомъ щекотливомъ предмет. Для меня было достаточнымъ облегченіемъ посл ревниваго разочарованія, возбужденнаго во мн извстіемъ, что она имла намреніе сдлаться женою Годфри, когда я узналъ, что размышленіе убдило ее въ опрометчивости ея поступка и что она взяла назадъ свое слово.
Когда я выслушалъ исторію прошедшаго, мои слдующіе разспросы (все о Рэчель!) относились къ настоящему. На попеченіи кого находилась она, оставивъ домъ мистера Брффа, и гд жила она теперь?
Она жила у вдовствующей сестры покойнаго сэр-Джона Вериндера — мистриссъ Мерридью — которую душеприкащики ея матери просили быть опекуншей и которая приняла это предложеніе. Мн сказали, что он уживаются очень хорошо и теперь помстились на весь сезонъ въ дом мистриссъ Мерридью на Портлэндской площади.
Черезъ полчаса посл того, какъ я узналъ объ этомъ, я отправился на Портлэндскую площадь — не имя мужества признаться въ этомъ мистеру Брффу!
Слуга отворившій дверь, не зналъ, дома ли миссъ Вериндеръ Я послалъ его наверхъ съ моей карточкой, какъ самый скорйшій способъ разршить вопросъ, слуга воротился съ непрошибаемымъ лицомъ и сообщилъ мн, что миссъ Вериндеръ дома нтъ.
Другихъ я могъ бы подозрвать въ умышленномъ отказ видться со мною. Но Рэчель подозрвать было невозможно. Я сказалъ, что приду опять въ шесть часовъ вечера. Въ шесть часовъ мн сказали во второй разъ, что миссъ Вериндеръ нтъ дома. Не оставила ли она какого-нибудь порученія ко мн? Никакого. Разв миссъ Вериндеръ не получила моей карточки? Слуга отвчалъ, что миссъ Вериндеръ получила.
Выводъ былъ слишкомъ ясенъ: Рэчель не хотла видть меня.
Я съ своей стороны не хотлъ, чтобы со мною обращались такимъ образомъ, не сдлавъ попытки узнать, по-крайней-мръ, причину. Я послалъ сказать мистриссъ Мерридью мое имя и просить ее удостоить меня свиданіемъ въ какое время ей будетъ удобне.
Мистриссъ Мерридью безъ всякаго затрудненія приняла меня тотчасъ. Меня провели въ красивую маленькую гостиную и я очутился въ присутствіи красивой, маленькой, пожилой дамы. Она была такъ добра, что чувствовала большое сожалніе и большое удавленіе ради меня. Но въ то же время она не могла дать мн никакого объясненія или уговаривать Рэчель относительно того, что повидимому относилось только къ ея собственнымъ чувствамъ. Это было повторяемо нсколько разъ съ вжливымъ терпніемъ, котораго ничто не могло утомить — и вотъ все, что я выигралъ, обратившись къ мистриссъ Мерридью.
Послднимъ средствомъ было написать къ Рэчель. Мой слуга отнесъ къ ней письмо на слдующій день съ строгимъ приказаніемъ дождаться отвта.
Отвтъ былъ принесенъ буквально въ одной фраз:
— Миссъ Вериндеръ отказывается вступать въ переписку съ мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ.
Какъ я ни любилъ ее, я принялъ съ негодованіемъ оскорбленіе, нанесенное мн этимъ отвтомъ. Мистеръ Брффъ пришелъ заговорить со мною о длахъ, прежде чмъ я совершенно опомнился. Я тотчасъ отстранилъ дла и объяснилъ ему все. Онъ оказался такъ же неспособенъ объяснить мн это, какъ и мистриссъ Мерридью. Я спросилъ его, не оклеветалъ ли меня кто! передъ Рэчель. Мистеръ Брффъ не зналъ обо мн никакой клеветы. Не говорила ли она чего-нибудь обо мн въ то время, какъ жила въ дом мистера Брффа? Никогда. Не спросила ли она во время моего продолжительнаго отсутствія, живъ я или умеръ? Подобный вопросъ не сходилъ съ ея губъ.
Я вынулъ изъ бумажника письмо, которое бдная лэди Вериндеръ написала мн изъ Фризинголла въ тотъ день, когда я ухалъ изъ ея дома въ Йоркшир. Я обратилъ вниманіе мистера Брффа на эти дв фразы:
‘Драгоцнная помощь, которую вы оказали слдствію посл пропавшаго алмаза, все еще кажется непростительной обидой для Рэчель въ настоящемъ страшномъ состояніи ея души. Поступая слпо въ этомъ дл, вы увеличили ея безпокойство, невинно угрожая открытіемъ ея тайны вашими стараніями.’
— Возможно ли, спросилъ я:— чтобы она и теперь была раздражена противъ меня, какъ прежде?
На лиц мистера Брффа выказалось непритворное огорченіе,
— Если вы непремнно настаиваете получить отвть, ссь залъ онъ: — признаюсь, я не могу иначе растолковать ея поведеніе.
Я позвонилъ въ колокольчикъ и приказалъ моему слуг уложить. мои вещи въ чемоданъ и послать за указателемъ желзныхъ дорогъ. Мистеръ Брффъ спросилъ съ удивленіемъ, что я намренъ длать.
— Я ду въ Йоркширъ, отвчалъ я: — съ слдующимъ поздомъ.
— Могу я спросить, для чего?
— Мистеръ Брффъ, помощь, которую я невиннымъ образомъ оказалъ посл пропажи алмаза, была непростительнымъ оскорбленіемъ для Рэчель годъ тому назадъ, и остается теперь непростительнымъ оскорбленіемъ. Я не хочу подчиняться этому. Я ршился узнать тайну ея молчанія съ матерью и ея непріязненности ко мн. Если время, труды и деньги могутъ это сдлать, я отыщу вора, укравшаго Лунный камень!
Достойный старикъ покушался возражать — уговаривалъ меня послушаться разсудка — словомъ, исполнить свою обязанность ко мн. Я былъ глухъ ко всмъ его убжденіямъ. Никакія соображенія на свт не поколебали бы въ эту минуту моей ршимости.
— Я примусь опять за слдствіе, продолжалъ я: съ того самаго пункта, гд я его оставилъ, я буду слдить за нимъ шагъ за шагомъ до-тхъ-поръ, пока дойду до настоящаго времени. Въ цпи уликъ недостаетъ нкоторыхъ звеньевъ, когда я оставилъ слдствіе, и ихъ можетъ дополнить Габріэль Беттереджъ. Я ду къ Габріэлю Беттереджу!
На закат солнца въ этотъ вечеръ я опять стоялъ на хорошо знакомой мн террас и смотрлъ на спокойный старый деревенскій домъ. Прежде всхъ я увидалъ садовника въ пустомъ саду. Онъ оставилъ Беттереджа часъ тому назадъ грющимся въ своемъ обычномъ уголку на заднемъ двор. Я зналъ это хорошо и сказалъ, что я самъ пойду и отыщу его.
Я обошелъ вокругъ знакомыхъ дорожекъ и заглянулъ въ открытую калитку на дворъ.
Вотъ онъ — милый старый другъ счастливыхъ дней, которые никогда уже не возвратятся — вотъ онъ въ прежнемъ уголку, на прежнемъ соломенномъ стул, съ трубкою во рту, съ ‘Робинзономъ Крузо’ на колняхъ и съ своими двумя друзьями, собаками, дремавшими около него! Я стоялъ такъ, что тнь мою далеко отбрасывали послдніе косвенные лучи солнца. Или собаки увидали эту тнь, или ихъ тонкое чутье узнало о моемъ приближеніи, он вскочили съ ворчаніемъ. Вздрогнувъ въ свою очередь, старикъ заставилъ ихъ молчать однимъ словомъ, а потомъ оттнилъ свои слабые глаза рукою и вопросительно посмотрлъ на фигуру, стоявшую въ калитк.
Глаза мои наполнились слезами. Я принужденъ былъ подождать, прежде чмъ могъ ршиться заговорить съ нимъ.

Глава II.

— Беттереджъ, сказалъ я, указывая на знакомую книгу, лежавшую у него на колняхъ: — сообщилъ вамъ Робинзонъ Крузо въ этотъ вечеръ, что вы можете надяться увидать Фрэнклина Блэка?
— Ей-Богу, мистеръ Фрэнклинъ, вскричалъ старикъ: — Робинзонъ Крузо именно это и сдлалъ!
Онъ всталъ на ноги съ моей помощью и съ минуту стоялъ, смотря то назадъ, то впередъ, на ‘Робинзона Крузо’ и на меня, повидимому не зная, кто изъ насъ боле удивилъ его. Приговоръ кончился въ пользу книги. Держа ее открытою передъ собой обими руками, онъ смотрлъ на удивительную книгу съ невыразимымъ ожиданіемъ — какъ будто надялся увидать, что самъ Робинзонъ Крузо выдетъ изъ этихъ страницъ и удостоитъ насъ личнымъ свиданіемъ.
— Вотъ что я читалъ, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ онъ, какъ только возвратилъ способность говорить: — вотъ то самое мсто, которое я читалъ за минуту до вашего прихода! Страница сто-пятьдесятъ-шестая: ‘Я стоялъ какъ пораженный громомъ, или какъ-будто увидалъ призракъ’. Разв это не значитъ: ‘Ожидайте внезапнаго появленія мистера Фрэнклина Блэка?’ — Не можетъ быть другого значенія на англійскомъ язык! сказалъ Беттереджъ, захлопнувъ книгу и высвободивъ наконецъ одну изъ своихъ рукъ, чтобы взять руку, которую я протягивалъ ему.
Я ожидалъ — это было бы очень естественно при настоящихъ обстоятельствахъ — что онъ закидаетъ меня вопросами. Но нтъ — гостепріимное побужденіе заняло главное мсто въ душ стараго слуги, когда членъ семейства явился (все-равно какимъ-бы то ни было образомъ) гостемъ въ домъ.
— Пожалуйте, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ онъ, отворяя дверь съ своимъ страннымъ и старомоднымъ поклономъ: — я посл спрошу, что привело васъ сюда, а прежде долженъ помстить васъ поспокойне. Посл вашего отъзда было много грустныхъ перемнъ. Домъ запертъ, слуги разошлись. Но это все равно! Я приготовлю вамъ обдъ, жена садовника сдлаетъ вамъ постель — а если въ погреб сохранилась бутылка нашего знаменитаго латурскаго кдэрета, эта бутылка попадетъ вамъ въ горло, мистеръ Фрэнклинъ. Милости просимъ, сэръ, милости просимъ! сказалъ бдный старикъ, выдерживая мужественную борьбу съ мракомъ брошеннаго дома и принимая меня съ гостепріимнымъ и вжливымъ вниманіемъ прошлыхъ временъ.
Мн было досадно обмануть его ожиданія. Но этотъ домъ принадлежалъ теперь Рэчель. Могъ ли я сть въ немъ или спать посл того, что случилось въ Лондон? Самое простое сознаніе уваженія къ самому себ запрещало мн — ршительно запрещало — переходить черезъ порогъ.
Я взялъ Беттереджа за руку и вывелъ его въ садъ. Нечего было длать, я былъ принужденъ сказать ему правду. Между то привязанностью къ Рэчедь и ко мн, онъ былъ очень озадаченъ и огорченъ оборотомъ, который приняли обстоятельства. Онъ выразилъ свое мнніе съ своей обычной прямотой и отлилась самой положительной философіей, какая только могла бигь мн извстна — философіей беттереджской школы.
— Миссъ Рэчель иметъ свои недостатки — я никогда этого не опровергалъ, началъ онъ.— Она любитъ иногда покапризничать. Она старалась выказать на васъ свой капризъ — и вы это перенесли. Боже мой! мистеръ Фрэнклинъ, неужели вы до-сихъ-поръ такъ мало знаете женщинъ? Вы слышали отъ меня о покойной мистриссъ Беттереджъ?
Я очень часто слышалъ отъ него о покойной мистриссъ Беттереджъ — онъ всегда приводилъ ее въ примръ слабости и злости другого пола. Въ такомъ вид выставилъ онъ ее и теперь.
— Очень хорошо, мистеръ Фрэнклинъ. Теперь выслушайте меня. Каждая женщина иметъ свои особенные капризы. Покойная мистриссъ Беттереджъ начинала капризничать всякій разъ, какъ мн случалось отказывать ей въ чемъ-нибудь, чего ей хотлось. Когда я приходилъ домой съ работы въ такихъ случаяхъ, она непремнно кричала мн изъ кухни, что посл моего грубаго обращенія у нея недостаетъ духа приготовить мн обдъ. Я переносилъ это нсколько времени — такъ какъ вы теперь переносите капризы миссъ Рэчель. Наконецъ мое терпніе лопнуло. Я пошелъ въ кухню, взялъ мистриссъ Беттереджъ — понимаете, дружески — на руки и отнесъ ее въ нашу лучшую комнату, гд она принимала гостей. ‘— Вотъ твое настоящее мсто, душечка’, сказалъ я и самъ ушелъ въ кухню. Тамъ я заперся, снялъ мой сюртукъ, засучилъ рукава и состряпалъ себ обдъ.
Когда онъ былъ готовъ, я подалъ его самъ себ и пообдалъ съ удовольствіемъ. Потомъ я выкурилъ трубку, прихлебнулъ грогу, а потомъ прибралъ со стола, вычистилъ кострюли, ножи и вилки, потомъ убралъ все и вымелъ кухню. Когда все было чисто и опрятно, я отворилъ дверь и пустилъ въ кухню мистриссь Беттереджъ.’ — Я пообдалъ, душа моя, сказалъ я:— и надюсь, ты найдешь, что я оставляю кухню въ такомъ вид, какъ только ты можешь пожелать.’ Пока эта женщина была жива, мистеръ Фрэнклинъ, мн никогда уже не приходилось стряпать самому обдъ. Мораль: Вы переносили капризы миссъ Рэчель въ Лондон, не переносите ихъ въ Йоркшир. Пожалуйте въ домъ.
Безотвтное замчаніе! Я могъ только уврить моего добраго друга, что даже его способности къ убжденію пропадали даромъ въ этомъ случа.
— Вечеръ прекрасный, сказалъ я: — я пойду пшкомъ и Фризинголлъ и остановлюсь въ гостинниц, а вамъ надо завтра утромъ прійти ко мн завтракать. Я имю сказать вамъ кое-что.
Беттереджъ съ важнымъ видомъ покачалъ головой.
— Искренно сожалю объ этомъ, сказалъ онъ:— я надялся услышать, мистеръ Фрэнклинъ, что все идетъ гладко и пріятно между вами и миссъ Рэчель. Если вы должны поступить по своему, сэръ, продолжалъ онъ посл минутнаго размышленія: то вамъ нтъ никакой надобности идти ночевать въ Фризинголлъ. Ночлегъ можно имть гораздо ближе. Готерстонская ферма только въ двухъ миляхъ отсюда. Противъ этого вы не можете ничего возразить, лукаво прибавилъ старикъ.— Готерстонъ живетъ, мистеръ Фрэнклинъ, на земл не миссъ Рэчель, а своей.
Я вспомнилъ это мсто, какъ только Беттереджъ назвалъ его. Ферма стояла въ тнистой долин, на берегу самаго красиваго ручейка въ этой части Йоркшира, у фермера были отдльная спальная и гостиная, которыя онъ имлъ обыкновеніе отдавать взаймы художникамъ, удильщикамъ и туристамъ вообще. Я не могъ надяться найти боле пріятнаго жилища по время моего пребыванія въ этихъ окрестностяхъ.
— Комнаты отдаются въ наемъ? спросилъ я.
— Сама мистриссъ Готерстонъ, сэръ, просила меня вчера рекомендовать ея комнаты.
— Я возьму ихъ, Беттереджъ, съ величайшимъ удовольстіемъ. Мы воротились на дворъ, на которомъ я оставилъ мой дорожный мшокъ. Засунувъ палку въ ручку и перекинувъ мтокъ черезъ плечо, Беттереджъ, повидимому, опять воротился къ изумленію, которое возбудило въ немъ мое внезапное появленіе, когда я засталъ его на соломенномъ стул. Онъ съ недоумніемъ посмотрлъ на домъ, а потомъ повернулся и еще съ большимъ недоумніемъ посмотрлъ на меня.
— Довольно долго прожилъ я на свт, сказалъ этотъ лучшій и милйшій изъ всхъ старыхъ слугъ: — но этого подобнаго никогда не надялся видть. Тамъ стоитъ домъ, а здсь стоитъ мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ — и одинъ повертывается спиной къ другому и идетъ ночевать въ наемной квартир!
Онъ пошелъ впередъ, качая головой и ворча.
— Можетъ случиться еще только одно чудо, сказалъ онъ мн черезъ плечо:— это — когда вы, мистеръ Фрэнклинъ, вздумаете заплатить мн семь шилинговъ и шесть пенсовъ, которые вы заняли у меня въ дтств.
Этотъ сарказмъ привелъ его въ лучшее расположеніе духа. Когда мы вышли изъ калитки, обязанности гостепріимства (по нравственному своду законовъ Беттереджа) прекратились и началась привилегія любопытства.
Онъ пріостановился такъ, чтобы я шелъ наравн съ нимъ.
— Прекрасный вечеръ для прогулки, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ онъ, какъ будто мы только въ эту минуту встртились случайно.— Что еслибы вы шли въ фризинголлскую гостинницу, сэръ?
— Да?
— Я имлъ бы честь завтракать у васъ завтра утромъ.
— Приходите завтракать ко мн на Готерстонскую ферму.
— Очень вамъ обязанъ за вашу доброту, мистеръ Фрэнклинъ. Но собственно-то я стремлюсь не къ завтраку. Мн кажется, вы упомянули, что имете что-то сказать мн. Если это не секретъ, сэръ, сказалъ Беттереджъ, вдругъ бросивъ окольную дорогу и выступая на прямой путь: — я горю нетерпніемъ узнать, что привело васъ сюда такъ неожиданно.
— Что привело меня сюда прежде? спроситъ я.
— Лунный камень, мистеръ Фрэнклинъ. Но теперь что привело васъ сюда, сэръ?
— Опять Лунный камень, Беттереджъ.
Старикъ вдругъ остановился и посмотрлъ на меня, какъ бы подозрвая, что его уши обманули его.
— Если это шутка, сэръ, сказалъ онъ: — я боюсь, что немножко поглуплъ на старости лтъ. Я не понимаю ее.
— Это не шутка, отвчалъ я: — я пріхалъ сюда поднять опять слдствіе, которое было прекращено, когда я узжалъ изъ Англіи. Я пріхалъ сюда сдлать то, чего никто еще не сдлалъ — узнать, кто укралъ алмазъ.!
— Бросьте вы этотъ алмазъ, мистеръ Фрэнклинъ! Послушайтесь моего совта, бросьте вы этотъ алмазъ! Эта проклятая индійская вещь сбила съ толку всякаго, кто только къ ней приближался. Не тратьте вашихъ денегъ, не портите вашего характера — въ самое цвтущее время вашей жизни, сэръ — занимаясь Луннымъ камнемъ. Какъ вы можете надяться успть, когда самъ приставъ Кффъ наварилъ каши? Пристазъ Кффъ, повторилъ Беттереджъ, сурово грозя мн пальцемъ:— знаменитйшій сыщикъ въ Англіи!
— Я твердо ршился, мой старый другъ. Даже приставъ Кффъ не страшитъ меня. Кстати, можетъ быть мн нужно будетъ поговорить съ нимъ. Вы слыхали что-нибудь о немъ послднее время?
— Приставъ вамъ не поможетъ, мистеръ Фрэнклинъ.
— Почему?
— Въ полиціи случилось событіе посл вашего отъзда, сэръ. Знаменитый Кффъ вышелъ въ отставку. Онъ нанялъ маленькій когтэджъ въ Доркинг и по уши завязъ въ разведеніи розъ. Онъ самъ написалъ мн объ этомъ, мистеръ Фрэнклинъ. Онъ выростилъ блую махровую розу, не прививая ее къ шиповнику. Садовникъ мистеръ Бегби подетъ въ Доркингъ сознаться, что приставъ побдилъ его наконецъ.
— Это небольшая бда, сказалъ я:— я долженъ обойтись безъ помощи пристава Кффа. А сначала я долженъ довриться вамъ во всемъ.
Можетъ быть я говорилъ довольно небрежно. Какъ бы то ни было, Беттереджъ какъ будто убдился въ мнемъ отвт.
— Вы могли бы довриться кому-нибудь похуже меня, мистеръ Фрэнклинъ, могу вамъ сказать, сказалъ онъ довольно рзко.
Тонъ, которымъ онъ сдлалъ это возраженіе, и нкоторая тревога въ его обращеніи сказали мн, что онъ имлъ какія-то свднія, которыя не ршался мн сообщить.
— Я надюсь, что вы поможете мн, сказалъ я: — сообщивъ мн улики, которыя приставъ Кффъ оставилъ здсь. Я знаю, что вы можете это сдлать. Не можете ли вы сдлать еще чего-нибудь?
— Чего еще можете вы ожидать отъ меня, сэръ? спросилъ Беттереджъ съ видомъ чрезвычайнаго смиренія.
— Я ожидаю боле — судя по тому, что вы сказали сейчасъ.
— Это было простое хвастовство, мистеръ Фрэнклинъ, упорно отвчалъ старикъ: — нкоторые люди родились хвастунами и до самой смерти остаются таковы. Я принадлежу къ ихъ числу.
Съ нимъ можно было дйствовать только однимъ способомъ. Я обратился къ его участію къ Рэчель и ко мн
— Беттереджъ, были ли бы вы рады услыхать, что Рэчель и я опять сдлались добрыми друзьями?
— Я служилъ вашей фамиліи, сэръ, совершенно безъ пользы, если вы сомнваетесь въ этомъ.
— Вы помните, какъ Рэчель обходилась со мною передъ моимъ отъздомъ изъ Англіи?
— Такъ хорошо, какъ будто это случилось вчера. Милэди нависала вамъ объ этомъ письмо, а вы были такъ добры, что послали это письмо мн. Въ немъ было сказано, что миссъ Рэчель считаетъ себя смертельно оскорбленною вами за то участіе, которое вы принимали въ отысканіи ея алмаза. И ни милэди, ни я, и никто не могли угадать почему.
— Совершенно справедливо, Беттереджъ. Я воротился изъ путешествія и нашелъ, что Рэчель все еще считаетъ себя смертельно оскорбленною мною. Я зналъ въ прошломъ году, что алмазъ бытъ тому причиною, знаю это и теперь. Я пробовалъ говорить съ нею, она не хочетъ видть меня. Я пробовалъ писать ей, она не хочетъ отвчать мн. Скажите мн ради Бога, какъ я могу это разъяснитъ? Разузнать о пропаж Луннаго камня единственная возможность, которую Рэчель оставляетъ мн!
Эти слова очевидно показали ему дло съ такой стороны, ей, какой онъ еще не видалъ его, Онъ сдлалъ вопросъ, который показалъ мн, что я поколебалъ его.
— Съ вашей стороны тутъ нтъ никакого непріязненнаго чувства, мистеръ Фрэнклинъ?
— Былъ гнвъ, когда я узжалъ изъ Лондона, отвчалъ я:— но теперь онъ прошелъ. Я желаю заставить Рэчель объясниться со мною — и больше не желаю ничего.
— Вы не боитесь, сэръ — предполагая, что вы сдлаете какія нибудь открытія — что вы узнаете что-нибудь о миссъ Рэчель?
Я понялъ ревнивое довріе къ его барышн, внушившее ему эти слова.
— Я такъ же увренъ въ ней, какъ и вы, отвчалъ я.— Полнйшее открытіе ея тайны не обнаружитъ ничего такого, что могло бы уменьшить ваше или мое уваженіе къ ней.
Послдняя нершимость Беттереджа исчезла при этомъ.
— Если я поступаю дурно, помогая вамъ, мистеръ Фрэнклинъ, воскликнулъ онъ: — я могу только сказать, что я такъ же мало понимаю это, какъ бы понялъ новорожденный младенецъ! Я поставлю васъ на путь открытій, если вы пойдете сами по этому пути. Помните вы нашу бдную служанку Розанну Спирманъ?
— Какъ не помнить!
— Вы всегда думали, что она желаетъ сдлать вамъ какія-то признанія относительно Луннаго камня?
— Я конечно не могу объяснить другимъ образомъ ея страннаго поведенія.
— Вы можете успокоиться насчетъ этого сомннія, мистерь Фрэнклинъ, когда вамъ будетъ угодно.
Пришла моя очередь стать втупикъ. Я напрасно старался при наступившей темнот увидать его лицо. Побуждаемый удивленіемъ, я нсколько нетерпливо спросилъ, что онъ хочетъ сказать.
— Позвольте, сэръ! продолжалъ Беттереджъ.— Я знаю, что хочу сказать. Розанна Спирманъ оставила запечатанное письмо письмо адресованое къ вамъ.
— Гд оно?
— У ея пріятельницы въ Коббс-Голл. Вы врно слышали, когда были здсь, сэръ, о Хромоногой Люси — двушк, которая ходитъ съ костылемъ?
— Дочери рыбака?
— Точно такъ, мистеръ Фрэнклинъ.
— Почему же письмо не было отослано ко мн?
— Хромоногая Люси иметъ свою собственную волю, сэръ. Она хочетъ отдать это письмо вамъ въ собственныя руки. А вы ухали изъ Англіи прежде, чмъ я усплъ написать къ вамъ.
— Воротимся назадъ, Беттереджъ, и возьмемъ тотчасъ это письмо.
— Сегодня ужъ слишкомъ поздно, сэръ. На нашемъ берегу экономно поступаютъ со свчами и въ Коббс-Голл рано ложатся спать.
— Какіе пустяки! Мы можемъ дойти туда въ полчаса.
— Вы можете, сэръ. А когда дойдете, вы найдете дверь запертою.
Онъ указалъ на огни, мелькавшіе внизу, и въ ту же минуту я услыхалъ въ тишин ночной журчанье ручейка.
— Вотъ ферма, мистеръ Фрэнклинъ. Проведите спокойно ночь и приходите ко мн завтра утромъ — если вы будете такъ добры.
— Вы пойдете со мной къ рыбаку?
— Пойду, сэръ.
— Рано?
— Такъ рано, какъ вамъ угодно.
Мы спустились по тропинк, которая вела на ферму.

Глава III.

Я имю самое неясное воспоминаніе о томъ, что случилось на Готерстонской ферм.
Я помню гостепріимный пріемъ, обильный ужинъ, который накормилъ бы цлую деревню на Восток, восхитительно опрятную постель, на которой достойно сожалнія только это противное произведеніе нашихъ предковъ — перина, тревожную ночь, безпрестанное зажиганье спичками маленькую свчу и большое облегченіе, когда взошло солнце и можно было встать.
Наканун я условился съ Беттереджемъ, что я зайду къ нему по дорог въ Коббс-Голлъ такъ рано, какъ захочу — что, перетолкованное моимъ нетерпніемъ овладть письмомъ, значило такъ рано, какъ могу. Не дождавшись завтрака на ферм, я взялъ съ собой ломоть хлба и отправился съ нкоторымъ сомнніемъ, не застану ли въ постели добраго Беттереджа. Къ моему великому облегченію, онъ былъ такъ же взволнованъ наступающимъ событіемъ, какъ и я. Я нашелъ его готовымъ и ожидающимъ меня съ пилкой въ рук.
— Какъ вы чувствуете себя сегодня, Беттереджъ?
— Очень нехорошо, сэръ.
— Съ сожалніемъ слышу это. Чмъ вы страдаете?
— Я страдаю новой болзнью, мистеръ Фрэнклинъ, моего собственнаго изобртенія. Мн не хотлось бы васъ испугать, но кы наврно зараздтесь этой болзнью ныншнимъ же утромъ.
— Чортъ возьми!
— Вы чувствуете непріятный жарь въ желудк, сэръ, и прескверное колотье на макушк головы? А! нтъ еще? Ну, это сдлается съ вами къ Коббс-Голл, мистеръ Фрэнклинъ. Я называю это розыскной лихорадкой, и въ первый разъ я заразился ею въ обществ пристава Кффа.
— Да! да! а вылечитесь вы наврно, когда я распечатаю письмо Розанны Спирманъ. Пойдемъ и возьмемъ его.
Несмотря на раннее время, мы нашли жену рыбака въ кухн. Когда Беттереджъ представилъ меня, добрая мистриссъ Йолландъ совершила церемонію, строго сохраняемую (какъ я узналъ впослдствіи) для знатныхъ прізжихъ. Она поставила на столь бутылку голландскаго джина, положила дв трубки и начала разговоръ словами:
— Что новаго въ Лондон, сэръ?
Прежде чмъ я могъ придумать отвть на этотъ всеобъемлющій вопросъ, изъ темнаго угла кухни подошло ко мн привидніе. Худощавая двушка, съ дикимъ, разстроеннымъ лицомъ, съ замчательно хорошими волосами и съ свирпой проницательностью въ глазахъ, подошла, хромая и опираясь на костыль, къ тому столу, у котораго я сидлъ, и посмотрла на меня такъ, какъ будто я былъ предметомъ и ужаса и интереса, который какими то чарами привлекалъ ея вниманіе.
— Мастеръ Беттереджъ, сказала она, не спуская съ меня глазъ:— пожалуйста назовите его еще разъ.
— Этого джентльмена зовутъ, отвчалъ Беттереджъ (длая сильное удареніе на слов ‘джентльмэнъ’):— мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ.
Двушка повернулась ко мн спиной и вдругъ вышла изъ комнаты. Добрая мистриссъ Йолландъ — какъ я полагаю — извинилась за странное поведеніе своей дочери, а Беттереджъ (вроятно) перевелъ ея слова вжливымъ англійскимъ языкомъ. Я говорю это наугадъ. Мое вниманіе было поглощено стукомъ удалявшагося костыля. Онъ стучалъ по деревянной лстниц, стучалъ въ комнат надъ нашими головами, стучалъ опять спускаясь по лстниц — а потомъ въ открытой двери опять явился призракъ съ письмомъ въ рук и манилъ меня вонъ изъ комнаты!
Я оставилъ мистриссъ Йолландъ разсыпаться еще въ большихъ извиненіяхъ и пошелъ за этимъ страннымъ существомъ — которое ковыляло передо мной все скоре и скоре — съ покатистаго берега. Оно повело меня за лодки, гд насъ не могли ни видть, ни слышать жители деревни, и тамъ остановилось и посмотрло мн въ лицо въ первый разъ.
— Стойте здсь, сказала она:— я хочу посмотрть на васъ.
Польза было обмануться въ выраженіи ея лица. Я внушалъ ей сильную ненависть и отвращеніе. Не примите за тщеславіе, если я скажу, что ни одна женщина еще не смотрла на меня такимъ образомъ. Я ршусь на боле скромное увреніе, что ни одна женщины еще не дала мн примтить этого. Есть границы осмотра, который можетъ выдержать мущина при извстныхъ обстоятельствахъ. Я пытался обратить вниманіе Хромоногой Люси на предметъ не столь противный, какъ мое лицо.
— Кажется, вы должны отдать мн письмо, началъ я.— Это то письмо, которое вы держите въ рукахъ?
— Скажите это опять, было единственнымъ отвтомъ, полученнымъ мною.
Я повторилъ мои слова какъ послушный ребенокъ, протверживающій урокъ.
— Нтъ, сказала двушка, говоря сама съ собой, но все безжалостно не спуская съ меня глазъ.— Не могу понять, что она видла въ его лиц. Не могу угадать, что она слышала въ его голос.
Она вдругъ отвернулась отъ меня и уныло опустила голову на свой костыль.
— О, бдняжечка! сказала она первымъ мягкимъ тономъ, который я слышалъ отъ нея.— О, моя погибшая любимица! что ты нашла въ этомъ человк?
Она опять свирпо подняла голову и опять посмотрла на меня.
— Можете вы сть и пить? спросила она.
Я употребилъ вс силы, чтобъ сохранить серьезный видъ, и отвчалъ:
— Да.
— Можете вы спать?
— Да.
— Когда вы видите какую-нибудь бдную служанку, вы не чувствуете угрызеній?
— Конечно, нтъ. Почему долженъ я чувствовать?
Она вдругъ швырнула письмо мн въ лицо.
— Возьмите! съ яростью воскликнула она.— Я прежде ни когда не видала васъ. Не допусти меня Всемогущій опять увидть васъ!
Съ этими прощальными словами, она заковыляла отъ меня такъ скоро, какъ только могла. Единственный способъ, какимъ я могъ истолковать ея поведеніе, безъ сомннія предвидлъ всякій. Я могъ только предположить, что она помшана.
Дойдя до этого неизбжнаго заключенія, я обратился къ боле интересному предмету — къ письму Розанны Спирманъ. Адресъ былъ слдующій:
‘Фрэнклину Блэку, эсквайру. Должна отдать въ собственныя руки (а не поручать никому другому) Люси Йолландъ.’
Я сорвалъ печать. Въ конверт лежало письмо, а въ этомъ письм еще бумажка. Прежде я прочелъ письмо:
‘Сэръ, — если вамъ любопытно узнать, что значило мое обращеніе съ вами въ то время, когда вы гостили въ дом моей госпожи лэди Вериндеръ, сдлайте то, что вамъ предписывается въ памятной записк, вложенной въ это письмо — и сдлайте это такъ, чтобы никто не присутствовалъ при этомъ. Ваша нижайшая слуга

‘Розанна Спирманъ.’

Я взглянулъ на бумажку, которая была вложена въ письмо. Вотъ копія слово-въ-слово:
‘Памятная записка.— Пойти къ Зыбучимъ Пескамъ когда настанетъ отливъ. Идти по Южному Утесу до-тхъ-поръ, пока маякъ на Южномъ Утес и флагштокъ на таможенной станціи, которая находится выше Коббс-Голла, будутъ на равной линіи. Положить на скалы палку или какую-нибудь другую прямую вещь, для указанія именно той линіи, которая должна быть наровн съ утесомъ и флагштокомъ. Позаботиться, длая это, чтобы одинъ конецъ палки находился на краю скалъ на той сторон, которая возвышается надъ Зыбучими Песками. Ощупывать землю, чтобъ найти цпь вдоль палки между морской травой (начиная съ того конца палки, который лежитъ къ маяку). Провести рукою по цпи, когда она найдется, до-тхъ-поръ, пока я дойду до того мста, гд она спускается черезъ край скалъ внизъ къ Зыбучимъ Пескамъ. И тогда потянуть цпъ’. Только что я прочелъ послднія слова — подчеркнутыя въ оригинал, я услышалъ позади себя голосъ Беттереджа. Изобртатель розыскной лихорадки совершенно поддался этой непреодолимой болзни.
— Не могу дольше выдержать, мистеръ Фрэнклинъ. Что говорится въ ея письм? Ради Бога, сэръ, скажите мн, что говорится въ ея письм?
Я подалъ ему письмо и памятную записку. Онъ прочелъ письмо безъ большого интереса. Но памятная записка произвела на. него сильное впечатлніе.
— Приставъ это говорилъ! вскричалъ Беттереджъ, съ начала до конца, сэръ, приставъ говорилъ, что у ней есть памятная записка тайника. Вотъ она! Господи, спаси насъ и помилуй! Мистеръ Фрэнклинъ, вотъ тайна, сбившая съ толку всхъ, начиная съ самаго знаменитаго Кффа, готова и ожидаетъ, такъ сказать, открыться вамъ! Теперь приливъ, сэръ, это можетъ видть всякій. Сколько времени еще осталось до отлива?
Онъ поднялъ голову и примтилъ въ нкоторомъ разстояніи отъ насъ молодого рыбака чинившаго сть.
— Тамми Брайтъ! закричалъ онъ во весь голосъ.
— Слышу! закричалъ Тамми въ отвтъ.
— Когда начнется отливъ?
— Черезъ часъ.
Мы оба взглянули на часы.
— Мы можемъ обойти кругомъ берега къ Зыбучимъ Пескамъ, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ Беттереджъ: — такъ какъ у насъ остается довольно времени. Что вы скажете, сэръ?
— Пойдемте.
По дорог къ Зыбучимъ Пескамъ я обратился къ Беттереджу, чтобъ оживить мою память относительно событій (касающихся Розанны Спирманъ), въ то время, какъ приставъ Кффъ производилъ слдствіе. Съ помощью моего стараго друга я скоро и ясно припомнилъ вс обстоятельства. Путешествіе Розанны въ Фризинголлъ, когда весь домъ думалъ, что она больная лежитъ въ своей комнат — таинственное занятіе Розанны въ ночь, когда дверь ея была заперта, а свча горла до утра — подозрительная покупка Розанны оловяннаго ящика и цпочекъ отъ мистриссъ Йолландь — положительное убжденіе пристава, что Розанна спрятала что-то въ Зыбучихъ Пескахъ, и ршительное невдніе пристава, что это могло быть — вс эти странные результаты неудавшагося слдствія о пропаж Луннаго камня ясно представилась мн опять, когда мы дошли до Зыбучихъ Песковъ и пошли вмст по низкому выступу скалъ, называемыхъ Южнымъ Утесомъ.
Съ помощью Беттереджа я скоро нашелъ прямую линію отъ утесовъ до флагштока. Руководясь памятной запиской, мы положили мою палку въ указанномъ направленіи такъ прямо, какъ только могли на неровной поверхности скалъ, а потомъ опять взглянули на наши часы.
Оставалось еще двадцать минутъ до отлива. Я посовтовалъ выждать этотъ промежутокъ на берегу, а не на мокрой и скользкой поверхности скалъ. Дойдя до сухого песку, я приготовился ссть, а къ великому моему удивленію Беттереджъ приготовился оставить меня.
— Зачмъ вы уходите? спросилъ я.
— Взгляните опять на письмо, сэръ, и вы увидите.
Взглядъ на письмо напомнилъ мн, что мн было поручено сдлать это открытіе одному.
— Довольно тяжело оставлять васъ въ такое время, сказалъ Беттереджъ.— Но бдняжка умерла ужасной смертью — и я чувствую, что какъ бы долгъ предписываетъ мн, мистеръ Фрэнклинъ, исполнить эту прихоть. Притомъ, прибавилъ онъ:— въ письм ничего не говорится противъ того, чтобы вы посл обнаружили эту тайну. Я пойду въ сосновый лсъ и подожду васъ тамъ. Не долго оставайтесь, сэръ. Съ такой болзнью, какъ розыскная лихорадка, справиться не легко при подобныхъ обстоятельствахъ.
Съ этимъ прощальнымъ предостереженіемъ онъ оставилъ меня.
Промежутокъ ожиданія, какъ ни былъ бы онъ коротокъ, когда его считаютъ мрой времени, принимаетъ огромные размры, когда его считаютъ мрой неизвстности. Это былъ одинъ изъ тхъ случаевъ, когда неоцненная привычка курить становится особенно драгоцнна и утшительна. Я закурилъ сигару и сть на покатистомъ берегу.
Солнце изливало свою красоту на каждый предметъ, который я могъ видть. Чудная свжесть воздуха, длала наслажденіемъ возможность жить и дышать. Даже уединенная маленькая бухта весело привтствовала утро, и даже голая, мокрая поверхность Зыбучихъ Песковъ, сверкая золотистымъ блескомъ, скрывала ужасъ своей обманчивой бурой наружности подъ мимолетной улыбкой. Это былъ самый лучшій день посл моего возвращенія въ Англію,
Приливъ насталъ прежде, чмъ я кончилъ мою сигару. Я видлъ, какъ прежде всего поднялся песокъ, потомъ какъ страшно заколебалась его поверхность — какъ будто какой-то духъ ужаса жилъ, двигался и дрожалъ въ бездонной глубин. Я бросилъ мою сигару и опять воротился къ скаламъ.
Указанія въ памятной записк предписывали мн ощупать землю вдоль палки, начиная съ того конца, который былъ ближе къ маяку.
Такимъ образомъ я прошелъ боле половины дороги вдоль палки, не встрчая ничего кром выступовъ скалъ. Дюйма на два дале, однако, мое терпніе было вознаграждено. Въ узкой, маленькой разслин, именно въ томъ мст, до котораго могъ достать мой указательный палецъ, меня остановила густая морская трава — которая, безъ сомннія, выросла, въ этой разселин въ то время, которое протекло посл того, какъ Розанна Спирманъ выбрала этотъ тайникъ.
Ршительно не было никакой возможности выдернуть морскую траву или просунуть сквозь нея мою руку. Замтивъ мсто, указываемое концемъ палки, ближайшимъ къ Зыбучимъ Пескамъ, я ршился по собственному своему плану отыскать цпь. Планъ мой состоялъ въ томъ, чтобъ ощупать какъ-разъ подъ скалами, на случай, не найду ли я потерянный слдъ цпи съ томъ мст, гд она входила въ песокъ. Я взялъ палку и сталъ на колни на сверномъ краю Южнаго Утеса.
Въ этомъ положеніи лице мое находилось на нсколько футъ отъ поверхности Зыбучихъ Песковъ. Видъ ихъ такъ близко отъ меня, еще время-отъ-времени отвратительно колебавшихся, разстроилъ мои нервы на одну минуту. Страшная фантазія, что умершая женщина можетъ явиться на сцен своего самоубійства, чтобъ помочь моимъ поискамъ — невыразимый страхъ увидть ее поднимающуюся изъ тяжелой поверхности песковъ а указывающую на надлежащее мсто — овладли моей душой о нагнали на меня ознобъ при тепломъ солнечномъ свт. Признаюсь, я зажмурилъ глаза въ ту минуту, когда конецъ палки вошелъ въ зыбучій песокъ.
Черезъ минуту, прежде чмъ палка вошла боле чмъ на нсколько дюймовъ, я освободился отъ моего суеврнаго ужаса я дрожалъ отъ волненія съ головы до ногъ. Воткнувъ палку слпо при моемъ первомъ покушеніи, я попалъ въ надлежащее мсто. Палка ударилась о цпь.
Я выдернулъ ее безъ малйшаго затрудненія. Къ концу цпи былъ прикрпленъ оловянный ящичекъ.
Отъ воды цпь такъ заржавла, что я никакъ не могъ отцпить ее отъ кольца, которое привязывало ее къ ящичку. Поставивъ ящичекъ между колнъ и напрягая вс мои силы, я усплъ сорвать крышку. Что-то блое наполняло внутренность ящичка, когда я заглянулъ въ него. Я засунулъ туда руку и узналъ, что это было полотно.
Вынувъ полотно, я также вынулъ смятое письмо. Посмотрвъ на адресъ и увидавъ, что письмо адресовано ко мн, я положилъ его въ карманъ и вынулъ полотно. Оно было свернуто, разумется, такимъ образомъ, чтобъ помститься въ ящичк, къ которомъ оно такъ долго лежало и нисколько не было испорчено морского водою.
Я отнесъ полотно на сухой песокъ, потомъ развернулъ его и разгладилъ. Оно оказалось ночной мужской рубашкой.
Верхняя сторона, когда я разложилъ рубашку, представляла глазамъ безчисленныя складки и сгибы — и боле ничего. Я перевернулъ на другую сторону и тотчасъ увидалъ пятно отъ краски, которою была выкрашена дверь будоара Рэчель!
Глаза мои оставались прикованы къ пятну, а мои мысли однимъ прыжкомъ перенесли меня отъ настоящаго къ прошлому. Мн пришли на память собственныя слова пристава Кффа, какъ будто этотъ человкъ опять стоялъ возл меня и указывалъ на неопровержимый выводъ, который онъ сдлалъ изъ пятна на двери.
— Слдуетъ узнать, есть ли въ этомъ дом одежда, запачканная такою краской. Узнать, кому эта одежда принадлежитъ. Узнать, какъ объяснитъ эта особа, что она была въ этой комнат и сдлала это пятно между полночью и тремя часами утра. Если эта особа не можетъ дать удовлетворительнаго объясненія, то намъ незачмъ далеко искать руки, похитившей алмазъ.
Одно за однимъ слова эти приходили мн на память, повторяясь безпрестанно утомительно и машинально. Я очнулся отъ столбняка, какъ бы продолжавшагося нсколько часовъ — тогда какъ на самомъ дл это составляло только нсколько минутъ — услышавъ голосъ, звавшій меня. Я поднялъ глаза и увидалъ, что терпніе Беттереджа измнило ему наконецъ. Онъ виднлся между песчаными холмами, возвращаясь къ берегу.
Появленіе старика воротило меня, какъ только я примтилъ его, къ чувству настоящаго и напомнило, что слдствіе, за которое я принялся, еще оставалось неконченнымъ. Я нашелъ пятно на ночной рубашк. Кому принадлежала эта рубашка?
Моимъ первымъ побужденіемъ было взглянуть на письмо, лежавшее у меня въ карман — письмо, найденное мною въ ящичк.
Когда я поднималъ руку, чтобы вынуть письмо изъ кармана, я вспомнилъ, что есть кратчайшій способъ узнать это. Сама рубашка откроетъ истину, потому что, по всей вроятности, на ней стоитъ имя того, кому она принадлежитъ.
Я поднялъ ее и сталъ отыскивать мтку.
Я нашелъ мтку я прочелъ:
Мое собственное имя!
Знакомыя буквы сказали мн, что эта ночная рубашка моя. Я отвелъ отъ нихъ глаза. Я увидалъ солнце, увидалъ блестящія воды бухты, увидалъ старика Беттереджа, подходившаго все ближе и ближе ко мн. Я опять взглянулъ на мтку. Мое собственное имя. Прямо противъ меня — мое собственное имя.
‘Если время, труды и деньги могутъ это сдлать, я отыщу вора, укравшаго Лунный камень’. Съ этими словами на губахъ моихъ ухалъ я изъ Лондона. Я проникнулъ тайну, которую зыбучіе пески скрыли отъ всякой живой души. И по неопровержимой улик пятна, сдланнаго краской, я узналъ, что воръ былъ я!

Глава IV.

Я не могу сказать ни одного слова о моихъ собственныхъ ощущеніяхъ.
Моимъ первымъ впечатлніемъ было, что ударъ, полученный мною, совершенно остановилъ во мн способность думать и чувствовать. Я самъ не понималъ, что длается со мною, когда Беттереджъ подошелъ ко мн — но, по его словамъ, я засмялся, когда онъ спросилъ меня въ чемъ дло, и сунувъ ему въ руки ночную рубашку, сказалъ, чтобы онъ самъ прочелъ загадку.
О томъ, что было сказано между нами на берегу, я не имю ни малйшаго воспоминанія. Первое мсто, въ которомъ я могу теперь представить себя ясно, была сосновая аллея. Мы съ Беттереджемъ шли назадъ къ дому и Беттереджъ говорилъ мн, что и онъ и я будемъ къ состояніи прямо взглянуть на это, когда выпьемъ стаканъ грогу.
Сцена переходитъ отъ сосновой аллеи въ маленькую гостиную Беттереджа. Мое намреніе не входить въ домъ Рэчель было забыто. Я съ признательностью почувствовалъ прохладу, тнь и тишину этой комнаты. Я пилъ грогъ (совершенно новое для меня наслажденіе въ это время дня), который мой добрый старый другъ приготовилъ съ холодной какъ ледъ водой изъ колодезя. При всякихъ другихъ обстоятельствахъ этотъ напитокъ просто привелъ бы меня къ отупленіе. Тогда же онъ укрпилъ мои нервы. Я начинаю прямо глядть на это, какъ предсказалъ Беттереджъ, и Беттереджъ съ своей стороны также начинаетъ прямо на это глядть.
Я подозрваю, что описаніе, которое я теперь представлю о самомъ себ, покажется очень страннымъ, чтобы не сказать боле. Поставленный въ положеніе, которое можно, я полагаю, назвать совершенно безпримрнымъ, прежде всего къ чему прибгну? Отдлилъ ли я себя отъ всякаго общества? Заставилъ ли я себя анализировать ужасную невозможность, которая тмъ не мене стоитъ передо мною какъ неопровержимый фактъ? Поторопился ли я въ Лондонъ съ первымъ поздомъ, чтобы посовтоваться съ компетентными людьми и чтобы немедленно произвести слдствіе? Нтъ. Я пріютился въ дом, хотя ршился никогда не унижать себя, входя въ него и сидлъ, прихлебывая водку съ водою, въ обществ стараго слуги въ десять часовъ утра. Разв такого поведенія можно было ожидать отъ человка, поставленнаго въ мое ужасное положеніе? Я могу только отвчать, что видъ знакомаго лица стараго Беттереджа былъ для меня невыразимымъ утшеніемъ и что грогъ стараго Беттереджа помогъ мн, такъ какъ я думаю ничто другое не могло мн помочь въ томъ тлесномъ и нравственномъ уныніи, въ которое я впалъ. Только это извиненіе могу я представить за себя, и могу только восхищаться, если неизмнное сохраненіе достоинства и строгая логичность доведенія отличаютъ каждаго мущину и каждую женщину, которые могутъ читать эти строки во всхъ обстоятельствахъ ихъ жизни съ колыбели до могилы.
— Вотъ это ужъ врно по-крайней-мр, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ Беттереджъ, бросивъ ночную рубашку на столъ между нами и указывая на нее, какъ будто это было живое существо, которое могло его слышать:— она лжетъ.
Этотъ успокоительный взглядъ на предметъ не представлялся такимъ на мой взглядъ.
— Я такъ же невиненъ въ покраж алмаза какъ и вы, сказалъ я:— но вотъ это свидтельствуетъ противъ меня! Краска и мтка на ночной рубашк — факты.
Беттереджъ взялъ мой стаканъ и вложилъ его мн въ руку.
— Факты? повторилъ онъ.— Выпейте-ка еще грогу, мистеръ Фрэнклинъ, и вы преодолете слабость, заставляющую васъ врить фактамъ. Нечистое дло, сэръ! продолжалъ онъ, понизивъ голосъ:— вотъ какъ я отгадываю загадку. Нечистое дло — и вы и я, мы должны его разузнать. Въ оловянномъ ящик не было ничего больше, когда вы раскрыли его?
Этотъ вопросъ тотчасъ напомнилъ мн о письм въ моемъ карман. Я вынулъ его и распечаталъ. Это было письмо въ нсколько страницъ, мелко исписанныхъ. Я съ нетерпніемъ взглянулъ на подпись внизу письма: ‘Розанна Спирманъ’.
Когда я читалъ это имя, внезапное воспоминаніе промелькнуло въ моихъ мысляхъ и возбудило во мн внезапное подозрніе
— Постойте! воскликнулъ я.— Розанна Спирманъ поступила къ моей тетк изъ исправительнаго заведенія? Розанна Спирманъ была прежде воровкой?
— Этого опровергать нельзя, мистеръ Фрэнклинъ. Что-жъ изъ этого, позвольте спросить?
— Что-жъ изъ этого? Почему мы знаемъ, можетъ быть, она украла алмазъ? Почему мы знаемъ, можетъ быть, она нарочно запачкала краской мою ночную рубашку?…
Беттереиджъ положилъ свою руку на мою руку и остановилъ меня, прежде чмъ я усплъ сказать боле.
— Вы оправдаетесь, мистеръ Фрэнклинъ, въ этомъ нтъ никакого сомннія. Но я надюсь, что вы оправдаетесь не такимъ образомъ. Посмотрите, что говорится въ письм, сэръ. Отдайте справедливость памяти этой двушк и посмотрите, что говорится въ письм.
Серьезность, съ какою онъ говорилъ, показалась мн почти упрекомъ.
— Вы сами будете судить объ ея письм, сказалъ я: — я прочту его вслухъ.
Я началъ — и прочелъ эти строки:
‘Сэръ — я должна сдлать вамъ признаніе. Иногда признаніе, въ которомъ заключается много горя, можно сдлать въ нсколькихъ словахъ. Это признаніе можно сдлать въ трехъ словахъ. Я васъ люблю’.
Письмо выпало изъ моихъ рукъ. Я взглянулъ на Беттереджа.
— Ради Бога, сказалъ я:— что это значитъ?
Ему, повидимому, было непріятно отвчать на этотъ вопросъ.
— Сегодня утромъ вы были наедин съ Хромоногою Люси, сказалъ онъ: — разв она вамъ ничего не говорила о Розанн Спирманъ?
— Она даже не упоминала имени Розанны Спирманъ.
— Пожалуйста воротитесь къ письму, мистеръ Фрэнклинъ. Говорю вамъ прямо, у меня недостаетъ духа огорчать васъ посл того, что вы уже перенесли. Пусть она говоритъ сама за себя, сэръ, и продолжайте кушать вашъ грогъ. Собственно для себя продолжайте кушать вашъ грогъ.
Я продолжатъ читать письмо:
‘Было бы очень постыдно для меня говорить вамъ это, еслибы я была жива, когда вы станете это читать. Меня уже не будетъ на свт, сэръ, когда вы найдете мое письмо. Вотъ эти то придаетъ мн смлость. Даже и могилы моей не останется, чтобы сказать вамъ обо мн. Я могу сказать всю правду — когда зыбучіе пески ждутъ, чтобы скрыть меня, когда эти слова будутъ написаны.
‘При томъ, вы найдете вашу ночную, рубашку въ моемъ тайник запачканную краской, и вы заботите узнать, какимъ образомъ я спрятала ее. И почему я ничего не сказала намъ объ этомъ, когда жива? Я могу сослаться только на одну причину: я сдлала эти странныя вещи потому, что люблю васъ.
‘Я не стану надодать вамъ разсказомъ обо мн самой или о моей жизни, прежде чмъ вы пріхали въ домъ милэди. Лэди Вериндеръ взяла меня изъ исправительнаго заведенія. Я поступила въ исправительное заведеніе изъ тюрьмы. Я была посажена въ тюрьму потому, что была воровкой. Я была воровкой потому, что моя мать таскалась по улицамъ когда я была двочкой. Мать моя таскалась по улицамъ потому, что господинъ, бывшій моимъ отцомъ, бросилъ ее. Нтъ никакой необходимости разсказывать такую обыкновенную исторію подробно. Она разсказывается довольно часто въ газетахъ.
‘Лэди Вериндеръ и мистеръ Беттереджъ были очень добры ко мн. Эти двое и начальница исправительнаго заведенія были единственные добрые люди, съ которыми мн случалось встрчаться во всю мою жизнь. Я могла бы оставаться на моемъ мст — не очень счастливо — но могла бы оставаться, если бы вы не пріхали. Я васъ не осуждаю, сэръ. Это моя вина — совершенно моя вина.
‘Помните, когда вы пришли къ намъ съ песчаныхъ холмовъ въ то утро, отыскивая мистера Беттереджа? Вы походили на принца въ волшебной сказк. Вы походили на любовника созданнаго мечтой. Вы были восхитительнйшимъ человческимъ созданіемъ, когда-либо виданнымъ мною. Что-то похожее на счастливую жизнь, которую я никогда еще не вела, мелькнуло передо мною въ ту минуту, какъ я увидала васъ. Не смйтесь надъ этимъ, если только можете. О, еслибы я могла заставить васъ почувствовать, какъ это серьезно для меня!
‘Я воротилась въ домъ и написала ваше имя и мое на моемъ рабочемъ ящичк. Потомъ какой-то демонъ — нтъ, мн слдовало бы сказать добрый ангелъ — шепнулъ мн. ‘Ступай и посмотрись въ зеркало’. Зеркало сказало мн — все-равно что бы то ни было. Я была слишкомъ сумасбродна, чтобы воспользоваться этимъ предостереженіемъ. Я все боле и боле привязывалась къ вамъ, какъ будто я была одного званія съ вами и самимъ красивымъ существомъ, какое когда-либо случалась вамъ видть. Какъ я старалась — о Боже, какъ я старалась!— заставить васъ взглянуть на меня. Еслибъ вы знали, какъ я плакала по ночамъ отъ горя и досады, что вы никогда не обращала на меня вниманія, вы можетъ быть пожалли бы обо мн и время-отъ-времени удостоили бы меня взглядомъ, чтобы я могла продолжать жить.
‘Можетъ быть, вашъ взглядъ былъ бы не очень дологъ, еслибы ни знали, какъ я ненавидла миссъ Рэчель. Мн кажется, я знала, что вы влюблены въ нее, прежде чмъ вы это знали сами. Она дарила вамъ розы, чтобы вы носили ихъ въ петлиц. Ахъ, мистеръ Фрэнклинъ! вы носили мои розы чаще, чмъ думали вы или она! Единственное утшеніе, которое я имла въ то время, состояло въ томъ, чтобы потихоньку ставить мою розу въ вашъ стаканъ съ водой на мсто ея розы — а потомъ ея розу бросать.
‘Еслибъ она дйствительно была такъ хороша, какою она вамъ казалась, я могла бы лучше это перенести. Нтъ, мн кажется, я еще боле ненавидла бы ее. Что еслибы одть миссъ Рэчель служанкой и снять съ нея вс ея уборы?… Я не знаю, почему я пишу все это. Нельзя опровергать, что у ней очень дурная фигура: она слишкомъ тонка. Но кто можетъ сказать, что нравится мущин? А молодыя двицы могутъ вести себя такимъ образомъ, который заставилъ бы служанку лишиться мста. Это не мое дло. Я не могу надяться, чтобы бы прочитали мое письмо, если я буду писать такимъ образомъ. Но вдь досадно слышать, что миссъ Рэчель называютъ хорошенькой, когда знаешь, что все это происходитъ отъ ея нарядовъ и отъ ея увренности въ самое себя.
‘Старайтесь не терять терпнія со мною, сэръ. Я постараюсь перейти такъ скоро, какъ могу, къ тому времени, которое наврно васъ интересуетъ — къ тому времени, когда пропалъ алмазъ.
‘Но прежде всего я должна сказать вамъ одну вещь.
‘Мою жизнь было не трудно переносить, когда я была воровка, Только когда меня въ исправительномъ заведеніи научили чувствовать мое униженіе, дни сдлались для меня длинны и скучны. Мысля о будущемъ насильно навязывались мн теперь. Я чувствовала страшный упрекъ, которымъ честные люди — даже самые добрые изъ честныхъ людей — были для меня сами по-себ. Раздирающее сердце чувство одиночества преслдовало меня повсюду, куда бы я ни пошла, что на длала бы я и какихъ людей ни видала бы. Я знаю, что моей обязанностью было стараться уживаться съ моими товарищами на моемъ новомъ мст. Но какъ-то я не могла дружиться съ ними. Они смотрли на меня такимъ образомъ (или по-крайней-мр мн это казалось), какъ будто подозрвали, чмъ я была. Я не сожалю, что меня принудили сдлать усиліе и исправиться — но, право, право, жизнь была скучная. Вы явились сначала какъ солнечный лучъ — а потомъ и вы мн измнили. Я была такъ безумна, что полюбила васъ — и даже не могла привлечь вашего вниманія. Это было большое горе — въ этомъ дйствительно было большое горе.
‘Теперь я перехожу къ тому, что желала намъ сказать. Въ т горькіе дни я выходила два или три раза, когда была моя очередь выйти, на мое любимое мсто — на берегъ надъ Зыбучими песками, и я сказала себ: ‘Я думаю, что здсь будетъ этому конецъ. Когда я не буду къ состояніи доле переносить, я думаю, что это кончится здсь’. Вы понимаете, сэръ, что это мсто какъ будто околдовало меня прежде вашего прізда. Мн всегда казалось, что со мною случится что-нибудь на Зыбучихъ пескахъ. Но я никогда не смотрла на нихъ съ той мыслью, что они послужатъ мн способомъ покончить съ моей жизнью, пока не наступило то время, о которомъ я теперь пишу. Тогда я подумала, что это мсто прекратитъ все мое горе минуты въ дв — и скроетъ меня навсегда.
‘Вотъ все, что я имю сказать о себ, начиная съ того утра, когда я въ первый разъ увидала васъ, до того утра, когда въ дом поднялась тревога, что пропалъ алмазъ.
‘Меня такъ огорчилъ глупый разговоръ служанокъ, не знавшихъ кого можно подозрвать, и я такъ на васъ разсердилась (ничего не зная въ то время) за трудъ, который вы взяли на себя, отыскивая алмазъ и посылая за полиціей, что я держала себя поодаль, пока изъ Фризинголла не пріхалъ полицейскій.
‘Мистеръ Сигрэвъ началъ, какъ вы можетъ быть припомните, тмъ, что поставилъ караульныхъ у спальныхъ служанокъ, и вс женщины съ бшенствомъ бросились къ нему наверхъ, узнать, съ какой стати онъ такъ ихъ оскорбить. Я пошла вмст со всми, потому что еслибы я не сдлала того, что длала другіе, мистеръ Сигрэвъ непремнно тотчасъ сталъ бы меня подозрвать. Мы нашли его въ комнат миссъ Рэчель. Онъ сказалъ вамъ, что не хочетъ видть тамъ бабъ, и указавъ на пятно на раскрашенной двери, прибавилъ, что это сдлали наши юпки, и выслалъ всхъ насъ внизъ.
‘Выйдя изъ комнаты миссъ Рэчель, я оставалась на минуту на площадк, посмотрть, не попало ли какъ-нибудь пятно на мое платье. Пенелопа Беттереджъ (единственная женщина, съ которою, я находилась въ дружескихъ отношеніяхъ) прошла мимо и примтила, что я длаю.
‘— Вамъ нечего безпокоиться, Розанна, сказала она:— краска на двери миссъ Рэчель высохла уже нсколько часовъ. Еслибъ мистеръ Сигрэвъ не веллъ караулитъ наши спальни, я сказала бы ему это. Я не знаю, что думаете вы — но я никогда въ жизни не была такъ оскорблена!
‘Пенелопа была двушка горячаго характера. Я успокоила ее и опять заговорила съ ней о томъ, что она сказала о краск, высохшей на двери уже нсколько часовъ.
‘— Почему вы это знаете? спросила я.
‘— Я была съ миссъ Рэчель я съ мистеромъ Фрэнклиномъ все утро вчера, сказала Пенелопа:— я мшала краски, пока оно кончали дверь. Я слышала, какъ миссъ Рэчель спросила, высохнетъ ли дверь къ вечеру, къ прізду гостей. А мистеръ Фронклинъ покачалъ головой и сказалъ, что она высохнетъ не прежде, какъ черезъ двнадцать часовъ. Давно уже прошла пора завтрака — было три часа, прежде чмъ они кончили. Что говоритъ ваша ариметика, Розанна? Моя говоритъ, что дверь высохла въ три часа сегодня утромъ.
‘— Не ходили ли вчера вечеромъ дамы смотрть на дверь? спросила я.— Мн показалось, будто миссъ Рэчель предостерегала ихъ, чтобъ он не выпачкались о дверь.
‘— Никто изъ дамъ не сдлалъ этого пятна, отвчала Пенелопа.— Я оставила миссъ Рэчель въ постели въ двнадцать часовъ въ прошлую ночь. Я смотрла на дверь и тогда на ней не было никакого пятна.
‘— Не должны ли были вы помочь мистеру Сигрэву, Пенелопа?
‘— Я ни слова не скажу, чтобъ помочь мистеру Сигрэву!
‘Она пошла заняться своимъ ддомъ, а я своимъ. Мое дло состояло въ томъ, сэръ, чтобъ длать вашу постель и убрать вашу комнату. Это былъ самый счастливый часъ во весь день. Я обыкновенно цловала изголовье, на которомъ наша голова покоилась всю ночь. Все-равно, кто ни сдлалъ бы это посл, никто такъ хорошо не складывалъ вашихъ вещей, какъ я. Изъ всхъ бездлушекъ въ вашемъ несессер ни на одной не было ни малйшаго пятна. Вы этого не примчали, такъ какъ не примчали и меня. Простите меня, я забываюсь. Буду спшить и продолжать.
‘Ну, я пошла въ то утро заниматься моимъ дломъ въ вашу комнату. На постели лежала ночная рубашка, такъ какъ вы ее сбросили. Я взяла ее сложить — и увидала на ней пятно отъ крашеной двери миссъ Рэчель!
‘Я была такъ испугана этимъ открытіемъ, что выбжала съ ночной рубашкой въ рукахъ по задней лстниц и заперлась въ свою комнату, разсмотрть эту рубашку въ такомъ мст, гд никто не могъ мн помшать,
‘Какъ только успла опомниться, я припомнила мой разговоръ съ Пенелопой и сказала себ: ‘Вотъ доказательство, что онъ былъ въ гостиной миссъ Рэчель между двнадцатью часами и тремя въ ныншнюю ночь!’
‘Я не скажу вамъ прямо, какое первое подозрніе пробжало въ голов моей, когда я сдлала это открытіе. Вы только разсердились бы — а если вы разсердитесь, вы можетъ быть разорвете письмо и не станете боле читать.
‘Довольно будетъ, съ вашего позволенія, сказать только это. Обдумавъ все, я ршила, что это невроятно по одной причин, которую я вамъ скажу. Еслибъ вы были въ гостиной миссъ Рэчель въ такой часъ ночи и миссъ Рэчель знала это (и еслибы вы имли сумасбродство забыть, что слдуетъ остерегаться невысохшей двери), она напомнила бы вамъ, она не позволила бы намъ унести съ собою такую улику противъ нея, на какую я теперь смотрла. Въ то же время, признаюсь, я не была совершенно уврена, что мои подозрнія ошибочны. Не забывайте, что я призналась, какъ я ненавидла миссъ Рэчель. Постарайтесь думать, если можете, что во всемъ этомъ была частица этой ненависти. Кончилось тмъ, что я ршилась оставить у себя вашу ночную рубашку, ждать, наблюдать и посмотрть, какое употребленіе могу я изъ этого сдлать. Въ то время — вспомните пожалуйста — мн и въ голову не приходило, что вы украли алмазъ.’
Тутъ я пересталъ читать письмо во второй разъ.
Я прочелъ т мста изъ признаній несчастной женщины, которыя относились ко мн, съ непритворнымъ удивленіемъ и, могу по совсти прибавить, съ искреннимъ огорченіемъ. Я сожаллъ, искренно сожаллъ объ обвиненіи, наброшенномъ на ея память, прежде чмъ прочелъ хоть строчку изъ ея письма. Но когда дошелъ до мста вышеприведеннаго, признаюсь, я чувствовалъ, что все боле и боле раздражаюсь противъ Розанны Спирманъ.
— Читайте остальное сами, сказалъ я, подавая Беттереджу письмо черезъ столъ.— Если тамъ есть что-нибудь, на что я долженъ посмотрть, вы можете мн сказать.
— Я понимаю васъ, мистеръ Фрэнклинъ, отвчалъ онъ:— это естественно съ вашей стороны. Помоги Боже всмъ намъ! прибавилъ онъ, понизивъ голосъ:— но также естественно и съ ея стороны.
Продолжаю списывать копію письма съ оригинала, находящагося въ моихъ рукахъ.
‘Ршившись оставить у себя ночную рубашку и посмотрть, какое употребленіе моя любовь или моя ненависть (право не знаю что) могли сдлать изъ этого въ будущемъ, мн оставалось прежде всего придумать, какъ мн оставить ее, не подвергаясь риску, что объ этомъ узнаютъ.
‘Былъ единственный способъ — сдлать другую ночную рубашку, совершенно такую же, до субботы, когда въ домъ приходитъ прачка съ своей записной книжкой.
‘Я боялась отложить до слдующаго дня (пятницы), изъ опасенія, не стучится ли чего-нибудь въ этотъ промежутокъ. Я ршилась сшить новую ночную рубашку въ тотъ же день (четвергъ), когда могла, еслибъ распорядилась надлежащимъ образомъ, располагать моимъ временемъ. Прежде всего оставалось ма (заперевъ вашу ночную рубашку въ мой комодъ) воротиться въ вашу спальную — не столько для того, чтобы привести въ порядокъ (Пенелопа сдлала бы это для меня, еслибъ я испросила), какъ для того, чтобы узнать, не запачкали ли вы краскою отъ вашей ночной рубашки постель или какую-нибудь мебель въ комнат.
‘Я все подробно осмотрла и наконецъ нашла крошечныя полоски краски на внутренней сторон вашего халата — не полотнянаго халата, который вы обыкновенно носили лтомъ, а фланелеваго, который вы также привезли съ собой. Я полагаю, вы озябли, ходя взадъ и впередъ въ одной ночной рубашк, и надли первую теплую вещь, какую нашли. Какъ бы то ни было, на внутренней сторон вашего халата были видны пятнышки. Я легко уничтожила ихъ, отскобливъ краску съ фланели. Когда я сдлала это, то единственной уликой противъ васъ осталась та улика, которая была заперта въ моемъ комод.
‘Только что я кончила убирать вашу комнату, какъ меня позвали, чтобы явиться на допросъ къ мистеру Сигрэву вмст съ другими слугами. Потомъ стали осматривать вс наши вещи, а потомъ случилось самое необыкновенное происшествіе этого дня — для меня — посл того, какъ я нашла краску на вашей ночной рубашк. Это случилось посл второго допроса Пенелопы Беттереджъ надзирателемъ Сигрэвомъ.
‘Пенелопа воротилась къ намъ вн себя отъ бшенства на то, какимъ образомъ мистеръ Сигрэвъ обращался съ нею. Онъ намекнулъ, такъ что не было никакой возможности ошибиться въ смысл его словъ, что онъ подозрвалъ ее въ воровств. Мы вс одинаково удивились, услышавъ это, и вс спросили: почему?
‘— Потому что алмазъ находился въ гостиной миссъ Рэчель, отвчала Пенелопа:— и оттого, что я оставалась послднею въ гостиной вчера вечеромъ.
‘Почти прежде, чмъ эти слова сорвались съ ея губъ, я вспомнила, что въ гостиной было еще одно лицо посл Пенелопы. Это лицо были вы. Голова моя закружилась и мысли мои страшно перепутались. Среди всего этого что-то шепнуло мн, что краска на вашей ночной рубашк могла имть совершенно другое значеніе, а не то, которое я придавала ей до-сихъ-поръ. ‘Если слдуетъ подозрвать послднее лицо, которое было въ этой комнат, думала я: ‘то воръ не Пенелопа, а мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ!’
‘Еслибъ дло шло о другомъ джентльмен, я думаю, что мн сдлалось бы стыдно подозрвать его въ воровств, тотчасъ, какъ это подозрніе промелькнуло въ голов моей.
‘Но одна мысль, что вы стали со мною на одной ног и что я, имя въ рукахъ вашу ночную рубашку, имла также въ рукахъ средство набавить васъ отъ безславія — одна мысль объ этомъ, говорю я, сэръ, открывала мн такую возможность заслужить наше расположеніе, что я перешла слпо, какъ говорится, отъ подозрнія къ убжденію. Я тотчасъ же ршила, что вы хлопотали больше всхъ о томъ, чтобы послать за полиціей, только для того, чтобы обмануть всхъ насъ, и что рука, взявшая алмазъ миссъ Рэчель, никакимъ образомъ не могла принадлежать никому другому, кром васъ.
‘Волненіе отъ этого новаго открытія, должно быть, какъ я думаю, вскружило мн голову до такой степени, мн такъ захотлось увидть васъ — попытать васъ двумя, тремя словами объ алмаз, заставить васъ взглянулъ на меня — что я причесала моя волосы, принарядилась какъ могла и смло пошла въ библіотеку, гд вы писали, какъ было мн извстно.
‘Вы оставили одно изъ вашихъ колецъ на верху, это могло послужить мн хорошимъ предлогомъ. Но, о сэръ! если бы любили когда-нибудь, вы поймете, какъ охладло все мое мужество, когда и вошла въ комнату и очутилась передъ вами. Вы посмотрли на меня такъ холодно, поблагодарили меня за то, что я нашла ваше кольцо, такимъ равнодушнымъ образомъ, что колни мои задрожали подо мною и мн показалось, что я грохнусь на полъ къ вашимъ ногамъ. Когда вы поблагодарили меня, вы опять опустили глаза, если помните, на ваше письмо. Мн было такъ прискорбно, что вы обращались со мною такимъ образомъ, что у меня не достало духа заговорить. Я сказала: ‘— Странное дло насчетъ этого алмаза, сэръ’. А вы опять подняли глаза и сказали: ‘Да!’ Вы говорили вжливо (я не могу этого опровергать), но все-таки вы поставили разстояніе — жестокое разстояніе между ними. Такъ какъ я думала, что пропавшій алмазъ былъ спрятанъ въ вашемъ карман въ то время, какъ вы говорили со мною, ваше хладнокровіе такъ меня раздражило, что я осмлилась въ пылу этой минуты сдлать вамъ намекъ. Я сказала: ‘— Алмазъ-то вдь не найдутъ, сэръ, не такъ ли? Нтъ, не найдутъ и того, кто его взялъ — я поручусь за это.’ Я кивнула головой и улыбнулась, желая сказать вамъ, что я знаю. На этотъ разъ вы посмотрли на меня съ чмъ-то похожимъ на интересъ въ выраженіи вашихъ глазъ, и я почувствовала, что еще нсколько словъ съ вашей стороны и съ моей могутъ вызвать истину. Именно въ эту минуту мистеръ Беттереджъ испортилъ все, подойдя къ двери. Я знала его походку и знала также, что найти меня въ библіотек въ такое время было противъ его правилъ — не говоря уже о томъ, что я была тамъ съ вами. Я успла только выйти изъ библіотеки сама, прежде чмъ онъ вошелъ и приказалъ ма уйти. Я была разсержена и обманута въ ожиданіи, но несмотря на это, же-таки не теряла надежды. Видите, ледъ былъ разломанъ между нами — и я хотла позаботиться при слдующемъ случа, чтобы мистеръ Беттереджъ не помшалъ.
‘Когда я воротилась въ людскую, раздался звонокъ къ нашему обду. Уже былъ полдень. А матеріалы для новой рубашки еще предстояло достать. Была только одна возможность достать ихъ. Я притворилась больною за обдомъ и такимъ образомъ пріобрла для себя весь промежутокъ времени до чая.
‘Чмъ я занималась, когда весь домъ думалъ, что я лежу въ постели въ моей комнат, и какъ я провела ночь, опять притворившись больною за чаемъ, и когда меня отправили опять въ постель, нтъ надобности разсказывать вамъ. Приставъ Кффъ узналъ все это, если не узналъ ничего боле. А я могу догадаться, какимъ образомъ. Меня узнали (хотя я не поднимала вуаля) въ Фризинголлской лавк. Напротивъ меня висло зеркало у того прилавка, гд я покупала полотно, и въ этомъ зеркал я увидала, какъ одинъ изъ лавочниковъ указалъ на мое плечо и шепнулъ другому. Опять вечеромъ, когда тайкомъ сидла за работой, заперевшись въ моей комнат, я слышала за моей дверью дыханіе служанокъ, подозрвавшихъ меня.
‘Тогда это было все-равно, все-равно это и теперь. Въ пятницу утромъ, за нсколько часовъ передъ тмъ, какъ приставъ Кффъ вошелъ въ домъ, новая ночная рубашка — чтобы замнить ту, которую я взяла къ себ — была сшита, вымыта, высушена, выглажена, замчена и сложена, когда прачки брали вс другія, и лежала въ вашемъ комод. Нечего было бояться (еслибъ блье въ дом стали осматривать), что новизна ночной рубашки измнитъ мн. Весь вашъ запасъ блья былъ возобновленъ, когда вы пріхали въ нашъ домъ — я полагаю, когда вы воротились изъ-заграницы.
‘Потомъ пріхалъ приставъ Кффъ и возбудилъ великое удивленіе, объявивъ, что онъ думаетъ о пятн на двери.
‘Я думала, что вы виновны (какъ я призналась), боле потому, что мн хотлось считать васъ виновнымъ, чмъ по какимъ-нибудь другимъ причинамъ. А приставъ дошелъ до одного заключенія со мною совершенно другимъ путемъ. А одежда, служившая единственною уликою противъ васъ, находилась въ моихъ рукахъ! И ни одной живой душ не было это извстно — включая и васъ самихъ! Я боюсь говорить вамъ, что я чувствовала, когда думала объ этомъ — вы возненавидите мою память навсегда впослдствіи.’
Въ этомъ мст Беттереджъ поднялъ глаза съ письма.
— Ни одного проблеска свта до-сихъ-поръ, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ старикъ, снимая своя тяжелыя черепаховыя очки и оттолкнувъ отъ себя признанія Розанны Спирманъ, — Дошли вы до какого-нибудь заключенія, сэръ, въ вашихъ мысляхъ, пока я читалъ?
— Кончите прежде письмо, Беттереджъ, въ конц, можетъ быть, что-нибудь дастъ намъ ключъ, потомъ я вамъ скажу слова два.
— Очень хорошо, сэръ. Только глаза мои отдохнутъ немножко, а потомъ опять я буду продолжать. А пока, мистеръ Фрэнклинъ — я не желаю торопить васъ — но не скажете ли вы мн хоть однимъ словомъ, нашли вы исходъ изъ этой ужасной путаницы?
— Я поду въ Лондонъ, сказалъ я: — посовтоваться съ мистеромъ Брффомъ. Если онъ не можетъ мн помочь…
— Да, сэръ?
— И если приставъ не захочетъ оставить своего уединенія въ Доркинг…
— Не захочетъ, мистеръ Фрэнклинъ.
— Тогда, Беттереджъ — на сколько я вижу теперь — вс мои рессурсы прекратились. Посл мистера Брффа и пристава, я не знаю ни одной живой души, которая могла бы быть хоть сколько-нибудь полезна для меня.
Когда слова сорвались съ моихъ губъ, кто то постучался въ дверь комнаты. На лиц Беттереджа выразились и удивленіе и досада, когда помшали намъ.
— Войдите, закричалъ онъ раздражительно: — кто бы вы ни были!
Дверь отворилась и къ намъ спокойно вошелъ человкъ самой замчательной наружности, какую я когда-либо видалъ. Судя по его фигур и движеніямъ, онъ былъ еще молодъ. Если судить по его лицу и сравнить его съ Беттереджемъ, онъ казался старше его. Цвтъ лица его былъ смуглъ, какъ у цыгана, худая щеки глубоко впали и кости выдавались какъ навсъ. Носъ представлялъ тонкій очеркъ, такъ часто встрчающійся между древними народами Востока и такъ рдко находящійся у новыхъ породъ запада. Лобъ шелъ высоко и прямо отъ бороды. Линій и морщинъ было безчисленное множество. На этомъ странномъ лиц глаза, еще странне, нжнйшаго каряго цвта — глаза задумчивые и печальные, глубоко впавшіе въ своихъ впадинахъ — смотрли на васъ и (по-крайней-мр, такъ было со мною) приковывали ваше вниманіе по своей вол. Прибавьте къ этому множество густыхъ, плотно остриженныхъ волосъ, которые по какой-то прихоти природы лишились своего цвта самымъ удивительнымъ и причудливымъ образомъ. На макушк головы они еще (охранили свои природный густой черный цвтъ. Около боковъ головы — безъ малйшаго постепеннаго перехода къ сдин, который уменьшилъ бы силу необыкновеннаго контраста — они были совершенно блы. Черта между этими обоими цвтами не сохраняла никакой правильности. Въ одномъ мст блые волосы попадали въ черные, а въ другомъ черные въ блые. Я смотрлъ на этого человка съ любопытствомъ, которое, стыдно сказать, нашелъ невозможнымъ обуздать. Его мягкіе, каріе глаза кротко посмотрли на меня и онъ отвчалъ на мою невольную грубость — я вытаращилъ на него глаза — извиненіемъ, которое, но моему убжденію, я не заслужилъ.
— Извините, сказалъ онъ: — я не зналъ, что мистеръ Беттереджъ занятъ.
Онъ вынулъ изъ кармана бумажку и подалъ ее Беттереджу.
— Списокъ для будущей недли, сказалъ онъ.
Глаза его опять устремились на меня — и онъ вышелъ изъ комнаты такъ же тихо, какъ вошелъ.
— Кто это? спросилъ я.
— Помощникъ мистера Канди, сказалъ Беттереджъ.— Кстати, мистеръ Фрэнклинъ, вы съ огорченіемъ услышите, что маленькій докторъ не выздоровлъ еще отъ той болзни, которую онъ схватилъ, возвращаясь домой съ обда въ день рожденія миссъ Рэчель. Здоровье его довольно хорошо, но онъ потерялъ память въ горячк и съ-тхъ-поръ она почти къ нему не возвращалась. Весь трудъ падаетъ на его помощника. Теперь практики у него мало, остались только бдные. Они не могутъ выбирать. Они должны подчиняться человку съ пгими волосами и цыганскимъ цвтомъ лица — или вовсе оставаться безъ леченія.
— Вы, кажется, не любите его, Беттереджъ?
— Его никто не любитъ, сэръ.
— Почему же онъ такъ непопуляренъ?
— Прежде всего, его наружность противъ него. Потомъ ходятъ слухи, что мистеръ Канди взялъ его съ весьма сомнительной репутаціей. Никому неизвстно, кто онъ, и здсь у него нтъ ни одного друга. Какъ же вы можете ожидать, чтобъ посл этого его побилъ кто-нибудь?
— Разумется, это совершенно невозможно! Могу я спросить, чего ему было нужно отъ васъ, когда онъ отдалъ вамъ эту бумажку?
— Онъ только принесъ мн списокъ больныхъ, сэръ, которымъ нужно вино. Милэди всегда раздавала хорошій портвейнъ и хересъ бднымъ больнымъ, и миссъ Рэчель желаетъ продолжать этотъ обычай. Времена перемнились! времена перемнились! Я помню, когда мистеръ Канди самъ приносилъ списокъ моей госпож. Теперь помощникъ мистера Канди приноситъ списокъ мн. Я буду продолжать письмо, если вы позволите, сэръ, сказалъ Беттереджъ, придвигая къ себ признанія Роланы Спирманъ.— Не весело читать, увряю васъ. Но все-таки это мшаетъ мн сердиться, думая о прошломъ.
Онъ надлъ свои очки и мрачно покачалъ головой.
— Въ томъ, какъ мы ведемъ себя съ нашими матерями, мистеръ Фрэнклинъ, когда он пустятъ насъ на жизненный путь, кроется здравый смыслъ. Мы вс боле или мене не желаемъ явиться на свтъ. Мы вс правы.
Помощникъ мистера Канди произвелъ на меня такое сильное впечатлніе, что я не могъ немедленно прочитать его изъ моихъ мыслей. Я пропустилъ безъ возраженія послднюю фразу Беттереджевой философіи и воротился къ человку съ пгими волосами.
— Какъ его зовутъ? спросилъ я.
— У него пребезобразное имя, угрюмо отвчалъ Беттереджъ:— Эзра Дженнингсъ.

Глава V.

Сказавъ мн имя помощника мистера Кадди, Беттереджъ, повидимому, подумалъ, что онъ довольно потратилъ времени на такой ничтожный предметъ. Онъ продолжалъ читать письмо Розанны Спирманъ.
Съ своей стороны, я сидлъ у окна, ожидая, пока онъ кончитъ. Мало-по-малу впечатлніе, произведенное Эзрой Дженнингсъ на меня — въ такомъ положеніи, какъ мое, казалось совершенно непонятно, что какое-нибудь человческое существо могло произвести на меня какое бы то ни было впечатлніе — изгладилось изъ души моей. Мои мысли воротились на прежнюю колею. Еще разъ я перебралъ въ голов тотъ планъ, которыя наконецъ я составилъ для будущихъ своихъ поступковъ.
Воротиться въ Лондонъ въ этотъ же день, разсказать все мистеру Брффу, и наконецъ, что было всего важне, добиться (все равно какими способами и посредствомъ какихъ жертвъ) личнаго свиданія съ Рэчель — вотъ каковъ былъ мои планъ, на сколько я былъ способенъ составить его въ то время. Оставался еще часъ до отправленія позда, оставалась слабая надежда, что Беттереджъ можетъ найти что-нибудь въ непрочитанной еще часта письма Розанны Спирманъ, что можетъ быть мн полезно было бы знать, прежде чмъ я оставлю домъ, въ которомъ пропалъ алмазъ. Этой надежды я теперь ждалъ.
Письмо кончалось въ этихъ выраженіяхъ:
‘Вамъ не надо сердиться, мистеръ Фрэнклинъ, даже если я немножко торжествовала, узнавъ, что я держу въ рукахъ всю вашу будущность. Тревога и опасенія скоро воротились ко мн. Мнніе, принятое приставомъ Кффомъ о пропаж алмаза, заставитъ его непремнно разсмотрть наше блье и наши наряды. Не было мста въ моей комнат — не было мста въ цломъ дом — которое по моему мннію спаслось бы отъ его обыска. Какъ спрятать ночную рубашку такъ, чтобы приставъ Кффъ не могъ ее найти, и какъ сдлать это не теряя ни минуты драгоцннаго времени? На эти вопросы не легко было отвчать. Моя нершимость кончилась тмъ, что я придумала такой способъ, который, можетъ быть, заставитъ васъ смяться. Я раздлась и надла вашу ночную рубашку на себя. Вы носили ее — и я почувствовала еще минуточку удовольствія, надвъ ее посл васъ.
‘Слдующее извстіе, дошедшее до насъ въ людской, показало, что я не опоздала ни минуты, надвъ на себя ночную рубашку. Приставъ Кффъ пожелалъ видть книгу, въ которой записывалось грязное блье.
‘Я отнесла эту книгу въ гостиную милэди. Мы съ приставомъ встрчались не разъ въ прежнее время. Я была уврена, что онъ узнаетъ меня — и не была уврена въ томъ, что онъ сдлаетъ, когда увидитъ меня служанкой въ дом, гд пропала цнная вещь. Въ этомъ недоумніи и почувствовала, что для меня будетъ облегченіе покончить разомъ свиданіе между нами и узнать тотчасъ самое худшее.
‘Онъ посмотрлъ на меня, какъ-будто я была для него совершенно чужая, когда я подала ему книгу, и особенно вжливо поблагодарилъ меня за то, что я принесла ее. Я подумала, что и то и другое дурной знакъ. Неизвстно что онъ могъ сказать обо мн за спиной, неизвстно, какъ скоро могла я очутиться въ тюрьм по подозрнію и быть обысканной. Тогда настала пора возвратиться вамъ съ желзной дороги, куда вы здили провожать мистера Годфри Эбльуайта, и я пошла на вашу любимую аллею въ кустарник, выждать новаго случая поговорить съ вами — послдняго случая, какъ я предполагала, который еще могъ представиться мн.
‘Вы не являлись, а что было еще хуже, такъ это то, что мистеръ Беттереджъ и приставъ Кффъ прошли мимо того мста, гд я пряталась — и приставъ увидалъ меня.
‘Посл этого мн ничего не оставалось, какъ воротиться на свое мсто и къ своей работ, пока со мной не случатся еще большія несчастья. Когда я переходила черезъ тропинку, вы воротились съ желзной дороги. Вы шли прямо къ кустарнику. Когда вы увидали меня — я уврена, сэръ, что вы меня увидали — повернулись въ другую сторону, какъ-будто у меня была чума, и вошли въ домъ. {Примчаніе Фрэнклина Блэка.— Бдняжка очень ошибается. Я совсмъ ее не примтилъ. Я точно имлъ намреніе прогуляться въ кустарник. Но вспомнивъ въ ту же минуту, что тетушка, можетъ быть, пожелаетъ видть меня посл моего возвращенія съ желзной дороги, я передумалъ, и пошелъ въ домъ.}
‘Я пробралась домой по черной лстниц. Въ то время въ въ прачечной не было никого и я сла тамъ одна. Я уже вамъ говорила, какія мысли Зыбучіе Пески вложили мн въ голову. Эти мысли воротились ко мн теперь. Я спрашивала себя, что будетъ трудне сдлать, если дла пойдутъ такимъ образомъ — перенести равнодушіе мистера Фрэнклина Блэка или прыгнуть въ Зыбучіе Пески и положить конецъ всему такимъ образомъ?
‘Безполезно было бы требовать отъ меня объясненія моего поведенія въ то время. Я стараюсь — и не могу понять его сама.
‘Зачмъ я васъ не остановила, когда вы избгали меня такимъ жестокимъ образомъ? Зачмъ я не закричала: ‘Мистеръ Фрэнклинъ, я должна сказать вамъ ко-что, это касается васъ и вы должны выслушать и выслушаете меня. Вы въ моихъ рукахъ — я держу васъ въ своей власти, какъ говорится. Мало того, я имю сродства (еслибы я только могла заставить васъ поврить мн) быть полезной вамъ въ будущемъ. Разумется, я никакъ не предполагала, чтобы вы — джентльменъ — украли алмазъ только для одного удовольствія украсть его. Нтъ, Пенелопа слышала, какъ миссъ Рэчель, а я слышала, какъ мистеръ Беттереджъ говорили о вашей расточительности и о вашихъ долгахъ. Для меня было очень ясно, что вы взяли алмазъ для того, чтобы его продать или заложить и такимъ образомъ достать деньги, которыя были вамъ нужны. Ну, я могла бы назвать вамъ одного человка въ Лондон, который далъ бы вамъ взаймы большую сумму подъ залогъ этой вещи и не сдлалъ бы вамъ неловкихъ вопросовъ.
‘Зачмъ я не говорила съ вами! Затмъ я не говорила съ вами!
‘Я спрашивала себя, съ умю ли я справиться съ рискомъ и затрудненіемъ спрятать вашу ночную рубашку, когда у меня и безъ того было много затрудненій на рукахъ? Это могли думать нкоторыя другія женщины, но могла ли это думать я? Въ то время, когда я была воровкой, я подвергалась въ пятьдесятъ разъ большему риску и выпутывалась изъ затрудненій, противъ которыхъ это затрудненіе было дтскою игрушкой. Меня выучили, какъ вы выразились бы, плутовству и обманамъ — въ такомъ большомъ размр и такъ хитро придуманнымъ, что они сдлались знамениты и о нихъ печатались въ газетахъ. Могла ли такая бездлица, какъ утайка ночной рубашки, отягощать мою душу и заставлять замирать мое сердце въ то время, когда я должна была говорить съ вами? Какъ глупо длать подобный вопросъ! Этого быть не могло.
‘Какая польза распространяться такимъ образомъ о моемъ сумасбродств? Простая истина, конечно довольно ясна? За глаза я любила васъ всмъ сердцемъ и душой. При васъ — этого нельзя опровергать — я васъ боялась, боялась разсердить, боялась того, что вы скажете мн (хотя вы взяли алмазъ), еслибы я осмлилась сказать вамъ, что я это узнала. Я такъ близко намекнула на это, какъ только смла, когда заговорила съ вами въ библіотек. Тогда вы не повертывались ко мн спиной. Вы не отскакивали отъ меня, какъ будто у меня была чума. Я старалась заставить себя разсердиться на васъ и такимъ образомъ пробудить мое мужество. Нтъ! я ничего не могла чувствовать боле, кром огорченія и досады. ‘Вы безобразны, у васъ кривое плечо, вы простая служанка — какъ же вы смете говорить со мной?’ Вы этого не говорили, мистеръ Фрэнклинъ, но вы тмъ не мене сказали мн все это! Можно ли объяснить подобное сумасбродство? Нтъ. Ничего боле не остается, какъ признаться въ этомъ и замолчать.
‘Прошу у васъ прощенія еще разъ за то, что перо мое записалось такимъ образомъ. Нечего бояться, что это случится опять. Я теперь приближаюсь къ концу.
‘Первое лицо, потревожившее меня, войдя въ пустую комнату, была Пенелопа. Она давно узнала мою тайну и сдлала все возможное, чтобъ образумить меня — и сдлала это ласково.
‘— Ахъ! сказала она:— я знаю зачмъ вы сидите здсь одна одинехонька и сокрушаетесь. Самое лучшее, что можетъ здсь случиться для васъ, Розанна, это, чтобъ мистеръ Фрэнклинъ ухалъ отсюда. Я думаю, что онъ скоро долженъ будетъ оставить нашъ домъ.
‘Во всхъ моихъ мысляхъ не было ни одной идеи о вашемъ отъзд. Я не могла говорить съ Пенелопой, я могла только смотрть на нее.
‘— Я только что ушла, отъ миссъ Рэчель, продолжала Пенелопа:— и трудно было мн переносить ея капризы. Она говоритъ, что домъ невыносимъ для нея съ присутствіемъ полицейскихъ, ршилась говорить съ милэди сегодня и завтра ухать къ тетк Эбльуайтъ. Если она это сдлаетъ, мистеръ Фрэнклинъ тотчасъ найдетъ причину къ отъзду, поврьте!
‘Я возвратила употребленіе языка при этихъ словахъ.
‘— Вы хотите сказать, что мистеръ Фрэнклинъ удетъ съ нею? спросила я.
‘— Очень охотно, ухалъ бы еслибы она позволила ему, но она не хочетъ. Ему тоже досталось отъ ея капризовъ, онъ тоже у нея не въ милости — между тмъ какъ онъ сдлалъ все, чтобы помочь ей, бдняжка! Нтъ, нтъ! Если они не помирятся до завтрашняго дня, вы увидите, что миссъ Рэчель удетъ въ одну сторону, а мистеръ Фрэнклинъ въ другую. Куда онъ отправится, сказать я не могу. Но онъ не останется здсь, Розанна, посл отъзда миссъ Рэчель.
‘Мн удалось преодолть отчаяніе, которое я почувствовала при мысли о вашемъ отъзд. Сказать по правд, и увидала проблескъ надежды для себя, если между вами и миссъ Рэчель случилось серьезное неудовольствіе.
‘— Вы знаете, спросила я:— изъ-за чего они поссорились?
‘— Всему виною миссъ Рэчель, сказала Пенелопа:— и сколько мн извстно, это только капризы миссъ Рэчель и больше нечего. Мн непріятно огорчать васъ, Розанна, но не увлекайтесь мыслью, что мистеръ Фрэнклинъ поссорится съ нею. Онъ слишкомъ любитъ ее для этого!
‘Только что она сказала эти жестокія слова, когда къ намъ пришелъ мистеръ Беттереджъ. Вс слуги должны были собраться въ нижней зал. А потомъ мы должны были входить одна по одной въ комнату мистера Беттереджа, гд насъ будетъ допрашивать приставъ Кффъ.
Моя очередь пришла посл допроса горничной ея сіятельства и первой служанки. Разспросы пристава Кффа — хотя онъ маскировалъ ихъ очень искусно — вскор показали мн, что эти дв женщины (первые враги мои въ дом) подсматривали у дверей моихъ въ четвергъ посл полудня и въ четвергъ же ночью. Он насказали приставу достаточно для того, чтобъ открыть ему часть истины. Онъ зналъ, что я тайно сшила новую кофту, но ошибочно думалъ, что кофта, запачканная краской, моя. Я удостоврилась еще въ одномъ изъ того, что онъ сказалъ, но не совсмъ это поняла. Онъ, разумется, подозрвалъ меня въ томъ, что и замшана въ пропаж алмаза. Но въ то же время онъ показалъ мн — съ умысломъ, какъ я думала — что не на мн считаетъ главную отвтственность въ пропаж алмаза. Онъ кажется думалъ, что я дйствовала по приказанію какого-то другого лица. Кто это лицо могло быть, я не могла угадать тогда и не могу угадать теперь.
‘Въ этой неизвстности ясно было только одно, что приставъ Кффъ вовсе не зналъ истины. Вы были въ безопасности, пока не будетъ найдена ваша ночная рубашка и ни одной минуты доле.
‘Я совершенно отчаяваюсь заставить васъ понять, какое огорченіе и какой ужасъ овладли мной тогда. Я не могла рисковать, оставивъ на себ вашу ночную рубашку. Меня могли схватить вдругъ и засадить въ Фризинголлскую тюрьму по подозрнію и обыскать. Пока приставъ Кффъ оставилъ меня на свобод, мн надо было выбрать одно изъ двухъ — тотчасъ или уничтожить ночную рубашку, или спрятать се въ какое-нибудь безопасное мсто, подальше отъ дома.
‘Еслибъ я мене любила васъ, мн кажется, я уничтожила бы ее. Но какъ я могла уничтожить единственную вещь, которая могла вамъ доказать, что я спасла васъ отъ открытія? Еслибъ мы дошли до объясненія и еслибъ вы подозрвали во мн какую-нибудь дурную причину и не поврили ничему, какъ я могла заставить васъ врить мн, еслибъ не показала вамъ рубашки? Понапрасну ли думала я о васъ тогда и думаю теперь, что вы не ршились бы дозволить такой бдной двушк какъ я раздлить вашу тайну и быть вашей сообщницей въ воровств, до котораго довели васъ ваши денежныя затрудненія? Подумайте о вашемъ холодномъ обращеніи со мною, сэръ, и вы врядъ ли станете удивляться, что я не желала уничтожить единственное право на ваше довріе и на вашу признательность, которымъ мн посчастливилось завладть.
‘Я ршилась спрятать рубашку и выбрала мсто лучше другихъ извстное мн — Зыбучіе Пески.
‘Какъ только допросы кончились, я сослалась на первый предлогъ, пришедшій мн въ голову, и выпросила позволеніе выйти подышать свжимъ воздухомъ. Я прямо отправилась въ Коббс-Голлъ, въ Коттэджъ мистриссъ Йолландъ. Его жена и дочь были моими лучшими друзьями. Не думайте, чтобъ я доврила имъ вашу тайну — я не повряла ее никому. Я желала только написать къ вамъ это письмо и имть безопасный случай снять съ себя ночную рубашку. Такъ какъ меня подозрвали, то я не могла сдлать ни того, ни другого въ нашемъ дом.
‘Теперь я почти дописала мое длинное письмо одна въ спальной миссъ Йолландъ. Когда оно будетъ кончено, я сойду внизъ, свернувъ рубашку и спрятавъ ее подъ манто. Я найду между старыми вещами въ кухн мистриссъ Йолландъ способъ сохранить рубашку въ цлости и сухости въ ея тайник. А потомъ я пойду къ Зыбучимъ Пескамъ — не бойтесь, слды отъ моихъ шаговъ не измнятъ мн — и спрячу вашу ночную рубашку въ песк, гд ни одна живая душа не можетъ ее найти, если я сама не открою этой тайны.
‘А когда это будетъ сдлано, что тогда?
‘Тогда, мистеръ Фрэнклинъ, я буду имть дв причины сдлать еще попытку сказать вамъ слона, которыхъ-еще вамъ не говорила. Если вы удете, какъ думаетъ Пенелопа, и если мн не удастся говорить съ вами до-тхъ-поръ, я навсегда потеряю къ тому случай. Это одна причина. Потомъ у меня есть успокоительное сознаніе — если мои слова разсердятъ васъ — что ночная рубашка заступится за меня, какъ не можетъ заступиться ничто другое. Это другая причина. Если об эти причины вмст не ожесточатъ моего сердца противъ той холодности, которая до-сихъ-поръ заморозила его (я говорю о холодности вашего обращенія со много), усилія мои кончатся — кончится моя жизнь.
‘Да. Если я пропущу первый представившійся случай — если вы будете холодны ко мн по прежнему — я прощусь со свтомъ, отказавшемъ мн въ счастьи, которое онъ дастъ другимъ. Я прощусь съ жизнью, которую ничто кром вашей доброты не можетъ сдлать для меня пріятною. Не осуждайте себя, сэръ, если это кончится такимъ образомъ. Но постарайтесь — постарайтесь — пожалть сколько-нибудь обо мн! Я позабочусь, чтобъ вы узнали, что я сдлала для васъ, когда уже не буду въ состояніи сказать вамъ объ этомъ сама. Свалите ли вы тогда что-нибудь ласковое обо мн — тмъ жe самымъ кроткимъ годомъ, которымъ вы говорите съ миссъ Рэчель? Если вы это сдлаете и если призраки на свт существуютъ, я врю, что мой призракъ это услышитъ и задрожитъ отъ удовольствія.
‘Пора перестать писать. Я заставила себя расплакаться. Какъ же я найду дорогу къ тайнику, если позволю безполезнымъ слезамъ ослпить меня?
‘Кром того, зачмъ мн смотрть на мрачную сторону? Зачмъ не врить, нова я могу, что это еще кончится хорошо? Я могу найти васъ въ хорошемъ расположеніи сегодня — а если нтъ, мн можетъ быть лучше удастся завтра утромъ. Мое бдное безобразное лицо не похорошетъ отъ горя — вдь нтъ? Почему знать, можетъ быть, я исписала вс эти скучныя, длинныя страницы по пустому? Он будутъ положены для безопасности (не будемъ говорить теперь о другой причин) въ тайникъ вмст съ ночной рубашкой. Трудно было, очень трудно написать мое письмо. О, еслибъ мы могли наконецъ понять другъ друга, съ какою радостью разорвала бы я это письмо!
‘Остаюсь, сэръ, ваша искренняя обожательница и нижайшая слуга

‘РОЗАННА СПИРМАНЪ.’

Беттереджъ молча докончилъ читать это письмо. Старательно вложивъ его въ конвертъ, онъ сидлъ задумавшись, наклонивъ голову и потупивъ глаза въ землю.
Беттереджъ, сказалъ я:— въ конц этого письма нтъ никакого намека, который могъ бы насъ руководить?
Онъ поднялъ глаза медленно и съ тяжелымъ вздохомъ.
Тутъ нтъ ничего, что могло бы руководить васъ, мистеръ Фрэнклинъ, отвчалъ онъ: — послушайтесь моего совта и не вынимайте этого письма изъ конверта до-тхъ-поръ, пока ваши теперешнія заботы прекратятся. Оно очень огорчитъ васъ, когда бы вы ни читали его. Не читайте его теперь.
Я спряталъ письмо въ мой бумажникъ.
Взглядъ на шестнадцатую и семнадцатую главы разсказа Беттереджа покажетъ, что дйствительно была причина щадить меня такимъ образомъ, когда моя твердость и безъ того уже подвергалась жестокимъ испытаніямъ. Два раза несчастная женщина длала послднюю попытку говорить со мной. И два раза я, къ несчастью (Богу извстно, какимъ образомъ!), отталкивалъ шагъ, который она длала ко мн. Въ пятницу вечеромъ, какъ Беттереджъ справедливо описываетъ, она нашла меня одного въ билліардной. Ей обращеніе и слова подали мн мысль — какъ подали бы всякому другому человку при подобныхъ обстоятельствахъ что она хотла признаться въ пропаж алмаза. Для нея самой я съ умысломъ не показалъ никакого участія къ тому, что будетъ, для нея самой я нарочно глядлъ на билліардные шары, вмсто того, чтобы смотрть на нее — и каковъ быль результатъ? Я заставилъ ее уйти отъ меня уязвленную въ сердце! Опить въ субботу’ — въ хоть день, когда она должна была предвидть, посл того, что Пенелопа сказала ей, что мои отъздъ близокъ — даже самая гибельная судьба преслдовала насъ. Она еще пыталась встртиться со мною въ кустарник и нашла меня тамъ вмст съ Беттереджемъ и приставомъ Кффомъ. Она слышала, какъ приставъ, имя въ виду свою тайную цль, сослался на мое участіе къ Розанн Спирманъ. Опять для этой же бдной двушки я напрямки объявилъ полицейскому офицеру — громко объявилъ, такъ что и она могла слышать — что я не чувствовалъ никакого участія къ Розанн Спирманъ’. При этихъ словахъ, назначавшихся только для того, чтобы предостеречь ее отъ попытки говорить со мною наедин, она повернулась и ушла, остерегаясь своей опасности, какъ я тогда думалъ, ршившись на самоубійство, какъ я знаю теперь. Съ этого пункта я уже описалъ рядъ событій, которыя привели меня къ изумительному открытію на Зыбучихъ Пескахъ. Все, что случилось потомъ, теперь разсказано вполн. Я могу оставить печальную исторію Розанны Спирманнъ — о которой даже по прошествіи такого значительного времени не могу упоминать безъ горькаго огорченія — сказать за себя все, что здсь нарочно оставлено недосказаннымъ. Я могу перейти отъ самоубійства на Зыбучихъ Пескахъ, съ его страннымъ и ужаснымъ вліяніемъ на мое настоящее положеніе и на мои будущія надежды, къ интересамъ, касающимся живыхъ людей въ этомъ разсказ и къ событіямъ, которыя уже прокладывали мн дорогу къ медленному и утомительному пути отъ мрака къ свту.

Глава VI.

Я пошелъ пшкомъ къ желзной дорог. Безполезно говорить, что меня провожалъ Габріель Беттереджъ. Письмо было у меня бъ карман, а ночная рубашка спрятана въ дорожномъ мшечк — для того, чтобы показать и то и другое, прежде чмъ я засну въ эту ночь, мистеру Брффу.
Мы молча вышли изъ дома. Въ первый разъ съ-тхъ-поръ, какъ я знаю его, старикъ Беттереджъ ни слова не говорилъ со мною. Но такъ какъ я съ своей стороны долженъ былъ сказать ему что-нибудь, я началъ разговоръ, какъ только мы вышли изъ воротъ парка.
— Прежде чмъ я уду въ Лондонъ, началъ я:— я сдлаю вамъ два вопроса. Она относятся во мн самому, надумаю, что они нсколько васъ удивятъ.
— Если они выбьютъ изъ моей головы письмо этой бдной двушки, мистеръ Фрэнклинъ, то они могутъ длать со мною все другое, что только хотятъ. Пожалуйста, удивите меня, сэръ, какъ можно скоре.
Мой первый вопросъ, Беттереджъ, вотъ какой: былъ я пьянь вечеромъ въ день рожденія Рэчель?
— Пьяны вы! воскликнулъ старикъ.— Напротивъ, въ вашемъ характер есть тотъ большой недостатокъ, мистеръ Фрэнклинъ, что вы пьете только за обдомъ, а потомъ не выльете ни капельки вина!
— Но день рожденія случаи особенный. Я могъ оставить мои регулярныя привычки именно въ этотъ вечеръ,
Беттереджъ соображалъ съ минуту.
— Вы отступили отъ вашихъ привычекъ, сэръ, и я скажу вамъ, какимъ образомъ. Вы казалась ужасно нездоровы — и мы уговорили васъ выпить нсколько капель водки съ водой, чтобы вы развеселились немножко.
— Я не привыкъ къ водк съ водою. Очень можетъ быть…
— Позвольте, мистеръ Фрэнклинъ. Я зналъ, что вы не привыкли, и налилъ вамъ полрюмки нашего пятидесятилтняго стараго коньяку и (стыдъ и срамъ мн!) развелъ этотъ благородный напитокъ цлымъ стаканомъ холодной воды. Ребенокъ не могъ бы опьянть отъ этого — тмъ боле взрослый человкъ!
Я зналъ, что могъ доложиться на его память въ дл такого рода. Слдовательно, было ршительно невозможно, чтобы я могъ быть пьянъ. Я перешелъ ко второму вопросу.
— Прежде чмъ меня послали за границу, Беттереджъ, вы часто видли меня, когда я былъ ребенкомъ. Теперь скажите мн прямо, помните вы что-нибудь странное во мн посл того, какъ я ложился спать? Примчали вы когда, чтобы я былъ лунатикъ и ходилъ во сн?
Беттереджъ остановился, посмотрлъ на меня съ минуту, покачалъ головой и дошелъ дальше.
— Я теперь вижу, куда вы мтите, мистеръ Фрэнклинъ, сказалъ онъ: — вы стараетесь объяснить, какимъ образомъ краска очутилась на вашей ночной рубашк, такъ что вы не знали сами. Это не идетъ къ длу, сэръ. Вы еще очень далеки отъ истины. Ходите ли вы во сн? Вы никогда въ жизни не длали ничего подобнаго!
Тутъ опять я чувствовалъ, что Беттереджъ долженъ быть правъ. Ни дома, ни за границей я никогда не велъ уединенной жизни. Еслибъ я былъ лунатикъ, сотни людей должны были бы примтить это, и изъ участія къ моей безопасности, предостерегли бы меня отъ этой привычки и приняли бы предосторожности обуздать ее.
Все-таки, допуская все это, я уцпился — съ упорствомъ, которое, конечно, было и естественно я извинительно при подобныхъ обстоятельствахъ — къ тому или къ другому изъ единственныхъ двухъ объясненій, которыя могли разъяснить нестерпимое положеніе, въ которомъ находился я тогда. Замтивъ, что я еще недоволенъ, Беттереджъ искусно намекнулъ на послднія событія въ исторіи Луннаго камня и разбилъ въ прахъ моя теоріи тотчасъ и навсегда.
— Попытаемъ другой способъ, сэръ, сказалъ онъ.— Держитесь вашего мннія и посмотрите, далеко ли оно доведетъ васъ до открытія истины. Если намъ врить ночной рубашк — а я ей не врю — вы не только запачкались краскою отъ двери, сами того не зная, но также взяли алмазъ, сами не зная того. Справедливо ли это до-сихъ-поръ?
— Совершенно справедливо. Продолжайте.
— Очень хорошо, сэръ. Мы скажемъ, что вы были пьяны или какъ лунатикъ ходили во сн, когда вы взяли алмазъ. Это объясняетъ то, что случилось ночью и утромъ посл дня рожденья. Но какимъ образомъ это объяснитъ то, что случилось посл того? Алмазъ былъ отвезенъ въ Лондонъ посл того. Алмазъ былъ заложенъ мистеру Люкеру посл того. Разв вы сдлали то и другое сами не зная того? Разв вы были пьяны, когда я провожалъ васъ до кабріолета въ субботу вечеромъ? И разв вы во сн пришли къ мистеру Люкеру, когда поздъ довезъ васъ до конца вашего пути? Извините меня, если я скажу, мистеръ Фрэнклинъ, что это дло такъ разстроило васъ, что вы еще не въ состояніи разсуждать. Чмъ скоре вы посовтуетесь съ мистеромъ Брффомъ, тмъ скоре выберетесь изъ безвыходнаго положенія, въ которое попали вы теперь.
Мы дошли до станціи только минуты за дв до отправленія позда.
Я торопливо отдалъ Беттереджу мой адресъ въ Лондон, чтобъ онъ могъ написать мн, если нужно, общая съ моей стороны сообщить ему, какія у меня будутъ новости. Сдлавъ это и прощаясь съ нимъ, я случайно взглянулъ на лотокъ съ книгами и газетами. Тамъ стоялъ опять замчательной наружности помощникъ мистера Канди и говорилъ съ хозяиномъ лотка. Глаза наши встртились въ эту минуту. Эзра Дженнингсъ снялъ мн шляпу. Я отвчалъ на поклонъ и слъ въ вагонъ именно въ ту минуту, какъ поздъ отправлялся. Мн кажется, что для меня было облегченіемъ думать о какомъ бы то ни было предмет, не имвшемъ никакой важности для меня. Какъ бы то ни было, я пустился въ обратный путь, который имлъ для меня такое важное значеніе и долженъ былъ отвезти меня къ мистеру Брффу, удивляясь — сознаюсь, довольно нелпо — что я видлъ человка съ пгими волосами два раза въ одинъ день!
Часъ, въ который я пріхалъ въ Лондонъ, лишалъ меня всякой надежды застать мистера Брффа въ его контор. Я ухалъ съ желзной дороги въ его домъ въ Гомпстид я потревожилъ стараго стряпчаго, который одинъ-одинехонекъ дремалъ въ своей столовой съ любимой моськой на колняхъ и съ бутылкой вина подъ рукой.
Я лучше опишу, какое дйствіе мой разсказъ произвелъ на мистера Брффа, разсказавъ, какъ онъ поступилъ, когда выслушалъ его до конца. Онъ приказалъ принести огня и крпкаго чая въ свой кабинетъ, и послалъ сказать своимъ дамамъ, чтобъ он не тревожили насъ ни подъ какимъ предлогомъ. Распорядившись такимъ образомъ, онъ сначала разсмотрлъ ночную рубашку, а потомъ сталъ читать письмо Розанны Спирманъ.
По окончаніи чтенія мистеръ Брффъ заговорилъ со мною въ первый разъ съ-тхъ-поръ, какъ мы заперлись въ его кабинет.
— Фрэнклинъ Блэкъ, сказалъ старый джентльменъ,— это очень серьезное дло, и не въ одномъ отношеніи. По моему мннію, оно касается Рэчель такъ же близко, какъ касается васъ. Ея странное поведеніе теперь уже не тайна. Она уврена, что вы украли алмазъ.
Мн было противно своимъ собственнымъ разсужденіемъ дойти до этого возмутительнаго заключенія. Но оно все-таки насильно навязалось на меня. Мое намреніе добиться личнаго свиданія съ Рэчель основывалось на томъ убжденіи, которое теперь выразилъ мистеръ Брффъ.
— Первый шагъ, какой слдуетъ сдлать въ этомъ слдствіи, продолжалъ стряпчій:— состоитъ въ томъ, чтобы обратиться къ Рэчель. Она молчала все это время по причинамъ, которыя и (зная ея характеръ) могу легко понять. Посл того, что случилось, невозможно боле покоряться этому молчанію. Ее надо убдить или принудить сказать намъ, на какихъ причинахъ основываетъ она свое убжденіе, что вы взяли Лунный камень. Есть надежда, что все это дло, какъ оно ни кажется серьезно теперь, разлетится въ пухъ и прахъ, если намъ удастся переломить скрытность Рэчель и убдить ее высказаться.
— Это очень успокоительное мнніе для меня, сказалъ я.— Признаюсь, мн хотлось бы знать…
— Вамъ хотлось бы знать, какъ я могу оправдать его, перебилъ мистеръ Брффъ.— Я могу сказать вамъ это въ дв минуты. Поймите, во-первыхъ, что я смотрю на это дло съ юридической точки зрнія. Для меня вопросъ состоитъ въ улик. Очень хорошо! Улика оказывается несостоятельной съ самаго начала въ одномъ важномъ пункт.
— Въ какомъ?
— Вы услышите. Я согласенъ, что метка на ночной рубашк доказываетъ, что эта рубашка ваша. Я согласенъ, что пятно отъ краски доказываетъ, что эта ночная рубашка запачкала дверь Рэчель. Но что же доказываетъ вамъ или мн, что эта ночная рубашка была на насъ?
Это возраженіе электризовало меня. До этой минуты оно не приходило мн въ голову.
— Что касается до этого, продолжалъ стряпчій, взявъ признаніе Розанны Спирманъ:— я понимаю, что это письмо непріятно для васъ. Я понимаю, что вы колеблетесь анализировать его съ чисто-безпристрастной точки зрнія. Но я нахожусь не въ такомъ положеніи, какъ вы. Я могу съ моей обычной юридической опытностью разсматривать этотъ документъ, какъ разсматривалъ бы всякій другой. Не упоминая о томъ, что эта женщина была воровка, я только замчу, что ея письмо доказываетъ, по ея собственному показанію, что она была искусная обманщица, и вывожу изъ этого, что имю право подозрвать, что она сказала не всю правду. Я теперь не стану разсуждать о томъ, что она могла или не могла сдлать. Я скажу только, что если Рэчель подозрваетъ васъ только по улик одной ночной рубашки, можно почти наврное сказать, что эту рубашку показала ей Розанна Спирманъ. Эта женщина признается въ своемъ письм, что она ревновала къ Рэчель, что она перемняла розы, что она видла проблескъ надежды для себя въ ссор между Рэчель и вами. Я не стану спрашивать, кто взялъ Лунный камень (чтобы достигнуть своей цли, Розанна Спирманъ взяла бы пятьдесятъ Лунныхъ камней) — я только скажу, что исчезновеніе алмаза дало этой воровк, влюбленной въ васъ, удобный случай поссорить васъ съ Рэчель на всю жизнь. Тогда она не ршалась лишить себя жизни, помните, и я положительно утверждаю, что по своему характеру и положенію она вполн была способна воспользоваться этимъ случаемъ. Что вы скажете на это?
— Нчто въ род подобнаго подозрнія промелькнуло въ голов моей, какъ только я распечаталъ письмо, отвчалъ я.
— Именно! А когда вы прочли письмо, вы пожалли объ этой бдной двушк и у васъ недостало духу подозрвать ее. Это длаетъ вамъ честь, любезный, сэръ, это длаетъ вамъ честь.
— Но положимъ, окажется, что эта ночная рубашка была на мн. Тогда что?
— Я не вижу, какъ это можетъ быть доказано, сказалъ мистеръ Брффъ.— Но если допустятъ, что это предположеніе возможно, доказать вашу невинность будетъ не легко. Теперь мы не станемъ входить въ это. Подождемъ и посмотримъ, подозрвала ли васъ Рэчель только на основаніи улики ночной рубашки.
— Боже! какъ хладнокровно говорите вы о томъ, что Рэчель подозрваетъ меня! вспылилъ я.— Какое право иметъ она подозрвать меня въ воровств на основаніи какой бы то ни было улики?
— Весьма разумный вопросъ, любезный сэръ. Нсколько горячо предложенный — но все-таки стоющій соображенія. То, что приводитъ въ недоумніе васъ, приводитъ въ недоумніе и меня. Поищите въ вашей памяти и скажите мн это. Не случилось ли чего-нибудь, когда вы оставались въ дом лэди Вериндеръ — разумется не то, чтобъ поколебать ея вру въ вашу честь — но, скажемъ хоть, чтобъ поколебать ея вру (положимъ хоть и неосновательно) въ ваши правила вообще?
Въ непреодолимомъ волненіи и вскочилъ съ своего мста. Вопросъ стряпчаго напомнилъ мн въ первый разъ посл того, какъ я ухалъ изъ Англіи, что случилось кое-что.
Въ восьмой глав разсказа Беттереджа упоминается о прізд незнакомаго иностранца въ домъ моей тетки, пріхавшаго ко мн по длу. Сущность этого дла состояла въ слдующемъ:
Я имлъ сумасбродство (будучи по обыкновенію не при деньгахъ въ то время) взять взаймы отъ содержателя небольшой рестораціи въ Париж, которому я былъ хорошо извстенъ какъ его обычный поститель. Срокъ былъ назначенъ для уплаты денегъ, а когда настало это время, мн было невозможно сдержать мое общаніе, какъ это случается часто съ тысячью другими честными людьми. Я послалъ этому честному человку вексель. Мое имя, къ несчастью, было хорошо извстно на подобныхъ документахъ: ему не удалось перепродать его. Дла его пришли въ безпорядокъ посл того, какъ я занялъ у него, ему угрожало банкротство, и его родственникъ, французскій стряпчій, пріхалъ ко мн въ Англію и настоялъ, чтобъ я заплатилъ ему мой долгъ. Это былъ человкъ запальчиваго характера и обошелся со мною не такъ, какъ слдуетъ. Мы наговорили непріятностей другъ другу, тетушка и Рэчель, къ несчастью, были въ слдующей комнат и слышали нашъ разговоръ. Лэди Вериндеръ вошла къ намъ и непремнно хотла узнать, что случилось. Французъ показалъ данную ему довренность и объявилъ, что я виноватъ въ разореніи бднаго человка, который доврился моей чести. Тетушка немедленно заплатила ему деньги и отослала его. Она, разумется, знала меня на столько, что не раздляла мннія француза обо мн. Но она оскорбилась моей небрежностью и справедливо разсердилась на меня за то, что я поставилъ себя въ положеніе, которое безъ ея вмшательства могло бы сдлаться очень непріятнымъ. Или мать сказала ей, или Рэчель услыхала, что случилось — не могу сказать. Она по-своему, романически и свысока, взглянула на это обстоятельство, Я былъ ‘бездушенъ’, я былъ ‘неблагороденъ’, я ‘не имлъ правилъ’, неизвстно, что я могъ сдлать потомъ словомъ, она наговорила мн такихъ жестокихъ вещей, какихъ я еще не слыхивалъ ни отъ одной молодой двицы. Разрывъ между нами продолжался цлый слдующій день. На третій день мн удалось помириться и я пересталъ думать объ этомъ. Не вспомнила ли Рэчель объ этомъ несчастномъ случа въ ту критическую минуту, когда мое право на ея уваженіе снова и гораздо серьезне было поколеблено? Мистеръ Брффъ, когда я упомянулъ ему объ этомъ обстоятельств, тотчасъ отвчалъ утвердительно на этотъ вопросъ.
— Это имло на нее дйствіе, отвчалъ онъ серьезно:— и я жалю собственно для васъ, что это случилось. Однако, мы узнали, что противъ васъ было враждебное вліяніе — и по-крайней-мр мы разъяснили одну неизвстность. Я не вижу ничего, что мы могли бы сдлать теперь. Слдующій нашъ шагъ долженъ приблизить насъ къ Рэчель.
Онъ всталъ и началъ задумчиво ходить взадъ и впередъ по комнат. Два раза чуть-было я не сказалъ ему, что ршился самъ видться съ Рэчель, и два раза, имя уваженіе къ его лтамъ и характеру, я колебался удивить его неожиданностью въ неблагопріятную минуту.
— Главное затрудненіе состоятъ въ томъ, продолжалъ онъ, — чтобы заставить ее высказаться вполн. Не можете ли вы предложить что-нибудь?
— Я ршился, мистеръ Брффъ, самъ поговорить съ Рэчель.
— Вы?
Онъ вдругъ остановился и посмотрлъ на меня, какъ будто думалъ, что я лишился здраваго разсудка.
— Вы? Вамъ можно мене чмъ всякому другому!
Онъ вдругъ остановился и опять прошелся до комнат.
— Подождите немножко, сказалъ онъ.— Въ такихъ необыкновенныхъ случаяхъ опрометчивость иногда служитъ лучшимъ способомъ.
Онъ соображалъ этотъ вопросъ минуты дв и смло ршилъ къ мою пользу.
— Ничмъ не рискнешь, ничего и не получишь, продолжалъ старикъ.— Вы имете на своей сторон перевсъ, котораго я не имю — и вы первый сдлаете опытъ.
— Перевсъ на моей сторон? повторилъ я съ величайшимъ удивленіемъ.
Лицо мистера Брффа смягчилось улыбкой въ первый разъ.
— Вотъ въ какомъ положеніи находится это дло, сказалъ онъ.— Говорю вамъ прямо, я не полагаюсь ни на вашу осторожность, вы на ваше хладнокровіе. Но я полагаюсь на то, что въ отдаленномъ уголку своего сердечка Рэчель еще сохранила къ вамъ нкоторую слабость. Коснитесь этого и положитесь на то, что это повлечетъ за собою полнйшее открытіе, какое только можетъ сорваться съ женскихъ губъ. Вопросъ состоитъ въ томъ, какимъ образомъ вы увидитесь съ нею?
— Она гостила у васъ въ этомъ дом, отвчалъ я.— Могу я осмлиться посовтовать — если ничто не будетъ ей сказано заране — чтобъ я увидлся съ нею здсь?
— Отважно! сказалъ мастеръ Брффъ.
Сказавъ одно это слово въ отвтъ на мое предложеніе, онъ опять прошелся по комнат.
— Сказать попросту, продолжалъ онъ: — мои домъ долженъ превратиться въ ловушку для Рэчель, съ приманкою въ сил приглашенія отъ моей жены и дочери. Еслибъ вы были не Фрэнклинъ Блэкъ и еслибъ это дло было на волосъ мене серьезно, чмъ оно есть, я отказалъ бы наотрзъ. Въ такомъ положеніи, въ какомъ дло находится теперь, я твердо убжденъ., что Рэчель будетъ посл благодарить меня за то, что я вроломно поступилъ съ нею въ мои преклонныя лта. Считайте меня своимъ сообщникомъ. Рэчель будетъ приглашена провести здсь день и вамъ будетъ дано объ этомъ знать.
— Когда? завтра?
— Завтра мы не успемъ получить ея отвтъ. Назначимъ послзавтра,
— Какимъ образомъ вы дадите мн знать?
— Останьтесь дома цлый вечеръ и ожидайте, что я заду къ вамъ.
Я поблагодарилъ его за неоцненную помощь, которую онъ оказывалъ мн, съ признательностью искренно ощущаемою мною, и отказавшись отъ гостепріемнаго приглашенія ночевать въ Гэмпстид, воротился въ мою лондонскую квартиру.
О слдующемъ дн я могу только сказать, что это былъ самый длинный день съ моей жизни. Хотя я зналъ свою невинность, хотя я былъ увренъ, что гнусное обвиненіе, лежавшее на мн, должно разъясниться рано или поздно, все-таки въ душ моей было чувство самоуниженія, инстинктивно не допускавшее меня видться съ моими друзьями. Мы часто слышимъ (впрочемъ, почти всегда отъ поверхностныхъ наблюдателей), что преступленіе можетъ имть видъ невинности. Мн кажется, справедливе то, что невинность можетъ походить на преступленіе. Я веллъ не принимать никого цлый день и осмлился выйти только подъ покровомъ ночной темноты.
На слдующее утро мистеръ Брффъ засталъ меня за чаемъ. Онъ подалъ мн большой ключъ и сказалъ, что ему стыдно за себя первый разъ въ жизни.
— Будетъ она?
— Будетъ сегодня завтракать и проведетъ цлый день съ моей женой и дочерьми.
— Мистриссъ Брффъ, и ваши дочери посвящены въ нашу тайну?
— Иначе нельзя. Но женщины, какъ вы можетъ быть замтили, правилъ не имютъ. Мое семейство не чувствуетъ угрызеній совсти. Такъ какъ цль состоитъ въ томъ, чтобы свести васъ съ Рэчель, моя жена и дочери не смотрятъ на средства для достиженія этой цли съ такой спокойной совстью, какъ будто были жиды.
— Я чрезвычайно обязанъ имъ. Это что за ключъ?
— Ключъ отъ калитки въ стн моего задняго сада. Будьте тамъ въ три часа. Войдите въ садъ, а оттуда черезъ оранжерею въ домъ. Пройдите маленькую гостиную и отворите дверь прямо передъ вами, которая ведетъ въ музыкальную залу. Тамъ вы найдете Рэчель — и найдете ее одну.
— Какъ мн васъ благодарить?
— Я скажу вамъ какъ! Не обвиняйте меня за то, что случится впослдствіи.
Съ этими словами онъ ушелъ.
Мн оставалось ждать еще много утомительныхъ часовъ. Чтобы какъ-нибудь провести время, я сталъ пересматривать письма, принесенныя съ почти. Между ними было письмо отъ Беттереджа.
Я поспшно распечаталъ это письмо. Къ моему удивленію и разочарованію, оно начиналось извиненіемъ, которое заране сказало мн, чтобъ я не ожидалъ никакихъ важныхъ извстій. Въ слдующей фраз опять явился Эзра Дженнингсъ! Онъ остановилъ Беттереджа, возвращавшагося со станціи, я спросилъ его, кто я. Узнавъ это, онъ сказалъ, что видлъ меня, своему хозяину мистеру Канди. Докторъ, услышавъ это, самъ пріхалъ къ Беттереджу выразить свое сожалніе, что мы не видались. Онъ иметъ особенную причину желать говорить со мною и просилъ, чтобы я далъ ему знать, когда а буду опять въ окрестностяхъ Фризингодла. Кром нсколькихъ характеристическихъ фразъ беттереджевой философіи, вотъ въ чемъ состояла сущность письма моего корреспондента. Добрый, врный старикъ сознавался, что онъ писалъ ‘больше для удовольствія писать ко мн’.
Я сунулъ письмо въ карманъ и забылъ о немъ черезъ минуту въ всепоглащающемъ интерес моего наступающаго свиданія съ Рэчель.
Когда на часахъ Гэмпстидской церкви пробило три, я вложилъ ключъ мистера Брффа въ замокъ двери, сдланной въ стн. Когда я вошелъ въ садъ и пока запиралъ дверь съ внутренней стороны, признаюсь, я чувствовалъ нкоторое сомнніе относительно того, что можетъ случиться. Я посмотрлъ украдкой во вс стороны, подозрвая присутствіе какого-нибудь неожиданнаго свидтеля въ какомъ-нибудь неизвстномъ уголку въ саду. Ничего не явилось для оправданія моихъ опасеній. Вс аллеи до одной были пусты и единственными свидтелями были птицы и пчелы.
Я пошелъ черезъ садъ, вошелъ въ оранжерею, прошелъ маленькую гостиную. Когда я положилъ руку на ручку противоположной двери, я услышалъ нсколько жалобныхъ аккордовъ на фортепіано въ смежной комнат. Рэчель часто перебирала клавиши такъ разсянно, когда я гостилъ въ дом ея матери. Я былъ принужденъ подождать немного, чтобъ собраться съ твердостью. Прошлое и настоящее встало передо мною рядомъ въ настоящую минуту — и контрастъ поразилъ меня.
По прошествіи нсколькихъ минутъ я вооружился мужествомъ и отворилъ дверь.

Глава VII.

Въ ту минуту, какъ я показался къ дверяхъ, Рэчель встала изъ за-фортепіано.
Я затворилъ за собою дверь. Мы молча посмотрли другъ на друга. Насъ раздляла вся длина комната. Движеніе, которое Рэяель сдлала вставая, казалось единственнымъ движеніемъ, къ району она была способна. Всякое употребленіе всхъ другихъ способностой, тлесныхъ и умственныхъ, какъ будто слилось въ одну способность — глядть на меня.
Въ душ моей промелькнуло опасеніе, что и показался слишкомъ внезапно. Я сдлалъ къ ней нсколько шаговъ. Я сказалъ кротко:
— Рэчель!
Звукъ моего голоса вызвать жизнь обратно въ ея члены и краску на ея лицо. Она подошла съ своей стороны, все не говоря ни слова. Медленно, какъ бы дйствуя подъ какимъ-нибудь вліяніемъ, независимымъ отъ ея воли, она подходила ко мн все ближе и ближе, теплая, густая краска зарумянила ея щеки, блескъ глазъ увеличивался каждую минуту. Я забылъ, какая цль привела меня къ ней, я забылъ гнусное подозрніе, лежавшее на моемъ добромъ имени, я забылъ всякое соображеніе, прошлое, настоящее и будущее, которое обязанъ былъ помнить. Я не видлъ ничего, кром женщины, которую я любилъ, подходящей ко мн все ближе и ближе. Она дрожала, она стояла въ нершимости. Я не могъ сопротивляться боле — я схватилъ ее въ объятія и покрылъ лицо ея поцлуями.
Была минута, когда я думалъ, что на мои поцлуи отвчаютъ, минута, когда мн показалось, будто и она также забыла все.
Почти прежде чмъ эта мысль успла образоваться въ голов моей, ея первый добровольный поступокъ заставилъ меня почувствовать, что она помнила. Съ крикомъ, похожимъ на крикъ ужаса — съ такою силою, что я сомнваюсь, могъ ли бы устоять противъ нея, еслибъ попытался — она оттолкнула меня отъ себя. Я увидалъ въ глазахъ ея безжалостный гнвъ, я увидалъ на губахъ ея безжалостное презрніе. Она окинула меня глазами съ ногъ до головы, какъ сдлала бы это съ человкомъ постороннимъ, оскорбившимъ ее.
— Трусъ! сказала она.— Низкій, презрнный, бездушный трусъ!
Это были ея первыя слова. Самымъ нестерпимымъ упрекомъ, какой женщина можетъ сдлать мущин, встртила она меня.
— Я помню время, Рэчель, сказалъ я:— когда вы могли сказать мн боле достойнымъ образомъ, что я оскорбилъ васъ. Прошу простить меня.
Можетъ быть, горечь, которую я чувствовалъ, сообщилась и моему голосу. При первыхъ словахъ моего отвта глаза ея, которые отвернулись отъ меня за минуту передъ тмъ, неохотно посмотрли на меня. Она отвчала тихимъ тономъ, съ угрюмой покорностью въ обращеніи, которая для меня была совершенно нова въ ней.
— Можетъ быть, для меня есть нкоторое извиненіе, сказала она. Посл того, что вы сдлали, съ вашей стороны кажется низкимъ поступкомъ пробраться ко мн такимъ образомъ, какъ вы сдлали это сегодня. Мн кажется, малодушно съ вашей стороны пытаться сдлать опытъ надъ моею слабостью къ вамъ. Мн кажется, малодушно съ вашей стороны заставить меня неожиданно позволить вамъ поцловать меня. Но это только женскій взглядъ. Мн слдовало знать, что вы не можете имть такого взгляда. Я сдлала бы лучше, еслибъ преодолла себя и не сказала ничего.
Извиненіе было нестерпиме оскорбленія. Самый низкій человкъ на свт почувствовалъ бы себя униженнымъ.
— Еслибы моя честь не была въ вашихъ рукахъ, сказалъ я:— а оставилъ бы насъ сію минуту и никогда не видался бы съ вами боле. Вы говорили о томъ, что я сдлалъ. Что же я сдлалъ?
— Что вы сдлали! Вы длаете этотъ вопросъ мн?
— Длаю.
— Я сохранила въ тайн вашу гнусность, отвчала она: — и перенесла послдствія этой скрытности. Неужели я не имю права на то, чтобы вы избавили меня отъ оскорбительнаго вопроса: что сдлали вы? Неужели всякое чувство признательности умерло въ васъ? Вы были когда-то джентльменомъ. Вы были когда-то дороги моей матери и еще дороже мн…
Голосъ измнилъ ей. Она опустилась на стулъ, довернулась по мн спиной и закрыла лицо руками.
Я подождалъ нсколько, прежде чмъ ршился заговорить. Въ эту минуту молчанія самъ не знаю, что я больне чувствовалъ — оскорбленіе ли, которое ея презрніе нанесло мн, или гордую ршимость, которая не допускала меня раздлить ея огорченіе.
— Если вы не будете говорить первая, сказалъ я:— я долженъ. Я пришелъ сюда съ намреніемъ сказать вамъ нчто серьезное. Отдадите ли вы мн самую обыкновенную справедливость и согласитесь ли выслушать меня?
Она не шевелилась и не отвчала. Я не спрашивалъ ее боле: я не продвинулся ни на шагъ къ ея стулу. Съ такою же упорной гордостью, какъ и ея, я разсказалъ ей о моемъ открытіи на Зыбучихъ Пескахъ и обо всемъ, что привело меня къ этому. Разсказъ, разумется, занялъ нсколько времени. Съ начала до конца она и не обернулась ко мн и не произнесла ни слова.
Я сдерживалъ себя. Вся моя будущность, по всей вроятности, зависла отъ того, чтобъ я не потерялъ самообладанія въ эту минуту. Настало время испытать теорію мистера Брффа. Въ сильномъ желаніи сдлать этотъ опытъ, я перешелъ на такое мсто, чтобъ стать противъ нея.
— Я долженъ сдлать вамъ одинъ вопросъ, сказалъ я.— Это принуждаетъ меня опять обратиться къ непріятному предмету. Показывала вамъ Розанна Спирманъ мою ночную рубашку? Да или нтъ?
Она вскочила и прямо подошла ко мн. Глаза ея проницательно посмотрли мн въ лицо, какъ будто для того, чтобы прочесть тамъ то, чего еще они тамъ не читали.
— Вы съ ума сошли? сказала она.
Я еще воздерживался. Я сказалъ спокойно:
— Рэчель, отвтите ли вы на мой вопросъ?
Она продолжала, не обращая вниманія на меня:
— Не имете ли вы въ виду какой-нибудь цли, которой я не понимаю? Это какой-нибудь малодушный страхъ насчетъ будущаго, который касается и меня. Говорятъ, что по смерти вашего отца вы разбогатли. Не пришли ли вы сюда для того, чтобы вознаградить меня за потерю моего алмаза? И неужели у васъ не осталось еще на столько совсти, чтобы стыдиться приходить ко мн за этимъ? Не это ли тайна вашей мнимой невинности и вашей исторіи о Розанн Спирманъ? не кроется ли стыдъ въ глубин всей этой лжи?
Я перебилъ ее. Я не могъ воздерживаться доле.
— Вы нанесли мн ужасную обиду, горячо сказалъ я.— Вы еще подозрваете, что я укралъ вашъ алмазъ. Я имю право и хочу узнать, по какой причин?
— Подозрваю васъ! воскликнула, она, разсердившись такъ же, какъ и я.— Негодяй! Я видла собственными глазами, какъ вы взяли алмазъ!
Открытіе, поразившее меня въ этихъ словахъ, уничтоженіе всего, на что полагался мистеръ Брффъ, привело меня въ отупленіе. Несмотря на мою невинность, я стоялъ передъ нею молча. Въ ея глазахъ, въ глазахъ всякаго я долженъ былъ казаться человкомъ пораженнымъ открытіемъ его вины.
Она отступила отъ зрлища моего униженія и своего торжества. Внезапное мое молчаніе какъ будто испугало ее.
— Я пощадила васъ въ то время, сказала она:— я пощадила бы васъ теперь, еслибъ вы не принудили меня говорить.
Она отошла, какъ бы для того, чтобы выйти изъ комнаты — и колебалась, прежде нмъ дошла до двери.
— Зачмъ вы пришли сюда унижать себя? спросила она.— Зачмъ вы пришли сюда унижать меня?
Она сдлала еще нсколько шаговъ и остановилась.
— Ради Бога, скажите что-нибудь! воскликнула она запальчиво.— Если въ васъ осталась хоть какая-нибудь жалость, не допускайте меня унижать себя такимъ образомъ. Скажите что-нибудь — и выгоните меня изъ комнаты!
Я подошелъ къ ней, самъ не зная, что длаю. Можетъ быть, у меня была какая-нибудь смутная мысль удержать ее, пока она не сказала мн боле. Съ той минуты, когда я узналъ, что улика, которая обвинила меня въ глазахъ Рэчель, была улика ея собственныхъ глазъ, ничего — даже убжденіе въ моей, собственной невинности — не было ясно для моихъ мыслей. Я взялъ ее за руку, я старался говорить съ нею твердо и съ цлью, а могъ только сказать:
— Рэчель, вы когда-то любили меня!
Она задрожала и отвернулась отъ меня. Рука ея лежала безсильно и дрожа въ моей рук,
— Выпустите мою руку, сказала она слабымъ голосомъ.
Мое прикосновеніе къ рук ея, повидимому, произвело на нее такое же дйствіе, какое звукъ моего голоса произвелъ, когда а вошелъ въ комнату. Посл того, какъ она назвала меня трусомъ, посл того, какъ они сдлала признаніе, заклеймившее меня названіемъ вора — пока ея рука лежала въ моей рук, я еще имлъ надъ нею власть!
Я тихо отвелъ ее на середину комнаты. Я посадилъ ее возл меня.
— Рэчель, сказалъ я:— я не могу объяснить противорчія въ томъ, что я теперь вамъ скажу. Я только могу сказать вамъ правду, какъ вы сказали ее. Вы видли меня — видли собственными глазами, видли, какъ я взялъ алмазъ. Передъ Богомъ, который слышитъ насъ, объявляю, что теперь я узнаю въ первый разъ, что я взялъ его! Вы все еще сомнваетесь во мн?
Она или не обратила вниманія, или не слыхала моихъ словъ.
— Выпустите мою руку, повторила она слабымъ голосомъ.
Это былъ ея единственный отвть. Голова ея упала на мое плечо, а рука безсознательно сжала мою руку въ ту минуту, когда она просила меня выпустить ее.
Я удержался отъ повторенія вопроса. Но на этомъ и остановилось мое терпніе. Возможность опять поднять голову между честными людьми зависла отъ возможности заставить Рэчель разсказать все подробно. Единственная надежда, остававшаяся у меня, состояла въ томъ, что можетъ быть Рэчель не обратила вниманія на что-нибудь въ цпи уликъ — на какую-нибудь бездлицу можетъ быть, которая тмъ не мене при старательномъ изслдованіи могла бы служить средствомъ доказать мою невинность. Признаюсь, я не выпускалъ ея руки. Признаюсь, я заговорилъ съ нею со всмъ сочувствіемъ и довріемъ прошлыхъ временъ.
— Я желаю спросить васъ кое о чемъ, сказалъ я.— Я желаю, чтобы вы разсказали мн все, что случилось съ самаго того времени, когда мы пожелали другъ другу спокойной ночи, до того времени, когда вы видли, что я взялъ алмазъ.
Она подняла голову съ моего плеча и сдлала усиліе, чтобъ высвободить свою руку.
— О! зачмъ возвращаться къ этому? сказала она.— Зачмъ возвращаться?
— Я скажу вамъ зачмъ, Рэчель. Вы и я жертвы какого-то страшнаго обмана, надвшаго маску истины. Если мы взглянемъ вмст на то, что случилось въ ночь посл дня вашего рожденья, мы можетъ быть еще поймемъ другъ друга.
Голова ея опять упала на мое плечо. Слезы выступили на ея глазахъ и медленно катились но ея щекамъ.
— О! сказала она: — разв я не имла этой надежды? Разв я не старалась смотрть на это такъ, какъ смотрите вы теперь?
— Вы старались одна, отвчалъ я: — вы еще не старались съ моей помощью.
Эти слова какъ будто пробудили въ ней ту надежду, которую я чувствовалъ самъ, когда произнесъ ихъ. Она отвчала на мои допросы не только съ покорностью, а съ усиліемъ ума, она охотно раскрыла мн всю душу.
— Начнемъ, сказалъ я: — съ того, что случилось посл того, какъ мы пожелали другъ другу спокойной ночи. Легли вы въ постель или нтъ?
— Я легла въ постель.
— Примтили вы, который былъ часъ? Было поздно?
— Не очень. Я думаю, около двнадцати часовъ.
— Вы заснули?
— Нтъ. Я не могла спать въ эту ночь.
— Вы были растревожены?
— Я думала о васъ.
Этотъ отвтъ почти отнялъ у меня все мужество. Что-то въ тон, даже боле чмъ въ словахъ, прямо проникло мн въ сердце. Только посл нкотораго молчанія могъ я продолжать,
— Былъ у васъ въ комнат огонь? спросилъ я.
— Нтъ — пока я не встала и не зажгла свчу.
— Черезъ сколько времени посл того, какъ вы легли въ постель?
— Кажется, черезъ часъ.
— Вы вышли изъ спальной?
— Я хотла выйти. Я надвала блузу и шла въ мою гостиную за книгой…
— Вы отворили дверь вашей спальной?
— Отворила.
— Но еще не вошли въ гостиную?
— Нтъ — я была остановлена…
— Что остановило васъ?
— Я увидала свтъ подъ дверью и услыхала приближающіеся шаги.
— Вы испугались?
— Нтъ. Я знала, что моя бдная матушка страдала безсонницей, и вспомнила, что она уговаривала меня отдать ей на сохраненіе алмазъ. Мн казалось, что она неосновательно безпокоилась о немъ, и вообразила, что она пришла посмотрть, въ постели ли я лежу, и опять поговорить со мною объ алмаз, если найдетъ, что я не сплю.
— Что же вы сдлали?
— Я задула свчу, такъ чтобы она могла подумать, что я сплю. Я была безрасудна съ своей стороны — я ршилась оставить алмазъ тамъ, гд мн хотлось.
— Задувъ свчу, вы опять легли въ постель?
— Я не успла. Въ ту минуту, когда я задула свчу, дверь гостиной отворилась и я увидала…
— Вы увидали?
— Васъ.
— Одтаго какъ обыкновенно?
— Нтъ.
— Въ ночной рубашк?
— Въ ночной рубашк — со свчей въ рук.
— Одного?
— Одного.
— Вы могли видть мое лицо?
— Да.
— Ясно?
— Совершенно. Свча въ вашей рук показала его мн.
— Глаза мои были открыты?
— Да.
— Вы примтили въ нихъ что-нибудь странное, что-нибудь похожее на пристальное ітли безсмысленное выраженіе?
— Вовсе нтъ. Ваши глаза были блестящи — блестяще обыкновеннаго. Вы осмотрлись вокругъ комнаты, какъ будто знали, что вы тамъ, гд вамъ не слдуетъ быть, и какъ будто боялись, что васъ увидятъ.
— Примтили вы, когда я входилъ въ комнату, какъ я шелъ?
— Вы шли, какъ ходите всегда. Вы дошли до середины комнаты — а потомъ остановились и осмотрлись вокругъ.
— Что вы сдлали, когда увидали меня?
— Я не могла сдлать ничего. Я стояла какъ окаменлая. Я не могла заговорить, я не могла закричать, я не могла даже пошевелиться, чтобъ запереть дверь.
— Могъ я васъ видть тамъ, гд вы стояли?
— Конечно, вы могли видть меня. Но вы ни разу не взглянули на меня. Безполезно длать этотъ вопросъ. Я уврена, что вы меня не видали.
— Почему же вы уврены?
— Взяли ли бы вы алмазъ? поступили ли бы вы такъ, какъ поступили въ послдствіи? были ли вы теперь здсь — еслибъ ни знали, что я не сплю и смотрю на васъ? Не заставляйте пеня говорить объ этомъ! Я желаю отвчать вамъ спокойно. Помогите мн сохранить спокойствіе. Перейдите къ чему-нибудь другому.
Она была права — права во всхъ отношеніяхъ. Я перешелъ къ другому.
— Что я сдлалъ посл того, какъ я вышелъ на середину комнаты и остановился тамъ?
— Вы повернулись и прямо пошли къ углу возл окна — гд стоитъ мой индійскій шкапикъ.
— Когда я стоялъ у шкапика, я долженъ былъ стоять къ вамъ спиной. Какъ же вы видли, что я длалъ?
— Когда вы тронулись съ мста, тронулась и я.
— Чтобъ видть, что я длаю руками?
— Въ моей гостиной три зеркала. Когда вы стояли тамъ, я видла все, что вы длали, въ отраженіи одного зеркала.
— Что же вы видли?
— Вы поставили свчу на шкапикъ. Вы отворяли и запирали одинъ ящикъ за другимъ, пока не дошли до того ящика, къ который вы положили алмазъ. Вы съ минуту смотрли на отворенный ящикъ, а потомъ сунули въ него руку и вынули алмазъ.
— Почему вы узнали, что я вынулъ алмазъ?
— Я видла, какъ вы сунули руку въ ящикъ. Я видла блескъ камня между вашимъ указательнымъ и большимъ пальцемъ, когда вы вынули руку изъ ящика.
— Рука моя протянулась опять къ шкапу — чтобъ запереть его напримръ?
— Нтъ. Алмазъ былъ у васъ въ правой рук, а свчку со шкапика вы сняли лвою рукой.
— Посл этого а опять осмотрлся вокругъ?
— Нтъ.
— Я сейчасъ вышелъ изъ комнаты?
— Нтъ. Вы стояли совершенно неподвижно, какъ мн показалось, и довольно долго. Я видла лицо ваше бокомъ въ зеркало. Вы походили на человка думающаго и недовольнаго своими мыслями.
— Что же случилось потомъ?
— Вы вдругъ пробудились изъ задумчивости и прямо вышла изъ комнаты.
— Я заперъ за собою дверь?
— Нтъ. Вы быстро вышли въ корридоръ и оставили дверь отворенною.
— А потомъ?
— Потомъ огонь отъ вашей свчи исчезъ и звукъ вашихъ шаговъ замеръ, а я осталась одна въ темнот.
— Ничего не случилось съ того времени до того, когда весь домъ узналъ, что алмазъ пропалъ?
— Ничего.
— Вы въ этомъ уврены? Не заснули ли вы на нсколько времени?
— Я совсмъ не спала, я совсмъ не возвращалась къ моей постели. Ничего не случилось до-тхъ-поръ, пока не вошла Пенелопа въ обыкновенное время, утромъ.
Я выпустилъ ея руку, всталъ и прошелся по комнат. На каждый мои вопросъ быль данъ отвтъ. Каждая подробность, какую только пожелалъ я знать, была выставлена передо мною. Я даже возвратился къ мысли о лунатизм и опьяненіи, опять невозможность той и другой теоріи была доказана — на этотъ разъ по показаніямъ свидтеля видвшаго меня. Что слдовало сказать теперь? Что слдовало теперь длать? Только одинъ ужасный фактъ воровства — единственный видимый и осязаемый предметъ стоялъ передо мною среди непроницаемаго мрака, окружавшаго все кром этого! Ни малйшаго проблеска свта не руководило меня, когда я узналъ тайну Розанны Спирманъ на Зыбучихъ Пескахъ. И ни малйшаго проблеска свта теперь, когда я обратился къ самой Рэчель и услышалъ отвратительную исторію ночи отъ нея самой.
На этотъ разъ она первая прервала молчаніе.
— Ну, сказала она:— вы спрашивали, а а отвчала. Вы заставили меня надяться, что изъ всего этого выдетъ что нибудь, потому что вы надялись чего-то. Что вы скажете теперь?
Тонъ, которымъ она говорила, показалъ мн, что мое вліяніе надъ него прекратилось.
— Мы должны были вмст взглянуть на то, что случилось въ ночь посл дня моего рожденія, продолжала она: — я тогда мы должны были понять другъ друга. Сдлали ли мы это?
Она безжалостно ждала моего отвта. Отвчая ей. я сдлалъ гибельную ошибку — я позволилъ отчаянной безпомощности моего положенія одержать верхъ надъ моимъ самообладаніемъ. Опрометчиво и безполезно сталъ я упрекать ее за молчаніе, которое до-сихъ-поръ оставляло меня въ невдніи.
— Еслибъ вы высказались, когда вамъ слдовало высказаться, началъ я:— еслибъ вы оказали мн самую обыкновенную справедливость и объяснились…
Съ крикомъ бшенства прервала она меня. Слова, сказанныя мною, немедленно привели се въ неистовую ярость.
— Объясниться! повторила она.— О, есть ли другой такой человкъ на свт? Я пощадила его, когда разрывалось мое сердце, я выгородила его, когда дло шло о моей репутаціи — а она упрекаетъ меня теперь и говоритъ, что мн слдовало объясниться! Посл того, какъ я врила ему, посл того какъ я его любила, посл того, какъ я думала о немъ днемъ, видла его ко сн ночью — онъ спрашиваетъ, почему я не обвинила его въ безчестіи въ первый разъ, какъ мы встртились: Возлюбленный коего сердца, ты воръ! Мой герои, котораго я люблю и уважаю, ты прокрался въ мою комнату подъ прикрытіемъ ночной темноты и укралъ мой алмазъ!’ Вотъ что слдовало мн сказать. Негодный, низкій человкъ! я лишилась бы пятидесяти алмазовъ скоре, чмъ видть, какъ лицо твое лжетъ мн. Какъ оно лжетъ теперь!
Я взялъ шляпу. Изъ состраданія къ ней — да, по совсти могу сказать — изъ состраданія къ ней я отвернулся, не говоря ни слова, и отворилъ дверь, въ которую я вошелъ въ комнату.
Она пошла за мною, вырвала дверь изъ руки моей, заперла ее и указала на тотъ стулъ, съ котораго я всталъ.
— Нтъ, сказала она:— еще не теперь! Я обязана оправдать мое поведеніе передъ вами. Вы останетесь и выслушаете меня или унизитесь до самой гнусной низости — насильно выдяте отсюда.
Тяжело было моему сердцу видть ее, тяжело было моему сердцу слышать ея слова. Я отвчалъ знакомъ — вотъ все, что s могъ сдлать — что я покоряюсь ея вол.
Яркій румянецъ гнва начиналъ сбгать съ ея лица, когда я воротился и молча слъ на мой стулъ. Она нсколько подождала и собиралась съ твердостью. Когда она продолжала, только одинъ признакъ чувства былъ замтенъ въ ней. Она говорила не смотря на меня. Руки ея были крпко стиснуты да колняхъ, а глаза устремлены въ землю.
— Я должна была оказать вамъ самую обыкновенную справедливость и объясниться, повторила она мои слова.— Вы увидите, старалась ли я отдать вамъ справедливость, или нтъ. Я сказала вамъ сейчасъ, что совсмъ не сдала и совсмъ не возвращалась къ постели посл того, какъ вы вышли изъ моей гостиной. Безполезно докучать вамъ разсказомъ о томъ, что я думала — вы моихъ мыслей не поймете — я только скажу вамъ, что я сдлала, когда по прошествіи долгаго времени успла опомниться. Я не хотла поднять тревогу въ дом и разсказать всмъ, что случилось — какъ мн слдовало бы сдлать. Несмотря на то, что я видла, я такъ любила васъ, что врила — всеравно чему бы то ни было — всякой невозможности, скоре чмъ допустить, что вы воръ. Я думала и думала — и кончила тмъ, что написала къ вамъ.
— Я никогда не получалъ этого письма.
— Я знаю, что вы никогда его не получали. Подождите немножко и вы услышите почему. Письмо мое ничего не сказало бы вамъ открыто. Оно не погубило бы васъ на всю жизнь, еслибъ попало въ руки кого-нибудь другого. Въ немъ только говорилось — такимъ образомъ, что вы не могли ошибиться — что я имю причины знать, что вы въ долгу и что мн и матери моей извстно, что вы не очень разборчивы и не очень совстливы относительно того, какимъ образомъ вы достаете деньги, которыя вамъ понадобятся. Вы вспомнили бы визитъ французскаго стряпчаго и знали бы, на что я намекаю. Еслибъ вы продолжали читать съ интересомъ посл этого, вы дошли бы до предложены!, которое я хотла вамъ сдлать — предложенія тайнаго (съ тмъ, чтобы ни слова не было сказано объ этомъ между нами) дать вамъ взаймы такую большую сумму денегъ, какую я только могу получить. И я достала бы ее! воскликнула Рэчель — румянецъ на щекахъ ея опять сгустился и глаза ея взглянули на меня.— Я сама заложила бы алмазъ, еслибъ не могла достать денегъ другимъ образомъ. Такими словами идеала я вамъ. Подождите! Я сдлала боле. Я условилась съ Пенелопой, чтобы она отдала вамъ письмо, когда никого возл васъ не будетъ. Я хотла запереться въ моей спальной и оставить мою гостиную открытою и пустою все утро. И я надялась — надялась всмъ сердцемъ и душой — что вы воспользуетесь этимъ случаемъ и тайно положите алмазъ обратно въ шкапикъ.
Я пытался заговорить. Она съ нетерпніемъ подняла руку и остановила меня. Въ быстрыхъ перемнахъ расположенія ея духа, гнвъ ея опять началъ подниматься. Она встала со стула и подошла ко мн.
— Я знаю, что вы скажете, продолжала она.— Вы хотите опять напомнить мн, что не получили моего письма. Я могу сказать вамъ почему: я его изорвала.
— По какой причин, спросилъ я.
— По самой основательной. Я предпочла разорвать, чмъ отдать такому человку какъ вы! Какія первыя извстія дошли до меня утромъ? Какъ только я составила свой планъ, что я услыхала? Я услыхала, что вы — вы!!!— прежде всхъ въ дом приглашали полицію. Вы были дятельне всхъ, вы были главнымъ дйствующимъ лицомъ, вы трудились прилежне всхъ, чтобъ отыскать алмазъ! Вы даже довели вашу смлость до того, что хотли говорить со много о пропаж алмаза — который украли сами же вы, алмаза, который все время находился въ вашихъ рукахъ! Посл этого доказательства вашей ужасной лживости и хитрости я разорвала мое письмо. Но даже тогда — даже когда меня сводили съ ума пытливость и разспросы полисмэна, котораго пригласили вы — даже тогда какое-то ослпленіе души моей не допускало меня отказаться отъ васъ. Я говорила себ: себ играетъ свой гнусный фарсъ передъ всми другими въ дом. Попробуемъ, не можетъ ли онъ разыгрывать его передо мн. Кто-то сказалъ мн, что вы на террас. Я принудила себя глядть на васъ. Я принудила себя говорить съ вами. Вы забыли, что я сказала вамъ?
Я могъ бы отвчать, что я помню каждое слово. Но какую пользу въ эту минуту принесъ бы мн мой отвтъ?
Какъ я могъ сказать ей, что сказанное его меня удивило и огорчило, заставило меня думать, что она находится въ состояніи самаго опаснаго нервнаго раздраженія, возбудило даже сомнніе въ душ моей, составляетъ ли для нея пропажа алмаза такую же тайну, какъ и для всхъ насъ — но не показало мн и проблеска истины? Не имя ни малйшаго доказательства въ свое оправданіе, какъ я могъ убдить ее, что я зналъ не боле самаго посторонняго слушателя о томъ, что было въ ея мысляхъ, когда она говорила со мною на террас?
Можетъ быть, для васъ удобно забыть, для меня же злобно помнить, продолжала она.— Я знаю, что я сказала — потому что сообразила мои слова прежде, чмъ произнесла ихъ. Я давала вамъ одинъ случай за другимъ признаться въ истин. Я высказала все что могла — только не сказала, что мн извстно, что вы совершили воровство. А вы отвчали мн только тмъ, что посмотрли на меня съ притворнымъ изумленіемъ и съ ложнымъ видомъ невинности — точь-въ-точь какъ мы смотрли на меня сегодня, точь-въ-точь какъ вы смотрите на меня теперь! Я оставила васъ въ то утро, узнавъ наконецъ, каковъ вы — самый низкій негодяй, когда-либо существовавшій на свт!
— Еслибъ вы высказались въ то время, вы могли бы оставить меня, Рэчель, узнавъ, что вы жестоко оскорбили человка невиннаго.
— Еслибы я высказалась при другихъ, возразила она съ новой вспышкой негодованія:— вы были бы обезславлены навсегда! Еслибъ я высказалась только вамъ одному, вы отперлись бы, какъ отпираетесь теперь! Неужели вы думаете, я поврила бы намъ? Будетъ ли колебаться солгать человкъ, который сдлалъ то, что, какъ я видла, сдлали вы, который велъ себя посл такъ, какъ вели вы? Говорю вамъ опять, я съ ужасомъ отступаю отъ возможности слушать отъ васъ ложь, посл ужаса видть васъ воромъ. Ты говорите объ этомъ такъ, какъ будто это было недоразумніе, которое могли поправить нсколько словъ. Ну, недоразуменіе кончилось. Поправилось ли дло? Нтъ, дло осталось въ прежнемъ положеніи. Я не врю вамъ теперь! Я не врю, что вы нашли ночную рубашку, я не врю, что Розанна Спирманъ написала вамъ письмо, я не врю ни одному вашему слову. Вы украли алмазъ — я васъ видла! Вы притворялись, будто помогаете полиціи — я видла! Вы заложили алмазъ лондонскому ростовщику — я уврена въ этомъ! Вы набросили подозрніе своего безславія (благодаря моему низкому молчанію) на невиннаго человка! Вы бжали на континентъ съ вашей добычей! Посл всхъ этихъ гадостей вы могли сдлать только одно. Ты могли прійти сюда съ послдней ложью на губахъ — вы могли прійти сюда и сказать мн, что я оскорбила васъ!
Еслибъ я остался минуту доле, я не знаю, какія слова могли бы вырваться у меня, о которыхъ я вспоминалъ бы потомъ съ напраснымъ раскаяніемъ и сожалніемъ. Я прошелъ мимо Рэчель и отворилъ дверь во второй разъ. Во второй разъ — съ неистовой злостью разсерженной женщины она схватила меня за руку и загородила ма дорогу.
— Пустите меня, Рэчель, сказалъ я:— это будетъ лучше для обоихъ насъ. Пустите меня!
Грудь ея поднималась отъ истерическаго гнва — ускоренное судорожное дыханіе почти касалось моего лица, когда она удерживала меня у двери.
— Зачмъ вы пришли сюда? настаивала она съ отчаяніемъ.— Спрашиваю васъ опять — зачмъ вы пришли сюда? Или вы боитесь, что я выдамъ васъ? Теперь вы богаты, теперь вы заняли мсто въ свт, теперь вы можете жениться на лучшей невст во всей Англіи — или вы боитесь, что я скажу слова, которыя не говорила никому на свт, кром васъ? Я не могу сказать этихъ словъ! Я не могу выдать васъ! Я еще хуже, если только это возможно, чмъ вы.
Рыданія и слезы вырывались у нея. Она свирпо боролась съ ними, она все крпче и крпче держала меня.
— Я не могу вырвать васъ изъ моего сердца, сказала она:— даже теперь! Вы можете положиться на постыдную, постыдную слабость, которая можетъ бороться съ вами только такимъ образомъ!
Она вдругъ выпустила меня — подняла кверху руки и неистово стала ихъ ломать.
— Всякая другая женщина на свт считала бы безславіемъ дотронуться до него! воскликнула она.— О, Боже! я презираю себя еще сильне, чмъ презираю его!
Слезы противъ моей воли выступали на глазахъ моихъ — я не могъ боле выдержать такой ужасной сцены.
— Вы еще узнаете, что оскорбили меня, сказалъ я:— или никогда не увидите меня боле!
Съ этими словами я оставилъ ее. Она вскочила со стула, на который опустилась за минуту передъ тмъ — она вскочила, благородное созданіе!— и проводила меня черезъ всю другую комнату съ послднимъ сострадательнымъ словомъ на прощанье.
— Фрэнклинъ! сказала она:— я прощаю вамъ! О, Фрэнклинъ! Фрэнклинъ! мы никогда не встртимся боле. Скажите, что вы прощаете меня.
Я повернулся, чтобъ мое лицо показало ей, что я говорить не въ состояніи — я повернулся, махнулъ рукой и увидалъ ее тускло, какъ видніе, сквозь слезы, наконецъ одолвшія меня.
Черезъ минуту все кончилось. Я опять вышелъ въ садъ. Я не видалъ и не слыхалъ ее боле.

Глава VIII.

Въ этотъ вечеръ мистеръ Брффъ неожиданно пріхалъ во мн.
Въ обращеніи стряпчаго была замтная перемна. Оно лишилось своей обычной самоувренности и энергіи. Онъ пожалъ мн руку первый разъ въ жизни молча.
— Вы возвращаетесь въ Гэмпстидъ? спросилъ я, чтобы сказать что-нибудь.
— Я сейчасъ изъ Гэмпстида, отвчалъ онъ.— Я знаю, мистеръ Фрэнклинъ, что вы наконецъ узнали все. Но, говорю вамъ прямо, еслибъ я могъ предвидть, какую цну надо заплатить за это, я предпочелъ бы оставить васъ въ неизвстности.
— Вы видли Рэчель?
— Я отвезъ ее на Портлэндскую площадь и пріхалъ сюда, невозможно было отпустить се одну. Я не могу винить васъ — соображая, что вы видли ее въ моемъ дом и съ моего позволенія — въ потрясеніи, которое это несчастное свиданіе возбудило въ ней. Я могу только не допустить повторенія подобной непріятности. Она молода — она ршительна и энергична — она это перенесетъ, время и спокойствіе помогутъ ей. Я желаю удостовриться, что вы не сдлаете ничего для того, чтобы помшать ея выздоровленію. Могу я положиться на васъ въ томъ отношеніи, что вы не сдлаете второй попытки увидться съ нею — безъ моего согласія и одобренія?
— Посл того, что она выстрадала, и посл того, что выстрадалъ я, отвчалъ я:— вы можете положиться на меня.
— Вы даете мн общаніе?
— Я даю вамъ общаніе.
На лиц мистера Брффа выказалось облегченіе. Онъ положилъ шляпу и придвинулъ свой стулъ ближе къ моему.
— Это ршено, сказалъ онъ.— Теперь поговоримъ о будущемъ — о вашемъ будущемъ. По моему мннію, результатъ необыкновеннаго оборота, который дло приняло теперь, вкратц слдующій. Во-первыхъ, мы уврены, что Рэчель сказала вамъ всю правду такъ ясно, такъ только слова могутъ ее сказать. Во-вторыхъ — хотя мы знаемъ, что должна быть какая-нибудь ужасная ошибка — мы не можемъ осуждать Рэчель за то, что она считаетъ васъ виновнымъ, основываясь на улик собственныхъ своихъ чувствъ, такъ какъ эту улику подтвердили обстоятельства, говорящія прямо противъ насъ.
Тутъ я перебилъ его.
— Я не осуждаю Рэчель, сказалъ я: — я только сожалю, что она не могла ршиться говорить откровенне со мною въ то время.
— Вы можете точно также сожалть, что Рэчель Рэчель, а не кто-нибудь другая, возразилъ мистеръ Брффъ.— И даже тогда я сомнваюсь, ршилась ли бы деликатная двушка, всмъ сердцемъ желавшая сдлаться вашей женой, обвинять васъ въ глаза въ воровств. Какъ бы то ни было, сдлать это было не въ натур Рэчель. Въ дл, совершенно непохожемъ на ваше — которое поставило ее однако въ положеніе не совсмъ непохожее на ея положеніе относительно васъ — мн случилось узнать, что на нее имла вліяніе такая же причина, какая побудила ее дйствовать такимъ образомъ съ вами. Кром того, какъ она сказала мн сама по дорог въ городъ сегодня вечеромъ, еслибъ она высказалась откровенно, она и тогда не поврила бы вашему опроверженію, какъ не вритъ ему теперь. Какой отвтъ можете вы дать на это? На это нельзя дать отвта. Полноте, полноте, мистеръ Фрэнклинъ! мой взглядъ на это дло оказался совершенно ошибочнымъ, я согласенъ съ этимъ — но въ настоящемъ положеніи дла моего совта все-таки не дурно послушаться. Я говорю вамъ прямо: мы будемъ терять время и ломать голову безъ всякой пользы, если будемъ пытаться воротиться назадъ и распутывать эту страшную путаницу съ самаго начала. Забудемъ ршительно все, что случилось въ прошломъ году въ деревенскомъ дом дэди Вериндеръ, и взглянемъ на то, что мы можемъ открыть въ будущемъ, вмсто того чтобы глядть на то, чего не можемъ открыть въ прошломъ.
— Вы врно забыли, сказалъ я: — что все это дло относятся къ прошлому — по-крайней-мр, относительно меня.
— Отвчайте мн, возразилъ мистеръ Брффъ: — Лунный ли камень причиною всхъ этихъ непріятностей, или нтъ?
— Разумется.
— Очень хорошо. Что же, мы думаемъ, было сдлано съ Луннымъ камнемъ, когда его отвезли въ Лондонъ?
— Онъ былъ заложенъ мистеромъ Люкеромъ.
— Мы знаемъ, что не вы заложили его. Знаемъ мы, кто это сдлалъ?
— Нтъ.
— Гд, мы думаемъ, теперь Лунный камень?
— Отданъ на сохраненіе банкирамъ мистера Люкера.
— Именно. Теперь замтьте. У насъ уже іюнь. Въ конц этого мсяца (я не могу именно назначить дня) пройдетъ годъ посл того времени, когда мы думаемъ, что заложенъ алмазъ. Есть возможность — чтобы не сказать боле — что человкъ, заложившій эту вещь, можетъ быть, выкупитъ ее по истеченіи года. Если онъ выкупитъ, мистеръ Лажеръ долженъ самъ — по его собственному распоряженію — взять алмазъ отъ банкира. При настоящихъ обстоятельствахъ, я предлагаю поставить караулъ у банка въ конц этого мсяца и узнать, кому мистеръ Люкеръ возвратитъ Лунный камень. Теперь вы видите?
Я согласился (нсколько неохотно), что идея была нова по-крайней-мр.
— Это идея мистера Мртуэта столько же какъ и моя, сказалъ мистеръ Брффъ.— Можетъ быть, она никогда не пришла бы мн въ голову, еслибъ не разговоръ съ нимъ. Если мистеръ Мртуэтъ правъ, то индійцы будутъ подстерегать около банка также въ конц мсяца — и что-нибудь серьезное, можетъ быть, выйдетъ изъ этого. То, что изъ этого выйдетъ, ршительно все равно для васъ и для меня — кром того, что это поможетъ намъ схватить таинственнаго нкто, который заложилъ алмазъ. Этотъ человкъ, поврьте моему слову, причиною (я не имю притязанія знать какимъ образомъ) того положенія, въ которомъ вы стоите въ эту минуту, и только одинъ этотъ человкъ можетъ возвратить вамъ уваженіе Рэчель.
— Не могу опровергать, сказалъ я:— что планъ, предлагаемый вами, разршитъ затрудненіе очень смлымъ, очень замысловатымъ и совершенно новымъ способомъ, но…
— Но у васъ имется возраженіе?
— Да. Мое возраженіе заключается въ тотъ, что ваше предложеніе заставляетъ насъ ждать.
— Согласенъ. По моему счету, вамъ придется ждать около двухъ недль — боле или мене. Неужели это кажется вамъ такъ долго?
Это цлая жизнь, мистеръ Брффъ, въ такомъ положеніи какъ мое. Мое существованіе будетъ просто нестерпимо для меня, если я не сдлаю чего-нибудь, чтобы тотчасъ очистить мою репутацію.
— Ну, ну, я понимаю это. Вы уже придумали, что вы можете сдлать?
— Я придумалъ посовтоваться съ приставомъ Кффомъ.
— Онъ вышелъ изъ полиціи. Безполезно ожидать, чтобы приставъ Кффъ могъ вамъ помочь.
— Я знаю, гд найти его, и могу попытаться.
— Попытайтесь, сказалъ мистеръ Брффъ посл минутнаго соображенія.— Это дло приняло такой необыкновенный видъ посл слдствія пристава Кффа, что, можетъ быть, вы его заинтересуете. Попытайтесь и сообщите мн результатъ. А пока, продолжалъ онъ, вставая:— если вы не сдлаете никакихъ открытій до конца, мсяца, я съ своей стороны могу попытаться, что можно сдлать, устроивъ у банка надзоръ.
— Конечно, отвчалъ я: — если только я не избавлю васъ отъ необходимости длать этотъ опытъ.
Мистеръ Брффъ улыбнулся и взялъ шляпу.
— Скажите приставу Кффу, отвчалъ онъ:— что я говорю, что открытіе истины зависитъ отъ открытія того человка, который заложилъ алмазъ. И сообщите мн, что опытность пристава скажетъ объ этомъ.
Такимъ образомъ мы разстались въ этотъ вечеръ.
Рано на слдующее утро я отправился въ маленькій городокъ Доркингъ — въ то мсто, въ которое удалился приставъ Кффъ, какъ сообщилъ мн Беттереджъ.
Разспросивъ въ гостинниц, я получилъ необходимыя указанія, какъ найти коттэджъ пристава. Къ нему вела тихая, проселочная дорожка въ нкоторомъ разстояніи отъ города и коттэджъ стоялъ уютно среди садика, окруженнаго хорошей кирпичной стной сзади и по бокамъ и высокой живой изгородью спереди. Калитка, украшенная наверху выкрашенной, щегольской ршеткой, была заперта. Позвонивъ въ колокольчикъ, я заглянулъ сквозь ршетку и увидалъ повсюду любимый цвтокъ знаменитаго Кффа, расцвтавшій въ его саду гроздами, закрывавшій дверь, выглядывавшій изъ оконъ. Вдали отъ преступленій и таинственностей великаго города знаменитый поимщикъ воровъ спокойно доживалъ послдніе сибаритскіе годы своей жизни, по уши завязнувъ въ розахъ.
Пожилая женщина приличной наружности отворила мн калитку и тотчасъ уничтожила вс надежды, построенныя мною на возможности получить помощь пристава Кффа. Онъ только наканун ухалъ въ Ирландію.
— Онъ ухалъ туда по длу? спросилъ я.
Женщмеа улыбнулась.
— Теперь у него одно дло, сэръ, сказала она:— розы. Какой-то знаменитый садовникъ въ Ирландіи изобрлъ какой-то новый способъ въ разведеніи розъ — и мистеръ Кффъ похалъ узнать.
— Вы знаете, когда онъ воротится?
— Это ршительно неизвстно, сэръ. Мистеръ Кффъ сказалъ, что онъ тотчасъ воротится или останется долго, смотря по тому, какъ онъ найдетъ новый способъ, стоющимъ или нестоющимъ разсмотрнія. Если вамъ угодно передать ему что-нибудь, я позабочусь, сэръ, препроводить къ нему.
Я отдалъ ей мою карточку, написавъ на ней карандашемъ:
‘Я имю сказать вамъ кое-что о Лунномъ камн. Увдомьте меня, какъ только вы воротитесь’.
Посл этого мн ничего боле не оставалась, какъ покориться обстоятельствамъ и воротиться въ Лондонъ.
Къ раздражительномъ состояніи души моей, въ то время, о которомъ я теперь питу, неудавшаяся поздка моя въ коттэджъ только увеличила тревожное побужденіе мое сдлать что-нибудь. Въ тотъ день, когда я воротился изъ Доркинга, я ршилъ, что на слдующее утро я сдлаю нопое усиліе проложить себ путь сквозь вс препятствія отъ мрака къ свту.
Какую форму долженъ былъ принять мой новый опытъ?
Будь тутъ добрйшій Беттереджъ, пока я соображалъ этотъ вопросъ, и еслибъ ему были извстны мои тайныя мысли, онъ, безъ сомннія, объявилъ бы, что въ этомъ случа во мн одержала верхъ нмецкая сторона. Говоря серьезно, можетъ быть, мое нмецкое воспитаніе было виною въ нкоторой степени въ томъ, что я запутался въ лабиринт безполезныхъ соображеніи. Большую часть ночи я сидлъ, курилъ и создавалъ теоріи, одну невроятне другой. Когда я заснулъ, мои фантазіи преслдовали меня и по сн. Когда я всталъ на слдующее утро, объективно-субъективное перепуталось въ голов моей и я началъ день, въ который намревался сдлать новое усиліе къ практическому дйствію, какого-бы то ни было рода, сомнніемъ, имю ли я право (на чисто-философскомъ основаніи) считать всякую вещь (включая алмазъ) существующей на свт.
Какъ долго могъ я оставаться заблудившимся въ туман моей собственной метафизики, еслибъ долженъ былъ выпутываться самъ, сказать я не могу, какъ доказали событія, случай понодоснлъ ко мн на помощь и, но счастью, освободилъ меня. Мн стучалось надть въ это утро тотъ самый сюртукъ, который былъ на мн въ день моего свиданіи съ Рэчель. Отыскивая что-то въ карман, я ощупалъ рукою скомканную бумажку, и вынувъ ее, увидалъ, что въ рук моей забытое письмо Беттереджа.
Оставить безъ отвта моего стараго друга показалось мн жестоко. Я слъ за мой письменный столъ и опять прочелъ его письмо.
На письмо, въ которомъ нтъ ни малйшей важности, не всегда легко отвчать. Беттереджъ написалъ ко мн только по тому, что помощникъ мистера Канди, Эзра Дженнингсъ, сказалъ своему господину, что онъ видлъ меня, а мистеръ Канди въ свою очередь пожелалъ видть меня и сказать мн что-то, когда я буду въ окрестностяхъ Фризинголла. Что надо было отвчать на это, чтобы не понапрасну исписать бумагу? Я сидлъ, лниво набрасывая замчательную наружность помощника мистера Канди на той бумаг, которая предназначалось для письма Беттереджа — какъ вдругъ мн пришло въ голову, что этотъ Эзра Дженнингсъ опять мн мшаетъ! Я бросилъ дюжину портретовъ, по-крайней-мр, человка съ пгими волосами (волосы на каждомъ портрет были замчательно похожи) въ корзинку для бумагъ — а потомъ написалъ отвтъ Беттереджу. Письмо было самое обыкновенное — но оно имло на меня одно прекрасное дйствіе. Усиліе написать нсколько строкъ на простомъ англійскомъ язык совершенно очистило мой умъ отъ туманныхъ пустяковъ, которые наполняли его со вчерашняго дня.
Посвятивъ себя опять разъясненію непроницаемой загадки, которое мое положеніе представляло мн, я теперь старался разршить это затрудненіе съ чисто практической точки зрнія. Такъ какъ событія достопамятной ночи были еще непонятны для меня, я оглянулся нсколько назадъ и искалъ въ моемъ воспоминаніи о раннихъ часахъ въ день рожденья какого-нибудь происшествія, которое помогло бы мн отыскать ключъ къ загадк.
Не случилось ли чего-нибудь въ то время, какъ Рэчель и я кончали раскрашивать дверь? ели поздне, когда я здилъ въ Фризинголлъ? или посл, когда я воротился съ Годфри Эбльуайтомъ и его сестрами? или еще поздне, когда я отдалъ Рэчель Лунный камень? или еще поздне, когда пріхали гости и мы вс сли за обденный столъ? Моя память очень легко отвчала на вс эти вопросы, пока я не дошелъ до послдняго. Оглядываясь на событія, случившіяся за обдомъ въ день рожденія, и вдругъ всталъ въ туникъ. Я не оказался даже способенъ врно припомнить число гостей, сидвшихъ за однимъ столомъ со мною.
Увидть, что я оказываюсь тутъ совершенно несостоятельнымъ, и заключить вслдствіе этого, что событія, случившіяся за обдомъ, непремнно стоятъ того, чтобы изслдовать ихъ, составляло часть одного и того же умственнаго процеса для меня. Я думаю, что и другіе въ подобномъ положеніи разсуждали бы такъ же, какъ и я. Когда наши собственные интересы заставляютъ насъ изслдовать самихъ себя, мы натурально подозрваемъ то, что намъ неизвстно. Узнавъ имена тхъ которыя присутствовали за обдомъ, я ршился — какъ способъ дополнить несостоятельность моей собственной памяти — обратиться къ памяти другихъ гостей, записать все, что они могла припомнить о событіяхъ, случившихся въ день рожденія, и испробовать результатъ, полученный такимъ образомъ посредствомъ того, что случилось посл отъзда гостей.
Послдняя и самая новая изъ моихъ многочисленныхъ попытокъ въ искусств производить розыски — что Беттереджъ, вроятно, приписалъ бы тому, что во мн въ эту минуту одержало верхъ проницательная или французская сторона — стоитъ того, чтобы о ней упомянуть. Какъ ни невроятно можетъ это показаться, но я теперь ршительно пробрался къ самому корню дла наконецъ. Мн нуженъ былъ только намекъ, который руководилъ бы меня къ прямому направленію съ самаго начала. Не прошло еще другого дня, а намекъ былъ мн данъ однимъ изъ тхъ гостей, которые присутствовали на пиршеств въ день рожденія.
Имя въ виду этотъ планъ дйствія, я долженъ былъ прежде всего имть полный списокъ гостей. Это я легко могъ получить отъ Габріеля Беттереджа. Я ршился въ тотъ же день воротиться въ Йоркширъ и начать мое изслдованіе на слдующее утро.
Было уже поздно отправляться съ тмъ поздомъ, который узжалъ изъ Лондона до полудня. Ничего боле не оставалось, какъ ждать около трехъ часовъ отправленія слдующаго позда. Не могъ ли я сдлать чего-нибудь въ Лондон, что могло бы полезно занять этотъ промежутокъ времени?
Мысли мои опять упорно воротились къ обду въ день рожденія.
Хотя я забылъ число и но большей части имена гостей, я вспомнилъ довольно скоро, что большая часть изъ нихъ пріхали изъ Фризинголла или его окрестностей. Но большая часть не значила еще вс. Нкоторые изъ насъ были не всегдашними жителями въ этомъ графств. Я самъ былъ одинъ изъ нихъ, мистеръ Мртуэтъ другой, Годфри Эбльуайтъ третій. Мистеръ Брффъ — нтъ, я припомнилъ, что дла помшали мистеру Брффу пріхать. Не было ли дамъ, которыя постоянно жили бы въ Лондон? Я могъ только припомнить миссъ Клакъ, принадлежащую къ этой послдней категоріи. Однако, вотъ уже трое гостей по-крайней-мр, съ которыми мн полезно было бы повидаться прежде, чмъ я уду изъ Лондона.
Я тотчасъ похалъ въ контору мистера Брффа, не зная адреса тхъ лицъ, которыхъ искалъ, и думая, что можетъ быть онъ по, можетъ мн отыскать ихъ. Мистеръ Брффъ оказался такъ занятъ, что не могъ удлить мн боле минуты своего драгоцннаго времени. Въ эту минуту, однако, онъ усплъ ршить — самымъ непріятнымъ образомъ — вс вопросы, которые я сдлалъ ему.
Во-первыхъ, онъ считалъ мою новоизобртенную методу отыскивать ключъ къ тайн слишкомъ фантастической для того, чтобы о ней можно было серьзно разсуждать. Во-вторыхъ, въ-третьихъ и четвертыхъ, мистеръ Мртуэтъ возвращался теперь назадъ на мсто своихъ прошлыхъ приключеній, миссъ Клакъ потерпла потерю и поселилась изъ экономіи во Франціи, мистера Годфри Эбльуайта, можетъ, бытъ, можно было найти гд-нибудь въ Лондон. Не узнать ли мн въ его клуб? А можетъ быть я извиню мистера Брффа, если онъ воротится къ своему длу и пожелаетъ мн добраго утра?
Поле розысковъ въ Лондон теперь такъ ограничилось, что пн оставалось только узнать адресъ Годфри. Я послушался совта стряпчаго и похалъ въ его клубъ.
Въ передней я встртилъ одного изъ членовъ, который былъ старый пріятель моего кузена, а также и мой знакомый. Этотъ джентльмэнъ, сказавъ мн адресъ Годфри, разсказалъ мн два недавнихъ происшествія изъ его жизни, которыя были важны сами по себ и еще не дошли до ушей моихъ.
Оказалось, что вмсто того, чтобы придти въ отчаяніе, когда Рэчель взяла назадъ данное ему слово, онъ вскор посл того сдлалъ предложеніе другой молодой двиц, которая слыла богатой наслдницей. Предложеніе его было принято и бракъ считался дломъ ршеннымъ, Тутъ опять помолвка внезапно и неожиданно разошлась — и на этотъ разъ по милости серьзнаго несогласія въ мнніяхъ между женихомъ и отцомъ невсты по случаю брачнаго контракта.
Какъ бы въ вознагражденіе за эту вторую брачную неудачу, Годфри вскор посл того сдлался предметомъ вниманія въ денежномъ отношеніи одной изъ его многочисленныхъ почитательницъ. Богатая и пожилая дама — чрезвычайно уважаемая въ обществ Материнскаго попечительства и большая пріятельница миссъ Клакъ (которой она не отказала ничего, кром траурнаго кольца) — завщала чудному и достойному Годфри пять тысячъ фунтовъ. Получивъ это прекрасное прибавленіе къ своимъ скромнымъ денежнымъ ресурсамъ, онъ, говорятъ, почувствовать необходимость нсколько отдохнуть отъ своихъ благотворительныхъ трудовъ и по предписанію доктора ‘отправился ни континентъ, такъ какъ это могло впослдствіи принести пользу его здоровью’. Если мн нужно видть его, то я долженъ не теряя времени сдлать ему визитъ.
Я отправился сдлать ему мой визитъ.
Та же самая роковая судьба, которая заставила меня опоздать однимъ днемъ къ приставу Кффу, заставила меня также опоздать однимъ днемъ къ Годфри. Онъ ухалъ наканун утромъ въ Дувръ. Онъ отправлялся въ Остендэ и слуга его думалъ, что онъ подетъ въ Брюссель. Время его возвращенія было не ршено, но я могъ быть увренъ, что онъ будетъ въ отсутствія, по-крайней-мр, три мсяца.
Я воротился на мою квартиру нсколько пріунывъ. Троихъ гостей, бывшихъ на обд въ день рожденія — и вс трое исключительно умные люди — были далеко отъ меня и именно въ то время, когда для меня было такъ важно имть съ ними сообщеніе. Мои послднія надежды теперь основывались на Беттередж и на друзьяхъ покойной лэди Вериндеръ, которыхъ я могъ еще найти живущихъ въ сосдств деревенскаго дома Рэчель.
На этотъ разъ я прямо отправился въ Фризинголлъ, такъ какъ этотъ городъ теперь былъ центральнымъ пунктомъ моихъ розысковъ. Я пріхалъ вечеромъ слишкомъ поздно, для того, чтобы видться съ Беттереджемъ. На слдующее утро я отправилъ къ нему гонца съ письмомъ, прося его пріхать ко мн въ гостинницу такъ скоро, какъ только ему будетъ возможно.
Припавъ предосторожность — отчасти для того, чтобы сократить время, отчасти для того, чтобы доставить удобства Беттереджу — послать моего гонца въ наемной карет, я могъ надяться, если не случится никакихъ замедленій, видть старика мене чмъ черезъ два часа посл того времени, какъ я послалъ за намъ. Въ этотъ промежутокъ я началъ мои розыски между гостями, присутствовавшими на обд въ день рожденія, лично знакомыми мн я находившимися у меня подъ рукою. Это были мои родственники Эбльуайты и мистеръ Канди. Докторъ выразилъ особое желаніе видть меня я жидъ въ смежной улиц. Итакъ, я прежде отправился къ мистеру Канди.
Посл того, что сказалъ мн Беттереджъ, я натурально ожидалъ найти на лиц доктора слды сильной болзни, отъ которой онъ пострадалъ. Но я вовсе не былъ приготовленъ къ такой перемн, какую увидалъ въ немъ, когда онъ вошелъ въ комнату и пожалъ мн руку. Глаза его были тусклы, волосы совершенно посдли, лицо сморщилось, фигура съежилась. Я смотрлъ на когда-то живого, болтливого, веселаго маленькаго доктора — соединеннаго въ моемъ воспоминаніи съ неисправимыми маленькими нескромностями и безчисленными шуточками — и не видалъ никакихъ остатковъ его прежней личности, кром прежней наклонности къ пошлому щегольству въ одежд. Человкъ этотъ былъ обломокъ прежняго, но одежда его и вещицы — какъ жестокая насмшка перемны, совершившейся въ немъ — были пестры и ярки какъ прежде.
— Я часто думалъ о васъ, мистеръ Блэкъ, сказалъ онъ: — и искренно радъ увидть васъ опять наконецъ. Если я могу сдлать что-нибудь для васъ, пожалуйста распоряжайтесь моими услугами, сэръ — пожалуйста распоряжайтесь моими услугами.
Онъ сказалъ эти простыя и обыкновенныя слова съ ненужной откровенностью и жаромъ, и съ любопытствомъ узнать, что привело меня въ Йоркширъ, которое онъ совершенно — я могъ бы сказать ребячески — былъ неспособенъ скрыть.
Съ цлью, которую я имлъ въ виду, я разумется предвидлъ, необходимость вступить въ личное объясненіе, прежде чмъ могъ надяться заинтересовать людей, по большей части постороннихъ для меня, употребить вс ихъ силы для того, чтобы помочь моимъ розыскамъ. По дорог въ Фризинголлъ я придумалъ, каково должно быть мое объясненіе, и воспользовался случаемъ, теперь представившимся мн, испытать дйствіе этого объясненія на мистер Канди.
— Я недавно былъ въ Йоркшир и вотъ теперь опять явился въ Йоркширъ по длу довольно романическому, сказалъ я.— Въ этомъ дл, мистеръ Канди, вс друзья покойной лэди Вериндеръ принимаютъ участіе. Вы помните таинственную пропажу индійскаго алмаза около года тому назадъ. Недавно случились обстоятельства, подающія надежду, что этотъ алмазъ можно отыскать, и я, какъ членъ фамиліи, принимаю участіе въ этихъ розыскахъ. Между препятствіями, встрчающимися мн, необходимо собрать вс улики, которыя были собраны въ то время, и даже боле, если возможно. Въ этомъ дл есть нкоторыя особенности, которыя длаютъ необходимымъ оживить мои воспоминанія обо всемъ, что случилось въ этомъ дом вечеромъ въ день рожденія миссъ Рэчель. И я осмливаюсь обратиться къ друзьямъ ея покойной матери, которые присутствовали при этомъ, помочь мн своими воспоминаніями…
Я дошелъ до этого въ моемъ объясненіи — когда вдругъ остановился, ясно увидвъ по лицу мистера Канди, что мои опытъ совершенно неудался.
Маленькій докторъ тревожно щипалъ кончики своихъ пальцевъ все время, пока говорилъ. Его тусклые, водянистые глаза были устремлены на мое лицо съ такимъ безсмысленнымъ выраженіемъ, которое видть было очень мучительно. Невозможно было угадать о чемъ онъ думаетъ. Ясно было видно только одно, что мн не удалось посл двухъ-трехъ первыхъ словъ привлечь его вниманіе. Единственная возможность заставить его прійти въ себя заключалась въ перемн предмета разговора. Я немедленно попытался заговорить о другомъ.
— Вотъ что привело меня въ Фризинголлъ, сказалъ я весело.— Теперь, мистеръ Канди, ваша очередь. Вы поручили Габріэлю Беттереджу сказать мн…
Онъ пересталъ щипать пальцы и вдругъ развеселился.
— Да! да! да! воскликнулъ онъ съ жаромъ.— Такъ! я поручилъ сказать вамъ!
— И Беттереджъ сообщилъ мн это въ письм, продолжалъ я.— Вы хотли что-то сказать мн въ первый разъ, какъ я буду въ здшнихъ окрестностяхъ. Ну, мистеръ Канди, вотъ я здсь!
— Вотъ вы здсь! повторилъ докторъ.— И Беттереджъ былъ совершенно правъ. Я хотлъ что-то вамъ сказать. Я далъ ему это порученіе. Беттереджъ человкъ удивительный. Какая память! Въ его лта какая память!
Онъ опять замолчалъ и началъ снова щипать пальцы. Вспомяпвъ, что я слышалъ отъ Беттереджа о послдствіяхъ горячки на его память, я продолжалъ разговоръ въ надежд, что, можетъ быть, помогу маленькому доктору.
— Какъ давно мы не встрчались! сказалъ я.— Мы видли другъ друга въ послдній разъ на обд въ день рожденья, послднемъ обд, который давала моя бдная тетушка.
— Такъ! такъ! вскричалъ мистеръ Канди.— На обд въ день рожденья!
Онъ вскочилъ съ своего мста и посмотрлъ на меня. Густой румянецъ вдругъ разлился по его поблекшему лицу, онъ опять вдругъ опустился на стулъ, какъ бы сознавая, что обнаружилъ слабость, которую ему хотлось бы скрыть. Жалко было видть, что онъ сознаетъ недостатокъ своей памяти и желаетъ скрыть это отъ вниманія своихъ друзей.
До-сихъ-поръ онъ затронулъ только мое состраданіе. Но слова, сказанныя имъ сейчасъ — хотя ихъ было не много — тотчасъ возбудили мое любопытство до крайней степени. Обдъ въ день рожденья уже сдлался событіемъ прошлаго, на которое я смотрлъ съ странной смсью надежды и недоврія. И вдругъ оказывалось, что объ обд въ день рожденья мистеръ Канди обязанъ сказать мн нчто важное!
Я старался опять помочь ему. Но на этотъ разъ причиною моего состраданія были мои собственныя выгоды, и он заставили меня слишкомъ поторопиться къ достиженію цли, которую я имлъ въ виду.
— Теперь скоро минетъ годъ, сказалъ я: — тому, какъ мы сидли за этимъ пріятнымъ столомъ. Не записано ли у васъ — въ вашемъ дневник или въ чемъ-нибудь другомъ — то, что вы хотли мн сказать?
Мистеръ Канди понялъ мой намекъ и показалъ мн, что онъ принялъ его за оскорбленіе.
— Мн вовсе не нужно записывать, мистеръ Блэкъ, сказалъ онъ довольно холодно.— Я еще не такъ старъ и на мою память (благодаря Бога!) еще можно положиться.
Безполезно говорить, что я сдлалъ видъ, будто не понялъ, что онъ обидлся.
— Я желалъ бы сказать то же самое о моей памяти, отвчалъ я.— Когда я стараюсь думать о вещахъ, случившихся годъ тому назадъ, я не нахожу мои воспоминанія такими ясными, какъ я желалъ бы. Напримръ, обдъ лэди Вериндеръ…
Мистеръ Канди опять развеселился, какъ только эти слова сорвались съ моихъ губъ.
— А! Обдъ, обдъ лэди Вериндеръ! воскликнулъ онъ съ большимъ жаромъ, чмъ прежде.— Я долженъ сказать вамъ кое-что объ этомъ обд.
Глаза его опять посмотрли на меня съ вопросительными, выраженіемъ, такимъ жалобнымъ, такимъ пристальнымъ, такимъ безсмысленнымъ, что жалко было видть. Очевидно, онъ сильна старался, и старался напрасно, возвратить потерянное воспоминаніе.
— Обдъ былъ очень пріятный, вдругъ заговорилъ онъ съ такимъ видомъ, какъ будто говорилъ именно то, что хотлъ сказать.— Очень пріятный обдъ, мистеръ Блэкъ, не правдали?
Онъ кивнулъ головой, улыбнулся и какъ будто думалъ, бдняжка, что ему удалось скрыть совершенную потерю его памяти посредствомъ присутствія духа.
Это было такъ прискорбно, что я тотчасъ перемнилъ разговоръ — какъ глубоко ни былъ я заинтересованъ тмъ, чтобы онъ возвратилъ свою потерянную намять — и заговорилъ о предметахъ мстнаго интереса.
Тутъ онъ болталъ довольно бгло. Вздорныя сплетни и ссоры въ город, случившіяся мсяцъ тому назадъ, довольно скоро приходили къ нему на намять. Онъ болталъ съ говорливостью прежнихъ временъ, но были минуты, даже среди полнаго краснорчія его болтовни, когда онъ вдругъ колебался, смотрлъ на меня съ минуту опять съ безсмысленной вопросительностью въ глазахъ, преодолвалъ себя — и опять продолжалъ. Я терпливо покорялся моему мученичеству (конечно, для человка съ космополитскими симпатіями и слушать съ молчаливой безропотностью новости провинціальнаго городка было мученичествомъ), когда часы на камин показали мн, что мой визитъ продолжался боле чмъ полчаса. Имя теперь нкоторое право считать жертву совершившеюся вполн, я всталъ проститься. Когда мы пожимали другъ другу руку, мистеръ Канди самъ заговорилъ опять объ обд въ день рожденія.
— Какъ я радъ, что мы опять увидлись, сказалъ онъ: — у меня лежало на душ, мистеръ Блэкъ, поговорить съ вами. Объ обд лэди Вериндеръ знаете? Пріятный былъ обдъ по истин пріятный, неправдали?
Повторивъ эту фразу, онъ какъ-будто почувствовалъ увренность, что не допустилъ меня подозрвать въ немъ недостатокъ памяти, какъ чувствовалъ эту увренность прежде. Пристальное выраженіе опять помрачило его лицо, сначала онъ какъ-будто хотлъ проводить меня до парадной двери, потомъ вдругъ передумалъ, позвонилъ слугу и остался въ гостиной.
Я медленно спустился съ лстницы, чувствуя печальное убжденіе, что докторъ дйствительно желалъ сказать мн что-то чрезвычайно важное для меня и что нравственно былъ неспособенъ сдлать это. Усиліе вспомнить о томъ, что онъ желалъ сказать мн, было слишкомъ очевидно единственнымъ усиліемъ, котораго способна была достигнуть его ослабвшая память.
Когда я сошелъ съ лстницы и повертывалъ въ переднюю, гд-то въ нижнемъ этаж дома тихо отворилась дверь и кроткій голосъ сказалъ позади меня:
— Я боюсь, сэръ, что вы нашли грустную перемну въ мистер Канди.
Я обернулся и очутился лицомъ-къ-лиц съ Эзра Дженнингсъ.

Глава IX.

Хорошенькая горничная доктора стояла у парадной двери, держа ее для меня растворенною. Дневной свтъ ярко освщалъ переднюю и падалъ прямо на лицо помощника мистера Канди, когда я обернулся и увидалъ его.
Невозможно было оспаривать утвержденія Беттереджа, что наружность этого человка, съ обыкновенной точки зрнія, говорила противъ него. Цвтъ лица, смуглый какъ у цыгана, худыя, впалыя щеки, задумчивые глаза и странные, клочками посдвшіе волосы, поражающее противорчіе между лицомъ и фигурою, которое ему придавало видъ и старый и молодой въ одно и то же время — все боле или мене производило невыгодное для него впечатлніе на человка чужого. Со всмъ тмъ, хотя я конечно испыталъ это впечатлніе, общее всмъ я не могу не сознаться, что Эзра Дженнингсъ возбуждалъ во Мн безотчетное сочувствіе, противъ котораго я устоять не могъ. Званіе свтскихъ приличій предписывало мн отвчать на его вопросъ тмъ, что я дйствительно нахожу грустную перемну въ мистер Канди, а потомъ отправиться своею дорогою и выйти изъ дому, но сочувствіе къ помощнику доктора точно приковало меня на мст и доставило ему случай, котораго онъ очевидно искалъ, поговорить со мною наедин о своемъ хозяин.
— Въ въ одну ли сторону со мною вы идете, мистеръ Дженнингсъ? спросилъ я, замтивъ, что у него въ рук шляпа.— Я иду навстить мою тетку, мистриссъ Эбльуайтъ. Эзра Дженнингсъ сказалъ, что идетъ въ ту же сторону, къ больному.
Мы вышли изъ дома вмст. Я замтилъ, что хорошенькая служанка, я идо которой озарилось самою любезною улыбкою, когда я при выход изъ дома пожелалъ ей добраго утра, выслушала скромное порученіе моего спутника, относительно времени, когда онъ воротится, надувъ губи и намренно перебгая глазами съ одного предмета на другой, лить бы не смотрть ему въ лицо. Очевидно, бднякъ въ дом любимъ не былъ. По словамъ Беттереджа, онъ и вн дома не пользовался популярностью.
‘Что за жизнь! подумалъ я, пока мы сходили съ парадной лстницы доктора.
Разъ уже заговоривъ съ своей стороны о болзни мистера Канди, Эзра Дженннигсь повидимому ршился предоставить мн возобновить этотъ разговоръ. Его молчаніе говорило ясно: ‘Теперь очередь за вами’. Я имлъ свои причины возвратиться къ разговору о болзни мистера Канди и охотно взялъ на себя заговорить первыя.
— Судя по перемн, которую я въ немъ нахожу, началъ я:— болзнь мистера Канди была гораздо опасне, чмъ я предполагалъ.
— Почти чудо, что онъ перенесъ ее, отвтилъ Эзра Дженнингсъ.
— Его память никогда не бываетъ лучше, чмъ я нашелъ ее сегодня? Онъ все заговаривалъ со мною о чемъ-то…
— Что случилось передъ его болзнью? договорилъ онъ вопросительно, замтивъ, что я колеблюсь.
— Именно.
— Его воспоминаніе о событіяхъ этого прошлаго ослабло безвозвратно, сказалъ Эзра Дженнингсъ.— Почти надо жалть, что онъ сохранилъ еще жалкіе остатки. Смутно припоминая намренія, которыя имлъ передъ болзнью, вещи, которыя собирался сдлать или сказать, онъ ршительно не въ состояніи вспомнить, въ чемъ намренія эта заключались и что онъ долженъ былъ сказать или сдлать. Онъ мучительно сознаетъ спой недостатокъ памяти и мучается, стараясь, какъ вы вроятно замтили, скрыть это отъ вниманія другихъ. Еслибъ онъ поправился, совершенно забывъ о прошломъ, онъ былъ бы счастливе, Мы вс, быть можетъ, чувствовали бы себя счастливе, прибавилъ онъ съ грустною улыбкою: — еслибъ могли вполн забыть!
— Въ жизни каждаго человка, возразилъ я: — наврное найдутся минуты, съ воспоминаніемъ о которыхъ онъ разстаться не захочетъ.
— Надо надяться, что это можно сказать о большей части людей, мистеръ Блэкъ. Я опасаюсь однако, что относительно всхъ это не будетъ справедливо. Имете ли вы поводъ предполагать, чтобы для васъ составляло важный вопросъ: успетъ мистеръ Канди или нтъ уловить то воспоминаніе, которое онъ тщетно силился воскресить въ своей памяти, говоря теперь съ вами?
Онъ коснулся по собственному побужденію именно того, о чемъ я съ нимъ хотлъ посовтоваться. Мое сочувствіе къ этому странному человку заставило меня подъ вліяніемъ минутнаго впечатлнія дать ему случай говорить со мною, съ тмъ однако, что я съ своей стороны выскажусь относительно его хозяина не прежде, чмъ удостоврюсь, можно ли положиться на его скромность и деликатность. То немногое, что онъ уже сказалъ, было достаточно, чтобы убдить меня, что онъ не изъ простого класса. Въ немъ было то, что я назову естественнымъ достоинствомъ и что не въ одной Англіи, но во всхъ образованныхъ странахъ, врный признакъ хорошаго воспитанія. Какую бы цль онъ ни имлъ въ виду своимъ послднимъ вопросомъ, я былъ увренъ, что могу ему отвтить въ нкоторой степени откровенно.
— Для меня, я полагаю, очень важно выслдить утраченное воспоминаніе, которое мистеръ Канди не въ силахъ припомнить самъ, сказалъ я.— Не можете ли вы мн указать какой-нибудь способъ помочь его памяти?
Эзра Дженинитсъ взглянулъ на меня съ минутнымъ проблескомъ участія въ его задумчивыхъ, карихъ глазахъ.
— Памяти мистера Канди ничто помочь не можетъ, отвтилъ онъ.— Я столько разъ пробовалъ ей помогать съ-тхъ-поръ, какъ онъ выздоровлъ, что могу это утверждать положительно.
Слова его огорчили меня и я не скрылъ этого.
— Сознаюсь, вы мн подали надежду на отвтъ боле удовлетворительный, сказалъ я.
Онъ улыбнулся.
— Быть можетъ, это отвтъ не окончательный, мистеръ Блэкъ. Быть можетъ, найдется способъ выслдить воспоминаніе, утраченное мистеромъ Канди, не прибгая къ нему самому.
— Въ-самомъ-дл? Не будетъ ли съ моей стороны нескромно, если я спрошу… какъ?
— Ни въ какомъ случа. Единственное, что меня затрудняетъ при отвт, это затрудненіе объясниться. Могу ли я разсчитывать на ваше терпніе, если еще разъ вернусь къ болзни мистера Канди, и говоря о ней на этотъ разъ, я васъ не избавлю отъ нкоторыхъ подробностей, относящихся къ моей профессіи?
— Прошу васъ продолжайте! Вы меня уже заинтересовали въ высшей степени.
Мое любопытство, казалось, забавляло его, и.ш, чтобы выразиться врне, оно ему было пріятно. Онъ улыбнулся опять. Мы въ это время оставили за собою послдніе дома Фризинголла. Эзра Дженнингсъ остановился нарвать цвтовъ съ живой изгороди у дороги.
— Какъ они красивы! сказалъ онъ просто, показывая мн свои маленькій букетъ.— А въ Англіи, повидимому, мало людей восхищается ими такъ, какъ они того заслуживаютъ.
— Вы не всегда жили въ Англіи? замтилъ я.
— Нтъ, я родился и отчасти выросъ въ одной изъ нашихъ колоніи. Мой отецъ былъ англичанинъ, а мать моя… Мы совсмъ удалились отъ нашего предмета, мистеръ Блэкъ, и вина моя. Говоря но правд, съ этими скромными маленькими цвтками для меня связаны воспоминанія… не въ томъ дло, мы говорили о мистер Канди, къ нему и вернемся.
Когда онъ сказалъ немногія слова о себ самомъ, вырвавшіяся у него невольно, съ грустнымъ взглядомъ на жизнь, что-счастье человка состоитъ въ полномъ забвеніи прошлаго, я убдился, то выраженіе его лица меня не обмануло. Въ двухъ отношеніяхъ, по-крайней-мр, оказывалась справедлива грустная исторія, которую я въ немъ прочелъ. Онъ выстрадалъ то, что выносятъ немногіе, и въ крови его была примсь породы чужестранной.
— Вы врно слышали о первоначальной причин болзни мистера Канди? заговорилъ онъ опять.— Въ ночь посл обда у лэди Вериндеръ шелъ проливной дождь. Мистеръ Канди халъ подъ нимъ въ своемъ гиг и вернулся домой промокшій до костей. Его ждалъ посланный отъ больного съ убдительною просьбою пріхать не медля. Къ несчастью, онъ отправился къ своему паціенту не данъ себ время переодться. Я самъ былъ задержанъ въ эту ночь у больного въ нкоторомъ разстояніи отъ Фризинголла. Когда я вернулся на слдующее утро, меня уже поджидалъ у двери перепуганный грумъ мистера Канди и тотчасъ повелъ въ комнату своего господина. Въ это время вредъ уже былъ нанесенъ, болзнь вступила въ свои права.
— Мн ее назвали просто горячкою, сказалъ я.
— И я не могу ничего прибавить, что бы опредляло ее точне, отвтилъ Эзра Дженнитггсъ.— Отъ начала и до конца болзнь не принимала какого-либо опредленнаго вида. Не теряя времени я послалъ за двумя пріятелями мистера Канди, также медиками въ Фризинголл, чтобы узнать ихъ мнніе о болзни. Они согласились со мною, что она серьезна, но относительно леченія наши взгляды было діаметрально противоположны. Основываясь на пульс больного, мы выводили заключенія совершенно разныя. Ускоренное біеніе пульса побуждало ихъ настаивать на леченіи успокоительномъ, какъ единственномъ, котораго слдовало держаться. Я же съ своей стороны хотя не опровергать ускореннаго біенія пульса, тмъ не мене указывалъ на его страшную слабость, какъ на признакъ истощеннаго состоянія организма, а слдовательно и необходимости прибгнуть къ средствамъ возбудительнымъ. Оба доктора были того мннія, чтобы посадить больного на кашицу, лимонадъ, ячменный отваръ и такъ дале. Я бы ему далъ шампанскаго или водки, амміаку и хинины. Важное различіе во взглядахъ, какъ видите, и между кмъ же? между двумя медиками, пользующимися общимъ уваженіемъ въ город, и пришельцемъ, который только былъ помощникомъ доктора! Въ первые дни мн не оставалось другого, какъ покориться вол людей, поставленныхъ выше меня. Больной между тмъ упадалъ силами все боле и боле. Я ршился на вторичную попытку указать на ясное, неоспоримо ясное свидтельство пульса. Быстрота его не уменьшилась нисколько, а слабость возрасла. Доктора оскорбились моимъ упорствомъ. Они сказали:
‘— Мистеръ Дженнингсъ, или мы лечимъ больного, или вы. Кто же изъ насъ?
— Господа, отвтилъ я: — дайте мн пять минутъ на размышленіе и вы на ясный вашъ вопросъ получите ясный отвтъ.
‘По прошествіи назначеннаго срока ршеніе мое было принято.
‘ — Вы положительно отказываетесь пробовать леченіе возбудительными средствами? спросилъ я.
‘Они отказались въ двухъ словахъ.
‘— А я намренъ приступить къ нему не медля, господа.
‘— Пробуйте, мистеръ Дженнингсъ, и мы откажемся отъ леченія.
— Я послалъ въ погребъ за бутылкою шампанскаго и самъ далъ больному выпить добрыхъ полстакана. Доктора молча взялись за шляпы и удалились.
— Вы на себя взяли большую отвтственность, замтилъ я.— Едвали бы я отъ нея не уклонился на вашемъ мст.
— На моемъ мст, мистеръ Блэкъ, вы бы вспомнили, что мистеръ Канди взялъ васъ къ себ въ домъ при обстоятельствахъ, которыя длали васъ его должникомъ на всю жизнь. На моемъ мст вы бы видли, что онъ упадаетъ силами съ каждымъ часомъ, и ршились бы рисковать всмъ скоре, чмъ дать умереть на своихъ глазахъ единственному человку на свт, оказавшему вамъ пріязнь. Не думайте, чтобы я не сознавалъ ужаснаго положенія, въ которое себя поставилъ. Были минуты, когда я чувствовалъ всю горечь моего одиночества, всю опасность страшной отвтственности, лежащей на мн. Будь я человкъ счастливый, будь жизнь моя исполнена одного благоденствія, кажется, я изнемогъ бы подъ бременемъ обязанности, которую на себя возложилъ. Но у меня не было счастливаго прошлаго, на которое бы я могъ оглянуться, не бывало душевнаго спокойствія, которое бы составляло рзкую противоположность съ настоящею мучительною неизвстностью — и я твердо выдержалъ до конца. Для необходимаго мн отдыха я выбиралъ часокъ посреди дня, когда состояніе больного било всего удовлетворительне. Все остальное время сутокъ я не отходилъ отъ его кровати, нона жизнь его находилась въ опасности. Къ захожденію солнца, какъ бываетъ всегда въ подобныхъ случаяхъ, открывался бредъ, обыкновенный въ горячк. Онъ продолжался всю ночь, боле или мене, и стихалъ въ грозные часы ранняго утра — отъ двухъ до идти — когда жизненныя силы даже самыхъ здоровыхъ изъ насъ доходятъ до нижайшей своей степени. Тогда смерть пожинаетъ наиболе обильную человческую жатву. Тогда я вступалъ с.ъ нею въ борьбу у кровати, кому достанется лежащій на ней больной, мн или ей. Я не уклонялся ни разу отъ леченія, для котораго жертвовалъ собою. Когда вина не было достаточно, я прибгалъ къ водк. Когда другія возбудительныя средства утратили свое дйствіе, я удвоилъ пріемъ. Посл продолжительной неизвстности — подобную которой я молю Бога не посылать мн никогда боле — насталъ день, когда ускоренное біеніе пульса немного, но замтно стало стихать и въ немъ мало-по-малу неоспоримо оказывалось боле равномрности и силы. Тогда я зналъ, что спасъ его, и сознаюсь, тогда мн измнила моя твердость. Я опустилъ исхудалую руку бднаго больного на постель и зарыдалъ. Истерическій припадокъ, мистеръ Блэкъ, ничего боле! Физіологія говоритъ, и говоритъ справедливо, что нкоторые мущины надлены женскимъ сложеніемъ — я въ числ ихъ!
Это безпощадно научное оправданіе своихъ словъ онъ сказалъ спокойно и естественно, какъ говорилъ все остальное. Его тонъ и манера отъ начала до конца изобличали особенное, почти болзненное стараніе не выставлять себя предметомъ участія.
— Вы меня спросите, зачмъ я вамъ докучалъ этими подробностями, продолжалъ онъ.— Я не видлъ другого способа подготовить васъ надлежащимъ образомъ къ тому, что мн предстоитъ сказать. Теперь вы ознакомлены въ точности съ моимъ положеніемъ во время болзни мистера Канди и тмъ легче поймете, какъ жестоко я нуждался въ томъ, чтобы доставлять себ по временамъ нкотораго рода душевное облегченіе. Нсколько лтъ назадъ я вздумалъ въ свободные часы писать книгу, обращенью къ моемъ собратамъ по профессіи — книгу о сложныхъ и затруднительныхъ вопросахъ, относящихся мозга и нервной системы. Моя работа, вроятно, никогда кончена не будетъ и конечно издана не будетъ никогда. Тмъ не мене, она мн была товарищемъ многихъ одинокихъ часовъ, она же помогла мн убивать какъ-нибудь время — время мучительнаго ожиданія въ бездйствіи — у кровати мистера Канди. Я вамъ кажется сказалъ, что у него былъ бредъ? Я даже опредлилъ время, когда онъ начинался, если не ошибаюсь?
— Да, вы говорили.
— Итакъ, я дошелъ тогда въ своей книг до отдленія, гд именно обсуждался бредъ этого рода. Я не стану васъ утруждать подробнымъ изложеніемъ моей теоріи по этому предмету и ограничусь только тмъ, что для васъ представляетъ интересъ въ настоящемъ случа. Съ-тхъ-поръ какъ я практикую, мн не разъ приходило сомнніе, слдуетъ ли заключать въ случа бреда, что потеря способности выражаться послдовательно неминуемо влечетъ за собою утрату способности послдовательнаго мышленія? Болзнь бднаго мистера Канди давала мн случаи уяснить мои сомннія. Я знаю стенографію и легко могъ записывать отрывистыя фразы больного, точь-въ-точь какъ он сходили съ его губъ. Понимаете ли вы теперь, мистеръ Блэкъ, къ чему я все это подвожу?
Я понималъ очень ясно и ожидалъ, что онъ скажетъ дале, едва переводя духъ отъ напряженнаго вниманія.
— Въ разныя времена и урывками, продолжалъ Озри Дженнингсъ:— я переписалъ мои стенографическія замтки письмомъ Обыкновеннымъ, оставивъ большіе промежутки между отрывистыми фразами и даже отдльными словами какъ они срывались безсвязно съ губъ мистера Канди. Съ полученнымъ мною въ результат я поступилъ почти такъ, какъ составляютъ дтскую игру. Сначала все представляется хаосомъ, но стоитъ напасть на руководящую нить, чтобы все привести въ порядокъ и придать всему видъ надлежащій. Дйствуя сообразно этому плану, я наполнилъ проблы тмъ, что слова или фразы по ту и по другую сторону заставляли меня предполагать мнніемъ говорящаго. Я переправлялъ и измнялъ, пока мои вставки не слдовали естественно посл словъ, сказанныхъ до нихъ, и естественно же не примыкали къ словамъ, слдующимъ за ними. Результатомъ оказалось, что я не только занялъ этимъ трудомъ много пустыхъ я мучительныхъ часовъ, но еще достигъ того, что мн казалось подтвержденіемъ моей теоріи. Чтобы выразиться ясне, когда а связалъ отрывчатыя фразы, оказалось, что высшая способность мышленія продолжала свою дятельность къ ум паціента боле или мене связно, тогда какъ низшая способность изложенія мысли поражена была почти совершеннымъ безсиліемъ и разстройствомъ.
— Одно слово! перебилъ я его съ живостью.— Упоминалъ ли онъ въ бреду мое имя?
— Вотъ вы услышите, мистеръ Блэкъ. Въ числ моихъ письменныхъ доказательствъ вышеприведеннаго положенія — или врне слдовало бы сказать, въ числ письменныхъ опытовъ, клонящихся къ тому, чтобы доказать мое положеніе — есть листокъ, гд встрчается ваше имя. Почти цлую ночь мысли мистера Канди заняты были чмъ-то общимъ между вами и имъ. Я записалъ безсвязныя его слова, какъ онъ ихъ говорилъ, на одномъ лист бумаги, а на другомъ мои собственныя соображенія, которыя придаютъ имъ связь. Произведеніемъ, какъ выражаются въ ариметик, оказался ясный отчетъ, во-первыхъ о чемъ то сдланномъ въ прошедшемъ времени, во-вторыхъ, о чемъ-то, что мистеръ Канди намревался сдлать въ будущемъ, еслибы ему не помшала болзнь. Вопросъ теперь въ томъ, представляетъ ли это или нтъ то утраченное воспоминаніе, которое онъ тщетно силился уловить, когда вы его навстили сегодня?
— Въ этомъ не можетъ быть сомннія! вскричалъ я.— Вернемтесь тотчасъ просмотрть бумаги.
— Невозможно, мистеръ Блэкъ.
— Почему?
— Поставьте себя на мое мсто, сказалъ Эзра Дженнингсъ.— Согласились бы вы открыть другому лицу, что высказалъ безсознательно въ болзни вашъ паціентъ и беззащитный другъ, не удостоврившись сперва, что вашъ поступокъ оправдывается необходимостью?
Я понималъ, что возражать ему не было возможности, однако попытался поставить вопросъ къ иномъ свт.
— Мой образъ дйствія въ такомъ щекотливомъ дл, какое представляете вы, отвтилъ а: — завислъ бы преимущественно отъ того, можетъ или нтъ, что я открою, повредить моему другу.
— Я давно уже отстранилъ всякую необходимость обсуждать эту сторону вопроса, сказалъ Эзра Дженнингсъ.— Бембъ мои записки заключали въ себ что-нибудь, что бы мистеръ Капди могъ желать сохранять въ тайн, записки эти давно были бы уничтожены. Mon рукописные опыты у постели моего друга теперь не заключаютъ въ себ ничего, что бы онъ не ршился сообщить другимъ, еслибъ къ нему вернулась память. Относительно васъ я даже имю поводъ предполагать, что въ моихъ запискахъ именно то, что онъ вамъ теперь сказать желаетъ.
— И вы все-таки колеблетесь?
— И я все-таки колеблюсь. Припомните, при какихъ обстоятельствахъ я пріобрлъ свдніе, которое теперь имю. Какъ оно ни безвредно, я не могу ршиться сообщить вамъ его, пока вы мн не представите причины, почему мн это сдлать слдуетъ. Онъ такъ страшно былъ боленъ, мистеръ Блэкъ, онъ находился въ состояніи такомъ безпомощномъ и совершенно въ моей власти! Разв это будетъ слишкомъ много, если я васъ и опрошу только намекнутъ мн, какого рода интересъ для васъ связанъ съ утраченнымъ воспоминаніемъ, или въ чемъ вы полагаете оно состоитъ?
Отвчать ему съ откровенностью, которую вызывала во мн его манера держать себя и говорить, значило бы подвергнуться унизительному сознанію, что меня подозрваютъ въ покраж алмаза. На сколько Эзра Дженнингсъ во мн ни утвердилъ мое первое безотчетное къ нему сочувствіе, онъ не превозмогъ моего непреодолимаго отвращенія раскрыть передъ нимъ позорное положеніе, въ которое я былъ поставленъ. Я прибгнулъ опять къ пояснительнымъ фразамъ, какія имлъ наготов для удовлетворенія любопытства постороннихъ.
На этотъ разъ я повода не имлъ жаловаться на недостатокъ вниманія со стороны моего слушателя. Эзра Дженнингсъ выслушалъ меня до конца не только терпливо, но даже съ тоскливымъ напряженіемъ.
— Мн очень жаль, мистеръ Блэкъ, что я возбудилъ въ васъ надежды для того только, чтобы обмануть ихъ, сказалъ онъ.— Во все время своей болзни, отъ начала до конца, мистеръ Канди не говорилъ ни одного слова объ алмаз. То дло, съ которымъ онъ связывалъ ваше имя, не иметъ, увряю васъ, никакого возможнаго отношенія къ потер или возвращенію драгоцннаго камня миссъ Вериндеръ.
Пока онъ это говорилъ, мы подходили къ мсту, гд большая дорога, по которой мы шли, раздлялась на дв втви. Одна вела къ дому мистера Эбльуайта, другая къ низменной деревн миляхъ въ двухъ или трехъ. Эзра Дженнингсъ остановился у поворота къ деревн.
— Мн дорога сюда, сказалъ онъ.— Я право очень огорченъ, мистеръ Блэкъ, что не могу быть вамъ полезенъ.
Его голосъ удостоврялъ меня въ его искренности. Кроткіе каріе глаза его остановились на мн съ выраженіемъ грустнаго сочувствія. Онъ поклонился и пошелъ но дорог къ деревн не сказавъ боле ни слова.
Съ минуту я стоялъ неподвижно, слдя за намъ взоромъ, пока онъ уходилъ отъ меня все дале и дале, унося съ собою все дале и дале то, что я считалъ наврное разъясненіемъ, котораго доискивался. Пройдя небольшое разстояніе, онъ оглянулся. Увидвъ меня все на томъ же мст, гд мы разстались, онъ остановился, какъ бы спрашивая себя не желаю ли я съ нимъ заговорить опять. Мн времени не оставалось обсуждать мое собственное положеніе, представить себ, что я упускаю случай, который можетъ произвести важный поворотъ въ моей жизни, единственно чтобы польстить вещи не боле значительной, какъ уваженіе мое къ самому себ. Я только имлъ время позвать его назадъ и потомъ уже подумать. Я сильно подозрваю, что въ свт не найдется человка опрометчиве меня.
‘Теперь нечего больше длать, ршилъ я мысленно. ‘Мн ему надо сказать всю правду.’
Онъ тотчасъ повернулъ назадъ. Я пошелъ къ нему на встрчу.
— Я поступилъ съ вами не совсмъ откровенно, мистеръ Дженнингсъ, началъ я.— Доискиваться, въ чемъ состоитъ утраченное воспоминаніе мистера Канди, меня побуждаютъ не розыски по поводу Луннаго камня. Важный личный вопросъ лежитъ въ основаніи моего прізда въ Йоркширъ. У меня одно оправданіе за недостатокъ откровенности съ вами въ этомъ дл. Мн тяжеле, чмъ я могу это выразить, выказывать кому бы то ни было мое настоящее положеніе.
Эзра Дженнингсъ взглянулъ на меня съ смущеніемъ въ первый разъ съ-тхъ-поръ, какъ мы говорили.
— Я не имю на права, ни желанія, мистеръ Блэкъ, возразилъ онъ:— вмшиваться въ ваши частныя дла. Позвольте мн извиниться съ своей стороны въ томъ, что я — вовсе не подозрвая — подвергъ васъ непріятному испытанію.
— Вы полное имете право полагать условія, на которыхъ находите возможнымъ сообщить мн, что услышали у болзненнаго одра мистера Канди. Я понимаю и цню благородство, которое руководитъ вами. Какъ могу я ожидать отъ васъ доврія, если вамъ отказываю въ немъ самъ? Вы должны знать, и вы узнаете, почему мн такъ важно розыскать, что мистеръ Канди хотлъ мн сообщить. Если окажется, что я ошибаюсь въ своихъ ожиданіяхъ, и вы не въ состояніи будете мн помочь, узнавъ настоящую причину моихъ розысковъ, я положусь на вашу честь, чтобы сохранить мою тайну, и что-то говоритъ мн, что довріе мое обмануто не будетъ.
— Остановитесь, мистеръ Блэкъ. Мн еще надо сказать два слова, прежде чмъ позволю вамъ продолжать.
Я взглянулъ на него съ изумленіемъ. Жестокое душевное страданіе, ловігдимому, овладло имъ внезапно и потрясло его до глубины души. Его цыганскій цвтъ лица смнился смертельною сроватою блдностью, глаза его вдругъ засверкали дикимъ блескомъ, голосъ понизился и въ немъ зазвучала суровая ршимость. Скрытныя наклонности этого человка къ добру или ко злу — въ эту минуту трудно было опредлить къ чему именно — выступили наружу и выказались мн съ внезапностью проблеска свта.
— Прежде чмъ вы мн окажете какое-либо довріе, продолжалъ онъ:— вамъ слдуетъ гнать и вы узнаете, при какихъ обстоятельствахъ я былъ принятъ въ домъ мистера Канди. Много времени это не возьметъ. Я не намренъ, сэръ, разсказывать исторію моей жизни (какъ это говорится) кому бы то ни было. Она умретъ со мною. Я только прошу позволенія сообщить вамъ то, что сказалъ мистеру Канди. Если выслушавъ меня, вы не измните своего ршенія насчетъ того, что хотли мн сказать, то мое вниманіе и мои услуги въ вашемъ распоряженіи. Не пройти ли намъ дальше?
Сдерживаемая скорбь въ выраженіи его лица поражала меня безмолвіемъ. На вопросъ его я отвтилъ однимъ знакомь, и мы дошли дале.
Пройдя нсколько сотъ ярдовъ, Эзра Дженнингсъ остановился у отверзтія въ стн изъ сраго камня, которая въ этомъ мст отдляла пустошь отъ дороги.
— Не расположены ли вы немного отдохнуть, мистеръ Блэкъ? спросилъ онъ.— Я уже не то, чмъ былъ прежде, а есть вещи, которыя потрясаютъ меня глубоко.
Я конечно согласился. Онъ прошелъ впередъ черезъ отверзтіе къ клочку дерна на почв, поросшей верескомъ. Со стороны ближайшей въ дорог лужайку обрамляли кусты и щедушныя деревья, въ направленіи же противоположное съ нею открывался величественно-пустынный видъ на все обширное пространство бурой стели. Въ послдніе полчаса небо заволокло. Свтъ смотрлъ тускло, даль виднлась какъ бы въ туман. Чудная природа привтствовала насъ видомъ кроткимъ, тихимъ и безцвтнымъ, безъ малйшей улыбки.
Мы сли молча. Эзра Дженнингсъ, положивъ возл себя шляпу, провелъ рукою по лбу съ очевиднымъ утомленіемъ, провелъ и по удивительнымъ волосамъ своимъ, чернымъ и сдымъ въ перемежку. Онъ отбросилъ отъ себя свой маленькій букетъ изъ полевыхъ цвтовъ съ такимъ движеніемъ, какъ будто воспоминаніе съ нимъ связанное теперь причиняло ему страданіе.
— Мистеръ Блэкъ! сказалъ онъ вдругъ: — вы въ дурномъ обществ. Гнетъ ужаснаго обвиненія лежалъ на мн много лтъ. Я скоре вамъ высказываю худшее. Передъ вами человкъ, жизнь котораго сломана, доброе ими погибло безъ возврата.
Я было хотлъ его перебить, но онъ остановилъ меня.
— Нтъ, нтъ! вскричалъ онъ: — простите, не теперь еще. Не выражайте мн сочувствія, въ которомъ впослдствіи можете раскаяваться какъ въ вещи для себя унизительной. Я упомянулъ о томъ обвиненіи, которое много лтъ тяготетъ на мн. Нкоторыя обстоятельства, связанныя съ нимъ, говорятъ противъ меня. Я не могу себя вынудить къ сознанію, въ чемъ это обвиненіе заключается. Доказать мою невинность я также не имю ршительно никакихъ средствъ. Я только могу утверждать, что я невиненъ. Клянусь въ томъ какъ христіанинъ. Напрасно было бы для меня удостоврять моею честью.
Онъ опять остановился. Я взглянулъ на него, но онъ не поднималъ глазъ. Все существо его казалось поглощено мучительнымъ воспоминаніемъ и усиліемъ говорить.
— Многое могъ бы я сказать, продолжалъ онъ:— о безбожномъ обращеніи со мною моихъ близкихъ и безпощадной вражд, которой и палъ жертвою. Но зло сдлано и неисправимо. Я не хочу ни утомлять, ни наводить на васъ уныніе попустому. При начал моей каррьеры въ этомъ краю низкая клевета, о которой я упоминалъ, убила меня разомъ и навсегда. Я отказался отъ всякаго успха по моей профессіи — неизвстность оставалась мн теперь единственною надеждою на счастье. Я разстался съ тою, которую любилъ — могъ ли я осудить ее раздлять мои позоръ? Мсто помощника доктора открылось въ одномъ изъ отдаленныхъ уголковъ Англіи. Я получилъ его. Оно мн общало спокойствіе, общало неизвстность, такъ думалось мн. Я ошибался. Дурная молва идетъ своимъ медленнымъ путемъ и, благодаря времени и случаю, доходитъ далеко. Обвиненіе, отъ котораго я бжалъ, послдовало за мною. Меня предупредили во время. Я могъ оставить свое мсто добровольно, съ аттестатомъ, мною заслуженнымъ. Онъ доставилъ мн другое мсто, въ другомъ отдаленномъ уголку. Прошло нкоторое время и клевета, убійственная для моей чести, опять отыскала мое убжище. Теперь я предупрежденъ не былъ. Мой хозяинъ сказалъ мн:
‘— Я противъ васъ не имю ничего, мистеръ Дженнингсъ, но вы должны оправдаться или оставить мой домъ.
— Мн выбора не оставалось. Я долженъ былъ отойти. Не къ чему распространяться о томъ, что я вынесъ посл этого. Мн только сорокъ лтъ. Посмотрите на мое лицо и пусть оно вамъ скажетъ душевныя пытки многихъ лтъ. Наконецъ судьба привела меня въ эти края, мистеръ Канди нуждался въ помощник. Относительно моихъ познаній я сослался на отзывъ послдняго моего хозяина. Оставался вопросъ о правилахъ. Я сказалъ ему то же, что сказалъ вамъ, и еще боле. Я предупредилъ его, что представлялись затрудненія даже, въ такомъ случа, еслибъ онъ мн поврилъ. ‘Здсь, какъ и везд’, говорилъ я ему: ‘я пренебрегаю постыдною уверткою жить подъ чужимъ именемъ, въ Фризинголл я огражденъ не боле, чмъ въ другихъ мстахъ отъ тучи, которая преслдуетъ меня, куда бы я ни укрывался,
‘— Я ничего не длаю наполовину, отвтилъ онъ мн: — я врю вамъ и жалю васъ. Если вы готовы пойти на всякій рискъ, что бы ни случилось, я готовъ рисковать съ вами.
— Господь да благословитъ его! онъ мн далъ пріютъ, онъ далъ занятіе, онъ доставилъ мн спокойствіе души, и я имю полное убжденіе — уже нсколько мсяцевъ, какъ я его имю — что теперь не случится ничего, что заставило бы его въ томъ раскаяваться.
— Клевета стихла? спросилъ я.
— Дятельне прежняго. Но когда она дойдетъ сюда, будетъ поздно.
— Вы удете заране?
— Нтъ, мистеръ Блэкъ, меня не будетъ боле въ живыхъ. Десять лтъ я страдаю неизлечимою внутреннею болзнью. Не скрою отъ васъ, я давно далъ бы ей себя убить, еслибъ одна послдняя связь съ жизнью не придавала ей еще нкоторую цну въ моихъ глазахъ. Я хочу обезпечить особу… очень мн дорогую… которую я никогда не увижу боле. То немногое, что мн досталось отъ родителей, не можетъ ограждать ее отъ зависимости. Надежда прожить довольно долго, чтобы довести эту сумму до извстной цифры, побуждала меня бороться противъ болзни облегчительными средствами, какія только я могъ придумать. Дйствительнымъ для меня оказался одинъ опіумъ. Этому всесильному лекарству для утоленія всякой боли я обязанъ отсрочкою многихъ лтъ моего смертнаго приговора. Но и благодтельныя свойства опіума имютъ свои границы. Усиленіе болзни повело меня постепенно отъ леченія опіумомъ къ его злоупотребленію. Теперь я за это доплачиваюсь. Моя нервная система вся потрясена, ночи мои исполнены жестокихъ мукъ. Конецъ уже недалекъ. Пусть онъ придетъ: я жилъ и трудился не напрасно. Небольшая сумма почти составлена и я имю возможность ее пополнить, еслибъ послдній запасъ жизненныхъ силъ истощился ране, чмъ я жду. Не понимаю самъ, какъ я договорился до этого. Я не считаю себя до того низкимъ, чтобы стараться возбудить въ васъ сожалніе ко мн. Быть можетъ, вы скоре мн поврите, узнавъ, что говоря съ вами, я твердо былъ увренъ въ моей скорой смерти. Что вы мн внушили сочувствіе, мистеръ Блэкъ, я скрывать не хочу. Потеря памяти моего бднаго друга послужила мн средствомъ для попытки сблизиться съ вами. Я разсчитывалъ на любопытство, которое могло быть возбуждено въ васъ тмъ, что онъ хотлъ вамъ сказать, и на возможность съ моей стороны удовлетворить его. Разв нтъ для меня извиненія, что о намъ навязался такимъ образомъ? Можетъ быть, и есть. Человкъ, который жилъ подобно мн, иметъ свои горькія минуты, когда размышляетъ о человческой судьб. У васъ молодость, здоровье, богатство, положеніе въ свт, надежды въ будущемъ — вы, и люди подобные вамъ, показываютъ мн солнечную сторону жизни и мирятъ меня съ этимъ свтомъ, передъ тмъ какъ я разстанусь съ нимъ навсегда. Чмъ бы на кончился нашъ разговоръ, а не забуду, что вы мн оказали снисхожденіе, согласившись на него. Теперь зависитъ отъ васъ, сэръ, сказать мн что были намрены или пожелать мн добраго утра.
У меня быль только одинъ отвтъ на этотъ призывъ. Не колеблясь ни минуты, я разсказалъ ему все такъ же откровенно, какъ высказывалъ на этихъ страницахъ.
Онъ вскочилъ на ноги и смотрлъ на меня едва переводя духъ отъ напряженнаго вниманія, когда я дошелъ до главнаго обстоятельства въ моемъ разсказ.
— Положительно достоврно, что я вошелъ въ комнату, говорилъ я:— положительно достоврно, что я взялъ брилліантъ. И на эти два неопровержимые факта я могу сказать только, что сдлалъ я это, если сдлалъ, совершенно безсознательно…
Эзра Дженнингсъ вдругъ схватилъ меня за руку.
Постойте! вскричалъ онъ.— Вы мн сказали боле, чмъ предполагаете. Случалось ли вамъ когда-нибудь принимать опіумъ?
— Никогда въ жизни.
— Ваши нервы не были разстроены въ прошломъ году въ это время? Вы не чувствовали особеннаго безпокойства и раздражительности?
— Дйствительно чувствовалъ.
— Вы спали дурно?
— Страшно дурно. Много ночей я провелъ безъ сна напролетъ.
— Не была ли исключеніемъ ночь посл рожденія миссъ Вериндеръ? Постарайтесь припомнить, хорошо ли вы тогда спали.
— Я помню очень хорошо. Я спалъ прекрпко.
Онъ выпустилъ мою руку такъ же внезапно, какъ взялъ се, и взглянулъ на меня съ видомъ человка, отъ души котораго отлегло послднее тяготвшее на ней сомнніе.
— Это замчательный день въ вашей жизни и въ моей, сказалъ онъ серьезно.— Въ одномъ я совершенно увренъ, мистеръ Блэкъ — я теперь знаю, что мистеръ Канди хотлъ вамъ сказать сегодня, это находится въ моихъ запискахъ. Подождите, это еще не все. Я твердо увренъ, что могу доказать, какъ безсознательно вы поступали, когда вошли въ комнату и взяли брилліантъ. Дайте мн только время подумать и разспросить васъ. Кажется, доказательство вашей невинности въ моихъ рукахъ!
— Объяснитесь, ради Бога! что вы этимъ хотите сказать?
Увлеченные интересомъ нашего разговора, мы прошли нсколько шаговъ, сами того не замчая, и оставили за собою группу щедушныхъ деревьевъ, за которыми насъ не было видно. Прежде чмъ Эзра Дженнингсъ усплъ мн отвтить, его окликнули съ большой дороги человкъ сильно взволнованный и очевидно его поджидавшій.
— Я иду, крикнулъ онъ ему въ отвтъ:— иду сейчасъ! Очень серьезный больной, обратился онъ ко мн:— ожидаетъ меня въ деревн, мн бы слдовало тамъ быть съ полчаса назадъ, я долженъ туда идти немедля. Дайте мн два часа времени я приходите опять къ мистеру Канди, даю вамъ слово, что я тогда буду совершенно въ вашемъ распоряженіи.
— Какъ же мн ждать? воскликнулъ я нетерпливо.— Разв вы не можете меня успокоить однимъ словомъ передъ тмъ, какъ мы разойдемся?
— Дло слишкомъ важно, чтобы его можно было пояснить второпяхъ, мистеръ Блэкъ. Я не по своей прихоти испытываю ваше терпніе, напротивъ, я только сдлалъ бы для васъ еще тягостне время ожиданія, еслибъ попробовалъ облегчить его теперь. До свиданія въ Фризинголл, сэръ, черезъ два часа!
Человкъ, стоявшій на большой дорог, окликнулъ его опять. Онъ поспшно удалился и оставилъ меня одного.

Глава X.

Какъ томительная неизвстность, на которую я былъ осужденъ, подйствовала бы на другого на моемъ мст, я опредлять не берусь. Вліяніе на меня двухчасовой пытки ожиданія выразилось просто слдующимъ: я себя чувствовалъ физически неспособнымъ оставаться на одномъ мст и нравственно неспособнымъ говоритъ съ какимъ-либо человческимъ существомъ, пока не узнаю все, что мн имлъ сказать Эзра Дженнингсъ.
Въ подобномъ настроеніи духа а не только отказался отъ посщенія мистриссъ Эбльуайтъ, я даже уклонился отъ встрчи съ Габріэлемъ Бегтереджемъ.
Возвратившись въ Фризинголлъ, я оставилъ ему записку, въ которой сообщалъ, что неожиданно отозванъ, но вернусь непремнно къ тремъ часамъ пополудни. Я просилъ его между тмъ потребовать себ обдъ въ обычный свой часъ и чмъ-нибудь занять время. Въ город у него пропасть было пріятелей — я это зналъ, стало быть, и трудности не представлялось наполнить чмъ-нибудь немногіе часы до моего прихода.
Исполнивъ это, я опять тотчасъ вышелъ изъ города и блуждалъ по безплодной мстности, окружающей Фризинголлъ, пока мои часы не сказали мн, что время наконецъ вернуться въ домъ мистера Канди.
Эзра Дженнингсъ меня уже ждалъ. Онъ сидлъ одинъ въ маленькой комнатк, изъ которой стеклянная дверь вела въ аптеку. Отвратительные расцвченные рисунки опустошеніи, производимыхъ разными страшными болзнями, висли на стнахъ, выкрашенныхъ желтою краскою. Книжный шкапъ, наполненный медицинскими сочиненіями въ потемнвшихъ переплетахъ, надъ которымъ красовался черепъ, вмсто обычной статуэтки, большой сосновый столъ весь въ чернильныхъ пятнахъ, деревянные стулья, какіе встрчаются въ кухняхъ и коттэджахъ, истертый шерстяной коврикъ по середин пола, кранъ для воды съ тазомъ и водосточною трубою, грубо вдланною въ стну, невольно возбуждающій мысль о страттшхъ хирургическихъ операціяхъ — вотъ все, въ чемъ состояла меблировка комнаты* Пчелы жужжали между горшками цвтовъ, поставленными за окномъ, птицы пли въ саду и слабое бренчанье на разстроенномъ фортепіано въ одномъ изъ сосднихъ домовъ долетало по временамъ до слуха. Во всякомъ другомъ мст эти обыденные звуки вншняго міра въ его обыденномъ порядк имли бы дйствіе пріятное. Врываясь сюда, они только нарушали тпишну, которую ничто, повидимому, кром человческаго страданія, не имло права нарушать. Я взглянулъ на ящикъ краснаго дерева съ хирургическими инструментами и громадный свертокъ корпіи, которые занимали отведенныя имъ мста на полк книжнаго шкапа, и содрогнулся въ душ при мысли о звукахъ, свойственныхъ обычному ходу вещей въ комнат помощника мистера Канди.
— Я не извиняюсь, мистеръ Блэкъ, что принимаю васъ въ этой комнат, сказалъ онъ.— Ото единственная изо всего дома, гд мы въ настоящее время дня вполн можемъ быть уврены, что насъ не потревожатъ. Вотъ мои бумаги лежатъ приготовлена мы для васъ, а тутъ дв книги, къ которымъ мы будемъ имть случай обратиться прежде, чмъ покончимъ нашъ разговоръ. Придвиньтесь къ столу и мы все это просмотримъ вмст.
Я придвинулъ къ нему свой стулъ и онъ подалъ мн записки. Он заключались въ двухъ цльныхъ листахъ бумаги. На одномъ были написаны слова съ большими промежутками. Другой былъ весь исписанъ сверху до низу черными и красными чернилами. При моемъ напряженномъ состояніи любопытства, въ эту минуту я съ отчаяніемъ отложилъ въ сторону другой листъ.
— Сжальтесь надо мною! вскричалъ я.— Скажите мн, чего я долженъ ожидать, прежде чмъ примусь за чтеніе?
— Охотно, мистеръ Блокъ! Позволите вы мн сдлать вамъ два-три вопроса?
— Спрашивайте, что хотите.
Олъ взглянулъ на меня съ грустною улыбкою на лиц и теплымъ участьемъ въ его кроткихъ глазахъ.
— Вы мн уже говорили, началъ онъ: — что никогда въ ротъ не брали опіума, на сколько вамъ извстно.
— На сколько мн извстно? повторилъ я.
— Вы тотчасъ поймете, почему я помстилъ эту оговорку. Приступимте къ дальнйшему. Вы не знаете, чтобы когда-либо принимали опіумъ. Въ это время въ прошедшемъ году вы страдали нервнымъ разстройствомъ и дурно спали по ночамъ. Въ ночь посл дня рожденія миссъ Вериндеръ однако вы противъ обыкновенія спали крпко. Правъ ли и до-сихъ-поръ?
— Совершенно правы.
— Можете ли вы указать на причину вашего разстройства нервъ и безсонницы?
— Ршительно не могу. Старикъ Беттереджъ подозрвалъ причину, на сколько я помню. Но едва-ли объ этомъ стоитъ упоминать.
— Извините меня. Нтъ вещи, которую бы упоминать не стоило въ дл подобномъ этому. Беттереджъ, говорите вы, приписывалъ чему-то вашу безсонницу. Чему именно?
— Тому, что я бросилъ курить.
— А вы имли эту привычку?
— Имлъ.
— И вы бросили ее вдругъ?
— Да. вдругъ.
— Беттереджъ былъ совершенно правъ, мистеръ Блэкъ. Когда курить входитъ въ привичку, человкъ долженъ быть необыкновенно сильнаго сложенія, чтобы не почувствовать нкотораго разстройства нервной системы, если онъ перестаетъ курить внезапно. Но моему мннію, ваша безсонница этимъ и пояснена. Мои слдующій вопросъ относится въ мистеру Канди. Не запомните ли вы, чтобы имли съ нимъ въ день рожденья или въ другое время, нчто въ род спора по поводу его профессіи?
Вопросъ этотъ тотчасъ пробудилъ во мн смутное воспоминаніе, связанное съ обдомъ въ день рожденія, Мои нелпый споръ съ мистеромъ Канди описанъ гораздо подробне, чмъ онъ того заслуживаетъ, въ десятой глав разсказа Беттереджа. Подробности этого спора совершенно изгладились изъ моей памяти, такъ мало я о немъ думалъ впослдствіи. Припомнить и сообщить моему собесднику я могъ только, что за обдомъ напалъ на медицину вообще до того рзко и настойчиво, что вывелъ изъ терпнія даже мистера Канди. Я также помнилъ, что лэди Вериндеръ вмшалась, чтобы положить конецъ нашему спору, а мы съ маленькимъ докторомъ помирились, какъ говорятъ дти, и были лучшими друзьями, когда пожимали другъ другу руку на прощанье.
— Есть еще вещь, которую бы мн очень было важно узнать, сказалъ Эзра Дженнингсъ.— Не имли ли вы поводъ безпокоиться на счетъ Луннаго камня въ это время въ прошломъ году?
— Имлъ сильнйшій поводъ къ безпокойству. Я зналъ, что онъ цль заговора, и меня предупредили, чтобы а принялъ мры для охраненія миссъ Вериндеръ, которой онъ принадлежалъ.
— Безопасность брилліанта не была ли предметомъ разговора между вами и кмъ-нибудь передъ самымъ тмъ временемъ, какъ вы пошли лечь?
— О немъ говорила лэди Вериндеръ съ своею дочерью…
— Въ вашемъ присутствіи?
— При мн.
Эзра Дженнингсъ взялъ со стола свои записки и вложилъ мн ихъ въ руки.
— Мистеръ Блэкъ, сказалъ онъ:— если вы прочтете мои записки теперь, при свт, на нихъ наброшенномъ моими вопросами и вашими отвтами, вы сдлаете два удивительныхъ открытія относительно самого себя. Вы найдете, во-первыхъ, что вошли въ гостиную миссъ Вериндеръ и взяли брилліантъ въ состояніи безсознательномъ, произведенномъ опіумомъ, во-вторыхъ, что опіумъ вамъ былъ данъ мистеромъ Канди — безъ вашего вдома — въ вид опроверженія на опыт мысли, выраженной вами за обдомъ въ день рожденья.
Я сидлъ съ листами въ рукахъ въ совершенномъ остолбенніи.
— Простите бдному мистеру Канди, кротко сказалъ Джекиггигсъ.— Онъ надлалъ страшный вредъ, а этого не опровергаю, но сдлалъ онъ его невинно. Просмотрите мои записки я вы увидите, что не помшай ему болзнь, онъ пріхалъ бы къ лэди Вериндеръ на слдующее утро и сознался бы въ сыгранной съ вами шутк. Миссъ Вериндеръ, конечно, услыхала бы объ этомъ, она его бы разспросила, и такимъ образомъ истина, скрывавшаяся цлый годъ, была бы открыта въ одинъ день.
Я понемногу приходилъ въ себя.
— Мистеръ Канди вн предловъ моего мщенія, сказалъ я сердито.— Но шутка, которую онъ со мною сыгралъ, тмъ не мене поступокъ вроломный. Я могу простить, но не забуду никогда.
— Нтъ врача, мистеръ Блэкъ, который въ-теченіе своей медицинской практики не совершилъ бы подобнаго вроломства. Невжественное недовріе къ опіуму (въ Англіи) вовсе не заключено въ границахъ однихъ низшихъ и ясне образованныхъ классовъ. Каждый докторъ съ нсколько обишрпою практикою находится вынужденнымъ отъ времени до времени обманывать своихъ паціентовъ, какъ мистеръ Канди обманулъ васъ. Я не оправдываю безумства сыграть съ вами шутку при тхъ обстоятельствахъ, которыми она была обставлена. Я только представляю вамъ боле точный и снисходительный взглядъ на побудительныя причины.
— Какъ это было исполнено? спросилъ я.— Кто далъ мн лавданъ безъ моего вдома?
— Этого я сказать не могу. Относительно этого вопроса мистеръ Канди въ-теченіе всей своей болзни не намекнулъ ни однимъ словомъ. Быть можетъ, собственная ваша намять вамъ укажетъ на того, кого слдуетъ подозрвать.
— Нисколько.
— Такъ безполезно было бы теперь на этомъ останавливаться. Лавданъ вамъ дали украдкою тмъ или другимъ способомъ. Принявъ это въ основаніе, мы перейдемъ къ обстоятельствамъ боле значительнымъ въ настоящемъ случа. Прочтите мои записки, если можете. Постарайтесь освоиться мысленно съ тмъ, что случилось въ прошломъ. Я намренъ вамъ предложить нчто крайне смлое и поразительное въ отношеніи къ будущему.
Послднія слова пробудили во мн энергію. Я посмотрлъ на листы въ томъ порядк, въ какомъ Эзра Дженнингсъ мн ихъ далъ въ руки. Листъ съ меньшимъ количествомъ письма лежалъ наверху. На немъ безсвязныя слова и отрывки фразъ, сорвавшіеся съ губъ мистера Канди во время бреда, стояли слдующимъ образомъ:
‘…Мистеръ Фрэнклинъ Блэбъ… и пріятенъ… выбить изъ головы загвоздку… медицин… сознается… безсонницею… ему говорю… разстроены… лечиться… мн говоритъ… ощупью идти въ лотьмахъ… одно и то же… присутствіи всхъ на обденнымъ столомъ… говорю… ищете сна ощупью въ потьмахъ… говоритъ… слпецъ водитъ слпца… знаетъ, что это значитъ… Остроумно… проспать одну ночь наперекоръ острому его языку… аптечка леди Вериндеръ… двадцать-пять гранъ… безъ его вдома… слдующее утро… Ну что, мистеръ Блэкъ… принять лекарства сегодня… никогда не избавитесь… Ошибаетесь, мистеръ Канди… отлично… безъ вашего… поразить… истины… спали отлично… пріема лавдана, сэръ… передъ тмъ… легли… что… теперь… медицин.’
Вотъ все, что было написано на первомъ лист. Я его отдалъ назадъ Эзра Дженнингсу.
— Это то, что вы слышали у кровати больного? сказалъ я.
— Слово въ слово, что я слышалъ, отвтилъ онъ: — только повтореніе однихъ и тхъ же словъ я выпустилъ, переписывая мои стенографическія отмтки. Нкоторыя фразы и слова онъ повторялъ десятки разъ, иногда разъ до пятидесяти, смотря по тому, на сколько приписывалъ значенія мысли ими выражаемой. Повторенія въ этомъ смысл служили мн нкоторымъ пособіемъ для возстановленія связи между словами и отрывистыми фразами. Не думайте, прибавилъ онъ, указывая да второй листъ:— чтобы я выдавалъ вставленныя мною выраженія за т самыя, какія употребилъ бы мистеръ Канди самъ, будь онъ въ состояніи говорить связно. Я только утверждаю, что проникъ сквозь преграду безсвязнаго изложенія къ постоянно послдовательной основной мысли. Судите сами.
Я обратился ко второму листу, который оказывался ключомъ къ первому. Бредъ мистера Канди опять тутъ былъ написанъ черными чернилами, а проблы пополнены его помощникомъ чернилами красными. Я переписываю тутъ все вмст безъ различія, такъ какъ основа и поясненіе довольно близко стоятъ одно отъ другого на этихъ страницахъ, чтобы ихъ легко можно было сличить и проврить.
‘… Мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ уменъ и пріятенъ, но ему бы слдовало выбить изъ головы загвоздку, чтобы разсуждать о медицин. Онъ сознается, что страдаетъ безсонницею. Я ему говорю, что его нервы разстроены и что ему надо лечиться. Онъ мн говоритъ, что лечиться и ощупью идти въ потьмахъ одно и то же. И это онъ сказалъ въ присутствіи всхъ за обденнымъ столомъ. Я ему говорю, вы ищете сна ощупью въ потьмахъ и ничего кром лекарства не можетъ вамъ помочь найти его. На это онъ мн говоритъ, что слыхалъ, какъ слпецъ водитъ слпца, а теперь знаетъ, что это значитъ. Остроумно — но я могу заставить его проспать одну ночь наперекоръ острому его языку. Онъ дйствительно нуждается во сн и аптечка лэди Вериндеръ въ моемъ распоряженіи. Дать ему двадцать-пять гранъ лавдана къ ночи безъ его вдома и пріхать на слдующее утро.— Ну что, мистеръ Блэкъ, не согласитесь ли вы принять лекарство сегодня? Безъ него вы никогда не избавитесь отъ безсонницы.— Ошибаетесь, мистеръ Канди, я спалъ отлично эту ночь безъ вашего лекарства. Тогда поразить его объявленіемъ истины.— Вы спали отлично эту ночь благодаря пріему лавдана, сэръ, даннаго вамъ передъ тмъ, какъ вы легли. Что вы теперь скажете о медицин?’
Удивленіе къ находчивости, благодаря которой изъ страшной путаницы вышла рчь гладкая и связная, естественно было первымъ моимъ впечатлніемъ, когда я возвратилъ листокъ его составителю. Онъ скромно перебилъ немногія слова, которыми я выразилъ мое изумленіе, вопросомъ, согласенъ ли я съ заключеніемъ, имъ выведеннымъ изъ его записокъ.
— Полагаете ли вы, какъ полагаю это я, говорилъ одъ: — что вы дйствовали подъ вліяніемъ лавдана, длая все, что сдлали въ дом лэди Вериндеръ въ ночь посл дня рожденья ея дочери?
— Я слишкомъ мало имю понятія о дйствіи лавдана, чтобы составить себ собственное мнніе, отвтилъ я.— Я могу только полагаться на мнніе ваше и чувствовать убжденіе, что вы правы,
— Очень хорошо. Затмъ возникаетъ слдующій вопросъ: вы убждены и я убжденъ, какъ намъ вселить это убжденіе другимъ?
Я указалъ на листы, лежавшіе на стол между нами. Эзра Дженнингсъ покачалъ головою.
— Безполезны они, мистеръ Блэкъ, совершенно безполезны по тремъ неопровержимымъ доводамъ. Во-первыхъ, эти записки составлены ігри обстоятельствахъ совсмъ новыхъ для большей части людей. Это ужъ противъ нихъ на первый разъ! Во-вторыхъ, записки эти представляютъ медицинскую и метафизическую теорію. И это противъ нихъ еще! Въ-третьихъ, это записки мои, кром моего увренія, въ противномъ нтъ никакого доказательства, чтобы он не были поддлкою. Припомните, что якамъ говорилъ на пустоши, и спросите себя, какой всъ могутъ имть мои слова. Нтъ, мои записки цнны только въ одномъ отношеніи: для приговора свта. Ваша невинность должна быть доказана, а он указываютъ на способъ этого достигнуть. Мы должны доказать наше убжденіе на факт — васъ же я считаю способнымъ это исполнить.
— Какимъ образомъ? спросилъ я.
Онъ наклонился ко мн черезъ столъ.
— Ршитесь ли вы на смлый опытъ?
— Я готовъ на все, чтобы снять съ себя подозрніе, которое на мн лежитъ.
— Согласитесь ли вы подвергнуться нкоторому неудобству на время?
— Какому бы то ни было, все-равно.
— Будете ли вы согласны слдовать безусловно моему совту? Вы можете подвергнуться насмшкамъ людей глупыхъ, увщаніямъ друзей, мнніе которыхъ вы обязаны уважать…
— Говорите, что надо длать, перебилъ я его нетерпливо:— и что бы ни вышло, я это исполню.
— Вотъ что вы должны сдлать, мистеръ Блэкъ, отвтилъ онъ.— Вы должны украсть брилліантъ безсознательно во второй разъ въ присутствіи людей, которыхъ свидтельство не можетъ быть подвергнуто сомннію.
Я вскочилъ. Я пытался заговорить. Я могъ только смотрть на него.
— Я думаю, что это можно сдлать, продолжалъ онъ: — и это будетъ сдлано — если вы только захотите мн помочь. Постарайтесь успокоиться — сядьте, и выслушайте, что я вамъ скажу. Вы опять начали курить, я самъ это видлъ. Какъ давно начали вы?
— Около года.
— Вы теперь курите больше или меньше прежняго?
— Больше.
— Бросите ли вы опять эту привычку? Вдругъ, замтьте, какъ бы бросили прежде!
Я смутно началъ примчать его цль.
— Я брошу съ этой же минуты, отвчалъ я.
— Если послдствія будутъ такія же, какъ въ прошломъ іюн, сказалъ Эзра Дженнингсъ: — если вы опять будете страдать такъ, какъ страдали тогда отъ безсонницы, мы сдлаемъ первый шагъ. Мы опять доведемъ васъ до состоянія, похожаго на то нервное состояніе, въ какомъ вы находились къ ночь посл дня рожденія. Если мы будемъ въ состояніи возобновить, по-крайней-мр приблизительно, домашнія обстоятельства, окружавшія васъ тогда, если мы можемъ опять занять ваши мысли различными вопросами относительно алмаза, которые прежде волновали ихъ, мы поставимъ васъ физически и морально такъ близко, какъ только возможно, въ то самое положеніе, въ какомъ засталъ васъ опіумъ въ прошломъ году. Въ такомъ случа мы можемъ надяться, что повтореніе пріема опіума поведетъ въ большей или меньшей степени къ повторенію результата. Вотъ мое предложеніе, выраженное въ нсколькихъ словахъ. Вы теперь увидите, какія причины заставляютъ меня сдлать его.
Онъ повернулся къ книг, лежавшей возл него, и раскрылъ ее на томъ мст, которое было замчено бумажкой.
— Не предполагайте, чтобъ я намревался докучать вамъ лекціей О физіологіи, сказалъ онъ.— Я считаю себя обязаннымъ доказать, что я прошу васъ испробовать этотъ опытъ не для того, чтобы оправдать теорію моего собственнаго изобртенія. Принятые принципы и признанные авторитеты оправдываютъ принятое мною воззрніе. Удостойте меня вашимъ вниманіемъ минутъ на пять, и я берусь показать вамъ, что наука одобряетъ мое предложеніе, какъ ни кажется оно странно. Здсь, во-первыхъ, физіологическій принципъ, но которому я дйствую, изложенъ самимъ докторомъ Карпентеромъ. Прочтите семи.
Онъ подалъ мн бумажку, лежавшую какъ отмтка въ книг. На ней были написаны слдующія строки:
‘Есть много основанія думать, что каждое впечатлніе чувствъ, разъ сознанное ощутительно, записывается (такъ сказать) въ мозгу и можетъ быть воспроизведено впослдствіи, хотя въ душ не Онло сознанія въ его существованіи во весь промежуточный періодъ.’
— Ясно до-сихъ-поръ? спросилъ Эзра Дженнингсъ.
— Совершенно ясно.
Онъ подвинулъ во мн черезъ столъ открытую книгу и указалъ на мсто отмченное карандашемъ.
— Прочтите это описаніе, сказалъ онъ:— которое, какъ мн кажется, иметъ прямое отношеніе къ вашему положенію и къ тому опыту, на который я уговариваю васъ ршиться. Замтьте, мистеръ Блэкъ, прежде чмъ начнете, что я ссылаюсь на одного изъ величайшихъ англійскихъ физіологовъ. Книга въ вашихъ рукахъ: ‘Человческая физіологія’ доктора Элдіотсона, а случай, на который ссылается докторъ, основанъ на извстномъ авторитет мистера Комба.
Мсто, на которое онъ указывалъ, заключалось въ слдующихъ выраженіяхъ:
‘Докторъ Абель сообщилъ мн — говоритъ мистеръ Комбъ — объ одномъ ирландскомъ носильщик, который въ трезвомъ вид забывалъ, что онъ длалъ въ пьяномъ, но опять сдлавшись пьянъ, вспоминалъ о поступкахъ, сдланныхъ въ пьяномъ вид. Однажды, будучи пьянъ, онъ потерялъ довольно цнный свертокъ, и въ трезвыя минуты не могъ дать никакихъ объясненіи объ этомъ. Въ слдующій разъ, когда онъ напился, онъ вспомнилъ, что оставилъ свертокъ въ одномъ дом, и такъ какъ на Немъ не было адреса, то онъ и оставался тамъ въ цлости и онъ получилъ его, когда сходилъ за нимъ.’
— Опять ясно? спросилъ Эзра Дженнингсъ.
— Такъ ясно, какъ должно быть.
Онъ положилъ бумажку на прежнее мсто и закрылъ книгу.
— Вы удостоврились, что я говорилъ опираясь на авторитетъ? спросилъ онъ.— Если нтъ, мн остается только обратиться къ этимъ полкамъ, а вамъ прочесть мста, которыя я вамъ укажу.
— Я вполн удостоврился, сказалъ я:— не читая ни слова боле.
— Въ такомъ случа мы можемъ вернуться къ вашимъ личнымъ интересамъ въ этомъ дл. Я обязанъ сказать вамъ, что противъ этого опыта можно сказать кое-что. Еслибы мы могли въ этомъ году воспроизвести точь-въ-точь условія, существовавшія въ прошломъ, то физіологически врно, что мы достигнемъ точно такого же результата. Но это просто невозможно. Мы можемъ только надяться приблизиться къ этимъ условіямъ, и если намъ не удастся воротить васъ какъ можно ближе къ прошлому, нашъ опытъ не удастся. Если мы успемъ — и я надюсь на успхъ — мы можемъ по-крайней-мр повторить ваши поступки въ ночь посл дня рожденія до такой степени, чтобъ уврить каждаго здравомыслящаго человка, что вы не виновны въ покраж алмаза. Я полагаю, мистеръ Блэкъ, что теперь поставилъ вопросъ съ обихъ сторонъ такъ справедливо, какъ только могъ въ границахъ, предписанныхъ самимъ мною. Если я неясно объяснялъ намъ что-нибудь, скажите мн — и если я могу разъяснить вамъ это, я разъясню.
— Все, что вы объяснили мн, сказалъ я: — я понимаю прекрасно. По признаюсь, я нахожусь въ недоумніи относительно одного пункта, который вы мн еще не разъяснили.
— Какой это пунктъ?
— Я не понимаю дйствія опіума на меня. Я не понимаю, какъ я шелъ съ лстницы и по корридорамъ, отворялъ и затворялъ ящики въ шкапу и опять вернулся въ свою комнату. Все это поступки активные. Я думалъ, что дйствіе опіума сначала приведетъ въ отупленіе, а потомъ нагонитъ сонъ.
— Всеобщее заблужденіе относительно опіума, мистеръ Блэкъ! Я въ эту минуту изощряю мои умъ подъ вліяніемъ пріема лавдана въ десять разъ сильне, чмъ пріемъ, который далъ вамъ мистеръ Канди. Но не полагайтесь на мой авторитетъ даже въ такомъ вопрос, который извданъ моимъ личнымъ опытомъ. Я предвидлъ возраженіе, сдланное вами и опять снабдилъ себя свидтельствомъ, которое будетъ имть всъ въ глазахъ вашихъ и вашихъ друзей.
Онъ подалъ мн вторую изъ двухъ книгъ, лежавшихъ возл него на стол.
— Вотъ, сказалъ онъ:— знаменитыя ‘Признанія англичанина, принимавшаго опіумъ’. Возьмите съ собой эту книгу и прочтите ее. На мст, отмченномъ мною, вы найдете, что когда де-Кинчи принималъ огромный пріемъ опіума, онъ или отправлялся въ оперу наслаждаться музыкой, или бродилъ по лондонскимъ рынкамъ въ субботу вечеромъ и съ интересомъ примчалъ старанія бдныхъ добыть себ воскресный обдъ. Такимъ образомъ этотъ человкъ дятельно занимался и переходилъ съ мста на мсто подъ вліяніемъ опіума.
— Вы мн отвтили, сказалъ я: — но не совсмъ, вы еще мн не разъясняли дйствіе, производимое опіумомъ на меня.
— Я постараюсь отвтить вамъ въ нсколькихъ словахъ, сказалъ Эзра Дженнингсъ.— Дйствіе опіума ограничивается въ большинств случаевъ двумя вліяніями — сначала возбуждающимъ, а потомъ успокоивающимъ. При возбуждающемъ вліяніи самыя послднія и живыя впечатлнія, оставляемыя въ вашей душ — то-есть впечатлнія относившіяся къ алмазу — вроятно, при вашемъ болзненно-чувствительномъ нервномъ состояніи, сильно напечатллись въ вашемъ мозгу и подчинили себ ваше сужденіе и вашу волю — совершенно такъ, павъ обыкновенный сонъ подчиняетъ себ ваше сужденіе и нашу волю. Мало-по-малу, подъ этимъ вліяніемъ, вс опасенія объ алмаз, которыя вы могли чувствовать днемъ, должны были перейти изъ состоянія неизвстности въ состояніе увренности — должны были побудить васъ къ практическому дйствію сохранить алмазъ — направить ваши шаги, съ этой цлью въ виду, въ ту комнату, въ которую вы вошли — и руководить вашей рукой къ ящикамъ птаттика до тхъ-поръ, пока вы нашли тотъ ящикъ, въ которомъ лежалъ камень Въ духовномъ опьянніи отъ опіума вы сдлали все это. Поздне, когда успокоивающее дйствіе начало преодолвать дйствіе возбуждающее, вы медленно становились бездйственны и отуплены. Еще поздне вы впали въ глубокій сонь. Когда настало утро и дйствіе опіума прошло во сн, вы проснулись въ такомъ совершенномъ невдніи относительно того, что вы длали ночью, какъ будто жили съ антиподами. Достаточно ли разъяснилъ я вамъ до-сихъ-поръ?
— Вы разъяснили до такой степени, отвчалъ я:— что я желаю, чтобы вы шли дале. Вы показали мн, какъ я вошелъ въ комнату и какъ взялъ алмазъ. Но миссъ Вериндеръ видла, какъ я опять вышелъ изъ комнаты съ алмазомъ въ рук. Можете вы слдить за моими поступками съ этой минуты? Можете вы угадать, что я сдлалъ потомъ?
— Я именно прихожу къ этому пункту, отвчалъ онъ.— Это для меня вопросъ, не будетъ ли опытъ, предлагаемый мною, не только способомъ доказать вашу невинность, по также и способомъ найти пропавшій алмазъ. Когда вы вышли изъ гостиной миссъ Вериндеръ съ алмазомъ въ рук, вы, по всей вроятности, воротились въ вашу комнату…
— Да? А тогда-то что-въ?
— Очень можетъ быть, мистеръ Блэкъ — я не смю сказать боле — что ваша мысль сохранить алмазъ привела естественнымъ послдствіемъ мысль спрятать алмазъ и что вы спрятали ею гд-нибудь въ вашей спальной. Въ такомъ случа съ вами могло быть то же, что съ ирландскимъ носильщикомъ. Вы можетъ быть вспомните подъ вліяніемъ второго пріема опіума то мсто, куда вы спрятали алмазъ подъ вліяніемъ перваго пріема.
Теперь пришла моя очередь разъяснять Эзра Дженнингсу. Я остановилъ его прежде чмъ онъ усплъ сказать боле.
— Вы разсчитываете, сказалъ я:— на результатъ, который не можетъ случиться. Алмазъ находится въ эту минуту въ Лондон.
Онъ вздрогнулъ и посмотрлъ на меня съ большимъ удивленіемъ.
— Въ Лондон? повторилъ онъ. Какъ онъ попалъ въ Лондонъ изъ дома лэди Вериндеръ?
— Этого не знаетъ никто.
— Вы вынесли его въ вашей собственной рук изъ комнаты миссъ Вериндеръ. Какъ онъ былъ взятъ отъ васъ?
— Я не имю ни малйшаго понятія объ Итонъ.
— Вы видли его, когда проснулись утромъ?
— Нтъ.
— Онъ опять былъ возвращенъ миссъ Вериндеръ?
— Нтъ.
— Мистеръ Блокъ! тутъ есть кое-что, требующее разъясненія. Могу я спросить, какимъ образомъ вамъ извстно, что алмазъ находится въ эту минуту въ Лондон?
Я длалъ именно этотъ же вопросъ мистеру Брффу, когда разспрашивалъ его о Лунномъ камн по возвращеніи въ Лондонъ. Отвчая Эзра Дженнингсу, я повторилъ то, что самъ слышалъ отъ стряпчаго и что уже извстно читателямъ этихъ страницъ. Онъ ясно показалъ, что недоволенъ моимъ отвтомъ.
— При всемъ уваженіи къ вамъ и къ вашему стряпчему, сказалъ онъ:— л дераіусь выраженнаго мною млнія. Мн хорошо извстно, что оно основывается на простомъ предположеніи. Простите, если я напомню вамъ, что и ваше мнніе основано также на предположеніи.
Взглядъ его былъ совершенно для меня новъ. Я. тревожно ожидалъ услышать, какъ онъ будетъ его защищать.
— Я предполагаю, продолжалъ Эзра Дженнингсъ: — что вліяніе опіума — побудивъ васъ овладть алмазомъ съ цлью спрятать его въ безопасное мсто — могло также побудить васъ, дйствуя подъ тмъ же вліяніемъ и съ тою же цлью, спрятать его гд-нибудь въ вашей комнат. Вы предполагаете, что индустанскіе заговорщики не могли сдлать ошибки. Индусы отправились въ домъ Ливера за алмазомъ — и слдовательно алмазъ долженъ находиться у мистера Люкера. Имете вы какія-нибудь улики для доказательства, что Лунный камень былъ отвезенъ въ Лондонъ? Вы не можете даже угадать какъ и кто увезъ его изъ дома лэди Вериндеръ? Имете вы улики, что алмазъ былъ заложенъ Люкеру? Онъ увряетъ, что никогда не слыхалъ о Лунномъ камн, а въ росписк его банкира упоминается только о цнной вещи. Индусы предполагаютъ, что мистеръ Люкеръ лжетъ — и вы опять предполагаете, что индусы правы. Я могу только сказать въ защиту моего мннія — что это возможно. Что вы, мистеръ Блэкъ, логически или юридически можете сказать въ защиту вашего?
Возраженіе было рзкое, но нельзя было отвергать, что оно было справедливое.
— Признаюсь, вы поколебали меня, отвчалъ я.— Вы не противъ того, чтобъ а написалъ мистеру Брффу о томъ, что сказали вы?
Напротивъ, я буду радъ, если вы напишите мистеру Брффу. Если мы посовтуемся съ его опытностью, мы можетъ быть увидимъ это дло въ новомъ свт. Пока воротимся къ нашему опыту съ опіумомъ. Мы ршили, что вы бросите, курить съ этой минуты?
— Съ этой минуты.
— Это первый шагъ. Слдующій шагъ долженъ состоять въ томъ, чтобъ воспроизвести, такъ близко, какъ только мы можемъ, домашнія обстоятельства, окружавшія васъ въ прошломъ году.
Какъ это можно было сдлать? Лэди Вериндеръ умерла. Рэчель и я, пока на мн лежало подозрніе въ воровств, были разлучены безвозвратно. Годфри Эбльуайтъ былъ въ отсутствіи, путешествовалъ по континенту. Просто было невозможно собрать людей находившихся въ дом, когда я ночевалъ въ немъ въ послдній разъ. Эти возраженія не смутили Эзра Дженнингса. Онъ сказалъ, что приписываетъ весьма мало важности тому, чтобы собрать тхъ же самыхъ людей, такъ какъ было бы напрасно ожидать, чтобы они заняли т различныя положенія, которыя занимали относительно меня въ то время. Съ другой стороны онъ считалъ необходимымъ для успха опыта, чтобы я видлъ т же самые предметы около себя, которые окружали меня, когда я въ послдній разъ былъ въ дом.
— А важне всего, прибавилъ онъ:— чтобы вы спали въ той комнат, въ которой спали въ ночь посл дня рожденія, и меблирована она должна быть точно такимъ же образомъ. Лстницы, корридоры и гостиная миссъ Вериндеръ также должны быть возстановлены въ томъ вид, въ какомъ вы видли ихъ въ послдній разъ. Ршительно необходимо, мистеръ Блокъ, поставить мебель на т самыя мста въ той части дома, откуда, можетъ быть, теперь ее вынесли. Пожертвованіе вашими сигарами будетъ безполезно, если мы не получимъ позволенія миссъ Вериндеръ сдлать это.
— Кто обратится къ ней за позволеніемъ? спросилъ я.
— Нельзя ли обратиться вамъ?
— Объ этомъ нечего и говорить. Посл того, что произошло между нами по случаю пропажи алмаза, я не могу ни видться съ нею, ни писать къ ней.
Эзра Дженнингсъ помолчалъ и соображалъ съ минуту.
— Могу я сдлать вамъ деликатный вопросъ? спросилъ онъ.
Я сдлалъ ему знакъ продолжать.
— Справедливо ли я воображаю, мистеръ Блэкъ (по двумъ, тремъ фразамъ, вырвавшимся у васъ), что вы интересовались боле обыкновеннаго въ прежнее время миссъ Вериндеръ?
— Совершенно справедливо.
— За это чувство вамъ платили взаимностью?
— Платили.
— Какъ вы думаете, не заинтересуется ли миссъ Веряндсръ опытомъ доказать вату невинность?
— Я въ этомъ увренъ.
— Въ такомъ случа я напишу къ миссъ Вериндеръ — если вы дадите мн позволеніе.
— И разскажете ей о предложеніи, которое вы сдлали мн?
— Разскажу ей все, что произошло между нами сегодня.
Безполезно говорить, что я съ жаромъ принялъ услугу, которую онъ предлагалъ мн.
— Я буду имть время написать сегодня же, сказалъ онъ, взглянувъ на часы.— Не забудьте запереть ваши сигары, когда воротитесь въ гостинницу! Я зайду завтра утромъ и услышу, какъ вы провели ночь.
Я всталъ, чтобы проститься съ нимъ, и старался выразить признательность, которую я дйствительно чувствовалъ за доброту его. Онъ тихо пожалъ мою руку.
— Помните, что я сказалъ вамъ въ пустоши, отвчалъ онъ.— Если я могу оказать вамъ эту маленькую услугу, мистеръ Блэкъ, мн покажется это послднимъ проблескомъ солнечнаго свта, падающимъ на вечеръ длиннаго и сумрачнаго дня.
Мы разстались. Это было пятнадцатаго іюня. Событія слдующихъ десяти дней — каждое изъ нихъ боле или мене относилось къ опыту, котораго я былъ пассивнымъ предметомъ — вс записаны, точь-въ-точь какъ они случились, въ дневник, который имлъ привычку вести помощникъ мистера Канди. На страницахъ Эзра Дженнингса ничего не утаено и ничего не забыто. Пусть Эзра Дженнингсъ разскажетъ, какъ былъ сдланъ опытъ съ опіумомъ и какъ онъ кончился.

ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗСКАЗЪ,

Выписанный изъ дневника Эзра Дженнингса.

1849. Іюня 15.— Хотя меня прерывали мои больные и моя боль, я кончалъ письмо къ миссъ Вериндеръ во время къ сегодняшней почт. Мн не удалось написать такое короткое письмо, какъ я желалъ бы. Но мн кажется, я написалъ его ясно. Оно оставляетъ ее совершенно свободною ршиться какъ пожелаетъ она сама. Если она согласится помочь опыту, она согласится добровольно, а не изъ милости къ мистеру Фрэнклину Блэку и я и ко мн.
Іюня 16.— Всталъ поздно посл ужасной ночи, дйствіе вчерашняго опіума преслдовало меня сквонь цлый рядъ страшныхъ сновъ. То я кружился въ пустомъ пространств съ призраками умершихъ друзей и враговъ, всхъ вмст. То одно возлюбленное лицо, которое я никогда не увижу боле, поднималось возл моей постели, сіяя отвратительнымъ фосфорнымъ блескомъ въ темнот, сверкаю и гримасничало на меня. Легкое возвращеніе прежней боли въ обыкновенное время рано утромъ было даже пріятно мн для перемны. Оно разгоняло виднія — и было сносно, потому что сдлало это.
Моя дурная ночь заставила меня встать поздно, такъ что я опоздалъ къ мистеру Фрэнклину Блэку. Я нашелъ его лежащимъ на диван и завтракающимъ водкой съ водой и бисквитомъ.
— Я начинаю такъ хорошо, какъ только вы можете пожелать, сказалъ онъ:— я провелъ непріятную, тревожную ночь, а сегодня утромъ у меня совершенное отсутствіе аппетита. Совершенно такъ, какъ было въ прошломъ году, когда я бросилъ курить. Чмъ скоре я буду готовъ для второго пріема опіума, тмъ будетъ мн пріятне.
— Вы получите его такъ скоро, какъ только возможно, отвчалъ я.— А пока мы должны всми силами беречь ваше здоровье. Если допустимъ васъ до истощенія, мы потерпимъ неудачу. Вамъ надо пріобрсти аппетитъ для обда. Другими словами, вы должны прогуляться или верхомъ, или пшкомъ сегодня утромъ на свжемъ воздух.
— Я поду, если мн найдутъ здсь лошадь. Кстати, я писалъ мистеру Брффу вчера. А вы писали миссъ Вериндеръ?
— Да — съ вечерней почтой.
— Очень хорошо. Завтра мл будемъ сообщать другъ другу интересный извстія. Не уходите! Я имю сказать вамъ кое-что. Вы, кажется, думали вчера, что на нашъ опытъ съ опіумомъ не весьма благопріятно взглянутъ нкоторые изъ моихъ друзей. Вы были совершенно правы. Я называю старика Габріэля Беттереджа однимъ изъ моихъ друзей, и вамъ смшно будетъ слышать, что онъ сильно протестовалъ противъ этого, когда я видлъ его вчера. Вы сдлали удивительное множество сумасбродствъ въ вашей жизни, мистеръ Фрэнклинъ, но это довершаетъ все!’ Вотъ мнніе Беттереджа! Вы примете во вниманіе его предразсудки, когда встртитесь съ немъ.
Я оставилъ мистера Блэка, чтобъ обойти моихъ больныхъ, чувствуя себя лучше и счастливе посл этого краткаго свиданія съ нимъ.
Какая тайная привлекательность заключается для меня въ этомъ человк? Или это только значитъ, что я чувствую контрастъ между чистосердечнымъ, ласковымъ обращеніемъ, которымъ онъ допустилъ меня познакомиться съ нимъ, и безжалостнымъ отвращеніемъ и недовріемъ, съ какими меня встрчаютъ другіе люди? Или въ немъ дйствительно есть что-то отвчающее стремленію моему къ человческому сочувствію — стремленію пережившему одиночество и гоненіе многихъ лтъ и длающемуся все сильне и сильне по мр того, какъ приближается время, когда я не буду боле чувствовать я терпть? Какъ безполезно длать эти вопросы! Мистеръ Блэкъ придалъ ма новый интересъ въ жизни. Пусть этого будетъ довольно, къ чему стараться узнавать, въ чемъ состоитъ этотъ новый интересъ?
Іюня 17.— Передъ завтракомъ сегодня утромъ мистеръ Канди сообщилъ мн, что онъ узжаетъ на дв недли навстить друга на юг Англіи. Онъ далъ мн много особенныхъ наставленіи, бдняжка! о паціентахъ, какъ будто имлъ еще большую практику, которая была у него до его болзни. Практика теперь довольно ничтожна. Другіе доктора вытснили его, а ко мн никто не хочетъ обращаться безъ крайней необходимости.
Можетъ быть хорошо, что онъ будетъ въ отсутствіи именно въ это время. Ему было бы досадно, еслибъ я не сообщила ему объ опыт, который я намренъ произвести съ мистеромъ Блэкомъ. А я право не знаю, какіе непріятные результаты могли бы воспослдовать, еслибъ я сообщи.т ему объ этомъ. Лучше такъ, какъ оно теперь. Безспорно лучше.
Почта принесла мн отвтъ миссъ Вериндеръ посл отъзда мистера Канди.
Очаровательное письмо! Оно внушило мн самое высокое мнніе о ней. Она не старается скрывать интереса, который чувствуетъ къ нашему предпріятію, она говоритъ мн самымъ милымъ образомъ, что мое письмо удостоврило ее въ невинности мистера Блэка безъ малйшей надобности доказывать мое увреніе. Она даже упрекаетъ себя — весьма неосновательно, бдняжка!— въ томъ, что не угадала въ то время, какова могла быть настоящая разгадка тайны. Причина происходитъ очевидно отъ кое-чего поболе — великодушнаго нетерпнія загладить несправедливость, которую она невиннымъ образомъ нанесла другому человку. Ясно, что она любила его во все время ихъ отчужденія. Во многихъ мстахъ восторгъ, что онъ заслуживалъ быть любимымъ, прорывается ношеннымъ образомъ сквозь формальности чернилъ и пера, и даже пренебрегаетъ сдержанностью, требуемой письмомъ къ постороннему. Возможно ли (спрашиваю я себя, читая это восхитительное письмо), что я изъ всхъ людей да свт выбранъ служить способомъ къ тому, чтобы опять соединить этихъ молодыхъ людей? Мое счастье было растоптано подъ ногами, моя любовь была вырвана отъ меня. Неужели я доживу до того, чтобъ видть счастье другихъ, устроенное мною — возобновленную любовь, возвращенную мною? О, благодтельная Смерть! дай мн увидть это прежде, чмъ твои руки обовьютъ меня, прежде чмъ твой голосъ шепнетъ мн: Успокойся наконецъ!
Въ письм заключались дв просьбы. Одна не допускаетъ меня показать это письмо мистеру Фрэнклину Блэку. Мн дано позволеніе сказать ему, что миссъ Вериндеръ охотно соглашается отдать свой домъ въ наше распоряженіе, боле мн не велно говорить ничего.
Пока легко исполнить ея желаніе. Но вторая просьба серьезно меня затрудняетъ.
Не довольствуясь тмъ, что написала мистеру Беттереджу, чтобы онъ исполнилъ вс распоряженія, какія я дамъ ему, миссъ Вериндеръ проситъ позволенія помочь мн личнымъ надзоромъ надъ приведеніемъ въ прежній порядокъ ея гостиной. Она ждетъ только отвта отъ меня, чтобы отправиться въ Йоркиширъ и присутствовать въ качеств одного изъ свидтелей въ ту ночь, когда попытка съ опіумомъ будетъ сдлана во второй разъ.
Тутъ опять кроется подъ поверхностью причина, я мн кажется, что я могу ее узнать.
То, что она запретила мн говорить мистеру Фрэнклину Блэку, она (какъ я растолковываю это) съ нетерпніемъ желаетъ сказать ему сама прежде чмъ будетъ сдланъ опытъ, который долженъ оправдать его репутацію въ глазахъ другихъ людей. Я понимаю и восхищаюсь великодушнымъ нетерпніемъ оправдать его, не ожидая пока будетъ или не будетъ доказана его невинность. Она желаетъ загладить, бдняжка, обиду, которую она нанесла ему невиннымъ и неизбжнымъ образомъ. Но этого сдлать нельзя. Я нисколько не сомнваюсь, что волненіе, которое возбудитъ съ обихъ сторонъ встрча между ними — старыя чувства, которыя она возобновитъ, новыя надежды, которыя пробудитъ — въ своемъ дйствіи на душу мистера Блэка будутъ гибельны дни успха нашего опыта. И теперь довольно трудно воспроизвести въ немъ такія условія, какія существовали въ прошломъ году. Если же новые интересы и новыя ощущенія взволнуютъ его, попытка будетъ просто безполезна.
А между тмъ, хотя я знаю это, у меня не достаетъ духа обмануть ея ожиданія. Я долженъ стараться, не могу ли придумать какой-нибудь новый планъ, который позволилъ бы мн сказать да миссъ Вериндеръ, не повредивъ услуг, которую я обязанъ оказать мистеру Фрэнклину Блэку.
Два часа.— Я только что воротился съ моихъ медицинскихъ посщеній, разумется прежде побывавъ въ гостинниц.
Извстіе, сообщенное мистеромъ Блэкомъ о ночи, такое же, какъ прежде. Онъ имлъ нсколько промежутковъ прерывистаго сна, не боле, но онъ растревоженъ мене сегодня, потому что спалъ посл вчерашняго обда. Этотъ послобденный сонъ, безъ сомннія, былъ результатомъ прогулки верхомъ, которую я посовтовалъ ему. Я боюсь, что долженъ прекратить этотъ живительный моціонъ на свжемъ воздух. Онъ не долженъ быть совсмъ здоровъ и не долженъ быть совсмъ боленъ.
Онъ не получилъ еще извстія отъ мистера Брффа. Онъ съ нетерпніемъ желалъ узнать, не получилъ ли я отвта отъ миссъ Вериндеръ.
Я разсказалъ ему именно то, что мн позволено было сказать, не боле. Совершенно безполезно придумывать предлоги, чтобы не показать ему это письмо. Онъ сказалъ мн съ горечью — бдняжка!— что онъ понимаетъ деликатность, которая не допускаетъ меня показать письмо.
— Она соглашается разумется изъ вжливости и справедливости, сказалъ онъ.— Но она сохраняетъ свое мнніе обо мн и ждетъ результата.
Мн ужасно хотлось намекнуть ему. что онъ несправедливъ къ ней, какъ она была несправедлива къ нему. Но размысливъ объ этомъ, я не захотлъ лишить ее двойного наслажденія удивить и простить его.
Мое посщеніе было очень короткое. Посл опыта прошлой ночи я былъ принужденъ отказаться отъ пріема опіума. Необходимымъ результатомъ было то, что болзнь, существующая во мн, опять одержала верхъ. Я почувствовалъ приближеніе припадка и поспшно ушелъ, чтобы не испугать и не огорчить мистера Блока. Припадокъ продолжался на этотъ разъ только четверть часа и оставилъ во мн довольно силъ, чтобы продолжать мою работу.
Пять часовъ.— Я написалъ отвтъ миссъ Вериндеръ.
Планъ, предложенный мною, примиряетъ интересы обихъ сторонъ, если она только согласится. Прежде представивъ возраженія противъ встрчи мистера Блэка съ нею до опыта, я посовтовалъ ей пріхать тайно въ тотъ вечеръ, когда мы будемъ производить опытъ. Выхавъ изъ Лондона съ послполуденнымъ поздомъ, она должна замедлить свои пріздъ до девяти часовъ. Въ этотъ часъ я взялся проводить мистера Блэка въ его спальную и такимъ образомъ предоставить миссъ Вериндеръ свободу занять ея комнаты до того времени, когда будетъ данъ опіумъ. Когда это будетъ сдлано, она можетъ наблюдать за результатомъ вмст со всми памтъ На слдующее утро она покажетъ мистеру Блэку (если хочетъ) ея переписку со мною и удостовритъ его такимъ образомъ, что онъ былъ оправданъ въ ея мнніи прежде, чмъ была фактически доказана его невинность.
Въ этомъ смысл написалъ я ей. Вотъ все, что я могу сдлать сегодня. Завтра я увижусь съ мистеромъ Беттереджемъ и дамъ необходимыя указанія какъ устроить домъ.
Іюня 18.— Опять опоздалъ зайти къ мистеру Фрэнклину Б.зэку. Эта ужасная боль увеличилась рано утромъ и за нею послдовала на этотъ разъ совершеннйшая слабость на нсколько часовъ. Я предвижу, не смотря на страданія, возбуждаемыя имъ во мн, что я долженъ воротиться въ опіуму въ сотый разъ. Еслибы я долженъ былъ думать о самомъ себ, я предпочелъ бы острую боль страшнымъ снамъ. Но физическое страданіе истощаетъ меня. Если я позволю себ изнемочь, это кончится тмъ, что я сдлаюсь безполезенъ мистеру Блэку въ такое время, когда я боле всего буду ему нуженъ.
Было около часа, прежде чмъ и усплъ прійти въ гостинницу сегодня. Это посщеніе, даже въ моемъ потрясенномъ состояніи, оказалось весьма забавнымъ — единственно по милости присутствія на сцен Габріэля Беттереджа.
Я нашелъ его въ комнат, когда вошелъ. Онъ отошелъ къ окну и сталъ смотрть изъ него, когда я длалъ первые обычные вопросы моему паціенту. Мистеръ Блэкъ опять дурно спалъ и чувствовалъ потерю сна сегодня утромъ гораздо боле, чмъ чувствовалъ до-сихъ-поръ. Я спросилъ его, не получалъ ли онъ извстій отъ мистера Брффа.
Онъ получилъ письмо въ это утро. Мистеръ Брффъ выражалъ сильное неодобреніе плану, на который ршался его другъ и кліентъ по моему совту. Это было нехорошо — потому что возбуждало надежды, которыя могли не осуществиться. Это было совершенно непонятно для него, кром того, что это казалось шарлатанствомъ, схожимъ съ месмеризмомъ, съ ясновидніемъ и тому подобнымъ. Это перевернетъ вверхъ дномъ домъ миссъ Вериндеръ и кончится тмъ, что разстроитъ миссъ Вериндеръ самое. Онъ разсказалъ объ этомъ (не называя именъ) одному знаменитому врачу и знаменитый врачъ улыбнулся, покачалъ головой — и не сказалъ ничего. На этихъ причинахъ мистеръ Брффъ основывалъ свой протестъ.
Мой слдующій вопросъ относился къ алмазу. Представилъ ли стряпчій какую-нибудь улику въ доказательство того, что алмазъ въ Лондон?
Нтъ, стряпчій, просто отказался разсуждать объ этомъ вопрос. Онъ былъ увренъ, что Лунный камень заложенъ мистеру Люкеру. Его знаменитый отсутствующій другъ (никто не могъ опровергать, что онъ вполн зналъ характеръ индійцевъ) былъ также увренъ въ этомъ. При этихъ обстоятельствахъ и при многочисленныхъ требованіяхъ, уже сдланныхъ ему, онъ долженъ отказаться вступать въ какіе бы то ни было споры относительно уликъ. Время покажетъ, и мистеръ Брффъ охотно будетъ выжидать время.
Было совершенно ясно — даже еслибъ мистеръ Блэкъ не сдлалъ этого еще ясне, пересказавъ содержаніе письма, вмсто того, чтобъ читать какъ оно дйствительно было написано — что недовріе ко мн таилось подъ всмъ этимъ. Предвидвъ этотъ результатъ, я не былъ ни раздосадованъ, ни удивленъ. Я спросилъ мистера Блэка, поколебалъ ли его протестъ его друга. Онъ отвчалъ съ жаромъ, что онъ не произвелъ на него ни малйшаго дйствія. Посл этого я имлъ право выкинуть изъ головы мистера Брффа — и выкинулъ.
Настала пауза въ разговор — и Габріэль Беттереджъ отошелъ отъ окна.
— Можете вы удостоить меня вашимъ вниманіемъ, сэръ? обратился онъ ко мн.
— Я совершенно къ вашимъ услугамъ, отвчалъ я.
Беттереджъ взялъ стулъ и слъ у стола. Онъ вынулъ большую старинную записную книжку съ карандашомъ такого же размра. Надвъ очки, онъ раскрылъ записную книжку на пустой страниц и опять обратился ко мн.
— Я прожилъ, сказалъ Беттереджъ, сурово смотря на меня: — почти пятьдесятъ лтъ въ служб покойной милэди. До-тхъ-поръ я былъ пажемъ въ служб стараго лорда, ея отца. Мн теперь около восьмидесяти лтъ — все-равно сколько именно. Считаютъ, что я имю знаніе и опытность не хуже многихъ. Чмъ же это кончается? Кончается, мистеръ Эзра Дженингсъ, фокусами надъ мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ, которые будетъ производить помощникъ доктора посредствомъ склянки съ лавданомъ — а меня, въ моихъ преклонныхъ лтахъ, заставляютъ быть помощникомъ фокусника!
Мистеръ Блэкъ захохоталъ. Я хотлъ заговорить. Беттереджъ протянулъ руку въ знакъ того, что онъ еще не кончилъ.
— Ни слова, мистеръ Дженнингсъ! сказалъ онъ.— Я не желаю слышать отъ васъ, сэръ, ни одного слова. У меня есть свои правила, слава Богу! Если я получу приказаніе сродни приказанію изъ Бедлама, это не значитъ ничего. Пока я получаю его отъ моего господина Ніи госпожи, я повинуюсь. Я могу имть свое собственное мнніе, которое, потрудитесь вспомнить, есть также мнніе мистера Бреффа — знаменитаго мистера Брффа! сказалъ Беттереджъ, возвышая голосъ и торжественно качая головой, глядя на меня.— Все-равно, я все-таки беру назадъ мое мнніе. Моя барышня говоритъ: ‘Сдлай это.’ А я говорю: ‘Миссъ, это будетъ сдлано.’ Вотъ я здсь съ книжкой и съ карандашомъ — послдній очиненъ не такъ хорошо, какъ а могъ бы пожелать, но если христіане лишаются разсудка, кто можетъ ожидать, чтобъ карандаши оставались остры? Давайте мн приказанія, мистеръ Дженнингсъ. Я запишу ихъ, сэръ. Я ршился не отступать отъ нихъ ни на волосъ. Я слпой агентъ — вотъ я что. Слпой агентъ! повторилъ Беттереджъ, находя необыкновенное наслажденіе въ этомъ описаніи самого себя.
— Мн очень жаль, началъ я.— что мы съ вами не соглашаемся…
— Не мшайте меня въ это! перебилъ Беттереджъ.— Дло идетъ не о согласіи, а о повиновеніи. Давайте приказанія, сэръ — давайте приказанія.
— Я желаю, чтобы нкоторыя части дома были открыты, сказалъ я:— и меблированы точь-въ-точь какъ въ прошломъ году.
Беттереджъ лизнулъ языкомъ тупо очищенный карандашъ.
— Назовите эти части, мистеръ Дженнингсъ, сказалъ онъ надменно.
— Во-первыхъ, переднюю ведущую къ главной лстниц.
— Во-первыхъ, переднюю, писалъ Беттереджъ.— Невозможно меблировать ее, сэръ, какъ она была меблирована въ прошломъ году — начать съ того.
— Почему?
— Потому что въ прошломъ году, мастеръ Дженнингсъ, тамъ стояла чучела кобуза. Когда господа ухали, кобуза унесли вмст съ другими вещами. Когда кобуза уносили, онъ лопнулъ.
— Когда такъ, мы исключимъ кобуза.
Беттереджъ записалъ исключеніе.
— ‘Передняя должна быть меблирована какъ въ прошломъ году. Только исключить лопнувшаго кобуза.’ Пожалуйста продолжайте, мистеръ Дженнингсъ.
— Положить коверъ на лстницахъ, какъ прежде.
— ‘Положить коверъ на лстницахъ, какъ прежде.’ Очень жалю, что опять долженъ обмануть ваши ожиданія, сэръ. Но и этого сдлать нельзя.
— Почему же?
— Потому что человкъ, клавшій ковры, умеръ, мистеръ Джентитгсъ — а подобнаго ему въ томъ отношеніи, чтобы положить коверъ какъ слдуетъ, не найдете во всей Англіи, ищите гд хотите.
— Очень хорошо. Мы должны постараться найти лучшаго человка во всей Англіи посл него.
Беттереджъ записалъ, а я продолжалъ длать распоряженія.
— Гостиная миссъ Вериндеръ должна быть возстановлена совершенно въ такомъ вид, въ какомъ она была въ прошломъ году. Также и корридоръ, ведущій изъ гостиной на первую площадку. Также и второй корридоръ, ведущій съ второй площадки въ лучшія спальныя. Также спальная, занимаемая въ прошломъ іюн мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ.
Тупой карандашъ Беттереджа слдовалъ добросовстно за каждымъ моимъ словомъ.
— Продолжайте, сэръ, сказалъ онъ съ сардонической важностью.— На кончик этого карандаша еще осталось не дописано кое-что.
Я сказалъ ему, что у меня нтъ боле никакихъ распоряженій.
— Сэръ, сказалъ Беттереджъ:— въ такомъ случа я самъ отъ себя прибавлю пунктъ или два.
Онъ раскрылъ записную книжку на новой страниц и еще разъ лизнулъ неистощимый карандашъ.
— Я желаю знать, началъ онъ:— могу я или нтъ вымыть мои руки…
— Ршительно можете, сказалъ мистеръ Блэкъ.— Я позвоню слугу.
—… Отъ нкоторой отвтственности, продолжалъ Беттереджъ, невозмутимо отказываясь видть въ комнат кого-нибудь другого кром его и меня.— Начнемъ съ гостиной миссъ Вериндеръ. Когда мы снимали коверъ въ прошломъ году, мистеръ Дженнингсъ, мы нашли изумительное количество булавокъ. Долженъ я опять положить булавки?
— Конечно, нтъ.
Беттереджъ тутъ же записалъ эту уступку.
— Теперь о первомъ корридор, продолжалъ онъ.— Когда мы снимали украшенія въ этой части дома, мы унесли статую толстаго ребенка нагишомъ,— обозначеннаго въ каталог дома ‘Купидономъ, богомъ любви’. въ прошломъ году у него было два крыла къ мясистой части плечъ. Я не доглядлъ и онъ потерялъ одно крыло. Долженъ я отвчать за крыло купидона?
Я опять сдлалъ уступку, а Беттереджъ опять записалъ.
— Перейдемъ ко второму корридору, продолжалъ онъ.— Въ прошломъ году въ немъ не было ничего, кром дверей, и я сознаюсь, что у меня душа спокойна только относительно этой части дома. Что касается до спальной мистера Фрэнклина (если ее надо сдлать въ прежнемъ вид), я желаю знать, кто долженъ взять на себя отвтственность за то, чтобъ поддерживать ее въ постоянномъ безпорядк, какъ бы часто ни возстановлялся порядокъ — здсь панталоны, тутъ полотенце, а французскіе романы везд — я говорю, кто долженъ держать въ неопрятности комнату мастера Фрэнклина, онъ или я?
Мистеръ Блэкъ объявилъ, что онъ возьметъ на себя всю отвтственность съ величайшимъ удовольствіемъ. Беттереджъ упорно отказывался слушать разршеніе этого затрудненія прежде чмъ получалъ мое согласіе и одобреніе. Я принялъ предложеніе мистера Блэка, и Беттереджъ сдлалъ послднюю запись въ своей книжк.
— Заходите когда хотите, мистеръ Дженнингсъ, начиная съ завтрашняго дня, сказалъ онъ, вставая: — вы найдете меня за работой съ нужными помощниками. Я почтительно благодарю васъ, сэръ, за то, что вы оставили безъ вниманія чучелу кобуза и купидоново крыло — также и за то, что вы позволили мн вымыть мои руки отъ всякой отвтственности относительно булавокъ на ковр и безпорядка въ комнат мистера Фрэнклина. Какъ слуга я глубоко обязанъ вамъ. Какъ человкъ я считаю васъ исполненнымъ причудъ и возстаю противъ вашего опыта какъ обмана чувствъ и западни. Не бойтесь, чтобъ мои чувства какъ человка помшали моей обязанности какъ слуги. Ваши распоряженія будутъ исполнены, сэръ, будутъ. Если это кончится пожаромъ въ дом, я ужъ не пошлю за пожарными, если вы не позвоните въ колокольчикъ и не прикажете послать!
Съ этимъ прощальнымъ увреніемъ онъ поклонился и вышелъ изъ комнаты.
— Какъ вы думаете, можемъ мы положиться на него? спросилъ я.
— Безусловно, отвчалъ мистеръ Блэкъ.— Когда войдемъ въ домъ, мы найдемъ, что ничего не было пренебрежно и ничего не было забыто.
Іюня 19.— Еще протестъ противъ нашего плана! На этотъ разъ отъ дамы.
Утренняя почта принесла мн два письма. Одно отъ миссъ Вериндеръ, соглашавшейся самымъ любезнымъ образомъ на предложенный много планъ. Другое отъ дамы, въ дом которой она живетъ — мистриссъ Мерридью.
Мистриссъ Мерридью иметъ честь кланяться и не изъявляетъ притязанія понять предметъ, о которомъ я переписываюсь съ миссъ Вериндеръ, въ его ученомъ значеніи. Съ точки зрнія общественнаго значенія, однако, она чувствуетъ себя въ прав выразить мнніе. Вроятно, мн неизвстно, такъ думаетъ мистриссъ Мерридью, что миссъ Вериндеръ только, девятнадцать лтъ. Позволить молодой двушк въ ея лта присутствовать безъ надзирательницы въ дом наполненномъ мущинами, которые будутъ производить медицинскій опытъ, есть нарушеніе приличія, котораго миссъ Мерридью позволить не можетъ. Она чувствуетъ своей обязанностью принести серьезную жертву своими личными удобствами и похать съ миссъ Вериндеръ въ Йоркширъ. Она проситъ, чтобъ я подумалъ объ этомъ, такъ какъ миссъ Вериндеръ не хочетъ руководиться ничьимъ мнніемъ кром моего. Можетъ быть, ея присутствіе не необходимо, и одно мое слово въ этомъ отношеніи освободитъ и мистриссъ Мерридью и меня отъ весьма непріятной отвтственности.
Если перевести эти вжливыя пошлости на простой англійскій языкъ, то это значитъ, какъ я понимаю, что миссъ Мерридью смертельно боится мннія свта. Она, къ несчастью, обратилась къ самому послднему человку на свт, который имлъ бы причину смотрть съ уваженіемъ на это мнніе. Я не обману ожиданій миссъ Верриндеръ, я не стану откладывать примиренія между молодыми людьми, которые любятъ другъ друга и уже слишкомъ долго были разлучены. Если перевести простыя англійскія выраженія на вжливыя пошлости, это значитъ, что мистеръ Дженнингсъ иметъ честь кланяться миссъ Мерридкю и сожалетъ, что не можетъ ничего боле сдлать въ этомъ дл.
Мистеръ Блокъ чувствуетъ себя сегодня утромъ по прежнему. Мы ршились не мшать Беттереджу и не входить въ домъ сегодня. Успемъ и завтра сдлать нашъ первый осмотръ.
Іюня 20.— Мистеръ Блэкъ начинаетъ чувствовать постоянную тревогу по ночамъ. Чмъ скоре будутъ приведены комнаты въ прежній видъ, тмъ лучше.
По дорог въ домъ сегодня утромъ онъ совтовался со мною съ нервнымъ нетерпніемъ и нершимостью о письм (препровожденномъ къ нему изъ Лондона), которое онъ получилъ отъ пристава Кффа.
Приставъ пишетъ изъ Ирландіи. Онъ сообщаетъ о полученіи (отъ его домоправительницы) карточки и словъ, написанныхъ на ней, которыя мистеръ Блэкъ оставилъ въ его дом близъ Доркинга, я увдомляетъ, что по всей вроятности воротится въ Англію черезъ недлю и даже скоре. А пока онъ проситъ, чтобы мистеръ Блэкъ объяснилъ ему, по какимъ причинамъ онъ желаетъ говорить съ ногъ о Лунномъ камн. Если мистеръ Блэкъ можетъ убдить его, что онъ сдлалъ серьезную ошибку въ прошлогоднемъ слдствіи, онъ будетъ считать своею обязанностью (посл щедраго вознагражденія покойной лэди Вериндеръ) отдать себя въ распоряженіе этого джентльмена. Если нтъ, онъ проситъ позволенія остаться въ своемъ уединеніи, окруженномъ мирными привлекательностями деревенской жизни.
Прочтя это письмо, я безъ малйшей нершимости посовтовалъ мистеру Блэку сообщить приставу Кффу все, что случилось посл того, какъ слдствіе было остановлено въ прошломъ году, и предоставить ему самому составить заключеніе изъ простыхъ фактовъ.
Подумавъ нсколько, я также посовтовалъ пригласить пристава присутствовать при опыт, если онъ успетъ воротиться въ Англію къ тому времени. Онъ былъ бы драгоцннымъ свидтелемъ во всякомъ случа, и еслибъ мое мнніе, что алмазъ спряталъ къ комнат мистера Блэка, оказалось несправедливо, совтъ пристава могъ быть очень важенъ въ дальнйшемъ образ дйствія, въ которомъ я не могъ уже участвовать. Это послднее соображеніе, повидимому, заставило ршиться мистера Блэка. Онъ общалъ послдовать моему совту.
Стукъ молотка показалъ намъ, что дло подвигается, когда мы въхали на дорожку ведущую къ дому.
Беттереджъ, нарядившійся ни этому случаю въ красную рыбачью шапку и въ зеленый байковый передникъ, встртилъ насъ въ передней. Въ ту минуту, какъ онъ увидалъ меня, онъ вынулъ записную книжку и карандашъ и непремнно настаивалъ на томъ, чтобы записывать все, что я говорю ему. Куда бы мы ни смотрли, мы находили, какъ предсказывалъ мистеръ Блэкъ, что работа подвигается такъ бистро и такъ разумно, какъ только было возможно пожелать. Но въ нижней зал и въ комнат миссъ Вериндеръ многое еще нужно было сдлать, казалось сомнительно, будетъ ли домъ готовъ въ конц недли.
Поздравивъ Беттереджа съ сдланнымъ имъ успхомъ (онъ упорно записывать все каждый разъ какъ я раскрывалъ ротъ, отказываясь въ тоже время обращать малйшее вниманіе на слова мистера Блэка) и общавъ прійти опять посмотрть дня черезъ два, мы хотли выйти изъ дома заднимъ ходомъ. Прежде чмъ мы вышли изъ нижнихъ корридоровъ, меня остановилъ Беттереджъ, когда я проходилъ мимо двери, которая вела въ его комнату.
— Могу ли я сказать вамъ слова два наедин? спросилъ онъ таинственнымъ шепотомъ.
Я разумется согласился. Мистеръ Блэкъ вышелъ ждать меня въ садъ, нова я пошелъ съ Беттереджемъ въ его комнату. Я ожидалъ просьбы о какихъ-нибудь новыхъ уступкахъ вслдъ за чучелой кобуза и купидонова крыла. Къ моему величайшему удивленію, Беттереджъ положилъ свою руку на столъ и сдлалъ мн этотъ странный вопросъ:
— Мистеръ Дженнингсъ, вамъ знакомъ Робинзонъ Крузо?
Я отвчалъ, что читалъ Робинзона Крузо въ дтств.
— А посл того? спросилъ Беттереджъ.
— Нтъ.
Онъ отступилъ назадъ на нсколько шаговъ и посмотрлъ на меня съ выраженіемъ сострадательнаго любопытства, умряемаго суеврнымъ страхомъ.
— Онъ не читалъ Робинзона Крузо съ дтства, сказалъ Беттереджъ, говоря самъ съ собой — а не со мной.— Попробуемъ, какъ Робинзонъ Крузо поразитъ его теперь!
Одъ отперъ шкапъ, стоявшій въ углу, и вынулъ грязную и изорванную книгу, изъ которой выходилъ сильный задахъ табаку, когда онъ сталъ перевертывать листы. Найдя мсто, которое онъ очевидно искалъ, онъ допросилъ меня подойти къ нему въ уголъ и все таинственнымъ голосомъ началъ:
— Относительно этого вашего фокус-покуса съ лавданомъ и мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ, пока работники въ дом, обязанность слуги преодолваетъ во мн чувства человка. Когда работники уходятъ, чувства человка преодолваютъ во мн обязанность слуги. Очень хорошо. Прошлый вечеръ, мистеръ Дженннгсъ, у меня на душ сильно засло, что это ваше новое медицинское предпріятіе кончится дурно. Еслибы я поддался этому тайному внушенію, я опять унесъ бы мебель своими собственными руками и прогналъ бы рабочихъ, когда бы они пришли на слдующее утро.
— Съ удовольствіемъ узнаю изъ того, что я видлъ наверху, сказалъ я: — что вы устояли противъ тайнаго внушенія.
— Устоялъ не настоящее выраженіе, отвчалъ Беттереджъ.— Я боролся, сэръ, съ безмолвными приказаніями души моей, толкавшими меня въ одну сторону, и писанными приказаніями въ моей записной книжк, толкавшими меня въ другую, пока (съ позволенія вашего сказать) меня обдавалъ холодный потъ. Въ этомъ страшномъ душевномъ разстройств и тлесномъ разслабленіи, къ какому средству обратился я? Къ средству я сэръ, которое ни разу не измнило мн еще въ послдніе тридцать лтъ и боле — къ этой книг!
Онъ сильно ударилъ по книг открытой рукою и выбилъ этимъ еще сильнйшій запахъ табаку.
— Что я здсь нашелъ, продолжалъ Беттереджъ: — на первой открытой мною страниц? Это ужасное мсто, сэръ, на страниц сто-семьдесятъ-восьмой: ‘Съ этими и многими тому подобными размышленіями, я впослдствіи поставилъ себ за правило, что когда эти тайные намеки или побужденія души, внушающіе мн длать или не длать какое-либо представляющееся дло, или идти туда или сюда, я никогда не преминулъ повиноваться этому тайному предписанію.’ Не сойти мн съ мста, мистеръ Дженнингсъ, это били первыя слова, бросившіяся мн въ глаза именно въ то самое время, когда я шелъ наперекоръ тайному внушенію! Вы не видите въ ртомъ ничего необыкновеннаго, сэръ?
— Я вижу случайное стеченіе обстоятельствъ — и боле ничего.
— Вы не чувствуете ни малйшаго колебанія, мистеръ Дженнингсъ, относительно этого вашего медицинскаго предпріятія?
— Ни крошечки.
Беттереджъ пристально и молча посмотрлъ на меня. Онъ закрылъ книгу, заперъ ее опять въ шкапъ чрезвычайно старательно, повернулся и опять пристально посмотрлъ на меня. Потомъ заговорилъ.
— Сэръ, сказалъ онъ серьезно: — многое можно извинить человку, который съ дтства не читалъ Робинзона Крузо. Желаю вамъ добраго утра.
Онъ отворилъ дверь съ низкимъ поклономъ и оставилъ меня на свобод отправиться въ садъ. Я встртилъ мистера Блэка, возвращающагося въ домъ.
— Вамъ не нужно говорить мн, что случилось, сказалъ онъ.— Беттереджъ сыгралъ свою послднюю карту, онъ сдлалъ новое пророческое открытіе въ Робизон Крузо. Вы потакали его любимой фантазіи? Нтъ? Вы показали ему, что не врите Робинзону Крузо? Мистеръ Дженнингсъ, вы упали такъ низко, какъ только возможно, въ мнніи Беттереджа. Говорите и длайте что хотите впередъ. Вы увидите, что онъ теперь не захочетъ терять съ вами словъ.
Іюня 21.— Короткой записи будетъ достаточно въ моемъ дневник сегодня
Мистеръ Блэкъ никогда еще не проводилъ такой дурной ночи. Я былъ принужденъ, совершенно противъ воли, прописать ему лекарство. Люди съ его чувствительной организаціей, къ счастью, быстро чувствуютъ дйствіе лекарственныхъ мръ. Иначе я готовъ бы былъ бояться, что онъ будетъ совершенно неспособенъ для опыта, когда наступить время предпринять его.
Что касается меня, посл небольшой остановки въ страданіи въ послдніе два дня, у меня былъ припадокъ сегодня утромъ, о которомъ я не скажу ничего, кром того, что онъ заставалъ меня вернуться къ опіуму. Я закрою эту тетрадъ и возьму полный пріемъ пятьсотъ капель.
Іюня 22.— Наши надежды лучше сегодня. Нервное страданіе мистера Блэка очень уменьшилось. Онъ немного спалъ прошлую ночь. Моя ночь по милости опіума была ночью человка оглушеннаго. Я не могу сказать, что я проснулся ныншнимъ утромъ, боле приличное выраженіе будетъ, что я пришелъ въ себя.
Мы подъхали къ дому посмотрть, все ли приведено въ прежній видъ. Будетъ кончено завтра — въ субботу. Какъ предсказывалъ мистеръ Блэкъ, Беттереджъ не выставлялъ новыхъ препятствій. Съ начала до конца онъ былъ зловщимъ образомъ вжливъ и зловщимъ образомъ молчаливъ.
Мое медицинское предпріятіе (какъ его называетъ Беттереджъ) должно теперь неизбжно быть отложено до слдующаго понедльника. Завтра вечеромъ работники поздно останутся въ дом. На слдующій день установленное воскресное тиранство — одно изъ учрежденій этой свободной страны — такъ распредлило позди, что невозможно просить кого-нибудь пріхать къ намъ изъ Лондона. Пока не наступитъ понедльникъ, нечего больше длать, какъ наблюдать внимательно за мистеромъ Блэкомъ и держать его, если возможно, въ такомъ точно состояніи, въ какомъ я нашелъ его сегодня.
Я уговорилъ его написать къ мистеру Брффу и настоятъ, чтобы онъ присутствовалъ къ качеств свидтеля. Я нарочно выбралъ стряпчаго, потому что онъ сильно предубжденъ противъ насъ. Если мы убдимъ его, мы сдлаемъ нашу побду неоспоримой. Мистеръ Блокъ также написалъ приставу Кффу, и я послалъ нсколько строкъ къ миссъ Вериндеръ. Съ ними и съ старымъ Беттереджемъ (который очень важное лицо въ семейств) у насъ будетъ довольно свидтелей — не включая мистриссъ Мерридью, если мистриссъ Мерридью настойчиво захочетъ пожертвовать собою мннію свта.
Іюня 23.— Дйствіе опіума опять преслдовало меня прошлую ночь. Нужды нтъ, я долженъ это перенести, пока понедльникъ де наступитъ и не пройдетъ.
Мистеръ Блэкъ опять не совсмъ здоровъ сегодня. Онъ признается, что въ два часа утра отдирать ящикъ, въ который спряталъ сигары. Онъ усплъ запереть его опять только посредствомъ большого усилія. Потомъ онъ выкинулъ ключъ изъ окна. Слуга принесъ его утромъ найдя его на дн пустой цистерны — вотъ какова судьба! Я взялъ къ себ ключъ до будущаго вторника.
Іюня 24.— Мистеръ Блэкъ и я сдлали продолжительную прогулку въ коляск. Мы оба благотворно почувствовали вліяніе нжнаго лтняго воздуха. Я обдалъ съ нимъ въ гостинниц. Къ моему великому облегченію, я нашелъ его въ разстроенномъ и взволнованномъ состояніи сегодня утромъ — онъ крпко спалъ два часа на диван посл обда. Теперь, если онъ проведетъ еще одну дурную ночь — я не боюсь послдствій.
Іюня 25, понедльникъ.— День опыта! Пять часовъ пополудни. Мы сейчасъ пріхали въ домъ.
Первый и главный вопросъ — это здоровье мистера Блэка.
На сколько я могу судить, онъ общаетъ (въ отношеніи физическомъ) быть одинаково воспріимчивъ къ дйствію опіума сегодня, какъ быль годъ тому назадъ. Онъ теперь находится въ состоянія нервной чувствительности, граничащей съ нервнымъ раздраженіемъ. Цвтъ лица его мняется безпрестанно, рука не совсмъ тверда. Онъ вздрагиваетъ при внезапномъ шум и при неожиданномъ появленіи лицъ дли предметовъ.
Все это послдствіи безсонницы, которая въ свою очередь происходитъ отъ нервнаго разстройства, причиненнаго внезапнымъ прекращеніемъ привычки курить — привычки доведенной до крайнихъ предловъ. Т же причины дйствуютъ теперь, какія дйствовали въ прошломъ году, и послдствія, повидимому, оказываются одни и т же. Выдержитъ ли параллель окончательный опытъ? Событія ночи должны ршить этотъ вопросъ.
Пока я пишу эти строки, мистеръ Блэкъ забавляется въ зал, упражняясь на билліард въ разнаго рода ударахъ, какъ длывалъ нердко, гостя здсь въ прошломъ іюн. Я взялъ съ собою мой дневникъ, отчасти съ цлью заполнить чмъ-нибудь часы, которые вроятно у меня останутся незанятыми, отчасти въ надежд, что можетъ случиться что-нибудь достойное быть отмченнымъ.
Обо всемъ ли я упоминалъ до-сихъ-поръ? Взглянувъ на отмтки вчерашняго дня, я вижу, что забылъ упомянуть объ утренней почт. Этотъ проблъ я пополню тотчасъ, прежде чмъ пойду къ мистеру Блэку.
Итакъ, я получилъ нсколько строкъ отъ миссъ Вериндеръ. Она намрена пріхать съ вечернимъ поздомъ, согласно моему совту. Мистриссъ Мерридью настояла на томъ, чтобы ее сопровождать. Въ записк легкій намекъ на нкоторое разстройство въ обыкновенно отличномъ расположенія духа почтенной дамы, почему она и нуждается но всякомъ снисхожденіи, какъ того требуютъ ея годы и привычка. Я постараюсь въ отношеніи къ мистриссъ Мерридью подражать воздержности Беттереджа въ обращеніи со мною. Онъ встртилъ насъ сегодня торжественно, облеченный въ свое лучшее черное платье, въ накрахмаленномъ бломъ галстух. Когда онъ взглядываетъ въ мою сторону, онъ тотчасъ вспоминаетъ, что я не читалъ Робинзона Крузо съ своего дтства, и почтительно чувствуетъ ко мн жалость.
Мистеръ Блэкъ получилъ отвтъ отъ стряпчаго также вчера.
Мистеръ Брффъ принимаетъ приглашеніе — однако съ оговоркою. Онъ видитъ настоятельную потребность въ томъ, чтобы мущина съ извстною долею здраваго смысла былъ при миссъ Вериндеръ на мст — какъ онъ выражается не стсняясь — намреваемаго представленія. Этимъ мущиною мистеръ Брффъ согласенъ быть за неимніемъ другого. Итакъ, бдная миссъ Вериндеръ будетъ находиться подъ двойнымъ надзоромъ. Отрадно подумать, что мнніе свта наврное этимъ удовлетворится вполн!
О пристав Кфф не слыхать ничего. Онъ безъ сомннія еще въ Ирландіи. Мы не можемъ на него разсчитывать сегодня.
Беттереджъ сейчасъ приходилъ звать меня къ мистеру Блэку. Я долженъ отложить перо на время.
Семъ часовъ. Мы опять обошли вс вновь отдланныя комнаты и лстницы. Мы также сдлали пріятную прогулку въ кустарник, который былъ любимымъ мстомъ прогулки мистера Блэка, когда онъ гостилъ здсь въ прошломъ году. Такимъ образомъ я надюсь оживить въ его ум прежнія впечатлнія мстъ я обстановки, на сколько это возможно.
Мы теперь собираемся обдать ровно въ тотъ часъ, когда обдали въ день рожденія. Моя цль, конечно, чисто-медицинская въ этомъ случа. Лавданъ долженъ застать пищевареніе такъ близко, какъ возможно, къ тому моменту, когда онъ его засталъ въ прошломъ году.
Спустя нкоторое время посл обда я намренъ навести разговоръ — какъ только съумю естественне — на алмазъ и на заговоръ индійцевъ украсть его. Когда же я наведу мысли мистера Блэка на этотъ предметъ, съ моей стороны сдлано будетъ все, что отъ меня зависитъ, до того, когда настанетъ время дать ему опіумъ.
Половина девятаго. Только теперь я нашелъ минуточку для одной изъ важнйшихъ обязанностей, а именно обязанности отыскать въ домашней аптечк лавданъ, который послужилъ мистеру Канди.
Минутъ десять назадъ я уловилъ время, когда Беттереджъ ничмъ не былъ занятъ, и сообщилъ ему свое желаніе. Не возразивъ ни одного слова, даже безъ малйшаго поползновенія достать изъ кармана записную книжку, онъ повелъ меня (уступая мн дорогу на каждомъ шагу) въ кладовую, гд хранилась домашняя аптечка.
Я нашелъ стклянку, тщательно закупоренную пробкою, которая еще была завязана кускомъ лайки. Въ стклянк, почти полной, оказался, какъ я и предполагалъ, обыкновенный лавданъ. Его я намренъ предпочесть тмъ двумъ приготовленіямъ опія, которыми я позаботился запастись на всякій случай.
Вопросъ о количеств гранъ представляетъ нкоторое затрудненіе. Я обдумалъ его и ршилъ усилить пріемъ.
Мои записки говорятъ, что мистеръ Канди далъ всего двадцать-пять грань. Это пріемъ небольшой для послдствій, какія онъ повлекъ за собою даже при воспріимчивости мистера Блэка. Я считаю очень правдоподобнымъ, что мистеръ Канди далъ боле, чмъ полагалъ, зная, какъ онъ любитъ хорошо пообдать, и принимая въ соображеніе, что лавданъ онъ отмрялъ посл обда въ день рожденія. Какъ бы то ни было, я рискну усилить пріемъ до сорока гранъ. Теперь мистеръ Блэкъ предупрежденъ, что приметъ лавданъ, а это, говоря физіологически, равносильно извстной въ немъ сил противодйствія, хотя и безсознательнаго. Если я не ошибаюсь въ этомъ моемъ взгляд, потребность въ большемъ пріем неоспорима для того, чтобы повторить послдствія, вызванныя въ прошломъ году пріемомъ меньшимъ.
Десять часовъ. Свидтели или гости (не знаю, какъ ихъ назвать врне) пріхали съ часъ тому назадъ.
Въ исход девятаго часа я уговорилъ мистера Блэка пойти со мною въ его спальную, подъ предлогомъ, будто я желаю, чтобы онъ осмотрлъ ее въ послдній разъ и удостоврился, не забыто ли чего-нибудь изъ прежней обстановки комнаты. Я заране сговорился съ Бегтереджемъ на счетъ того, чтобы спальную мистеру Брффу отвели возл комнаты мистера Блэка и чтобы о прибытіи стряпчаго я былъ увдомленъ легкимъ стукомъ въ дверь. Пятъ минутъ посл того, какъ на часахъ въ передней пробило девять, я услыхалъ этотъ стука., тотчасъ вышелъ въ корридоръ и встртилъ мистера Брффа.
Моя наружность, какъ обыкновенно, произвела впечатлніе невыгодное. Недоврчивость выразилась ясно во взор мистера Брффа. Привыкшій къ подобному вліянію на чужихъ, я не колеблясь ли минуты сказалъ ему, что находилъ нужнымъ сказать прежде чмъ онъ войдетъ къ мистеру Блэку.— Вы хали сюда, я полагаю, въ обществ мистриссъ Мерридью и миссъ Вериндеръ? спросилъ я.
— Такъ точно, отвчалъ мистеръ Брффъ сухо до крайности.
— Миссъ Вериндеръ вроятно сообщила вамъ мое желаніе, чтобы ея присутствіе въ дом (конечно и мистриссъ Мерридью тоже) оставалось тайною для мистера Блэка, пока мой опытъ надъ нимъ не будетъ произведенъ?
— Я знаю, что долженъ молчать, сэръ! вскричалъ мистеръ Брффъ съ нетерпніемъ.— Имя обыкновеніе умалчивать о безумств человческаго рода вообще, я боле чмъ когда либо расположенъ не развать рта въ настоящемъ случа. Довольно ли вамъ этого?
Я поклонился и предоставилъ Беттереджу провести его въ назначенную ему комнату. Уходя Беттереджъ бросилъ на меня взглядъ, который говорилъ ясне словъ:
‘Вы напали на татарина, мистеръ Дженнингсъ, и э тому татарину имя — мистеръ Брффъ.’
Теперь мн слдовало вынести встрчу съ дамами. Я сошелъ съ лстницы — не скрою, нсколько взволнованный и направился къ гостиной миссъ Вериндеръ.
Жена садовника (ей поручено было позаботиться объ удобствахъ для дамъ) попалась мн на встрчу въ корридор перваго этажа. Эта добрая женщина оказываетъ мн чрезмрную учтивость, которая очевидно иметъ прямымъ источникомъ непреодолимый ужасъ. Она таращитъ на меня глаза дрожитъ и присдаетъ, какъ скоро я съ нею заговариваю. На мой вопросъ, гд миссъ Вериндеръ, она вытаращила на меня глаза, задрожала и, безъ сомннія, присла бы вслдъ за чмъ, еслибы миссъ Вериндеръ не помшала этой учтивости внезапно отворилъ сама дверь своей гостиной.
— Это не мистеръ Дженнингсъ-ли? спросила она.
Не давъ мн время отвтить, она съ живостью вышла въ корридоръ. Мы сошлись у лампы на подставк, которой свтъ падалъ на насъ. При первомъ взгляд на меня миссъ Вериндеръ остановилась въ нершимости. Однако она тотчасъ опять овладла собою, немного покраснла и съ плнительною прямотою протянула мн руку.
— Я не могу считать васъ чужимъ, мистеръ Дженнингсъ, сказала она.— Еслибъ вы знали, какое счастье мн принесли ваши письма!
Она взглянула на мое некрасивое морщинистое лицо съ искренною признательностью, до того для меня новою отъ моихъ ближнихъ, что я не нашелся ей отвчать. Я вовсе не былъ приготовленъ къ ея снисходительности и ея красот. Страданія многихъ лтъ, благодаря Бога, не ожесточили моего сердца. Я былъ съ него неловокъ и робокъ, какъ юноша лтъ пятнадцати.
— Гд онъ теперь? спросила она, высказывая откровенно единственное преобладающее въ ней чувство — горячее участіе къ мистеру Блэку: — что онъ длаетъ? Говорилъ ли обо мн? Въ хорошемъ ли онъ расположеніи духа? Какъ дйствуетъ на него видъ этого дома посл того, что случилось въ прошедшемъ году? Когда вы ему дадите лавданъ? Нельзя ли мн видть, какъ вы его нальете? Меня это все интересуетъ такъ живо, я очень взволнована, мн бы вамъ нужно сказать десятки тысячъ вещей, и вс он разомъ толпятся у меня въ голов, такъ что я не знаю, съ чего начать. Вы не удивляетесь моему участію къ нему?
— Нисколько, отвтилъ я.— Кажется, я его вполн себ уясняю.
Она была далека отъ мелочности придавать себ видъ смущенный. Отвтила она мн такъ, какъ бы отвтила брату или отцу.
— Вы меня избавили отъ невыразимаго страданія, вы дали мн новую жизнь. Какъ могу я быть до того неблагодарна, чтобы скрывать что-либо отъ васъ? Я люблю его, сказала она просто: — я любила его отъ начала и до конца, даже тогда, какъ была къ нему несправедлива въ своихъ собственныхъ мысляхъ, даже тогда, какъ говорила ему слова самыя жестокія, самыя суровыя. Можетъ ли это служить мн извиненіемъ? Надюсь, что можетъ — я опасаюсь, что это одно меня можетъ извинить. Когда онъ завтра узнаетъ, что я въ дом, думаете ли вы…
Она не договорила и пристально взглянула мн въ лицо.
— Завтра вамъ останется только повторить то, что вы мн сказали сейчасъ.
Лицо ея просіяло, она подошла ко мн на шагъ ближе и съ очевиднымъ волненіемъ стала перебирать лепестки цвтка, который я сорвалъ въ саду и вдлъ въ петлицу моего сюртука.
— Вы съ нимъ видлось часто въ послднее время, сказала она: — дйствительно ли вы увидали въ немъ это?
— Дйствительно видлъ, отвтилъ я.— Для меня не представляется ни малйшаго сомннія на счетъ того, что случится завтра, желалъ бы я имть такую же увренность относительно событій этой ночи.
Разговоръ нашъ прерванъ былъ на этомъ мст появленіемъ Беттереджа съ чайнымъ приборомъ. Проходя въ гостиную, онъ бросилъ на меня второй выразительный взглядъ, означавшій,
‘Татаринъ наверху, мистеръ Дженнингсъ, татаринъ вдь наверху!’
Мы вошли въ гостиную вслдъ за дворецкимъ. Пожилая дама небольшого роста, очень красиво одтая, сидла въ уголк, вся поглощенная какою-то хорошенькою вышивкою. Увидавъ мой цыганскій цвтъ лица и пгіе волосы, она выронила работу изъ рукъ и слегка вскрикнула.
— Мистриссъ Мерридью, это мистеръ Дженнингсъ, сказала миссъ Вериндеръ.
— Я прошу у васъ извиненія, мистеръ Дженнингсъ, сказала почтенная дама мн, смотря однако на миссъ Вериндеръ.— Поздка по желзной дорог всегда разстраиваетъ мои нервы. Я стараюсь нсколько успокоиться, занимаясь по обыкновенію. Не знаю, на сколько моя работа неумстна при настоящемъ случа, совершенно выходящемъ изъ ряда вещей. Если она мшаетъ вашимъ медицинскимъ цлямъ, то я конечно съ удовольствіемъ отложу ее въ сторону.
Я поспшилъ дать полное разршеніе на присутствіе вышивки, точь-въ-точь какъ далъ его на отсутствіе лопнувшаго кобуза и крыла купидона. Мистриссъ Мерридью сдлала надъ собою усиліе — изъ благодарности — чтобы взглянуть на мои волосы. Однако усиліе не увнчалось успхомъ и она опять обратила взоръ на миссъ Вериндеръ.
— Съ позволенія мистера Дженнингса, продолжала эта почтенная дама: я допросила бы объ одномъ. Онъ намренъ произвести сегодня ночью ученый опытъ. Когда я была еще въ пансіон, я присутствовала при подобныхъ опытахъ. Они всегда кончались взрывомъ. Не будетъ ли мистеръ Дженнингсъ на столько обязателенъ, чтобы предупредить меня заблаговременно, когда слдуетъ ожидать взрыва въ настоящемъ случа. Я имю въ виду перенести этотъ моментъ, если возможно, прежде чмъ пойду спать.
Я было попытался уврить мистриссъ Мерридью, что взрыва по программ не полагалось при настоящемъ опыт.
— Нтъ, нтъ, повторяла почтенная старушка: — я очень благодарна мистеру Дженнингсу за намреніе, но вполн понимаю, что онъ меня только обманываетъ для моего успокоенія. Однако я предпочитаю откровенность. Я совсмъ помирилась съ мыслью о взрыв, но очень желала бы перенести его до того, какъ лягу бъ постель.
Тутъ отворилась дверь и мистриссъ Мерридью опять слегка вскрикнула — отъ взрыва? Нтъ, только отъ появленія Беттереджа.
— Прошу извиненія, мистеръ Дженнингсъ, сказалъ Беттереджъ тономъ самой изысканной учтивости: — мистеръ Фрэнклинъ желаетъ знать, гд вы. Находясь въ вашемъ распоряженіи, чтобы обманывать его относительно присутствія въ дом барышни, я сказалъ ему, что не знаю гд вы. Это, если вамъ угодно будетъ замтить, просто-на-просто ложь. Такъ какъ я стою одною ногою въ гробу, то чмъ мене вы отъ меня потребуете подобной лжи, тмъ я боле вамъ буду обязанъ, когда настанетъ мои часъ и я почувствую укоры совсти.
Нельзя было терять ни минуты на размышленіе по поводу совсти Беттереджа. Мистеръ Блэкъ могъ войти неожиданно, отыскивая меня, если я тотчасъ не отправлюсь въ его комнату. Миссъ Вериндеръ вышла со мною въ корридоръ.
— Они кажется сговорились васъ мучить, сказала она мн.— Что это значитъ?
— Значитъ это протестъ свта, миссъ Вериндеръ — въ самомъ маленькомъ вид — противъ всего новаго.
— Что намъ длать съ мистриссъ Мерридью?
— Скажите ей, что взрывъ будетъ завтра въ девять часовъ утра.
— Чтобы отправить ее спать?
— Именно, чтобы отправить се спать.
Миссъ Вериндеръ вернулась въ гостиную, а я пошелъ наверхъ къ мистеру Блэку.
Къ изумленію моему, я засталъ его одного. Онъ ходилъ въ волненіи изъ угла въ уголъ и немного былъ раздраженъ тмъ, что оставался одинъ
— Гд мистеръ Брффъ? спросилъ я.
Онъ указалъ на затворенную дверь въ смежную комнату, занимаемую стряпчимъ. Мистеръ Брффъ входилъ къ нему на минуту, попытался опять протестовать противъ нашихъ распоряженій и опять потерплъ полную неудачу, онъ не произвелъ ни малйшаго дйствія на мистера Блэка. Затмъ стряпчій прибгнулъ къ черной кожаной сумк, набитой донельзя дловыми бумагами.
— Серьезныя дла, сознавался онъ:— вовсе неумстны въ настоящемъ случа, но тмъ не мене они должны идти своимъ чередомъ. Мистеръ Блэкъ, быть можетъ, проститъ человку дловому его старомодныя привычки. Время — деньги, а мистеръ Дженнингсъ можетъ разсчитывать на его присутствіе, какъ скоро онъ его позоветъ.
Съ этимъ извиненіемъ стряпчій вернулся въ свою комнату и упорно углубился въ свою черную сумку.
Я вспомнилъ мистриссъ Мерридью съ ея выпивкою и Беттереджа съ его совстью. Удивительное тождество лежитъ въ основ англійскаго характера, точно такъ какъ оно оказывается и въ основномъ выраженіи англійскаго лица.
— Когда вы мн дадите лавданъ? нетерпливо спросилъ мистеръ Блэкъ.
— Вамъ надо немного подождать, сказалъ я.— До того времени я останусь съ вами.
Тогда еще не было и десяти часовъ. По словамъ и Беттереджа и мистера Блэка на мои разспросы въ разныя времена, я пришедъ къ заключенію, что пріемъ лавдана, данный мистеромъ Канди, не могъ быть принятъ прежде одиннадцати. Итакъ я ршился не давать вторичнаго пріема ране этого времени.
Мы поговорили немного, но мысля наши заняты были предстоящимъ опытомъ. Разговоръ не вязался и скоро прекратился совсмъ. Мистеръ Блэкъ небрежно перелистывалъ книги, лежавшія на его стол. Я имлъ предосторожность осмотрть ихъ всхъ, когда ни вошли въ комнату. Тутъ были одни классическія произведенія: ‘Опекунъ-Сплетникъ’, Ричардсона ‘Памела’, ‘Человкъ съ чувствомъ’ Макензи, ‘Жизнь Лаврентія Медичи’ Роско и Робертсона ‘Карлъ Пятый’ — все вещи (несомннно) гораздо выше чего-либо написаннаго поздне и (съ моей точки зрнія) надленныя великимъ достоинствомъ не приковывать ничьего вниманія и не волновать ничего ума. Я предоставилъ мистера Блэка успокоительному вліянію образцовой словесности и занялся этою отмткою въ моемъ дневник.
Часы говорятъ мн. что скоро одиннадцать. Я опять долженъ закрыть эту тетрадь.
Два часа пополуночи. Опытъ сдланъ. О результат же я сейчасъ дамъ подробный отчетъ.
Въ одиннадцать я позвонилъ Беттереджа и сказалъ мистеру Блэку, что ему пора наконецъ ложиться.
Я выглянулъ изъ окна. Ночь была теплая и дождливая, походящая въ этомъ отношеніи на ночь двадцать-перваго іюня въ прошломъ году. Не питая вры къ примтамъ, я однако порадовался отсутствію въ атмосфер всякаго прямого вліянія на нервную систему, всякаго чрезмрнаго накопленія электричества или признаковъ приближающейся грози. Беттереджъ подошелъ ко мн у окна и таинственно всунулъ мн въ руку бумажку. На ней было написано слдующее:
‘Мистриссъ Мерридью пошла лечь вслдствіе положительнаго объявленія, что порывъ долженъ произойти завтра въ девять часовъ утра и что я не выйду изъ этой части дома, пока она не придетъ возвратить мн свободу. Она не подозрваетъ, что главное мсто дйствія и есть моя гостиная, иначе она осталась бы тутъ на всю ночь. Я одна и очень встревожена. Пожалуйста дайте мн возможность видть, какъ вы будете отмрять лавданъ, мн непремнно хочется быть тутъ при чемъ-нибудь, хотя бы въ качеств простой зрительницы. P. В.’
Я вышелъ изъ комнаты вслдъ за Беттереджемъ и приказалъ ему принести ящикъ съ аптечкою въ гостиную миссъ Вериндеръ.
Приказаніе, повидимому, захватило его совершенно врасплохъ. Онъ посмотрлъ на меня, какъ бы подозрвая съ моей стороны тайный умыселъ противъ миссъ Вериндеръ.
— Осмлюсь ли спросить, что общаго между моей молодой барышнею и ящикомъ съ лекарствами? спросилъ онъ наконецъ.
— Останьтесь въ гостиной и ни уводите, былъ мой отвтъ.
Беттереджъ, кажется, усомнился въ своей собственной способности успшно наблюдать за мною безъ посторонней помощи, когда въ дл игралъ роль ящикъ съ лекарствомъ.
— Нельзя ли пригласить и мистера Брффа присутствовать при томъ, что вы хотите двать? спросилъ онъ.
— Не только можно, но и должно. Я иду просить мистера Брффа сойти со мною внизъ.
Беттереджъ ушелъ за аптечкою, не сказавъ боле ни слова. Я вернулся въ комнату мистера Блэка и постучалъ въ дверь къ стряпчему Брффу. Онъ тотчасъ се отперъ, держа бумаги въ рук, весь поглощенный юридическими вопросами и совершенно недоступный для вопросовъ медицинскихъ.
— Мн очень жаль, что я васъ долженъ потревожить, сказалъ я:— но я иду готовить пріемъ лавдана для мистера Блэка и вынужденъ просить васъ присутствовать при этомъ и слдить за тмъ, что я длаю.
— Ага! замтилъ мистеръ Брффъ, неохотно удляя мн десятую долю своего вниманія, сосредоточеннаго на бумагахъ.— Боле ничего?
— Я долженъ просить васъ вернуться сюда со мною, чтобы видть, какъ я дамъ этотъ пріемъ.
— Боле ничего?
— Еще одно. Я нахожусь вынужденнымъ причинить вамъ безпокойство перессть въ комнату мистера Блэка и выжидать послдствій пріема.
— Очепт, хорошо! сказалъ мистеръ Брффъ.— Все-равно чья бы комната ни была, моя или мистера Блэка, я могу заниматься везд. Разв только вы, мистеръ Дженнингсъ, сочтете нужнымъ воспротивиться этой небольшой примси здраваго смысла къ процедур?
Прежде чмъ я усплъ отвтить, мистеръ Блэкъ сказалъ ему съ постели:
— Да неужели же вы въ-самомъ-дл не заинтересованы нисколько тмъ, что мы намрены испытать? Въ такомъ случа, мистеръ Брффъ, у васъ воображенія не боле чмъ у коровы!
— Корова животное полезное, мистеръ Блэкъ, отвтилъ стряпчій и вышелъ вслдъ за мною изъ комнаты, все держа въ рук свои бумаги.
Мы нашли миссъ Вериндеръ блдною и взволнованною, она въ тревог ходила изъ угла въ уголъ по своей гостиной. У стола въ углу стоялъ Беттереджъ, карауля ящикъ съ аптечкою. Мистеръ Брффъ опустился ни первый попавшійся ему стулъ и (стараясь быть полезенъ не мене коровы) тотчасъ углубился опять въ свои бумаги.
Массъ Вериндеръ отвела меня въ сторону и немедля заговорила о томъ, что поглощало вс ея мысля — о состояніи мистера Блэка.
— Каковъ онъ теперь? спросила она.— Въ какомъ состояніи его нервы? Онъ не выходитъ изъ терпнія? Удастся ли опытъ, капъ вы думаете? Уврены ли вы, что пріемъ не сдлаетъ ему вреда?
— Совершенно увренъ. Вотъ вы увидите, какъ я его буду отмривать.
— Минуточку еще! Теперь двнадцатый часъ. Сколько должно пройти времени, прежде чмъ что-либо случится?
— Опредлить трудно. Около часа пожалуй.
— Комната должна быть темпа, я полагаю, какъ она была въ прошломъ году?
— Конечно.
Я буду ждать въ моей спальной, точь-въ-точь-какъ это было тогда. Дверь я оставлю немного растворенною. Прошлаго года она также была немного растворена. Я буду наблюдать за дверью гостиной, и какъ только она шевельнется, я погашу свчу. Все произошло точь-въ-точь такимъ же образомъ въ ночь посл моего рожденія. И теперь вдь все должно повториться точно также, неправдали?
— Уврены ли вы, что можете владть собою, миссъ Вериндеръ?
— Для наго я способна на все! отвтила она съ чувствомъ.
Одинъ взглядъ на ея лицо убдилъ меня, что на нее положиться можно. Я опять обратился къ мистеру Брффу.
— Мн приходится попросить васъ отложить на минуту въ сторону ваши бумаги, сказалъ я.
— О, конечно!
Онъ вскочилъ — какъ будто я оторвалъ его отъ занятій въ самомъ интересномъ мст — и подошелъ со мною къ аптечк. Тутъ же, лишенный возбуждающаго интереса, присущаго его профессіи, онъ взглянулъ на Беттереджа и продолжительно звнулъ.
Миссъ Вериндеръ приблизилась ко мн, держа въ рук стеклянную кружку съ холодною водою, которую она взяла со стола.
— Дайте мн влить воду, шепнула она.— Я должна приложить къ этому руку!
Я отмрилъ сорокъ гранъ изъ стклянки и вылилъ лавданъ въ стаканчикъ для лекарства.
— Наполните его три четверти водою, сказалъ я, подавая стаканчикъ миссъ Вериндеръ.
Потомъ я приказалъ Беттереджу замкнуть ящикъ съ лекарствами, прибавивъ, что не нуждаюсь въ немъ боле. Невыразимое облегченіе выказалось на лиц стараго слуги. Онъ очевидно подозрвалъ меня въ замысл произвести медицинскій опытъ и надъ его молодой госпожею!
Наливъ воду по моему указанію, миссъ Вериндеръ уловила минуту, пока Беттереджъ замыкалъ ящикъ, а мистеръ Брффъ опять вернулся къ своимъ бумагамъ, и украдкою поцловала край стаканчика.
— Когда вы его подадите ему, шепнула прелестная двушка:— подайте этою стороною!
Я вынулъ изъ кармана стеклушко, которое должно было представлять алмазъ, и подалъ его ей, говоря:
— И къ этому вы должны приложить руку. Положите это стеклышко на то мсто, куда прошлаго года положили Лунный камень.
Ода отправилась къ индійскому шкапику и положила стеклышко, игравшее роль алмаза, въ ящикъ, который заключалъ въ себ въ день ея рожденія алмазъ настоящій. Мистеръ Брффъ былъ свидтелемъ и этого съ очевиднымъ протестомъ, какъ присутствовалъ при всемъ остальномъ. Но сильный драматическій интересъ, Принимаемый теперь опытомъ, одержалъ верхъ (къ величайшей моей забав) надъ самообладаніемъ старика Беттереджа. Рука его дрожала, когда онъ свтилъ, и онъ шепнулъ съ видомъ озабоченнымъ:
— Уврены ли вы, миссъ, что не ошиблись ящикомъ?
Я опять направился къ двери первый съ лавданомъ и водою въ рукахъ. На порог я остановился для послдняго наставленія миссъ Вериндеръ.
— Не слишкомъ медлите гасить свчи, сказалъ я ей.
— Я потушу ихъ тотчасъ, отвтила она:— и буду ждать въ своей спальной всего только съ одной свчой.
Она затворила за нами дверь гостиной. Въ сопровожденіи мистера Брффа и Беттереджа я вернулся въ комнату мистера Блэка.
Мы застали его тревожно метавшагося на постели, спрашивающаго себя съ раздраженіемъ, дадутъ ли ему наконецъ лавданъ въ эту нотъ. Въ присутствіи двухъ свидтелей я далъ ему пріемъ лавдана, поправилъ его подушки и посовтовалъ ему лежать тихо и ждать.
Кровать его съ свтлыми ситцевыми занавсками поставлена была изголовьемъ къ стн, такъ чтобы съ обихъ сторожъ оставалось свободное мсто. Съ одной стороны я совсмъ опустилъ занавси и въ части комнаты, огражденный такимъ образомъ отъ его взора, помстилъ мистера Брффа и Беттереджа выжидать послдствій лавдана. Въ ногахъ кровати я опустилъ занавсь на половину и поставилъ себ стулъ въ небольшомъ разстояніи, чтобы имть возможность показаться ему или скрыться, дать ему заговорить со мною или не дать, смотря ко обстоятельствамъ. Узнавъ предварительно, что онъ всегда сшить съ зажженною свчою въ комнат, я поставилъ одну на столикъ у его изголовья, такъ чтобы свтъ не ударялъ ему въ глаза. Другую свчу я отдалъ мистеру Брффу, и свтъ ея смягчался опущенными у кровати ситцевыми занавсками. Окно было открыто сверху, чтобы воздухъ не становился спертымъ. Шелъ тихій дождь. Въ дом царствовала тишина. На моихъ часахъ было двадцать минутъ двнадцатаго, когда вс приготовленія были кончены и я занялъ свое мсто на стул у ногъ кровати.
Мистеръ Брффъ вернулся къ своимъ бумагамъ и но наружному виду углубился въ нихъ попрежнему. Но взглянувъ на него теперь, я увидалъ но извстнымъ признакамъ, что законы начинаютъ утрачивать надъ нимъ свое вліяніе. Возбужденный интересъ положенія, въ которомъ мы находились, понемногу бралъ свое и производилъ дйствіе даже на его положительный умъ. Что касается до твердости правилъ и достоинства въ обращеніи Беттереджа, они въ настоящемъ случа превратились въ пустыя слова. Онъ забылъ, что я производилъ шарлатанскій фокусъ надъ мистеромъ Фрэнклиномъ Блэкомъ, онъ забылъ, что я перевернулъ весь домъ вверхъ дномъ, онъ забылъ, что я не читалъ Робинзона Крузо съ-тхъ-поръ какъ былъ ребенкомъ.
— Ради Бога, сэръ, шепнулъ онъ мн едва слышно:— скажите, когда начнется дйствіе.
— Не прежде полуночи, отвтилъ я также шепотомъ.— Не говорите и сидите тихо.
Беттереджъ снизошелъ до послдней степени фамильярности со мною безъ малйшей борьбы для своего спасенія. Онъ отвтилъ мн однимъ знакомъ.
Взглянувъ потомъ на мистера Блэка, я его нашелъ все такимъ же безпокойнымъ, онъ тоскливо метался на своей постели, удивляясь, отчего лавданъ еще не производилъ никакого дйствія. Сказать ему при настоящемъ его настроеніи духа, что чмъ боле онъ будетъ безпокоенъ и нетерпливъ, тмъ боле отдаляетъ желаемыя послдствія, не повело бы ни къ чему. Всего лучше было постараться отвести его мысли отъ опіума, направивъ ихъ незамтно къ чему-нибудь другому.
Съ этою цлью я заманилъ его въ разговоръ со мною, стараясь съ своей стороны навести его опять на предметъ, служившій намъ темою въ начал вечера — на алмазъ. Я старался обратить его мысли на ту часть исторіи Луннаго камня, которая относилась къ его доставленію изъ Лондона въ Йоркширъ, на опасность, которой подвергался мистеръ Блэкъ, вынувъ его изъ банка въ Фризинголл, и на внезапное появленіе индійцевъ въ дом леди Вериндеръ въ день рожденія ея дочери. Упоминая объ этихъ событіяхъ, я нарочно придалъ себ видъ, будто неврно понялъ многое изъ того, что мистеръ Блэкъ мн разсказывалъ нсколько часовъ назадъ. Такимъ образомъ я заставилъ его говорить о томъ, чмъ занять его мысли составляло вопросъ существенной важности, конечно не давъ ему замтить, что я съ намреніемъ заставляю его говорить. Мало-помалу онъ такъ занялся тмъ, чтобы наводить меня на путь истины, что пересталъ метаться на кровати. Мысли его были далеки отъ дйствія опіума въ тотъ важный моментъ, когда глаза его впервые сказали мн, что лавданъ начинаетъ дйствовать на его мозгъ.
Я взглянулъ на часы. Было безъ пяти минутъ двнадцать. Въ это время непривычный глазъ еще не подмтилъ бы въ немъ никакой перемны. По съ каждою минутою новаго утра быстрые, хотя едва замтные, успхи вліянія лавдана стали сказываться ясно. Восторженное онъ мнніе о шума заблистало въ его глазахъ, легкій потъ выступилъ на его лиц. Черезъ пять минутъ онъ сталъ говорить безсвязно-мы все время не переставали разговаривать. Онъ упорно держался вопроса объ алмаз, но не договаривалъ своихъ фразъ. Вскор вся фраза насказывалась однимъ словомъ. Потомъ настала минута молчанія. Вдругъ онъ слъ на постели. Продолжая думать объ алмаз, онъ заговорилъ опять, не со мною, а съ собою самимъ. Это измненіе доказало мн, что первая степень опыта достигнута. Возбудительное дйствіе опіума овладло имъ.
Теперь было двадцать-три минуты перваго. Слдующіе полчаса, до большей мр, должны были ршить вопросъ, встанетъ онъ изъ постели или лтъ, чтобы выйти изъ комнаты.
Наблюдая за нимъ съ напряженнымъ, всепоглощающимъ вниманіемъ — въ невыразимомъ торжеств, что первый результатъ опыта оказывается такимъ образомъ и приблизительно въ то гремя, какъ я этого ожидалъ — я совершенно забылъ двухъ товарищей моего ночного бднія. Взгляду въ да нихъ теперь, я увидалъ Законъ (представляемый бумагами мистера Брффа) лежащимъ въ небреженіи на полу. Самъ же мистеръ Брффъ жадно смотрлъ сквозь щель, образовавшуюся между неплотно задернутыми занавсями кровати. А Бетгереджъ, забывъ всякое уваженіе къ общественнымъ различьямъ, заглядывалъ черезъ плечо мистера Брффа.
Они оба отскочили, замтивъ, что я на нихъ смотрю, точно два мальчугана, пойманные на мст преступленія своимъ школьнымъ учителемъ. Я пригласилъ ихъ знаками слдовать моему примру и снять тихонько сапоги. Еслибы мистеръ Блэкъ далъ намъ случай слдить за нимъ, необходимо было длать это безъ шума.
Прошло десять минуть — и ничего не случилось. Потомъ онъ вдругъ сбросилъ съ себя одяло. Онъ спустилъ одну ногу съ кровати и ждалъ.
— Напрасно я его вынулъ изъ банка, сказалъ онъ про себя.— Тамъ онъ былъ въ безопасности.
Сердце мое забилось сильно, въ вискахъ застучало какъ молотками. Сомнніе насчетъ безопасности алмаза опять было преобладающимъ впечатлніемъ въ его ум! На этомъ одномъ сосредоточивался весь успхъ опыта. Надежда, внезапно мн открывшаяся, оказалась слишкомъ сальнымъ потрясеніемъ для моихъ разстроенныхъ нервъ. Я былъ вынужденъ отвести отъ него глаза, иначе я бы, кажется, не совладалъ съ собою.
Насталъ промежутокъ молчанія.
Когда я могъ себ позволить взглянуть на него опять, онъ уже стоялъ возл кровати. Зрачки его глазъ теперь были сжаты, а оболочки вокругъ зрачковъ блестли при свт горвшей на столик свчи, въ то время, какъ онъ медленно покачивалъ головою изъ стороны въ сторону. Онъ размышлялъ, онъ недоумвалъ и заговорилъ снова:
— Какъ знать? Индійцы могутъ скрываться гд-нибудь въ дом!
Онъ замолкъ и медленно прошелъ на другую сторону комнаты, потомъ, повернулъ назадъ, постоялъ немного и возвратился съ кровати, говоря:
— Онъ даже не подъ замкомъ. Онъ въ ея индійскомъ шкапик. И ящикъ не замыкается.
Онъ прислъ на кровать.
— Всякій можетъ его взять, продолжалъ онъ.
Опять онъ всталъ тоскливо И повторилъ свои первыя слова:
— Какъ знать? Индійцы могутъ скрываться гд-нибудь въ дом!
Опять онъ постоялъ въ раздумьи. Я спрятался за занавски кровати. Онъ окинулъ комнату своимъ безсознательнымъ, блестящимъ взоромъ. Я притаилъ дыханіе. Опять оказалась какая-то остановка, въ дйствіи ли лавдана, или въ дятельности мозга, кто это могъ опредлить? Все зависло отъ того, что онъ сдлаетъ теперь.
Онъ легъ въ постель!
Жестокое сомнніе мелькнуло у меня въ ум. Могло ли быть, чтобы успокоительное дйствіе опіума уже начиналось теперь? Согласно моей опытности я этого допускать не могъ, но что значитъ опытность, гд рчь идетъ объ опіум? Едва-ли найдутся на свт два человка, на которыхъ бы онъ дйствовалъ одинаково. Не было ли въ его организм какой-либо особенности, вслдствіе которой лавданъ имлъ на него дйствіе своеобразное? Неужели насъ ожидаетъ неудача въ минуту окончательнаго успха?
Нтъ, онъ внезапно всталъ опять.
— Какъ могу я спать, вскричалъ онъ вдругъ:— съ этимъ на душ?
Онъ взглянулъ на свчу, горвшую на столик возл кровати. Спустя минуту онъ взялъ въ руку подсвчникъ.
Я погасилъ свчу, которая горла но другую сторону занавсокъ, и вмст съ мистеромъ Брффозъ и Беттереджемъ притаился въ самый дальній уголокъ за кроватью. Товарищамъ моимъ я показывалъ знаками, чтобы они молчали, какъ будто жизнь ихъ отъ того зависла.
Мы ждали не видя и не слыша ничего, скрытые занавсками.
Свча, которую онъ держалъ по другую сторону кровати, вдругъ двинулась съ мста. Тотчасъ вслдъ за тмъ онъ прошелъ мимо насъ быстрыми и неслышными шагами, все съ свчою въ рук.
Онъ отворилъ дверь и вышелъ изъ спальной. Мы послдовали за нимъ внизъ по лстниц и вдоль корридора перваго этажа. Онъ ни разу не оглянулся, ни разу не останавливался.
Онъ отворилъ дверь гостиной и вошелъ, оставивъ ее за собою растворенною. Она была повшена (надобно всмъ дверямъ въ дом) на большихъ, старинныхъ петляхъ. Между дверью и косякомъ оставалась большая щель. Я знаками пригласилъ моихъ двухъ товарищей смотрть въ эту щель, чтобы ему не показываться. Самъ же я сталъ — также за дверью, но по другую сторону. По лвую руку отъ меня находилось углубленіе въ стн. Туда я могъ спрятаться мгновенно при малйшемъ признак съ его стороны выглянуть опять въ корридоръ.
Онъ дошелъ до середины комнаты все со свчою въ рук, осматривался, но не оглянулся ни разу.
Дверь въ спальную миссъ Вериндеръ была немного растворена. Она погасила у себя свчу. Она мужественно владла собою. Смутное очертаніе ея благо легкаго платья было все, что я могъ разглядть. Не бывъ предупрежденъ, никто бы не подозрвалъ, что въ комнат живое существо. Она стояла въ тша, у нея не вырвалось ни одного слова, ни одного движенія.
На часахъ было десять минутъ второго. При мертвомъ молчаніи я слышалъ тихій шумъ падающаго дождя и шелестъ листьевъ отъ легкаго ночного втра.
Простоявъ въ недоумнія съ минуту или дв по середин комнаты, онъ прошелъ къ углу у окна, гд стоялъ индійскій шкапикъ.
Онъ поставилъ свчу на шкапъ и сталъ выдвигать и задвигать одинъ ящикъ за другимъ, пока не дошелъ до того, гд лежало стеклышко, игравшее роль алмаза. Съ минуту онъ смотрлъ пайщикъ, потомъ вынулъ изъ него стеклышко правою рукою, другою онъ взялъ со шкапика свчу. Тутъ онъ вернулся на середину комнаты и опять постоялъ неподвижно.
До-сихъ-поръ онъ повторялъ точь-въ-точь что сдлалъ въ ночь посл дня рожденія. Будетъ ли его слдующее дйствіе точнымъ повтореніемъ того, что онъ сдлалъ за тмъ въ прошломъ году? Выйдетъ ли онъ изъ комнаты? Вернется ли онъ, какъ я полагалъ, что онъ это сдлалъ тогда, въ свою спальную? Покажетъ ли онъ намъ, что онъ сдлалъ съ алмазомъ, когда возвратился въ свою комнату?
Его первое движеніе оказалось очевидно дйствіемъ имъ не совершеннымъ посл перваго пріема лавдана. Онъ поставилъ свчу на столъ и сдлалъ нсколько шаговъ къ дальнему концу гостиной. Тамъ стоялъ диванъ. Онъ тяжело оперся на его спинку лвою рукою, потомъ приподнялся опять и возвратился на середину комнаты. Теперь я увидалъ его глаза. Они становились тусклы я вки отяжелли. Блескъ зрачковъ быстро исчезалъ.
Напряженное состояніе этой минуты побороло самообладаніе миссъ Вериндеръ. Она сдлала нсколько шаговъ и остановилась. Мистеръ Брффъ и Беттереджъ взглянули на меня изъ за двери въ первый разъ. Предчувствіе обманутаго ожиданія овладло ими такъ, какъ и мною. Тмъ не мене, пока онъ стоялъ на середин комнаты, еще была надежда. Мы ожидали съ невыразимимъ нетерпніемъ, что будетъ дале.
Слдующее за тмъ событіе ршило все. Онъ выпустилъ стеклышко изъ руки. Оно упало на полъ у двери и лежало на виду. Онъ не сдлалъ никакого усилія, чтобы его поднять, онъ смотрлъ на него мутнымъ взоромъ и вдругъ голова его опустилась на грудь. Онъ пошатнулся — пришелъ опять въ себя на мгновеніе — направился нетвердыми шагами къ дивану — и слъ на него. Онъ сдлалъ послднее надъ собою усиліе, попробовалъ встать, но опять опустился на диванъ. Голова его упала на подушки дивана. Тогда было двадцать-пять минутъ второго. Я не усплъ еще положить часовъ назадъ въ карманъ, какъ онъ уже спалъ.
Все было кончено. Теперь онъ находился подъ снотворнымъ вліяніемъ лавдана и опыту насталъ конецъ.
Я вошелъ въ комнату, сказавъ мистеру Брффу и Беттереджу, что они могутъ идти за мною. Теперь нечего было опасаться его потревожить. Мы были свободны двигаться и говорить.
Первый вопросъ, подлежащій ршенію, сказалъ я: — это вопросъ, что намъ теперь съ нимъ длать. Онъ вроятно проспитъ часовъ семь или шесть по-крайней-мр. Нести его назадъ въ спальную немного далеко. Когда я былъ моложе, я справился бы съ этимъ одинъ, но теперь мое здоровье и мои силы не т, что прежде и я опасаюсь, что долженъ просить васъ мн помочь.
Они еще не успли мн отвчать, когда миссъ Вериндеръ тихо позвала меня. Она стояла у двери своей комнаты съ легкою шалью и съ своимъ стеганнымъ одяломъ на рукахъ.
— Вы намрены сидть при немъ, пока онъ спитъ? спросила она.
— Да, я не хочу его оставить одного, такъ какъ не совсмъ увренъ въ дйствіи на него опіума.
Она подала мн шаль и одяло.
— Зачмъ его тревожить? сказала она шепотомъ.— Положите его на софу. Я затворю дверь и останусь въ своей комнат.
Это безспорно было всего проще и всего безопасне. Я передалъ это предложеніе мистеру Брффу и Беттереджу, оба его одобрили. Не прошло и пяти минутъ, какъ онъ уже лежалъ удобно на соф, прикрытый слегка шалью и одяломъ. Миссъ Вериндеръ пожелала намъ доброй ночи и затворила за собою дверь. По моему приглашенію мы трое подошли къ столу посреди комнаты, на которомъ все еще горла свча и лежали письменныя принадлежности.
— Передъ тмъ, чтобы разойтись, началъ я:— мн надо сказать два слова о произведенномъ мпото опыт. Въ виду имлось дв цли, во-первыхъ, доказать, что мистеръ Блэкъ вошелъ въ эту комнату и взялъ Лунный камень въ прошломъ году, дйствуя безсознательно и непроизвольно подъ вліяніемъ опіума. Посл видннаго вами, вы вроятно въ этомъ теперь убждены?
Они отвтили утвердительно не колеблясь ни минуты.
— Вторая цль, продолжалъ я:— заключалась въ томъ, чтобы открыть, куда онъ двалъ Лунный камень, когда вышелъ съ нимъ изъ гостиной въ глазахъ миссъ Вериндеръ въ день ея рожденія. Достиженіе этой цли, конечно, зависло отъ точнаго повторенія съ его стороны всхъ его дйствій въ прошломъ году. Онъ этого не сдлалъ, и цль опыта не достигнута. Я скрывать не хочу, что этимъ огорченъ, по по чести могу утверждать, что не удивленъ нисколько. Я съ самаго начала говорилъ мистеру Блэку, что нашъ полный успхъ въ этомъ дл зависитъ отъ точнаго воспроизведенія въ немъ физическихъ и нравственныхъ условій, въ какія онъ былъ поставленъ въ прошломъ году, и предупредилъ его, что достигнуть этого почти невозможно. Мы воспроизвели эти условія только отчасти, и опытъ удался, конечно, только отчасти же. Быть можетъ, я далъ ему слишкомъ сильный пріемъ лавдана, но по моему убжденію первая указанная мною причина и есть настоящая, которой мы обязаны и нашимъ успхомъ и неудачею.
Сказавъ это, я положилъ передъ мистеромъ Брффомъ письменныя принадлежности и спросилъ его, не согласится ли онъ изложить подробно все, чего былъ свидтелемъ, и скрпить это своею подписью. Онъ тотчасъ взялся за перо и составилъ отчетъ съ быстротою привычнаго дльца.
— Я вамъ обязанъ этимъ вознагражденіемъ за то, что произошло между нами вечеромъ, сказалъ онъ. подписывая бумагу.— Прошу васъ, мистеръ Дженнингсъ, извинить мое къ вамъ недовріе. Вы оказали неоцненную услугу Фрэнклину Блэку. Говоря нашимъ юридическимъ языкомъ, вы выиграли ваше дло.
Извиненіе Беттереджа характеризовало его вполн.
— Мистеръ Дженнингсъ, сказалъ онъ:— когда вы вновь прочтете Робинзона Крузо (что я вамъ очень совтую), вы увидите, что онъ всегда готовъ признавать, если оказывается, что былъ неправъ. Прошу васъ, сэръ, считать меня въ настоящемъ случа исполняющимъ то, что длалъ Робинзонъ Крузо.
Съ этими словами онъ подписалъ бумагу въ свою очередь.
Мистеръ Брффъ отвелъ меня въ сторону, когда мы встали отъ стола.
— Одно слово объ алмаз, сказалъ онъ.— Но вашему Фрэнклинъ Блэкъ спряталъ Лунный камень въ своей комнат. Но моему Лунный камень находится у банкировъ мистера Люкера въ Лондон. Мы спорить не станемъ, кто изъ насъ правъ. Мы ограничимся вопросомъ, кто изъ насъ первый въ состояніи попытаться доказать свое мнніе на дл.
— Относительно меня попытка уже сдлана сегодня ночью и не удалась, отвтилъ я.
— А моя попытка, возразилъ мистеръ Брффъ,— еще производится. Вотъ уже два дня, какъ я поставилъ у банка караулъ для наблюденія за мистеромъ Люкеромъ, и я не сниму караула до послдняго дня этого мсяца. Я знаю, что онъ долженъ выкупить алмазъ самъ — я разсчитываю на тотъ случай, еслибы человкъ, заложившій его мистеру Люкеру, заставилъ его вынуть алмазъ изъ банка, выкупивъ его. Въ такомъ случа я могъ бы овладть этимъ человкомъ. Тутъ, представляется возможность разъяснить тайну именно съ того мста, гд она для насъ становится непроницаема. Согласны ли вы съ этимъ?
Я конечно согласился.
— Я возвращаюсь въ Лондонъ съ десятичасовымъ поздомъ, продолжалъ стряпчій.— Не удивительно, если я услышу по возвращеніи, что уже открыто что-нибудь — и чрезвычайно важно, чтобы Фрэнклинъ Блэкъ былъ у меня подъ рукою въ случа какой-либо надобности. Я намренъ ему сказать, какъ скоро онъ проснется, что ему надо ‘о мною хать въ Лондонъ. Посл всего заучившагося могу ли я разсчитывать на ваше вліяніе, чтобы поддержать меня?
— Безъ сомннія! сказалъ я.
Мистеръ Брффъ пожалъ мн руку и вышелъ изъ комнаты. Беттереджъ послдовалъ за нимъ.

——

Я подошелъ къ соф, посмотрть на мистера Блэка. Онъ не шевельнулся съ-тхъ-поръ, какъ я его уложилъ — онъ лежалъ погруженный въ глубокій и спокойный сонъ.
Пока я еще смотрлъ на него, я услыхалъ, что дверь спальной тихо растворяется. На порог опять показалась миссъ Вериндеръ въ ея хорошенькомъ легкомъ плать.
— Окажите мн послднюю услугу, сказала она шепотомъ: дайте мн сидть при немъ вмст съ вами.
Я колебался въ видахъ — не приличія, а только ночного ея отдыха. Она подошла ко мн совсмъ близко и взяла мою руку.
— Я не могу спать, я даже не могу сидть спокойно въ моей комнат, говорила она.— О, мистеръ Дженнингсъ! еслибы вы были на моемъ мст, подумайте только, какъ вамъ хотлось бы сидть возл и смотрть на него. Согласитесь! Пожалуйста!
Нужно ли прибавлять, что я не устоялъ? Конечно, нтъ!
Она придвинула стулъ къ дивану у его ногъ. Она глядла на него къ безмолвномъ восторг, пока отъ избытка счастья на глазахъ ея не навернулись слезы. Она отерла ихъ и сказала, что пойдетъ за работою. Работу она принесла, но не сдлала ни одной стежки- Работа лежала у нея на колняхъ — она же не въ силахъ была отвести отъ него глазъ даже на столько, чтобы вдть нитку въ иголку. Я вспомнилъ свою молодость, вспомнилъ кроткіе глаза, нкогда обращенные съ любовью на меня. Съ стсненнымъ сердцемъ я искалъ отрады въ моемъ дневник и написалъ въ немъ настоящія строки.
Такимъ образомъ мы молча сидли вмст, одинъ погруженный въ свой дневникъ, другая поглощенная своею любовью.
Часъ проходилъ за часомъ, а онъ все лежалъ въ глубокомъ св. Денъ занялся и свтъ постепенно прибывалъ, а онъ не выходилъ изъ своей неподвижности.
Часамъ къ шести я почувствовалъ приближеніе моихъ обычныхъ страданій. Я былъ вынужденъ оставить ее на время съ нимъ одну, подъ предлогомъ, что иду наверхъ взять для него еще подушку въ спальной. Припадокъ на этотъ разъ длился не долго. Вскор я былъ въ состояніи вернуться и показаться ей опять.
Засталъ я ее уже у его изголовья. Она именно касалась губами его лба, когда я входилъ. Я покачалъ головою какъ могъ серьезне и указалъ ей на стулъ. Она взглянула на меня въ отвть съ ясною улыбкою и плнительнымъ румянцемъ на лиц.
— И вы сдлали бы это на моемъ мст! сказала она мн шепотомъ.

——

Ровно восемь часовъ. Онъ начинаетъ шевелиться.
Миссъ Вериндеръ стоитъ на колняхъ возл дивана. Она выбрала такое мсто, чтобы глаза его, какъ скоро онъ ихъ откроетъ, упали прямо на ея лицо.
Оставить ихъ однихъ?
Конечно!

——

Одиннадцать часовъ. Они устроились между собою, вс ухали въ Лондона, съ десятичасовымъ поздомъ. Конченъ мой короткій сонъ счастья. Я пробуждаюсь къ дйствительности моей печальной и одинокой жизни.
Я не ршаюсь написать ласковыя слова, сказанныя мн — особенно мистеромъ Блэкомъ и миссъ Вериндеръ. Къ тому же это я безполезно. Эти слова мн будутъ приходить на память въ минуты одиночества и помогать перенести, что мн еще предстоитъ передъ концемъ. Мистеръ Блэкъ общалъ писать и сообщить, что произойдетъ въ Лондон. Миссъ Кериндеръ вернется въ Йоркширъ осенью (для своей свадьбы вроятно), я же долженъ дать себ отдыхъ и быть гостемъ въ ея дом. Боже мой! какъ отрадно было сердцу, когда глаза ея, полные счастья и признательности, глядли на меня и теплое пожатіе ея руки мн говорило: ‘Это сдлали вы!’
Мои бдные паціенты ждутъ меня. Теперь назадъ на обычную колею, а ночью къ страшному выбору между опіумомъ и страданіемъ!
Я благодарю Бога за Его милосердіе! На меня глянулъ лучъ солнца — мн выпала минута счастья!

ПЯТЫЙ РАЗСКАЗЪ,

Продолжаемый Фрэнклиномъ Блэкомъ.

Глава I.

Только нсколько словъ необходимы съ моей стороны для дополненія разсказа, описаннаго въ дневник Эзра Дженнингса.
О себ я могу только сказать, что я проснулся утромъ двадцать-шестого, ничего не зная изъ всего, что я говорилъ или длалъ подъ вліяніемъ опіума — съ того времени, когда сонъ овладлъ мною, до того времени, когда я раскрылъ глаза на диван въ гостиной Рэчель.
О томъ, что случилось, когда я проснулся, я не считаю себя въ нрав отдавать отчетъ подробно. Ограничиваясь только результатами, я долженъ сказать, что Рэчель и я вполн поняли другъ друга прежде чмъ хоть одно слово объясненія было сказано съ той или съ другой стороны. Я отказываюсь объяснить и Рэчель отказывается объяснить необыкновенную скорость нашего примиренія. Милостивые государи и милостивыя государыни, оглянитесь на то время, когда вы были страстно привязаны другъ къ другу — и вы узнаете, что случилось посл того, какъ Эзра Дженнингсъ заперъ дверь гостиной, такъ же хорошо, какъ я знаю это самъ.
Однако, я не прочь прибавить, что насъ наврно застала бы мистриссъ Мерридью, еслибы не присутствіе духа Рэчель. Она услыхала шелестъ платья старушки въ корридор и тотчасъ выбжала на встрчу. Я слышалъ, какъ мистриссъ Мерридью сказала: ‘Что случалось?’ и слышалъ отвтъ Рэчель: ‘Взрывъ!’ Мистриссъ Мерридью тотчасъ позволила взять себя за руку и увести въ садъ, подальше отъ предстоящаго потрясенія. Возвращаясь въ домъ, она встртила, меня въ передней и объявила, какъ сильно поражена обширнымъ улучшеніемъ въ наук съ того времени, какъ она была двочкой въ школ.
— Взрывы, мистеръ Блэкъ, несравненно тише, чмъ они были прежде. Увряю васъ, я почти не слыхала взрыва мистера Дженнингса изъ сада. И запаха нтъ потомъ, по-крайней-мр теперь, когда мы воротились въ домъ! Я должна право извиниться передъ вашимъ другомъ докторомъ. Справедливость требуетъ сказать, что онъ устроилъ это великолпно.
Итакъ, побдивъ Беттереджа и мистера Брффа, Эзра Дженнингсъ побдилъ самое мистриссъ Мерридью. Все-таки въ свт есть много неразвитаго либеральнаго чувства!
За завтракомъ мистеръ Брффъ не скрывалъ, по какимъ причинамъ онъ желалъ, чтобы я похалъ съ нимъ въ Лондонъ съ утреннимъ поздомъ. Надзоръ у банка и результатъ, который можетъ выдти изъ этого, такъ непреодолимо возбудили любопытство Рэчели, что она тотчасъ ршила (если мистриссъ Мерридью не будетъ сопротивляться) хать съ нами въ Лондонъ — чтобы какъ можно ране узнать извстія о нашихъ поступкахъ.
Мистриссъ Мерридью оказалась сговорчивой и снисходительной посл истинно-внимательного способа, съ какимъ былъ сдланъ взрывъ, и Беттереджу сообщили, что мы вс четверо возвращаемся назадъ съ утреннимъ поздомъ. Я ожидалъ, что онъ будетъ просить позволенія хать съ нами. Но Рэчель благоразумно доставила врному старому слуг занятіе интересное для него. Ему было поручено докончить меблировку дома, и онъ слишкомъ былъ занятъ своей служебной отвтственностью для того, чтобы чувствовать ‘розыскную лихорадку’, какъ онъ могъ бы чувствовать ее при другихъ обстоятельствахъ.
Единственный предметъ нашего сожалнія, узжая въ Лондонъ, была необходимость разстаться скоре, чмъ мы бы желали, съ Эзра Дженнингсомъ. Невозможно было уговорить его хать съ нами. Я могъ только общать писать къ нему — а Рэчель могла только настаивать, чтобы онъ навстилъ ее, когда она воротится въ Йоркширъ. Мы можемъ вполн надяться встртиться съ нимъ опять черезъ нсколько мсяцевъ — а между тмъ было что-то очень грустное видть нашего лучшаго и дорогого друга стоящаго одиноко на платформ, когда поздъ двинулся.
По прізд нашемъ въ Лондонъ къ мистеру Брффу подошелъ мальчикъ, одтый въ жакетку и панталоны изъ поношеннаго чернаго сукна, и замчательнаго необыкновенною величиною глазъ. Они выдавались такъ далеко и раскрывались такъ широко, что вы тревожно удивлялись, какъ это они оставались въ своихъ впадинахъ. Выслушавъ мальчика, мистеръ Брффъ спросилъ дамъ, извинятъ ли они расъ, если мы не проводимъ ихъ на Портлэндскую площадь. Я едва усплъ общать Рэчель, что я вернусь и разскажу ей все, что случилось, какъ мистеръ Брффъ схватилъ меня за руку и торопливо потащилъ въ кэбъ. Мальчикъ съ огромными глазами слъ на козлахъ возл извощика и кэбъ похалъ въ Ломбардскую улицу.
— Извстія изъ банка? спросилъ я, когда мы похало.
— Извстія о мистер Люкер, отвчалъ мистеръ Брффъ.— Часъ тому назадъ его видли вызжающимъ изъ своего дома въ Лэмбет въ кэб вмст съ двумя людьми, въ которыхъ мои люди узнали полицейскихъ офицеровъ въ партикулярномъ плать. Если опасеніе индійцевъ заставило мистера Люкера принять эту предосторожность, то выводъ довольно ясенъ. Онъ детъ вынимать алмазъ изъ банка.
— Я мы демъ въ банкъ смотрть, что выйдетъ изъ этого?
— Да — или слышать, что вышло, если уже все будетъ кончено въ это время. Вы примтили моего мальчика — вотъ что сидитъ на козлахъ?
— Я примтила его глаза.
Мистеръ Брффъ засмялся.
— У меня въ контор называютъ этого бднаго мальчишку ‘Гусберри’. {Крыжовникъ. Пер. пер.} Онъ служитъ у меня на посылкахъ и я только желалъ бы, чтобы на моихъ клэрковъ, давшихъ ему это прозвище, можно было такъ же положиться, какъ на него. Гусберри одинъ изъ самыхъ хитрыхъ мальчиковъ въ Лондон, мистеръ Блэкъ, несмотря да его глаза.
Было безъ двадцати минутъ пять, когда мы подъхали къ банку въ Ломбардской улиц. Гусберри тоскливо посмотрлъ на своего хозяина., когда отворилъ дверцу кэба.
— Ты тоже хочешь? ласково спросилъ мистеръ Брффъ.— Ступай же и не отходи отъ меня до дальнйшихъ распоряженій. Онъ проворенъ какъ молнія, шепнулъ мн мистеръ Брффъ.— Двухъ словъ достаточно для Гуеберри тамъ, гд съ другимъ мальчикомъ понадобилось бы двадцать.
Мы вошли. Наружная контора — съ длиннымъ прилавкомъ, за которымъ сидли кассиры — была наполнена народомъ, вс ожидали очереди получить или заплатить деньги прежде чмъ банкъ закроется въ пять часовъ.
Два человка изъ толпы подошли къ мистеру Брффу, какъ только онъ вошелъ.
— Ну, спросилъ стряпчій: — вы видли его?
— Онъ прошелъ здсь мимо насъ полчаса тому назадъ, сэръ, въ внутреннюю контору.
— Онъ еще не выходилъ?
— Нтъ еще, сэръ.
Мистеръ Брффъ обернулся но мн.
— Подождемъ, сказалъ онъ.
Я отыскивалъ въ толп около меня трехъ индійцевъ. Ихъ нигд не было видно. Единственный человкъ съ замчательно смуглымъ лицомъ былъ высокій мущина въ лоцманской одежд и въ круглой шляп, походившій на моряка.— Неужели это одинъ изъ нихъ переодтый? Не можетъ быть! Мущина этотъ былъ выше всхъ индійцевъ, а лицо его, тамъ гд оно не было закрыто косматой черной бородой, было вдвое шире лица котораго-либо изъ нихъ.
— У нихъ долженъ быть гд-нибудь шпіонъ, сказалъ мистеръ Брффъ, въ свою очередь взглянувъ на смуглаго моряка:— и можетъ быть вотъ этотъ.
Прежде чмъ онъ усплъ сказать еще что-нибудь, какъ за фалду сюртука почтительно дернулъ его мальчикъ съ огромными глазами. Мистеръ Брффъ посмотрлъ туда, куда смотрлъ мальчикъ.
— Шш! сказалъ онъ: — вотъ мистеръ Люкеръ!
Ростовщикъ вышелъ изъ внутреннихъ областей банка, а за нимъ два его караульныхъ полисмена въ партикулярномъ плать.
— Не теряйте его изъ вида, шепнулъ Брффъ.— Если онъ передастъ кому-нибудь алмазъ, то передастъ его здсь.
Не примчая никого изъ насъ, мистеръ Люкеръ медленно пробирался къ двери — то въ густой, то въ рдкой части толпы. Я ясно видлъ, какъ рука его шевелилась, когда онъ прошелъ мимо низенькаго, плотнаго человка, прилично одтаго въ темносрое платье. Человкъ этотъ слегка вздрогнулъ и посмотрлъ ему въ слдъ. Мистеръ Люкеръ медленно пробирался сквозь толпу. Въ дверяхъ его караульные стали по бокамъ ого. За всми троими шелъ одинъ изъ двухъ человкъ мистера Брффа — и я боле ихъ не видалъ.
Я оглянулся на стряпчаго, а потомъ значительно посмотрлъ на человка въ темносромъ плать.
— Да, шепнулъ мистеръ Брффъ: — я тоже видлъ!
Онъ обернулся, отыскивая своего другого человка. Другого человка нигд не было видно. Онъ оглянулся назадъ, отыскивая мальчика. Гусберри исчезъ.
— Чортъ побери! что это значитъ? сердито сказалъ мистеръ Брффъ.— Оба оставили насъ въ то самое время, когда боле всего нужны намъ.
Пришла очередь человка въ темносромъ плать занять мсто у прилавка. Онъ выплатилъ чекъ — получалъ росписку — и повернулся, чтобы выдти.
— Что теперь длать? спросилъ мистеръ Брффъ.— Мы не можемъ унизить себя до того, чтобы идти за нимъ слдомъ.
— Я могу! сказалъ я: — я не потеряю изъ вида этого человка за десять тысячъ фунтовъ!
— Въ такомъ случа, отвчалъ мистеръ Брффъ: — я не потеряю изъ вида васъ за вдвое большую сумму. Прекрасное занятіе для человка въ моемъ положеніи! пробормоталъ онъ про себя, когда мы шли за незнакомцемъ изъ банка.— Ради Бога не говорите объ этомъ никому! Я пропаду, если это сдлается извстно.
Человкъ въ сромъ плать слъ въ омнибусъ, хавшій къ западу. Мы сли вслдъ за нимъ. Въ мистер Брфф остались еще слды юности. Я утверждаю это положительно — когда онъ слъ въ омнибусъ, онъ покраснлъ!
Человкъ въ сромъ плать остановилъ омнибусъ и вышелъ въ Оксфордской улиц. Мы опять пошли за нимъ. Онъ вошелъ въ аптекарскую лавку.
Мистеръ Брффъ вздрогнулъ.
— Это мой аптекарь, сказалъ онъ: — я боюсь, что мы сдлали ошибку.
Мы вошли въ аптеку. Мистеръ Брффъ и хозяинъ размнялись нсколькими словами по секрету. Стряпчій опять присоединился ко мн съ вытянутымъ лицомъ.
— Это длаетъ намъ большую честь, сказалъ онъ, взявъ меня за руку и выводя изъ аптеки: — хотъ это утшительно!
— Что длаетъ намъ честь? спросилъ я.
— Мистеръ Блэкъ! вы и я дна самыхъ худшихъ любителей-сыщиковъ, когда-либо подвизавшихся въ этомъ ремесл. Человкъ въ сромъ плать тридцать лтъ служитъ у аптекаря. Онъ былъ посланъ въ банкъ заплатить деньги по счету его хозяина — и онъ знаетъ о Лунномъ камн не боле новорожденнаго младенца.
Я спросилъ, что теперь надо длать.
— Воротимтесь ко мн въ контору, сказалъ мистеръ Брффъ:— Гусберри и мой другой человкъ, очевидно, преслдовали кого-нибудь другого. Будемъ надяться, что у нихъ по-крайней-мр зоркіе глаза.
Когда ни дохали до конторы мистера Брффа, второй его человкъ былъ уже тамъ прежде насъ. Онъ ждалъ боле четверти часа.
— Ну, спросилъ мистеръ Брффъ: — какія у васъ извстія?
— Съ сожалніемъ долженъ сказать, сэръ, отвчалъ этотъ человкъ, — что я сдлалъ ошибку. Я готовъ былъ присягнуть, что видлъ, какъ мистеръ Люкеръ передалъ что-то молодому джентльмену въ свтломъ пальто. Пожилой джентльмэнъ оказался, сэръ, весьма почтеннымъ торговцемъ желзными товарами въ Истчин.
— Гд Гусберри? безропотно спросилъ мистеръ Брффъ.
Человкъ вытаращилъ глаза.
— Не знаю, сэръ. Я не видалъ его съ тхъ-поръ, какъ вышелъ изъ банка.
Мистеръ Брффъ отпустилъ его.
— Одно изъ двухъ, сказалъ онъ мн: — или Гусберри убжалъ, или онъ отыскиваетъ самъ отъ себя. Что вы скажете о томъ, чтобы отобдать здсь, на случай, если мальчикъ воротится черезъ часъ или два? У меня есть хорошее вино въ погреб и мы можемъ взять кусокъ баранины изъ кофейной.
Мы отобдали въ контор мистера Брффа. Прежде чмъ сняли скатерть, доложили, что какой-то человкъ желаетъ говорить съ стряпчимъ. Былъ ли это Гусберри? Нтъ, а тотъ человкъ, который былъ послалъ слдить за мистеромъ Люкеромъ, когда онъ вышелъ изъ банка.
Донесеніе въ этомъ случа не представляло ни малйшаго интереса. Мистеръ Люкеръ воротился домой я тамъ отпустилъ своихъ караульныхъ. Онъ боле не выходилъ. Къ сумеркамъ ставни были закрыты и дверь заперта на запоръ. Улицы передъ домомъ и аллею позади дома старательно караулили. Никакихъ слдовъ индійцевъ не было видно, никто не шатался около дома. Сообщивъ эти факты, караульный пожелалъ узнать, не будетъ ли дальнйшихъ приказаній. Мистеръ Брффъ отпустилъ его на ночь.
— Вы думаете, что мистеръ Люкеръ взялъ домой Лунный камень? спросилъ я.
— Не таковскій! сказалъ мистеръ Брффъ: — онъ не отпустилъ бы своихъ полисмэновъ, еслибъ подвергался риску опять держать алмазъ въ своемъ дом.
Мы прождали мальчика еще полчаса, и прождали напрасно. Мистеру Брффу было пора хать въ Гэмпстадъ, а мн воротиться къ Рэчель на Портлэндскую площадь. Я оставилъ мою карточку привратнику въ контор, написавъ на этой карточк, что я буду у себя въ квартир въ половин одиннадцатаго въ отитъ вечеръ. Эту карточку должны были отдать мальчику, если мальчикъ воротится.
Нкоторые люди имютъ сноровку не опаздывать на назначенное свиданіе, а другіе имютъ сноровку опаздывать. Я принадлежу къ числу этихъ другихъ. Прибавьте къ этому, что я провелъ вечеръ на Портлэндской илощади на одномъ диван съ Рэчель, въ комнат длиною въ сорокъ футъ, на дальнемъ конц которой сидла мистриссъ Мерридью. Удивится ли кто-нибудь, что я воротился домой въ половин перваго вмсто половины одиннадцатаго? Если такъ, то этотъ человкъ долженъ быть безъ сердца! И какъ горячо надюсь я, что мн никогда не придется знакомиться съ этимъ человкомъ!
Слуга мой подалъ мн бумажку, когда отворилъ мн дверь.
Я прочелъ эти слова, написанныя четкимъ юридическимъ почеркомъ:
‘Съ вашего позволенія, сэръ, мн ужасно хочется спать. Я приду опять завтра утромъ въ десятомъ часу.’
Изъ разспросовъ оказалось, что мальчикъ съ необыкновенными глазами приходилъ, подалъ мою карточку, подождалъ съ часъ, ничего больше де длалъ, какъ засыпалъ и опять просыпался, написалъ ко мн нсколько словъ и ушелъ домой — съ важнымъ видомъ сообщивъ слуг, что ‘онъ не годится ни къ чему, если не выспится ночью’.
Въ девять часовъ на слдующее утро я былъ готовъ принять моего постителя. Въ половин десятаго я услыхалъ шаги за моею дверью.
— Войдите, Гусберри! закричалъ я.
— Благодарю васъ, сэръ, отвчалъ серьезный и меланхолическій голосъ.
Дверь отворилась. Я вскочилъ и очутился лицомъ къ лицу — съ приставомъ Кффомъ!
— Я вздумалъ заглянуть сюда, мистеръ Блэкъ, на случай, не въ Лондон ли вы, прежде чмъ напишу въ Йоркширъ, сказалъ сержантъ.
Онъ былъ печаленъ и худощавъ по прежнему, глаза его не лишились своего прежняго выраженія (такъ тонко подмченнаго въ разсказ Беттереджа), ‘они смотрли такъ, какъ будто ожидали отъ васъ боле того, что было извстно вамъ самимъ’. Но, на сколько одежда можетъ измнить человка, знаменитый Кффъ измнился такъ, что его узнать было нельзя, На немъ была плана ст. широкими полями, свтлая охотничья жакетка, блые панталоны и суконные каштановаго цвта штиблеты. Въ рукахъ у него была толстая падка, вся его цль, казалось, состояла въ томъ, чтобы имть такой видъ, какъ будто онъ всю жизнь жилъ въ деревн. Когда я поздравлялъ его съ превращеніемъ, онъ не хотлъ принять это за шутку. Онъ жаловался очень серьезно на лондонскій шумъ и запахъ. Объявляю, я вовсе не увренъ, что онъ не говорилъ съ легкимъ деревенскимъ акцентомъ. Я предложилъ ему позавтракать. Невинный деревенскій житель просто обидлся. Онъ завтракалъ въ половин седьмаго — а ложился спать съ курами и птухами.
— Я только вчера вечеромъ воротился изъ Ирландіи, сказалъ приставъ, приступая къ цли своего практическаго посщенія съ своимъ невозмутимымъ обращеніемъ: — прежде чмъ легъ спать, я прочелъ ваше письмо, сообщавшее мн, что случилось посл того, какъ мое слдствіе по поводу алмаза прекратилось въ прошломъ году. Съ моей стороны остается сказать только одно. Я совершенно не понялъ дла. Какъ могъ бы какой бы то ни было человкъ на свт видть предметы въ ихъ настоящемъ свт въ такомъ положеніи, въ какомъ находился я въ то время, я знать не могу. Но это не измняетъ фактовъ. Я сознаюсь, что надлалъ путаницы. Это была не первая путаница, мистеръ Блэкъ, отличившая мою полицейскую карьеру! Только въ книгахъ сыщики никогда не длаютъ ошибокъ.
— Вы пріхали именно въ такое время, когда вы можете поправить вашу репутацію, сказалъ я.
— Извините, мистеръ Блэкъ, возразилъ приставъ: — теперь когда я вышелъ въ отставку, я ни крошечки не забочусь о моей репутаціи. Я покончилъ съ моей репутаціей, слава Богу! Я пріхалъ сюда, сэръ, изъ признательнаго воспоминанія о щедрости покойной лэди Вериндеръ во мн. Я ворочусь къ моему прежнему длу — если я вамъ нуженъ и если вы положитесь на меня — только по этому поводу, а ни въ какомъ другомъ. Ни одного фартинга не должно перейти отъ васъ ко мн. Это основано на чести. Теперь скажите мн, мистеръ Блэкъ, въ какомъ положеніи находится дло посл того, какъ вы писали ко мн?
Я разсказалъ ему объ опыт съ опіумомъ и о томъ, что случилось дотомъ въ банк въ Ломбардской улиц. Онъ былъ очень пораженъ опытомъ — это было нчто совершенно новое въ его опытности. Онъ особенно заинтересовался теоріей Эзра Дженнингса относительно того, что я сдлалъ съ алмазомъ посл того, какъ я вышелъ изъ гостиной Рэчель въ ночь, послдовавшую за днемъ рожденія.
— Я не согласенъ съ мистеромъ Дженнингсомъ, что вы спрятали Лунный камень, сказалъ приставъ Кффъ:— но я согласенъ съ нимъ, что вы непремнно отнесли его въ вашу комнату.
— Хорошо! Я что же случилось потомъ? спросилъ я.
— Вы сами не имете никакого подозрнія о томъ, что случилось, сэръ?
— Ршительно никакого.
— А мистеръ Брффъ не подозрваетъ?
— Не боле моего.
Мистеръ Кффъ всталъ и подошелъ къ моему письменному столу. Онъ воротился съ запечатаннымъ конвертомъ. На немъ было написано ‘Секретное’ и оно было адресовано ко мн, а въ углу была подпись пристава.
— Я подозрвалъ въ прошломъ году не то лицо, сказалъ онъ:— можетъ быть, и теперь я подозрваю не того. Подождите распечатывать конвертъ, мистеръ Блэкъ, пока мы не узнаете правды, а потомъ сравните имя виновнаго съ тмъ именемъ, которое я написалъ въ этомъ запечатанномъ письм.
Я положилъ письмо въ карманъ — а потомъ спросилъ мннія пристава на счетъ тхъ мръ, которыя мы приняли въ банк.
— Очень хорошій планъ, сэръ, отвчалъ онъ: — и именно то, что слдовало сдлать. Но кром Люкера слдовало присматривать и за другимъ человкомъ
— Названнымъ въ письм, которое вы отдали мн?
— Да, мистеръ Блэкъ, за человкомъ названнымъ въ этомъ письм. Теперь ужъ длать нечего. Я кое-что предложу вамъ и мистеру Брффу, сэръ, когда наступитъ время. Подождемъ прежде и посмотримъ, не скажетъ ли намъ мальчикъ чего-нибудь, что стоитъ выслушать.
Было около десяти часовъ, а мальчикъ еще не являлся. Приставъ Кффъ заговорилъ о другихъ предметахъ. Онъ спросилъ о своемъ старомъ друг Беттередж и своемъ старомъ враг садовник. Черезъ минуту онъ перешелъ бы отъ этого къ своимъ любимымъ розамъ, еслибъ мой слуга не прервалъ насъ, доложивъ, что мальчикъ ждетъ внизу.
Когда Гусберри привели въ комнату, онъ остановился на порог двери и недоврчиво посмотрлъ на человка, находившагося со мною. Я подозвалъ мальчика къ себ.
Вы можете говорить передъ этимъ господиномъ, сказалъ я:— онъ здсь для того, чтобы помогать мн, и онъ знаетъ все, что случилось. Приставъ Кффъ, прибавилъ я:— этотъ мальчикъ изъ конторы мистера Брффа.
Въ нашей современной систем цивилизаціи знаменитость (все-равно какого бы то ни было рода) — рычагъ двигающій всмъ. Слава знаменитаго Кффа дошла даже до ушей маленькаго Гусберри. Бойкіе глаза мальчика выкатались еще сильне, когда я назвалъ знаменитое ими, до тиной степени, что я думалъ, что они выпадутъ на коверъ.
— Подите сюда, мой милый, сказалъ приставъ: — и дайте намъ послушать, что вы намъ разскажете.
Вниманіе великаго человка — героя многихъ знаменитыхъ исторіи въ каждой юридической контор въ Лондон — какъ будто околдовало мальчика. Онъ всталъ прямо передъ приставомъ Кффомъ и заложилъ руки за спину, по обычаю новобранца, выдерживающаго экзаменъ.
— Какъ ваше имя? спросилъ приставъ, начиная съ перваго вопроса.
— Октавіусъ Гай, отвчалъ мальчикъ.— Въ контор меня называетъ Гусберри изъ-за моихъ глазъ.
— Октавіусъ Гай, иначе Гусберри, продолжалъ приставъ съ чрезвычайной серьезностью.— Васъ хватились вчера въ банк. Гд вы были?
— Съ вашего позволенія, соръ, я слдилъ за однимъ человкомъ.
— Кто это такой?
— Высокій мущина, сэръ, съ большой черной бородой, одтый какъ морякъ.
— Я помню этого человка! перебилъ я.— Мастеръ Брффъ и я сочли его шпіономъ, подосланнымъ индійцами.
На пристава Кффа, повидимому, не произвело большаго впечатлнія то, что думали мистеръ Брффъ и я. Онъ продолжалъ допрашивать Гусберри.
— Зачмъ же вы слдили за этимъ морякомъ? спросилъ онъ.
— Съ вашего позволенія, сэръ, мистеръ Брффъ желалъ знать, не передастъ ли чего-нибудь мистеръ Люкеръ кому-нибудь по выход изъ банка. Я видлъ, что мистеръ Люкеръ передалъ что-то моряку съ черной бородой.
— Зачмъ вы по сказали мистеру Брффу то, что вы видли?
— Я не имлъ времени говорить кому бы то ни было, сэръ, морякъ вышелъ такъ скоро.
— А вы побжали за нимъ?
— Да, сэръ.
— Гусберри, сказалъ приставъ гладя его по голов:— у васъ есть кое-что въ этомъ маленькомъ череп — и это не хлопчатая бумага. Я очень доволенъ вами до-сихъ-поръ.
Мальчикъ покраснлъ отъ удовольствія. Приставъ Кффъ продолжалъ:
— Ну, что же сдлалъ морякъ, когда вышелъ на улицу?
— Онъ взялъ кэбъ, сэръ.
— А вы что сдлали?
— Бжалъ сзади.
Прежде чмъ приставъ усплъ сдлать еще вопросъ, пришелъ другой постители.— главный клеркъ изъ конторы мистера Брффа.
Чувствуя, какъ важно не прерывать вопроса мистера Кффа, я принялъ клэрка въ другой комнат. Онъ пришелъ съ дурными извстіями отъ своего хозяина. Волненіе и суета послднихъ двухъ дней оказались не подъ силу мистеру Брффу. Онъ проснулся въ это утро съ припадкомъ подагры и не могъ выходить изъ своей комнаты въ Гэмпстид, а въ настоящемъ критическомъ положеніи нашихъ длъ онъ очень тревожился, что принужденъ оставить меня безъ совта и помощи опытнаго человка. Главный клэркъ получилъ приказаніе оставаться въ моемъ распоряженіи и готовъ былъ употребить вс силы, чтобы замнить мистера Брффа.
Я тотчасъ написалъ, чтобы успокоить старика, сообщивъ ему о прізд пристава Кффа, прибавивъ, что Гусберри допрашиваютъ въ эту минуту, и общая увдомить мистера Брффа, или лично, или письменно, о томъ, что можетъ случиться въ этотъ день. Отправивъ клэрка въ Гэмпстидъ съ моимъ письмомъ, я воротился въ ту комнату, изъ которой вышелъ, и нашелъ пристава Кффа у камина, собирающагося позвонить въ колокольчикъ.
— Извините меня, мистеръ Блэкъ, сказалъ приставь: — я только что хотлъ послать къ вамъ слугу сказать, что желаю говорить съ вами. Въ моихъ мысляхъ не осталось ни малйшаго сомннія, что этотъ мальчикъ — этотъ славный мальчикъ, прибавилъ приставь, гладя Гусберри по голов:— слдилъ именно за кмъ нужно. Драгоцнное время было потеряно, сэръ, оттого что вы, къ несчастью, не были дома въ половин одиннадцатаго вчера вечеромъ. Теперь остается только немедленно послать за кэбомъ.
Черезъ пять минутъ приставъ Кффъ и я (Гусберри слъ на козла показывать кучеру дорогу) хали къ Сити.
— Когда-нибудь, сказалъ приставъ, указывая въ переднее окно кэба:— этотъ мальчикъ сдлаетъ замчательныя вещи въ моей бывшей профессіи. Давно не встрчался я съ такимъ бойкимъ и умнымъ мальчикомъ. Вы услышите сущность того, мистеръ Блэкъ, что онъ сказалъ мн, когда васъ не было въ комнат. При васъ еще, кажется, онъ упомянулъ, что онъ побжалъ вслдъ за кэбомъ?
— Да.
— Ну, сэръ, кэбъ похалъ изъ Ломбардской улицы къ Тоуэрской пристани. Морякъ съ черной бородой вышелъ изъ кэба и поговорилъ съ баталеромъ ротердамскаго парохода, который отправлялся на слдующее утро. Онъ спросилъ, можетъ ли онъ тотчасъ перейти на пароходъ и переночевать въ кают. Баталеръ сказалъ: нтъ. Каюты, копки будутъ чиститься въ этотъ вечеръ и никакому пассажиру не позволялось до утра переходить на пароходъ. Морякъ повернулся и сошелъ съ пристани. Когда онъ повернулъ въ улицу, мальчикъ примтилъ въ первый разъ человка, одтаго ремесленникомъ, на противоположной сторон улицы и, повидимому, не терявшаго моряка изъ вида. Морякъ остановился у рестораціи поблизости и вошелъ туда. Мальчикъ не ршился еще, что ему длать, и вмст съ нсколькими другими мальчиками стоялъ и смотрлъ на закуски, выставленныя въ окн рестораціи. Онъ примтилъ, что ремесленникъ ждетъ, какъ самъ онъ ждалъ — во все на противоположной сторон улицы. Черезъ минуту медленно подъхалъ кэбъ и остановился тамъ, гд стоялъ ремесленникъ Мальчикъ могъ видть ясно только одного человка въ кэб, высунувшагося изъ окна поговорить съ ремесленникомъ. Онъ описалъ этого человка, мистеръ Блэкъ, безъ всякихъ намековъ съ моей стороны, имющимъ смуглое лицо, похожее на лицо индійца.
Было ясно на этотъ разъ, что мы съ мистеромъ Брффомъ сдлали еще ошибку. Морякъ съ черной бородой, очевидно, былъ не шпіонъ индійцевъ. Неужели алмазъ былъ у него?
— Черезъ нсколько времени, продолжалъ приставъ: — кэбъ похалъ по улиц. Ремесленникъ перешелъ черезъ дорогу и вошелъ въ ресторацію. Мальчикъ ждалъ, пока его не одолли голодъ и усталость — а потомъ въ свою очередь вошелъ въ ресторацію. У него быль въ карман шиллингъ, онъ пообдалъ великолпно, говоритъ онъ, чернымъ пуддингомъ, пирогомъ съ угремъ и бутылкой инбирнаго пива. Чего не переваритъ желудокъ мальчика? Такого съдомаго вещества еще не было отыскано.
— Что же онъ увидалъ въ рестораціи? спросилъ я.
— Онъ увидалъ моряка, читавшаго газету у одного стола, и ремесленника, читавшаго газету у другого стола. Смерклось прежде чмъ морякъ всталъ и вышелъ. Онъ осмотрлся вокругъ подозрительно, когда вышелъ на улицу. Мальчикъ — такъ какъ онъ былъ только мальчикъ — былъ оставленъ безъ сниманія. Ремесленникъ еще не выходитъ. Морякъ шелъ, осматриваясь вокругъ и, повидимому, еще не ршившись, куда онъ пойдетъ. Ремесленникъ опять полнился на противоположной сторон дороги. Морякъ все шелъ, пока не дошелъ до Береговаго переулка, ведущаго въ Нижнюю Темзовскую улицу. Тамъ онъ остановился передъ таверной подъ вывской ‘Колесо Фортуны’, и осмотрвшись, вошелъ. Гусберри тоже вошелъ. У буфета было много людей, но большей части очень приличныхъ. ‘Колесо Фортуны’ таверна очень порядочная, мистеръ Блэкъ, знаменита своимъ портеромъ и пирогами со свининой.
Отступленія пристава раздражали меня. Онъ это видлъ и строго ограничивался показаніемъ Гусберри, когда продолжала:
— Морякъ спросилъ, можетъ ли онъ имть постель. Трактирщикъ отвчалъ: ‘Нтъ, вс заняты’. Буфетчица возразила ему, что десятый нумеръ пустъ. Послали заслугою, чтобы проводить моряка въ десятый нумеръ. Какъ-разъ передъ этимъ Гусберри примтилъ ремесленника между людьми, стоявшими у буфета. Прежде чмъ слуга явился на зонъ, ремесленникъ исчезъ. Моряка проводила въ его комнату. Не зная, что ему длать, Гусберри быль такъ уменъ, что остался ждать и смотрть, не случится ли чего-нибудь. Случилось кое-что. Хозяина позвала. Сердитые голоса слышались наверху. Трактирщикъ вдругъ явился, таща за воротъ ремесленника, который, въ величайшему удивленію Гусберри, выказывалъ вс признаки опьяннія. Трактирщикъ вытолкалъ его за дверь и угрожалъ послать на полиціей, если онъ воротится. Изъ спора между ними, пока это продолжалось, оказалось, что этотъ человкъ былъ найденъ въ нумер десятомъ и объявлялъ съ упорствомъ пьянаго, что онъ взялъ эту комнату. Гусберри былъ такъ пораженъ внезапнымъ опьянніемъ недавно трезваго человка, что не могъ устоять противъ желанія выбжать за ремесленникомъ на улицу. Пока онъ былъ въ виду таверны, этотъ человкъ шатался самымъ неприличнымъ образомъ. Какъ только онъ повернулъ за уголъ улицы, къ нему тотчасъ воротилось равновсіе и онъ сдлался такимъ трезвымъ членомъ общества, какого можно было только пожелать. Гусберри воротился въ ‘Колесо Фортуны’ въ сильномъ недоумніи. Онъ опять ждалъ, не случится ли чего-нибудь. Ничего не случилось и ничего боле не было слышно о моряк. Гусберри ршился воротиться въ контору. Какъ только онъ дошелъ до этого заключенія, кто появился на противоположной сторон улицы, по обыкновенію, какъ не ремесленникъ опять! Онъ посмотрлъ на одно окно въ гостинниц, единственное, въ которомъ видлся свтъ. Этотъ свтъ какъ будто облегчилъ его. Онъ тотчасъ ушелъ. Мальчикъ воротился въ контору — получилъ нашу карточку — и не нашелъ васъ. Ботъ въ какомъ положеніи въ настоящее время находится дло, мастеръ Блэкъ.
— Какое ваше мнніе, приставъ?
— Я думаю, что дло серьезное, сэръ. Судя по тому, что видлъ мальчикъ, тутъ дйствуютъ индійцы.
— Да. А морякъ очевидно тотъ, кому мистеръ Люкеръ передалъ алмазъ. Кажется страннымъ, что мистеръ Брффъ, я и человкъ, нанятый мистеромъ Брффомъ, вс ошиблись на счетъ того, кто этотъ человкъ.
— Вовсе не страннымъ, мистеръ Блокъ. Соображая опасность, какой подвергался этотъ человкъ, вроятно, мистеръ Люкеръ съ умысломъ обманулъ васъ до предварительному соглашенію между ними.
— Вы понимаете то, что происходило въ таверн? спросилъ я.— Человкъ одтый ремесленникомъ, разумется, былъ нанятъ индійцами. Но я также, какъ Гусберри, не могу объяснить его внезапное опьянніе.
— Я думаю, что могу угадать, что это значитъ, сэръ, сказалъ приставъ.— Если вы подумаете, вы увидите, что этотъ человкъ получилъ какія-нибудь строгія инструкція отъ индійцевъ. Они сани слишкомъ примтны для того, чтобы показаться въ банк или таверн — они были принуждены поручить все своему повренному. Очень хорошо! Повренный ихъ услыхалъ, какъ въ таверн назвали нумеръ той комнаты, которую морякъ долженъ занять на ночь — въ этой также комнат (если мы не ошибаемся) долженъ лежать и алмазъ въ эту ночь. Вы можете положиться на то, что индійцы захотли имть описаніе этой комнаты — ея положенія въ дом и возможности приблизиться снаружи, и тому подобное. Что долженъ былъ длать этотъ человкъ, получивъ такія приказанія? Именно то, что онъ сдлалъ! Онъ побжалъ наверхъ взглянуть на комнату, прежде чмъ моряка привели туда. Его нашли тамъ длающимъ наблюднія-и онъ притворился пьянымъ — легчайшій способъ выбраться изъ затрудненія. Вотъ какъ я отгадываю загадку. Посл того, какъ онъ вышелъ изъ таверны, онъ вроятно отправился съ своимъ донесеніемъ къ тому мсту, гд индійцы его ждали. А индійцы, безъ сомннія, послали его назадъ, удостовриться, дйствительно ли морякъ помстился въ таверн до слдующаго утра. А что случилось въ ‘Колес Фортуны’ посл ухода мальчика — намъ слдовало узнать это вчера вечеромъ. Теперь одиннадцать часовъ утра. Мы должны надяться разузнать, что можемъ.
Черезъ четверть часа кэбъ остановился въ Береговомъ переулк и Гусберри отворилъ намъ дверцу.
— Все какъ слдуетъ? спросилъ приставъ.
— Все какъ слдуетъ, отвчалъ мальчикъ.
Въ ту минуту, какъ мы вошли въ ‘Колесо Фортуны’, даже для моихъ неопытныхъ глазъ сдлалось ясно, что въ дом что-то неладно.
Единственное лицо за прилавкомъ, на которомъ продавались напитки, была растерявшаяся служанка, совершенно непонимавшая своего дла. Двое постителей, ожидавшіе утренняго питья, нетерпливо стучали но прилавку своими деньгами. Буфетчица явилась изъ внутреннихъ комнатъ взволнованная, озабоченная. Она рзко отвчала на вопросъ пристава Кффа о хозяин, что онъ наверху и что ему никто не можетъ надодать.
— Пойдемте со мною, сэръ, сказалъ преставъ Кффъ, хладнокровно поднимаясь на лстницу и длая мальчику знакъ слдовать за нимъ.
Буфетчица позвала хозяина и закричала ему, что какіе-то незнакомые люди насильно входятъ въ домъ. На площадк нижняго этажа намъ встртился трактирщикъ въ сильномъ раздраженіи, спшившій узнать, что случилось.
— Что вы за черти? и что вамъ здсь нужно? спросилъ онъ.
— Воздержитесь, спокойно сказалъ приставъ:— я вамъ скажу, кто я — а приставъ Кффъ.
Знаменитое имя тотчасъ произвело свое дйствіе. Сердитый трактирщикъ растворилъ дверь въ гостиную и просилъ прощенія у пристава.
— Я разсерженъ и разстроенъ, сэръ — вотъ въ чемъ дло, сказалъ онъ,— Сегодня утромъ у насъ въ дом случилась непріятность. Человка ст. моимъ ремесломъ многое можетъ разсердить, приставъ Кффъ.
— Въ этомъ нтъ никакого сомннія, сказалъ приставъ.— Я тотчасъ приступлю, если вы позволите, къ тому, что привело насъ сюда. Этотъ джентльмэнъ и я хотимъ побезпокоить васъ нсколькими разспросами о дл, интересующемъ насъ обоихъ.
— Относительно чего, сэръ? спросилъ трактирщикъ.
— Относительно одного смуглаго человка, одтаго морякомъ, который ночевалъ здсь ныншнюю ночь.
— Боже мой! это именно тотъ человкъ, который перевернулъ вверхъ дномъ весь домъ сегодня! воскликнулъ трактирщикъ.— Вы или этотъ господинъ знаете что-нибудь о немъ?
— Мы не можемъ знать наврно, пока не увидимъ его, отвчалъ приставъ.
— Пока не увидите его? повторилъ трактирщикъ.— Его никто не можетъ видть съ семи часовъ утра. Вчера онъ веллъ придти къ нему въ это время. Къ нему пришли — нельзя было добиться отвта, нельзя отворить дверь и посмотрть, что случилось. Пробовали опять въ восемь часовъ, опять въ девять. Безполезно! Дверь все была заперта — ни малйшаго звука не слышно въ комнат! Меня не было дома сегодня, я только воротился четверть часа тому назадъ. Я самъ стучался въ дверь — и все напрасно. Послали за плотникомъ. Если вы подождете нсколько минутъ, мы отворимъ дверь и посмотримъ.
— Не былъ ли этотъ человкъ пьянъ вчера? спросилъ приставъ.
— Онъ былъ совершенно трезвъ, сэръ — или я не позволилъ бы ему ночевать въ моемъ дом.
— Онъ заплатилъ заране за свою комнату?
— Нтъ.
— Онъ могъ выдти изъ евоеи комнаты, не выходя въ эту дверь?
— Комната эта — чердакъ, сказалъ трактирщикъ:— но въ потолк есть опускная дверь, ведущая на крышу — а нсколько дальше на улиц есть пустой, поправляющійся домъ. Вы думаете, приставъ, что негодяй ушелъ такимъ образомъ, не заплативъ?
— Морякъ, отвчалъ приставъ Кффъ: — могъ это сдлать рано утромъ, прежде чмъ на улиц зашевелился народъ. Онъ привыкъ лазить и голова у него не закружится на крыш домовъ.
Пока онъ говорилъ, доложили о приход плотника. Мы тотчасъ вс пошли наверхъ въ верхній этажъ. Я примтилъ, что приставь былъ необыкновенно серьезенъ даже для него. Мн также показалось странно, что онъ веллъ мальчику (прежде позволивъ ему слдовать за нами) ждать внизу, пока мы воротимся.
Молотокъ и рзецъ плотника справились съ дверью въ нсколько мы путь. Но изнутри поставлена была мебель, какъ баррикада. Толкнувъ дверь, мы опрокинули это препятствіе и вошли въ комнату. Трактирщикъ вошелъ первый, приставъ второй, я третій. Другія присутствовавшія лица послдовали за нами.
Мы вс взглянули на постель и вс вздрогнули.
Морякъ не выходилъ изъ комнаты: онъ лежалъ одтый на постели — съ блой подушкой на лиц, совершенно скрывавшей его отъ глазъ.
— Что это значитъ? сказалъ трактирщикъ, указывая на подушку.
Приставъ Кффъ подошелъ къ постели, не отвтивъ ничего, и снялъ подушку.
Смуглое лицо моряка было безстрастно и неподвижно, черные волосы и борода слегка, очень слегка, растрепаны. Глаза его были раскрыты широко, тусклы и устремлены въ потолокъ. Тусклый взглядъ и неподвижное выраженіе привели меня въ ужасъ. Я отвернулся и отошелъ къ открытому окну. Вс остальные оставались, гд оставался приставъ Кффъ — у постели.
— Онъ къ обморок, сказалъ трактирщикъ.
— Онъ умеръ, отвчалъ приставъ.— Пошлите за ближайшимъ докторомъ и за полиціей.
Слугу послали за обоими. Какія-то странныя чары какъ будто удерживали пристава Кеффа у постели. Какое-то странное любопытство какъ будто заставляло всхъ ждать и смотрть, что будетъ длать приставъ.
Я опять повернулся къ окну. Черезъ минуту я почувствовалъ, какъ меня тихо дернули за фалду, и тоненькій голосокъ прошепталъ:
— Посмотрите, сэръ!
Гусберри вошелъ за нами въ комнату. Его широкіе глаза страшно выкатывались — не отъ страха, а отъ восторга. Онъ сдлалъ открытіе съ своей стороны.
— Посмотрите, сэръ, повторилъ онъ — и повелъ меня къ столу, находившемуся въ углу комнаты.
На стол стоялъ маленькій деревянный ящичекъ, открытый и пустой. Съ одной стороны ящика лежала хлопчатая бумага, употребляемая для завертыванія драгоцнныхъ вещицъ. Съ другой стороны разорванный листъ блой бумаги съ печатью на немъ, отчасти разломанной, и надписью, которую очень хорошо можно было прочесть. Надпись состояла въ слдующихъ словахъ:
‘Отданъ на сохраненіе господамъ Бшу, Лайсоту и Бшу Сэптимусомъ Люкеромъ, жительствующимъ на Миддльсекской площади въ Лэмбет, маленькій деревянный ящикъ, запечатанный въ этомъ конверт и заключающій въ себ вещь очень дорогой цны. Ящикъ этотъ долженъ быть отданъ господами Бшомъ и К. только по личной просьб мистера Люкера.’
Эти строки уничтожили всякое сомнніе, по-крайней-мр въ одномъ отношеніи. Яунпый камень быль у моряка, когда онъ вышелъ изъ банка наканун.
Я почувствовалъ, что меня опять дернули за фалду. Гусберри еще не покончилъ со мною.
— Воровство! шепнулъ мальчикъ съ восторгомъ, указывая на пустой ящичекъ.
— Вамъ было велно ждать внизу, сказалъ я: — ступайте прочь!
И убійство! прибавилъ Гусберри, указывая еще съ большимъ наслажденіемъ на человка, лежавшаго на постели.
Въ удовольствіи, которое доставляла мальчику эта ужасная сцена, было что-то столь отвратительное, что я схватилъ его за плечи и вытолкалъ изъ комнаты.
Въ ту минуту, когда я переступилъ за порогъ двери, я услыхалъ голосъ пристава Кффа, спрашивавшій, гд я. Онъ встртилъ меня, когда я воротился въ комнату, и принудилъ подойти съ нимъ къ постели.
— Мистеръ Блокъ, сказалъ онъ: — посмотрите на лицо этого человка. Это лицо измненное — вотъ вамъ доказательство.
Онъ провелъ пальцемъ топкую черту синевато-блую на лбу покойника между смуглымъ цвтомъ лица и слегка растрепанными черными волосами.
— Посмотрите, что будетъ подъ этимъ, сказалъ приставъ, вдругъ крпко ухватившись рукою за черные волосы.
Мои нервы были не такъ крпки, чтобы вынести это, я опять отвернулся отъ постели.
Первое зрлище, встртившееся глазамъ моимъ на другомъ конц комнаты, быль неугомонный Гусберри, вскарабкавшійся на стулъ и смотрвшій задыхаясь отъ любопытства черезъ голову взрослыхъ на дйствія пристава.
— Онъ стаскиваетъ съ него парикъ, шепталъ Гусберри съ состраданіемъ къ моему положенію, какъ единственному человку въ комнат, который не могъ видть ничего.
Наступило молчаніе — а потомъ крикъ удивленія вырвался у людей, собравшихся около постели.
— Онъ сорвалъ съ него бороду! закричалъ Гусберри.
Наступило новое молчаніе. Приставъ Кффъ спросилъ что-то. Трактирщикъ пошелъ къ умывальнику и воротился къ постели съ тазомъ наполненнымъ водою и съ полотенцемъ. Гусберри заплясалъ на стул отъ восторга.
— Подите сюда вмст со мною, сэръ! Онъ смываетъ теперь краску съ его лица!
Приставъ вдругъ растолкалъ толпу, окружавшую его, и съ ужасомъ на лиц подошелъ къ тому мсту, у котораго я стоялъ.
— Подойдите къ постели, сэръ! началъ онъ.
Онъ посмотрлъ на меня пристальне и замолчалъ.
— Нтъ! продолжалъ онъ.— Распечатайте прежде письмо — письмо, которое я далъ вамъ утромъ.
Я распечаталъ письмо.
— Прочтите имя, мистеръ Блэкъ, которое я написалъ внутри. Я прочелъ имя, которое онъ написалъ. Оно было — Годфри Эбльуайтъ.
— Теперь сказалъ сержантъ: — пойдемте со мною и посмотрите на человка, лежащаго на постели.
Я пошелъ съ нимъ и посмотрлъ на человка, лежащаго на постели. Годфри Эбльуайтъ.

ШЕСТОЙ РАЗСКАЗЪ,

Написанный приставомъ Кффомъ.

I.

Доркингъ, Серрей, іюля 30, 1849. Фрэнклину Блэку, эсквайру. Сэръ, я долженъ извиниться въ замедленіи, случившемся въ присылк донесенія, которое и обязался валъ доставить. Я ждалъ, чтобы сдлать его полнымъ донесеніемъ, и встрчалъ тамъ и сямъ препятствія, которыя можно было преодолть только посредствомъ маленькой траты терпнія и времени.
Цль, которую я предположилъ себ, теперь, я надюсь, была достигнута. Вы найдете на этихъ страницахъ отвты на большую часть — если не на вс — вопросы, относящіеся до покойнаго мистера Годфри Эбльуайта, приходившіе вамъ въ голову, когда я имлъ честь видть васъ въ послдній разъ.
Я намренъ разсказать вамъ — во-первыхъ, что извстно о причин смерти вашего кузена, соображаясь съ тми выводами и заключеніями, какіе мы можемъ (по моему мннію) извлечь изъ фактовъ.
Потомъ я постараюсь — во-вторыхъ, сообщить вамъ такія открытія, какія я сдлалъ относительнопоступковъ мистера Годфри Эбльуайта передъ чмъ, впродолженіе и посл того времени, когда вы встртились съ нимъ какъ гости въ деревенскомъ дом покойной лэди Вериндеръ.

II.

Итакъ, прежде всего о смерти вашего кузена.
Для меня кажется доказано безъ малйшаго сомннія, что онъ былъ задушенъ (пока спалъ или тотчасъ посл того, какъ онъ проснулся) подушкою съ его постели — что лица, виновные въ умерщвленіи его, три индійца — и что цль, отыскиваемая (и достигнутая) преступленія состояла въ томъ, чтобы овладть алмазомъ, называемымъ Луннымъ камнемъ.
Факты, изъ которыхъ выведено это заключеніе, выведены отчасти изъ осмотра комнаты въ таверн и отчасти изъ показаній на слдствіи коронера.
Выбивъ дверь комнаты, нашли покойнаго джентльмэна мертвымъ съ подушкою на лиц. Докторъ, осматривавшій его, будучи увдомленъ объ этомъ обстоятельств, нашелъ признаки смерти совершенно согласными съ умерщвленіемъ посредствомъ удушенія — то-есть съ убійствомъ, совершеннымъ какимъ-нибудь лицомъ или лицами, наложившими подушку на носъ и ротъ покойнаго до-тхъ-поръ, пока смерть произошла отъ прилива крови къ легкимъ.
Теперь перейдемъ къ причин преступленія.
Небольшой ящичекъ, запечатанный бумагою, сорванной съ него (на бумаг была надпись), былъ найденъ открытымъ и пустымъ на стол въ этой комнат. Самъ мистеръ Люкеръ лично узналъ ящикъ, печать и надпись. Онъ объявилъ, что въ этомъ ящик дйствительно заключался алмазъ, называемый Луннымъ камнемъ, и что онъ отдалъ этотъ ящикъ, запечатанный такимъ образомъ, мистеру Годфри Эбльуайту (тогда переодтому) двадцать-шестого іюня. Выводъ изъ всего этого тотъ, что покража Луннаго камня была причиною преступленія.
Теперь приступимъ къ тому, какимъ образомъ преступленіе было совершено.
Осмотрвъ комнату (которая только семи футъ вышины), была найдена открытою опускная дверь въ потолк, ведущая на крышу дома. Короткая лстница, служившая для этой опускной двери (и лежавшая подъ кроватью), была найдена у отверзтія, такъ что всякое лицо или лица могли легко выдти изъ этой комнаты. Въ самой опускной двери было найдено квадратное отверстіе, вырзанное въ самомъ дерев, очевидно, какимъ-нибудь необыкновенно острымъ инструментомъ, именно за болтомъ, прикрплявшимъ дверь съ внутренней стороны. Такимъ образомъ, всякое лицо снаружи могло отодвинуть болтъ, отпереть дверь и спуститься (можетъ быть, съ помощью какого-нибудь сообщника) въ комнату — вышина которой, какъ было уже замчено, была только семи футъ. Что какое-нибудь лицо, или лица, должны были войти такимъ образомъ, оказывается очевидно азъ того самаго обстоятельства, что отверзтіе находилось тутъ. Что касается того способа, какимъ онъ (или они) получили доступъ къ крыш таверны, надо замтить, что третій домъ былъ пустъ и поправлялся — что длинная лстница была оставлена работами съ мостовой до крыши дома — и что воротившись на работу утромъ двадцать-седьмого, рабочіе нашли доску, которую они привязали къ лстниц, чтобы никто не употреблялъ ее во время ихъ отсутствія, снятою и лежащею на песк. Относительно возможности подняться по этой лстниц, пройти по крышамъ домовъ и опять спуститься непримтно, было узнано изъ показаніи ночнаго полисмэна, что онъ проходитъ по Береговому переулку только два раза въ часъ. Показаніе жителей также утверждаетъ, что Береговой переулокъ посл полуночи самая тихая и уединенная изъ лондонскихъ улицъ. Слдовательно, тутъ опять можно справедливо заключить, что съ обыкновенными предосторожностями и присутствіемъ духа — всякій человкъ или люди, могли подняться по лстниц и опять спуститься непримтно. Было доказано опытомъ, что попавъ на крышу таверны, человкъ могъ пройти въ опускную дверь, лежа на ней, и что въ такомъ положеніи парапетъ передъ домомъ скроетъ его отъ глазъ всякаго прохожаго по улиц.
Наконецъ перейдемъ къ лицу или къ лицамъ, которыми преступленіе было совершено.
Извстно 1) что индійцы имли выгоды овладть алмазомъ. 2) По-крайней-мр вроятно, что человкъ, похожій на индійца, котораго Октавіусъ Гай видлъ въ окно кэба говорящимъ съ человкомъ, одтымъ ремесленникомъ, былъ одинъ изъ трехъ индустанскихъ заговорщиковъ. 3) Достоврно, что этотъ же самый человкъ, одтый ремесленникомъ, не упускалъ изъ вида мистера Годфри Эбльуайта по весь вечеръ 26, и былъ найденъ въ спальной (прежде чмъ мистера Эбльуайта проводили туда), при обстоятельствахъ, которыя ведутъ къ подозрнію, что отъ разсматривалъ комнату. 4) Кусокъ оторванной золотой ткани былъ поднятъ въ спальной, и эксперты утверждаютъ, что онъ индійской мануфактуры и что золотая ткань такого рода неизвстна въ Англіи. 5) Утромъ 27 три человка, наружность которыхъ согласовалась съ примтами трехъ индійцевъ, были замчены въ Нижней Темзовской улиц, прослжены до Тоуэрской пристани, я видли, какъ они ухали изъ Лондона на пароход, отправлявшемся въ Ротердамъ.
Это нравственная, если не юридическая, улика, что убійство было совершено индійцами.
Былъ или нтъ человкъ, одтый ремесленникомъ, сообщникомъ этого преступленія, этого сказать невозможно. Чтобъ онъ могъ совершить убійство одинъ, кажется невроятно. Дйствуя одинъ, онъ едва могъ бы удушить мистера Эбльуайта, который былъ выше и сильне его — безъ того, чтобы не произошла борьба или чтобы не былъ услышанъ крикъ. Служанка, спавшая въ смежной комнат, не слыхала ничего, трактирщикъ, спавшій внизу подъ этой комнатой, не слыхалъ ничего. Вс улики указываютъ на тотъ выводъ, что не одинъ человкъ участвовалъ въ этомъ преступленіи — и обстоятельства, повторяю, нравственно даютъ право на заключеніе, что его совершили индійцы.
Мн остается только прибавитъ, что приговоромъ на слдствіи коронера было: умышленное убійство, совершенное какимъ-то неизвстнымъ лицомъ, или лицами. Семейство мистера Эбльуайта предложило награду и были употреблены вс усилія для того, чтобы найти виновныхъ. Человкъ одтый ремесленникомъ укрылся отъ всхъ розысковъ. Слды индійцевъ нашли. Относительно надежды захватить этихъ послднихъ мн остается сказать вамъ слово по этому поводу, когда я дойду до конца этого донесенія.
А пока, написавъ теперь все необходимое о смерти мистера Годфри Эбльуайта, я могу перейти къ разсказу о его поступкахъ передъ тмъ, впродолженіе и посл того, какъ вы встртились съ нимъ въ дом покойной лэди Вериндеръ.

III.

Относительно предмета, о которомъ идетъ теперь рчь, я могу сказать прежде всего, что жизнь мистера Годфри Эбльуайта имла дв стороны.
Сторона, видная для глазъ публики, представляла джентльмэна, пользовавшагося значительной репутаціей оратора на благотворительныхъ митингахъ и одареннаго административными способностями, которыя онъ отдавалъ въ распоряженіе различныхъ благотворительныхъ обществъ, но большей части женскихъ. Сторона, скрытая отъ общаго вниманія, показывала этого самаго джентльмэна въ совершенно другомъ вид, а именно какъ человка преданнаго удовольствіямъ, имвшаго виллу въ предмстья, нанятую не на его имя, и съ дамой въ этой вилл, также взятою не отъ его имени.
Мои изслдованія въ вилл показали мн разныя прекрасныя картины и статуи, мебель, выбранную со вкусомъ и чудной работы, оранжерею съ рдкими цвтами, подобныхъ которымъ не легко было найти во всемъ Лондон. Мои изслдованія о дом повели къ открытію такихъ брилліантовъ, которые были достойны занять мсто наравн съ цвтами, и экипажей и лошадей, которые (по справедливости) произвели эфектъ въ Парк между людьми, способными судить о томъ и о другомъ.
Все это пока было довольно обыкновенно. Вилла и дама предметы такіе знакомые въ лондонской жизни, что мн слдовало бы извиниться, что я упоминаю о нихъ. Но то, что не совсмъ обыкновенно и не совсмъ знакомо (сколько мн извстно), это то, что вс эти вещи не только заказывались, но и уплачивались. Слдствіе доказало къ моему неописанному изумленію, что за картины, статуи, цвты, брилліанты, экипажи и лошадей не оставалось въ долгу и шести пенсовъ. А вилла была куплена на имя дамы.
Я могъ бы стараться отыскать настоящую разгадку этой тайны, и стараться напрасно — еслибъ смерть мистера Годфри Эбльуайта не заставила произвести слдствіе обо всхъ этихъ вещахъ.
Слдствіе обнаружило слдующіе факты:
Мистеру Годфри Эбльуайту была поручена сумма въ двадцать тысячъ фунтовъ, какъ одному изъ попечителей одного молодого джентльмэна, который былъ еще несовершеннолтнимъ въ тысяча-восемьсотъ-сорокъ-восьмомъ году. Попечительство кончалось и молодой джентльмэнъ долженъ былъ поучить двадцать тысячъ фунтовъ въ день своего совершеннолтія въ феврал тысяча-восемьсотъ-пятидесятаго года. А до этого періода шестьсотъ фунтовъ должны были выплачиваться ему его обоими попечителями по полугодіямъ — на Рождество и на Ивановъ день. Этотъ доходъ регулярно выплачивался славнымъ попечителемъ мистеромъ Годфри Эбльуайтомъ. Двадцать тысячъ фунтовъ (съ которыхъ предполагалось получать этотъ доходъ), заключавшіяся въ фондахъ, были проданы до послдняго фартинга въ разные періоды, кончившіеся въ тысяча-восемьсотъ-сорокъ-седьмомъ году. Уполномочіе повреннаго, дававшее право банкирамъ продать капиталъ, и разныя письменныя приказанія, сообщавшія, какую именно сумму продать, были формально подписаны обоими попечителями. Подпись второго попечителя (отставного армейскаго офицера, жившаго въ деревн) была всегда поддлана главнымъ попечителемъ — иначе, мистеромъ Годфри Эбльуайтомъ.
Въ этихъ фактахъ заключается объясненіе благороднаго поведенія мистера Годфри относительно уплаты долговъ, сдланныхъ для дамы и для виллы — и (какъ вы сейчасъ увидите) многаго другого.
Мы можемъ теперь перейти ко дню рожденія миссъ Вериндеръ (въ тысяча-восемсотъ-сорокъ-восьмомъ году) — въ двадцать-первому іюня.
Наканун мистеръ Годфри Эбдьуайтъ пріхалъ къ отцу и просилъ (какъ я знаю отъ самого мистера Эбльуайта старшаго) взаймы триста фунтовъ. Замтьте сумму и помните въ то же время, что полугодовая уплата молодому джентльмэну производилась двадцать-четвертаго числа этого мсяца, также, что весь капиталъ молодого джентьмэна былъ истраченъ его попечителемъ въ конц сорокъ-восьмого года.
Мистеръ Эбльуайтъ старшій отказалъ дать сыну взаймы даже фартингъ.
На слдующій день мистеръ Годфри Эбльуайтъ похалъ вмст съ вами къ лэди Вериндеръ. Черезъ нсколько часовъ мистеръ Годфри (какъ вы сами сказали мн) сдлалъ предложеніе миссъ Вериндеръ. Въ этомъ, безъ сомннія, онъ видлъ — если его предложеніе будетъ принято — конецъ всмъ своимъ денежнымъ тревогамъ, настоящимъ и будущимъ. Но что случилось? Миссъ Вериндеръ отказала ему.
Вечеромъ въ день рожденія денежное положеніе мистера Годфри Эбльуайта было слдующее. Онъ долженъ былъ найти триста фунтовъ къ двадцать-четвертому числу и двадцать тысячъ къ февралю восемьсотъ-пятидесятаго. Еслибъ онъ не усплъ достать этихъ суммъ, онъ былъ бы погибшимъ человкомъ.
При подобныхъ обстоятельствахъ что же случилось?
Вы раздражили мистера Канди, доктора, затронувъ его болзненную струну — профессію, и онъ отплатилъ вамъ шуткою, давъ вамъ пріемъ лавдана. Онъ поручилъ мистеру Годфри Эбльуайту дать этотъ пріемъ (приготовленный въ маленькой склянк), и мистеръ Годфри самъ признался въ этомъ при обстоятельствахъ, которыя тотчасъ будутъ разсказаны вамъ. Мистеръ Годфри тмъ охотне вступилъ въ заговоръ, что онъ самъ пострадалъ отъ вашего колкаго языка въ этотъ вечеръ. Онъ присоединился къ Беттереджу, чтобы уговорить васъ выпить немножко водки съ водой, прежде чмъ вы ляжете спать. Онъ секретно налилъ лавданъ съ вашъ холодный грогъ. И вы выпили это.
Теперь перенесемъ сцену, съ вашего позволенія, въ домъ мистера Люкера въ Лэмбетъ. И позвольте мн замтить въ вид предисловія, что мистеръ Брффъ и я нашли способъ принудить ростовщика высказаться. Мы старательно обдумали показаніе, которое онъ даль намъ, и вотъ оно къ вашимъ услугамъ.

IV.

Поздне вечеромъ въ пятницу двадцать-третьяго іюня (сорокъ-восьмого года) мистеръ Люкеръ былъ удивленъ посщеніемъ мистера Годфри Эбльуайта. Онъ былъ боле чмъ удивленъ, когда мистеръ Годфри показалъ Лунный камень. Подобнаго алмаза (сколько было извстно мистеру Люкеру) не было ни у одного частнаго человка въ Европ.
Мистеръ Годфри Эбльуайтъ сдлалъ два скромныя предложенія относительно этой великолпной вещи. Во-первыхъ, не купитъ ли ее мистеръ Люкеръ? Во-вторыхъ, не возьмется ли мистеръ Люкеръ (если не можетъ купить) продать по коммисіи и заплатить впередъ?
Мистеръ Люкеръ осматривалъ алмазъ, взвшивалъ его и оцнивалъ, прежде чмъ отвтилъ. Его оцнка (соображая пятно въ камн) была тридцать тысячъ фунтовъ.
Дойдя до этого результата, мистеръ Люкеръ опять раскрылъ губы и сдлалъ вопросъ:
— Какъ вамъ досталось это?
Только четыре слова, а какъ много въ нихъ значенія!
Мистеръ Годфри Эбльуайтъ началъ какую-то исторію. Мистеръ Люкеръ опять раскрылъ губы и на этотъ разъ сказалъ только два слова:
— Не годится!
Мистеръ Годфри началъ другую исторію. Мистеръ Люкеръ не терялъ боле съ нимъ словъ. Онъ всталъ и позвонилъ слугу, чтобы онъ отворилъ дверь для джентльмена.
Подъ этимъ принужденіемъ мистеръ Годфри сдлалъ усиліе и представилъ дло въ новомъ и исправленномъ вид.
Секретно вливъ лавданъ въ вашъ грогъ, онъ пожелалъ вамъ спокойной ночи и пошелъ въ свою комнату. Его комната была возл вашей и об комнаты сообщались дверью. Войдя въ свою комнату, мистеръ Годфри (какъ онъ предполагалъ) заперъ эту дверь. Его денежныя затрудненія не давали ему спать. Онъ сидлъ въ халат и туфляхъ почти съ часъ, думая о своемъ положеніи. Когда приготовлялся лечь въ постель, онъ услыхалъ, какъ вы разговаривали сами съ собою въ своей комнат, и подойдя къ двери, служившей сообщеніемъ, увидалъ, что онъ не заперъ ее, какъ предполагалъ.
Онъ заглянулъ въ вашу комнату, посмотрть, что такое съ вами. Онъ увидалъ васъ со свчою въ рук выходящимъ изъ вашей спальной, онъ слышалъ, какъ вы сказали себ голосомъ совершенно-похожимъ на вашъ обыкновенный голосъ:
— Почему я знаю? Можетъ быть, индійцы спрятались въ дом.
До этого времени онъ просто предполагалъ, что помогаетъ (давъ вамъ лавданъ) сдлать васъ жертвою невинной шутки. Теперь ему пришло въ голову, что лавданъ производитъ на васъ такое дйствіе, какого докторъ не предвидлъ такъ же, какъ онъ. Опасаясь, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья, я тихо пошелъ за вами, посмотрть, что вы будете длать. Онъ послдовалъ за вами въ гостиную миссъ Вериндеръ и видлъ, какъ вы вошли туда, вы оставили дверь открытою. Онъ осмотрлъ въ отверзтіе, сдлавшееся такимъ образомъ между дверью и косякомъ, прежде чмъ отважился самъ войти въ комнату.
Въ этомъ положеніи онъ не только видлъ, какъ вы вынули алмазъ изъ шкапика — онъ видлъ также миссъ Вериндеръ, молча наблюдавшую за вами въ открытую дверь. Онъ видлъ, что и она также видла, какъ вы взяли алмазъ.
Прежде чмъ вышли изъ гостиной, вы колебались нсколько. Мистеръ Годфри воспользовался этой нершимостью, чтобъ воротиться въ свою спальную, прежде чмъ вы выйдете и увидите его. Онъ только-что усплъ воротиться, какъ и вы тоже воротились. Вы увидали его (какъ онъ полагаетъ) именно въ то время, когда онъ проходилъ мимо двери, служившей сообщеніемъ. Во всякомъ случа онъ позвалъ васъ страннымъ, соннымъ голосомъ.
Онъ подошелъ къ вамъ. Вы взглянули на него туманными и сонными глазами. Вы сунули алмазъ ему въ руку. Вы сказали ему:
— Отвезите его назадъ, Годфри, въ банкъ вашего отца. Тамъ онъ въ безопасности, а здсь нтъ.
Вы повернулись нетвердыми шагами и надли халатъ. Вы сли въ большое кресло въ вашей комнат. Вы сказали:
— Я не могу отвезти его къ банкъ. Моя голова тяжела какъ свинецъ и я не чувствую подъ собою ногъ.
Голова ваша упала на спинку стула — вы испустили тяжелый вздохъ — и заснули.
Мистеръ Годфри Эбльуайтъ воротился съ алмазомъ въ свою комнату. Онъ уврялъ, что не дошелъ ни до какого заключенія въ то время — кром того, что онъ будетъ ждать и посмотритъ, что случится утромъ.
Когда настало утро, ваши слова и поступки показали, что вы ршительно не знаете того, что говорили и длали ночью. Въ тоже время слова и поведеніе миссъ Вериндеръ показали, что она ршилась не говорить ничего (изъ состраданія къ вамъ) съ своей стороны. Еслибъ мистеръ Годфри Эбльуайтъ за благо разсудилъ оставить у себя алмазъ, онъ могъ бы сдлать это безнаказанно. Лунный камень стоялъ между нимъ и разореніемъ. Онъ положилъ Лунный камень себ въ карманъ.

V.

Вотъ исторія, разсказанная вашимъ кузеномъ (принужденнымъ необходимостью) мистеру Люкеру.
Мистеръ Люкеръ поврилъ разсказу на томъ основаніи, что мистеръ Годфри Эбльуайтъ былъ слишкомъ глупъ для того, чтобъ выдумать его. Мистеръ Брффъ и я согласились съ мистеромъ Люкеромъ относительно того, что на справедливость этого разсказа положиться можно вполн.
Слдующій вопросъ состоялъ въ томъ, что длать мистеру Люкеру относительно Луннаго камня. Онъ предложилъ слдующія условія, какъ единственныя, на которыхъ онъ согласится вмшаться въ то, что было (даже въ его профессіи) сомнительнымъ и опаснымъ дломъ.
Мистеръ Люкеръ соглашался дать мистеру Годфри Эбльуайту взаймы дв тысячи фунтовъ, съ условіемъ, что Лунный камень онъ отдастъ ему въ залогъ. Если по истеченіи года мистеръ Годфри Эбльуайтъ заплатитъ три тысячи фунтовъ мистеру Люкеру, онъ получитъ обратно алмазъ, какъ выкупленный залогъ. Если онъ не заплатитъ денегъ по истеченіи года, залогъ (иначе Лунный камень) перейдетъ въ собственность мистера Люкера — который, въ этомъ послднемъ случа, великодушно подаритъ мистеру Годфри его письменныя обязательства (данныя прежде) и находившіяся теперь въ рукахъ ростовщика.
Безполезно говорить, что мистеръ Годфри съ негодованіемъ казался согласиться на такія чудовищныя условія. Мистеръ Люкеръ подалъ ему назадъ алмазъ и пожелалъ спокойной ночи.
Вашъ кузенъ пошелъ къ дверямъ и опять воротился. Какъ онъ могъ быть увренъ, что разговоръ, происходившій въ этотъ вечеръ, останется въ строгой тайн между его другомъ и имъ? Мистеръ Люкеръ не зналъ. Еслибы мистеръ Годфри согласился на его условія, онъ сдлалъ бы его своимъ сообщникомъ и могъ бы положиться на его молчаніе. Теперь же мистеръ Люкеръ будетъ руководиться своими собственными выгодами. Если неловкіе вопросы будутъ сдланы, какъ онъ можетъ компрометировать себя для человка, отказавшагося имть съ нимъ дло?
Получивъ этотъ отвтъ, мистеръ Годфри Эбльуайтъ сдлалъ то, что длаютъ вс животныя (и люди и другіе), когда они попадутся въ ловушку. Онъ осмотрлся вокругъ въ отчаяніи. Число этого дня было выставлено на карт надъ каминомъ ростовщика и бросилось ему въ глаза. Было двадцать-третье іюня. Двадцать-четвертаго онъ долженъ былъ заплатить триста фунтовъ молодому джентльмэну, котораго онъ былъ попечителемъ, и не имлъ никакой возможности достать эти деньги, кром того что мистеръ Люкеръ предлагалъ ему. Еслибъ не это ничтожное препятствіе, онъ могъ бы отвезти алмазъ въ Амстердамъ и заключить выгодную продажу, разбивъ его на отдльные камни. Теперь же ему ничего не оставалось, какъ согласиться на условія мистера Люкера. Все-таки у него оставался еще годъ, чтобы достать три тысячи фунтовъ, а годъ — время очень продолжительное.
Мистеръ Люкеръ тутъ же написалъ необходимые документы. Когда они были подписаны, онъ далъ мистеру Годфри Эбльуайту два чека. Одинъ отъ 23 іюня на триста фунтовъ, другой недлею позже на остальную сумму, тысячу-семьсотъ фунтовъ.
Какимъ образомъ Лунный камень быль отданъ на сохраненіе банкиромъ мистера Люкера и мистера Годфри и какъ индійцы обошлись съ мистеромъ Люкеромъ и мистеромъ Годфри (посл того какъ это было сдлано), вамъ уже извстно.
Слдующее событіе въ жизни вашего кузена относится опять къ миссъ Вериндеръ. Онъ сдлалъ ей предложеніе во второй разъ и (посл того, какъ оно было принято) онъ согласился по ея просьб разойтись съ нею. Одну изъ причинъ, побудившихъ, его къ этому, уже угадалъ мистеръ Брффъ. Миссъ Вериндеръ имла только пожизненное право на имніе матери — и такими, образомъ онъ не могъ достать двадцати тысячъ фунтовъ.
Но вы скажете, что онъ могъ бы накопить три тысячи фунтовъ, чтобы выкупить алмазъ, еслибъ онъ могъ жениться. Онъ могъ бы сдлать это, конечно, еслибъ ни его жена, ни ея опекуны и попечители не противились тому, чтобы онъ взялъ впередъ боле половины дохода неизвстно для чего въ первый же годъ женитьбы. Но даже еслибы онъ преодоллъ это препятствіе, его ожидало другое. Дама въ вилл услыхала о его женитьб. Это была женщина гордая, мистеръ Блэкъ, изъ такого сорта, съ которымъ шутить нельзя — изъ сорта женщинъ съ нжнымъ цвтомъ лица и съ римскимъ носомъ. Она чувствовала чрезвычайное презрніе къ мистеру Годфри Эбльуайту. Это презрніе было бы безмолвное, еслибы онъ порядочно обезпечилъ ее. Иначе у этого презрнія нашелся бы языкъ. Пожизненное право миссъ Вериндеръ такъ же мало давало ему надежды скопить это ‘обезпеченіе’, какъ и собрать двадцать тысячъ фунтовъ. Онъ не могъ жениться — онъ никакъ не могъ жениться при этихъ обстоятельствахъ.
Какъ онъ пробовалъ счастья съ другою двицею и какъ эта свадьба также разошлась изъ-за денегъ, вамъ уже извстно. Вамъ также извстно, какъ онъ получилъ наслдство въ пять тысячъ фунтовъ, оставленное ему вскор посл этого одною изъ его многочисленныхъ почитательницъ, расположеніе которыхъ этотъ очаровательный мущина умлъ пріобрсти Это наслдство (какъ событія доказали) было причиною его смерти.
Я удостоврился, что когда онъ похалъ за границу, получивъ свои пять тысячъ фунтовъ, онъ похалъ въ Амстердамъ. Тамъ онъ сдлалъ вс необходимыя распоряженія, чтобы разбить алмазъ на отдльные камни. Онъ воротился (переодтый) и выкупилъ Лунный камень въ назначенный день. Пропустили нсколько дней (на эту предосторожность согласились об стороны) прежде чмъ алмазъ былъ вынутъ изъ банка. Еслибъ онъ благополучно пріхалъ съ нимъ въ Амстердамъ, времени было бы довольно между іюлемъ сорокъ-девятаго и февралемъ пятидесятаго года (когда молодой джентльменъ длался совершеннолтнимъ) разбить на куски алмазъ и продать повыгодне (полированные или нтъ) отдльные камни. Судите по этому, какія причины имлъ онъ подвергаться риску. Или панъ или пропалъ — это выраженіе какъ-разъ относилось къ нему.
Мн остается только напомнить вамъ, прежде чмъ кончу это донесеніе, что есть еще возможность захватить индійцевъ и найти Лунный камень. Они теперь (это предположеніе основано на всхъ возможныхъ причинахъ) находятся на пути въ Бомбей, на одномъ изъ пароходовъ, идущихъ въ Восточную Индію. Пароходъ (если не случится несчастья) не остановится ни въ какой другой гавани и бомбейскія власти (уже предувдомленныя письмомъ, посланнымъ сухопутно) приготовятся вступить на пароходъ, какъ только онъ войдетъ въ пристань.
Имю честь быть, милостивый государь, вашимъ покорнйшимъ слугою.
Ричардъ Кффъ (бывшій приставъ сыскной полиціи, въ Скотланд-Ярд, въ Лондон). {Тамъ гд донесеніе касается событій дня рожденья или трехъ дней, послдовавшихъ за нимъ, сравните съ Разсказомъ Беттереджа, глава VII до XIII.}

СЕДЬМОЙ РАЗСКАЗЪ,

Въ письм отъ мистера Канди.

Фризинголлъ, середа, сентября 26, 1849.— Любезный мистеръ Фрэнклинъ Блэкъ, вы догадаетесь о печальныхъ извстіяхъ, которыя я вамъ сообщу, увидвъ ваше письмо къ Эзра Дженнингсу, возвращенное вамъ нераспечатаннымъ въ этомъ письм. Онъ умеръ на моихъ рукахъ, на восход солнца въ прошлую среду.
Я не виноватъ, что не предувдомилъ васъ о приближеніи его кончины. Онъ ршительно запретилъ мн писать къ намъ.
— Я обязанъ мистеру Фрэнклину Блэку, сказалъ онъ: — нсколькими счастливыми днями. Не огорчайте его, мистеръ Канди — не огорчайте его.
Его страданія до послднихъ шести часовъ его жизни страшно было видть. Въ промежутки боли, когда мысли его были ясны, я умолялъ его сказать мн, къ какимъ родственникамъ его я могу написать. Онъ просилъ прощенія, что отказываетъ въ чемъ-нибудь мн. А потомъ онъ сталъ — не съ горечью — что онъ хочетъ умереть какъ жилъ, забытый и неизвстный. Онъ сохранялъ эту ршимость до конца. Теперь нтъ никакой надежды узнать что-нибудь о немъ. Его исторія — проблъ.
Наканун его смерти онъ сказалъ мн, гд найти вс его бумаги. Я принесъ ихъ ему на постель. Тутъ была небольшая пачка старыхъ писемъ, которую онъ отложилъ въ сторону. Тутъ была его неоконченная книга. Тутъ былъ его дневникъ — въ нсколькихъ томахъ. Онъ развернулъ томъ за ныншній годъ и вырвалъ одну за одной страницы, относящіяся къ тому времени, когда вы были вмст съ нимъ.
— Отдайте это, сказалъ онъ: — мистеру Фрэнклину Блэку. Черезъ нсколько лтъ, можетъ быть, ему будетъ интересно взглянуть на то, что тутъ написано.
Потомъ онъ сложилъ руки и сталъ горячо молить Бога, чтобы онъ благословилъ васъ и всхъ, кто дорогъ вамъ. Онъ сказалъ, что ему хотлось бы еще увидться съ вами. Но черезъ минуту онъ передумалъ.
— Нтъ, отвчалъ онъ, когда я предложилъ написать къ вамъ.— Я не хочу огорчать его!
По его просьб, я потомъ собралъ другія бумаги — то-есть, пачку писемъ, неоконченную книгу и томы дневника — и завернулъ все въ одну обертку, запечатанную моей собственной печатью.
— Общайте, сказалъ онъ: — что вы положите это въ мой гробъ вашей собственной рукою и позаботитесь, чтобы ничья другая рука не коснулась до этого впослдствіи.
Я далъ ему общаніе. И это общаніе было исполнено
Онъ просилъ меня сдлать для него еще одно — и исполнить это мн стоило тяжелой борьбы. Онъ сказалъ:
— Пусть могила моя будетъ забыта. Дайте мн честное слово, что никакой памятникъ — даже самый простой могильный камень — не будетъ обозначать мою могилу. Пусть я буду покоиться безыменный. Пусть я буду лежать неизвстный.
Когда я старался уговорить его перемнить это намреніе, онъ въ первый и единственный разъ пришелъ въ сильное волненіе. Я не могъ этого видть и уступилъ. Ничего кром небольшаго травянистаго возвышенія не обозначаетъ мста его успокоенія. Современемъ вокругъ него будутъ возвышаться надгробные памятники и люди будутъ смотрть и удивляться безыменной могил.
Какъ я вамъ сказалъ, да шесть часовъ до смерти страданія его прекратились. Онъ нсколько задремалъ. Я думаю, что ему видлся сонъ. Раза два онъ улыбнулся. Женское имя, какъ мн показалось — Элла — часто было на губахъ его въ то время. За нсколько минутъ до кончины онъ попросилъ меня приподнять его на постели, чтобы посмотрть въ окно на восходящее солнце. Онъ былъ очень слабъ. Его голова упала на мое плечо. Онъ прошепталъ:
— Наступаетъ!
Потомъ онъ сказалъ:
— Поцлуйте меня!
Я поцловалъ его въ лобъ. Вдругъ онъ подпалъ голову. Солнце играло на его лиц. Чудное, ангельское выраженіе показалось на немъ. Онъ закричалъ три раза:
— Покой! покой! покой!
Голова его опять упала на мое плечо и продолжительная тревога его жизни кончилась.
Итакъ, онъ оставилъ насъ. Это былъ, какъ мн кажется, великій человкъ — хотя свтъ не зналъ его. Онъ мужественно переносилъ трудную жизнь. Онъ имлъ самый кроткій характеръ, съ какимъ когда-либо случалось мн встрчаться. Потеря его заставляетъ меня сильно чувствовать мое одиночество. Можетъ быть, я никогда не приходилъ совершенно въ себя посл моей болзни. Иногда я думаю оставить практику и ухать, чтобы посмотрть, что сдлали бы для меня заграничныя ванны и воды.
Здсь носятся слухи, что вы женитесь на миссъ Вериндеръ въ слдующемъ мсяц. Прошу васъ принять мои искреннйшія поздравленія.
Листки изъ дневника моего бднаго друга ожидаютъ васъ въ моемъ дом — запечатанные и съ вашимъ именемъ на обертк. Я боюсь послать ихъ по почт.
Искреннйшее уваженіе и добрыя желанія посылаю я миссъ Вериндеръ. Я остаюсь, любезный мистеръ Фрэнклинъ Блокъ, искренно вамъ преданный ТОМАСЪ КАНДИ.

ВОСЬМОЙ РАЗСКАЗЪ,

Написанный Габріэлемъ Беттереджемъ.

Я первый (какъ вы безъ сомннія помните) началъ разсказъ. Мн же поручено и закончить разсказъ.
Пусть никто не предполагаетъ, что я скажу здсь что-нибудь объ индійскомъ алмаз. Я возненавидлъ эту противную вещь — и отсылаю васъ къ другимъ за такими извстіями о Лунномъ камн, какія въ настоящее время вы можете получить. Моя цль — предъявить обстоятельство въ семейной исторіи, которое было пропущено всми, и которое я не позволю пропустить такимъ образомъ. Обстоятельство, о которомъ я говорю — свадьба миссъ Рэчель и мистера Фрэнклина Блока. Это интересное событіе произошло въ нашемъ дом въ Йоркшир во вторникъ, девятаго октября восемьсотъ-сорокъ-девятаго года. Я получилъ новую пару платья, а новобрачные отправились провести медовой мсяцъ въ Шотландіи.
Семейныя празднества сдлались довольно рдки въ нашемъ дом посл смерти моей бдной госпожи, и я сознаюсь, что — по случаю свадьбы — я хватилъ немножко черезчуръ (къ вечеру).
Если вы длали когда-нибудь то же самое, вы поймете мои чувства. Если нтъ, вы, весьма вроятно, скажете: ‘Противный старикъ! зачмъ онъ говоритъ намъ объ этомъ?’ Причина сейчасъ послдуетъ.
Подкуликнувъ такимъ образомъ (и у васъ тоже есть вашъ любимый порокъ, только у васъ не такой порокъ, какъ мой, а мой порокъ не такой, какъ вашъ), я обратился къ одному непогршимому лекарству — вамъ извстно, что это лекарство Робинзонъ Крузо. Гд я раскрылъ эту несомннную книгу, я сказать не могу. Однако мн очень хорошо извстно, гд строчки перестали наконецъ сливаться. Это было на страниц триста-восемнадцатой — семейный отрывокъ, касавшійся женитьбы Робинзона Крузо и состоявшій въ слдующемъ:
‘Съ этими мыслями я соображалъ о моемъ новомъ обязательств, что у меня была жена’ — (Замтьте! и у мистера Фрэнклина то-есть!) — ‘одинъ ребенокъ родился’ (Опять замтьте! и это можетъ еще случиться съ мистеромъ Фрэнклиномъ!) — ‘и тогда моя жена…’ Что сдлала или не сдлала ‘тогда’ жена Робинзона Крузо, я не чувствовалъ желанія узнать. Я подчеркнулъ мсто о ребенк карандашемъ и вложилъ бумажку, чтобы замтить это мсто.
— Лежи тутъ, сказалъ я: — до-тхъ-поръ, пока пройдетъ нсколько мсяцевъ посл свадьбы мистера Фрэнклина и миссъ Рэчель — и тогда мы увидимъ.
Прошли мсяцы (боле чмъ я ожидалъ) и не представлялось случая вынуть мтку изъ книжки. Только въ ноябр мсяц восемьсотъ-пятидесятаго мистеръ Фрэнклинъ вошелъ въ мою комнату очень веселый и сказалъ:
— Беттереджъ! у меня есть извстіе для васъ? Кое-что случится въ дом черезъ нсколько мсяцевъ.
— Это дло семейное, сэръ? спросилъ я.
— Ршительно семейное, отвчалъ мистеръ Фрэнклинъ.
— Позвольте спросить, сэръ, иметъ какое-нибудь отношеніе къ этому ваша супруга?
— Она иметъ къ этому большое отношеніе, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ, принимая изумленный видъ.
— Вамъ не нужно говорить мн ни слова боле, сэръ, отвчалъ я: — Господь да благословитъ васъ обоихъ! Искренно радуюсь слышать это.
Мистеръ Фрэнклинъ вытаращилъ на меня глаза, какъ человкъ пораженный громомъ,
— Могу я осмлиться спросить, откуда вы узнали эти свднія? спросилъ онъ.— Я самъ узналъ объ этомъ (и мн было сообщено въ строжайшей тайн) только пять минутъ тому назадъ.
Тутъ представился случай предъявить Робинзона Крузо. Тутъ явилась возможность прочесть тотъ семейный отрывокъ о ребенк, который я отмтилъ въ день свадьбы мистера Фрэнклина. Я прочелъ эти чудныя слова съ выраженіемъ, которое выставило ихъ — а потомъ строго взглянулъ ему въ лицо.
— Теперь, сэръ, вы врите въ Робинзона Крузо? спросилъ я съ торжественностью, приличной случаю.
— Беттереджъ, сказалъ мистеръ Фрэнклинъ съ такою же торжественностью: — я убдился наконецъ.
Онъ дожалъ мн руку — и я чувствовалъ, что я обратилъ его.
Съ разсказомъ объ этомъ необыкновенномъ обстоятельств — мое вторичное появленіе на этихъ страницахъ кончается. Пусть никто не смется надъ единственнымъ анекдотомъ, здсь разсказаннымъ. Вы можете забавляться сколько вамъ угодно надъ всмъ другимъ, написанномъ мною. Но когда я пишу о Робинзон Крузо, ей-Богу это серьезно — и я прошу васъ точно такъ же это принять!
Когда это сказано, сказано все. Милостивые государыни и государи, я кланяюсь и кончаю разсказъ.

ЭПИЛОГЪ.

Отысканіе алмаза.

I.
ПОКАЗАНІЯ ПОДЧИНЕННАГО ПРИСТАВА КФФА (1849).

Двадцать-седьмого іюня я получилъ инструкціи отъ пристава Кффа слдить за тремя людьми, подозрваемыми въ убійств и по описанію индійцами. Ихъ видли на Тоуэрской пристани въ это утро отправляющимися на пароходъ, идущій въ Ротердамъ.
Я выхалъ изъ Лондона на пароход, принадлежащемъ другой компаніи, который отправлялся утромъ въ четвергъ двадцать-восьмого.
Прибывъ въ Роттердамъ, я усплъ отыскать капитана парохода, ушедшаго въ середу. Онъ сообщилъ мн, что индійцы дйствительно были пассажирами на его корабл, но только до Грэвзенда. Дохавъ до этого мста, одинъ изъ троихъ спросилъ, въ какое время додутъ они до Кале. Узнавъ, что пароходъ идетъ въ Роттердамъ, тотъ, который говорилъ отъ имени всхъ троихъ, выразилъ величайшее удивленіе и огорченіе, узнавъ объ ошибк, которую сдлалъ онъ и его два друга. Они были готовы (говорилъ онъ) пожертвовать деньгами, заплаченными за проздъ, если капитанъ парохода захочетъ только высадить ихъ на берегъ. Изъ состраданія къ ихъ положенію какъ иностранцевъ въ чужой земл и не имя никакой причины, чтобы удерживать ихъ. капитанъ далъ сигналъ береговой лодк и вс трое ухали съ парохода.
Этотъ поступокъ индійцевъ ясно показывалъ, что они ршились на него заране, какъ средство помшать отыскать ихъ слды, я я не теряя времени воротился въ Англію. Я оставилъ пароходъ въ Грэвзенд и узналъ, что индійцы ухали оттуда въ Лондонъ. Оттуда и прослдилъ, что они ухали въ Плимутъ. Розыски въ Плимут показали, что они отправилось сорокъ часовъ тому назадъ на индійскомъ пароход Бьюли Кэстль, отправлявшемся прямо въ Бомбей.
Получивъ это извстіе, приставъ Кффъ далъ знать бомбейскимъ властямъ сухопутно — что полиція должна прибыть на пароходъ немедленно по прибытіи его въ гавань. Когда былъ сдланъ этотъ шагъ, мои отношенія къ этому длу кончились. Я ничего не слыхалъ объ этомъ боле съ того времени.

II.
ПОКАЗАНІЯ КАПИТАНА (1849).

Приставъ Кффъ меня проситъ изложить письменно нкоторыя обстоятельства, относящіяся въ тремъ лицамъ (предполагаемымъ индусамъ), которые были пассажирами прошлымъ лтомъ на пароход Бьюли Кэстль, отправлявшемся прямо въ Бомбей подъ моей командой.
Индусы присоединились къ намъ въ Плимут. Дорогою я не слыхалъ никакихъ жалобъ на ихъ поведеніе. Они помщались въ передней части корабля. Я мало имлъ случая самъ лично примчать ихъ.
Въ послдней части путешествія мы имли несчастье выдержать штиль три дня и три ночи у индійскаго берега. У меня нтъ корабельнаго журнала и я не могу теперь припомнить широту и долготу. Слдовательно, о нашемъ положеніи и могу только сказать вообще, что теченіе прибивало насъ къ земл, и что когда опять поднялся втеръ, мы дохали до гавани черезъ двадцать-четыре часа.
Дисциплина корабля (какъ извстно всмъ мореходцамъ) ослабляется въ продолжительную тишь. Дисциплина моего корабля ослабла. Нкоторые пассажиры просили спускать лодки и забавлялись, гребя веслами и купаясь, когда солнце въ вечернее время было довольно прохладно, чтобы позволить имъ забавляться такимъ образомъ. Лодки посл этого слдовало опять ставить на мста. Вмсто того ихъ оставляли на вод возл корабля, и отъ жара и досады на погоду ни офицеры, ни матросы по чувствовали охоты исполнять св(и обязанности, пока продолжалась тишь.
На третью ночь ничего необыкновеннаго не слыхалъ и не видалъ вахтенный на палуб. Когда настало утро, хватились самой маленькой лодки — хватились и трехъ индусовъ.
Если эти люди украли лодку вскор посл сумерекъ (въ чемъ я не сомнваюсь), мы были такъ близко къ земл, что напрасно было посылать за ними въ погоню, когда узнали объ этомъ утромъ. Я не сомнваюсь, что они подъхали къ берегу въ эту тихую погоду (несмотря на усталость и неумнье грести) до разсвта.
Дохавъ до нашей гавани, я узналъ въ первый разъ, какую причину имли мои три пассажира воспользоваться случаемъ убжать съ корабля. Я могъ только сдлать такое же показаніе властямъ, какое сдлалъ здсь. Он сочли меня виновнымъ въ допущеніи ослабленія въ дисциплин корабля. Я выразилъ мое сожалніе и имъ и моимъ хозяевамъ. Съ того времени ничего не было слышно, сколько мн извстно, о трехъ индусахъ. Мн не остается прибавлять ничего боле къ тому, что здсь написано.

III.
ПОКАЗАНІЕ МИСТЕРА МРТУЭТА (1850).

(Въ письм къ мистеру Брффу.)

Помните ли вы, любезный сэръ, полудикаря, съ которымъ вы встртились на обд въ Лондон осенью въ сорокъ-восьмомъ году? Позвольте мн напомнить вамъ, что этого человка звали Мртуэтъ и что вы имли съ и имъ продолжительны и разговоръ посл обда. Разговоръ относился къ индійскому алмазу, называемому Лунный камень, и къ заговору, тогда существовавшему, овладть этой драгоцнностью.
Съ того времени я странствовалъ по Центральной Азіи. Оттуда я воротился на мсто моихъ прежнихъ приключеніи въ сверозападной Индіи. Черезъ дв недли посл того я очутился въ одномъ округ или провинціи (мало извстной европейцамъ), называемой Каттиваръ.
Тутъ со мною случилось приключеніе, которое (какъ ни невроятно можетъ это показаться) лично интересуетъ васъ.
Въ дикихъ областяхъ Каттивара (а какъ дики он, вы поймете, когда я скажу вамъ, что даже землепашцы пашутъ землю вооруженные съ ногъ до головы) народонаселеніе фанатически предано старой индустанской религіи — древнему поклоненію Брам и Вишну. Немногія магометанскія семейства, изрдка разбросанныя по деревнямъ внутри страны, боятся сть мясо какого бы то ни было рода. Магометанинъ, только подозрваемый въ убійств священнаго животнаго — коровы, непремнно бываетъ умерщвленъ безпощадно въ этихъ странахъ благочестивыми индустанскими сосдями, окружающими его. Для подкрпленія религіознаго энтузіазма народа, два самыхъ знаменитыхъ мста для индустанскихъ богомольцевъ находятся въ границахъ Каттивара. Одно изъ нихъ Дварка, мсторожденіе бога Кришна. Другое — священный городъ Сомнаутъ, ограбленный и уничтоженный въ одиннадцатомъ столтіи магометанскимъ завоевателемъ Махмудомъ Гизни.
Очутившись во второй разъ въ этихъ романическихъ областяхъ, я ршился не оставлять Каттивара, не заглянувъ еще разъ въ великолпную Сомнаутскую пустыню. Въ томъ мст, гд я вздумалъ сдлать это, я былъ (на сколько я могъ разсчитать) на разстояніи трехъ дней, путешествуя пшкомъ, отъ спящей наго города.
Я не долго билъ въ дорог, какъ примтилъ, что и другіе — по-двое и по-трое — путешествовали до одному направленію со мной.
Тмъ, кто заговаривалъ со мною, я выдавалъ себя за индуса-буддиста изъ отдаленной провинціи, отправляющагося на богомолье. Безполезно говорить, что моя одежда согласовалась съ этимъ. Прибавьте бъ этому, что я знаю языкъ такъ хорошо, какъ свой родной, и что я довольно худощавъ и смуглъ для того, чтобы не легко было узнать мое европейское происхожденіе — и вы поймете, что я легко прослылъ между этими людьми не землякомъ ихъ, а путешественникомъ изъ отдаленной части ихъ родины.
На второй день число индусовъ, отправлявшихся по одному направленію со мной, увеличилось до полусотенъ и сотенъ. На третій день толпа дошла до тысячъ. Вс медленно стремились къ одному пункту — городу Сомнауту.
Ничтожная услуга, которую мн удалось оказать одному изъ моихъ товарищей-пилигримовъ на третій день пути, доставила мн знакомство съ индусами высшей касты. Отъ этихъ людей я узналъ, что толпа стремится къ большой религіозной церемоніи, которая должна происходить на гор недалеко отъ Сомнаута. Церемонія эта давалась въ честь бога Луны и должна была происходить ночью.
Толпа задержала насъ, когда мы приблизились къ мсту празднества. Въ то время, когда мкг дошли до горы, лупа высоко сіяла на неб. Мои друзья-индусы пользовались какими-то особенными преимуществами, дозволявшими имъ имть доступъ къ кумиру. Они милостиво позволили мн сопровождать ихъ, когда дошли до того мста, мы увидали, что кумиръ скрытъ отъ нашихъ глазъ занавсью, повшенной между двумя великолпными деревьями. Внизу этихъ деревьевъ выдавалась плоская скала и образовывала родъ платформы. Подъ этою платформою стоялъ я вмст съ моими друзьями-индусами.
Подъ горою видъ представлялъ величайшее зрлище Природы и Человка въ соединеніи, когда-либо виданномъ мною. Нижнія покатости горы непримтно переходили въ долину, въ которой сливались три рки. Съ одной стороны граціозныя извилины воды разстилались, то видимо, то закрытыя деревьями, такъ далеко, какъ только могъ видть взоръ. Съ другой стороны гладкій океанъ покоился въ тишин ночной. Наполните эту прелестную сцену десятками тысячъ человческихъ существъ, всхъ въ блой одежд, покрывающихъ бока горы, переполняющихъ долину и окаймляющихъ ближайшіе берега извилистыхъ ркъ. Освтите этихъ пилигримовъ дикимъ пламенемъ факеловъ, струившагося въ промежуткахъ каждой части этой безчисленной толпы. Вообразите лунное сіяніе востока, проливающее на все безоблачный блескъ -и вы составите себ какое-нибудь понятіе о зрлищ, представившемся мн, когда я смотрлъ съ вершины горы.
Звуки жалобной музыки на какихъ-то струнныхъ инструментахъ и флейтахъ воротили мое вниманіе къ закрытому кумиру.
Я повернулся и увидалъ на скалистой платформ фигуры трехъ человкъ. Въ центральной фигур я узналъ человка, съ которымъ я говорилъ въ Англіи, когда индійцы появились за террас дома лэди Вериндеръ. Другіе два, бывшіе его товарищами тогда, безъ сомннія, были его товарищами и здсь.
Одинъ изъ индусовъ, возл котораго и стоялъ, увидалъ, какъ я вздрогнулъ. Шепотомъ объяснилъ онъ мн появленіе трехъ фигуръ на платформ скалы.
Это были брамины (говорилъ онъ), преступившіе свою касту для службы богу. Богъ повеллъ, чтобы они очистились богомольнымъ странствованіемъ. Въ эту ночь эти три человка должны были разстаться. Въ трехъ различныхъ направленіяхъ должны они были отправиться пилигримами къ кумирамъ въ Индіи. Никогда боле не должны они были видть другъ друга въ лицо. Никогда боле не должны они были отдыхать отъ своихъ странствованій съ того дня, который былъ свидтелемъ ихъ разлуки, до того дня, который будетъ свидтелемъ ихъ смерти.
Когда эти слова были сказаны мн шепотомъ, жалобная музыка прекратилась. Три человка распростерлись на скал передъ занавсью, скрывавшей кумиръ. Они встали — они взглянули другъ на друга — они обнялись. Потомъ они отдльно спустились между народомъ. Народъ давалъ имъ дорогу въ мертвомъ безмолвіи. Я видлъ, какъ толпа раздалась въ трехъ различныхъ направленіяхъ въ одну и ту же минуту. Медленно огромная блая масса народа опять сомкнулась. Слдъ приговоренныхъ людей сквозь ряды ихъ ближнихъ изгладился. Мы не видали ихъ боле.
Новая музыка, громкая и веселая, раздалась изъ-за скрытаго кумира. Толпа вокругъ меня задрожала и сдвинулась.
Занавсь между деревьями была отдернута и кумиръ открытъ.
Возвышаясь на трон, сидя на своей типической антилоп, съ четырьмя руками распростертыми къ четыремъ угламъ свта — парилъ надъ нами мрачный и страшный въ мистическомъ небесномъ свт богъ Луны. А на лбу божества сіялъ желтый алмазъ, блескъ котораго сіялъ на меня въ Англіи съ женскаго платья.
Да! По истеченіи восьми столтій Лунный камень опять смотритъ черезъ стны священнаго города, въ которомъ началась его исторія. Какъ онъ воротился въ свою дикую родную сторону — по какому приключенію или по какому преступленію индійцы опять овладли своей священной драгоцнностью, можетъ быть извстно вамъ, но не мн. Вы лишились его въ Англіи и (если мн хоть сколько-нибудь извстенъ этотъ народъ) вы лишились его навсегда.
Такимъ образомъ годы проходятъ другъ за другомъ, такимъ образомъ одни и т же событія обращаются въ кругахъ Времени. Какія будутъ слдующія приключенія Луннаго камня? Кто можетъ сказать?

КОНЕЦЪ.

Коллинз Уилки
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Опавшие листья, Коллинз Уилки, Год: 1879
  2. Дочь Иезавели, Коллинз Уилки, Год: 1880
  3. Женщина в белом, Коллинз Уилки, Год: 1860
  4. Армадэль. Том 1, Коллинз Уилки, Год: 1866
  5. Тайный брак, Коллинз Уилки, Год: 1852
  6. Черная ряса, Коллинз Уилки, Год: 1881
  7. Две судьбы, Коллинз Уилки, Год: 1876
  8. Деньги миледи, Коллинз Уилки, Год: 1877
Электронная библиотека