ЛУННАЯ СОНАТА
ЛУННАЯ СОНАТА
Моей сестре
* * *
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Лунная соната, Зайцев Борис Константинович, Год: 1952
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
С высоты, вниз к эстраде, простирается воздушная дорога. Эстрада кажется небольшой, и рояль отсюда невелик — настолько далеко, что там будто особый мир, от нас, верхов этой огромной залы, отделенный раз навсегда. Оттуда можно только подавать сигналы.
В том мире в некую минуту из-за угловой завесы выходит знаменитый пианист во фраке — легкой быстрою походкой, как они все ходят. Плеск приветствий, сдержанный и прозрачный, как всегда в начале, встречает его.
У многих из нас особенное связано с Бетховеном — с ранних лет. Не просто это гениальная музыка, а часть жизни нашей, молодости и России. Должно быть, часть души.
Пианист искусно расположил исполняемое: в начале прохладнее, спокойно и без блеска (впрочем, он и вообще себя не подчеркивал, занимался больше Бетховеном). В первой сонате в отдельных только местах приоткрывалось волшебное бетховенское. Но дальше, в меланхолическом большом куске как бы траурного марша все вдруг выдвинулось. А потом началась Лунная соната.
На Рождество всегда почти бывает луна, не знаю, почему. И очень высоко подымается. Даже в парижской комнате, потушив свет, видя таинственно-сребристые ее узоры, как бы мистическую ткань, накинутую невесомо и сияюще на паркет, стену, книги, испытываешь загадочную радость. Есть в лунном свете тайна. И вот сидишь, следишь за медленно переползающим прямоугольником…
О если правда, что в ночи.
Когда покоятся живые
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые…
Ничто, конечно, не сравнится с Рождеством в России и деревне.
В небольшой гостиной отцовского дома в Каширском уезде, куда съезжаемся на праздники из Москвы, сестра усаживается за пианино. За окнами, в бездонной высоте, луна заливает и балкон, и полянку перед ним, ровно блистающую в снегу, переливающемся без конца золотыми, розовыми, синеватыми искрами. Вокруг старые липы, две сосны, на одну из них садится иногда ворон. А сейчас это все в таком серебре инея, так безмолвно, что если выйти на полянку, то будто и сам навсегда замолчишь.
Маленькие ручки сестры с детства знакомы. Из-под них в легендарные времена впервые услышан Бетховен — Эгмонт, Кориолан, сонаты. Эти ручки так трудны ей для больших аккордов, так мучили в Консерватории. Но сейчас, при двух лунных колоннах из обоих окон, на скромном пианино исполняет она Лунную сонату, а мы, два студента, ее муж и я, мы слушаем. Да, это не концерт. Это Бетховен в лунном снежном волшебстве зимы с жарко натопленными изразцовыми печами, Бетховен в глубине России, выходящий из-под нежных, уж овеянных печалью ручек, может быть, женственно-смягченный, приглушенный, получающий особую черту.
Когда после ужина идешь к себе во флигель, остолбенелая тишина поражает. Только снег поскрипывает под валенками. Все огромные березы стали до того плакучи в серебре риз, что едва не достают концом ветвей до сугробов. Синяя тень твоя безмолвна. И луна безмолвна. Мои звезды — здесь они мои — на своих местах, и Сириус не поддается, не затмевается в многоцветных своих огнях лунным блеском, как другие меньшие созданья в небе. Как оно раскалено морозом! И как колок, остр воздух, и как чувствуешь бездну в этих серебряных одеждах, в искрящихся саванах, в молчании, в далеком и навеки не понятном сверкании Сириуса сквозь заиндевелые ветви яблонь под окнами моего флигеля.
Я войду в него, знакомо скрипнет запираемая дверь, знакомо пахнет теплом натопленной печи, и лунные бело-синеватые кресты из окон с такою яркостью лягут на пол, что как будто и не зажигай лампы: все полно дымно-серебристым и волшебным светом.
Пианист заканчивает Лунную сонату. Круто вниз сходят человеческие головы — есть старые, есть молодые. Вот они собрались все и слушают. Тихо все. Это наш мир, мир бетховенский, и он жив еще — удивительно. Слушают благоговейно молодые, и они чувствуют.
Может быть, и сестра, которая не может уж исполнить на притыкинском пианино Лунную сонату, дрожащей ручкой повернет пуговку радио и услышит — слушает сейчас — те же звуки, что и сорок лет назад. И, может быть, в ее комнату ляжет из окна бледный луч парижской луны.
…Позже я читал большие похвалы пианисту. И было сказано, что Бетховена он давал не только трагически, а под разными видами.
Не знаю. Не могу судить. Но знаю, что есть ‘Ночь’ Микель Анджело, есть ‘Божественная Комедия’, есть Бетховен и Лунная соната. Это все есть. А другого — и очень многого — может быть, вовсе и нет. Только кажется, что есть.
Русская мысль. 1952. 4 янв. No 412 (с уточнениями по рукописи).
С. 301. ‘Лунная соната’ — 14-я фортепьянная соната, один из шедевров Людвига ван Бетховена (1770 — 1827).
С. 302. О, если правда, что в ночи… — Первые строки стихотворения Пушкина ‘Заклинание’ (1830).
…впервые услышан Бетховен — Эгмонт, Кориолап.. — Произведения Людвига ван Бетховена: ‘Эгмонт’ (1810)— увертюра к трагедии Гете, ‘Кориолан’ (1807) — увертюра к трагедии немецкого драматурга Генриха Иосифа Коллина (1772-1811).
С. 303. …знаю, что есть ‘Ночь’ Микель Анджело… — ‘Ночь’ — одна из лучших скульптур во флорентийской капелле Медичи, созданная Миксланджело Буонарроти (1475—1564). Дж. Вазари о ‘Ночи’ сказал: ‘Перед нами не только спокойствие спящей, но и печаль и уныние того, кто потерял нечто почитаемое и великое’ (Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих: В 5 т. Т. 3. М.: Искусство, 1970 С. 251)