Ложь, Лобачев Леонид Тимофеевич, Год: 1910 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 47 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Леонидъ Лобачебъ.

‘ЛОЖЬ’.

Драма въ 4-мъ дйствіяхъ.

К-во ‘ИСТРИ’.
Москва, Петербургское шоссе, 7, 16.
1911 г.

Друзьямъ моей юности
Посвящаю эту пьесу…
Л. Л.

Къ представленію дозволено. С.-Петербургъ,
17 декабря 1910 г. за No 13693.

‘ЛОЖЬ’.

Драма въ 4-хъ дйствіяхъ.

ДЙСТВУЮЩЯ ЛИЦА:

Колодинъ Николай Николаевичъ, пом. присяжн. пов. 28 лтъ.

Ирина Семеновна, его жена, 23 лтъ.

Зина ея сестра, двушка 20 лтъ.

Анна Гавриловна, мать Колодина 50 лтъ.

Катя, подруга Зины, 20 лтъ.

Благинъ Андрей Сергевичъ, сосдъ Колодиныхъ 26 лтъ.

Гульковскій, Станиславъ Павловичъ, безъ опр. занятій 35 лтъ.

Пичугинъ Михаилъ Михайловичъ, студентъ 22 лтъ.

Софья Петровна, подруга Ирины 25 лтъ.

Березинъ Иринархъ Ивановичъ, художникъ (вн сцены).

Мальвина, прислуга Колодиныхъ.

Купецъ. Докторъ. Гости.

Между каждыми двумя дйствіями проходитъ около двухъ мсяцевъ.

ДЙСТВЕ ПЕРВОЕ.

Гостиная въ квартир Колодиныхъ, въ город. Мебель безъ чехловъ. По стнамъ гравюры, портреты. Картинъ красками нтъ. Нсколько корзинъ съ комнатными растеніями. Въ комнат очень свтло, отъ трехъ оконъ справа. Прямо, въ задней стн, дв двери: праве въ кабинетъ Колодина, лве въ переднюю, изъ которой видна дверь налво въ другія комнаты. Налво изъ гостиной — дверь въ столовую. 12 часовъ дня Свтлаго Христова Воскресенія. Никого нтъ. Слышно, какъ внизу въ другой квартир играютъ на рояли что-то красивое и веселое. Зина въ темной юбк и пунцовой кофточк входитъ изъ дальнихъ комнатъ. Зина — некрасивая, но миловидная двушка, съ мечтательными глазами и лнивыми движеніями. Подходитъ къ столу и перебираетъ визитныя карточки. Читаетъ. Ирина, одтая, такъ же, входитъ изъ столовой. Она производитъ впечатлніе умной и сильной женщины. Много и красиво говоритъ, при чемъ всегда занимаетъ центральное мсто среди присутствующихъ.

Ирина. Ты здсь?

Зина. Я ты уже одлась? Смотри, Березинъ прислалъ карточку съ какимъ то изображеніемъ. Я все-таки не понимаю: какая-то птица и глазъ. Что онъ хотлъ этимъ сказать?

Ирина, (разсматривая карточку). Я тоже не понимаю. Что-то черезчуръ символическое. Однако, онъ не придетъ, значитъ, самъ?

Зина (лукаво). Значитъ, такъ. (Улыбаясь). Что, опять сорвалось? Ты его ждала сегодня?

Ирина. Да, я такъ привыкла, что у насъ въ первый день Пасхи перебываютъ вс знакомые. Помнишь, вдь къ пап никто не присылалъ этихъ карточекъ, зато визитеры были цлый день. Впрочемъ, у насъ бывала другая публика…

Зина. А ты помнишь Андреева? Та кого волосатаго, который и бывалъ только въ первый день Рождества да Пасхи?

Ирина (съ грустью). Да, и никого не осталось изъ старыхъ знакомыхъ. Какъ я шла замужъ, нкоторые еще ходили, пока живъ былъ папа, а теперь даже неизвстно, гд они. Андреевъ, говорятъ, спился. (Декламируя) Удлъ философа таковъ!

Зина. Неужели? А мн онъ не правился: очень много о себ говорилъ, хвалиться любилъ.

Ирина. А по-моему онъ не хвалился, а просто любилъ разсказывать вс свои переживанія, вдь онъ былъ такъ впечатлителенъ…

Зина. Вотъ въ род твоего Березина, тоже психопатъ какой-то!

Ирина. Во-первыхъ, почему моего Березина, а во вторыхъ, почему психопатъ? Что Березинъ натура, легко увлекающаяся, это врно, по тутъ ничего ненормальнаго нтъ. Я, такъ кажется, его хорошо понимаю…

Зина. Ну, и что же онъ по-твоему?

Ирина. Онъ любитъ жизнь, любитъ красоту и любитъ самого себя. И говоритъ онъ не лично про себя, а о своихъ художественныхъ планахъ, идеяхъ, о своемъ творчеств, обо всемъ этомъ говорить и можно и должно, пожалуй, это даже необходимо, такъ какъ талантъ есть даръ Божій. Это хотя и старо, но это такъ (ходитъ по комнат, заломивъ руки назадъ).

Зина. Я такъ и знала, что ты заступаться будешь, ну, не сердись, пожалуйста! Вдь я знаю, что ты влюблена въ него (Смется, подбгаетъ къ ней сзади и обнимаетъ). Онъ хорошій, хорошій, вотъ только плохо, что онъ не придетъ сегодня. Вдь ты была бы очень довольна?

Ирина (отстраняя ее). Перестань шутить, непріятно, когда о человк говорятъ за глаза дурное. (Смягчаяясь, съ улыбкой). Вдь теб тоже непріятно будетъ, когда о твоемъ Андрюш Благин будутъ говорить глупости?

Зина (хлопая въ ладоши). Ага, попалась, попалась. Влюблена, влюблена! (дловито). Вдь я не скрываю своихъ чувствъ, и мн не стыдно, а ты боишься сказать, что влюблена.

Ирина. Ты и вправду будешь думать что-нибудь подобное. Нтъ, успокойся, я не влюблена въ Березина, а уважаю его очень. Въ самомъ дл онъ очень талантливый и заслуживаетъ уваженія, какъ хорошій и искренній человкъ.

Зина. Да вдь я пошутила. (Мняя тонъ). А все таки, что-то долго никого нтъ, что-то скучно сдлалось…

Ирина. Да, въ такіе большіе праздники бываетъ иногда такая особая острая грусть, въ особенности, когда чувствуешь себя одинокимъ. Бываетъ такъ, что и много кругомъ людей, а ты все-таки одинока, и жаль, что не будни, и нтъ работы. (Подходитъ и смотритъ на картину, изображающую ‘Семейный раздоръ’). Вотъ посмотри, какіе они вс одинокіе! Произошла ссора, и всмъ тяжело. Нехорошо, когда раздоръ въ семь (поправляетъ сдвинутую на бокъ картину).

Зина. А у Бльскихъ съ 10 часовъ все играютъ. Жаль, что у насъ нтъ рояля. Впрочемъ, мы и играть не умемъ.

Ирина. Что же длать, многаго у насъ не хватаетъ, и многаго мы не умемъ и не знаемъ, и первое это то, что мы по умемъ и не можемъ жить по-людски (Раздумчиво). А жить такъ хочется… (Опускается на диванъ).

Зина (тономъ Ирины). И хочется любить такъ сильно, сильно… И чтобы чувствовать, что и тебя любятъ (Века киваетъ и подбгаетъ къ окну). Ирина, посмотри день-то какой, вдь весна, весна наступила!!

Ирина. Что жъ, и радуйся, если можешь. Тебя должна радовать весна: подешь на дачу, Андрей Сергевичъ жить будетъ рядомъ, пожалуй, теб будетъ очень хорошо.

Зина. Ну, что ты такая? Вдь и ты подешь на дачу, у Николая лтомъ будетъ меньше занятій, будемъ вс вмст гулять, кататься на лодк, купаться, бгать по горамъ… Хорошо!

Ирина. Я, пожалуй, согласна съ тобой: лто иметъ много своихъ собственныхъ прелестей. Можетъ быть, и мн весело будетъ… Ну, ладно объ этомъ. Ты мн вчера такъ и по досказала, что съ тобой говорилъ въ пятницу Андрей?

Зина. Да и нечего было досказывать. Ничего онъ особеннаго не говорилъ. Вдь знаешь — онъ только съ тобой много разговариваетъ, а со мной ему только скучно…

Ирина. А мн кажется наоборотъ, онъ теб удляетъ слишкомъ много времени, да, пожалуй, слишкомъ много.

Зина (усаживаясь въ углу, застнчиво). Ну, что жъ теб-то?

Ирина. Странно, какъ же это, что-жъ мн? Я не думала, что у тебя отъ меня будутъ какія-то тайны! (Снова раздражаясь). Я, кажется, имю нкоторое право интересоваться поведеніемъ своей сестры и тхъ лицъ, которыя бываютъ у насъ въ дом?

Зина. Нтъ, я не понимаю только, почему, когда ты начинаешь со мной говорить объ Андре, ты всегда начинаешь кипятиться? Да и почему это такъ тебя интересуетъ. Вдь изъ этого еще ничего особеннаго не слдуетъ, что я его люблю.

Ирина. Конечно, ничего не слдуетъ. А, впрочемъ, мн все равно, длайте и говорите, о чемъ хотите… (Слышенъ звонокъ, пауза). Кажется, Катя пришла… (Входитъ Катя въ пышномъ дломъ плать — красивая, веселая).

Катя. А, Ирина Семеновна, здраствуйте, Христосъ Воскресе…— Зина, здраствуй, Христосъ Воскресе (Цлуются)… Вы одни?Еще никого нтъ? А я уже у бабушки побывала, у тетки побывала, на лихач здила…

Ирина. Вотъ настоящая барышня, смотри, какая нарядная, раздушенная, сразу видно, что у ноя праздникъ.

Катя. Что вы говорите! А вы что-то скучныя, ничего не случилось? Мн страшно…

Зина. Ничего, ничего, мы все философствовали отъ нечего длать… Ну, ка, повернись. Это новое платье?

Катя. Новое, что хорошо сидитъ, м-мъ Эльза длала.

Зина. На теб все хорошо, ты умешь наряжаться. Гд это только ты денегъ берешь?

Катя (обидчиво). Да, хорошо теб говорить, а мн сколько слезъ стоило это платье: мама совсмъ не хотла шить новаго платья, знаешь, какая она скряга.

Ирина. Можетъ быть, у мамы денегъ не было. Ну, да это не наше дло. А ты замчаешь, Зина, что мы съ тобой очень мало обращаемъ вниманія на наряды. Вотъ видишь, Катя, хотя и съ трудомъ, приготовила себ къ празднику свтлое платье, а мы, какъ великимъ постомъ, нарядились въ томныя юбки и свтлыя кофточки. Хотя это и не такъ важно, но я жалю, что не надла своего подвнечнаго платья.

Зина. Кто же теб мшаетъ, поди и наднь.

Ирина. Ну, съ какой стати, я шучу. (Къ Кат). Ну, какъ поживаешь, Катя. Значитъ скоро и благословеніе, честнымъ пиромъ да и за свадебку?..

Катя. Вотъ поэтому-то мн и платье блое сдлали, чтобы и на благословеніе годилось. Только не скоро, можетъ, на троицу.

Зина. Ты бы хотя къ намъ привела показать жениха, мн такъ хочется съ нимъ познакомиться. Онъ красивый?

Катя. О, увидишь, сразу влюбишься! (Смется). Вотъ вообрази: носъ армянскій, глаза рыбьи, шея, какъ у жирафа, волосы ершомъ и въ правомъ ух серьга отъ грыжи. Лучше не придумаешь, да еще усы длинные, внизъ растутъ, какъ у китайца.

Ирина. Это что-то ужасное ты изобразила. А теб онъ нравится? Или въ самомъ дл онъ некрасивый?

Катя. Въ самомъ дл онъ такой и никому не нравится, меня вс отговариваютъ, да ужъ я ршила.

Ирина. Странно, зачмъ же ты за него выходишь, когда онъ и теб не нравится? Вдь ты его и плохо знаешь?

Катя. Ну, какая важность, только бы вытти замужъ, пускай деньги зарабатываетъ, да заботится о жен, а тамъ мало ли интересныхъ мужчинъ? Я на него и вниманія-то обращать не буду!

Ирина. Вотъ чудачка то, Катя! Слышишь, Зина?

Зина. Слышу. Вдь онъ богатый, ей будетъ и такъ хорошо. Я тоже хотла бы быть женой богатаго человка. Нтъ, нтъ я хотла бы только быть самостоятельной и не быть никому въ тягость.

Ирина. А разв ты теперь не чувствуешь себя самостоятельной?

Зина. Ну, какая ужъ самостоятельность! Если бы я съ отцомъ жила, тогда другое дло, а то здсь вдь только ты мн родная.

Ирина. Напрасно ты такъ думаешь, тебя здсь вс любятъ, какъ родную (Пауза, слышенъ звонокъ въ прихожей).

Благинъ (входитъ и здоровается со всми. Онъ средняго роста, съ пышными волосами и блднымъ лицомъ, одтый только прилично. Всмъ напоминаетъ кого-то изъ знакомыхъ). Съ праздникомъ васъ, господа. А я къ вамъ нежданнаго гостя привелъ, по дорог встртились. (Входитъ Пуликовскій). Вотъ, полюбуйтесь на странствующаго артиста, на гастроли пріхалъ. Я его даже не узналъ, смотрите, какъ отълся.

Гульковскій (высокій и здоровый мужчина, съ выдающимися мускулами, съ бритымъ лицомъ и остриженной наголо головой, вся его фигура и низкій голосъ сразу пріобртаютъ симпатію окружающихъ. Онъ сначала осматривается, затмъ подходитъ къ Ирин). Миръ дому сему! Челомкаться будете? Нтъ, ужъ знаю, что губки для мужа бережете, а вотъ съ барышнями я поцлуюсь (христосуясь). Ну-съ, а Николай съ визитами отдлывается?

Ирина. Да, онъ скоро вернется. Ну, садитесь, разсказывайте, гд васъ Богъ носилъ? Въ Москву на праздники пріхали?

Катя (беретъ Зину за руки и кружится по комнат).

Зина. Перестань.

Катя. Ну, давай сядемъ (садятся).

Гульковскій. Далеко-съ я былъ, многоуважаемая Ирина Семеновна. Верстъ этакъ за шестьсотъ и больше, пироги лъ, начиненные селедкой, учился съ женой дрова рубить, въ валенкахъ спать ложился… Видите, какое разнообразіе пережитаго.

Благинъ. Онъ оказывается два дла длалъ: и Отелло изображалъ, и на кожевенномъ завод табельщикомъ состоялъ, вотъ что значитъ универсальная подготовка… (Ходитъ по комнат&#1123,, разсматриваетъ картины, затмъ подходитъ къ Зин).

Гульковскій. Что жъ по-моему жизнь должна быть разнообразна и наполнена всякими несообразностями, ибо человкъ, живущій однообразно, начинаетъ хандрить и ныть, что вовсе не оправдываетъ его прямого назначенія.

Ирина. Какое же по-вашему прямое назначеніе человка?

Гульковскій. А вотъ: явившись изъ небытія, стремительно пролетть назначенную ему полосу жизни, не думая и не замчая никакой нецлесообразности, а только какъ можно больше двигаясь, размахивая руками и ногами, безъ умолку крича и все время доказывая и себ и людямъ, что твои движенія необходимы, а затмъ снова вернуться въ небытіе. Помните, у Байрона въ Каин:— ‘Мы вс должны умножить родъ Адама, сть, жить, любить, дрожать за жизнь, работать, смяться, плакать, спать и умереть… (Благинъ, Катя и Зина тихо разговариваютъ).

Ирина. Какой же въ этомъ смыслъ, я нечего ни понимаю?

Гульковскій. Вотъ въ томъ-то и дло, что здсь нтъ никакого смысла, но это-то и необходимо, чтобы не кончить съ собой раньше времени.

Катя. Я пойду къ бабушк.(Уходитъ).

Благинъ. Что такое вы изрекли? Позвольте мн заступиться за жизнь вообще, то-есть я не заступаться буду, жизнь не требуетъ оправданій, но жизнь въ самомъ дл такъ хороша, что жить стоитъ для самой жизни. Вы со мной не согласны?

Гульковскій. Согласенъ я или нтъ, это дло другое, но я отъ васъ это и раньше слышалъ. Вы какъ-то мн одинъ разъ заявили, что жить вообще стоитъ, потому что жизнь сама по себ хороша, и тмъ вы уже противорчили самому себ.

Благинъ. Почему вы такъ думаете?

Гульковскій. Когда у васъ явилась мысль, что жить стоитъ, значитъ передъ тмъ вы только что думали, что жить, пожалуй, и не стоитъ. Иначе у васъ не явилось бы мысли послдующей. Истинные счастливцы никогда не замчаютъ своего счастья и не стараются доказать ни себ, ни другимъ прелести жизни

Благинъ. Я не говорю, что я очень счастливъ, но мн бы такъ хотлось быть счастливымъ, и мн иногда кажется, что я ужо имю счастье (взглядываетъ на Ирину, та замчаетъ). И затмъ я еще многаго жду отъ жизни. Думаю, что у меня впереди много интересныхъ моментовъ. Такъ сказать, много неиспытаннаго, не пережитаго, что по удостовреніямъ всхъ людей называется счастьемъ.

Ирина. А что вы называете счастьемъ?

Благинъ. Да, вотъ, напримръ, любовь, славу, если таковая будетъ ко мн благосклонна, ну, и тамъ другія удовольствія, поду путешествовать, знакомство съ неизвстной жизнью, природой…

Гульковскій. Все это великолпно, по вдь вы этимъ не опровергаете моихъ словъ: вся эта ваша любовь, слава, путешествія и явятся усиленнымъ маханіемъ рукъ и ногъ, и даже мозговъ, другого смысла жизни нтъ. Намъ съ вами не о чемъ спорить, но вы зачмъ-то хотите обмануть самого себя. (Встаетъ и отходитъ къ столу).

Благинъ. Возможно, что все это и такъ, но я все-таки думаю отыскать другой, боле разумный смыслъ жизни.

Ирина. А мн кажется, что прежде всего нужно быть искреннимъ, не стараться обманывать ни себя, ни другихъ, пусть будетъ, что будетъ. Я ненавижу ложь во всхъ ея видахъ!

Гульковскій. Это ужъ вопросъ другой, хотите ли вы быть искренней или нтъ, а вотъ съ тмъ-то, что будетъ, вы, пожалуй, и не согласитесь. Мы вс очень боимся разочарованій, другими словами, боимся посмотрть правд въ глаза. И вотъ представьте: вы во что-нибудь врите, ну, хотя бы въ возможность какой-нибудь любви (Ирина вздрагиваетъ), по никакихъ такихъ доказательствъ этого нтъ, а нкоторые факты, можетъ быть, говорятъ о противномъ. Вотъ тутъ и начинается самообманъ, постройка разныхъ иллюзій, и т. д., чтобы только дать себ возможность врить въ желаемое.

Ирина. Но вдь разочарованія все-таки наступаютъ, и тогда, я думаю, бываетъ еще больне? Нтъ ужъ лучше врить въ самого себя и, если хочется что-нибудь любить, такъ не надяться на взаимность?

Благинъ. Вы выразились: что-нибудь, а не кого-нибудь любить. Я только вношу поправку, вы такъ и хотли сказать?

Ирина (улыбаясь). Ну, да, я такъ и хотла сказать, а вы ужъ и поддли! Экій нехорошій человкъ! Вдь меня кому-нибудь не за что любить, ну, такъ и я постараюсь и сама никого особенно не любить, конечно, я говорю про такую, настоящую любовь. (Пауза, звонокъ телефона въ кабинет&#1123,).

Ирина. Кто-то звонитъ по телефону. (Идетъ, за дверью:— ‘Слушаю’, пауза — ‘Здравствуйте, Иванъ Ивановичъ’, пауза — ‘Ивасъ также’, пауза — ‘Очень жаль, хорошо’ — пауза — ‘До свиданія’. Входя) Иванъ Ивановичъ Собакинъ звонилъ по телефону, поздравляетъ съ праздникомъ, говоритъ, что Коля похалъ домой.

Гульковскій. Да интересно, это кажется новый пріемъ визитерить по телефону. Прежде по праздникамъ здили просто въ гости къ роднымъ, затмъ стали здить съ визитами, затмъ вмсто собственной персоны посылать визитныя карточки, теперь поздравляютъ по телефону и черезъ газеты, а въ будущемъ на площадяхъ будутъ прибивать огромныя аспидныя доски, и желающіе поздравить своихъ знакомыхъ будутъ лишь подписывать свои фамиліи. (Вс смются).

Благинъ. Очень возможно, и все-таки вс на этихъ доскахъ будутъ отыскивать фамиліи своихъ знакомыхъ и обижаться, когда ихъ не встртятъ. Страшно глупо.

Ирина. (Въ тонъ Благину). А все-таки, господа, пожалуйте, въ столовую, разговоръ можно продолжать и тамъ (Звонокъ въ прихожей). А вотъ и Николай.

Николай (входитъ). (Онъ высокаго роста, нсколько худощавъ, у нею красивое лицо, небольшіе усы и борода.— А, панъ Гульковскій, вотъ удружилъ. Давно ли? Съ праздникомъ. (Къ Благину). Здравствуйте, съ праздникомъ. (Къ Куликовскому). Молодчина, что пріхалъ сегодня, ну, господа, пойдемте туда.

(Николай, Гульковскій, Ирина идутъ во столовую, Благинъ и Зина остаются).

Благинъ. Я сейчасъ приду. (Къ Зин). Мн нужно теб кое-что сказать. (Изъ столовой слышенъ смхъ Кати).

Зина. Говори! О чемъ же мы будемъ говорить?

Благинъ. Слушай, Зина. Что значитъ твое послднее письмо? Откуда взялось у тебя это недовріе ко мн? Зачмъ эти мучительныя сомннія въ моей любви къ теб? И гд доказательства правоты твоего недоврія? Мы какъ будто говоримъ съ тобой на разныхъ языкахъ… А вдь я люблю тебя. Зина, врю теб и хочу, чтобы и ты мн врила.

Зина (взволнованно’). Быть можетъ, то и плохо, что ты слишкомъ мн вришь, иначе, пожалуй, ты не былъ бы такъ спокоенъ.

Благинъ. Я спокоенъ? Что жъ, я съ тобой согласенъ. Я совершенно спокоенъ и тмъ боле не понимаю твоего волненія. Мн кажется, что теперь мы оба должны чувствовать себя въ томъ возвышенномъ состояніи, что называется блаженствомъ, а вмсто этого у насъ длинныя разсужденія, совершенно ненужныя, какой-то торгъ за неизвстные предметы.

Зина. Теб же самому кажется, что мы говоримъ на разныхъ языкахъ, ну, и мн такъ кажется. Ты хотлъ, чтобы я говорила теб ты и узнала тебя ближе, а самъ не хочешь приблизиться ко мн. И на дл — я люблю тебя искренно, а ты только жалешь меня и хочешь доставить мн удовольствіе. (Отходитъ къ окну, закрывъ лицо платкомъ).

Благинъ. Да почему ты такъ думаешь?

Зина. Какъ будто ты самъ не понимаешь. Если бы ты меня любилъ, разв такъ бы относился ко мн? Ты даже по хочешь никогда разсказать мн ни о твоихъ работахъ, ни о твоихъ идеяхъ, я не знаю, какъ ты обо всемъ думаешь, а что и знаю, такъ отъ другихъ. Однако, я всегда съ тобой была искренна.

Благинъ. А мн кажется, что тебя мои разсказы не интересуютъ, и потому ты никогда меня ни о чемъ не спрашиваешь.

Зина. Я никогда не буду навязываться. Вдь другимъ ты самъ разсказываешь о себ. А про меня ты думаешь, что я не пойму, что ли, тебя… Ну, и не надо, иди и говори съ Ириной.

Благинъ (встаетъ и ходитъ по комнат). Я не понимаю, почему ты указываешь на Ирину? И притомъ я не могу себя передлать: я человкъ общества, т.-е. я люблю общество и не могу куда-нибудь уединиться, хотя бы и съ тобой.

Зина. Никто тебя и не проситъ уединяться, да ничего мн и не нужно отъ тебя, вдь ты самъ завелъ разговоръ.

Благинъ. Ну да, я хотлъ доказать теб, что ты во права и не хочешь понять меня.

Зина. Нечего, наврное, и понимать. (Пауза. Зина плачетъ).

Благинъ (ходитъ по комнат, нервно схватившись за голову). Нтъ, ты не права, Зина. (Пауза, слышенъ звонокъ въ прихожей, входитъ гость, въ дверяхъ изъ столовой показывается Ирина).

Гость. Здравствуйте, Ирина Семеновна, честь имю поздравить васъ съ праздникомъ. Какъ ваше здоровье?

Ирина. Два раза благодарю васъ. И васъ съ праздникомъ.

Гость (къ Благину). Здравствуйте, кажется, мы знакомы. (Смотритъ на Зину, которая не оборачивается, къ Ирин). Вы наврное сегодня еще не были на улиц, ахъ, какой великолпный день! И народу везд, народу…

Ирина (шутливо). Еще бы, вс спшатъ къ дядюшкамъ, къ бабушкамъ… (Рукой приглашая въ столовую). Прошу васъ, тамъ мужъ ждетъ васъ.

Гость. Онъ уже вернулся? Великолпно, великолпно (Уходятъ съ Ириной).

Благинъ. Вотъ еще не кстати… (Пауза, Благинъ подходитъ къ Зин, беретъ ее за талію, хочетъ привлечь ее къ себ).— Послушай, Зина.

Зина (вырываясь и плача) Оставьте меня, вы меня только мучаете! (Уходитъ черезъ переднюю въ другія комнаты. Благинъ стоитъ среди комнаты и смотритъ ей вслдъ, затмъ оборачивается къ окну. Пауза. Слышенъ звонокъ).

Пичугинъ (входитъ). А, коллега, здравствуйте! Почему вы одни? Неужели никого нтъ.

Благинъ. Нтъ! вс тамъ…

Пичугинъ. Ну, конечно, вс дома, я не могъ допустить даже мысли, что мой первый блинъ, то бишь визитъ, да выйдетъ комомъ. Я сюда въ первое мсто сегодня, начало, такъ сказать.

Благинъ. И думаете еще во многихъ мстахъ побывать?

Пичугинъ. О, я такъ люблю эти большіе праздники, куда ни придешь, везд такъ свтло, нарядно, а главное, есть водка и порядочная закуска. Что, вы со мной по согласны?

Благинъ. Нтъ, отчего же, я также люблю и праздники, и порядочную закуску.

Пичугинъ (хлопаетъ Благина по плечу). Великолпно, а во всемъ остальномъ будемъ солидарны. (Входитъ Николай Гульковскій).

Пичугинъ. Вотъ они. Добрый день, Николай Николаевичъ. (Къ Гульковскому). Г. Гульковскій, кажется, не ошибаюсь?

Гульковскій. Именно, именно.

Николай (Елагину). Ну-съ, Андрей Сергевичъ, проводите коллегу къ барышнямъ, а то вы что-то здсь застряли.

Благинъ (шутливо). Стихи сочинялъ! (Уходитъ).

Гульковскій. Мн все кажется, что въ эти большіе праздники людямъ вовсе не хочется говорить ни о чемъ серьезномъ. И куда ни придешь, везд сейчасъ же начинаютъ угощать дой и питьемъ.

Николай (садится въ кресло). Ну, братъ, а мн и серьезные разговоры тоже надоли. Толку отъ нихъ мало. Все равно, по своимъ желаніямъ жизнь не устроишь, а устроишь, такъ не лучше будетъ.

Гульковскій (стоитъ, прислонившись къ стн). А это, смотря по тому, какія теоріи будутъ.

Николай. Э, вс он одинаковы, вс обманъ. Вдь теб извстно, какъ я имъ прежде врилъ и теоріямъ, и идеямъ, и утопіямъ, и въ тюрьм за нихъ сидлъ, и въ Вологодскую губернію за нихъ прокатился, и вотъ однажды сразу почувствовалъ, что, чтобы я ни предпринялъ, очень обдуманно, и что казалось бы мн даже необходимымъ для своего или общаго блага, все это скоро окажется и ненужнымъ и даже вреднымъ тому же общественному благу.

Гульковскій. Но вдь это еще нужно доказать.

Николай. Да вдь сама жизнь доказываетъ. Жизнь сама всегда покажетъ, что въ данное время всего нужне, безъ всякихъ теорій. Вотъ скажи, ты считаешь меня за честнаго человка? А не знаешь, какъ я, будучи студентомъ, собралъ деньги въ пользу политическихъ заключенныхъ и купилъ на нихъ себ пальто. (Пауза). Ты удивляешься? Заключенный не състъ лишній кусокъ лакомства, а мн зимой щеголять въ лтнемъ ‘хаки’ казалось невозможнымъ. Я и придумалъ такую комбинацію.

Гульковскій. Можетъ, ты и правъ.

Николай. Конечно, правъ. Вотъ теперь я и не хочу никакихъ ни идей, ни теорій. Я подхожу къ жизни вплотную, пусть, что она хочетъ, то и длаетъ со мной. (Декламируя). ‘А я сторонній наблюдатель иль тихій послушникъ ея’.

Гульковскій. Я понимаю твою философію, не отъ нея тоже не весело.

Николай. Нтъ — почему же? Наоборотъ, есть много веселаго. Вотъ, напримръ, въ моей адвокатской практик иногда случаются очень веселыя исторіи.

Гульковскій. Ну, я понимаю, ты говоришь о тхъ счастливыхъ моментахъ, когда теб приходится доказать повинность или оправдать вообще человка, совершившаго преступленіе?

Николай. Да нтъ же. Ты меня не понимаешь, меня вовсе не удовлетворяетъ, если я докажу, что по стеченію обстоятельствъ такой-то субъектъ долженъ былъ совершить преступленіе, и его оправдываютъ то-то и то-то, и тмъ верну ему его гражданскія права. Меня это вовсе не интересуетъ…

Гульковскій. Странно, а что же?

Николай. Я даже не возьму съ охотой такого дла, гд преступленіе очевидно и гд преступника нужно лишь оправдывать. Скорй и охотне я буду защищать какого-либо афериста, нечестно ведущаго свои дла, гд ложь бросается прямо въ глаза, и вотъ, когда я собственнымъ вымысломъ или ложью докажу ложь противника, я тмъ самымъ получу истинное наслажденіе.

Гульковскій. А по-моему, ты просто съ жиру бсишься, Николай. Везетъ теб немного въ жизни, вотъ ты и чудишь.

Николай (обидчиво). Если ты такъ думаешь, то, конечно, мы не сговоримся съ тобой. (Пауза, Николай барабанитъ пальцемъ по подоконнику, Гульковскій ходитъ).

Гульковскій. Однако, къ чорту всякую философію. У меня къ теб просьба: напиши-ко мн на карточк рекомендацію къ директору Павловской м-ры. Мн вдь работы нужно.

Николай. Изволь, теб сейчасъ же нужно? (достаетъ изъ кармана карточку и пишетъ).

(Входятъ: гость, Ирина и Катя).

Гость. Нтъ, я все-таки ду. Мн еще въ одиннацати мстахъ нужно быть. Желаю всего хорошаго. (Прощается съ Ириной и съ Катей). До понедльника, коллега (прощается съ Николаемъ и Гульковскимъ, уходитъ).

Николай (подавая карточку Гульковскому). Вотъ субъектъ, способный вчно говорить и длать одн глупости, и все-таки съ нимъ должны считаться люди, которые въ десять разъ его умне…

Ирина (Николаю). Ты, кажется, сегодня не хотлъ говорить умныхъ вещей, или ты уже забылъ?

Николай. Да мн все равно, я умю и краснорчиво молчать.

Катя. (Гульковскому). Вы общали намъ что-то продекламировать. Но можете ли это сейчасъ? Вотъ и тотъ студентъ хочетъ васъ послушать.

Гульковскій. Съ удовольствіемъ, Екатерина Петровна. Для васъ я все готовъ сдлать, хотите, по модному на четверенькахъ буду ходить?

Катя. Что вы, что вы, вы только продекламируйте! (Кричитъ въ дверь въ столовую). Михаилъ Михайловичъ, Андрей Сергевичъ, идите сюда скорй, Станиславъ Павловичъ декламировать будетъ. (Въ дверяхъ показываются Благинъ и Пичугинъ).

Гульковскій. Нтъ, ужъ лучше я пойду туда, тамъ резонансъ лучше.

Катя (хлопая въ ладоши). Браво — браво… (Вс идутъ въ столовую. Пауза, слышенъ голосъ Гульковекаго: ‘Дайте мн кресло, обитое плюшемъ, слушайте стоя, и шапки долой’. Слышенъ смхъ Кати).

Занавсъ.

ДЙСТВЕ ВТОРОЕ.

Большая открытая терраса у дачи, прямо съ террасы входъ въ домъ, видна часть комнаты. На террас большой столъ, стулья, по угламъ цвты, цвты и на лстниц съ террасы въ садъ. Сада видна только часть между террасой и рампой. Направо газонъ съ цвтами, дальше видна дверка, налво большія деревья и начало дорожки, проложенной мимо дачи. По сторонамъ скамейки, кресло-качалка, и т. д. Время посл 4-хъ часовъ дня. Николай въ русской красной рубашк ходитъ около террасы, заложивъ руки въ карманы брюкъ. Гульковскій тоже въ рубашк сидитъ за столомъ на террас и набиваетъ ручной машинкой папиросы.

Гульковскій (закуривая папиросу). Знаешь, мн нравятся твои папиросы. Конечно, не потому, что он даровыя, а въ самомъ дл табакъ великолпный.

Николай (съ недовольной гримасой продолжаетъ ходитъ молча).

Гульковскій. Однако, чортъ знаетъ, привыкъ я къ теб шляться, и какъ будто близко гд-нибудь въ город, а не за 15 верстъ.

Николай (молчитъ).

Гульковскій. Понимаешь, жена ругается, что я все удираю отъ нея, положимъ и она дома немного бываетъ…

Николай (молчитъ).

Гульковскій. А все-таки я половину своей службы на Павловской мануфактур отслужилъ, два мсяца безъ побга, а тебя въ благодарность даже пивомъ пока не угостилъ.

Николай (продолжаетъ молчатъ, съ недовольной гримасой).

Гульковскій (вставая). Ты что же по отвчаешь, Николай? Хандришь, или о жареныхъ рябчикахъ думаешь?

Николай (раздражаясь). Да что ты ко мн привязался? Мн-то какое дло до твоей жены и до фабрики? Хочешь здить ко мн, зди, пожалуйста, ночуй, спи, кури папиросы… Ну, и длу конецъ.

Гульковскій (выходя на террасу). Позволь, позволь, ты заговариваешься! Если хочешь меня упрекать, то это теб не удастся, потому что я обращать вниманія на твои слова не буду. И вотъ теперь-то какъ разъ я отъ тебя и не отстану. И ты мн долженъ сейчасъ же дать отчетъ, почему ты становишься такимъ невыносимымъ? Да, хотя я и дармодъ, и никудышный въ твоихъ глазахъ человкъ…

Николай (молчитъ)…

Гульковскій. Ты не воображай, что я на тебя сержусь, и не думаю. (Сходитъ въ садъ и беретъ Николая за руку). Можешь успокоиться и разсказывать.

Николай (отстраняя Гульковскаго и смягчаясь). Вдь ты знаешь, что я не люблю разговаривать, когда меня что нибудь волнуетъ, ну и самъ ты виноватъ, что я наговорилъ теб дерзостей.

Гульковскій. Да чортъ съ ними, съ твоими дерзостями-то, вдь я же говорю, что я на нихъ не обращаю вниманія, а вотъ тебя я отказываюсь понимать. Ты совсмъ измнился и въ очень скверную сторону. И опять-таки я не вижу никакой для этого причины.

Николай. Да теб-то что? Что ты очень обо мн заботишься? Если бы ты мн помочь могъ, а то вдь ты даже не поймешь, что меня такъ коверкаетъ, если я даже стану теб разсказывать.

Гульковскій (начиная ходить по саду). Странно…

Николай. Ничего страннаго! Вдь ты не можешь меня заставить увлечься какимъ-нибудь дломъ, если я самъ имъ не увлекусь и не могу найти никакого дла. Ты не внушишь мн, напримръ, ту любовь къ моей жен, какую я испытывалъ къ ней раньше? Теб это пустяки, а для меня это петля.

Гульковскій. Нн-да, вотъ что…

Николай. Да, вотъ что! (Пауза).. Вотъ то самое, что я вижу въ ней вс ея лучшія, прежнія достоинства, что мн не за что ее не уважать или разлюбить, и, однако, при всемъ моемъ желаніи я не могу вернуть той настоящей любви, какую я питалъ къ ней въ первые мсяцы женитьбы. Понимаешь, она не возбуждаетъ во мн даже страсти, хотя я вижу, что она-то относится ко мн попрежнему. (Пауза). А прежде я не хотлъ врить, когда мн разсказывали мои знакомые купцы, что они цлуютъ своихъ женъ только пьяными, и это ужо на второй и третій годъ женитьбы.

Гульковскій. Да, это дло серьезное.

Николай. И потомъ мн страшно хочется иногда какого-нибудь боле живого дла, чмъ моя адвокатура. Ты опять меня не поймешь. Ну, вотъ я ясно вижу, что моя коллегія легко обойдется и безъ меня, мн же хочется быть тамъ, гд я необходимъ, а такого мста нтъ, кром, можетъ быть, матушки-земли, гд я могу послужить хотя бы удобреніемъ — да на кладбище и овса не сютъ…

Гульковскій (звая). Значитъ все враки, твоя весенняя философія ‘сторонняго наблюденія жизни и тихаго послушничества’?

Николай. А, самъ чортъ не разберетъ, что враки и что правда!

Гульковскій (садясь въ кресло-качалку). Да-съ, мн на долю выпадаетъ вращаться всюду между безпокойными людьми и принимать кое-гд и самому участіе въ человческомъ безпокойств. Но… (Торжественно). Я самъ ищу этого безпокойства, я люблю мое безликое дло, ибо суета суетъ есть жизнь и смыслъ жизни.

Николай. Ну, и чортъ съ тобой, не говоря худого слова… (Смотря вдаль, мимо дачи, съ ироніей). Вотъ и наши дамы идутъ, значитъ скоро обдъ.

Гульковскій. Мужикъ ты, Николай, вотъ что!

Николай. Вотъ поэтому-то и не баринъ.

(По дорожк мимо дачи идутъ Ирина, Катя и Пичугинъ. Они вс весело см&#1123,ются).

Ирина. Никого, наврное, сегодня больше не будетъ, вотъ только этого синьора встртили. (Пичугинъ здоровается съ Николаемъ и Гульковскимъ).

Николай. А гд же Зинаида?

Ирина. Да знаешь, тамъ Андрей Сергевичъ встртился, ну, куда-то пошли по берегу.

Николай. Значитъ обдъ еще не скоро будетъ?

Ирина. Подождемъ еще полчасика, время-то еще немного.

Николай. Ладно, подождемъ тогда. (Къ Гульковскому). Вотъ что, Станиславъ, пойдемъ-ка на станцію по кружечк пивца выпьемъ.

Гульковскій. Нтъ, братъ, не пойду и теб не совтую, теперь и здсь такое благораствореніе воздуховъ.

Николай. Ну, и не ходи, если поломаться хочется, вотъ со мной господинъ Пичугинъ пойдетъ. Правда, вдь пойдете?

Пичугинъ. Что-же, я пообдалъ, а потому не прочь.

Ирина. Ну, какъ не стыдно, человкъ только-что пріхалъ на дачу, а его опять куда-то тащатъ!

Пичугинъ. Да вдь мы скоро, только по кружечк.

Николай. Идемте, идемте, что тутъ разговаривать. (Беретъ фуражку, лежащую на стол на террас, и уходитъ съ Пичугинымъ).

Катя (недовольно). Пьянчужка какой-то этотъ Пичугинъ! (Садится на скамейку у дачи. Ирина подходитъ и садится рядомъ).

Гульковскій. Ну-съ, Ирина Семеновна, теперь я у васъ спрошу, какъ и вы иногда спрашиваете, гд вы были, что вы видли?

Ирина. Да ничего особеннаго. Вотъ сейчасъ встртила свою старую подругу, вмст въ гимназіи учились, она раньше меня вышла замужъ и иметъ ужо двухъ малютокъ. Страшно измнилась. Оказывается, она живетъ здсь же, на дач. Сейчасъ хотла зайти, только гостой проводитъ.

Гульковскій. Значитъ, на дачахъ везд гости и больше нежелательные!

Ирина. Почему вы такъ думаете? А вотъ къ намъ такъ очень мало прізжаетъ какихъ бы то ни было. Конечно, я не считаю за дачныхъ гостей, напримръ, васъ, Елагина, Пичугина и вотъ Катю. (Съ улыбкой). Это все ужо такіе пріятели, что я, по крайней мр, съ ними не церемонюсь.

Гульковскій. Благодарствуйте! (Къ Кат). А вы какъ поживаете, товарищъ, или, какъ бы это выразиться, компаньонъ по дач?

Катя. Спасибо, потихонечку.

Ирина. Катина псенка также спта, на будущей недл обвнчается и, значитъ, въ нашемъ полку прибыло.

Гульковскій. Въ самомъ дл, такъ скоро? Поздравляю!

Катя. Да, прізжайте на свадьбу. Попросила бы васъ быть шаферомъ, да вы женатый и ужо старикъ.

Гульковскій (шутливо). Скажите, я даже шаферомъ быть не могу, а я все считалъ себя юношей. Значитъ, ужо крышка!?

Ирина. Крышка, Станиславъ Павловичъ. А, впрочемъ, все это пустяки.

Гульковскій. Д-а-а. Мн иногда кажется, что я теперь представляю собой типъ героя изъ какой-нибудь плохой пьесы, котораго авторъ выводитъ, чтобы въ какомъ-нибудь глупомъ монолог породить событія, совершающіяся за сценой или, какъ тамъ называется, ввести въ дйствіе. Вообще, типъ, совершенно ненужный въ пьес, не по безталанности автора какъ будто и необходимый.

Ирина. Ну, это, пожалуй, вы ужъ слишкомъ. А я, скажите, что такое по-вашему? Къ какому разряду меня отнесете?

Гульковскій (шутливо). Если на кладбищ, то вдь тамъ за деньги разряды отпускаются, за кого побольше заплатятъ, того въ лучшій разрядъ и отнесутъ. (Вс смются).

Ирина. Нтъ, не шутя…

Гульковскій. Не шутя? Хорошо. Только въ жизни-то вы себя еще ни въ чемъ особенномъ не проявили. Типичность и оригинальность сказывается въ какихъ-либо выдающихся поступкахъ или поведеніи во время также выдающихся событій. А вы пока, какъ я васъ знаю,— вы не обижаетесь,— только умная, интеллигентная женщина, очень хорошая хозяйка и, по аттестаціи вашего собственнаго мужа, любящая и любимая и достойная жена.

Ирина. И только? Спасибо и на этомъ. (Вздыхаетъ). Интересно, какія же по-вашему я должна совершить выдающіеся поступки, чтобы стать представительницей какого-либо типа.

Гульковскій. Нужно подумать. (Встаетъ, беретъ съ террасы папиросу, закуриваетъ и отходитъ къ лвой сторон).

Анна Гавриловна (появляясь на террас). Господа, обдъ давно готовъ, или не вс собрались?

Ирина. Подождите, мама, немного, Николай съ Пичугинымъ только что ушли на станцію.

Анна Гавриловна. А Зина гд же?

Ирина (съ досадой). Ахъ, Боже мой! Я уже чуть ли не потому отвчаю: она куда-то пошла съ Андреемъ Сергевичемъ.

Анна Гавриловна. А-а… Слушайте, Катя, пойдемте я васъ пока пирогомъ угощу. А то шутка ли съ 10 часовъ не кушали. На нихъ нечего смотрть. Идемте… (Катя молча уходитъ съ Анной Гавриловной).

Ирина. Вотъ, Катя, тоже типичная особа, только жаль мн ее… Матери хочется поскорй ее замужъ выдать, женихъ ей не нравится, на послдніе гроши приданое длаютъ, а какая будетъ ея жизнь — неизвстно.

Гульковскій. Да, все это не весело. Ну, да, вернемтесь къ вамъ, если хотите. Породъ вашимъ приходомъ мы говорили съ Николаемъ и знаете о комъ?— о васъ. Быть можетъ, мн и не стоило бы этого говорить, да въ этомъ плохого ничего нтъ. Онъ какъ будто винитъ себя, что связалъ свою жизнь съ вами, но не потому, что вы оказались не той, какую онъ ожидалъ, но самъ онъ обанкротился въ своихъ чувствахъ, и оттого, что ваши чувства къ нему остаются прежнія, онъ, видите ли, страдаетъ и не можетъ вернуть прежняго спокойствія… Впрочемъ, вы наврное это все знаете сами изъ его собственныхъ словъ?

Ирина. Нтъ, онъ мн ничего подобнаго не говорилъ. Это для меня новость… (Волнуясь). И… которую я слышу вдругъ отъ васъ!

Гульковскій. Такъ и есть, мн не слдовало бы вамъ этого говорить. Ну, успокойтесь, я такъ привыкъ его считать своимъ лучшимъ другомъ, какъ наврное и онъ меня, и у насъ съ нимъ никогда не было другъ отъ друга тайнъ, и если онъ сказалъ ее мн раньше, чмъ вамъ, то наврное лишь потому, что самъ еще не былъ увренъ въ томъ, что говорилъ.

Ирина. Хорошо, пусть будетъ такъ. Только онъ ошибается, что мои чувства къ нему не измнились, хотя, прошу васъ, этого ему не разсказывать, и наоборотъ, я сама разуврилась въ немъ. Я больше не вижу въ немъ того героя, какимъ онъ мн казался раньше. Его геройство прошло, къ сожалнію, вмст съ медовыми мсяцами нашего супружества и, конечно, если онъ это сознаетъ, то ему, должно быть, очень тяжело отъ своего банкротства.

Гульковскій. Но вы только, Бога ради, не волнуйтесь!

Ирина. Да откуда вы взяли, что я волнуюсь? Видите, я говорю совершенно спокойно. Вотъ теперь вы скажите,— если хотите, я говорю не о себ,— иметъ ли право женщина въ моемъ положеніи полюбить кого-нибудь другого, не мужа? Конечно, смотря на это не съ точки зрнія мщанина, но и не слдуя какой-нибудь узкой философіи анархистовъ или Ницше, а просто съ точки зрнія нравственнаго, интеллигентнаго человка?

Гульковскій. Я выскажу только свое собственное мнніе, но не забывайте, что это будетъ мнніе человка безъ опредленныхъ занятій.

Ирина (шутливо). Наврное это лучше мннія ‘чиновника особыхъ порученій’.

Гульковскій. Великолпно! Да, конечно, иметъ такое право всякая женщина, находясь къ вашемъ положеніи, но все-таки позвольте допустить эту возможность для васъ, быть можетъ, это нескромно, такъ я говорить не буду.

Ирина. Говорите, что вы хотли сказать?

Гульковскій. Мн такъ показалось, что разъ вы начали говорить о такой возможности, то, слдовательно, явился, такъ сказать, объектъ вашихъ чувствъ. (Улыбаясь и сильно жестикулируя). Но меня еще не оснила мысль, кто бы изъ всхъ знакомыхъ, окружающихъ васъ, а я ихъ, кажется, всхъ знаю, могъ пользоваться вашимъ особымъ вниманіемъ?

Ирина (шутливо). О, что вы хотите знать! Ну, да этого еще не дошло, я наврное буду заводить новыя знакомства. А теперь вотъ что: какого вы мннія о художник Березин? Вдь мы начали говорить о типахъ.

Гульковскій (ударяя себя по лбу). Ба, ужъ не онъ ли сей счастливецъ!?

Ирина (смущенно). Нтъ, откуда вы взяли? Я заговорила о немъ просто какъ объ интересномъ человк.

Гульковскій. Охотно врю. А заключилъ я такъ потому, что я не помню ни одного дня, когда бы вы его не вспомнили, и какой бы ни былъ разговоръ, онъ всегда кончается на тому о Березин. Вообще съ вашимъ посредничествомъ онъ будетъ популярне, чмъ отъ всхъ выставокъ, гд бываютъ его тощенькіе и странные рисунки.

Ирина (горячо). Все-таки, если бы его рисунки были бы дурны, ихъ наврное не приняли бы на выставку.

Гульковскій. Но теперь такъ мало осталось понимающихъ живопись какъ слдуетъ, что даже побоятся не принять какую-нибудь чепуху, а то вдругъ въ невжды попадешь. Все-таки по-моему у него есть таланту и нчто самобытное, портитъ его лишь самоувренность и нежеланіе учиться.

Ирина. Вы такъ думаете? (Съ правой стороны показывается Черепина въ свтломъ плать и большой шляп).

Черепина (кричитъ). Ирина, гд входить?

Ирина. А, Соня! Передъ тобой калитка, входи сюда… (Черепина открываетъ калитку, входитъ и цлуетъ Ирину).

Черепина. Ну, еще разъ здравствуй. Я къ теб на пять минутъ, тамъ меня ждутъ, а завтра приду надолго.

Ирина. Ладно, вотъ познакомьтесь — Станиславъ Павловичъ, а это моя подруга, Софья Петровна. (Гульковскій кланяется).

Гульковскій. Я пойду, Ирина Семеновна, пока къ берегу, можетъ быть, Ялагина съ Зинаидой Семеновной встрчу, приведу ихъ сюда.

Ирина. Идите. (Къ Черепиной). Ну, разсказывай, какъ ты поживаешь?

Черепина. О, у меня ничего интереснаго нтъ, хожу за ребятишками, принимаю гостей, сама нигд не бываю, вечеромъ ложусь спать, утромъ встаю. Вотъ и все.

Ирина. Скучно вдь такъ, Соня? Я бы не согласилась. А я и за ребятишками не ухаживаю, и въ разныхъ общественныхъ мстахъ бываю и тоже скучно… И все чего то не хватаетъ…

Черепина. Ты все такая же странная, какъ и прежде.

Ирина. Ты думаешь? Какая же я по-твоему должна теперь быть?

Черепина. Мн казалось, что ты теперь такая серьезная, въ род нашей учительницы Николаевой, помнишь, которая папиросы въ футляр отъ бинокля носила черезъ плечо?

Ирина. Благодарю за сравненіе, нтъ, я такъ не хочу кончить…

Черепина. Можетъ быть, ты даже влюблена?

Ирина (печально). Можетъ быть, и влюблена.

Черепина (живо). Правда? Вотъ чудачка! Въ кого же, въ Елагина?

Ирина. Вдь я теб писала о немъ. Ахъ, Соня, я не знаю, что и длать съ собой.

Черепина. Ты разскажи, въ чемъ же дло-то?

Ирина. Видишь ли, меня окружила такая цпь лжи и всякихъ несуразностей, что я ршительно по вижу никакого выхода. Вдь ты помнишь я теб также писала, что Благинъ, кажется, влюбленъ въ Зину и наврное они женятся.

Черепина. Помню.

Ирина. Ну, вотъ, представь, что съ одной стороны я очень желаю счастья сестр и, если она выйдетъ за Благина, то будетъ самое лучшее, но съ другой стороны — я никакъ не могу съ Этимъ примириться. Мн всегда кажется, что она отнимаетъ у меня мое счастье, на которое я также имю право.

Черепина. И Зина знаетъ, что ты любишь.

Ирина. Нтъ, я ей про это ничего не говорила, хотя, мн кажется, что она догадывается. Въ послднее время я даже не могу скрыть своей ровности.

Черепина. Мужъ наврное тоже ничего по знаетъ?

Ирина. Ахъ, Боже мой! Вотъ въ томъ-то и весь ужасъ, что онъ по старому вритъ мн, и мн все время приходится какъ будто обманывать и мужа и сестру, и даже, пожалуй, себя всякими несбыточными надеждами.

Черепина. И Елагинъ также не знаетъ о твоей любви?

Ирина (закрывая лицо руками). Нтъ… Ахъ, если бы ты знала, какъ мн тяжело!

Черепина. Ну и что же, все-таки, ты ршила длать?

Ирина (упавшимъ голосомъ). Не знаю, не знаю… Недавно я еще была спокойна и думала, что мое новое знакомство съ художникомъ увлечетъ меня. Я теб тоже о немъ писала. Я начала съ нимъ переписку, и вотъ уже чувствую, что мое спокойствіе снова рухнуло. Хотя все же Березинъ единственный человкъ, который меня понимаетъ, и мн кажется, что я и теперь уже къ нему слишкомъ привыкла.

Черепина. Ахъ, все-таки какая ты чудачка, Ирина! (Громко смется).

Ирина (обидчиво). Если ты смешься, то я напрасно теб говорю…

Черепина. Ну, зачмъ ты обижаешься, Ирина? Конечно, я не знаю, какъ бы я поступила на твоемъ мст, теперь же я такъ мало думаю о какомъ нибудь личномъ счасть.

Ирина. Почему, Соня? Неужели въ 23 года должна окончиться своя личная жизнь? И разв я виновата, что моя супружеская, семейная жизнь не даетъ мн удовлетворенія? Я не хочу приносить себя никому и ничему въ жертву, да никому и не нужно мое самопожертвованіе.

Черепина. Право, я не знаю, что теб сказать. Я наврное такъ облнилась и длать что-нибудь, кром занятій со своими дтьми, и думать о чемъ-нибудь, кром своего хозяйства, что если у меня и явятся какія-нибудь другія желанія, то я и сама-то какъ слдуетъ ихъ не пойму.

Ирина. Что это, Соня? Я не узнаю тебя. Неужели такъ измнило тебя замужество? А ты помнишь ‘Что длать’ Чернышевскаго, это у тебя была настольная книга, и ты такъ мечтала объ общественномъ дл, о коммун…

Черепина (съ печальной улыбкой). Вдь у меня уже организуется коммуна. Вотъ теперь у меня пока двое ребятишекъ, а тамъ будетъ дюжина. Вс они являются съ одинаковыми правами и… что же еще?

Ирина. Весьма печальная организація! (За садомъ съ правой стороны слышны женскія голоса и пніе. Голосъ: ‘Соня, ты скоро вернешься’).

Черепина. Нтъ, ничего. Вотъ только денегъ бы побольше было. Слышишь, меня зовутъ. Я пойду… (Кричитъ). Я иду! Иду, господа! (/is Ирин). А ты приходи ко мн, моихъ котятокъ посмотришь, можетъ быть, и ты въ мою вру перейдешь. (Идутъ об къ калитк).

Ирина. Я тебя провожу немного. (Уходятъ. Пауза. Съ лвой стороны идутъ Пуликовскій съ Елагинымъ).

Благинъ (продолжая разговоръ). Позвольте-съ. Я никогда не старался ускорить событій, а мои поступки часто зависятъ отъ моего настроенія въ данную минуту.

Гульковскій. И такъ же часто вы противорчите самому себ.

Благинъ. Пожалуй, и эти противорчія создаютъ иногда очень большія неудовольствія, и мн и другимъ.

Гульковскій. И вы начинаете раскаиваться въ содянномъ.

Благинъ. Нтъ, но это все боле и боле меня убждаетъ, что мои собственные почины не приносятъ желаемыхъ результатовъ.

Гульковскій. А по-моему вы просто трусъ, простите за рзкое выраженіе. Однако, мн сегодня удивительно везетъ на сердечныя изліянія.

Благинъ. Разв? Ну, плюньте на нихъ. А гд же Ирина Семеновна?

Гульковскій (осматриваясь). Да, это называется — хвостъ вытащилъ, носъ увязилъ. (Кричитъ). Ирина Семеновна! Но слышно… Наврное ушла съ дамой въ блой шляпк. (Съ лвой стороны бжитъ Зина съ большимъ букетомъ полевыхъ цвтовъ).

Зина. Цвты, цвты, цвты! (Шутя подноситъ цвты къ лицу Благини). Красиво!

Благинъ. Очень! (Цлуетъ ея руку).

Гульковскій. Прикажите итти снова разыскивать?

Зина. Ирина ушла? Ну, идите, а то совсмъ не дождетесь обда.

Гульковскій (гримасничая). Протурить меня хотите. Хорошо, я преклоняюсь и подчиняюсь. (Дланной походкой уходитъ).

Благинъ. Намъ опять помшали съ тобой договорить. Теперь, я надюсь, ты будешь спокойна и не будешь мучить себя сомнніями? (Беретъ ея руку). Ты этого хотла, Зина? Въ январ мы повнчаемся и удемъ въ Харьковъ.

Зина. Зачмъ ты такъ спрашиваешь? Быть можетъ, ты самъ еще хорошо по ршилъ? Впрочемъ, въ эти шесть мсяцевъ ты, можетъ быть, и передумаешь.

Благинъ (горячо). Зина, ей Богу, я не заслуживаю такого недоврія!

Зина (улыбаясь, нжно). Да нтъ, я врю теб. (Благинъ наклоняетъ голову Зины и цлуетъ. Направо за сценой слышенъ голосъ Гульковскаго).

Зина (весело). Что ты длаешь, насъ увидятъ?

Благинъ (отпуская Зину). Пусть увидятъ… (Въ калитку входятъ Ирина и Гульковскій).

Ирина. А Николая все нтъ, опять много выпьетъ.

Гульковскій (молча достаетъ съ террасы папиросу, закуриваетъ и отходитъ къ деревьямъ).

Зина (къ Ирин загадочно). А мн нужно съ тобой поговорить…

Ирина. Хорошо, поговоримъ. (Къ Благину). Андрей Сергевичъ, вы мн общали разсказать о вашемъ новомъ сюжет для поэмы, кажется. Вы его совсмъ обдумали?

Благинъ. О, я едва ли сумю использовать этотъ сюжетъ. Я съ удовольствіемъ передалъ бы его кому-либо, боле талантливому.

Ирина. А разскажите-ка, что такое за сюжетъ.

Благинъ. Видите-ли, мн хотлось передать такой психологическій моментъ: представьте себ обыкновенную исторію: замужняя женщина любитъ еще кого-то. Допустимъ, что съ мужемъ у нея также самыя лучшія отношенія. Теперь представьте, что мужъ и тотъ ‘нкто’ любятъ ее очень сильно и, можетъ быть, въ одинаковой степени, или тотъ ‘нкто’ сильне, это не важно, мужъ отлично знаетъ о чувствахъ этого ‘нкотораго’ къ жен и обратно, и, конечно, они враги. Вотъ теперь представьте, что жена заболваетъ очень опасно. Но, по увренію врачей, самый тщательный уходъ не только можетъ спасти ее отъ смерти, но и совсмъ излчить ее отъ болзни. И вотъ враги встрчаются у постели больной, они стараются избгать другъ друга, и въ то же время желаніе сохранить жизнь любимой женщины такъ велико, что, утомляясь, они не могутъ доврить уходъ за ней никому, кром какъ другъ другу. Быть можетъ, это и не совсмъ правдоподобно, но по-моему все же могутъ быть у людей такія сильныя чувства.

Гульковскій. Нтъ, Андрей Сергевичъ, этого нтъ и быть не можетъ. Нтъ такой любви, которая допускала бы раздлъ объекта любви, иначе это не любовь, а бредни.

Ирина. Да почему?

Гульковскій. Да по той простой причин, что ни мужу, ни любовнику не будетъ нужна больная, хотя бы и любимая женщина, и, значитъ, они надются въ будущемъ обладать ею, здоровой, и каждый въ свою полную собственность, а, слдовательно, и теперь или чувства кого-либо будутъ имть преобладающее значеніе, или они непримиримые враги. А въ общемъ, все это непроходимая ерунда!

Ирина. Меня интересуетъ только одно: откуда у васъ явилась эта мысль?

Благинъ (смущаясь). Право, не знаю. Какъ-то совершенно случайно. Наврное, просто плодъ досужей фантазіи.

Ирина. Странно! А вы какъ бы поступили, если бы были на мст хотя бы ‘того нкотораго’?

Благинъ. Опять не знаю. Возможно, что постарался бы узнать ршеніе самой больной, чей уходъ ей боле необходимъ.

Гульковскій. Значитъ, сюжетъ есть. Стоитъ только начать писаніе.

Благинъ. Попробую въ дорог. Да, кстати я вамъ никому не говорилъ: возможно, что я въ будущемъ мсяц уду по Волг съ однимъ семействомъ. Я недавно познакомился съ нкіимъ Каровымъ, врачомъ, очень симпатичный старикъ, у него добрая старушка-жена и дочь, двушка, только-что окончившая консерваторію, въ будущемъ общаетъ стать знаменитостью. Вотъ они мн и предлагаютъ похать съ ними по Волг, захать къ нимъ въ имніе въ Самарскую губернію. Значитъ, если мн это удастся, то я въ дорог и буду писать. (Зина во время рчи Благина тихо вскрикиваетъ и поспшно уходитъ въ домъ. Ирина удивленно смотритъ на не).

Ирина. Что это Зина такъ убжала?

Благинъ (испуганно). Не знаю… (Съ лвой стороны подходитъ Пичугинъ, онъ замтно пьянъ и очень фальшиво поетъ: ‘Я сплю, мн сладко усыпленіе, забудь бывалыя мечты’).

Гульковскій. Наконецъ-то идутъ!

Пичугинъ (заплетающимся голосомъ). Господа, Николай Николаевичъ отправился въ станъ свидтельствовать о кровавомъ столкновеніи деревенскихъ мужиковъ, а потому просилъ его обдать не ждать.

Гульковскій. Наврное здорово хватилъ пильзенскаго, иначе не сталъ бы длать глупостей.

Пичугинъ. Здорово, цлую дюжину выпили…

Гульковскій. Да, по васъ видно.

Анна Гавриловна (съ террасы). Вс что ли собрались, идите обдать!

Ирина (съ досадой). Николай по придетъ, онъ опять много пива выпилъ.

Анна Гавриловна. Что это такое, какъ не стыдно?! Вонъ Зина тоже заперлась въ комнат, говоритъ не будетъ обдать.

Благинъ (къ Ирин). Я пойду, позову ее? (Хочетъ итти).

Ирина (взволнованно и строго). Не смйте этого длать… Ну, господа, идемте обдать…

Гульковскій. Такъ говоритъ Заратустра: вс великія событія совершаются или до обда, или посл обда. (Вс уходятъ).

Занавсъ.

ДЙСТВЕ ТРЕТЬЕ.

Большая комната на дач Колодиныхъ. Прямо дверь на террасу и въ садъ, налво въ другія комнаты, направо окна на улицу. Посредин комнаты большой не покрытый столъ, между оконъ другой, маленькій. Кругомъ мягкія и внскія стулья, диванъ, по угламъ корзины съ цвтами. На стнахъ ничего нтъ. Везд и на стол, и на стульяхъ разбросано блье, картонки для шляпъ, небольшія корзины, у стнъ снятыя картины и т. д. Замтно, что готовятся къ отъзду съ дачи. Пасмурное сентябрьское утро.

Ирина въ сромъ плать сидитъ у маленькаго столика и пишетъ письмо. Въ окна доносится благовстъ къ обдн въ маленькій колоколъ, въ какой звонятъ къ выносу покойника.

Анна Гавриловна входитъ и начинаетъ перебирать и укладывать вещи. Нкоторое время молчаніе.

Ирина (оборачиваясь). Мама, еще не вс ухали?

Анна Гавриловна. Глазиковы ухали во время дождя, а т ждали, пока прояснится. Теперь вс собираются… (Пауза). Напрасно вчера позвали столько гостей, лучше бы самимъ собираться къ отъзду, а то придется еще на день отложить.

Ирина. Ну, что теперь говорить объ этомъ, мн самой было очень непріятно. Вдь это Николай хотлъ справить свое рожденіе… Очень досадно, если не сегодня удемъ. Дождь пересталъ?

Анна Гавриловна. Сейчасъ нтъ дождя, если только въ дорог застанетъ, впрочемъ, до обда не уложимся…

Ирина. Зина еще не встала?

Анна Гавриловна. Гд же ой встать? Всю ночь проплакала, только подъ утро и заснула, мн жаль ее будить… Да что съ ней такое? Все она плачетъ, спрашивала — не говоритъ.

Ирина. Но спрашивайте, мама, быть можетъ, скоро не будетъ плакать… Она вчера получила письмо по почт?

Анна Гавриловна. Да, отъ Благина, кажется, я по конверту узнала, онъ зимой въ такихъ присылалъ.

Ирина (вздыхаетъ). Да, Андрей Сергевичъ ухалъ въ Самару и проститься не захотлъ…

Анна Гавриловна. Быть можетъ, некогда было?

Ирина. Нe знаю. (Пауза).

Анна Гавриловна. А Станиславъ Павловичъ съ семи часовъ купаться ушелъ и сейчасъ все нтъ. (За дверью голосъ: ‘Можно войти’?).

Анна Гавриловна. Входите. (Входятъ два гостя, въ пальто и со шляпами въ рукахъ).

I-ый гость. Позвольте пожелать вамъ всего хорошаго, увидимся въ город! Счастливо перебраться!

II-ой гость. Всего хорошаго! (Смется). Не поминайте лихомъ!

Ирина. Да что ужъ съ вами длать, прощайте, заглядывайте въ город. (Прощаются и черезъ террасу уходятъ).

Анна Гавриловна. Сколько они вчера вина выпили, графинъ разбили, и не похоже, что молодые люди, на двицъ и вниманія не обращали… (Вздыхаетъ). Охъ, молодежь, молодежь!

Ирина. Врно скучно всмъ было. (Пауза).

Анна Гавриловна. Должно быть, сегодня покойникъ въ сел, звонятъ къ обдн.

Ирина. Да, я давно слышу, наврное, покойникъ. Я помню, какъ звонили, когда хоронили моего отца. Только это было въ город и зимой. Шелъ 5-й мсяцъ моего замужества, а вы лежали больны. Скоро два года будетъ… А затмъ дядя умеръ… Какой несчастный годъ былъ!

Анна Гавриловна. Ну, что ты, Ирина, твой отецъ и дядя были пожилые… Вотъ и мн тоже пора умирать.

Ирина. Ахъ, мама, неизвстно кому пора умирать. Быть можетъ, мн тоже пора, я даже хотла бы теперь покончить съ жизнью, пожалуй, это даже пріятно, пока никому не надола.

Анна Гавриловна. Но говори глупостей, Ирина. Сохрани тебя Боже отъ такихъ мыслей!

Ирина. Ну, конечно, я не умру. Вотъ это-то и скверно, что я буду жить, когда жить вовсе и не стоитъ. А впереди все то же, все то же! Николай становится все хуже, пьянствуетъ…

Анна Гавриловна. Это все дача виновата. Вотъ прідемъ въ городъ, онъ опять займется дломъ, по ресторанамъ ходить онъ не любитъ, а дома безъ товарищей много не выпьетъ… И теб при дл-то некогда будетъ скучать.

Ирина. Да, весной мн говорили: вотъ передемъ на дачу, будетъ много свободнаго времени, будемъ гулять, природа оживитъ, обрадуетъ, вернетъ веселье, а на дач стало еще острй чувствоваться и грусть и скука… Теперь опять утшаютъ городомъ, опять чего-то надо ждать…

Анна Гавриловна. Э-х-хъ, съ тобой не сговоришься…

(Пауза, Анна Гавриловна продолжаетъ перебирать вещи. Ирина кладетъ голову на протянутыя, на стол руки).

Гульковскій. (Одтый въ австрійскую куртку и кэпи входитъ съ террасы). Господа, не помшалъ?

Анна Гавриловна. Нтъ, входите.

Ирина (оборачиваясь). Вы купаться ходили?

Гульковскій. Да, а затмъ смотрлъ выносъ покойника въ церковь. Вотъ мистическая картина! Въ город не замчаешь, когда проносятъ покойника, народу и безъ того много на улицахъ, и небольшая толпа провожающихъ почти не производитъ впечатлнія. Зато здсь, въ такомъ безмолвіи и безлюдности, погребальный кортежъ кажется цлымъ событіемъ… Представьте, какая масса народа, и я по думаю, что это все любопытные, они такъ вс искренно молятся, и такія у всхъ печальныя лица!

Ирина. Быть можетъ, богатый покойникъ?

Гульковскій. Да нтъ же, самый настоящій бднякъ, а подумаешь, что умеръ какой-либо общественный дятель. Почти у каждаго дома по желанію жителей служатся панихиды.

Анна Гавриловна. Вотъ это настоящіе христіане!

Ирина. Хорошо бы мн умереть гд-нибудь также въ сел, быть можетъ, лучше грхи мои замолятъ, а то я такая великая гршница.

Гульковскій. Ну, зачмъ вы въ сел будете умирать, вамъ и въ город почета много, вотъ я такъ умру непремнно въ захолусть. Теперь я какъ разъ ду въ Рязанскую губернію къ своему брату, буду скотинк кормъ подтаскивать, да колышки въ огород вколачивать, тамъ и умру.

Ирина. А какъ же ваша Павловская мануфактура?

Гульковскій. Эхъ, хватились, Ирина Семеновна, я еще на прошлой недл тамъ управляющаго подлецомъ назвалъ. Не удивляйтесь, онъ самъ виноватъ — не предлагай неимущему человку невыгодныхъ условій. Мн еще давали выгодное мстечко въ одномъ гаденькомъ учрежденьиц, да я хочу остепениться, на покой отправиться, къ брату суровыя щи сть подемъ съ женой, ребятишекъ плодить будемъ… Славно!

Ирина. Николай знаетъ о вашей ссор съ управляющимъ?

Гульковскій. Но безпокойтесь, пока нтъ. Это сообщеніе я берегу подъ конецъ, когда разставаться будемъ. Это самый подходящій предлогъ для нашей съ нимъ ссоры. Гршный человкъ, не могу надолго разстаться не поссорившись на прощаніе. Э-х-хъ, и проберетъ же онъ меня за рекомендацію!

Ирина. Да, я думаю ему не понравится.

Гульковскій. Ничего. А у меня и для васъ еще камешекъ за пазухой имется, пока молчокъ! Пойду къ Николаю пока, а потомъ и уду. (Уходитъ)

(Пауза. Ирина запечатываетъ письмо, затмъ встаетъ).

Ирина. Мама, я пошлю Мальвину отправить письмо.

Анна Гавриловна. Посылай, посылай, да сходи къ Зин, посмотри ее, она встала наврное.

Ирина. Я пойду къ ней. (Идетъ и въ дверяхъ сталкивается съ Николаемъ и Гульковскимъ. Николай замтно пьянъ, но старается сдерживаться).

Николай. Слушай, Ирина, скажи Станиславу, чтобы подождалъ узжать, пока мы соберемся, вдь онъ можетъ и вмст съ нами похать.

Ирина. Я не могу приказать Станиславу Павловичу. (Въ Гульковскому). Въ самомъ дл, почему вы такъ спшите? Быть можетъ, вы намъ поможете уложиться и отправить вещи? Николай, какъ видите, не можетъ…

Гульковскій. Мн казалось, что я вамъ только мшаю, а когда такъ, то я останусь.

Николай. Да вовсе не затмъ тебя оставляютъ, чтобы узлы завязывать, просто я хочу съ тобой побыть послдній день на дач. (Съ досадой). Она скажетъ тоже… (Замтивъ письмо у Ирины). А это кому письмо?

Ирина (гнвно). Да теб-то что за дло?

Николай (ядовито). Все пріятелямъ пишете?

(Ирина оглядываетъ Николая презрительнымъ взглядомъ и молча уходитъ).

Гульковскій. Что съ тобой, Николай? За что ты оскорбилъ жену?

Анна Гавриловна. Онъ самъ не знаетъ, что длаетъ.

Николай. Да надоло мн все это. (Съ силой ударяетъ и отпихиваетъ стоящій рядомъ стулъ). Вс какіе-то особняки разыгрываютъ, жена, чортъ знаетъ, съ кмъ переписывается. (Къ Анн Гавриловн). Мать, уходи отсюда, къ чорту все это тряпье, завтра подомъ!

Анна Гавриловна. Опомнись, Николай, что ты говоришь?

Николай (ударяя ногой объ полъ). Уходи, говоритъ теб, старая колдунья, все равно не дамъ укладывать! (Начинаетъ расшвыривать разложенныя на полу вещи. Анна Гавриловна, изумленная и испуганная, уходитъ. Николай подходитъ къ столу и въ изнеможеніи облокачивается на него, закрывъ руками голову. Гульковскій молча наблюдаетъ за его движеніями).

Гульковскій. И ты пожалуй думаешь, что поступилъ благородно?

(Николай молчитъ).

Гульковскій (длаетъ нсколько шаговъ по комнат). Эхъ, вы, горе богатыри, только васъ и хватаетъ на то, чтобы въ семь дебоши устраивать!

Николай (поднимаясь). Замолчи, Станиславъ. (Наливаетъ стаканъ воды и жадно пьетъ).

Гульковскій. Что же, ты думаешь и меня выгнать, такъ можешь не безпокоиться, мн самому пріятне не видать твоей войны со стульями.

(Николай молчитъ, достаетъ изъ кармана письмо, и молча пробгаетъ по нему глазами).

Гульковскій. Я не понимаю только, что такое настраиваетъ тебя такъ по-звриному?

Николай (разрываетъ письмо пополамъ и кидаетъ на полъ, затмъ опускается на стулъ).

Гульковскій. Что это ты разорвалъ?

Николай. Прочти, если интересуешься.

Гульковскій (поднимаетъ письмо и читаетъ). Теб длаютъ предложеніе взять веденіе серьезнаго дла въ окружномъ суд, и ты, значитъ, его не хочешь принять?

Николай (иронически). Наврное такъ.

Гульковскій. Это что же за дикая фантазія такая?

Николай (спокойно). Вотъ что, Станиславъ, если хочешь меня уважить, то оставь свой допросъ. Я еще не со шелъ съ ума и знаю, что я длаю.

Гульковскій. Весьма сомнваюсь.

Николай. Ну и ладно. Не хочу я никакихъ вашихъ дловъ, да и не для кого мн работать: жена все равно скоро отъ меня уйдетъ, а матери умирать пора.

Гульковскій. Нтъ, ты ршительно сегодня не въ своемъ ум, теб отдохнуть надо, выспаться.

(Николай молча встаетъ и отыскиваетъ въ комнат свое пальто и шляпу).

Гульковскій. Ты это куда?

Николай. Куда глаза глядятъ.

Гульковскій. Ну, братъ, и я съ тобой пойду.

(Въ двери изъ другой комнаты появляется прислуга).

Мальвина. Барыни здсь нтъ?

Николай. Слушай, Мальвина, скажи барын, что я ушелъ, пусть приходятъ узлы связывать. (Уходитъ съ Гульковскимъ).

Анна Гавриловна (входитъ съ озабоченнымъ лицомъ, осматриваетъ комнату, вздыхаетъ и снова уходитъ. За сценой: ‘Мальвина, поди посмотри, куда баринъ пошелъ’. Голосъ Ирины: ‘Разв Николай ушелъ’. Она входитъ въ комнату, останавливается у двери, затмъ подходитъ къ окну и задумывается. Пауза).

Зина (съ заплаканнымъ лицомъ показывается въ дверяхъ, тихо). Ирина!

Ирина (вздрагивая). Ахъ, это ты, Зина, ну какъ ты себя чувствуешь?

Зина (едва удерживая слезы подходитъ къ Ирин, вынимаетъ письмо и подаетъ ей). Прочти. (Падаетъ на диванъ и плачетъ, вздрагивая всмъ тломъ. Ирина читаетъ, и по мр чтенія лицо ея принимаемъ удивленное выраженіе и въ конц она очень замтно взволнована).

Ирина. Боже мой! (Закрываетъ лицо руками, отъ сильнаго волненія она едва держится на ногахъ и прислоняется плечомъ къ стн. Зина поднимаетъ голову, вытираетъ платкомъ глаза и смотритъ на Ирину).

Зина (тихо). Онъ тебя любитъ, Ирина!

Ирина (стараясь овладть собой). Да, и въ этомъ все мое несчастье… (отдаетъ письмо Зин).

Зина. Ты… знала это?

Ирина. Нтъ. (Становится противъ Зины, говоритъ прерывистымъ голосомъ). Можешь ли ты меня выслушать безъ слезъ, безъ волненія, совершенно спокойно, или ты не хочешь никакихъ объясненій?

Зина. Мн кажется, что это теб безразлично. Говори, если хочешь.

Ирина (тихо опускаясь на стулъ). Нтъ, не безразлично. И потомъ, ты не должна на меня сердиться, хотя ты и думаешь, что причиной отъзда Андрея являюсь только я.

Зина (съ досадой). Ахъ, ни о чемъ я не думаю!

Ирина. Ну, ладно. (Тихо). Скажи, ты очень его любишь?

Зина (готовая снова заплакать). Ну, что теб? Вдь знаешь, какъ мн трудно отвчать.

Ирина. А ты не думаешь, легко ли мн отъ этого?

(Зина молчитъ).

Ирина. Мн казалось, что ты догадываешься, что Андрей мн также по былъ безразличенъ, я не знаю даже, кто изъ насъ сильне его любитъ — ты или я? (Зина испуганно и удивленно смотритъ на Ирину). Ты этого не знала?

Зина. Да, ты никогда не была со мной откровенна.

Ирина. Ну, пойми же, Зина, для чего и для кого я скрывала свои чувства! Неужели ты думаешь, что я не хотла теб счастья? И затмъ, чтобы любить — мн не нужно непремнно обладать любимымъ человкомъ, мн нужно только знать, что этотъ человкъ рядомъ, видть ого, слышать, и я буду уже счастлива.

Зина. Ну, а мн этого мало.

Ирина. Я это знаю. Вотъ поэтому-то я никогда и не говорила теб о себ. Притомъ я была такъ уврена, что онъ-то тебя очень любитъ… И вдругъ… (Тяжело переводитъ дыханіе) Я узнаю, что все это была ложь. (Замтивъ, что Зина снова готова заплакать, подходитъ къ ней и ласково гладитъ ея волосы). Ну, перестань плакать, успокойся, онъ скоро вернется!

Зина (громко плача). Онъ никогда не любилъ меня!

Ирина (остановится на колни и кладетъ голову Зины къ себ на плечо). Ну, не надо же плакать, а то и я сейчасъ заплачу, вдь и мн также тяжело… Ну, перестань же Зина! (Зина плачетъ тихо. Пауза).

Ирина (поднимается, садится рядомъ съ Зиной и наклоняетъ ея голову къ себ, затмъ говоритъ, какъ будто про себя). И ни одного слова, ни одного намека… Милый, милый…

Зина (перестаетъ плакать, настораживается и старается отстранить Ирину). Пусти меня!

Ирина (нжно). Ты все-таки сердишься на меня? Напрасно, разв ты уврена, что его письмо не является такой же ложью? Мн кажется, если бы онъ любилъ на самомъ дл меня, а не тебя, ему не зачмъ было бы разыгрывать роль твоего жениха… Однако, какъ все это странно!

Зина (нервно). Вдь онъ же и пишетъ, что его женитьба была бы только ложью потому, что онъ любитъ тебя, а я… (голосъ обрывается, и Зина снова начинаетъ плакать, прислонившись лицомъ къ стнк дивана).

Анна Гавриловна (входя). На вокзалъ пошли, Коля, безъ галошъ (замчаетъ плачущую Зину). А Зина опять плачетъ?

Ирина. Мама, значитъ мы не удемъ сегодня?

Анна Гавриловна. Кто васъ знаетъ? У меня даже руки опускаются, и ничего я не понимаю!

Ирина (вставая). Но вдь надо же готовиться, давайте я вамъ буду помогать. Вы только скажите, куда и что укладывать? (Берется за нкоторыя вещи).

Анна Гавриловна. Да здсь нечего и укладывать, лучше пойди, посмотри за Мальвиной, чтобы посуду не перебила. (Ирина и Анна Гавриловна уходятъ,— Зина встаетъ, утираетъ платкомъ глаза и поспшно уходитъ за ними. За сценой голосъ Анны Гавриловна: ‘А ты лягъ, усни Зина, вдь всю ночь не спала’. Слышно, какъ гремятъ посудой и что-то передвигаютъ).

Гульковскій (входя съ террасы). Никого нтъ! (Бросаетъ фуражку на стулъ, подходитъ къ окну и напваетъ какой-то печальный мотивъ).

Ирина (появляясь въ дверяхъ). Это вы, Станиславъ Павловичъ? А гд же Николай?

Гульковскій (оборачиваясь). На вокзал остался… Ну, говорите, чмъ я могу вамъ быть полезнымъ?

Ирина (входя въ комнату). А вы и въ самомъ дл думали, что васъ укладывать вещи заставятъ? Нтъ, сегодня все равно не удемъ. (Садится на диванъ). Лучше садитесь, да разскажите о томъ камешк, который вы для меня приготовили.

Гульковскій (загадочно). А разв васъ это очень интересуетъ? (Садится противъ Ирины).

Ирина. Я думаю, что это что-нибудь очень остроумное?

Гульковскій. Если вы такъ думаете, то вамъ придется глубоко разочароваться. (Серьезно). Это васъ можетъ даже огорчить. Вамъ не страшно?

Ирина. Ничего не понимаю, ну, говорите скорй!

Гульковскій. Вы давно не встрчали господина Берозина?

Ирина (испуганно). А разв это его касается?

Гульковскій. Съ вашего позволенія, да.

Ирина. Ну, и въ чемъ же дло?

Гульковскій. Если вы отъ него или о немъ давно не получали извстій, то, конечно, ничего по знаете.

Ирина. Да, что съ нимъ такое, говорите толкомъ?

Гульковскій. О, особеннаго съ нимъ ничего не случилось, если не считать особеннымъ того сквернаго случая, когда я ему разбилъ физіономію, и ему теперь стыдно на улицу показаться. (Встаетъ и ходитъ по комнат).

Ирина (недоумвающе и гнвно). Что за дикія выходки, Боже мой?!

Гульковскій. Что же длать, уважаемая Ирина Семеновна, если человкъ самъ того заслуживаетъ.

Ирина. Наконецъ, это невыносимо! Слушайте, Станиславъ Павловичъ, я не думаю, что вообще деликатно говорить о серьезныхъ вещахъ загадками.

Гульковскій. Бога ради, простите, я вовсе не хотлъ вамъ объ этомъ разсказывать, лучше, если бы вы узнали обо всемъ отъ другихъ, да боюсь, будетъ поздно. Ну-съ слушайте, но сначала успокоитесь!

Ирина. Хорошо, я слушаю.

Гульковскій. Собственно говоря, все, что произошло съ Березинымъ — пустяки и для него, пожалуй, вполн естественно, но разъ этотъ человкъ все время пользовался вашимъ расположеніемъ, я, конечно, не могъ допустить, чтобы этотъ человкъ могъ безнаказанно глумиться надъ вашимъ именемъ.

Ирина (испуганно). Что такое?

Гульковскій (спокойно). Вы общали не волноваться. Господинъ Березинъ, какъ я и ожидалъ, оказался просто лжецомъ, но превышающимъ всякія ожиданія. (Замтивъ, что Ирина хочетъ говоритъ). Еще минутку терпнія. Надняхъ онъ продалъ одинъ замчательный рисунокъ, принадлежащій начинающей двушк-художниц, за свой собственный, и, конечно, это очень скоро узналось.

Ирина, (живо). И вы вполн уврены, что это былъ не его рисунокъ?

Гульковскій. Ну, конечно. Вдь это доказалъ профессоръ, подъ наблюденіемъ котораго готовился рисунокъ.

Ирина (подавленно). Боже мой, какъ это пивко!

Гульковскій. Совершенно съ вами согласенъ, по васъ то пока это не касается.

Ирина. Ну, что же еще?

Гульковскій. Вы, наврное, отлично помните, что я ни разу не слыхалъ отъ васъ о вашей съ нимъ переписк, и, конечно, никакъ не могъ знать содержанія вашихъ писемъ… Вы догадываетесь?

Ирина (закрывая лицо руками). Господи, неужели это не сонъ?

Гульковскій. Я не понимаю только, о чемъ вы такъ сокрушаетесь? Отъ каждаго человка можно ждать подлости, и притомъ Березинъ, когда читалъ своимъ пріятелямъ въ кабачк ваши письма къ нему, во-первыхъ, былъ пьянъ, а во-вторыхъ, наврное по думалъ, что васъ изъ нихъ кто-либо знаетъ. А про меня онъ наврное забылъ.

Ирина (измученно). Какая подлость. Какой позоръ…

Гульковскій. Да вдь я говорю вамъ, что нтъ смысла особенно огорчаться, за подлость я его побилъ, письма я у него отнялъ и, ужъ не прогнвайтесь, тамъ и сжегъ.

Ирина (готовая разразиться рыданіями, но стараясь овладть собой). Вы хорошій человкъ, благодарю васъ! Но вы не знаете, что я полчаса тому назадъ отправила ему еще письмо.

Гульковскій. Хорошій я или плохой человкъ, это еще не доказано, а вотъ письмо-то ему напрасно послали. (Отходитъ въ другую сторону).

Ирина. Станиславъ Павловичъ! Вы не знаете, какую боль сдлали мн своимъ извстіемъ. Вдь я любила его, и, если это чувство было не такъ велико, то все же онъ былъ и могъ стать единственнымъ идеаломъ въ моей жизни, а вы отняли его у меня!

Гульковскій (растерянно). Простите, я не хотлъ васъ обидть!

Ирина. Ахъ, зачмъ вы такъ говорите! Конечно, вы не виноваты, я не знаю, что говорю. Сегодня самый несчастный день моей жизни, все рухнуло, все отнято…

Гульковскій. Откуда вы взяли, что у васъ все отнято? Жизнь — это непрерывная цнъ мгновеній. Умйте ими пользоваться, и ваша жизнь не будетъ пуста. (Пауза).

Анна Гавриловна (входя). Зина все-таки угомонилась, кажется заснула.

Ирина (разсянно). Да, сонъ — это единственное состояніе, способное утолить жажду жизни.

Анна Гавриловна (замчая Гульковскаго). Станиславъ Павловичъ здсь, а Коля разв не вернулся вмст?

Гульковскій. Нтъ, онъ на вокзал остался.

Анна Гавриловна. Ну, что это за человкъ? Теперь ясно, что сегодня не удемъ. (Поднимаетъ и кладетъ въ сторону нкоторыя вещи).

Гульковскій. Разв Зинаида Семеновна больна?

Ирина. Да, Станиславъ Павловичъ, у нея отняли жениха и возможность стать самостоятельной.

Гульковскій (позируя). Надежды и ложь наполняютъ нашу жизнь и отравляютъ наше стремленіе къ идеалу, такъ говоритъ Заратустра, сынъ человческій.

(На улиц раздается тихое погребальное пніе).

Ирина. Быть можетъ, этого онъ и не говорилъ?

Анна Гавриловна. Покойника несутъ. (Идетъ на терассу, Ирина и Гульковскій идутъ за ней и останавливаются въ дверяхъ).

Мальвина (входя). Барыня, извозчики пріхали!

(Ее никто не слышитъ).
(Занавсъ).

ДЙСТВЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

На сцен обстановка перваго дйствія. Раннее утро. Мальвина входитъ, тихо сметаетъ пыль съ мебели, переставляетъ вещи, неловкимъ движеніемъ роняетъ на полъ фарфоровую пепельницу, послдняя разбивается, Мальвина тихо вскрикиваетъ. Изъ двери, ведущей въ столовую, показывается Анна Гавриловна. На ней блая ночная кофта и блый чепецъ.

Анна Гавриловна. Опять Мальвина ты что-то разбила?

Мальвина. Нечаянно, барыня, пепельница упала и разбилась.

Анна Гавриловна. Все у тебя нечаянно. Эхъ, вдь это барина любимая пепельница, подарокъ. (Разсматриваетъ черепки).

Мальвина. Что вы, барыня, онъ на нее и вниманія не обращалъ, онъ окурки бросаетъ куда попало. Вотъ сейчасъ въ цвтахъ сколько было набросано!

Анна Гавриловна. А ты поменьше разговаривай. (Хочетъ уходитъ, затмъ мняя тонъ). Теб Зина ничего не говорила, куда она ушла вчера вечеромъ?

Мальвина (смутилась. Она, какъ водится, знаетъ какую-то тайну, одной ей извстную). Что вы, барыня, мн барышня ничего не говорила. Он только надли лиловое платье и новую шляпу, надушились и говорили, что пойдутъ къ своему жениху.

Анна Гавриловна. Это къ какому же жениху?

Мальвина (спохватившись, что обмолвилась). Это он наврное шутили, барыня, ну, какой же женихъ, какой-то старый офицеръ. Он, будто бы, богатый и имъ общалъ хорошій подарокъ подарить, и денегъ дать общалъ. Мн и то барышня общали десять рублей подарить.

Анна Гавриловна. Что это ты говоришь, Мальвина. Я ничего не понимаю.

Мальвина. Да вдь, можетъ быть, барышня шутила все. Она говорила, что у офицера большая барская квартира, и что сегодня ночевать он тамъ будутъ.

Анна Гавриловна (страшно взволнованная, готова расплакаться). Ахъ, какія глупости ты говоришь, Мальвина. Барышня наврное у подруги ночевала.

Мальвина. Ахъ, барыня, у барышни никакихъ подругъ-то и нтъ. (Пауза. Анна Гавриловна тихо подвигается къ двери въ переднюю. Какъ бы про себя). Вотъ баринъ тоже какой день дома не ночуетъ. Сегодня я лампу до самаго утра въ прихожей не гасила, думала, что придутъ, а ихъ и сейчасъ все нтъ.

Анна Гавриловна. А ты не болтай зря языкомъ-то. Баринъ, знаешь, съ Станиславомъ Павловичемъ въ клубъ ухалъ. (Немного помолчавъ, идетъ. Въ дверяхъ оборачивается). Ковры-то не забудь вытрясти.

(Молчаніе. Затмъ слышенъ звонокъ. Мальвина идетъ открывать дверь. Въ передней видно, какъ Гульковскій и швейцаръ вводятъ Николая. Онъ едва держится на ногахъ. Въ передней показываются Анна Гавриловна и Ирина. Слышны сдержанныя восклицанія, отдльныя голоса: ‘Доктора нужно!’ ‘Что съ нимъ?’ ‘Куда — въ кабинетъ?’ ‘Нтъ, въ спальню, пожалуйста’. Уходятъ въ двери налво Затмъ, мужской голосъ слышно, какъ говоритъ по телефону: ’41—55′, пауза, ‘мерси’, пауза, ‘Квартира доктора Иржецкаго?’, пауза, ‘Попросите доктора сейчасъ же пріхать къ Колодинымъ’. Все стихаетъ. Изъ передней входитъ Гульковскій въ пальто. Онъ, видимо, взволнованъ и утомленъ. Блдный сг’ воспаленными глазами отъ проведенной безъ сна ночи. Одновременно изъ столовой входитъ Ирина, одта небрежно и также страшно взволнована).

Ирина. Ахъ, Станиславъ Павловичъ, сколько вамъ хлопотъ било. Мн даже совстно при мысли, въ какомъ мы у васъ въ долгу. (Опускается въ изнеможеніи на стулъ).

Гульковскій (также садясь). Полноте, Ирина Семеновна, я вамъ больше обязанъ. А съ Николаемъ мы вмст были. Не могъ же я его бросить. (Короткая пауза). Однако, дло то, пожалуй, очень скверно. При его натур такую встряску трудно перенесть.

Ирина. Но какъ это все случилось, Станиславъ Павловичъ?

Гульковскій. Совершенно неожиданно. Николай много игралъ. Ему чертовски не везло. Нсколько разъ онъ уходилъ въ буфетъ и пилъ. Онъ у кого-то взялъ взаймы денегъ и спросилъ карту. Карта была бита. Я не усплъ понять, въ чемъ дло. Николай хлопнулся на полъ и — гляжу -лежитъ безъ памяти. Между игроковъ оказался какой-то военный докторъ, хотя и порядочно пьяный, онъ помогъ привести его въ чувство. Ну, а затмъ его перенесли въ маленькую гостинную, подождали, пока онъ немного оправится, и похали сюда.

Ирина. Послушайте, Станиславъ Павловичъ, не сердитесь, вы не скроете отъ меня, онъ много проигралъ?

Гульковскій. Да нтъ же, Ирина Семеновна, дло не въ проигрыш.

Ирина. Опять вы меня пугаете.

Гульковскій. А вы не пугайтесь. Не деньги свои онъ проигралъ, а душу свою, вотъ чмъ онъ до сихъ поръ жилъ, мыслилъ, свой интересъ къ жизни онъ проигралъ. (Помолчавъ). И ужъ едва ли когда отыграется.

Ирина (съ мольбой). Но почему, почему?

Гульковскій (спокойно). Вамъ это лучше знать, Ирина Семеновна. (Съ ироніей). Вы его жена и, значитъ, самый близкій человкъ. Не теперь, а прежде, думаю я, съ вами онъ былъ откровеннй. Быть можетъ, первое ваше невниманіе, первое нежеланіе заинтересоваться его какимъ-либо дломъ, стремленіемъ, просто капризомъ,— отодвинуло его отъ васъ, а теченіе самого времени изъ образовавшейся щолочки сдлало непереходимую бездну.

Ирина. По вдь вы ужо знаете, что онъ самъ оказался не тмъ, чмъ я его знала раньше.

Гульковскій. Прекрасно. А не думаете ли вы, что вы сами были тому причиной?

Ирина. Нтъ, не думаю.

Гульковскій. Только громадный геній, талантъ справляется самъ со всми препятствіями, а не требуетъ поддержки, но что было бы съ тми маленькими дарованьицами, которыя бываютъ иногда близко и необходиме въ нашей будничной жизни, если бы мы не поддерживали ихъ во-время?

Ирина. Но что и какъ могла я это сдлать?

Гульковскій. Маленькой ложью, небольшими компромиссами съ своимъ собственнымъ чувствомъ, ничтожной лестью по адресу этого непризнаннаго таланта, и дло могло бы быть улажено. Вашъ мужъ, если не сдлалъ бы многаго, то, во всякомъ случа, его не погубило бы собственное разочарованіе.

Ирина (съ тоской). Ложь… Ложь, но я не хочу, поймите, что не хочу никакой лжи. Вдь я уже сто разъ говорила, что всякая ложь мн противна.

Гульковскій. Что же длать, Ирина Семеновна, жизнь постоянно требуетъ небольшихъ уступокъ. Вотъ хотя бы я окончательно ршилъ осенью ухать въ деревню, а вдь помогъ. Шумъ городской мн дорогъ, вотъ движеніе это по улицамъ, кабаки эти грязные, проститутки… Все это захватываетъ, увлекаетъ меня, кружитъ голову, а въ деревн тишина, а тишины-то я боюсь.

Ирина. Но вдь это же совсмъ не то. Здсь я не вижу никакого обмана.

Гульковскій. Нтъ, есть. Вотъ въ томъ, что здсь въ город я сталъ пропащимъ человкомъ, сдлалъ такой же свою жену, и таковы же будутъ мои дти. Что я творю одно преступленіе за другимъ — все это я самъ сознаю, и обманываю себя тмъ, что слабъ я, что сама природа сдлала меня такимъ, придумываю разныя аксіомы, Ницше для успокоенія совсти читаю. Эхъ, Ирина Семеновна, сколько я въ своей собственной жизни совралъ, такъ ни одному хорошему актеру на сцен въ сто лтъ по пересказать.

Ирина (раздумчиво). Нтъ, тогда лучше умереть.

Гульковскій (декламируя). Такъ говоритъ Заратустра: если не удается жизнь, если червякъ гложетъ твое сердце,— знай удастся смерть.

Ирина (нервно вздрагиваетъ).

(Изъ столовой входитъ Анна Гавриловна. Она теперь одта въ темное платье. Гульковскій встаетъ и ходитъ по комнат).

Анна Гавриловна. Иринушка, Зина пришла, поди къ ней пожалуйста. Что-то нехорошо съ ней. Со мной она не разговариваетъ.

Ирина. Господи! Опять какое-нибудь несчастье. Гд она ночевала?

Анна Гавриловна. Не знаю, познаю. Поди къ ней! (Ирина уходитъ. Пауза). (Къ Гумковскому). Что это съ Колей-то, Станиславъ Павловичъ? Не умеръ бы онъ!

Гульковскій. Ну, что вы! Поправится! У Николая просто нервное разстройство отъ безсонныхъ ночей и отъ водки. Извините за выраженіе. Вотъ сейчасъ докторъ прідетъ и подниметъ его.

Анна Гавриловна. Охъ, Господи, Господи, и зачмъ я только дожила до такого горя!

Гульковскій. Не отчаивайтесь, Анна Гавриловна, все поправится и снова хорошо будетъ.

Анна Гавриловна. Нтъ, но надюсь я, Станиславъ Павловичъ. Хуже будетъ, а лучше-то едва ли. Вотъ Зина тоже.

Гульковскій. Что съ ней? Мн неудобно какъ-то было спрашивать у Ирины Семеновны. Она здорова?

Анна Гавриловна. Охъ, и не знаю. И говорить страшно. Дома сегодня не ночевала. Но говоритъ, гд была. Сама какая-то странная. Лицо красное. Говоритъ совсмъ нескладно.

Гульковскій (удивленно). Да что вы! (Въ дальней комнат слышны крики Зины).

Анна Гавриловна. Вотъ слышите, она что-то тамъ кричитъ! (Анна Гавриловна и Гульковскій прислушиваются. Крики слышны неясно. Звонокъ въ передней. Входитъ докторъ, поспшно раздвается. Потираетъ отъ холода руки. Здоровается).

Докторъ. Доброе утро, господа. Что случилось? Гд больной или больная? (Хочетъ идти въ кабинетъ).

Анна Гавриловна. Нтъ, сюда попрошу васъ, господина, докторъ. Съ сыномъ что-то случилось. (Докторъ и Анна Гавриловна уходятъ въ дверь въ столовую).

(Но ихъ уход Гульковскій смотритъ на часы, что-то соображаетъ, затмъ идетъ, раздвается въ передней. Возвращается въ гостиную, проводитъ расческой по волосамъ, прислушивается. Смолкнувшіе на минуту отдаленные крики Зины снова возобновились).

Зина (выбгая изъ столовой. Она страшно возбуждена, волосы распустились. Одта въ нарядное лиловое платье). Оставьте меня въ поко. Я не хочу вашихъ совтовъ и сожалній.

Ирина (входя за ней съ заплаканными глазами). Успокойся, Зина, успокойся. Зачмъ ты хочешь насъ обидть?

Зина. Это вы все время обижали меня. Я не могла и не могу васъ обидть. Вы взрослые, а я все время для васъ была двочкой, подросткомъ, котораго можно заставить сдлать, что вы хотите.

Ирина. По вдь это же неправда, Зина! Здсь есть свидтели. Станиславъ Павловичъ знаетъ о нашихъ къ теб отношеніяхъ.

Зина. Да, онъ знаетъ, но онъ будетъ молчать и длать видъ, что все это пустяки, или будетъ всхъ уговаривать и думать, что онъ лучше всхъ.

Гульковскій (улыбаясь). Я вамъ очень благодаренъ, Зинаида Семеновна, за ваше обо мн мнніе. Вы, ей-Богу, мн льстите. По я вамъ скажу откровенно, что вы не правы.

Ирина. Ну, конечно же, не права. (Зина длаетъ движеніе рукой и отходитъ въ сторону).

Гульковскій. Я, какъ выносъ изъ моихъ личныхъ наблюденій (старается говорить спокойно), а въ наблюдательности, я думаю, вы мн не откажете, во всемъ этомъ дом вс относятся къ вамъ съ самой искренней любовью.

Зина (оборачиваясь). Я не хочу и никогда не хотла такой ихъ любви, о которой они мн говорятъ въ глаза, а за спиной шепчутся, что я давно имъ надола, и хорошо бы если я куда-ни будь провалилась. (Пауза). Вдь я ихъ хлбъ ла, въ ихъ платье одвалась. Вотъ и это все имъ принадлежитъ (съ ироніей показываетъ на свое платье. Закрывъ лицо руками, тихо плачетъ). Я не хочу… не хочу…

Гульковскій. Да почему вы такъ думаете? (Къ Ирин). Вы простите, что я вмшался?

Ирина. Ахъ, пожалуйста, Станиславъ Павловичъ!

Гульковскій (къ Зин). Вы напрасно такъ думаете, Зинаида Семеновна. Я отъ вашей сестры, также отъ Николая слышалъ только одно, что по отношенію къ вамъ они имютъ одн только хорошія намренія, заботятся о васъ, сочувствуютъ вамъ.

Зина. Ахъ, оставьте хотя вы-то, Станиславъ Павловичъ. Я уже не та, какая была недавно. Пусть Ирина, если хочетъ, считаетъ меня двочкой, но я уже давно взрослая и все понимаю.

Гульковскій (стараясь говорить весело). Ну, это у васъ ужо изъ Тургенева. Вы наврное ‘Мсяцъ въ деревн недавно читали?

Зина (возмущенная). Бозстыдникъ! Вы сметесь надо мной! (Она едва держится на ногахъ).

Гульковскій (бросается къ Зин, заставляя ее ссть на стулъ). Христосъ съ вами, Зинаида Семеновна, не нужно ничему придавать такое большое значеніе!

Зина (истерично). Нтъ, надо, надо! У меня все взяли. Ирина отняла у меня жениха. Я уже давно не сестра ей. Надо мной вс смются, со мной не разговариваютъ, я здсь хуже прислуги. (Громко рыдаетъ).

Ирина (подходя къ Зин). Что ты говоришь, Зина? Вдь это же неправда! Видишь, я плачу, Зина. Мн больне, чмъ теб. Я виновата, но не въ томъ, въ чемъ ты меня обвиняешь!

Зина (машетъ руками). Все равно. Но я за все вамъ заплачу. Я не хочу оставаться у васъ въ долгу. И мн теперь ничего не стыдно. (Къ Гульковскому). Слышите, я и васъ не стыжусь. (Къ Ирин). А вы за все получите моими собственными деньгами. Вотъ! (Вынимаетъ изъ-за корсажа сторублевый кредитный билетъ, кидаетъ его Ирин, Ирина въ ужас отступаетъ).

Ирина. Что ты длаешь, Зина, опомнись!

Гульковскій (ласково и не зная, что предпринятъ). Да успокойтесь же, Зинаида Семеновна! (Поднимаетъ деньги и кладетъ ихъ на маленькій столикъ)

Зина. Да, я знаю, что говорю. Я сама заработала эти деньги. Ну, и знайте, что я продала себя. Теперь мн не нужно никакого жениха. Я буду зарабатывать для васъ деньги. Я за все… за все заплачу! (Надаетъ на стулъ и громко рыдаетъ).

Ирина. О, Господи, за что это? Я не могу больше (Также въ изнеможеніи облокачивается на столъ).

Гульковскій (нервнымъ движеніемъ закуриваетъ папиросу и быстро ходитъ по комнат. Входитъ докторъ, за нимъ Анна Гавриловна. Докторъ съ удивленіемъ смотритъ на всхъ. Ирина подымаетъ голову).

Докторъ. Ну-съ, господа, можете быть покойны. Николаи Николаевичъ просто разнервничался. Пусть хорошенько отдохнетъ. Завтра я его навщу, только нужно поберечь его отъ всякихъ волненій.

(Зина во время рчи доктора, уже переставшая плакать, встаетъ и, едва держась на ногахъ, идетъ въ столовую. Гульковскій ее поддерживаетъ, оба уходятъ. На нихъ вс съ интересомъ смотрятъ. Анна Гавриловна тихо качаетъ головой).

Докторъ (по уход Зины). Ну, а мн пора и уходить. (Подходитъ къ Ирин). Ну, а вы тожо, какъ водится — неважно себя чувствуете? Дайте-ка пульсъ! Ну, ничего, а все-таки не волнуйтесь. (Къ Анн Гавриловн). Вотъ люди-то неспокойныя! Итакъ, завтра я забгу. Пока всего хорошаго. (Прощается и уходитъ. Ирина и Анна Гавриловна идутъ за нимъ. Видно, какъ докторъ одвается, его выпускаютъ изъ двери. Затмъ об женщины возвращаются. Ирина, снова, садится въ раздумь. Анна Гавриловна стоитъ. Пауза. Изъ столовой возвращается Гульковскій, смотритъ на карманные часы).

Анна Гавриловна. Который часъ, Станиславъ Павловичъ? У насъ, кажется, вс часы остановились.

Гульковскій. Безъ четверти девять, Анна Гавриловна. Мн давно пора бы дома быть. Жена тоже наврное всю ночь не спала дожидалась. Да и васъ-то страшно однихъ оставить.

Анна Гавриловна. Ишь какое горе-то стряслось! Сейчасъ кліенты къ Кол приходить начнутъ. Вы хотя бы побыли пока, все лучше объяснитесь съ ними. Намъ то теперь не до нихъ.

Ирина. Останьтесь, Станиславъ Павловичъ!

Гульковскій. Да, останусь, останусь. Вотъ только попрошу васъ цидульку жен отослать, чтобы знала да вдала, что я цлъ и невредимъ. Пошлите съ Мальвиной. (Вынимаетъ визитную карточку, пишетъ и отдаетъ Анн Гавриловн).

Анна Гавриловна. Сейчасъ, сейчасъ. (Поспшно уходитъ. Слышно, какъ кричитъ: ‘Мальвина, Малвина.)

Ирина (по уход Анны Гавриловны немного успокоившись). Ну, что же, Станиславъ Павловичъ, это и есть семейная жизнь?

Гульковскій. Нтъ, у другихъ это называется по другому: неурядицей, скандаломъ и какъ-то еще. Но это у людей спокойныхъ, довольныхъ своимъ маленькимъ міркомъ, способныхъ примириться со всякими условіями, даже съ самой подлой ложью включительно. У васъ вс эти опредленія не подходятъ.

Ирина. Дальше, Станиславъ Павловичъ!

Гульковскій. Дальше вотъ что: вы искали жизни, движенія, перемны впечатлній,— и вотъ понемногу ваши поиски и желанія въ результат имютъ нкоторый успхъ. Какъ хотите, а на сильныя переживанія вамъ везетъ!

Ирина (укоризненно). Зачмъ такъ жестоко! Вы сметесь надо мной, Станиславъ Павловичъ?

Гульковскій. Нисколько. ‘Коль желать, такъ всей душой’, говорится у Алекся Толстого. А вы, какъ Фаустъ, испугались вами же вызваннаго духа. То-есть, вы испугались простой дйствительности.

Ирина. Мн тяжело, Станиславъ Павловичъ!

Гульковскій. Я это знаю.

Ирина. Что жъ, я почти согласна съ вами, и съ Зиной, что я — причина несчастій Николая и несчастія Зины. Вдь то, о чемъ она говорила, не бредъ. Вы знаете, что если бы не было здсь меня, она вышла бы замужъ за Благина. Они не были бы счастливы, а можетъ быть, зажили бы, какъ живутъ тысячи будничныхъ людей. Благинъ испугался меня, моей любви и страданій Зины, и ухалъ, ушелъ отъ насъ…

Гульковскій (что-то вспомнивъ). Позвольте, позвольте, я позабылъ вамъ передать поразительную новость. Вс эти происшествія совсмъ отбили у меня память. Вдь я вчера встртилъ на улиц самого Благина. Онъ ужо дв недли какъ вернулся, животъ дома. Онъ сегодня хотлъ зайти въ пріемные часы къ Николаю. (Смотритъ на часы). Значитъ онъ сейчасъ долженъ притти.

Ирина (слушавшая съ большимъ волненіемъ и даже изумленіемъ). Что вы говорите, сейчасъ придетъ сюда Благинъ? Что же вы молчали до сихъ поръ, почему вы не сказали этого Зин?

Гульковскій. Право же я позабылъ. Я самъ не понимаю, какъ мн это до сихъ поръ не пришло въ голову.

Ирина. Что же онъ будетъ здсь длать? Зачмъ онъ къ намъ придетъ?

Гульковскій. Вотъ странно! Вдь онъ ходилъ же раньше! Такъ же придетъ и теперь… Разв вы не хотите его видть?

Ирина (раздумчиво). Хочу ли я… Нтъ, пожалуй, не хочу… Это также будетъ тяжело. А, впрочемъ, пусть приходитъ. Я сейчасъ уйду. Вы съ нимъ поговорите. Разскажите, что вы сами хотите.

Гульковскій. Хорошо, я буду съ нимъ говорить, не разсказывать ни о чемъ не буду. (Слышенъ звонокъ).

Ирина. Но онъ ли это? (Встаетъ и быстро уходитъ. Въ дверяхъ передней виденъ очень толстый господинъ въ сромъ казакин. По виду купецъ-лабазникъ. Ирина останавливается въ дверяхъ столовой).

Гульковскій. Нтъ, это не онъ. (Ирина скрывается).

Купецъ (входя). Господина повреннаго могу видть?

Гульковскій. Видите ли, въ чемъ дло. Господинъ Колодинъ ухалъ по важному длу. Быть можетъ, вы мн передадите ваше дло. Я его секретарь.

Купецъ (недоврчиво). Такъ-съ. По длу ухали. Ну что жъ длать, въ другой разъ приду.

Гульковскій. Вы разскажите, въ чемъ дло?

Купецъ. Тутъ дло-то очень щекотливое. Я лучше въ другой разъ.

Гульковскій. Какъ хотите. Я вотъ только говорю, что я могу передать ему вашу просьбу. Посовтую, что вамъ длать.

Купецъ. Нтъ, я лучше къ самому. Дло-то, говорю, очень щекотливое. Баба замшана. Я въ другой разъ. Прощайте.

Гульковскій. До свиданія. (Купецъ уходитъ).

Ирина (входитъ). Что ему? (Жмется у двери).

Гульковскій. На бабу приходилъ жаловаться. Дло, говоритъ, щекотливое. Наврно жена измнила. Трагедія значитъ.

Ирина. Вы все сметесь.

Гульковскій. Я вы все плачете?

Ирина (тихо съ тоской). Я не знаю, куда пойти. Мн хочется отдохнуть, забыться. И мн некуда пойти. Во всей квартир нтъ ни одного свободнаго угла. Везд люди. А я такъ устала! Такъ трудно дышать!

Гульковскій (шутливо). Застрлитесь!

Ирина (испуганно вздрагивая). Что?

Гульковскій. Нтъ, нтъ, я пошутилъ. Вы можете пойти въ комнату Анны Гавриловны и тамъ отдохнуть. Старушка теперь покойно сидть не будетъ. Она наврное у Николая или бгаетъ по хозяйству.

Ирина. Да, вы правы… Я пойду. Пойду. (Ирина уходитъ).

Гульковскій. Вотъ такъ-то лучше. (Идетъ за ней).

(Нкоторое время сцена остается совершенно пустой. И только изъ дальнихъ комнатъ доносятся нкоторые звуки. Затмъ раздается звонокъ. Видно, какъ Мальвина отпираетъ дверь и впускаетъ Благина и Пичугина. Они молча раздваются и входятъ въ гостинную. Изъ столовой возвращается Гульковскій).

Гульковскій (весело). Ага, вотъ и Андрей Благинъ пожаловалъ! (Подаетъ ему руку, затмъ Пичугину). Васъ я тоже давно не встрчалъ. Ну, какъ себя чувствуете, господа?

Благинъ (Осматриваясь). Пока недурно. Спасибо. Почему никого нтъ?

Пичугинъ. А я уже къ этому приникъ. Когда бы я не заходилъ къ Колодинымъ, то прежде всего встрчаю великолпную фигуру Станислава Павловича.

Гульковскій. Правда? А вдь это ненормально, господа. (Садится, за нимъ садятся Благинъ и Пичугинъ.) Вдь у меня есть свой домъ, жена, дти, а я встрчаю гостей въ чужомъ дом!

Благинъ. Это, пожалуй, трудно сказать, какой вамъ домъ родне. Конечно, я смотрю на это съ самой лучшей стороны.

Гульковскій. Я съ вами совершенно согласенъ. Вс событія этого дома имютъ для меня такое же значеніе, какъ и для его постоянныхъ обитателей.

Пичугинъ. Значитъ, воздухъ квартиры Колодиныхъ достаточно полно про питалъ вашъ организмъ?

Гульковскій. Но мн это только пріятно. Николай — мой лучшій другъ, и черезъ него мн такъ же дорога и Ирина Семеновна, и ея сестра.

Пичугинъ. Вы хорошо говорите.

Гульковскій. По крайней мр, мн такъ говорить не стыдно.

Благинъ. А разв Николая Николаевича нтъ дома?

Гульковскій. Да, вашъ визитъ, пожалуй, сегодня не совсмъ удаченъ. Ни Ирина Семеновна, ни Зинаида Семеновна сегодня едва ли вамъ покажутся. (Успокаивающе). По совсти говоря, вс немного хандрятъ.

Благинъ (недоврчиво). Быть можетъ, вы что-нибудь не договариваете?

Пичугинъ. Мн также такъ кажется. (Въ дверяхъ изъ столовой показывается Ирина, но, увидавъ Благина, скрывается за дверь).

Гульковскій. Пожалуй, я и самъ здсь не все знаю.

Пичугинъ (увидвъ Ирину, шутливо). Показалась, показалась… Ирина Семеновна! Ушла. (Идетъ къ двери. Благинъ и Гульковскій также встаютъ. Гульковскій идетъ въ столовую, кричитъ тамъ ‘Ирина Семеновна!’, возвращается обратно).

Гульковскій. Ушла. Вотъ видите, какъ все это странно. (Пауза. Вс трое не знаютъ, что длать и что говорить).

Гульковскій (Плагину). Да что же я не спрошу, вы теперь прочно поселились въ город или снова удете?

Благинъ. Да, я хотлъ бы уссться здсь попрочне. Хорошенько заняться работой. Боюсь только, не измнило бы мн настроеніе!

Пичугинъ. О, недолговчность поэтическаго настроенія!

Анна Гавриловна (тихо входя въ комнату). Здравствуйте, Андрей Сергевичъ. Давненько мы васъ не видали. (Къ Пичугину). Здравствуйте, молодой человкъ.

Благинъ. Какъ вы поживаете?

Анна Гавриловна. Охъ, Андрей Сергевичъ, и не спрашивайте: плохо!

(Изъ столовой слышенъ голосъ Зины: ‘Пустите, пустите, я хочу видть!’ Вбгаетъ Зина. На нее вс смотрятъ съ удивленіемъ. Она отыскиваетъ глазами Благина).

Зина (къ Благину дрожащимъ голосомъ). Вы пришли?

Благинъ (идетъ къ ней). Здравствуй… Здравствуйте, Зинаида Семеновна. (Протягиваетъ ей руку. Зина отворачивается).

Пичугинъ. А со мной будете здороваться? (Зина подаетъ руку, Пичугинъ расшаркивается).

Зина (къ Благину, сильно волнуясь). Зачмъ вы пришли? Обо мн вспомнили! Соскучились. Ну, чтожъ, я такая же по-вашему? Не перемнилась? (Начинаетъ смяться, сначала тихо, потомъ все громче, смхъ смняется истерическими рыданіями и Зина падаетъ. Ее во-время подхватываютъ Гульковскій и Пичугинъ. Благинъ спшитъ налить воды и подноситъ Зин. Затмъ ее тихо кладутъ на, диванъ и нкоторое время все тихо. Вдругъ въ дальней комнат раздается крикъ Мальвины, и черезъ минуту она врывается въ гостиную, продолжая кричатъ).

Мальвина. Охъ, батюшки, тамъ барыня… упала… отравилась… Охъ, батюшки!..

Голоса. Что ты?.. Гд?.. Что такое?.. (Вс поспшно уходятъ съ Мальвиной. Зина приподымаетъ голову и прислушивается)

Занавсъ.

Леонидъ Лобачебъ.

‘ЛОЖЬ’.

‘ЛОЖЬ’.

ДЙСТВЕ ПЕРВОЕ.

ДЙСТВЕ ВТОРОЕ.

ДЙСТВЕ ТРЕТЬЕ.

ДЙСТВЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Читайте также: